По поводу моего ответа Д. Ф. Самарину, сотрудник «Русского Вестника» проф. Ярош заявляет, что я его, г. Яроша, оклеветал, («Новое Время», № 5064). Мнения г. Яроша, которые я изложил его собственными словами (в декабрьской книге «Вестника Европы»), содержат в себе действительно нечто предосудительное. Но ведь с точки зрения самого этого писателя, отрицающего в принципе общечеловеческую этику, его предосудительные (по такой этике) идеи превращаются в похвальные. При том, если б эти предосудительные мнения были высказаны в разговоре или частном письме, то оглашение их в печати было бы хотя и не клеветой, но во всяком случае диффамацией. Но так как я делал выписки из статьи, напечатанной самим автором, то и о диффамации не может быть речи. Я настолько уверен в своем нравственном и законном праве «клеветать» на г. Яроша посредством точного воспроизведения его собственных печатных рассуждений, что хочу сейчас же воспользоваться этим правом и еще раз выписать из «превосходной статьи» «Русского Вестника» те два места, которые уже были приведены мною в «Вестнике Европы» и которые на мой взгляд должны стать классическими.

«Может ли нас радовать похвала иностранца? Говоря по справедливости — нет, потому что эта похвала свидетельствует только о сходстве данной стороны нашей жизни с соответственною стороной чужой жизни. Может ли пас огорчать порицание иностранца? Также нет, потому что оно есть лишь констатирование несходства, и чем энергичнее иностранец бранит и негодует, тем он сильнее под-

308

черкивает это несходство, и ничего больше. Конечно, когда чужеземный доктор «бранит» наше здоровье, «порицает» ритм нашего сердца или звук нашего дыхания, тогда мы имеем основание тревожиться и огорчаться. Существенное различие между врачами заключается в том, что одни могут быть хорошими, другие плохими; а не в том, что одни из них немцы, а другие французы или русские. Врать, к какой бы он стране или народности ни принадлежал, имеет общее и твердое мерило для своих суждений, а именно представление о «нормальном человеке», — представление, добытое точным изучением человеческого организма во все течение его существования, от зачаточного фазиса до момента смерти, и всех анатомических, физиологических и патологических сторон его природы. Совсем не то представляет собою этическая сторона нашей жизни. Здесь нельзя установить неизменный и объективный образ «нормального человека»; наука бессильна в данном случае, потому что пред нею нет определенного законченного объекта, к которому бы она могла приступить со своими операциями констатирования (sic). Этическое добро и совершенство составляет цель человечества, но люди еще не достигли и не осуществили эту цель. Человечество еще в походе; оно любит добро и желает его, но еще не знает его, потому что знать, в строго-научном смысле этого слова, можно только то, что было и что есть. За отсутствием объективного и научно утвержденного образа должного или идеального, людям остается самим формулировать или создавать его. И различные части человечества, на которые оно распалось под влиянием естественных причин, создают, как могут, свои путеводные идеалы; от стремятся к ним не потому, что будто бы знают их объективную истинность, а потому, что любят их всем существом»¹.

Вот моя первая клевета; а вот и другая:

«В последовавших отношениях между папским послом и Иоанном мы имеем ранний пример встречи лицом

_____________________

1 «Русск. Вестн.», январь 1889, стр. 98 и 99, и тоже в цитате «Вестн. Европы», декабрь 1889, стр. 773.

309

к лицу Европы и России. Эта встреча заключает в себе много поучительного и знаменательного. Вместо рыхлого инертного материала, удобного для лепки по всякой модели, Европа увидела пред собой национальную личность, с определенно сложившимися чертами духовного облика. Фигура Грозного в этот момент его сношений с Поссевином навсегда останется в памяти нашей истории: Иоанн явился здесь рельефным выразителем свойств, во-первых, русского человека; во-вторых, православного и, в-третьих — Русского царя. С истинно русскою смышленостью Иоанн, не разрушая сразу надежд Поссевина, оставляя ему иллюзии, заставил его устроить примирение со Стефаном Баторием; руками одного врага России таким образом было вынуто оружие из рук другого. Далее, нельзя не видеть в царе чисто-национальной черты и в том, что он настойчиво уклонялся от разговоров с иезуитом о догматах веры; русский человек вообще не склонен обращать дела религии в предметы «трезвых рассуждений» или «критических диспутов»»¹.

Сопоставляя эти два рассуждения г. Проша между собой и с его заявлением о «клевете» и «сознательной лжи», на него возведенных, легко объяснить и даже извинить эту выходку. Ведь вопрос об истине и лжи несомненно принадлежит не к физической, а к этической области, для которой г. Прош не допускает объективных общечеловеческих норм и критериев. Пускай по общечеловеческой этике мое литературное отношение к писателю «Русского Вестника» соответствует истине и справедливости. Собственная точка зрения естественно внушает г. Прошу называть истину и справедливость «клеветой» и «сознательною ложью». Надеюсь со своей стороны и впредь вести себя так, чтобы г. Прош никогда не мог заявить, что я сказал «истину».

_______________________

1 «Русск. Вестн.», стр. 114 и 115; «Вестн. Европы», стр. 775.

310

Страница сгенерирована за 0.23 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино