Поиск авторов по алфавиту

Автор:Голубинский Евгений Евсигнеевич

Митрополит Киприан

297

МИТРОПОЛИТ КИПРИАН.

 

Никоновская летопись и Степенная книга, не совсем понятным для нас образом допуская ошибку, называют митр. Киприана Сербином 1). На самом деле он был не Серб, а Болгарин. Его родиной был стольный город Болгарии Тернов; семейство, в котором он родился, было знатное боярское семейство Цамблаков. Он был родной дядя по отцу известного литовского митрополита Григория Цамблака и, как принимают, без достаточного впрочем основания, родственник последнего болгарского (терновского) патриарха Евфимия 2).

1) Никон. лет. V, 2, Степени, кн. I, 465 sub fin.. Можно было бы подумать что летопись и книга употребляют название Сербин не в собственном и точном смысле Серба, а в общем и неточном смысле Славянина Балканского полуострова, так как во времена Киприановы Сербы во всех отношениях преимуществовали над Болгарами. Но Григория Цамблака обе они называют не Сер— бином, а Болгарином.

2) Что Киприан был дядя по отцу Григория Цамблака, а следовательно и сам—Цамблак, и что он родился в Тернове, см. похвальное (надгробное) слово Григория Киприану (напечатано архим. Леонидом в I книге Чтений Общ. Ист. и Древн. 1872 го года; выдержки из него, что есть в нем исторического, — в статье Л. В. Горского о митр. Фотии, напеч. в Прибавлл. к творр. свв. отцц.. ч. XI, стр. 28 прим., в Описании синодд. ркип. № 235, л. 236, стр. 139—140, и в 15-й лекции Шевырева по истории русской словесности. «Его же убо,—говорит Григорий о Киприане, наше отечество изнесе..., брат беаще нашему отцю»). О знатности семейства Цамблаков свидетельствует сохранившийся до настоящего времени болгарский синодик недели православия, писанный в XIV веке, и известный по первому государю, введшему его в Болгарии, под именем синодика царя Бориса, в котором записан Цамбдак, саном великий примикирий, что по-нашему есть обер-церемонимейстер двора и вместе начальник государевой квартиры на войне (синодик напечатан в XXI книге Временника Общ. Ист. и Древн. и не давно, более исправным образом во II томе Известий Русского Археологического Общества в Константинополе. Наш не названный по имени Цамблак должен быть причисляем к исключительно знаменитым людям, потому что по этой

 

 

298

Из времени жизни Киприана до его поступления в клир патриарха Константинопольского, в качестве чиновника последнего, каковым он является в нашей истории, нам известно, что он долгое или недолгое время монашествовал на Афоне 1).

Не совсем понятно или лучше сказать—совсем не понятно? каким образом Киприан, будучи родом не Грек, а Болгарин, мог попасть в чиновные клирики («клирошане») патриарха константинопольского. Так как патр. Филофей, при котором он является клириком, был с Афона (из настоятелей лавры св. Афанасия), то можно было бы предполагать, что он приобрел расположение сего патриарха в свое пребывание на Афоне; но трудно допускать это по соображениям времени 2). Другое, что можно указывать в объяснение

только причине он мог быть внесен в Синодик недели православия вместе с другими немногими боярами. Вероятно, он убит был, пострадав таким образом за веру и отечество, в одном из сражений с Турками). Свидетельство о родстве митр. Киприана с патр. Евфимием думают находить в том же похвальном слове Григория Цамблака митр. Киприану. Но принимаемые за свидетельство слова Григория весьма неясны; рассказывая о посещении Киприаном Тернова во время его путешествия из России в Константинополь в 1379-м году, Григорий говорит, что Киприан видел «свое отечество тако правимо, яко многим похвалам достойно бяше, своею же и великого Евфимия таковая кормлениа держаща», и требуемое свидетельство хотят видеть в подчеркнутом нами слове: «своего же», которое понимают в том смысле, что Григорий называет Евфимия своим Киприану. Между тем первый в своем похвальном слове Евфимию (напечатано в Гласнике, XXII, 258) не делает никакого намека на то, чтобы он сам, а следовательно—и его дядя Киприан, был родственником Евфимия. Известно послание Евфимия к Киприану, писанное в то время, как последний был монахом Афонским (напечатано в Христианск. Чтен. 1882-го года за месяц Июль, cfr в Опис. синодд. ркпп. № 208, л. 284 об., также в статье а. Л.—да «Киприан до возшествия на московскую кафедру», помещенной во II книге Чтений Общ. Ист. и Древн. за 1869-й год): тон, каким преподаются в послании наставления Киприану, дает видеть в Евфимии или его отца по монашеству или старшого родственника по плоти, но в виду сейчас сказанного вероятнее разуметь первое, чем второе.

1) Помянутое в предыдущем примечании послание Евфимия к Киприану надписывается: «К Киприану мниху, живущу в святей горе Афоньстей». Сам Киприан в послании к игумену Афанасию говорит, что он был на Афоне, при чем выражается так, что заставляет предполагать пребывание недолговременное; делая по одному поводу ссылку на монахов Святой горы, он прибавляет: «юже и сам аз видех», — Акт. Истор. т. I, J6 253, стр. 480 col. 1 нач., и в Памятнн. Павлов а col. 263.

2) Филофей оставил Афон, чтобы занять кафедру митрополита Ираклийского (откуда он поставлен был в патриархи) не позднее 1350-го года, см. Acta

 

 

299

непонятного случая, есть то, что Киприан имел в Константинополе родственные влиятельные связи. Между константинопольскими знатными боярами, так же как между терновскими, были Цамблаки 1). Можно думать, что те и другие Цамблаки представляли одну фамилию, разделившуюся таким образом, что одна ее половина, которая-нибудь, «отъехала «на службу к чужому двору, и что константинопольские Цамблаки, быв родственниками Киприана, и устроили его служебную карьеру, доставив ему место патриаршего клирика или—что тоже— поставив его на дорогу к архиерейству 1).

Историю Киприана от его прибытия в Москву в качестве патриаршего апокрисиария или посла при жизни св. Алексия и до его утверждения в сане митрополита всея России мы передали выше. К истории его победы над Пимином может быть прибавлено то, что есть вероятность подозревать здесь те же придворные влияния, о которых мы сказали сейчас. В Мае месяце 1387-го года Киприан, проживавший в Константинополе в ожидании суда с Пимином, послан был императором в Литву по какому-то его государственному

Patriarchat. Constantinop. Миклошта,I, 300. Но Киприану, который умер в 1406-м году, не могло быть тогда более 20 лет. Если он и мог уже прийти тогда на Афон, то трудно допустить, чтобы менее чем 20-летним юношей он заставил Филофея составить о себе мнение, как о человеке, способном и достойном занимать высшие церковные должности.

1) Ио. Контакузин упоминает под 1330 — 1352-м годами об Арсении Цамблаке (ὁ Τζαμπλάκων), который занимал придворную доверенную должность, называвшуюся μέγας παπίας и состоявшую в охранении императорского дворца в качестве его коменданта (μέγας παπίας имел у себя ключи от ворот города или ограды императорского дворца, отпирал и запирал их),—Lib. II, сс. 22 и 27, Lib. III, сс. 11 и 42, Lib. IV, с. 32. В греческом сатирическом сочинении начала XV века: «Путешествие в ад Мазари» (Ἐπιδημία Μαζάρι ἐν δου) упоминается известный в свое время кавалер Цамблак: Τζαμπλἀκων ἐκεῖνος ὁ καβαλλάριος,—у Боассонадав Anecdota Graeca, III, 121. — Что касается до патриарха терновского Евфимия, то не знаем, имел ли бы он охоту устраивать судьбу Киприана, но во всяком случае должно думать, что сам он поставлен был в патриархи не ранее или только весьма немного ранее того, как Киприан поставлен был в митрополиты, см. нашу книгу Краткий очерк истории православных церквей Болгарской, Сербской и Румынской, стр. 87.

2) В качестве какого чиновника состоял Киприан при патр. Филофее, остается нам неизвестным. Соборное деяние 1389-го года говорит, что он послан был в Россию патриархом как οἰκεῖος αὐτοῦ καλόγηρος,—в Памятнн. Павлова, № 33, col. 199.

 

 

300

делу 1). Можно думать, что Киприана рекомендовали императору и устроили так, чтобы он оказал или попытался оказать последнему государственную услугу, его родственники, находившиеся при императорском дворе.

Патр. Нил своим соборным определением, имевшим место в конце 1387-го—в начале 1388-го года провозгласил Пимина низложенным с кафедры и объявил Киприана законным митрополитом всея России. Но Киприану нужно было достигнуть примирения с великим князем Димитрием Ивановичем, и он после этого определения не поспешил в Москву, а оставался жить в Константинополе. В Январе месяце 1389-го года место умершего Нила занял новый патриарх—Антоний. Этот последний в самом непродолжительном времени после вступления на престол, в Феврале месяце того же 1389-го года, подтвердил соборное определение Нила, объявлявшее низложенным с кафедры Пимина и признававшее законным митрополитом всея России Киприана. Мы не знаем, какого успеха достиг Киприан в продолжение года с своею попыткой примириться с великим князем. Но вскоре после подтвердительного соборного определения патр. Антония, 19-го Мая 1389-го года, скончался Дмитрий Иванович Донской. Заступивший его место сын его Василий Дмитриевич, подчиняясь соборным приговорам, изъявил желание принять Киприана, и последний прибыл в Москву, чтобы занять кафедру митрополии всея России.

При отправлении Киприана из Константинополя на Русь мы видим при нем ростовского архиепископа (бывшего симоновского игумена-архимандрита) Феодора. Это необходимо понимать так, что вел. кн. Василий Дмитриевич по своем вступлении на великокняжеский престол послал в Константинополь Феодора звать в Москву Киприана. Сохранился до настоящего времени на славянском языке заемный вексель, который 8-го Сентября 1389-го года Киприан и Феодор дали в Константинополе ближнему человеку императора, Николаю Нотаре диерминевту, в тысяче старых новгородских рублей 2). Эти

1) Соборная грамота о сем в Памятниках Павлова, № 32, col. 189.

2) Напечатан в Акт. Ист., т. I, № 252. стр. 478. В самом своем тексте вексель или но нашему по старому кабала называется «тавуларьскою грамотою». Это значит: нотариальный акт, — акт, написанный у нотариуса (Tabularium.— контора нотариуса). О Николае Нотаре, который при имп. Иоанне Палеологе (1341— 1390) был диермитевтом или переводчиком (драгоманом, см. Дюк. Gloss. Graecit. под сл. διερμηνευτής), а преемником Иоанна Мануилом возведен в великие диерминевты, см. у Дуки и у Франтцы.

 

 

301

тысяча рублей, как должно думать, были израсходованы на прощальные подарки императору с его сановниками и патриарху с его чиновниками. А так как нельзя полагать, чтобы Феодор прибыл от великого князя без денег, то на эту тысячу рублей нужно собственно смотреть как только на дополнение к не хватившим наличным деньгам 1). 1-го Октября 1389-го года Киприан отправился из Константинополя в Россию 2). В минуту отправления, кроме Феодора ростовского, находились при нем в Константинополе и потом возвратились вместе с ним еще два русских епископа: Михаил смоленский и Иона волынский 3); Михаил сопровождал Пимина в его последнее путешествие в Константинополь и от митрополита, объявленного низложенным, перешел там к митрополиту, объявленному законным; как и зачем попал в Константинополь епископ волынский, не видно, но вероятно, что он принес Киприану деньги с его литовской митрополии 4). Патриарх послал с Киприаном в качестве своих апокрисиариев, имевших водворить его на кафедре, двух своих митрополитов (тех самых—адрианопольского и ганского, которые приходили в 1384—85-м году). По переплытии Черного моря высадившись в Белгороде или нынешнем Аккермане, куда прибит был бурею 5), Киприан держал свой путь на Киев. Из Киева  он отправился в Москву перед великим заговением 1390-го года (которое было 14-го Февраля) и прибыл в нее в сопровождении двух

1) О Феодоре летописи говорят, что патр. Антоний дал ему архиепископию,— Никон. лет. IV, 197, Воскр. в Собр. летт. VIII, 60. Это должно понимать так, что патриарх подтвердил Феодору титул архиепископа, который прежде был дан  ему Пимином.

2) Никон. лет. IV, 171.

3) Ibidd.

4) В Июле месяце 1389-го года был поставлен в Константинополе патриархом архиепископ суздальский Евфросин (в Памятнн..V 34, col. 229), посланный из России в 1386-м году (Никон, лет. IV, 151 нач., Воскрес. лет. в Собр. VIII, 50, а под Апрелем месяцем 1389-го года он упоминается у Игнатия смоленского,—в Никон. лет. ibid. стр. 160 нач., как находящийся в России и как уже посвященный в епископы, должно думать, по ошибочной интерполяции Игнатия одним из его переписчиков. Этот третий епископ, поелику имел тяжбу с митрополитом (из-за Нижнего Новгорода и Городца,—в Памятнн. ibidd., см. ниже), вероятно, отправился отдельно от него и ранее его. При везде митрополита в Москву мы видим его в числе епископов, встречающих последнего.

5) Никон. лет. IV, 171 fin..

 

 

302

греческих митрополитов и тести русских епископов (из которых четыре, «кроме Феодора ростовского и Михаила смоленского, или прибыли к нему в Киев или выехали на дорогу), на середокрестной неделе великого поста 1), быв торжественно встречен великим князем 2).

Кафедру митрополии всея России Киприан занимал в продолжение 17-ти лет, с 1390-го года по 1406-й год.

По свидетельству Никоновской летописи, тотчас после его прибытия в Москву явились к нему все епископы русские, чтобы формальным образом выразить ему, что признают его своим законным митрополитом. Этот приезд всех епископов, добровольно ли явившихся или нарочно вызванных митрополитом, должен был иметь смысл замирения после предшествующих беспорядков и замешательств 3).

Первым правительственным делом Киприана по занятии им кафедры был суд над тверским епископом по требованию тверского великого князя. Между тверским великим князем Михайлом Александровичем и тамошним епископом Евфимием Висленём, поставленным от св. Алексия в 1374-м году, 4) было нелюбие, дошедшее в 1387-м году до такой степени, что князь не хотел терпеть епископа на кафедре и этот принужден был удалиться в монастырь 5). В самом непродолжительном времени после прибытия, в Москву, в конце Июня месяца того же 1390-го года, митрополит,

1) Ibid. стр. 193.

2) Великий князь вышел встречать митрополита с своим семейством, с боярами и со всеми жителями Москвы за 9-ть верст от города, к селу Котлы (находящемуся на юг от Москвы, на тульском или серпуховском шоссе). Никола Старый, у которого Киприан облекся в святительский сан или в богослужебные одежды, находился где-то за городом или на конце города в сейчас указанном направлении (и вовсе не есть нынешний Никольский монастырь, что на Никольской улице, хотя и этот назывался Николой Старым, а также по всей вероятности не есть и нынешний Никола в Хлынове, как думает автор Истории иерархии,— VI, 328).

3) Никон. лет. IV, 193 fin.: «тогда же вси епискупы рустии приидоша к Киприану митрополиту на Москву, глаголюще сице: се уже Киприан митрополит всеа Русии бысть».

4) Это поставление замечательно тем, что на нем присутствовал Киприан в качестве посла патриаршего,—Никон. лет. IV, 40.

5) Никон. лет. IV, 152.

 

 

303

по настоянию Михайла Александровича, предпринял путешествие в Тверь, чтобы судить епископа, от которого князь имел решительное желание избавиться. Митрополита сопровождали в его путешествии пришедшие с ним из Константинополя митрополиты греческие и двое епископов русских (Михаил смоленский и Стефан пермский). Не совсем понятно, что митрополит сам предпринял путешествие в Тверь, а не вызвал наоборот епископа тверского в Москву; вероятно думать, что поступил он так с одной стороны—из желания воспользоваться с митрополитами греческими гостеприимством и щедродательностью тверского князя, а с другой стороны—по тому побуждению, что против епископа имели быть представлены обвинения от многих лиц из духовенства, бояр и простых мирян, так что многочисленных свидетелей неудобно было вызывать в Москву. Князь устроил митрополиту с сопровождавшими последнего греческими митрополитами и русскими епископами самую торжественную встречу: за 30-ть верст от Твери приветствовал его внук Михайла Александровича, за 20-ть верст—его старший сын, а за 5-ть верст от города вышел навстречу он сам. В продолжение трех дней были митрополиту с его спутниками со стороны государя лиры великие и дары многие. На четвертый день имел место суд над епископом: во дворце великого князя составился церковно-мирской собор из духовных судей под председательством митрополита и из мирских судей, состоявших из созванных князем его бояр, которых он совокупил с духовными судьями во едино место. Епископ обвиняем был в мятеже и раздоре церковном и на него представлены были чрезвычайно многие и чрезвычайно тяжкие обвинения от архимандритов, игуменов, священников и монахов, от бояр, вельмож и от простых людей. Епископ не мог оправдаться во взведенных на него, обвинениях, и митрополит с собором духовных, нашед последние справедливыми и сделав совершенно неудавшуюся попытку окончить суд миром, приговорил извергнуть его из сана. На место Евфимия, по просьбе князя, митрополит поставил в епископы тверские своего протодиакона (архидиакона) Арсения. К сожалению, остается для нас вовсе неизвестным, в чем именно был обвиняем и найден виновным Евфимий и чем он вооружил против себя князя и свою паству, ибо повествования о суде над ним совершенно не говорят ничего определенного. Дается нам только знать, что дело было какое-то совсем исключительное. Евфимий был обвиняем перед митрополитом решительно всеми; обвинения взводимы были на него до последней степени тяж-

 

 

304   

кия; вражда к нему была самая крайняя и решительно непримиримая: из этого следует, что мы должны представлять себе епископа человеком из ряду вон недостойным. Но за сим как будто скрывалось и еще что-то такое, причиною и виною чего был не епископ: митрополичий протодиакон Арсении, которого великий князь изъявил желание видеть на месте Евфимия, согласился принять и занять кафедру с величайшею неохотой, так что едва поставили его, «виде бо—говорится в повествованиях о суде—тамо (в Твери) брань и вражду многу и смутися и ужасесь..., бояшебося вражды и многих браней?... Имея пред собою случай исключительный, но остающийся для нас совершенно темным, мы можем только в тысячный раз выразить сетование на наших исторических повествователей, что они или ничего не говорят о делах церковных или говорят так, что от речей их нам немного более пользы, чем от молчания.

(О суде Киприана над епископом Евфимием мы имеем два повествования: одно читается в Никоновской летописи,— IV, 195 fin. sqq, другое в отдельном виде,—найдено на вклеенном листе в одну рукопись Синодальной библиотеки и напечатано Карамзиным в 232 прим. к V т. и в Описании Синодд. ркпп. отд. III, ч. 1, стр.. 312 (№ 387, между листами 277 и 278). Оба повествования, по-видимому, современные: часть их речей дословно сходна; суд над епископом, в одном повествовании излагаемый несколько короче, в другом несколько пространнее, в обоих представляется совершенно одинаково: но они разногласят между собою относительно хронологической и внешне-фактической стороны дела. Повествование, читаемое в отдельном виде, которому, как признаваемому за более авторитетное, мы последовали в сем отношении в нашей передаче дела, говорит, что Киприан отправился в Тверь в 1390-м году «с Петрова дни»,—что на соборе, бывшем на четвертый день по приезде, он осудил Евфимия и что 24-го Июля он поставил на его место Арсения. Повествование, читаемое в Никоновской летописи, говорит о двух поездках Киприана в Тверь,—первой «с великого дни? 1391-го года, когда он низложил Евфимия, но не поставил Арсения, и второй в том же году, когда он поставил Арсения 15-го Августа; о первой поездке повествование говорит почти теми же словами, что повествование, читаемое отдельно, об единственной и называет тех же спутников митрополита, что последнее; спутниками митрополита во вторую поездку оно называет всех предшествующих, но к ним прибавляет еще двух епископов (Даниила звенигородского и Иеремию рязанского). Как объяснять и как при-

 

 

305

мирят разногласие двух повествований, остается для нас недоуменным. Читаемое в отдельном виде сказание говорит о суде над епископом: «И бысть на четвертый день (по приезде Киприана в Тверь) събрашася старци и архимандриты и игумены и попове и дьякони и весь священни(че)ский чин ко князю к великому; он же созва свои бояре и свокупи обои в едино место и посла к митрополиту; они же начата жаловатися о мятежи церковнем на Еуфимия епископа божиа Тфери града (нужно читать: епископа Тфери, божиа града), митрополит же совокупи сбор и нача судити, и не обретеся у Еуфимия правда в устех его, якоже рече Давид: муж крив не преполовит дний своих; архимандриты и игумены и попове и бояре истягаша его во многих судех, митрополит же суди (его) по правилом святых отець сбором и извергоша его». Сказание, читаемое в Никоновской летописи, о том же суде над епископом говорит: «На четвертый день собрашася архимандриты и игумены и презвитеры, диакони и весь священнический и иноческий чин к великому князю; он же созва бояре свои и совокупи обои в едино место и священный собор и мирских собор и посла к Киприану митрополиту всея Русии; они же начата жаловатися на своего владыку Висленя тверскаго о мятежи и раздоре церковнем; Киприан же митрополит всеа Русии с епискупы, со всем священным собором и с гостами с митрополиты греческими, сяде на судище и нача судити по божественным и священным правилом святых апостол и святых отец, и быта клеветы (т. е., обвинения 1) многи на Еѵфимия владыку тверскаго,—вси восташа нань, клевещуще (обвиняя), архимандриты и игумены и священницы и бояре и вельможи и простии; Киприан же митрополит со всем священным собором суди по правилом святых апостол и святых отец и повеле епискупу пребывати просто кроме священных, дондежь еще истязав размыслит; князь же великий нача просити иного, Киприан же митрополит со всем священным собором отставиша от епискупства Еѵфимия владыку Висленя». Назначив в епископы тверские, по просьбе Александра Михайловича, своего протодиакона Арсения, митрополит пытался было примирить князя с прежним епископом, но совершенно не успел: «много же смиряше и в любовь вводяше великого

1) Слово клевета в древнее время употреблялось в двух смыслах: в смысле оболгания, как и ныне, и еще в смысле доноса обвинения, cfr Словарь Востокова. Из контекста ясно, что в нашем месте оно употребляется в последнем смысле.

 

 

306

князя со владыкою его Еѵфимием, и не бысть мира и любви, но наипаче вражда и брань велия воздвигашеся, таж потом и ины многи клеветы (обвинения) сотвориша на Еѵфимия владыку Висленя тяжки зело и неудобоносимы, и бысть вражда и брань люта зело, и о сем много смутись Киприан митрополит и не возможе вражды утолити и любви сотворнти». Когда Киприан пошел назад в Москву, взяв с собою Евфпмия, с тем, чтобы поместить его на жительство в своем Чудове монастыре, то не остался в Твери и Арсений, избранный было, но не посвященный в епископы тверские, «бояся владычества прияти в Твери, видя бо тамо брань и вражду многу и смутися и ужасесь». Во второй приезд свой в Тверь, о котором говорится кратко, митрополит поставил Арсения в епископы тверские, при чем «едва умолиша (его) быти епискупом, бояшеся бо вражды и многих браней, и едва поставиша его епискупом»).

От своего предшественника Пимина Киприан наследовал ссору с Новгородцами, к которой он и обратился тотчас после тверского дела.

В великом посте 1385-го года, как сообщают летописи, Новгородцы собрали вече и на нем учинили общее заклятие, скрепленное крестным целованием, в том, что на будущее время не зваться им в Москву на суд к митрополиту, но что судиться им у своего архиепископа, при чем постановили, чтобы на суде у последнего с обеих судящихся или тяжущихся сторон присутствовало по два. боярина и по два житиих мужа 1). В этом заклятии Новгородцев дело шло о том, чтобы на будущее время не обращаться им от суда своего архиепископа с апелляционными жалобами к суду митрополита. В древнее и старое время область юрисдикции наших епископов, как мы говорили прежде 2), была несравненно обширнее, нежели в настоящее время, и именно—их суду подлежали не только духовные в качестве граждан по всем делам гражданским и преступле-

1) Никон. лет. IV, 146, Новгор. 4-я лет. в Собр. летт. IV, 91, так называемая Ростовская лет. у Карамз. V, прим. 106, стр. 36 fin.. Время точным образом (второе воскресенье великого поста) означено в Ростовской летописи. В Никоновской и Новгородской летописях не совсем ясно, на чьем суде постановлено было присутствовать боярам и житиим мужам—архиепископа ли или посадника и тысяцкого, о котором также говорится тут. Но в Ростовской летописи ясно говорится, что—на суде архиепископа, как это нужно понимать и на основании соображений.

2) I т. 1-я полов., стр. 339 sqq.

 

 

307

ниям уголовным, за исключением преступлений самых тяжких, но и миряне довольно по значительному количеству тех и других дел и преступлений. Так, не обращаться с апелляционными жалобами к митрополиту на суд своего архиепископа по тем делам и тяжбам, по которым подлежали суду архиепископа, и учинили Новгородцы на вече свой взаимный клятвенный договор 1). Постановили они, чтобы на будущее время присутствовали на суде у архиепископа по два боярина и по два житие мужа с обеих судящихся и тяжущихся сторон, как это очевидно, с тою целью, чтобы суд архиепископа, долженствовавший быть на будущее время безапелляционным, имел большую твердость и надежность и пользовался большим доверием. Летописи не говорят, был ли договор или приговор делом одних мирян или вместе и духовных, но из дальнейшего видно, что—как одних, так и других. Относящиеся к нашему делу греческие акты, о которых скажем далее, дополняя наши летописи, сообщают нам, что Новгородцы с своим приговором имели в виду не только то, чтобы освободить себя от апелляционного суда митрополита, но и то, чтобы доставить своему архиепископу более или менее значительную независимость от последнего, чтобы приобрести своей церкви как бы своего рода или по крайней мере до некоторой степени самостоятельность: послы новгородские, ходившие по нашему делу к патриарху константинопольскому, говорили ему, как передает он сам в одном из посланий к ним (Новгородцам): οὐδὲνθέλομεν, ἵνα κρινώμεθαεἰςτὸν μητροολίτην, ἀμὴὅτανμηνύσῃτὸν ἐπίσκοπόνμας, νὰὑπάγῃ(не хотим судиться у митрополита, ни того, чтобы когда он позовет к себе нашего епископа, епископ ходил к нему 2); от себя патриарх укоряет Новгородцев, что они не хотят судиться у митрополита и не хотят оказывать ему повиновения по старому обычаю (ὑποταγὴν ἀπονέμεινκατὰτὴνάρχαίανσυνήθειαν 3).

1) Для некоторых ученых составляет вопрос: о каком суде идет тут речь. Но какому иному суду митрополита могли подлежать Новгородцы, кроме суда апелляционного? Относящиеся к делу греческие акты ясно дают знать, что разумеется суд апелляционный, ибо они употребляют о сем суде выражения ἀνακρισις—пересуждение, «пересуд», ἐκκαλεῖνапеллировать,—в Памятнн. Павлова coll. 287, 241 нач. и 255 fin.. Митр. Фотий называет суд судом позывным,— ibid. col. 421 fin., что, очевидно, есть перевод греческого ἔκκλητος δίκη (апелляционный суд).

1) В Памятнн. Павлова col. 255 sub fin..

3) ibid. col. 237, также 241 нач.

 

 

308

По свидетельству греческих актов, Новгородцы постановили свой  приговор вследствие каких-то поводов, данных им митр. Пимином. Но можно думать, что дело было не в одних неизвестных поводах со стороны Пимина и что действительная история нашего случая начинается несколько ранее. В 1346-м году митр. Феогност пожаловал архиепископу новгородскому Василию крещатые ризы. Летописи не говорят, сделал ли он это по собственной инициативе, во изъявление своего благоволения к архиепископу, или же по нарочитой просьбе и нарочитому исканию последнего и Новгородцев; но гораздо вероятнее, что второе, и следует полагать, что чрез доставление своему владыке нового отличия сверх титла архиепископа Новгородцы хмели в виду еще более выдвинуть его из ряда прочих епископов и еще более поставить его в особое положение. Московские великие князья тотчас после того, как в лице Ивана Даниловича Калиты сознали себя великими князьями—собирателями земли, заявили недвусмысленное желание подчинить своей власти Новгород 1); естественно, что в свою очередь и Новгородцы начали заботиться о том, чтобы отстоять себя от московских великих князей. Успев сделать митрополитов своими московскими, князья получили возможность действовать на Новгород через посредство власти митрополитов над его архиепископами; а поэтому и у Новгородцев естественно было явиться стремлению позаботиться о том, чтобы поставить своих архиепископов в возможно большую независимость от митрополитов. И весьма вероятно думать, что они испросили у митр. Феогноста крещатые ризы архиепископу Василию с тою целью, чтобы на основании этого отличия усвоят своим архиепископам особые права, признания которых можно было бы требовать от последующих митрополитов (белый клобук, составлявший отличие новгородских владык и которому Новгородцы усвояли великое значение, был производим ими также от архиепископа Василия; хотя это и неправда, как скажем -ниже, но это показывает, что архиепископу Василию, получившему от митр. Феогноста крещатые ризы, усвоилось ими приобретение особых прав 2). Преемник архиепископа Василия

1) См. 1-ю Новгородскую летопись под 1332} 1333, 1337, 1339 и 1340 годами.

2) В век Феодора Вальсамона полнставрии были употребляемы только некоторыми избраннейшими из митрополитов (I т. 2-я полов., стр. 225), а в век Симеона Солунского—всеми архиереями (у Миняt. 155 р. 716); может быть, в век митр. Феогноста и архиепископа Василия, занимающий середину, они составляли

 

 

309

Моисей, как мы говорили выше, посылал в 1353-м году к императору и патриарху просить у них «благословения и исправления о непотребных вещах, приходящих с насилием от митрополита». Вопреки показанию Никоновской летописи, очень вероятно думать, что тут дело шло не о проторях на постановлениях и не о церковных пошлинах святительских, а именно о крещатых ризах. На пожалование этих риз митр. Феогностом архиепископу Василию Новгородцы смотрели как на их пожалование всем последующим новгородским архиепископам однажды навсегда; между тем Феогност, дав ризы Василию, не хотел давать их Моисею. Может быть, митрополит не хотел дать последнему наших риз потому, что этот не желал заплатить за них требуемой им суммы; но возможно и то, что уже Василий с крещатыми ризами изменил свое поведение по отношению к нему—митрополиту и что это было им замечено. Архиепископ Моисей успел получить крещатые ризы от самого патриарха 1), и как он вел себя в них по отношению к митрополиту, остается неизвестным. Но его преемник с 1359-го года Алексий, присвоив себе употребление этих риз самовольно, ибо патриархом они даны были Моисею также только личным образом, вел себя в них по отношению к митр. Алексию так, что этот в 1369-70-х годах жаловался патриарху на его непочтение, неповиновение и неблагопокорение (см. выше стр. 205). Таким образом, может быть принимаемо за очень вероятное, что со времени архиепископа Василия Новгородцы и их владыки задались мыслью—первые поставить вторых в возможно большую независимость от митрополитов, а вторые—стать в таковую независимость, и что приговор 1385-го года не был чем-нибудь внезапным, а именно окончательным выражением их стремлений. Приговорив не обращаться к

принадлежность епископов автокефальных (архиепископов в греческом смысле -слова) и, может быть. Новгородцы и мечтали с помощью крещатых риз присвоить своим архиепископам автокефалию. Однако, крещатые ризы, данные Феогностом Василию, представляли собою не настоящий. полиставрий или ризы сплошь украшенные крестами, как можно было бы подумать само собой, вопреки тому, что ризы эти мог дать лишь патриарх, но, как ясно говорится в греческих актах, ризы, украшенные только четырьмя крестами (в Памм. Павл. col. 55). А таким образом, если усвоят Новгородцам замышление присвоить своим архиепископам с помощью их крещатых риз автокефалию, то должно думать, что они надеялись заменить одни ризы другими.

1) Не полиставрий, а те же четырехкрестные,—в Памятнн. Павл. col. 116.

 

 

310   

апелляционному суду митрополитов от суда своих архиепископов и предположив добиться от патриарха, чтобы митрополиты не имели права вызывать к себе архиепископов, они хотели поставить последних в такое отношение к первым, чтобы одни только получали посвящение от других и затем не знали их.

Но до какой бы степени не простирались и какое бы значение не имели замыслы Новгородцев, во всяком случае их приговор не обращаться от суда своих архиепископов к апелляционному суду митрополитов долженствовал быть для последних до крайней степени неприятным, ибо он весьма чувствительным образом затрагивал их денежные интересы. Суд по делам гражданским, подлежавшим юрисдикции духовной власти, как это по делам, подлежавшим и самой власти гражданской, соединен был у нас с. известными денежными пошлинами; следовательно—Новгородцы, постановив свой приговор, вместе с тем приговорили отнять у митрополитов судебные пошлины, которые они получали за свой суд, а так как с апелляционного суда, вероятно, взимались двойные пошлины против суда обыкновенного, то несомненно, что это было очень чувствительно. Но главное было и не в этом. Послемонгольские митрополиты наши производили свой суд по апелляционным жалобам к ним если не из всех епархий,—вопрос о чем будем решать ниже, в нарочитых речах о суде, то из епархии новгородской особенным образом. Для этой цели они не вызывали тяжущихся к себе в Москву, а сами отправлялись в Новгород или, что большею частью, посылали в него своих уполномоченных, имевших заменять их в качестве судей. Они приезжали в Новгород, а главным образом присылали в него своих уполномоченных в. известные определенные сроки, именно—через три года на четвертый, и так как сами или чрез уполномоченных должны были судить в продолжение месяца (судебная сессия), то их апелляционный суд известен был под именем суда месячного 1). Приезжая в

1) При совершенном молчании наших летописей и наших актов о том, чтобы для своего апелляционного суда митрополиты сами приезжали в Новгород, или присылали своих уполномоченных, об этом необходимо было бы заключать— во-первых, по аналогии нашего суда митрополитов относительно Новгорода с таковым же судом новгородских архиепископов относительно Пскова (псковского наместничества их епархии), который также назывался месячным и о котором мы. имеем известия в летописях и в актах; во-вторых, из того, что с этим судом креме пошлин собственно судебных соединены были еще другие пошлины

 

 

311

Новгород для суда, митрополиты в то же время как бы, а отчасти и на самом деле, приезжали для обозрения епархии: а за приезд в этом последнем его смысле они взимали поголовную дань со всего духовенства епархии, называвшуюся подъездом. Хотя митрополиты наибольшею частью не сами приезжали в Новгород, а присылали уполномоченных, но дань все равно взималась и в этих последних случаях или иначе сказать регулярно взималась через три года на четвертый 1). К сожалению, мы вовсе не имеем положительных сведений, какие размеры имела подъездная дань митрополитам в Новгороде и можем определить это только приблизительным образом. Как митрополиты приезжали для своего апелляционного месячного суда в Новгород, так в свою очередь архиепископы новгородские для того же суда до жалобам или апелляциям к ним на суд их псковского наместника (может быть, и все епископы по жалобам на суд их наместников, живших на наместничествах 2), о чем также ниже), приезжали во Псков и подобно митрополитам взимали с его духовенства свой подъезд. Мы имеем сведения, как велика была подъездная пошлина или дань, взымавшаяся новгородскими архиепископами с духовенства их псковского наместничества спустя столетие после нашей ссоры Новгородцев с митрополитами, в конце XIV—начале XV века. Именно—в конце XIV—начале XV века, при архиепископе Геннадии (1484—1504), взималось на архиепископа подъезда с духовенства псковского наместничества в

(Никон. лет. IV, 200), под которыми необходимо разуметь тоже, что «подъезд» новгородских архиепископов во Пскове, состоявший в поголовной дани со всего духовенства наместничества, а эти пошлины могли быть взимаемы только за приезд. Но в греческих актах прямо и ясно говорится, что митрополиты или сами ездили в Новгород для суда или посылали своих уполномоченных,—в Памятн. Павлова col. 255 sub fin.—Что митрополиты ездили или посылали в Новгород своих уполномоченных через три года на четвертый, об этом заключаем от срока поездок для того же апелляционного суда архиепископов новгородских во Псков.—Обстоятельно будем говорить о нашем суде во второй половине тома? в главе об управлении.

1) Можно думать, что дань взималась —с одной стороны за обозрение (мнимо-действительное) епархии, а с другой стороны — за труд приезда. В 1478-м году Новгородцы предлагали вел. кн. Ивану Васильевичу приезжать к ним для управы в больших судных делах через три года на четвертый и за это вызывались платить ему но тысяче рублей.—Софийск. Времени. Строева, II, 182.

2) Cfr I т. 1-ю полов., стр. 329 sqq.

 

 

312

его приезды во Псков через три года на четвертый для месячного суда «со всякого игумена и с попа и с диакона, с городских и сельских, с местных и неместных (занимавших места и не занимавших) с плеши (с человека) по полтине да по пятнадцати денег в московское число (московским счетом, московской монетой» 1). Более чем вероятно, что подъездная пошлина митрополитов, в Новгороде была выше, чем подъездная пошлина архиепископов новгородских во Пскове; но если мы предположим; что она была не ниже, то предположим нечто такое, что должно быть принято за. несомненное. В древнее и старое время, как мы говорили прежде, у нас было очень большое количество священников,—несравненно большее, нежели в настоящее время. В новгородской епархии в правление митрр. Пимина и Киприана священников местных и неместных было никак не менее, если только не гораздо более, двух тысяч. Если мы положим, что их было две тысячи и что на митрополитов было взимаемо тогда подъезда по полтине с человека, то получим тысячу рублей. А таким образом, мы получим тысячу рублей + то или другое неизвестное, но во всяком случае значительное, количество судебных пошлин. Но это было не все. Во время месячного пребывания или проживания митрополитов в Новгороде для апелляционного суда духовенство новгородской епархии обязано было доставлять им с их свитами корм или содержание. Заключая от корма тех же епископов новгородских во Пскове, должно думать, что он рассчитан был таким образом, что как будто у митрополитов должен был происходить ежедневный широкий пир, и что они находили за выгоднейшее, как это делали архиепископы новгородские, поступать таким образом, чтобы, содержась обыкновенным образом на собственный счет или также на даровой счет, монастырей, брать с духовенств вместо корма натурою кормовые деньги 2). Архиепископ Геннадий брал со псковского духовенства, кормовых денег 488 рублей московских 3). Если мы положим, что митрополиты брали этих денег с новгородского духовенства пятьсот рублей,—а положить это, имея в виду известие новгородского летописца, что в 1341-м году от приезда митр. Феогноста тяжко

1) См. грамоту царя Ивана Васильевича новгородскому архиепископу Пимину от 1551-го года в Истории княжества Псковского митр. Евгения, ч. II, стр. 91.

2) Несколько раз встречали мы указание, что обычай брать вместо корма, натурою кормовые, во много раз бóльшие, деньги, есть обычай татарский.

3) В той же грамоте Ивана Васильевича архиепископу Пимину, ibid. стр. 92.

 

 

313

было кормом владыке и монастырям, имеем право,—то получим полторы тысячи рублей + неизвестное количество судебных пошлин. Кормовая пошлина, по-видимому, могла быть взимаема только тогда, когда митрополиты сами приезжали в Новгород; но как подъездная дань была взимаема не только тогда, когда митрополиты приезжали сами, но и когда присылали уполномоченных, так со всею вероятностью тоже самое следует думать и о нашей пошлине. Но и сейчас указанное нами еще не все. Приезжая в Новгород, митрополиты, с одной стороны, преподавали его гражданам свое высшее архипастырское благословение и за это получали от граждан «поминки»; с другой стороны—являли себя подчиненному духовенству, и духовенство, по существовавшему обычаю, должно было подносить им за сие те же поминки или дары; относительно же взимания поминков и даров весьма вероятно думать то же самое, что относительно подъездной дани и кормовых пошлин, т.-е. что, быв превращены в регулярную и определенную подать, они взимаемы были не только когда приезжали митрополиты сами, но и когда присылали уполномоченных. В конце концов должно быть принято, что митрополиты получали с Новгорода через три года на четвертый своего так называемого месячного суда не менее двух тысяч рублей. Две тогдашние тысячи рублей на наши деньги—более двухсот тысяч рублей ассигнациями. А это была такая сумма через три года на четвертый, за которую митрополиты имели все побуждения ссориться с Новгородцами, независимо от церковно-государственных целей, какие могли иметь последние, постановляя свой приговор не обращаться к их апелляционному суду.

О поводах, которые дал митр. Пимин Новгородцам постановить их приговор, греческие акты говорят весьма неопределенно, именно—они говорят, что последние чем-то были соблазнены и обижены от Пимина,—что они постановили приговор из-за повода пустого и неважного 1).

Как мы сказали, Новгородцы постановили свой приговор в великом посте 1385-го года. По известию некоторых летописей,

1) Διὸ ἐσκανδαλίσθητε, говорит патриарх Новгородцам в послании к ним, εῖς τὸν καιρὸν τῆς ἐπισκοπῆς τοῦ Ποιμένος ἐκείνου, и еще: εἴ τι γοῦν καὶ ὑμεῖς παρὰ τοῦ Ποιμένος ἠδικείσθε; своему экзарху. посылаемому в Россию, он поручает передать Новгородцам об его скорби, что они отделились от митрополита διὰ πεῖσμα ἔρημον καὶ κακόν,—в Панятнн. Павлова col. 235 fin., 249 sub fin. и 285 sub fin..

 

 

314

митр. Пимин, собираясь идти в Константинополь и следовательно— имея нужду в деньгах, или непосредственно перед постановлением. Новгородцами их приговора или непосредственно вслед за сим приходил было к ним в Новгород, чтобы получить пошлины своего месячного суда, и должен был уйти ни с чем 1). В свое последующее недолговременное пребывание на кафедре он не имел, возможности вести с Новгородцами борьбы из-за учиненного последними посягательства на его митрополичьи права и пошлины. В Мае. того же 1385-го года он отправился в Константинополь и оставался в Греции до Июля 1888-го года; с Июля месяца 1388-го года по Апрель 1389-го года он прожил в России, но в это время его собственное положение было так нехорошо или говоря точнее—совсем отчаянно, что ему вовсе было не до борьбы с Новгородцами. Но провозглашенный после низложения Пиминова митрополитом всея России Киприан обратился с своими заботами к приговору Новгородцев, до такой степени посягавшему на его митрополичьи денежные интересы, тотчас после того, как мог признать себя действительным митрополитом всея России. Еще находясь в Константинополе, перед тем как отправиться в Россию, он испросил у патр. Антония, чтобы этот написал Новгородцам свою увещательную грамоту 2), которую тотчас по прибытии в Москву и отправил в Новгород 3). Освободившись от дела тверского, которым, по нри-

1) Софийск. 1-я лет. под 1385-м годом, в Собр. летт. V, 239: «И Пимин митрополит поиде ко Царюграду на Новгород, и Новгородци митрополиту не дали месяца судити: тогоже лета поиде Пимин митрополит в Царьград»; так называемая Архангелогородская летопись, изданная в Москве, в 1781-м году, под тем же годом, стр. 91: «Тогоже лета митрополит Пимин пойде в Новгород великий о месячном суду, и не даша ему Новгородцы» (далее говорится, что Пимин пришел на Русь из Царьграда, т.е. нужно, что он пошел из Руси в Царьград). Новгородцы постановили свой приговор в второе воскресенье великого поста, которое в 1385-м году было 19-го Февраля; Пимин отправился в Константинополь 9-го Мая того же 1385-го года.

2) Грамота эта, не дошедшая до нас, по свидетельству наших летописей, между прочим была подписана митрополитами адрианопольским и ганским (Ник. лет. IV, 195 fin., Воскрес. в Собр. летт. VIII, 61 нач., Соф. 1-я ibid. V. 244); а митрополиты адрианопольский и ганский прибыли с Киприаном в Россию в качестве патриарших экзархов, из чего и видно, что грамота писана до отбытия Киприана из Константинополя; cfr послание патриарха в Новгород от 1393-го. года в Памятнн. Павлова col. 235.

3) Летописи, указанные в предыдущем примечании.

 

 

315

оглашению тверского великого князя, он должен был заняться непосредственно после прибытия в Москву, он тотчас же обратился к делу новгородскому. Так как грамота патриаршая не произвела на Новгородцев никакого действия, то с целью убедить их, отказаться от постановленного ими приговора, в Феврале 1392-го года Киприан сам предпринял путешествие в Новгород 1). Новгородцы встретили его с подобающею почетною торжественностью и дали ему с его свитой подворье; 2) в продолжение полутора недель он совершил две торжественные литургии, а архиепископ новгородский Иоанн и граждане сотворили ему пиры многие и честили его дарами многими. Но когда в неделю православия, приходившуюся в 1392-м году 25-го Февраля, он совершил в Софийском соборе третью литургию и после литургии начал просить у Новгородцев «суда своего месяца», чтобы они дали ему суд и пошлины, как было при иных митрополитах: но встретил решительный отказ. Посадник и тысяцкий новгородские и все граждане единогласно отвечали: «господине! о суду есмя крест целовали и грамоту списали промежи себе крестную, что к митрополиту не зватися»... («целовали есмя крест вси за един не зватись нам к митрополиту на суд и митрополиту нас не судити, и грамоты есмя пописали и попечатали и душу запечатали»... 3). Не достигнув ни малейшего успеха, митрополит в страшном гневе на Новгородцев уехал от них на третий день после сего (пробыв у них две недели с половиной) и предал их, со включением их духовенства и их архиепископа, церковному отлучению 4). Возвратившись в Москву, Киприан отправил посла в Константинополь, 5) жаловаться на Новгородцев патриарху. В свою очередь Новгородцы отправили собственных послов в Константи-

1) Время точным образом (день прибытия в Новгород—11-го Февраля) указывается в Новгородской 4-й летописи,—в Собр. летт. IV. 98. В Новгородской 1-й летописи сказано: «зимой». По Никоновск. лет., IV, 199 sub fin., Киприан прошел в Новгород из Твери.

2) У Иоанна Предтечи на Чудинцовой улице.

3) По уверению греческих актов, Новгородцы даже приговорили убивать или предавать смертной казни тех, которые бы захотели обращаться к апелляционному суду митрополита,—в Памм. Павлова col. 241.

4) Подробности в Новгородской 4-й летописи,—в Собр. летт. IV, 98 sub fin., и в Никоновской летописи, IV, 199 fin..

5) Дмитрия, афинянина родом или Афинея прозванием (ὁ Ἀθηνᾶος,—послание патриарха в Новгород у Павлова col. 253, который в наших летописях

 

 

316

нополь 1), добиваться от патриарха признания законности их приговора вместе с предъявлением нового требования, чтобы митрополит не вызывал их архиепископа к себе в Москву и вероятно хлопотать о том, чтобы он снял с них отлучение, наложенное митрополитом. Патриарх написал два послания в Новгород,—одно по выслушании посла митрополичьего, другое по выслушании послов новгородских, прибывших вскоре после первого, и оба вместе в конце 1393-го года отправил в Россию с своим апокрисиарием, архиепископом вифлеемским Михаилом 2). Патриарх настоятельно убеждает Новгородцев в своих грамотах примириться с митрополитом, и что касается до отлучения, то не только не снимает его синих, но и пространно доказывает им всю его силу и действительность 3). Очень может быть, что грамоты патриарха не произвели бы на Новгородцев особого действия; но прежде чем они были написаны, вмешался в ссору митрополита с ними великий князь Василий Дмитриевич. Великий князь потребовал от них, чтобы они при

называется боярином Киприана Дмитроком,—Новгор. 4-я лет. под 1394-м годом, а в актах—его боярином Дмитрием Афинеевичем,—Акт. Ист. т. I, № 215 (после он—боярин великого князя,—Собр. госудд. грамм. и договв. I, № 39).

1) Кюра Созонова и Василья Щечкина,—Новгор. 4-я лет. под 1392-м годом. В патриарших грамотах первый посол называется Кириллом и Кириком,—в Памятнн. Павлова coll. 255 и 287.

2) Обе грамоты и наказ апокрисиарию в Памятнн. Павлова coll. 235. 253 и 283. Первая грамота от Сентября 1393-го года, вторая без даты, но она писана ранее 29-го Октября того же года, которым помечен наказ апокрисиарию и в котором она уже упоминается. Первая грамота еще не была, послана в. Россию, когда прибыли в Константинополь послы новгородские, а потому обе грамоты и отправлены были вместе. Апокрисиариев было послано собственно двое— архиепископ Михаил и царский чиновник Алексей Аарон. В наказе апокрисиариям замечательно то, что им настоятельнейшим образом, предписывается от патриарха соблюдать между собою мир и любовь, ничего не говорить, и не делать, одному без другого и ни под каким предлогом не видеться порознь с великим князем и митрополитом. Это дает знать, что константинопольские послы, имели обычай вести себя в России далеко не безукоризненно и что, ставя на первом месте свои личные выгоды, они имели обычай править посольства так, как требовали эти последние.

3) В наших летописях записано, что патриарх отвечал послам новгородским: «повинуйтеся митрополиту русскому»,—Новгор. 4-я лет. под 1392-м годом.

 

 

317

слали ему крестоцеловальную грамоту, в которой записали не зваться на суд к митрополиту, обещая, что митрополит снимет с них грех крестоцелования; когда они отказали в этом государю, в великом посте 1393-го года 1) он выслал против них свое войско. У Новгородцев были захвачены пригороды Торжок, Волок Ламский и Вологда с волостями и повоеваны многие волости; в свою очередь они завладели у великого князя пригородами: Кличеном (в Ржевском тогдашнем уезде 2), Устюжной и Великим Устюгом и многими волостями: с обеих сторон было много кровопролития. Но потом Новгородцы, не желая, по словам новгородских летописей, видеть большого кровопролития в христианах, т. е. как должно подразумевать—видя свое бессилие бороться с великим князем, послали к нему с челобитьем о старине и доставили ему свою крестоцеловальную грамоту против митрополита. Великий князь заключил с Новгородцами мир, а митрополит разрешил их от крестоцелования, сняв с них и церковное отлучение, которое наложил было на них 3); за это последнее Новгородцы поклонились князю и митрополиту поминком в полчетверта ста рублей 4).

Таким образом, при помощи оружия великого князя митрополиту, по-видимому, удалось одержать победу над Новгородцами; однако оказалось, что победа эта была только мнимая: желая заставить великого князя прекратить войну и вместе желая заставить митрополита снять наложенное им отлучение, Новгородцы обманули их притворным смирением. В 1394-м году прибыл в Россию апокрисиарий

1) Точно время указано в Новгор. 4-й лет..

2) Карамзин и Неволин полагают Кличен близ Устюжны, но см. о нем в Собрании госудд. грамм. по Index'y (Семенов в Словаре полагает Кличен на острове озера Селигера Кличане).

3) Грамота Киприана Новгородцам, снимающая с них отлучение, в Собр. госудд. грамм., II, № 13, стр. 14.

4) Новгородские летописи 1-я и 4-я. По Никоновской летописи, IV, 253 sqq, Новгородцы послали митрополиту шестьсот рублей, а полчетверта ста рублей дали его боярину, который привез им от него прощение и благословение. Но относительно невероятно большого подарка боярину за привоз радостных вестей летопись впадает в ошибку. Этот боярин был тот самый Дмитрий афинянин, который ходил от митрополита послом к патриарху, и полчетверта ста рублей, которые дали ему Новгородцы (сверх такового же, по Новгородским летописям, количества рублей князю и митрополиту) были уплатой займа, сделанного у него в Константинополе послами новгородскими: Новгор. 4-я лет. под 1394-м годом.

 

 

318

патриарха с его грамотами и в следующем 1395-м году, в великом посте, Киприан отправился с ним в Новгород 1); Новгородцы приняли митрополита, как и в первый раз, с великою честью, но в месячном суде и в соединенных с ним пошлинах снова отказали. На этот раз обстоятельства благоприятствовали твердой стойкости Новгородцев. За новый и как бы вероломный отказ митрополит воспылал против них, что и естественно, еще большим гневом, чем прежде, и если бы был предоставлен самому себе, то, нет сомнения, тотчас же бы снова наложил на них то» отлучение, которое только что снял; но какие-то неизвестные нам политические причины, бывшие у великого князя (приближение ли грозного врага в лице Тамерлана или что другое) связали теперь в этом отношении руки митрополиту. Не имея возможности действовать грозою гнева, он хотел достигнуть цели путями мира: в надежде привлечь к себе Новгородцев и примирить их с собою он остался в Новгороде на долговременное житье 2). Но и средства мирные оказались напрасными: после долговременного житья в Новгороде, митрополит должен был уехать ни с чем, не успев добиться того, чтобы Новгородцы согласились возвратить ему месячный суд и соединенные с последним пошлины 3).

Сейчас изложенным кончаются известия о тяжбе Киприана с Новгородцами из-за месячного суда, и летописи оставляют нас в неизвестности касательно того, чем кончилось дело. Но из свидетельств, относящихся ко времени преемника Киприанова Фотия, мы знаем, что оно кончилось совершенной безуспешностью стараний митрополита. После 1395-го года Киприан три раза вызывал к себе в Москву новгородского архиепископа Иоанна, именно—в 1396-м, 1397-м и 1401-м году. О причине первого вызова ничего не говорится; о причине второго и третьего вызовов Новгородская 1-я летопись глухо говорит, что они были «о святительских делех»: со всею вероятностью следует думать, что во все три раза архиепископ вызываем был митрополитом по поводу нашего месячного суда. Вызванный в последний раз, Иоанн был подвергнут соборному

1) Прибыл в Новгород за неделю до Вербницы.— Псковск. 1-я лет. в Coup. летт. IV, 194.

2) Митрополит приехал в Новгород за неделю до Вербницы, а уехал из него в Троицкую субботу: Псковск. 1-я лет.

3) Новгородск. 1-я и Псковск. 1-я летт. под 1395-м годом (Никон. лет., IV, 257, говорит неправду, будто Новгородцы дали митрополиту суд по старине).

 

 

319

суду семи епископов и, по свидетельству Никоновской летописи, которая говорит о соборе 1), заставлен был отписаться или отказаться от епископии 2). Однако, просидев в Москве 8 года и 4 месяца, он снова возвращен был на кафедру 3).

Одновременно с тем, как тягаться с Новгородцами из-за месячного суда, митр. Киприан имел тяжбу с архиепископом суздальским за пределы епархии, которая, может быть, также была наследована им от предшественника, а может быть—была поднята уже им самим и о которой, при совершенном молчании наших летописей, мы знаем единственно из актов греческих.

Мы сказали выше, что в 1365-м году св. Алексий отнял у епископа суздальского Алексия Нижний Новгород и Городец. Преемнику Алексиеву Дионисию, поставленному в 1374-м году, он снова возвратил их. Но занявший кафедру митрополии после его смерти архимандрит Михаил-Митяй, вероятно—вследствие своей ссоры с Дионисием, изъявил притязания на наши города, и последний в бытность свою в Константинополе испросил на них утвердительную грамоту у патриарха, как на города, принадлежащие к суздальскому уделу и к его—суздальской епархии 4). В 1386-м году, по случаю небытности в Москве митр. Пимина, находившегося в Константинополе, послан был в последний к патриарху или, может быть, к самому митрополиту, для поставления в архиепископы суздальские на место умершего Дионисия, архимандрит нижегородского Печерского монастыря Евфросин. Этот Евфросин, поставленный в архиепископы патриархом Антонием в Июле 1389-го года, в виду ли того, что

1) IV, 301.

2) О причине осуждения Иоанна и вместе с ним епископа луцкого Саввы, также заставленного отказаться от епископии и оставленного в Москве, летопись глухо говорит: «бе бо на них брань возложил Киприан митрополит за некия вещи святительския, да не точию сами полезное и спасеное обрящут, по и инем полезное и спасеное будет, ничто же бо тако сети демонския разрушает, якоже покорение и смирение». Позднейшая так называемая Архангелогородская летопись прямо говорит, что в 1401-м году Иоанн был посажен в Москве в заключение за месячный суд: «Киприан митрополит, по великого князя слову, владыку поймал, да посадил за сторожи в Чудове монастыре за месячный суд, что не дали,—стр. 102 fin..

3) Новгор. 1-я лет. под 1404-м годом.

4) См. запись о выдаче патриархом таковой же грамоты преемнику Дионисиеву Евфросину в Памятнн. Павлова, № 34, col 229.

 

 

320

после Михаила-Митяя изъявлял притязание на. города и Пимин или же вообще для крепости и на всякий случай, испросил у патриарха такую же грамоту, как и его предшественник 1). Как бы то ни было, но митр. Киприан, отправив в 1392-м году к патриарху своего посла с жалобою на Новгородцев, вместе с тем предъявил ему свой иск и относительно наших городов против архиепископа суздальского. Как доказывал митрополит патриарху свою претензию, это сообщается нам в послании патриарха к архиепископу суздальскому, отправленном с апокрисиариями, посланными в Россию в конце 1393-го года (архиепископом вифлеемским Михаилом и царским боярином Алексием Аароном). Сказав в послании о грамотах, данных Дионисию и ему самому—Евфросину, патриарх продолжает далее: «Но теперь преосвященный митрополит киевский и всея России, пречестный (ὑπέρτιμος), во Святом Духе возлюбленный брат нашей мерности и сослужитель, вместе с благороднейшим и славнейшим великим князем московским и всея России, во Святом Духе вожделеннейшим сыном нашей мерности, кир Василием, написали и послали (нам) с возлюбленным во Святом Духе сыном нашей мерности кир Димитрием афинянином (грамоты) об оных городах и утверждают, что несправедливо было начальное донесение твоего старца (предшественника Евфросинова Дионисия 2), будто (города) принадлежат суздальской епархии, но что они принадлежали митрополии русской и издавна и исстари были владеемы и заведуемы ею,—что старец твой (Дионисий) просил их у митрополита всея России, оного кир Алексия, чтобы владеть ими екзаршески и действительно владел ими до самой смерти кир Алексия,—что когда, умер кир Алексий, а поставление другого в митрополиты по причине происшедших смут,—как знаешь и ты,—замедлилось, старец твой удержал оные города и найдя благоприятными для себя обстоятельства здесь (в Константинополе), так как не было общего митрополита России, но то был один, то другой, сделал донесение (патриарху), сказав, что (города) принадлежать его епархии, и получил (их от патриарха)» 3). Удовлетворяя иску митрополита и вели-

1) См. указанную сейчас запись.

2) О Дионисии по отношению к Евфросину употребляется выражение о ὁ καλόγηρόςзначит тут не монах, что не имело бы смысла, а старец, наставник, т. е. по монашеству, каковым был Дионисий в отношении к Евфросину.

2) В Памятнн. Павлова., № 41, col. 277.

 

 

321

кого князя, патриарх поручил своим апокрисиариям произвести новое дознание по делу. В наказе, который дан был патриархом апокрисиариям, предписывается им относительно этого следующее: они должны потребовать от архиепископа данные ему и его предшественнику царские и патриаршие грамоты и смотреть в грамотах: на каком основании города отданы им,—потому ли, что они предъявляли на них свое право, называя их своими исстаринными городами, или потому, что они просили их себе от митрополии в царствование; если первое, то архиепископ должен доказать свое право письменными актами, живыми свидетелями и вообще каким пи было образом, и если докажет, то города пусть останутся за ним, а если не докажет, то должны быть возвращены митрополиту; если второе, то города пусть пока остаются за архиепископом, а митрополиту предоставляется право просить у императора и патриарха грамот, которыми бы была уничтожена сила дарственных грамот архиепископам 1). Что нашли апокрисиарии и как решено было ими дело, остается нам неизвестным, потому что дальнейших сведений не имеем. Но согласно их решению или вопреки ему и тогда же или несколько после города были присоединены к кафедре митрополии 2). Так как право на них архиепископов суздальских было неоспоримо, а что доносили относительно их митрополит и великий князь было вовсе несправедливо (так что Киприан выступал перед патриархом с доказательством своей претензии заведомо лживым!): то очевидно, что их присоединение к кафедре митрополии было актом простого грубого насилия (что же касается до св. Алексия, то, как показывает его поведете, он не хотел совсем отнять городов у епископии суздальской, а только отнял их у епископа Алексия).

Судя других ссорившихся, ведя собственные тяжбы как митрополит, Киприан имел еще личную собственную брань. Ученик Дионисия, архиепископа суздальского, Евфимий, основавший в Суздале Спасский монастырь (ныне—Спасо-Евфимиев) не велел звать, т. е. не хотел признавать, его митрополитом, вероятно, за то, что он захватил его—Евфимиева учителя в Киеве. Нам, к сожалению неизвестны подробности. этой брани; но преп. Иосиф Волоколамский,

1) В Памм. Павл. № 42, col. 287; см. также послание патриарха к Евфросину.

2) См. Акт. Ист. т. I. № 37, стр. 70 (послание митр. Ионы от 11-го Марта 1433-го года в нижегородский Печерский монастырь).

 

 

322

по поводу своей ссоры с архиепископом новгородским Серапионом, не один рал говорит о ней, имея целью сослаться на то, что Киприан видел себя вынужденным ею бить на Евфимия челом вел. кн. Василию Дмитриевичу 1)

О церковно-правительственной деятельности Киприана мы так же мало знаем и так же мало можем сказать, как и о деятельности почти всех его предшественников. Киприан принадлежал к числу митрополитов исключительно долгоденствовавших, ибо всего, считая с посвящения, пребывал на кафедре митрополии целые 30-ть лет, но принадлежал ли он к числу митрополитов исключительно или не исключительно право правивших, этого мы вовсе не знаем.

В своем послании к преп. Сергию Радонежскому, писанном по поводу неудачной поездки в Москву после смерти св. Алексия, на третий год пребывания на кафедре литовской, Киприан похваляется, что он весьма заботливо приводит в порядок расстроенные дела митрополии, т. е. литовской, и что не только он своим потружанием церковное дело там оправил и христианство утвердил, но что и многих от язычников Литовцев привел к познанию истинного Бога и к православной вере святым крещением 2). Очень может быть, что похваляясь Киприан не хвастается; но во всяком случае хвалебные речи человека самому себе не могут быть приняты за настоящее историческое свидетельство.

Существует позднейшее свидетельство, что митр. Киприан совершил новый славянский перевод книги законов церковных или Кормчец. В 1627-м году московский Богоявленский игумен Илия и книжный справщик Григорий, ведшие но приказанию патр. Филарета прение с Лаврентием Зизанием об его Катехизисе, защищая авторитет Кормчей, употреблявшейся тогда на Москве, говорили Лаврентию: «Киприан, митрополит киевский и всея Русии, егда прииде из Константинограда на русскую митрополию, и тогда с собою привез правильные книга христианского закона, греческого языка правила, и перевел на славянский, и Божиею милостью пребывают и до ныне без всяких смутов и прикладов (и) новых вводов» 3). Но спра-

1) «Была брань Киприану митрополиту с игуменом Евфимием Спасского монастыря, что в Суздале, не велел было звати Евфимий Киприана митрополитом».

3) В Правосл. Собеседн. 1860 г., ч. II, стр. 97, и в Памятн. Павлова, № 20, col. 182.

3) Прение в Летописях русской литературы и древн. Тихонравова, т. 2, отд. 2, стр. 99.

 

 

323

ведливо думают 1), что Илия и Григорий ошибались и что они принимали за Киприанов перевод Кормчей только написанный Киприаном список последней. Может быть, этот список еще сохранялся в их время, а может быть они основывались на свидетельстве Степенной книги, которая говорит, что в великий московский пожар 1547-го года митр. Макарий сохранил от огня между прочим г книгу Божественные правила, юже Киприан митрополит из Царяграда прнеесл» 2). Кроме того, что не найдено никаких настоящих следов Киприанова перевода Кормчей, само по себе вовсе невероятно предполагать, чтобы он предпринял новый перевод при существовавших переводах, потому что он не мог иметь к этому никаких побуждений. Если бы в его время вошла у Греков в употребление новая редакция Кормчей, отличная от тех (двух), которые были дотоле в славянском переводе, тогда его новый перевод был бы понятен; но этого не было, а потому и новый перевод того, что уже давно было переведено, не имел бы смысла. Кто Киприан собственноручно написал список Кормчей и именно написал, находясь в Константинополе, это весьма вероятно: мы имеем свидетельства, что он любил заниматься писанием книг 3) и положительно знаем, что он занимался этим во время своего долговременного пребывания в Константинополе 4). О недошедшем до нас списке Киприана должно думать, что из двух редакций Кормчей, существовавших на славянском языке, он представлял ту редакцию, которая для России была приобретена митр. Кириллом из Болгарии в 1262-м году и которая теперь известна у нас под именем редакции Рязанской или Иосифовской, ибо эта редакция была тогда в общем употреблении у Болгар и Сербов, у которых мог брать Киприан оригиналы для списывания во время своего пребывания в Константинополе., Перевод этой редакции было делом св. Саввы сербского, и должно думать, что Киприан позаботился приобрести от кого либо из сербских епископов список для списывания по возможности исправный.

Мы сказали выше, что в 1401-м году архиепископ новгородский Иоанн был осужден в Москве соборным судом семи епископов. Вместе с Иоанном был судим и осужден епископ луц-

1) А. В. Горский в статье о Киприане и преосв. Макарий в Истории.

2) II, 248.

3) Никон. лет. V, 2 fin., и Степ. кн. I, 558.

4) В 1386—87-м году он написал в Константинополе Лествицу Иоанна Лествичника, находящуюся теперь в библиотеке Московской Духовной Академии.

 

 

324

кий Савва, который также должен был отписаться от епископии и также был задержан в Москве. За что осужден был Савва, остается неизвестным. Летопись Никоновская, в которой читается о соборе, представляет дело так, что как будто оба епископа были обвиняемы в одном и том же. О причине осуждения Саввы вместе с Иоанном летопись говорит глухо: «бе бо на них брань возложил Киприан митрополит за некия вещи святительския, да не точию сами полезное и спасеное обрящут, но и инем полезное и спасеное будет, ничто же бо тако сети демонския разрушает, якоже покорение и смирение 1).

Сохранились до настоящего времени две грамоты вел. кн. Василия Дмитриевича, данные им митр. Киприану, из которых подлинность одной впрочем не бесспорна и в которых великий князь—с одной стороны подтверждает митрополиту его церковно-судебные и вотчинно-владельческие права, а с другой стороны подтверждает или, может быть, и вновь постановляет ограничения его церковно-правительственных прав и его вотчинные обязательства по отношению к государству.

Одною из грамот великий князь подтверждает митрополиту так называемые уставы Владимира и Ярослава. Вот эта необширная по объему грамота в полном виде и слово в слово: «Се яз князь великий Василий Дмитреевич всея Руси, сед с своим отцом с Киприаном митрополитом киевским и всея Руси, управил есмь по старине о судех о церковных, изнашед (вар. «вземшем» т.-е. нам) старый номоканон, как управил прадед мой, святый князь великий Володимер, и сын его, князь великий Ярослав всея Руси; как управили они, сед с митрополиты, о судех церковных и списали номоканон по греческому номоканону, что суды церковные и вся оправдания церковная, как пошло издавна: по тому же и мы нынеча управили, оже бы то неподвижно было, николи наперед впрок (в прочее, в будущее время) ни умножити бы, ни умалити, но тако бы то и стояло неподвижно, как те велиции святии князи вписали и укрепили» 2). Карамзин, впервые нашедший список грамоты, сомне-

1) IV, 301.

2) Карамзин нашел список грамоты в новом, неизвестного времени, летописце, доставленном ему каким-то Горюшкиным и напечатал его в 233-м примеч. к V тому; из Карамзина перепечатал список митр. Евгений в Описании Киевософийского собора, прибавлл. стр. 39. Теперь известны еще два списка,— находящийся в Румянцевской Кормчей начала XVI в.,—у Восток. № 232, стр. 296,

 

 

325

вался в ее подлинности 1). Но если сомнения, им высказанные, не могут быть признаны основательными 2), то вместо его поводов к сомнениям могут быть указаны новые. В известных в настоящее время списках грамоты 3) читается припись, что она списана из великого и старого номоканона на Москве в лето 6911, индикта 11, Ноября в 19-й день, т.-е. 19-го Ноября 1402-го года. Защитники подлинности грамоты 4) понимают припись таким образом, что один из позднейших писцов выписал ее из номоканона, написанного на Москве в 1402-м году; но прямой смысл приписи тот, что писец 1402-го года выписал ее из великого и старого номоканона. Если принимать этот последний смысл, то припись будет очевидно поддельною, ибо для писца 1402-го года номоканон времени Киприана не мог быть старым номоканоном. Соглашаясь принимать грамоту за подлинную, не должно понимать дела таким образом, чтобы великий князь в собственном смысле подтвердил митрополиту уставы Владимира и Ярослава. Уставы эти никогда не сходились вполне с существующею действительностью; но после того как они явились, начало быть принимаемо, что вообще действительность всякого данного времени основывается на них. Поэтому, подтверждение вел. кн. Василием Димитриевичем митр. Киприану уставов Владимира и Ярослава, если только оно действительно имело место, должно быть понимаемо так, что он подтвердил митрополиту ту область и то пространство церковного суда, какие последний имел в его время, или иначе сказать, что великий князь подтвердил митрополиту на будущее время statu quo в сем отношении.

Другой грамотой великого князя митрополиту подтверждаются вотчинно-владельческие права и вместе обязательства последнего, по-

col. 2, и в Троицкой Лаврской рукописи XVI века, № 730 л. 462: последний с именем митрополита не Киприановым, а Фотиевым. Барон Розенкампф в Обозрении Кормчей книги упоминает о двух списках, виденных им в старообрядческих рукописях, из которых в одном вместо имени митр. Киприана также стояло имя митр. Фотия,—изд. 1829-го года 1-го счета стр. 209 fin.. Прежде Карамзина грамота известна была Кульчинскому и напечатана им в латинском переводе в его Specimen Ecclesiae Ruthenae. вышедшем впервые в 1733-м году,—новое издание Мартынова Paris, 1859, р. 195.

1) V, 131.

2) См. Неволина О пространстве церковного суда в России до Петра Великого, в Полном собрании сочинений т. VI, стр. 313.

3) Карамзинском и Румянцевском.

4) Неволин.

 

 

326

становляются ограничения его церковно-правительственных прав и подтверждаются, а отчасти, может быть, и вновь постановляются правила относительно суда смесного. Под грамотою, по известным в настоящее время ее спискам, выставлена неправильная дата, на основании которой она должна быть относима или к 1392-му или к 1404-му году 1). Вероятнейшим представляется принимать первый год и понимать дело так, что великий князь и митрополит учинили договор в начале правления второго. Вступление к грамоте читается: «Се язкнязь великий, сед с своим отцем митрополитом киевским и всея Руси, управили есмь (есмы) о домех о церковных и о волостех и о землях и о водах и о всех пошлинах церковных». Затем, содержание грамоты есть следующее: вотчины, принадлежащие митрополичьей кафедре со времен предшествующих митр. Алексию и с его времени, остаются за нею, как было при митр. Алексие 2). Домовые митрополичьи монастыри принадлежат митрополиту со всеми их вотчинами 3). Боярам и слугам великого князя и митрополичьим не покупать митрополичьих вотчин, а кто купил, тот должен возвратить купленное и получить назад свои деньги 4). Это постановление, но всей вероятности, должно понимать так, что или митр. Пимин, нуждаясь для своих константинопольских доез-

1) Грамота напечатана в Акт. Эксп., т. I 9, стр. 4. Под ней выставлена дата: «писана грамота на Москве месяца июня в 28, индикта в. 12, в лето 6900». Год есть 1392-й, а индикт—1404-го года. В грамоте по известным ее спискам не выставлено имени ни великого князя, ни митрополита, и она усвояется Василию Дмитриевичу и Киприану на основании даты. ее содержание действительно показывает, что она должна быть усвояема митр. Киприану, а, следовательно, и Василию Дмитриевичу, при котором одном был Киприан митрополитом: митрополит, которому дана грамота, представляется непосредственным преемником Алексия, а таков был Киприан (не считая Пимина, как незаконного митрополита).

2) Говорится вообще о вотчинах митрополичьих и в частности о Лухе (ныне находящемся в костромской губернии, на смежьи с владимирскою) и о Сенеге (находящемся во владимирской губернии, в покровском уезде). О двух вот чинах в частности, может быть, потому, что они начали принадлежать кафедре только со времен св. Алексия я что относительно их еще не установилось твердой «пошлины» и старины.

3) Называются два монастыря: Константиновский (находившийся близ Владимира) и Борисоглебский (в Переяславле).

4) Это именно говорится о митрополичьих землях луховских.

 

 

327

док в деньгах, продал некоторые из вотчин, принадлежавших кафедре, митрополичьей, или что, пользуясь долговременными отсутствиями Пимина, продали их и самим себе присвоили бояре митрополичьи, и что Киприан посредством его—постановления имел в виду возвратить вотчины назад. Крестьян, живущих в митрополичьих вотчинах 1), судит сам митрополит с волостелем или с доводчиком, а судье великого князя не быть; крестьян, живущих в вотчинах домовых митрополичьих монастырей 2), судят игумены последних. С крестьян митрополичьих великому князю брать в выход татарский по своей по оброчной грамоте, а больше того оброка с них не брать, и белки и резанки брать с них не великому князю, а митрополиту; когда дать дань Татарам, тогда и оброки взять великому князю с церковных людей, а когда не дать дани Татарам, тогда и оброку не брать; данщику и бельщику великого князя не быть в селах митрополичьих. Что некоторые из крестьян митрополичьих 3) ставливали хоромы на великого князя во Владимире, то отложить, потому что то учинилось вновь, не по пошлине 4). Ям (ямская, почтовая повинность) великому князю с крестьян митрополичьих по старине шестой день (гоньбы),—когда дадут села великого князя (т.-е. когда по приказу великого князя выставят лошадей его села), тогда дадут и митрополичьи. Если митрополичьи церковные люди будут продавать свое домашнее, то тамги не дают, а кто будет прикупом (купленным) торговать, тот дает тамгу. А что люди митрополичьи живут в городе, а тянут ко дворцу, тех описать и положить на них оброк, как и на великого князя дворчан. Если человек великого князя будет искать суда на игумене или на попе или на чернце, то суд общий. Когда не случится митрополита в великом княжении,—отъедет куда-нибудь, а будет кто искать суда на митрополичьем человеке у великого князя: то если будет суд смесный, судить великому князю и судебные пошлины пополам, а если будет суд митрополичий, то судит митрополичий наместник. Если кто будет искать суда у великого князя на митрополичьем на-

1) Именно—той же луховской.

2) Помянутых выше.

8) Именно—луховцы.

4) Принимая сказанное выше, что Лух начал принадлежать кафедре митрополичьей только со времен св. Алексия, нужно будет понимать, то учинилось вновь (как нечто новое) против других митрополичьих вотчин? не по пошлине, существующей относительно этих последних.

 

 

328

местнике или десятнике или волостеле, то великому князю судить самому. А относительно войны установляем: когда я—великий князь сяду на коня, тогда (идти) и митрополичьим боярам и слугам, под митрополичьим воеводою, а под моим—великого князя стягом; а сто из бояр и слуг не служил митрополиту Алексию, а поступил на службу вновь, те пойдут под моим великого князя воеводою,— где который живет, под тем воеводою и есть. А своей дани («сборнаго») брать митрополиту с каждой церкви по шести алтын на год, а подъезда («заезда») по три деньги, а более того не брать ничего; а десятиннику брать своих всяких пошлин (въездного, Рождественского и Петровского) по шести алтын (на год) с церкви, а более того не брать ничего,—митрополичью дань взимать о Рождестве Христове, а десятинничьи пошлины о Петрове дни. Которые соборные церкви по городам не давали дани при Феогносте и при Алексее митрополитах, тем не давать и теперь. Моих слуг великого князя и моих данных людей в попы и в диаконы митрополиту не ставить; а который попович хотя будет писан в мою службу, а захочет поставиться в попы или в диаконы, то вольно ему стать; а попович, который живет у отца и хлеб ест отцов, тот—митрополичий, а который попович отделен и живет не вместе с отцом и хлеб ест свой, тот—мой великого князя». Мы сказали выше, что хан Менгу-Темир в своем ярлыке митр. Кириллу предоставил последнему власть посвящать в церковные степени из всех без изъятия мирян: на постановление великого князя, чтобы митрополиту не ставить в попы и диаконы его—князя слуг и данных людей должно смотреть как на отмену или как на ограничение постановления ханского (а читаемое в грамоте великого князя далее есть буквальное повторение читаемого в ярлыке хана).

К сожалению, мы не находим в летописях никакого известия относительно происхождения второй из наших грамот. Во всяком случае ее содержание показывает, что она написана великим князем не только по просьбе митрополита, но и по собственному побуждению, с целью не только подтвердить права митрополита, но и положить им ограничения или подтвердить эти последние. К грамоте мы снова возвратимся ниже,—во второй половине тома, в главе об управлении.

Сохранились до нас две грамоты митр. Киприана, в которых он является охранителем церковно-правительственных и имущественных прав подчиненных ему епископов и последних прав вообще духовенства. В свое вторичное пребывание в Новгороде

 

 

329

в 1395-м году он написал грамоту Псковичам, в которой убеждает их и вместе предписывает им: 1) чтобы они—миряне не отнимали у своего архиепископа и не присвоили себе права судить и казнить священников, хотя бы эти последние даже и заведомо и явно были люди недостойные (овдовевшие и без сложения с себя священства женившиеся во второй раз); 2) чтобы они не вступались в земли и села церковные, купленные церквами или полученные в дар по душам 1). Спустя то или другое время после сего Киприан дал свою утвердительную или как бы охранительную грамоту новгородскому архиепископу Иоанну, в которой предписываете: 1) чтобы никто из мирян не дерзал вступаться в права архиепископа над духовенством,—над игуменами и чернцами, попами и диаконами, и чтобы в свою очередь никто из духовенства, под страхом извержения и отлучения, не дерзал отыматься от архиепископа при помощи мирских властей; 2) чтобы никто из мирян не дерзал вступаться в недвижимые имения архиепископской кафедры, в ее погосты и села и земли и воды со всеми пошлинами 3).

Митр. Киприан занимаете особое место в истории нашего богослужения: он ввел у нас новую редакцию служебника и новый богослужебный устав.

В первенствующее время христианства, как мы говорили в I томе 3), каждая частная церковь имела свою особую литургию. Это

1) Грамота напечатана в Акт. Ист. т. I, № 9, стр. 18; перепечатана в Памятнн. Павлова, № 27. col. 231.

2) Грамота напечатана ibid. № 7, стр. 16, перепечатана ibid. № 26, col. 229.—Кроме этих двух грамот Киприана сохранились еще три правительственные его грамоты: 1) уставная грамота Константиновскому домовому монастырю относительно повинностей крестьян монастыря,—в Акт. Эксп. т. I, № 11, стр. 6; 2) вдове Феодосии Филипповой на усыновление приемыша,— в Акт. Ист. т. I, № 255, стр. 484 и в Памятнн Павлова, № 31, col. 242; 3) Псковичам об отмене уставной грамоты, данной им архиепископом суздальским Дионисием,—в Акт. Ист. т. I, № 10, стр. 18 fin. и у Павлова, № 28, col. 284. Архиепископ Дионисий, возвратившись из Константинополя в 1383-м году, был в Пскове, чтобы передать Псковичам грамоту патр. Нила о Стригольниках (о чем ниже, в речах о Фотии); при этом он, неизвестно — с какого повода и по какому побуждению, написал Псковичам грамоту: «по чему (им) ходити, как ли судити или кого как казнити, да вписал и проклятье, кто иметь не по тому ходити», приписав свою грамоту к грамоте Александра Ярославича Невского. В отмену этой «недельной» грамоты Дионисия и написал Киприан свою грамоту во Псков.

3) 2-й полов. стр. 297 sqq.

 

 

330

разнообразие постепенно исчезло таким образом, что повсеместно были приняты литургии знаменитейших отцов, каковы Василий Великий и Иоанн Златоустый. Но и литургии Василия Великого и Иоанна Златоустого с присоединенною к ним литургией преждеосвященных даров, по причинам, которые объяснены нами там же 2), очень долгое время представляли большое поместное разнообразие. Во второй половине XIV века современник Киприанов константинопольский патриарх Филофей, занявший впервые кафедру в 1354-м году и скончавшийся после 1376-го года, с целью положить конец разнообразию, приготовил нарочитую редакцию служебника и как определенную редакцию ввел ее в употребление в своей патриаршей церкви. Эту-то редакцию служебника Филофееву и перевел на славянский язык и ввел в употребление у нас митр. Киприан.

Что касается до устава прочего богослужения, то с принятием христианства мы заимствовали от Греков несколько таких уставов: устав константинопольской великой церкви или константинопольской патриархии для епископий, неизвестное количество монастырских уставов для монастырей и приходских церквей (для первых в полном виде, для вторых в сокращенном). С течением времени у нас вошел в общее употребление во всех церквах монастырский устав константинопольского Студийского  монастыря в редакции константинопольского патр. Алексия 2). Но в Греции—в патриархате константинопольском, от которого мы заимствовали уставы, в течение первой половины XIII века (по свидетельству Симеона Солунского), случилась та перемена, что оставлены были все собственные, дотоле существовавшие уставы, и принят был в общее употребление монастырский иерусалимский устав Саввы Освященного. Этот-то иерусалимский устав св. Саввы и ввел у нас в употребление Киприан или в собственном переводе с греческого или, что гораздо вероятнее, в переводе, за 50-т лет до него сделанном в Сербии.

К обстоятельным речам о служебнике и уставе, введенных у нас митрополитом Киприаном, и вообще об его трудах, относящихся до богослужения, мы возвратимся после, когда будем нарочито говорить о состоянии у нас богослужения за наш период времени. А здесь заметим, что в отношении к богослужению Киприан показал великую ревность: кроме того, что он доставил нам но-

1) Ibidd..

а) См. ddibi. стрр. 299 sqq, 317 sqq.

 

 

331

вую редакцию служебника и новый устав, он перевел с греческого на славянский немалое количество частных служб и молебных последований и, как кажется, отчасти составлял их и сам.

Сохранились две грамоты митр. Киприана, касающиеся богослужения. Одна грамота написана в Новгороде, во время пребывания его там в 1395-м году, и содержит ответы на разные частные вопросы, относящиеся до богослужения, предложенные ему новгородским духовенством 1). Другая грамота написана во Псков но случаю препровождения тамошнему духовенству исправничего служебнико-требника, нежели какой у последнего был дотоле 2) К содержанию этих грамот мы также возвратимся ниже.

В правление митр. Киприана, в 1395-м году, перенесена была из Владимира в Москву, из тамошнего Успенского собора в здешний Успенский собор, чудотворная икона Владимирской Божией Матери. Поводом к перенесению послужило нашествие на Россию грозного завоевателя Тамерлана 3). Этот второй по силе оружия и обширности завоеваний монгольский Чингиз-хан, явившийся в монгольской орде Джагатайской, составлявшей наследие второго сына Чингизова Джагатая или Чагатая и обнимавшей земли, составляющие Бухару с Хивой и наш Туркестан (древнюю Транзоксанию, называемой в наших летописях Синею Ордой); предпринимал несколько походов на нашу кипчакскую или золотую монгольскую Орду. В последний поход, предпринятый в 1395-м году, Тамерлан разбил и прогнал с престола хана сарайского Тохтамыша и не останавливаясь в Орде двинулся далее к западу на Россию. Когда он явился

1) Грамота напечатана в Акт. Ист. т. I, № 11, стр. 19; перепечатана в Памятниках Павлова, № 29. col. 235.

2) Напечатана ibid. № 8, стр. 17, перепечатана ibid. V 80, col. 239. (Написана эта грамота после 1398-го года, когда архиепископ Иоанн был во Пскове, о чем говорится в ней и, как должно думать, во время пребывания архиепископа в Москве в заключении (1401—1404), потому что этим только можно объяснить, что священники псковские приезжали для посвящения в Москву). О послании к игумену Афанасию, составляющем не правительственную (официальную) грамоту, а частное писание, см. ниже.

3) Собственное имя Тамерлана было Тимур. Так как он был хромой, то Персы называли его Тимур—ленг, т. е. Тимур хромой, и отсюда его европейское имя Тамерлан. Татары называли его Тимур-аксак, что значит тоже, что Тимур-ленг, те. Тимур хромой, и отсюда он называется в наших летописях Темир-аксаком.

 

 

332

на берегах Дона, в земле рязанской, где взял и разграбил город Елец 1), великий князь Василий Димитриевич, оставив в Москве для осадного в ней сидения дядю своего Владимира Андреевича Донского, пошел с войском для сторожи неприятеля к Коломне, на берега Оки. Находясь здесь, великий князь получил весть, что Тамерлан готовится идти на Москву и намеревается пленить и предать мечу всю землю русскую. Не надеясь на собственные силы, он решился обратиться к заступлению Божией Матери и, по совету с митрополитом и боярами, заповедав всем поста и покаяние и усиленное моление, приказал принести из Владимира в Москву тамошнюю чудотворную икону Божией Матери. Быв поднята во Владимире 15-го Августа, в праздник Успения Богородицы, икона принесена была в Москву 26-го Августа: и в тот самый день, как она внесена была в Москву, Тамерлан поворотил с своими войсками назад из России. Сказание о перенесении иконы в Москву говорит, что в ночь на тот день, как быть иконе принесенной в Москву, Тамерлан видел «сон страшен зело, яко гору высоку вельми и с горы идяху к нему святители, имущи жезлы златы в руках и претяще ему зело и над святители на воздусе жену в багряных ризах со множеством воинства, претяще ему люте»,—что от виденного сна Тамерлан пришел в великий трепет и тотчас же отдал приказ поворотить всему своему бесчисленному воинству назад. Принесенная в Москву икона, осталась, в ней навсегда 2). В память чудесного избавления Москвы заступлением Божией Матери от належавшей страшной опасности великий князь с митрополитом умыслили поставить в Москве, на том месте, где была встречена икона, монастырь во имя Сретения Богородицы («бе же место то тогда на Кучкове поле, близь города Москвы, на самой на велице дороге володимерской» 3).

1) Елец находится на реке Сосне, впадающей в Дон, верстах 25-ти от последнего.

1) Находится в Успенском соборе, в главном поясе иконостаса, первою от царских врат по левую сторону.

3) Сказание о перенесении иконы—в Никоновск. лет. IV, 258, в Типографск. лет. стр. 195 и в Софийск. 2-й лет.,—Собр. летт. VI, 124, также в Софийск. 1-й лет.,—ibid. V, 248. - Гаммер в своей Geschichte der goldenen Horde in Kiptschak, S. 361, дело о нашествии Тамерлана на Россию представляет таким образом, что от Волги он двинулся к Днепру, а от Днепра поворотил к Дону, и что опустошать Малую Русь и Московскую область он отряжал сво-

 

 

333

После занятия кафедры митрополии всея России в Москве Киприан два раза путешествовал в литовскую Русь для ее посеще-

их полководцев.—По общепринятому мнению, икона Владимирской Божией Матери, принесенная в Москву в 1395-м году, осталась в Москве навсегда. Повторяя общепринятое мнение, это и мы говорим выше. Однако существуют большие основания полагать, что после 1395-го года икона опять была возвращаема во Владимир и что окончательно или навсегда она принесена в Москву в 1480-м году. Летописи, рассказывая о набеге в 1410-м году на Владимир татарского царевича Талыча, говорят, что татары «высекши (запертые) двери святые Богородицы (Владимирского Успенского собора) и вшедше в ню, икону чюдную святые Богородица одрата, такоже и прочаа иконы». Под иконой чудной святые Богородицы со всею вероятностью должно разуметь именно икону Владимирской Божией Матери (ибо другой иконы, которую бы разуметь, не может быть и указано). В месяцеслове одной Следованной псалтыри XVI в., находящейся в библиотеке Троицкой Сергиевой Лавры, говорится под 23-м Июня: «прииде чюдотворная икона пречистые Богоматере из Володимира в град Москву 6988» (1480),—№ 321, см. печати. Описания ч. II, стр. 99. Нынешняя риза на Владимирской иконе Божией Матери сделана митр. Фотием, о чем см. статью покойного К. И. Невоструева: «Монограмма всероссийского митрополита Фотия на окладе Владимирской чудотворной иконы Пресвятые Богородицы в Московском Успенском соборе», напечатанную в Сборнике Общества древне-русского искусства при Московском Публичном Музее на 1866-й год. Естественно предполагать, что Фотий сделал новую ризу по причине утраты старой ризы: но в правление Фотия старая риза могла утратиться именно только быв одрана с иконы Татарами при набеге их на Владимир (в 1408-м году приходил под Москву Едигей, но Москва не была им взята). Наконец, установленное в 1480-м году празднование Владимирской иконе Божией Матери в 23-й день Июня заставляет предполагать принесение иконы из Владимира: этот 23-й день Июня, в который установлено празднование, очевидно, был днем знаменательным по отношению к иконе; но так как Ахмат бежал с Угры не 23-го Июня, а 7-го Ноября, то другой знаменательности, кроме того что 23-го Июня икона принесена из Владимира в Москву, не может быть предполагаемо.—В 1401-м году принесена была в Москву из Суздаля другая святыня— так называемые страсти Господни (кровь Спасителя и частицы вещей, относящихся к Его страданию—тернового венца, трости, копия, губы и пр.), которые в 1382-м году принес из Константинополя суздальский архиепископ Дионисий, «премногою ценою искупив», которые почему-то сокрыты были, быв зазданы или закладены в каменной стене церковной, и которые в 1401-м году были обретены,—Никон. лет. IV, 131 и 299 (в настоящее время ковчег с этими страстями Господними находится в ризнице московского Благовещенского собора, см. Памятники московской древности Снегирева, стр. 92, и Полное собрание исторических сведений о всех бывших в древности и ныне существующих монастырях и примечательных церквах в России А. Ратшuнa, стр. 316: у обоих подробное перечисление вещей, числом 16-ти).

 

 

334

ния,—в первый раз в 1396-м году, во второй раз в 1404-м году.

Еще в то время, как он был митрополитом киевско-литовским и проживал в Константинополе, добиваясь кафедры митрополии всея России, в Литве случилось государственное событие, имевшее чрезвычайно важное значение для судьбы в ней православия,— неожиданно решившее вопрос об этой судьбе в отрицательном смысле. Одновременно с тем, как во второй четверти XIII века Литовцы образовали из мелких владений одно государство, они быстро начали покорять себе сопредельную им юго-западную Русь. Но вместе с этим последним они столько же быстро начали стремиться к тому, чтобы превратить свое государство из литовско-русского наоборот в русско-литовское. Русские XIII—XIV века в отношении к духовной культуре (в отношении к духовно-нравственному развитию) были нисколько не высоки; но они все таки были в сем отношении несравненно выше Литовцев, и победители тотчас же стали на решительный путь к тому, чтобы усвоить национальность побежденных. Дворы князей литовских,—великого и удельных, наполнились русскими боярами из покоренных русских областей и быстро начали русить их; сами князья, добровольно стремясь к возможно большему обрусению, усиленно искали браков с русскими княжнами, дабы из их детей воспитывались более Русские, чем Литовцы, и в весьма непродолжительном времени обрусение достигло такой степени, что русский язык, получив решительный перевес над литовским при дворах князей и между боярством, сделан был исключительным официальным языком администрации и суда во всем княжестве 1). Великие князья литовские до Ольгерда включительно († 1377) оставались язычниками 2), но дети Гедимина и Оль-

1) Русский язык остался в Литве официальным языком администрации и суда и в позднейшее время, — и по соединении Литвы с Польшей, о котором сейчас. На русском языке написаны статуты литовские или собрания литовских законов и в последнем по времени из статутов, изданном в 1588-м году, который оставался в силе до новейшего времени, есть нарочитое предписание о том, чтобы административно-судебным языком был русский, а не какой другой: «писарь земский должен писать все бумаги, выписи и позывы по-русски, словом и буквами русскими, и не на ином каком-либо языке и не иными словами». См. исследование Боричевского Православие и русская народность в Литве, Спб. 1851, стр. 68.

2) Ольгерд, быв при отце удельным князем и женившись на русской княжне подобно другим сыновьям Гедимина, принял было православное христиан-

 

 

335

герда все крещены были в христианскую православную веру; беспрепятственно распространяемое в стране русское православное христианство сделало в ней очень значительные успехи 1), и оставалось уже весьма немногое, чтобы оно стало общею и исключительною верою народа... Но в 1386-м году случилось событие, которое сразу повернуло литовскую историю в другую сторону. Польский король Людовик († 1382) 2) оставил после себя наследницей престола 13-ти летнюю дочь Ядвигу (Гедвигу) и Полякам нужно было найти своей королеве мужа; литовского великого князя Ягайла, сына и преемника Ольгердова, и литовских бояр крайне прельстила открывавшаяся возможность соединить Литву с Польшей и они употребили все усилия, чтобы этого достигнуть, вследствие чего 15-го Февраля сейчас указанного года и состоялся брак Ягайла с Ядвигой. Более чем вероятно, что этот неожиданный поворот истории Литвы в другую сторону был обстоятельством счастливым для Москвы, которая в Литве, превратившейся из литовско-русского в русско-литовское государство, могла бы встретить очень опасную себе соперницу в собирании Руси. Но для русской церкви в Литве, а с нею и для литовской митрополии, наше событие было обстоятельством в высшей степени прискорбным. Ягайло, добиваясь получить руку Ядвиги, не только сам изъявил готовность перекреститься в латинство из православия, к которому дотоле принадлежал 3), но и обещал Полякам обратить в католичество весь свой народ. В отношении к литовско-языческой части населения княжества Ягайло со всею ревностью принялся за выполнение обещания тотчас после занятия польского престола, в чем, употребляя отчасти меры кротости, отчасти меры строгости, и имел скорый успех (разумеется, обратив массу Литовцев-язычников из язычества в христианство на первый раз

ство; но, заняв великокняжеский престол, он опять возвратился к язычеству; умер впрочем снова христианином и даже монахом-схимником (дважды крестившись!),—у Боричевского, стр. 15.

1) См. сейчас указанную книгу Боричевского.

2) Людовик был собственно венгерский король и наследовал польский престол от дяди своего Казимира Великого.                           

3) В православии он назывался Иаковом, в латинстве назван был Владиславом и известен в Польской истории под именем Владислава II-го. Он был перекрещен (Длугош, lib. X, изд. 1711-го года р. 104 sub fin.), так как католики в то время принимали православных через перекрещивание, как наоборот и православные—католиков.

 

 

336    

только совершенно внешним образом). Что касается до православных,—природных ли Русских или обращенных Литовцев, то Ягайло не отваживался сделать попытки—так же быстро превратить их в католиков, как быстро превратил язычников; но тем не менее по отношению к ним усерднейшим желанием как его самого, так и его преемников, стало отселе то, чтобы под властью римского первосвященника они составили одно церковное стадо с прочими подданными польско-литовской короны. Таким образом, с 1386-го года, со времени брака Ягайла с Ядвигою, положение православия в Литве совершенно изменилось. Дотоле оно было в ней верою если не господствующею, то терпимою совершенно столько же, сколько господствующая; оно быстро и свободно распространялось в литовском народе и имело все надежды стать верою господствующей; сам великий князь был уже православным христианином, ибо таковым был после Ольгерда Ягайло. Отселе, с водворением в Литве господства католичества, православие стало в ней верою схизматическою, ненавистною для правительства, которое поставило своею целью по отношению к ней то, чтобы угнетать и подавлять ее и стремиться к ее искоренению.

Впрочем, лично для Киприана, как митрополита литовско-русского, чрезвычайно важное событие, случившееся в Литве, не имело особенного значения: он был в весьма хороших отношениях с Ягайлом и с посаженным от последнего на великом княжестве литовском его двоюродным братом, вместе с ним перекрестившимся из православия в католичество, Витовтом 1) и лично не испытал никакого ущерба от того, что совершенно изменилось в Литве положение православия.

Для первого посещения Киприан отправился из Москвы в Литву в великом посте 1396-го года, за две недели до Пасхи, которая была в сем году 2-го Апреля. Он пошел с Москвы вместе с великим князем Василием Дмитриевичем, который хотел видеться с тестем своим Витовтом 2), так как этот последний нахо-

1) Литва соединена была с Польшей через брак Ягайла с Ядвигою таким образом, чтобы иметь под королем своего особого князя. Витовт, сын Кейстутия, брата Ольгердова, после продолжительной ссоры с Ягайлом, был посажен последним на литовский великокняжеский престол в 1392-м году.

2) Василий Дмитриевич женился на дочери Витовта Софье в начале 1391-го года (Любопытное замечание о нравах этой Софьи, как-то совсем неожиданно встречаемое у благонравных наших летописцев, см. в Тверской летописи под 1390-м годом,—Собр. летт. XV, 445, col. 1 fin.).

 

 

337

дился не далеко от Москвы, в только-что перед тем взятом им Смоленске. Пробыв с великим князем у Витовта праздник Пасхи, Киприан отправился в Киев и прожил в нем и вообще в Литве полтора года 1).

Незадолго до его прибытия в Литву случилось в Киеве происшествие, которое, как нужно думать, причинило ему большие или меньшие неприятности. В Январе месяце 1396-го года умер в Киеве подозрительною скоропостижною смертью тамошний князь Скиригайло Ольгердович, и молва обвиняла в его смерти киевского митрополичьего наместника чернца Фому Изуфова святогорца, утверждая, что он поднес князю зелие отравное на устроенном для него пиру 2). Вероятно, молва считала Фому орудием кого-нибудь из врагов Скиригайловых в многочисленном семействе князей литовских 3). Так как перед своей смертью Скиригайло находился в мире с королем и с великим князем 4), то следует думать, что Ягайло и Витовт преследовали Фому своим гневом или по крайней мере требовали от митрополита, чтобы этот сместил его с наместничества.

Что делал Киприан во время своего полуторагодичного пребывания в Литве по отношению к церковному управлению, остается нам неизвестным. Но мы имеем неожиданные сведения об его делах там, не относящихся к церковному управлению. Ягайло, как оказывается, или сам по себе или, что гораздо вероятнее, вдохнов-

1) Возвратился в Москву 7-го Октября 1397-го года.

2) См. литовскую летопись неизвестного, написанную в первой половине ХV-го века, по ученому, открывшему ее, называемую Даниловичевой, в Ученых Записках II Отд. Акад. Наук, кн. I, отд. 3, стр. 40; также Густинскую летопись под 1396-м годом.

3) Гедимин оставил 7 сыновей, Ольгерд 12, Кейстутий 6.

4) В 1392-м году Ягайло помирил поссорившихся перед тем Витовта и Скиригайла и Витовт, выгнав из Киева Владимира Ольгердовича, отдал его Скиригайлу. Вероятно, что Фома считаем был за орудие этого Владимира Ольгердовича. Если последнее правда, то может быть, что был приплетаем к делу и сам Киприан, так как Владимир был человек к нему благорасположенный (захватил в Киеве Дионисия, см. выше) и оставался верным православию (вместе с Ягайлом в 1386-м году перекрестились в латинство Витовт, Скиригайло и Свитригайло, а относительно прочих князей Длугош говорит: reliqui Lithuaniae duces, fratres ducis Iagellonis, cum dudum ante Graecorum ritu baptisma sortiti fuerinfc, ad iterandum, vel, ut signification verbo utar, ad supplendum baptisma uou poterant induci.—lib. X, изд. 1711-го года p. 104 fin.).

 

 

338

ляемый латинекнм духовенством, мечтал о том, чтобы православное население Литвы соединить с католическим населением Польши и Литвы в один церковный союз посредством унии его с папой. При этом он хотел сделать дело не так, чтобы устроить унию непосредственно между папою и своими православными подданными,— до чего он еще не додумался, а так, чтобы устроить унию между папой и Греками. Но что неожиданно, так это есть то, что Киприан, как узнаем, вполне сочувствовал мысли Ягайла об унии. Последний вместе с своим латинским духовенством, конечно, мечтал о такой унии, при которой Греки подчинились бы папе; но так как невозможно и вовсе нет оснований думать того же о Киприане, то должно полагать, что митрополит находил возможным мечтать об унии настоящей, при которой Греки не подчинились бы папе, а действительно воссоединились с ним. Весьма вероятно, что легковерная мечта, от которой впрочем весьма несвободны были и сами Греки, имела своим источником честолюбивый помысл стать великим благодетелем Греции, именно—что по воссоединении Греков с папою западные государи подали бы последним помощь в борьбе их с Турками и что таким образом он—митрополит, положивший этому начало, стал бы главным виновником такого знаменитого дела, как спасение византийской империи от варваров. Как бы то ни было, только Ягайло и Киприан, во время пребывания митрополита в Литве, решили писать к патриарху константинопольскому о созвании собора для устроения соединения церквей, при чем местом собора назначали Россию, т.-е. вероятно—именно Литву. До нас сохранились ответные послания патриарха королю и митрополиту, датированные Январем 1897-го. года, в которых патриарх высказывается против благовременности созвания собора по причине несчастных государственных обстоятельств византийской империи. «Ты пишешь,—отвечает патриарх королю,—о соединении церквей: и мы усердно желаем этого, только сие не есть дело настоящего времени, ибо идет (у нас) брань с нечестивыми (т.-е. с Турками), пути (нам) заперты, дела наши находятся в стесненном положении: при таких обстоятельствах возможно ли, чтобы пошел кто-нибудь от нас на составление там (т.-е. у вас в России) собора? если Бог пошлет мир и пути станут свободными, мы готовы к этому и по собственному побуждению; а чтобы это случилось, усердно просим твое благородие, соединиться весной с благороднейшим королем венгерским и выступить с твоим войском на сокрушение  нечестивых; тогда, по освобождении путей, удобно может состояться и соединение церквей, как желает

 

 

339

этого твое благородие и как желаем этого и мы; благороднейший король венгерский, если Бог даст, двинется (против Турок) с Марта месяца,—с такими словами и намерениями он ушел от нас и ты в этом не сомневайся» 1). Несчастные обстоятельства, как видно, делали Греков до последней степени легковерными. Венгерский король, о котором говорит патриарх, был шурин Ягайлов, муж старшей сестры Ядвигиной Марии, Сигизмунд. 28-го Сентября 1396-го года в битве при Никополе на Дунае он потерпел такое совершенное и страшное поражение от Турок (султана Баязида), что не смел сразу показаться на глаза своему народу (для которого был чуждый пришелец, ибо был Немец) и с поля битвы бежал на время в Константинополь, под предлогом заключения союза с императором 2). И на слова и обещания человека, находившагося в таком положении, возлагали упование Греки! В своем ответном послании митрополиту патриарх тоже самое пишет о неблаговременности созвания собора, что и королю, прибавляя, что дело требует не поместного какого-нибудь собора, а вселенского. За сим, он настоятельно прост митрополита употребить все старания о том, чтобы побудить короля подать помощь Грекам против Турок в. соединении с королем венгерским, «ибо—говорит патриарх, —как сам ты пишешь, король—великий тебе друг». Относительно Назначения королем и митрополитом места собора в России, патриарх говорит, что она, по своей отдаленности от Греции, не представляется удобным местом не только при теперешних обстоятельствах, но и в мирное время 3).

Во второй раз Киприан ездил в литовскую Русь, как мы сказали, в 1404-м году. Он отправился из Москвы в Июне или в Июле месяце 4) и держал путь на Вильну к Витовту. Пробыв некоторое время у Витовта, при чем, по словам Никоновской летописи (которые, очень может, принадлежать самому Киприану), видел честь великую от самого великого князя и от всех князей и от панов и от всей земли 5), отправился в Киев. Всего пробыл он в литовской Руси почти столько же, сколько в первый приезд,—

1) В Памятниках Павлова, 44, col. 299.

2) Gescbichte von Ungarn Фесслера, в обработке Елейна, II, 274.

3) В Памятниках Павлова, Л: 45, col. 305.

4) По Никоновской летописи, IV, 312, Июля 8-го, по летописи у Карамзина (вероятно—Троицкой), т. V, примеч. 254. col. 103, Июня 22-го, в неделю.

5) lbidd.

 

 

340

год и пять месяцев, и возвратился в Москву 1-го Января 1406-го года 1). Первым делом его по приезде в Киев было то, чтобы поймать, т.-е. арестовать, и отослать в Москву своего тамошнего наместника архимандрита Тимофея и всех бывших при наместнике своих слуг, которым приказано было в Киеве всякие дела и вещи хранить и управлять, и поставить нового наместника (архимандрита Спасского Феодосия) и новых слуг 2). Чем вызвана была эта решительная и крутая мера митрополита по отношению к его чиновникам 3), летопись не говорит; но, как само собою необходимо предполагать,— тем, что они исполняли свои обязанности вопиюще неудовлетворительным образом. Одновременные аресты и отставки всех дают знать, что эти киевские чиновники митрополита, с наместником во главе, представляли из себя одну шайку грабителей, расхищавших доходы митрополичьи или обиравших подведомое духовенство, а что гораздо вероятнее-  и первое и второе вместе. Из других дел Киприана в Литве в эту его поездку в нее мы знаем еще об одной подобной же отставке, только имевшей место не по собственной инициативе митрополита, а по стороннему требованию. Во время пребывания Киприана в Киеве и вообще в Литве перед великим князем Витовтом был чрезвычайно сильно оклеветан епископ Туровский Антоний, обвинявшийся между прочим в том, будто он посылал грамоты к ордынскому хану Шадибеку (занявшему престол вместо умершего Темир-Кутлуя в 1401-м году) и призывал хала на Киев и на Волынь и прочие литовско-русские области и города, так что Витовт настоятельно требовал от митрополита низложения епископа 4). Татищев, неизвестно—откуда заимствуя известие, утверждает, что Антоний был оклеветан перед Витовтом латинцами, которым он был ненавистен тем, что обличал твердо ересь их и всю Литву и Волынь укреплял учением и падших восставлял, а колеблющихся в сознании истины утверждал, и что его не могли удержать ни дарами, ни угрозами 5). Если бы дать веру сло-

1) Летоп. у Карамзина, V, прим. 254. col. 104; в Никоновской летописи, IV, 316, сказано: год И месяцев, очевидно, ошибочным образом.

2) Никон. лет. и лет. у Карамзина.

3) Под слугами митрополичьими и вообще архиерейскими, как мы уже говорили прежде, не должно разуметь служителей или лакеев, а нужно разуметь чиновников.

4) Никон. лет. IV, 315.

5) Ист. IV, 419.

 

 

341

вам Татищева, то можно было бы до некоторой степени подозревать, что и клевета на епископа перед Витовтом не была клеветой или по крайней мере имела поводы: епископ, ревностно боровшийся с латинянами за православие, если и не доходил до того, чтобы вступать в сношения с ханом, мог открыто высказывать, что власть Татар, отличающихся полною веротерпимостью, для Русских предпочтительнее власти великих князей литовских, которые в лице Витовта стали гонителями их веры 1). Как бы то ни было, только исполняя требование Витовта, Киприан снял епископский сан с Антония и послал его в Москву, в Симонов монастырь. При этом одна летопись, как будто давая знать, что митрополит не считал епископа виновным и снял с него сан, только не находя возможным отказать Витовту в его требовании, говорит, что Киприан, послав Антония в Москву и повелев ему жить в Симоновом монастыре, «приказа его покоити всем и никакож ни в чем не оскорбляти, точию из монастыря не исходити» 2). Вовремя пребывания Киприана в Литве в 1405-м году имел место съезд Ягайла и Витовта в городе Милолюбне или Милолюбе (находившемся неизвестно нам где 3). На съезд государей являлся и митрополит, и, по словам наших летописей, прожил у них в великой чести две недели, «и дариша его и бояр его и слуг его». Как видно, Киприан действительно был в очень хороших отношениях с Ягайлом и Витовтом, но искал ли он этих очень хороших отношений для пользы православия в Литве или наоборот потому имел их, что не слишком заботился о православии, решить это трудно и мудрено...

1) Боричевский в своей указанной книге, стр. 39, ссылаясь на Нарбутта,— т. VI, стр. 87, говорит, что Антоний обращал и крестил в Литве народ в православную веру с дозволения Витовта. Нарбутт ссылается в сем случае на сочинение А. Коцебу: Свитригайло, великий князь Литовский, S. 31 [(немецкого оригинала, 58 прим. fin. русского перевода). Но Коцебу, говоря, что в 1405-м году Антоний проповедовал в Литве греческую веру, ссылается на наше место Татищева.

2) Никоновская летопись, IV, 315. Но летопись Троицкая передает дело так что как будто Киприан считал Антония виновным; она говорит под 1404-м годом: «того же лета Киприан митрополит Антонья, епискова туровьского, сведе со владычества его по повеленью Витовтову и отъя от него сан епископский и ризницу его и клобук его белый, а источники и скрижали его спороти повеле, и приведе от Турова на Москву и посади его в кельи в монастыре. иже на Симонове», у Карамз. т. V, прим. 239, col. 92.

3) Милолюбне—по Никоновск. лет., IV, 315 нач., Милолюбе—по Троицкой летописи,—у Карамз. V, прим. 254, col. 103 fin..

 

 

342    

Мы говорили выше, что до 1371-го года, если был поставляем особый от Москвы митрополит для юго-западной Руси, то поставляем был вместе для литовской Руси и для Галиции, так что литовская Русь и Галиция составляли одно церковное целое, и что в 1371-м году был поставлен для Галиции отдельный митрополит от Литвы, которая осталась за митрополитом московским (св. Алексием) и которая вскоре потом получила своего отдельного митрополита, т. е. отдельного от Москвы и Галиции, в лице Киприана. Когда Киприан в 1390-м году занял кафедру митрополии всея России, то он соединил под собой кафедры Москвы и литовской Руси, но кафедра Галиции осталась вне этого соединения особой митрополией. Поставленный в 1371-м году в митрополиты галицкие епископ Антоний жил далее 1390-го года, когда Киприан занял в Москве кафедру митрополии всея России, т. е. собственно Москвы и Литвы, и умер или в конце 1391-го или в начале 1392-го года 1). После смерти Антония Галиция не была присоединена к митрополии всея России или московско-литовской, а по-прежнему осталась отдельною митрополией. Немедленно по смерти Антония, с соизволения короля польского, т. е. Ягайла, вступил в заведывание митрополией луцкий епископ Иоанн, с тем, чтобы стать потом действительным митрополитом. После около полуторагодичного заведывания митрополией, во второй половине 1393-го года, он отправился в Константинополь искать поставления в действительные митрополиты. Но незадолго до его прибытия в Константинополь пришел к патриарху посол Киприана с грамотою последнего, в которой он—Иоанн был обвиняем в каких-то очень важных винах по отношению к епископу владимиро-волынскому. Патриарх предположил было вызвать в Константинополь епископа владимирского, чтобы между ним и обвиняемым произвести суд. Тогда Иоанн, несмотря на все убеждения патриарха до л; даться прибытия епископа владимирского, бежал назад в Галицию, с. намерением выдавать себя там за митрополита, поставленного патриархом 2). За такой невероятно наглый поступок

1) В Августе 1391-го года он был еще жив; в Октябре 1393-го года говорится о нем, что он умер около двух лет тому назад, см. в Памятниках Павлова, coll. 231 нач. и 263.

2) Патриарх пишет Киприану, что когда собравшегося бежать Иоанна призывали на собор его—патриаршие послы, этот говорил: «Галич дан мне королем, который есть местный государь и властитель; мне не доставало только благословения патриарха, но я получил его и больше на в чем не нуждаюсь: что

 

 

343

патриарх подверг Иоанна отлучению и писал о нем Киприану, чтобы этот—с одной стороны писал о нем королю,—как, говорит патриарх, и я сам писал ему, —дабы он (король) изгнал его и из епископии луцкой и послал к нему—Киприану, а с другой стороны—канонически низверг его и поставил в епископы луцкие, на его место, другого Однако Иоанн пользовался покровительством Ягайла и не только не был низложен Киприаном с епископии луцкой, но и по прежнему остался заведующим митрополией галицкой. В 1397-м году, одновременно с тем, как посылать королю ответ на его предложение о соединении церквей, патриарх отправил в Галицию, для временного заведывания ею, своего экзарха, архиепископа вифлеемского Михаила, и писал королю об Иоанне: «епископ луцкий, если хочет быть прощенным и снискать от нас любовь и честь, пусть как только увидит архиепископа вифлеемского, оставит Галицию, которую твое благородие со всеми ее правами пусть отдаст архиепископу, а он—епископ пусть идет к своему митрополиту и припадет перед ним и если тот благословит его и разрешит, то и мы сделаем для него желательное твоему благородию». В последних словах патриарх разумеет то, что поставить Иоанна в митрополиты галицкие; на тот случай, если митрополит не разрешит епископа, патриарх предлагает Ягайлу избрать другого достойного кандидата для замещения кафедры митрополии, а в случае неимения государем такового, вызывается найти его сам между своими 2). Одновременно с Ягайлом патриарх писал об епископе Иоанне и  о митрополии галицкой и Киприану. Относительно епископа патриарх пишет митрополиту, что о нем не сделано и не будет сделано ничего более, кроме того, что ему—митрополиту известно, пока епископ не очистится от взведенных на него обвинений и пока он—митрополит не напишет о нем ему—патриарху, при чем поручает митрополиту произвести об епископе, в присутствии епископа владимирского, более строгое расследование, чем прежде. Относительно митрополии галицкой патриарх делает легкий выговор Кип-

мне делать на соборе? пойду в Галич, в свою церковь». Но, по словам патриарха, благословением в смысле назначения и перемещения он называл то благословение, которое в первый приход свой к нему (патриарху) получил как христианин наравне с сопровождавшими его подручниками, — в Памятниках Павлова. № 39, col. 263.

1) У Павлова, № 39.

3) Ibid. № 44, col. 299.

 

 

344

риану за то, что он по отношению к ней посягнул на его—патриаршие права, поставив, как сам извещает, на одну из ее кафедр епископа. Патриарх говорит, что при поставлении Антония в 1371-ы году решено, чтобы церковь галицкая составляла особую митрополию и что таким образом попечения о ней принадлежат ему—патриарху 1). Что сделал архиепископ вифлеемский по отношению к митрополии галицкой, остается неизвестным 2). От Февраля 1398-го года сохранилась запись епископа луцкого Иоанна королю Владиславу, т. е. Ягайлу, в том, что если король поможет ему—епископу поставиться на митрополию галичскую, то он—епископ обязуется дать королю двести гривен русских и тридцать коней 3). Удалось или не удалось Иоанну стать митрополитом галицким, остается также неизвестным; так как под 1401-м годом упоминается епископом луцким другой, а не он 4), то в сем году или уже не было его в живых или же был он митрополитом галицким (если, впрочем, не было так, что он был удален Киприаном с кафедры и не был поставлен в митрополиты).

В 1371-м году был поставлен отдельный галицкий митрополит, по просьбе короля польского, с тем, чтобы Русь, подвластная Польше, имела своего особого митрополита. А так как в 1371-м году была подвластна Польше не только Галиция, но и часть Волыни, то и митрополия галицкая, тогда открытая, обнимала не только Галицию, но и часть Волыни, именно—из этой последней к ней принадлежали тогда епископии владимирская и холмская. После 1371-го года, с гражданским переходом этих епархий под власть Литвы, и в церковном отношении они перешли под власть митрополита московско-литовского: епископ владимирский были подведомым Киприану в 1393-м году 5); епископ холмский был подведом ему по крайней мере в 1405-м году «).

1) В Памятниках Павлова Ж 45, col. 307.

2) Долго ли был в Галиции епископ вифлеемский,/неизвестно; но в 1400-м году патриарх уже посылал его в Москву, см. у Павлова № 46.

3) Акты Западной России, т. I, Л: 12, стр. 27.

4) Савва, см. выше.

5) Как видно из донесения Киприанова от сего года патриарху на виновность епископа луцкого по отношению к епископу владимирскому.

6) В сем году Киприан посвятил в Луцке в епископы владимирские попа Гоголя при сослужении ему епископов луцкого и холмского,—Троицк. лет. у Карамз. V, прим. 254, col. 103 fin.

 

 

345

Из наказа, данного патриархом архиепископу вифлеемскому при его отправлении экзархом в Галицию в 1397-м году, видно, что церковные дела этой последней, вследствие долговременной незамещенности ее митрополичьей кафедры, находились в крайне печальном состоянии. С одной стороны—католики вели деятельную и успешную пропаганду; с другой стороны—в православном духовенстве дошло до того, что явились священники-самозванцы. Давая знать, что дела находились не только в крайне печальном, но и нестерпимо худом положении, патриарх говорит, что ему писали о них многие из Галиции 1).

Мы говорили выше, что Греки напрасно воображали и надеялись, будто такое вопиющее дело, как поставление в митрополиты Пимина, пройдет им даром и будто все отлично уладится их красноречиво лживыми посланиями,—что напротив Русские, и дотоле не особенно их уважавшие, со времени поставления Пиминова и прискорбнейших замешательств, к которым оно подало повод, решительно начали смотреть на них как на людей нравственно несостоятельных и глубоко падших и что этот взгляд на них отдался и сказался в явившемся у Русских странно-неожиданном мнении, будто они— позднейшие Греки изменили чистоте православия своих древних отцов. Не может подлежать сомнению, что Дмитрий Иванович Донской, которому пришлось стать такою жалкою игрушкою и такою печальною жертвою в руках Греков, питал к ним и выражал самые нехорошие чувства. Но об этом мы ничего не знаем 2). Об его сыне Василии Дмитриевиче мы положительно знаем, что он открыто и не стесняясь выражал свое пренебрежете к патриарху константинопольскому и что он ни во что не ставил императора и требовал от митрополита, чтобы имя императора не было поминаемо в диптихах на богослужении. В 1392-м году, как сказано выше, митрополит посылал в Константинополь с жалобою на Новгородцев своего посла—боярина своего Дмитрия афинянина, прозвание которого показывает, что он был родом Грек. Может быть, сам

1) У Павлова № 43.

2) Знаем впрочем, что Дмитрий Иванович, вообще с московскими Русскими или с своими приближенными, крайне поносил (ругал) Греков по поводу поставления Киприана на место живого св. Алексия. В послании к преп. Сергию от 23-го Июня 1378-го года Киприан пишет, что по сему поводу на Москве «хуляху на патриарха и на царя и на сбор великий: патриарха литвином назвали, царя такоже, и всечестный сбор вселенский»,—в Памятнн. Павл. col. 185.

 

 

346   

митрополит донес патриарху через своего посла, что думают и говорят в России о нем и об императоре, во всяком же случае довел это до его сведения посол митрополичий, как Грек, и мы узнаём о чувствах к патриарху и императору Василия Дмитриевича и об его речах о них из послания патриарха к великому князю от 1393-го года. Обличая великого князя за его греконенавидение, патриарх пишет ему: «за что пренебрегаешь та (περιφρονεῖς) меня — патриарха и вовсе не воздаешь (мне) чести, которую воздавали предки твои, великие князья,—презираешь и меня и людей, которых я посылаю к вам, так что они совсем не имеют (у вас) чести и места, которые всегда имели люди патриаршие?.. Со скорбию слышу еще, что и о державнейшем и святом моем самодержце позволяешь себе некоторые (предосудительные) речи; доносят мне, что препятствуешь митрополиту,—что есть дело совершенно невозможное,—поминать имя царя в диптихах и что говоришь: ««церковь-де имеем, а царя не имеем и нисколько (о нем) не помышляем»»... Патриарх поучает государя в послании, что великий грех презирать его—патриарха, который представляет собою Христа, и что император греческий имеет великое право на уважение по своему исключительному положению в церкви и по своим исключительным заслугам для нее 1).

Не смотря на свои крайне нехорошие чувства к Грекам, Русские имели великодушие, чтобы оказывать им в их бедственном положении свою денежную помощь. Впрочем, со всею вероятностью должно думать, что Греки обязаны были в сем случае не столько великодушию Русских (каковую оговорку в особенности должно разуметь о Москве и великом князе), сколько усердному, на их счастье), филоромеизму (греколюбию) митр. Киприана. В то время уже весь Балканский полуостров был завоеван Турками и империя византийская почти что ограничивалась стенами одного Константинополя 2). Завоевывая империю, Турки долгое время не решались подступить к. самому Константинополю, в виду неприступности его стен для тогдашней артиллерии и для тогдашнего осадного искусства. Но, наконец, дошла очередь и до него. Султан Баязид, разгневанный тем, что в минуту смерти императора Иоанна Палеолога в 1390-м

1) В Памятнн Павлова. Л: 40, со 11. 269 и 271.

2) Именно она состояла тогда: из Константинополя, из двух городов на Черном море (Анхиала и Месембрии), из городов трех-четырех на Мраморном море, из Солуни, из нескольких крепостей на реке Стримоне, из небольших владений в Пелопоннесе и из нескольких островов.

 

 

347

году успел убежать от него находившийся у него в заложниках сын Иоаннов Мануил, дабы занять место отца 1). послал войско для блокады Константинополя, которое и стояло под его стенами в продолжение семи лет. Во время этой-то блокады, в 1395—96-м году, император с патриархом и прислали в Россию просить денежной помощи. Митр. Киприан, к которому была адресована просьба и которым она была получена во время пребывания в Литве, послал просить о милостыне с в такой нужи и беде сущим» к великому князю Василию Дмитриевичу, к великим князьям тверскому и рязанскому, к другим князьям русским, также к боярам и купцам, обратился к Витовту, у которого находился, а кроме всего этого приказал произвести по всей митрополии сбор с церквей и монастырей, и таким образом успел собрать милостыню многую: по словам некоторых летописей всего собрано было 20-ть тысяч рублей. Собранные деньги отправлены были в Константинополь в 1398-м году 2). В 1400-м году, во время вторичной блокады Константинополя Ваязидом, патриарх обращался к митрополиту Киприану с новой настоятельнейшей просьбой о помощи 3). Послана ли была на этот раз помощь, остается неизвестным, ибо наши летописи ничего не говорят об этом.

Митр. Киприан принадлежит к числу наших писателей. Но составляет не совсем решенный вопрос то, что именно было им написано. Мы положительно знаем, что он написал житие св. митрополита Петра; если причислять к литературным произведениям его

1) Коронацию Мануила, происходившую 11-го Февраля 1391-го года, описал диакон Михаила, епископа смоленского, Игнатий,— Никон, лет. IV, 132, и у Сахарова.

2) Никон. лет. IV, 271 fin., Троицкая летопись и другие у Карамз. V, прим. 230 fin.; Типографск. лет. стр. 209 fin.; в частности о милостыне от тверского  вел. кн. Махайла Александровича в повести о сем князе—Никон. лег. IV, 288 (из Москвы посылан был с милостыней Троицкий инок Ослябя—Иродион, тот, что вместе с Пересветом—Александром дан был преп. Сергием Дмитрию Ивановичу для Донской битвы с Мамаем). Греки отблагодарили Русских присылкой им святыни: московскому великому князю прислана была икона чудная, на которой написан «Спас и ангели и апостоли и праведница, а вси в белых ризах» (Троицк. лет.; в Никон. лет.: прислали «икону чудну белоризцы»; в Типографск.: «икону Спас в белоризцех»); тверскому великому князю — икона страшного суда.

3) Послание патриарха к Киприану в Нанять Павлова, № 46, col. 311.

 

 

348    

обширное послание к игумену Афанасию, то в сем послании мы будем иметь второй литературный его труд; есть данные полагать, что или им самим или под его смотрением другими была ведена летопись его времени. Но свидетельство о литературной деятельности Киприана, читаемое у Татищева, усвояет ему еще написание многих житий русских святых, сочинение Степенной книги и относительно летописи утверждает, что была составлена им таковая от начала русския земли. В подлинном виде это свидетельство читается: «(митр. Киприан) книги своею рукою писаше, яко в наставление душевное преписа соборы бывшие на Руси, много (—и) жития святых руских и степени великих князей руских, иные же в наставление плотское, яко правды и суды и летопись рускую от начала земли руския вся по ряду, и многи книги к тому собрав повелел архимандриту Игнатию Спаскому докончати, яже и соблюдох» 1). В этом, не совсем толково изложенном, свидетельстве слова «писаше» и «преписа» употребляются не в одном только смысле настоящего сочинения, но и в смысле простого списывания и может быть еще— перевода, ибо соборы бывшие в Руси, т.-е. деяния соборов, Киприан, конечно, не сочинял, но только списывал, а правды и суды, если разуметь тут русское,—списывал, если же греческое,—переводил; таким образом, собственными сочинениями Киприан в свидетельстве остаются: многие жития русских святых, степени великих князей русских и летопись русская от начала земли русския. Слова свидетельства: «повелел архимандриту Игнатию Спаскому докончати, яже и соблюдох», можно понимать двояко: или так, что при слове «повелел» пропущено «мне» и что тут говорит сам Игнатий, или так, что Игнатий, передал дело, возложенное Киприаном на него, неизвестному третьему и что говорит этот третий. Так или иначе понимать, но во всяком случае нам представляется говорящим тут непосредственный современник Киприана. Очень может быть, что этот непосредственный современник не выдумывается Татищевым или его источником 2), но чтобы в свидетельстве приводились его

1) IV, 424 fin...

2) При епископе смоленском Михаиле, сопровождавшем Пимина в его третье путешествие в Константинополь (1889-го года) находился монах Игнатий, который составил описание путешествия (см. выше). Можно предполагать, что он был из московского Симонова монастыря, из иеромонахов которого был поставлен Михаил в епископы смоленские, и он-то и мог быть потом архимандритом Спасским (после Феодосия, который в 1404-м году был сделан Киприаном из

 

 

349

 (современника) подлинные речи, это до крайности сомнительно. Говорится в свидетельстве, что Киприан «преписа соборы, бывшие на Руси», что он «преписа правды и суды». Так как Киприан вообще любил заниматься и много занимался списыванием книг, то очевидно, что особое указание на преписание им соборов и правд и судов должно понимать так, что он не только списал их (ибо он списывал и многое другое), но сделал как бы свои их издания, с тем, чтобы придать им значение изданий или редакций авторизованных церковною властью. Но русских соборов, оставивших свои письменные деяния, до Киприана и всего был один, это—Владимирский собор 1274-го года: если были деяния одного собора, то Киприан не мог преписать деяний соборов, а затем, чтобы он нашел нужным сделать издание, т.-е. как необходимо подразумевать в данном случае—издание в отдельном виде, одного существовавшего собора, это совершенно неправдоподобно: деяние собора, представляя из себя по своему объему не целую книгу, а небольшую статью, никогда не писалось в отдельном виде (особой маленькой тетрадкой), а всегда помещалось в Кормчих. Что касается до правд— и судов, то, не подразумевая под ними Кормчей, мы не придумаем, что бы такое разуметь 1), а подразумевая Кормчую мы не объясним, с какой стати вместо собственного названия употреблено это название описательное. Между сочинениями усвояется Киприану написание многих житий русских святых. Но это совершенная неправда: после жития св. митр. Петра не только нет и неизвестно многих житий, которые могли бы быть с какою-нибудь вероятностью усвояемы Киприану, но и совсем ни одного 2). Таким образом, до крайности

архимандритов Спасских митрополичьим киевским наместником).—Источник, из которого берет Татищев свои речи о Киприане, содержащие приведенное свидетельство, есть Степенная книга. Но в общеизвестной напечатанной Степенной книге приводимого Татищевым не читается, и дело нужно понимать или так, что он переделывает по своему свидетельство Степенной книги о литературной деятельности Киприана (I, 558),—или так, что он имел у себя Степенную книгу особой, остающейся неизвестною, редакции. Что именно говорит о литературной деятельности Киприана Степенная книга, сейчас ниже.

1) Понимая «преписа» в смысле издания, нельзя разуметь светской Правды Ярославовой, ибо издание светского законодательного акта Киприан вовсе не мог взять на себя.

2) По поводу Татищевского известия о многих житиях русских святых, написанных Киприаном, покойный А. В. Горский говорит: «из житий русских

 

 

350    

сомнительно, чтобы читаемое у Татищева свидетельство о литературных трудах Киприана принадлежало современнику последнего. Следовательно, в Татищевском свидетельстве мы имеем позднейшее свидетельство о двух литературных трудах Киприана—Степенной книге и русской летописи от начала русской земли. Что касается до нас лично, то мы весьма сомневаемся в достоверности свидетельства по отношению как к одному, так и к другому труду. Чтобы человек имел охоту заниматься русской историей, нужно было, чтобы он любил самую Россию; но Киприан был чуждый пришелец. Правда, он был Славянин, а не Грек, но представлять его славянофилом, как обыкновенно представляют, нет никакого основания: принятый Греками в-число своих и как таковой достигший кафедры митрополии русской, он был и старался показывать себя филоромеем, поставляя в этом свою честь и славу, но чтобы его одушевляла особенная любовь к России, этого ни откуда не видно и в этом случае мы имеем почти что положительные доказательства противного, как укажем несколько ниже. Если он писал летопись своего времени, если он написал житие св. Петра; то в первом случае он заботился не о России, а о самом себе, а что касается до второго случая, то и здесь могло бы быть предполагаемо тоже личное побуждение—связать свое имя  с именем св. Петра, но, как со всею вероятностью следует думать, он был здесь только исполнителем просьбы Русских, желавших иметь более удовлетворительное житие св. Петра, нежели какое они имели. Степенная книга после погодных летописей представляет собою опыт систематической истории России; русская летопись от начала русской земли, усвояемая Киприану, должна бы быть представляема как сводная летопись из всех или многих существовавших дотоле летописей (как это и представляется у Татищева 1), ибо писать свою летопись от начала русской

святых, составленных Киприаном, нам известно только житие св. Петра митрополита всероссийского; но к нему могли быть приложены и другие, исправленные Киприаном в слоге» (статья о Киприане в Прибавлл., к творр. свв. отцц., ч. VI, стр. 354). Но если бы достопочтенного ученого спросить: какие жития он прямо нашел бы возможным указать в последнем случае, то, конечно, он весьма затруднился бы ответом (Не мешает заметить, что в святцах при Следованной псалтири Киприана, находящейся в библиотеке Московской Духовной Академии, № 142, русских святых только один—св. Петр, и нет даже Бориса и Глеба и преп. Феодосия Печерского).

1) «Летопись рускую от начала земли руския вся по ряду, и многи книги к тому собрав»...

 

 

351

земли Киприан, очевидно, не мог). Но, чтобы предпринять эти новые против прежних исторические труды, нужно было не только отличаться особенною любовью к России, но и иметь особенные взгляды на нее, как побуждение к трудам. Во времена митр. Макария, которому сполна должна быть усвояема Степенная книга (т.-е. собственно мысли которого, исполненной другими) и к правлению которого должно быть отнесено появление сводных летописей, такие особые взгляды существовали (Россия стала великою землей, третьим римским царством, заступившим второе римское царство—Византию); но во времена митр. Киприана их еще не было. А думать, чтобы Киприан, возвышаясь над самими Русскими и опережая ход событий, составил себе особые взгляды на Россию, совершенно неосновательно и невозможно (невозможно между другим потому, что он должен бы был считать, как дело решенное, что империя византийская будет взята Турками). Против усвоения Киприану сводной летописи мы не можем сказать ничего положительного, потому что не указывается такой сводной летописи, которая могла бы быть принимаема за Киприанову 1). Что касается до того, чтобы усвоять Киприану Степенную книгу, т.-е. ее первую часть, обнимающую время до Киприана, то—во-первых, в начале жития Владимирова, составляю-

1) Покойный А. В. Горский находил вероятным принимать за летопись Киприанову не дошедшую до нас Троицкую летопись Карамзина (летопись, взятую Карамзиным из библиотеки Троицкой Лавры, после, к сожалению, отданную им в Общество Истории и Древностей Российских и погибшую в 1812-м году); но основываясь единственно на том случайном обстоятельстве, что летопись эта кончалась около смерти Киприана 1408-м годом (тоже преосв. Филарет в Обзоре,— § 82). А что касается до того, чтобы можно было принимать ее за сводную летопись, то «летописец великий русский», на который она ссылается, есть не она сама, а другая летопись и названия «великий» нет непременного основания понимать в смысле сводный.—Архимандрит Спасский Игнатий, которому, по Татищевскому свидетельству, Киприан поручил докончить летопись, может быть принимаем, как мы сказали, и принимается за того Игнатия, который вместе с епископом смоленским Михаилом сопровождал Пимина в его третье путешествие в Константинополь и который описал это путешествие. По свидетельству митр. Евгения в Словаре о писателях духовного чина (И. 19.4) «в библиотеке Академии Наук между рукописями в лист есть сим Игнатием писанный полууставный сокращенный летописец с 1254 по 1423-й год». Желательно было бы знать, не представляет ли этот летописец каких-нибудь, данных по отношению к нашему вопросу (преосв. Филарет в Обзоре усвояет летописец сначала Игнатию, а потом Мисаилу, епископу смоленскому,— §§ 82 и 101).

 

 

352    

щего первую  степень, говорится, что. оно собрано по благословению и повелению митрополита Макария (I, 76), а если первая степень книги составлена при Макарии, то и всю книгу нужно относить к его времени; во-вторых—Макарьевские составители, говоря о литературных трудах Киприана, ничего не говорят о том, чтобы он писал Степенную книгу и чтобы они—составители были его продолжателями, тогда как у них не было в обычае присвоят себе чужих трудов; в-третьих—изложение деятельности Киприана в Степенной книге вовсе не представляет ничего такого, чтобы давало знать, что описателем деятельности был он сам 1). После Татиицевского свидетельства о литературной деятельности Киприана мы имеем еще свидетельство о ней Степенной книги. Это последнее читается: «(митр. Киприан) книги своею рукою писаше, и многие святые книги с греческого языка на русский язык преложи и довольно (а) 2) писания к пользе нам остави, и великого чудотворца. Петра, митрополита всея Русии, житие написа и похвалами украси» 3), Под переводами с греческого Степенная книга, как должно думать, разумеет переводы Киприана, относящиеся к богослужению; если под довольными писаниями к пользе она не разумеет тех же переводов, то или нужно предполагать писания, остающиеся нам неизвестными, или понимать под ними грамоты и послания Киприана или же наконец принимать слова за простую хвалебную ему фразу, в которой возможное от него, как от мужа вельми книжного, каковым он был по отзыву летописей «), повторяемому Степенною книгой, выдается за действительное.

Итак, относительно Татиицевского свидетельства, усвояющего Киприану написание житий многих русских святых и составление Степенной книга и летописи русской от начала русские земли, должно быть сказано, что в первом случае,—о написании многих житий, его показание несомненно ложно, что во втором и третьем случае оно крайне сомнительно. Затем, известными нам сочинениями Киприана остаются: 1) житие св. Петра, 2) послание к игумену Афанасию,

1) Почти общепринятое мнение, что первая часть Степенной книги принадлежит Киприану (главное исключение^-Карамзин) основывается единственно на мнении Татищева (I, 59 и 63) и на читаемом у него свидетельстве, которое приведено нами.

2) Подобным образом у Татищева: «много» вместо многи.

3) I, 558.

4) Никон. лет, V, 2.

 

 

353

если только ставить его в ряд литературных произведений, и 3) летописные записи о своем времени, может быть, писанные и не им самим, а только под его надзором. Житие св. Петра, как мы говорили выше, представляет собою не что иное, как ораторскую или литературную обработку существовавшего прежде жития, написанного неизвестным, с некоторыми, немногими дополнениями этого первого жития в отношении фактическом. Исторические достоинства жития, как мы тоже говорили, более отрицательные, чем положительные; впрочем, в сем случае вина не на Киприане, а на авторе первого жития, которого он воспроизводит. Что касается до литературных достоинств жития, то в этом отношении оно не может быть признано за работу тщательную и серьёзную, которую бы человек совершил со всем возможным усердием и насколько его хватало, а напротив должно быть считаемо за работу легкую и поспешную, на которую потрачено очень немного труда. В предисловии к житию Киприан хочет дать знать, будто он предпринял свой труд по собственной инициативе; но гораздо вероятнее, что он совершил его по просьбе и совершил никак не с особенным старанием. Современные Киприану писатели сербские, К школе которых он принадлежал, отличались необыкновенным ораторским многословием и успевали составлять весьма пространные жития и при отсутствии фактического материала. Этого сербского многословия, которое не заключает в себе ничего хорошего, но которое принималось за нечто очень хорошее, в житии Киприановом вовсе нет, хотя и мог бы найтись для него материал. Если бы видна была большая тщательность работы, то можно было бы подумать, что Киприан возвышался в сем отношении над современными ему писателями сербскими; но не находя в его труде того, что принималось этими последними за достоинство, мы не находим в нем и того, что могло бы быть принято за достоинство действительное. Вообще, житие св. Петра Киприаново представляет собою только легкую обработку жития, принадлежащего неизвестному.—Игумен Афанасий, к которому Киприан написал свое послание, был ученик преп. Сергия Радонежского и настоятель серпуховского Высотского монастыря, построенного им по просьбе тамошнего князя Владимира Андреевича. Он обратился к Киприану с посланием, в котором, во-первых, просил митрополита написать ему наставление, как ему подвизаться и управлять братией, во-вторых— предложил ряд вопросов, с целью получить ответы, о разных предметах церковно-богослужебной и церковно-бытовой, общей и частной монашеской, практики. Отлагая исполнение первого прошения до

 

 

354

другого времени, Киприан написал Афанасию обширное ответное посланием котором разрешает предложенные последним вопросы и которое оканчивает небольшим нравственным наставлением 1). Величайшая готовность, с которою Киприан написал Афанасию ответы на его вопросы и с которою он вызывается отвечать ему и вперед (см. выше) и то не особенное старание, с которым он обработал житие св. Петра, невольно располагают нас думать, что, писав ответы Афанасию в самом начале своего пребывания в России 2), он хотел зарекомендовать себя ими со стороны архипастырской ревности, и что, писав житие св. Петра, когда уже твердо сел на кафедре митрополии всея России 3), он не заботился о том, чтобы зарекомендовывать себя с какой-нибудь стороны.—Что касается до летописных записей Киприана о своем времени, писанных им ли самим или по его поручению и под его надзором другими, то мы не имеем их в отдельном виде, но в рассказе Никоновской летописи о времени Киприановом иное несомненно взято из этих записей, другое должно быть принимаемо за взятое из них со всею вероятностью 4).

О Киприановых переводах с греческого, которые относятся к богослужению, скажем ниже, в общем обозрении богослужения.

По известию Никоновской летописи и Степенной книги, Киприан между прочим любил заниматься собственноручным списыванием книг 5), каковое известие подтверждается и другими свидетельствами и сохранившимися до настоящего времени его автографами 6) Это за-

1) Послание напечатано в Акт. Ист., т. I, № 233, стр. 474, и перепечатано (в более полном виде) в Памятниках Павлова, № 32, col. 244.

2) Ответы Афанасию писаны Киприаном во время первой его бытности митрополитом киевско-литовским до первого занятия кафедры митрополии всея России в Москве при Дмитрии Ивановиче (Афанасий ушел с Киприаном в Грецию, когда этот был отослан из Москвы в 1382-м году; что ответы были писаны, когда Киприан был еще в Литве, а не в Москве, видно из его слов Афанасию: «далече от нас отстоиши и немощно усты ко устом въпрошати»).

3) Житие св. Петра написано Киприаном после 1390-го года.

4) В выписках из летописей у Карамзина читается выписка, не знаем— из какой, летописи: «Генв. в 1 день 1406-го года в пяток Киприан митр. приехал из Киева в Москву, а потом со две недели минуло—преставися архимандрит Дорофей печатник, добрый наш старец» (к т. V, прим. 254, col. 104); это, очевидно, говорит летописец, живущий во дворе митрополита.

5) Никон. лет. V, 2 fin.; свидетельство Степенной книги приведено выше.

6) Имеем свидетельство о служебнике, собственноручно написанном Киприаном, см. Опис. Синодд. ркпп. Горск. и Новостр. № 344; в библиотеке Москов-

 

 

355

нятие, на наш взгляд странное для митрополита, тогда имело весь свой смысл. В то время не было для книг печатания, а было рукописание. Чтобы рукописи не переполнились ошибками писцов, нужно было, чтобы существовали списки книг по возможности исправные, по которым могли бы быть поверяемы другие списки, а для такой важной роли и имели служить списки, писанные Киприаном. Любовь к списыванию книг предполагает хороший почерк, без которого она была бы странна: Киприан действительно писал очень хорошим полууставом тогдашней сербской формы.

Избегая городского шума Москвы, Киприан любил жить вне ее,—или в своем подмосковном селе Голенищеве или в своем владимирском имении на Святом озере 1). В Голенищеве он и скончался 16-го Сентября 1406-го года, после 30-ти летнего без полуторых месяцев пребывания в сане митрополита. За четыре дня до своей смерти он написал прощальную грамоту, в которой всем преподавал прощение и благословение и от всех взаимно просил того же и которую приказал прочитать над своим гробом при отпевании тела 2).

ской Духовной Академии три автографа Киприановы: Следованная Псалтирь,—№ 142, Творения Дионисия Ареопагита,—№ 144, и Лествица Иоанна Лествичника,— 152.

1) Никон. лет. V, 2 и 37, Степ. кн. 1. 558. Село Голенищево (в настоящее время Троицкое-Голенищево) находится верстах в 3-х от Москвы, за Воробьевыми горами, по дорогомиловской или смоленской дороге, на речке Сетуни, впадающей в Москву. Степенная книга говорит: «Любяше же (Киприан) и безмятежно жити и время безмолвия улучити, и того ради часто пребывая в своем селе митрополстем на Голенищеве, иже бяше место бесплищно и безмятежно, безмолвно же и покойно от всякого смущения, между двою рек Сетуни и Раменки (Никон. лет.: «на стрелище и над прудом»), идеже тогда бысть обаполы лес мног, идеже есть церковь во имя триех святителей, Василия Великаго, Григория Богослова, Иоанна Златоустаго» (ныне во имя св. Троицы. См. еще о Голенищеве у Строева в Списках иерархов, col. 262). Святое озеро находится верстах в двух стах на восток от Москвы, в рязанской губернии, в егорьевском уезде, на смежьи рязанской губернии с владимирскою. Киприан поставил здесь церковь во имя Преображения Господня.

2) Грамота в Никон. лет. V, 3, Воскресенск. лет.,— Собр. летт. VIII, 79. Степ. кн. I, 559, также в Актах, относящ. до юридич. быта древн. России Калачова, т. I (1857), стр. 544.— Никоновская летопись и Степенная книга говорят, что и последующие за Киприаном до их времени или до XVI-го века митрополиты приказывали переписывать его грамоту, с тем, чтобы читать ее при их отпевании и потом полагать в их гробы (это должно разуметь о последующих ми-

 

 

356

Никоновская летопись, повторяемая Степенной книгой, делает общий отзыв о митр. Киприане: «Сей Киприан митрополит всякого любомудрия и разума божественного исполнь (бяше), и вельми книжен и духовен зело, добродетельным житием подвизася, и учением и наказанием наслажаше всех, много бо тщания ему и подвиг бяше учити всех слову Божию, неж праздная вещати и суетная глаголати и смехливых человек уши наполняти» 1). Сколько в этом общем отзыве действительной правды и сколько той простой некрологической риторики, с которою мы так знакомы в настоящее время, сказать не можем 2).

трополитах за исключением преемника Киприавова Фотия, который написал свою прощальную грамоту.— О философской приписи Киприана к грамоте cfr Опис. Синодд. ркпп. № 131, л. 364, и № 204 л. 293).

1) Никон. лет. V, 2, Степени, кн. I, 558.

2) Племянник Киприанов Григорий Цамблак, вызванный было им в Россию, получив весть об его смерти, когда на дороге к нему находился около Вильны, не поехал в Москву, а остался в Литве. Очень вероятно понимать это так, что он не надеялся встретить в Москве хорошего приема; а если так, то будет следовать, что Киприан не оставил в Москве, по крайней мере — в высшем ее кругу, особенно почитаемой памяти.


Страница сгенерирована за 0.02 секунд !
Map Яндекс цитирования Яндекс.Метрика

Правообладателям
Контактный e-mail: odinblag@gmail.com

© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.