Первый том сочинения епископа Никанора заключал в себе предварительное гносеологическое исследование. В настоящем томе автор вступает в область положительных воззрений. Здесь особенного внимания заслуживает учение об абсолютном и об идеях или идосах (ειδος).

«Мы необходимо мыслим двоякое абсолютное: положительное (бесконечность, или абсолютное бытие) и отрицательное (абсолютное ничто). В математике мы имеем: 1:~=0, отсюда 1=~×х. Переводя это выражение на язык метафизики, мы приходим к тому положению, что всякое конечное бытие есть результат самоограничения абсолютного бытия абсолютным ничто.

«Абсолютное бытие и абсолютное небытие суть понятия противоположные друг другу абсолютно, радикально, так как первое есть бесконечная цельная сумма всевозможного бытия, а последнее — есть отрицание всевозможного самомалейшего бытия.

«Эти абсолютно-противоположные данные суть данные граничные, так как ими ограничиваются все конечные бытия и даже представления об необъятности солнечных систем до реального атома, которые не способны ни превысить своею величиною границу бытия беспредельного, ни низойти своею малостью за границу отсутствия всякого бытия» (39).

«Реальное значение отрицательного абсолюта основывается на том, что метафизический, как и математический нуль, не есть голое ничто, которое ничем бы не давало о себе знать, — но, напро-

240

тив того, тот нуль обнаруживается как ничто абсолютно необходимое, которое в качестве неизбежного ингредиента вторгается во всякое ограничение абсолютного бытия, значить и в осуществление всякого ограниченного бытия, в различение всякого ограниченного существования от всякого другого, в различение того, что известное существование известным пределом — пространственным ли, или временным, или другим каким-либо чувственным или мысленным — заканчивается, что известное явление заканчивается какими- либо имеющими свой предел, соприкасающимися с небытием качествами, после чего из недр небытия выделяется другое явление, другой предмет. И это-то реальное положение предела, это действительное отрицание, в данном пункте, действительного бытия невольно и наталкивает нашу мысль на реальную неизбежность небытия вообще, небытия абсолютного, организуя самый наш разум таким образом, что он по структуре своей естественно и невольно приходит к сознанию абсолютно необходимого закона отрицания, ограничения, положения предела и конца бытию небытием вообще. Есть только бытие, а небытия нет; но небытие полагает конец, предел, границу бытия, от чего и происходит бытие ограниченное, вследствие чего происхождение этого бытия становится и мыслимым и чувственным, понятным и для формального рассудка и действительным для ограниченного ощущения» (44).

«Математика делает доступным пониманию тот закон в приложении к понятиям метафизическим, что если бесконечное и ничто можно и должно назвать граничными полюсами поверх беспредельного ряда бытий ограниченных, — то индивидуальную единицу следует назвать средним между противоположными полюсами, пунктом безразличия. С той же точки зрения, при сопоставлении метафизики с математикою, делаются наглядными и следующие существенно-важные законы: 1) пункт безразличия, связывающий в единство два полярно противоположные полюса абсолютного, можно передвигать в отношении к абсолютному сколько угодно в ту и другую сторону, при чем отношение между полярными абсолютными не изменится (ибо с одной стороны положительная бесконечность, или бесконечно большая величина, получается при увеличении в бесконечное число раз какой угодно конечной величины, и с другой стороны, отрицательная бесконечность, или нуль, точно также получается при уменьшении в бесконечное число раз какой

241

угодно конечной величины); 2) этим пунктом безразличия может быть индивид, также как и вид, и род, и высший род и т. д. Зато к свою очередь и индивид оказывается суммою меньших частей, из которых каждая в свою очередь может быть принята за точку отправления в восхождении и нисхождении в противоположных полюсах абсолюта, ибо каждая конечная величина, как бы велика или мала она ни была, может одинаково умножаться и делиться на бесконечность. Поэтому 3) всякая единица, всякое ограниченное бытие по сущности своей есть произведение ограничения абсолютного бытия абсолютным небытием; в то же время всякое ограниченное бытие совершенно естественно бывает частью единицы высшей и суммою дробей низших, и, наконец, оно всегда есть и центр, связующий в себе в ограниченное индивидуальное единство не только свои заключающиеся в нем части, но чрез заключающиеся в нем низшие единства и высшие, которых оно само составляет часть, — центр, точно также связующий в ограниченное единство два противоположные полюса абсолютного бытия и небытия» (43).

Далее автор доказывает, что: 1) положительный абсолют или бесконечное бытие есть бытие не только действительное, но и безусловно необходимое, бытие не идеальное только, но и реальное, к которому ведут своими особыми путями химия, как к первоосновному простому невещественному веществу, физика, как к единой первоначальной, никогда не дающейся в опыте силе, наконец, позитивная логика, как к неизменному всеобщему закону, абсолютной первопричине и первооснове не только бытия, но и знания, как и обратно, — не только знания, но и бытия, — что 2) это бытие существует независимо от доступных нашему опыту явлений, так как ни одно из этих явлений не есть абсолютное, хотя каждое и коренится своими основаниями в абсолютном; 3) абсолютное бытие не есть явление даже самое великое и всеобъемлющее, каков самый мир, не только действительный, но и мыслимый, так как от абсолютного мы должны отбрасывать всякие ограничения, а мир не только чувствуемый, но и мыслимый необходимо ограничен» (78, 79).

Таким образом, оставляя в стороне отрицательное начало или абсолютное ничто, как существующее не само по себе, а проявляющееся только в самоограничении положительного начала, мы получаем два непреложно существующих бытия: абсолют, или

242

бесконечное, и элементарные единицы бытия конечного — атомы. Далее возникает вопрос: существует ли что-либо в действительности кроме атомов и абсолюта, которые в области явлений, в сфере внешнего чувства, собственно говоря не получаются? Можно ли и каким образом можно получить бытие индивидов, видов и родов чувственных существ?

«Прямым, вытекающим из очевидности ответом на этот вопрос должно быть, что индивиды, виды и роды чувственных существ действительно существуют, уже, по крайней мере, настолько, насколько представляют в себе конгрегат действительно существующих физических атомов. Но затем открывается еще дальнейший вопрос: должно ли в чувственных существах видеть не более как только конгрегаты атомов, которые в свою очередь имеют положительным своим содержанием единственно только абсолютное, или же чувственное бытие имеет свою особую сущность, отличную от сущности атомов и от абсолюта? Общим ответом и на этот вопрос должно быть, что и прочие получаемые в чувственном опыте бытия существуют, подобно тому, как существуют атомы, так как в основных чертах существования они сходны с атомами, — почему, если окажется особая индивидуальная сущность в атомах, отличающая их от заключающихся в том чувстве, тогда подобную же индивидуальную сущность и должно и не трудно будет отыскать также и в прочих отдельных реальностях» (79, 80).

«Положительное свое содержание все чувственно ограниченные существования получают из абсолютного бытия, заимствуя от абсолютного небытия только свое ограничение и разграничение, а положительное и отрицательное абсолютные, не подлежа при этом в существе своем никакому ни изменению, ни истощению, ни дроблению, входят в состав ограниченных величин как стихийные элементарные данные не долями, не дробями, не частными своими, а всею своею целостью, так что во всяком ограниченном бытии, начиная от каждого самомалейшего физического атома и кончая неизмеримостью видимого мира, всегда имеется целое единое беспредельное бытие, более или менее ограниченное небытием.

«Но всякое ограниченное бытие — единица ли то, дробь ли, — всякое тело, как и самомалейший атом, получая всякое содержание от абсолютных бытия и небытия, не есть отдельно ни то, ни

243

другое, но имеет свою особую сущность, именно индивидуальную — есть единство того и другого, содержа в себе по отношению к абсолютному цельность абсолютного бытия и небытия, а по отношению к другим ограниченным величинам большую или меньшую пропорцию взаимно перемешавшихся проявлений беспредельного бытия и ничтожества, — есть именно не сумма абсолютных бытия и небытия, но единое цельное произведение беспредельного бытия, математически-реально умножившего себя на небытие (1=~×0), — есть отрицание, хотя не столько логическое, сколько полярное (других более подходящих терминов прибрать здесь не умеем) отрицание, т. е. ограничение абсолюта положительного абсолютом отрицательным, — есть беспредельное, умалившее себя чрез умножение на величину малейшую всякой самой малой дроби, есть нуль, взятый беспредельное количество раз, есть нуль, осуществленный беспредельною мощью, есть порождение беспредельного, вступившего с небытием в непостижимо таинственную мирородную связь. Беспредельное, как несложное, неистощаемое и неделимое, вошло в каждое свое порождение не долею своею, не дробью, не частью, а всей цельностью, но вошло не иначе как в условиях союза е своим отрицанием, вошло самоограниченное, самоусловное. Оттого неистощимое беспредельное н по произведении мира осталось неизменно беспредельным, а мир, осуществленный самоограничением абсолюта (абсолютной мысли или идеи, силы или мощи, воли или действия), оказался бытием ограниченным и потому неизмеримо глубоко отличным в своей индивидуальной сущности от абсолюта. Это узел антиномий нашего ума, но узел и постижения непостижимого!» (81-83).

«Вот почему сущность вещей, за которою мы гонимся, которая и доступна нашему более или менее ограниченному постижению, есть сущность не элементарная, не стихийная: эта сущность у всех вещей одинакова — это беспредельное бытие, самоограничившее себя абсолютным небытием. И тот и другой абсолюты для ограниченного постижения необъятны. Но постижимая сущность вещей есть сущность собственно индивидуальная, которая обнаруживает собственно то, в какой мере и какою своею стороной самоограничившее себя беспредельное выразило себя в цельности той или другой вещи, того или другого явления. Иначе сказать, постижимая сущность всякого ограниченного бытия заключается не в (элементарном) содержании, которое неуловимо, а в форме, которая, по старинному философскому вы-

244

ражению, dat rei esse (84). Это есть то, что называется идеей или идосом (ειδος).

«Во всяком случае несомненно то, что для нашего сознания в ограниченном бытии существует только идос — известная цельная живая форма самоограничения абсолютного бытия абсолютным небытием. Это не та однако ж форма, которую можно видеть глазом или ощупать рукою, но цельность всех проявлений той или другой силы — проявлений, доступных низшим внешним чувствам столько же, сколько и самым глубоким движениям чувства внутреннего. Эта известным определенным образом действующая сила, это — определящий известные черты явления закон. При том повторяем, что всякому какому бы то ни было явлению, механическому или химическому, физическому или духовному, не только всегда присущи, но и явственны в нем для нашего сознания единственно только сродная явлению сила и определяющий деятельность силы закон; но содержание, в то же время всего несомненно присущее, никогда не уловимо для нашего сознания» (121).

Эти-то идосы, которые как цельные, чуждые всякой отвлеченности, полножизненные образы никак не следует смешивать (как разъяснено было в первой части нашего исследования) с более или менее отвлеченными рассудительными понятиями, эти-то идосы и суть основные законы бытия, суть живые субстраты, суть неизменные и вечные сущности явлений, неизменные потому, что изменения, на них или в них мелькающие, суть предопределенные необходимые идосы, раскрытия самоограничишающегося абсолютного бытия. Распадение всякого идоса на частные и частнейшие идосы есть неизбежный результат его индивидуальной сущности, а включение его в высший родовой идос есть неизбежный результат его сущности элементарной, индивидуальной его цельности, происшедшей из специального ограничения в нем абсолютного бытия абсолютным же бытием» (122, 123).

«Таким образом, мы получим три непререкаемо и непреложно существующих бытия: атомы, бытие абсолютное и ограниченные идосы; или лучше сказать, мы получим два бытия: 1)единое абсолютное бесконечное и 2) мириады ограниченных идосов, в число которых включаются и атомы. То и другое и третье бытия, составляющие основу всякого существования, познаются не внешним нашим чувством, но всею цельностью человеческого чувства, по преимуществу же глубочайшим внутренним чувством. Не только абсолют,

245

но и всякий идос познается не иначе как глубочайшим внутренним чувством. Идос всякой даже самой грубой чувственной вещи есть не то, что видит в ней глаз или осязает рука. Ни один идос не может быть таковым, состоя из одних только внешне чувствительных черт без прибавления к ним качеств, единственно только рефлексией, умом, цельностью всего нашего интеллекта посчитаемых и в единство живого цельного образа совокупляемых» (125, 126).

«Идос значит собственно вид, нечто такое, что видится, или что видит, или и то и другое вместе, т. е. и то что видится, и то что видит. В предыдущем идосы рассматривались в первом их значении, именно с той стороны, что они для нашего видения суть сущности, субстраты, законы бытия, которые усматриваются во всем и во всяком существовании вселенной». Далее автор старается показать, что все и всякие идосы сами видят, сами чувствуют и сами знают, что им должно знать для того, чтобы им можно было существовать. Здесь уже очевидно понятие идоса совпадает с понятием действительного живого существа, и все это учение автора об идосах очень близко породит к учению Лейбница о монадах.

В приведенных местах выражаются основные идеи сочинения, и из них, полагаю, уже можно видеть, что автору несомненно принадлежит достоинство настоящего, самостоятельного мыслителя. Но помимо самих идей интересен тот способ, каким автор их развивает, а именно: в развитии этих идей он пытается соединить три теоретических элемента, или три степени познавательной сферы, которые обыкновенно являются не только разрозненными, но и враждебными — я разумею теологию, философию и положительную науку. Таким образом в книге епископа Никанора мы имеем опыт синтетической философии, т. е. такой, которая не утверждает себя в своей отвлеченности или исключительности, а для осуществления полной, цельной истины стремится к внутреннему соединению с двумя другими областями знания — теологией и положительной наукой; а так как для нас не подлежит сомнению, что осуществление такого синтеза и есть высшая умственная задача наступающей эпохи, То сочинение епископа Никанора представляет нам новый и важный интерес. С этой точки зрения я и хочу сделать несколько критических замечаний на книгу, не имея возможности входить в подробный ее разбор, какого она без сомнения заслуживает. Прежде всего

246

мы должны сказать, что синтетическая задача не поставлена автором прямо и сознательно: он нигде не дает точных определений, отношений теологии, философии и положительной науки. Этот недостаток в постановке задачи отражается и на ее исполнении. Хотя все три познавательных элемента несомненно присутствуют в исследовании автора, но распределены они далеко не равномерно и несоответственно своему внутреннему значению. Элемент теологический существует так сказать в скрытом состоянии и более дает себя предчувствовать, нежели действительно выступает. Собственно философский элемент проявляется в большей степени, но все-таки значительно уступает элементу положительно научному, который таким образом и является решительно господствующим в системе еп. Никанора. Между тем легко видеть, что теологии, как относящейся к абсолютно-сущему, и философии, как относящейся к абсолютной идее или форме сущего, должно принадлежать первенствующее значение в целом кругу знания, сравнительно с положительною наукой, которая относится только к явлениям, как к последней реализации сущего. Положительная наука дает только материал истинному знанию, идеальная же форма дается ему философией, а абсолютное содержание теологией. Положительная наука сама по себе не в состоянии достигнуть абсолютного первоначала, чему хорошим свидетельством может служить наша книга. Опираясь на положительную науку, автор определяет абсолютное начало то математически — как бесконечную величину, то физически — как первоначальную силу, то химически — как первоначальное вещество, то, наконец, с точки зрения позитивной логики — как необходимый закон. Но вер эго все совершенно различные определения, и требуется показать их отношения между собой и затем их отношение к тому единому и всецелому абсолютному, которое требуется истинным знанием. Мы можем и должны спрашивать: что есть величина, что есть сила, вещество, закон? И на эти вопросы положительная наука, разумеется, отвечать не может, так как для нее величина, вещество, сила, закон суть крайние, предельные понятия, которыми она объясняет все остальное, и которые сами уже для нее необъяснимы. Сама по себе положительная наука лишена даже всякого единства. Собственно говоря, не существует положительной науки, а только множество различных положительных наук, и на этом основании мы можем получить только математическое абсолютное, или физическое, или химическое, т. е.

247

абсолютное определенное, ограничите одностороннее, следовательно уже не абсолютное, а нечто условное. Правда, от этих определений может быть отвлечено общее понятие абсолютного, но именно как результат отвлечения это будет нечто чисто отрицательное и пустое. Таков абсолют нашего автора: он является только предельным чисто отрицательным понятием, а вследствие этого и происхождение из него конечного бытия может быть определено в виде общей математической формулы 1=~×0. Автор много говорит о самоограничении абсолютного как творческом мирородном акте, но так как абсолютное само не имеет у него никакого положительного содержания, то и самоограничение его является пустым неопределенным выражением. Чтобы иметь положительное понятие о действии как таком, нужно иметь положительное понятие о действующем, т. е. в данном случае об абсолютном, а именно такого понятия и не дает автор. Что такое абсолютное бытие? Это есть отвлечение от всякого определенного бытия, т. е. пустое слово. Действительное бытие есть нечто определенное; нельзя быть вообще, необходимо быть так или иначе. Поэтому абсолютное начало не может определяться как бытие, оно есть то, что обладает бытием, — то или тот, кому бытие принадлежит, положительная мощь или власть над бытием, абсолютная свобода. Это в высшей степени важное для всей философии различения еп. Никанор упускает из виду и не называет свое абсолютное иначе как бытием. Здесь его вводит в заблуждение опять-таки его пристрастие к положительной науке. Эта последняя в самом деле имеет своим предметом только бытие в его различных формах, и для нее абсолютное может являться только как отвлечение от всякого бытия, как бытие вообще; а отсюда явствует невозможность принимать эту науку за основание истинного познания.

Если переход от абсолютного к конечному бытию не может быть сколько-нибудь удовлетворительно объяснен с точки зрения нашего автора, то то же должно сказать и о переходе от высшей формы конечного бытия — идей или идосов к низшей форме бытия — преходящих явлений. В учении автора об идосах есть очень важные и глубокие мысли, но в общем оно является довольно неопределенным. Идос еп. Никанора колеблется между трансцендентными сущностями умопостигаемого мира и феноменальными существами мира физического, — он совмещает в своих неясных чертах идеи Платона, монады Лейбница и атомы современной науки. Автор не

248

отождествляет идосы с явлениями, но на вопрос об их отношении не дает никакого ответа. Идосы вечны и неизменны. Откуда же изменчивое и преходящее бытие явлений? Недостаточно сказать, что явления суть сами идеи в форме небытия, ибо, во-первых, спрашивается, почему и как они получают эту форму небытия, а во-вторых, по воззрению автора идосы уже сами по себе имеют формы небытия, так как происходят из самоограничения абсолютного бытия абсолютным ничто, и если это не препятствует им быть вечными и неизменными, то спрашивается опять-таки, откуда изменчивый и преходящий генезис явлений?

В этом основной существенный вопрос метафизики. Если для обыкновенного взгляда волнующаяся поверхность феноменального мира есть нечто несомненное, само собою разумеющееся, а тихое царство вечных идей является чем-то неясным и проблематическим, то для философски мыслящего ума, напротив, область трансцендентных идей совершенно ясна и несомненна, — как прозрачная для мысли и вся проникнутая умственным светом, — бессмысленная же толкотня физических явлений, несомненная фактически, но немая для разума, является с первого раза как то, что не должно быть, как темная загадка, требующая разрешения. В этом смысле феноменальный мир является как некоторое отпадение от мира идеального, и вопрос о причинах иди смысле этого отпадения есть, повторяю, основной вопрос метафизики, и его-то, к сожалению, еп. Никанор совершенно не касается.

Высказываю эти замечания не в виде решительного суждения, которое невозможно над трудом неоконченным. Весьма вероятно, что некоторые по крайней мере из указанных мною недостатков зависят только от того, что автор еще не договорил своей мысли. Некоторые замечания самого ен. Никанора позволяют надеяться, что даже главный из этих недостатков — неосновательное преобладание положительно научного элемента над теологическим и философским — будет устранен в следующей части его исследования. Во всяком случае труд еп. Никанора представляет по существу весьма значительный философский интерес, которым вполне искупаются все несовершенства его формы, о которых я поэтому и не считаю нужным особенно говорить.

249

Страница сгенерирована за 0.26 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com