В настоящей главе я предполагаю познакомить с тем философским направлением, которое называется агностицизмом¹). Это направление обыкновенно считается родственным позитивизму, а самым видным представителем его в современной философии считается английский философ Герберт Спенсер. Обыкновенно принято думать, что Герберт Спенсер позитивист того же типа, каким является и Огюст Конт, но это совершенно неосновательно: мы сейчас увидим, что между Контом и Спенсером есть огромная разница. Эта разница настолько велика, что называть Спенсера позитивистом просто мы не имеем никакого права. О Спенсере у нас в России сложилось убеждение, что он материалист и позитивист, что он истинный представитель современной научной философии. К такому выводу приходили вследствие того, что делали поверхностный обзор того, что он писал. Предполагали, что автор «Биологии», в известном смысле представитель естествознания, не может, конечно, отнюдь признавать того, что возможны какие-либо метафизические теории. Но в такого рода суждениях обнаружилась обычная привычка судить по известному шаблону. Так как в последнее время естествознание выступило противником каких бы то ни было метафизических построений, то для многих достаточно видеть, что философ имеет какое-нибудь отношение к естествознанию, для того, чтобы решить а priori, что он должен относиться враждебно к метафизическим построениям. Можно сказать больше: мно-

1) От греч. слова γνῶσις, что значит «познание». Учение, которое признает непознаваемость абсолютного бытия.

252

гие из тех, кто читает произведения Спенсера, остаются при том убеждении, что он позитивист и материалист. Они, читая его произведения сквозь очки обыкновенного материализма и позитивизма, видели в нем материалиста и позитивиста, чего в нем на самом деле нет.

Для того, чтобы быть в состоянии лучше определить отношение Спенсера к метафизике и позитивизму, определим сущность позитивизма. Как мы видели, позитивизм не признает возможности познания чего-либо сверхчувственного, он утверждает, что все наше познание ограничивается только лишь тем, что находится в чувственном опыте; о том, что находится вне нашего чувственного опыта, мы ничего не знаем; мы даже не знаем, существует ли оно. Мы должны просто об этом ничего не говорить. Как мы видели, Конт так и поступал. Он ограничивал все наше познание законами явлений. Он упразднял всякое познание сверхчувственного. Но если признать это определение, то можно ли сказать просто, что Спенсер был позитивист?

Мне кажется, что Спенсер далеко не был позитивистом. У него мы находим характерные особенности метафизического построения, и поэтому напрасно некоторые думали воспользоваться Спенсером для того, чтобы противопоставить его метафизическим построениям. Это показывает только, что они Спенсера не понимали. Спенсер так сильно уклоняется от позитивистического направления, что его скорее можно было бы назвать метафизиком.

Перейдем к рассмотрению того, как сложилась система Г. Спенсера. Г. Спенсер родился в 1820 году в Англии, в Дерби. Его отец был народным учителем. Уже в ранние годы Г. Спенсер обнаружил любовь к естествознанию, для изучения которого пользовался библиотекой своего отца. Систематического университетского образования он не получил. От поступления но предложению дяди в Кембриджский университет он отказался. Имея в виду, как схоластически велось в то время в Кембридже преподавание, мы поймем, что оно могло только оттолкнуть его. Таким образом Спенсер в университет не поступил, но, готовясь в какой-либо интеллигентной профессии, он усердно занимался изучением математики. В 1837 году он делается инженером путей сообщения. Деятельность инженера, по-видимому, до некоторой степени его удовлетворяла. Но плохое материальное обеспечение, связанное с этого рода деятельностью, заставило его в 1845 году перейти к литературной деятельности. Он посвящает себя журналистике и первоначально пишет преимущественно на политические темы. В 1847 году он выпускает свое первое большое сочинение »Социальная статика» и обра-

253

щает на себя этим внимание всего тогдашнего ученого мира, вступает в дружбу с такими выдающимися людьми того времени, как Джон Стюарт Милль, Гексли, Тиндаль, Джордж Грот, Джордж Эллиот и др. Дружба с такими людьми не осталась без влияния на его умственное развитие. Между тем Спенсер продолжает свою журнальную деятельность. За это время он пишет огромное количество статей по самым разнообразным вопросам политики, этики, философии, общим вопросам естествознания. На первый взгляд может показаться, что в этих его произведениях нет никакой связи. Но если мы вглядимся лучше, то увидим, что на самом деле между всем, что он написал, была связь, была общая мысль, которая красной нитью проходит через все его сочинения, — это идея развития, идея эволюции. В 1839 году он прочел книгу Ляйеля, посвященную критике учения Ламарка. Критика эта Спенсера не убедила, но, познакомив его с идеей развития, открыла перед ним широкую перспективу н оставила навсегда глубокий след на всех его научных работах. Спенсер решил воспользоваться этой идеей и в 55 году написал свое сочинение «Основы психологии» (Principies of Psychology), основанное на идее наследственности психических способностей и идее эволюции.

Это сочинение, написанное им в 55 году, было известно уже Дарвину, который в предисловии к своей книге «Происхождение видов», вышедшей в 1859 году, считал своим долгом заявить о том, что приоритет в этой области принадлежит, между прочим, Герберту Спенсеру. Это одно уже показывает, что Г. Спенсер не был дилетантом в области естествознания, что он обладал глубокими познаниями в этой области. В 1860 году у Г. Спенсера является более широкая мысль. Он решает воспользоваться идеей развития для того, чтобы построить систему мира, он хочет построить на ней свою систему философии. Эту систему он называет «Синтетической философией». Это был план грандиозного труда: по тому плану, какой он себе наметил, ему пришлось бы употребить не менее двадцати лет на его выполнение. По плану сочинение должно было заключать в себе, по крайней мере, десять томов. Для журналиста-бедняка эта задача казалась невыполнимой. Тогда он стал искать работы, которая помогла бы ему осуществить его мысль. Но здесь он натолкнулся на непреодолимые трудности. Сначала он обратился к своим друзьям. Д. С. Милль, занимавший тогда видное место в Ост-Индской компании, старался подыскать ему подходящее место, которое обеспечило бы ему существование и не отнимало бы времени, необходимого для выполнения его плана, но хлопоты его не увенчались успехом. Тогда Г. Спенсер обращается к правительству с просьбой о субсидии, необходимой ему для выполнения его плана. Гекели, Дж. Грот очень хлопотали за него, давая о нем самые лестные отзывы. Но правительство отказало ему в субсидии, и тогда Спенсер, решивший во что бы то ни стало осуществить свою мысль, открыл подписку на свои сочинения. Он объявил, что намерен написать систему философии по предлагаемому плану и обращается к тем, кто этим интересуется, помочь ему. Сначала подписка была незначительна, но все-таки дала ему возможность начать печатание его труда. Он выпустил два первых тома, но средства его скоро истощились, так что он вновь не в состоянии был продолжать свой труд. Тут на помощь ему пришли его друзья, которые

254

помогли ему и дали средства окончить его многотомный труд. Полностью он был закончен не в двадцать лет, как предполагал Спенсер, а почти в сорок. Труд этот представляет нечто поразительное по обнаруженной в нем эрудиции. Из десяти томов первый том посвящен «Основным началам», два следующие — «Биологии», два — «Основаниям психологии», три — «Основаниям социологии» и два последних — «Основаниям этики». Из этого перечня уже можно видеть, что это произведение обнимает все области человеческого знания, и нужно сказать, что оно выполнено Г. Спенсером с удивительным совершенством. Здесь он обнаруживает умение не только хорошо разбираться в общих основах, но и в разборе мельчайших деталей. Труд его был закончен в 1898 году. Весьма любопытно то обстоятельство, что план сочинения он составил в 1860 г. и сорок лет писал, почти не отступая от этого плана. Отсюда мы уже видим, что основная идея, путь, по которому нужно было идти, был ему вполне ясен, вполне определен уже в 1860 году. Это сочинение сразу поставило его в ряды величайших мыслителей. Все убедились, что имеют дело с замечательнейшим философом. Льюис в своей «Истории философии» спрашивает: «Создала ли Англия мыслителя более выдающегося, чем Спенсер?» Дарвин называет его величайшим из ныне живущих философов. Д. С. Милль сравнивает его по эрудиции с Огюстом Контом, а в устах такого почитателя Конта, каким является Милль, это было величайшей похвалой. Гекели говорит, что нет ни одного произведения, в котором в такой полноте была бы развита идея эволюции, как в системе Спенсера. Г. Спенсер был выдающимся мыслителем, с которым необходимо познакомиться. Влияние его на философскую мысль было громадно. В России его читали и продолжают читать. Нельзя взять в руки французского сочинения по психологии, чтобы не увидеть в нем отражения взглядов Спенсера; в Италии он пользуется еще большей популярностью.

Я не стану знакомить со всеми его философскими построениями, это завело бы нас слитком далеко. Я предполагаю познакомить только с его «системой мира» и коснусь только тех философских проблем, которые он излагает в своей книге «Основные начала»¹).

В ней Спенсер начинает с примирения науки и религии. Кажется с первого взгляда, что нет большей противоположности, чем противоположность между религией и наукой. Это происходит вследствие того, что религия нередко пытается разрешить такие вопросы, которые она не может разрешить при помощи собственных сил и которые под силу только науке. С другой стороны, наука стремится к разрешению таких вопросов, которые относятся только к области религии. Задача Спенсера заключается в том,

1) First Principies. 6-е изд. 1900 г. Русский перевод: «Основные начала. Спб. 1897 г.

255

чтобы показать, что между ними существует общность, что можно признать нечто общее у науки и религии. Примирение, по мнению Спенсера, заключается в том, что все религиозные системы и науки сходятся в том, что признают существование непознаваемого абсолюта, совершенно непостижимой реальности.

Чтобы убедиться в этом, рассмотрим, какие вопросы поставляют религиозные системы. Как бы они ни были различны, они прежде всего ставят вопрос, откуда получает начало мир? Все ответы на эти вопросы можно разделить на три группы. Во-первых, можно сказать, что мир существует сам по себе, существует вечно и ниоткуда не получал начала; во-вторых, что мир создал сам себя (ответ пантеистов); в третьих, что мир создан некоторой силой, находящейся вне его (ответ теистов).

Попробуем разобраться в этих ответах, и мы увидим, что каждый из них содержит в себе нечто непонятное, непостижимое.

Возьмем первый ответ — мир не создан, он существовал вечно. Говоря, что он сам по себе существует, мы тем самым устраняем всякое понятие о причинности. Но без причинности мы не можем мыслить. Далее, допуская, что мир вечно существует, мы допускаем позади нас бесконечность — понятие, которое просто немыслимо для нас. Таким образом, первый ответ, что мир вечен, не получает начала, никем не созван, содержит в себе нечто непостижимое. Второй ответ, ответ пантеистов — мир и Бог одно и то же, мир создал сам себя. Если мы постараемся понять этот ответ, то убедимся, что соединение терминов, какое мы находим в выражении «мир создал сам себя», есть нечто недоступное для нашего понимания. Точно так же непонятным оказывается всякое другое возможное объяснение¹).

К тому же самому мы придем в том случае, если мы пожелаем объяснить природу вселенной. Для того, чтобы дать ответ на этот вопрос, мы должны отыскать причину вещей, а это приводит нас в конце концов к необходимости признать первую причину, потому что каждая причина предполагает свою причину; переходя

1) Ук. соч. §11.

256

таким образом от причины к причине, мы б конце- концов должны придти к некоторой первопричине всех вещей. Но понятие первопричины содержит в себе нечто непонятное. Первопричина может быть или конечной, или абсолютной. Если она есть нечто конечное, тогда она должна иметь свою причину, за которой тянется целый ряд других причин.· Если она есть нечто абсолютное, то она беспричинна; а беспричинное не может быть понято человеческим умом. Поэтому Спенсер находит, что все религиозные системы, как бы они ни отличались друг от друга, сходятся в признании того, что «существование мира со всем тем, что он содержат, и со всем тем, что его окружает, есть тайна, вечно требующая объяснения»¹).

Перейдем теперь к наукам. Спрашивается, с чем оперируют пауки? Науки оперируют с такими понятиями, как пространство, материя, душа и т. д. Но все эти понятия необъяснимы. В самом деле, что мы о них знаем? Что положительного, например, мы можем сказать о пространстве? Реально пространство или нет, находится ли оно вне нас или в нас? Все это вопросы, на которые мы не можем дать никакого ответа. Сущности пространства никто объяснить не может. Может быть, мы о материи знаем что-нибудь больше? Нет. Если мы поставим вопрос о делимости материи, то мы можем сказать, или, что она состоит из неделимых атомов, или что она делима до бесконечности; ничего третьего мы допустить не можем. Допустим, что материя состоит из неделимых атомов, допустим, что атомы —это некоторые материальные протяженные точки; в таком случае они должны быть делимы. Если так, то неделимость материальных точек для нас непостижима. Но допустим, с другой стороны, что материя состоит из математических точек; в таком случае будет непонятно, каким образом протяженная материя может состоять из математических точек. Какого-нибудь третьего положения здесь допустить иельвя. Следовательно, понятие о материи содержит в себе элементы непостижимого, оно есть нечто противоречивое. Понятие материи необъяснимо. Возьмем, далее, понятие души. Во мне существует нечто, что желает, рассуждает, чувствует, — во мне есть душа. Это

1) §§ 12-14.

257

«нечто» несомненно существует. Но что представляет собою это нечто, в чем сущность его — мы сказать не можем.

Таким образом, основные научные понятия представляют реальности, которые не могут быть нами постигнуты¹).

Всякое человеческое познание относительно. Человеческий ум не способен к абсолютному знанию, мы не в состоянии познать абсолют, если мы даже допустим его существование. Но почему мы не можем познать его? Потому что все наши познания заключаются в том, что мы неизвестное сводим к чему-нибудь известному, что мы познаваемый предмет сравниваем с чем-нибудь другим, нам известным. Возьмем, например, какой-нибудь организм. Если я скажу, что мое знание о нем заключается в том, что это «животный» организм, то это значит, что я его отношу в известный класс. Если же я не в состоянии этого сделать, я не могу познавать. Если я говорю, что это органическое тело есть «растение», то я его познаю, и это познание заключается в отнесении данного тела в известный класс. Но применимо ли это к познанию абсолюта? Конечно, нет. Ведь абсолют ни с чем сравнивать нельзя, его нельзя отнести ни в какой класс, а значит его и познать нельзя. Мы можем признать его существование, но все-таки познать его мы не в состоянии. Абсолют не познаваем. Признание существования абсолюта требуется природой нашей мысли, потому что все то, что мы воспринимаем, имеет характер относительный, но все относительное относительно потому, что относится к чему-нибудь реальному, не относительному. Если мы признаем, что познание мира носит характер относительный, то этим самым мы признаем, что абсолют существует, потому что без абсолютного не могло бы существовать относительное. Все наше познание чувственного мира относительно: мы не можем мыслить его, не признавая существования абсолютного. Существование абсолютного, следовательно, вытекает из природы нашего мышления. Отсюда наше неуничтожимое убеждение в существовании абсолюта²).

1) §§ 15-21.

2) Ч. 2-я, гл. 1-я и 2-я.

258

Таким образом получается возможность примирения между наукой и религией. Даже обыкновенный человеческий рассудок утверждает существование какой-то абсолютной реальности. Наука доказывает, что эта реальность не такова, какою мы ее себе представляем, что ее мы познать не можем. «В этом признании реальности, по своей природе совершенно непостижимой, религия находит утверждение, совпадающее с ее собственным. Мы должны на каждое явление смотреть, как на обнаружение некоторой силы, которая оказывает на нас воздействие; хотя вездеприсутствие немыслимо, однако, так как опыт не обнаруживает никаких границ распространения явлений, то мы не в состоянии мыслить границ присутствия этой силы, и научная критика поучает нас, что эта сила непостижима. Это сознание Непостижимой Силы, называемой Вездесущею, вследствие нашей неспособности указывать ее границы, есть именно то сознание, на котором, основывается Религия»¹).

На этом оканчивается та часть философии Спенсера, которая занимается исследованием непознаваемого. Показав, таким образом, что в основании мира заключается абсолютная реальность, Непознаваемое, он переходит к тому, что он называет познаваемым. Весь мир распадается на две части: на познаваемое и непознаваемое. Познаваемое и составляет предмет ' науки и философии.

Он разбирает познаваемое прежде всего с точки зрения философии, а потому нам не безынтересно будет узнать, как Спенсер определяет философию. Философия, но его определению, есть наука обо всех вещах, обо всем мире. Частные науки исследуют отдельные части мира, а та наука, которая не имеет пределов для своего изучения, которая изучает мир, Бога, природу, все, должна быть названа философией. Она содержит в себе самые высокие обобщения. Предмет философии мы можем подразделить на две части — мир внутренний, субъективный, то, что находится внутри нас, и то, что находится вне нас, мир объективный, физический, мир материальный²).

1) § 27.

2) Ч- 2-я, гл. 1-я и 2-я.

259

Обратимся прежде всего к миру материальному, и мы увидим, что предметом его является материя, которая совершает движения в пространстве и времени. Вот на этих четырех понятиях — материи, движения, пространства и времени — и зиждется вся наука об объективном мире. Взгляд Г. Спенсера на сущность материи представляет громадный интерес, потому что показывает, насколько он был далек от популярного материалистического понимания. Что такое материя? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны рассмотреть, в чем она обнаруживается? Я держу какую-нибудь вещь в руке и чувствую, что она оказывает на руку известное давление, что она обнаруживает известную силу. Далее, я хочу привести какую-либо материальную вещь в движение и чувствую, что она оказывает сопротивление, опять-таки обнаруживает известную силу. В обнаружении известной силы заключается сущность материи. Всякий вид материи мы знаем только в том отношении, что она оказывает известное сопротивление, и обнаруживает известную силу. Поэтому материя в действительности есть то же, что сила. Только определяя материю через понятие силы, мы поймем, что такое материя. Но сила для нас понятна только субъективно, как нечто духовное. Заметив, что материя есть сила, Спенсер утверждает, что мы не можем себе представить, что материя может уничтожаться. Отсюда выводится закон неуничтожаемости материи, или силы. Это то же, что в физике называется законом сохранения энергии. Только физика стремилась доказать его, Спенсер же находит, что закон неуничтожаемости материи, или сохранения силы есть истина, не допускающая доказательства, есть априорное положение. Доказавши, что материя есть сила, что эта сила неуничтожима, он видит в этом еще одно доказательство того положения, что позади всех вещей, или воспринимаемых нами явлений, находится сила, абсолютная сила. Все, что мы знаем в материальных явлениях, есть обнаружение абсолютной силы¹).

Если мы знаем, что весь объективный мир, все то, что нами воспринимается, обнаруживается в виде материального движения в пространстве, то нужно найти еще такой закон, которому были бы подчинены все эти движе-

1) §§ 48-54.

260

ния. Спенсер — философ, он стремится к определению природы вещей, ему надо найти такой закон, который применялся бы ко всему, ко всем явлениям мировой жизни, ко всему космосу, и он нашел этот закон, который он назвал законом развития, законом эволюции. Этому закону подчинены все явления мировой жизни, начиная с самых элементарных и кончая самыми сложными¹).

Приведу предварительно несколько примеров, чтобы тем легче можно было формулировать этот закон. Возьмем, например, солнечную систему. По мнению астрономов, в мировой жизни был такой момент, когда та материя, из которой создалась солнечная система, представляла собою огненно-жидкую массу, находившуюся в состоянии полной разреженности. Впоследствии наступил момент, когда, благодаря различным условиям, эта масса материи начала интегрироваться, скопляться в известных местах и образовала солнечную систему. Эта последняя образовалась, таким образом, путем интеграции, или соединения в одно целое огненно-жидкой массы. По выражению Спенсера, солнечная система образовалась потому, что материя интегрировалась. То же самое можно сказать и относительно нашей планеты. Земля, которая раньше тоже представляла собою расплавленную массу, с течением времени скопилась в меньшее пространство и образовала единое целое. Она образовалась вследствие интеграции материи.

Если мы возьмем примеры развития вообще, то увидим, что интеграция во всех случаях является необходимым условием развития.

Растительный организм растет, увеличивается вследствие того, что он извлекает из воздуха находящиеся в нем в разреженном состоянии газы, извлекает из почвы различные химические вещества; все эти элементы концентрируются, собираются в одно, и вследствие этого происходит рост организма. Животный организм в свою очередь растет вследствие того, что поглощает растительные и другие животные организмы. Таким образом, интеграция веществ является необходимым условием развития растений и животных существ. То же самое происходит и в социальном организме. Сначала мы видим мелкие

1) Гл. 14-я и д.

261

владения отдельных лиц, которые со временем соединяются в более крупные, феодальные, эти последние соединяются в королевства, и, наконец, ряд смежных королевств интегрируется и дает один сложный социальный организм — империю. Возьмем еще пример из развития языка. В настоящее время есть слова, представляющие из себя нечто единое, целое. Но было время, когда эти слона разделялись на много других самостоятельных слов. Например, слово «распределение». Теперь это одно целое слово, но было время, когда каждая из частей, составляющих это слово, жила отдельной, самостоятельной жизнью. Впоследствии эти части интегрировались. На ранней стадии развития орудия промышленности представляли нечто простое. В настоящее время в промышленности употребляются сложные машины, состоящие из огромного количества таких орудий. Они интегрировались, соединились в одно целое. И здесь, таким образом, мы видим, что интеграция есть необходимое условие развития.

Но условием развития является не одна только интеграция. В то время, как весь агрегат стремится к интеграции, отдельные части его индивидуализируются, или, как Спенсер выражается, дифференцируются. Это есть не что иное, как переход от однородного к разнородному. Такой переход тоже является необходимым условием развития. Для пояснения возьмем опять солнечную систему. Когда расплавленная масса интегрировалась и скопилась в различных местах в одно целое, она образовала отдельные планеты, из которых каждая имеет свои особенные свойства: свою орбиту, свою величину, удельный вес и т. п. Следовательно, солнечная система образовалась из материи, которая интегрировалась и в то же время стала дифференцироваться. Еще резче это нам бросается в глаза, когда представим себе, что земной шар первоначально представлял из себя однородную массу: каждая ее часть была тождественна другой части, по теперь поверхность ее совсем не однородна, напротив, весьма разнородна, разнообразна..В одной части она покрыта водой, в другой — находятся горы, в третьей — равнины, одна часть земли имеет один климат, другая — совершенно противоположный и т. д. Словом, различные части поверхности земли весьма разнообразны. Процесс дифференциации мы замечаем и в развитии организма. Если

262

мы проследим развитие организма, начиная от его зародышевого состояния, то мы заметим, что сначала зародыш совершенно однороден, но затем дифференцируется, и дифференциация доходит до высшей степени у взрослого организма. То же самое мы заметим, если сравним дикаря и культурного человека. У последнего организм гораздо более дифференцирован, чем у первого. Этот закон оправдывается и по отношению к человечеству, взятому в целом. В настоящее время мы видим большое количество разных рас, из которых каждая имеет свой язык и свои характерные индивидуальные особенности. По мере того, как человечество развивается, увеличивается и различие между расами: человечество все больше и больше дифференцируется. То же происходит и в социальном организме, отдельные члены которого стремятся стать разнородными, стремятся к дифференциации. Если мы возьмем членов какой-нибудь общины дикарей, то мы увидим, что они почти совершенно похожи друг на друга. Каждый член этой общины в одно и то же время и земледелец, и охотник, и рыболов, и портной, и сапожник, и купец, и воин в современной же культурной жизни различные отрасли труда распределились между различными членами общества. Вследствие чего эти последние сделались различными, дифференцировались, и эта дифференциация идет все дальше и дальше.

Если мы рассмотрим продукты человеческого ума, то увидим и тут, что они идут по пути дифференциации и из элементов однородных переходят в элементы разнородные. Если мы возьмем, например, современную письменность, скульптуру, живопись, то на первый взгляд кажется, что это суть совершенно разнородные продукты человеческого духа, но можно доказать, что они ведут свое начало от древних письмен, от тех знаков, которые изображались на древних храмах.

Переход однородного в разнородное должен совершаться потому, что однородные элементы отличаются неустойчивостью, и для того, чтобы сделаться устойчивыми, им надо сделаться разнородными. Это мы можем объяснить, если возьмем в пример какой-нибудь элементарный организм, напр., амебу. Строение ее чрезвычайно однородно, и вследствие этого она очень дурно приспособлена к окружающей среде и не имеет возможности со-

263

противляться внешним влияниям. То же самое следует сказать относительно первобытного общества. Какое-нибудь бродячее племя дикарей отличается полной неустойчивостью и неопределенностью, так как остается неопределенным, какую оно занимает территорию, каким законам оно должно подчиняться и т. п. По мере развития являются и определенность и устойчивость. По мере того, как человечество развивается, оно становится разнообразным и устойчивым. Таким образом закон эволюции мы можем формулировать следующим образом. Эволюция есть интеграция материи, сопровождаемая дифференциацией частей образуемого агрегата. Все в мировой жизни стремится от состояния однородности перейти к состоянию разнородности, к интеграции и соответствующей ей дифференциации. Этот закон относится к явлениям всей вселенной, ему подчинен весь космос. Этот закон, по мнению Г. Спенсера, — закон универсальный. Все во вселенной стремится к интеграции, сопровождаемой дифференциацией.

Спрашивается, что будет, если все явления станут развиваться но указанной схеме? Будет ли это развитие все идти вперед или остановится? Мы могли бы ожидать, что Спенсер ответит на этот вопрос утвердительно. Но он находит, что эволюция должна идти до известного предела, что наступит момент, когда эволюция остановится.

Я не стану излагать в полноте его теории, в виду сложности аргументации, а только скажу о тех результатах, к которым он приходит. Возьмем какой-либо агрегат. Он содержит в себе известное количество силы. Легко себе представить, что такое же количество силы находится и вне агрегата. Но мы можем себе представить также, что количество силы, заключающееся в этом агрегате, будет больше количества тех сил, которые находятся вне этого агрегата и которые оказывают противодействие агрегату. При этих условиях агрегат может противостоять этой силе. Но представим себе далее, что количество силы, заключающейся в агрегате, меньше сил, действующих извне; тогда он не будет в состоянии противостоять этим силам. По мнению Г. Спенсера, достоянная дифференциация организмов должна привести к такому положению, когда количество силы ан-

264

тагонистической для агрегата будет больше, чем силы самого агрегата, и с этого момента он не будет более ни интегрироваться, ни дифференцироваться, а начнет дезинтегрироваться, т. е. разлагаться. По отношению к такому агрегату, как организм, мы должны предположить, что он будет разлагаться на свои составные части. Это будет справедливо по отношению ко всем агрегатам; такой агрегат, как земля, тоже будет разлагаться на свои составные части. Это справедливо также по отношению к мировой системе. Поэтому наступит момент, когда все существующее превратится в хаос. Но из этого не следует, что наступит вечная смерть мира; он перейдет только в то хаотическое состояние, в котором находился раньше.

Мы знаем, что теперешнему состоянию предшествовал хаос. По утверждению астрономов, мир представлял собою хаотическую массу, состоящую из разных отдельных элементов; эти элементы интегрировались и создали мир, который мы теперь видим. Мы можем предположить, что этот мир вновь обратится в хаотическое состояние, но не останется в таком состоянии вечно, а спустя известное время, в силу того, что все однородное неустойчиво и стремится к разнородности, все элементы этого хаоса начнут опять интегрироваться и дифференцироваться; опять начнется эволюция и возникнет новый мир. Отсюда является вывод, что наш мир в том состоянии, в каком мы его теперь застаем, есть один ив ритмов мировой жизни; он уже жил когда-то, развиваясь по законам эволюции, превращался в хаос и вновь возрождался. Он будет бесчисленное множество раз превращаться в хаос и затем начинать новую эволюцию. Мировая жизнь представляет собою смену эволюции и дезинтеграции (разложения). Вот выводы, к которым приходит Спенсер¹).

Таково мнение Спенсера относительно развития мировой жизни, но мы еще не рассмотрели его ответа на вопрос, что лежит в основе мира. Он не стоит ни на стороне материализма, ни на стороне спиритуализма. « Истина в этом случае не может быть выражена ни материализ-

1) § 183. Этих выводов о периодичности эволюции в последнем, 6-м издании, Спенсер не делает, находя, что они находятся вне пределов человеческого познания. См. § 189.

265

мом, ни спиритуализмом», говорит он¹). Из этого уже ясно, что считать его материалистом является просто недоразумением. По мнению Г. Спенсера, мы не можем сказать, что в основе мира лежит нечто материальное, по той причине, что мы ничего не знаем о существе материального атома и не можем ничего знать о нем. Пусть химик сколько угодно разлагает вещество, он не поймет сущности его. Химик предполагает, что те элементы, которые мы в настоящее время признаем простыми, в действительности совсем не простые, и что их можно разложить на простейшие элементы; пусть это ему и удастся сделать, он все-таки существа материи знать не будет. Мы знаем материю, как нечто такое, что оказывает сопротивление, как нечто, обнаруживающее силу; но ведь сила есть понятие духовное. Следовательно, мы материальное знаем под формой чего-то духовного.

В таком же положении находится дело, когда я хочу узнать последний элемент духовного. Положим, что я буду поступать так, как поступает химик, и разложу все духовное на его простейшие элементы. Но эти последние элементы оставались бы абсолютно неизвестными. Следовательно, ни материальных, ни духовных элементов я не могу познать просто в самих себе. Обозначу материальный атом через х, а духовный атом через у. Нельзя думать, что мы можем разложить у на х, как это делают материалисты; точно так же мы не можем разложить х на у, как думают спиритуалисты ²). Мы, конечно, знаем, что есть различие между одним и другим, но свести одно на другое, свести духовное на материальное, и наоборот, мы не можем.

Поэтому мы не можем сказать, что в основе мира лежит материя, или что в основе мира лежит нечто духовное. Позади духовных и материальных явлений лежит нечто особенное, абсолютная реальность, которой мы не познаем, но по отношению к которой духовные и материальные явления суть обнаружение. Есть непознаваемая реальность, которая проявляется для нашего познания в форме духовных и материальных явлений.

1) Основания психологии. § 272.

2) Основания психологии. § 62—63. Основные начала. 16—17.

266

Таким образом сущность философской системы Спенсера сводится к следующему. В основе мира лежит нечто, абсолютная реальность, материальное же и духовное суть обнаружение этой абсолютной реальности. Это обнаружение подчиняется закону эволюции, общему для всех мировых явлений, потому что в основании мира лежит одна и та же абсолютная сила или реальность.

Теперь мы можем ответить на вопрос, был ли Спенсер позитивист. Я думаю, что всякий согласится со мною, что его назвать позитивистом никак нельзя. Он признает, что позади вещей находится нечто, основа всех вещей, абсолютно реальное. Правда, он называет его непознаваемым, но ведь это очень мало меняет дело потому, что существование абсолютной основы вселенной признается им за несомненный факт. Что его признание существования непознаваемой основы находилось в противоречии с позитивизмом, показывает то обстоятельство, что позитивисты протестовали против его непознаваемого. Литтре, ученик О. Конта, не признавал Спенсеровского непознаваемого. Он говорил, что хотя Спенсер и допускает непознаваемое, однако это непознаваемое таково, как если бы Спенсер вполне хорошо познавал его.

Спенсер говорит: «существует реальность, которая для меня абсолютно непознаваема». Но об этом непознаваемом он сам говорит: я знаю несомненно, что оно существует, я знаю, что оно обнаруживается в форме материальных и духовных явлений. Я познаю эти явления, которые служат как бы символами той непознаваемой реальности. Но не ясно ли, что раз Спенсер все это знает об этой реальности, то он не имел права говорить, что эта реальность абсолютно непознаваема, потому что частью он все-таки ее познает.

Из этого ясно, что признание сверхчувственной реальности совершенно несогласно с позитивизмом.

Можно даже показать, к какому типу метафизических построений следует отнести построение Спенсера. Это построение пантеистическое, как, напр., у Спинозы. В самом деле, у Спинозы в основе мира лежит субстанция, божество, которое само по себе непознаваемо, но которое обнаруживается для человеческого познания в двух атрибутах; как дух и как материя. Разве не то же самое

267

мы находим у Спенсера? В основе мира лежит непознаваемая Сила, проявляющаяся в форме духа и материи, которые мы и познаем. Несомненно, что ближе всего Спенсер подходит к пантеизму; но он идет дальше пантеизма, потому что считает возможным приписать божеству «сверх-личность». По его мнению, мы вовсе не обязаны мыслить Бога личным, но мы вовсе не обязаны также отрицать его личность. Дело идет не о выборе между личностью и чем-нибудь меньшим, чем личность, но дело идет о выборе между личностью и между чем-нибудь большим. Личность — это понятие человеческое, божеству же нужно приписать нечто высшее.

Далее, нельзя сказать, чтобы идея эволюции, которую Спенсер прилагает к космогонии, к социальным явлениям и к моральным явлениям, была построена с научной осторожностью. Позитивист Риль спрашивает по поводу этой идеи: «не находимся ли мы здесь только среди намеков, неудачных сравнений так же, как и в натур-философии Гегеля?»

Сами позитивисты исключают Спенсера из своей среды. Например, русский позитивист В. Лесевич по поводу Спенсера говорит следующее: «Говоря об этих писателях (позитивистах), мы не имеем в виду однако Г. Спенсера, сопричисляемого к позитивной школе только по недоразумению... В настоящее время просто смешно принимать мистико-метафизическое построение Спенсера за позитивное. В основоначалах философии Спенсера можно видеть повторение послекантовских натур-философских парений, и к Спенсеру применимо название его английским Гегелем... Для нас выясняются тогда как его скачки и противоречия, так и задние мысли далеко не научного пошиба и все вообще бледные призраки мысли в царстве теней»¹).

Нужно только пожалеть, что Спенсера у нас мало читают в подлиннике. В противном случае у нас иначе думали бы о нем, а может быть и о метафизике.

Мне кажется, что сравнение Конта со Спенсером весьма поучительно в том смысле, что из него явственно следует, что в позитивизм можно ввести поправку.

1) См. его «Что такое научная философия?». Стр. 108—4.

268

Системы Конта и Спенсера являются почти при одинаковых условиях; обе суть продукты одинаково научно настроенных умов. И Конт и Спенсер стараются строить философию на научных началах. Оба стремятся создать научную философию при помощи подведения итогов человеческому познанию. Между тем результаты оказываются очень различны. Крайний позитивизм Конта уступает место такой системе, которая уже допускает существование «вещей в себе», «непознаваемого». Спенсер говорит о существовании непонятной основы мира, как о чем-то не допускающем сомнений. В системе Спенсера нельзя не усмотреть того, что позитивизм делает наклон в сторону метафизики. Не есть ли это доказательство того, что конечные вопросы о мире, вопросы об основе мира, совсем не запрещаются научной мыслью, совсем не исключаются научным духом? Спенсер в этом случае представляет собою первый пример, другие примеры увидим впоследствии.

Литература.

Спенсер. Основные начала. Спб. 1897.

Сочинения Герберта Спенсера изд. йод редакцией Н. А. Рубакина. Спб. 1898. (В эту коллекцию входит вся «Синтетическая философия»).

Спенсер. Основания Психологии. 2-е изд. 1897.

Spenser. First Priuciples. 6-е изд. 1905.

О Спенсере:

Гаупп. Герберт Спенсер. 1898.

Gaupp. Herbert Spencer. 1897. (из серии Frommanns Klassiker der Philosophie).

Höifding. Einleitung in die englische Philosophie. 1889.

Коллинс. Философия Г. Спенсера. Спб. 1897.

Guthrie. On Mr. Spenser’s Formula of Evolution. 1879.

Guthrie. On Mr. Spenser’s Unificaiion of Knowledge. 1882. (Эти две книги содержат резкую критику взглядов Спенсера).