Григорий Богослов, свт. Слово 35, на память мучеников и против ариан.

Можно ли выразить словом, что представляется взору? Какая речь будет соответственна открывающимся перед нами благам? Невероятное зрелище предлежит очам нашим! Хотя и неоднократно желали мы видеть сие, однако же оно выше и того, к чему простирались наши желания.

Опять здесь чествования мучеников, которые перед сим немалое уже время оставлены были в пренебрежении; опять стечения Божиих иереев, опять ликостояния и духовные торжества; опять многолюдное собрание желающих праздновать, а не ратоборствовать! О чудо! Повержено из рук оружие, рассыпались ополчения, позабыли о брани, не слышны более голоса призывающих к битвам, а вместо них празднования, веселия, мирное растворение сердца ликовствуют в целом городе, который в давние времена был матерью мучеников, а во времена, затем последовавшие и немало продолжавшиеся, не участвовал в чествовании чад своих. Ныне же прияли мы вся и избыточествуем, как говорит апостол (Фил. 4, 18). Хвала вам, мученики! И сей подвиг принадлежит вам: вы окончили победоносно сию великую брань; очень знаю, что это благие последствия ваших единственно трудов; вы воздвигли победное знамение мира; вы привлекли к себе иереев Божиих; вы собранию сему дали вождей, предскачущих Духом Святым.

О, сколько потеряли те, чья жизнь не продлилась до сего зрелища, чтобы и им после того, как пресытились горестями, можно было насладиться благами мира! Еретическое обольщение подобно туману прешло и исчезло, рассеянное Духом Святым; воссияло же чистое благоведрие мира, и среди оного явились звезды сего града, блистающие в ясном свете истины; и не ночи, и не тьме даны они в удел, но все видимы днем, воссиявая истинным светом правды. И поелику, по слову апостола, нощь прейде (Рим. 13, 12), вернее же сказать, совершенно исчезла, и все просветляется светом дня, то убегают звери, ищущие себе пропитания ночью, и собираются в леса и пещеры, с шумом бегут еретические нетопыри, лишаемые зрения при свете истины, и, держась друг за друга, прячут головы в каменных расселинах. Прекратились с наступлением сего дня сходбища сластолюбцев и винопийцев, сокры-

499

лись придорожные грабители, расхитители домов и тати; какие только есть дела ночи, все исчезли с воссиявшим светом мира.

А пока была эта ночь, все омрачившая мглой обмана, какие совершались тогда дела? Достойные забвения и глубокого молчания, чтобы воспоминанием ненавистного не осквернялась приятность настоящего. Да и как описать бедствия сей ночи? Как и умолчать о них? В каком горестном событии найдется столько трогательного? Какой вымысел воспроизведет столько несчастий? Какой стихотворец представлением на зрелище прославил такие страдания? И бедствия выше слова, и страдания выше сил повествователя! Бойницей диавола было место этого лика; здесь расположился он станом и в нем поставил своих оруженосцев; здесь были воинство лжи, защитники обмана, бесовские полчища, легионы нечистых духов. А если нужно употребить языческие наименования, здесь наступало на Церковь лукавое воинство бесов — Еринний, ибо так вынуждаюсь назвать тех жен, которые оказались неестественно мужественными на зло. Одна была Иезавель во дни Илии, которая жаждала крови пророков Господних; и боговдохновенное бытописание выставляет ее на позор для того, думаю, чтобы в памятовании необузданной жены находили урок для жизни все живущие после Иезавели. А ныне многие Иезавели прозябли вдруг из земли, как вредное зелие, и избытком злобы своей превзошли упоминаемую в Писании. Если не веришь слову, взгляни на историю. Та изнеженному Ахааву доставила Навуфеев виноградник, чтобы сделать из него сад, место увеселения, женскую забаву, а сии старались привести в совершенное уничтожение живой виноградник Божий, разумею Церковь, и сами приводили в исполнение злое дело.

Какой найду пример для слова? Какое придумаю изображение для сего злонравия? Видел я подобную картину на отбеленной стене; поддержите грудь мою, воздымающуюся при воспоминании бедствий, или, лучше сказать, сами поскорбите со мной о перенесенных несчастьях, потому что пересказываю не чужие, но собственные наши злострадания! Какая же это картина, которую уподобляю описываемому событию? Она представляла безобразную пляску женщин, из которых каждая имела свое искривленное положение (в баснословии такие женщины называются менадами). Волосы развевались ветром, взоры изъявляли неистовство, в руках были пламенники, и от обращения оных все тело казалось в огне; благоприли-

500

чием одежды затеснялось только дыхание в грудях; ноги едва касались земли и как бы висели на воздухе; ни одно из движений не выражало благопристойной стыдливости. Среди пляшущей толпы находилось изображение мужчины, но это было вместе что-то женское, по виду неопределенное в рассуждении пола, образец изнеженности, нечто среднее между мужчиной и женщиной. Представленный был в состоянии расслабления, как бы в усыплении или в упоении, лежал небрежно на роскошной колеснице, которую по хороводу менад возили звери, и на него обильно лилось из чаши вино. Это изображение окружали какие-то неумолкающие чудовища с косматыми лицами, которые скакали около него на козьих ногах.

То же надобно сказать и об этой ночи. Женщины, известные только тем, что обесславили род свой, к общему унижению пола поругали обычное благочиние жен: торжественно ходили теперь по всему городу, в лице своем выставляя на позор обезображенную природу, вместо щитов вооруживши руки камнями, смотря убийством, поражая бесстыдными своими взорами. И когда вступили в Божию ограду, они возвели на священную кафедру своего Корибанта. Потом началось пьянство, потекло вино, явились даже из пустынь и Паны. Представь при сем ночь, смешанное общество и все то, о чем апостол запрещает даже говорить, сказав: бываемая отай от них, срамно есть и глаголати (Ефес. 5, 12). Ибо кто подробно опишет огонь, камни, убийства, раны? Кто изобразит усилия, с каковыми старались искоренять служителей святых домов? Кто опишет, как среди города до смерти били палками одного ревнителя истины, и только предполагаемое совершение убийства остановило действительное убийство?

Но не знаю, как слово мое, замедлив при земных повествованиях, удалилось от приличного обстоятельствам наслаждения. Посему и должны мы возвратиться к тому же, с чего начали, чтобы осолившийся слух омыть сладким, удобопиемым словом. Ибо сказано: в дни веселия забвение злых (Сир. 11, 25). Итак, опять возвращаюсь к тому же слову. Исчезла сия ночь и мгла; при чистом благоведрии лучи мира озаряют светом истины. А потому из оград Божиих изринуто все зловонное и мерзкое; на место же сего в домы благочестивых введено всякое веселье. И для веселья ни в чем нет недостатка, ни в пирующих, ни в предлагающих пиршество; трапеза наполнена добрыми яствами.

501