Кирилл (Гундяев), патр. Подвиг святого Пантелеймона в контексте восприятия мученичества древней Церковью. Доклад на конференции «Почитание святого великомученика и целителя Пантелеймона и русскоафонские связи (к 1700-летию блаженной кончины вмч. Пантелеймона)» (Москва, 15 декабр

ПОДВИГ СВЯТОГО ПАНТЕЛЕЙМОНА В КОНТЕКСТЕ
ВОСПРИЯТИЯ МУЧЕНИЧЕСТВА ДРЕВНЕЙ ЦЕРКОВЬЮ
Доклад на конференции «Почитание святого великомученика
и целителя Пантелеймона и русско-афонские связи
(к 1700-летию блаженной кончины вмч. Пантелеймона)»
(Москва, 15 декабря 2005 г.)¹
15.12.2005

Дошедшее до наших дней житие святого великомученика Пантелеймона, будучи достаточно поздним текстом, к сожалению, не в полной мере передает дух эпохи, в которую пострадал святой. В нем есть еще один изъян — в недостаточной мере представлено богословие мученичества, сформировавшееся в Церкви того времени. Восстановить эти упущения жития нам помогают аутентичные свидетельства ранней Церкви: мученические акты, а также произведения ранних церковных писателей, посвященные мученичеству. На примере этих текстов мы сможем воссоздать ту атмосферу, в которой жил святой и в которой он совершил свой подвиг. Мученические акты других святых и иные документы эпохи помогут нам лучше понять, что двигало святым Пантелеймоном, какие убеждения могли привести его к мученичеству, какое богословие за этим стояло.

Итак, важнейшей чертой мученического подвига в древней Церкви было то, что он считался подражанием мученичеству Христа. С самого раннего времени Церковь учила, что Христос есть первый мученик и основоположник мученичества. Все прочие мученики были подражателями подвига Христова. Так, святой Игнатий Богоносец просит христиан Рима: «Дайте мне быть подражателем страданий Бога моего»². Он пишет, что только тогда сможет считаться настоящим учеником Христа, когда даже его тела мир не будет видеть³.

Также мученический подвиг имел евхаристическое измерение, и я хотел бы здесь особо это подчеркнуть. Согласно сознанию Церкви той эпохи, мученики, во всем подражая Христу, приносили себя

¹mospat.ru/archive/28796.htm.

² Игнатий Богоносец, еп., сщмч. Послание к Римлянам. Гл. VI: «Через смерть я достигну истинной жизни».

³ Там же. Гл. IV: «Пусть измелют меня зубы зверей».

449

в жертву, подобную жертве Христа. В частности, для святого Игнатия Богоносца мученичество есть событие евхаристическое. Как Христос предложил апостолам Свои Плоть и Кровь, так и Игнатий жаждет стать хлебом Христовым: «Я пшеница Божия: пусть измелют меня зубы зверей, чтоб я сделался чистым хлебом Христовым»¹. Для него желание мученичества за Христа равносильно желанию вкусить евхаристическое Тело Христово: «Хлеба Божия желаю, хлеба небесного, хлеба жизни, который есть плоть Иисуса Христа, Сына Божия»². Поразительны также слова святого епископа Смирны Поликарпа, обращенные к Богу перед мученической смертью: «Да буду принят я днесь пред лицом Твоим в жертву тучную и благоприятную, как Сам Ты, неложный и истинный Боже, предуготовил, предвозвестил и совершил»³. Итак, Поликарп желает стать жертвой — подобной той, которую совершил Христос. За это он благодарит Отца словами, которые очень близки к евхаристическим молитвам: «За сие и за все Тебя хвалю, Тебя благословляю, Тебя славлю, чрез вечного и пренебесного Первосвященника Иисуса Христа, возлюбленного Твоего Отрока, чрез Которого [да будет] слава Тебе — с Ним и со Святым Духом — и ныне и в будущие веки»⁴. Также Ориген считал, что, поскольку Христос пролил ради нас кровь, мы должны проливать ради Него свою кровь (Увещание к мученичеству, 41).

Мученичество всегда воспринималось Церковью как свидетельство. Поэтому и греческое слово, которым с самого раннего времени обозначается мученический подвиг — μαρτύριον, буквально означает «свидетельство». Это прежде всего свидетельство действием, поступком, но также свидетельство пророческим словом. Свидетельство мученического подвига многогранно. Здесь я хотел бы привести лишь три его аспекта. Мученики свидетельствовали перед своими братьями и сестрами во Христе о своей вере и как бы напоминали им о силе Христовой и истинности его обетований. Они также свидетельствовали перед внешним — в то время языческим — миром. Это было свидетельство о том, что Христос есть Сын Божий, Который

¹ Там же.

² Там же. Гл. VII: «Желаю умереть, ибо любовь моя распялась».

³ Мученичество св. Поликарпа, епископа Смирнского. 14 (2).

⁴ Там же. 14 (3).

450

умер и воскрес и пребывает среди христиан в основанной Им Церкви. В качестве примера такого свидетельства хотелось бы привести простые, но сильные слова, сказанные святым Поликарпом Смирнским перед лицом проконсула, судившего его. На просьбу последнего: «Поклянись, и я отпущу тебя; похули Христа», — Поликарп отвечал: «Уже восемьдесят шесть лет я служу Ему, и Он ничем не обидел меня: как же могу хулить Царя моего, Спасшего меня?»¹ Наконец, в сознании Церкви через мучеников проявлял Себя и свидетельствовал Сам Христос.

Одна из черт мученичества заключается в том, что мученики не боялись смерти. Нам нужно задуматься над этим. Говорить об отсутствии страха перед смертью стало во многом риторической фигурой, однако, когда человек реально сталкивается с опасностью умереть, тогда только он может оценить, насколько большого мужества требует пренебрежение к смерти. С древности страх перед смертью был приписываем самой природе человека. Так, например, Еврипид говорил, что любовь к жизни является врожденным чувством — настолько же, насколько человеку присущ страх перед смертью (Фрагменты). Характерно, что любовь к жизни Еврипид ставил в один ряд со страхом быть лишенным солнечного света. Оба эти чувства являются для человека естественными. О естественном характере страха перед смертью говорили и отцы Церкви. Так, например, преподобный Анастасий Синаит характеризовал природную человеческую волю как любящую жизнь (по-гречески φιλόηωος) и ненавидящую смерть (по-гречески μισοθάνατος). По мысли преподобного Анастасия, человек любит жизнь потому, что любит бессмертие, полученное им в самом начале своего существования². Наиболее важным свидетельством того, насколько естественной является любовь к жизни, есть моление Христа в Гефсиманском саду. Православное богословие однозначно свидетельствует, что страх Христа перед Голгофской

¹ Мученичество св. Поликарпа, епископа Смирнского. 9 (3).

² Анастасий Синаит, прп. Путеводитель. Гл. 2. С Богом. Различные определения, изрекаемые в соответствии с Преданием и верой святой кафолической Церкви. Собирая из Климента и других святых отцов, их следует с помощью Божией убедительно изложить до всякого другого научения тому, кто желает защитить учение благочестия. О своеобразной особенности. Что есть она? Сколькими способами [мыслится] она? Почему называется своеобразной особенностью?

451

жертвой был не призрачным, не дидактическим, как считали некоторые еретики, но реальным. Христос по-настоящему боялся смерти. В этом страхе, как, пожалуй, ни в чем ином, раскрылась вся подлинность Его вочеловечения. Тем не менее Он превозмог страх и пошел на крестные муки, которые завершились смертью на Кресте. Тем самым Христос показал, что человек может превзойти свое собственное естество, стать выше него.

Следуя Христу, мученики также превосходили свое человеческое естество. Отсутствие страха перед смертью у мучеников не было чем-то согласным с человеческом естеством. Не было оно и чем-то противоестественным, чем оно является в обычных условиях, ведь как мы сказали бы: не бояться смерти — это ненормально. Отсутствие страха перед смертью у христианских мучеников — это нечто, что превосходит человеческое естество, что возносит мучеников над законами естества. Иллюстрацией этих слов является фрагмент из мученичества Пиония и с ним пострадавших — древнего памятника, дошедшего до наших дней. Язычники убеждали святого Пиония принести жертву богам, приводя следующие доводы: «Послушай нас, Пионий, мы тебя любим. Есть много причин, по которым ты заслуживаешь жизни, — за твой характер и твою праведность. Жить и видеть свет — это хорошо!» Как видим, эти слова перекликаются с приведенным выше фрагментом из Еврипида и отражают отношение к жизни, характерное для той эпохи. Что же отвечает на это Пионий: «Я согласен с тем, что жить хорошо, но жизнь, к которой мы стремимся, лучше. То же справедливо и для света — единого истинного Света. Все это воистину хорошо, и мы не убегаем от этого, как если бы мы стремились умереть или ненавидели Божии творения».

Задумаемся над этими словами. Мученик не отвергает тех максим, которые были и остаются общепринятыми в человеческом обществе: жизнь, как и свет, является благом, которое человеку свойственно любить и от которого противоестественно отказываться. Но все же мученики отказываются и от первого, и от второго. При этом ими движет не ненависть к миру и жизни, но любовь к той жизни, которая превосходит временную жизнь, и к тому Свету, Который ярче света солнца. Отказываться от жизни при таких предпосылках намного сложнее, чем если исходить из миро- и жизнененавистнических позиций, которые были характерны для многих учений древности

452

и которые встречаются и в наше время. Легко отдать жизнь, когда ее ненавидишь, когда считаешь ее злом. Еще проще при таких предпосылках забрать жизнь у другого. Но как сложно пожертвовать своей жизнью, когда воспринимаешь ее как благо, как дар Божий — а именно так относились и продолжают относиться к жизни христиане.

Для того чтобы преодолеть страх перед смертью, требуется благодать Божия. Именно благодаря тому, что во Христе человеческое естество было ипостасно соединено с Божественным, Его человечество смогло стать выше страха перед смертью и страданиями. Мученики также, уподобляясь Христу, благодаря причастию Божественной благодати получали силу свыше на совершение своего подвига. Особое действие благодати Божией в мучениках отмечали многие христианские авторы. Некоторые сравнивали мучеников с пророками и считали их последователями последних. Так, в «Мученичестве Поликарпа» свидетели его подвига говорят о нем как о «бывшем в наши времена учителе Апостольском и Пророческом Ибо всякое слово, исшедшее из уст его, или уже сбылось, или сбудется»¹.

Однако сказанное вовсе не означает, что действие Божественной благодати устраняло необходимость человеческого участия в мученическом подвиге. Как у Христа во время Его Гефсиманского борения человеческое естество активно участвовало в принятии страданий, так и от мучеников требовалось их личное волеизъявление, предполагавшее огромное личное мужество, — от мучеников требовалась синергия, говоря богословским языком, с благодатью Божией, укреплявшей их на подвиг. Что же было главной движущей силой, которая помогала мученикам сделать свой выбор? — Это была вера. Вера в то, что Христос есть Бог и Своим воскресением Он победил смерть. Вот что — вера в воскресение Христово — давала мученикам силу принять смерть от гонителей.

Не будем забывать, что далеко не все, кто вставал на поприще мученического подвига, доходил до конца. Было также множество павших, которые в результате уговоров, угроз конфискации имущества, наконец, пыток уступали гонителям и либо отрекались от Христа, либо приносили жертву языческим богам. В некоторых мученических актах такое отречение христиан связывалось с их чрезмерной

¹ Мученичество св. Поликарпа, епископа Смирнского. 16 (2).

453

ревностью и самонадеянностью, с тем, что они сами проявляли инициативу, напрашиваясь на мученичество. Так, в актах Поликарпа сообщается: «Некий фригиец по имени Квинт, недавно прибывший из Фригии, увидев зверей, убоялся. А это был тот, который возбудил сам себя и некоторых других идти самовольно [на мучение]. Проконсул после многих убеждений склонил его поклясться и принести жертву. Посему, братия, мы не одобряем тех, которые приходят самовольно, ибо Евангелие не так учит». Таким образом, мученичество в древней Церкви хотя и воспринималось как свободный акт, однако при этом расценивалось как ответный шаг мученика на обвинения против него, как смиренное принятие уготованной ему чаши страданий. Эта черта мученичества также связывает его с мученичеством Христовым.

В связи с тем, что далеко не все могли понести тяжести мученического подвига и появилось множество павших, очень рано в христианской традиции появляется образ мученического венца, который увенчивает лишь тех атлетов веры, которые смогли преодолеть все поприще мученичества. Многочисленность павших в ходе гонений вызвало большие проблемы в Церкви. Церковь фактически разделилась на тех, кто категорически осуждал павших и не хотел их возвращения в Церковь, и тех, кто верил в милосердие Божие и готов был позволить падшим во время гонений вновь воссоединиться с Христом и Его Церковью. Противостояние между двумя подходами вызвало в первые три века христианства большие нестроения и привело к различным разделениям и даже расколам внутри Церкви. Тем не менее, в конце концов, победила та точка зрения, что павшие во время гонений могут восстановить свое общение с Церковью при условии принесения ими покаяния. Я хотел бы особенно отметить этот момент. Церковь — это милующая Мать. Именно такой ее образ мы встречаем в святоотеческой традиции уже в самый ранний период — период гонений. Она с готовностью принимает покаяние грешников. Возобладание в Церкви милосердного отношения к павшим является еще одним свидетельством в пользу того, что мученичество есть совершенно особый подвиг, требующий максимального напряжения сил, величайшей веры и мужества, так как расстаться с жизнью ради Христа — это есть нечто, что не заложено в человеческой природе, но требует преодоления человеческого естества.

454

Все приведенные выше аспекты мученического подвига мы можем применить к святому Пантелеймону. Его страдания и смерть стали подражанием страданиям и смерти Христа. Они восходят к архетипу мученичества, которое претерпел Сам Христос. Будучи врачом и даруя другим здоровье и жизнь, святой Пантелеймон пренебрег своей собственной жизнью, отказавшись от нее ради наследования жизни вечной. Он преодолел присущий каждому человеку страх перед смертью и отсутствием света, выражаясь словами Еврипида, чтобы вечно лицезреть Свет Невечерний. Святой Пантелеймон не оставил после себя никаких текстов, поучений, богословских дискурсов. Его свидетельством стали его жизнь и его смерть, которые прославили его вовеки. Его мученичество стало наиболее красноречивой мартирией — свидетельством о его любви ко Христу и стремлении уподобиться Ему. Мученический подвиг святого Пантелеймона собрал и нас сегодня, через 1700 лет после его кончины.

Говоря о феномене христианского мученичества, под конец я хотел бы кратко затронуть одну весьма актуальную проблему современности — проблему терроризма. Террористы-смертники, которые взрывают себя и уносят множество невинных жизней, считают, что они совершают мученический подвиг. Так считают и многие, кто их поддерживает или симпатизирует им. Однако какое разительное отличие имеют подобные террористические акты от мученичества христиан! Как мы имели возможность увидеть выше, христиане приносили в жертву Богу только свои жизни. При этом к прочему человечеству, пусть даже еще далекому от Христа, они питали не ненависть и презрение, но любовь и сострадание. Как правило, они были жертвами гонений со стороны государственной власти, невинно осуждались по ложным обвинениям и покорно принимали смерть от своих гонителей. Среди них не было самоубийц, которые своей волей отнимали жизнь у себя и у других, совершенно ни в чем не повинных людей. Поэтому мученичество христиан — в наши дни одно из наиболее убедительных свидетельств о ложности терроризма и тех идеологий, которые его поддерживают.

455