Соловьев В.С. Некролог. В. В. Болотов

(5 апреля 1900 г.)

______

Отрадное и горькое чувство вызывается этим именем. Отраден и запечатленный смертью образ этого подвижника духовной науки. Горько думать не только о том, что прервано это подвижничество на половине жизненного пути, но также и о том, насколько и в этих пределах лет оно могло бы быть плодотворнее при других исторических условиях умственной жизни..

Достаточно было два или три раза видеть Болотова и беседовать с ним, чтобы признать в нем человека, вполне отдавшегося одному служению. Церковно-историческая наука в широком смысле этого слова — со всеми смежными областями знания — вне этого для него ничто не имело интереса и значения. Как глубоко религиозный человек строго-христианских убеждений, он находил в церковной истории настоящую жизненную среду для всего истинно-важного, и только чрез эту среду, чрез отражение от нее, или преломление в ней, все прочие дела и вопросы представлялись ему стоящими внимания. Знакомство с ним оставляло то неизгладимое впечатление, которое так хорошо выражено его учеником и товарищем, проф. Жуковичем: „Его жизнь, это — жизнь не аскета, ищущего в ученом труде противовеса земным вожделениям, а мыслителя, в святом увлечении высшею истиной забывшего все земное" ¹.

Но если религиозная вера в соединении с научным призванием изначала предопределила общий предмет трудов В. В., то специальные задачи этих трудов, темы отдельных ученых сочинений, оставались без ясной определенной связи между собою, и, по словам того же ученика, „почивший не успел даже, для всех ясно, формулировать своих конечных целей научных" ² — и я не думаю, чтобы это объяснялось только раннею кончиною.

Сын дьячка в Тверской губернии, Василий Васильевич Болотов родился 1 января 1854 г. (след., смерть застала его на 47-м году от роду); учился в осташковском духовном училище, твер-

____________

¹ „Венок на. могилу В. В. Болотова", стр. 21.

² Там же.

431

ской семинарии и — в 1875-1879 гг. — в петербургской Духовной Академии, где вскоре по окончании курса занял кафедру древней церковной истории. Обладая чрезвычайными способностями к языкам при исключительной памяти, он, кроме приобретенного еще в ученические годы основательного знания трех древних (еврейского, греческого, латинского) и четырех новых иностранных языков (немецкого, английского, французского, итальянского), вполне овладел впоследствии семью восточными: сирийским, халдейским, арабским, армянским, коптским, эфиопским (т. е. древне-абиссинским) и амхарским (ново-абиссинским). Вооруженный всеми вспомогательными знаниями и в совершенстве владея научным критическим методом исследования, молодой ученый принялся во многих отдельных пунктах раскапывать церковно-историческую почву, вынося отовсюду ценные находки. Наименее специальное из его сочинений — обширная и основательная диссертация „Учение Оригена о св. Троице" (Спб. 1879). После нее Болотов ничего не издавал больше отдельными книгами, а печатал свои многочисленные исследования, этюды и заметки в виде журнальных статей, преимущественно в „Христианском Чтении", и оттисков. Вот более крупные из этих трудов:

1) „К истории внешнего состояния константинопольской церкви под игом турецким".

2) „Рассказы Диоскора о халкидонском соборе".

3) „Житие блаженного Афу, епископа пемджеского".

4) „Архимандрит тавеннисиотов Виктор при дворе константинопольском в 431 г.".

5) „День и год мученической кончины св. евангелиста Марка".

6) „К вопросу о соединении абиссин с православною церковью".

7) „Богословские споры в эфиопской церкви".

8) „Либерий, епископ римский, и сирмийские соборы".

9) „Реабилитация четырех документов 343 г.".

10) „Михайлов день".

11) „Следы древних месяцесловов поместных церквей".

12) „Древнейшие митрополии в церкви персидской".

13) „Смутное время в истории сиро-персидской церкви".

14) „Список католикосов селевкие-ктисифонских".

15) „Что знает о начале христианства в Персии история?".

16) „Из эпохи споров о пасхе в конце II в.".

17) „Валтасар и Дарий Мидянин".

Эти статьи печатались в „Христианском Чтении" за 1882—1900 гг. Около двадцати лет атлет науки как будто пробовал свои богатырские силы на разных частичных вопросах, так и не успевши остановиться на обширной задаче, достойной его высокого дарования. Явление не случайное уже потому, что не единичное: достаточно вспомнить из того же мира русской духовной науки двух других —

432

старших богатырей мысли и знания: покойных Ф. А. Голубинского и А. Н. Горского. В других странах богословская и церковно-историческая наука представляет могучее собирательное целое, где всякая умственная сила находит и всестороннюю опору и всесторонние рамки для своей деятельности и, свободно развивая свои личные возможности, вместе с тем постоянно прилагает их к общему делу: там есть, из преданий прошлого и современной систематической работы слагающаяся, живая и правильно растущая наука, и отдельные ученые в меру своих сил входят в эту общую работу, участвуя в этом росте целого... У нас и в других науках, особенно же в науке богословско-церковной, этот рост целого отсутствует... Поэтому наши лучшие ученые, особенно в области духовной науки, похожи не на притоки могучих рек, текущих в моря и океаны, — а только на ключи, одиноко бьющие в пустыне... Тем грустнее было потерять один из этих немногих высоких ключей.

____________

433