Тареев М. М. По следам легенды

X.

ПО СЛЕДАМ ЛЕГЕНДЫ.

(Богосл. Вестн. 1909 янв.)

Я попал в мутный и бурный поток легенды, которая создается вокруг моего имени. Это для меня очень тяжело, потому что скромному преподавателю духовной школы «не к лицу—эти лица».

Дело в следующем. Я высказал некоторые оригинальные мысли по религиозному вопросу, а у «нас» все оригинальное роковым образом вызывает сословно-наследственный зуд разносительства.

Раззудись, плечо!

Размахнись, рука!

Но моя религиозная мысль изложена в четырех томном издании «Основы христианства». Приобрести четыре тома и изучить их—это не под силу одержимым духом разносительства... Беда, однако не велика: можно ограничиться случайно выхваченной и неверно понятой фразой или налету схваченным слухом. Так создается легенда.

В журнале «Вера и Разум» (1908 г. № 23) некто г. Брандин написал статью на безнадежную тему: «Евангелие по своему существу индивидуально и социально». Он, между прочим, разносит «индивидуалистическое, или ложно-аскетическое понимание евангелия, к представителям ко-

240

торого можно отнести проф. Тареева и Толстого». Г. Брандин пишет: «По мнению Тареева, между духом и плотью, по евангелию, нет ничего общего, нет никаких точек соприкосновения. ««Если евангелие абсолютно, то в непосредственном применении к плотской, мирской жизни, оно отрицает все ее формы. Ради евангелия нужно отвергнуть науку, искусство, государство, брак,—все это не может вынести евангельского абсолютизма»». Так понимает сущность евангелия Тареев; он свидетельствует свою солидарность с Толстым и с особенной похвалой относится к последнему за то, что тот во имя евангелия отрицает мирскую жизнь, даже самое плотское существование... По дуалистическому мнению Тареева, всякая внешняя форма— порождение злого начала; форма—оковы, темница духа. Поэтому, задача христианина не улучшение формы, а освобождение духа от последней, бегство от мира, от всех форм общественной деятельности»...

Когда же и где я этому учил?! Совершенно напротив я утверждаю, что «свобода духа необходимую точку опоры может иметь только в свободе плоти», что «с евангельской точки зрения плотской жизни должна быть предоставлена полная свобода», так как «евангелие не может определять форм и видов плотского существования» (т. IV, 123. 124. 126). Приведенная Брандиным выдержка действительно у меня находится, но как раз в этих словах я излагаю не свою мысль, а мнение Толстого, которого не принимаю. Я писал: «Забвение этой истины (т. е. что евангелие не определяет форм плотской жизни) ставит безвыходную дилемму или отрицать мирскую жизнь во имя евангелия, или понизить евангелие, приспособить его к потребностям жизни. Первым путем пошел Толстой. Он глубоко понимает христианский закон. Его ошибка в том, что в евангелии он видит не только содержание лично-духовной жизни, а и норму общественного благоустройства, основу земного благоденствия. При таком взгляде на значение евангелия, выводы Толстого последовательны. Если евангелие абсолютно и т. д. Толстой не останавливается пред тем, что ведь без этих форм и видов естественной жизни последняя обращается в призрак» (т. IV, стр. 126—127). И вот из того, что я отрицаю толстовское применение

241

евангелия к формам мирской жизни, что я не принимаю толстовское отвержение науки, искусства, государства и брака во имя евангелия,—из этого г. Брандин заключает, что я вслед за Толстым дуалистически отвергаю формы мирской жизни, считаю их порождением злого начала и т. д. Г. Брандин понятия не имеет о моей четырехтомной системе религиозной мысли, где я Толстому, кроме этой краткой заметки, посвящаю много десятков страниц, — он. знаком лишь с одним журнальным отрывком моих, сочинений, все свое мнение обо мне он построяет на одной неправильно понятой фразе.

Еще хуже поступает сотрудник «Колокола» г. Давыдов. В то время, как в Харькове г. Брандин пишет, что я во имя евангелия отвергаю жизнь,—в Петербурге г. Давыдов уверяет читателей «Колокола», что я ради языческой жизни отвергаю евангелие и Бога («Колокол» 1909 г. 8 янв.) 1). В одно и то же время и жизнь отвергаю ради евангелия и евангелие отвергаю ради жизни? Помилосердствуйте, господа! Имейте хоть какую-нибудь совесть!.. Откуда же г. Давыдов берет свои сведения о моем «учении»—из какого тома «Основ христианства»? Да в том, и дело, что г. Давыдов и в руках не имел моих сочинений, а сведения обо мне добывает окольным путем. В Петербургской газете «Новое Время» недавно (1909 г., 3 января) напечатал о моем сочинении «восторженный»

1) Приговор г. Давыдова закрепил автор статьи в том же Колоколе (1909 № 866) Доколе же? Вот эта статья.

«В дополнение к статье г Давыдова, помещенной в № 855 «Колокола» под заглавием. «Зарница», необходимо сказать, что профессор М. М. Тареев—не простой ученый богослов,—он читает тот предмет, который главным образом и трактуется в его знаменитых четырех томах—именно нравственное богословие. После этого можно судить, какие выйдут преподаватели нравственного богословия из московской духовной академии для наших несчастных духовных семинарий. Но пойдем дальше—все равно—логика ведь требует этого неумолимо: семинаристы наши, наслушавшись лекций в духе Тареева, потом будут учить и своих пасомых в том же духе .

Говорят: в немецких странах немало пасторов, с кафедры проповедующих, что Христос был простой человек. Не долго и нам ждать таких проповедников, если наша высшая церковная власть не прочистит состав профессоров в духовных академиях.

242

отзыв В. В. Розанов. Слитком известно, что В. В. Розанов—талантливейший светский писатель, это—самый талантливый и значительный из современных русских писателей-мыслителей. Также слишком известно, что В. В. Розанов—человек с своей идеей. О чем бы и о ком бы он ни писал, он все осветит с своей точки зрения. Г. Давыдов возмущается «восторженным» отзывом обо мне В. В. Розанова, но сведения обо мне берег только из его отзыва. Получаются курьезы, о которых и не подозревает сотрудник «Колокола». «Для чего же существует и для кого, и для чего Иисус Христос Свое учение на земле проповедовал?» торжественно ставит мне вопрос г. Давыдов. И пишет: «Господин Тареев на это отвечает буквально следующее: ««Помимо сердца во мне живет»» и т. д. Следует ряд выписок в кавычках, взятых из. «Нового Времени». Г. Давыдов убежден и старается убедить читателей «Колокола», что это выписки из моих сочинений. Но смею заверить г. Давыдова, что он находится в заблуждении и других вводит в заблуждение: сделанных им выписок нигде в моих сочинениях нет, и мне г. Давыдов, в качестве моих буквальных слов, приписывает то, что он вычитал в статье «Нового Времени».—Заимствуя сведения из вторых рук, г. Давыдов искажает их самым беззастенчивым образом. Таким образом свое последнее суждение обо мне фельетонист «Колокола» формулирует так: «И что это в конце концов за христианин такой, который открыто утверждает, что христианское учение приносит только исключительно вред и государству, и обществу, и отдельному человеку,

Не следует забывать, что гг. новаторы ведут дела искусно, с постоянством, осуществляя свое обещание: «дайте нам автономию на три-четыре года, и от вашего православия останутся только клочья»... Доколе же мы будем безмолвно ожидать полного разрушения Церкви этими прислужниками еврейства, уже подкапывающимися под «основы христианства». Ведь сердце изболелось, душа исстрадалась, смотря на это. Ведь еще немного и грозный суд Божии, покаравший некогда слабовольного Илия, первосвященника Израильского, постигнет и тех, кто попускает расти злу, и сбудется на нас слово Писания: «отошла слава от Израиля»

В том же духе и статья в № 984 Колокола за тот же год На поворотном пункте церковкой истории. 

243

и наукам, и искусствам, и философии, одним словом, всякому проявлению живой реальной жизни? Кажется, дальше уж, идти некуда! Бог, который совершенно излишен и без которого все само собою идет неизмеримо лучше, чем при Его вмешательстве,—непостижим для нормального человеческого ума». Да, г. Давыдов, я безусловно согласен признать это мнение поразительной, ужасающей нелепостью, которая приводит в изумление не только беспримерным безбожием, но и решительным отсутствием смысла. Но единственный автор этой нелепости—г. Давыдов, развязный сотрудник «Колокола». Если же он мне приписывает это мнение, то это чистая клевета с его стороны. Я утверждал и утверждаю, что христианство есть дело личности и что оно не применимо к условным формам общественной жизни, а г. Давыдов говорит о том мнении, что христианство не нужно ни для общества, ни для личности!

Утверждениями, что а) и отвергаю во имя христианства формы общественной деятельности и б) я считаю христианство ненужным для жизни,—еще не исчерпываются возможные истолкования моей системы: возможно еще в диаметральную противоположность Брандину и Давыдову говорить, что я, вместе с другими союзниками, проповедую христианскую общественность. Это и делает какой-то иеромонах Афанасий (Прав. Собес. 1910 дек.) «В богословской литературе мнение об устарелости аскетического христианского идеала и о необходимости социализировать православие держатся известный проф. Тареев, Успенский и многие другие, писавшие о так называемой религиозной общественности в Бог. Вестн., Хр. Чт. и др. журналах, духовных и светских. На эту же тему в Записках религиозно-философских собраний и в ж. Новый Путь вы найдете сколько угодно рассуждений. Как же относится к этим рассуждениям о христианской общественности само христианство? Так же, как Христос отнесся к искушениям сатаны. В ответ на предложение сотворить хлебы. Господь наш сказал, как всем известно, такие, совсем не социалистического характера, слова: не хлебом единым жив будет человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих,—и затем еще более строго: иди за мною, сатана. 

244

Православное христианство, как объясняет нам Достоевский, считает социалистическое движение соблазном Великого Инквизитора, а призывы к христианской общественности рассматривает как вытекающую из недомыслия подделку под христианство или, еще лучше, компромисс с Духом века сего. Идеал святости никогда не может бить подменен идеалом сытости. Согласиться на последнее церковь могла бы только в случае отречения от Христа и от всей своей многовековой истории». Это у меня-то религиозная общественность, социализирование религии, идеал сытости? Поистине рецензии эти — какая-то беспардонная свистопляска.

Сколько их

Закружились

Словно листья в ноябре.

Тареев и Ренан. Тареев и Ричль. Тареев и Толстой. Тареев и Розанов. Тареев и Соловьев. Тареев и Мережковский. Тареев и Маркс. Тареев и Феофан Прокопович (Церк. Вед. 1911 № 44 приб. стр. 1896). Да если бы меня растерзать на микроскопические части, и каждая часть зажила бы самобытною духовною жизнью, и то меня не хватило бы на все рецензентские клеветы и кривотолки!..

Талантливый рецензент «Нового Времени» пишет обо мне по моим книгам. Сотрудник «Колокола» довольствуется номером «Нового Времени». А сотрудник какой-то «Жизнь Волыни» (10 янв. 1909) ограничивается, по-видимому, только листочком «Колокола». По мере того, как уменьшается осведомленность, возрастают наглость и развязность. «Бывший студент» уже отделывает меня за «пустословие, взятое на прокат у немцев» 1).

1) Что мои строгие рецензенты бывают просто незнакомы с моими книгами, это видно и на примере рецензента в Волын. Епарх. Ведом. 1911 г. № 38, где читаем: «Профессор Московской Духовной Академии М. М. Тареев—один из самых плодовитых богословов-писателей нашего времени: его перу принадлежит множество статей по церковно-общественным вопросам в русских богословских журналах, несколько отдельных брошюр на такие-же темы и обширные тома ученой работы под общим названием Христос. Проф. Тареев пишет очень ясно и даже художественно-литературно там. 

245

И растет, растет зародившаяся легенда 1). Трагизм моего положения в том, что среди Брандиных, Давыдовых, «бывших студентов» и вообще этих, которых «слишком много», прошла молва, что у меня «в голове есть идеи»,— и это послужило для них достаточным основанием причислить меня к разряду лиц, с которыми они привыкли, во время прохождения семинарской науки, не церемониться, разнося их во что бы то ни стало! Бороться с ними дело бесплодное, потому что «разносительство во что бы то ни стало» составляет единственную область их литературной деятельности.

И как бы ни скромны были мои желания, надежда разбивается о застарелые нравы школы и сословия. От титула «новозаветного пророка» (Странник, 1908, 6 стр. 911,—также Утро России 1910 №№ 193. 194: «пророк из Назарета») я и сам откажусь, мне бы не хотелось лишь считаться «ужасом» духовной школы. И я обращаюсь ко всем читателям, которым попадутся писания этих Брандиных

где дело касается литературной критики, современной публицистики и т и вопросов. Но где дело идет о Христе-Спасителе»... (начинается донос на мое неправославие) Доноситель даже не знает того, что «тома моей ученой работы» имеют общее название Основы христианства...

1) Не она ли служит причиною того обстоятельства, что студенты академий приглашаются высказываться о моем мировоззрении в семестровых и кандидатских работах? Впрочем, следует заявить, что, несмотря на общее критическое направление, что вполне в порядке вещей, эти работы, насколько можно судить по официальным отзывам (см. Журн. Совета К. Д. Акад. за 1906—1907 уч. год стр. 489—493 отзыв проф. Кудрявцева о сочинении студента и Колосова на тему «Отношение христианства к культуре: а) критический разбор воззрений по данному вопросу Паульсена, Розанова и Тарева; б) положительное решение вопроса» и id. за 1911—1912 г. стр. 436—440 отзывы доц. Иваницкого и проф. Песоцкого о сочинении ст. В. Зерчанинова на тему: «Христианская свобода. Изложение и критическая оценка теории христианской свободы проф. М. М. Тареева»),—эти систематические работы (именно в отличие от беглых резких замечаний по моему адресу в студенческих сочинениях) имеют вполне корректный характер. (Однако ж обращают на себя внимание подобные места в отзывах: «Труднее всего Колосову дается критика воззрений проф. Тареева, он выдвигает в качестве оружия против разбираемого автора слишком азбучные истины». Поучительно). 

246

и Давыдовых, с просьбой—сверять их отзывы с моими сочинениями 1)...

1) Проф. Экземплярский Евангелие и общественная жизнь 1913, полемизирующий с моими воззрениями, излагает их вполне правильно и обсуждает с совершенною корректностью Свящ. K. М. Аггеев Христианство и его отношение к благоустроенно земной жизни 1909 с любовью разделяет мое понимание поставленного в теме вопроса, П. Троицкий, вопреки своим ученическим антипатиям из периода политического возбуждения и как-бы против воли, принимает мою сторону в своей кн. Отношение государства к церкви по воззрению наших писателей и общественных деятелей, и Юмонов в ст. Христианство и формы культурной жизни (Стран. 1915 янв.) уже считает, даже не упоминая обо мне, за несомненное. «Религия Христа есть религия духа, свои заветы, требования и предписания она обращает к душе человека и потому не имеет непосредственной связи с формами плотской жизни. Жизнь по евангельским предписаниям и жизнь естественная управляется каждая своими законами и входить первая в последнюю непосредственно не может» и т д. ??? о немногу привыкают.