Тертуллиан Против Маркиона

СТАТЬЯ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (*).

ПРОТИВ МАРКИОНА (**).

Тертуллиан прежде всего чисто и ясно утверждает единство Бога на незыблемых основаниях.

Великий, единственный спор, нас разделяющий (кн. 1. гл. 3), относится к единству Бога. Ересь, мечтая, что ей по примеру живописи и поэзии все

(*) Писана в 207 году по Г. X.

(**) Главное заблуждение Маркиона состояло и том, что он вместо единого Бога полагал дна верховных существа, и что истинный Бог только благ, и не судит никого. Тертуллиан свое опровержение против него переделывал троекратно, и обнародовал его, наконец, в пяти обширных частях, которые на Русском языке могли бы составить почти еще два тома. Во избежание подробностей, и настоящее время едва ли не излишних, Я признал достаточным представить здесь читателю краткий очерк сего творения, составленный одним любителем Древних писателей. Перев.

1

2

позволено, решилась и дерзнула тому прекословить. Но истина Христианская поучает нас, что существует один только Бог, и что Его бы не существовало, если бы Он не был один. Приличнее бы было для Него совсем не быть, нежели существовать недостойным величию Его образом. Сколько человеческая слабость может определить Бога, сообразуясь с врожденным всем нам понятием, Бог есть верховное существо, пребывающее от вечности, не рожденное, не сотворенное, не имеющее ни начала ни конца, превыше всего по сущности Своей, по Своим качествам, по Своему могуществу. Иметь о Боге другое понятие, значит не ведать Его, значит Его отрицать, значит отнимать у Него то, что составляет ело существенно. Но каким образом может Он быть верховным существом, когда имеет кого-либо равного Себе, и если имеет равного, то существует ли действительно другое верховное существо? Два верховных существа не могут существовать вместе именно потому, что сущность верховного существа не имеет ничего Себе равного, и что преимущество не иметь равного себе принадлежит и приличествует только одному. Верховное существо по необходимости должно исключать и затмевать всякое другое независимое существо, устранять всякого соперника, какого бы кто ни вздумал с Ним сравнивать, по той самой причине, что Оно есть верховное существо, и что другое существо, как бы великим кто его ши полагал, не может уже быть верховным. Стало быть, Бог существенно один, и если бы не был один, то не мог бы и существовать. Так определяет Христианская истина.

«Почему (гл. 4) не могли бы существовать два «верховных существа подобно двум царям, из ко-

3

торых каждый есть владыка в своем государстве?»— Кто так спрашивает, тот не ведает, что с Богом ничего и никого сравнивать нельзя. Цари не только не выдержат тут сравнения, но должны исчезнуть, если сблизить их с Богом. Многие цари могут царствовать в одно время потому, что никто из них не верховное существо, и каждый может иметь не только равного, но и высшего себя.

Напротив того, (гл. 5) Бог, как верховное существо, не терпит ни соперника и товарища. Он должен быть один; а иначе, приемля двух богов, можно допустить и большее их число. Тогда не будет уже причины полагать им и границ. Причина, препятствующая умножению богов, в том только и состоит, что Бог, будучи верховным существом, не имеет Себе равного; и следовательно такой Бог, с которым сравниваешь ты кого-либо другого, не верховное существо. А иначе почему не быть и множеству равных Ему богов?

Относительно мечтаний Маркиона (гл. 26 и 27), который лишает Бога правосудия и строгости, и предоставляет Ему только кротость и благость, и притом кротость и благость, никогда не истощающиеся, ничем не возмущаемые, так что Он ни за что не гневается, никого не наказывает, не судит, не осуждает:» относительно, говорю, сих мечтаний можно бы было только спросить Маркиона, каким образом этот мнимый Бог в состоянии удерживать все в порядке и обуздывать зло? Вотще будет Он издавать законы, когда никто их не хранит; вотще станет запрещать творить преступления, когда тот, кто их делает, остается без наказания. Да и почему лучше совсем их не дозволить? По крайней мере тогда не бросалось бы в глаза столь яв-

4

ное противоречие. Не наказывать преступления, значит безгласно его дозволять.—«Он однако ж его «запрещает.»—Стало быть запрещает Он то, чего бы не хотел видеть. Но может ли Он видеть то, чего не хочет, не огорчившись тем? Огорчиться тем, не прогневавшись на то? Прогневаться на то, не оказав за то мщения? Мщение есть плод гнева, гнев чадо огорчения, огорчение источник презренной воли. В противном случае благость Его была бы слабость, Его любовь к порядку мечта, законы без силы, преступление вне опасности. Вы говорите, что Бог ваш не мстить. Стало быть, Он не гневается, не огорчается, когда люди действуют против Его воли? Злодеяние совершается, не причиняя оскорбления воле Его: стаю быть оно не против Его воли?

«Но Бог, говорите вы, не судит: производить суд не прилично Его величию.» — Вы ошибаетесь. Ничто так не может неприлично быть величию Его, как предоставлять повеления свои явному небрежению, и несоблюдению. Он обязан поддерживать Свою власть, заставлять Себе повиноваться, обязан ненавидеть зло: Ему неприлично не то, чтобы наказывать зло, но, чтобы поощрять его посредством ненаказанности. Вы сами себе грубо противоречите. Бог, не желая зла, по собственному уже мнению вашему, его судит и запрещает, запрещая осуждает, осуждая должен по необходимости его наказывать.— «Он, говорите вы, его запрещает и осу надает; но «вместе е тем и допускает его по кротости и «бесстрастью.» Стало быть, Он разрешает его, оставляя без наказания.

Можно утвердительно сказать, что Бог не совершению благ, если не ненавидит зла. По самой

5

любви Своей к добру, Он должен чувствовать к злу омерзение. Он охраняет добродетель не иначе, как истребляя порок. Напротив того, благость, приписываемая вами Богу, есть благость так сказать нелепая, несправедливая, нерассудительная, мечтательная, которая могла бы иметь весьма пагубные последствия, если бы действительно существовала.

Внемлите, грешники! Пусть будет Бог ваш таким, каким вам угодно Его иметь, от которого можно вам не страшиться ни ада, ни казней, ни точащего червя, ни пожирающего пламени. Он запрещает беспорядок, но только одними словами: Он не более, как только благ, Он хочет быть только любимым, никогда не вселяет страха. Хотя Он и Отец и Господь; но не предоставляет Себе никакого над вами права: от вас зависит повиноваться Ему или не повиноваться.—О чем же тут думать, когда нет причины бояться правосудия Его? За чем вам не удовлетворять себя во всем, не давать свободного к себе доступа всем вашим склонностям, всем страстям вашим? За чем, когда язычники принуждают вас принести жертву идолам, не приступить вам тотчас к жертвеннику, и не воскурить фимиама в честь их? — «Сохрани Бог, отвечаете вы.»—Стало быть вы боитесь грешить, сами признаете Бога, которого боитесь, Бога, который запрещает грех и мстит за него.

Долг и польза человека (кн. 2. гл. 2) состоят в том, чтоб обожать Бога, но не судить Его; заслуживать Его любовь, бояться Его строгости, но не исследовать творений Его. Нет людей дерзновеннее и безумнее, как надменные судии, осмеливающиеся говорить, что Бог не так долже бы был поступать, а иначе, как будто бы мог человек

6

провидеть измерения Божии, которые известны одному только Богу.

Исаия по духу пророчества давно предвидел подобных судей, и, чтобы привести их в замешательство, восклицает: «кто уразуме ум Господень, и кто советник Ему бысть (Ис. XL. 13)?» Апостол также говорит: «о глубина богатства и премудрости и разума Божия! яко неиспытани судове Его, и не исследовали путие Его (Римл. XI. 33).»

Людям ли считать себя проницательнее и справедливее Бога? Как мудрость человеческая есть безумие пред Богом, так мудрость Божия кажется людям безумием. Но мы ведаем, что безумие Божие несравненно мудрее мудрости человеческой, и что слабость Божия несравненно сильнее силы человеческой. Бог никогда не бывает так велик и так благ, как когда кажется людям умаленным. Этот-то дух мира и эта-то мнимая и слепая мудрость в отношении к делам Божиим, вселяет в людей дерзость исследовать и порицать дела Божии. Будучи детьми Адама, мы наследовали от него тот дух гордости и непокорства, который заставил его осудить и нарушить запрещение, данное ему от его Создателя и Благодетеля. Но мы далеко его превзошли в семь случае. Адам не умел порочить творений Божиих, не умел богохульствовать. Он сознался, что был соблазнен, и тотчас объявил свою соблазнительницу. Он не говорил Богу подобно своим потомкам: «Ты сотворил меня не премудро.» Адам был только ученик-новичок в безбожии.

«Если Бог благ, говорит Маркион (гл. 5 и 6), «если ведает будущее, если Он всемогущ: то как «могло произойти, что человек, сотворенный по об-

7

разу и подобию Его, был соблазнен диаволом и заслужил смерть, нарушив закон Его? Если Он благ, то должен-бы был желать, чтоб того не случилось; если Он ведает будущее, то мог бы предвидеть, что случится; если Он всемогущ, то мог бы тому воспрепятствовать. А как грех совершился: то надобно полагать, что в Боге не доставало или благости, или предведения, или могущества.»

Я извлеку довод мой из самых творений Божиих, ответствует Тертуллиан: это лучший из всех возможных доводов. Как творения Божии составляют вселенную, обилующую благами и исполненную чудес: то эта вселенная, будучи произведена из ничего, неоспоримо доказывает могущество Создателя, благость Его и самое Его предведение, у которого столько-же порук, сколько есть Пророков. Созидая и устрояя различные частя вселенной, Бог конечно предвидел последствия, произойти имеющие, и Он не мог иначе приступить к делу, как их предвидя. Он без всякого сомнения предвидел ослушание прародителей наших, потому что восхотел поставить тому как-бы преградою страх смерти. Таким образом, ни в каком случае нельзя приписать греха какому-либо недостатку совершенств Божиих. Следовательно, причину греха надлежит искать в естестве и составе человека.

Бог сотворил человека по подобию Своему, и это подобие проявляется наиболее в том, что человек создав свободным и властелином своей воли. Данное Богом первому человеку запрещение и угроза смерти, в случае неповиновения, доказывают, что человек волен был повиноваться или ослушаться.

8

Законы, в последствии изданные Господом, изволение Его предложить человеку добро и зло, жизнь и смерть, Его увещания, равно как и угрозы: все это явно свидетельствует, что человек рожден со свободою исполнить закон, или нарушить его. Стало быть, зло приписать должно свободной воле человека.

«Но, возражают Маркиониты (гл. 7 и 8): как «скоро дар свободной воли долженствовал быть столь пагубен для человека: то Богу не следовало бы давать его.»—Я напротив того утверждаю, что этот то дар и есть действие премудрости и благости Божией. Бог долженствовал быть познан. Надлежало, чтобы существовали такие творения, которые бы были способны и достойны познать Его. Кто-же того достойнее, как не существо, сотворенное Самим Богом по Его образу и подобию? Как Бог свободен, так и образ Его долженствовал быть свободным; но так как образ не может сравниться с совершенством Божественного своего Оригинала, и есть не иное что, как вдуновение Божие, а не сущность Его: то он по необходимости должен был иметь в чем-либо недостаток; он способен был употребит во зло свою свободу, словом сказать, он был, не безгрешен потому что не был Бог. Человек, сотворенный для того, чтобы быть властелином вселенной, долженствовал быть прежде всего властелином самого себя. Один Бог благ по естеству: по естеству и по сущности Своей Он есть то, что есть. Напротив того, человек, не имеет в себе ничего, чего бы не получил. Он добр, или благ потому только, что Создатель его, Виновник всякого блага, сотворил его таким. Чтобы доброта, или благость, сделалась его

9

собственность, чтобы обратилась она ему как бы в природу, и чтоб он заслужил ее в полной мере, надлежало самому ему, но собственной своей воле, избрать добро и отвергнуть зло. Без этой свободы, будучи слаб противу зла, и увлекаясь одним добром, он не был бы ни добродетельным ни преступным, он был бы только низким рабом порока или добродетели, недостойным ни награды ни наказания: неодолимая нужда сделала бы тут все, а воля ни в чем бы не участвовала. Бог преподает ему законы, Бог его предуведомляет, что судить не будет. Эти законы, этот суд необходимо предполагают в человеке способность решиться свободно на добро или зло, решиться повиноваться закону, или ослушаться его; а иначе законы эти были бы нелепы, суд этот был бы несправедлив.

Мы видели, что благость и премудрость Божия соединились между собою, чтобы сотворить человека свободным: этого должно быть для нас достаточно. Мы не должны соблазняться ни последствиями, ни злоупотреблениями сей свободы, которые бывают иногда противны намерениям Божиим, и должны приписаны быть одному только человеку. Благость Бога, которого все творения неминуемо добры, не могла произвести ничего злого: человек должен во всем сам себя винить и осуждать, Кто делает упреки в чем-либо Создателю, тот видно рассуждал недостаточно о намерениях Божиих и о естестве человека.

Из всего того, что здесь сказано, видно, что в Боге все содержится; благость, премудрость, предведение и могущество. Бог тверд и неизменен в Своих намерениях. Даровав однажды человеку свободную волю, Он должен был предоставить

10

ему пользоваться ею. Ни Его предведение, которое могло предвидеть злоупотребление, ни Его могущество, которое могло предупредить его, не долженствовало быть препятствием сей воле; а иначе Он бы изменил и уничтожил творение Своей премудрости и благости.

Положим, что бы предведение и могущество Его воспрепятствовали злоупотреблению и, следовательно, исполнению человеческой воли, чтоб Он удалил Адама от пагубного древа, чтобы прогнал змея искусителя, когда он приступил к Еве: какие упреки за то имел бы ты право Ему сделать? Ты упрекнул бы Его в слабости, изменчивости, непостоянстве, недостатке предведения. Если Он даровал свободную волю: то зачем ей потом противиться? Если надлежало ей противиться: то зачем даровать ее? Человек один виновен, преступив данный ему закон. Законодавец не должен был ни отменять его, ни испровергать установленного им порядка.

Все, что мог-бы ты сказать против Создателя, против Его непостоянства, против противления Его Самому Себе, обрати лучше в защищение Его, в ограду Его твердости, верности и могущества, озаряемых премудростью и благостью Его. Будучи недоволен тем, что даровал жизнь человеку, Он повелел еще ему жить добропорядочно, сообразуясь с Его законом. Будучи далек от того, чтобы сотворить его для смерти, Он его воззвал к жизни: Он не хочет смерти грешника, но обращения его. Он даровал человеку жизнь, а человек причинил сам себе смерть: это произошло ни по слабости, ни по неведению его, и тут ни в чем нельзя винить Бога;—нельзя винить Его ни в грехе по-

11

тому, что Бог его запретил, осудил, наказал и изгладил, и человек оказался один преступным в злоупотреблении своей свободы; ни в смерти, потому что Бог угрожал ему ею для того, чтоб он предохранил себя от нее, и человек заслужил ее добровольным своим ослушанием. Никогда Бог не подверг бы человека игу закона, если бы не дал ему силы переносить его. Никогда не угрожал-бы казнью ни какому преступнику, если бы преступление могло быть извинено. Адам, образ и подобие Божие, не был ниже своего противника, возмутившегося и павшего Ангела. Потому-то, обладая тою же самою свободою, которая заставила Адама согрешить, человек в состоянии ежедневно торжествовать над врагом своего спасения и исполнять Божественные законы. Какая слава для человека победить своего победителя!—«Но стало быть этот возмутившийся дух-искуситель есть творение Божие?»— Правда, что Бог сотворил его, но сотворил сияющим славою, облеченным правдою и святостью. Он сам развратился, сам унизил себя преступным злоупотреблением своей свободы. Бог сотворил его Ангелом: он соделал себя демоном. Таким образом неоспоримо доказано, что всякое добро происходит от Создателя, а всякое зло от свободной твари, возмущающейся против Творца своего.

Маркиониты говорят (гл. XI): «до падения человека, Бог показывал Себя только благим; потом явил Себя строгим и даже жестоким судиею. Тогда жена осуждена была родить в болезнях и быть во власти мужа, жена, которая прежде дана была ему вместо подруги, и которая слышала с радостью, как Творец благословил их обоих, сказав им: «раститесь и множитесь.» Земля

12

была проклята, быв прежде благословенна; она наполняется тернием и волчцами, производя прежде одни только полезные растения и приятные плоды. Человек принужденным нашелся есть хлеб в поте лица своего, а прежде пользовался всеми «плодами райского вертограда. Человек осужден «обратиться в землю, из которой взят, и подвергнуться смерти, будучи предназначен жить вечно. Он покрывается кожаною одеждою, а прежде ходил нагой, и не примечал того. Словом сказать, благость Божия предшествовала, происходя из Его сущности. За тем последовала строгость.»

Ты можешь, сколько хочешь, оспаривать в Боге качество судии, выдумав себе такого Бога, в котором нет ничего кроме кротости и благости. Но этот призрак Бога есть существо слабое, превратное и ничтожное, которое издает законы и установляет порядок, будучи не в состоянии ни их поддержать, ни отмстить за нарушение их, потому что он не судья. Ты дерзаешь порочить Бога, как судия; стало быть ты должен боготворить неправду, которая становится благом, как скоро правда есть зло. Но когда ты принужден сознаться, что неправда есть зло, и зло весьма великое: то должен признать и то, что правда есть весьма великое благо. Противоположные качества необходимо приличествуют порокам и добродетелям, совершенно противным между собою.

Правда не только весьма достохвальна, и, следовательно, есть род благости; но служит оградою и светильником для благости. Благость перестает быть благостью, когда правда перестает ее сопровождать и ею руководствовать. Ничто несправедливое не может быть

13

добром, а все справедливое неизбежно бывает добром.

Если благость (гл. XII.) неразлучна с правдою: то мечта о Боге, единственно благом, равно как и о Боге, единственно правосудном, уничтожается сама собою. Благость и правосудие Бога одинаково сияют во всех Его творениях. Впрочем, правосудие Божие не происходит единственно от неправды человека. Бог не мог не иметь правосудия и прежде человека: все совершенства в нем существенные и вечные. Но со времени содеянного человеком греха, Божественное правосудие получило особенные обязанности.

С тех пор как зло вошло в мир (гл. XIII.) и как благость Божия была оскорблена, правосудие Его стало управлять Его благостью. Оно предоставило благость достойным, отказало в ней недостойным, отняло ее у неблагодарных, и отмстило за нее врагам ее. Оно судит, осуждает, наказывает: суды его, казни его, внушаемый ими страх, служат уздою своеволия, поощрением добродетели. Как ни похвальна добродетель сама по себе, но она не может ни приобретать, ни сохранять себе многих приверженцев, когда есть возможность удаляться от нее безнаказанно. Против толиких сетей на пути добродетели, против толиких прелестей зла, страх к судам Божиим имеет сильное влияние на характеры, наиболее противящиеся добру, наиболее склонные ко злу. Путь порока есть путь пространный, и во все времена наипаче учащаемый; но не был ли бы он еще увлекательнее, если бы люди уверены были, что не должно бояться по нем ходить? Правосудный Бог изрекает ужаснейшие угрозы, которые едва достаточны к тому, чтобы поселить в нас робость, что-

14

бы спасти нашу невинность. Что же бы было, когда бы сохранялось вечное молчание? Думаешь ли ты, что правосудие Божие есть зло, когда оно столь сильно противится злу? Станет ли ты отвергать, что оно есть добро, тогда как одно оно производит его? Неужели захотел бы ты иметь такого Бога, который льстил бы страстям, благоприятствовал злодеянию, или терпел его? Стал ли бы ты называть благим такого Бога, который допустил бы всех людей быть злыми посредством уверенности остаться безнаказанными?

Благой Бог неизбежно есть такой Бог, который требует добра, и его узаконяет. Бог есть враг беззакония; если же Он враг его, то Он его преследует и наказывает. Во всем сем нет ничего противного благости Бога, потому что Он должен быть таковым единственно для нашего блага.

Он истинно всемогущ в недрах нашей веры: всемогущ в наградах, всемогущ в наказаниях. Ты лишаешь Его части Его всемогущества, когда приписываешь ему власть творить только добро. Я не могу даже ожидать с уверенностью награды от Него, если ты утверждаешь, что Он не может ничего делать, как только награждать. Наказание преступления должно всегда следовать за наградою добродетели: кто не может первого производить, тот не может исполнять и последней. Понятие о правосудии заключается существенно в понятии о божестве.

Бог есть вместе и Отец, и Господь: Отец по Своему милосердию, Господь по закону Своему; Отец по благодетельному Своему могуществу, Господь по Своему превосходному могуществу. Как Отец, Он бесконечно благолюбив, как Господь, Он бесконечно страшен: благолюбив потому, что предпочитает

15

милость жертве, страшен потому, что не терпит греха; благолюбив потому, что желает раскаяния грешника, а не смерти его; страшен потому, что не прощает нераскаянному грешнику. Посему-то закон и говорит совокупно: возлюби Бога и бойся Его: первая заповедь относится к верующему, вторая к преступнику.

Тот же Бог (гл. XIV.) есть все для всех: Он поражает и исцеляет, дает смерть и возвращает жизнь, смиряет и прославляет, творит зло и приносит мир. «Но сим самым поводом еретик и «пользуется для упрека нас в том, что Бог наш, как Сам о Себе говорит, есть виновник зла.» Надобно только разобрать двусмыслие слова зла, и затруднение исчезнет.

Есть два рода зла: зло, составляющее преступление, и зло, которое есть наказание за преступление. Мы тщательно отличаем эти два столь различные роды зла, между тем как противники наши находят свою выгоду в том, чтоб их смешивать. Зло-преступление имеет отцом своим диавола; виновником-же зла наказания есть Бог. Первое есть плод нечестия, второе есть действие правосудия Бога, наказывающего преступное зло посредством правосудного зла.

Бог именует Себя виновником последнего зла, ниспосылаемого Судиею-Мстителем, Это действительное зло в отношении к злым людям, его претерпевающим, и признающим истинное благо за зло: в самом же деле оно в них составляет благо, потому что бывает всегда справедливо, мстит за добродетель и наказывает пороки; а следовательно и достойно величия Божия.

Если вы это отрицаете, то докажите, что зло сие

16

несправедливо; докажите, что человек, преступающий, нарушающий Божественный закон, наказывается несправедливо; что беспорядки и нераскаянность людей низвели несправедливо с неба и воды потопа и пожирающий пламень; что Египет, предаваясь самым постыдным и преступным суевериям, обожая своих крокодилов и презирая истинного Бога, угнетая жестоко народ Божий, несправедливо был поражен десятью знаменитыми язвами. — Относительно же того, что Бог часто наказывал собственный свой народ, то это потому, что народ был неблагодарен и возмущался против Него.

Словом сказать, чтобы осудить Бога-Судию и Мстителя преступлений и неправды, надлежит оправдать и возвеличить самые преступления и неправду.

Рассмотрите (гл. XV.) поступки верховного Судии. Докажите, если можете, что Он несправедлив и что наказывал преступления, которые не существовали. В противном случае, как скоро суды Его и наказания справедливы: то строгость Его и последствия ее гнев и ревность, именуемые вами жестокостью, равномерно справедливы и достойны хвалы. Вы не осуждаете хирурга, не осуждаете инструментов, какими он пользуется, чтобы резать и прижигать, и без которых он не может исполнять своего искусства. Вы можете осуждать его только тогда, как он станет резать и прижигать некстати и без нужды. Примените это самое к судам Божиим.

Мы учились в школе Пророков и Иисуса Христа, а не в школе Эпикура и других философов. Посему-то мы весьма далеки от той мысли, будто бы Божество не имеет никакого попечения о делах человеческих.

«Еретики говорят нам: если в Боге есть гнев

17

и ревность, и если Он мстит, то Он следовательно изменчив, подвержен тлению и смертен.»— Умствования эти нисколько не устрашают Христиан, верующих во единого Бога, вечно живущего. Но какое безумие судить о Боге по человеку, и приписывать Божеству наши страсти и слабости? Не должно ошибаться на счет подобия имен. Между чувствами Божиими и человеческими такое-же различие, как между их естеством. Посему-то Богу приписывают глаза, руки, уши, хотя в Боге ничего нет подобного. Стоит только вспомнить, что Бог есть Творец людей, дабы удалить от Него все то, что относится к несовершенству и смертности человека. Бог конечно имеет все добрые качества человека; но в таком соотношении, какое прилично совершенному и вечному Существу, без всякого треволнения, изменения, искажения. В таком соотношении гнев, негодование и ревность Его, воспламеняются против неблагодарных, гордых и всех злых людей. В таком же соотношении Он бывает сострадателен к слабым, терпелив к грешникам, великодушен к добрым, справедлив ко всем.

«Маркиониты (гл. XVII) не хотят признать в одном и том-же Боге вместе с верховным правосудием той всеобщей благости, которая дождит на добрые и злые и сияет солнце свое на праведные и неправедные (Матв. V. 45).» Вотще Маркион хотел исключить и изгладить из Евангелия это свидетельство Христово о Боге Создателе. Но пусть прежде изгладит он его из всей вселенной, где оно всюду начертано; пусть изгладит его из сердца каждого из нас, где мы его беспрерывно читаем. Это самое долготерпение Божие, Маркионом

18

отвергаемое, ожидает его, и некогда будет его судить. Сколько примеров долготерпения и милосердия Божия представляют нам все Священные Книги!

Древний закон (гл. XVIII), на который вы нападаете с таким остервенением, и который считаете творением злого начала, исполнен правил правды, чести, скромности, благости и благотворительности. Не говорите, чтоб он заимствовал что-либо из законов человеческих. Прежде Ликурга и Солона существовал Моисей, существовал Бог, виновник сего закона. В законе сем все обязанности, все добродетели предписаны, все злодеяния воспрещены. «Не убий, не прелюбодействуй, не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна, не пожелай ничего вопреки правде и целомудрию, возлюби ближнего своего как самого себя. В седьмое лето отпустиши раба твоего туне, оставление сотвориши земли твоей в пользу бедного (Исх. XX. 13-17).» Самые животные не были забыты, собственно не ради их, но ради приучения сердец наших к кротости и состраданию в отношении к ближним. Я не кончил— бы, если б решился привести здесь все правила, все предписания закона на счет благотворительности и любви к ближнему. Посему-то и Иисус Христос сказал, что весь закон и пророки висят в сию обою (Матф. XXII. 40): т. е. в любви к Богу и в любви к ближнему.

Но я должен (гл. XVIII), оправдать закон в тех статьях, на которые еретики наиболее нападают. Закон возмездия «око за око, зуб за зуб» издан не для того, чтоб воздавать зло за зло, по чтобы предупреждать и укрощать насильство посредством страха. Как убедить грубый и неверующий

19

народ, чтоб он выжидал мщения от Господа, по слову Апостола: «Мне отмщение, Аз воздам (Евр. X. 30).» Позволенное второе оскорбление долженствовало служить преградою для первого. Ничто так не страшно для зачинщика, ничто так не способно его воздержать, как уверенность в том, что с ним поступлено будет таким же образом, как и он поступил.

Ис должно (гл. XVI) противоставить древнего закона новому. Цель и дух обоих законов одни и те же в отношении к прощению обид. Иисус— Христос, воспрещая совершенно мщение и говоря: аще кто тя ударит в десную твою ланиту, обрати ему и другую (Матф. V. 39), не повелел ничего противного древнему закону. В сем последнем не сказало ли: остави обиду искреннему твоему (Прем. Сир. XXVIIL 2)? Также: злобы кийждо брата своего да не помнит в сердцах своих (Зах. VII. 10). Если закон запрещает даже помнить обиду, то тем паче запрещает мщение. Впрочем, закон, руководствующий всякого рода людей, которых характер и вера не одинаковы, долженствовал изъясняться разнообразно. Он успокаивал религиозного Израильтянина, заставляя его ждать мщения от Господа; он устрашал неверующего Иудея, предъявляя ему мщение человеческое, готовое пасть на него. Словом сказать, возмездие было позволено для того, чтобы воздерживать тех, которых не могла воздерживать вера в Бога-мстителя. Тот и другой закон воспрещает мщение по той причине, что Бог предоставил его Самому Себе; а иначе терпение обиженного превратилось-бы в отчаяние, и поощрило бы злого человека оскорблять других без всякого стра-

20

ха (*). Если-бы Бог Сам не мстил, то позволил бы нам мщение; а как Он не позволил его, то стало-быть Сам будет за нас мстить.

Если закон запрещает употребление некоторых мяс (кн. II. гл. XVIII), если он объявляет нечистыми некоторых животных, хотя они и были благословлены при сотворении мира: то намерение Его состояло в том, чтоб испытать умеренность и обуздать обжорство, сожалевшее об огурцах и дынях Египетских, тогда как люди питались Ангельским хлебом. Он хотел предупредить неумеренность и своевольство, обыкновенные следствия невоздержания; хотел отчасти потушить жажду к золоту, отъемля повод искать обогащения для изысканной и пышной трапезы; хотел заставить человека поститься для Бога и довольствоваться обыкновенною пищей.

Что касается до множества церемоний и жертвоприношении; то Бог дает ясно разуметь во многих местах, как Он о них думает. Так, например, говорит Он: что Ми множество жертв ваших? Кто изыска сия из рук ваших (Исаии 1. 11, 12)? Бог, ведавший склонность народа Своего к идолопоклонству, хотел его отвратить от него и привязать к истинной религии теми почти самыми внешними обрядами, которые были в употреблении у язычников.

Бог предполагал также (гл. XIX), посредством тягостных и многообразных церемоний покорить Себе умы грубые и непослушные. Он хотел по-

(*) Многие толкователи Св. Писания изъясняют, что закон этот не давал права частным людям управляться самим собою; но относился собственно к судопроизводству.

21

средством Своих религиозных обрядов, столь различных и часто повторяемых, удерживать их беспрерывно в Своем присутствии, и приучать к размышлению денно и нощно о Божественном законе, источнике купно и счастья, и славы, и непорочности человека. Я не говорю уже о таинственных смыслах сего закона, который весь состоит из прообразованы и пророчеств.

Сверх того, Пророки исполнены правил и предписаний, достойных Бога, я доказывающих, что Он, будучи виновником закона, одушевлял и Пророков; а потому не может Он не быть основным началом всякого блага. «отъимите лукавства от душ ваших пред очима Моима, научитеся добро твортити, взыщите суда, судите сиру и оправдите вдовицу; раздробляй алчущим хлеб твой, и нищыя бескровные введи в дом твой, аще видиши нага одей, и от свойственных племене твоего не презри (Исаии I. 16 и 17, LVIII. 7); удержи язык твой от зла и устне твои еже не глаголами льсти, уклонися от зла и сотвори благо, взыщи мира и пожени и; гневайтеся и не согрешайте; не ходите на совет нечестивых и на пути грешных не стойте и на седалище губителей не седите; се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе; поучитеся в законе Господни день и нощь; благо есть надеятися на Господа, нежели надеятися на человека, благо есть уповании на Господа, нежели уповати на князи; и будет яко древо насажденное при исходящих вод, еже плод свой даст во время свое, и лист его не отпадет, и вся елика еще творит успеет; иже неповинен руками и чист сердцем, иже не прият всуе душу свою и не клятся лестию искреннему своему, сей приимет благословение от Господа и милостыню от Спаса своего;

22

очи Господни на праведные и уши Его в молитву их; многи скорби праведным и от всех их избавит я Господ; честна пред Господем смерть преподобных Его; хранит Господь вся кости их, ни едина от них сокрушится; избавит Господь души раб Своих (*).» Я останавливаюсь. Довольно и сего краткого извлечения, чтобы дать ясное понятие о благости нашего Бога.

Но мы имеем дело (гл. XX.) с нечестивыми и богохульными умами, старающимися распространить тьму свою даже и на совершенства Божии, столь ярко сияющие, и заразить их своим ядом. Последуем же за ними сквозь облака, в которых они скрываются, и выведем наружу мрачные их умствования.

«Как, говорят они, оправдаете вы Бога своего, «повелевающего Евреям обобрать Египтян?» — Слепые вы судии, не видящие того, как тут оскорблены были Евреи, и какое они собственно имели право жаловаться. Вспомните угнетение, в котором они находились в Египте под властью безжалостных своих господ; вспомните тягостные и насильственные работы, на которые они были осуждены; вспомните города, ими построенные, тогда как они не получали никакой за то платы; — и вы согласитесь, что сосуды и одежды Египтян составляют праведное, но весьма слабое вознаграждение; не говорю уже о детях Еврейских, ввергаемых в реку. Неужели вы отречетесь, чтобы отцы их не имели права за все это требовать чего-либо от Египтян?

Вы усиливаетесь (гл. XXII.) ставить Бога в противоречие Самому Себе, приводя на счет Его такие

(*) Все эти тексты почерпнуты из Псалмов: I, IV, ХХIII, XXXIII CXV, CXVIII и CXXXII.

23

распоряжения, которые означают якобы Его легкомыслие и изменчивость. «Он запретил, возражаете вы, работать в день субботний, а между тем повелел носить Кивот завета вокруг Иерихона в течении восьми дней.» — Жалкое возражение! Эта запрещенная работа есть так сказать работа мирская, но отнюдь не имеет того отношения к религии, какое заповедано Самим Богом. Закон чисто и ясно говорит: «шесть дней делай, и сотвориши в них вся дела твоя; день же седьмый (суббота) Господу Богу твоему (Исх. XX. 9, 10).» Ношение кивота, повеленное Богом, не могло быть делом мирским или трудовым, которое запрещено законом о субботе: это было дело религиозное, не только не нарушавшее субботы, но ее освящавшее.

Если было запрещено (гл. XXII.) не творить себе кумира, ни всякого подобия, елика на небеси и на земли и в водах (Исх. XX. 4): то это относилось единственно на случай идолопоклонства. Почему в след за тем присовокуплено: да не поклонишися им, не послужиши им. Таким образом, ни медный змей, предназначенный для исцеления угрызаемых змеями людей, и составляющий прообразование великого таинства, ни изображения херувимов, украшавших Кивот завета, и не имевших никакого отношения к идолопоклонству, не могли войти в запрещение.

Если Бог отвергает жертвоприношения Иудеев, Им же Самим установленные, если Он объявляет, что они Ему мерзость суть (Ис. I. 13): то это означает не легкомыслие с Его стороны, но то, что они предлагаемы Ему были с преступными намерениями, нечистыми руками и оскверненным сердцем. Бог не желает жертв собственно для удовлетворения

24

Себя. Еда ям мяса юнча, говорит Он, или кровь козлов пию (Пс. XLIX. 13). Напротив того, жертвоприношение Авеля и Ноя были Ему приятны. Сильный государь примет самые умеренные дары, предлагаемые ему усердием и, верностью подданных, между тем как отвергнет все то, чтобы ни было силу подносимо от толпы мятежников и заговорщиков.

Столь-же несправедливо бы было (гл. ХХIII.) укорять Бога в том, что Он поступает различным образом с одними и теми-же лицами в различные времена, и что отвергает тех, которых прежде избрал, как будто бы был Он непостоянен, или имел недостаток в предведении. Бог поступает тут, как нелицеприятный Судия, осуждающий, или разрешающий, смотря по достоинствам судимых Им людей. Таким образом Саул был избран, когда добродетелью своею отличался между всеми сынами Израилевыми, и был отвергнут, когда ослушанием и упрямством своим навлек на себя наказание. Соломон также отринут был, когда иноплеменные жены ввели в заблуждение мудрейшего из царей, и заставили его поклониться идолам.

Что-же должен бы был делать Бог наш, дабы избежать упреков от Маркионитов (гл. XXIV)? Не уже ли должен бы Он был ь осудить добродетель в пользу порока, се оскверняющего, или превознести порок из уважения к добродетелям не существующим? Пусть человек пребудет постоянен во зле или в добре. Бог всегда останется к нему один и тот же. Переменится ли человек? Правосудие требует, чтобы с ним поступлено было сообразно с его переменою.

«Вы противоставите ветхий завет новому (кн. III. гл. и кн. IV. гл. ХVI). Вы не перестаете опорочи-

25

вать временных обещаний, заключающихся е первом завете.» Разве не знаете вы, что Бог наш. Создатель вселенной, есть вместе властелин и неба и земли; что Он может располагать как временными, так и вечными благами; что Он начал с обещания первых благ для приготовления к последним, дабы верность Его в менее важных предметах послужила залогом его верности в даровании благ высшего разряда? Впрочем, не забудьте, что Он возлагал на служителей Своих обязанность возвещать о славе и о земных благах; Сыну-же Своему и Христу Своему предоставил право возвещать о благах небесных и божественных.

«Вы торжествуете (кн. II. 24), поставляя нам на «вид затруднение, считаемое вами неразрешимым, «т. е. что Бог, как в некоторых местах св. Писания сказано, раскаивается в содеянных Им поступках; из чего выводите, что не только в Боге не достает постоянства и предвидения, но Он даже как будто бы упрекает Себя в некоторой погрешности. И бысть глагол Господень к Самуилу, глаголя: раскаяхся, яко помазах Саула на царство (1. Царст. XV. 10 и 11).»

Надобно знать, что это есть как бы особый энергический способ речи, употребляемый Богом для улики, отвергаемого Им человека, в его преступлении и неблагодарности, которые заставляют Бога удалять от него Свои милости. Слово раскаяние в устах человека конечно означает сожаление о каком-либо заблуждении или проступке, иногда даже и в отношении к добру; но оно не может иметь сего смысла в устах Бога, который не обманывается, не творит зла и не жалеет о добре. В подобном смысле» и Самуил сказал Саулу, «раздра Господь

26

царство Израилево от руку твоею днесь, и даст ближнему твоему, лучшему паче тебе; и не обратится ниже раскается Святый Израилев, занеже не яко человек есть, еже раскаяться ему (1. Царст. ХV. 23 и 29).» Словом сказать, источник раскаяния в человеке действительно состоит в легкомыслии, в недостатке предвидения, или постоянства в добре. Но ничего подобного не может никогда находиться в Боге в отношении к человеку. Что же бы могло означать раскаяние, приписываемое Богу? Не иное что, как перемена в Его поступках, заслуживаемая переменою человека.

Нужно (гл. 25) отвечать еще на некоторые придирки наших противников. «За чем, говорят они, «Бог сказал Адаму в раю: где еси? Стало быть, «Бог не знал, где он находился.»

Господь не мог не знать ни того места, где Адам скрылся, и преступления, им содеянного. Слова эти: где еси? не столько относятся к самому месту, но более составляют упрек, и означают то ужасное состояние, в которое впал Как усомниться, чтобы какого-нибудь уголка в саду не ведал Тот, кому небо есть престол, а земля подножие? Если Бог спросил Каина: где есть Авель брат твой? то это потому, что услышал глас крови Авеля, вопиющий от земли. В отношении к Адаму, Бог восхотел дать ему повод сознаться в своем преступлении, и в нем покаяться. В отношении к Каину, Бог попустил ему исполнить меру своего беззакония чрез ослушание и упорство свое. Бог умилосердился над Адамом, и проклял Каина, преподав таким образом грешникам всех веков два великие примера.

В отношении ко всем слабостям, недостойным

27

Бога (гл. 27), в которых вы упрекаете Иисуса Христа, я скажу только то, что Бог не мог соделаться человеком и пребывать с людьми, не приняв их чувствований, склонностей и даже слабостей, дабы чрез то умерить сияние Божественного Своего величия, которого око человеческое перенести не в состоянии. Я говорю, что Бог не мог соделаться человеком, не снизойдя к таким вещам, которые, хотя, если вы хотите, и не достойны Бога, но необходимо нужны были для Него, как для человека, и которые потому самому и стали достойны Бога; ибо ничего не может быть достойнее Бога, как спасение человека.

Все, что можете вы постигнуть великого и достойного в Боге, вы найдете то в Боге-Отце, всегда пребывающем на небесах, в Боге невидимом, недоступном, в Боге так сказать философском. Но все, что считаете вы недостойным Бога, вы обретете то в Сыне, которого люди видели и слышали, который есть наместник Отца, соединяющий в Себе и человека и Бога, в Сыне, который есть Бог по Своему могуществу и человек по слабостям Своим, который как бы передает человеку все то, что отъемлет у Бога. Словом сказать, позор Бога моего составляет таинство спасения человеческого. Бог пребывал с людьми, как равный им, дабы человек мог действовать подобно Богу, как равный Ему. Бог умалил Себя, дабы соделать человека великим. Бог жил между людьми, дабы научить человека поступать подобно Богу. — Но везде и всегда Он подвергается вашим укорам. Как Судию, вы находите Его строгим и даже жестоким. Вам хотелось бы, чтоб Он был только благ, и между тем благость эту, эту любовь Его к людям, именуете вы слабостью и низостью. Он не может при-

28

обрести одобрения вашего ни в величии, ни в унижении Своем., ни как Судия, ни как подружие.

«Что может постыднее быть, говорите вы (кн. III. гл. 2), как рождение Бога нашего?» — Вы можете вопиять, сколько угодно, против священных и почтения достойных творений природы, вопиять против того, чем сами вы были и есть. Я остаюсь и останусь привязанным ко Христу, и ничто не разлучит меня с Иисусом, какое бы ни было Его уничижение. Именно потому, что Он уничижен и презрен, я признаю Его за Христа моего. Пророки возвестили нам, что Христос будет таков. Унижение Его служит доказательством Его величия. Если бы Он не был немощен и не подвергся поруганию: то не был бы и Мессиею, не был бы и Богом моим.

В Пророках (кн. IV. гл. 21) находятся многочисленные упоминания о низостях и немощах Христовых, о Его рождении, о происшествиях прежде рождения, о жизни и смерти Его, до того, что Он кажется как бы червем, а не человеком. Но Он говорит: иже аще кто постыдится Мене, сего Сын человеческий постыдится, егда приидет во славе Отчей (Луки IX. 26). Мы долженствовали быть исцелены Его язвами, спасены Его поруганием. Не без причины был Он уничижен, посрамлен: Он подвергся тому для человека, творения, образа и подобия Своего. Человек, не устыдившийся обожать дерево и камень, не должен устыдиться признать в уничиженном виде и Иисуса Христа: по крайней мере он должен оказать столько же усердия к своему Избавителю и Искупителю, должен святым позором веры удовлетворить Богу за преступный позор идолопоклонства.