1. Здесь апостол обращает свою речь к тем, которых выше называл иноземцами; говорит, по-видимому, только к ним, а между тем исправляет и тех, которые смеялись. А что некоторые смеялись, это было устроено (Богом) для того, чтобы (Петр) начал говорить в защиту (апостолов) и, защищая их, научил других. Итак, эти люди считали для себя великою похвалою и то, что они жили в Иерусалиме. "Сие да будет вам", говорит, "известно, и внимайте словам моим". Этим пока возбуждает их внимание, а далее начинает уже защищать. "Они не пьяны, как вы думаете" (ст. 15). Видишь, как скромна его защита? Хотя он имел на своей стороне большую часть народа, однако говорит с ними весьма кротко; и сперва опровергает их лукавое предположение, а затем уже приступает к защите. Потому-то он и не сказал: как вы говорите, издеваясь и смеясь над нами; но: "как вы думаете", – желая показать, что они говорят это неумышленно, и приписывая это скорее их неведению, нежели злому умыслу. "Они не пьяны,

как вы думаете, ибо теперь третий час дня" К чему он говорит это? Разве нельзя быть пьяным и в третьем часу? Конечно, можно; но он не хотел долго на этом останавливаться, так как (апостолы) были совсем не в таком положении, как говорили в насмешку эти люди. Отсюда, следовательно, мы научаемся, что без нужды не надобно много говорить. А с другой стороны, и дальнейшие слова его служат этому подтверждением. Теперь речь его обращается уже вообще ко всем. "Но это есть предреченное пророком Иоилем: и будет в последние дни, говорит Бог" (ст. 16, 17). Пока нигде еще (не видно) имени Христа, и обетование это – не Его обетование, а – Отца. Заметь благоразумие (апостола). Он не опустил (этого обстоятельства) и не стал тотчас же говорит о том, что касается собственно Христа, – именно, что Он обещал это после Своего распятия: иначе, если бы он сказал так, то все бы испортил. Но ведь этого, скажешь, было бы достаточно для доказательства Его Божества. Так, – когда этому веруют, пока же о том только была еще забота, чтобы этому поверили; а когда не веруют, то следствием этого было бы то, что их побили бы камнями. "Излию от Духа Моего на всякую плоть". Подает и им благие надежды, если только они сами того захотят. И не допускает их до мысли, что это лишь преимущество апостолов, – так как отсюда возникло бы неудовольствие, – и таким образом устраняет зависть. "И будут пророчествовать", говорит, "сыны ваши". Не вам, говорит, принадлежит это великое дело и не вам эта похвала; к вашим детям перешла благодать. Детьми называет себя вместе с прочими апостолами, а их – отцами. "И юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут. И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать" (ст. 17, 18). Продолжает показывать, что апостолы снискали благоволение (Божие), так как удостоились Святого Духа, а те – нет, потому что распяли Христа. Так и Христос, желая укротить их гнев, говорил: "сыновья ваши чьею силою изгоняют?" (Мф. 12: 27) Не сказал: Мои ученики, так как показалось бы, что Он льстит Себе. Равным образом, и Петр не сказал, что они не пьяны, но что они говорят по внушению Духа, и не просто (сказал это), а прибегнул к пророку и, оградившись им, говорит с совершенною уверенностью. Таким образом от обвинения он освободил их сам, а касательно благодати приводит в свидетели пророка. "Излию от Духа Моего на всякую плоть". Так сказано потому, что на одних благодать изливалась во сне, а на других наяву. Ведь и во сне пророки имели видения и полу-

чали откровения. Затем (апостол) продолжает пророчество, которое заключает в себе нечто и страшное. "И покажу", говорит, "чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу" (ст. 19). Этими словами намекает и на будущий суд, и на разрушение Иерусалима. "Кровь и огонь и курение дыма". Смотри, как изобразил разрушение. "Солнце превратится во тьму, и луна – в кровь" (ст. 20). Это он сказал применительно к положению страждущих. Впрочем, рассказывают, что много такого и действительно было на небе, как свидетельствует Иосиф (Флавий). В тоже время (апостол) этим и устрашил их, напомнив им о бывшем мраке и заставив ожидать того, что будет. "Прежде нежели наступит день Господень, великий и славный". Если теперь, говорит, вы грешите безнаказанно, так еще не считайте себя в безопасности. Ведь это начало некоторого великого и тяжкого дня. Видишь ли, как он потряс и поколебал их душу, и смех обратил в оправдание? В самом деле, если это начало того дня, то необходимо следует, что им угрожала величайшая опасность. Что же? Продолжает ли он говорит о том, что наводило страх? Нет. А что? Он снова дает им отдохнуть и говорит: "и будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется" (ст. 21). Это сказано о Христе, как говорит Павел (Рим. 10: 13); однако Петр не решается высказать этого ясно. Но возвратимся к тому, что сказано выше. Прекрасно восстает Петр против смеющихся и издевающихся, говоря: "сие да будет вам известно, и внимайте словам моим". А в начале он говорил: "мужи Иудейские", называя, как мне кажется, иудеями тех, которые жили в Иудее. Предложим, если угодно, и сами слова Евангелия, чтобы ты узнал, каким вдруг сделался Петр. Вышла, говорит (евангелист), рабыня, "и сказала: и ты был с Иисусом Галилеянином"; а он отвечал: "не знаю, что ты говоришь", и когда снова спросили его, – "тогда он начал клясться и божиться" (Мф. 26: 69-74).

2. А здесь смотри, с каким говорит он дерзновением, с какою великою свободою. Он не похвалил тех, которые сказали: "слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих"; а, напротив, на ряду с другими отягощает и их своими словами, желая сделать их более ревностными и представить свое слово чуждым лести. Это и всегда прекрасно наблюдать, так, чтобы при снисходительности слово было чуждо всякой лести, равно как и всякого оскорбления, что – не легко. Не без причины также устроено и то, что это совершилось в третьем часу: когда показывается блеск света, тогда люди еще не заняты бывают хлопотами об обеде, тогда – ясный день, тогда все на

площади. Видишь ли

слово, исполненное свободы? "И внимайте словам моим". Сказав это, Петр ничего не прибавил (от себя), а присовокупил: "но это есть предреченное пророком Иоилем: и будет в последние дни". Этим показывает, что уже близка и кончина. Оттого-то слова: "в последние дни" имеют некоторую особенную выразительность. Затем, чтобы не подумали, будто это дело касается только сынов, он присовокупляет: "и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут". Заметь порядок: сначала сыны, как и Давид говорит: "вместо отцов Твоих были сыновья Твои" (Пс. 44: 17); и в свою очередь, Малахия: "и он обратит сердца отцов к детям" (Мал.4: 6). "И на рабов Моих и на рабынь Моих". И это – знак добродетели, – потому что мы стали рабами Божиими, освободившись от греха. Да обилен и дар, когда дарование переходит и на другой пол и не ограничивается одним или двумя лицами, как было в древности, например – Девворою и Олданою. И не сказал (Петр), что это – Дух Святой, и не истолковал слов пророка, но привел лишь одно пророчество, предоставив ему говорить самому за себя. Ничего пока не говорит он и об Иуде, потому что всем было известно, какая казнь его постигла. Но он молчит, зная, что ничто на них так сильно не действует, как то, когда беседуют с ними на основании пророчества; это сильнее даже самих дел. Когда Христос творил чудеса, Ему часто противоречили; а когда Христос привел им следующие слова из пророчества: "сказал Господь Господу моему: сиди одесную Меня" (Пс. 109: 1), – они умолкли, так что не могли уже сказать Ему в ответ ни одного слова. Да и во многих местах Он напоминает им Писания, – например, когда говорит: "Он назвал богами тех, к которым было слово Божие" (Ин. 10: 35), а лучше – это всякому можно встретить везде. Потому-то и Петр здесь говорит: "излию от Духа Моего на всякую плоть", т.е., на народы; но еще не раскрывает и не объясняет (пророчества), потому что это не было полезно. Так точно не ясны и эти слова: "и покажу чудеса на небе вверху", потому что своею неясностью они еще больше устрашали их. Если бы он объяснил им, – он более вооружил бы их против себя. Потому-то он и обходит его, как будто бы оно было ясно, желая внушить такое понятие. Конечно, после он объясняет им, когда беседует с ними о воскресении, когда приготовил их к тому своим словом. Потому он охотно и обходит (это пророчество), что благодеяния не в силах были привлечь их: этого никогда не было. Ведь тогда никто не спасся; а теперь верные спаслись при Веспасиане. Вот это и означают слова (Спасителя): "и если бы не сократились те дни,

то не спаслась бы никакая плоть" (Мф. 24: 22). Что было более тяжко, то случилось наперед, так как сначала жители были взяты в плен, и тогда город был разрушен и сожжен. Затем (Петр) останавливается на иносказании, чтобы ближе представить пред взорами слушателей разорение и плен. "Солнце превратится во тьму, и луна – в кровь". Что значит выражение: луна превратится в кровь? Мне кажется, он означает чрез это чрезмерность кровопролития и намеренно говорит так, чтобы внушить им великий страх. "И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется". "Всякий", говорит, будет ли то священник (хотя этого еще не высказывает), или раб, или свободный, потому что "нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе" (Гал.3: 28). И справедливо: это различие, действительно, имеет место лишь здесь, где все – тень. Если в царских чертогах нет ни благородного, ни неблагородного, но всякого обозначают его дела; если и в искусствах каждый ценится по своему произведению, то тем больше – в том состоянии. "Всякий, кто призовет". "Призовет" не просто, – потому что "не всякий", говорит (Христос), "говорящий Мне: Господи! Господи!" (Мф. 7: 21), – но призовет с усердием, при хорошей жизни, с должным дерзновением. Таким образом, слово его пока еще не тягостно, так как он вводит речь о вере, хотя не скрывает и страха наказания. Почему? Потому что показывает, что есть спасение в призывании.

3. Что ты говоришь, скажи мне? Вспоминаешь о спасении после распятия? Потерпи немного. Человеколюбие Божие велико; и то самое, что Господь их призывает, доказывает Его Божественность не меньше воскресения, не меньше чудес. Ведь в чем выражается чрезвычайная благость, то по преимуществу и свойственно Богу. Потому-то и говорит (Христос): "никто не благ, как только один Бог" (Лк. 18: 19). Но эту благость не станем обращать для себя в повод к беспечности, потому что Он и наказывает, как Бог. Так вот и это сделал Тот самый, Кто сказал: "всякий, кто призовет имя Господне, спасется", – говорю о том, что совершилось над Иерусалимом, – о том тягчайшем наказании. Об этом я желаю сказать вам немного слов, которые будут полезны вам и для обличения маркионитов, и многих других еретиков. Так как они утверждают, что Христос – Бог благий, а тот (который наказывает) – злой, то посмотрим, кто это сделал. Кто же это сделал? Злой ли в отмщение за Него? Не может быть; иначе как же он будет чужд Ему? Или добрый? Но (из Писания) оказывается, что это совершил и Отец, и Сын. Касательно

Отца, это видно из многих мест, например, где говорится, что Он посылает в виноградник Свои воинства, а касательно Сына – из слов: "врагов же моих тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною" (Лк. 19: 27). А с другой стороны, и сам Христос говорит о предстоящих скорбях, которые, по своей жестокости, превосходят все, что только когда-либо было сделано, и сам же возвестил о них. Хочешь ли послушать, что было? Их пронзали рожнами. Может ли быть зрелище более ужасное? Или хочешь, я расскажу о страданиях женщины, – о том печальном событии, которое выше всякого бедствия? Или сказать о голоде и заразе? Я опускаю, что еще ужаснее этого. Тогда люди не признавали природы, не признавали закона, зверей превзошли жестокостью; и все это совершилось вследствие необходимостей войны, потому что так угодно было Богу и Христу. На это прилично будет указывать и маркионитам, и тем, которые не верят геенне: этого будет довольно, чтобы обуздать их бесстыдство. Эти бедствия не ужаснее ли тех зол, какие были в Вавилоне? Этот голод не гораздо ли невыносимее тогдашнего? Об этом и сам Христос сказал так: "тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет" (Мф. 14: 21). Как же некоторые говорят, будто Христос простил им грех? Может быть, этот вопрос считается обыкновенным; но вы в состоянии разрешить его. Никто нигде не может указать вымысла подобного тому, что было на самом деле. И если бы писавший это был христианин, – слова его еще могли бы быть подозрительными; если же это иудей, и иудей самый ревностный, явившийся уже после евангелия, то эти события не должны ли быть достоверны для всех? Ведь ты всюду увидишь, как он превозносит все иудейское. Итак, и геенна есть, и Бог благ. Не ужаснулись ли вы, услыша о тех страданиях? Но страдания здешние – ничто в сравнении с тем, что будет там. Я опять вынужден казаться вам неприятным, тягостным и несносным. Но что ж мне делать? Я на то и поставлен. Как строгий воспитатель, по самой обязанности своей, неизбежно навлекает на себя ненависть воспитанников, так точно и мы. Иначе, не странно ли будет, если люди, назначенные царями на какую-нибудь должность, будут исполнять данные им приказания, хотя бы они были и неприятны, а мы, для избежания упреков с вашей стороны, станем пренебрегать обязанностью, на которую поставлены?

У всякого свой долг: из вас многие обязаны иметь сострадание и человеколюбие, быть любезными и ласковыми с

теми, кому вы оказываете благодеяние; а мы, с своей стороны, для пользы тех, кому служим, являемся тягостными, жестокими, несносными и неприятными, так как мы приносим пользу не тем, чем нравимся, а тем, чем уязвляем. Таков и врач. Но он еще не слишком неприятен, потому что он сейчас же дает чувствовать пользу своего искусства; а мы – в будущем. Таков и судья: он тягостен для преступников и мятежников. Таков и законодатель: он неприятен тем, которые должны подчиняться его законам. Но не таков тот, кто призывает к удовольствиям, кто устрояет общественные празднества и торжества, кто увенчивает народ; нет, эти люди нравятся, потому что увеселяют города разнообразными зрелищами, не жалея расходов и издержек. Потому-то получившие от них удовольствие и награждают их с своей стороны похвалами, занавесами, множеством светильников, венками, ветвями, блистательною одеждою.

Между тем больные, лишь только увидят врача, становятся печальны и унылы. Равным образом и мятежники, как скоро увидят судью, приходят в уныние, а не радуются и не торжествуют, разве когда и сам тот перейдет на их сторону. Теперь посмотрим, кто всего больше приносит пользы городам, – те ли, которые устраивают эти празднества, эти пиршества, роскошные обеды и разнообразные увеселения, или те, которые, отвергнув все это, приносят с собою палку и бичи, приводят палачей и страшных воинов, произносят грозные слова, делают строгие выговоры, наводят печаль и разгоняют палкой народ на площади. Посмотрим, говорю, на которой стороне бывает выгода. Ведь этими последними тяготятся, а тех очень любят. Что же бывает от тех, которые увеселяют народ? Одно пустое удовольствие, которое остается лишь до вечера, а на следующий день пропадает, – бесчинный смех, неприличные и невоздержные слова. А что от этих? Опасение, воздержность, скромность в образе мыслей, кротость души, удаление от беспечности, обуздание внутренних страстей, ограждение себя от тех, которые извне вторгаются. Благодаря этим, каждый из нас владеет своим имуществом, а чрез те празднества мы теряем его, и, притом, со вредом для себя, – теряем не потому, что к нам вторглись разбойники, но потому, что, к нашему же удовольствию, нас грабит тщеславие. Всякий видит, как этот грабитель выносит все его имущество, и этим наслаждается. Вот нового рода грабеж, заставляющий веселиться тех, кто ему подвергается!

4. Но там нет ничего подобного; там мы ограждены Богом, как общим Отцом, от всего видимого и невидимого:

"Смотрите", говорит Он, "не творите милостыни вашей пред людьми" (Мф. 6: 1). Там душа научается избегать неправды. Ведь неправда заключается не в одной только преступной жадности к деньгам, но и в том, когда мы даем чреву пищи больше, чем нужно, и в наслаждении удовольствиями преступаем свойственную им меру и доходим до неистовства. Там душа научается целомудрию, а здесь – распутству. Ведь распутство состоит не в совокуплении только с женщиною, но и в том, если мы смотрим бесстыдными глазами. Там научается кротости, а здесь – надменности: "все мне позволительно", говорит (апостол), "но не все полезно" (1Кор. 6: 12); там – благопристойности, здесь – бесстыдству. Умалчиваю уже о том, что бывает на зрелищах; здесь даже нет и никакого удовольствия, а скорее – печаль. Укажите мне по прошествии одного дня праздничного и на тех, которые несли издержки (по устройству праздника), и на тех, кого увеселяли зрелищами, – и мы увидим, что все они унылы, а особенно тот, кто тратил деньги. Это и естественно. В предшествующий день он забавлял простолюдина, и простолюдин, действительно, был счастлив и наслаждался большим удовольствием, потому что его радовала блистательная одежда; но он не мог ею пользоваться всегда и оттого скорбел и снедался печалью, когда видел, что ее с него снимают. Что же касается того, кто тратился, то, по-видимому, и счастье его было мало в сравнении с счастьем первого. Потому-то на следующий день они меняются друг с другом, и большее недовольство достается на долю последнего. Если же в делах людских то, что радует, имеет в себе столько неприятного, а что тягостно – приносит такую пользу, то тем больше – в делах духовных. Потому-то никто не жалуется на законы, напротив, все считают их общеполезными, так как не со стороны пришедшие иноземцы и не враги постановили их, но сами же граждане, надзиратели, попечители. И это считается знаком благоденствия и благожелательства, когда постановлены законы, несмотря на то, что законы наполнены наказаниями, и нельзя найти закона без наказания. Не странно ли после этого, если людей, излагающих те законы, будете называть спасителями, благодетелями, заступниками, а нас будете считать какими-то жестокими людьми и несносными, хотя мы говорим о законах Божиих? Ведь, когда беседуем мы о геенне, мы приводим те самые законы. И как светские законодатели излагают законы об убийствах, покражах, о браках и о всем подобном, так и мы приводим законы о наказаниях, законы, которые постановил не человек, но сам единородный Сын

Божий. Безжалостный, говорит Он, да потерпит наказание; эта именно означает притча (о должнике) (Мф. 18: 23-35); злопамятный да подвергнется крайнему мучению; гневающийся понапрасну да будет ввержен в огонь; злословящий да потерпит казнь в геенне.

Если же вам думается, что вы слышите законы странные, – не смущайтесь. Зачем было бы и приходить Христу, если бы Он не имел постановить законы необыкновенные? Ведь то уже известно нам, что убийцу и прелюбодея надобно наказывать; следовательно, если бы мы должны были услышать тоже самое, то какая была бы нужда в небесном Учителе? Потому-то Он не говорит: прелюбодей да будет наказан, но – тот, кто смотрит бесстыдными глазами, и присовокупляет также и то, где и когда он подвергнется наказанию. И не на досках. и не на столпах изобразил Он Свои законы; и не столпы медные поставил Он, и не на них начертал письмена; нет, Он воздвиг для нас двенадцать душ апостольских и на них Духом Святым написал эти письмена. И мы, по всей справедливости, читаем их вам. Если у иудеев это было законно, чтобы никто не мог отговариваться незнанием, то тем больше у нас. Если же кто скажет: я не слушаю, и не буду отвечать перед судом, то за это подвергнется особенно большему наказанию. В самом деле, если бы никто не учил, то еще можно было бы этим отговариваться; но если есть учителя, то – уже нельзя. Посмотри, как Христос отнимает у иудеев это извинение, когда говорит: "если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха" (Ин. 15: 22). Опять и Павел (говорит): "но спрашиваю: разве они не слышали? Напротив, по всей земле прошел голос их, и до пределов вселенной слова их" (Рим. 10: 18). Тогда бывает прощение, когда никто не говорит; но когда сидит надзиратель и имеет это своею обязанностью, тогда уже нет прощения. А между тем, Христос не того хотел, чтобы мы только смотрели на эти столпы, но – чтобы и сами были столпами. А так как мы сделали себя недостойными этих письмен, то будем, по крайней мере, смотреть на эти столпы. Как столпы другим угрожают, а сами не подлежат ответственности, равно как и сами законы, – так точно и блаженные апостолы. И смотри: не на одном месте стоит такой столп, но везде распространены эти письмена. Пойдешь ли в Индию, – ты услышишь о них; пойдешь ли в Испанию или до самых крайних пределов земли, – не встретишь никого, кто бы не слыхал о них, разве по собственному своему нерадению. Так не сердитесь же, а будьте внимательны к тому, что здесь говорится, чтобы вы были в состоянии приняться за

дела добродетели и получить вечные блага о Христе Иисусе, Господе нашем, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Страница сгенерирована за 0.08 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com