Поиск авторов по алфавиту

Автор:Голубинский Евгений Евсигнеевич

III. Уставы жизни монашеской и самая жизнь

603

III.

УСТАВЫ ЖИЗНИ МОНАШЕСКОЙ И САМАЯ ЖИЗНЬ.

Обращаемся к уставам жизни и к самой жизни наших монахов периода домонгольского.

Монашество началось с отшельничества. Явились люди, которые желали удалиться и отрешиться от мира и посвятить себя исключительно на служение Богу и которые пошли для сего из городов и селений в пустыни и уединения. Так как люди эти принимали на себя подвиг произвольный, то, разумеется, никто не дал никому из них наперед написанного закона, ибо произвольное есть именно то, что не подлежит закону и предоставлено собственной воле человека: каждый отшельник подвизался по своему собственному разумению и усердию. Но если всяким людям, стремящимся к какой-нибудь одной особенной цели, естественно соединяться в общества, то тем естественнее было сделать это отшельникам, дели которых были не своекорыстные, чтобы в них могло быть препятствие к соединению, а напротив та высоко бескорыстная, которая нарочито и необходимо должна была соединять общие силы и общую ревность воедино. Таким образом, из отдельных и разрозненных отшельников скоро составились общества, которые образовали собою монастыри 1). В монастырях должны были явиться уставы, ибо их предполагает всякое благоустроенное общество, как начертания его целей и способов к достижению сих целей и как регуляцию (упорядочение) совокупной деятельности (общинной жизни). Общества отшельников составились таким образом, что менее опытные и менее сильные в подвижнической жизни собирались около более опытных и более сильных, отдавая им себя в руководство и в научение как ученики учителям. Эти учители монашества и составляли уставы для своих учеников, предавая их письмени или вводя в дело неписанными. Цели отшельников и потом монахов были: во-первых, произвольная нищета и безбрачное девствование, из которых одна сама собою и прежде всего предполагается отречением от мира и от того, яже в нем, и из которых без другого невозможно исключительное попечение о Господним; затем, жизнь для Бога—умерщвление плоти

1) Μοναστήριον—уединенное жилище от μοναστής—уединенно живущий, а сие от μονάς (μόνος)—один, одинокий, уединенный.

 

 

604

посредством поста и телесных подвигов и усовершение духа посредством молитвы устной и умной. Относительно всего этого и предписывают те или другие правила уставы монашеские. По совершенному единству целей всех монахов уставы, очевидно, не могли быть разнообразны, а представляя в существе один и тот же устав цолжны были только отличаться один от другого большей или меньшей степенью строгости и суровости и некоторым разнообразием относительно употребления и применения внешних форм и приемов подвижничества. Впервые написал монашеский уставь Пахомий Великий († 348), первый составивший в Египте, отечестве настоящего монашества, из разрозненно подвизавшихся отшельников монастыри или купножития 1). Вслед за Пахомием Великим начертал правила для монашеской жизни в соединении с обстоятельным теоретико-дидактическим руководством к ней Василий Великий († 379), который как творец «науки» монашества, справедливо почитается вторым отцом его после Пахомия 2). В дальнейшие времена после Пахомия и Василия писали свои уставы, повторяя в существе их ставы, очень многие, ибо ктиторам или основателям монастырей было предоставлено писать свои уставы до позднейшего времени (а собственно говоря—предоставлено, т. е. не отнято, право делать это и доселе). Что касается до канонических или церковно-законодательных постановлений относительно монахов, которые имели составлять общий и обще-обязательный закон и которых посему не мог преступить ни один составитель устава, то они, об одном умалчивая, как о само собою разумеемом (каково напр. девство), другое оставляя собственной совести и усердию монахов, главным образом касаются одного пункта монашеского обета нищеты, а именно—узаконяют, как это с самого начала было признано истинными представителями истинного (не фарисействующего) монашества, что монастыри должны быть строгими общежитиями и что монахи не должны

1) Изложение Устава Пахомиева см. в Истории православного монашества П. С. Казанского, ч. 1 стр. 129 sqq.

2) Сочинения Василия В., посвященные монашеству, носят общее название Τὰ ἀσκητικά, в славянск. перев. Постническия слова (от «поститься» — подвизаться); главные из них: Ὅροι κατὰ πλάτοςПространные правила, Ὅροι κατἐπιτομῆνПравила в сокращении, σκητικαὶ Διατάξεις— Подвижническия заповеди (наставления) В греческом подлиннике сочинения в Патрол. Миня t. 31; в Русском переводе творений Василия Великого, сделанном при Московской Дух. Академии, они занимают часть V.

 

 

605

оставлять себе при вступлении в них и притяжать себе по вступлении ничего собственного 1). Над весьма многими написанными или без письмени введенными уставами возвышались те из них, которые принадлежали знаменитейшим представителям монашества; стечением времени эти уставы начали вытеснять из монастырей множество их собственных уставов и входить в общее употребление; таковыми уставами были: Иерусалимский Саввы Освященного († 532), Константинопольский Феодора Студита († 826) и Афонский или святыя Горы, начавшийся от преп. Афанасия († 980).

Из сейчас сказанного по-видимому следует, что монашество должно было прийти к нам из Греции с каким-нибудь уставом. На самом деле случилось так, что оно пришло к нам без всякого устава. Выше мы замечали, что ничем так не было злоупотребляемо в христианском мире, как монашеством; к этому мы должны прибавить, что ничто так не трудно, как истинное монашество. Вследствие этих двух причин в весьма непродолжительном времени после появления монашества истинного и уставного явилось монашество, так сказать, не совсем истинное и без уставное. Монашество есть исключительный и нарочитый путь, ведущий в царство небесное; царство небесное желательно всякому, а поэтому и желающих идти, в монахи, естественно, было много. Но истинное монашество представлялось очень трудным: подвиги телесные, молитва после церковной домашняя устная и умная оставлялись на волю и совесть каждого монаха, ибо тут контроль был невозможен и следовательно тут самому себе можно было делать большие или меньшие послабления; за всем тем оставалось еще нечто существенное, где это произвольное и собственною властью облегчение себе монашества было невозможно: истинное монашество есть строгое и безусловное общежитие,—совершенное отсутствие всякой собственности, одна и та же со всеми положенная уставом пища в общей трапезе, одна и та же со всеми из монастырской казны одежда, один и тот же со всеми и оттуда же весь домашний обиход. Здесь уже ничем нельзя было помочь себе и по необходимости надлежало быть вместе со всеми постником, бессребренником, любителем простоты и нищеты в одежде и во всем быте. Ум человеческий изобретателен, и люди желавшие с одной стороны идти к небу верным путем монашества, а с другой стороны по возможности освободить его для себя от его терний, изобрели монашество облегченное, это—так называемое монашество

1) Двукрат. соб. пр. 6.

 

 

606

келлиотское или особножитное 1). Человек постригался в монахи, входил для жительства в монастырь, но не вступал в монастырскую общину, подчиняя себя ее требованиям относительно неимения собственности и всем ее суровостям относительно пищи и всего образа жизни, а ставил в монастыре особую и отдельную про себя келью и в ней на своисобственные средства жил собственным и отдельным хозяйством, подвергая себя лишениям впище и во всем или, наоборот, избавляя себя от них и не помышляя о них, сколько сам хотел. Это изобретение должно было крайне понравиться в особенности всем тем, которые шли в монастыри не для монашеских подвигов больших или малых, а просто затем, чтобы чрез них поддерживать свое земное существование (как, напр., в настоящее время у нас недоучивающиеся по тупости или лености семинаристы знают два житейские пути—или дьячковство или монашество). Поступавшие в общины монастырские получали готовое помещение, готовый стол и готовую одёжу, вообще все готовое; но стол был скуден и суров, одёжа была груба и бедна и без малейшего излишка против необходимости, в готовом помещении не полагалось комфорта даже до иголки; таким образом, этот готовый полный пансион в существе был лучше только настоящего голода и полной наготы и бескровности, и при всем том заставляли работать. Совсем или по крайней мере весьма значительно другое было в сравнении с сим келлиотство, особножительство. Как велико было у людей, желавших спастись, стремление идти в монахи, так велика была у людей, остававшихся в миру, наклонность покровительствовать и благотворить монахам, чтобы таким образом приобрести хотя их за себя молитвы. Эксплуатируя эту-то наклонность общества люди, шедшие в монахи не для монашества, и могли устраиваться в кельях с бóльшим или меньшим комфортом: на поставление кельи или на покупку готовой выпрашивались деньги у христолюбцев, затем— милостыня тех же христолюбцев (при некотором и собственном труде) доставляла человеку средства содержания, и таким образом выходило, что кормила монашеская ряса, но человек жил своим домком, на свободе и вбольшем или меньшем приволье, вовсе не подчиняясь суровым требованиям монашеского общинножития. Как

1) Название — κελλιωτικός μοναχός, κελλιωτικὴ μονή у Вальсам. В примеч. к 24 гл. 1-го титла Номокан. и в толков. на 45 пр. Трулльск. соб. Новейшее и доселе употребляемое название — особножитие — по-греч. ἰδιοριθμία (μοναστήριον ἰδιόριθμον, μοναχὸς ἰδιόριθμος).

 

 

607

бы то нибыло, келлиотство явилось очень рано. Есть новелла импер. Юстиниана, в которой оно строго осуждается и решительно на будущее время воспрещается 1). Несмотря однако на это воспрещение гражданской власти и несмотря на последующее осуждение и самой церкви 2), оно не только продолжало существовать, но все более и более входило в обычай, совращая на свою сторону и людей желавших истинно монашествовать, и наконец почти совсем вытеснило из монастырей общинножитие или истинное монашествование. Вальсамон говорит о помянутой выше новелле Юстиниана, решительно запрещающей келлиотство: «в настоящее время новелла остается в действии в монастырях женских, в мужских же нигде» 3). Выражение «нигде» не должно быть понимаемо буквально; но если Вальсамон употребляет его, то, конечно, затем, чтобы обозначить слитном большую распространенность в монастырях келлиотства (Сначала келлии явились в монастырях общинных как нечто привносное. Но затем целые монастыри превратились в келлиотские. Когда случилось это последнее, то доходы монастырей, перестав составлять общую казну, из которой все и в равной мере были довольствуемы пищей и одеждой, начали быть раздаваемы монахам по рукам сообразно с их старшинством, степенями и должностями в монастырях. Если в наших теперешних монастырях, в решительном большинстве своем хромающих надесно и налево,—наполовину общинножитных и на половину особножитных, уничтожить общую трапезу и раздавать монахам по рукам столовые деньги не всем поровну, а в той пропорции, в какой получаются кружечные доходы, предоставив монахам самим заботиться о пище, как они сами заботятся об одежде, то монастыри и станут монастырями келлиотскими или особножитными).

В этом виде келлиотства или особножития и перешло к нам монашество от Греков и в этом виде исключительно оно существовало у нас первое время до преп. Феодосия Печерского. Преп. Феодосий ввел в своем монастыре общежитный или истинный монашеский устав, именно — устав Студийский преп. Феодора Студита.

Письменных записей Студийского устава, который преп. Феодо-

1) Новелла 133-я, cfr новеллы 123 гл. 36.

2) Двукратн. соб. пр. 6.

3) В толковании на 41 пр. 6 всел. собора, у Ралли и Потли II, 405: Σήμερον δὲ εἰς μὲν τὰ γυναικεῖα μοναστήρια ἐνεργοῦσι τὰ τῆς νεαρᾶς, εἰς δὲ τὰ ἀνδρῷα οὐδαμοῦ.

 

 

608

ром был введен в монастыре без письмени, преп. Феодосий имел перед собою две: краткую запись, сделанную в самом Студийском монастыре и подробный устав патр. Алексея (см. выше). Необходимо думать, что с первою или без первой был им приобретен, переведен на славянский язык и введен в Печерском монастыре второй, как устав полный и настоящий, чего не представляет собою запись самого монастыря. Разделяясь на две части, устав патр. Алексея содержит в первой части—устав или типик церковного богослужения, во второй—устав или правила жизни монахов.

Во второй части уста и надписанной: «Уставьник, разсматряяй о брашьне же и питии мнихом и о вьсяцемь чину и о пребываниях и в церкви и вьсьде» содержатся подробные правила относительно частностей жизни и поведения монахов 1); но в ней не находим мы общих нарочитых речей о существе жизни—о том, какая она должна быть, строго общинножитная или же какая либо иная. Патр. Алексей делает это опущение, нет сомнения, потому, что общее он само собою подразумевает. Следовательно, преп. Феодосий должен был узнать это общее из самой практики Студийского монастыря, что он мог сделать чрез расспросы у того чернца этого монастыря Михаила, от которого получил устав патр. Алексея или по крайней мере сведения о нем, и чрез получение сведений с самого места, от жившего в Студийском монастыре евнуха Ефрема, о чем говорит Нестор. Так как для нас практика Студийского монастыря не существует, то мы, чтобы узнать, в чем полагалось существо, жизни монахов в Студийском монастыре по установлению Феодора. Студита, должны обратиться к письменным памятникам. В житии преп. Феодора относительно нашего вопроса читаем: «поелику ничего нет столько споспешествующего единодушию, как равенство и общность во всем (да удалится от подвизающихся по Боге то, чтобы говорилось: мое и твое, большее и меньшее, поелику это гнило и враждебно единомыслью), то он (преп. Феодор) установил, чтобы иметь все общее, (в том числе) и одежду, так чтобы каждый имел (все) нужное и (никто ничего) отдельно собственного; назначил для всех и одну такую палату (οἴκημα ἕν), дабы в ней желающие полагали свои одежды, которые нужно было бросить или починить, и чтобы у

1) Описание этойвторой части, так же как и первой, в Опис. Синодд. ркпп. Горск. и Невостр. № 380. В нашем дальнейшем изложении устава мы будем ссылаться отчасти на это Описание (в том, что приведено в нем), отчасти на самую рукопись, которая по каталогу библиотеки № 330.

 

 

609

приставленного к тому (монаха) брали другие новые и чистые. У кого общая жизнь, общие нужды и стол, и все общинное, или—чтобы сказать высочайшее—у кого общие души и возвышение и восхождение к Богу: тем что иное надлежало избрать, как не то, чтобы и до малейшего все было общее, дабы во всем соблюдались у них общность и равенство, по сказанному апостолом: множеству же уверовавших было одно сердце и одна душа, и ни один не называл ничего из принадлежащего ему своим, но было у них все общее (Деян. IV, 32); для сего и сам отец (преп. Феодор) не имел у себя ничего особенного или взятого где-нибудь инде (а не из одного с другими места); но в том же самом одеждохранилище, подобно другим, полагал хитон (изношенный, требовавший перемены) и брал (новый, другой), какой случайно попадется, а наиболее выбирал самый худой, дабы и в сем быть образом смирения для тех, которые были под его властию» 1). Сам преп. Феодор в наставлении ученику своему Николаю (составившему свой монастырь) и потом в своем духовном завещании (в речи, обращенной к его будущему преемнику) пишет: «потщися всемерно, да у (всего) братства будет все общее и неразделенное и да ничего ни у кого не будет отдельно собственного даже и до иголки; твои же душа и тело, но не что либо другое (не страсти, подразумевается), да будут разделены в равенстве любви ко всем духовным твоим чадам и братьям» 2), Об этой основной сущности жизни монашеской по уставу Студийского монастыря патр. Алексей умалчивает, как о том, чти само собою предполагается, и преп. Феодосий должен был узнать об этом, как об общем основоположении, помимо устава. Однако патриарх, не говоря о строгом общинножитии прямо и нарочито, говорит о нем косвенно и частно. В первом случае ом заявляет строгость своих, требований в отношении к нему, когда предписывает, чтобы приходящие в монастыри монашествовать с известными денежными вкладами и за это требующие себе свободы в

1) У Миня в Патр. t. 99, р. 149 п. 34.

2) У Миня ibid. рр. 941 и 1820 п. 7. В одном из писем своих преп. Феодор пишет: «монаху сокровище (монах уже приобрел великое богатство), если кто притяжет себе свыше трех монет, по написанному у отцов, и то с мыслью о бедных, поелику тщательный монах, господствующий над миром чрез нестяжательность, не приобретает и ни одной монеты и взывает с св. Павлом; яко нищи, а многи богатяше; яко ничтоже имуще, а вся содержаще (2 Кор· VI, 10)», у Миня ibid. р. 1557.

 

 

610

жизни, лучшей против других кельи и лучшей пищи, не вступали в его монастырь и ногой 1). Восставая со всею силою против подобной продажи монастырями и против подобной купли у них облегчений от монашества и называя это бесстыдным корчемствованием со стороны одних (т. е. монастырей) и куплей беззаконной и неприязненной со стороны других (т. е. дающих вклады и требующих себе за них льготы), патриарх говорит, что желающие быть в братстве больше других пусть будут больше добродетелью или смирением, где не положено предела возвышению и где нет ни равенства ни неравенства; «а в инех же всех и преже всех в пребывании сиречь в брашне и питии купночестью быти хощем»..., как брашно полагается обще и одно и то же всем, так и в вине, подаваемом на трапезе, не должно быть никакого различия, но «всегда всем из одного и того же сосуда должно быть почерпаемо». Частно патриарх говорит об общинножитии, когда, во-первых, нарочито предписывает относительно той же пищи, чтобы никто не имел своего отдельного стола в своей кельи, а все непременно ходил в трапезу, и чтобы никто не употреблял пищи лишней сверх трапезной, а поэтому никто не имел у себя в келье и сосудов для ее изготовления 2),—во-вторых, когда (предписывает быть совершенному равенству всех в отношении к монастырским работам (о сем последнем см. ниже).

1) «Нарицающая же ся отрицания дающим и того ради сподоблятися хотящем произвольном быти и келия различнейше инех имети и слуги множайша имети, хлеб же и вино боле и луче приимати, ни вступити на двор монастырский не дадим», ркп. л. 235 об. «Нарицающая же ся отрицяния»—так называемые отрицания; ясно, что словом отрицание переводится какое-то греческое слово, употреблявшееся как техническое название вкладов; какое именно, сказать не можем, но вероятно — ποταγή, которое означало собственно монашеское отрицание от мира при пострижении (Дюк. Gloss. Graecit. v. ἀποταγή) и которое в приложении к деньгам будет значить деньги, даваемые при пострижении.

2) «Да входят убо вси в трапезницю всегда я вкупь да ядять: еже бо приобидети кому общая трапезы и еже с всею братьею пребывания, а в келии ести, всяцем образом отметаем, аще (не) недугов одержим будет или от иноя некоя нужи на трапезницю не можеть прийти», ркп. л. 213 об. и также 201 об. fin. в главе «о вторей траиезе», т. е. об ужине. Поелику многие не ходят на трапезу «изветом» посещения их от друзей и ближних, то последних кормить, по разсмотрению, в трапезе, л. 213 об. и 214. «А еже имети неким, паче уным, укропьця (сосуды для воды) или гърньця (горшки) или— (пропуск) в своих келиях: не хощем, дело бо се тайядения, еже отцы, яко

 

 

611

Проходя молчанием основную сущность того образа монашеской жизни, который имеется в виду, как саму собою предполагаемую (и которую, как таковую, преп. Феодосий должен был узнать помимо устава), патриарх подробно начертывает в своем уставе частные правила этой жизни. Имея в виду историческую важность устава для нашего монашества, мы передадим правила в некоторой подробности. При этом, в тех местах, где он может быть дополнен из собственной записи монастыря, мы сделаем это дополнение.

Относительно качества и употребления одежды патриарх предписывает: «Никто из монахов не должен носить одежды (тонкой) льняной ни другой какой-нибудь (из сказанной), но только из (грубой) шерсти, цветом черную или (темно—) красную или так называемую (темно—) серую 1); все одеяния монахов должны быть «худы» (грубо-немногоценны) и «чиста» (опрятны) и никак не должны быть светлых (ярких) цветов или иметь лоск 2), как некоторые (суетно) утешаются ярко-красными и лоснящимися одеждами 3), пагубно смешивая с монашескою скромностью мирское тщеславие, ибо все, что не для потребности 4), а для украшения, подлежит порицанию суетности, как сказал Великий Василий; итак, священному стаду монахов да будет чужда безрассудность 5) изысканности мирской и плотской, вся же их слава внутрь да будет 6)...; одежды великих схимников должны иметь по обычаю иконные (вышитые на них) изображения, а одежды малосхимников должны быть просты...; зимою под предлогом холода монахи не должны надевать вдвойне никакой одежды, достаточно для них для защиты от холода носить «свиты»

«мерзость, некако(у) и инех страстий матере и яко се перву вииу священых (sic, мирских?) попечений, добре творяще, отгнаша», ркп. л. 214.

1) Подл. «Точию от руна и то черно или то само чермно или серо наричяемое».

2) Подл. «Светлость имея»; светлость, конечно, есть перевод греческого λαμπρότης, а точное значение слова λαμπρότης в отношении к одеждеесть именно лоск.

3)   «Чермным блищаниеω радуются».

4) Ркп. л. 228.

5)   «Уродьство»—глупость, безумие.

6) Ркп. 223 об. Но относительно богослужебных («святительских») одежд патриарх предписывает, чтобы они были от белые волны, удобрены честно и доброутварно украшены, ibid. и л. 224. привед. в Опис.;тоже относительно сих одежд и Феодор (Гудит,—у Миня t. 99. рр. 941 fin. и 1821 n. 19.

 

 

612

 (хитоны, рясы, см. ниже) из толстого плотно сотканного сукна 1), ибо в холод в всякую другую тягость 2), мы должны с готовностью терпеть ради приобретения своих душ; если хотят, то пусть одеваются (поверх хитонов) толстыми суконными мантиями 3); а обычай делать хитоны и мантии из мехов мы воспрещаем, ибо таковые одежды опасны прилежателям монашеского жития; не позволяем покрывать меховыми покровами и голов, что иные делают под предлогом хождения в бани и зимнего холода; (а летом) вместо льняных (тонких) тканей должно покрывать головы толстыми «клобуками» 4), и не смешиваться с мирянами в употреблении льняных (тонких) материй; а более здоровым из монахов должно иметь головы вовсе непокрытыми, по древнему отеческому преданию 5); не должно употреблять монахам и чулков 6), если кто не будет послан из монастыря на далекую службу 7), или не будет слаб здоровьем, так что будет нуждаться в подобной одежде, причем должен надевать ее не иначе, как с разрешения игумена; сандалии (башмаки 8) монахов должны быть с глубокими и высокими запятками и с небольшими носками 9) и должны быть вышиты тонкими черными нитками, (ремешками), точно так как и их сапоги 10)...

1) «Толстии черного орниця свиты учящены».

2) Ркп. л. 224, привед. в Опис.

3) «Мантиями толстыми пъртянами». Пъртяный, портяный собственно значит, кажется, холщевый (онучи холщевые — портянки, тогда как суконные — онучи, cfr у Восток. в слов. пърт), но в нашем месте по смыслу должно разуметь сукно. Cfr собственную запись Студийского монастыря, где наши маптии называются πώμια μαλλωτά, у Миня р. 1720.

4) О названии клобук см. ниже.

5) Это предписание патр. Алексея не совсем для нас понятно. В «епитимиях» Феодора Студита, не принадлежащих, впрочем, ему, а позднее написанных в его монастыре, или по крайней мере дошедших до нас в позднейшей редакции (ибо малый и великий образ) читается: «делающий какое бы то ни были дело без мантии (малой, см. ниже) или кукуля, да накажется епитимией как пренебрежитель», у Миня р. 1749, п. 4.

6) «Подобает же им ни в наричяемых наногвах ходити». Наногва— ногава, ногавица значит чулок, а точнейшим образом верхнюю часть чулка, его трубу, отрезанную от носка, которая в древнее время носилась отдельно от носков (как в доселе еще инде носят крестьяне, называя эти трубы наголенками).

7) Ркп. л. 224 об., привед. в Опис..

8) Подл. «плесньцы»; см. в слов. Восток. слл. плесвица и плесньць.

9) «А напред лунице малы». Луница уменьшит. от луна, которая в смысле полукруга (ущербающая).

10) Ркп. л. 225.

 

 

613

О количестве одежд, которое полагалось в Студийском монастыре иметь каждому монаху, собственная запись этого последнего говорит: «каждый брат должен иметь: две рубашки (ὑποκάμησα β'), два хитона (ἐπανωφόρια β'), из которых один суконный, два кукуля, мантию (ἐπώμιον) малую для работ, и другую, более длинную, для церкви, которую устав предписывает употреблять в субботу вечером на светильничном и в воскресенье на утрене, и опять вечером на светильничном и прежде него на божественной литургии, а равным образом и в Господские праздники 1), и другую мантию суконную большую; обувь (должна быть)—короткие сапоги (полусапожки), другие большие сапоги 2) и башмаки (καλἵκη); на постели монах должен иметь: тростниковую рогожу (матрац, ψίαθον κιλίκην) и две сукмяницы (два суконные одеяла, δύο μαλλωτάρια) 3).

Правила относительно пищимонахов в уставе патр. Алексея суть следующие 4). От Пасхи 5) до поста св. Филиппа или Рождественского, со включением и самой недели Пасхи, монахи вкушают пищу по дважды днем—на обеде и на ужине. На обеде предлагаются два кушанья: вариво (какое-нибудь) с зелием каким-нибудь, т. е. какою-нибудь зеленью (видами которой весьма богата Греция) и сочиво, т. е. густое кушанье, приготовленное из сочевицы или чечевицы и из всякого вида бобов, следовательно соответствующее нашей каше; то и другое кушанье приготовлено с деревянным маслом. На ужине, который после вечерни (и, подразумевается, перед павечерницей, которая есть служба, совершаемая по вечере, т. е.

1) В «епитимиях» преп. Феодора читаешь «кто в воскресенье и особенно в праздничный день не наденет большей мантии, т. е. на два светильничные и на утреню, да положит перед алтарем поклонов 50, и потом воротившись (в келью) да наденет ее», у Миня р. 1737 n. 33.

2) Κονδοτζάγγια и μακροτζάγγια, см. у Дюк. в Gloss. Graecit. под сл. τζάγγαι.

3)  У Миня р. 1720.

4)   Правила относительно пищи читаются и в собственной записи Студийского монастыря (у Мига р. 1713: «о количестве пищи и о благочинии на трапезах»). Запись почти совершенно согласна с уставом, за исключением некоторых частностей.

5)   Ркп. л. 205 sqq, приведено в Описании. О постах апостолов иди Петровском и Богородицы или Успенском в правилах о пище не говорится. О посте Успенском мы не встречали упоминаний и в других местах устава, а о посте Петровском упоминания встречаются, наприм. лл. 66 об. и 259.

 

 

614

после ужина, по-гречески ἀπόδειπνον, от ἀπό и δεῖπνον—ужин) 1), предлагается одно кушанье — сочиво и именно — не приготовленное вновь, а оставленное от обеда и остающееся от него до ужина на очаге на малом огне, чтобы быть предложену теплым 2). На обеде и на ужине братии подается вино: на обеде три чаши,—первая перед варивом, вторая перед сочивом и третья по окончании; на ужине две чаши,—первая перед сочивом и вторая после него (Положенное количество чаш вина может показаться большим. Но в Греции вино весьма слабое, пилось монахами и всеми, как и доселе пьется, разведенное водой 3), так что должно представлять его себе как наш хороший квас и ни в каком случае как нашу водку, способную делать человека пьяным. Монахи вместе с мирянами непременно пили вино потому, что его питье требуется климатическими условиями, так как питье голой, не разведенной вином, воды вредно для здоровья). В праздники полагается на обеде так называемое «утешение» 4), относительно которого не находим в уставе прямых предписаний, но которое судя по частным указаниям состояло из пирогов, из прибавки к двум будничным блюдам третьего (варива или сочива) с четвертою чашею вина и из пшеничной кутьи, составлявшей в праздники церковное приношение 5). В пост св.

1) «По вечернии ударяему в било тришды сбираются вси на трапезницю» л. 202 об. нач.; павечерница спустя «мало» времени после ужина, л. 208 sub fin.

2) В Уставе патр. Алексея опущено о рыбе, сыре с молоком в яйцах, о которых после говорится мимоходом. Прямо сказано о них в собственной записи Студийского монастыря: Ἰστέον δὲ, ὄτι ἀπὸ τῆς πασχαλίας μέχρι τῶν ἁγίων πάντων (в записи есть Петров пост) τας β' μαγεφίας τό τε λάχανον καὶ τὸ ὅσπριον μετὰ ἐλαίου ἐσθίομεν· χρώμεθα δὲ καὶ ἰχθύων καὶ τυροῦ καὶ ὠοῦ, у Миня p. 1713 n. 29.

3) Новогреческое название вина τὸ κρασί от κεράννομι—смешиваю, т. e. вино с водою. Заметим здесь кстати, что наши красоуля или красовуля есть греческое κρασοβόλιον (Дюк. Gloss. Graec. сл. κράση) или κρασοϋάλιον (Εὑχολογ. Гоара по Index'y). из которых второе от κρασί и ὕαλος—стекло, т. е. винное стекло, стеклянный сосуд, стакан для вина, а первое, если не произошло из второго, от κρασί и βάλλω—бросаю, ввергаю, наливаю, т. е. сосуд для наливания вина.

4) Самое слово «утешение» в уставе лл. 200, 204 об. fin., 209 об. fin., 210 нач. и другие.

5) В праздник св. Феодора: вариво, ино брашно и сочиво, л. 208 об.; в праздник св. Алексея, ангела патриархова: вина по 4 чаши урочные, л. 209 об.; и пирогах — «хлебах чистых» лл. 209 об., 211 об. и другие (самое название пироги л. 212 об.), о кутье в главе «о издании» л. 244 fin. sqq.

 

 

615

Филиппа: в субботы, воскресенья и праздники пища вкушается по дважды—на обеде и на ужине и та самая, что в будни предшествующего времени непостного; то же и о вине, т. е. три и две чаши; в будние дни пища вкушается по однажды, именно—по окончании вечерни обед, состоящий из варива с деревянным маслом и сочива без масла; вина три не чаши, а чашки, т. е. три не стакана, а стаканчика, рюмки 1). В великий пост: в продолжение шести недель в «простые» или будние дни пища однажды днем и именно в первую неделю сухоядение,—хлеб и какие-нибудь плоды, в прочие пять недель—в среду и пяток, как на первой неделе, в другие дни ядь или кушанье, составленное из варива и сочива, соединенных вместе и сваренных без масла; в первую неделю и в среди и в пятки прочих недель вино не пьется, исключая больных и старых, а вместо него особое «составное питье» 2), в остальные же дни прочих недель по одной чаше вина; в субботы и воскресенья пища по дважды и вина на обеде три чаши, на ужине две; на страстной неделе: в понедельник—сухоядение, как на первой неделе; во вторник—сваренное сорочинское пшено, политое сверху медом (потому что в тот день поются по обычаю святые страсти): в среду— вариво и сочиво вместе (как выше) с маслом (ради канона святых страстей Феодора Студийского); в четверг два кушанья—вариво и сочиво (т. е. каждое отдельно); впяток—по единой чаше сочевицы, сваренной вместо масла с уксусом; в субботу—пироги 3) и два кушанья: вариво и сочиво с маслом; подразумевается, что каждый день по однажды; вино в страстную неделю не пьется, но помя-

1) «Ведети есть, яко присно, егда несть утешения, на обеде убо подобает быти почерпания (вина) три, а на вечери 2, кроме поста святого Филиппа, в тъ (тот) бо единою ядят и по три вземлют чашки», л. 204 об. fin. Относительно употребления в пост Филиппов видов пищи сделано замечание, имеющее значение в истории постов, что во весь этот пост никому из монахов никак не дозволяется есть сыра и яиц, ибо в продолжение его воздерживаются от ник и весьма многие из мирян,—привед. в Опис.

2) В уставе патр. Алексея: «ривифиная уха (которая есть) смешение с кропом и с пьпьрьмь», привед. в Опис. стр. 259 fin.; в собственной записи Студийского монастыря: εὔκρατον, τὸ ὁποῖον συνίσταται ἐκ τε πιπέρεως καὶ κύμινού καὶ ἀνίσου θερμοῦ Миня ρ. 1716), т. е. растворение, которое составляется из перца, тмина и теплого аниса (ривифиная от древнегреч. ρέβινθος или новогреч. ροβίθι—вид гороха).

3) «Да будут чисти хлеби, сиречь питы великия». Пита, греческ. πῆτα или πήττα—круглая булка.

 

 

616

нутое «составное питье»—в великий четверг по две чаши, в прочие дни—по одной 1)·

Относительно трапезы патр. Алексей допускает в своем уставе странное и неожиданное нарушение строгости правил истинного общежития, за которое в принципе сам так стоит, а именно: он допускает, чтобы на игуменский стол пища была подаваема лучшая, чем на другие столы, и чтобы игумен сажал за свой стол 8 братьев по своему усмотрению (— за каждый стол положено было садиться по 9 человек)2): «достоит же игумену повсегда осмь братий на первую трапезу призывати ести с ним, от них же един присно буди иже на тот день служивый поп, и по рассмотрению тому же (игумену) и призываным брашно будет, есть бо и рыбу повелит предложити или сыр, или ино что еще, аще хочет» 3); странным образом оправдывает патриарх и свое попущение: «и сему (игумену) ничесоже возбранити велим, но вся тому велею (sic, волею, вельми?) попущаем: ему же толико душ поручено братий, прилежание вещи безсмертны, тому много паче таковая по угожению ему деяти подасться»... 4). Эта, привилегия игуменского стола ни под каким видом не должна иметь места в посты 5).

Всякий хороший христианин вкушает пишу, как дар Божий, явно и с молитвою; тем более так должны поступать монахи. В уставе патр. Алексея предлагается подробный чин трапезы или трапезования монахов 6). По троекратном ударении в било, монахи идут в трапезницу, в предшествии дневного служащего священника за ним игумена, с пением псалма 142: «Господи, услыши мо-

1) В собственной записи Студийского монастыря о страстной неделе иначе: в великие понедельник, вторник, среду и пяток—как на первой неделе; в великий четверг одно кушанье—сочиво с тертыми орехами и вареные бобы; «в великую же субботу.—что составляет замечательное и нелегко объяснимое.—в 11-м часу начинается светильничный и по отпуске едим сыр и рыб и яйца и пьем три чаши», у Миня р. 1716 п. 30.

2) Что за каждый стол по 9 человек, об этом не говорится прямо в уставе патр. Алексея, но прямо говорится в собственной записи Студийского монастыря: κὰθηνται δὲ κατὰ τράπεζαν ἀκόβηθον (читай κοβήθων) θ', у Миня p. 1713 n. 28, т. e. за каждый стол садится по 9 человек: κὸβηθος латинск. accubitus—возлежащий за трапезой, седящий.

3) Ркп. л. 205 fin. и об..

4) Л. 205 об..

5) Ibid..

6) Ркп. л. 197 об. sqq.

 

 

617

литву мою, внуши моление мое»; по приходе в трапезу служащий священник благословляет столы начертанием знамения креста с произнесением молитвы: «Господи Боже наш, животворящий хлеб»; когда в след за игуменом все сядут, положенный чтец творит начало чтению 1), а служащий священник говорит: «благословен Бог наш, ныне и присно», и всем умолкшим начинается чтение; трапезари приносят кушанье—первое блюдо и когда оно будет поставлено на все столы, старший трапезарь возглашает: «Господи благослови, помолимся», и дневной священник благословляет предложенное брашно молитвою: «Христе Боже молитвами отец наших благослови брашно и питие наше, ныне и присно»; когда в след за игуменом все начнут есть, старшему трапезарю подается лжица, которою ударяется в блюдо на то назначенное 2), и когда он ударит и возгласит: «Господи благослови» (без помолимся) приходить к игумену «кутник» и приняв от него благословение обходит братью с (большой) двуухой чашей и всем наливает вина, вместе с которым подкутники подают «укроп» 3); при питье первой чаши вина все монахи встают «и к игумену помавают держа кождо свою чашу», прося благословения от него; вторая чаша перед сочивом и третья после него наливаются с тем же ударением, но пьются без благословения игумена, с собственным осенением чаш крестным знамением; после первого кушанья настает «умолчание», вносится второе кушанье и так же благословляется, а если есть «утешение», то также поступается и далее 4); по окончании обеда и по питии заключающей его чаши старший трапезарь поставит на край первого (игуменского) стола помянутое назначенное для ударений блюдо

1) О том, что «присно на обеде и на вечери чтение от божественных писаний должно есть бывати», в уставе есть нарочитая речь, л. 203 об. нач..

2)   Блюдо назначенное для ударений во время трапезы и представлявшее собою столовый звонок, называлось у нас кандией или кандеей. Наше название из греческого κόνδυ, что значит большая чаша (εἶδος μεγάλου ποτηριού, σκύφος) — Словарь Визант. о кандее, хранящейся в ризнице Новгородского Софийского собора см. у архим. Макария в Археолог. опис. церковнн. древнн. в Новгороде, II, 285).

3)   Укроп собственно горячая вода; но тут слово значит, кажется, просто воду, которая подавалась монахам для разведения вина.

4)   «На инех брашвых, аще утешение будет и боле предложных будет», л. 199 об. fin.; это как будто дает знать, что иногда были предлагаемы утешения более обильные, нежели как указано выше.

 

 

618

и ударит в него трижды лжицею великою: при этом чтец немедленно прекращает чтение, а «келарь» (с подкеларниками) ставит на столы пустые блюда, в которые братия кладут ложки с возглашением в след за игуменом: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас»; за этим поставляются на столы пустые мисы, в которые кладутся братией «укрути «или остатки хлеба и над сими укрутами 1) творится возношение имени св. Троицы 2): игумен, кладя укруг в мису, говорит: «Господи благослови», старший трапезарь и все братия, полагая укруги, поют: «благословен Бог, питаяй нас», по скончании сего стиха служащий священник, творя крест над мисою, говорит молитву: «Христе Боже наш, исполни избытки раб Своих и нас помилуй, яко свят еси, и ныне и присно», по амине старший трапезарь, поклонившись игумену при крае трапезы, возгласив велегласно: «благослови, помолися о мне», и получив от игумена в ответ тихое: «Бог спаси тя», берет мису и творит ею крест, говоря велегласно: «велико имя», на что все братия: «святые единосущные Тропцы»,—«и сохранит всех нас», на что братия: «аминь» 3); после сего игумен: «да помянет Господь всех духовных отец и братию нашу», на что братия: «аминь»; по мановению игумена старший трапезарь велегласно начинает: «милостив и щедр Господь», и все встают и по отпуске священника (о всех благодарим Богу, братия трижды: Господи помилуй, над всеми благодарим Отца и Сына и святого Духа, и ныне и присно, братия: аминь) творят шествие к церкви. Во время шествия поют псалом 121: «Возвеселихся о рекших ми» и потом 83: «Коль возлюбленна селения Твоя»; по приходе к церкви становятся пред ее главными (царскими) дверями, священник молитву: «Тебе истинному человеколюбцу Богу мы грешнии, Слава и ныне», и по троекратном взаимном поклонении священника и братии отпуск.

Что касается до поведения монахов во время трапезы, то они должны соблюдать совершенное молчание, говорить про себя стих: «Господи Иисусе Христе Боже наш» и прочее, и устами насыщаясь пищи, ушами внимать душеполезным учениям предлагаемого чтения 4).

1) От укругов никто ничего не должен брать; каждодневно они раздаются келарем пред вратами монастыря просящей братии нашей, л. 200 об..

2) На ужине—Богородицы.

3)На ужине трапезарь, взяв мису, сотворит ею крест и велегласно возгласит: Пресвятая Богородице помогай нам, и отвечают все: аминь, л. 208.

4) Ркп. л. 204. В собственной записи Студийского монастыря нарочито ска-

 

 

619

Есть в уставе наставление и относительно того, как возгнетать огонь в поварне и хлебной пекарне. Повар или хлебопекарь приходит в церковь, кладет три поклона пред алтарной преградой («пред чистыми преградами») и просит огня у пономаря церковного. Пономарь зажигает просящему огонь «от святого света светильника», т. е. вероятно от лампады, горящей в алтаре перед запрестольным крестом, — и этим святым огнем всегда зажигаются дрова как в поварне, так и в пекарне 1).

Занятия монахов составляют: общественная или общебратская церковная молитва, молитва келейная, чтение божественных писаний и монастырские общинные работы.

Что в монастыре каждодневно должны быть совершаемы все положенные церковные службы и что все монахи неупустительно должны присутствовать на них, об этом патр. Алексей не говорит нарочито, потому что это само собою подразумевается. Он только предписывает в одном месте своего устава, да «свершена и устроена всеми своими частыми церковная служба будет» 2), т. е. чтобы все церковные службы совершались без всякого упущения по начертанному им уставу богослужения 3).

зано, что во время трапезы братия имеют на головах кукули, у Миня р. 1713 n. 28, cfr в Истории правосл. монашества на Востоке П. С. Казанского I, 156 fin., о том, как имели головные покровы во времена трапезы монахи Египетские.

1) Ркп. л. 216 fin. и об.

2)   Ркп. л. 221 об.

3) Исключение из всех монахов составляли монахи ремесленники, т. е. монахи, знавшие какие-нибудь нужные для монастыря специальные ремесла и занимавшиеся изготовлением для монастыря произведений своих ремесл («ручьнии хитрци, ремествьникы»): ради своего многого труда они будились к заутрене позднее других в свое особое время,—правила относительно сего л. 254 об. sqq. Наказания монахам опаздывающим за службы см. в «епитимиях» Феодора Студита, у Миня р. 1788; в нашем уставе: «аще ли кто от братья последи кажения придет (за заутреню), три поклонения створь пред царскими (входными в церковь) дверьми, крестное знамение на челе и на персех знаменав (начертав), станет в своем чину» (на своем месте) л. 248 об. нач. Есть в уставе нарочитые речи о благоговейном стоянии монахов в церкви, л. 249 об., и о порядке, в каком они должны стоять (разделенные на две стороны, на каждой стороне впереди «попы» или иеромонахи, потом диаконы и т. д.; «попове да стоять пред алтарем на запад зряще»), л. 253.

 

 

620

В промежутки между церковными службами монахи свободные от монастырских работ (не имеющие их череды, о чем сейчас ниже) и также все вообще монахи по окончании всех служб и работ не должны ходить друг к другу в кельи, «виною яко се пользы ради или иноя некия нужные ради вини», но всякому отходить в свою келью и в ней сидеть и «молитися великому Богу и к божественным прилежати писанием, велик бо есть чистый таковых книг лик (выбор, состав) 1) и мощьно есть комуждо свою сде исправляти душю... и аще часто чтут я, то никогда же сблазнятся»2). «Аще (же) котории научитися хотят церковного учения (то, не ходя для сего к могущим научить монахам в келии, что запрещается) по утрении в трапезницю сходящеся да учатся; преже же всего игумен да печется, еже комуждо мниху тако псалтырю поведати, яко ни единому требовати книг на стороне на коей любо» 3) (т. е. чтобы каждый монах знал псалтырь наизусть и чтобы никто не нуждался для пения псалмов в церкви в книге псалтырной).

Во всех так называемых домовых службах монастырских монахи, по предписанию патр. Алексея, должны быть своими слугами сами, ни в чем не прибегая к помощи нарочитых слуг и не имея их, как таковых, в монастыре. «Поелику в лучших киновиях (общинножитиях),—пишет он,—монахи тщатся, по преданию святых отец, сами себе служить, а не смотреть на иных руки, а поэтому и хлебы месят сами своими руками и во всех прочих службах являются самоработниками («самодетели»), то мы хочем, чтобы и постящиеся (подвизающиеся) в этом святом монастыре хранили тот же устав, меся и тесто своими руками» 4). В работах

1) Слова: «молитися—сблазнятся» взяты из Юстиниановой новеллы 133; гл. 2. «Лик» в подл. χορός.

2) Ркп. л. 220 и об. В собственной записи Студийского монастыря пишется относительно чтения книг в дни свободные от работ: «Должно знать, что в которые дни имеем свободу от телесных дел, ударяет библиотекарь в дерево однажды, и собираются братия в библиотеку (εἰς τὸν, τόπον τῶν βιβλίων) и берет каждый книгу и читает до вечера, и прежде ударений бил к светильничному опять ударяет библиотекарь однажды и все приходят и возвращают книги по записи» (сделанной, когда выдавались), у Миня р. 1713 n. 26.

3)  Ркп. л. 221 fin. и об..

4)  Ркп. л. 227 об. нач.. Монахи месили тесто, пекли хлебы и варили пищу, подразумевается, под надзором и руководством специальных поваров и хлебопекарей; тоже должно разуметь и о других службах, требующих специальных

 

 

621

служб все монахи, начиная сигумена, должны участвовать в одинаковой степени и для совершенной равномерности в распределений труда, быв разделены на «три чины» или на три смены, должны переменяться на них поочередно (так чтобы одни не оставались постоянно на работах более легких и более «благородных», а другие; более тяжелых и более низких) 1). Равным образом, если случатся работы исключительные и тяжкие, то труд должен быть совершенно общий. «Как уставлено самим монахам (и именно всем без изъятия) месить тесто, так и извне привозимые в монастырь тяжести, как-то дрова или вино и прочее, им самим повелеваем вносить в монастырь с берега 2), и не один не должен гордиться или такового дела стыдиться, но прежде всех преподобный отец игумен да работает с усердием и радостью, подавая пример духовным своим детям»...3). Что касается до работ вне монастыря (в монастырских селах), то на них монахи посылаются только приставниками и надсмотрщиками4) (а самые работы производятся,—не указано кем,—или рабами или наемными людьми 5).

В собственной записи Студийского монастыря есть глава «о соразмерности в работах» (монахов). В ней пишется: «Должно звать, что в святую великую четыредесятницу по отпетии нами первого часа, что бывает уже при восходе солнца, отходит каждый на свою работу и бывает на них (работах) стихословие целой псалтыри, за исключением каллиграфов; работают до 9 часов; после же отпетия нами светильничного и после ужина, каждый проводить в уединении время, как желает. В остальные дни года, когда не

знаний. Из числа работ прямо и нарочито поименовывается мешение теста, нет сомнения, потому, что оно вместе с поварничеством и хлебопекарством вообще считалось работой самой унизительной или низкой (cfr у Нестора в житии преп. Феодосия, по изд. Бодянского л. 27, как преп. Феодосия по его худой одежде принимали не за игумена, а за «единого от варящих»).

1) Ркп. лл. 227 об. и 228.

а) Т. е. монастырь патр. Алексея стоял где-нибудь недалеко от берега моря.

3)   Ркп. л. 229.

4)   Ркп. л. 218 об.

5)   В наставлении препод. Феодора Студита ученику его Николаю читается замечательное в сем отношении увещание: «да не приобретешь раба ни для собственной нужды ни для вверенного тебе монастыря, ни для сел твоих,—человека созданного по образу Божию, ибо это дозволено только находящимся в миру»» у Миня р. 940 sub fin..

 

 

622

поем часов, делается ударение по утру в три часа, и отходит каждый на работу и работает до обеда. После пищи каждый проводит время уединенно или занимаясь или отдыхая до 8-го часа; в 8 часов ударяет дерево 3-жды и опять каждый отходить на свою работу до светильничного; когда же поем часы, то но окончании утреннего (первого) часа отходят братия каждый на свою работу и работают до часа 6-го, есть ли 9-й илы нет, и после 6-ти отдыхают, как сказано, до 8» 1).

Относительно келейной молитвы или келейного правила монахов, которое «кождо благоговейных мних выну должни суть в своей кождо кельи (исполняти)», в уставе патр. Алексея предписывается 2):

1.  По отпущении павечерницы: псалмы 26, 31 и 56, Святый Боже, тропарь: Объятия отче (sic), Слава, тропарь: Егда придеши, И ныне: Матерь Божию, Господи помилуй 30, Приидите поклонимся, псалмы 37, 38 и 40, Святый Боже, тропарь: Убогия душа, Слава: Все житие мое, И ныне: К Богородице прилежно, Господи помилуй 30, Приидите поклонимся 3-жды, псалмы 69, 70 и 72, Святый Боже, тропарь: Помышляю день, Слава: В удоле плачевне, И ныне: Милосердия, Господи помилуй 30, Приидите поклонимся 3-жды, псалмы 50 и 101 и молитва Манассии: Господи Вседержителю, Святый Боже, Оком милосердым, Слава: Век мой кон(чается?), И ныне: Рожийся нас ради, Слава в вышних, стихира приключшагося гласа..., Господи помилуй 50, Святый Боже, Спаси Господи люди, Покаяния быв, Страстьми святых, Боже отец наших, Правоверию наста (вниче?), Слава: Помяни Господи, яко благ, И ныне: Мати святая, Даждь нам Владыко, Величая величаю Тя, Господи помилуй 30, «а покланяния по силе коегождо».

2.  В полунощие: Блажени непорочни, Святый Боже, тропарь: На одре лежа, и другой: Ослаби, Господи, ослаби, Слава: Покой, Спасе наш, И ныне: От Девы въсиявсе, Господи помилуй 50; относительно поклоняний тоже.

Монахи могут выходить из монастыря только в случае «неотрочные потребы» и не иначе как с благословения игумена; игумен дает им «печати» (как бы марки или билеты, свидетельствующие о полученном отпуске), которые предъявляются ими вратарю и

1) У Миня р. 1717 n. 33.

2) Ркп. л. 269—270.

 

 

623

без которых никто из монахов не выпускается вратарем из монастыря 1).

Для женщин монастырь должен быть совершенно невходен; не только не допускаются в него чужие монахам женщины, но ни под каким предлогом и родственницы, даже матери и сестры, «ближикибо мнихом на земли несть» 2). Исключение делается для одной царицы, если она захочет прийти в монастырь; но и она с своими спутницами впускается в монастырь не главными воротами, а побочными (банными) и встречается не всеми монахами (которые остаются невидимы и не вида ее в своих кельях), а только игуменом, экономом, старшим священником, парамонарем и еще немногими из старших 3).

На великий пост монастырь должен быть затворяем совсем «и се отнюдь неисходном (быти из него в продолжение поста) мнихом благоговейным» (Затворяется монастырь в масляное воскресенье после вечерней трапезы и снова отвирается в пяток 6-й недели; если в продолжение великого поста привезут в монастырь провизию или монах послан будет на внешнюю службу, то отворяются ворота не главные, а которые на огород) 4).

Монахи ходят в баню мыться пооднажды в месяц, причем предъявляют «баньнику» полученные от игумена помянутые выше

1) Ркп. л. 225. Вратарь называется странноприимником, потому что принимает приходящих в монастырь; выбранный из монахов старых и целомудренных и послушствованных от всех, т. е. таких, которые всем известны за людей верных и надежных, он имеет трех помощников из людей столько же доброкачественных, как он и сам,—нарочитые речи л. 229 lin. sqq.

2) «Женам же непроходиму быти отинудь святый монастырь с (сей) хощем, якоже закон и правила повелевают, и никоеяже ради вины или извета входну быти темь честный священый (сей монастырь), ни аще кто сына или брата получив или кого от рода имети ту речеть, ближики бо мнихом на земли несть», ркп. л. 230 («Закон в правила», т. е. гражданский закон и церковные канонические правила: гражданский закон, с безусловною строгостью запрещающий женщинам вход в мужские монастыри и мужчинам в женские, есть новелла Юстиниана 132, гл. 3; церковное каноническое правило, запрещающее мужчинам вход в женские монастыри и след. подразумевающее обратное и о мужских, есть 7 всел. собора пр. 20. Слова: «близники бо мнихом на земли несть», патр. Алексей берет именно из новеллы,—συγγένεια γὰρ τοῖς μοναχοῖς ἐπὶ γῆς οὐκ ἐστί).

3) Ркп. л. 230 об..

4) Ркп. л. 215 об.—216.

 

 

624

печати 1); в продолжение великого поста не ходят в баню, за исключением больных 2).

Начальник монастыря есть игумен, которому повинуются братия со всяким покорением 3). Он должен быть духовником всей братии, если сам не назначит другого 4), и вообще к нему должны обращаться братья со всякими помыслами и за всякими советами духовными. Игумен должен почасту «оглашать», т. е. поучать братию, и обще всех и каждого особо 5).

Итак, вот Студийский устав, который был введен преп. Феодосием в Печерском монастыре. Всякий устав может быть введен вполне и не вполне, во всей его строгости и с значительным ослаблением этой последней. Так как преп. Феодосия никто не обязывал вводить нашего устава во всей полноте и строгости, то, очевидно, он мог ввести его и не во всей полноте и строгости; а следовательно—рождается вопрос: как он его ввел? Мы не имеем описания быта Печерского монастыря при преп. Феодосии во всех его частностях, чтобы так или иначе ответить положительным образом по всем пунктам 6). Мы имеем в сем отношении только частные

1) Ркп. л. 225 fin. sqq, привед. в Опис. В тексте пропуск, и только по контексту можно догадываться, что монахам дозволяется ходить в баню пооднажды в месяц. Относительно пропуска с большою вероятностью можно думать, что его намеренно сделал русский любитель бань.

2) Ркп. л. 211 нач. (баня находилась вне монастыря, а в пост выход из него запрещен).

3)  Ркп. д. 216 об. sqq. Внешние знаки почтения: приходя к игумену и уходя от него, кланяться до земли; встретив игумена вне кельи «поклониться ему вельми», л. 218.

4) В собственной записи Студийского монастыря: «Должно знать, что на каждой утрене выходит игумен из хора при начале 4-й песни, и седши принимает на исповедь приходящих братий и врачует каждого соответственным образом», у Миня р. 1712 n. 22.

5) Ркп. л. 223. Что касается до наказаний, которым подвергает шумен виновных, то по собственной записи Студийского монастыря они простираются да сажания в особое заключение на сухоядение: «Должно знать, что есть у нас и отлучебницы (ἀφοριστρίαι), в которые заключаются непокорные и строптивые, сухоядя и учась добродетели, ибо наказание посредством плетей (διά μαστίγων— телесное), как приличествующее мирским, справедливо отвергнуто нашими отцами», у Миня р. 1713 n. 25 (в монастырях Пахомия В. было и телесное наказание,—История правосл. монашества на Востоке П. С. Казанского I, 146).

6) Летописец, конечно, говорит, что Феодосий, получив устав Студийский,

 

 

625

указания. Эти частные указания не оставляют сомнения в том, что преп. Феодосий ввел вПечерском монастыре устав патр. Алексея во всей его строгости и вместе во всей его полноте, за исключением в первом случае одного пункта, относительно которого мы остаемся в неизвестности. Сущность устава Алексеева состоит в том, что он есть устав истинного общинножития. Такое именно общинножитие ввел и преп. Феодосий в Печерском монастыре. «Созва ны (братие),—говорит он монахам в одном поучении,—благодать святого Духа и молитва святые Богородица в сю обитель в единодушие и в единоумие и в едину волю» 1): это несомненно—голос игумена, которого идеал не только истинное общинножитие в вещественном смысле, но и высокое и совершенное в духовном, то апостольское общинножитие, когда не только не един же что от имений своих глаголаше свое быти, но когда всем бе сердце и душа едина. «Нелепо есть нам, братие,—говорит преп. Феодосий в другом поучении об истинном общинножитие именно вещественном,—иноком сущим и отвергшимся мирских, собрание паки творити имений в келии своей; како возможем молитву чисту приносите Богу, сокровища имений держащи в кельи своей? О сем слышасте Господа рента, яко идеже сокровища ваша, тамо и сердца ваша будут, и паки о сбирающих: безумне, в сию нощь душу твою измут от тебе, а еже сбра, кому будет?—тем же, братие, довольны будем о уставных пещись одеждах наших, о пищи, предложеней на трапезе от келаря, а в кельи от сицевых имети ничтоже, да тако с всяким усердием и всею мыслью молитву свою чисту приносим к Богу» 2). Нестор пишет в житии Феодосия: «многажды хожате по келиям ученик своих и аще что обрящаше у кого,—ли брашно снедно, ли одежно лише уставные одежы или от имения что, сия взем, в пещь вметаше, якоже вражию часть сущу и преслушания грех»3). Желая восхвалить осо-

«устави в манастыри своемь, како пети пенья манастырьская, и поклон как держати, чтенья почитати, и стоянье в церкви, и весь ряд церковьный, и на трапезе седанье, и что ясти в кия дни, все со уставлсньем» (под 1051 г.). Но это, очевидно, нисколько не исключает предположения, что устав более иди менее быль ослаблен в своей строгости.

1) Поучение о хожении к церкви.—Ученн. Записс. II Отд. Акад. Н. кн. II, вып. 2, стр. 212.

2) Поучение о нестяжательности, ibid. стр. 201 fin..

3) По изд. Бодянск. л. 19 и об.. Далее Нестор приводит сейчас переданное нами поучение преп. Феодосия, из которого оно и взято (Каноническое опре-

 

 

 

626

бенное смирение преп. Феодосия, Нестор пишет: «еще же и в пещьницу часто исхожаше и с пекущими веселяшеся духом, тесто мешаше и хлебы пека» 1). Но это должно быть понимаемо не так, как толкует Нестор по своему времени, не как проявление преп. Феодосием особенного смирения (хотя он и был его преисполнен), а так, что в его монастыре, согласно с уставом Алексеевым, все службы монастырские составляли общую и равную обязанность всех братий, а в том числе и его —игумена. Что в монастыре Печерском при преп. Феодосии относительно общности служб и работ было совершенно согласно с уставом Алексея, это дает знать Нестор и в другом месте, когда говорить, что каждый из братии имел свой топор для рубки дров 2). Согласно с уставом патр. Алексея преп. Феодосий «прилежно учил братию не преходити от кельи в келью, но в своей келье каждому молить Бога» и заниматься почитанием книг 3). По одному поводу Нестор рассказывает, какой порядок заведен был преп. Феодосием в монастыре относительно приготовления пищи, и своим рассказом дает знать, что устав патр. Алексея был воспроизведен им и до мелких подробностей. Вел. кн. Изяслав, часто посещавший Печерский монастырь и нередко вкушавший в нем пищи, раз спрашивал преп. Феодосия: от чего ему свои многоценные брашна ее кажутся так сладкими, как монастырские малоценные и постные. Преп. Феодосий отвечал,

деление относительно стяжания, найденного у монаха: «игумен или епископ да возмет оное стяжание и, в присутствии многих продав, да раздаст нищим и нуждающимся»,—Двукратн. соб. пр. 6.

1) У Бод. л. 14.

2) Раз пришел к преп. Феодосию келарь и сообщив, что нет в монастыре дров, просил послать рубить их какого-нибудь праздного брата. Феодосий отвечал: я празднен, и пошел рубить; братия, узнав, что игумен рубит дрова, «Взяли каждый свой топор» и пошли помогать ему,—у Бодянск. л. 14 sub lin..

3) Нестор у Бодянск. л. 11 обор. и л. 15, летописец под 1074 г.,— поучение Феодосия к братии в начале поста. Не довольствуясь увещаниями, преп. Феодосий «по вся нощи обходи келии мниховы все, хотя уведети, когождо их како житие; егда же услышаше кого молитву творяща, то тогда став прославляше о нем Бога, егда же ли паки кого слышаше беседующа, два ли или трие сшедшеся вкупе, тоже ту ударив своею рукою в двери, ти тако отхожаше назнаменав, тем свой приход»,—Нестор у Бодянск. л. 11 об. На другой день виновные в праздных беседах были обличаемы и в случае нераскаянности подвергаемы епитимиям.

 

 

627

что у них в монастыре брашна приготовляются не с сварами и бранью, как у него, а с молитвою: «егда бо братии монастыря сего хотящем варити и хлебы пещи или иную кую службу творити, тогда же первое, шед един от них, возжег благословение от игумена, таче по сих поклонится пред святым алтарем трикраты, ти тако свещю вожжет от святого алтаря, и от того огнь взгнетит, и егда паки воду вливая в котел, глаголет старейшине: благослови, отче, и оному рекущу: Бог благословит ти, брате, и тако вся служба их с благословением совершается» 1).

Существенный и важный пункт, относительно которого мы, к сожалению, остаемся в неизвестности, есть пункт о женщинах, т. е. сделал ли преп. Феодосий свой монастырь совершенно не входным для них, как это у патр. Алексея, или же оставил входным 2).

Преп. Феодосий ввел в Печерском монастыре устав Студийский,— устав истинно и строго общежитный. «От того же (Печерского) монастыря,—говорит летописец,—переяша вси монастыреве (русские) устав» 3). По-видимому, ничего не может быть яснее и определеннее ответа на вопрос: как имело себя дело суставами монастырей русских в период домонгольский, т. е. по-видимому—ничего не может быть яснее того, что в период домонгольский уставом наших монастырей был устав Студийский, след. устав истинно монашеский, строго общежительный. Если бы это было так, то наше монашество периода домонгольского решительно возвышалось бы над современным ему монашеством греческим, а равным образом было бы решительно выше и нашего собственного монашества всего последующего времени вплоть до настоящего, ибо у Греков в наш период домонгольский строгое и нестрогое общежитие было только в отдельных немногих монастырях и у нас после нашествия Мон-

1) У Бодянск. л. 18 об.

2) Нестор упоминает о вратарях в монастыре при преп. Феодосии, у Бодянск. л. 12 об., но вратари существовали не для того только, чтобы не пускать женщин. Еще Нестор указывает не совсем понятное для вас противоречие устава Феодосиева уставу Алексееву в отношении к посту. Он говорит, что преп. Феодосием было установлено, чтобы на первой неделе великого поста в пятницу для трудов предшествующих дней бывали монахам «хлеби чисти зело (т. е. пироги) с медом и с маком творени», у Бодянск. л. 21. Не стоит ли тут в пятницу по ошибке вместо в субботу?

2) Под 1051 г. fin..

 

 

628

голов вплоть до настоящего времени истинное и строгое общежитие составляло и составляет только весьма редкое исключение. На самом деле, увы! это было далеко ее так, хотя невидимому и так. Прежде всего наши монастыри периода домонгольского, как мы говорили, разделялись ка два класса: на собственные или настоящие и на несобственные. Монастыри несобственные по самому существу своему были келлиотские или особножитные и могли становиться общежитными только, превращаясь в собственные, ибо монастыри эти были ни что иное, как собрания отдельных келлий без способов и средств к общему житью. Следовательно, несомненно, что слова летописца должны быть понимаемы не обо всех вообще наших монастырях, а только об одном классе их, именно—монастырях собственных и настоящих, с выделением другого класса их — монастырей несобственных, которые не могут быть подразумеваемы в его словах, потому что не могли быть монастырями общинножитными. Но по всем соображениям должно быть принимаемо, что если не большая, то по крайней мере не меньшая часть наших монахов периода домонгольского монашествовала не в монастырях собственных, а в монастырях несобственных. Затем, приведенные слова летописца: «от того же манастыря переяша вси манастыреве устав», конечно, имеют значение свидетельства, как это и со всякими свидетельствами, только относительно предшествующего им времени, а не последующего (что было бы уже пророчеством). Но слова эти сказаны не позднее 1110 г., когда им—летописцем (первоначальным) окончена летопись; следовательно, они и говорят только о небольшом промежутке времени между Феодосием Печерским и 1110 г. и ничего не говорят более. Собственные или настоящие монастыри, бывшие в России до 1110 г., по этим словам, все приняли устав Студийский, введенный в Печерском монастыре преп. Феодосием; но сохранили ли те же монастыри устав после 1110 г. и принимали ли ею монастыри явившиеся после сего года, это составляет другой вопрос, на который приведенные слова, конечно, ничего не отвечают. На этот другой вопрос мы можем дать положительный ответ не полный, а только половинный, и именно — ответ далеко несогласный с общепринятым мнением, несправедливо основывающимся на приведенных словах летописца. Преп. Феодосий ввел в Печерском монастыре Студийский устав, предписывающий общежитие строгое и полное. Но общежитие может быть и не строгим и не полним, а только частным и некоторым, каково, напр., общежитие наших теперешних монастырей (всех так называемых штатных), в которых у мо-

 

 

629

нахов общая трапеза, но своя одежда, и в которых даются и предоставляются монахам деньги в частную собственность, как доходы от кружек и от должностей (с предоставлением им копить деньги и при счастливых должностях накоплять богатства, хотя и без дозволения оставлять законным образом наследникам). Неполный положительный ответ на вопрос есть тот, что строгое и истинное общежитие, введенное было преп. Феодосием, оставалось у нас весьма недолго и что потом у нас совсем не было в монастырях общежития полного, а было только частное и некоторое. Вскоре после преп. Феодосия истинное общежитие исчезло в самом Печерском монастыре; следовательно—нельзя думать, чтобы оно осталось в каком-нибудь из монастырей бывших до 1110 г., ранее которого сказаны приведенные слова летописца, и чтобы оно было принято в каком-нибудь из монастырей явившихся после сего года. В Печерском монастыре после преп. Феодосия осталась общая трапеза 1), хотя, как кажется, не сполна и во всяком случае так, что сверх монастырской пищи вполне дозволялась и своя; не знаем и не имеем свидетельств — осталась ли общая и всем одинаковая одежда, но затем — поступавшим в монахи дозволялось оставлять у себя имущества, которые они имели в миру, а равным образом и приобретать их в частную собственность в самом монастыре. Свидетельства, удостоверяющие в сейчас сказанном, мы находим в книге, которая никак не может быть заподозрена в предубеждении и в намеренных неверных показаниях относительно Печерского монастыря, именно—в Патерике Печерском. Приведем их по порядку повестей последнего (ибо порядок хронологический ненадежен, да в данном случае вовсе и не важен). В повести об Афанасии затворнике (5-й у Симона) читаем: «один брата, живший свято и богоугодно, по имени Афанасии, после долгой болезни умер; два брата

1) Что в Печерском монастыре оставалась общая трапеза до конца периода домонгольского, это видно из слов Симона к Поликарпу в вступительной, обличительной части послания: «Свидетель мы есть о том Христос, ничему же бых не причастился гному брашну, разве укруга хлеба и сочиву, устроенного на святую ту (Печерскую) братию. Ты же, брате, днесь похваляя лежащих на трапези, и утро на варящего и на служащего брата ропщеши»... (Рассказ о брате, укравшем хлеб у Прохора лебедника,—7-й рассказ у Поликарпа,—наводил бы на мысль, что по временам уничтожалась в Печерском монастыре и общая трапеза; но случай имел место в исключительное время великого голода и поэтому не представляется надежным делать от него заключения).

 

 

630

отерли мертвое тело, увили, как следует, покойника и ушли; по случаю к нему заходили некоторые другие и видя, что он умер, так ушли; и таись покойник оставался весь день без погребения: был он очень беден, не имел он ничего от мира сего и поэтому был не погребен (вар. был пренебрегаем); богатым всякий старается служит в жизни и при смерти, чтобы получить что-нибудь в наследство»... В повести о черноризце Еразме (7-й у Симона) читаем: «В том же монастыре Печерском был черноризец Еразм; он имел большое богатство и все, что имел, истратил на церковные нужды; обнищав совсем, он впал у всех в пренебрежение»... В повести о черноризце Арефе (8-й у Симова): «В том же монастыре Печерском был черноризец по имени Арефа, родом Полочанин; он имел много богатства в келье своей и никогда не подал убогим ни одной цаты (копейки), нидаже хлеба и так был скуп и немилосерд, что и себя самого морил голодом»...1). В повести об Алипии иконописце (10-й у Поликарпа) дается знать, что монахи занимались ремеслами в, свою собственную пользу, т. е. получая плату за произведения своего труда самим себе. В повести о преп. Марке пещернике (8-й у Поликарпа) говорится, что этот Марк занимался копанием в пещере мест для погребения братии или могил и что за труд свой он ничего не требовал, а если кто сам давал, то раздавал нищим («трудился он целые дни и целые ночи для дела Божия, выкопал много могил на погребение братии и ничего не брал за это, если же кто сам давал ему, онпринимал и раздавал убогим»). В повести об отцах Феодоре и Василии (9-й у Поликарпа) второй из них представляется монахом богатым и вообще дается знать, что иметь деньги и вещи и распоряжаться идти была предоставлена монахам полная свобода.

Таким образом, приходившие в монастырь стричься в монахи приносили с собою деньги, которые не отдавали в монастырь, как вклад и жертву, а оставляли при себе, как свою частную собственность; после пострижения монахи приобретали деньги в ту же частную собственность; между собой они различали богатых и бедных и последними гнушались; за взаимные услуги и службы монахи брали друг с друга плату так, как бы они были совсем чужие между собой (и даже не составляло общинной заботы монастыря, а составляло

1) Из этих слов должно заключать, что трапеза была неполная, именно— что был общий один обед, а, за ужин выдавались каждому деньги: если бы был общий ужин, то Арефа не имел бы причины морить себя голодом.

 

 

631

частную заботу каждого монаха то, чтобы приготовить себе могилу и быть погребену). Это уже вовсе не общинножитие истинное и Студийское; это уже такое привнесение особножития, при котором от общинножития остается один вид и одно пустое имя и одна тщетная похвальба. Если такова была судьба общинножития в самом Печерском монастыре, то, конечно, необходимо думать, что она была не лучшая во всех других монастырях русских домонгольского периода, именно — что в монастырях, принявших его вслед за Феодосием при нем самом и в промежуток времени от него до летописца, оно стало потом тем, чем стало и в его монастыре, и что в монастырях последующих оно было вводимо,—где было вводимо,— только в том виде, в каком было в Печерском монастыре. Та быстрота, с которою исчезло истинное общинножитие из самого Печерского монастыря, следовательно—то совершенное нерасположение к нему монахов самого этого монастыря (над которым, подразумеваем — нерасположением, мог взять верх и которому мог противостоять только преп. Феодосий), весьма наводит на мысль и на подозрение, что в других монастырях в своем истинном виде оно и не было принимаемо и что слова летописца: «от того манастыря переяша вси манастыреве устав» должны быть понимаемы только значительно в несобственном смысле, не о полном настоящем общежитии, а только о некоторой его части (летописец выражается, к сожалению, не совсем определенно, не предвидев, конечно, наших вопросов и недоумений; но весьма возможно, что в приведенных выше словах он и совсем не разумеет общинножития: устав Студийский, введенный преп. Феодосием в своем монастыре, состоял из двух частей—из устава богослужения и из устава жизни, и весьма возможно, что летописец» разумеет только один первый, но не и второй вместе) 1).

В Печерском монастыре после преп. Феодосия осталась только небольшая частица введенного им истинного общинножития. Но в

1) Что в самом Печерском монастыре истинное общинножитие начало исчезать до 1110 г., это видно: во-первых аз того, что Нестор вменяет в особенную заслугу преп. Феодосию то, что он работал в поварне и в пекарне, давая тем знать, что в его—Несторово время этого уже не было; во-вторых— из того, что уже до 1099 г. монахи не сами мололи на себя хлеб, а чрез слуг монастырских и стыдились такой работы (рассказ Поликарпа об отцах Феодоре и Василии,—упоминаемый в нем князь Мстислав Святополковичубит в 1099 г.).

 

 

632

этом частичном смысле он все-таки остался общинножитным монастырем до самого нашествия Монголов 1). Как думать о других собственных или настоящих монастырях русских периода домонгольского: все ли они были общинножитными, подобно Печерскому, в том же, подразумевается, частном смысле, что он, или только некоторые, и в последнем случае какая приблизительно часть? Для ответа на этот вопрос, составляющий вторую половину поставленного выше общего вопроса, мы не имеем никаких данных или собственно имеем только те положительные данные, что не все без изъятия монастыри были особножитными, так как прямо внаем, по крайней мере, один монастырь общинножитный 2). Решить вопрос в области простой вероятности, дело не легкое. Едва ли можно сомневаться, что сами монахи были более наклонны к особножитию, чем к общежитию, хотя бы и в самой нестеснительной его форме (не все монахи вообще, а их большинства, которым принадлежит решение подобных общих, всех касающихся, вопросов). Но дело было не в самих монахах. Большая часть наших настоящих монастырей периода домонгольского была построена князьями; князья, как ктиторы монастырей, могли вводить в них порядки, какие они сами хотели, и давать им уставы, какие находили лучшими, на что, как ктиторы, имели полное право. Что же могло более нравиться нашим князьям: общинно-или особножитие? Представлялось бы, что они должны были желать лучшего, что и по истинной ревности и по тщеславию они должны были иметь охоту не уступать Печерскому монастырю, следовательно—быть за общинножитие. Однако, дело имеет другую сторону. При общинножитии было бы для князей весьма хлопотной задачей содержать монастыри, тогда как напротив особножитие чрезвычайно ее упрощало: выдавать каждому монаху известное количество съестных припасов, и дело с концом. Знаем мы одно указание, что как будто княжеские монастыри были у нас общинножитными, но указание весьма не надежное. Князь Новгородский Всеволод Мстиславич в данной им по приказанию отца († 1132) грамоте Новгородскому Юрьеву монастырю пишет: «а се яз Всеволод дал есмь блюдо серебрьно, в тридцать гривен серебра, святому

1) Приведенные выше слова Симона.

2) Это именно Новгородский Антония Римлянина. Что в монастыре было учреждено преп. Антонием общежитие, видно из того, что им была построена трапеза.

 

 

633

Георгиеви, велел есмь бити в нѐ на обеде, коли игумен обедает» 1). Можно понимать это таким образом, что в монастырях с общей трапезой у нас уже в древнее время водворился обычай, ставший в позднейшее время и доселе остающийся господствующим, чтобы игумены и вообще власти ходили за братские столы только иногда— в праздники; но не менее вероятно подразумевать тут обеды, дававшиеся в монастыре монахам людьми сторонними, что в древнее время было весьма обычно (и на каковых обедах, разумеется, председательствовали власти монастыря). В греческих источниках находим указания, что как будто в Греции монастыри императорские и вообще ктиторские, долженствовавшие служить примером для наших монастырей княжеских, были особножитными; однако опять указания неясные, неопределенные и нерешительные 2). Предположив, хотя и без достаточного основания, что княжеские монастыри были общинножитными, мы, по-видимому, будем иметь достаточное право, в силу сказанного выше, предполагать, что были в большинстве особножитными монастыри некняжеские. Однако и здесь нет; у людей есть соревнование, и если князья хотели, чтобы их монастыри были общинными, то могли соревновать им и строители монастырей из монахов и настоятели монастырей нектиторских, самостоятельных. Как бы то ни было, в конце концов несомненно, что на какой бы степени внешней распространенности ни находилось у вас общежитие в период домонгольский,—было ли оно в настоящих монастырях общею формою жизни, формою господствующею или только исключительною,— по внутреннему объему и качеству оно было до последней степени сокращенным и урезанным, т. е. до последней степени облегченным и ослабленным.

Итак, истинный устав монашеского общинножития, строго и безусловно отрицающий всякую собственность, был было вводим к вам преп. Феодосием Печерским, но продержался в наших монастырях весьма недолго, а затем его у нас совсем не было и монахи наши, помимо этого единственно истинного монашеского устава, монашествовали по двум уставам, далеко не строго монашеским, которых как таковых собственно никогда не признавала церковь 3) и которые, быв изобретены самоволием и фарисейством человече-

1) Истории Иерархии VI, 773. Для чего били в блюда на обедах, см. выше.

2) См. Иоанна патр. Антиохийского, жившего в половине XII века, трактат: Oratio de disciplina monastica, в Патр. Миняt. 132 р. 1132.

3) Двукратного собора пр. 6-е.

 

 

634

ским, существовали единственно на тех же правах, на которых существует всякое злоупотребление; эти уставы были—келлиотский или особножитный, в котором не оставалось и тени истинного монашеского устава, и общинножитный с таким сохранением права частной собственности, при котором от истинного устава сохранялась не более, как только тень. Не мы Русские изобрели эти два устава, и вина за них падает не на нас и не на наших монахов. Но нам Греция предложила три устава монашеской жизни: истинное общинножитие, общинножитие весьма неистинное (т. е. это общинножитие с сохранением права частной собственности) и келлиотство: мы слегка попробовали первый устав и избрали исключительно два последние. Этот выбор нами уставов составляет уже факт нашей жизни, и он свидетельствует (полагаем, не сомнительно) о том, что мы заявили немного наклонности к истинной и строгой форме монашеской жизни и что мы желали монашествовать исключительно по облегченным способам, так сказать — соединяя полезное с приятным. В лице преп. Феодосия Печерского явился у нас ревнитель строгой монашеской жизни; в своем монастыре удалось ему завести истинное общинножитие; может быть, смотря на него, поревновали ему до некоторой степени и другие: во умер он, и в его монастыре (и следовательно—необходимо думать, тем более где-нибудь) на место истинного, общинножития водворилось общинножитие мнимое. Если мы— Русские будем сравнивать себя относительно наклонности к строгой монашеской жизни с Греками, то найдем не то, что, кажется, у нас обыкновенно думают, т. е. не то, что мы в сем отношении их выше, а то, что мы их ниже. Уних после первых весьма недолгих времен монашество начало быстро падать и дошло до совершенной распущенности; но это должно разуметь не обо всех монахах, а об их большинстве: вместе с распущенным большинством, у них всегда было (как и до настоящего времени есть) меньшинство, которое рядом с этим большинством стремилось жить по истинному монашескому уставу и соблюдать его во всей его строгости, так что у них всегда были и никогда не переставали существовать монастыри, для которых этот устав не составлял только предания, записанного и читаемого в книгах, а был подлинным уставом жизни. Не знаем, была ли распущенность нашего большинства меньшая, чем у Греков; но у нас не было меньшинства, которое бы представляло собою искуп за, большинство (разумеем не отдельных подвижников, о которых речь ниже, а соблюдение истинного монашеского устава целыми монастырями).

 

 

635

Монашество и стяжательность суть вещи столько же соединимые между собою, сколько положение и отрицание, сколько да и нет, вперед и назад, ибо первое есть именно отказ от последней. Следовательно, наши монахи периода, домонгольского, в след за большинством монахов греческих, жившие вместо устава нестяжательного по «уставу стяжательному», строго говоря, представляли собою монашество неистинное 1). Но монашество состоит не из одной нестяжательности: как же представлять себе наших монахов этого периода по прочему и по всему? Увы, должно представлять себе так, как должно представлять. Нравственный человек есть органическое целое, в котором все как одно, а не механический какой-нибудь сбор, где бы одна часть могла быть худою, а другие рядом с нею и независимо от нее хорошими: если наши монахи периода домонгольского вместо устава нестяжательности жили по уставу стяжательному, то необходимо предполагать подмену и в другом, необходимо представлять себе монашество соответственным сему и во всем прочем. В Греции к тому времени, как мы приняли христианство, монашество, процветавшее вообще весьма недолго (как целое, а не в отдельных людях, о которых речь особая), давно уже пало. Мы вовсе не были призваны (т. е. оказались вовсе не призванными) к тому, чтобы восстановить его, и мы могли принять его от них в его позднейшем превращенном виде только как целое, а не таким образом, чтобы сделать в целом какой-нибудь выбор.

Монашество есть совершенное отречение от этого мира для исключительного посвящения себя заботам о приобретении того мира. Человеку отрекшемуся от мира нечего делать вмиру; с другой стороны он всемерно должен опасаться, чтобы его слабую природу не одолели соблазны мира и не возвратили вспять. Человек, которому нечего делать в миру и который имеет все причини бежать из

1) «Слагающиеся к монашескому житию мыслятся как умершие для (мирской) жизни; подобно тому, как мертвые не имеют ничего, так каноны церковные требуют, чтобы ничего не приманивали монахи» (Зонара в толков. на 6 пр. Двукр. собора). «После пострижения не дозволяется (монаху распоряжаться бывшим у него в миру имением, которым он должен распорядиться до пострижения), ибо он уподобляется мертвому, а мертвый не владеет имением и не может что-нибудь говорить о нем» (Вальсамон ibid.). Следовательно, монах стяжатель собственно есть как бы лживый и притворный мертвец (см. самое правило собора, в котором монах стяжатель уподобляется древнему оному Анании. покусившемуся солгать Духу Святому).

 

 

636

него 1), естественно, должен был уходить из мира: истинное монашество и было и может быть только пустынножитием. Пока монастыри оставались в пустынях, в которых они и навсегда должны были бы остаться, монашество цвело. Но слишком велика у людей наклонность превращать истину Божию в лжу: монашество приобрело высокое уважение в обществе и стало по разным сторонам очень привлекательным и для людей, не имевших искреннего желания монашествовать. В следствие сего среди монахов истинных явились монахи ложные и фарисействующие. Эти-то ложные монахи возвратили монастыри из пустынь в мир,—в города и селения и скоро испревратили монашество. Люди богатые, устремившиеся в монахи для удовлетворения честолюбия, но вместе с тем не хотевшие расстаться и с житейскими удобствами и житейскою обеспеченностью, создали стяжательность в том смысле, чтобы приносить с собою в монастыри богатства, которые имели в миру (или чтобы в случае недвижимости этих богатств, оставаться их собственниками и после пострижения в монахи). Понятно, что люди бедные, устремившиеся к монашеству не для него самого, должны были создать стяжательность и в том смысле, чтобы собирать деньги и имения и после пострижения в монашество. Но деньги собираются с людей успешным образом только посредством известных приемов. Иоанн Златоустый, рисуя привлекательнейшую картину высокой по своей христианской философии жизни истинных монахов, между прочим говорит, что не только нет между ними льстецов, но что у них и не знают, что такое лесть 2). Это незнание льсти или наоборот положительным образом эта прямота долженствовала бы быть тем, почему монахи имели бы быть солью земли. Но деньги собираются с людей не посредством приложения в обращении с ними прямоты, а посредством льсти, лжи, лицемерия, фарисейства и ханжества. Дозволенная и получившая свободу страсть к стяжаниям, естественно, и должна была стать для монахов школою для всего этого. Мнимые монахи возвратили монашество в мир не для того, чтобы воспользоваться миром отчасти: после обета нестяжательности остаются обеты поста и целомудрия, и они успели достигнуть того, чтобы первый был уничтожен благо-

1) Ибо «добровольно создавать себе брань, как говорит Василий Великий, (было бы крайним безумием», Ἀσκητικαὶ Διατάξεις, гл. 3. у Миня в Патрол. t. 31 р. 1344.

2) См. в Истории православн. монашества на Востоке П. С. Казанского, I. 16.

 

 

637

видным образом и чтобы к нарушению второго были устранены все препятствия. Мир встретил возвратившихся к нему из пустынь монахов, как людей Божиих, с величайшим усердием; но он мог заявить им свое усердие только по мирскому, предложив им свои трапезы. Эти трапезы, как «мяса Египетския», входили в расчет мнимых монахов, и они употребили все старание, чтобы с одной стороны вменить монахам трапезования у мирян как бы в священную обязанность и в долг их призвания, а с другой стороны, чтобы навязать мирянам учение, будто это призывание монахов на трапезы есть одно из самых святых дел, одна из самых важных и обязательных христианских добродетелей. Эти святые, будто бы 1), трапезы отворили монахам двери монастырей, в которых они должны были пребывать неисходно, отдали их во власть бога мамоны, которому неразлучно сопутствуют и все другие боги, представляющие мирские страсти. Не останавливаясь за сим на полдороге, мнимые монахи успели произвести полное воссоединение монашества смиром, так что совершенно «возвратили монахов сердцами их в Египет». Монастырь должен быть невходен для женщин, потому что люди желающие девствовать нарочно заключились в нем от последних и потому что у одних с другими нет ничего общего 2). Но мнимые

1) Если читатель и на самом деле считает их святыми, то весьма ошибается. Наши летописи, конечно, представляют ихтаковыми, но если он обратится к Пахомию В., Василию В.. Феодору Студиту, то речей о сих трапезах вовсе у них не найдет и все их учение найдет совершенно им противным: канонические правила строго запрещают выходить монаху из монастыря без настоятельной нужды (Трулльск. соб. пр. 46), а выход из монастыря за тем, чтобы принимать участие в мирских трапезах, конечно, не составляет настоятельной нужды; наконец, 7-й вселенск. собор, рассуждая о мирских трапезах, и прямо предписывает, чтобы взявшие на себя иго монашеское «сели наедине и умолкли», т. е. не принимали участия в сих трапезах (пр. 22, см. Василия В. в Ὅροι κατὰ πλάτος гл. 32 и в σκητικοί Διατάξεις гл. 20, у Миня в Патр. t. 31 рр. 993 fin. и 1389).

2) «Входы монастырей должны быть заключены для женщин»,—Василий В. в Sermo asceticus. у Миня t. 31 р. 877. Василии В. (Ὅροι κατὰ πλάτος гл. 33 и σκητικοὶ Διατάξεις гл. 3) и 7-й вселенский собор (пр. 20) дозволяют монаху в случае нужды видеть женщину, но не иначе как в присутствии свидетелей. Феодор Студии пишет в наставлении своему ученику «да не отворишь дверей монастыря твоего какой-нибудь женщине без великой нужды; если найдешь возможным принять (ее) так, чтобы остаться (нам) взаимно невидимыми, то это будет хорошо». у Миня р. 941.

 

 

638

монахи открыли женщинам монастыри под тем предлогом, что и они не должны быть лишаемы молитвы в храмах монашеских (как будто бы молитва в своем приходском храме была не столько же действительна и угодна Богу) и что и они не должны быть устраняемы от пользования нравоучительными беседами монахов (как будто бы они не имели нарочитых пастырей или как будто бы они не имели наставниц в монахинях). Дело кончилось тем, чем и должно было кончиться, т. е. что монастыри стали совершенно доступны и открыты не только для женщин, искавших спасения, но и для женщин, приносивших грех. Истинные монахи бежали из мира за тем, чтобы вне его спасать свои души; мнимые монахи, возвратившись в мир с желанием иметь его в своей власти с его благами, изъявили претензию иметь в своей власти души людей. Право и долг врачевать человеческие души в таинстве исповеди, конечно, принадлежит и подобает пастырям этих душ, ибо иначе зачем же они и пастыри? Но монахи, которых никто не звал в пастыри, предъявили себя врачами более искусными, чем собственные пастыри, завладели этим правом и с совершенным устранением последних обратили его в свою полную монополию. Монахи стали исключительными врачами душ не только мужских, но и женских, т. е. присвоили себе исключительное право исповеди не только мужчин, но и женщин. Побудительною причиною к присвоению права было не то, чтобы обратить в посмех обет целомудрия, а властолюбие и корысть: но ясно, что врачевание женских душ подвергало всему возможному искушению и всей возможной опасности души самих врачей (сравнивай Василия Великого в Ἀσκητικού Διατάξεις глл. 3 и 9).

Таким образом, мнимые монахи сделали все, чтобы уронить монашество и до основы потрясти его нравы. К этому присоединялось еще нечто, что не ими было выдумано. Древние основатели монашества, столько хорошо знавшие слабость человеческой природы и силу ее страстей, в каком-то непонятном нам противоречии себе, с одной стороны строжайше воспрещали общение монахам с женщинами, находя его в высшей степени опасным, а с другой стороны строили женские монастыри рядом с мужскими, так чтобы они при своих настоятельницах состояли под высшим ведением игуменов последних и на их попечении в отношении материальном 1). За

1) Пахомий Великий среди своих мужских монастырей построил монастырь женский (История правосл. монашества на Востоке П. С. Казанского; I, 180), равным образом Василий В. состроил в Понте свой мужской монастырь рядом

 

 

689

этими монастырями по близости и рядом, как бы для большего упрощения дела, явились монастыри совсем двойные мужско женские, именно—один и тот же монастырь разгораживался внутренней стеной на две половины и одна половина предоставлялась монахам, другая монахиням 1). Древними строителями монастырей соседственных строжайше было воспрещено всякое не необходимое общение между монахами и монахинями и все необходимые свидания между ними были обставлены всевозможными предосторожностями; вероятно, что и первые строители монастырей двойных подтверждали тоже воспрещение и те же правила относительно предосторожностей. Но тем не менее монастыри оставались стоять рядом или и совсем составляли одни (средостенные) монастыри. Произошло из этого то, чему нельзя было не произойти: строгость запрещений была бессильна против легкой возможности греха, и это странное соседство монастырей, совершенно подобное соседству огня и сена, а еще более странное это единство монастырей, подобное, так сказать, испытанию — может ли сено гореть в огне, само собою понятно, имели по отношению к нравам монахов самые печальные, какие только можно вообразить, последствия. Весь вред и весь соблазн подобных соседства и единства не мог не обнаружиться, и импер. Юстиниан в одной из своих новелл решительно предписывает—развести монахов с монахинями и впредь их купножитию не быть 2). Однако обычай, столько приятный для любителей греха, и на последующие времена остался во всей своей силе (так что это купножитие монахов с монахинями было уничтожено только уже во времена весьма поздние) 3).

с женским матери и сестры, подчинив потом последний первому (см. Ὅροι κατπιτομήν, гл. 108 и следд., у Миняt. 81 р. 1166; о материальных отношениях монастырей—7-го всел. собора пр., 20).

1) Зонара в толковании на 20 правило 7-го всел. собора, которое говорит о монастырях двойных (διπλὰ μοναστήρια), полагает, что не было монастырей двойных в собственном смысле, а были только монастыри соседственные, находившиеся в таком расстоянии один от другого, чтобы аз одного в другой можно было слышать. Но в существовании этих монастырей не оставляет никакого сомнения 123 новелла Юстиниана, которая совершенно ясно говорить (гл. 36): «ни в каком месте нашей империи не дозволяем монахам и монахиням жить в одном монастыре (ἐν ἐνὶ μοναστηρίῳ) или быть так называемым двойным монастырям».

2) Новелла 123, гл. 36.

3) Церковное законодательство относится к этим монастырям не совсем понятным для нас образом. 7-й вселенский собор с одной стороны предписы-

 

 

640

В позднейшее время перед нашим периодом домонгольским присоединилось и еще нечто содействовавшее тому, чтобы довести зло до его возможного предела. Мнимые монахи эксплуатировали мир, наоборот мнимо-благочестивые миряне изобрели средство эксплуатировать монастыри. В Греции монастыри были—или ктиторские, составлявшие частную фамильную (семейную) собственность богатых мирян (в том числе, подразумевается, и царей), которые их строили, или свободные и самостоятельные (самовластные), не имевшие ктиторов (построенные самими монахами или которых ктиторы вымерли,—нарочитую речь см. ниже). Второй класс монастырей миряне и сделали предметом своей эксплуатации. Дело началось с того, что монастыри, пришедшие в упадок, поручаемы были в пожизненное, на правах ктиторских, заведывание богатым благочестивым людям с тем, чтобы они их поправили и привели в лучшее состояние. Но потом это стало только предлогом и извинением; на самом же деле вошло в обычай выпрашивать монастыри в пожизненное заведывание за тем, чтобы пользоваться их доходами, которые предоставлялись получавшим монастыри на правах ктиторских в полную власть, чтобы иметь монастыри пожизненными как бы имениями или арендами (раздавали монастыри императоры и архиереи преимущественно своим чиновникам в награду за службу, совершенно так, как у нас князья раздавали в поместья земли, а потом и всем, кому хотели). Не говоря о том, что монастыри самым беззастенчивым и беспощадным образом были пустошимы, подобные порядки имели два следствия по отношению к жизни монахов: во-первых, мирянин, получивший монастырь в заведывание или в аренду, либо навсегда поселялся в нем с своим семейством, как в усадьбу, или временно с семейством приезжал в него жить, как на дачу, так что монастыри стали из монастырей на половину мирскими домами (подразумевается, что арендатор монастыря, живя в нем постоянно или временно, жил в нем совершенно так, как в мирском имении, принимая гостей, давая балы и праздники et caetera); во-вторых, власть над монахами игумена совершенно уничтожалась, превращаясь в чисто номинальную, и ее заменяла власть мирянина-арендатора, который искал и требовал вовсе не того, чтобы монахи жили по-монашески, а того, чтобы они угождали ему и

вает «не быти отныне монастырям двойным, потому что сие бывает соблазном и преткновением для многих», а с другой стороны дозволяет остаться таковым монастырям, прежде бывшим, пр. 20.

 

 

641

служили, и который мог наполнять монастырь под видом монахов всяким сбродом (об этом позднейшем обычае раздавать монастыри в аренду и о всем, проистекавшем отсюда зле для монастырей и для монахов, см. в нарочитом о сем сочинении жившего в половине XII века Иоанна патриарха Антиохийского Λόγος περὶ τοῦ ὅτι οἱ τὰ μοναστήρια διὰ δωρεών λαμβάνοντες, εἴτε ἀρχιερατικῶν εἴτε βασιλικών, καὶ ἐκ τῶν μοναστηρίων κέρδη ἔχοντες ἀσέβουσιν et caet., т. e. Слово о том, что принимающие монастыри в дар или от архиереев или от царей и корыствующиеся от них, поступают нечестиво, у Миня в Патр. t. 132 р. 1118. Во времена патр. Иоанна лица, получавшие монастыри в пользование или аренду, назывались χαριστικάριοι, что вполне соответствует древнему русскому слову «милостник»; позднее они стали называться экзархами).

Мнимые монахи (с мнимо-благочестивыми мирянами) до такой степени широко растворили в мир ворота монастырей, что стены последних почти не служили уже ни к чему. Не довольствуясь однако сим, мнимые монахи выдумали монастыри и совсем бесстенные,—эти монашеские слободки в оградах приходских церквей, где не беспокоил входы и выходы людей своим созерцанием, хотя бы и совершенно снисходительным и только праздным, уже никакой привратник и где уже вовсе не представлялось никакой нужды помимо ворот «прелазити инуде». Весьма вероятно, что изобретатели этих упрощенных монастырей выдавали их за возобновление первоначального отшельничества, когда подвижники жили именно в кельях неогороженными слободками. Но то были слободки, стоявшие в пустынях, а это были слободки, явившиеся в миру... А наконец, достигая верха простоты, мнимые монахи изобрели монашество совсем безмонастырное, именно—монашество бродячее и домовое. Человек постригался в монахи, но не поселялся в монастыре, хотя бы и сейчас помянутом бесстенном, а делая своим монастырем весь Божий мир и предъявляя свое монашество своей одеждой, переходил в нем от одной трапезы к другой 1); или же человек постригался в монахи и затем оставался монашествовать в своем или в чужом мирском дому, монашествовать в том, конечно, единственно смысле, чтобы «от чтимого одеяния воспринять славу благочестия и тем обрести беспрепятственное наслаждение своими удовольствиями»

Итак, мнимые монахи, не преминувшие явиться скоро в след

1) Двукратного собора пр. 4.

2) Того же собора прр. 2 и то же 4.

 

 

642

за истинными, успели достигнуть того, чтобы превратить монашество из подвига по Боге в средство к приятно-распущенной жизни. Для людей, шедших в монахи с искренним желанием монашествовать, эти мнимые монахи с их новыми законами, конечно, были не указ; но человек слаб и не обязуемый к злу он увлекается к нему примером. Мнимые монахи возвратили монастыри из пустынь в мир для самих себя; но вместе с этим они столько же подвергли соблазнам мира и монахов истинных. Предлежащий соблазн греха и постоянно видимый пример его одолевают человека; под давлением злой и развращающей среды он постепенно и незаметно понижает, уровень своих нравственных требований и кончает тем, что нисходит почти до ее уровня. Говорят: человека испортила, развратила среда; это именно сделали с истинными монахами монахи мнимые и мир, с одной стороны по своему усердствовавший к монашеству, а с другой стороны его эксплуатировавший.

Монашество начало падать у Греков задолго до принятия нами христианства, ибо оно процветало у них очень недолго 1); к тому времени, как мы приняли христианство, оно уже находилось у них в совершенном упадке. Обеты нестяжательности и поста, обет подвижничества и «всякой скорби и тесноты», были прямо и открыто отвергнуты, уступив место любостяжанию, чревоугодию и плотоугодию; не доходило до того, чтобы открыто отвергнуть был обет девства (ибо это значило бы не только посягнуть на монашество, но и исключительно поставить себя в самом христианстве, так как и для всякого христианина, не дающего никаких нарочитых обетов, блуд есть грех), но судя по тому, что уничтожены были все препятствия к нарушению обета и наоборот углажены были все пути к сему нарушению, едва лиможет быть сомнительным, что монахи в сем отношении были нисколько не выше мирян, что вовсе не памятуя про обет, как нарочитый обет, они видели вместе с мирянами грех только в нарушении всяких приличий и ограничивали свои заботы вместе с последними единственно тем, чтобы соблюдать эти приличия (насколько их предписывает мирская нравственность) и избегать скандальных обнаружений греха и скандальных историй с ним (насколько это ее терпится и мирского нравственностью). По выражению

1) О великом множестве лживых монахов (ψευδομονάχοι) уже в половине V века, см. у Нила Синайского, в слове подвижническом, глл. 8 и 9, и в письме к архимандриту Никону,—у Миня t. 79, рр. 437 и 728 (изображаются лжемонахи яркими красками).

 

 

643

одного ревнителя истинного монашества того времени, которое подлежит нашей речи, мнимые монахи успели поставить монашество в Греции таким образом, что оно как раз стало противоположно тому, чем бы должно быть, «вместо осуждения мира его вожделением, вместо удаления из мира устремлением в него», превращением всех тех «да», которые говорит монах при своем отречении от мира, в насмешливое «нет» 1).

Мы вовсе не были призваны к тому, чтобы восстановить мона-

1) По выражению человека, известного своим высоким образованием во времена невежества и своим чистым и светлым взглядом на христианское благочестие во времена обскурантизма и биготизма,—митрополита Солунского Евстафия, жившего во времена императоров Мануила, Алексея и Андроника Комненов и Исаака Ангела и умершего после 1194 г., в трактате Ἐπίσκεψις βίου μοναχικοῦ ἐπὶ διορθῶσει τῶν περὶ αὐτοῦ, т. е. рассуждение о жизни монашеской в отношении к ее исправлению, в Патрол. Миняt. 135 р. 820 n. 113. Для знакомства с печальным и жалким состоянием монашества в Греции в XII веке (или для удостоверения в сем) должно читать сейчас помянутый трактат Евстафия и еще его же трактат Περὶ ὑποκρίσεως т. e. О лицемерии, в Патрол. Миняt. 136 р. 373. Из первого трактата сделаем здесь небольшую выписку: «Монашеская жизнь (Πολιτεία) предана (существует) для того, чтобы быть осуждением мира, а не (его) вожделением, удалением из него, а не устремлением в него, (предана быть) житием бессуетным, а не порабощенным суете. Для тебя же (обращается Евстафий к монаху) отрицание от мира есть приложение к бесчинию (в подл. игра слов: τοῦ κόσμου ἀπόταξις ἀκοσμίας ἐπίταξις), и не успеет твое «да», произносимое при пострижении, сложиться в определенный звук, так чтобы стать настоящим да, и ты уже обращаешь во лжу отрицание (тобою даваемое чрез это да) посредством «нет» (подразумевается—в делах), так что они (да и нет) суть для тебя как бы слова, которые должно употреблять смотря по обстоятельствам и таким образом быть тобою полагаемыми одно вместо другого. Спрошенный пред божественнейшим жертвенником, исповедуешь ли не пребывать в мирских тщетах, которые перечисляете (тебе) вопрошающий, ты, говоришь прямо «да», то есть утвердительно; на самом же деле, сказать точнее, это было (с твоей стороны) отрицанием, потому что, как мы видим, ты приложился к миру наиболее после сего, и переменив (да) в «нет» в своих ответах на другие вопросы и выражая отрицание, делаешь не это (не так, как бы ты сказал «нет»), а остаешься при том, от чего отрекся, как бы сказал ты «да». И таким образом превращаешь ты отрицание в утверждение, с самого начала, как думаю, приняв намерение обманывать и вместе с прямым смыслом слова отрицаясь и от прямой жизни посредством у вертки жалкого обмана» (т. е. того обмана, что думаешь нет, когда говоришь да, и наоборот),— р. 820.

 

 

644

шество, чтобы возвратить его ко временам Пахомия Великого и Василия Великого, и могли усвоить его себе только в том самом виде, в каком оно было у Греков в минуту принятия нами христианства. Обет безусловной общинной неотлагательности давно стал у монахов греческих пустым словом, и они присвоили себе право оставаться совершенно такими же стяжателями, какими были до перемены мирской, одежды на монашескую: с исключением того же обета нестяжательности является монашество и у нас. Монахи греческие жили в миру, по городам и селениям, в растворенных для женщин монастырях или же в монастырях, через стены от которых были монастыри женские; подобным образом и наши монахи не возвратились в пустыни, а остались в городах, не затворили монастырей для женщин, а оставили их совершенно открытыми для них; подобным образом и у нас купножитие монахов с монахинями в монастырях двойных вовсе не было найдено опасным для обета целомудрия 1). Все беспорядки, которые делали монашество вместо удаления из мира устремлением в него и ко всем его соблазнам были перенесены к нам из Греции во всей неприкосновенной целости. Странно было бы, если бы люди, поставленные в одни и те же условия, не оказались одними и теми же людьми. Если в Греции богатый человек, постригавшийся в монахи, приносил свои богатства в монастырь не затем, чтобы зрением на них поучаться нищете и лишениям, то, конечно, тоже было и у нас. Если в Греции бедный человек, постригаясь в монахи, видел свой законный путь к большему или меньшему благоденствию в благотворительности усердствующего мира, то, конечно, не могло быть иначе и у нас. Если в Греции этот промысел эксплуатации мирской благотворительности делал монахов человекоугодниками и льстецами, лицемерами и ханжами, то, конечно, и у нас он должен был делать их тем же самым. Если в Греции люди, давшие обет воздержания и поста, присвоили себе право быть непременными и первыми гостями на всех мирских гостебных трапезах, на всех праздниках и торжествах чревоугодия, то, конечно, и у нас они не имели охоты отказаться от этого права. Если у нас, в след за Греками, обет девства был освобожден от всех пре-

1) За период домонгольский мы имеем положительные свидетельства только о монастырях соседственных, но не в точном смысле двойных (Ярославовы монастыри Георгиевский и Иринский, монастыри преп. Евфросинии Полоцкой Спасский и Богородицкий). Но мы находим у нас эти монастыри в последующее время.

 

 

645

пятствий и обставлен всеми соблазнами, которые бы вели к его нарушению, то, конечно, у нас не могло быть с ним лучше, чем это было у Греков. Мир не принимал у нас такого участия в развращении монахов, как в Греции. У нас не было того, чтобы, чуть не каждый монастырь был усадьбою для помещика-мирянина, который вносил в него, к искушению монахов, всю мирскую жизнь во всей ее полноте, ибо у нас не было греческого дарствования монастырей в аренду мирянам. Но мы приняли от Греков тот завет, чтобы честить и гобзить монахов, и в совращении их с пути поста (который впрочем составляет основание других монашеских добродетелей) мы были может быть даже более усердны, нежели они 1).

Итак, наше монашество периода домонгольского, бывшее воспроизведением, нисколько не улучшенным, современного монашества греческого, должно быть представляемо очень не высоко.


Страница сгенерирована за 0.12 секунд !
Map Яндекс цитирования Яндекс.Метрика

Правообладателям
Контактный e-mail: odinblag@gmail.com

© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.