Кирилл (Гундяев), патр. Единая Церковь — единое свидетельство. Слово на XIII Международных Рождественских образовательных чтениях «Школа, семья, Церковь — соработничество во имя жизни» (Москва,23-29 января 2005 г.), 24.01.2005

ЕДИНАЯ ЦЕРКОВЬ ЕДИНОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО

Слово на XIII Международных Рождественских образовательных
чтениях «Школа, семья, Церковь — соработничество во имя жизни»
(Москва, 23-29 января 2005 г.)¹
24.01.2005

Единство Церкви в православной традиции понимается как единство всех христиан, к которому мы призваны Богом. Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня (Ин. 17, 21), — просит Спаситель в Первосвященнической молитве. Единство всего народа

¹ Церковь и время. 2005. № 2 (31). С. 5-18.

92

Божия неизменно было предметом размышлений и молитв каждого думающего христианина, каждого епископа Церкви.

Еще Игнатий Богоносец в письме Поликарпу Смирнскому писал: «Старайся о единении, лучше которого нет ничего»¹. И по мере роста разделений в христианском мире тема его единства становилась все острее.

Однако, размышляя о единстве всех христиан, мы не должны упускать из виду более близкую нам перспективу, более конкретные задачи, которые, однако, не являются менее сложными: нам прежде всего необходимо радеть о единстве Русской Православной Церкви.

В начале XXI века Русское Православие с особой силой осознало необходимость положить конец разделениям, которые явились следствием революционной смуты и гражданской войны. Начался активный процесс поиска единства с Русской Зарубежной Церковью. Казалось бы, решить вопрос о воссоединении Московского Патриархата с Зарубежной Церковью нетрудно: в области вероучения мы едины и как будто по-прежнему принадлежим к единой духовно-культурной парадигме. На деле же 80 лет, прожитые порознь и в условиях конфронтации, которая существовала в мире почти все эти годы, не прошли даром.

Из общения с представителями Русской Зарубежной Церкви во время приезда в Россию в ноябре 2003 года первой официальной делегации РПЦЗ во главе с архиепископом Берлинским и Германским Марком, а затем из встреч и бесед, состоявшихся в мае 2004 года в ходе исторического визита в Россию Первоиерарха Зарубежной Церкви Высокопреосвященного митрополита Восточно-Американского и Нью-Йоркского Лавра², мы вынесли убеждение, что в лоне РПЦЗ, как и у нас, существует горячее желание преодолеть существующее разделение, что все мы рассматриваем начавшийся диалог не как источник новых проблем в наших взаимоотношениях, но как механизм решения уже существующих вопросов. Очень важно, что в процессе диалога обе стороны убедились в отсутствии друг у друга скрытых целей, которых они хотели бы достичь в ходе

¹ Игнатий Богоносец, еп., сщмч. Послание к Поликарпу. Гл. I: «Похвала и увещание».

² См. примеч. на с. 83

93

таких переговоров. В противном случае переговорный процесс свелся бы к выдвижению взаимных претензий, превратившись из средства достижения согласия в инструмент продолжения конфронтации.

На состоявшемся в октябре 2004 года Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в числе других вопросов обсуждались принципы отношений с инославием (так называемая экуменическая проблема) и проблема церковно-государственных отношений в СССР («сергианство»¹ в принятой в РПЦЗ терминологии) — темы, ставшие предметом дискуссии на переговорах с Зарубежной Церковью, проводившихся специально образованными для этого комиссиями.

Отцами Собора был сформулирован тезис, который я считаю принципиально важным: в XX веке, как и ранее, Церкви приходилось осуществлять свое служение в сложных исторических обстоятельствах, которые мешали во всей чистоте реализовывать нормы Предания, регулирующие отношения Церкви с государственной властью. Из этого, в частности, следует вывод о том, что абсолютизация некогда имевшего место исторического опыта, восприятие его как образца для построения церковно-государственных отношений в иную историческую эпоху является неправомерным.

Так, существует расхожее мнение, что отношения Церкви и государства в дореволюционной России являлись идеальными и потому должны быть в той или иной степени воспроизведены и в наши дни. Однако объективный анализ показывает, что это далеко не так. Статус государственной структуры лишал Церковь возможности обращаться к народу с пророческим словом, возвещать своей пастве Божию правду во всей полноте. Полагаю, что подобное положение если и не способствовало росту революционных настроений в российском обществе, то, по меньшей мере, и не тормозило его. Ибо, будучи частью государственного механизма, пусть и привилегированной и в чем-то весьма влиятельной, Церковь не обладала реальной возможностью выступать в качестве самостоятельной духовно-общественной силы. По общественно значимым вопросам, считавшимся для Церкви

¹ «Сергианство» — термин, использовавшийся преимущественно представителями РПЦЗ применительно к церковной политике Заместителя Местоблюстителя Патриаршего престола митрополита (с 1943 г. — Патриарха) Сергия (Страгородского) (1867-1944), обвиняемого в компромиссах с богоборческой властью.

94

внешними, к миру обращалась светская власть, пусть и в лице православного государя. Можно с уверенностью сказать, что, опираясь в своем внешнем служении только на свой авторитет, Церковь принесла бы гораздо больше пользы народу и государству Российскому.

И тем более нет у нас оснований идеализировать советский, особенно послереволюционный (1920-30-е годы), период, ознаменовавшийся жесточайшими гонениями на верующих. То было время борьбы за физическое выживание Церкви, за сохранение ее канонической структуры. Некоторые наши зарубежные братья видят в деятельности митрополита Сергия исключительно сервилизм, приведший к некоему сговору между Московской Патриархией и атеистическим режимом, и даже предательство Православия. На самом же деле вся деятельность митрополита Сергия имела целью выживание Церкви в условиях революционного террора. Такой точки зрения придерживается немалое число богословов и историков. Иной путь привел бы к полному уничтожению Церкви и поголовному физическому истреблению верующих либо к переходу на нелегальное положение, к катакомбному существованию, что в условиях действовавшего тогда тоталитарного режима также означало бы выбор в пользу небытия.

Однако, соглашаясь с вынужденностью принятого в 1927 году Церковью трудного решения¹, ни в коем случае нельзя впадать в другую крайность, рассматривая сложившуюся в советский период систему церковно-государственных отношений как достойную подражания в наши дни, а тем более догматизировать ее. Архиерейский Собор 2004 года засвидетельствовал, что путь, которым шла Русская Церковь на родине в десятилетия гонений со стороны богоборческого государства, был тернист и несовершенен и не всегда в полной мере отвечал норме церковного Предания.

В 2000 году Юбилейный Архиерейский Собор принял «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». В соответствующем разделе этого документа на основе православного

¹ Речь идет об изданном 29.07.1927 г. Заместителем Местоблюстителя Патриаршего престола митр. Сергием послании «Об отношении Православной Российской Церкви к существующей гражданской власти» (так называемая «Декларация» митр. Сергия), которое было решительно отвергнуто руководством и большинством членов РПЦЗ и служило фундаментальным декларируемым препятствием к воссоединению с Церковью в России.

95

вероучения и канонического права рассматривается и тема церковно-государственных отношений. Нынешняя позиция Церкви по данному вопросу существенно отличается от той, которую можно представить себе исходя из практики советского периода. Объективная и честная оценка прошлого, ставшая возможной благодаря соборному одобрению «Основ социальной концепции», необходима, в частности, и для предметного диалога с Зарубежной Церковью, так как позволяет прийти к согласию в этом вопросе, долгое время бывшем предметом взаимных пререканий.

Однако следует подчеркнуть: заявляя о том, что модель церковно-государственных отношений в советское время не полностью соответствовала каноническим нормам и Преданию Русской Православной Церкви, мы не осуждаем церковных деятелей, которые в прошлом вынуждены были занимать компромиссную позицию по отношению к власти, понимая, что тогда иного пути для выживания Церкви и сохранения народа Божия не было. Эти люди отдавали себя в жертву ради церковного дела, часто встречая непонимание, а то и осуждение в своей же среде. Тяжесть их нравственных страданий вполне известна только Богу. Поэтому мы почитаем наших отцов наравне с исповедниками, так как пасти Церковь Христову в советское время само по себе уже было подвигом исповедничества.

К сожалению, не все решились принять на себя этот подвиг — жизнь свою положить за овец Христова стада. Были и те, кто ради личных, чаще всего корыстных или честолюбивых, интересов пошли не просто на компромисс, а на прямое предательство, помогая богоборческой власти сузить пространство церковной жизни или даже разрушить ее. Ярким примером такого «сотрудничества» с богоборческим режимом была деятельность обновленцев¹.

Опора на соборно принятые документы как на норму, не вызывающую никаких возражений у наших зарубежных братьев, помогает нам успешно продолжать начатый с Русской Зарубежной Церковью

¹ Обновленчество — движение в Русской Церкви, организационно оформившееся весной 1922 г. при поддержке власти и имевшее целью расколоть Церковь; декларировало «обновление Церкви»: демократизацию управления и модернизацию богослужения; выступало против Патриарха Тихона, заявляя о полной поддержке нового режима и проводимых им преобразований.

96

диалог. Полагаю, что этот метод является единственно приемлемым в ходе наших переговоров.

Нельзя говорить о единстве Русской Православной Церкви, не касаясь темы старообрядчества.

России не пришлось пережить церковной реформации, которая стала причиной стольких потрясений в Западной Европе. В нашей стране никогда не было религиозных войн: Бог хранил Россию от взрыва разрушительных для государства религиозных страстей, и практически никогда религиозная тема не использовалась для достижения политических целей, как это было, например, на Западе.

Тем не менее, оказавшись устойчивым к различным религиозным влияниям со стороны европейских соседей, наш народ разделился в себе из-за второстепенного, казалось бы, вопроса — церковных обрядов. Обряд и сегодня в религиозном сознании русского народа занимает особое место. Уверен, что если какой-нибудь ересиарх будет вводить в литургические тексты неправославные идеи, почти никто из наших прихожан этого не заметит. Любое же изменение сложившейся на приходе обрядовой практики тут же станет предметом живейшего обсуждения и осуждения. Именно такое сакральное, почти магическое отношение к обряду, укоренившееся в России, и стало причиной нашей великой национальной трагедии — раскола XVII века, не уврачеванного и по сей день.

Старообрядцы исповедуют вместе с нами ту же веру, относятся к той же духовной и культурной традиции, они такие же патриоты, верные сыны и дочери Отечества, и тем не менее мы разделены. Тяжесть и неестественность такого положения нельзя не чувствовать.

В то же время необходимо отметить некоторые тревожные тенденции, проявившиеся в старообрядчестве в последнее время. Некоторая часть старообрядцев (в большинстве из вновь обращенных), предпочитают называть себя староверами. Распространяя псевдобогословские идеи, эти «младостарообрядцы» пытаются доказать наличие доктринальных расхождений между старообрядчеством и Русской Православной Церковью, что только увеличивает дистанцию между нами.

Это происходит потому, что современный человек понимает: различие в обряде — недостаточная причина для раскола. В XVII веке отношение к обряду было более трепетным, он воспринимался как

97

некое самодостаточное спасительное действо. Думаю, что в настоящее время даже многие старообрядцы понимают, что разница в перстосложении не может быть условием спасения или гибели души человека. Отсюда и возникло стремление подкрепить существующее разделение неким «богословием».

Хочу подчеркнуть: подлинной причиной раскола и связанных с ним трагических событий была политика государства. Но и Церковь, не будучи свободной, не смогла или не захотела остановить руку гонителей.

Полагаю, что наши отношения со старообрядцами должны быть предельно честными и открытыми. К сожалению, в настоящее время диалог между Русской Православной Церковью и старообрядцами не ведется и неизвестно, начнется ли он в обозримом будущем. Тем не менее при обсуждении проблемы единства Церкви необходимо с особым вниманием относиться к этой странице нашей истории. Следует отметить, что в XX веке выдающиеся русские православные историки и богословы нередко обращались к теме старообрядчества, в опубликованных ими текстах проводится мысль о необходимости покаяния за невольное соучастие в действиях властей против старообрядцев. Как известно, Зарубежная Церковь такое покаяние принесла.

Тема церковного единства не ограничивается нашими отношениями с Зарубежной Церковью и старообрядчеством. К сожалению, в последнее время тревожные тенденции к разделению наблюдаются и в некоторых приходах и монастырях. Так, ожесточенные споры вызывает инициатива по канонизации отдельных исторических личностей. И хотя после прошедшего в 2004 году Архиерейского Собора, сформулировавшего позицию Церкви по этому вопросу, споры начали стихать, сама форма, в которой эта инициатива проявлялась, не может не вызвать тревоги. Выступления в поддержку церковного прославления царя Иоанна Грозного и Григория Распутина не были единичными акциями, но производили впечатление хорошо организованного и тщательно спланированного движения. В различных изданиях было опубликовано множество статей, проводились демонстрации, устанавливались пикеты. На Священноначалие оказывалось давление с использованием самых различных каналов влияния. Нередки были заявления о том, что «плохие иерархи препятствуют канонизации святого старца Григория».

98

Еще одна проблема, провоцирующая разделения в Церкви, — опасения, которые вызывают у некоторой части верующих новые способы идентификации личности граждан, а также современные технологии, на основе которых осуществляется информационное наполнение различных кодов, электронных паспортов, налоговых и иных баз данных. Я нахожу, что в протестных настроениях, имеющих место в Церкви по вопросу о новых способах идентификации личности, биометрии человека и других достижениях прогресса, есть рациональное зерно, ибо внедрение подобных средств контроля неизбежно сужает пространство человеческой свободы. Похоже, что в более или менее отдаленном будущем станет возможным с помощью технических средств осуществлять тотальный контроль над человеческой личностью и управлять ее поведением. В этой ситуации те, в чьих руках будет сосредоточена власть, смогут диктовать свою волю всем остальным: весьма мрачная перспектива в свете эсхатологического учения Церкви.

Но в то же время наши суждения не должны утрачивать трезвости и объективности, иначе наш протест по какому-либо из вопросов будет нетрудно оспорить, скомпрометировать и отвергнуть. Так, при изучении вопроса об использовании биометрических параметров при идентификации человеческой личности следует строго дифференцировать: какие способы идентификации являются приемлемыми для нас как верующих, а какие — нет. Например, метод дактилоскопии уже более ста лет используют при выявлении преступников, и Церковь не считает это предосудительным.

Поэтому следует провести детальное изучение этого круга проблем, чтобы выработать и сформулировать соборную точку зрения по данным вопросам.

На вызовы современного мира Церковь призвана отвечать аргументировано и достойно, не поддаваясь давлению различного рода радикальных групп, которые подчас весьма напористо и безапелляционно выражают свое мнение и пытаются навязать его другим. Нужна спокойная, обстоятельная дискуссия, вначале среди специалистов, затем — с привлечением более широкого круга верующих, в ходе которой следует избегать ненужной политизации проблемы и не провоцировать волнений в церковной ограде. Если, защищая свое право жить без ИНН, те или иные группы людей на деле стремятся

99

дискредитировать Священноначалие, выставляя его скрытым проводником неприемлемых для них идей, то их нужно останавливать и вразумлять, потому что никакие дискуссии не должны ставить под угрозу единство Церкви. Сколько еще уроков нам должна преподнести история, чтобы мы, наконец, поняли: единство Церкви — необходимое условие успеха ее спасительной миссии, ее проповеди, ее благотворного влияния на общество!

* * *

Бог, укоренивший в человеческой природе нравственное начало, тем самым определил характер и судьбу нашей цивилизации. Человек может оставаться человеком только в условиях соблюдения им нравственного закона. При его игнорировании личность распадается, а человеческое сообщество неизбежно обращается в волчью стаю, в итоге чего цивилизация утрачивает системообразующие черты и перестает быть жизнеспособной. Библия свидетельствует: когда общество отказывается от определенного Богом порядка жизни, оно погибает.

Поэтому борьба за человеческую нравственность, которую ведет сегодня Церковь, своей целью имеет спасение, причем не только в Царствии Небесном, но также здесь и сейчас, в видимых нам пространствах истории. Необходимо напоминать людям, что следование заповедям Божиим есть условие спасения человечества и путь выживания цивилизации.

К сожалению, в настоящее время и в России, и в Европе, и во всем мире совершается всеобщее забвение Божиих заповедей, попираются традиционные нравственные ценности, игнорируется голос совести. Блуд, понимаемый не только как плотской грех, но и как духовное заблуждение, на наших глазах обретает черты глобального феномена. Человеческая цивилизация, разрывая связь с заповеданным нам от Бога нравственным началом, утверждается в грехе, заблуждении и погибели.

Убежден, что страшные катаклизмы, все чаще происходящие на нашей планете, суть Божии знамения. Нам известно, что Всемирный потоп был карой за грехи древних людей; но почему мы тогда столь самоуверенны и легкомысленны, что объясняем постигшие нас ныне планетарные катастрофы случайным действием слепой стихии

100

и физических процессов, совершающихся в недрах Земли? Вновь повторю: наша борьба за человеческую нравственность — это борьба за жизнь, за спасение человеческой личности и всего рода людского, во имя продолжения истории.

Как люди верующие мы знаем, что спасение переходит в вечность. Но и далекий от Церкви человек, если только он не утратил способности додумывать мысли до конца, должен понимать и признавать, что борьба Церкви за общественную и личную нравственность — это борьба и за его личное спасение, за достойное качество его жизни.

В связи с этим решение вопроса о преподавании в средних учебных заведениях Основ православной культуры — не рядовой эпизод церковной истории, но дело огромной важности, от успеха которого во многом зависит, какое будущее ожидает наше Отечество.

Сегодня ядром общественного служения Церкви должно стать образование. Да, Церковь имеет сеть воскресных школ, активно ведется приходская катехизация. Однако для решения стоящей перед ней столь масштабной исторической задачи одних только приходских школ и катехизаторской работы явно недостаточно. Ведь сейчас, выйдя из социальной изоляции минувших десятилетий на широкий путь нестесненного общественного служения, Церковь приняла на себя ответственность не только за свою паству, но и за нравственное здоровье всего народа.

К сожалению, на этом пути мы иногда встречаем непонимание, а то и противодействие различных властных и общественных структур, цель которых состоит в том, чтобы лишить Церковь возможности активного влияния на общественную жизнь и массовое сознание, в частности, отлучив ее от участия в духовно-нравственном становлении российских школьников. И что удивительно: обосновывают эти действия те же самые люди — общественные деятели и журналисты, — которые совсем недавно упрекали Церковь в недостатке общественной активности, возлагая на нее вину за все негативные явления в жизни современной России.

Одним из излюбленных демагогических аргументов противников преподавания в школах Основ православной культуры является многоконфессиональный характер российского общества. Они утверждают, что школьников надлежит оберегать от близкого знакомства

101

с великой православной культурой нашего народа по той причине, что в России кроме православных есть и представители других вероисповеданий и введение предмета, ориентированного на одно из них, приведет к конфликтам на религиозной почве. К счастью, и отечественный, и международный опыт показывают, что этого не случается.

Нередко в России те или иные инициативы Церкви не получают одобрения общества и власти по причине их несоответствия международным соглашениям. В связи с этим следует отметить, что как раз запрет на религиозное образование в школах противоречит обязательствам, взятым на себя нашей страной в соответствии с рядом международных договорно-правовых актов.

Как заявил на церемонии открытия IX Международных Рождественских чтений министр образования Российской Федерации А. А. Фурсенко, вместо Основ православной культуры в учебную программу средних школ будет включен курс религиоведения. В рамках этого курса учащиеся получат некую совокупность знаний о различных вероучениях. Однако будет ли способствовать этот курс сравнительного религиоведения воспитанию достойных людей и граждан, истинных сынов и дочерей своего Отечества? При современном развитии информационных технологий не вызывает ни малейших затруднений получение любых сведений, в том числе и о вероучении той или иной религии. И разве курс религиоведения, читаемый людьми, далекими от веры, способен изменить к лучшему ситуацию в наших школах и вне их, благотворно повлиять на формирование мировоззрения, ценностных ориентации и поведенческих моделей в среде детей, подростков, молодежи?

Коснусь еще одного, не менее часто используемого противниками изучения этой культурологической дисциплины аргумента — принципа светскости государства. Оставлю за скобками очевидный факт, что «Основы православной культуры» являются предметом культурологическим, а не вероучительным, и потому его изучением в государственных учебных заведениях принцип светскости не может быть нарушен по определению. Но он не будет нарушен и в случае изучения в школах и собственно вероучительных дисциплин, так как предполагает не запрет на изучение основ той или иной религии, а прежде всего право выбора. В том случае, если сами школьники и их

102

родители сделают выбор в пользу данного предмета, то он должен войти в школьную программу ее неотъемлемой составной частью, ибо только в рамках программы осуществляется реальный учебный процесс. И уж тем более светский характер государства и школы отнюдь не подразумевает запрета на ознакомление учащихся (в соответствии со свободным выбором детей и их родителей) с содержательной информацией о культурно-религиозных и национально-исторических аспектах государственного бытия.

Думается, истинная причина противодействия введению Основ православной культуры лежит в принципиальном неприятии религиозного мировоззрения атеистически настроенными чиновниками и представителями светской общественности. Они опасаются, что преподавание «религиозной» дисциплины в школах повлечет за собой увеличение доли верующих в структуре нашего общества, которые в соответствии со своими убеждениями и представлениями смогут более активно влиять на развитие страны.

Прежде всего замечу, что и обществу, и государству это будет только на пользу. Но для того чтобы стать религиозным человеком, недостаточно простого знания нормы веры. Необходимо иметь реальный религиозный опыт, быть в общении с Богом в Его Церкви, а научение всему этому как раз не является целью школьного образования, в том числе и в рамках Основ православной культуры. Однако совершено очевидно, что преподавание этой культурно-исторической и духовно-нравственной дисциплины будет содействовать известной гуманизации общества¹. Это подтверждается опытом тех стран, где такое преподавание существует.

Сегодня мы не имеем права на бездействие. В центре миссионерской работы радеющей о своем единстве Церкви должна быть забота о подрастающем поколении, воплощенная, в частности, в конкретных и продуманных образовательных программах. Только в случае успешной их реализации грядущие нам во след поколения, сумевшие сберечь христианскую веру и способные привить ее своим детям, сумеют противостоять разрушительным тенденциям, наблюдаемым ныне. Задача же эта может быть решена только при едином свидетельстве веры, осуществляемом единой Церковью.

¹ См. примеч. на с. 11.

103