Дионисий Великий, свт. К александрийцам

16. К АЛЕКЕАНДРИЙЦАМ 1).

I. Для других людей праздник при настоящих обстоятельствах 2) не мог бы показаться благовременным: ведь теперь для них нет ни такого ни иного подходящего случая к празднованию, не говорю уже—такого, который относился бы κ числу печальных событий, но даже и такого, который они могли бы счесть за наиболее радостное событие 3). Ныне все — слезы, все плачут, город стонет от жалобных криков по причине, множества умерших и ежедневно умирающих. И как написано ο первенцах египетских 4), так и ныне настал вопль великий. В городе нет дома, где не было бы умершего. И если бы только это! Ведь много ужасного произошло и раньше. Во-первых, нас изгнали: однако, хотя одних нас только все преследовали и убивали, мы праздновали и тогда. И каждый раз всякое место скорби было для нас местом торжественных собраний, была ли то деревня, пустыня, корабль, гостиница иль темница; самый же светлый из всех праздников проводили, конечно, скончавшиеся мученики, вкусившие после этого блаженство на небесах. Затем насту-

1) Евсев. Церк. ист. VII, 22.

2) Послание написано было во время моровой язвы, о которой говорит св. Дионисий ниже.

3) По-видимому, в словах: οὐδὲ ἔστιν αὐτοῦσ οὔτε οῦτος (καιρός) οὔτε τις ἕτερος οὐχ ὅπως τῶν ἐπιλύπων, ἀλλ’οὔδ’εἲ τις περιχαρής ὃν οἰηθεῖεν μάλιστα св. Дионисий говорит не o том, будто у язычников вообще «не назначено было ни настоящего, ни другого времени» для праздников, как переведены выписанные выше слова в русском переводе Церковной истории Евсевия (Творения Евсевия Памфила. т. I. Петербург 1848, стр. 429), и не о том, что языческие праздники не заслуживали названия праздников, как толкует эти слова Валезий в примечаниях к Истории Евсевия (Migne. Patrologiae graecae t. XX. ed. 1857, col. 687, прим. 75), но указывает лишь на то, что во время болезни язычники прекратили все обычные у них религиозные торжества.

4) Исход XII, 30.

77

пили война и голод: их переносили мы конечно вместе с язычниками, при чем на нас одних пали все те бедствия, которым они нас подвергли: а те бедствия, которыми они поражали друг друга и от которых страдали сами, становились вместе и нашим уделом. Потом мы снова были обрадованы миром Христовым, который Он дал нам одним, но после самого краткого отдохновения, полученного и нами и ими, вдруг появилась вот эта болезнь 1). Для них это событие было ужаснее всякого ужаса и страшнее всякого бедствия; как сказал один из их писателей, оно одно было для них всех выше всякого ожидания. Но для нас оно было не таким: для нас оно было упражнением и испытанием не менее всякого другого. Правда, болезнь не миновала и нас, но больше она свирепствовала между язычниками 2).

II. Весьма многие из наших братьев от избытка любви и братолюбия не щадили самих себя и поддерживали друг друга, безбоязненно наблюдали

1) Св. Дионисий перечисляет здесь все бедствия, перенесенные христианами до описываемой моровой язвы, не исключая, может быть, и гонений при императорах Филлиппе и Декии и гражданских беспорядков, начавшихся в Александрии после гонения, поднятого при Филиппе языческою чернью (ср. послание к Фабию), Так толкует слова св. Дионисия Валезий в примечаниях на Церковную историю Евсевия (Migne, Patrologiae graecae t. XX, col. 688, прим. 78). Но едва ли не лучше относить слова св. Дионисия лишь к событиям последнего времени, начиная с гонения Валериана, войны и голода вследствие попыток Макриана и Эмилиана захватить верховную власть, и кончая моровой язвой. В таком случае; мир Христов, предшествовавший этой язве и обрадовавший одних христиан, может быть, есть мирное и радостное торжество праздника Пасхи в 263 году, отпразднованное христианами во время осады, а короткий отдых, которым наслаждались язычники и христиане, можно относить к непродолжительному промежутку времени между окончанием осады и началом моровой язвы.

2) Далее у Евсевия замечание: «Далее к этому Дионисий прибавляет».

78

за больными, неутомимо ухаживали за ними и, служа им ради Христа, вместе с ними радостно умирали, исполняясь страданиями других, привлекая на себя болезнь от своих ближних и добровольно принимая на себя их мучения. И многие, ухаживая за больными и подкрепляя других, скончались сами, перенеся на самих себя смерть их. Простонародную поговорку, — по-видимому, всегда служившую выражением одной только учтивости, — они исполняли тогда на самом деле, так как выходили из мира, как всеми попираемый прах 1). Таким-то образом оставили жизнь лучшие из наших братий, некоторые пресвитеры и диаконы и многие весьма почтенные из числа народа, и этот род смерти, будучи делом великого благочестия и твердой веры, кажется, ничем не ниже мученичества. Они принимали тела святых на распростертые руки и перси, закрывали им глаза, заключали уста, носили их на своих плечах и потом полагали, прижимали их к себе, обнимали, омывали и украшали одеждами, а вскоре и сами сподоблялись того же, потому что оставшиеся в живых всегда следовали по стопам своих предшественников. Совершенно напротив поступали язычники: они прогоняли начавших болеть, убегали от самых дорогих людей, выбрасывали на улицу полумертвых и сваливали трупы без погребения, стараясь отвратить передачу и распространение смерти, хотя при всех усилиях им нелегко было достигнуть этого.

1) Валезий (Migne, ibid, col. 689, прим. 82) предполагает, что жители Александрии употребляли слово περίψημα (прах) во взаимных приветствиях и выражали готовность ко взаимным услугам в следующих словах: Ἐγώ εἰμι περίψημά σου, может быть называли таким именем христиан вообще, как отребье мира (ср. I Кор. IV, 13).

79