Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать всё, что Я заповедал вам... (Мф. 28, 19-20). Выполнение этой заповеди с первых дней существования Церкви было в центре жизни и служения христианской общины. Проповедь, молитва, богослужение, дела милосердия, а позже церковное искусство и духовное просвещение вдохновлялись идеей свидетельства и в значительной мере ей служили. Можно сказать, что христианское свидетельство осуществлялось и должно осуществляться всеми доступными Церкви средствами, в идеале оно должно быть включено во все сферы церковной жизни.

В силу сложившихся исторических причин основным средством христианского свидетельства нашей Церкви на протяжении десятилетий является общественное богослужение — Литургия. Казалось бы, это обстоятельство должно было порождать осознание сугубой важности богослужения как средства передачи миру христианского послания, осознание того факта, что церковное богослужение должно быть обращено не только к верующим, собранным в храме, но и к миру, в котором это богослужение совершается. Богослужение есть видимый и реальный знак присутствия Церкви в мире. Богослужение должно обнаруживать красоту и внутреннюю силу христианской общины, ее открытость миру и готовность разделить с каждым, кто нуждается в этом, присущие ей дары. Христианская община должна показать современному человеку, что люди действительно могут любить друг друга, не стремясь к извлечению выгоды из своих отношений, что мир (εἰρήνη) может быть не только мечтой или красивым лозунгом, но реальностью, что существует действенное средство обретения подлинной свободы, преодоления страха и эгоизма.

¹ Сборник материалов III Международной научной церковной конференции, посвященной 1000-летию Крещения Руси. Л., 1988.

Конечно, внешне можно обнаруживать только то, что существует на самом деле. Однако подлинную общину, основанную на взаимном сближении, признании и поддержке каждой индивидуальности, далеко не всегда можно отождествить с нашим современным приходом. Верующие, приходя в церковь, далеко не всегда образуют что-то похожее на подлинную общину. Чаще всего это просто собрание в общем-то далеких друг от друга людей, объединенных общей верой и связанных территориальной близостью. Что касается территориальной близости, то и это понятие стало сегодня весьма условным. Унаследованный от прошлого в качестве основного элемента церковной структуры сельский приход, члены которого принадлежат к одной территориальной и социально-экономической группе, в настоящее время под влиянием процесса урбанизации во многих регионах нашей страны значительно сдает свои позиции. Другими словами, внешние демографические и социально-экономические факторы в настоящее время менее всего благоприятны для построения крепкой христианской общины на базе традиционного прихода. Известно, что в западном христианском мире эти обстоятельства привели к появлению общин, создаваемых на основе небольших групп, состоящих из людей, друг друга знающих и распространяющих свои контакты на время до и после встречи при богослужении. Иногда эти группы создаются в границах территориального прихода, иногда вообще организационно не связаны ни с каким приходом. У этой тенденции существуют свои как положительные, так и отрицательные стороны. Мы не будем входить в теоретическое обсуждение этого нового для западного христианства явления, тем более, что на своей собственной практике не имеем возможности убедиться в его преимуществах или недостатках. Для нас по-прежнему основным средством воздействия на приходскую жизнь является богослужение, которое обладает возможностью влиять на внутренние отношения членов прихода, преодолевая их отчужденность и созидая подлинную христианскую общину.

Итак, что следует сказать сегодня о Литургии как о средстве построения христианской общины и о средстве свидетельства евангельской истины? Во-первых, как бы далек ни был приход от идеала христианской общины, как бы далеко ни отстояли его члены от идеала христианской жизни, в совершаемом ими богослужении и открывается красота этого идеала, и указываются пути его достижения. Весьма важно, чтобы как внешние обрядовые формы богослужения, так и традиции

приходской жизни никоим образом не препятствовали, а, наоборот, способствовали раскрытию и усвоению смысла Литургии.

Наше богослужение есть богослужение общины, и это должно быть достаточно ясно каждому. Причем община, собравшаяся для совершения Евхаристии со своим епископом или священником, не ограничивается теми, кто физически присутствует при совершении богослужения. Она по глубочайшей вере Церкви представляет всю Церковь, рассеянную по лицу Земли, Церковь земную и небесную, представляет первоначальную общину Самого Господа, совершившего Евхаристию в ночь, когда Он был предан, и последующие евхаристические собрания, продолжавшие и продолжающие актуализировать эту первоначальную тайну. Именно поэтому евхаристическая община — это не замкнутая сама в себе группа единомышленников, отгороженная от мира и пребывающая в узком пространстве, но по самой своей природе она есть община кафолическая, через которую силой Святого Духа тайна спасения сообщается человеческому роду. Другими словами, евхаристическая община не просто свидетельствует о Христе, но во Святом Духе, совершая таинство Тела и Крови, актуализирует для всего мира то, что Христос совершил однажды и навсегда. Как Христос принес спасение не только избранному кругу учеников и даже не только избранному народу, но всему человеческому роду, так и Церковь, христианская община, существует не только для себя и тем более не ради себя, но для всего мира. А это означает, что Церковь должна быть понятной для людей, живущих в разных исторических и культурных условиях. Но, утверждая это, необходимо помнить, что в Церкви силой Святого Духа осуществляется таинство спасения, то есть в Церкви присутствует Божественная тайна, — та тайна, которую мы лишь отчасти способны прозревать в нынешнем веке, но с которой встретимся лицом к лицу лишь по ту сторону земного бытия. Другими словами, как бы мы ни стремились сделать совершаемое Церковью понятным для нас самих и для наших современников, неустранимое присутствие тайны все равно останется. Хлеб и вино, которые мы принимаем в святой Евхаристии, становятся Телом и Кровью Христа. Это есть предмет веры, это есть тайна веры. Некоторым в наше время тайна может показаться чрезмерной. Но члены Церкви должны быть уверены, что это происходит из-за самой тайны, а не потому, что мы не помогли нашим современникам понять ее смысл.

Когда в Церкви раздаются голоса, призывающие людей дотянуться, дорасти до понимания того, что совершается во время богослужения,

то в этих голосах присутствуют и истина, и заблуждение. Истина в том, что восприятие тайны спасения требует действительного подвига, духовного напряжения и роста. Но когда духовный подвиг усвоения Божественной тайны отягощается чисто внешними, человеческими «неудобоносимыми бременами» (Лк. 11, 46) и людей призывают нести эти бремена, то это заблуждение.

Историческая литургика свидетельствует, что внешние формы христианского богослужения видоизменялись в соответствии с менявшимися условиями исторического бытия Церкви. Это факт очевидный и, видимо, ни у кого, кто знаком с историей Церкви, не вызывает ни сомнений, ни неприятия. Однако законные сомнения и неприятие могут вызывать легкомысленные и незрелые суждения о всякого рода литургических преобразованиях. Всё, что принципиально затрагивает жизнь Церкви, тем более всё, что касается богослужения — одного из наиболее возможных для нашей Церкви способов самовыражения, требует общецерковного, соборного осмысления. Только вдумчивое, подкрепляемое молитвой, основанное на соборных началах общецерковное размышление способно обеспечить принятие достойных решений и их последующее осуществление. Соборный процесс начала XX века и сам Поместный Собор 1917/18 годов представляет собой замечательный пример того, каким образом необходимо ставить и решать вопросы общецерковного значения. Именно поэтому весьма трудно понять ту крайнюю точку зрения, которая исключает возможность самой постановки литургических вопросов. Эта точка зрения основывается на идеализации исторически сложившихся форм литургической жизни, на принципиальной невозможности какого-либо их развития. От такой идеализации до догматизации один шаг. Но известно, чем однажды в прошлом (XVII в.) обернулась для нашей Церкви и для народа такая догматизация литургических форм. В этой связи следует сказать еще вот о чем. История знает множество примеров, когда что-то, давно забытое, вновь обретало свою значимость. Чем больше изучаем мы сегодня литургический опыт Древней Церкви, тем более убеждаемся в актуальности многих ее литургических форм. Иногда эти формы весьма отличаются от тех, которые закрепились в нашей литургической практике к концу XIX века и существуют сейчас. Но ведь эти древние формы литургического благочестия тоже принадлежали и принадлежат Церкви, и даже те, кто склонен идеализировать современный

обряд, вряд ли дерзнут отрицать во многом нормативный характер жизни Древней Неразделенной Церкви. Следует напомнить, что лучшие богословы наших славных духовных академий прошлого, подчеркивая нормативный характер жизни Древней Церкви, призывали практикой древности поверять достоинства современной церковной жизни.

Попытаемся последовать этому призыву в рассуждениях о двух конкретных вопросах.

Выше говорилось о том, что не всегда наш современный приход обнаруживает свойства подлинной христианской общины. Говорилось также и о том, что богослужение по самой своей природе способно созидать общину и выявлять присущие ей дары. Позвольте привести два примера, которые могли бы проиллюстрировать сказанное. С самой глубокой древности Церковь допускала к крещению как взрослых, так и детей, основываясь на том, что Крещение происходит в Церкви как общине веры. Крещение принадлежит всей Церкви, Церковь совершает это Таинство. Именно поэтому Крещение — не частное дело, но дело всей христианской общины, через которое она обновляет свои крещальные обеты и принимает обязательства по отношению к крещаемому, будь то взрослый или ребенок. В том случае, когда крещение принимает взрослый, община должна проявить заботу (и в первую очередь молитвенную заботу) о его необходимой подготовке к принятию Таинства. Именно такой подготовке служил институт оглашенных в древности. В период между оглашением и крещением община окружала оглашенного особой заботой и молитвенной поддержкой. Сохранившаяся до наших дней ектения об оглашенных есть документальное свидетельство этой практики. Важность Крещения подчеркивалась в то время приурочиванием его к великим праздникам — Пасхе, Пятидесятнице, Рождеству, что отвечало к тому же и смыслу Таинства. С пастырской точки зрения представлялось бы весьма полезным хотя бы частично восстановить эту практику. Так, например, к крещению в особые дни могли бы готовиться взрослые, проходя предварительно период оглашения. В этой связи кажется весьма целесообразным восстановление института оглашенных. В случае обращения к Церкви взрослого было бы правильно совершить над ним чин оглашения, а крещение приурочить к одному из великих праздников. Период времени от оглашения до крещения мог бы быть употреблен для катехизации. В таком случае ектения об оглашенных реально выражала бы молитвенную

заботу общины о конкретных людях, готовящихся ко крещению. Сам акт крещения, совершенный в богослужебном собрании и соединенный с Евхаристией, стал бы празднованием не частным, а общим, вовлекающим всю общину в обновление своих крещальных обетов.

Однако и при существующей практике крещения священник не должен упускать из виду это общинное измерение Таинства. Его долг — напомнить присутствующим об их собственном крещении, а равно и об ответственности за крещаемого, особенно в случае крещения ребенка, и положить тем начало катехизации нового члена Церкви.

Второе замечание касается практики причащения и исповеди. Верующие принимают крещение, дабы стать одним телом (1 Кор. 12,13). Когда Церковь совершает Евхаристию, она становится сама собой, реализуя то, чем она является,— Телом Христовым (1 Кор. 10, 17). В Евхаристии Церковь являет сакраментальный образ Христа (τρόπος), в котором Его богочеловеческая Личность существует и действует в истории, начиная с Пятидесятницы и кончая Парусией (παρουσία). С другой стороны, можно сказать, что Евхаристия созидает Церковь, ибо в Евхаристии Святой Дух созидает Церковь как Тело Христово. Именно поэтому Евхаристия и именуется таинством Церкви.

Утверждение центральности Евхаристии в жизни Церкви является одним из основных утверждений православной экклезиологии. Но как согласовать с этим утверждением весьма распространенную практику так называемого «присутствия» за Божественной литургией, предполагающую весьма редкое причащение — до нескольких раз в год. Придерживающиеся этой практики как бы добровольно отлучают себя от церковного общения, поставляют вне Церкви. При этом обычно используются внешне «благочестивые» рассуждения о необходимости должной подготовки. Древняя Церковь не знала такой практики самоотлучения по крайней мере до IV-V веков. От Евхаристии отлучались те, кто, совершив грех, не принес покаяния. Первоначально это были в основном так называемые «падшие», то есть те, кто не вынес тяжести гонений и отпал от Церкви. Они составляли особую группу верующих — кающихся. Не участвуя в Евхаристии, кающиеся готовили себя к примирению с общиной, которое церковным сознанием всегда воспринималось как сакраментальный акт. Получая прощение, кающийся вновь входил в евхаристическое собрание, становился его членом и обретал право участвовать в Трапезе Господней. Исповедь, существующая в Православной Церкви, и является

тем сакраментальным актом, который воссоединяет с евхаристической общиной отпавшего от нее через грех. Этот смысл сохраняет молитва, читаемая во время исповеди: «... примири и соедини его (ее) святей Твоей Церкви о Христе Иисусе, Господе нашем». К сожалению, это церковное, общинное измерение Исповеди вытеснено в сознании многих верующих личным измерением. Таинство воспринимается как относящееся исключительно к личности кающегося и ему одному сообщающее духовное исцеление через прощение грехов. Таинство воссоединения с Церковью — Исповедь — врачует разделение в общине, воссоздавая единство вокруг Трапезы Господней.

В современной практике, касающейся Исповеди, у нас существуют две довольно распространенные крайности. Одна заключается в весьма редком совершении этого Таинства. Здесь в первую очередь следует сказать о священнослужителях, многие из которых исповедуются не чаще одного-двух раз в год. Другая крайность выражается в безусловной связи исповеди с каждым участием в Евхаристии. В случае регулярного и частого причащения это приводит к формализму, к практике получения разрешительной молитвы, при которой Исповедь становится своего рода пропуском для желающих подойти к святой Чаше. Как первая, так и вторая крайность не способствуют тому, что можно назвать евхаристическим благочестием, то есть регулярному участию в Евхаристии с должным духовным приуготовлением. Перед нашей Церковью стоит большая пастырская и литургическая задача: как, поощряя практику частого причащения, обеспечить сегодня современному человеку необходимые условия для духовного и нравственного приуготовления к Евхаристии? Каково в этом приуготовлении место покаяния и аскетизма, на необходимости которых всегда настаивал православный Восток, ссылаясь на предупреждение апостола Павла (1 Кор. 11, 27)? Представляется весьма вероятным, что решение этой проблемы лежит в восстановлении значения Исповеди для духовной жизни верующего и всей общины, как то было присуще Древней Церкви, и в пастырской адаптации непреходящих принципов христианского аскетизма к условиям современности. На этот сложный вопрос нет и не может быть готовых ответов, — Церковь должна найти их через соборное осмысление своего Предания и тех условий, в которых она оказалась сегодня.

И, наконец, вопрос литургического языка. Думаю, что та эмоциональность, которая сопровождает сегодня его обсуждение, проистекает

от отсутствия у нас достаточных навыков и опыта соборного осмысления церковной действительности. Собственно говоря, вопрос этот был поставлен еще в начале нынешнего века, и то, как наша Церковь осмыслила его, готовя Собор 1917/18 годов, полагаю, не потеряло значения и сегодня. Существующие ныне взгляды на проблему литургического языка весьма различны: от полного неприятия самой идеи каких-либо перемен до решительного перехода на современные разговорные языки. Между этими двумя крайними точками зрения располагаются иные, предполагающие, например, проведение дальнейшей правки богослужебных книг, ограниченное использование современных языков при чтении в храме Священного Писания и т. д. При всем различии отношений к данной проблеме очевидным остается тот факт, что вопрос литургического языка существует и ждет своего общецерковного рассмотрения. Однако очень важно, чтобы это рассмотрение осуществлялось спокойно и ответственно в границах церковной дисциплины и в духе православной соборности. Такое рассмотрение должно также принимать во внимание опыт нашей Церкви по обсуждению аналогичных проблем в XIX и в начале XX века, а также опыт иных Поместных Православных Церквей. При этом следует иметь в виду, что отличающиеся друг от друга взгляды на проблему литургического языка основываются на весьма веских аргументах и вдохновляются искренним стремлением послужить церковному благу. В нашу задачу не входит перечисление этих аргументов. Скажем лишь о самом главном. Для тех, кто озабочен проблемой церковного свидетельства, используемый ныне в нашей Церкви литургический язык представляется препятствием для усвоения современниками богатства и красоты православного богослужения, так как этот язык не только для простого народа, но и для интеллигенции утратил ту долю понятности, которой он бесспорно обладал в прошлом. С этой точки зрения отказ от попыток перехода на понятный для современников язык означает отказ от Кирилло-Мефодиевской традиции — традиции, которая вдохновляла многих подвижников, начиная со святого Стефана Пермского и заканчивая святителем Николаем Японским. Это означает в какомто смысле фактическую зависимость от трехъязычной (или четырехъязычной) ереси, с которой боролись славянские первоучители, возвращение к латинской традиции в то время, когда сама Католическая Церковь эту традицию преодолела.

Противоположная точка зрения основывается на благочестивом консерватизме. Представляется невозможным ломать священное слово, завещанное нам нашими отцами и дедами. Именно теперь в потоке быстротекущей жизни с ее нередко раздражающей и суетной новизной незыблемость литургических форм и привычного языка связывается с осознанием твердости и непоколебимости церковного бытия, выдержавшего суровые испытания временем. Те же самые проблемы, которые у одних обостряют чувство ответственности за передачу веры, у других усиливают охранительные тенденции. У обеих сторон существуют и иные религиозные, церковно-практические и культурно-эстетические аргументы, которые не могут быть игнорированы или замалчиваемы. Хочется надеяться, что грядущий Поместный Собор откроет возможность для осуществления более интенсивной соборной жизни нашей Церкви, что явится надежной гарантией подлинно церковного осмысления стоящих перед нами проблем.

В заключение следует сказать о самом, как кажется, главном. Существует одно непременное условие успешного развития церковной жизни и решения всех стоящих перед нами задач. Этим условием является широкая вовлеченность нашего народа в размышления о церковной жизни. Любые даже самые благие решения, принимаемые в Церкви элитарно, рискуют быть отторгнутыми повседневной церковной действительностью. Образно говоря, соборность предполагает не только горизонтальное, но и вертикальное измерение. Но чтобы такая соборность стала реальностью, мало благих желаний и необходимых внешних условий. Требуется упорная работа в приходах, монастырях и духовных школах. Необходимы подлинное и реальное духовное просвещение народа, его информированность и возможность для него устно и письменно участвовать в обсуждении общецерковных дел.

Глубокие положительные изменения в жизни нашего общества, осуществляемые в духе нового мышления, вселяют уверенность, что мы вступаем в период, когда внешние условия будут достаточно благоприятны для такого внутреннего развития нашей церковной жизни. Нам остается надеяться, что Русская Православная Церковь, вступающая во второе тысячелетие своего исторического бытия, в полной мере раскроет присущие ей духовные силы для достойного продолжения своего спасительного служения.

Страница сгенерирована за 0.23 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com