Григорий Богослов, свт. Слово 34, к пришедшим из Египта.

Скажу приветствие пришедшим из Египта (что будет и справедливо, потому что они собрались охотно, преодолев зависть ревностью), пришедшим из того Египта, который обогащает, правда, и река (выражусь и сам, подражая несколько щедрым на выражения такого рода), река, дождящая из земли, как море, наводняющая окрестности, но более обогащает Христос мой, прежде бежавший в Египет, а ныне снабдевающий из Египта; тогда бежавший от Иродова детоубийства, а ныне снабдевающий по чадолюбию отцов, — Христос, новая пища для прекрасно алчущих, пшеница, раздаваемая щедрее, нежели когда-нибудь по известным и достоверным сказаниям Истории, хлеб сходяй с небесе и даяй живот миру негибнущий и нескончаемый (Иоан. 6, 33). О нем (как и теперь, кажется, слышу) говорит Отец: из Египта воззвах Сына Моего (Осии 11, 1). От вас бо промчеся слово (1 Сол. 1, 8) ко всем людям, здраво исповедуемое и проповедуемое; вы лучшие плододелатели из всех, особленно ныне право верующих, сколько знаю я, не любитель только, но и раздаятель такой пищи, и раздаятель не в одном своем отечестве, но уже и за пределами оного. Как телесно питаете вы народы и города, на какие только простирается ваше человеколюбие, так духовно питаете не один народ и не тот или другой город, занимающий небольшое пространство, хотя и почитаемый очень знаменитым, но едва не целую вселенную; утоляете не глад хлеба, не жажду воды, в чем и голод терпеть неважно и не терпеть удобно, но глад слышания слова Господня (Мих. 8, 11), который и терпеть весьма бедственно, и утолять в настоящее время трудно; ибо беззаконие умножилось, и немного нахожу людей действительно врачующих оное.

Таков Иосиф — ваш, а можно сказать, и наш житомер, который по преизбытку мудрости умел и предвидеть голод, и помочь в голоде домостроительными распоряжениями, посредством красивых и тучных крав врачуя безобразных и тощих. А под именем Иосифа разумей кого хочешь: или соименного бессмертию, любителя и зиждителя бессмертия 1), или преемника его престола, учения и седины, нового нашего Петра —

1) Св. Афанасий.

492

Петра столько же по добродетели, сколько и по имени. Ими посечена и сокрушена самая средина, хотя она и оказывает еще малые и слабые трепетания жизни, подобно хвосту рассеченного змия. Один из них, в старости доброй разрешившись от жизни после многих борений и подвигов, из горнего мира (в сем совершенно я уверен) призирает ныне на дела наши и подвизающимся за доброе простирает руку помощи, тем удобнее, что он свободен от уз. Другой поспешает к такому же разрешению, или освобождению, и после таких же подвигов, и хотя близок уже к горним, однако же в такой еще мере не отрешился от плоти, что может оказать последнюю помощь слову и собрать обильнейшее напутие для вступления в путь. Вы питомцы и порождения сих великих, и наставников, и подвижников истины, и победителей, которых ни время, ни властелин, ни слово, ни зависть, ни страх, ни обвинитель, ни клеветник, ни явный враг, ни тайный наветник, ни кажущийся нашим, ни чужой, ни золото — сей невидимо действующий мучитель, которым многое ныне бывает разбросано и переставлено, ни ласки, ни угрозы, ни изгнания, и продолжительные и многократные (одному лишению имуществ не могли они подвергнуться по причине великого богатства — нестяжательности), наконец ни все прочее, и отсутствующее, и настоящее, и ожидаемое, не подвигло и не убедило сделаться худшими, изменить в чем-нибудь Троице и повредить учение о Божестве. Напротив того, они укреплялись опасностями, более и более ревновали о благочестии. Таково страдать за Христа — это усиливает любовь и для мужей высокого духа служит как бы залогом последующих подвигов!

Таковы ныне повествования и чудеса твои, Египет! Но ты восхвалял мне козлов мендисийских и мемфисского Аписа — какого-то упитанного и великорослого тельца, и таинства Изиды, и растерзание Озириса, и почтенного твоего Сераписа — дерево, которому по баснословию, по древности и по безумию кланяющихся кланялись как неизвестному и небесному веществу, но все же как веществу, хотя ложь и взята была в помощь. Ты восхвалял также (что и еще срамнее) многоразличные изображения морских чудовищ и пресмыкающихся. Но над всем сим восторжествовал Христос, восторжествовали Христовы проповедники, как другие, в другие времена и каждый сам по себе просиявшие, так и помянутые теперь отцы, через которых ты, удивительная страна, стала ныне известнее, не-

493

жели все прочие страны, прославленные всеми и древними и новыми повествованиями.

Посему объемлю и приветствую тебя, лучший из народов, народ христолюбивейший, пламенеющий благочестием, достойный вождей своих! Ничего не могу более сказать и ничего другого не имею, чтобы предложить вам в угощение. И хотя немногое предлагаю устами, однако же многое храню для вас в сердечном расположении. Народ мой! Ибо своим называю народ единомысленный и единоверный, учившийся у тех же отцов, поклоняющийся той же Троице. Народ мой! Ибо действительно мой, хотя не нравится сие завистникам; и пусть еще более терзаются страждущие сим недугом! Вот я даю десницу общения при стольких свидетелях, видимых и невидимых, и древнюю клевету отражаю новой благорасположенностью. Народ мой! Ибо действительно мой, хотя и присвояю себе народ весьма великий — я, человек самомалейший: ибо такова благодать Духа — единомысленных делает равночестными! Народ мой! Ибо действительно мой, хотя и отдален от меня; потому что мы сопряжены божественно, иначе, нежели существа грубые. Тела сопрягаются местом, а души сочетаваются духом. Народ мой, которого любомудрие прежде состояло в том, чтобы страдать за Христа, а ныне должно состоять, если послушаешь меня, в том, чтобы не действовать, а считать достаточным приобретением одну власть действовать и признавать служением Христу, как в прежние времена — терпение, так в настоящие — праводушие! Народ, которому устави Господь добро сотворити, якоже озлобити противных (Зах. 8, 14–15)! Народ, которого избра себе Господь из всех Им призванных (Пс. 134, 4)! Народ, написанный на руках Господних (Ис. 49, 16), которому Господь говорит: ты воля Моя (Ис. 62, 4), врата твоя хвала (Ис. 60, 18), и что еще сказано спасаемым! Народ! Не дивитесь моей неумеренности, ежели многократно обращаюсь к вам; я услаждаюсь непрестанным повторением вашего имени, как другие, без меры предающиеся рассматриванию или слушанию. Но народ Божий и наш! Хотя прекрасно было и недавнее ваше торжество, какое совершили вы на море, и, не знаю, возможно ли зрелище приятнее того, когда видел я море, покрытое древами и рукотворенной тучей, видел красоту и быстроту кораблей, как бы для торжества снаряженных, и легкий ветер, который, дуя в кормы, как бы нарочно сопровождает и препосылает к столице сей плывучий город: од-

494

нако же видимое ныне и прекраснее, и величественнее! Вы не вмешались в народную толпу, не стали измерять благочестия многочисленностью, не согласились походить более на мятежную чернь, нежели на Божий народ, очищенный словом; напротив того, воздав, сколько следовало, кесарева кесареви, восписали Божия Богови (Матф. 22, 21), кесарю — дань, а Богу — страх; и, напитав народ своими избытками, сами пришли питаться от нас.

Ибо и мы раздаем пшеницу, и наше раздаяние, может быть, не хуже вашего. Приидите, ядите мой хлеб, и пийте вино, еже растворих вам, вместе с премудростью призываю вас к своей трапезе (Притч. 9, 5). Хвалю ваше чистосердечие и встречаю усердием; потому что, пришедши к подобному, вы взошли как бы в собственную пристань, почтили сродство веры и признали неприличным, когда ругающиеся над горним единомысленны и согласны между собой и думают частные свои недостатки исправить согласием целого, подобно как тонкие верви делаются крепкими, будучи сплетены вместе, — признали, говорю, неприличным для себя не знать сего и не вступить в союз с единомысленными, что гораздо приличнее вам; потому что исповедуем мы единство и в Божестве. И дабы знали вы, что пришли к нам не напрасно, что вступили не к чужим и иноземным, но к своим и что прекрасно путеводствовал вас Дух, полюбомудрствуем с вами кратко о Боге. Узнайте, что мы ваши, как распознают своих по клеймам оружий.

Два главнейших различия нахожу в существах: господство и рабство; не то господство и рабство, которые у нас или насилие разграничило, или бедность разъединила, но которые различены естеством (если кому угодно назвать так, ибо Первое выше и естества). И одно есть что-то творческое, начальственное и неподвижное, а другое есть нечто сотворенное, подчиненное и разрушаемое, и еще короче сказать: одно выше времени, другое под временем. Господство именуется Богом, хотя состоит в Трех высочайших: Виновнике, Зиждителе и Совершителе, то есть Отце, Сыне и Святом Духе. Сии Три не так разъединены между Собой, чтобы делились по естеству, и не так сжаты, чтобы включались в одном Лице (первому учит арианское буйство, а последнему — Савеллиево безбожие); напротив того, Они и единичнее вовсе разделенных, и множественнее совершенно единичных. А рабство при нас и называется тварью,

495

хотя одна тварь превосходит другую по мере близости к Богу.

Но если так, то всякий, чье сердце обращено ко Господу, да соединится с нами, и поклонимся единому в Троице Божеству, не присвояя неприступной Славе никакого унизительного имени, но всегда имея в гортани возношения (Пс. 149, 6) единого в Троице Бога. Ибо как приписать что-либо унизительное такому Естеству, величие Которого по беспредельности и бесконечности не может быть изречено собственным именем? А кто отчужден от Бога и потому единую Сущность, Которая превыше всего сущего, рассекает на неравенство естеств, в рассуждении того удивительно, если не будет рассечен он мечом и часть его с неверными не положится (Лук. 12, 46); удивительно, если не будет пожат им худой плод лукавого мудрования, и ныне, и впоследствии.

Но нужно ли что говорить об Отце, Которого не касаются по общему согласию все водящиеся естественным смыслом; хотя Он первый и в первый раз понес поругание, когда старыми нововводителями разделяем был на Благого и Зиждителя? А о Сыне и о Святом Духе смотрите, как просто и кратко будем рассуждать.

Если бы кто сказал, что в Сыне и в Духе есть нечто превращаемое, или изменяемое, или относительно ко времени, месту, силе и действию измеряемое, или не по естеству благое, или не самодовольное, или несвободное, или служебное, или песнословящее, или пристрашное, или освобожденное, или несочисляемое 1), то пусть докажет сие, и мы удовольствуемся, славясь честью сорабов, хотя и понесем ущерб, лишась Бога 2). Если же Сыну принадлежит все, что имеет Отец, кроме виновности; и все принадлежащее Сыну принадлежит Духу, кроме сыновства и того, что говорится о Сыне телообразно, ради моего человека и моего спасения (ибо Он принял мое, чтобы через сие новое срастворение даровать мне Свое), — то перестаньте, хотя бы поздно, безумствовать вы, изобретатели суетных речений, которые сами собой распадаются! И вскую умираете, доме Израилев (Иезек. 18, 31)! Оплакивать вас буду словами Писания.

А я сколько благоговею перед многочисленными, так

1) То есть с Отцом.

2) То есть Бога Сына, или Бога Духа, когда будет доказано, что какой–либо из Них не есть Бог, равный Богу Отцу.

496

высокими и великими наименованиями Слова, которых стыдились и демоны, столько благоговею и перед равночестием Духа, страшусь же угрозы, определенной хулящим Его. А хула — не богословствование, но отчуждение от Божества; и должно заметить, что хулим был Господь, отмщение же возвещено за Духа Святого, очевидно, как за Господа.

Не хочу быть непросвещенным по просвещении, извращая понятие об Одном из Трех, в Которых я крестился, и действительно погребстись в воде, крестясь не для возрождения, но для умерщвления. Дерзну сказать нечто, о Троица! (Прости моему безумию, потому что в опасности моя душа!) Я и сам — образ горней славы Божией, хотя и поставлен долу, потому не верю возможности спастись через равночестного мне. Если Дух Святой не Бог, то пусть прежде Сам соделается Богом и тогда уже обожит меня — Ему равночестного. А теперь какой обман в благодати или, лучше сказать, в дающих благодать — веровать в Бога и пойти безбожным! Одно исповедовать, другому научаться! Какие соплетения слов, какие обольщения, вопросом об одном и исповеданием одного приводящие к другому! О, жалкое мое просветление, если по омовении делаюсь чернее, если вижу, что неочищенные светлее меня, если я игралище зловерия крестившего, если ищу лучшего духа и не нахожу! Дай мне другую купель и после того рассуждай худо о первой. Для чего завидуешь мне в совершенном возрождении? Для чего делаешь обителью твари меня, который стал храмом Духа, как Бога? Для чего иное у меня чествуешь, а другое бесчестишь, злочестиво рассуждая о Боге, чтобы пресечь мне дар или, лучше сказать, меня самого отсечь от дара? Или все чествуй, новый богослов, или все бесчести, чтобы тебе быть хотя нечестивым, но согласным с самим собой и не рассуждать о бестелесном естестве неодинаково.

Но скажу главное: славь с херувимами, которые соединяют три Святости в единое Господство и столько открывают Первую Сущность, сколько трудолюбивые могут видеть из-под крыл. Просветись с Давидом, который говорит Свету: во свете Твоем узрим свет (Пс. 35, 10), то есть как бы в Духе Сына, Которого может ли что быть светозарнее? Возгреми с Иоанном, сыном громовым, глася о Боге не что-либо низкое и земное, но одно высокое и выспренное; Сущего в начале, Сущего у Бога и Бога Слово признавая Богом

497

и Богом истинным, от истинного Отца, а не благим сорабом, который почтен только одним наименованием Сына, и иного Утешителя признавая несомненно иным от Говорящего, Который есть Божие Слово. И когда читаешь: Аз и Отец едино есма (Иоан. 10, 30), сосредоточивай мысль на единении Сущности. А когда читаешь: к Нему приидем и обитель у Него сотворим (Иоан. 14, 23), тогда представляй раздельность Ипостасей. Когда же находишь имя Отца и Сына и Святого Духа (Матф. 28, 19), представляй три личных свойства. Исполняйся Духом с Лукой, внимательно читая Деяния Апостольские. Для чего ставишь себя наряду с Ананией и Сапфирой — сими новыми лихоимцами (если похищение своей собственности подлинно есть нечто новое), и ставишь наряду не присвоением себе серебра и другого чего малоценного и неважного, например: сосуда злата, или ризы, или дидрахмы, как некогда корыстолюбивый воин (Иис. Нав. 7, 21), но окрадываешь Самое Божество и лжешь не человеку, но Богу, как слышал (Деян. 5, 4). Для чего не уважаешь власти Духа, Который дышит, на кого, когда и сколько Ему угодно (Иоан. 3, 8)? Он сходит на домашних Корнилиевых до крещения, а на других — после крещения через апостолов, так что в обоих случаях — и тем, что нисходит господственно, а не рабски, и тем, что взыскуется для совершения, свидетельствуется Божество Духа. Богословствуй с Павлом, возведенным до третьего неба. Иногда перечисляет он все три Ипостаси, и притом различно, не соблюдая одного порядка, но одну и ту же Ипостась именуя то в начале, то в средине, то на конце (и для чего же? чтобы показать равночестность естества); а иногда упоминает то о трех, то о двух, то об одной Ипостаси, как бы прочие подразумевались в упомянутых; иногда же действия Божии приписывает Духу, как бы в сем не было никакого различия; иногда вместо Духа ставит Христа и, когда различает Ипостаси, говорит: един Бог, из Негоже вся, и мы у Него: и един Господь Иисус Христос, Имже вся, и мы Тем (1 Кор. 8, 6); а когда сводит Их в одно Божество, говорит: яко из Того, и Тем, и в Нем всяческая (Рим. 11, 36), — Тем, то есть Духом Святым, как видно из многих мест Писания. Ему слава во веки. Аминь.

498