Зернов Н. 1-й Всезарубежный собор в Карловцах в 1921 году - (Записи заседаний)

ПЕРВЫЙ ЗАРУБЕЖНЫЙ собор русской церкви
В СРЕМСКИХ КАРЛОВЦАХ

21 ноября-2 декабря 1921 года

(ЗАПИСКИ УЧАСТНИКА)*

В марте 1921 года вместе с моею семьей я очутился в Константинополе, переполненном русскими беженцами. Там я вскоре познакомился с епископом Вениамином Севастопольским, который произвел на меня глубокое впечатление. Он привлек меня к участию в Церковном Собрании, созванном им в Царьграде; по его же совету, я поступил на богословские курсы, организованные им.

В октябре 1921 года вся наша семья переехала в Белград, где я и моя младшая сестра поступили на богословский факультет. Владыка Вениамин еще раньше нас приехал в Сербию. Он привлек меня к работе в подготовительной Комиссии для Заграничного Церковного Собрания. Когда же оно открылось в ноябре в Сремских Карловнах, то я смог присутствовать на его заседаниях в виде наблюдателя.

* Прилагаемые записки состоят из кратких записей о заседаниях собора, которые я привожу без всяких изменений, как исторический документ. В дополнение к ним я цитирую отрывки из моих дневников. Те и другие ярко окрашены моим сочувствием к позиции, защищавшейся епи-

126

ЗАПИСИ ЗАСЕДАНИЙ

Утреннее Заседание. Вторник 22/9 ноября 1921.

Присутствуют: Митрополит Антоний Киевский, Архиеп. Анастасий Кишеневский, епископы: Феофан Курский, Гавриил Челябинский, Михаил Ставропольский, Аполлинарий Белгородский, Сергий Черноморский, Серафим Дубненский, Вениамин Севастопольский, сербский епископ Максимильян, и около 50 клириков и мирян, приехавших из Сербии, Болгарии, Греции, Франции, Италии, Швейцарии, представители Армии и Флота. Делегация из Константинополя еще не вся приехала. Много гостей из штаба армии, несколько сербов.

После молитвы «Днесь благодать Святого Духа нас собра» митр. Антоний открывает собрание, говоря, что это радостное событие не позволяет нам забыть ужасного состояния нашей церкви на родине. Патриарх под арестом, 15 епископов сидят в тюрьмах, митр. Кирилл ослеп, еп. Гурий заболел чахоткой, еп. Феодор сошел с ума, украинцы захватили Софийский собор в Киеве и требуют автокефалии, большевики и иезуиты помогают им. ¹ В Польше тоже скверно. 300 приходов закрыто, священники в тюрьмах. Патриарх утвердил еп. Георгия экзархом, но другие епископы протестуют и нашу церковь в Польше раздирает раскол.

Читаются приветствия патриархам Тихону и Дмитрию Сербскому, королю Александру, вдовствующей императрице Марии Феодоровне, Скупщине, Совету Министров, генералу Врангелю. Поются «многая лета». Митрополит спрашивает, нет ли протестующих против приветствий Марии Феодоровне и Врангелю. Все согласны.

Посол В. Н. Штрандман произносит холодный, официальный панегирик сербским властям и Державной Комиссии.

Читаются телеграммы от отсутствующих сербских епископов.

Митрополит читает длинное послание от Болгарского Синода. Оно написано красочно, умно и горячо. «Россия краса православия.

скопом Вениамином. Я остро переживал его победы и поражения, особенно страдая, когда со свойственной ему горячностью, он не соблюдал чувства меры и тем давал оружие в руки своих противников — представителей Высшего Монархического Совета. Мне тогда только что исполнилось 23 года и я думаю, что в настоящее время, я остался единственным живым свидетелем Собора в Карловцах.

¹ Частично эти сведения оказались неверными.

127

Ее успехи — успехи всех восточных церквей. Мир в России — мир во всем мире.»

Начинаются приветствия от разных лиц и организаций. Генерал Архангельский от штаба Главнокомандующего. Какой-то сильный и мужественный казак говорит от имени строевых казаков: «Мы знаем, что страшную жизнь переживают наши жены и сестры, мы были богаты и счастливы, а теперь изгнание нам тяжелее чем другим. Поэтому мы особенно внимательно следим за всем, что может спасти Россию. В церкви спасительная сила и вот почему приветствуем собор».

Архимандрит Антоний, от Первого Корпуса: он говорит кратко и как всегда скачуще. Читает краткий адрес от ген. Кутепова. Н. Львов говорит красиво и немного пышно от Русского Совета. «Россия пала в бездну греха, но и мы виноваты. Наш общий грех погубил Россию».

Солнцев вяло и официально говорит от русской колонии в Белграде. Граф Бобринский с волнением, которое захватывает меня, говорит от русской колонии Нового Сада. «Нас 2000 человек, мы вторая колония по величине и мы все с горячим вниманием следим за собором. Мы все как один встали под стяг, на котором написано «Вера, Царь, Отечество». Царя у нас нет, но вера есть и эту веру не сломят враги. Многие из нас раньше думали, что церковь тепличное растение, живущее под сенью бюрократии, но она оказалась «столпом и утверждением истины, церковью Бога Живаго» и теперь своими мучениками она доказала, что она жива и такой пребудет во веки.»

Ген. Батюшков, кратко и официально, от лица земунской колонии.

Полк. Переселов, от колонии в Карловцах.

Трепов. Это первый не политический съезд эмиграции и этому мы обязаны митрополиту... (Поют «многая лета»).

Митрополит Антоний. Инициатором съезда, правда в явочном порядке, является владыка Вениамин. (Поют «многая лета»).

Священник Крахмалов, от русских в Греции. Все ждут от церкви национально-политического объединения.

Платонов, от лица всех приходов, братств и сестричеств в Болгарии. «Все русские организации объединены общей скромной работой для духовного возрождения родины, в чем и заключается ее спасение». Кончает: «Да воскреснет Бог и да расточатся враги Его».

128

Васильев, от общества «попечения о духовных нуждах», говорит скучно и нудно о соборности и о московском соборе 1917-18-го года.

Балабанов, от русского студенчества. Говорит очень громко, длинно, митингово, напыщенными, пустыми фразами, «пылкие умы юношества», «яд социализма», «храм науки», «темные силы», «политическая арена». Кончает: «русское студенчество аполитично, но готово под сенью креста встать, как один человек, на защиту родины по зову церкви.»

Митр. Антоний комментирует его речь. «Хотя она была немного длинна, но мы должны быть снисходительны к юношеству и радоваться, что оно стало национально и аполитично. Раньше русские удивлялись, что сербы называли Сербию своей матерью, а теперь есть и у нас родина мать, да еще и страждущая»... Митрополит плачет.

Читается список членов собрания.

Люба Иванович приветствует собрание, как председатель Державной Комиссии, (заведующей финансовой поддержкой русским беженцам). Он говорит по-сербски с авторитетом. Сербы недавно пережили большие страдания во время войны, многие из них были принуждены покинуть свою родину. Они поэтому понимают тяжелое положение русских и хотели бы помочь им, но сербы не знают, как это лучше сделать, так как все русские говорят по-разному, неизвестно, где истинная Россия.

Встает Трепов и заявляет: «Среди нас присутствует Родзянко, признает ли собрание его своим членом?». Это неожиданный громовой удар. Всеобщее волнение. Митрополит вскакивает со своего места и пытается успокоить собрание, уверяет, что этот вопрос будет рассматриваться позже. Пока же он просит всех занять свои места и выбрать комиссию для проверки полномочий. Устраивается перерыв. Родзянко уходит с митрополитом для личных переговоров.¹

После перерыва читается список лиц, избранных в комиссию. Ей же поручается выяснить вопрос, имеется ли кворум, в чем сомневается епископ Вениамин. Молитва. Заседание окончено.

¹ Михаил Васильевич Родзянко (1869-1924). Бывший председатель Государственной Думы и член Московского Собора 1917-18 года. Его появление вызвало негодование членов Монархического Совета из-за его участия в деле отречения императора Николая II-го.

129

Вторник 22/9 ноября.

Сремски Карловцы очень красивы, они расположены на берегу Дуная. В центре большое здание собора, построенного в западном стиле, характерном для православия в бывшей Австрийской Империи. Приехал я утром, оставив вещи у владыки Вениамина, сразу попал на собрание. Сперва я следил за его ходом с простым любопытством, но случай с Родзянко потряс меня. У меня было чувство, что я видел человека, которого вели на казнь. Вскрылся нарыв, обнаружилось присутствие на собрании группы политиканов, желающих сделать церковь своим орудием. Митрополит старается все сгладить, но бороться с ними не хочет. Только владыко смеет стоять против них. После обеда владыко долго и горячо говорил со мною. Он решил бороться до конца.

Было частное совещание о Родзянке. Священники за него, миряне против. Родзянко плачет, как должна страдать его душа.

Вечером в наше общежитие пришел митрополит Стефан Болгарский. Сербы требуют его немедленного отъезда.¹ Он говорил с большим вдохновением, что верит в возрождение России. Киев для него самый прекрасный город на земле, так как он в нем нашел Бога. Его восточное красноречие так отлично от сдержанного отношения к нам сербов.

Заседание 23/10 ноября.

Читается ответное послание Синоду болгарской церкви. Ген. Никольский оглашает краткое, яркое и сильное приветствие от ген. Врангеля. Четыре года стонет Россия, все поругано, всюду грязь и запустение, только церковь стоит непорочной, в ней спасение и на нее с упованием смотрят и на родине и здесь в изгнании. Русская армия ждет того часа, когда Господь приведет ее снова начать борьбу и вернуться на родину, неся ей свободу и прощение. Крики «ура», «многая лета» главнокомандующему и армии.

¹ Отношения между сербами и болгарами после Первой Мировой войны были настолько натянутыми, что ни одному болгарину не позволялось посещать Сербию. Неожиданный приезд болгарского митрополита был сочтен оскорблением сербской церкви и патриарх сербский Дмитрий поэтому отказался присутствовать на открытии церковного собрания.

130

Митрополит благодарит за приветствие, радуется духовному возрождению армии. Затем читает письменный отказ Родзянки от участия в собрании. Письмо написано спокойно. Родзянко удивляется, что некоторые решаются нарушить скандалом святость собора. Он уезжает, не желая быть причиной этого, несмотря на то, что он имеет право быть членом, как товарищ председателя московского собора. Автор выставляет себя, как незаслуженно гонимым, но не осуждая других.

Владыка Вениамин заявляет, что он намерен сделать письменное заявление; граф Апраксин говорит, что в таком случае он будет возражать.

Читается наказ. Возникает вопрос об его изменениях, он передается в отдел по управлению. Апраксин очень торжественно и возбужденно провозглашает: «Я, как член московского собора, протестую против каких-то ни было изменений в наказе для теперешнего собрания».

Вновь поднимается вопрос о кворуме. Аносов от лица комиссии заявляет, что кворум есть. В зале присутствуют 50 человек. Но из общего числа 150 приглашенных, только 109 должны приниматься в расчет при вычислении кворума. Владыка Вениамин нервно и горячо возражает против этого. Он говорит несколько раз, ему возражают Аносов, Трепов, Апраксин. В зале большое волнение. Вопрос ставится на голосование. Большинство против епископа Вениамина, и поддерживавшего его Платонова.

Закрытым голосованием избирается президиум. Архиепископ Анастасий, прот. Сергий Орлов, А. П. Круленский, князь Ширинский-Шахматов, секретари Голиков, Скрынченко, прот. Писарчик.

Среда 23/10 ноября.

Владыка разбудил меня в 7 часов и мы пошли на литургию. На утреннем собрании было прочтено письмо Родзянки. Он уехал. Владыка очень разгорячился и стал нервно доказывать, что не хватает кворума. Мне было больно за него. В результате — его полный провал на выборах в президиум.

Когда кончилось собрание, я дерзнул критиковать владыку, указывая, что он говорил без должного спокойствия. Он мне возражал. Позднее к нам пришли монашествующие: архимандрит Антоний, иеромонах Николай и Феодосий. Они всецело на стороне владыки. Они все считают, что на собрании царит мирской

131

дух, на службах почти никто не бывает, всем заправляют миряне, епископы стушевались, священники в меньшинстве.

После ужина у нас опять собрались иноки. Мне нравится особенно о. Николай. У него ликующая душа и такие чистые прекрасные глаза. Он из крестьян, сибиряк. От него пахнет русским простором и грустью. Он сказал: «Дворянское это собрание, есть пропасть между белою и черною костью. Они любят судить, а народ жалеть.» Он говорит захлебываясь, увлекаясь, всё время прибавляя свои пословицы. Зубы у него белые, крепкие, волосы мягкие, светлые. Отец Феодосий маленький, смиренный, и не так разговорчив. О. Антоний черный, порывистый. Он еще более горяч, чем владыка, но без его широты. О. Иоанн (Лавриненко) брюнет, очень сдержанный. Вечер был вдохновителен для меня. Говорили о церкви, о государстве, все стояли за полную независимость церкви. У меня глубокое разочарование в мирянах, все у них грубо и нецерковно. Владыка написал особое мнение о Родзянке. Умеренное, веское. Мы много говорили об этом. Программа действий, намеченная Владыкой, мудрая и христианская.

Заседание 24/11 ноября.

Приехало много новых делегатов, военные из Берлина, священник из Лондона, несколько человек из Константинополя и епископ Дамиан из Болгарии. Зато многие участники куда-то исчезли. Читаются приветствия и заявления о невозможности приехать. Зачитывается приветствие от архимандрита из Китая с просьбой связать его с Вселенским Патриархом.

Апраксин докладывает об изменениях в наказе и предлагает вычеркнуть все то новое, что было внесено в него.

Протоиерей Ломако выступает в защиту проекта создания особого органа «Пресвитерский Совет». «Нас почему то боятся, как будто мы будем решать свои особые вопросы». Он говорил умно, немного иронически и повторялся.

Апраксин возражает. Ссылаясь на авторитет митрополита, он против пресвитерского совета. Священники могут подавать особые мнения, но не от лица всех, а простым большинством голосов.

Епископ Вениамин произносит блестящую духовную речь. Он говорит с внутренним волнением, сильно жестикулируя, но сохраняя миролюбие. «Дать право пресвитерам иметь свой голос — это маленькая просьба, может быть они и не будут им пользо-

132

ваться, но вопрос поднятый очень важен, ибо от него зависит, будет ли у нас собор или только церковное собрание. Ссылки на московский собор не убедительны. Там преобладал дух демократизма и многое уже с тех пор изменилось. Пресвитерский совет нужен и важен с канонической точки зрения. Соборность предполагает, что каждый работает в меру сил своих. Батюшки лучше знают каноны и им ближе церковная жизнь. Поэтому я прошу предоставить им эту маленькую возможность выражать свое мнение в нашем собрании. Встал Васильев и стал говорить очень скучно, так что раздавались протесты. Защищал московский собор и обвинял тех, кто хотел разделить тело церковное.

Возражал владыке Вениамину Апраксин страстно, пристрастно и с явным раздражением. Это был решительный поворотный пункт. После речи владыки собрание на момент стало собором, но победил Апраксин. Собрание пошло за ним, отказалось быть собором. Его речь была убедительной и страстной. «Мне трудно говорить против нашего лучшего оратора, начал он, владыка утверждает, что он руководится божественною правдою, но наше чувство уважения к московскому собору не позволяет нам изменить его постановления.» Дальше он начал красочно лгать о своей любви к пресвитерам, что зачем они отделяются от нас, не должно быть классам, новый порядок будет мешать епископам спокойно обсуждать все вопросы. Началось голосование: за пресвитерский совет было подано 24 голоса, против 30. Против были Марков, Скаржинский, Масленников, Трепов, Махараблидзе, Аносов, прот. Востоков и все военные из Германии. Голосовали против наименее церковная часть собрания. Многие воздержались, не зная, за кого голосовать. Во главе воздержавшихся был проф. Т. В. Локоть (I 1945). За голосовала делегация из Константинополя, гр. Бобринский, Львов и почти все священники.

Настроение после голосования подавленное. Снова стал говорить Васильев по личному вопросу. Многие стали покидать зал, особенно священники. Апраксин злобно кричит Васильеву: «Кому вы это все говорите?» Васильев, не обращая внимания продолжает развивать мысль, что и на мирянах лежит благодать и что не следует осуждать московского собора. Он гордится, что был на нем. Дальше несет какую-то чушь.

Встает Митрополит. «Пресвитеры обижены, священство у нас всегда было в загоне и поэтому понятно, что им тяжело. Я сам четыре раза менял свое мнение. Владыка Вениамин прав, но ввиду

133

разделения, которого я не ожидал, и малого количества времени, лучше, чтобы пресвитерский совет не осуществился»... Кончает призывом к миру и к уступкам друг другу.

Четверг. 24/11 ноября.

Утром литургия. После чая прием у владыки. Пришли Константинопольцы, приехавшие вчера вечером. У них совсем другое настроение. Они все на стороне владыки. Блестяще говорил Ненарокомов. Идея земного рая, вдохновлявшая XIX век погибла, мы должны сказать новое слово. Церковь нельзя смешивать с государством. Приходил прощаться Родзянко. Он уезжает с чувством, что он невинная жертва скандалистов, но настроение у него более спокойное. Пришел Трепов. Он верит, что властный призыв за веру, царя и отечество может иметь большое значение. Народу нужен порядок. Царь необходим. Россия скидывает европейскую шкуру и становится сама собой. Слышится биение чего-то огромного и сильного.

На собрании несколькими голосами провалили предложение создать пресвитерский совет. Священники задеты за живое. Еще будет борьба. Был на вечерне. Пел хор сербских семинаристов. Грубо, но мощно, как будто рубят. Владыку почти не вижу, у него всё приемы, кроме того он пишет обращение к армии. Читаю H. С. Трубецкого (1890-1938) «Россия и Европа». Его идея возвращения на восток мне близка. Запад мертв и мерзок, но для меня все же первое — Христос и церковь, а потом уже национализм. Для Трубецкого церковь на втором плане.

Пятница. 25/12 ноября.

Чувствую благодать и легкость. Особенно после литургии. Общение с владыкой и с иеромонахами вдохновляет меня. Теперь ясно, что вчера было решающее заседание, когда 30 голосами против 24 отвергли пресвитерский совет. Всё погубили приглашенные политические деятели. Они победили представителей приходов и духовенство. Здесь все же присутствует Русь, духовная, смиренная и убогая, но она в меньшинстве. Будь митрополит тверже, собрание могло бы стать собором. Митр, отдает должное владыке, но его не поддерживает. Противники владыки узки, фанатичны и захвачены политикой. У меня глубокое разочарование перед громкими именами. Если бы вместо них собрать старцев,

134

священников и простецов мирян, если бы они все вместе причастились и помолились, то был бы собор. Владыка бодр и весел. Целый день у него люди. Говорить с ним не успеваю. Я лег спать, а он все пишет и пишет. Тяжело, что у него столько врагов.

Суббота. 26/13 ноября.

Заседание мало интересное, кроме прекрасной речи архиеп. Анастасия. Утром приехал наконец митрополит Евлогий. На меня он особого впечатления не произвел. Говорил с владыкой Гавриилом Челябинским. Он рассказал о планах богословской школы. Владыку Вениамина он любит, но подтрунивает над ним.

На комиссии все предложения владыки были отвергнуты голосами правых. Это взволновало и огорчило его. Была торжественная всенощная. Когда владыка начал проповедовать, я испугался. Он иногда говорит слишком долго и повторяется, но на этот раз он был краток. Вечером все были на докладе Маркова II. Владыка и монашествующие пришли поздно. Были взволнованы. Монархисты хотят провести свою легитимистскую резолюцию.

26/13 ноября.

Епископ Вениамин читает, составленное им послание к христолюбивому воинству. Оно написано почти в стихах, в старорусском стиле, растянуто и без основных мыслей. Мне оно не понравилось. Послание принимается единогласно.

Архиеп. Анастасий говорит о том, что возможно сейчас сделать для России. В его глухом, красивом голосе и спокойном тоне чувствуется искренний пафос. Это речь сильного и властного князя церкви. Он говорит: «Довольно -слов, в их мутной пене утонуло все, что было великого в России. У нас бумажки, не обеспеченные золотом, золото это воля выполнять свои решения, а этого как раз у нас и нет. Утешать Россию мы не можем, слишком она велика в своем терпении. Мы должны возвысить свой голос, обращенный к миру и к русским, находящимся в изгнании, с призывом не переходить бездну, наполненную трупами мучеников и разделяющую нас от большевиков. Мы можем здесь молиться и мы должны все сделать, чтобы мутные политические страсти не прикоснулись к непорочной ризе церковной и это главное, что может сделать церковь заграницей».

Апраксин докладывает о высшем церковном управлении. Оно будет состоять из наместника патриарха, из синода всех еписко-

135

пов и из церковного совета. Совет состоит из наместника патриарха, одного епископа, двух клириков и двух мирян. Епископ избирается собором епископов, остальные члены собранием. После кратких прений положение принимается. Молитва.

Воскресение. 27/14 ноября.

Торжественная литургия. Проповедовал митрополит Антоний. Умно и так легко, что кажется слова без труда выходят из него. Они от ума, а не из сердца. У владыки продолжается бесконечный прием. Вечером пришел к нему Марков. В нем все крепко запечатано, его неподвижное лицо красноречиво повествует об этом. Владыка жаловался ему, именно жаловался на все, что здесь происходит. Марков внимательно слушал. Предложил свою помощь для примирения при условии благословения на восстановление романовской династии на престол. По его словам план готов, хотя он и не идеален, но единственно правильный. Владыка остался доволен разговором, стал мягче и веселее. Вечером было заседание пресвитеров. Они все очень осторожны.

Понедельник. 28/15 ноября.

Читается протокол собрания о пресвитерском совете. Оно составлено до неприличия в сторону Апраксина. Владыка Вениамин, как всегда горячо, указывает на это. Ломако тоже протестует, его поддерживает Ненарокомов. Неожиданно Марков идет на уступки и предлагает выбрать Ненарокомова в секретариат. Все просят его согласиться.

Ненарокомов: «Мои враги хотят свести на нет мою работу этим предложением, я не согласен».

Апраксин злобно защищает секретариат и требует, что если речь еп. Вениамина будет упомянута в измененном виде, в таком случае чтобы и его выступление было бы изложено по-другому. Протокол отвергается. Встает Васильев и два раза пытается говорить под дружные крики: «Довольно».

Никаноров зачитывает доклад отдела от приходов. Церковь должна быть вне политики и не зависеть от государства. Тогда приходы будут могучей нравственной силой, страшной для всех многочисленных врагов христианства. Приходы должны финансово стоять на своих ногах.

136

Доклад принимается единогласно.

Отец Рудаков читает устав приходов, но не успевает его докончить, прения откладываются до вечера.

Митрополит предлагает ограничить время докладчиков 15 минутами. Он говорит: «Осталось мало времени и приближается окончание собора». Предложение принимается.

Отец Стельмашенко предлагает ознакомиться с церковной жизнью в разных странах. «Это для нас самое главное, а нас вместо этого пичкают политикой. Вчера, например, Масленников говорил только о работе монархистов в Германии». Граббе возражает, что на это не хватит времени. Епископ Вениамин и несколько других членов не соглашаются с Граббе. Принимается решение заслушать все доклады, даже если для этого понадобиться заседать три раза в день.

Понедельник. 28/15 ноября.

Владыка нервничает и горячится. Слова «царь», «монархия» звучат беспрерывно. Заседание вновь было напряженное. Две стороны несоединимы. Сразу вспыхивает раздражение. Митрополит определенно хочет кончить собор, но собор живет, это мучительно и для собора и для митрополита. Спешка действует на всех угнетающе. Между тем церковная сторона начинает подымать голову. Важно, что архиеп. Евлогий на нашей стороне. Странно, что Стельмашенко против владыки. Секретариат продолжает искажать прения. Все речи противников владыки приводятся полностью, а его выступления не упоминаются. Устав приходской приняли сразу. Это никого не интересует, а вот справедливое замечание о. Стельмашенки, что надо изучать церковную жизнь разных стран, вызвало сопротивление. Даже еп. Аполлинарий возмутился поведением марковцев, а владыка вновь кипит. Квасков прав, монархисты выдали вексель и теперь требуют под ним подписи собора. После литургии беседовал с арх. Анастасием. Очень ценю его. У владыки был прекрасный человек, проф. Яницкий из Берлина. Он хочет уезжать, считает собор не церковным. Появилась новая идея передать верховную государственную власть патриарху. На заседаниях споры и споры и все вокруг царя. Заседания потеряли интерес для меня. Лег спать до возвращения владыки в его келию.

137

Вторник. 29/16 ноября.

Заседания стали положительно не интересны. Обсуждались доклады нейтральных комиссий. Митрополит срывает работу своим явным пренебрежением ко всему, что предлагается. Говорилось о страшном походе против церкви католиков и сектантов. Митрополит на все машет рукой. Пастырская школа не выйдет, приходы не нужны, воззвания полезны для завязывания банок для варенья. Ужасно, что так говорит председатель, за которым все были готовы идти. Завтра будет последний бой. «Они» будут настаивать на провозглашении законности дома Романовых. Очевидно будет разрыв. Невеселое дело политика. Имел разговор с владыкой. Он считает, что «они» победят, но против них сильная оппозиция.

Вечером было еще одно заседание с докладами с мест. Я не ожидал услышать такие отрадные известия о приходской жизни. Особенно она хорошо налажена в Лондоне. Большое впечатление произвел отец Сергий Орлов из Женевы.

Среда. 30/17 ноября.

Бой, победа «их», но Пиррова победа. Решительный день. Пленарное заседание посвящено вопросу о возрождении России. Докладчик Марков. Он говорил хорошо, умно, употреблял все способы убедить несогласных. Мы не должны остановиться на слове «монархия», мы должны произнести «имя». Дальше он и угрожал и убеждал, что никто не смеет отречься от присяги Дому Романовых, возвеличивших Россию, ведь может быть живы и Велик. Князь Михаил Александрович и цесаревич Алексей. Речь была горячая и обдуманная. После началась каша. Митрополит предложил сразу голосовать без обсуждений. Откуда-то появилась записка с 30 подписями, очень неудачно составленная, заявлявшая, что вставка сделанная Марковым о доме Романовых, политическая и потому неприемлемая. Я с напряжением ждал развязки, все висело на волоске, неудачная редакция записки разбивала оппозицию. Квасков прямо спросил митрополита, подчинены ли мы присяге? Митрополит не ответил на этот вопрос. Комиссар серб заявил, что споры приобрели политический характер. Ему объяснили, что в молитвах упоминается дом Романовых и он успокоился. Митрополит был раздражен и настаивал, что вопрос о династии чисто церковный. Наконец после долгого шума и неразберихи дали слово владыке. Он очень горячился и от этого повторялся.

138

Все же он говорил с силой и искренностью, в его словах была правда. Он был особенно прекрасен, когда заявил: «Пусть услышат меня Романовы, они не осудят меня за то, что я сказал правду».

Его главная мысль была, что сейчас рано, а потому и разрушительно подымать вопрос о династии:

1) Даже среди монархистов имеется раскол, а что будет в приходах? Значит время еще не созрело. Наша цель объединение. Поспешность может только помешать восстановлению монархии.

2) Наше упоминание Романовых только компрометирует их. Кто мы, чтобы заявлять им, что они имеют право на престол. Они это сами знают лучше нас. А сравнивать их с другими претендентами унизительно. (Митрополит упоминал как таковых ген. Слащева и Петлюру).

3) Романовых должен призвать народ и не наше дело предупреждать его волю.

4) Господь отнял престол от Романовых и Он силен дать его другим.

Марков поблагодарил владыку за его речь и попросил точно занести в протокол. 51 человек голосовали за послание. 32 не приняли участие в нем, как в вопросе политическом, ведению собора не подлежащему. Воздержались от голосования архиеп. Анастасий, Евлогий, епископы Сергий, Аполлинарий, Вениамин, епископ сербский Максимильян, архим. Феодосий, Антоний и почти все священники и профессора. Особенно протестовал свящ. Стельмашенко. Мы с владыкой ушли раньше конца заседания. Спала гора с плеч, стало легко на сердце. Правда была сказана сильно и без раздражения. Владыка был радостен. Вечером собралось у нас много народу, были все наши. Царило единодушие, все чувствовали облегчение. Возникла мысль «надо объединиться». Все тянутся к владыке, и друзья и враги видят в нем главу и духовную силу оппозиции. Сперва он и слышать не хотел о каком-то объединении. Но все стали настаивать. Одни предлагали создание обществ, другие думали о личной связи с владыкой путем переписки. Ничего решено не было, но основа для такого объединения была заложена, его необходимость стала ясной для всех.

139

Четверг. 1 декабря/18 ноября.

Владыка не пошел на собрание. Он пишет о социализме. К нему продолжают приходить люди и все просят не терять с ним связи. Присутствовать на заседаниях стало тяжело. Такие же злобные люди, они извергают нетерпимость и всех осуждают.

В 4 часа было заключительное собрание. Владыка своего доклада не читал и сразу ушел. Отец Николай заявил, что церкви не было, а только две борющиеся партии. Митрополит же объявил, что собрание стало собором. В совет выбрали Апраксина и Батюшкова. Я чувствовал себя одиноким и покинутым. Позднее был молебен перед чудотворной иконой Знамения Божьей Матери. Молитва принесла мир и успокоение.

Вечером приходили многие прощаться. О. Николай настаивал на полном невмешательстве в политику, архим. Антоний хочет бороться. Владыко у всех спрашивает мнения о том, что делать дальше. Проф. Яницкий верно сказал, что у владыки есть исключительная черта -— подлинный интерес к чужому мнению. Неожиданно пришел Платонов, представитель купечества. Он держался с «ними», но от голосования уклонился. Сказал: «Мне нанесли удар монархии своим голосованием», и прибавил: «Ну ничего, будем молиться, Господь поможет. Он все рассудит». Он внес успокоение. Приходил отец Орлов. Он говорит: «Слава Богу за все, ничего не печатайте, надо побеждать верою и любовью». Владыка хочет встать на этот путь, но это так не легко, ведь «они» не личные враги, а враги церкви. Совсем поздно пришел В. М. Скворцов (18591932). Он один из «них» и это было пробой для владыки. Он спокойно выслушал критику Скворцова. Много нужно сил для владыки, чтобы не вступать в новую борьбу.

ИТОГИ СОБОРА.

Отрывки из дневника от 5 декабря 1921 г. Белград.

Видел владыку Беньямина, говорили об итогах собора. Высказал ему следующие мысли. Вообще осталось у меня тяжелое, неудовлетворенное чувство от собора. Все же я не жалею, что собор состоялся. У него есть положительные достижения: всесторонняя информация, встречи людей из разных стран русского рассеяния, ознакомление с психологией и методами борьбы «монархистов», наконец сознание значения церкви, возникшее у всех

140

участников. Думаю, что для многих собор был духовным событием в их жизни.

Воззвания же, кажется мне, будут иметь или отрицательное или, вернее, никакого значения, но это покажет будущее.

Этот разговор помог мне разобраться в том, что я лично вынес из присутствия на соборе. Я многому научился, узнал, что монархисты способны быть также насыщены злобой, как и левые, и быть такими же недобросовестными, как и социалисты, что меньшинство на церковном собрании может быть ближе к истине, чем большинство, поддерживаемое епископами, что злобствование еще более разрушительно и пагубно, если оно выставляется как ревность о православии и, наконец, что единодушие и мир суть вернейшие признаки правды.

Эти отрывки из моего дневника сосредоточены на личности епископа Вениамина, который был несомненно самым ярким членом собора, вызывавшим постоянную борьбу вокруг себя. Конечно мои записки не беспристрастны и они отражают мое мировоззрение того времени, когда среди эмигрантов преобладали настроения окрашенные реакцией против Запада.

В заключение я привожу текст соборного послания, так глубоко расколовший его участников на две враждебные партии.