В делах человеческих, даже самых хороших, отрицательная сторона обыкновенно дает о себе знать гораздо скорее и сильнее, нежели положительная. Заметное в последние годы обращение нашего общества к интересам религиозным весьма утешительно; но и здесь пока мы видим главным образом плохую изнанку. Ближайшее прискорбное последствие упомянутого поворота состоит в том, что умы, чуждые истинной религии, или во всяком случае недостаточно ею проникнутые, хватаются за нее под влиянием моды и, не владея настоящим делом, пробавляются разными подделками, своими и чужими. Между нынешними подделками или подменами христианства самая невинная, конечно, та, которая, под именем христианской религии, старается распространять отвлеченную мораль частью филантропического, частью аскетического свойства. Для такой подмены представляются благовидные основания. Что христианство состоит главным образом в любви к ближним и в добродетельной жизни — это так же верно, как и то, что виноградное вино, химически говоря, состоит главным образом из воды. При том чистая мораль, как и чистая вода, не только весьма полезна, но и составляет предмет первой необходимости. Зачем же, однако, обманывать себя и других, называя воду вином и отвлеченную мораль — христианством? Заповедь воздержания, справедливости и человеколюбия, аскетические и филантропические стремления не принадлежат исключительно никакому особому вероучению, — все это составляет, слава Богу, общее до-

327

стояние многих религий и философских школ. И если вое дело в этих заповедях самих по себе, то ничто не мешает предлагать их просто, во имя их собственного внутреннего достоинства. К чему же эта специальная вывеска, указывающая на предметы другого рода, совершенно чуждые и даже неприятные проповедникам чистой морали? Никто не запрещает вам обходиться одною водою, но зачем вы разливаете ее в бутылки из винного погреба и выдаете за самое настоящее вино?

Гораздо зловреднее во всяком случае другая подмена. Многие люди, справедливо признавая в христианстве, помимо чистой морали, другие существенные элементы, как-то: догматы, таинства, иерархию, — воображают, что в этих элементах самих по себе, отдельно и отвлеченно взятых, состоит вся сила христианской религии. Продолжая прежнее уподобление, это все равно, как если бы кто-нибудь, зная, что химическое различие виноградного вина от воды состоит в присутствии алкоголя и некоторых других веществ, вздумал на этом основании поить всех вместо вина голым спиртом с примесью дубильной кислоты и красящих веществ. Смертоносное действие такого угощения и на здоровых и на больных не подлежало бы сомнению. Подобное же действие, как о том достаточно свидетельствует история, всегда обнаруживалось при замене живого христианства чистым спиртом отвлеченных догматов с примесью иерархических и мистических элементов, не уравновешенных началами гуманного просвещения.

Если видеть в христианстве живую религию, в которой сам участвуешь, которою духовно питаешься, то спор о преобладании и преимуществе в ней того или другого элемента не имеет смысла. Весьма интересно и полезно знать химический состав нашей пищи, но никакой химик не придет в результате своего анализа к замене хлеба углеродом, или мяса — азотом. Сам он питается только конкретными органическими сочетаниями этих элементов, так же как и все прочие люди, даже никогда не слыхавшие о химии.

При живом отношении к христианству, безусловно-существенное значение принадлежит не тем или другим составным элементам этой религии, а лишь единому духовному началу, образующему из них одно определенное целое, в котором и от которого все части получают свою относительную силу и важность.

328

Истинное неподдельное христианство не есть ни догмат, ни иерархия, ни богослужение, ни мораль, а животворящий дух Христов, реально, хотя невидимо, присутствующий в человечестве и действующий в нем чрез сложные процессы духовного развития и роста, — дух, воплощенный в религиозных формах и учреждениях, образующих земную церковь — его видимое тело, но не исчерпанный этими формами, не осуществленный окончательно ни в каком данном факте. Традиционные учреждения, формы и формулы необходимы для христианского человечества, как необходим скелет для животного организма высшего порядка, но сам по себе скелет не составляет живого тела. Без костей высшему организму жить нельзя, но когда начинают окостеневать стенки артерий, или клапаны сердца, то это верный признак неминуемой смерти.

Я не имею здесь в виду рассматривать самую жизнь христианских обществ, а хочу только указать на некоторые теоретические подделки христианства, которые имеют, впрочем, и практическое значение, как неблагоприятные признаки для нашего социального здоровья.

II.

Все согласны в том, что настоящее подлинное христианство есть то, которое проповедовал сам Основатель нашей религии. Что же именно Он проповедовал? Если выбирать в Евангелии отдельные изречения по собственному вкусу, то на этот вопрос получится много различных ответов. Одни будут находить сущность христианского учения в непротивлении злу, другие — в подчинении духовным властям («слушающийся вас — Меня слушается»), третьи будут настаивать на вере в чудеса, четвертые — на разделении божественного от мирского и т. д. При этом произвольно вырванные тексты подвергаются столь же произвольным урезкам, ибо, читаемые в полном виде и в контексте, они не дают требуемого смысла. Оставляя пока в стороне эти экзегетические увлечения, заметим только, что многие взгляды на сущность христианства, весьма различные между собою, но в равной мере основательные (ибо каждый из них основан на каком-нибудь отдельном евангельском тексте), — никак не могут выражать действительную сущность христианства; в лучшем случае это только частные пункты

329

учения, которых можно выдвинуть столько же, сколько дошло до нас отдельных изречений Христа. Понять истинный смысл этих частных истин и оценить их действительное значение можно только через отношение их к единой центральной идее христианства. А для определения этой последней уже нельзя механически опираться на букву отдельных текстов, а нужно прибегнуть к другому, более осмысленному методу. Нет ли в Евангелии прямого указания на то, что сам Христос и Его ближайшие ученики признавали за сущность Его проповедь? Ведь говорится же в Евангелии об учении Христовом в его совокупности, выражается же там идея христианства, как единого целого. Как же оно тогда обозначается? Называют ли его учением о непротивлении злому, или о духовных властях, или о чудесах, таинствах, о догмате Троицы, искупления и т. д.? — Нет, все эти пункты находятся в Евангелии, но само Евангелие, сама благая-весть Христова обозначает себя не с этих сторон. Оно не именует себя Евангелием непротивления, ни Евангелием священноначалия, Евангелием чудес, ни Евангелием веры, ни даже Евангелием любви: оно признает и неизменно называет себя Евангелием царствия — доброю вестью о царствии Божием¹. Слово истины, которое сеет Сын Человеческий, «слово царствия», тайны Им открытые, суть «тайны царствия», истинные Его последователи суть «сыны царствия» и т. д.

Итак, несомненно, что центральная идея Евангелия, согласно самому Евангелию, есть идея царствия Божия. ее прямому или косвенному разъяснению посвящены почти все речи Христовы — и притчи, обращенные к народу, и эсотерические беседы с учениками, и, наконец, сохранившиеся в Евангелии молитвы к Богу-Отцу. Из совокупности относящихся сюда текстов видно, что евангельская идея царствия не исчерпывается понятием владычества

________________________

1 Ев. Матф.: III, 2; IV, 17, 23; V, 3, 10, 19, 20; VI, 10. 33; VII, 21; VIII, 11; IX, 35; X, 7; XI, 11, 12; XII, 28; XIII, 11, 19, 24, 31, 33, 38, 41, 43, 44, 45, 47, 52; XVI, 19, 28; XVIII, 1, 23; XIX, 12, 14, 23, 24; XX, 1; XXII, 2; XXIII, 13; XXIV, 14; XXV, 1, 34. Ев. Марка: I, 14, 15; IV, 11, 26, 28; IX, 1; X, 14, 15, 23, 24. 25; XII, 34; XIV, 35. Ев. Луки: IV, 43; VIII, 1, 10; IX, 2, 11, 27, 60, 62; X, 9; XI, 2, 20; XII, 31; XIII, 18, 20; XIV, 15; XVI, 16; XVII, 20, 21; XVIII, 16, 17, 24, 25, 29; XIX, 11; XXI, 31; XXII, 16, 18, 29, 30; ХХІII, 42, 51. Ев. Иоанна: III, 3, 5; XVIII, 36. Деян. I, 3.

330

Божия над всем существующим, — владычества, принадлежащего Богу, как Всемогущему и Вседержителю. Это владычество есть факт вечный и неизменный, тогда как благовествуемое Христом царствие есть нечто подвижное, приближающееся, приходящее. При том оно имеет разные стороны. Оно есть внутри нас, и оно же является извне; оно растет в человечестве и целом мире посредством некоего объективного органического процесса, и оно же берется свободным усилием нашей воли. Для поклонников буквы все это может казаться противоречивым, но для имеющих ум Христов все это совмещается в одном простом и всеобъемлющем определении, по которому царствие Божие есть полная реализация божественного в природно-человеческом чрез Богочеловека- Христа, или другими словами — полнота естественной человеческой жизни, соединяемой чрез Христа с полнотою Божества.

Совершенное соединение Божества с человечеством должно быть обоюдным (то соединение, в котором одно из соединяемых уничтожается, вовсе не есть соединение, а то, в котором оно не сохраняет своей свободы, не есть совершенное соединение). Внутренняя возможность, основное условие соединения с Божеством находится таким образом в самом человеке, — царствие Божие внутри вас. Но эта возможность должна перейти в действительность, человек должен проявить, обнаружить сокрытое в нем царствие Божие, для этого он должен сочетать явное усилие своей свободной воли с тайным действием в нем благодати Божией, — царствие Божие силою берется и употребляющие усилие овладевают им. Без этих собственных усилий возможность так и останется возможностью, залог будущих благ потеряется, зародыш истинной жизни замрет и погибнет.² Таким образом царствие Божие;, совершенное в вечной божественной идее («на небесах»), потенциально присущее нашей природе, необходимо есть вместе с тем нечто совершаемое для нас и чрез нас. С этой стороны оно есть наше дело, задача нашей деятельности. Это дело и эта

___________________________

2 Замечательно в этом отношении что слова: «царствие Божие внутри вас» обращены были Христом к неверующим фарисеям и книжникам, из которых большинство, вероятно, так и остались неверующими; следовательно, здесь разумелась лишь общая, заложенная в природе человеческой потенция соединения с Божеством.

331

задача не могут ограничиваться разрозненным индивидуальным существованием отдельных лиц. Человек — существо социальное, и высшее дело его жизни, окончательная цель его усилий лежит не в его личной судьбе, а в социальных судьбах всего человечества. Как общая внутренняя потенция царствия Божия для своей реализации необходимо должна перейти в индивидуальный нравственный подвиг, так и этот последний для полноты своей неизбежно входит в социальное движение всего человечества, примыкает так или иначе, в данный момент и при данных условиях, к общему богочеловеческому процессу всемирной истории. Если царствие Божие есть сочетание благодати Божией с человеком, то, конечно, не с человеком обособляющимся в своем эгоизме, а с человеком, как живым членом всемирного целого. Такой человек находит царствие Божие не только в себе, но и перед собою, в объективном ходе и строе Откровения, в данных сочетаниях Божества е прошедшим и настоящим человечеством, а также и в идеальном предварении иных, совершеннейших сочетаний в будущем. Во всем этом, без сомнения, есть нечто предопределенное, роковое, от личной воли каждого не зависящее. Индивидуальная свобода тем не менее сохраняется, ибо всякий волен воспользоваться пли не воспользоваться для себя общим религиозным достоянием человечества, войти или не войти своею живою силою в органический рост царствия Божия. Это последнее во всяком случае не ограничивается субъективным нравственным миром отдельных лиц, а имеет свою объективную действительность, свои всеобщие формы и законы и развивается сложным историческим процессом, в котором отдельные лица играют частью активную, а частью пассивную рол. Отсюда важное значение вир-, мой церкви, как формального учреждения, символизующего, а до некоторой степени и реализующего то вселенское целое, в котором отдельные лица участвуют, в состав которого они входят, но которое вовсе не образуется их арифметическою суммою или механическою массою. Вместе с тем только при объективно-органическом характере собирательного богочеловеческого процесса, предполагающего и включающего в себя наши личные нравственные акты, но не слагающегося из них, — только при таком сверхличном (хотя и не безличном) характере этого процесса возможна та внезапность (для нас) в наступлении его окончательных ре-

332

зультатов, которая прямо утверждается Евангелием.³ Разумеется, эта внезапность лишь относительная, вполне совместная с непрерывным и предопределенным ростом богочеловеческого организма, как подобная ®е внезапность в наружном явлении внутренне-подготовленных критических моментов бывает и при росте чисто физическом. Разбухшее и проросшее в почве зерно внезапно выводит свой росток на поверхность земли, и так же внезапно падает на землю созревший плод; подобным образом и важнейшие фазисы царствия Божия наступают хотя внезапно, однако же в полноту времен, т. е. необходимо подготовленные предшествовавшим процессом. Таким образом эта внезапность не исключает, а, напротив, предполагает деятельное участие индивидуальных сил в общем росте царствия Божия.

Итак, кажущиеся при поверхностном взгляде противоречия между внутренним и внешним характером царствия Божия, между постепенностью и внезапностью его осуществления устраняются сами собою при истинном понимании дела. Как существующее для нас, царствие Божие должно быть нашим собственным душевным состоянием, тленно состоянием внутреннего соединения с Божеством. Такое соединение достигло своего индивидуального совершенства в лице Богочеловека-Христа; но тут же оно и открылось, как сверх-индивидуальное. Истинное соединение с другим не может быть только субъективным состоянием; соединение всего человека с Богом не может быть только личным. Царствие Божие или небесное не может быть только психологическим фактом: оно прежде всего есть вечная объективная истина положительного всеединства. Эта истина заложена и в природном человеке — в социальном характере его жизни, в универсальном всеобъемляющем свойстве его разума, — заломлена, но не осуществлена, — не дана, а только задана. Полнота всего существующего совершенным образом соединенного с Богом чрез Сына Человеческого — это безусловный идеал, реализация которого началась и продолжается во всемирной истории, как общее, всемирное дело человечества; бессознательно и невольно работают над ним все, участвовать же в нем, сверх того, самодеятельно и самосознательно есть нравственно-социальная обязанность просвещенного христианина. С этой стороны царствие

____________________________

3 Ев. Матф. XXIV, 27, 29. Сравни, с другой стороны, в той же главе ст. 31, 33.

333

Божие образуется не простым актом соединения души с Богом, а сложным и всеобъемлющим процессом, — духовно-физическим возрастанием и развитием всеединого богочеловеческого организма в мире. Возрастание же это, как и всякий органический рост, представляет не только непрерывность количественных моментов (как иные грубо воображают, что все дело — в накоплении известной суммы праведных душ для царствия небесного), но и раздельность качественных степеней и форм, из коих высшие хотя и предполагают необходимо низшие и подготовляются ими (в генетическом порядке), но никак не могут быть из них всецело выведены', а потому и являются как нечто новое и чудесное.⁴

Установивши центральную идею настоящего христианства, мы легко отличим и обличим различные распространенные ныне подделки. Из них отметим здесь только самые существенные и наиболее вредные.

III.

Так как наступление царствия Божия не является как Deus ex machina, а обусловлено всемирно-историческим богочеловеческим процессом, в котором Бог действует лишь в соединении с человеком и чрез человека, то мы должны признать за грубую подделку христианства такое воззрение, по которому человеку принадлежит лишь чисто-пассивная роль в деле Божием, и вся его обязанность относительно царствия Божия состоит с одной стороны в том, чтобы рабски подчиняться данным божественным фактам (в видимой церкви), а с другой стороны бездейственно ждать грядущего окончательного откровения (царства славы), оставляя таким образом всю свою деятельность мирским и языческим интересам, которые здесь являются ничем не связанными с делом Божиим. Для благовидности такой взгляд ссылается на то соображение, что Бог есть все, а человек — ничто. Но это ложное смирение в сущности есть восстание против Бога, возлюбившего и возвеличившего человечество во Христе, от Него же христианам

______________________

4 Но эти новые чудеса суть вместе с тем и новые откровения, бросающие свет на прежние тайны и загадки. Ибо с истинной телеологической точки зрения низшие формы и степени уже предполагают высшие, как свою цель, а потому лишь с обнаружением этой высшей цели они объясняются, получают смысл.

334

отделять себя не приходится: «даде им область чадам Божиим быти. Сыны царствия свободы и призваны к сознательному и самодеятельному участию в деле Отца. Если между ними есть духовно-несовершеннолетние, то это лишь факт, который нужно принимать в расчет, но не возводить в окончательный и всеобщий принцип.

Действие Божие в собирании и строении Его царствия, в возрастании и развитии богочеловеческого организма последователи упомянутой поделки под христианство приравнивают к обнаружению всемогущества Божия в явлениях природы и событиях мирской жизни. Но этим самым они обличают свою ложь, запутываясь во внутреннем противоречии. Если они считают непозволительным деятельно вмешиваться в судьбы царствия Божия, как зависящие от Его воли, то они не должны вмешиваться ни в какие дела, ибо все зависит от воли Божией. Однако они так не поступают, а со всею энергией и воодушевлением заботятся об устройстве всевозможных мирских дел, личных, народных и т. д. Откуда же эта разница? Почему они считают необходимым в своих ничтожных делишках столь старательно помогать всемогущему Богу, а в Его великом деле помочь не хотят? Явно — потому, что в тех они заинтересованы, а в этом нет. Значит, дело Божие не есть их дело, а потому им до него и дела нет. Но ведь христианство только в том и состоит, что дело Божие стало вместе с тем делом вполне человеческим. Эта богочеловеческая солидарность и есть царствие Божие, и оно приходит лишь в той мере, в какой она осуществляется. Очевидно, эти псевдо-квиетисты проповедуют нам христианство поддельное. Они тем активнее отдаются Маммону на деле, чем пассивнее подчиняются на словах другому Господину, которого святость и величие служат им лишь благовидным предлогом для того, чтобы о Нем не думать.

Указанная подделка обыкновенно связана с отрицанием всякого развития и прогресса в деле христианской религии. Из того, что многие эволюционисты придерживаются односторонне-механического понятия об эволюции, исключающего действия Высшей силы и всякую телеологию, из того, что многие проповедники исторического прогресса понимают под ним беспредельное самоусовершенствование человека без Бога и против Бога, — из этого поспешно выводят явно-вздорное заключение, что самые идеи развития и прогресса имеют какой-то атеистический и антихристианский характер.

335

Между тем не только это не так, но напротив — эти идеи суть специфически-христианские (или томнее еврейско-христианские), они внесены в сознание людей только пророками Израиля и проповедниками Евангелия. Язычество, и восточное и западное, в самых высших своих выражениях — в буддизме и в новоплатонизме — ставило абсолютное совершенство безусловно вне процесса истории, которая для него являлась или бесконечной и бесцельной сменой случайностей, или постепенным переходом к худшему.⁵ Только христианская (или что то же — мессианская) идея царствия Божия, последовательно открывающегося в жизни человечества, дает смысл истории и определяет истинное понятие прогресса. Христианство дает человечеству не только идеал абсолютного совершенства, но и путь к достижению этого идеала, следовательно, оно по существу прогрессивно. Поэтому всякое воззрение, которое отрицает в христианстве этот его прогрессивный элемент, есть поделка, скрывающая под христианским именем языческую реакцию. Цель же ее, — конечно, не всегда ясно сознаваемая, — отвлечь людей от дела Божия и утвердить их в той дурной действительности мира, которую пришел упразднить Христос, победивший мир. Между тем мнимые христиане пытаются, хотя и тщетно, вырвать у Христа Его победу, всячески поддерживая те мирские порядки и учреждения, которые ничего общего с царством Божиим не имеют. Откуда может взяться такое охранительное направление в настоящем, неподдельном христианстве, которое так же чуждо принципиального консерватизма, как и принципиального радикализма? На почве христианской религии ни сохранение, ни разрушение каких бы то ни было мирских порядков сами по себе не могут нас интересовать. Если мы заботимся о деле царствия Божия, то мы должны принимать то, что этому достойно делу служить, и отвергать, что ему противно, руководясь при этом не мертвым критерием каких-нибудь отвлеченных измов, а (по апостолу Павлу) живым критерием ума Христова, — если мы его в себе имеем; если же не

__________________________

5 Кажущееся исключение представляет тот взгляд на мировой процесс, который мы находим в персидской книге «Бундегеш». Но этот памятник хотя п содержит в себе древне-зендские религиозные элементы, но в полном своем составе относится к временам позднейшим (XII век по Р. X.), и, очевидно, предполагает сильное воздействие христианских идей.

336

имеем, то лучше нам н не называться христианами. По праву носящие это имя должны заботиться не о сохранении и укреплении во что бы то ни стало данных социальных групп и форм в мирском христианстве, а напротив об их перерождении и преобразовании в христианском духе (насколько они к этому способны), — об истинном введении их в сферу царствия Божия.

Итак, идея царствия Божия необходимо приводить нас (разумею всякого сознательного и искреннего христианина) к обязанности действовать — в пределах своего призвания — для реализации христианских начал в собирательной жизни человечества, для преобразования в духе высшей правды всех наших общественных форм и отношений, — то есть приводит нас к христианской политике. Тут мы сталкиваемся с новою подделкою христианства, или лучше сказать с новым видоизменением той же, замаскированною антихристианскою реакциею. «Христианская политика», говорят, это contradictio in adjecto, между христианством и политикою не может быть ничего общего: Царствие Мое не от мира сего и т. д. и т. д. Из того, что царство Христово не от мира сего, никак не следует, что оно не может действовать в мире, овладевать и управлять миром. Иначе пришлось бы утверждать, что так как самодержавная власть не от народа (а милостью Божиею), то она не может и управлять народом. По здравой логике, наоборот, именно из того, что царство Христово не от мира, а свыше, следует, что оно имеет право владеть и править миром. Одно из двух: или общества, именующие себя христианскими, должны отречься от этого имени, или они должны признать своею обязанностью согласовать все свои политические и социальные отношения с христианскими началами, т. е. вводить их в сферу царствия Божия, — а в этом и состоит настоящая христианская политика.

Если, как утверждают сторонники псевдо-христианского индивидуализма, все политические и социальные формы чужды или даже противны христианству, то отсюда прямо следует, что истинные христиане должны жить вне всяких политических и социальных форм. Но это явный абсурд, обличаемый их собственною жизнью я деятельностью. А если, с одной стороны, нельзя упразднить общественных и политических форм жизни (что равносильно было бы упразднению самого человека, как существа социального и поли-

337

тического), а, с другой стороны, несомненно, что эти формы в своей данной действительности далеко не соответствуют христианским началам, далеко не введены еще в царствие Божие, то отсюда прямо следует задача христианской политики совершенствовать, возвышать эти формы, пресуществлять их в царствие Божие. Правда, христианскою политикою весьма злоупотребляли и злоупотребляют. Царствие Божие на земле представлялось и представляется как совокупность людей, словесно признающих известные догматы. Недавно один сторонник такого (опять-таки явно поддельного) христианства объявлял в печати, что нельзя иметь общения с «либералами» на том основании, что они будто бы «не исповедуют Иисуса Христа во плоти пришедшего», как этого требует Св. Апостол Иоанн Богослов. На чем основано это утверждение — не известно. Я знаю ярых консерваторов, весьма чуждых всякого исповедания Христа, п знаю либералов, которым никак нельзя сделать такого упрека. Но дело не в этом. Очевидно, наш ревнитель веры не в добрый час прибег к авторитету Св. Иоанна Богослова. Приведенный текст, как известно всякому занимавшемуся этим предметом, обращен против возникавшего тогда заблуждения докетов, признававших сверхъестественную природу Христа, но отрицавших Его действительное воплощение, видевших в его телесном явлении и в его исторической личности только призрак. Это ложное мнение впоследствии весьма укоренилось и распространилось в различных гностических сектах. Но я самым решительным образом утверждаю, что мне не известен ни один либерал, сколько-нибудь повинный в этом докетическом заблуждении. Конечно, текст из Иоанна Богослова, как и всякое слово Св. Писания, имеет и общее значение сверх прямого исторического смысла, Но и тут он направлен не против либералов, а как раз против сторонников того поддельного христианства, которое сводится к мертвой вере с одной стороны и к лицемерным толкам о личной святости и личном спасении души — с другой. Ведь это они, отделяя все человеческие задачи от Духа Христова, отрицают всю силу Его воплощения, которое совершилось ведь не для Него, а для человечества. Сводя христианство к отвлеченному догмату, отрицая его реализацию в социальной и политической жизни, они явно показывают, что не исповедуют на деле Христа пришедшего во плоти, а потому и под-

338

лежат апостольской анафеме, которую один из них столь неосторожно напомнил. Во всяком случае Апостол любви не мог сводить все христианство к мертвой вере; он, конечно, знал ту истину, которую так хорошо выразил его соученик Иаков: «и бесы веруют и трепещут». Право, союз с либералами не столь опасен, как союз с бесами.

Тот же публицист спрашивал торжественно: «чему же учит Владимир Соловьев?» На это могу ответить кратко и определенно: своего учения не имею; но в виду распространения вредных подделок христианства, считаю своим долгом с разных сторон, в разных формах и по разным поводам выяснять основную идею христианства — идею царствия Божия, как полноты человеческой жизни, не только индивидуальной, но и социальной и политической, воссоединяемой чрез Христа с полнотою Божества; а что касается до союзов, то безусловно избегаю только союза с бесами, которые веруют и трепещут.

339

Страница сгенерирована за 0.23 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com