Тареев М. М. Современность и народность проповеди

Современность и народность проповеди. 1. Учение Христа представляет собою истину, т. е. цельное теоретическое мировоззрение, которое обязательно для каждого христианина и дает каждому усвоившему его человеку свободу в понимании и определении всех частных случаев жизни. Как общее миропонимание, оно не рассчитано на удовлетворение исключительно частных нужд человека и общества; как откровенное, оно к каждому людскому мнению относится отрицательно, не допуская никакого компромисса, никаких уступок. Но оставаясь всегда неизменным и верным себе, как божественное откровение, евангельское учение было вместе с тем народным и современным. Оно опиралось на историко-психологическую основу. Христос раскрывал Свое учение в связи с духовным состоянием слушателей, их верованиями, ожиданиями, духовными потребностями. В верованиях и ожиданиях еврейского народа Он находил точки соприкосновения с Своим новым учением и излагал его с той стороны, с которой оно было более доступно пониманию народа.

Какою была проповедь Христа, такою же была и проповедь апостолов. И их проповедь прежде всего имела неизменное общее содержание, чем было для них учение Христа; и их проповедь по этому своему общему содержанию была чужда мирского духа (1 Кор. II, 12. 13). Но вместе с тем их проповедь не ограничивалась буквальным повторением слов Христа, а имела в себе нечто большее. Это большее есть народность и современность их проповеди. Христос обращал Свое слово почти исключительно к погибшим овцам дома Израилева, а не к язычникам, и потому Он излагал Свое учение в соот-

267

ветствие только с верованиями и ожиданиями еврейского народа; Он обращал Свое слово к слушателям, из которых едва нарождалось христианское общество, и потому Он не применял Своих наставлений к тем особенным отношениям, которые стали возможны только впоследствии, в сложившемся христианском обществе. Апостолы же, продолжая дело Христа, не как рабы, а как друзья, под живым воздействием Св. Духа, сделали учение Христа живым словом не только для слушателей из иудеев, но и для язычников всех стран, сделали его живым словом для сложившегося христианского общества.

Народною и современною была после апостольской и проповедь святоотеческая. Так проповедь с течением времени сделала христианское учение живым словом для людей научно-образованных, служила орудием охранения христианского учения от ересей и христианского общества от расколов, была то апологетическою, то нраво-обличительною. Особенно ярким характером современности отличаются святоотеческие проповеди нравственно-практического направления, в которых часто встречаются описания и обличения современных проповедникам нравов христианского общества; но и проповеди отвлеченно-догматического содержания, как-то богословские и догматико-полемические слова свв. Григория Богослова, Василия Великого, Григория Нисского, удовлетворяли живым запросам общества и обнаруживают наклонности людей того времени, когда, «начиная с императоров и нисходя до последнего простолюдина, все принялось рассуждать, вслед за богословами по профессии, о Рожденном и Нерожденном, о троичности лиц в Божестве, о двух естествах в Боге Сыне». Святоотеческий способ учительства есть всецело психологический, способ приспособления к духовному состоянию слушателей. Так поступали св. отцы не случайно, а сознательно. Св. Григорий Великий целую и притом значительнейшую (третью) часть своего «Правила пастырского» посвящает раскрытию различных приемов церковного учения сообразно с различными состояниями слушателей. В предисловии к этой части св. отец высказывает общие соображения по вопросу о психологической основе проповеди. «Всякое слово учителей, пишет он, должно быть

268

приспособлено к качествам и свойствам состояния слушателей, так чтобы каждому из них предлагаемо было свое, ему свойственное, и вместе с тем не отступало от общих требований назидательности. Ибо что такое напряженные умы слушателей, как не струны, если могу так выразиться, натянутые на музыкальном инструменте, к которым различно прикасается рука искусного игрока, чтобы от различных соприкосновений образовалась одна стройная, гармоническая, музыкальная песнь? И струны издают мелодические звуки потому именно, что приводятся в движение одним орудием, но не одинаковыми ударами. Таким образом и всякий пастырь церкви, как учитель и руководитель своей паствы, чтобы пригодным быть для всех и каждого к созиданию их спасения, должен трогать и назидать сердца слушателей своих одним учением, но не одним и тем же тактом или размером.

По образцу учения Христа и Его святых апостолов и по примеру проповеди святоотеческой должна быть народною и современною и позднейшая проповедь. Истинность, т. е. наличность христианского миропонимания, или той истины, которую открыл миру Господь Иисус Христос, с одной стороны, и народность, с другой стороны,—вот два начала, из которых слагается стихия проповеди и которыми она отличается как от всякого вида (мирской) словесности (своею истинностью), так и от слова Божия (современностью). Из этих двух начал первое относится к содержанию проповеди, второе—к образу раскрытия содержания. Проповедь есть современная и народная форма слова Божия; она есть то же слово Божие, но обращенное к жизни данного времени, определенного народа, известных слушателей. Призвание проповедника переводить слово Божие на язык, понятный определенному кругу слушателей, всегда находить ту сторону христианского учения, с которой оно более всего благопотребно и доступно определенной пастве, придавать ему такое выражение, в котором оно отвечает на запросы живых людей данного времени и места. Если бы Христос не дал нам Своего божественного учения и не дал апостолам заповеди проповедать евангелие всей твари, то христианской проповеди не могло бы быть, так как она есть проповедь Его 

269

учения, во исполнение Его заповеди; если бы проповедь могла быть несовременною и ненародною, то она была бы ненужною, излишнею, проповедники могли бы ограничиться чтением слова Божия. Современность и народность входят в самое понятие проповеди. Это, с словесной стороны, вполне отвечает свойствам жизненно-проповеднического призвания.

2. Современность и народность проповеди, точнее и определеннее говоря, состоят в следующем. Проповедь должна быть понятным для известных слушателей изложением слова Божия. Здесь прежде всего дело в языке: проповедник должен говорить на том языке, который понимают его слушатели. Затем понятность проповеди состоит в доступном для слушателей раскрытии евангельской истины, в приспособлении к степени их духовного развития. Проповеднику следует евангельские истины раскрывать с той стороны, с которой они понятны, близки и дороги слушателям, следует прививать их к наличным задаткам добра в сердцах слушателей, привязывать к их добрым стремлениям, как бы ни были последние незначительны, сокровенны и переплетены с дурными влечениями сердца. Проповедник должен внимательно вглядываться в жизнь своих слушателей и подобно апостолу Павлу, нашедшему в Афинах среди множества храмов безнравственных богов один, может быть, заброшенный жертвенник с надписью: неведомому Богу,—старательно отыскивать в их сердце добрые цели, ради которых они по заблуждению совершают зло, и действительно добрые стремления, чтобы сказать им словами апостола: сие-то добро, которого вы, не зная, ищете, дается верою Христовою, сии-то ваши добрые стремления только в христианстве могут найти полное удовлетворение. Этим путем истины евангельские действительно прививаются к сердцу человеческому и срастаются с ним. Найдя для евангелия доступ к сердцу или, что то же, для сердца доступ к евангелию, проповедник далее должен развивать пред слушателями евангельские истины с мудрою постепенностью, переходя от душевного к духовному, от земного к небесному (ср. Иоан. III, 12), так чтобы речь его не превышала разумения слушателей. Особенное внимание 

270

при этом он должен обращать на то, чтобы для них уяснялась связь всех евангельских истин с тою, которая прежде всего нашла доступ к их сердцу и уже сроднилась с ним. Вообще проповедник должен вдохновляться не требованиями системы, не ходом своих собственных мыслей, а действительными потребностями слушателей. Каждое его слово должно иметь не субъективное логическое, а альтруистическое происхождение и возникать на почве духовного взаимообщения его с слушателями. Христос послал двенадцать учеников на проповедь по тому же чувству жалости к народу, по которому Он питал голодных хлебом и исцелял больных (Мф. IX, 36; XIV, 14; XV, 32 и пар.); так и проповедник Христов должен раскрывать свои уста по чувству действительной нужды и потребностей своих слушателей. Мертво то его слово, которое зародилось в нем в ту минуту, когда он не помнил о слушателях. Проповедь должна быть личным обращением проповедника к слушателям, так чтобы каждый из них чувствовал, что проповедник говорит лично ему, видит его душу, желает ему добра. При содействии проповеди каждый слушатель черпает из слова Божия то, что ему нужно и уясняет себе свою собственную душу. Проповедник стоит близко к жизни, он на страже всех ее течений, он освещает светом христианской религии каждую в ней перемену. Проповедник должен знать не только состояние собственно религиозной жизни своих слушателей, но и мирскую их жизнь, интересы рабочего дня, характер семейной жизни, образ отдохновения, привычки, суеверия, всецелое течение их душевной жизни. Кратко сказать, проповедник должен знать своих слушателей во всех отношениях. Как истинный пастырь, оставляя девяносто девять овец, идет отыскивать одну заблудшую; так проповедник Христов не пренебрегает никакими явлениями в современной жизни, но, усматривая за каждым из них душу человеческую, за которую пролита кровь Христа, он освещает светом евангелия явления и события, делает их поучительными и направляет общественное настроение к христианству. Проповедник живет двойною жизнью—своею личною и жизнью слушателей, и потому 

271

истина в его устах, оставаясь в содержании неизменною, невольно изменяется во внешнем выражении. Живая проповедь не может повторяться; и требование от проповеди современности есть требование, чтобы проповедь не повторялась. Живая и действенная проповедь не может быть с совершенною пользою для дела произнесена другим проповедником, в другое время и в другом месте,—она своевременна и уместна только однажды.

3. Теперь вопрос о границах применения к проповеди характера современности и народности. Достаточно определенное,—насколько здесь возможна определенность,— указание на эти границы мы усматриваем в самом понятии современности: она не есть в проповеди источник содержания, а только образ, или прием, раскрытия данного содержания, психологическая форма для него. Поэтому словесное обнаружение современности в проповеди допустимо лишь до того предела, пока она не становится содержанием проповеди.

В частности, гомилетика должна твердо помнить, что христианство нейтрально в отношении к природно-историческим законам жизни, к природно-общественным формам ее, и что, поэтому, проповедь не может быть современною в смысле устроения природно-общественной жизни, в смысле решения вопросов семейно-народного быта и общественно-государственной политики. Проповедник должен стоять в стороне от этих вопросов, целомудренно охраняя чистоту исключительно религиозно-этической точки зрения. Если Христос, посылая апостолов на проповедь, повелел им «никого на дороге не приветствовать», то уж минимально это в применении к позднейшему проповедничеству означает, что христианский проповедник не должен приставать ни к какой политической партии, не должен носить в своем сердце любопытства к юридической и политической казуистике. Ему следует дорожить неослабленною возможностью и неоскверненною способностью смотреть на все sub specie aeterni, относиться ко всем явлениям жизни с высоты вечных целей, ему следует блюсти себя несвязанным никакими случайными программами. Он может, с этой стороны, самое большее—стремиться к созданию церков- 

272

ности, как религиозного общества, как нравственной организации,—пункт, в котором проповедь соприкасается с христианской публицистикой и, далее, с нравственно-богословскими задачами. Собственное же, удельное, назначение проповеди—нравоучение и нравственный суд в индивидуальном применении, именно в применении, прежде всего, к определенным лицам, затем, к определенным положениям и состояниям, к данному времени и данной исторической ситуации. Исходя из научно-богословской истины нейтральности христианства в отношении к природно-историческим законам и природно-общественным формам и держась, сообразно этому, в стороне от природно-общественной закономерности, проповедник подходит, в индивидуальном освещении жизни, к ней на самое близкое расстояние, становится в самое тесное соприкосновение с нею. Ему нет никакого дела до природно-общественных состояний и положений, но его прямая забота, чтобы христианин во всяком состоянии и положении вел себя соответственно своему высшему званию, ходил всегда пред лицом Бога. Нимало не посягая на природные основы семьи и не интересуясь каноническим вмешательством в ее строй, проповедник следит, чтобы христианин и в семейном отношении, при всяком юридическом положении семьи, вел себя христиански благообразно. Нисколько не касаясь никакой политической программы, проповедник имеет право требовать, чтобы христианин, при всякой программе, оставался в нравственном отношении христианином, чтобы общество, именующее себя христианским, никогда не забывало нравственных задач христианства, чтобы всякий общественный строй клонился к благу людей, чтобы нравственный идеал и благо человека стояли всегда выше всего. Индивидуальное отношение к жизни дает проповеди преимущества, которых не имеет христианская мистика, построяющая религиозное мировоззрение на единственной основе интимного, лично-религиозного отношения к мировой действительности, и богословская наука, выясняющая (нейтральное) отношение христианства к природно-общественным законам и природно-общественным формам: проповедник освещает христианским светом всякое индивидуальное проявление жизни. 

273

Но самое важное для него соблюсти христианскую нейтральность в отношении к природно-общественным формам,— и это дало бы его слову несокрушимую мощь...