Григорий Богослов, свт. Слово 11, сказанное брату Василия Великого, святому Григорию, епископу Нисскому, когда он пришел к св. Григорию Богослову, по рукоположении его в епископа.

Друга верного нельзя ничем заменить, и несть мерила доброте его. Друг верен, кров крепок (Сир. 6, 14, 15) и огражденное царство (Притч. 18, 19); друг верный — сокровище одушевленное. Друг верный дороже золота и множества драгоценных камней. Друг верный — вертоград заключен, источник запечатлен (Пес. Песн. 4, 12), которые временно отверзают и которыми временно пользуются. Друг верный — пристанище для упокоения. А ежели он отличается благоразумием, то сие сколько еще драгоценнее! Ежели он высок ученостью, ученостью всеобъемлющей, какой должна быть и была некогда наша ученость, то сие сколько еще преимущественней? А ежели он и сын света (Иоан. 12, 36), или человек Божий (1 Тим. 6, 11), или приступающий к Богу (Исх. 19, 22), или муж лучших желаний (Дан. 9, 23), или достойный одного из

194

подобных наименований, какими Писание отличает мужей божественных, высоких и принадлежащих горнему, то сие уже дар Божий и, очевидно, выше нашего достоинства. А ежели и приходит он к нам от друга, и притом равночестного и добродетелью и дружеством с нами, то сие еще приятнее, и сладостнее, и благоуханнее мира, украшающего браду иерея и ометы одежды (Пс. 132, 2).

Довольно ли этого? И точно ли изобразило вам слово мужа сего? Или надобно, подражая прилежным живописцам, не один раз набросать краски, чтобы представить вам в слове совершенное его изображение? Итак, опишем его вам полнее и явственнее. Кто всех знаменитее из законодателей? Моисей. Кто всех святее из священников? Аарон. Оба братья не менее по благочестию, как и по плоти. Или, лучше сказать, один — бог Фараону (Исх. 7, 1), ходатай и законодатель Израиля, входящий внутрь облака, созерцатель Божественных тайн и тайноводитель, строитель истинной скинии, юже водрузи Господь, а не человек (Евр. 8, 2); оба же равно иереи, как сказано: Моисей и Аарон во иереех Его (Пс. 98, 6). Один — князь князей, иерей иереев, употребляет Аарона, где только нужен язык, и сам служит ему в тех, яже к Богу (Исх. 4, 16). А другой немного ниже первого, но много превосходит других достоинством и близостью к Богу. Оба поражают казнями Египет, рассекают море, переводят через него Израиля, потопляют врагов, низводят хлеб свыше, то дают, то услаждают, сверх упования, воду в пустыне. Оба низлагают Амалика святым воздеянием рук и прообразованием высшего таинства. Оба ведут и поспешают в Землю обетования. Не знакомое ли что для вас в этом образе? Живописующее слово не ясно ли изобразило вам со мной одноименного и единодушного мужа? Один из них меня помазал и, укрывавшегося, извел на среду. Не знаю, что его побудило и чем он увлекся, поступив недостойно живущего в нем Духа. (Как ни жестоко слово сие, однако же скажу, потому что дружество переносит все, что ни терпит и ни слышит.) Другой приходит утешить меня и примирить с Духом. И теперь для меня дорого его пришествие (да и как не дорожить оным тому, кто предпочитал вас всей своей жизни?), однако же укоряю его за то, что пришел позже, чем требовала нужда.

К чему помощь после нашествия и поражения, наилучший из друзей и помощников? К чему кормчий после бури и ле-

195

карство по заживлении раны? Устыдился ли ты причиняемого нам насилия, как братолюбивый, или и сам, как имеющий власть, вознегодовал на непослушание? Которого из братьев обвиняешь и которого освобождаешь от укоризны? Скажу тебе словами Иова (и он сетовал на друга, хотя не на такого и не в таких страданиях): кому прилежиши? или кому хощеши помогати? не сему ли, емуже многа крепость? не емуже ли многа премудрость и ведение (Иов. 26, 2)? А это, как вижу, бывает ныне со многими судиями, которые легче простят самую важную вину людям значительным, нежели малость — незначительным. Хотя же ты и сам, может быть, видишь сие (мне, который ставлю тебя в образец и правило совершенства и вместе имею повеление не быть скорым на суд (Матф. 7, 1), непозволительно и произнести о тебе что-либо недоброе), однако же и тебе, и всякому желающему готов я по дружбе дать отчет в моей или непокорности, как назовут, может быть, некоторые, или предусмотрительности и осторожности, как сам себя уверяю; дабы ты видел, что имеешь друга, который не вовсе безрассуден и невежда, но может иное рассмотреть лучше многих, смел в том, что достойно смелости, и боязлив, где есть место страху и где не бояться — всего страшнее для имеющего ум. Как же рассудите и что признаете лучшим? Прикажете ли теперь дать вам отчет или найдете сие неприличным времени, ибо собрались мы праздновать, а не судиться; или велите отложить дело до другого времени и собрания, ибо потребно слово, продолжительнее того, какое дозволяет настоящий день.

Что же изреку вам достойное сего торжества, чтобы и мне самому не отпустить вас голодными, тогда как я распорядитель пира? Очистим себя, братия, ради мучеников, вернее же сказать, ради Того, для Которого и они очистили себя кровью и истиной; освободим себя от всякия скверны плоти и духа (2 Кор. 7, 1), омоемся, чисти будем (Ис. 1, 16) и сами представим телеса наша и души жертву живу, святу, благоугодну Богови, сие наше словесное служение и молитву (Рим. 12, 1). Ибо для чистого ничто так не драгоценно, как чистота и очищение. Будем подвизаться ради подвижников, побеждать ради победивших, свидетельствовать истину ради свидетелей. Принесем это в дар их подвигам, дабы и нам самим соделаться увенчанными и наследниками той же славы, как нами им воздаваемой, так и соблюдаемой на небесах, о ко-

196

торой напоминает и которую в малых чертах изображает видимое здесь. Будем подвизаться против начал и властей, против невидимых гонителей и мучителей, против миродержителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных и близнебесных, против внутренней брани в нас самих, в наших страстях, против восстаний, ежедневно от вне приражающихся. Вооружимся терпением против раздражительности, как зверя, против языка, как острого меча, и погасим сластолюбие, как огонь. Приставим к слуху двери, которые бы благовременно отворялись и затворялись, и уцеломудрим око, не дадим осязанию приводить нас в бешенство, вкусу — терзать, да не взыдет смерть сквозе окна наша (Иер. 9, 21) (как, по моему рассуждению, названы чувства), и осмеем неумеренность смеха, не преклоним колен перед Ваалом по причине скудости, не поклонимся златому образу из страха, будем страшиться, чтобы не убояться чего-либо более, нежели Бога, и чтобы не поругать образа Его грехом. Во всем воспримем щит веры и избежим всех стрел лукавого.

Страшна сия брань, велико ополчение, и победа велика! Если для сего мы собрались, или стекаемся, то подлинно угодно Христу наше празднество, действительно почтили или почтим мучеников, истинно победные составляем лики. Если же имеем в виду угодить прихотям чрева, предаться временным забавам, внести сюда удобоистощимое, думаем найти здесь место для пьянства, а не для целомудрия и время для купли и дел житейских, а не для восхождения и (осмелюсь так сказать) обожения, к которому служат нам посредниками мученики, то, во-первых, не знаю, благовременно ли это. Ибо какое сравнение соломы с пшеницей, плотских забав с подвигами мучеников? Первые приличны зрелищам, а последние — моим собраниям. Первые свойственны развратным, а последние — целомудренным; первые — плотоугодникам, последние — отрешившимся от тела. А потом хотел бы я сказать нечто более смелое, но удерживаюсь от злоречия из уважения к дню; по крайней мере скажу (это будет гораздо скромнее), что не сего требуют от нас Мученики.

Итак, братия, не будем святого совершать нечисто, высокого — низко, честного — бесчестно и, кратко сказать, духовного — по земному. Торжествует и иудей, но по букве; празднует и эллин, но в угождение демонам; а у нас как все духовно: действие, движение, желание, слова, даже походка, и

197

одеяние, даже мановение, потому что ум на все простирается и во всем образует человека по Богу; так духовно и торжествование и веселие. Не запрещаю давать себе и прохладу, но пресекаю неумеренность. Если же духовно собираемся и празднуем память мучеников, то хотя много сказать, чтобы мы сами получили за сие одинаковые с ними награды и наследовали ту же славу (ибо, как думаю, для очищенных кровью и подражающих жертве Христовой святых мучеников соблюдается то, чего око не видало, ухо не слыхало и не воображал ум человеческий, свободно созидающий в себе представление о блаженстве), по крайней мере (что, как я утверждаю, также не маловажно), увидим светлость святых мучеников, внидем в радость того же Господа и, сколько знаю, яснее и чище просветимся светом блаженной, начальной Троицы, в Которую мы уверовали, Которой служим и Которую исповедуем перед Богом и людьми, нимало не страшась и не стыдясь ни внешних врагов, ни встречающихся между нами лжеХристиан и противников Духа. И о если бы нам до последнего издыхания с великим дерзновением соблюсти сей прекрасный залог святых отцов, живших ближе ко Христу и к первоначальной вере, — сие исповедание, в котором из детства мы воспитаны, которое прежде всего научились произносить, и с ним, наконец, переселиться из сей жизни, взяв с собой отсюда не другое что, как одно благочестие! Бог же мира, крестом примиривший с Собой нас, соделавшихся Его врагами через грех, благовествовавший мир и ближним и дальним (Ефес. 2, 17), находящимся под законом и вне закона, Отец любви и Любовь (ибо сими преимущественно именами угодно Ему именоваться, чтобы самыми именованиями предписывать нам братолюбие), давший новую заповедь — столько любить друг друга, сколько мы сами Им возлюблены (Иоан. 13, 34), позволяющий делать доброе насилие и терпеть оное по страху, благоразумно уступать и иметь также дерзновение с разумом, усовершающий великие паствы и малые увеличивающий благодатью, — Он Сам, по множеству благости Своей, да утешит нас утешением многим и да ведет нас вперед, пася с нами и спасая стадо; а вас да совершит на всякое дело благое, да наставит духовно торжествовать в честь мучеников, да удостоит насладиться там, где обитель всех веселящихся, и, когда явитесь в правде, да насытит вас виде=

198

нием Своей славы, созерцаемой во Христе Иисусе, Господе нашем. Ему слава и держава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.