Деятельность Виссариона на Ферраро-Флорентийском соборе в значительной степени определяется его предшествующей жизнью. Поэтому исследованию образа мыслей и действий Виссариона на названном соборе необходимо предпослать хотя несколько замечаний об его развитии и жизни в Греции до 1438 года.

Виссарион, в мире по-видимому Иоанн ²). родился, как кажется, в 1403 г. ³), в Трапезунте, от простых родите-

¹) Настоящая статья представляет отрывок из приготовляемого автором исследования о всей жизни Виссариона. Здесь автор делает попытку проследить, между прочим, постепенное развитие унионитских стремлении Виссариона. Наиболее точный из новейших исследователей жизни этого замечательного человека, немецкий ученый Гете, лишь изредка обращает внимание на эту сторону дела. Он, впрочем, и не имел в виду, как сам дает понять на стр. 182 своего сочинения, заниматься этим предметом более или менее специально. Французский исследователь Васт обращает на него больше внимания, но в его изложении нет ни отчетливости, ни точности, как это мы надеемся доказать в своем месте,

²) Bandini, cap. II (Aligne, Patr. gr., tom. CLXI).

³) Vast (Le cardinal Bessarion, Paris, 1878, pag. 2) первый сделал попытку установить эту дату, на основании свидетельства Капраники, на которое дотоле совершенно непонятным образом не обращалось внимания. Эта дата представляется довольно вероятною. Тем не меньше было бы большой поспешностью окончательно остановиться на ней и считать ни на чем не основанным обычное до Васта показание 1395 года, как года рождения Виссариона. Самое большое затруднение заключается в том, что 1395 г. принимает и Бандини; а он между тем знал свидетельство Капраники (Bandini у Миня, cap.32). Предлагаемое Вастом объяснение этого обстоятельства едва ли достаточно, потому что, приняв его, пришлось бы признать Бандини совершенно незнакомым с основными требованиями ученой работы, на что мы

— 95 —

лей ¹). Первоначальное образование он получил в родном городе, по-видимому под руководством местного епископа ²), обратившего внимание на даровитого мальчика. Для дальнейшего усовершенствования Виссарион был отправлен в Константинополь, ученые силы и образовательные средства которого высоко ценились в ту пору не только на востоке, но и на западе ³). Здесь он, между прочим, посещал около 1425 г. школу знаменитого ритора, впоследствии великого сакеллария. Мануила Xри-

не имеем основания. Не забудем при этом, что Бандини пользовался Ватиканской библиотекой, оставшейся недоступною для других, в том числе и для Васта, и мог там почерпнуть подтверждение даты 1395, еще раньше его принятой Бернером (Ср. Насke— Disputatio..., pag. 21). Таким образом вопрос о годе рождения Виссариона, при настоящем состоянии документов, не может быть решен положительно ни в ту ни в другую сторону.

¹) Немногие данные о родителях Виссариона собраны Вастом на стр. 3—4 и разъяснена весьма правдоподобно. Но ссылка Васта на собственные слова Виссариона на col. 612. А и 461. В (Aligne, t.CLXI), представляются напрасными: первое место слишком неопределенно, а второе относится, как можно догадываться на основании контекста, не к общественному положению родителей Виссариона, а к его первоначальному воспитанию и образованию под руководством трапезундского епископа или же к его позднейшей монашеской жизни.

²) Μ. Αποστολίου Ἐπιτάφιος θρηνώδης (Migne CLXI, col. 133). Слова Апостолия, человека весьма близкого к Виссариону и притом грека, настолько авторитетны, что нет никакой нужды ни отрицать того, что Виссарион получил образование под руководством именно трапезунтского митрополита, ни предполагать какого-то другого епископа, занимавшегося образованием молодого Виссариона, как это делает Васт на стр. 7. Самое же это образование не простиралось по-видимому дальше элементов, потому что сам Виссарион совсем не упоминает о нем в своей краткой автобиографии. Там читаем: ...«τοὒνομα Βησσαρὶωνι, τὸ γένος ἐκ Τραπεζοῦντος, ἐν Κωνσταντινοπόλει τραφέντι καὶ παιδευθέντι (Villοisοn-Anecdota graeca, t. II, p. 246).

³) По словам Эаео Сильвио «mansit apud Constantinopolim, usque ad nostrum tempus, vetustae sapientiae monumentum, ac velut ibi domicilium litterarum esset et arx summae philosophiae. Nemo Latinorum satis doctus videri poterat, nisi Constantinopoli aliquando studuisset: quodque, florente Roma, doctrinarum nomen habuerunt Athenae, hoc tempestate nostra Constantinopolis obtinebat. (Hacke, Disputatio, qua Bessarionis aetas, vita, merita, scripta exponuntur, Harlemi, 1810, p. 7). Подобное говорят и Фалельфо (ib., p. 10). Cp. Платину у Мина CLXI, col. 105.

— 96 —

сококка). Кроме знаний по языку и литературе, в частности по литературе греческих поэтов, ораторов и философов ²), школа Xрисококка дала Виссариону случай завязать одно весьма важное для него знакомство, именно с бывшим тогда в Константинополе и слушавшим Xрисококка итальянским гуманистом Филельфо ³). В беседах с ним Виссарион имел возможность уже в это время заочно познакомиться с Италией, с гуманистическим движением, там начавшимся, и памятниками древней жизни и искусства, встречавшимися там почти на каждом шагу и возбуждавшими восторг едва ли не в каждом просвещенном греке, которому в ту нору удавалось быть в Италии ⁴). Очень возможно, что Виссарион, при своей восприимчивой натуре и любознательном уме, уже в эту пору приобрел некоторые симпатии к Италии и тамошней жизни. Обстоятельства его жизни так сложились, что этим симпатиям суждено было получить впоследствии еще новую пищу для себя. Несколько лет спустя мы видим Виссариона, уже монаха, в Пелопоннесе у другого и еще более знаменитого учителя—Плефона. Эта замечательная личность оказала сильное влияние на весь склад мышления Виссариона; поэтому не излишне вглядеться в эту личность.

Георгий Гемист Плефов родился в Константинополе около

¹) Это—тот самый Xрисококк, вместо которого, по его письменному полномочию, подписался Виссарион. под определением Флорентийского собора, Mansi, XXXI, 1040; Hardin, IX, 428; издание «μοναχου βενεδίκτινου. (Pitra?), стр. 322. Кстати наметим, что текст подписи Виссариона в этих паданиях, передающих его одинаково и лишь с некоторыми орфографическими разностями, особенно в небрежном издании Mansi, почти совершенно не похож на текст в оригинальном декрете, напечатанном между прочим у Goethe (Studien und Forschungen über d. Leben und d. Zeit des cardinals Bessarion, 1 Heft, als Manuscript gedruckt, 1871, S. 213).

³) Μ. Ἀποστολίου—Επιτ. θρην., 1. с. с.; ср. Vast., p. 17.

³) Bandini, с. II (Μigne, CLXI, col. 3—4).

⁴) См. напр. характерный отзыв Мануила Хрисолоры в его письмах (Migne, CLVI, col. 23 sqq.); ср. Spicilegium Romanum, X, 343.

— 97 —

1355 года ¹). С ранних лет с особенной любовью занимался он изучением Произведений классической древности. Картины минувшего Эллады еще в юношеские годы производили на него чарующее впечатление, не утратили они своей привлекательности для Плефона и в последующее время. Между тем современная действительность давала пищу для совершенно иного рода размышлений. Земли греческие одна за другою переходили в руки турок; внутреннее состояние империи представляло не менее жалкий вид. Сравнение блестящего прошлого Греции с ее теперешним состоянием навязывалось таким образом само собою, и нисколько не удивительно, что сжившийся с идеалами древности молодой энергический ум Гемиста усмотрел средство ко спасению отечества в этих же идеалах, в восстановлении и проведении в жизнь воззрений древности, в том числе и религиозных, и именно воззрений лучших представителей эллинизма—Платона и его учеников. Это стремление зародилось в уме Плефона может быть еще в юношеские годы ²), с течением времени оно окрепло в нем и перешло в дело. Есть мнение ³), что еще до 1438 г. он образовал в Пелопоннесе род союза или секты, религиозные верования и нравственные правила которой были чисто языческого, именно неоплатонического характера. Но если даже до этого времени Плефон и не составил такого общества в смысле более или менее организованной общины с разделением на эсотериков и экзотериков, с особою законодательною книгою (Плефоновы «νομοι»), то во всяком случае едва ли может подлежать сомнению, что к этому времени у Плефона не только вполне созрела мысль создать новую религию ⁴), но и сформировалась, по

¹) Умер, по мнению Александра (Migne, CLX, col.805—806). между 1450 и 1456 гг.

²) Срав. Fritz Schultztc, G. G. Plethon und seine reformatorische Bestrebungen, lena, 1874.

³) Так думает упомянутый выше IIIулице.

⁴) Васт (стр. 26) считает Плефона в эту пору вполне православным человеком, но не приводит достаточных доказательств в пользу этой мы-

— 98

крайней мере в основных своих чертах, его собственная религиозная система ¹). А так как никакие системы сразу не соз-

сли; его ссылка на трактат Плефона о добродетелях и «на молитву к единому Богу» ничего не доказывает, так как даты этих сочинений Плефона не известны. Вообще Васт, кажется, и не подозревает возможности спора о полном православии Плефона в ту пору, когда его слушал Виссарион.

¹) Георгий Трапезунтский в предпоследней главе своего соч. «Compar. Plat, et Arist.» пишет: «Audivi ego ipsum (т. e. Плефона) Florentine (venit enim ad concilium cum Graecis) asserentem unam eamdeinque religionem uno animo, una mente, una praedicatione universum orbem paucis post annis esse suscepturum. Cumque rogassem, Christine an Macliumeti? Neutram, inquit, sed non a gentilitate differentem... Percepi etiam a nonnullis Graecis qui ex Peloponneso huc profugerunt, palam dixisse ipsum, anteaquam mortem obiisset iam fere triennio, non multis annis post mortem suamet Machumctum et Christum lapsum iri, et veram in omnes orbis oras veritatem perfulsuram (Migne, CLX, col. 797—798). Правда, это передает враг Плефона; тем не меньше в виду всего, что известно о Плефоне, мы не вправе заподозрить это сообщение Георгия. Но возникает недоумение: как примирить с таким свободомыслием Плефона его полный консерватизм на ферраро-флорентийском соборе? Как попять то, что на этом соборе он явился одним из представителей строгого православия? Шультце объясняет это тем, что для собственных целей Плефона было выгодно продолжение церковного разделения. Соединение церквей увеличило бы силу христианства, вражда же между ними поддерживала ба их общую слабость и·—следовательно—могла помочь распространению Плефоново»: системы. В интересах именно этой системы, по мнению Шультце, Плефон и высказывался всегда против унии, хотя, разумеется, официально он мотивировал свое противодействие унии так же точно, как и другие защитники православия, т. е. интересами истицы и православной церкви. Однако ни характер Плефона, на памятники не дают нам решительно никаких оснований предполагать в Плефоне способности к такому, можно сказать, дьявольскому коварству. Двуличия в Плефоне отвергать нельзя, но объяснять его, по нашему мнению, следует проще. До самой своей смерти Плефон был одновременно и православным христианином и язычествующим философом. Православным он был в жизни, на практике: язычником—в мышлении, в теории. В нем таким образом был такой же разлад, какой был в одном ученом нашего времени, который у себя в ученом кабинете мыслил как ученый, а в церкви рассуждал как верующий угольщик. Подобное раздвоение могло быть и у Плефона в период собора и тем более в 1428 г., когда он в известной беседе с императором Иоанном Палеологом высказался безусловно против унии (Сиропул, стр. 155). В последствии, в чаду от своих успехов в Италии, а также под влиянием старости (ср. Конта), Плефон может быть пошел еще дальше по пути теоретического отрицания христианства. С этой, и только с этой точки зрения можно удовлетворительно объяснить

— 99 —

даются, то мы едва ли погрешим против правды, если предположим, что зачатки своеобразных религиозных взглядов Плефона существовали у него и раньше, и именно в ту пору, когда его слушал Виссарион; своих же мыслей он конечно не мог таить от своих близких учеников, если бы даже и хотел. Плефон не был простым учителем философии, спокойно излагавшим чужие мнения; он сам был философ, и в качестве именно философа выступал он пред своими слушателями.

В число этих слушателей вступил и Виссарион ¹). Был ли он хотя бы некоторое время последователем Плефонова учения, этого мы не знаем из памятников и предполагать этого не имеем основания; но то можно принять за весьма вероятное, что от своего учителя Виссарион должен был усвоить некоторого рода свободомыслие в вопросах веры. Он не сделался неоплатоником, но потерял безусловную, детски-наивную веру в догматы своей церкви, в ее непогрешимость. Эта вера не могла существовать рядом с привычкою к более или менее свободному мышлению в религиозно-философских вопросах, ко-

с одной стороны появление Плефоновых «законов» (ср. Александра у Миня, CLX, 801—802), с другой—составление им сочинения об исхождения св. Духа (ibid., 975—980) и присутствие на константинопольском соборе 1450 года «Hard. IX, 1354 sqq.)

¹) Все лучшие современные биографы Виссариона (Платина, Апостолий и Капраника) говорят только о том, что он изучал у Плефона математику— Aligne, t. CLXI, col. 195 и 133 и Malvasia, p. 239, по Васту). Из этих свидетельств с несомненностью следует, что полного курса философии Виссарион не слушал у Плефона, вопреки мнению Васта (pag. 27), и вообще специально не занимался философией под руководством этого неоплатоника. Но мы вправе все-таки предположить, что время, проведенное Виссарионом у Плефона, не прошло для него бесследно и в философском отношении. Думать так заставляет и тесная связь математики, с Платоновой философией, невероятность предположения, чтобы Виссарион запивался исключительно математикой с человеком, которые особенно известен был именно как философ,— и наконец заключающиеся в некоторых сочинениях Виссариона прямые признаки того, что он посвящен был в своеобразные идеи Плефона. Об этом наконец будет речь в другом месте.

— 100 —

торую должно было развивать общение с Плефоном ¹). — Если не либерализм, то по крайней мере более ми менее миролюбивое настроение по отношению к латинянам и латинской церкви могла развивать в Виссарионе и вся вообще пелопоннесская жизнь и обстановка, носившая на себе многочисленные следы западных влияний, между прочим и в религиозно-церковной области. В Пелопоннесе не было по-видимому такой непримиримой вражды к латинянам, как это было, например, в Византии; восточный и западный обряд существовали рядом и по-видимому уживались. Таким образом, если было бы несколько смело говорить о «полулатинской атмосфере Пелопоннеса», как это делают некоторые ²), то признавать существование в Пелопоннесе примирительных стремлений во всяком случае можно.

В характере Виссариона, насколько он успел раскрыться до собора, не было задатков предательства, измены вере отцов ради каких-нибудь низких побуждений. Это был напротив характер, внушавший общее уважение к себе и в народе ³), и в императорах византийском и трапезунтском, заключивших союз между собою против турок именно благодаря посредству Виссариона ⁴). Жизнь в Пелопоннесе должна была настроить его более или менее миролюбиво по отношению к латинянам, но и только. Индифферентистом в догматах и тем более латиномудрствующим он не сделался, хотя и не остался безусловным ортодоксалом, каким был дотоле, т. е. человеком, не допускавшим никакой проверки учения своей церкви, считавшим непозволительным даже на минуту предполагать, что учение его церкви относительно какого-нибудь пункта по крайней

¹) На эту сторону дела к сожалению, не обращается никакого внимания.

²) Vast,29.

³) Platina в издании Миня (Migne, CLXI, col.105).

⁴) Platina, ibid.; Capranica в изд. Malvasia—Compendio historico della basilica di SS, XII Apostoli. Roma 1665, p. 240 (этого издания мы не могли достать и потому берем цитаты у Васта). Vast,33.

101 —

мере не так полно, как учение западной церкви и т. п. Но так как догматическими и другими разностями между церквами Виссарион, наверное, еще не занимался специально, то и положительных взглядов по этому предмету он, по всей вероятности, не успел еще составить. Впрочем обстоятельства времени и собственной жизни Виссариона скоро дали ему случай несколько больше выяснить для себя точку зрения на спорные пункты между церквами.

Еще задолго до рассматриваемого времени начались формальные переговоры византийских императоров с папами относительно созвания вселенского собора, как первого условия соединения церквей. При императоре Иоанне Палеологе II эти переговоры сделались особенно оживленными, с одной стороны вследствие крайней опасности, которою угрожали турки самому существованию византийской империи, с другой—благодаря стремлению как папы. так и враждовавшего с ним базельского собора подкрепить свое дело союзом с восточною церковью ¹). Между собором или—точнее—большинством собора и папою, к которому примкнуло и незначительное меньшинство отцов базельского собора, долго велась борьба из-за того, которую из сторон признают греки истинною представительницею западной церкви и с кем будут они вести переговоры об условиях церковного соглашения. Некоторое время немало прений возбуждал и вопрос о том, где быть собору—на востоке или на западе. В конце концов победил папа; местом собора избрана была Италия. Весьма возможно, что на такой оборот дела оказал немалое влияние и Виссарион ²), который, благодаря энергии, молодости и

¹) См. напр. Cecconi, Studi storici sui concilio di Firenze, 1869, docum. päg. DCIII—DCIV.

²) (Μigne, CLXI, col. 106); «is enim, re Constantinopolitana nondum profligata... non prius destitit rogando, monendo Imperatorem ac principes Graeciae, quam eos impulerit gravissima oratione habita, in Italiam ad Eugenium pontiicem maximum contendere.

102 —

недостаточному знанию жизни и латинян, весьма естественно мог не разделять опасений, например, патриарха по поводу созвания собора на западе, а не на востоке ¹), и которому, при его подвижной натуре, вероятно давно уже собственными глазами хотелось посмотреть на ту страну, о которой так много хорошего говорили и писали как латиняне, так и греки. С папою заключен был договор, обеспечивавший более или менее спокойное и удобное путешествие в Италию императора, клира и свиты и вместе с тем безопасность Византии во время отсутствия императора. Приняты были меры к тому, чтобы православная церковь имела на предстоявшем соборе лучших своих представителей. В число последних, как и следовало ожидать, попал и Виссарион, давно уже известный императору как весьма умный, образованный и обладавший замечательным даром слова человек.

Таким образом сами обстоятельства требовали от Виссариона специальной подготовки к предстоявшей ему деятельности на соборе. К сожалению, мы не имеем точных данных для решения того существенно важного для нас вопроса, с какого времени началась или могла начаться эта подготовка и—следовательно—как долго продолжалась она ²).

Нет у нас прямых свидетельств и относительно того, в чем состояла и как шла эта подготовка Виссариона. Остается таким образом прибегнуть к предположениям. В одном из многочисленных совещаний греков у императора по поводу собора было постановлено изучать прежде всего творения св. Нила

¹) Ср. напр. Συροποὺλος, pag.13.

²) Сравн. Vast, 34—35. Что же касается совещаний у императора, о которых говорит Сиропул, стр. 49—51, то на этих совещаниях Виссарион очевидно не присутствовал, вопреки мнению Васта (стр. 50, прим. 1). Так как Виссарион в эту пору был вероятно игуменом (ср. Vast,33—34), то Сиропул, при перечислении лиц, участвовавших в вышеуказанном совещании, поставил бы его имя подле имени Марка Евгеника, чего, однако не сделал.

— 103 —

Кавасилы, каковой труд и взяли на себя главным образом Марк Евгеник. тогда еще иеромонах, и дидаскал Георгий Схоларий ¹). Очень вероятно, что с того же начал свою подготовку или по крайней мере тем же Нилом занимался и Виссарион, готовясь к собору. Читал он быть может и сочинения других православных полемистов. С целью познакомиться с состоянием вопроса вообще и с оружием своих противников в частности, мог он читать и сочинения латиномудрствующих греческих полемистов, а также некоторых латинских схоластиков в греческом переводе ²). Может быть читал он относящиеся к вопросу о Троице и отеческие писания отцов восточной и отчасти западной церкви, последние конечно в греческих переводах ³). Что было бы удивительного, если бы при таких обстоятельствах Виссарион взглянул на отеческие свидетельства уже в эту пору не совсем теми же глазами, какими смотрела на них безусловные противники унии,— если бы уже в это время, при пересмотре отеческих мест о Св. Духе и различных объяснений к ним, в нем зарождалось по временам некоторое сомнение в верности учения своей церкви,—то сомнение, которое привело целый западный мир к учению о filioque? Если Виссарион действительно сколько-нибудь знаком был с литературой спорных вопросов, то минуты такого колебания у него были бы вполне естественны. Во всяком случае однако такого рода состояние, если только оно пережива-

¹) Συροποὺλος, III, 7, 50. Это было по-видимому осенью 1436 г. Ср. Goethe,85.

²) Кроме сделанных Схоларием переводов философских схоластических сочинений (Migne, CLX, 310,1211—1212), в эту пору существовали сделанные Кидонием переводы: сочинения Анзельма «De proc. Spir. Sancti» и другого сочинения того же Анзельма о трех спорных пунктах, в особенности о квасном и пресном хлебе в евхаристии (Migne, CLX, 69 not.; 154, 833—834); Фомы Аквината—«Summa Theologiae» и др. (Migne, CLIV 833—834). Перегодил и Μ. Планудис (Gass, Gennadius und Pletho, 1841, S.88и сл.).

³) Ср. Vast,50.

— 104 —

лось им ¹), не могло продолжаться долго: подготовка Виссариона к собору была далеко не серьезна. С другой стороны, вследствие именно своего малого знакомства с названной литературой ²), Виссарион не мог придавать теперь особенного значения своим сомнениям. Он, как известно, уверял патриархов, что посредством рассуждений он может привлечь латинян к учению» восточной церкви ³). Члены константинопольского собора 1450 года объясняли это коварством Виссариона ⁴). Последующие события покажут, что предполагать в нем коварство, и притом в эту пору, нельзя. Гораздо естественнее и сообразнее с характером Виссариона и с его доселешним настроением объяснять это его заявление самообольщением. Силу своей речи Виссарион уже имел случай испробовать ⁵); опыты доселе были весьма удачны, и Виссарион, в надежде на свои молодые силы, при незнании всех богословских трудностей, с которыми ему придется бороться, мог серьезно думать о победе над латинянами. Это тем возможнее, что и некоторые другие греки также мечтали о победе над латинянами ⁶), хотя—заметим к слову—

¹) Мы не решаемся сказать это с решительностью; но с другой стороны считаем возможным, хотя лишь предположительно, думать, что Виссарион мог испытывать некоторые сомнения. Основанием для этого служит его предшествующая жизнь и последующая деятельность на соборе. Нашему предположению противоречит по-видимому одно (и—сколько вам известно—единственное) свидетельство самого Виссариона у Миня, CLXI, 360. В. Но этого свидетельства нельзя признать точным и придавать ему полную веру. Виссарион напр. говорит здесь: ἅμα γὰρ ἰδὼν καὶ ἀκούσας αὐτὰ (т. e. ῥῃτὰ), εὐθὺς πάσης φιλονεικίας καὶ ἔρίδος ἐπαυσάμην.Но действительная история собора показывает, что Виссарион вел прения с латинянами даже и после того, как узнал отеческие изречения.

²) Ср. напр. Мigne, CLXI, 360.

³) Harduini, acta conc. IX, 1358. C: Ἔπειθε τοὺς πατριάρχας προσεφελκύσαι τοὺς Ιταλοὺς πρὸς τὸ ἡμέτερον δόγμα δύνασθαι διὰ τῶν διαλέξεων.

⁴) Ibid: ὁ μὲν γὰρ προδότης Βησσαρΐων, ἄλλα μὲν κεύθων ἐν φρεςὶν, ἄλλα δ’ ἐξαγγέλλων τῷ στόματι...

⁵) Μigne, CLXI, 105.

⁶) Император впоследствии по одному случаю заметил: ἡμεῖς ἐθαῤῥούμεν διόρθῶσαι πολλὰ σφαλματα τῶν Λατίνων, νῦν δε... (Συροποὺλος, X, 11).Еще важ-

105 —

их крайне недостаточная подготовка и не давала им права на это ¹). Таким образом самая среда, в которой вращался Виссарион, до некоторой степени могла развивать в нем надежды на победу. Эта же самая среда между тем едва ли была благоприятна для развития или возникновения иного рода надежд и стремлений, т. е. решительной наклонности к латинству и соединению с латинянами во что бы то ни стало. Император, главный виновник предполагавшегося собора и первый его устроитель, искал сближения с латинянами и усердно хлопотал об унии с ними; но он едва-ли искал этой унии на каких бы то ни было условиях и во что бы то ни стало. Очень возможно и даже вероятно, что он уже заранее решил сделать некоторые уступки латинянам; но эти уступки могли касаться каких-либо менее важных пунктов разностей или же состоять в таком формулировании акта соглашения, чтобы этот акт обеими сторонами мог быть объясняем в своем смысле и таким образом, не требуя от греков перемены своих взглядов, вместе с тем удовлетворял бы и латинян. Что император действительно заранее решил в случае нужды сделать некоторые уступки латинянам, это между прочим видно из того, что он нашел нужным на всякий случай испросить у патриархов полную свободу действий для их представителей на соборе ²); а что он вместе с тем далек был от мысли купить унию какою-бы то ни было ценою, это видно как из образа действий его на соборе, так и из того, что он взял в Италию Марка Ефесского с тою целью очевидно, чтобы православная сторона вела с латинскою серьезные прения ³). Приближенные к царю лица

нее свидетельство Схолария (см. Harduin, IX, 445, 448) и Марка Ефесского (Мigne, CLIX,1028).

¹) Недостаточная подготовка греков сама собою выяснится при дальнейшем изложении. Теперь же укажем для примера на следующие места: Harduin, IX. 445; Migne, CLIX, 1088. D; CLXI, 357. А; Συρоπ. V, 13, p.131.

²) Συροποὺλος,Щ, 3, 4.

³) См. также Сиропула, X, 11. стр. 299. Устранение же Нила Тарханиота

— 106

также по-видимому не предполагали в эту пору, что греки сделают латинянам те уступки, какие впоследствии действительно были сделаны. Так брат царя Дмитрий, отправившийся с другими в Италию, всегда был и остался безусловным ортодоксалом. Патриарх Иосиф, по всему судя, был вполне искренен, когда говорил, что если латиняне не согласятся с греками, что, однако на его взгляд было весьма вероятно, то греки во всяком случае не уступят им ни йоты ¹). Весьма близкий к императору и пользовавшийся у него большим доверием Григорий духовник даже в Италии на первых порах неоднократно выражал, иногда в довольно угловатых формах, свое отвращение к латинству ²). Возможно, что некоторые другие из приближенных к царю лиц, например, Исидор с своими товарищами по посольствам на запад, уже в эту пору были несколько иных взглядов на это дело; но и об их безусловной склонности к латинству мы ничего не знаем. Таким образом и окружавшие Виссариона люди не могли влиять на него в смысле благоприятном для безусловной унии.

Мы не можем сказать даже и приблизительно, когда решено было, что в числе других отправится в Италию и Виссарион. Несколько, хотя и немногим больше знаем мы относительно времени, когда он был назначен в число главных деятелей на соборе. Это назначение или—точнее—предъизбрание состоялось еще до отъезда из Греции и по-видимому сравнительно незадолго пред тем. Основанием для такого предположения служит возведение Виссариона из игуменов ³) в сан никейского

(ibid. III, 7) может быть объясняемо из опасения царя, чтобы Нил не сделал какой-нибудь выходки против латинян.

¹) Συροποὺλος, III, IG.

²) Ibid.IV, 31; VI, 33.

³) Один из биографов Виссариона, Капраника, говорит о нем, что император «bysantinus Basilii monasterium famae celeberrimae gubernandum et quotidianis lectionibus erudiendum ei tradit» (Vast. 33). Время этого назначения нельзя определить с точностью; можно лишь сказать, что оно произошло не раньше 1433 года. (См. Vast,30 и 34).

— 107 —

архиепископа ¹). Говоря о хиротонии Виссариона и вместе с ним Марка и Дионисия (первого на ефесскую, второго на сардийскую кафедру), Сиропул ставит это отличие названных лиц в прямую зависимость от предназначавшейся им выдающейся роли на соборе ²). Со времени этого-то назначения и началась, по всей вероятности, несколько более серьезная подготовка Виссариона к будущей деятельности на соборе.

II.

24-го ноября 1437 года избранные императором и патриархом ³) духовные и светские сановники морем отправились в Венецию, куда и прибыли 8-го февраля 1438 года. Встреча, которая здесь была им сделана, по всей вероятности, заставила их на первых порах забыть о тех опасениях, которые тревожили некоторых из них пред отправлением в Италию. Эта встреча была так почетна, как только можно было желать ⁴). Не менее почетны были проводы их из Венеции в Феррару и прием здесь ⁵). Все это, в соединении с непритворным по-видимому уважением к ним со стороны даже влиятельнейших ла-

¹) Точно определить время возведения Виссариона в этот сан пока нельзя. Предположение Васта (стр. 50), что это событие произошло осенью 1436 г., во-первых так же голословно, как и подобное же предположение Лекеня (Or. Chr. I, 653), который, не приводя никаких оснований, говорит, что Виссарион сделан Никейским митрополитом «anno circiter 1436»; во-вторых, опровергается тем обстоятельством, что осенью 1436 г. Марк был по-видимому еще простым иеромонахом (Σοροπ. III, 6. 49, ср. Goethe, 85—86); а Виссарион был возведен в епископский сан по-видимому одновременно с Марком (Συροπ. III, 15, 59). Замечательно, что Гете не обмолвился, кажется, ни одним словом на счет этого важного, но и трудного вопроса.

²) Συροποὺλος, III, 15: ἵν’ ὡς πρόκριτο: παρῶσιν ἐν τῇ συνόδῳ.

³) Συροποὺλος, III, 15; cp. III,7и мн. др., где говорится об образе действий царя при обсуждения разных вопросов, относящихся к собору.

⁴) Harduin, IX, 1—5; 741—742. См. также письма А. Траверсари у Cecconi, Studi storici sul conc, di Firenze, Parte Prima, 1869, p. DLI sequ.

⁵) Ibid.

108

тинян ¹), должно было бы настраивать греков и в частности Виссариона на приятный лад ²) и питать в них надежды если не на победу, то во всяком случае на полную равноправность в предстоявших прениях ³). Эти надежды оказались, однако преждевременными. Еще в Венеции греки могли несколько разгадать тактику и действительные цели латинян: от них едва ли могло укрыться неудовольствие латинян на то, что ни император, ни патриарх не поспешили на встречу папскому легату, кардиналу Н. Албергати, на пути его в Венецию, и что оба они беседовали с легатом с покрытыми головами ⁴). Прежнее приятное настроение греков еще более было испорчено в Ферраре во время переговоров о форме официального приема греков папою ⁵) и о месте папы на соборе ⁶). Требование о целовании

¹) А. Траверсари в письме к папе от 20-го февраля (Сесеоni, p. DLI) в чрезвычайно лестных выражениях отзывается о патриархе, а в одном из своих писем от 11 марта (Veterum scriptorum et monumentorum amplissima collectio, ed. Edmund us Martene, Parisiis, 1724, tom. III, Ambr. Camald. epist. lib. XII, ep. 11) говорит: Sunt inter istos (Graecos) plerique eruditi viri. За день перед тем он писал (ibid., Ер. lib. XIX, ер. 36): habent secum (т. е. император и патриарх) plerosque graves et doctos viros, atque ad disputandum promptos, ut sino sanguine victoria futura non sit. Veniunt enim parati et instructi, multaque secum volumina convehunt in rem praesentem.

²) См. восторженное описание прибытия в Италию и жизни там на первых порах у Mansi—Sacr. concil. coll., XXXI, col. 467и др.

³) Такого по-видимому взгляда на будущее положение греков на соборе держались и итальянцы, за исключением конечно духовенства. В этом отношении весьма характерно следующее свидетельство «Феррарского дневника» (Diario Ferrareae в Muratorii, Scr. ver. ital., tom. XXIV, col. 188—189): «et dicto Imperatore venue per vedere, se la sua fede era migliore de la nostra». И несколько дальше: «et patriarca di Constantinopoli si parti da Ferrara, e andò... a Fiorenza, per vedere quale fede era migliore, о la sua, о la nostra.

⁴) A. Traversari, Epist. III, 65, ed. Flor., 1759, pag. 194, по цитате y Пихлера (Gesch. d. Trenn., I, 391). Письмо это перепечатано у Cecconi, pag. DLVIII.

⁵) Συροποὺλος, IV, 20след.

⁶) Ibid. IV, 25след.

— 109 —

папской ноги всеми греками, в том числе и патриархом, и о месте папы в средине и «во главе» собора достаточно ясно показывало замыслы папы и латинян. Хотя дело это, после долгих споров, и уладилось, если не к обоюдному удовольствию, то и без особенного ущерба для греческой стороны ¹), тем не меньше впечатление ²), произведенное на греков претензиями латинян, не могло изгладиться. Греки должны были догадываться, что им едва-ли придется играть на соборе роль учителей, а латиняне едва-ли согласятся принять роль внимательных и послушных учеников ³). Подтверждением служит между прочим авторитетное свидетельство Марка Ефесского. В своем «Мнении о флорентийском соборе» ⁴), заметив, что он отправлялся в Италию с надеждой на победу ⁵), Марк говорит: «но прибыв туда, мы тотчас испытали, что латиняне обращаются с нами иначе, чем как мы надеялись, и сряду же явилось у нас отчаяние в достижении цели. И иной из нас, заметив это, не

¹) Ср. Συροποὺλος, IV, 21 в конце. Замечательно, что свою уступку грекам относительно места папы латиняне должны были подтвердить клятвою по требованию греков. Mansi, t. XXXI, col.475, В.

²) Все грека были поражены требованием относительно целования папской туфли, а патриарх, разумеется, больше всех. Он представлял свои будущие отношения к папе совершенно иначе, и даже мечтал о возвышении своего авторитета, об освобождении себя и церкви от «рабства» царю именно при помощи папы (Συροποὺλος, IV, 19). Весьма понятно, что патриарх мог совершенно серьезно угрожать возвращением в Грецию в случае упорства латинян (ibid.IV, 21), до чего папа, разумеется, не мог допустить: он был слишком умен, чтобы из-за этих мелочей рисковать существенно важным.

³) В то время, как между греками были люди, которые, как Виссарион, по-видимому не прочь были подвергнуть строгой оценке учение как западной, так и восточной церкви, между латинскими деятелями на соборе был едва ли хотя один человек, который бы смотрел на собор, как на средство выяснить истину и узнать, на чьей стороне правда. Подтверждением этого, кроме многого другого, служат письма А. Траверсари.

⁴) Migne, CLIX, 1024. sqq.

⁵) Ibid., col. 1028. A.... ἐλπισας ἐπὶ Θεῷ, καὶ τοῖς κοινοῖς τούτοις προατάταις (i. e. τῷ πατριάρχῃ καὶ τῷ αὐτοκράτορι) πιστεύσας, ὡς ἀπαντα ἡμῖν ἕξει καλῶς καὶ τὶ κατορθώσομεν μέγα καὶ τῶν ἡμετέρων πόνων καὶ τῶν ἐλπίδων ἄξιον.

110 —

раз говорил другому: эти люди, показывающие таксе высокомерие по отношению к нам, едва-ли расстанутся с чем-либо из своих обычаев и догматов» ¹). Марк сделал верное наблюдение: высокомерие латинских членов собора, за весьма немногими исключениями ²), было действительно непомерно. Большинство их в глубине души смотрело на греков как на еретиков ³), не имеющих права на равенство на соборе, притом как на людей, ниже их стоявших во всех отношениях. Скрывать такой взгляд на греков не всегда было можно: он должен был сказаться так или иначе, в тех или других мелочах Какое впечатление производило все это на Виссариона, мы не знаем; но нет также никаких оснований думать, чтобы он, на первых порах по крайней мере, не разделял с земляками их неудовольствия и разочарования. Грек не умер в нем до самой смерти и чувство национального самолюбия не заглохло в нем окончательно даже и в ту пору, когда он был почти на самой вершине могущества в западной церкви. Что может быть естественнее того, что в первое время своего пребывания в Италии Виссарион глядел на образ действий и претензии папы теми же глазами, какими смотрели на них осталь-

¹) Migne, CLX, col. 1028. D. ἐπεὶ δὲ ἑνταῦτα γενόμενοι τῶν Λατίνων εὐθὺς ἐπειράθημεν ἄλλως ἡμῖν προσενεγθέντων ἡ ὡς ἠλπίζομεν, εὐθὺς μὲν ἡμῖν ἀπογνῶναι τοῦ τέλους συνέπεσε καὶ τὶς ἡμῶν εἴπεσκεν ἰδὼν εἰς πλησίον ἄλλον σχολῇ γ’ ἄν οἱ ἄνδρες οὗτοι τῶν οἰκείων ἐθῶν τι καὶ δογμάτων παρακινήσειεν οἱ τοσαύτην ὑπεροχήν ἡμῖν ἐνδεικνύμενοι.

²) К числу этих исключений принадлежал Амвросий Траверсари, всегда бывший справедливым к грекам и не мало способствовавший установлению лучшего взгляд на них и в других латинянах. См. его письма у Cecconi и разъяснения у Goetheна стр. 163 и сл.

³) Ср. характерное место у Сиропула VI, 4, 145.

⁴) Весьма возможно, что некоторые из латинян позволяли себе также некоторый насмешки над наружностью греков, разделяя в этом случае взгляд на них одного панского секретаря, который не мог без смеха смотреть на фигуры греков. Hodius,De Graecis Illustribus, pag. 31.

— 111 —

ные его соотечественники и какими только и мог смотреть грек? ¹).

Торжественное открытие собора состоялось 9 апреля 1438 г. ²). Официальные заседания собора были, однако отсрочены, по требованию греков, до прибытия западных государей или их представителей и отцов базельского собора. Эти заседания, как увидим, начались уже 8-го октября. Полугодичный промежуток, однако не был вполне потерян. По требованию латинян назначены и начаты были частные переговоры избранных лиц с той и другой стороны относительно менее важных разностей, с целью облегчить будущую работу собора. В число избранных с греческой стороны вошли Марк и Виссарион. Согласно с данной императором инструкцией, прения с латинянами должны были вести только Марк и Виссарион; впрочем в случаях затруднительных они обязаны были совещаться с другими сотоварищами; после же каждого заседания греческая комиссия должна была являться к императору и сообщать ему отчет обо всем, что было говорено в заседании. Эта характерная инструкция, сохраненная Сиропулом ³), есть первый документальный памятник, свидетельствующий о начинающемся влиянии Виссариона на ход соборных дел. Несмотря на то, что Виссарион не был представителем ни одного из патриархов ⁴), он наряду с Мар-

¹) Ср. Συροποὺλος, IV, 20, pag.91.

³) Прения, впрочем совершенно частные, происходили и прежде, сряду же после прибытия греков в Феррару. 10-го марта Амвросий писал из Феррары: «iam levia praelia conseruimus invicemqiie lacessivimus». Cecconi, DLXXXII; cp. Goethe,170. Контекст показывает, что автор имеет здесь в виду, как> кажется, нечто иное, чем споры из-за места папы на соборе.

³) Συροποὺλος,V, 3; V, 8. Xарактерность ее заключается в том, что император, как это впрочем было и прежде и как это будет и после, стягивает все к себе,—обстоятельство, имевшее, как увидим, важное значение и по отношению к Виссариону.

⁴) В «Повести Симеона Суздальского об осмом соборе» (Павлов, Критич. опыты по истории древн. греко-русской полемики против лат., Спб., 1878, стр. 198 сл.) читаем: «В лето 6946-е наченшу сборовати царю греческому Калуяну и патриарху Иосифу, от себе избраша три святители: честна и свята

— 112

ком был выдвинут на передний план, на котором, как увидим, и остался в продолжении всего собора. Предпочтение, оказанное Виссариону, объясняется без сомнения его умом и красноречием, а также отчасти его уже испытанною дипломатическою ловкостью, которая вероятно представлялась императору далеко не излишнею в переговорах с такими нужными людьми, как латиняне. Первое заседание этой греко-латинской комиссии открыто было речью кардинала Чезарини. Дошел до нас слух, говорил между прочим кардинал, что вы еще до выезда из Константинополя нашли некоторое средство, посредством которого думаете соединиться с нами Скажите же нам это средство, просил Чезарини. Он, как и все латиняне, имел по-видимому не точные сведения о том, что говорилось в константинопольском собрании греков, предшествовавшем отъезду их в Италию ²). Латинянам должно быть сообщено было, что греки, вынужденные крайностью, не только заранее решились на унию, но и приготовили уже условия, на которых она могла бы быть и была бы заключена. Из самой постановки Юлианом вопроса, в связи с обстоятельствами, при которых этот же вопрос повторялся потом, мы можем заключать, что латиняне придавали этому «средству» решительное значение и именно в пользу унии.

мужа Марка митрополита ефесского в место патриарха александрийского, а другого митрополита Исидора русского в место патриарха антиохийского, третьего митрополита Висариона никейского в место патриарха иеросалимскаго, и тех посадиша в патриархов место» (стр. 200). Ошибка Симеона (ср. напр. Сироп. IV, 29; V, 1)—довольно понятна: или по своей простоте он отожествил местоблюстителей с лицами ведшими прения, или же—зная, что Виссарион, за смертью Дионисия сардийского в апреле 1438 г. (Συροπ. V, 1, Mansi, col. 491), сделался местоблюстителем сардийской кафедры (Mansi, 1036)—ошибочно заключил отсюда, что он с тем вместе принял на себя и обязанности местоблюстителя иерусалимского патриарха, возложенные на Дионисия. См. Συροπ. V, 1; Mansi, 1033. Относительно названия императора Калуяном ср. Goethe,45.

¹) Εὕρετε μεσότητα τινὰ δι’ ἧς νομίζετε σοναφθῆναί μεθ’ ἡμῶν—Συροπουλος, V, 4.

²) Ibid. III,6.

— 113-

Так по-видимому понял это и Марк, который и счел поэтому своим долгом категорически опровергнуть предположения Чезарини ¹) и уничтожить иллюзии, которым очевидно поддавались латиняне.—Ответ Марка не оправдал возлагавшихся на него греками надежд и во всяком случае не оставил в них особенно благоприятного впечатления ²). Несколько позднее они сами высказали Марку свое недовольство его речью и основания этого недовольства. Они указывали именно на то, что он говорил не обдумавши и по-видимому не приготовившись, а «как случится» ³). Из ответа Марка мы видим, что он намеренно говорил «просто» (ἀπλῶς), так как, на его взгляд, лишь простая речь прилична монаху. Греки однако находили, что говорить так, как говорил Марк, было теперь неуместно, что с противником нужно бороться тем же оружием и теми же средствами, какими и тот пользовался. Отвечать кардиналу на его ответную речь Марку они поручили теперь Виссариону, надеясь очевидно, что последний загладит не совсем благоприятное впечатление, произведенное на всех речью Марка. Это была первая официальная речь Виссариона; тем ценнее она для нас. К сожалению, мы имеем о ней лишь весьма краткие и неопределенные сведения у Сиропула ⁴). Однако и из этих кратких замечаний можно сделать некоторые важные выводы. Из сопоставления отчета Сиропула об этой речи Виссариона с тем, что говорилось пред тем Марком и кардиналом Чезарини и что высказано было потом императором, когда ему было доложено о всем происходившем в комиссии ⁵), можно заключать, что Виссарион в существен-

¹) Συροποὺλος, V, 4.

²) Οὐκ ἔδοξν ἡμῖν ἕχειν τινὰ γενναιότητα, ἡ κατὰ τὴν φρασιν, ἤ κατὰ τὰ νοήματα ἡ πρώτη ἀπολογία τοῦ Ἐφέσου, οὕδέ ἀναλογίαν ἀρμοδίαν πρὸς τοὺς λόγους τοῦ Ἰουλιανοῦ (Συροποὺλος, V, 5).

³) Συροποὺλος, V, 6: οὐκ ἔδει (т. е. Марку) πεφεισμένως καὶ ἰδιωτικῶς, ἠ καὶ ἀπερισκέπτως ὡς ἔτυχεν ἀπολογήσασθαι, ἀλλ’ ἐπιστημονικῶς καὶ γενναίως.

⁴) Συροποὺλος, V, 6.

⁵) Συροποὺλος, V, 6, p. 120.

— 114

ном не расходился с Марком; если же относительно некоторых частных пунктов и высказался несколько иначе, то только потому, что этого требовало самое существо дела ¹). Относительно же какого-то особенного «средства соединения», будто бы измышленного греками, он высказался так, как высказался бы и всякий православный человек. «Другого средства (для соединения), кроме истины, у нас нет. У нас есть истина; она будет у нас и средством; в другом средстве нам и нужды не представится, да мы и не сможем найти лучшего средства, чем истина» ²). Яснее этого едва ли можно было высказаться против всяких сделок, на которые потом пошли греки. Впечатление Виссарионовой речи на греков было весьма благоприятное ³).

После долгих споров с латинянами, желавшими подвергнуть рассмотрению в комиссии главную разность между церквами— вопрос об исхождении Св. Духа ⁴), предметом рассуждений был избран, согласно решительному требованию императора ⁵), вопрос о состоянии душ за гробом ⁶). Но Виссарион заранее объявил

¹) Καὶ ἐπηνώρθου τὰ δοξαντα ἀνίσχορα ἐκ τῶν τοῦ Ἐφέσου, καὶ ἠσφαλίσητο, καὶ ἀπέκλεισεν, εἰ τὶ πόρισμα ἐπορίζετο ἐκ τούτων ὁ Ἰουλιανός и проч.. (Συροπ. V, 6p. 119).Как видим, Сиропул, этот безусловно православный человек, вполне одобрял то, что говорил Виссарион.

²) Μεσότητα δὲ ἄλλην ἡμεῖς οὐκ ἔχομεν εἰ μὴ τὴν ἀλήθείαν. Ἐπεί γὰρ ἕχομεν, τὴν άληθειαν μεθ’ ἡμῶν, αὐτὴν ἔξύμεν ἡμεῖς καὶ μεσότητα, καὶ ἐτερας οὐ δεησομέθα. Ἐπεὶ οὐδὲ δονησομεθα πότε εὐρεῖν κρείττονα τῆς ἀλήθειας μεσότητα — ibid.

³) Сиропул. на ???? Виссарионову ἀπολογίαν γενναίαν τε καὶ λογικὴν καὶ πεπλατυσμένην.

⁴) Συροποὺλος, V, 5 p. 8.

⁵) Συροποὺλος, V, 8, pag. 123.

⁶) Император запретил касаться в комиссии вопроса об исхождении Св. Духа по той же причине, по которой он не дозволил заниматься опресноками: ἐπεὶ καὶ ἐν τούτῳ (т. е. в вопросе об опресноках) διαφορὰ μεγίστη δοκεῖ—Συροποὺλος. V,8.Почему же, однако императору не хотелось, чтобы в комиссии шли рассуждения о более важных разностях? Автор «Истории Флорентийского собора» (Москва, 1847) по-видимому объясняет это тем, что «императору не хотелось, чтобы непримиримость православия с латинским учением обнаружилась прежде, нежели ондостигнет своей цели» (стр. 54): а эта непримиримость скорее обнаружились бы конечно при важнейших пунк-

115

грекам, что в этих спорах он не предполагает принимать участия. «Я не имею ничего сказать о чистилище, говорил он; относительно догмата (об исхождении Св. Духа) я может быть найду что сказать; относительно же этого (т. е. чистилища) не знаю, что скажу» ¹). И действительно прения с греческой стороны вел почти исключительно Марк. Но Виссарион быль слишком живая натура, чтобы он мог оставаться безучастным. И на самом деле, он «отчасти помогал Марку в прениях, хотя и слабо» ²), что, впрочем, и естественно, после вышеприведенного заявления. К сожалению, источники оставляют нас в неведении относительно того, в чем именно состояла помощь Виссариона Марку в каковы были на первых порах ³) его заявления по занимавшему комиссию вопросу. Во всяком случае за это время Виссарион еще ни в чем не показал своего разлада с соотечественниками ⁴).

К несчастно, скоро произошли события, по-видимому не важные. на самом же деле оставшиеся не без значительного влияния на будущий образ действий Виссариона. Эти события относятся ко времени письменных изложений обеими сторонами своих мнений

тах разностей. Такого же, в общем, взгляда держится и Гефеле (Concilien-geschichte VII, 676). Это объяснение представляется несколько искусственным и притом основанным на некоторых предзанятых мыслях (ср. выражение: «прежде нежели он (царь) достигнет своей цели»). Во всяком случае на него едва ли можно безусловно положиться. Нельзя ли объяснить дело проще, именно так, что император не хотел предрешать исход общих соборных совещаний по важнейшим пунктам разностей просто потому, что это были важнейшие разности (ср. Сироп. V, 7, 121—122), тем более, что это противоречило бы прежде состоявшемуся соглашению с латинянами (ib.)?

¹) Ἐγὼ οὐκ ἔχο τὶ λέγειν περὶ αὐτοῦ· εἰς μὲν γὰρ τὰ περὶ τῆς δόξησ ἔχω λέγειν ἶσος, εἰς τοῦτο ὁ οὐκ οὗδα τὶ λέςω. Συροπ., V. 13, p. 130.

²) Συροποὺλος. V, 14.

³) т. е., по-видимому в продолжении около десяти дней (Mansi. XXXІ, col. 488). Количество заседаний, могших быть за это время, определить даже предположительно невозможно (ср. Mansi, 486. и Συροποὺλος, V, 3, pag.115).

⁴) Συροποὺλος, V, 4, pag. 132: καὶ ἧν ἰδεῖν τὸ τῆς θεῖας γραφῆς, Ἀδελφὸς ὑπ’ αδελφοῦ βοηθούμενος ὡς πόλις ὀχυρά. А несколько раньше Виссарион, даже вступался за Марка пред императором (Ibid. p.114).

— 116 —

о чистилище и вообще о состоянии душ за гробом. Латиняне первые изложили учение своей церкви об этом предмете. Это изложение, как и все вообще, что делалось в заседаниях комиссии, было передано императору, без воли и решения которого не делалось ничего ¹). Император нашел, что и грекам нужно также изложить учение своей церкви о состоянии умерших. «Сказал он это, обращаясь к Ефесскому», как передает Сиропул ²). Это обращение к Марку могло просто значить то, что император хотел знать о своем предложении мнение его, как наиболее компетентного в этом вопросе человека; но в этом обращении специально к Ефесскому можно было видеть и непрямое предложение последнему — принять на себя изложение учения восточной церкви об умерших. Марк понял вопрос императора именно почти исключительно в этом последнем смысле и выразил готовность составить названное изложение, но с условием, чтобы только его изложение было пущено в ход, хотя бы и еще кто-либо из греков написал подобное изложение. Условие было принято, хотя с некоторым ограничением, именно: постановлено было и, разумеется, не к особенному удовольствию Ефесского, что при составлении им этого изложения будут присутствовать еще некоторые, нарочито избранные лица; они же будут и помогать ему в случае нужды ³). Эти избранные были: Виссарион, Григорий духовник и Сиропул.

Уже тот один факт, что Марку было поручено изложение греческого учения о состоянии душ за гробом, мог несколько обидеть и действительно обидел самолюбивого Виссариона, хотя последний и заявил незадолго пред тем о неимении подготовки по вопросу о чистилище. Это весьма естественное в Виссарионе

¹) ἄνευ τοῦ θελήματος καὶ τοῦ ὁρισμοῦ τοῦ δασιλέως οὐδὲν τὶ τῶν ἐκκλησιαστικῶν ἐπράττετο— Συροποὺλος. V, 8, pag.123.

²) εἰπε δὲ ταῦτα πρὸς τὸν Ἐφεσον ἀποτεινόμενος— Συροποὺλος, V. 14, pag.132.

³) Συροποὺλος, V, pag.132.

— 117

неудовольствие сразу же и сказалось тем, что, когда состоялось собрание этой маленькой комиссии, Виссарион, словно сговорившись с Григорием духовником и усердно им поддерживаемый, повел чрезвычайно пространную беседу ¹), не столько по предмету их занятия, сколько по поводу его ²). Виссарион, очевидно, забывал, и намеренно забывал, роль простого совещательного члена в комиссии, для которой он был предназначен. Время между тем шло, а составление «изложения» подвигалось тихо. Все это не могло, разумеется, нравиться Марку, и он в конце концов попросил оставить его одного с нотарием, заметив, что составивши изложение он покажет его другим членам комиссии для просмотра и поправок, если в таковых представится надобность. Нужно ли прибавлять, что для Виссариона это было новым и весьма чувствительным оскорблением! Под влиянием последнего, сверх того еще подстрекаемый Григорием духовником, который, как сейчас увидим, и сам питал нерасположение к Марку по поводу места на соборе, ³) Виссарион решился писать свое изложение спорного учения, очевидно на зло Марку и в надежде на то, что его, а не Маркову изложению будет отдано царем преимущество. Эту надежду поддерживал или даже быть может возбудил в Виссарионе тот же Григорий духовник ⁴). Он же позаботился потом настроить и царя в пользу Виссарионова изложения и даже советовал императору передать латинянам изложение не Марково, но Виссарионово, как лучшее ⁵). К счастью, император не поступил таким образом

¹) Συροποὺλος, V, 14., τοῦ δὲ ἀρμοδίου μέρους τῆς ἡμέρας ἐπὶ τοῖς κενοῖς λόγοις παραδραμόντος...

²) Συροποὺλος (V, 14, p. 133), очевидно под влиянием досады, утверждает даже больше: ἀντεφιλοτιμούντο (т. е. Виссарион и Григорий) χρονοτριβοῦντες εἰς λόγους κενοὺς μηδ’ ὅλως τῷ προκείμένῳ προσήκοντος.

³) Συροποὺλος, pag.107, 134.

⁴) Συροποὺλος, V, 14; ср. V, 15. pag.135.

⁵) Συροποὺλος, V. 14: παρακίνει τὸν βασιλέα, ἵνα ὁρίσῃ, καὶ δοθῇ τὸ ἴς Λατίνοις τὸ τοῦ Νικαίας (σύγγραμμα), ὡς φιλύτιμώτερον κατὰ τὴν φράσιν, καὶ ρητορικώτερον.

118-

и выбрал средний путь. Чтобы не обидеть ни Марка, ни Виссариона, он велел составить из обоих изложений одно, так как-де ни то ни другое в отдельности не удовлетворительно вполне ¹). Эта мера была может быть самою благоразумною при тогдашних отношениях между Марком и Виссарионом: благодаря ей эти отношения не делались по крайней мере несносными; но семени взаимного неудовольствия между Марком и Виссарионом она разумеется не уничтожила. Отселе, по Сиропулу, начались неприятности между Марком и Виссарионом ²), имевшие весьма прискорбные последствия. Мы видели, что главною причиною этого первого столкновения был Виссарион. Однако справедливость требует заметить, что своей выходки Виссарион может быть и не сделал бы, если бы Марк был несколько мягче в своих отношениях к нему ³). Вообще говоря, в характере не только Виссариона, но и Марка были черты, которые делали почти неизбежным столкновение их рано или поздно. Что касается Марка, то в безыскусственных и несомненно вполне правдивых рассказах Сиропула выступает весьма отчетливо одна весьма важная в настоящем случае особенность характера Марка. Когда послы от императора и патриарха заявили ему волю последних, чтобы он был на соборе представителем антиохийского патриарха ⁴), Марк ответил: «когда я был (простым) иеромонахом, меня сделали местоблюстителем александрийского патриарха; теперь же, когда я стал ефесским архиепископом, меня низводят (ὑποβιβάζοοσι) в местоблюстители антиохийского патриарха. Поэтому не приму этого; буду же заседать на соборе просто как ефесский архиепископ» ⁵). Хотя Марк в конце концов и подчинился решению царя и патриарха, но настроения не изменил,

¹) Συροποὺλος, V,14.

²) Ibid.15.

³) Ср. например Συροποὺλος, V, 14, pag.132.

⁴) Ср. предположение Пихлера (I, 391).

⁵) Συροπ.IV, 29.

— 119

как это видно из следующего рассказа того же Сиропула: «архиепископ ефесский был огорчен (ἐλυπήθη), видя, что Григорию духовнику было дано местоблюстительство александрийского патриарха, и тот (простой) иеромонах будет сидеть выше его (архиепископа), и не мог снести этого (οὐκ ἠνείχετο); поэтому опять отказался занимать место антиохийского патриарха, на что он согласился-было. Духовник же, заметив это, сел не на скамью, но ниже, и таким образом (т. е. тогда только) Ефесский сел как местоблюститель антиохийского патриарха» ¹). «И от этой причины», заключает автор, «как она ни пуста и ничтожна по-видимому, произошло великое разделение наших» ²). Или вот другой пример, относящийся притом к тому самому времени, когда отношения между Марком и Виссарионом сделались натянутыми. Когда император предложил грекам сделать изложение восточного учения о состоянии душ за гробом, давши, однако понять, что он ждет этого от Марка, то последний отвечал: «так как ты повелеваешь это, то я напишу; но я не хочу, чтобы—в случае если и еще кто-нибудь напишет—было передано (латинянам) изложение того, а мое оставлено, и я оказался бы напрасно потратившим труд. Царь сказал на это: твое будет передано, а не другое» ³). Как видим, Марк был человек знавший себе цену, не хотевший и не умевший поступаться тем, что он считал своим правом. Таков же был и Вис-

¹) Συροπ. IV, 32; Ср. Aligne, CLIX, col. 1029. Заметим при этом, что в качестве второго представителя александрийского патриарха Григорий имел право сидеть выше всех епископов за исключением лишь патриарха константинопольского Иосифа и ираклийского митрополита Антония, который назначен был первым представителем александрийской кафедры. Ср. W. ѵ. Göthe, Studien, 57. 67. В подобное пререкание из-за места вступил так же митрополит кизикский Митрофан с местоблюстителем иерусалимского патриарха, м. монемвасийским Досифеем. Συροπ.IV, 32, 110—111.

²) ὅμως δὲ ἐκ τῆς τειαύτης φαύλῆς καὶ οὐδαμινῆς αἰτίας ἡ δεινὴ τῶν ἡμετέρων προέβη διαίρεσις.

³) Συροποὺλος, V, 14, pag.132.

120 —

сарион ¹). Эти две натуры не могли внутренне ладить одна с другой; достаточно было внешнего и пустого повода, чтобы прямо определилось их действительное отношение друг к другу. Этим поводом и был рассказанный выше случай по поводу изложения учения о состоянии умерших, как об этом прямо свидетельствует Сиропул ²). Столкновение это было до некоторой степени роковым для Виссариона. Не замедлили, как сейчас увидим, обнаружиться и результаты его, возбуждая тревогу в греках. Впрочем, это случилось несколько позднее, и мы теперь обратимся к судьбе указанного изложения греческого учения.

Это изложение было прочтено в одном из заседаний греко-латинской комиссии и раскрыто в своих подробностях Виссарионом ³). Последний отвечал по пунктам на составленное латинянами изложение. Эти пункты, по словам автора греческих актов, он «разрешал и изъяснял (λύων καὶ ἑρμηεύων), как изъясняют наши толкователи и учители греческие» ⁴). При этом Виссарион доказывал между прочим, что под огнем в различных местах Писания, толкуемых западными в смысле латинского учения, нужно и можно разуметь только вечный огонь ⁵). Подводя итог разностям в учении восточной и западной церкви по вопросу о состоянии умерших ⁶), он категорически высказал, что греческая церковь отвергает чистилищный огонь ⁷); но ка-

¹) Крайне самолюбивую и гордую натуру Виссариона особенно ярко характеризует его столкновение с Сиропулом (Συροποὺλος,VI, 20).

²) Συροποὺλος, V, 25.

³) Συροποὺλος, V, 15, pag. 135; Mansi, XXXI, 486. D. 599 и след.

⁴) Mansi, XXXI, col. 486. E.

⁵) Ibid., col. 486. D. E. и 487. A.

⁶) Изложение в acta graecaне отличается, к сожалению, полной отчетливостью и ясностью. Позволяем себе, однако думать, что смысл речи Виссариона передан ниже правильно.

⁷) Странно читать у Hefele (VII, S. 677 — 678): Bessarion... zeigte, das auch sie (Griechen) ein Purgatorium und Strafen des Purgatoriums anerkennen, von einem Feuer dagegen nichts wissen wollten, wohl aber von Schmerz und Strafe. Wenn dagegen vom Feuer die Rede ist, so sei das höllische, ewige

— 121

саясь вопроса о том, в каком смысле неполно блаженство одних и мучение других умерших до времени суда, Виссарион не был так категоричен. Он высказал сначала, по-видимому как учение восточной церкви ¹), что неполнота блаженства и· мучений умерших до времени общего суда зависит собственно от того, что эти блаженство и мучения они испытывают пока без тел,— взгляд, по мысли Виссариона, тождественный с учением и западной церкви; но затем Виссарион заметил, что, по мнению некоторых греков, блаженство душ святых до всеобщего суда не полно еще по другой причине и что они, и как души ²), не наслаждаются полным блаженством: «они находятся и наслаждаются радостью в особом месте, соображая (ἐνθυμούμενοι), что им предстоит получить неувядаемый венец и что они всецело будут некогда наслаждаться благами и царством Божиим» ³). Впрочем, уже из приведенного изложения видно, что этому второму мнению Виссарион не придавал значения и если привел его, то только ради соблюдения беспристрастия ко отношению к грекам, не решившим еще окончательно и единогласно этого вопроса ⁴), сам же Виссарион уже решил его и притом так, как решает и западная церковь. Составление Виссарионом такого взгляда на предмет не может быть конечно поставлено ему в вину; но можно и должно поставить в вину выражение этого взгляда публично. Высказывая его, и притом как учение церкви, Виссарион забыл, что он собственно уполномоченный греков; а последние по этому предмету еще не пришли к окончательному

Feuer darunter zu verstehen. Bessarion protestierte demgemäss nur gegen die buchstäbliche (?) Auffassung des Wortes Feuer. К чему это стремление—приблизить Виссарионово понимание к западному?

¹) Mansi, XXXI, col. 487. Е: οὕτω (т. е. как латинская церковь) ψάλλει καὶ ἡ ἐκκλησία τῶν Γραικῶν.Изложение автора «Истории флорентийского собора» (стр. 57) здесь очевидно не точно.

²) Слова: τινές δὲ... (Mansi, XXXI, col. 490. А.) противополагаются словам: αἰ δὲ τῶν... (col.. 487. E).Ср. взгляд Марка у Гардуина (IX, 655. С.)

³) Ibid., col., 490. А.

⁴) Ср. Mansi, XXXI, col. 491.

— 122 —

заключению ¹), вследствие чего именно, как можно полагать, император и запретил касаться рассматриваемого вопроса ²). Марк подчинился этому запрещению ³); Виссарион же даже вторично выступил с этим своим мнением, хотя на этот раз и выразил его как свое личное мнение. Он высказал, что души святых прямо после смерти и прежде общего суда получают предназначенное им блаженство, а души грешников—наказание; до полного же блаженства первых и наказания вторых недостает только одного, именно их тел, и это недостающее восполнится при втором пришествии Христовом, после чего праведные и грешные будут блаженствовать или мучиться уже с своими телами ⁴).

Это заявление Виссариона сопровождалось обстоятельствами, весьма характерными. Сделав его, он оставил свое место подле Марка ⁵) и пересел на другое. Смысл этой выходки Виссариона виден из следующих слов Сиропула. Заметив, что поступок Виссариона возбудил общее неудовольствие, Сиропул продолжает:

¹) Mansi, XXXI, col.491.

²) Запрещение именно касалось этого вопроса, т. е. полноты блаженства и мучении, потому что о чистилище и чистилищном огне говорили и Виссарион и Марк много и обстоятельно.

³) Συροποὺλος, V, 15, pag.136.

⁴) Συροποὺλος, V, 16, р. 136: Λέγω... καὶ δοξάζω, ὅτι καῖ αἵ ψυχαὶ τῶν ἁγιων ἀπέλαβυν ἀ ἀπεκειντο αὐταῖς ἀγαθὰ, καὶ αἵ τῶν ἀμαρτωλῶν τὰς κολάσεις. Τοῦτο δὲ λείπεται μόνον ἵνα προσλάβωνται καὶ τὰ σώματα. μεθ’ ὦν ἐν τῷ δὲ τῷ βίῳ ἐπολιτεύσαντο, καὶ οἱ μὲν δίκαιοι ὧσιν ἐν τῇ ἀπολαύσει, καὶ τότε μετὰ τῶν σωμάτων, οἱ δὲ ἀμαρτωλοὶ ὑπάργωσι σύν τοῖς σώμασιν ἐν τῇ κολάσει. Καὶ τοῦτο γενήσεται ἐν τῇ δεύτερᾳ τοῦ Χριστοῦ παρουσία. Это мнение Виссариона было потом принято всеми... Mansi, XXXI, col.492.

⁵) Для участвовавших в прениях было особое место (Συροποὺλος, V, 16; ср. Mansi, tom. XXXI, col. 495).С первого взгляда, при чтении рассказа Сиропула об этом, может казаться, что указанный поступок Виссариона был не более, как протест против того, что Марк, повинуясь приказанию императора, не хотел удовлетворить требованию латинян и подробно изложить учение восточной церкви о состоянии умерших. Но в действительности это была лишь одна из второстепенных причин; главнейшая же причина заключалась в накипевшей у Виссариона досаде на Марка, что можно видеть и в нижеприводимом рассказе Сиропула.

— 123

«я был более (всех) других недоволен, соображая, что гибельное зло выйдет из этой размолвки; поэтому счел за нужное для восстановления добрых отношений между ними и свои старания употребить и других привлечь к этому делу. Итак, склонивши к этому епископа лакедемонского, отправился с ним к патриарху; рассказали последнему, как Никейский, еще за несколько дней назад, казался не расположенным к Ефесскому, не поддерживая его и не оказывая никакой помощи; теперь же он обнаружил это еще яснее, сквозь зубы порицая то, что говорил Ефесский; затем, не оставшись в прежнем единомыслии с ним и не удержанный императорским повелением ¹), он, высказавши собственное мнение, как хотел, оставил Ефесского одного противостоять противникам... Итак, мы видим, что от Виссариона происходит великое разделение. И мы боимся, как бы оно не возросло во что-нибудь худшее, и как бы великое зло не произошло отсюда ²). Ибо что может быть хуже, недостойнее и печальнее разделения наших здесь! Какое несчастье будет следствием этого? Поэтому мы заблагорассудили—объявить о происшедшем твоему святейшеству, чтобы ты, повелев им явиться к тебе, отеческими и вместе внушительными советами ³) побудил их оставить свое разъединение (διχόνοιαν), примирил и соединил их. Итак, просим твое святейшество поспешить этим примирением их, потому что, если пренебречь этим теперь, сделать

¹) Это повеление вызвано по-видимому двумя обстоятельствами. Прежде всего греки просто не имели положительного ответа на этот вопрос: их мнения были различны (Ср. Mansi, tom. XXXI, col. 491. В и С). Другое основание можно видеть в следующих словах автора acta graeca: καὶ οὐκ ἤθελον φανερῶσαι τὴν δόξαν αὐτῶν (т. е. о загробной жизни) τελείως οἱ Γραικοὶ, ἀλλὰ μόνον ποιεῖσθα: τὰς ἐρωτοαποκρίσεις ἐκπλαγίως καὶ τὰ καθίσματα εἰς τὸ βαστάζεσθαι τὴν σύνοδον, ἕως ὅτου ἔλθωσιν οἱ πρέσβεις ἀπὸ τῶν ῥηγάδων, ibid., col.491. А.

²) ὁρῶμεν οὐν μεγάλην διαίρεσιν προβαίνουσαν παρὰ τοῦ Νικαίας. Καὶ δειλιῶμεν μὴ ἐπὶ τὸ χεῖρον αὐξησῃ, καὶ μέγιστον ὅλεθρον προξενήσῃ.

³) ὡς ἀν ὁρίσης, καὶ ἔλθωσιν ἐνταύθα, τε λόγοις συμβουλευτικοῖς, πατρικοῖς τε ἄμα καὶ παραινητικοῖς ἀπελάσης αὐτῶν τὴν διχόνοιαν.

— 124 —

это потом будет труднее» ¹). Причины смущения греков яснее высказаны в следующих за вышеприведенными словах Сиропула патриарху, сказанных в ответ на весьма резкий и весьма неосновательный упрек патриарха в разглашении ими обстоятельств, о которых, ради чести греков, следовало бы молчать: «латиняне и по словам и по делам (Виссариона) узнали об этом (разделении): ибо Никейский не только словами высказал в слух собеседующих то, что хотел, но вставши с своего места сел с архонтами сената, оставивши Ефесского одного среди борьбы. Таким образом он сам дал понять присутствующим свое несогласие (с Марком). Что же ужасного сделали мы, известив твое святейшество о том, что многим известно? И кого же другого было всего естественнее известить об этом (как не тебя)? Поэтому я и прежде докладывал и твоему святейшеству и царю, что не пойдут хорошо эти (предварительные) исследования (соборных) рассуждений (διασκέψεις τῶν διαλέξεων). Итак, повелите, чтобы происходили собрания и исследования общие если не всех, то избранных. Ибо разделение есть результат доселе практиковавшейся системы ²). Прежде же всего призываем вас позаботиться об их (Марка и Виссариона) мире и единомыслии» ³) Сиропул, как видим, нашел теперь своевременным повторить прежний свой совет — распространить принадлежавшее только Марку и Виссариону право вести прения на большее число лиц, полагая очевидно, что Виссарион, по самой природ своей и характеру своих отношений к Марку, не может ладить с последним, что он будет всегда по возможности противоречить Марку просто ради того, чтобы не согласиться с ним, и что следовательно необходимо устранить это благоприятное условие для

¹) Συροπ.V, 16.

²) т. е. результат того, что только Марку и Виссариону было предоставлено право вести прения; Сиропул требует, чтобы все избранные имели это право.

³) πρὸ πάντων δὲ παραχαλοῦμεν ἵνα γένεται ἐπιμελεία πρὸς εἰρήνην καὶ ὁμόνοιαν αὐτῶν (Συροποὺλος, V, 17).

— 125 —

возникновения ссор между ними, заключавшееся в праве только им одним вести прения.

Патриарх с своей стороны обещал пригласить Марка и Виссариона к себе и примирить их. «Так сказал он нам, продолжает Сиропул, а им ни слова не сказал, и никакой меры не принял для их примирения; они с того первого столкновения оставались разделенными, и хоть и сходились принять относительно чего-нибудь решение, и беседовали друг с другом, но на самом деле были очень далеки один от другого» ¹), чему, по свидетельству того же Сиропула, не мало способствовал обиженный Марком и враждебно к нему настроенный Григорий духовник ²).

Это свидетельство очевидца и притом весьма близко стоявшего к Марку и Виссариону, не оставляет никакого сомнения в том, что рознь между ними уже в эту пору была действительно глубока и серьезна. И если мы примем во внимание, какое громадное, нередко решающее значение имели человеческие страсти всегда, а особенно в то время и притом в греческом мире, то мы ни на минуту не задумаемся и в данном случае ожидать того, что раз сильно оскорбленное и потом всегда почти более или менее задеваемое самолюбие Виссариона прорвется наконец наружу и притом безразлично, в сфере ли только частных, личных действий и отношений, или и в области более широких интересов. Уже и теперь мы видим признаки того, что оскорбленное самолюбие Виссариона увлекает его за границы исключительно личных, частных отношений: он сквозь зубы порицает то, что говорит Марк, и это — в официальном заседании, когда он, хотя бы ради приличия, должен был если не безусловно поддерживать своего товарища, то во всяком случае не давать вида, что он с ним не согласен. Для выражений несогласия место было не здесь, а в частном собрании своих,

¹) Συροποὺλος, pig.139.

²) Сравн. например Συροποὺλος,V, 15.

126 —

т. e. одних греков. Здесь мы имеем таким образом пред собой бестактность, но бестактность весьма знаменательную, — и было бы только естественным следствием развития оскорбленного чувства гордости, если бы Виссарион от такой манеры выражать свое несогласие с Марком перешел к более решительной, а затем—так как Марк был признанным и неумолимым борцом за учение своей церкви—выступил бы защитником противоположного учения западной церкви ¹). Все это могло быть следствием влияния одной той страсти, которая овладела бурной натурой Виссариона и которой Марк, нe менее страстный человек, имел неблагоразумие не щадить. Но мы частью уже видели, частью увидим, что это была лишь одна из причин в ряду других, ведших к тому же результату, т. е. переходу Виссариона на сторону латинян. Этот результат был, следовательно, тем необходимее, чем больше причин действовало за одно.

III.

Со времени прибытия греков в Феррару прошло уже несколько месяцев. В прениях о состоянии душ за гробом, которыми занимались в эту пору латиняне и греки, Виссарион не принимал особенно деятельного участия. Таким образом у него было много свободного времени, которое он мог употреблять, как ему заблагорассудится. Чем же он занимался в это время? Что он не проводил его в бездействии, подобно некоторым другим грекам ²), это частью а priori можно предполагать,

¹) Двойником Виссариону в этом случае мог бы служить Григорий духовник. В один раз он высказывал одно мнение о значении разностей между церквами в учении о чистилище, именно в духе греческой церкви, — в другой раз—диаметрально противоположное, в духе латинского учения,— и это по-видимому затем только, чтобы не согласиться с Марком, некогда жестоко обидевшим его (Συροποὺλος, V, 15). Фроман (Krit. Beitrage, S. 213) также признает, что это личное столкновение с Марком было одною из причин, почему Григорий, сначала ревностный приверженец православия (Συροποὺλος, IV, 31), впоследствии примкнул к латинянам (Ibid.IX, 9).

²) Со. Συроπ.VI, 3??.

— 127 —

просто в виду его энергичной, молодой натуры, частью можно заключать из приведенного уже выше заявления самого Виссариона, сделанного в ту пору, когда возник вопрос о том, кому из греков вести прения с латинянами о чистилище: «я не имею, что сказать относительно этого. Относительно догмата ¹) у меня найдется может быть что сказать; а об этом (т. е. чистилище) не знаю, что скажу» ²). Здесь, правда, не сказано прямо, что вопросом об исхождении Св. Духа Виссарион занимался и теперь, а не только в Константинополе; но предполагать это мы имеем полное право как в виду того, что занятия в Константинополе не могли быть продолжительны и следовательно достаточно обширны и глубоки, чтобы выступить с ними пред собором, так и потому, что это был единственный предмет, который в глазах Виссариона имел особую важность и которому он всегда посвящал особенное внимание.

Какой же результат был этих исследований? Здесь мы опять лишены почти всяких документальных данных и вынуждены прибегнуть к предположениям. Прежде всего должны мы обратиться к тому, с кем за это время завязал и мог завязать знакомство Виссарион и каковы могли или должны были быть влияния этих знакомств.

Едва ли не первое лицо из латинян, с которым более или менее близко мог Виссарион познакомиться и действительно познакомился, был знаменитый Амвросий Траверсари, посланный несколько месяцев тому назад в Венецию, пред прибытием греков туда, с специальною целью приветствовать их речью на их родном языке ³). Хотя речь эта и не была произнесена, но в

¹) У Сиропула просто употреблено название δόξαдля обозначения догмата обисхожденииСв. Духа.

²) Ἐγὼ οὐκ ἔχω τί λέγειν περὶ αὐτοῦ. Εἰς μὲν γὰρ τὰ περὶ δόξης ἔχω λέγειν ἴσως, εἰς τοῦτο δ’ οὺκ οἷδα τὶ λεξω (Συροποὺλος, pag.130).

³) В латинской форме эта речь напечатана в собрании писем Траверсари, изданном Мегусом, а затем у Cecconi, Studi storici sui concilio di Ferenze Parte Prima, 1869, pag. DLIII—DLVII. По словам Гете (стр. 162)

— 128 —

сношения с греками Амвросий вступил и остался ими вполне доволен ¹). Мы едва ли сделаем особенно смелое и рискованное предположение, если скажем, что Амвросии вынес такое впечатление из встречи с греками благодаря в весьма значительной степени именно Виссариону. В сравнении с большинством своих соотечественников большой либерал в душе, Виссарион более чем кто-либо из епископов, за исключением лишь императора и патриарха Иосифа, мог сблизиться с умным, чрезвычайно широко образованным и замечательно тактичным ²) Амвросием, который притом в совершенстве владел греческим языком). Это

греческая форма этой речи доселе не найдена. Речь эта по-видимому написана была сначала на греческом языке и уже потом переведена на латинский. Ср. письма Амвросия у Cecconi, pag. DLXXXIV, DLI—DLII.

¹) 20-го февраля Амвросий писал папе Евгению: ...ubi illo (i. e. cardinalis Sanctae Crucis) adplicuit, liberius iam, ipso volente, in colloquium Patriarchae ipsius et Imperatoris, ac paucorum qui inter ceteros eminent, veni. Anim adverti, pater beatissime, materiam ita dispositam ut vix melius optare possemus; idque potissimum ex prolixo et repetito cum Patriarcha sermone» и проч. Cecconi, pag. DLL 10-го марта он писал другому своему корреспонденту: «Graeci... advenerunt, honorificeque Venetiis accepti sunt. Et nos illis occurimus, eosque inde cum honore deduximus. Imperatore et Patriarcha multum familiariter utimur. Habent secum plerosque graves et doctos viros, atque ad disputandum promptos, ut sine sanguine victoria, futura non sit. Veniunt parati atque instructi, multaque secum volumina convehunt in rem praesentem... Iam levia praelia conseruimus invicemque lacessivimus.» Ibid., p. DLXXXII. 11-го марта он писал из Феррары в том же смысле. Ibid., p. DLXXXIV. Неприводим других выдержек, которые можно найти отчасти в указанном издании Cecconi, отчасти в книге W. von Göthe, S. 161 folg., главным же образом в издании Мегуса, к сожалению в высшей степени редком и для нас оставшемся недоступным, а также в след. издании: Veterum scriptorum et monumentorum amplissima collectio, tom. III, ed. Edmundus Martene, Parisiis, 1724. К сожалению, помещенные здесь письма Амвросия по большей части не имеют дать.

¹) Амвросий уважал греков и с самых первых пор с замечательною смелостью выступал на защиту их пред папою и латинянами. Это не могло не привязывать к нему греков. Ср. напр. его письма у Cecconi, DLI—DLII, DLVIII и др., также Goethe,176.

²) Ср. напр. Göthe, S.162. Правда, в своих первых письмах Амвросий не упоминает о Виссарионе; но он не называет вообще никого из греков по имени, за исключением царя и патриарха, хотя еще раньше 20-го

— 129 —

сближение со временем должно было только укрепляться ¹). Мог Виссарион познакомиться и с Сагундином, официальным переводчиком на соборе после 8-го октября, если только названное лицо в рассматриваемое время находилось в Ферраре ²). Мог он также завязать сношения с известным гуманистом и секре-

февраля, как мы видели, вступил в сношения не только с ними, во я с «немногими, qui inter ceteros eminent»; затем в письме от 11-го марта Амвросий говорит, что «sunt inter istos (Graecos) plerique eruditi viri multum que nobis affecti; sed imperator et patriarcha omnium in nos affectum superant (Martene, Ep. lib. XII, ep. 11). В виду положения Виссариона, а также последовавшего вскоре особенного сближения его с Амвросием, мы вправе думать, что в числе этих «pauci» и «plerique» был и Виссарион. О сближении же этом свидетельствует следующее письмо некоего Леонарда Юстиниана к Амвросию, из Венеции от 26-го апреля 1438 года (т. е. спустя всего два месяца). «Binis tuis litteris commendasti mihi, Antistitis Nicaeni gratia causam Calergiorum. Vide quot me res, ad id, quod cupis, vocent; primum voluntas tua..., deinde Nicaeni tui praestans integritas, et eruditio, quum omnis boni, ut sint de homine tanto bene meriti vehementer cupere debeant... Ego tamen quidquid praestare et tibi, et Nicaeno nostro, et huic tam iustae caussae potero, non minore, quam tu cupias studio, id praestabo. Goethe, у которого мы берем это письмо (S. 171—172), цитует издание Мегусово Амвросиевых Epist. lib.XXIV, ер. 24.

¹) 10-го июля Амвросий писал из Феррары некоему Христофору: «Negotia ista Graecorum omnia ferme ipsi conficimus vel ex Graeco in Latinum, vel ex Latino in Graecum convertendo, quae dicuntur ac scribuntur omnia. Adde quod tanta hi caritate nos complectuntur, ut si discedamus vel modice, mancos se ac destitutos arbitrentur... Fortasse nos Dominus in tempus istud reservavit ut per nostrum ministerium tanta negotia et tam digna conficiantur (Ep. lib. XII, ep. 41, по изданию Мартена; по изданию же Мегуса Ер. lib. XIII, ер. 34. См. Goethe, 171). Если даже предположим, что Амвросий немножко преувеличил свою необходимость для греков и расположение последних к нему, то все же мы вправе предположить, что за это время Амвросий был близок к грекам и был с ними в хороших не только официальных, во и личных, частных сношениях, а, следовательно, был хорош прежде всего с Виссарионом. Кстати заметим, что Амвросий исполнял обязанности переводчика лишь в продолжении вышеизложенных предварительных переговоров между греками и латинянами. Впоследствии, с 8-го октября, обязанности официального переводчика во время прений всецело перешли на Сагундина (ср. напр. Harduin, IX, 740. 761. 843 и с другой стороны 945. Д.

²) С этим Сагундином Виссарион находился в последствии в весьма дружеских отношениях (Schioppalalba, In perantiquam Sacram tabu-

— 130 —

тарем Евгения IV Блондом ¹). Весьма вероятно, что более или менее близко познакомился он и с некоторыми другими латинянами из числа владевших греческим языком; а таких было не мало ²). Из всех этих знакомств едва ли не самым важным было сближение с кардиналом Юлианом Чезарини ³). Более или менее близко познакомился с ним Виссарион впервые на одном из обедов, ряд которых дал Юлиан некоторым грекам на первых порах пребывания их в Италии ⁴). В числе первых был приглашен и Виссарион. Правда, в тот раз, о котором рассказывал Сиропул, речь шла исключительно о философских предметах. Но это доказывает лишь такт кардинала, хотевшего вообще сблизиться с греками, в том числе и Виссарионом. Началом сближения могли быть именно эти философские беседы. Философия и вообще древний мир были весьма удобной почвой для сближения таких почитателей античной жизни, какими были Юлиан и Виссарион. Помогал этому и характер Юлиана. Талантливый, образованный, приятный и ловкий в обращении, умевший быть скромным ⁵), этот итальянец — карди-

am graecam, insigni Sodalitio S. Mariae Caritatis Venetiarum a card. Bessarione dono datam, Venet. 1767, pag. 138). Начало этой приязни относится вероятно еще ко времени собора.

¹) Hard. IX, 714, ср. 989. Goethe (S. 166) цитует следующие важные слова известного Сабеллика из его Enneades Rhapsodiae historicae, Secundus Tomus Operum, Basileae, 1560, col. 910: «fuit ea tempestate Ugo Senensis, medicae artis longe princeps, sed maius omnino nomen adeptus, quod Graecos, qui cum Palaiologo venere omnium italorum fortissime sustinuit, saepe cum his Ferrariae etiam congressus.

²) Hard.IX, 761. C.

³) Юлиан несколько знал и по-гречески (См. W. ѵ. Göthe, 154). Впрочем и при неполном знании греческого языка Юлиан мог обходиться при помощи переводчика. Ср. Συроπ.V, 2, 113. Первая встреча Виссариона с Юлианом могла произойти еще в Венеции, куда кардинал прибыль 19-го февраля, за несколько дней до отъезда греков в Феррару.

⁴) Συροποὺλος,V, 2, 113. Не забудем, что в числе присутствовавших на одном из таких обедов был и Марк.

⁵) Сравн. например Συροποὺλος pag.131.

— 131 —

вал обладал всеми качествами, которые могли до известной степени привязать или по меньшей мере внушить уважение к себе. Это уважение скоро же и выразилось в весьма выпуклых формах, как увидим ¹).

Таковы были новые знакомые Виссариона и те отношения, в какие он вступил с ними. Что может быть естественнее предположения, что Виссарион в беседах с ними мог касаться главной и наиболее занимавшей его разности между церквами, именно вопроса об исхождении Св. Духа, выслушивать основания латинского учения и возражения против греческого и с своей стороны оценивать верность доказательств той и другой стороны? Едва ли также будет особенно рискованным предположение, что Амвросий и Юлиан, вместе с другими знакомыми Виссариона из латинян, предлагали ему и различные сочинения в защиту латинского учения. В изучении этих-то сочинений, как греческих, так и латинских (последних, конечно, главным образом, если не исключительно в греческих переводах ²), и вообще литературы вопроса и проводил вероятно Виссарион большую часть свободного времени в течении указанных шести, а может быть и всех восьми месяцев, считая с приезда греков в Италию. Непосредственный результат этого нам неизвестен; но несомненно, что в факте перехода Виссариона чрез несколько времени в ряды униатов должны были сказаться между прочим и эти его занятия и эти знакомства ³).

¹) Migne, CLXI, col. 341. C. D.

²) Впрочем едва ли можно безусловно отрицать возможность чтения им чего-нbбудь и в латинском подлиннике, например важнейших мест. Для этого конечно необходимо было хотя некоторое знакомство с латинским языком. Но в виду того, что Виссарион еще в Константинополе быть может немножко ознакомился с элементами латинского языка, а главное в виду его близких и частых сношений с латинянами, сомнительно, чтобы он не пожелал хоть немножко овладеть латинской речью. Это по-видимому необходимо предположить и в виду «необыкновенных»—как увидим успехов Виссариона, которые он оказал в изучении латинского языка по приезде во второй раз в Италию.

³) Очень возможно, что указанные знакомства не остались без некоторого

132 —

Наступил октябрь месяц 1438 года. Ни отцы Базельского собора, ни западные государи или их уполномоченные, которых ожидали, не являлись. Ждать долее было очевидно напрасно, и, хотя и после долгих пререканий, решено было наконец вести дело без них и немедленно начать прения по главному пункту разностей между церквами, именно по вопросу о Св. Духе ¹). Теперь начинается период в истории собора, когда Виссарион принимал в делах гораздо более деятельное участие,—период, из которого сохранилось и больше данных для выяснения Виссарионова настроения.

Предварительно в частном собрании избранных греков ²) был поставлен вопрос о том, с чего начать прения с латинянами: с вопроса ли о прибавке, как такой, или с вопроса об истинности самого учения, заключающегося в этой прибавке. Мнения разделились. Одни, как Марк Ефесский и Гемист

влияния и на вышеприведенный взгляд Виссариона на состояние умерших. Что касается вообще влияния этих знакомств на развитие унионистских стремлений Виссариона, то здесь мы особенно должны выдвинуть Амвросия. Этот замечательный и притом весьма симпатичный человек был в силах сделать и сделал чрезвычайно много для унии. Необычайно даровитый по природе и прекрасно владевший обоими древними языками, он обладал большими богословскими знаниями, был искренно и глубоко предан делу унии, о которой серьезно думал еще при Мартине V (ср. Gothе, 143), был опытен в сношениях с греками, с представителями которых он встречался еще на Базельском соборе, и был всегда замечательно справедлив к ним. 20-го февраля он например писал папе: «neque moveat Sanctitatem tuam quorumdam commotio, indicio meo satis levis quod is Patriarcha te adpellet fratrem: quia et Ecclesia Constantinopolitana secunda est a Romana, et facile meretur veniam inveterata nec de novo praesumpta opinio... In honore omnino illi habendi suut... quia et nos illis de Tua Sanctitate polliciti sumus omnia (Cecconi, cp. DL1X, DLII). Подобных примеров можно бы привести очень много. Ср. Cecconi, DLVIII и др.

¹) По-видимому греки надеялись соединиться с латинянами на более выгодных для себя условиях в случае присутствия на соборе оппозиционной папе партии, чем без нее, и именно поэтому, как кажется, и придавали такую важность присутствию на соборе отцов Базельского собора и уполномоченных западных государей. Ср. Мigne, CLXI. 387А. и Mansi, XXXI, V.

²) Συροποὺλος,VI. 12.

— 133 —

Плефон, стояли за то, чтобы начать прения с прибавки: вследствие ее, говорили они, разделились мы с латинянами; следовательно, и разбирать нужно сначала причину разделения; а затем уже перейти к догмату ¹). Другие, в том числе и Виссарион, считали необходимым начать прения с самого учения о filioque. Эту мысль Виссарион отстаивал с большой энергией ²). Не следует—говорил он—начинать прения с прибавки ни в том случае, если мы считаем себя в этом пункте более сильными, чем в вопросе об истинности самого учения латинян о filioque, ни в том случае, если здесь мы чувствуем себя слабее. С слабейшего, на чем можно потерпеть неудачу, не нужно начинать потому, что гнетущее впечатление поражения может содействовать нашему поражению и «в другом, хотя бы и более крепком пункте; с сильнейшего также не нужно начинать, а следует приберегать его к концу. Если мы начнем с догмата и победим здесь латинян, то перейдя к более сильному пункту— к прибавке — мы, под впечатлением победы ³), окончательно разобьем их, и таким образом завершим победу блестяще; если же по вопросу о догмате мы будем побеждены, то все же у нас останется еще пункт, где мы можем, наверное, рассчитывать на победу и—следовательно—оставить за собой поле сражения ⁴). Это—доказательства, так сказать, ad hominem; но вот доказательство по существу дела. Если бы — рассуждал Виссарион—мы начали с латинского догмата и при этом оказалось бы, что он ложен, тогда бы не было и нужды в особом рассуждении относительно незаконности прибавки, и мы зараз покончили бы с своими противниками; а если начать с прибавки

¹) Συροποὺλος,VI, 12.

²) Высказанные им мысли он сам изложил в Ер. ad Phil. (Migne, CLXI, col. 337 и 414); ср. Συροποὺλος, pag.159. Здесь мы приводим лишь общее содержание заявления Виссариона.

³) Migne, CLXI, col. 414. D.

⁴) Migne, CLXI, col. 337. D.

134

и если будет доказано, что этой прибавки, как такой, латиняне были не вправе делать, то все же останется еще вопрос об истинности или ложности самого догмата и этот вопрос нужно еще будет подвергнуть специальному рассмотрению ¹). Это второе доказательство Виссариона нельзя не признать весьма основательным, чего нельзя сказать о первом: там отдельные части доказательства не находятся между собою в строгом логическом соответствии, и, приводя их, Виссарион рассчитывал, очевидно, подействовать на слушателей лишь массою соображений: а при массе соображений, которые, в отдельности взятые, представляются основательными, уловить отсутствие между ними логической связи трудно ²). Как видно, Виссариону хотелось во что· бы то ни стало склонить греков к рассуждениям об истинности самого догмата. Побуждения к этому частью видны из вышесказанного, частью указаны в дальнейших словах Виссариона: «а это говорил я—свидетель в том Бог и моя совесть— блюдя всегда честь нашего народа и всячески заботясь об его славе. Ибо я хотел, чтобы мы или со славою и с видом победителей отделились от латинян, или с честью соединились с ними и притом не представляясь побежденными и оказавши-

¹) Migne, CLXI, col. 837. С. D; 415. А. Если с предубеждением смотреть на Виссариона, то и эту его настойчивость можно заподозрить, именно подумать, что он действовал так под влиянием латинян и в виду того, что к прениям о прибавке греки несомненно были более подготовлены. На это достаточно, однако ответить простой ссылкой, кроме Схолария, на Сиропула (Συροποὺλος,VI, 12, р. 160).

²) Говоря это, разумеем следующее. Если в вопросе о прибавке—рассуждал Виссарион—мы сильнее латинян, то все же не нужно начинать с него, и указывает приведенные выше соображения. Между тем, принимая во внимание только что пред тем высказанное им, естественно ожидать, что Виссарион именно посоветует начать с прибавки: хорошее впечатление победы в одном, сильнейшем пункте, могло усилить их энергию и таким образом помочь их победе и в другом—допустим—слабейшем пункте. Виссарион взглянул на дело иначе и притом с совершенно новой точки зрения, и таким образом высказал соображения, в сущности исключающие одно другое.

— 135 —

мися ослабевшими в доказательствах. А то и другое следовало из того (образа действий), о котором я говорил; из того же, что мы сделали, вышло совершенно противное ¹). Уже в этих и других вышеприведенных словах Виссариона проглядывает как будто сомнение его в возможности доказать ложность латинского догмата. Он слишком много говорит о той «победе» греков или—точнее—о том призраке или той тени победы, которая сохранилась бы у них в случае принятия его предложения. Из его слов выходит в сущности то, что в случае поражения греков в вопросе о догмате их отступление было бы несколько прикрыто и поражение было бы так сказать несколько прикрашено. Так мог рассуждать грек, правда, дорожащий (хотя и своеобразно им понимаемою) «честью* своей церкви ²), но во всяком случае несколько колеблющийся относительно безусловной и во всем правоты своей церкви. А что это колебание было действительно у Виссариона, это еще яснее видно из дальнейших слов его. Мысль Виссариона встретила слабую поддержку. «Что же я?—продолжает Виссарион. Я не замолчал сразу; но видя, что они (греки) этого (т. е. рассуждений о прибавке) хотят, а не другого, и это потому, что они считали себя здесь более сильными, чем в (вопросе о) самом догмате, я, желая отвлечь их от их предположения, в присутствии нашего мудрого императора, высказал противные основания» (т. е. основания в пользу того, что греки совсем не сильны в этом пункте) ³) «показывая слабость этого предположения» (τὴν ἀσθέ-

¹) Migne, CLXI, со]. 337. D: ταῦτα δ’ ἐγὼ ἐλεγον μαρτυροῦντός μοι τοῦ θεοῦ καὶ τῆς συνειδήσεως, τῆς τοῦ γένους ἡμῶν ἀεὶ τιμῆς στοχαζόμενος, καὶ τὴν αὐτοῦ δόξαν ἐκ παντὸς τρόπου πραγματευόμενος. Ἤ γὰρ ἐνδόξως ἐβουλόμην ἡμᾶς Λατίνων διαζευχθῆναι καὶ μετὰ τοῦ δοκεῖν κεκρατηκέναι αὐτῶν, ἡ ἐνδόξως αὐτοῖς ἐνωθῆναι, καὶ ἄνευ τοῦ δόξαι ἡττηθῆναι καὶ ἀσθενήααι πρὸς τὰς ἀποδείξεις. Τούτων δ’ ἐκάτερον, ἐκ μὲν ὧν ἐγὼ ἔλεγον, ἠκολούθει· ἐκ ὁ ὧν διεπραξάμεθα πᾶν τουναντίον.

²) Cp. Migne, CLXI, col. 340. B—D; 341. A. B.

³) Migne, ibid. col. 340. A: εἰπον λόγους εἰς τούναντίον (= латин. перевод: dixi rationes in contrarium); col. 415. А: (в собственном измененном переводе Виссариона)—dixi in contrarium quatuor rationes.

— 136 —

νειαν δεικνὺς τοῦ προβλήματος ¹) «и то, что смешно полагать, будто не следует прибавлять к символу истины. Эти основания были так сильны, что никто из присутствующих не в силах был их устранить (λῦσαι)» ²). Правда, Виссарион говорил эти неортодоксальные вещи затем, чтобы как-нибудь убедить в справедливости своей вполне резонной мысли о необходимости начать прения с догмата и рассмотреть дело по существу; но все же чистый ортодоксал ничего такого, наверное, не сказал бы. Следовательно, Виссарион в эту пору уже по меньшей мере колебался даже в справедливости обращаемых греческою церковью против латинской упреков в противоканоническом присоединении к символу filioque; вместе с тем он по-прежнему оставался рационалистом, весьма свободно мыслящим человеком по вопросу о силе церковных канонов ³), что также не мало содействовало этой его шаткости. Что же касается самого догмата, то, судя по дальнейшему ходу дел ⁴), Виссарион должен был колебаться здесь еще больше. Кроме упомянутого случая, это колебание в ближайшее время не проявилось наружу ни разу более, и Виссарион официально продолжал быть единомышленным с греками. «Они постановили, что хотели» (т. е. решили прения с прибавки), «и я последовал им, полагая, что пред Богом и народом я имею долг сказать то, что, на мой взгляд, принесло бы пользу, а затем последовать за большин-

¹) Aligne, CLXI, col. 340. А., сравн. в латинском переводе Виссариона: probabam et hujus rei falsitatem—col. 415. B.

²) Μigne, ibid. В собственном переводе письма к Филантропину, из которого мы берем эти слова, Виссарион прибавил еще: quas (rationes) Latini etiam postea adduxerunt quasque inter rationes per Latinos inductas audies—col. 415. A. B.

³) Сравн. γελοῖόν ἐστιν οἴεσθαι μὴ δεῖν τὴν ἀλήθείαν τῷ συμβόλῳ προσθεῖνα:— Migne, col.340.

⁴) Весьма знаменательно, что Виссарион, как увидим, по вопросу о прибавке официально был единомыслен с греками и участвовал в прениях; при рассуждениях же о догмате соблюдал почти полное молчание.

— 137 —

ством и вместе с ним сражаться (с латинянами) ¹). Подавить своих сомнений Виссарион разумеется не мог; но он чувствовал себя греком, самым своим положением обязанным защищать верования своей церкви и вместе честь ее и свою собственную, и потому уступил большинству и—как увидим далее—весьма энергично стал защищать учение своей церкви.

Решение большинства—начать прения с вопроса о прибавке было утверждено императором, который, хотя внутренне и не сочувствовал ему, но все же не решился выступить против из опасения навлечь на себя упрек в давлении на собор ²). Затем в особом заседании выдающихся духовных и светских сановников ³) выбраны были для прений с латинянами следующие шесть лиц: Марк ефесский, Исидор русский, Виссарион никейский, великий хартофилакс Михаил Вальсамон, великий скевофилакс Феодор Ксанфопул ⁴) и известный философ Гемист Плефон ⁵). Сиропул замечает при этом: царь опять ⁶) повторил, чтобы прения вели только двое: Ефесский и Никейский»⁷). И действительно в прениях принимали участие только Марк и Виссарион; за исключением Исидора, изредка высказывавшего несколько замечаний, остальные представители греков молчали.

(Окончание будет).

¹) Migne, CLXI,340. А.

²) Ер. ad Phil., Migne, с. 415. В. Это опасение к сожалению, очень редко являлось у императора. Ср. Συροποὺλος, VI, 14, pag. 1G3.

³) Συροποὺλος, ibid., pag.161.

⁴) Ксанфопул занял место Сиропула, который, будучи избран в число делегатов, отказался от этой чести (Συροποὺλος, VI, pag.161).

⁵) Συροποὺλος, ibid, pag. 161; Mansi, XXXI, col. 495.

⁶) T. e.как было при рассуждениях о чистилище.

⁷) ὑπετύπωσε πάλιν ὁ βασιλεὺς, ἵνα διαλέγωνται οἱ δύο μόνοι ὁ Εφέσου καὶ ὁ Nικαίας.

Христианское чтение. 1882. № 3-4. Спб.

А. И. Садов

Виссарион Никейский на Ферраро-Флорентийском соборе.

(Продолжение ¹).

IV.

8-го октября ²) состоялось торжественное заседание собора, второе по счету со времени его открытия и первое после его возобновления. Оно было открыто замечательной во многих отношениях речью Виссариона.

Речь эта в общем оставляет в читателе приятное впечатление. Не смотря на официальный характер места и времени, где и когда она была произнесена, личность Виссариона выступила здесь довольно выпукло и притом в симпатичных чертах.

¹) См. Христ. Чт. 1882 г. № 1—2, стр. 94—137.

²) По Сиропулу (VI, 17), это заседание состоялось 6-го октября, по автору Actagraeca (Mansi, XXXI, col. 494) 8 октября, и последнее указание представляется более вероятным по следующим основаниям. Неточность указанной Сиропулом даты подтверждается 1) другой его неточностью, допущенной им в самом начале той же 17-й главы, где содержится указанная дата, именно: по изложению Сиропула выходит, что в одно и тоже заседание говорили не только Андрей Родосский и Виссарион, но и Марк (и даже пожалуй тот же Андрей—во второй раз—Συροποὺλος, 167), что однако физически невозможно (автор Acta graeca, Mansi, XXXI, 607, относит речи названных лиц к отдельным заседаниям); 2) следующею неточностью: по Сиропулу (VI, 17 в начале) Никейский говорил после Андрея, что однако мало вероятно и даже совсем невероятно после только что заключенного сторонами условия о том, что первое слово будет принадлежать грекам (Συροποὺλος, 161; ср. Mansi, XXXI, col. 495). Дата же у Сиропула в VI, 17 могла ошибочно произойти из VI, 14, pag.162: открыть собор предполагалось 6-го октября,—эту дату Сиропул может быть тогда же записал, а о действительном открытии собора писал уже на память, а потому и здесь показал ту же дату.

— 310 —

Прежде всего, здесь почти в каждой строчке проглядывает искренняя радость о том, что представители разъединенных церквей. дотоле с неудовольствием слышавших самое слово «соединение», теперь сошлись, чтобы обсудить средства и пути соединения. Это—радость искренняя, без задних мыслей. Столь же искренно и прямодушно и желание успеха в объединительных начинаниях собора ¹). Другая черта, еще более характерная и важная, состоит в следующем: Виссарион считает задачей собора совершенно беспристрастное исследование спорного вопроса. Эту мысль он высказывает то прямо от себя, то в форме указания на как бы существующий уже факт, словно не желая знать, что на самом деле обе стороны совершенно иначе представляли себе свои задачи. «Те и другие» (т. е. греки и латиняне), говорит Виссарион, «сошлись с одинаковыми намерениями Е с одинаковыми стремлениями (καὶ τῆς αὐτὴς προθυμίας), не оставляя совершенно никакого места желанию победить или быть побежденными. Ибо это (желание победить) было бы свойственно не ученикам Христовым и мужам мудрым, но каким-нибудь совопросникам и людям, все дозволяющим себе и своим страстям. Но (обе стороны сошлись) с единственным желанием найти истину, с которою и быть побежденными они хотят» (т. е. ради получения которой и быть побежденными они хотят), «без которой и победить они не желают» ²). «Остановимся там, куда приведет нас Слово Божие, подавляя всякое гордое превозношение пред славою Божией, всякий надменный и тщеслав-

¹) См., например, превосходное лирическое место—Мignee, CLXI, col.533. Не можем не отметить при этом мнения осторожного немецкого исследователя Гете, который признает, что Виссарион, вместе с некоторыми другими греками, желал уния не только ради освобождения своего отечества, но и ради ее самой (стр. 132). К сожалению, в вышедшей доселе части своего труда почтенный исследователь не раскрыл этого своего взгляда на Виссариона, высказав его в одном месте в каких-нибудь трех строках.

²) Migne, CLXI, col.533.А.

— 311 —

ный помыслю...., предпочитая в ином быть побежденными хорошо, чем во всем победить худо. Ибо значение блага имеет не только победа с истиной, но такую же долю блага имеет и доброе поражение, и это поражение считается наравне с победой, хотя ¹) быть может кто-нибудь скажет, что это второе благо (т. е. поражение) выше первого, потому что для всякого полезнее самому получить благодеяние, чем оказать его другому, — и лучше выслушать, чем сказать другим, и лучше освободиться от заблуждения, чем освободить (другого)» ²).

Эти воззвания, без сомнения, были назначены оратором и относились одинаково как к грекам, так и к латинянам ³). Более к грекам, чем к латинянам ⁴) относились воззвания в роде того, что каждый должен по мере сил помогать при-

¹) Καίτοι = «хота» находятся в соотношении с ваше стоящим ἐν ἴσῳ, и вводит мысль о превосходстве (при известных условиях) поражения пред победой, тогда как выше говорилась τοῦ ἡττᾶσίίαι ... ἐν ἴσῳ τοῦ κρατεῖν κρινομένου.

²) Migne, CLXI, col. 540. B. C.: καταπαύσωμεν δὲ οἱ ἀν ἡμῖν αὐτό ύφηγοῖτο, καῖίαιρούντες πᾶν ύψωμα ἐπαιρόμενον κατὰ τῆς τοῦ Θεοῦ δόξης, πάντα λογισμὸν ὑπερήφανον καὶ κενόδοξον ... Ἔστιν οὐ καὶ νικάσθαι καλῶς μᾶλλον ἐθελοντες, ἢ νικᾷν ἐν πᾶσι κακῶς· ἅτε δὴ μὴ τοῦ περιγίνεαθαι μόνον, ὅταν μεθ’ ἑαυτοῦ τάληθὲς ἔχῄ, τὸν ἀγαθοῦ σώζοντος λόγον, άλλ οὐδὲν ήττον καὶ τοῦ ήττδσϋαι καλῶς ταυτό τοῦ καλού σώζοντος μέτρον, καὶ ἐν ἴσῳ τοῦ κρατεῖν κρινομένου. Καίτοι φαίη τὶς ἂν ἴσως καὶ μεῖζον ἀγαθόν εἶναι τοῦτο τοῦ πρότερον, εἴπερ λυσιτελέστερον τῷ παντί αὐτὸν άγαθον τὶ παδεῖν ἢ ἄλλον ποιῆσαι· καὶ μᾶλλον ἀκούσαι ἤ φάναι ἑτέροις καὶ πλάνης ἀπαλλαγήναι ἢ ἀπαλλάξαι.

³) Это видно из всего контекста, а также из таких выражений, как: «πρὸς αὐτὸν ἐλκυσας ἡμᾶς ἀμφοτέρους— Migne, col. 536. А и т. п. Не забудем, что эта речь Виссариона, которую он «говорил», как выражается автор Acta graeca (Mansi, XXXI, 495. D.) или «читал» (ἀνέγνων), как выражается Сиропул (VI, 17), тут же переводилась Сагундином и на латинский язык (Συροποὺλος, VI, 17, pag. 168). А мы имеем ее именно в том, виде, в каком она была произнесена (см. Acta graeca— Mansi, col. 4.C. D. сравн. Vast. pag. 66, not.5).

¹) Что греки были действительно крайне вялы и что латиняне были в значительной мере правы, жалуясь на это, в этом не может быть сомнения. Но и латиняне не всегда или не все по крайней мере показывала особенную энергию. См. напр. Ambrosii Traversarii Epist. lib. XII, ep. 15по изд. Мартеня.

— 312 —

ведению дела к концу, именно «к священному соединению христиан, этому доброму и имеющему пользу принести делу», и что «должно испробовать все, предпринять все, не щадя ни старания, ни тщания, ни трудов, ни напряжения» ¹). Но было бы ошибочно в этих словах видеть какую-нибудь особенную тенденцию, именно желание унизить греков ²). Доказательство — в обращении Виссариона к царю с предложением принять по отношению к папе до некоторой степени руководственную роль и т. п. Это предложение сделано было в таких выражениях, которые едва ли могли нравиться папе, как «наместнику Христову» ³).

Таким образом в этой речи Виссариона нет ничего, что могло бы бросить тень на его нравственный характер и что давало бы основание заподозрить чистоту его побуждений. Едва ли может быть поставлено в вину Виссариону и то, что он по-видимому чересчур свободно относится к учению своей церкви. Виссарион всегда смотрел весьма серьезно на задачу собора, поставляя ее в разъяснении спорного вопроса (на основании св. Писания и предания). На его взгляд, собор терял всякое значение, коль скоро члены его не станут выше конфессиональных и всяких других, отдельной жизнью церквей воспитанных воззрений. Ближайшее знакомство с литературой спорных вопросов, под влиянием которого—как мы предположили выше—он должен был внутренне несколько поколебаться в безусловной истине воззрений греческой церкви, побудило его еще тверже держаться той мысли, что на составившемся соборе обе стороны должны

¹) Мignе, CLXI, col.533. C.

²) Виссарион всегда, особенно же на первых порах, крайне заботился о сохранении чести греков. Ср. Migne, CLXI, 341. В.

³) Migne, col. 541. В: καὶ τὸν μακαριώτατον δὲ πατέρα, εἰ τὶ τῷ γήρᾳ κάμοι ἐνδυδοὺς καὶ τῷ χρόνῳ καὶ τοῖς νοσήμασιν, ὑπομίμνησκε καὶ διανίστα τὸ μὲν χόγοις προτρεπτηρίοις, τὸ δ’ ἔργοις αὐτοῖς σαυτὸν ἐνεργὸν παρεχόμενος. Πάντως αἰδέοεται βασιλέα προτρέποντα, τῶν πραγμάτων ἐπιμελέστερον ἀνθαψάμενος σύν τε τῷ θειοτάτῳ ἡμῶν καὶ ἱερῳ πατριάρχῃ, τοῖς τ’ αἰδεσιμωτάτοις τῆς ἁγιας Ῥωμαίων ἐκκλησίας λογάσι, καὶ πᾶσι τοῖς ἄλλοις, τέλος ἀγαθὸν ἐπιθήσουσιν ὑγ’ ἡγεμόνι Θεῷ.

— 313 —

проникнуться единственным желанием—проверить те основания, опираясь на которые обе церкви в течении времени пришли к столь различным учениям, — выяснить, почему в самом деле в учении, например, об исхождении Св. Духа западная и восточная церковь, основываясь на одних и тех же отцах церкви, в конце концов формулировали это учение так различно? И это кажущееся различие в учении самих отцов не требует ли основательного, глубокого исследования и выяснения? Таков должен был быть процесс мышления Виссариона, и мы были бы несправедливы к нему, если бы оставили в стороне эту сторону дела. Той настойчивости, с которой держались латиняне своих воззрений, Виссарион не мог объяснять лишь желанием их отстоять свое, с чем они свыклись, как не можем и мы объяснять только этим защиту filioque новейшими старокатоликами, — людьми, чуждыми предубеждений Рима, оторвавшимися от Рима, проникнутыми искренним желанием найти истину.

Не можем не отметить еще одной черты из той же речи Виссариона. Он говорил как человек, чувствующий в себе силу, говорил—выражаясь образно—как человек «власть имеющий» или по меньшей мере как равный с равными. Таков общий тон речи ¹).

Речь Виссариона была вступительной или приветственной речью. Подобную же речь со стороны латинян произнес Андрей, еп. родосский ²). По словам автора Acta graeca ³), Андрей, «во

¹) Есть впрочем и отдельные места, подтверждающие эту мысль (см. например Migne, col. 541). Сказанному не противоречит маленькая лесть, по местам расточаемая Виссарионом: речь XV-го века без лести и подобных «украшений» была не мыслима. От этого упрека не вполне свободен даже и прямодушный Марк. См. Συροποὺλος, V, 2; Hard.,IX, 615. С.

²) Трудно решить, произносил ли он свою речь в одно с Виссарионом заседание или в последующее. Вероятнее, впрочем, второе предположение; если он с одной стороны подражал Виссариону (Mansi, 507. С.), с другой— «читал» (ἀνέγνων) свою речь (Συροποὺλος,VI, 17). то очевидно ему нужно было время для подготовки.

³) Mansi, col.507. С.

314 —

всем подражая Никейскому, превознес похвалами и папу и царя, и патриарха,—почтил, как следует, и собор похвалами, и соревнуя» (Виссариону, который—по acta—тоже говорил до вечера) «говорил в этом роде (οὕτως) дотоле, пока не настал вечер»). Значит речь Виссариона обратила на себя большое внимание.

Прения открыл Марк ²). Но эти прения не вдруг вошли в надлежащую колею: в самом же начале между Марком ефесским и Андреем родосским, выступившими на защиту учения своих церквей, произошли пререкания из-за права слова ³). Этот спор, весьма характерный, а потому и сам по себе интересный, представляет для нас особенный интерес по участию в нем Виссариона. Дело—в следующем. После предварительных замечаний о необходимости для обеих сторон всячески соблюдать во время прений взаимную любовь, а возможные при этом резкости в выражениях объяснять лишь разностью воззрений, а не желанием нанести оскорбление противнику, Марк заявил о своем намерении говорить о том, что латиняне не имели права делать к символу прибавку. Андрей, прервав по-видимому речь Марка ⁴), высказал желание немедленно же оправдать эту прибавку. Марк возразил, что эта защита преждевременна, так как он, Марк, не развил еще и не подтвердил своей мысли. После обмена несколькими фразами в том же роде, Марк наконец добился согласия высказать то, что он хотел сказать. Указавши на первую причину разделения церквей, состоявшую в прибавке к западному символу filioque, и на первое условие воз-

¹) Mansi, XXXI, col. 507, С.

²) Mansi, col. 507. D. E.

³) Спор этот возник по-видимому вследствие между прочим некоторой неопределенности соглашения между сторонами относительно порядка прений (Mansi, XXXI, col. 507. С. D.).Но были и другие причины, которые выяснятся из последующего изложения.

⁴) Это видно, кажется, из ответа Марка—Мansi, col.510. С.

— 315

соединения—уничтожение этой прибавки, Марк потребовал прочтения соборных вероопределений, из которых—говорил оп— откроется полное единомыслие нынешней греческой церкви с теми св. соборами ¹) и неправда церкви западной. Стороны обменялись еще некоторыми общими ²) замечаниями и затем заседание было закрыто. Греки вышли из заседания с уверенностью ³), что в следующее собрание будут читаться указанные ими соборные вероопределения. Так и должно было по-видимому быть. Однако латиняне, как это, впрочем, было довольно естественно с их точки зрения ⁴), полагали иначе, и в следующее заседание надеялись слушать защиту filioque из уст Андрея ⁵). В следующее заседание Андрей действительно и заявил свое намерение защищать латинскую прибавку, притом по весьма подробной программе ⁶) и по-видимому специально. Если примем при этом в соображение, что на те общие вопросы, которые были предложены Марком в предыдущее заседание, Андрей дал вполне достаточные, хотя и такие же общие ответы, так что в настоящем заседании специальное рассмотрение спорного вопроса должен был начать Марк, согласно состоявшемуся предварительному соглашению между сторонами ⁷), то мы поймем недоумение, а затем раздражение против латинян, овладевшее греками ⁸). Не мог сдержать этого раздражения и Виссарион. На слова Андрея, утверждавшего, что

¹) Mansi, XXXI, col. 511—513. А.

²) Ср. Mansi, col. 517—520. А; Συροποὺλος, pag. 167.

³) Это можно заключать на основании тою, что они говорили потом.

⁴) Они и формально могли считать себя по своему правыми (см. Mansi, 520 sqq). Затем: им очевидно не хотелось допускать эти чтения (ср. Горский, 70, 77; Mansi,525 пред Е и мн. друг.), в виду по-видимому сторонних слушателей, могших соблазниться по «невежеству» соборными запрещениями прибавок.

⁵) Mansi, col. 525. С. D.

⁶) Ср. Мansi, col.520. А. В.

⁷) См. выше; ср. Migne, CXLI,355. В. С.

⁸) Знаменательно, что Исидор русский также не составлял исключения при этом. Mansi, col.521. E.

316

в прошлое заседание он не успел вполне ответить Марку и потому должен сделать это в настоящий раз, что поэтому теперь совсем не следует (οὐ πρέπει) читать соборных определений, как того требовал Марк, и что он, Андрей, и вообще западные дивятся этому требованию,— Виссарион возразил: «о том, что следует и чего не следует говорить, судит не слушающий, но говорящий).... Не знаю, почему вы не соглашаетесь выслушать нас. Сами вы вели такие длинные речи, а теперь удивляетесь—по вашим словам—тому, что мы говорим. А мы, слава Богу, не дали вам, кажется, никакого повода для этого «удивления», как вы выражаетесь. И мы думаем поэтому, что в душе вы совсем не дивитесь, хотя и выражаете это (удивление) на словах... Когда мы ставим положение, необходимо, чтобы вы выслушали и его доказательства, и уже после того отвечали. А (пока), вопреки вашим словам, мы не требовали от вас защиты: ибо как могли бы мы сделать это, не выставив предварительно наших доказательств?» ²).

Эта маленькая речь Виссариона, как видим, носит отпечаток не только весьма сильного раздражения против притязаний латинян, но и довольно едкой иронии,—факт характерный. Мы видим затем отсюда, что Виссарион безусловно стоял на стороне Марка в его споре с Андреем. Тоже самое видно и из дальнейших слов Виссариона, сказанных почти вслед за вышеприведенными и обращенных на этот раз к кардиналу Юлиану. И пред этим «князем римской церкви», Виссарион, несмотря на все свое уважение к нему, не затруднился с прежней решительностью, хотя и без колкостей, настаивать на своей мысли ³). Упорство Андрея опять вывело Виссариона из терпения. Между

¹) Mansi, XXXI, col. 520. D: τὸ πρέπον ἢ μὴ πρέπον ὅσον ἕνεκά γε τοῦ λέγειν, οὐκ ἀπὸ τοῦ άκούοντος, ἀλλ’ ἀπὸ τοῦ λέγοντος κρίνεται. Ср. так наз. acta latina, Hard., IX, 764—765.

²) Mansi, col. 520. D. E.—521. A. B.

³) Mansi, col. 521, D.; cp. 520. A.

— 317 —

ними завязался разговор, в котором весьма ярко выразилась досада Виссариона на непонимание или нежелание Андрея понять дело. Он явно иронизировал над Андреем, хотел показать забвение им элементарных вещей, когда обратился к нему с следующими словами: «можно приводить доказательства высказанного положения?» «Можно», ответил Андрей. «А мы», продолжал Виссарион, «еще не входили в (ближайшее) рассмотрение ни одного пункта (ἡμεῖς οὐδεμίᾶς οὕπω αἰτίας ἡψάμεθα). Скажите же нам, можем ли мы высказывать и доказательства наши и подтверждать нашу мысль, или желаете вы, чтобы мы оставили предмет неподтвержденным, хотя впрочем ты сам допустил, чтобы мы высказали свои доказательства?» «Я говорю», заметил на это Андрей, «что святой отец (папа) и все (латиняне) согласились на то, чтобы вы высказали (эти доказательства), если хотите,—под тем однако условием, чтобы мы сначала дали ответ (на сказанное уже вами), как сами вы требовали». «Мы требовали этого»—возразил Виссарион—«с оговоркой, именно (мы хотели слышать ваш ответ) после того, как сами представили бы то, что кажется нам идущим к подтверждению выставленного нами положения» ¹).

Мы довольно подробно рассказали этот сам по себе не особенно важный, но для выяснения настроения Виссариона имеющий существенное значение эпизод. Из него видим мы с достаточною ясностью, что Виссарион в эту пору твердо поддерживал интересы греков ²). Что касается вопроса о прибавке, то Висса-

¹) Что Виссарион с Андреем говорили при этом запальчиво, это видно из последовавшего затем обращении минам «магистра Иоанна» (Мansi, XXXI, col.524. Е), а также и из самых речей противников. Речи же эти по-видимому записаны точно. Что они могли быть записаны точно, видно из того, что на соборе было несколько писцов. Автор же Acta graeca очевидно пользовался этими записями.

²) Едва ли это была только наружная, формальная поддержка. Виссарион вероятно и злился на латинян, как грек, и досадовал на греков за их отказ рассмотреть вопрос по существу,—старался убедить себя в верности

— 318

рион со всей решительностью признал ее незаконною: «мы говорим, что не должно прибавлять, и писаниями святых докажем, что отцы запрещают прибавлять не только мысли, но даже слова» (λέξεων) ¹). Таким образом, несмотря на свои внутренние колебания, Виссарион не решался поддаваться им и со всей решительностью стоял против латинян. Так теперь, так и несколько позднее.—Доселе Виссарион ограничивался лишь общими, хотя по смыслу своему весьма определенными заявлениями, и прения с латинянами вел почти исключительно Марк. Скоро, однако он выступил с обширной речью, продолжавшеюся целых полтора заседания. Эта речь не только прекрасно характеризует его тогдашнее настроение и взгляд на спорный вопрос, но и составляет один из немногих литературных памятников из той поры, когда он был еще православным. Поэтому остановимся на ней подольше ²).

Прежде всего здесь обращает на себя наше внимание следующий весьма знаменательный факт. Впоследствии, когда начались прения о самом догмате, Виссарион, как увидим, сначала не принимал в них почти никакого участия, а затем высказался в

учения своей церкви, и не мог отделаться от своих сомнений. Словом, в нем были смешанные чувства.

¹) Mansi, XXXI, col. 524. D.

²) У Сиропула (VI, 21, р. 174) читаем: τῇ δὲ πρώτῃ τοῦ Νοεμβρίου ἡμέρα σαββάτου γέγονε συνέλευσις ζ′ καὶ διεξήλθε τὴν διάλεξιν ὁ Νικαίας, ἀνασκευάσας τὰ εἰρημένα παρὰ τοῦ Ἀνδρέου γενναίως καὶ λογικῶς. ταῦτα δὲ παντα ἧσαν μεμελητημένα καὶ ἐσκεδιασμένα παρὰ τοῦ διδασκάλου τοῦ Σχολαρίου, δόντος αὐτοῦ ταῦτα τῷ βασιλεῖ καὶ αὐτοῦ τῷ Νικαίας, ὃς καὶ ἀπεστομάτσεν αὐτά. Этому свидетельству нужно противопоставить следующие слова самого Виссариона: ὅτε καὶ θαῤῥώ, τοὺς ἰσχυρότερους τῶν παρὰ Γραικῶν εἰρημένων λόγων αὐτος ἧν ὁ καὶ εὐρὼν καὶ εἰπών (Migne, CLXI, 341. С.). Упомянутые «λόγους» Виссарион мог высказать только в рассматриваемое время (ср. непосредственно следующие в процитованном месте слова Виссариона о Юлиане с Mansi: XXXI, col.645). В виду этого, а также характера субъективности, который носит речь Виссариона, можно думать, что он получил от Схолария лишь материал для речи, которым и воспользовался, но воспользовался самостоятельно и с весьма существенными собственными дополнениями (Ср. «Ист. фл. соб.», 89).

— 319

пользу латинского учения,—факт, свидетельствующий—как можно полагать—о том, что его доселишние колебания разрешились наконец полным разрывом с его матерью—церковью. Но в рассматриваемое время Виссарион даже и по вопросу о догмате намеревался оставаться по-видимому на чисто греческой почве ¹). Объясняя причину, почему он пока не хочет говорить о догмате по существу, что затронул отчасти Родосский, Виссарион заметил, что теперь не время говорить об этом (потому что по условию вопрос должен идти собственно о прибавке, как такой): «это мы рассмотрим, даст Бог, в следующих заседаниях, когда будем исследовать догмат сам в себе; мы имеем много и другого сказать об этом, но этим займемся в свое время» ²). Как видим, Виссарион надеялся не только вообще говорить, но и говорить много,—факт знаменательный, свидетельствующий о том, что Виссарион в эту пору совсем еще не думал занять положение, которое он занял в oratio dogmatica. Затем несколько ниже ³), при доказательстве непозволительности прибавок к символу, касаясь слов Григория Богослова о том, что он, Григорий, не заботится о слогах и словах, и доказывая, что это не опровергает общего положения о недозволенности изменения в символе, Виссарион между прочим заметил: Григорий говорит о словах тождественных; здесь же,

¹) Hefele, VII, S. 690, говорить о Виссарионе: er ziemlich unverhohlen die dogmatische Richtigkeit des filioque, also die Lehre, dass der heilige Geist auch vom Sohne ausgehe, zugab. Ту же в сущности мысль, хотя и не столь ясно, высказывает и Васт, положившийся здесь очевидно на вывод немецкого ученого (pag. 71: cependant il n’avait pas contesté l’exactitude dogmatique du Filioque).Гефеле однако ни одной цитатой не подтверждает своей мысли. Если он имеет в виду Mansi, 604. С. D., то это место ровно ничего не доказывает.

²) τοῦτο γὰρ ἐν τοῖς ἐξῇς ταμιευσόμεθα Θεοῦ διδόντος, ὅταν κατ’ αὐτὴν τὴν δόξαν αὐτὴν ἐξετάσομεν, ἔχοντες μὲν πολλὰ καὶ ἄλλα περὶ τούτου εἰπεῖν, ἐν δὲ τῷ οἰκείω καιρῷ ταῦτα ταμιευόμενο: — Harduin, IX, col. 105. C.; Mansi, XXXI, 604. B.

³) Harduin, col. 113 B.;Mansi,613.

320

в вопросе о filioque, и слова и предметы различай. «Ибо одно Лицо есть Отец, другое—Сын, так что выражение «из Отца» дает иную мысль, чем «из Отца и Сына» (ὥστε καὶ πρὸς ἄλλην ἔννοιαν φέρει, τὸ ἐκ τοῦ Πατρὸς λέγεσθαι, ἢ τὸ ἐκ τοῦ Πατρὸς καὶ Υίοῦ). Чрез несколько строк затем читаем следующее продолжение этих же мыслей: «мы говорим, что в том, что вы говорите (т. е. в формуле «от Отца и Сына»), различны не только слова, но и предметы, (следовательно) необходимо различны и мысли» ¹).

Но Виссарион касается в этих речах вопроса о догмате лишь мимоходом. Как уже замечено, он занимается здесь главным образом прибавкой, как такой. При этом он разбирает документальные (исторические), рациональные и даже формально-силлогистические доказательства ²), представленные латинянами, с своей стороны противопоставляя им иного рода истори-

¹) ἡμεῖς γὰρ λέγομεν, οὐ μόνον εἶναι λέξεις διαφόροος τὸ λεγόμενον παρ’ ὑμῶν, ἀλλὰ καὶ πράγματα, ἐξ ἀνάγκης δὲ καὶ νοήματα—Hard., col. 113. С. Ср. передачу речи Виссариона в acta latina—ibid. col. 771.

²) К последнего рода доказательствам относится, например, следующее. Андрей Родосский, в подтверждение мысли, что прибавка есть собственно объяснение и—как такое—дозволительна, привел такой силлогизм: всякая прибавка есть (=идет) отвне; но объяснение не есть отвне; следовательно, объяснение не есть прибавка (Mansi, XXXI, col. 605. А.). Свое возражение Виссарион направляет главным образом против второй посылки. Его аргументация блещет остроумием. Объяснение (Harduin, IX, col. 108. В и далее, ср. передачу в acta latina, ibid., col. 770; Mansi, XXXI,605. B. sqq.), говорит он, совсем не бывает из того, что в тексте. «Всякое объяснение и особенно то, которым мы теперь занимаемся и о котором говорим, т. е. богословское, сводится (άναφέρεται) к какому-нибудь выражению, взятому отвне.... Например, мы все говорим: Дух Святой исходит от Отца,— это текст (положение, ἐγκείμενον, textus). Вы, желая показать, что Дух исходит и от Сына, берете отвне некоторое общее положение, именно: все, что имеет Отец, имеет и Сын,... и таким образом заключаете, что и от Сына исходит Дух Святой«. И сила доказательства здесь в том, что взято именно отвне. Таким образом хотя бы выражение «и от Сына» было объяснением, но это не мешает ему в тоже время быть и прибавкой. А так как прибавки запрещены, то, следовательно, и эта прибавка недозволительна (Mansi, col.607. А.).

321

ческия данные и соображения. По поводу главнейшего доказательства латинян, состоявшего в ссылке на древнюю церковную практику, Виссарион высказал следующее. Прежде было позволительно пояснять то, что implicite содержалось в основаниях веры, и вносить эти пояснения, куда угодно, за исключением лишь Св. Писания,—в том числе и в символ. Позднее эта свобода была ограничена: объяснять веру не было запрещено и никогда не будет запрещено, но прибавлять к символу пояснения было воспрещено. «И это сделано по необходимости. Ибо до второго вселенского собора (включительно) отцы были свободны пользоваться пояснениями, как им было угодно; после же названного собора, так как некоторые пользовались этим правом (ἐξουσίᾳ) во вред себе и, составляя символы, вносили в них ложные и извращенные учения и (таким образом) причиняли вред людям, то собравшиеся на третьем соборе отцы, увидев (συνιδόντες), что это право (ἐξουσίᾳ) не приносит верующим никакой пользы, вред же причиняет большой, ненарушимо постановили, чтобы ничего такого впредь не было. Ибо очевидно, что для верных не последует никакого вреда из того, что нельзя делать прибавок. Они исповедуют тоже (учение), как и святые отцы. А кто здравомыслящий осмелится обвинить последних в несовершенстве? Из позволительности же делать перемены последует великий вред, потому что перемена слов может послужить когда-нибудь причиною и перемены мыслей). А что они (т. е. отцы третьего собора) первые сделали указанное воспрещение, это видно, как из многого другого, так и более всего из послания блаженного Кирилла к Акакию, еп. мелитинскому. Там говорит он: святой и вселенский собор, собравшийся в городе Ефесе, по нужде предусмотрительно постановил (προύνόησεν ἀναγκαίως), что не должно вводить в церкви Божии другого изложения веры, кроме существующего, которое блаженнейшие отцы наши опреде-

¹) Mansi, 609. А.

— 322 —

лили Духом Святым (ἐν ἅγίῳ πνεῦματι λαλούντες) ¹). Анализируя это место, Виссарион, на основании его, между прочим полагал, что ефесский собор запретил другое изложение веры, а не изложение другой веры (как полагали латиняне), и что это запрещение распространяется на все тело церкви ²). Впервые запретив это, отцы ефесского собора и себе не дозволили таких перемен: «слово «Богородица», которое по обстоятельствам того времени было нужно прибавить в символе и которое (по мысли) вполне ясно содержится в нем, они не прибавили, ставя себя образцом для последующих и самым делом подтверждая то, что они постановили как закон. А нужда (во внесении в символ слова «Богородица») была большая: возмутительные (μυσαρα) учения Нестория приводили тогда все в смятение. И слово это совершенно ясно содержалось в божественном символе; ибо говорить, что единосущный Отцу Сын, «сшедши с небес, воплотился от Духа Святого и Марии Девы»—не иное что значит, как то, что святая Дева родила Бога. Слово «Богородица» таким образом есть объяснение, и, однако оно не было прибавлено. Вы скажете: потому и не прибавлено, что слишком ясно содержится в символе. Но было и другое нечто, что также содержалось в символе, и не ясно содержалось, и, однако не было прибавлено. Ипостасное единение Сына Божия с принятою от нас природою, о чем рассуждали те же самые отцы третьего собора,— или еще то, что обе природы пребывали в Иисусе Христе, после соединения, неслитно ³), о чем предстояло рассуждать четвертому собору,—также, что Он сохраняет две воли и два действия, о чем только и рассуждали блаженнейшие отцы на шестом соборе, — все это по-видимому не вполне ясно содержится в сим-

¹) Mansi, XXXI, col. 609. А.

²) Mansi, 609. С. sqq.

³) Виссарион выражает эту мысль несколько своеобразно: καὶ τὸ δύο φύσεις τὸν κύριον ἡμῶν Ἰησοῦν Χριστὸν ἀσογχύτους τετηρηκέναι μετὰ τὴν ἕνωσιν, Mansi, 612 А.

323 —

воле, и, однако, хотя и было объяснено и раскрыто, но не было внесено в это правило веры... Таким образом, как ни поставить вопрос, оказывается, что не должно прибавлять ни то, что совершенно ясно содержится в символе, ни то, что менее ясно и более implicite. Это (правило) наблюдали все последовавшие за третьим святые соборы: четвертый, пятый, шестой и седьмой» ¹). «Если после третьего собора иначе читался символ каким-либо из святых соборов, если вообще к нему прибавлено было слово, или слог, или что бы то ни было (τὸ τοχόν),—если это докажете, то и мы последуем за вами. Но вы не можете доказать этого... Ибо хотя часто представлялась необходимость (в прибавках) и хотя многие пояснения существовали, но ни одна из них не была внесена в божественный символ: ибо отцы нашли средство, при помощи которого они удовлетворяют предстоящей нужде и вместе соблюдают почтение к (запретившим прибавки) отцам: они в собственном определении излагают собственные мысли, священный же символ блюдут неизменным и неприкосновенным. Благодаря этому—говорил Виссарион, обращаясь по-видимому к Андрею — отсюда (т. е. из запрещения прибавок) не следует никакого вреда для верных, как говорил ты ²): ибо и веру они раскрыли и принесли верующим проистекающую отсюда пользу, и символ сохранили неизмененным, так что и мы получили пользу из их учения, и они сами не подпадут под наказание, положенное отцами» ³).

Переходя к рациональным основаниям прибавки, выставленным латинянами, Виссарион говорил ¹): «Вы сказали, что начала и основания каждой науки (ἐπιστήμης) содержат в возможности и то, что за ними (μετ’ αὐτά),—и что, выходя из на-

¹) Mansi, XXXI, col. 609612.

²) Mansi, col. 613. А.

³) Mansi, 613. В; ὡς κερδάναι ἡμᾶς καὶ τὴν ἐκ τῆς διδασκαλίας ὠφέλειαν, καὶ μηδ’ ἐκείνους ὑποπεαεῖν τοῖς τῶν πατέρων ὅροις.

⁴) Mansi, col.616.

— 324

чал и оснований веры, вы покажете нам, что это учение («и от Сына» ¹) истинно.... Этого и мы хотим от вас). Если вы это нам покажете (δείξητε), мы поблагодарим вас; но к основаниям веры, разумеется, не прибавим (οὐ μὲν τοίγε ἴσως καὶ προσθήσομεν τοῦτο ταῖς ἀρχαῖς). Ибо по отношению к большей части оснований это невозможно, и всего больше в частности (ἰδιχῶς) по отношению к этому (т. е. нашему), вследствие запрещения. Ибо в большей части, а может быть (τάχα, forsan) и во всем различаются начало и то, что после начала (ἀρχὴ καὶ τὰ μετὰ τὴν ἀρχὴν): ибо то есть общее, а это частное...., то посылка, это заключение. Как же может сделаться частное общим? Поэтому необходимо (допустить), что то, что после начал, содержится в них; но прибавлять это к основаниям нет никакой необходимости. А если еще есть специальное запрещение, как в настоящем случае, то это и совсем невозможно; притом ведь и иное (также) истинное, не прибавлено к основаниям. Все божественные догматы мы почерпаем из источника божественных Писаний, которые суть начала и фундамент нашей веры; однако же к ним ничего не прибавлено и не будет прибавлено ни нами, пока мы находимся в здравом уме (ἕως ἄν ὦμεν ἡμῶν αὐτῶν), ни другими христианами. Отсюда необходимо следует, что так как божественный символ имеет в церкви значение основания ²)—(и) к нему ничего не следует прибавлять ³).

¹) Mansi, XXXI, 616. В: οὕτω XII ἡμεῖς λέγομεν,т. е. говорим, что вам надлежит постараться доказать это.

²) Ту же мысль Виссарион развивает и в других местах, например, Harduin, IX, col. 117. D. По Виссариону, все такие выражения, как «Единосущный», «Духа Святого», «Господа животворящего» — нужно прибавить к основаниям нашей веры—св. Писанию, если стать на точку зрения латинян, или ничего не нужно прибавлять и к символу: «ибо он получил достоинство равное с св. Писанием, по решению самих отцов» (τὴν αὐτὴν γὰρ καὶ τοῦτο τιμήν εἴληχε τῇ θείᾳ γραφῇ, οὕτω τῶν πατέρων αὐτῶν ἀξιωσάντων αὐτο).

³) К этой теме Виссарион несколько спустя опять возвратился.

— 325 —

«Сказано вами», продолжал Виссарион ¹), переходя к следующему доказательству латинян, «что святая Божия церковь, пребывая одною и тою же, должна иметь и одну и туже власть и авторитет (ἀρχὴν). На это ответим, что ей необходимо иметь ту же власть; тем не меньше, однако надлежит блюсти и решения отцов и как бы божественным почитать то, что ими определено... Ибо ²) при таком образе действования церковь вернее сохранит и свой всегда равный авторитет и себя саму. В противном случае она себя саму ниспровергнет, и от себя самой разрушится».

«Вы ³) сказали, что изречения святых побудили римскую церковь сделать эту прибавку. Но рассудить, изречения ли святых побудили ее к этому, или нет, уместно будет в последующих заседаниях,—об этом будет речь потом, если Бог даст. Если же побудили ее к этому нужда или сознание права делать это, то—хоть бы это и так было—все-таки не следовало делать прибавки. Ссылка на нужду вам нисколько не помогает, если в (соборных) определениях прямо не выражено, что в случае нужды должно это делать (т. е. прибавлять). При удобном случае мы может быть (ἴσως) спросим вас с любовью относительно этой нужды, как и когда это было ⁴). Относительно же власти западной церкви мы много могли бы сказать ⁵), если бы у нас не было другой ближайшей задачи. Мы знаем права и преимущества римской церкви; но не менее того знаем мы, до каких пределов простираются эти преимущества. Мы желаем обратить ваше внимание на то, что мы не признаем этого

¹) Mansi, col. 616.

²) Ibid., col. 617. A.

³) Harduin, IX, col. 121. B и след.; Mansi, XXXI, 621. D. sqq.

⁴) Виссарион по-видимому сказал это не без легкой иронии. Ср. еще Hard. IX, 794 (в acta latina).

⁵) Последующие слова ясно показывают, в каком смысле мог бы говорить Виссарион по этому предмету.

— 326

права (т. е. делать прибавку) у всей церкви и собора, даже вселенского, не только что у одной римской церкви. И так как римская церковь, какими бы прерогативами она ни пользовалась (κἂν ὁπόσα ἰσχύῃ), все же меньше (ᾗττον ὅμως ἰσχύει) вселенского собора и всей церкви, то—если мы отрицаем это право у вселенской церкви—тем больше не признаем его за римскою церковью. Не признаем же этого не сами от себя, но потому, что, по нашему мнению, это запрещено определениями отцов».

Впечатление, произведенное на греков речью Виссариона, было весьма благоприятное ¹). По всей вероятности, и на латинян она произвела некоторое действие. Они должны были понять, что с этим противником, умно и энергично защищавшим учение и права своей церкви им придется серьезно считаться. Еще важнее то, что сам Виссарион должен был быть доволен впечатлением своих речей и в ту по крайней мере пору имел некоторое, хотя и кажущееся, основание думать, что он подавил латинян силою своих доказательств. Оканчивая свою речь, Виссарион высказал следующее: «мы утверждаем, что постановления отцов воспрещают прибавки вообще, и когда они говорят, что не должно ни прибавлять, ни отнимать, ни иного чего делать (с символом), то говорят о слоге и речении. Важным подтверждением этого служат для нас их действия» ²). Сказав это, Виссарион, согласно своему еще прежде официально сделанному заявлению ³), обратился к латинянам с следующим вопросом· «спрашиваем вас, к символу ли веры относятся эти определения и запрещения, или к чему-либо иному» ⁴)? На этот прямо

¹) Συροποὺλος, VI, pag. 174; Migne, СLIX, col. 1037—слова униата—Meфонского.

²) Hard., IX, col. 121. D: ἡμεῖς λέγομεν, ὅτι οἱ ὅροι τῶν ἁγιων πατέρων πρὸς πᾶσαν καὶ ὁποιαποῦν κώλοσιν φέροοοι· καὶ ὅτε ἐκείνοι λέγουσιν ὅτι οὐτε δεῖ προ στιθέναι οὔτε ἀφαιρεῖν, οὔτ’ ἄλλο τὶ ποιεῖν, καὶ περὶ συλλαβῆς τὸν λόγον ἐκείνοι ποιούνται καὶ λέξεως. Cp. acta lat., ibid., col. 774.

³) Mansi, XXXI, col. 621; ср выше.

⁴) Hard., IX, 121; Συροπ., VI, 21, p. 174.

— 327 —

и категорически поставленный вопрос латиняне отвечали не вдруг: они стали совещаться с папою и между собою. Но и после того не дали они ясного и решительного ответа на вопрос Виссариона ¹). Говоривший первым старший из кардиналов ответил, по словам автора так наз. «acta latina», следующее: «мы говорим, что запрещение (прибавок) относится ко всему, что было изложено· в Никее и касается не более символа, чем других определений» ²). Еще более уклончиво отвечал говоривший после кардинала еп. родосский Андрей: под видом ответа он держал речь о догматической верности filioque, о чем его никто не просил ³). Виссарион мог объяснять и вероятно объяснял именно силою своих речей и первоначальное молчание латинян, и затем неудачный ответ Андрея. А если так, то этот факт способен был сделать его еще более высокомерным и по отношению к Марку ⁴) и по отношению к другим грекам ⁵), и дать ему повод думать, что он один значит чуть-ли не столько, сколько все остальные,—самообольщение, бывшее для него весьма опасным.

Тем не меньше некоторое время, официально по крайней мере, Виссарион был вполне единомыслен с Марком и это

¹) Сиропул и автор «acta gr.» утверждают даже, что и после своего совещания латиняне отвечали не вдруг. Отчего бы ни произошло это, греки, и прежде всего разумеется Виссарион, объясняли это по-своему. Заметим, впрочем, что свидетельства Сиропула и автора acta graecaдолжны быть в данном случае признаны за одно свидетельство: близость их текстов показывает по-видимому, что или оба эти автора пользовались одним источником, или один из них пользовался другим.

²) Hard.IX, 775. А. Очевидно, кардинал хотел сказать, что запрещаются вообще противные христианству учения.

³) Συροπ., р. 174; Hard. col. 121 в acta gr. и 775 sqq. в acta latina. Автор последних (Andreasde Sancta Cruce) сообщает важные подробности, которых не находим ни у кого больше.

⁴) Ср. характерный рассказ Виссариона у Маня (Migne, CLXI. 340—341) и случай, рассказанный Сиропулом (VII, 14, pag. 210).

⁵) Ср. подобный пример у Сиропула, VI, 20, pag. 173.

— 328 —

свое единомыслие выражал весьма решительно и довольно часто ¹). Лишь к концу феррарских прений, если судить по acta latina, он по-видимому перестал принимать участие в рассуждениях с латинянами ²).

Прения продолжались между тем, но понятно без всякого результата. «Мы греки, пишет автор acta graeca ³), начали досадовать (ἀγανακτεῖν, скучать?), не только архиереи, но и все клирики, и члены сиклита (οἱ συγκλητικοὶ)..., говоря: что (путного) мы делаем, говоря и слушая бесплодные речи? Ни они не убедят вас, ни мы их. Надлежит нам поэтому возвратиться в наш город» ⁴). Но император разумеется не хотел и слышать этого. Приходилось таким образом продолжать дело с латинянами; но о чем? Латиняне уже не один раз высказывали настойчивое требование—оставить прения о прибавке и заняться самим догматом. Мы—говорили они ⁵) — не хотим толковать о том, как прибавлено к символу выражение «и от Сына». Раз оно прибавлено, его уже нельзя удалить, если не будет доказано вами, что оно содержит богохульство. Итак, пусть оно подвергнется исследованию, и, если окажется богохульным, пусть будет отвергнуто.

В своей речи к грекам по поводу предложения латинян перейти к самому догмату император вполне ясно высказался за то, чтобы удовлетворить желанию латинян. В Исидоре и особенно Виссарионе император нашел энергическую поддержку: в

¹) Кроме указанных уже выше мест из acta lat. (Hard. col. 775—778) см. Андреем de S. Cruce, и только им одним сообщенные заявления Виссариона у Гардуина, соl. 787, 790, 796, 799 (ср. в acta gr., ibid. col. 144), 804, 838. Некоторые из этих заявлений чрезвычайно характерны (напр. на col.787 и 799).

²) Ср. любопытное свидетельство Виссариона в Ер. ad. Phil. (Мigne, CLXI, 341).

³) Mansi, XXXI, col. 692. B.C.; Hard. IX, 169. D.

⁴) Harduin, IX, col. 169. D.

⁵) Ibid.E.

— 329 —

больших по-видимому речах ¹) они усердно поддерживали императора. Чем вызвана была эта ревность Виссариона, скажем несколько ниже; теперь же заметим только, что он должен был поддерживать царя совершенно искренно, по убеждению. Он всегда высказывался за рассмотрение вопроса о Св. Духе по существу. Теперь обстоятельства опять выдвинули этот вопрос, и Виссарион рад был случаю вторично вотировать в пользу рассмотрения самого догмата. Поэтому факт поддержки, оказанной Виссарионом императору, не набрасывает на него темной тени ²), хотя бы мы и признали, что большинство греков было безусловно право, требуя отмены прибавления к символу и только под этим условием соглашаясь на рассуждения о самом догмате ³).

Мнение царя было принято. Выигравши одно, царь приступил к улажению другого дела, именно относительно перенесения собора во Флоренцию. До тех пор, пока он не заручился согласием греков на обсуждение самого догмата, царь из осторожности не настаивал сразу на другом своем, также уже принятом им, решении—перенести собор во Флоренцию; он даже отри-

¹) Συροποὺλος, VII, 10, pag. 201: εἰτα διεδέζαντο τὸν λόγον ὁ Ῥωσίας καὶ ὁ Νικαίας, καὶ ἐπλατύνοντο ἐπὶ τούτου καὶ μάλιστα ὁ Νικαίας συνηγοροῦντες τῷ βασιλεῖ.

²) Нельзя, к сожалению, того же сказать о других членах собора. До того времени греки высказывались вообще против перехода к догмату; устраивались даже соглашения—официально выступить с этим решением (Συροποὺλος, pag. 188 — 196 и др.). Что же видим теперь? Когда император, предварительно высказавши свой взгляд на вопрос, подвергнул его голосованию, лишь у очень немногих нашлось достаточно смелости, чтобы выступить против воли императора, и—что особенно заслуживает быть отмеченным—между прочим у того лица, от которого можно было всего меньше ожидать этого,—у слабохарактерного, подавленного болезнью патриарха (Συροποὺλος, VII, 10, pag. 202). В этом же смысле высказались еще только трое: Сиропул, протекдик Георгий и хартофилакс Михаил Вальсамон (Συροποὺλος, VII, 10). Справедливость, впрочем, требует сказать, что и между уступившими императору многие были внутренне недовольны (Συροποὺλος, VII, 10, pag.204).

³) Συροποὺλος, VII, 3. 6; VII, 8, pag. 204; ср. Harduin, IX, col.169.

— 330 —

цал, что он что-нибудь когда-либо слышал об этом ¹). Чтобы не возбуждать в греках чрезвычайных опасений, если он потребует от них согласия на эту меру, еще не проведши другого своего, притом более важного и столь же неприятного для них решения (касательно рассуждений о самом догмате), — а может быть также и затем, чтобы — вполне устроивши дело перенесения собора без ведома или по крайней мере без участия греков—просто познакомить их потом с совершившимся фактом и потребовать их согласия, — по тем или другим причинам царь до времени скрывал состоявшееся соглашение с папой. Слухи о замыслах царя и латинян тем не меньше продолжали ходить, возбуждая тревогу в греках. Последние инстинктивно догадывались, что задумав перенести собор во Флоренцию латиняне преследуют какие-то темные, не обещающие добра для греков цели. Протестуя против перенесения, Григорий духовник говорил ²): «если папа перейдет (во Флоренцию) и повлечет и нас за собою дальше отсюда, не будет добра для нашей церкви; а латиняне добьются всего, к чему стремятся». И очень вероятно, что надежда — вынудить у греков побольше уступок, завлекши их подальше в Италию—действительно руководила латинянами. Уже в Ферраре папа видел, что греки, не имея собственных средств для жизни, находятся почти в его руках. Но из Феррары несочувствующие унии греки могли все же сравнительно легче (чрез знакомую и дружественную им Венецию) отправиться восвояси; во Флоренции этот путь был бы для них затруднен ³). С самого начала собора чрез всю его историю мы можем следить то просьбы греков об отпуске домой, то прямые попытки к бегству и даже случаи бегства ⁴). Что же могло быть есте-

¹) Συροποὺλος, VII, 10, pag. 202—203; conf. VII, 3, pag. 188; VII, 11, pag. 205. Mansi, 693—696. A.

²) Συροποὺλος, VI, 23, pag. 180.

³) Cp. Συροποὺλος, VII, 1, pag.184.

⁴) Συροποὺλος, VI, 1, pag.141—142,особ.151—153и мн. др. Император был вынужден принимать даже весьма обидные в сущности для гре-

331 —

ственнее со стороны латинян, как не то, чтобы положить решительный конец всем таким попыткам ¹)? Но самое сильное побуждение для папы перенести собор, без сомнения, заключалось в недостатке денег в Ферраре ²) и в возможности получить их в избытке от флорентинцев, в случае перенесения собора в их город ³). Это же последнее соображение без сомнения по-преимуществу руководило и императором в его хлопотах об устройстве этого дела. Принимал ли он в расчет другие указанные выше соображения в пользу перенесения собора, мы не знаем, да это и не представляет для нас, при нашей задаче, особенной важности. Для нас важно напротив и интересно было бы узнать, был ли посвящен Виссарион в эти планы и помогал ли он в этом отношении латинянам своим советом или прямым содействием? К сожалению, этот вопрос, как и многие другие, приходится—за недостатком положительных исторических свидетельств — оставить почти открытым. В виду

ков мера против попыток к бегству в Ферраре (ibid., р. 141), также как потом во Флоренции (р. 212 и 221), где им не позволялось даже выезжать за город на коне, хотя бы для простой прогулки.

¹) Фроман (Krit. Beiträge, S. 25) отрицает, что случаи бегства греков были одним из побуждений к перенесению собора, но отрицает голословно, ничем не подтвердив своей мысли; Могут сказать: разве не могли греки убегать и из Флоренции? Без сомнения, могли, но далеко не с такой легкостью и удобством, как это возможно было в Ферраре и близкой к ней Венеции. Флоренция была для греков совершенно незнакомым городом, где они не имели никаких связей; с Венецией напротив они имели достаточно времени хорошо познакомиться; есть основания думать, что они завязали там некоторые более или менее дружественные связи; притом Венеция находилась в постоянных сношениях с востоком, чего нельзя сказать о Флоренции. Не забудем и того, что по окончании собора греки направились из Флоренции домой не прямо морем, а опять чрез Венецию, и даже, отправляясь из Феррары во Флоренцию, думали возвращаться на родину именно чрез Венецию (Hard. IX, 176. А.). Замечательно, что и католический писатель Hefele(VII, 695) признает вышеуказанный мотив для перенесения собора.

²) Harduin, col. 174; Συροποὺλος, VII, 12 p. 207; Frommann,13и 25.

³) Ср. Hefele,VII, 694.

— 332 —

однако доселешнего его поведения нельзя не предположить, что он мог согласиться на перенесение собора в виду финансовых затруднений папы и по этой причине с своей стороны помогать улажению этого дела: он искренно служил идее соединения и должен был способствовать устранению всего, что мешало ее осуществлению. Нельзя отрицать и того, что он мог желать этого перенесения собора также и ради прекращения попыток греков к бегству: ведь принимал же он прежде довольно энергические меры против подобных попыток ¹). Разница между ним и латинянами в этом случае заключалась лишь в том, что он желал удержать греков в Италии, веруя в возможность соединения с ними на честных условиях, тогда как латиняне уже заранее определили эти условия, хотя и скрывали их ²).

Протестовавшие против перенесения собора греки в конце концов должны были уступить уже вследствие одного того, что им нечем было жить, так как им не платили выговоренного содержания целые пять месяцев ³),—не на что было возвратиться и на родину, если бы даже они и решились на это вопреки воле императора. Между тем стоило им согласиться на перенесение собора, и все их денежные затруднения, настоящие и будущие, должны были прекратиться: так по крайней мере уверял император с латинянами. Последние не поскупились и на другие обещания ⁴). И греки согласились. 10-го января 1439 года в последнем заседании собора было официально объявлено о перенесении собора во Флоренцию «вследствие язвы» ⁵).

¹) Συροποὺλος, VI, 7, pag.151.

²) Mansi, XXXI, col. 696. B; ἔλθετε οὖν Φλωρεντίαν, καὶ εἰς διορίαν τριῶν μηνῶν ἢ τεσσάρων, ἵνα ἔχητε ἐξουσίαν ἐπιστροφῆς, κᾄν τε ἑνωθῶμεν κᾄν τε μή.

³) Συροποὺλος, pag.205. 207.

⁴) Mansi, col.696.

⁶) Это было лишь официальною причиною. Mansi, XXXI, 700; Συροποὺλος, VII, 14 pag.211. Замечательно, что так по-видимому смотрели на дело и ближайшие к этому времени греки-унионисты. Иосиф Мефонский, например, указывает только на безденежье папы как на причину перенесения

333 —

Во Флоренции, как ниже увидим, начался новый период в истории собора и новый период в жизни самого Виссариона. Поэтому, прежде чем последовать за ним во Флоренцию, нелишне сделать общий вывод из сказанного о доселе подмеченном нами настроении и образе мыслей Виссариона, чтобы знать отчетливо, с чем, с какими намерениями и целями покинул он Феррару, насколько по крайней мере мы можем судить об этом по сохранившимся источникам.

По вопросу о filioque, как прибавке. Виссарион во время пребывания в Ферраре официально оставался верен греческому взгляду, хотя внутренне и не был свободен от некоторых колебаний. Эти колебания условливались как собственными исследованиями дела и разъяснениями латинян ¹), так и тем, более чем второстепенным, значением, которое он давал вопросу о filioque, как прибавке. Так как Виссарион никогда не придавал особенной важности этому вопросу и всегда ставил его значение в зависимость от такого или иного решения вопроса о самом догмате, то, понятно, с изменением взгляда на этот последний вопрос должен был до известной степени изменяться и его взгляд на первый вопрос. К вопросу же о догмате Виссарион также по-видимому относился теперь несколько иначе, чем прежде; он во всяком случае внутренне колебался ²), и может

собора. Migne, CLIX. col. 1045. С.; ср. Hefelе, VII, 695. Но осенью 1438 года чума действительно по-видимому свирепствовала, так что, по словам Сиропула (VI, 3, 145), извела панический страх на латинян и заставила бежать из Феррары большинство их кардиналов и епископов. Сиропул утверждает, что из 11 кардиналов и 150 епископов, присутствовавших при открытии собора, остались только 5 кардиналов и 50 епископов. Началась она еще в июле месяце. См. Мегусово издание А. Traversari. Epist. lib.VII, ер. 11, по цитате Гете (стр. 192).

¹) Migne, CLXI, col. 341. С. D. Не забудем при этом, что латиняне располагали целой массой рукописей в сравнении с теми сравнительно немногими кодексами, которые привезли с собою греки. Συρоπ. IX, 2, 252; ср. Göthe,190.

²) Такое колебание, вызывавшееся самым существом дела, а ничуть не

— 334 —

быть даже несколько склонялся на сторону латинян, а с тем вместе склонялся и к унии на условиях несколько иных, чем те, о которых мечтал прежде. При этом действовали не только такие внутренние причины, как изучение святоотеческой и тогдашней ученой литературы по этому вопросу ¹), но и причины и побуждения внешние, именно: стесненное положение отечества вообще ²) и новые опасные для него замыслы турок ³), с другой— больше и больше выступавшее наружу охлаждение греков к унии. Очень естественно, что чем холоднее становились другие, тем сторонними какими-нибудь соображениями, наблюдаем и в патриархе Иосифе. (Συροποὺλος, VII, 8, pag. 197—198).

¹) Συροποὺλος, VII, 8, pag. 197: δεῖ συνελθεῖν, говорил Плефон, τοὺς ἡμετέρους ἰδίως, καὶ σκέψασθαι καὶ γυμνάσαι τὰ παρὰ τῶν Λατίνων λεχθησόμενα. Οἴδασι γὰρ τινὲς τῶν ἡμετέρων, ὅσα ἔχουσιν εἰπεῖν ἐκεῖνοι, καὶ δόναντ αἰ εἰπείν καὶ δεφενδεῦσαι ταῦτα, καὶ κρεῖττον ἐκῖνων. Под τινὲς здесь или исключительно или прежде и более всего разумеются Виссарион с Марком. Не забудем при этом и влияния на Виссариона сношений с такими людьми, как Амвросий и Юлиан. Эти сношения могли действовать на Виссариона незаметно для него самого, но тем не меньше весьма сильно. Притом, с Амвросием был по-видимому в хороших личных отношениях и другой близкий к Виссариону грек—Исидор. См. Мегусово изд; Ambr. Camaid. Epist. lib. VII, ер. 13 по цитате у Goethe, 172. Припомним и то, что Исидор за несколько лет пред тем провел целый год в Базеле в качестве одного из послов греческого императора. См. Goethe,73.

²) Не можем не привести здесь следующего характерного свидетельства Плефона (Migne, CLX, col. 979. В. С.): «ἐγὼ οὐ τοῦτο δέδια μήποτε κρείττους τῶν ἡμετερων ἐν τοῖς περὶ τοῦ ἀμφισβητουμένου τούτου λόγοις Λατίνοι φανῶσιν οὐ γὰρ οὐδέ μέχρι νῦν ἐφάνησαν, καίπερ πολλὰ κάμνοντες ἐν τοῖς ὑπὲρ τούτου σοφίσμασιν. Ἐπεί καὶ ἐν Ἰταλία, ὅτε οἱ ἡμέτεροι ἐκείνοις συνέθεντο οὐ τῷ λόγοις ἡττῆσθαι καὶ συνέθεντο, ἀλλ’ ἴσμεν ὅν τρόπον σύνέθεντο διὰ τοῦτο οὐδ’ ἀλόγως οἱ πολλοὶ τῶν τότε συνθεμένων οὐδ’ οἷς συνέθεντο ἐνέμειναν. Ἀλλ’ ἐκείνους δέδια τῶν ἡμετέρων, οἷς δοκεῖ, κἂν εἰ εὐσεβέστερα ἐστι τὰ γε πάτρια ἡμῖν, ἀλλ’ ὅμως τὰ Λατίνων πρὸ αὐτῶν αἰρετέα, διὰ τὸ ταύτα καὶ τοῖς πράγμασι λυσιτελήσειν τὶ δοκεῖν. Ἴσως δ’ ἄν τις καὶ οὕτως ἕχοι, ὥστε καὶ ἀμφοτέρων μὲν ὁμοίως καταφρονεῖν ὁ δ’ ἀμέλησας τοῦ τὶ τὸ κράτιστον ἐν τοῖς τοιούτοις ζητεῖν πρὸς τὸ τοῖς πράγμασι μόνον συνοίσειν τὶ δοκοῦν οἴεται δεῖν τὴν αἵρεσιν ποιεῖσθαι.Молчание Плефона о том, что иной из греков мог при этом руководиться убеждением в правильности латинского учения, достаточно объясняется тем, что Плефон писал для греков.

³) Συροποὺλος, V, ю, pag.125; ср. VIIІ, 3, 219.

335

ревностнее взялся за это дело Виссарион: самое охлаждение греков должно было служить для него побуждением—своей личной энергией поправить дело. Очень естественно, что при этом увлечении он мог забыть даже ту сдержанность и осторожность, к какой сам в другую пору был способен, и еще решительнее отдаться тем чисто политическим планам и надеждам, которыми занят был император и в которые он, по всей вероятности, посвятил и Виссариона. А император, как есть основание думать, уехал из Феррары с положительными надеждами на соединение ¹), хотя—как увидим—и предполагал достигнуть его иным способом, чем как это случилось потом на самом деле. Перед отъездом во Флоренцию, приглашая греческих епископов сбираться в путь, патриарх посоветовал им «взять с собой в дорогу немногие, (лишь) необходимые вещи, потому что там— сказал он—произойдет соединение» ²), разумея под этими необходимыми вещами, как и сам он сказал, епископские облачения ³). Если мы сравним поведение патриарха до этого времени, как оно выяснено у Сиропула, с теперешним его образом действий, то убедимся, что эта мысль об унии во Флоренции была мыслью собственно императора, но никак не самого патриарха. На каких же основаниях предполагал царь или его советники заключить унию во Флоренции?

Мы не имеем никакого основания полагать, что император думал в эту пору об унии на тех основаниях, на которых она действительно состоялась потом; даже позднее, уже в самой Флоренции, он не хотел ничего знать о такой унии и решительно думал об отъезде из Италии ⁴). Можно думать, что

¹) Это предугадывали все греки, в том числе и Марк, потому что только допустив это можно объяснить себе слова Марка пред отъездом во Флоренцию (Συροποὺλος,VII, 14, р. 210).

²) «φέρειν δ’ ἐν τῇ ὁδῷ ὀλίγα τινὰ ἀναγκαία. Ἐπει ἔφη γενήσεται καὶ ἡ ἕνωσις ἐκεῖσε — Συροποὺλος, VII, 13, pag.208.

³) Συροποὺλος, VII, 14, pag.209.

⁴) Συροποὺλος, VIII, 8, pag.229.

— 336 —

это предполагаемое теперь царем основание для унии было именно то, которое он впоследствии с такой настойчивостью рекомендовал, именно неопределенные, допускающие толкование как в православном, так и в латинском смысле формулы. Правда, официально и ясно он пока еще не высказывал, что именно на такого рода соглашение рассчитывает; но он давал это понять). В свои планы посвятил он вероятно и патриарха, и такого рода соединение вероятно разумел патриарх, проговорившись пред отъездом из Феррары об унии во Флоренции. По всей вероятности, с этими предположениями царя был знаком и Виссарион. Как ни мало соответствовали эти предположения его собственным доселешним надеждам и стремлениям, тем не меньше, в виду критического состояния греческой империи, он мог и сам примкнуть к ним. Впрочем, он по-видимому еще не отказался совершенно от мысли достигнуть цели, поставленной греками, и путем прений с латинянами. Незадолго до отъезда из Феррары, когда греки в одном из предварительных собраний порешили не оставлять вопроса о прибавке и не начинать прений о самом догмате, Виссарион, по словам Сиропула, один не согласился с этим решением, но сказал, что нужно начать прения о догмате. Мы имеем—заметил он—сказать много важного (καλὰ) относительно догмата, и нам не должно бояться латинян ²): если по поводу прибавки Кавасила написал (только)

¹) Кроме других случаев, достаточно указать на важнейший у Συροποὺλος, VIII, 1 pag. 216: ἐπεὶ οὖν πρῶτος ὁ βασιλεὺς τοῦτο προέτεινε, δῆλον ὅτι εὗρε καὶ τὸν τρόπον τὸν ἑνωτικόν—и вслед затем: καὶ ἀξιοῖ ὁ πάπας, ἵνα ἐμφάνισῃ τοῦτο ἡμῖν. Правда, император на это желание папы ответил, что никакого (особого) способа соглашения греки не нашли. Но это может значить только то, что официально царь не хотел пока говорить о своих предположениях, не переговоривши об этом со всеми греками, чего доселе он не сделал. Но что он действительно имел и не раз высказывал частным образом свое предположение, это следует уже из той настойчивости, с которой латиняне—и притом несколько раз—возвращались к этому вопросу (Ср. acta graeca—Harduin, IX, 181. C.; Συροποὺλος, VIII, Ι, р. 216).

²) Последние слова довольно характерны. Ср. Συροποὺλος,195.

— 337 —

четыре листа, а то, что мы говорили об этом предмете, составило целую книгу, то—если Кавасила о догмате пишет целую книгу—разве не сможем и мы сказать об этом много дельного ¹). Думать, что Виссарион говорил так только затем, чтобы сильнее побудить греков решиться на переход к прениям о самом догмате, мы не имеем оснований. На основании по крайней мере доселе известных источников мы можем допустить только то, что Виссарион колебался относительно исключительной верности греческого учения об исхождении; но само собою понятно, что это колебание не мешало ему решиться вновь открыто выступить на защиту учения своей церкви, хотя бы ради того, чтобы лучше выяснить дело и вместе поддержать честь своей церкви, которой он по крайней мере недавно еще очень дорожил ²). Кроме того и с психологической точки зрения представляется нисколько не удивительным, если Виссарион в Ферраре не был еще открытым и решительным защитником латинского учения, а во Флоренции сделался таким: тот небольшой по-видимому промежуток времени между приготовлениями к отъезду из Феррары, когда Виссарион высказал вышеприведенные слова, и открытым выступлением его на защиту латинского учения во Флоренции, на самом деле не так мал, чтобы в это время не мог произойти решительный перелом в его взглядах и образе действий.

(Окончание следует).

¹) Συροποὺλος, VII, 6, pag.193;

²) Migne, CLXI,340—341, где рассказывается спор Виссариона с Марком о значении одного апостольского изречения (Галат.; 1,9) и одного изречения св. Дионисия.

Христианское чтение. 1882. № 5-6. Спб.

А. И. Садов

Виссарион Никейский на Ферраро-Флорентийском соборе ¹).

(Окончание).

Деятельность Виссариона на соборе во Флоренции на первых порах была незначительна. Прения с латинянами вел исключительно Марк; Виссарион ограничивался по-видимому крайне редкими и весьма краткими замечаниями ²), насколько об этом

¹) См. Христ. Чтен. Л6 3—4, стр. 309—337.

²) Эти замечания можно читать в издании Гардуина, IX, col. 201, 224 (здесь два замечания), 225 и 268. Они приписываются Виссариону и в новейшем издании актов фдор. собора, сделанном, как утверждает известный Димитракопул (W. von Göthe Studien, S. 3, vgl. 5), кардиналом Питрою и вышедшем под следующим заглавием: Η αγια και οικουμενικη εν Φλωρεντια συνοδος. Δια μοναχου Βενεδικτινου. Εν Ρωμη. 1864. Ср. в этом издании стр. 175. 195 (с вариантом или вернее опечаткой о υφίστανται), 196 и 233. К сожалению, и этот издатель не говорит, какими рукописями он пользовался. В издании Манси имена лиц, участвовавших в прениях на ферраро-флорентийском соборе, по меньшей мере в половине случаев не отмечаются, и это по-видимому вследствие простой небрежности издателя. Таким образом его свидетельство не имеет важности. (Рассматриваемые места находятся в XXXI томе его издания, на col. 733, 766, 768 и 824). В виду сказанного принадлежность Виссариону этих замечаний представляется вероятною; но в виду почти полного отсутствия критического аппарата в названных изданиях все же нельзя с полной уверенностью сказать, что только эти замечания и были сделаны Виссарионом и что он таким образом крайне слабо участвовал в прениях. Что же касается точности передачи указанных замечаний, то в этой точности нет особенных, оснований сомневаться: записывавшие речи греков нотарии могли записать их хорошо, пока переводчик переводил их на латинский язык для западных членов собора; к тому же писцы сверяли свои записи. А автор Acta graecaнесомненно пользовался этими записями.

— 626 —

можно судить по существующим изданиям так называемых Acta graeca ¹). Вследствие этого мы поставлены в совершенную почти невозможность сказать что-либо вполне определенное относительно настроения Виссариона в течение марта месяца 1439 года ²); а в истории внутренней жизни Виссариона этот небольшой промежуток времени должен был иметь, судя по обстоятельствам, довольно важное значение. Указанные замечания его так кратки и по большей части так мало содержательны, что по ним решительно нельзя догадаться, переживал ли Виссарион за это время какую-нибудь внутреннюю борьбу, или нет. Не имея положительных и вполне решительных данных в пользу предположения, что Виссарион в эту пору был уже в душе почти совершенным латинянином, мы должны, однако признать это предположение весьма правдоподобным. Упомянутые краткие замечания, которые с своей стороны вставлял изредка Виссарион во время прений Марка с латинянами, именно своею краткостью и малочисленностью свидетельствуют о том, что Виссарион, делая их, соблюдал лишь формальность; внутренне же был на стороне латинян с самого начала или почти с начала пребывания во Флоренции. Виссарион был во Флоренции уже не тот, каким он еще незадолго хотел быть здесь ³). Но свой действительный образ мыслей он обнаружил не сразу. Это обнаружение произошло, впрочем, довольно скоро.

По истечении одного месяца, проведенного греками в прениях с латинянами об исхождении Св. Духа, стало уже для всех

¹) Автор так называемых Acta latina совсем не упоминает об этих замечаниях Виссариона, так же как и Сиропул.

²) Первое заседание во Флоренции было 26-го февраля 1439 года (Harduin, IX, col. 180); последнее, посвященное прениям, общее заседание здесь было 24-го марта (ibid., col. 309), после чего Виссарион стал высказываться более определенно (ibid., col. 312. D.и след.).

³) Сравн. Συροποὺλος, V, 13, р. 130, VII, 6, 193. Припомним, что к прежним знакомым Виссариона присоединились здесь, вероятно, такие лица, как знаменитый гуманист Леонардо Аретино. Ср. Harduin,IX, 253. А.

— 627 —

ясным, что эти, как и доселетние прения по разным другим вопросам, не ведут ни к чему. Ни та, ни другая сторона не хотела уступить, и каждая из них ясно видела невозможность убедить другую в правильности своего учения. Словесную борьбу приходилось оставить) и обратиться к другим способам со-

¹) Пользуемся этим случаем, чтобы отметить одну из довольно многих неточностей, встречающихся в существующих исследованиях по истории флорентийского собора. Автор русской «Истории флорентийского собора» (стр. 132), Гефеле (VII, 703) и Васт (р. 65 — 86), основываясь на свидетельстве автора Acta graeca (Harduin, IX, col. 308, Mansi, XXXI, 877), говорят, что император воспретил Марку, так же и Антонию ираклийскому, являться на те торжественные заседания собора, которые, как показало время, были последними в ряду заседаний, посвященных прениям,—запретил потому-де, что он не хотел прении. Но названные исследователи, за исключением отчасти Васта (pag. 85 not.), не справились с другими свидетельствами, из которых следует нечто совсем иное. Сам Марк, говоря о своем отсутствии на указанных заседаниях, совсем не говорит об императорском запрещении (Migne, Pair, gr., tom. CLIX, col. 1061. С.); а скрывать его он не имел никакого побуждения. Причиной своего отсутствия он выставляет болезнь (τὴν ἀσθένειαν; ср. и предыдущие слова: ἐπὶ τούτοις κατέλυσα τὰς πρὸς αὐτοὺς ὁμιλίας, ἢ μηκέτι ουνελεύσεοθαι μετ’ αὐτῶν, ἢ γούν αὐτὸς σιωπήσείν βεβαιωσάμενος, а также col. 1069. А). О воспрещении царя не говорит и Иосиф мефонский (ibid., col. 1061. D. 1064. А, 1068. В. С, 1069. С, 1125); а свидетельство последнего, несмотря на прикрасы в частностях (ср. напр. col. 1068), в общем может быть призвано заслуживающим некоторого доверия, потому что мефонский, как это разъяснено нами в другом месте, пользовался источниками довольно хорошими, которые притом до нас не дошли. Затем и из изложения Сиропула (VIII, 2, pag. 218) по-видимому следует, что Марк не явился в указанные заседания исключительно по собственной воле и по своим соображениям и что император даже и после указанных заседаний побуждал Марка к ответу латинянам (ibid., cf. pag. 217 et Harduin, IX, col. 312. B; впрочем сравн. Συροπ. VIII, 4, pag. 220). Наконец Андрей, автор Acta latina, самые слова императора, послужившие основанием для вышеприведенных мнений ученых, передает совсем иначе, и именно следующим образом: nos et nostri non sumus parati (т. e. для ответов латинянам), et dominus Ephesinus ex suo casu non potuit venire, nec potui loco illius deputare (т. e. кого-нибудь другого), quia non dictum fuit mihi и проч.) Harduin, IX, col. 927. D;ср. вышеуказанные цитаты из мефонского, где он говорит о посылавшихся к Марку приглашениях явиться в заседание собора). В виду всего сказанного можно, кажется, признать несомненным, что Марк не явился на рассматриваемые заседания по собствен-

— 628 —

глашения, если не хотели отказаться от самой мысли об унии, хотя бы и фиктивной. Виссарион, впрочем, с некоторыми из своих единомышленников взглянул на дело несколько иначе, и вот при этом-то и обнаружилась впервые с полной ясностью происшедшая в нем перемена. После прекращения публичных прений с латинянами, патриарх Иосиф в частном собрании греков ¹) сообщил последним следующий ультиматум папы ²): или найти до пасхи способ соединения, или приискать средства для возвращения в свое отечество). В завязавшихся по этому случаю рассуждениях или вернее прениях между представителями ортодоксальной и латиномудрствующей партии принял участие и Виссарион. Он прямо высказал, что греки должны принять латинское учение, и это как по причине своих стесненных обстоятельств ⁴), так и в виду истинности самого этого учения. При этом между Марком и Виссарионом произошел следующий характерный диалог. Марк утверждал, что латиняне суть не только раскольники, но и еретики, что церковь греческая поэтому именно и прекратила общение с ними; умолчала же о таком своем взгляде на них только по причине их численности ⁵). «Итак», спросил Виссарион, «говорящие, что Дух Св. исходит и от Сына, суть еретики?»—«Именно» (ναί), отрезал Марк. «Госпо-

ному почину, хотя—допустим это—и согласно с внутренним желанием царя.

¹) По словам автора Acta graeca, это было 30-го марта. Harduin, IX, 312. D.

²) Весьма характерно, что к подобным ультиматумам и латиняне и греки прибегали весьма нередко, причем совсем не рассчитывали приводить свои угрозы в исполнение—по очень простой причине: обе стороны нуждались одна с другой.

3) Harduin IX, col. 312. D: ἢ εὐρεῖν τρόπον ἑνώσεως, ἕως τοῦ πάσχα, ἢ εὐρεῖν μέθοδον ὅπως ἐπιστρέψωμεν εἰς τὴν πατρίδα ἡμῶν. Из этих и последующих (col.312. Е) слов видно, что папа грозил грекам отказом в средствах для возвращения на родину, не желая помнить о своих прежних, почти клятвенных обещаниях (в Константинополе и Ферраре).

⁴) Harduin, IX, col. 322. E.

⁵) Ibid., IX, 313. A. B.

— 629 —

ди помилуй!» воскликнул Виссарион. «Значит и святые, говорящие это, еретики? Немы да будут коварные (δόλια) уста, говорящие против святых! А вы», сказал он, обращаясь по-видимому к грекам, «благоразумно выслушайте следующее. Западные и восточные святые не разногласят, но один и тот же Дух говорил во всех святых. И если угодно, пусть будут сравнены писания их одни с другими,—тогда обнаружится их единогласие».—«А кто знает, не искажены ли латинянами книги отцов?» возразил Марк, и получил на это следующий энергический, но конечно чересчур смелый ответ: «Кто же осмелится сказать это?! Искажены целые беседы, толкования на Евангелие, целые богословские трактаты по их поводу! Да ведь если мы выкинем (ἀπαλείψωμεν) из книг (все) эти (заподозриваемые) места, то в книгах не останется ничего, кроме белых листов» ¹).

Несколько времени спустя ²), Виссарион высказался еще яснее и решительнее. Он сделал это в своей известной «Oratio dogmatica». Задумав эту речь, он, впрочем, по-видимому совсем не хотел разрывать с своею т. е. греческою церковью. Он хотел лишь представить на воззрение греческого собора свои мысли, оговорившись при этом, что подчинится решению собора, каково бы оно ни было. После одного из собраний греков, на котором Марк высказал, что учение латинской церкви о Св. Духе не есть учение неразделенной церкви, Виссарион, очевидно несогласный с Марком по этому предмету, выходя, сказал в слух царя, патриарха и всех: «я открыто выскажу (отличное от этого) мнение и взгляд, которых я держусь относительно этого предмета.

¹) Harduin, IX, col. 313 В. С.

²) По расчету на основании Acta graeca (Hard. col. 320. B., cp.предыд.) выходит, что речь Виссариона, которая имеется здесь в виду, была произнесена им 13 и 14 апреля. Между тем Амвросий Траверсари в одном из писем, о котором речь будет ниже, говорит, что эта речь была сказана 21 апреля. В виду этого можно кажется утверждать только то, что Виссарион решительно высказался в пользу латинян около половины апреля.

630—

И если это мнение встретит сочувствие и у других, то хорошо; если же нет, то я подчинюсь моей церкви ¹).

Переходим к самой этой речи. Мы изложим ее возможно кратко и внимательнее рассмотрим лишь те места, которые особенно рельефно представляют или точку зрения Виссариона, или его тогдашнее настроение.

Было некогда время,—так почти начал Виссарион свою речь, — когда церковь Божия была едина и нераздельна, единодушно веруя в то, что предано, или что, по требованию нужды, постановлялось ею же самою на общих соборах. Но с того времени, когда на западе была сделана прибавка к символу без ведома и согласия на то востока, тело церкви распалось, — восточная церковь прервала общение с западною. И она была права, в виду древней общецерковной практики—важные догматические определения принимать не иначе, как на вселенских соборах. Но вот теперь латиняне явились на общий собор всех церквей, выразили готовность подчиниться решению собора после того, как дело выяснится на совещаниях, и показали основания своего верования. Таким образом упреки, уместные прежде, теперь потеряли значение,—нужно исследовать по существу самый спорный вопрос. Мы это и делали, но как, с каким результатом? Есть опасность и можно сомневаться, выйдем ли мы, греки, из этого «великого сражения» (μέγαν ἀγώνα) безупречно сделавшими свое дело. «Вот они дали отчет относительно того, что они говорят и чему учат; на то, что они говорили, мы по мере возможности возражали, на иное отвечали молчанием или давали ответы, нестоящие внимания» ²). Нам нужно вдуматься в наше

¹) Συροποὺλος, VIII, 2 pag.219; ...ἐγὼ ἐρῶ ἀναφανδὸν τὴν γνώμην μοῦ καὶ τὴν δόξαν ἥν ἔχω περὶ τῶν τοιούτων. Καὶ εἰ μὲν ἀρέσει καὶ τοῖς ἄλλοις, καλὸν, εἰ δ’ οὐ ἐγὼ πάλιν ἀκολουθήσω τῇ ἐκκλησία μοῦ. Под «ἐκκλησία μοῦ»,как кажется, нужно на основании контекста разуметь именно современную Виссариону греческую церковь.

²) Ἥδη γὰρ αὐτοί τε λόγον ὑπέσχον ὦν λέγουσι τε καὶ δογματίζουσι, καὶ ἡμεῖς πρὸς τὰ παρ’ αὐτῶν εἰρημένα διὰ τῶν δυνατῶν ἀπηντήκαμεν, πρὸς ἅ μὲν καὶ παν-

— 631 —

положение. «Ибо теперь недостаточно будет просто сказать: «не хотим соединения», но нужно тщательно рассмотреть, что сказали латиняне и что представили мы; нужно старательно исследовать, в чем они согласны с нами и с истиной, и где уклоняются от прямого пути и удаляются от истины,—и чему нужно научить их, и что послушать у них, — и чем нужно попользоваться от них и чем следует быть полезными им, и как нам сблизиться с таковыми и столь многочисленными (τοσούτους τε καὶ τοιούτους) братьями, разъединение с которыми по справедливости возбуждает сожаление и в них и в нас ¹). Решая дело о том, соединиться или не соединяться с латинянами, совсем, разумеется, не следует идти в ту или другую сторону очертя голову,—не следует заранее соглашаться ни с теми, которые, не приводя никаких доказательств, говорят, что нужно остаться в разъединении с латинянами, которые-де не мыслят, не говорят ничего здравого,—ни с теми, кто хлопочут о соединении с латинянами, но не указывают оснований для этого. Нужно идти к цели путем исследования истины, под руководством отцов и учителей церкви. Виссарион и намеревается показать, как это сделать, хотя хорошо сознает неприятности, которые навлечет на него его смелый шаг ²).

Здесь пока нет ничего такого, чего бы не мог сказать всякий православный, но только не узко ортодоксальный грек. Здесь вполне верно, разумеется, указывается грекам точка зрения, которую—на взгляд Виссариона—они должны иметь в виду, если хотят беспристрастно оценить сравнительную силу оснований за и против Filioque. Иное уже впечатление, как сейчас уви-

τελῶς σεσιγηκότες, πρὸς ἃ δὲ οὐδὲν ὅτι καὶ ἄξίαν λόγου ἀποκρινάμενοι (Μigne, t. CLXI, col. 649. A) Два последние предложения с причастиями не суть разъяснение предложения с ἀπηντήκαμεν, но самостоятельные предложения. Это подтверждается собственным переводом Виссариона (Ibid. col.549. С).

¹) Мignе, t. CLXI, col.549. А. В.

²) Ibid.с. 550. В.

— 632

дим, оставляет чтение следующих отделов oratio dogmatica. В следующей (второй) главе Виссарион, опровергая по-видимому противоположное мнение некоторых ¹), доказывает, что учители восточные и западные не могут друг другу противоречить, так как в них и чрез них говорил сам Спаситель и Дух Святой ²). При изложении богословской системы Виссариона мы будем иметь случай более подробно развить мысли Виссариона по этому предмету; теперь же достаточно заметить, что установить этот пункт было весьма важно для Виссариона не только потому, что чрез то устранялись всякие колебания по этому вопросу, но и потому, что отсюда необходимо следовал другой вывод, который Виссарион и сделал в следующей (третьей) главе, именно: если восточные отцы говорят об исхождении Духа от Отца и от Отца чрез Сына, а западные — от Отца и Сына, то в этом нет и не может быть действительного противоречия, а только противоречие кажущееся, на подобие тех, которые в большом числе встречаются в священном Писании ³). Во всех подобных случаях наш долг признать не противоречие, но слабость собственного ума, который не в силах сразу уловить мысль св. отца, и постараться об этом понимании. В данном случае, по отношению к названным различным выражениям об исхождении Св. Духа, нам помогают сами св. отцы, поясняя друг друга (глава 4-я). Мы всегда идем от простого к темному и последнее поясняем первым. Так же должны мы поступать,

¹) Нижеследующее разъяснение направлено, как кажется, против мнения греков в роде тех, о которых читаем в Epist. ad Philantr. (Мigne, t. CLXI, col. 360. Α): ἧσαν ὁ οἰ καὶ ἑτέρας ηὐπόρηοαν ἀπολογίας, δηλονότι πλανηθῆναι τοὺς δυτικοὺς ἅγιους καὶ ψεύσασθαι ἐν τούτῳ. По-видимому это мнение о несогласии восточных и западных отцов было довольно распространено, потому что Виссарион опять возвращается к нему на col. 603 и 607. О том же самом считал нужным говорить и Схоларий. Migne, CLX,392 и др. Замечательно, что и сам Марк по-видимому не выяснил себе вполне отчетливо, как смотреть на западных отцов.

*) Migne, t. CLXI, col. 551. B.

³) См. примеры на col. 556—557.

— 633 —

встречаясь с неодинаковыми по своей ясности выражениями западных и восточных отцов. Западные—допустим — яснее учили о Filioque, чем восточные; следовательно их учением нужно изъяснять менее отчетливое учение восточных о том же предмете, ибо в сущности учение тех и других суть глаголы одного и того же Духа Святого.—Но если мы ближе всмотримся в учение греческих отцов об исхождении, то найдем, что они и сами достаточно ясно говорят об исхождении Духа и от Сына, так что здесь, строго говоря, мы можем обойтись совсем без руководства западных отцов. Различие предлогов (глава 5-я), употребляемых восточными отцами при обозначении исхождения Св. Духа, совсем не означает и различия самых исхождений Духа от Отца и Сына по существу. Исхождение Духа от Отца и исхождение Его от Сына тождественны; а если отцы восточные, говоря об исхождении Духа от Сына, употребляют предлог διὰ, по употреблению не тождественный с предлогом ἐκ, то этим они показывают, что Сын по отношению к акту извождения Духа находится в известном отношении к Отцу и что Он не есть первая причина Духа, но силу извождения имеет от Отца. А что Он изводит Духа так же существенно как и Отец, в этом убеждает нас анализ тех мест у восточных отцов, в которых говорится об исхождении Духа чрез Сына (глава 6-я). Тоже самое видно из рассмотрения изречений восточных отцов, где говорится об исхождении Духа даже от Сына (глава 7-я). К тому же приводит рассмотрение мест из тех же отцов, обыкновенно относимых греками к излиянию даров Духа (глава 8-я). Притом (глава 9-я))» по учению западных

¹) Девятою по счету показана эта глава в римском издании Acta graeca 1861 года (стр. 453) и Гардуина (col. 365), равно и следовавшего за последним с прибавлением лишь собственных ошибок—Манси (col. 953). Минь (t. CLXI, col. 603—604), перепечатавший эту речь из собрания Лаббе, поставил над ней заголовок «κεφαλ.И′», так же как и над предыдущей главой, но значения такого странного разделения не объяснил. В латинском Виссарионовом переводе «oratio dogmatica» рассматриваемая глава также во всех

— 634 —

учителей, Отец и Сын вместе суть единое и тоже самое начало· и вина Духа, а не два начала и не две вины. С этим падает обвинение против латинян, будто они признают две вины Духа. Так же несостоятельно и другое обвинение их, будто они исказили первоначальный текст латинских отцов, внесши туда учение о Filioque. Мысли в писаниях западных отцов об исхождении Духа от Сына находятся в такой тесной связи с предшествующими и последующими мыслями, что указанное подозрение решительно не имеет места.

«Прошу и молю вас», говорил Виссарион после этих разъяснений пред греческим собором), «рассмотревши это и тщательно сообразивши все, постановить соответствующее тому решение... Примите при этом в расчет прежде всего то, что потом у нас уже не будет, как прежде, извинения в разделении с братьями и во вражде против латинян, столь многочисленных, так украшенных мудростью и знанием, и всем хорошим (καὶ ἀρετῶν ἰδέα παντοία) не только в том, что касается души, ее состояния и облагорожения (βελτίωσιν), но· и в том, что касается тела и временных благ (τὰ σωματικά). Прежде вселенского собора бремя защиты лежало на латинянах; теперь, когда состоялся всеобщий собор, обвинения, лежавшие на них, перейдут на нас, если мы не сможем смело показать основание, почему отделились от них» ²): Такого основания не существует, ибо все отцы оди-

изданиях считается 8-ю, и так. образом оказывается две восьмых главы. Думается, что здесь мы имеем простую ошибку в счете глав и что рассматриваемая глава есть отдельная глава, а не продолжение. 8-й главы, так как это довольно ясно видно из сличения их. Впрочем решить этот вопрос наверное пока едва-ли возможно, так как о рукописях oratio dogmatica, об их происхождении и взаимном отношении ни один издатель, к удивлению, не проронил ни одного слова.

¹) Мigne, t. СLXІ, col. 605. В. sqq. πεφάλαιον· δέκατον(ср. предшеств. примеч.).

²) νῦν δὲ—καθ’ ἡμῶν τὰ ἐκείνων ἐγκλήματα μετεστράφη, ἂν μὴ εὐπρόσωπον ἔχωμεν αἰτίαν δεικνύναι, δι’ ἣν αὐτῶν διηρέθημενι—col.606.В.,—в латинском

— 635 —

наково признают Сына причиною Духа, с той лишь разницей, что западные несравненно отчетливее восточных учат об этом,— и это учение есть несомненно их подлинное учение. Это доказывается, кроме сказанного выше о контексте, и невозможностью порчи такой массы древних книг, рассеянных по всей земле. Доказывается это и тем также, что, в самом начале разделения, места из латинских отцов об исхождении Св. Духа читались так же, как читаются теперь,—и наконец тем, что у греков нет таких кодексов, в которых бы учение латинских отцов об исхождении Духа было изложено иначе, чем как оно читается в кодексах латинян, и из сравнения с которыми можно было бы доказать не подлинность спорных мест. Не видеть всего этого, а с тем вместе и истинности латинского учения значит намеренно закрывать глаза против света ¹) и в конце концов губить себя и народ, а вместе с тем способствовать полному искоренению христианства на востоке и его ослаблению в других странах... ²) «Кто не знает, что нам в наших опасностях осталось единственное прибежище—латиняне и соединение с ними; только здесь у нас надежда подняться на ноги (σφᾶς αὐτοὺς ἀνακτήσεσθαι) и поразить врагов; этого только и боялся наш недруг, одно это сдерживало его ярость против нас, и заставляло его против воли оставаться спокойным. Лишенные этого, куда пойдем? Какой будет конец бедствий? Где спасение от этих ужасов?—Если бы мы еще узнали, что латиняне заблуждаются в догматах и вере, я и сам не посоветовал бы вам с любовью соединиться с ними (ἀσπάσασθάι ἕνωσιν) и иметь с ними единомыслие из страха временных бед, предпочитая вещественные блага духовным и свободу тела благу души. Я сам вытерпел бы Самое худшее и вале бы посовето-

Виссарионовом переводе: ita post hoc gravis nostra excusatio erit, si non habuerimus dicere causam tali divisione dignam—col. 606. Д.

¹) Migne, t. CLXI, col. 608. B.

²) Ibid., col. 609. A.

— 636 —

вал это, а не стал бы уговаривать вас соединиться с ними. Но теперь является опасение, как бы с вредом для тела нам не получить вреда и для души, если латиняне мыслят и истинно и благочестиво, и в вере нисколько не заблуждаются ¹)... Нет, отца и братья, не будем держаться этой мысли (о разделении), не будем так худо пещись о себе самих, — не будем желать казаться волками вместо овец для тех, кто взирают на нас,— не погубим их души и тела, выдавая их врагам. Что до меня касается, я никогда не буду такого мнения и никогда не выдам (врагу) тело, душу, веру, города, гробницы отцов, свободу и все дорогое (τίμιον),— и пусть это мое слово послужит вечным свидетельством пред всем народом и пред всеми христианами... Молю и вас, чтобы и вы все или большинство усвоили такой же, как и я, взгляд. Если же этого не будет, то я (с своей стороны) призываю во свидетели Бога всяческих и вас, ныне (здесь) присутствующих, и последующие наши поколения, что я беспристрастно (ἀπαθῶς, sjne passione), истинно и неложно (ἀδόλως) с начала и до сего дня, по требованию обстоятельств (παρηκολουθηκὼς τῷ πράγματι) не переставал говорить то, что мне казалось истинным, верным и полезным, и никогда не воздерживался из страха от выражения своего мнения, и собственную безопасность не предпочел общей пользе, но вручив себя и свою судьбу Богу и предавшись воле Его, который с моих юных лет всю жизнь мою устроял и направлял лучше, чем как сам я желал,—я поставил, как цель для себя, общее благо и поступал во всем и говорил, соображаясь с этой целью, при сохранении истины в вере, заботясь (προνοῶν)—на сколько я мог понять—и о материальной пользе нашего народа... Поступайте, как хотите: вы господа ваших решений. Однако

¹) Νῦν δὲ δέος ύφέρπει, μὴ τὴν σωματικὴν μετὰ καὶ τῆς ψυχικῆς βλάβης ἑλώμεθα καὶ ταληθῆ τε καὶ εὐσεβή φρονούντων αὐτῶν, καὶ οὐδὲν πλανισμένων περὶ τὴν πίστιν..., ἡμεῖς ἐπὶ κακῷ τῷ σφετέρῳ διαιρεθήναι τῶν τοιοῦτων ἀνδρῶν δικαιώσωμεν— col, 610. A.

— 637 —

при Божием водительстве, да победит и у вас лучшее. Если же победит худшее,.... то пусть знает весь род людской, люди всякого возраста и положения, что я не виновен в этом зле разделения, не был причастен этому решению и не считаю основательным разделяться с латинянами вопреки всяким разумным основаниям ¹). Ибо я не убедился, что они не истинно и не благочестиво веруют, и мыслят не одинаково с святыми мужами и нашей церковью ²). С другой стороны, я очень хорошо знаю, какие ужасные несчастья будут следствием этой схизмы для нашего народа и что будет за этим роковым событием. Но я и прежде видел, и говорил об этом, и всем разъяснял, и по мере сил заботился о том, чтобы этого не случилось. Если я не смог этого сделать, то это вина не говорящего, но не послушавших».

Решительнее этого нельзя было, кажется, и высказать согласия с церковью западною по спорному вопросу и симпатий к унии. На основании этой речи можно думать, что Виссарион для себя самого навсегда и окончательно порешил спорный вопрос. Но высказываясь таким образом, думал ли он, в случае несогласия остальных греков с его взглядом, формально перейти к латинской церкви? Мы уже видели, что когда на одном из собраний греков Марк высказал уверенность, что Filioque не есть действительное учение церкви, и когда предложение Марка доказать это было отклонено, Виссарион ³), выходя из собрания, сказал: «я открыто выскажу свое мнение и свой взгляд на это. И если

¹) οὐδέ δικαιῶ διαζευχθῆναι λατίνων παρὰ πᾶν τὸ ἐκ τῶν λόγων εἰκός — col. 612, Β.

²) Под верованием греческой церкви Виссарион разумеет очевидно верование этой церкви, как оно—на его взгляд—выражено в писаниях отцов и учителей восточной церкви, а не верование современной Виссариону греческой церкви, заблуждавшейся, как он думал, по рассматриваемому предмету. Это и само собою понятно, и видно кроме того из латинского перевода Виссариона, где говорится только об учителях церкви.

³) Συροποὺλος. VIII, 2, pag. 219.

— 638 —

то, что я скажу, будет и другими одобрено, хорошо; а если нет, то я опять последую моей церкви» ¹). Тогда Виссарион решил уже высказать взгляд на исхождение Св. Духа, совершенно расходящийся с традиционным взглядом его церкви; но он все же, как кажется, не хотел выступить из этой церкви, и готов был опять возвратиться к традиционному взгляду в случае неодобрения его мнения. Теперь, как видим, Виссарион стал гораздо решительнее и довольно ясно намекнул, что не найдя сочувствия к унии в других, он сам, по крайней мере, не затруднится соединиться с латинянами ²).

Эта речь важна не только для выяснения настроения Виссариона, но и для выяснения тогдашнего образа мыслей и многих других греков. Не говоря уже об отдельных выражениях, весь тон речи показывает, что Виссарион обращался к людям, которые уже расстались с мыслью, что у латинян не может быть и нет доказательств их учения,—которые чувствовали свое бессилие доказать ложность латинского учения и истинность своего и которые смутились этим. И это станет совершенно понятным, если вспомнить, как плохо готовились к прениям члены собора и как мало были они начитаны в отцах не только латинских, но и греческих,—и если с другой стороны принять в соображение мастерскую диалектику латинских ораторов на соборе,—диалектику, которой вообще, по характеру своего воспитания и образования, придавал великую цену каждый грек. Греки не могли не поддаться хотя бы в некоторой степени влиянию этой диалектики, подкрепляемому притом их малым знакомством с патристиче-

¹) Задуманная Виссарионом речь есть, очевидно, oratio dogmatica. Доказывать это нет по-видимому и нужды. Впрочем укажем на след. основания: 1) судя но обстоятельствам, в or. dogm.Виссарион высказался в латинском смысле впервые после вышеприведенного заявления; 2) он намеревался выразить нечто несогласное с традиционным учением восточной церкви; это и имеем мы в oratio dogmatica.

¹) Мigne, t. CLXI, col. 611. А; ср. нижеприводимое свидетельство Амвросия Траверсари.

— 639 —

ской литературой. Они не могли не сознаться, что латинское учение тоже не без оснований, и это смутило по-видимому большинство их, а некоторых и совсем помирило с латинским учением ¹). Что это смущение действительно существовало и что в глубине души греки (разумеется далеко не все) колебались, это видно не только из oratio dogmatica, но также между прочим из следующего факта. После того как они отказались от решения дела посредством прений, папа предложил следующую меру: каждый из греков должен был над Евангелием или над телом и кровью Господнею чистосердечно объявить свое мнение: таким образом, полагал папа, все легко придут к решению ²). Как мог папа предложить такое рискованное средство, если он не был по меньшей мере склонен думать, что греки несколько поколебались и в страшную минуту клятвы над Евангелием решатся высказать по крайней мере это свое колебание? Заметим при этом еще следующее: совет решить дело посредством клятвы дан был папе митиленским архиепископом. Ясное дело, что и этот греческий архиепископ думал так же точно. Наконец некоторым подтверждением влияния на греков латинских разъяснений на соборе может служить и то, что папа, после отказа греков от прений, весьма сильно настаивал на них. Эта настойчивость была бы не вполне понятна, если не предположить, что папа ожидал от прений благоприятного для латинян результата. Будь он уверен, что прения не ведут ни к чему, он не стал бы так упорно настаивать на возвращении к ним. Ясно, что он не придавал значения заявлениям греков о бесплодности

¹) Ср. напр. так ваз. «adhortatio» и «orationes» Георгия Схолария (Мigne, t. CLX, col. 385—524). Здесь читаем: «ὁράτε πάντες, ὅτι Λατῖνοι τῆς ἑαυτῶν ὑπερηγωνίσαντο δόξης καλῶς· ὥστε μηδένα ἂν αὐτοῖς ἐγκαλεῖν ἔχειν, εἰ βούλοιτο δίκαιος εἶναι» (col. 338. D)и т.п.Сам Георгий является вполне убежденным в истине латинского догмата; при этом он желает унии вполне искренней со стороны греков.

²) οὕτως νομίζω συνελθεῖν πάντας εὐκόλως πρὸς τὸ συμπέρασμα. — Συροποὺλος, VIII, 8, pag. 230: cp. Harduin IX, 316. E.

— 640 —

состязаний, и в отказе греков видел их невысказанное сознание в своей слабости ¹).

Итак, некоторые греки колебались. Это дает нам точку опоры для правильного суждения и о Виссарионе. Если греки, вследствие главным образом разъяснений латинян, испытывали теперь некоторое колебание, то что сказать о Виссарионе, который, помимо этих разъяснений, «самостоятельно и специально изучал святоотеческую и средневековую литературу спорного вопроса? Что удивительного, если он пошел дальше этих колебаний и например в oratio dogmatica признал вселенским учением латинский догмат? Мы после увидим и отчасти уже видели, что при защите унии Виссарионом руководили и другие побуждения; но после всего сказанного мы считаем возможным утверждать, что Виссарион мог сделаться горячим сторонником унии и вследствие одного своего убеждения в истине латинского учения, а что это было действительно его убеждением, в этом едва ли может быть сомнение.

Ни автор «Acta graeca», ни Сиропул не сообщают нам, какое впечатление произвела вышеприведенная речь Виссариона на греков. Мы можем, впрочем, уже в виду сказанного выше, предположить, что эта речь, будучи смелым и ясным выражением мыслей, которые в большей или меньшей степени, в более или менее отчетливом виде предносились сознанию и некоторых других греков, присутствовавших на соборе, если не помирила последних с латинянами, то во всяком случае усилила их сомнения ²). Положительное свидетельство о впечатлении, произведенном речью Виссариона, мы имеем от Амвросия Камаль-

¹) В виду всего этого необходимо таким образом несколько ограничить свидетельство Acta graeca—Наrd., IX, 380. E.

²) Само собою понятно, что на некоторых из отцов, которые или по убеждению или по чувству простой, но крепкой веры ни за что и несмотря ни на что не хотели знать об унии, эта речь должна была произвести крайне тяжелое и неприятное впечатление.

— 641 —

дулензского. Вот что писал он Юлиану в самый день произнесения этой речи и очевидно под свежим впечатлением толков об ней: «Возвещаю тебе, отец, радость, общую обоим нам, мало того—всей церкви; чтобы ты вторично узнал и еще больше порадовался ¹), если уже слышал об этом; а если нет, то вместе со мной порадовался и возблагодарил Бога. Наш Никейский сегодня в общем собрании греков, в присутствии императора и всех епископов, разразился словом исповедания и хвалы, говоря пред всеми открыто, что святая римская церковь правильно мыслит в таинстве веры, что прибавка в символе сделана совершенно правильно, что он хочет эту свою веру, это устное исповедание изложить письменно» ²).

*) В под.и. gratuleris. Ср. Du Cange, Gloss, mediæ et infimæ latinitatis, Parisiis, 1814, tom. III, p. 560.

²) Вот это письмо в том виде, в каком напечатано оно у Мартена (Ambr. Camaid. Ер. lib. XII, ер. 40): «Nuntio tibi, pater, gaudium, quod utrique commune est, immo ecclesiæ omni, ut, siquidem audisti, recognoscas et gratuleris magis; sin minus, mecum pariter gaudeas et una gratias Deo referamus. Nicænus noster hodie in publico conventu Graecorum, adstante imperatore et episcopis omnibus, erupit in vocem confessionis et laudis, dicens omnibus palam sanctam Romanam Ecclesiam recte sentire in mysterio fidei, et additionem in symbolo rectissime factam, et se velle hanc fidem, hanc confessionem, quam ore profitebatur, in scriptis dare... (Точки и в издании Мартеня). Cum illis discedere hinc ab eis, etiam pro fide deponendum et passurum omnia, si opus esset. Nostrorum facta et saecularium, concursus muliercularum quotidianos ad ecclesiam miris extollit laudibus, qua in relonge ipsi essent inferiores, et alia plura quæ fervor dictabat. Ivit in ejus sententiam confessor ille imperatoris, et plerique fleverunt. Humilitas Pontificis nostri elata summis laudibus, quod Heracliensi responderit hodie benigne». Нельзя конечно с полной уверенностью сказать, что Амвросий имеет здесь в виду именно oratio dogmatica. Этому по-видимому несколько противоречит вторая половина приведенного письма, именно слова: «se velle hanc fidem:..», и затем указанные здесь заявления Виссариона, которых мы не находим в or. dogm.Однако с нашей точки зрения и эти частности могут быть объяснены довольно удовлетворительно. Словами: «se velle...» Виссарион выразил желание—подтвердить и оформить свое согласие с римскою церковью каким-нибудь письменным документом, каковым едва ли могла считаться произнесенная им устно, хотя и по тетради, oratio dogmatica. Что же касается заявлений Виссариона, о которых упоминается в конце Амвросиева письма, то они могли быть сделаны Виссарионом экспромтом и не быть

— 642 —

VI.

Виссарион по-видимому желал принятия греками латинского учения в той его форме, в какой выражали это учение латиняне. Но на такую полную уступку латинянам могло согласиться лишь самое ограниченное число греков. Греки могли, пожалуй, допустить, что вопрос об исхождении Св. Духа не есть вполне выясненный вопрос; но от этого было еще далеко до признания истинности латинского учения. Против этого должна была восставать и долголетняя вера в правду своей церкви, и чувство народно-конфессиональной гордости ¹); а это чувство всегда было сильно в греках. Таким образом, чтобы не погубить совершенно дела унии, сторонникам ее между греками оставалось одно: добиваться заключения ее на основании компромиссов с обеих сторон ²) и притом в частных, неофициальных совещаниях избранных греков. Вопрос об этом был по-видимому окончательно решен императором в его совещаниях с великим протосинкел-

внесенными им в текст речи. Не забудем при этом и отмеченного выше пробела в издании Мартена. Наконец против мысли (которая—заметим— весьма естественно может явиться, хотя мы ее и не встречали), что Амвросий имеет здесь в виду то выражение мнений Виссарионом, о котором говорится в Acta graeca у Гардуина IX, 313 и о чем было упомянуто нами выше,— достаточно указать на большую разницу в датах (21-е апреля, дата Амвросиева письма, и 30-е марта, время выражения Виссарионом этих мнений. Ср. Hard. IX, 312. D.).

¹) Ср. Harduin, и X, 385, С; Migne, t. CLX, col. 392,444—453и многие другие, где Схоларий вооружается против опасений «бесславия» в случае уступки противной стороне.

²) Вот как характеризовал Марк этот период после произнесения Виссарионом своей знаменитой речи (Migne, t. CLIX, col. 1076. B): «οὕτως κατὰ μικρὸν ὁ Λατινισμὸς ἐξεῤῥάγη· καὶ περὶ τοῦ τρόπου λοιπὸν τῆς ἑνώσεως ἤρξαντο πραγματεύεσαι, καὶ τινα ῥητὰ περιεργάζεσαι, δι’ ὦν ἑνωθήσωνται, μέσην ἐπέχοντα χώραν, καὶ δονάμενα κατ’ ἀμφοτερας τὰς δόξας λαμβάνεσθαι. καθάπερ τὶς κοθορνος. Τοῦτο γὰρ αὐτοῖς πρὸς τὴν ἐπίνοιαν ἐδοξε σφόδρα σομβάλλεσθαι, τῶν τε ἡμετέρων δι’ αὐτῶν ῥᾷον προσαγομένων, καὶ τῶν ἐναντίων ἐλπιζομενων ἀνεξετάστως αὐτὰ παραδέξασθαι».

— 643 —

лом Григорием. Исидором русским и Виссарионом Никейским ¹). Латиняне, хотя и не вдруг, также согласились в конце концов на перенесение дела в комиссию. Из слов императора к грекам по этому поводу ²) и из самого хода дел мы можем заключать, что император с особенной настойчивостью хлопотал об этом в надежде, что здесь, в маленьких и притом совершенно частных (μοστικαί по выражению Acta graeca) ³) собраниях, членам можно будет по-домашнему, запросто предлагать какие угодно средства в пути для унии, что в торжественных заседаниях было бы, разумеется, неудобно. Было по-видимому предположено держать работы комиссии до времени в секрете, и обещание императора сообщать остальным грекам результаты ежедневных совещаний в комиссии было вероятно простою уловкой; только этим и можно объяснить то, что греки не имели регулярных, а лишь случайные сообщения о заседаниях комиссии ⁴). Держать же дело в секрете нужно было и потому, что император с своими советниками очевидно уже помирился с мыслью сделать кой какие, хоть и небольшие уступки латинянам ⁵); а император уже по опыту знал, что гораздо проще и целесооб-

¹) Замечательно, с каждым из них император совещался отдельно (Συροποὺλος, VIII, 4, pag. 221). Очевидно, в этих беседах с глазу на глаз, без свидетелей, царь хотел узнать действительный, откровенный взгляд каждого на тогдашнее незавидное положение дела греков и на средства выйти из этого положения. Из изложения Сиропула выходит (ibid.),как будто эти три приближенные к императору лица лишь одобряли его планы. Но вероятнее предположить, что такие энергичные люди, как Исидор и Виссарион, столько же слушали предначертания императора, сколько и сами советовали ему. Это необходимо предположить не только в виду их энергии, но и того, что в последствии—как увидим — они, (по крайней мере Виссарион, оказались гораздо настойчивее императора в преследовании униональных целей.

²) Συροποὺλος,VIII, 11, р. 233.

³) Harduin, IX, 377. D.

⁴) Συροποὺλος,VIIІ, 12, р. 234.

⁵) См. чрезвычайно характерное заявление патриарха у Сиропула, VIII, 12, р. 234—235.

— 644 —

разнее знакомить своих греков с совершившимся фактом. Мы имеем и довольно решительное подтверждение этого в словах одного из самых выдающихся членов греческой комиссии—Виссариона, брошенных во время спора с Сиропулом из-за прав комиссии: «мы с тем и избраны были, что все, что мы скажем, будет одобрено и всеми» ¹). Когда же Сиропул заметил, что все принятые комиссией решения должны были (как это обещал император) быть представляемы на рассмотрение остальных греков, Виссарион «с досадой» сказал: «в таком случае незачем было нам собираться и трудиться» ²).

В эту комиссию со стороны греков избраны были императором, кроме Виссариона, еще следующие лица: Антоний ираклийский, Марк ефесский, Исидор русский, Досифей монемвасийский, Дорофей трапезунтский, Митрофан кизикский и еще три неизвестных по имени епископа ³). В первом же заседании комиссии Виссарион высказал план, с которым он очевидно уже давно носился и который по всей вероятности уже был предметом обсуждения между ним и императором. «В первом собрании, читаем у Сиропула, Никейский подробно говорил о том, что обеим сторонам нужно принять то, что говорит святой Максим об исхождении Св. Духа в письме к Марину, и соединиться на основании смысла слов его». «Но латиняне, продолжает Сиропул, совсем не приняли этого ⁴)». Последнее замечание, выраженное притом в такой решительной форме, весьма важно для нас. Оно ясным и неопровержимым образом показывает, что в это и ближайшее время Виссарион не имел особенно близких сношений с латинянами, — не имел их не

¹) οὕτως ἐξελέγημεν, ἵνα πᾶν ὅπερ ἂν εἰπομεν στέργηται παρὰ πάντων — Συροποὺλος, VIII, 16, pag.210.

²) Συροποὺλος, VIII, 16, 240.Подобный взгляд на задачу и объем полномочий комиссии вместе с тем весьма характерен и по отношению к Виссариону, показывая в нем гордую и властолюбивую натуру.

³) Harduin, IX, 377; Συροποὺλος,VIII, 12, 231.

⁴) Συροποὺλος, VIII, 12, pag.234;ср. 221 и 222.

645 —

только непосредственно пред внесением в комиссию этого своего предложения, но и в ту пору, когда оно предварительно обсуждалось им с императором, т. е. в течение довольно значительного промежутка времени. В противном случае как мог Виссарион носиться с своим проектом и затем представить его в ком миссию? Веди он близкие сношения с латинянами, он разумеется узнал бы, что они не примут его предложения, как это и случилось. Предложение Виссариона не прошло потому, что латиняне толковали письмо Максима иначе, чем греческая церковь ¹). В следующее или одно из следующих заседаний ²) выступил Марк с своим предложением. Необходимым условием соединения он поставил уничтожение прибавки в символе ³). Нечего и прибавлять, что это предложение было отвергнуто, как это вероятно заранее предполагал и Марк ⁴). Так же отвергнуто было предложение (автор его неизвестен)—принять за основание для формулы соединения послание св. Тарасия, где сказано было, что Дух Святой исходит от Отца чрез Сына ⁵). Были ли сделаны в эту пору другие предложения в роде вышеприведенных, мы, наверное, не знаем ⁶). Но греческие защитники идеи соединения на

¹) Mansi, XXXI, 972. В. С.; Hard. IX, 377; ср. Συροπ.,р. 239.

²) ср. Συροπ., р. 234 и Hard., ibid. Что Марк должен был сделать какое-нибудь предложение, это необходимо предполагается его выдающимся положением на соборе и в комиссии; а что он сделал именно нижеприводимое предложение, это подтверждается и тем, что с своим проектом он выступал уже не раз (ср. напр. Συροπ.,V, 2, 114).

³) Συροποὺλος,VIII, 12, 234.

⁴) За этим требованием по-видимому лишь внешней уступки, как понял ошибочно и Виссарион (ср. несправедливый упрек Горского, стр. 143), скрывалось невысказанное условие, что латиняне должны отказаться от Filioque, и как догмата (См. Συροποὺλος,VIII, 16, 241).

⁵) Harduin, IX, 377. Д; Mansi, XXXI, 972. Д. Е.

⁶) Правда, кардинал Юлиан в общем обзоре деятельности собора, сделанном им несколько позднее в присутствии греческих и латинских делегатов и сообщенном Андреем de S. Cruce (Harduin, IX, 979—980), упомянул и о некоторых других предложениях. Но он, к сожалению, не определил точно, к какому времени относятся эти предложения и даже по-видимому не заботился об этой точности, как это видно, например, из

— 646 —

основании обоюдных формул, и в числе их Виссарион, еще не потеряли надежды на такого рода соединение. Когда, после упомянутых заседаний, латиняне представили грекам свое изложение учения об исхождении, учения, ни на одну йоту не отступавшего от обычного римского воззрения и потому отвергнутого громадным большинством греческого собора, Виссарион, Исидор, Дорофей митиленский и великий протосинкелл высказали предположительно, что может быть можно будет принять это изложение, изменивши в нем кое что ¹). Виссарион и его единомышленники по-видимому разумели под этим изменением замену предлога «от» (из) предлогом «чрез», потому что на вопрос противников, какое изменение могут они иметь в виду, Виссарион и Исидор начали доказывать тождество предлога «чрез», употребляемого восточными отцами, с предлогом «из» (=от), употребляемым западными ²). Марк отрицал это тождество, и потому между ним с одной стороны и Виссарионом, Исидором и Григорием протосинкеллом с другой—завязался горячий спор (καὶ πολὺς λόγος καὶ ἀγων ἐγένετο περὶ ταύτης) ³), возобновившийся и в следующие собрания греков ⁴). Формула латинян не была принята; большинство греков продолжало стоять за обоюдные формулы и даже наметило в главных чертах содержание

сравнения его свидетельства о первом по времени предложении греков с свидетельством о том же Сиропула и автора Acta graeca. Впрочем, эта неточность может быть поставлена в вину и Андрея, неверно изложившего сообщение Юлиана. Вот эти предложения: «fuit proposita alia (via), quod illi (греки) confiterentur bene tenere, et nos et quod ipsi bene tenerent secundum suum intellectum. Ista via fuit reiecta per nos, quia véritas non capit divisionem.... Deinde fuit propositum, ut diffineretur, quod procedit a Patre et a Filio, et a Patre per Filium... Ibid., col. 980.

¹) Ἐὰν ἐναλλάζωμέν τὶ τῶν ἐγκειμένων αὐτῇ οὐ δεξώμεβα αὐτὴν— Συροποὺλος;, VIII, 14, pag. 237.

³) Συροποὺλος, ibid.

³) Ibid.

⁴) Ibid., VIII, 15, p. 239.

— 647

новой формулы, которую предполагалось представить латинянам ¹). В комиссии, которая была образована для редактирования такой формулы и которая состояла из Виссариона, Исидора, Гемиста, Схолария и великого хартофилакса, была предложена Схоларием формула, где, правда, греческое учение об исхождении Св. Духа было изложено словами отцов, но все же непрямо делались латинянам значительные догматические уступки ²). Виссарион с Исидором одобрили эту формулу; одобрена была она большинством голосов и на греческом соборе и затем передана латинянам. Последние не пошли, однако и на эту сделку: они потребовали или разъяснения различных неопределенных и двусмысленных выражений в греческой формуле (что, разумеется, не повело бы ни к чему полезному в практическом отношении), или простого принятия латинской формулы ³). Таким образом и эта попытка не удалась, и вследствие того почти все греки, в том числе по-видимому и некоторые радетели унии, начали серьезно думать об отъезде ⁴). Что же делал в эту пору Виссарион? «Не проходило дня, говорит Сиропул ⁵), когда бы Русский, Никейский и великий протосинкелл не сходились для тайных совещаний». Сиропул и сам не говорит и никаких слухов не передает о том, что было предметом этих совещаний. Но результат их скоро сам собою открылся: 27-го мая Виссарион вместе с Исидором и епископами лакедемонским и митиленским заявили императору, что если последний не соединится с латинянами, то они соединятся ⁶). Еще недавно императору по-видимому приходилось, как говорится, подталкивать членов со-

¹) Συροποὺλος, VΙΙΙ,16, р. 242—243.

²) Ibid., VIII, 16, р. 243; Harduin, IX, 380. Е.

³) Συροποὺλος, VIII, 19, pag.245—247; Harduin,IX, 381.

⁴) Mansi, XXXI, 976. E и 977. А; Harduin, IX. 381. С. Д. и дал. Не забудем, что это пишет человек вообще расположенный к унии.

⁵) Συροποὺλος,IX, 2, pag. 250.

⁶) ἐὰν ἡ βασιλεία σοῦ οὐ θέλει ένωθήναι, ἡμεῖς ἑνούμεθα — Harduin, IX, 339. A; Mansi, XXXI, col. 985.E.

648 —

бора к унии; теперь обстоятельства и роли переменились: названные выше лица сами производили давление на царя ¹).

Как видим, Виссарион со своими единомышленниками начал теперь с царем ту же систему застращиваний, которую практиковал дотоле один царь. Расчет партии Виссариона оказался верным: царь еще с большим, чем прежде рвением стал хлопотать об унии ²). Весьма вероятно также, что благодаря отчасти именно их соединенным усилиям, в ближайших после указанного события заседаниях греков ³) было принято чрезвычайно важное решение: признавать творения западных отцов, на которых ссылались латиняне, подлинными и принимать их в том виде, в каком имеют их сами латиняне ⁴); а этим решением уже предполагалось принятие и латинского учения, как действительно и случилось. Роль Виссариона на этих собраниях была очень видная. Он прочитал из писаний восточных отцов места, подтверждающие латинское учение об исхождении Духа и от Сына. Сиропул утверждает, что он читал их вне связи, без начала и конца мысли ⁵). Очень возможно, что Виссарион действительно делал это. В это и вообще в последнее время он видимо спешил с унией и решительно выходил из себя,

¹) Harduin ibid, ἀλλὰ τούτον (т. е. императора) ἠνάγκασαν περὶ τῆς ἑνώσεως; Mansi, 935. Ε: ἀλλὰ καὶ πολλὰ τούτον ἠνάγχασαν περὶ τῆς ἑνώσεως; так же точно и в римском издания 1354 г. За отсутствием критического аппарата в изданиях актов невозможно отдать предпочтение которому-либо из этих чтений. В подтверждение второго чтения можно лишь указать на старый латинский перевод Кариофила: sed multos etiam ei stimulos admoverunt ad conficiendam unionem— Harduin, IX, 390. A.

²) ταῦτα ἀκούσας ὁ βασιλεύς, ἐδειλίασε τὴν στάσιν αὐτῶν, καὶ δὴ ἤρξατο τὴν ὁρμὴν τῆς ἑνώσεως— Harduin,389. А.

³) 28-го и 29-го мая, по свидетельству автора «Acta graeca»—Harduin, IX, 389. 392.

⁴) Harduin, IX, 389. 392; Συροποὺλος,IX, 3, 253.

⁵) Συροποὺλος, fx, 7, pag. 258; cp. Har d. IX, 389. Заметим при этом к слову, что Виссарион в рассматриваемое время по-видимому занимался у себя на дому и изучением актов соборных. См. Συρоπ., IX, 4 254. Ср. еще Goethe,188.

— 649 —

когда кто-нибудь начинал колебаться даже относительно тех уступок, которые уже сделал латинянам ). Само собою разумеется, что ни в чем не уступавшего Марка он теперь совсем терпеть не мог ²).

Согласие большинства греков на унию, однако еще не было обеспечено. Лишь после того, как патриарх воспользовался своим личным влиянием на некоторых епископов ³), — после того, как Исидор устроил богатое угощение для одних епископов и здесь выманил у них согласие ⁴), а император разными обещаниями привлек на сторону унии других ⁵),—только после этого благоприятный исход окончательного голосования был обеспечен ⁶).

Но оставались еще другие пункты разностей. Чтобы легче уладить дело, император, может быть по совету Виссариона, Исидора и Григория ⁷), представил ведение предварительных переговоров депутатам, расположенным к унии ⁸). В числе их был и Виссарион. При таком составе депутатов уступка латинянам были неизбежны. Они и были сделаны. Прежде всего по вопросу о хлебе для евхаристии депутаты признали безразличным употребление квасного или пресного хлеба ⁹). Еще более важную уступку сде-

¹) В одном из собраний греков, рассказывает Сиропул (IX, 5, 255), εἰπεν ὁ Ἡρακλείας ὅτι καλὸν ἂν ἦν εἰ παρείχετε ἡμῖν τὴν ἔκθεσιν ἣν ἐστείλατε τοῖς Λατίνοις. ἀπαξ γὰρ μόνον ἠκουσαμεν αὐτὴν. ἔδει δὲ πλεονάκις ἰδεῖν καὶ σκεψασθαι περὶ αὐτής, καὶ εὐθὺς ἔφη ὁ Νίκαιας, ὅτι αἰσχύνη ἐσται τοῦτ ὑμετέρα, τὸ δόξαι, ὡς ἠχούσατε μέν, ἐπελάθεσθε δὲ ταύτης. οὐ γὰρ δει ὑμᾶς οὕτως ἐπιλανθάνεσθαι τῶν λεγομένων καὶ ἀκουομένων ἐνθάδε. Καὶ οὕτως ἀπεῤῥάπισε καὶ παρεχρούσατο τὸν λογον τοῦ Ἡρακλείας.

²) См. чрезвычайно характерную сцену между Марком и Виссарионом у Сиропула IX, 6, 257.

³) Συροποὺλος, X, 8, pag.260.

⁴) Ibid. pag. 261.

⁵) Ibid. pag. 261—262.

⁶) Harduin, IX, 400—401.

⁷) Cp. Συροπ., X, I, 277.

⁸) Harduin, IX, 401. E.

⁹) Harduin, IX, 401. E, 404. A. cf. Συροποὺλος, V, 2, pag. 114; Макарий, Православно-догматическое богословие, 1852, т. IV, § 214.

650 —

лали они по вопросу о словах пресуществления. Они признали, что с произнесением слов Спасителя: «приимите, ядите» и проч., хлеб и вино немедленно претворяются в тело и кровь Христову, и что следующая затем в греческом чиноположении молитва о преложении относится собственно к причащающимся: этою молитвою испрашивается, чтобы Дух Святой сошел на приобщающихся и в них соделал хлеб телом Христовым, а вино—кровью, дабы освященные дары были им в очищение души и в оставление грехов, а не в суд или осуждение ¹). Уклончиво и неясно, а потому и не вполне противно учению своей церкви, высказались депутаты по вопросу о чистилище ²). Правда, день спустя они сами лично по-видимому готовы были уступить латинянам по этому вопросу ³); но за то к чести их нужно сказать, что они, по крайней мере на первых порах, с большой энергией и с большой свободой протестовали против папских привилегий и в частности против права папы — делать прибавки к символу ⁴). К сожалению, и по этому вопросу они впоследствии уступили, и им принадлежит нелестная заслуга—добиться от императора и греков согласия на полную почти уступку латинянам и по этому пункту ⁵), всего ощутительнее затрагивавшему интересы греков и—как показало время—послужившему одним из главнейших псевдо-канонических оснований для учения о непогрешимости и главенстве папы ⁶).

¹) Harduin, IX, 404.

²) Ibid.

³) Mansi, XXXI, col. 1008. В; ср. 1005. Е. 1004. Е.

⁴) Mansi. XXXI, 1008. А. В.

⁵) Ibid., col. 1023.

⁶) Виссариону, как и другим унионистам, разумеется, и в голову но приходило, какие выводы сделает из их определения ватиканский собор при Пие IX. Если бы она могли предугадать это, то без всякого сомнении были бы гораздо осторожнее в своих уступках латинянам: догмат папской непогрешимости и им, как и всякому не воспитанному в воззрениях запада человеку, должен был показаться не иным чем, как возмутительным и нетерпимым кощунством.

— 651 —

Какую роль играл собственно Виссарион в вышеуказанных переговорах, определить трудно. Можно сказать лишь то, что он был вполне согласен с вышеприведенными заявлениями или—точнее — мнениями греческих делегатов. Тоже следует сказать и о последовавших затем заявлениях некоторых греков, о которых рассказывает автор Acta graeca. После смерти патриарха Иосифа, папа—читаем в актах) — призвал к себе Исидора русского, Виссариона никейского и Дорофея митиленского и вновь поставил вопрос о разностях. Названные лица дали такой ответ: «Собором восточных мы не уполномочены отвечать на это; но частным образом, лично от себя самих, мы говорим на это следующее: квасный хлеб предан нам отцами, так же как и опресноки у вас, и то и другое да будет безразлично. Что же касается чистилища, то не ради его мы разделились, и рассуждать об этом теперь нет нужды; пусть произойдет соединение, и тогда рассудим и об этом. Относительно главенства папы говорим: пусть папа после соединения пользуется тем, что ему по праву принадлежит. Что касается прибавки к символу, то сами мы никогда не примем ее, но дозволяем вам иметь ее в ваших церквах, только не в восточных,—и говорим, что этой прибавкой вы разъяснили символ под давлением необходимости, и не говорим, что выражение «от Сына» содержит иную веру или есть какая-нибудь прибавка в собственном смысле: оно благочестиво и есть разъяснение нашего символа; и оба символа благочестивы и по смыслу тождественны, и вследствие того символ может читаться в римской церкви так, как вы читаете, а в восточной так, как мы читаем, — и на этих условиях пусть состоится соединение ²). Что же касается тайн тела и крови Гос-

¹) Harduin, IX, 408; Mansi,XXXI, 1009.

²) καὶ εἰσὶ τὰ σύμβολα ἀμφότερα εὐσεβῆ, καὶ ὥμονοημένα λέγεσθαι ἐν τῇ τῶν Ῥωμαίων ἐκκλησία καθὼς ὑμεῖς λέγετε, καὶ ἐν τῇ ἀνατολικῇ καθὼς αὐτοὶ ἡμεῖς λέγομεν, καὶ οὕτω γενέσθω ἡ ένωσις—Ηard. IX, 408.

652

подней, то исповедуем, что они совершаются словами Господними, хотя мы и делаем потом особое призывание в словах: да будут хлеб и вино телом и кровью Христа»). Как видим, греческие делегаты по некоторым пунктам разностей высказали свое полное согласие с латинянами, по другим выразились уклончиво; однако самая эта уклончивость, свидетельствуя об их дипломатических способностях, вместе с тем показывает в них людей, способных уступить и здесь. Правда, чрез несколько времени Виссарион, по поручению императора, вел еще прения с Иоанном из Рагузы по вопросу о власти папы ²); но ближайшие события показали, что эти прения были едва ли не одной простой формальностью.

Этот последний период в истории флорентийского собора, т. е. период двусмысленных формул и полуофициальных переговоров греков с латинянами, обнимает время, когда, на образе действий Виссариона лежит печальная тень. Если прежде, когда обсуждался вопрос об исхождении Св. Духа, он в своих действиях мог руководиться убеждением, и это обстоятельство в сильной степени извиняло некоторые его сами по себе не особенно красивые действия по отношению к другим членам собора, то здесь, в этих переговорах и сделках, он едва ли мог руководиться исключительно убеждением. Мы еще можем допустить, что вопросы о чистилище и словах пресуществления, по их невыясненности в сознании самих греков, он мог не считать существенным препятствием к унии. Но что сказать об его уступке притязаниям папства? Об убеждении в основательности этих притязаний не может быть и речи: для всякого грека, если только он не возрос на западе и не воспитался в тамошних понятиях, подобные притязания были величайшей нелепостью.

¹) Harduin,IX, 408. В. С.

²) См. довольно подробный, хотя и не всегда ясный отчет об этом в Acta latino— HarduinIX, 967 aqq.

— 653 —

И однако усилиями его вместе с немногими другими ¹) сделано было то, что греки признали папу наместником Христа, пастырем и учителем всех христиан. Мало того: Виссарион, как и его единомышленники, не только уступал требованиям латинян (что было бы еще хотя сколько-нибудь извинительно), но даже по-видимому поддерживал латинян в этих требованиях. Из изложения Сиропула ²) следует, что Виссарион с Исидором дали повод латинянам особенно усиленно настаивать на внесении в соборное определение особого пункта о том, что папа может принимать апелляции на царя и патриархов. Значит они по меньшей мере поддерживали латинян в этих их требованиях и делали их более смелыми. На это даже открыто жаловался сам император; а он больше всех заинтересован был в заключении унии. «Если бы, говорил он, наши не подстрекали латинян, то последние не говорили бы и не желали этого; я даже знаю, кто их подстрекает к этому» ³). Из сопоставления с вышеприведенными словами самого Сиропула нетрудно догадаться, кто были эти горячие защитники дела латинян. О том, что могло побуждать Виссариона к такому образу действий будет сказано ниже.

VII.

Переговоры были кончены; оставалось только на основании отдельных постановлений по частным пунктам, составленных прежде, написать общее соборное определение. В организованную для этой цели комиссию вошел, как это само собою разумеется, и Виссарион. В формулировке декрета он принимал весьма живое участие ⁴). Нельзя при этом не отметить следующего ха-

¹) Mansi, XXXI,1020. А. В.

²) Συροποὺλος, X, 3, pag.281.

³) εἰ οὐκ εἴχον οἱ λατίνοι τὰς εἰσηγήσεις παρὰ τῶν ἡμετέρων, οὐκ ἀν ἐλεγον οὐδὲ ἐζήτουν τὰ τοιαῦτα. Ἐγὼ δὲ οἶδα καὶ τινεε εἰσιν οἱ ἐρετιζοντες ἐκείνους. Συροποὺλος, X, 3, pag.281.

⁴) Συροπ., ρ, 281; cp. Vast, 104 и Goethe, 141.

— 654 —

рактерного случая. Виссарион с Исидором предлагали гренам прибавить в конце определения отлучение и анафему на тех, кто не примет определения ила будет противиться ему ¹). Сопоставляя это предложение с последовавшей за ней перебранкой между Исидором и протосинкеллом ²), мы вправе по-видимому думать, что это предложение сделано было в надежде на то, что Исидор займет константинопольский патриарший престол, и с целью заранее снабдить его полномочием для борьбы с врагами унии. Таким образом Виссарион с Исидором хотели испробовать решительные и крутые меры для обеспечения судьбы унии на востоке,—хотели смелой, хотя и рискованной мерой запугать православных. План их однако не был поддержан, судя по изложению Сиропула, ни одним из греков, хотя там были очень энергичные сторонники унии; и это понятно: подписав определение, по каким бы то ни было побуждениям, каждый отлично понимал, что он и без того приготовил для себя в Греции, но возвращении туда, не малые неприятности, особенно на первых порах; подвергнуть же прямой анафеме всех противников унии в Греции значило сделать свое положение там совершенно невозможным, нестерпимым. И так предложение Виссариона и Исидора было отвергнуто, но за то оно дало им еще большее право на признательность римского престола.

Вследствие решительного отказа греков вносить в соборное определение что-нибудь о словах пресуществления, латиняне потребовали, чтобы греки по крайней мере устно изложили свое (разумеется, согласное с латинским) учение о словах и времени пресуществления. Это требование было исполнено теперь, пред

¹) Συροπ. X, 5, 284. Справедливость требует, впрочем, заметить, что подобное предложение, хотя и в общих выражениях, еще прежде делал и Георгий Схоларий. Migne, CLX, 413. D.

²) Συροποὺλος, X, 5, pag. 284—286; ср. Συροποὺλος, X, 16, pag. 304—305.

— 655 —

подписанием папою декрета ¹). Изложение греческого учения было поручено Виссариону, может быть по его собственному вызову, так как он теперь во всем старался играть главную роль. Содержание изложения Виссариона по-видимому ²) было условлено лишь с императором, да еще может быть с некоторыми из близких людей, и оставалось тайною для всех остальных греков. Судя по официальной латинской записи ³), Виссарион высказал следующее: «так как в предшествующих собраниях наших между другими нашими разностями возникло сомнение и относительно освящения таинства евхаристии, и так как некоторые подозревали, что мы и церковь наша не веруем, что это драгоценнейшее таинство совершается словами Спасителя Господа нашего И. Христа, — по этой причине мы находимся теперь пред лицом вашего блаженства и пред всеми другими, здесь стоящими, принадлежащими к святой римской церкви,—для удостоверения вашего блаженства (vestram beatitudinem) и других отцов и господ, здесь присутствующих, относительно этого сомнения, и говорим кратко: мы пользовались писаниями и изре-

¹) По словам Сиропула (X, 9, 294, ср. 292), соборное определение было подписано сначала греками, потом латинянами, при чем первые подписались под греческим текстом декрета, представлявшего род диптиха, последние же под латинским текстом. См. Goethe, 24 и др. Этот оригинал декрета хранится во Флоренции (Goethe, 21 и сл.). Декрет был подписан обеими сторонами 5-го июля. (Разъяснение противоречий по этому предмету между документальными данными см. у Goethe, 29 и след.). Из числа греков, имевших право на подпись (Συροπ. X, 6—7) не подписались под декретом Марк Ефесский, которому император не только позволил это, но и дал слово позаботиться о безопасном возвращении его в Грецию (Συροπ. X, 5, 284), — затем митрополит ставропольский Исаия, в решительную минуту бежавший из Флоренции (ibid., X, 8, 292; ср. XI, 1, 313),—иверийский епископ (ibid., IX, 12), еще раньше оставивший Флоренцию,—наконец брат царя, деспот Димитрий (Συροπ., IX, 11, 268). К числу этих лиц следует, может быть, причислить и брата Марка, номофилакса Иоанна Евгеника (ср. Göthe,43, 63, 64 и 65.

²) Συροποὺλος. X, 8 pag.293.

³) Mansi, XXXI, col. 1045 sqq; cp. Συροποὺλος,X, 8, 293.

656 —

чениями святых отцов, сознавая и замечая слабость человеческого ума; мы хотим держаться изречений и соображений святых мужей, оставив человеческие измышления. Посему-то, блаженнейший отец, как во всем другом мы опирались на авторитет св. отцов, им же мы пользуемся и в настоящем сомнении. И так как от всех святых учителей церкви, особенно же от блаженнейшего Иоанна Златоуста, всего более известного нам, мы слышим, что слова Господни суть то, что превращает и пресуществляет хлеб и вино в истинное тело и кровь Христову, и что эти божественные слова Спасителя имеют всю силу пресуществления, то мы по необходимости следуем святейшему учителю и его мысли. Мы сказали кратко и достаточно об этом вопросе, и объявляем вашему блаженству наши мысли ¹).

Нельзя не отдать чести Виссариону, что он ловко избег необходимости сознаться, что в этом пункте греки собственно уступают латинянам ²). Он даже и начинает прямо, с большим достоинством, с указания на то, что греки вообще и во всем руководятся не человеческими измышлениями, а богодухновенными писаниями отцов и учителей; этими писаниями они руководятся и в данном случае. Но этого мало: Виссарион весьма удачно, как бы к слову, сумел высказать, что и греческое учение не лишено основания. Правда, в приведенном официальном изложении Виссарионовых мыслей мы не находим ничего такого; здесь — полное и безусловное, без всяких ограничений, согласие с Римом. Мы, однако имеем кажется основание думать, что латинское изложение, хотя оно и официальное, не точно. Это основание—

¹) Ср. передачу этого заявления Виссариона в Acta latina, Hard.,IX, 983—984.

²) По изложению Сиропула, Виссарион как будто сознался и в этом. Но в виду того, что если бы такое сознание было действительно сделано, латиняне в официальной записи наверное отметили бы это приятное для них обстоятельство, мы полагаем, что Сиропул здесь не вполне точен. Изложение в Acta latina (Harduin,IX, 983—984) также не подтверждает Сиропула.

— 657 —

следующее: Сиропул ¹), изложивши общее содержание Виссарионова ответа, продолжает: «οὖτος μὲν ἦν ὁ σκοπὸς τῶν λόγων τοῦ Νικαίας. Ἐπλάτυνε δὲ τούτους μετὰ φιλοτιμίας καὶ φράσεως ῥητορικῆς». Думается, что Сиропул не выразился бы таким образом, если бы Виссарион сказал лишь столько, сколько читаем в латинской записи. А главное—то, что Сиропул приводит еще мысль, как такую, которую высказал Виссарион именно при этом случае, но которой мы не находим в латинской записи. Не доверять Сиропулу мы не можем, так как 1) он сам присутствовал при этом, 2) не мог из недоброжелательства к Виссариону ясно изложить простой какой-нибудь намек Виссариона, так как эта Виссарионова мысль служит к чести Виссариона, как защитника греческих интересов ²). Мысль эта следующая: «но мы говорим, что и пресвитер содействует этому (т. е. пресуществлению), подобно тому, как земледелец своим уходом способствует произращению плодов земных». Нельзя не видеть, что здесь содержится значительное ограничение прежде высказанных Виссарионом мыслей и—может быть даже—прикровенное и нерешительное призвание справедливости, хоть до некоторой степени, и греческого учения.

Но вот, к сожалению, факт совершенно иного рода. Около этого же времени Сиропул отмечает следующий характерный случай. Император велел передать папе свое желание, чтобы в день торжественного провозглашения унии, после латинской литургии, сряду же была совершена греческая литургия в присутствии папы, всех латинян и греков. Цель, которую при этом имел в виду император, заключалась в том, «чтобы в присутствии и

¹) Συροποὺλος, X, 8, pag.293.

²) Что касается до пропуска этой мысли в латинской записи, то это очень понятно; эта мысль не могла нравиться латинянам и только ослабляла впечатление предшествующих мыслей. Указать на пропуск было некому: греки не подписывали этого протокола. Кстати заметим, что нечто подобное находится и в записи Андрея de S. Cruce (Hard.,IX, 984. А).

— 658

папы, и всех окружающих его и латинского народа был прочтен святой символ без прибавки, чтобы узнали и они нашу литургию,—и послужит это в честь нам» (καὶ ἔσται τοῦτ’ εἰς τιμὴν ἡμῶν)). Другими словами, император добивался от латинян фактического и публичного признания равноправности греков с латинянами. Хотя это требование было не вполне исполнимо даже со стороны греков (так как не все они согласились бы добровольно совершить православную литургию в католическом храме, как это и случилось потом по другому поводу) ²),—все же желание императора в принципе и по цели можно было лишь одобрить. Судя по рассказу Сиропула, другие греки по-видимому не возражали против намерения царя; но Исидор и Виссарион сразу же показали свое желание—затормозить это дело. «Латиняне»—говорили они императору—«хотят (в этот день) совершить молебствие (λιτανεῦσαι),—затем петь гимн Духу Утешителю (εἶτα ὕμνον παραχλήσεως ἆσαι) и затем уже совершать литургию; за всем этим время (и без того) протянется дальше полден, и папа, не будучи в силах вынести такой труд, естественно воспрепятствует совершению нашей литургии. Поэтому лучше было бы отложить нашу литургию до следующего дня» ³). Нельзя не удивляться, с каким спокойствием и уверенностью, как о деле само собою понятном, толкуют Виссарион и Исидор о предполагаемой отмене греческой литургии папою ⁴); нельзя не удивляться и тому, с какой внимательностью, поистине достойной лучшего дела, относятся они к усталости папы, которая, однако не помешает ему не пропустить ни одной частности латинского крайне сложного обряда. Как видим, Виссарион со дня на день больше и больше забывал свою связь с греками и за-

¹) Συροποὺλος, X, 6, pag.286—287.

²) Συροποὺλος, XI, 2, 315 sqq.

³) Συροποὺλος, X, 6, pag.286.

⁴) Cp. Συροποὺλος, X, 11.Может быть Виссарион даже положительно знал намерения папы?

659 —

боту об их интересах. Он уже почти представитель латинских интересов в среде греков.

Сиропул сохранил еще другой, также в своем роде довольно характерный случай. В день подписи определения папою, последний объявил собравшимся грекам о дошедшем до него желании некоторых из греков приобщиться св. тайн за латинской литургией, таковые—заметил папа—должны надлежащим образом приготовиться к этому). В последнее время, как мы видели, Виссарион в сношениях с латинянами постоянно находится на первом плане и даже сам старается выдвинуться вперед. Очень естественно, что и теперь он счел своей приятной обязанностью ответить на бестактное в сущности и оскорбительное для греческих епископов предложение папы. И вот что ответил он: «наши (οἱ ἡμετέροι) воздерживаются всегда и с осторожностью проводят всю свою жизнь. Теперь же они выслушали то, что повелело твое блаженство, и если кто пожелает приобщиться (за латинской литургией), тот приготовится к этому с еще большей внимательностью» ²). Видеть в этом ответе простую деликатность мы едва ли вправе.

Замечено, что в последнее время собора Виссарион был если не главным, то одним из самых выдающихся деятелей и устроителей унии. Очень естественно поэтому, что ему была поручена, по его быть может собственному вызову, главная роль с греческой стороны и на заключительном акте соборных совещаний, 6-го июля, именно торжественное чтение соборного определения в кафедральной церкви Флоренции, официальный вопрос к присутствующим грекам о том, угодно ли им прочитанное определение и затем официальное лобзание с читавшим это определение по латыни кардиналом Юлианом, в знак полного мира церквей ³).

¹) Συροποὺλος,X, 9, 294.

²) Ibidem.

³) Συροποὺλος, X, 10; автор Acta graeca (Harduin, IX, 429. В) прибавляет: καὶ ἠσπασάμεθα τοῦ πάπα τὸ γόνυ καὶ τὴν χεῖρα.

660 —

У историков флорентийского собора — Сиропула и авторов Acta graeca и latina—Виссарион более не выступает на сцену в дальнейших переговорах латинян с греками по поводу разных, более мелких, канонических разностей. Но мы едва ли ошибемся, если предположим, что после того, чем был Виссарион доселе для унии—он и теперь вероятно не оставался в бездействии, по крайней мере по двум пунктам спора: из-за расторжения браков и из-за избрания константинопольского патриарха; не невероятно, что он принимал участие в формулировке ответов греков и по другим спорным пунктам, хотя самые эти ответы официально делал еп. митиленский ¹).

VIII.

После подписи, 20 и 21 июля, четырех копий ²) с оригинального декрета, Виссарион вместе с другими греками оставил Италию и чрез Венецию возвратился в Константинополь ³). Но он покинул Италию не навсегда, и есть большие основания думать, что он был почти уверен, что возвратится туда. И вот здесь-то находится ключ к пониманию чрезвычайно решительного и, как мы видели, необъяснимого из других, известных нам, причин поведения Виссариона в последний период собора.

Еще задолго до собора ⁴) знаменитый и весьма влиятельный в курии Амвросий Траверсари, между другими средствами для устроения и упрочения унии, рекомендовал следующее: возвести в

¹) Mansi, XXXI, 1041; Συροποὺλος,X, 14.

²) Mansi, XXXI, 1044; Harduin, IX, 433; Συροποὺλος, X, 17; ср. Vast, 109; Goethe,16—17 и др.; ср. 27.

³) Книги, привезенные греками с собою на собор, остались, по словам Бандини, во Флоренции и поступили в библиотеку Козмы Медичи. А. Μ. Bandinius — Catalogus cod. mss. bibl. Mediceae Laurentianae. Flor. 1764, praef.,p.10·

⁴) Нижеприводимое письмо не имеет даты в издании Мартеня, которым мы пользовались, Goethe(в. 155) относить его к сентябрю 1437 года.

— 661

сан кардиналов достойнейших из греков ¹). Эта мысль влиятельного Амвросия не могла умереть. Без всякого сомнения она выплыла гораздо раньше декабря 1439 года, и по всей вероятности в ту именно пору, когда дело унии видимо затягивалось или во всяком случае не так быстро подвигалось, как то желательно было папе и как это было в его даже денежных интересах. Для ускорения дела очень важно было иметь в среде греков людей, которые имели бы особенный интерес радеть об унии. Виссарион скорее может быть, чем кто-либо другой, мог при этом броситься на глаза умным вожакам унии со стороны латинян: он был влиятелен между греками, умен, либерален и честолюбив, едва ли не более чем кто-либо другой. Очень естественно, что выбор латинян пал на Виссариона,—и вот разгадка той решительности, с которой Виссарион в последний период собора во Флоренции хлопочет о заключении унии с латинянами. Мы не можем с уверенностью сказать, что уже в ту пору латиняне прямо обещали Виссариону кардинальство; они могли просто говорить ему, что курия не забудет его услуг и что в случае, если его хлопоты навлекут ему у своих какие-нибудь неприятности, Рим найдет средства вознаградить его за все возможные потери; могли, пожалуй, давать ему понять, что искренно соединившийся с Римом грек, как Виссарион, всегда может надеяться на получение достойного его поста и в римской церкви. И этого было бы достаточно, чтобы усилить в нем и без того сильное желание унии. Но в конце собора и во всяком случае после окончания его, обещания латинян несомненно были положительны. Прямого свидетельства мы, правда, не имеем, но это не изменяет дела. Прежде всего Виссарион несомненно обещал возвратиться в Италию. Своим бреве от 11-го августа

¹) Martene, III, epist. lib. I, ер. 15 (в изд. Мегуса, по цитате у Гете, Ер. lib. I, ер. 23): promovendos aliquos ex ipsis (Graecis), qui sint digniores, ad supremi etiam cardinis apicem, habendosque apud te (т. e. у папы) inhonore.

— 662 —

1439 года (напечатанным между прочим у Васта, стр. 445 — 446 примеч.), папа Евгений IV назначает Виссариону ежегодную пенсию в количестве 300 флоринов, «пока» (quamdiu) он будет жить в Константинополе и 600 флоринов, «когда» (cum) он возвратится в курию (ad curiam)). Из этого же бреве видно не только то, что Виссарион выразил намерение воротиться в Италию, но и то, что ему обещано было какое-то место в курии. В бреве читаем: «когда же ты возвратишься в курию ²) и будешь в ней пребывать, то—чтобы ты был в силах жить так, как того требует епископское достоинство,—предоставляем к выдаче тебе по 600 флоринов, в первый раз теперь, а затем—погодно. Построение последней фразы дает сверх того основание думать, что момент написания бреве и все последующее время рассматривается как одно неразрывное целое. Та-

¹) Отсюда видно, как не точно вместе с другими излагает все это Васт (р. 445 примеч.), говора, что папа назначил «à Bessarion une pension de 300 florins sil...· и проч. И в другом месте (где он основывается на том же единственном бреве): «n’ayant pu le fixer à Rome par la promesse d’ une pension...» (p. 126). Французский исследователь совершенно упускает из виду, что в подлиннике говорится в первом случае quamdius во втором «cum» (но не si). — Это бреве настолько интересно, что мы приводим его почти вполне, с удержанием орфографии рукописи, из которой оно взято. Вот оно: «Eugenins Venerab. fratri Visiario Archiepiscopo Nicaeno Salutem et Apostolicam benedictionem. Cum nos de tuae circumspectionis industria prudentiaque, in rebus, sanctam Orientalis et Occidentalis Ecclesiarum unionem concernentibus comprobata, spem conceperimus fiduciamque singulares, quod ea, quae tibi circa haec committenda duxerimus, feliciter prosequeris, teque ob hoc ad huiusmodi negotii prosecutionem feliciter faciendam elegerimus; nos attendentes, ac dignum censentes, quod in vinea Domini laborantes, condigna debent esse provisione fulciti, tibi, ut expensarum onera, quae praemissa occasione subire habes, commodius supportare, quietiusque ac ferventius in re tam salutari et orthodoxae fidei gloriam concernenti, commissioni tibi factae intendere valeas, tibi quamdiu in Constantinopoli Summam 300 cum vero ad curiam reversus fueris et in eadem moram traxeris, ut statum tuum iuxta Pontificalis dignitatis exigentiam honorabilius ducere valeas, 600 florenorum ex nunc primo, et deinde singulis annis persolvendam reservamus» и проч.

²) ad curiam = в курию, так как дальше читаем: «et in eadem moram traxeris».

— 663 —

ким образом, хотя и не вполне прямо, здесь выражено то, что Виссарион не останется или по крайней мере долго не останется в Константинополе.

Отсюда еще пока не видно, что Виссариону пред его отъездом было предложено кардинальство. Но что именно кардинальство было предложено ему и что он дал на него свое согласие ¹), это представляется вероятным по следующим соображениям: 1) дело совершенно невозможное, чтобы такое важное назначение сделалось без воли и согласия назначаемого; прямо или непрямо, но в его согласии на такое назначение должны были увериться; 2) не было никакой причины скрывать от Виссариона предстоящую ему честь; 3) Виссарион был назначен кардиналом по настоянию Доминика Капраники и Юлиана Чезарини ²), которые разумеется не вдруг пришли к этой мысли). Но мы знаем, что Юлиан был довольно близок с Виссарионом, и, следовательно, не мог скрыть от него своего решения настаивать на возведении его в кардиналы; а это решение, при силе Юлиана, которого в этом деле, без сомнения, поддерживал и Амвросий, было почти равносильно его исполнению.

И так Виссарион отправлялся в Грецию лишь на время и вероятно затем, чтобы по мере сил содействовать упрочению там унии. Но прием, сделанный унии и униатам в Греции, сразу рассеял все иллюзии, если такие остались еще в эту пору у Виссариона. Впрочем, он все же несколько хлопотал об ут-

¹) Ср. Vast, 126: Le pape Eugène IV... lavait nommé en son absence et sans le consulter, cardinal—prêtre du titre des Saints Apôtres. Доказательств не приведено.

²) Свидетельство об этом принадлежит Николаю Капранике в его «oratio funebris Bessarionis», изд. в Bonav. Malvasiа—Compendio historico della basilica di SS. XII Apostoli, Rome1665,—сочинение, которым имел счастье пользоваться Васт.

³) Не лишне заметить при этом, что между 18 декабря, когда Виссарион был возведен в достоинство кардинала, и временем его отъезда из Италии, происходившего в октябре (Vast.115), пространство не большое.

— 664 —

верждении унии. Когда, при выборе кандидата в патриарха, епископ ираклийский, несмотря на неоднократные предложения, отказывался, говоря, что он не принимает унии, а избиравшие его принимают,—«епископы никейский и митиленский сказали: так как мы почтили его, и он не хочет, и даже унии не принимает, то излишне принуждать его; приступим к избранию других лиц» ¹). Но это—одно, что отмечает Сиропул ²). И совсем же удивительно, что наш историк так мало говорит о Виссарионе: последний вероятно совсем и не ратовал с особенной энергией на пользу унии. Это было бы вполне естественно в виду общего нерасположения к ней в Греции. Весьма натурально поэтому, что, с одной стороны, увидав дело унии окончательно проигранным и не надеясь быть ей полезным, с другой стороны, получив из Италии известие о назначении в кардинала, он мог не колеблясь и с возможной быстротой готовиться к отъезду в Италию. Этот отъезд был по-видимому приблизительно в мае 1440 года ³).

¹) εἶπεν ὁ Νικαίας, καὶ ὁ Μιτυλήνης· ἐπειδὴ ἠξιώσαμεν αὐτὸν καὶ ο’θ θέλει, ἀλλ’ οὐδὲ τὴν ἕνωσιν στέργει περιττόν ἐστιν ἵνα ἀναγκάζωμεν αὐτὸν. Ἔλθωμεν πρὸς ἐκλογήν ἑτέρων πρωσώπων— Συροποὺλος, XII, 3, pag.334.

²) Что касается других, так сказать кабинетных, занятий Виссариона в эту пору, то вот что он сам говорит в письме к Филантропину (Migne, CLXI, 325. В. С.): «μετὰ τὴν γενομένην ἁγίαν σύνοδον καὶ τὴν εἰς Κονσταντινούπολιν ἡμῶν ἐπάνοδον, προθέμενος τὰ τῶν ἱρῶν ἐκείνων μονῶν βιβλία πάντα σχεδόν ἀνιχνεῦσαι, ὅσα μὲν νεώτερα καὶ μετὰ τὴν πολλὴν ἔριν γεγραμμένα εὗρον, πάντα περικεκομμένον εὗρον ἔχοντα τὸ ῥητὸν»(т. е. Василия В.) и проч.

³) У Bandini читаем (Migne, t. CLXI, col. XII, cap. 12): «vix in patriam Bessarion redierat cum nuntium accepit se una cum Isidoro Rutheno cardinalem SS. XII Apostolorum fuisse creatum... itaque litteris in Urbem ad novae dignitatis insignia capessenda vocatus, itineri se rursus quanta potuit festinatione commisit. Васт (p. 127) по-видимому питает некоторое сомнение в точности этих слов Бандини. Между тем мы имеем основания считать их безусловно точными. 1) на прямое путешествие (без ненужных остановок) от Италии до Константинополя требовалось немногим меньше двух месяцев (Συροποὺλος, VI, 5, pag. 149, conf. III, 8, pag. 51).Таким образом известие о назначении Виссариона, состоявшееся 18-го декабря 1439 года, могло быть получено около половины февраля 1440 года, т. е. около двух недель спустя

— 665

Мы не имеем документальных данных для суждения о том, с какими чувствами и мыслями отправлялся Виссарион в дорогу; но довольно вероятные предположения относительно этого мы сделать можем. Не имея оснований особенно идеализировать Виссариона, мы думаем, что, отправляясь из Константинополя, он прежде всего и больше всего рад был переменить не особенно заманчивую жизнь среди фанатических противников унии и его самого на жизнь в среде людей, с радушием встречавших его уже за одно то, что он был униат. Виссарион не мог себя чувствовать хорошо в Греции; едва ли даже был он способен подавить в себе чувство некоторой неприязни к массе своих соотечественников, толковавших о том, что он продал свою веру. Он мог только желать вырваться из этой атмосферы упреков и оскорблений, упреков за то, за что на западе он встретил бы только почет и расположение. Затем: вынужденный обстоятельствами отказаться от идеи унии, Виссарион не мог

после прибытия греков в Константинополь (цитата у Васта, 115 примеч.),— промежуток времени о котором Bandini с правом мог сказать: «Vix»... Слова: «quanta potuit festinatione» также не возбуждают сомнений, так как они довольно неопределенны. Виссарион спешил, и это понятно после сказанного выше; но он спешил, насколько мог. Задерживало его, кроме сдачи должности и сборов к переселению навсегда в другую землю, главным образом избрание патриарха. Виссариону без сомнения хотелось с своей стороны способствовать избранию на патриарший престол человека, расположенного к унии, и явиться к папе с приятной вестью, что по крайней мере с этой стороны дело унии обеспечено. Коль скоро избрание Митрофана совершилось (а это было приблизительно в мае,—сопостав. Συροποὺλος, XII, 2, pag. 332, с XII, 3 в начале), Виссарион, в течение марта и апреля имевший время вполне приготовиться к отъезду, мог выехать без замедления.— К сказанному о точности слов Бандини можно прибавить еще и то, что имея в своем распоряжении (ср. Васт, 245) документы ватиканской библиотеки (нам неизвестные), он едва ли мог допустить неточность. Во всяком случае в начале 1441 года Виссарион уже находился в Флоренции и вступил в должность, потому что он подписал, вместе с другими, декрет об унии яковитов—4-го (но не 5-го, как ошибочно говорит Васт) февраля 1441 года. Вот его подпись: «Ego tituli sanctorum duodecim Apostolorum presbyter cardinalis subscripsi» (Harduin, IX, 1029).

— 666

отказаться от надежды помочь своему отечеству в его борьбе против турок. Виссариону предстояла еще важная роль: быть посредником между латинянами и греками, быть красноречивым и убежденным апостолом крестового похода против турок. Эти соображения также могли предноситься сознанию Виссариона при его отъезде в Италию ¹). Он бесспорно далеко не был чужд высших и идеальных стремлений, хотя пред необходимостью выйти из того неприятного положения в Византии, которое он создал себе своим образом действий на соборе, эти идеальные стремления необходимо должны были отступить на второй план: Виссарион любил отечество, но еще больше любил он себя самого. Наконец не забудем и того, что в Виссарионе в эту пору уже пробудились стремления гуманиста, а Италия была центром гуманизма.

А. Садов

¹) Ср. Vast,125. Французский ученый очевидно употребил слишком яркие краски. Увлеченный Виссарионом, он приписывает ему больше, чем позволяет характер Виссариона и его последующая деятельность (известно, что Виссарион на первых порах пребывания в Италии заботился о Греции весьма немного); а это в данном случае единственная точка опора, так как положительных, исторических свидетельств нет.

Страница сгенерирована за 0.35 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com