Сагарда Н. И., проф. Взгляд на чтеца в Древней Церкви

Сагарда Н. Прибавления к Церковным ведомостям, Еженедельное издание. 1 (14) мая 1918 года. — Пг.: Типография М. П. Фроловой, 1918. стр. 510-515.

Николай Сагарда

Взгляд на чтеца в Древней Церкви

Чтение Св. Писания с самых первых времен христианства составляет существеннейшую часть богослужения; с развитием богослужебного культа пропорциональное отношение чтения ко всему составу богослужения уменьшилось, но от этого чтение не утратило своего важного значения, как средства духовно-просветительного воздействия Церкви на верующих. Если в настоящее время богослужебное чтение фактически рассматривается, как такой элемент, с которым можно обращаться по «изволению» не только настоятеля, но и любого чтеца, то это зависит главным образом от забвения священно и церковнослужителями того значения, какое в богослужении должно иметь чтение и все вообще дело церковного чтеца. В виду этого нам хотелось бы привести на память некоторые данные из древне-церковных памятников, в которых ясно отразилось, какое представление о скромной богослужебной обязанности чтеца имели древние христиане, когда живее чувствовалось и сознавалось верующими относительное значение каждой составной части богослужения.

Несомненно, что с первых же дней самостоятельных богослужебных собраний христиан явились и лица, которые принимали на себя или на которых возлагалась обязанность богослужебного чтения. В начале Апокалипсиса (1, 3) читаем: «блажен читающий и слушающие слова пророчества сего». Всего вероятнее предполагать, что тайнозритель разумеет чтение его пророческой книги в собрании верующих. Еще яснее и определеннее о чтеце в богослужебных собраниях христиан пишет св. Иустин Философ в своей первой апологии (гл. 67): «в так называемый день солнца, — говорит он, — происходит собрание всех, которые живут в городах или деревнях, в известном месте, и здесь прочитываются воспоминания апостолов или писания пророков до тех пор, пока это будет нужно. Когда же затем тот, который читал, оканчивал, то предстоятель в своей речи делал увещание и предложение к подражанию этим высоким делам». В этих словах читающий ясно отличается от предстоятеля, который сам не читает, а только после чтения произносит поучение; чтецом не был и диакон, которому здесь указываются особые и вполне определенные обязанности. Из слов св. Иустина, равно как и из других свидетельств (напр., св. Киприана) видно, что чтец в древнехристианских собраниях читал не некоторые только книги Св. Писания, но все без исключения, в том числе и Евангелия, — это необходимо иметь в виду при чтении некоторых древних известий о служении чтеца. Мы не станем приводить позднейших данных о существовании института чтецов в древней Церкви, — указания на них сравнительно многочисленны; однако должно сказать, что они не так точны и определенны, чтобы на основании их можно было построить совершенно ясную историю этой должности в первые века христианства. В этом отношении в научной литературе существуют далеко не согласные взгляды, не чуждые преувеличений в изображении первоначальной истории чтеца [1]. Нам представляется более правильным и обоснованным тот взгляд, что чтецами священных книг в богослужебных собраниях первых христиан сначала были вообще более образованные лица из верующих, не принадлежавшие к клиру, но добровольно принимавшие на себя исполнение этой богослужебной обязанности, конечно, с разрешения и благословения предстоятеля. Но такая практика существовала сравнительно не долго: с увеличением отдельных общин и с развитием богослужебного культа естественно возникло стремление ограничить право чтения немногими более ревностными и более искусными чтецами. Таким образом, чтецы вошли в состав церковного клира в качестве церковнослужителей. Этот процесс включения чтецов в клир в различных церковных областях завершился не одновременно, чем и объясняется, что в некоторых памятниках чтец не значится в числе членов клира, или же в отношении к нему делается прибавка: «если же есть и чтец»; («Церковные каноны» и «Дидаскалия»); отсюда же — и разнообразие в положении, какое занимает чтец при перечислениях церковных должностей в древних канонических и других известиях.

Если мы обратимся к тому значению, какое в глазах древних христиан имела должность чтеца, то увидим, что этот скромный клирик ценился довольно высоко, и его теперь мало заметные функции считались весьма важными. Авторитет чтеца в христианских общинах основывался прежде всего на обладании искусством чтения, которое не было широко распространенным, так как первоначальные христианские общины составлялись преимущественно из людей простых, некнижных, часто не получивших даже элементарного образования. «Церковные Каноны» и «Апостольские Постановления» представляют возможность таких случаев, когда даже иерархические лица, может быть, и не с точки зрения высоких требований, оказывались людьми «некнижными», и церковная история знает таких епископов не только в маленьких и бедных городах, но даже в Риме и в Александрии. У нас еще в недавнее время, пока чрез посредство церковно-приходских школ не было привито сельским жителям уменье читать при богослужении и расположение к этому, чтецы в храме из народа были редкостью, и легко было видеть, какою гордостью светились взоры простолюдинов, дети которых своими звонкими голосами начали оглашать слух верующих и толковым чтением возбуждать в них молитвенное настроение.

Необходимо еще принять во внимание и то, что древний способ письма, так называемого сплошного, непрерывного без промежутков между словами и без знаков препинания представлял чрезвычайно большие трудности для быстрого и вразумительного чтения и требовал от чтеца значительного искусства и интеллектуального развития. Когда Церковь, явившись Ерме в виде старухи, дала ему книгу, которую сама читала, то Ерма «списал все буква в букву, потому что не находил слов», (Вид. II, 1. 4) т. е. не мог разделить слова и понять написанного. Поэтому в одном древнем памятнике читаем также наставление: «кто возводится на степень чтеца, у того должна быть такая образованность: он должен быть начитан в книгах, так украшен пониманием и знанием слов, чтобы разумел разрешение мыслей, где кончается связь, где еще продолжается речь, где заключается последняя мысль и т. п.». Не всякий мог легко научиться читать тогдашнюю рукопись, и лишь немногие из первоначальных христиан могли читать в богослужебных собраниях. Впрочем, эта сторона в чтеце сама собою предполагается и в древне-церковных памятниках нарочито не подчеркивается; однако ее не следует упускать из внимания при оценке положения чтеца в древней Церкви.

Но зато в этих памятниках с особенною силою и настойчивостью указывается на значение чтеца, которое определяется внутренним содержанием отправляемого им служения, где чтец, так сказать, сияет пред слушателями тем светом, какой исходит от читаемых им священных книг: в представлении слушателей он как бы отожествляется с теми священными писателями, книги которых он читает.

В так называемых «Церковных правилах Св. апостолов» — памятнике, вероятно, третьего века, однако в некоторых подробностях отражающем более древние взгляды и церковный строй, — относительно чтеца даются такие разъяснения, в которых чтец является строго определенным должностным служением с определенными обязанностями и церковно-общественным положением. «Чтец да поставляется (един), — сказано здесь, — после того, как он тщательно испытан, не болтлив ли, не пьяница ли, не смешлив ли, благонравный, благопослушный, благоразумный, первым приходящий в Господни собрания, хорошо слышимый, способный изъяснять, знающий, что он исполняет служение евангелиста, ибо кто наполняет уши не разумеющего, тот будет считаться вписанным у Бога». В этих немногих словах наиболее полно во всей древне-церковной литературе указаны требования, какие предъявлялись чтецу. Он поставляется на свое служение после тщательного испытания, нет ли в нем таких отрицательных качеств, которые, будучи зазорными и в рядовом христианине, совершенно недопустимы в клирике: болтливость, пьянство, легкомысленный смех; эти недостатки могут вообще иметь нежелательные последствия при общении клирика с верующими, но особенно соблазнительно обнаружение их во время исполнения чтецом своих обязанностей при богослужении, когда он стоит на виду у всех. В противоположность этому от чтеца требуется благонравие, благоразумие и благопослушание, разумеется, предстоятелю, каковым в богослужебных собраниях древней Церкви обыкновенно был епископ. Наконец, отмечаются качества, которыми обеспечивается успешное прохождение специального служения, возложенного на чтеца, и здесь прежде всего предъявляется требование, чтобы чтец первым приходил в богослужебные собрания: богослужение начиналось чтением и, может быть, производилось еще до начала собственно богослужения, во время сбора верующих, чтобы и пришедшие раньше других были заняты соответственным образом, — поддержание правильного порядка чтений, таким образом, требовало особенной исправности чтеца. И в «Канонах Ипполита» чтецу предписывается стоять на амвоне, пока не соберется весь народ: если здесь как будто предполагается начало чтений только тогда, когда соберутся все верующие, то все же остается в силе требование, что чтец раньше их должен стоять на предназначенном ему месте.

Чтец, далее, должен быть хорошо слышимым, т. е. обладать достаточно сильным голосом, чтобы его без труда могли слышать все верующие. Требование совершенно естественное, если иметь в виду назначение чтеца, но конечно, всегда имеющее относительное значение. Гораздо определеннее и важнее требование, заключенное в словах: «способный изъяснять». Это выражение следует понимать не в том смысле, что чтецу вменяется в обязанность способность изъяснять Св. Писание, учительствовать, проповедывать, — естественнее и ближе к делу видеть в приведенных словах требование, чтобы чтение было правильным, ясным, раздельным, обнаруживающим в чтеце понимание читаемого, отчетливое знание соотношения мыслей в нем, чтобы слушающие самым способом чтения вводились в смысл читаемого и в чтении получали уже и изъяснение его.

Но особенно поучительно обоснование, почему к чтецу предъявляются такие требования: «ибо он исполняет служение евангелиста». Этими словами ни в каком случае не предполагается харизматический характер служения чтецов, т. е. обладание ими благодатным даром учительства, какой обычно усвояется евангелистами апостольского века и ближайшего к нему периода: в них чрез указание на всем известное высокое и важное для Церкви служение евангелистов для чтецов подчеркивается тот момент в их собственном служении, что оно в свойственных ему пределах имеет такое же просветительное значение, как и миссионерский подвиг провозвестников Евангелия; подобно евангелистам, и они своим чтением наполняют уши неразумеющих и содействуют восприятию и уразумению ими Слова Божия, почему и награда их высокая: они будут считаться вписанными в книгу жизни у Господа. Таково служение и значение чтеца по «Церковным правилам».

Особенно яркое свидетельство о том важном значении, какое в древности придавали служению чтеца, дает св. Киприан Карфагенский в двух своих письмах (30 и 31 по русскому переводу Киевской Духовной Академии) о посвящении в чтецы Аврелия и Целерина. Говоря о юном исповеднике Аврелии, св. Киприан пишет: «он заслуживал высшей степени и больших преимуществ церковного посвящения не по летам своим, но по заслугам; однако же заблагорассуждено, чтобы он начал с должности чтеца: тому, чей голос со славою исповедал Господа, наиболее прилично возглашать Божественное чтение при торжественном богослужении — после возвышенных слов, провозвестивших мученичество за Христа, читать Христово Евангелие, которое производит мучеников, — после позорного столба подойти к аналою; там быть позорищем множеству язычников, здесь быть созерцаему братьями; там с удивлением быть выслушану стоявшим вокруг народом, здесь с радостью быть слышимым братством» (русск. перев. ч. 1, стр. 181). В письме о поставлении в чтецы исповедника Целерина св. Киприан пишет: «когда он пришел к нам, возлюбленные братья, с таким удостоением от Господа, прославленный свидетельством и удивлением даже самого своего гонителя, то что же мы должны были сделать, как не возвести его на амвон, т. е. на церковное судилище, чтобы, поставленный на возвышенном месте и при таком своем почете видимый всему народу, он читал заповеди и Евангелие Господа, которым так твердо и неуклонно следует, чтобы голос, исповедавший Господа, ежедневно слышался в глаголах Господних? Пусть он увидит, есть ли в Церкви высшая степень, на которой можно было бы принести столько пользы. Исповедник наиболее приносит пользы братьям тогда, когда слыша из уст его чтение Евангелия, всяк слышащий станет подражать вере чтеца» (русск. пер. ч. 1, стр. 184). Св. Киприан настолько высоко оценивал служение чтеца, что допускал к нему только после тщательной подготовки. Сатуру, которого он поставил чтецом, он неоднократно поручал чтение в день Пасхи, а испытание в пригодности для служения чтеца он поручал производить особым пресвитерам-учителям, которые имели своей задачей наставление оглашаемых, проповедь и обучение (письмо 21; русск. пер. ч. 1, стр. 152).

В соответствие с таким положением и значением чтеца латинский поэт половины III-го века Коммодиан, прославляя различные христианские состояния, в том числе и клир, обращается с особым увещанием к чтецам подавать остальным христианам пример хорошей жизни, избегать ссор и уклоняться от препирательств, подавлять напыщенность и никогда не быть гордыми, быть смиренными пред учителем — Христом, по своим добрым делам быть лилиями между полевыми цветами. «Вы — цветы в народе, вы — светильники Христовы, — храните то, чем вы являетесь, и помните о своем значении» (Instructiones, I. II, 26) 

«Апостольские Постановления» (II, 57) место чтеца во время богослужебных собраний представляют так: «в средине да будет поставлен престол епископа, а по обеим сторонам его пусть сидит пресвитерство и стоят проворные и легко одетые диаконы, а по их распоряжению в другой части здания пусть сядут миряне со всем безмолвием и благочинием, а женщины — отдельно и они пусть сядут, соблюдая молчание. В средине же чтец, став на некотором возвышении (амвоне), пусть читает книги Моисеевы, Иисуса Навина»...

 Значение, какое усвояется служению, нашло выражение и в той молитве, какую «Апостольские Постановления» предписывают читать при поставлении чтеца. «Чтеца производи, — сказано здесь (VIII, 22), — возлагая на него руку и молясь к Богу, говори: «Боже вечный, многий в милости и щедротах, Иже составление мира чрез соделанная яве сотворивый и число избранных Твоих сохраняяй. Сам и ныне призри на раба Твоего, ему же вручается читать святыя писания Твои людем, и даждь ему Духа Святого, Духа пророческого. Иже Ездру, раба Твоего, на чтение законов Твоих народу Твоему умудривый, и ныне, призываемый нами, умудри раба Твоего, и даждь ему, врученное ему дело совершающу неосужденно, достойным явитися вящшия степени». Таким образом, по смыслу этой молитвы на чтеца призывается Дух Святой, Дух пророческий; Сам Бог умудряет его, чтобы он мог врученное ему дело совершать неосужденно; а это дело настолько важно, что составитель молитвы сравнивает его с делом великого Ездры, учившего божественным законам послепленных иудеев. И здесь снова должно заметить, что призывание Духа пророческого не дает право заключать, будто чтец некогда принадлежал к харизматическим лицам: несомненно, что в древности всякое индивидуальное дарование или способность, которые служили к назиданию общества верующих, рассматривались, как дар (харизма) Святого Духа. В этом только общем (а не специальном) смысле и чтецы были харизматиками, и в словах молитвы поэтому следует видеть лишь высокую оценку внутреннего содержания служения чтеца: для надлежащего осуществления его потребен тот же пророческий Дух, Который вдохновлял и читаемых им священных писателей.

Это же соотношение чтеца с священными писателями проведено и в «Древних Церковных Постановлениях» (Statuta ecclesiae antiqua), галльском собрании дисциплинарных и литургических правил начала VI века, известном раньше под именем правил четвертого Карфагенского собора. В этом памятнике епископ обращается к поставляемому в чтецы с такими словами: «избирают тебя братья твои, чтобы ты был чтецом в дому Бога твоего, и ты познай обязанность твою и исполни ее; ибо силен Бог, чтобы умножить тебе благодать (gratiam)». Провозгласивши таким образом об избрании, епископ обращается к народу с речью, в которой отмечает веру и дарования избранного; затем на виду у всего народа он дает в руки посвящаемому Библию и говорит ему: «прими и будь чтецом (собств. докладчиком) слова Божия в надежде иметь честь с теми, которые совершили служение Божие, если верно и с пользою исполнишь свою обязанность».

Если бы и современные церковные чтецы постоянно и неизменно памятовали, как важно их скромное служение по своему внутреннему значению и соответственно этому исполняли свое дело, то и церковные богослужения вновь приобрели бы всю полноту присущей им поучительности, и авторитет чтецов возвысился бы в глазах церковного общества. — Не следовало ли бы также восстановить богослужебный чин поставления чтецов при самом начале их служения в церковном клире?

Примечание:

[1] В русской литературе с ними можно познакомиться по трудам проф. А. П. Лебедева, Духовенство древней вселенской Церкви. Москва, 1905, стр. 84-99, и Евд. Реввы, Церковнослужители древней вселенской Церкви — в «Учено-богословских и церковно-проповеднических опытах студентов Императорской Киевской Духовной Академии» LXV курса (1912 г.), Киев 1913. стр. 256-300.