Скабаланович Н. А. Религиозный характер борьбы османских турок с греко-славянским миром. (до взятия Константинополя в 1453 году)

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Христианское чтение. 1878. № 3-4. СПБ.

Н. А. Скабаланович

Религиозный характер борьбы османских турок с греко-славянским миром.

(до взятия Константинополя в 1453 году).

Редкий народ выступал на историческое поприще с такою скромностью и в короткое время делал столько успехов, как османские турки. Когда Осман назвался султаном (1299) и приказал называть государство, основанное им в Ангорской провинции. не иначе, как государством османов, никто не предполагал, что это маленькое государство, состоявшее не более как из четырехсот турецких родов, разрастется в течение ста пятидесяти с небольшим лет в громадную империю, столицею которой будет Константинополь. Между тем исторические обстоятельства с необходимостью вели к этому результату. Византия не успела еще оправиться от господства латинян, да по-видимому и не заботилась об этом. Все недостатки, исстари, со времен Константина В. и Юстиниана I, систематически разъедавшие государственный организм, продолжали существовать в полной силе: та же отчужденность правительства от народа и эксплуатация последнего первым, гнет фискальный, гнет административный, деморализация нравственная и обеднение материальное, разъединение национальное и религиозное... У византийских императоров не было ни денег, ни войска, ни флота, не было средств укрепить границы Вифинии и содержать здесь гарнизоны, а между тем они затевали внутренние смуты и вступали в враждебные отношения к соседям — сербам и болгарам, для чего всюду искали себе помощи, покупая ее ценою человеческих душ, собственных под-

— 446 —

данных. В тоже время османы представляли из себя народ, сплоченный в одно целое единством религиозных воззрений и форм, проникнутый одним стремлением и воодушевленный фанатизмом. Престол в государстве османов занимали султаны даровитые, умевшие сообщить вполне целесообразную организацию войску, в котором лежала вся будущность османов, усвоившие себе не менее целесообразную политику в отношении к покоряемым странам и с замечательною последовательностью и настойчивостью державшиеся этой политики.

Нет ничего удивительного, что при таком неравенстве внутренних сил, Византия, на счет которой османы прежде всего и главным образом делали приобретения, оказалась совершенно беспомощною. Уже при первом султане Османе почти незащищенная Вифиния стала делаться добычею османских турок; при следующем султане Урхане вся Вифиния подпала их власти, турки перешагнули через Геллеспонт и стали твердой ногой на европейской почве. При Мураде I владения османов в Европе быстро расширяются, простираются на севере до Балканов и Черного моря, на юге до Морей, турки приходят в столкновение с сербами и болгарами, которое оканчивается погромом на Коссовом поле. Баязет I простер свою власть до Дуная, включил Болгарию в число турецких провинций, распространил свое влияние на Валахию, Сербию и подумывал о занятии Константинополя. Вероятно, он и осуществил бы свои замыслы, если бы Тимур не сломил его силы и на время не приостановил возрастание турецкого могущества. Палеологи с ужасом смотрели на успехи турок, отправлялись на запад с просьбой о помощи, замышляли с этою целью унию церквей, но помощь не приходила, или если приходила, то весьма ничтожная. В этой крайности, вполне сознавая свое бессилие, Палеологи искали спасения в покорности султанам, задабривали их всяческим образом, исполняли все их требования, с какими бы жертвами и унижениями они ни были сопряжены. Один напр. Палеолог приносит свои ро-

— 447 —

дительские чувства в жертву доброму согласию—одного сына ослепляет по требованию султана, от другого отрекается за то, что он начал враждебные действия против султана, и лишь тогда принимает его к себе, когда сам султан рекомендует это сделать. Другой Палеолог, по требованию султана, беспрекословно передает ему город (Филадельфию) и когда жители обнаруживают нежелание перейти под власть османов, то силою заставляет их повиноваться; укрепляет Константинополь башнями и стеною, не жалея старинных церквей, материал которых годился для этого дела, но, по первому слову султана, приказывает разрушить стену до основания. Одним словом, Палеологи раболепствовали пред султанами и поступали, как покорные слуги османов, а не как византийские императоры. Когда из Азии надвинулась гроза в лице Тимура и разразилась над государством османов, Палеологи вздохнули свободно и начали держать себя с большим достоинством. Они вмешивались во внутренние распри членов султанского дома и выговорили себе возвращение некоторых владений и городов в Европе. До смерти Магомета I, пока османское государство не оправилось от ран, нанесенных ему татарами, императоры с честью выдерживали свою роль. Но с Мурада II положение дел изменилось, при нем власть османов дошла до той высоты, на которой она находилась при Баязете I, и попытки западных христиан ослабить ее в конце концов не удались. Роль, которую усвоили себе Палеологи, очевидно была неуместна. Покровительство, оказанное императором сопернику Мурада II, повело лишь к тому, что Константинополь был осажден и едва не взят, владения возвращенные итераторам опять были заняты османами, в том числе и город Салоники, который был продан византийским правительством венецианам. Палеологи поняли, что приближается решительная развязка, опять обратили взоры на запад и приняли унию. Но уния ничего не принесла, кроме религиозной розни и общественной неурядицы в стенах столицы,—помощи никакой. Кон-

— 448

стантинополь был осажден Магометом II в 1453 г. и взят штурмом, к общему изумлению и ужасу всего христианского мира, смотревшего на Византию, как на последний оплот христианства против ислама на востоке.

Завоевательное движение османских турок на запад в Малую Азию и Европу не было бессознательным порывом дикого варварства, выполненным без цели и системы. Оно произведено было по предположенному плану, с последовательностью и ясным пониманием своей задачи. Задача турок была не только национальная, но и религиозная; стремлением их было не только получить преобладание над народностями, населявшими Малую Азию и восточную Европу, но также доставить исламу торжество над христианством. К тому времени, когда османы пришли в соприкосновение с населением Византийской империи, они были магометане, вполне сроднились с исламом, усвоили формы жизни сообразно с предписаниями корана, интересы национальные нераздельно слились у них с интересами религиозными. Это по необходимости сообщило всем предприятиям османов религиозный отпечаток. Конечною целью их было распространение магометанской веры, все завоевания делались во славу единого Бога и его пророка. Таков внутренний смысл войн и, между прочим, тайна военных успехов османов; религиозное воодушевление и фанатизм удесятеряли их силы и вели к победам. Торжество ислама было излюбленной мечтой османов: с нею они прошли Малую Азию, переправились в Европу, дошли до Дуная и границ Сербии. Османские султаны дали широкое применение предписанию корана, разрешающего оставлять христианам личные и имущественные права, в случае если они изъявят покорность и согласятся платить дань. После взятия Никеи при Урхане вошло в обычай предоставлять личную свободу и неприкосновенность собственности тем, кто добровольно признает власть османов и будет платить дань. Такая политика не мало содействовала успехам турок; султаны явились в Европу, неся в одной руке войну, в другой мир, и разные мелкие владетели

449

в южной Фракии, Болгарии, Македонии и Валахии спешили изъявить покорность, чтоб за взнос известной подати остаться в своих владениях. Султаны благосклонно встречали подобные изъявления покорности, но в османах, остававшихся верными коренным религиозным традициям и истинному духу ислама, такие сделки, вызванные политическою мудростью, порождали затаенное неудовольствие, которое под час прорывалось наружу и прежде всего выражалось тем, что они не уважали прав лиц, изъявивших покорность. Между османами были и такие ревнители веры, которые считали преступлением человечное отношение к христианам, были противниками каких бы то ни было компромиссов с ними, желали бы всех истребить мечом и пронести имя пророка до крайних пределов земли. Таков, между прочим, был полководец Мурада II Ишагбег, которого Дука называет Федулахом. Он был недоволен тем, что султан находился в мирных отношениях с Сербией, требовал, чтобы сербы были истреблены или обращены в магометанство и чтобы той же участи были подвергнуты жители Венгрии и Италии. Этот „злой человек и непримиримый враг христиан“ держал, по словам историка, такую речь пред Мурадом II:

„Отчего ты, государь, не истребляешь в конец врагов нашей веры? Бог дал тебе для этого власть, а ты пренебрегаешь ею и относишься к ним (христианам) не так, как угодно Богу, но снисходительно и великодушно. Нет! не такова воля Божия. Меч твой должен пожирать тела нечестивых до тех пор, пока они не обратятся к учению единого Бога и великого пророка. Итак, обрати внимание, государь, на то, что крепость, которую выстроил деспот Сербии ¹), не благоприятствует нам. Вытребуй у него крепость и нам открыт будет путь из Сербии в Венгрию. Мы отнимем у него неиссякаемые источники, которые изобилуют золотом и серебром, точно водой вечнотекущей, с помощью их покорим Венгрию, оттуда поспешим в Италию и смирим врагов нашей веры“ ²).

¹) Сербский господарь, Юрий Бранкович, выстроивший незадолго пред тем Семендру (Smedrovum).

²) Ducas, с. XXX, р. 208, ed. Bonn.

— 450 —

Мурад послушался своего полководца, Сербия была наводнена османами и в ней введено было отчасти османское устройство, основанное на коране. Желания партии строгих мусульман были удовлетворены.

Так как интересы веры стояли на первом плане у османов, то отсюда произошло, что их столкновения с греками и славянами имели характер не только национальный, но также религиозный. Если османы делали вооруженные вторжения и завоевывали страны с целью не только подчинить себе иноплеменные народы, но также распространить свою веру, то и христианские народы, подвергавшиеся их нападениям, брались за оружие и вели войну с целью не только отстоять свою независимость, но и спасти христианскую веру; они знали, что турки стремятся не только к порабощению их, но и к искоренению их веры, вступали поэтому в борьбу с полным сознанием, что защищают отечество и церковь. Во всех важнейших фазах борьбы османов с греко-славянским миром, о которых сохранились более или менее обстоятельные известия, замечается присутствие религиозного элемента. Обе враждующие стороны сообщали своему делу религиозное освящение и сражались под знаменем веры. Турки обыкновенно выступали в поход в сопровождении шейхов, улемов и дервишей, которые молились о даровании победы, воодушевляли войско, принимали участие в битвах, в критические минуты поддерживали воинственную решимость своим уменьем и авторитетом искусно применить к каждому данному случаю соответствующее изречение корана или предание о Магомете; призывание имени Аллаха и Магомета было военным кликом османов. С своей стороны и христиане приготовляли себя к бою общенародными молениями и торжественными процессиями с хоругвями и иконами, поддерживали друг в друге энергию напоминанием о том, что сражаются за истинную христианскую веру, священники и монахи присутствовали на городских стенах, благословляли войско и сами участвовали в защите городов.

— 451 —

Все эти религиозные особенности обнаружились во время осад Константинополя турками—первый раз при султане Мираде II и императоре Мануиле II Палеологе в 1422 г., второй—при султане Магомете II и императоре Константине ХІ-м Палеологе в 1453 г. Когда Мурад И осаждал Константинополь, то в его лагерь прибыл из Бруссы знаменитый дервиш Шейк-Букхари и привел с собою 500 других дервишей. Шейк-Букхари, славившийся предсказаниями, назначил день, когда город будет взят, и турки, настроенные дервишами, осыпали греков всевозможными оскорблениями: „Где ваш Бог, невежественные римляне? говорили они. Где ваш Христос? Где ваши святые, от которых ожидаете помощи? Завтра мы возьмем город и вас заберем и отведем в рабство, обесчестим на ваших глазах ваших жен и детей, ваших монахинь соединим с нашими монахами; по вере нашей наш пророк возвестил нам это, как истину“. Когда турки, по сигналу данному Шейк-Букхари, бросились на приступ, то отчаяние придало осажденным силы: все без различия пола и возраста, званий и состояний бросились защищать город, кто чем мог; в числе их были священники и монахи. Они воодушевляли друг друга словами: „вперед, друзья, братья, сограждане! На бой за самих себя, за наших жен, наших детей, за свободу родных, отечества, этого великого города, а еще более истинной христианской веры!“ Приступ был отбит и турки удалились ¹). Когда Магомет II двинулся к Константинополю, то „согласно с древними обычаями, улемы, шейхи и потомки пророка некоторое время сопровождали победоносного султана, молясь об успехе его армий; толпа чистых душ следовала за победным воинством; легионы духовного мира служили ему авангардом; и созерцатели Акшемседдин и Акбикдаде шли возле победных полков, умоляя благодетельное существо о помощи“. После сорока дней осады в ла-

¹) Ioannis Canani de Constantinopoli anno 1422. oppugnata narratio, p. 466— 476, ed. Bonn.

452 —

гере османов распространился слух, что итальянский флот по морю и Ян Гуниад с войском по сухому пути идут на выручку города. Это произвело общее замешательство; партия мира требовала снять осаду и отступить. Но „мусульмане, по совету улемов и шейхов, продолжали низвергать в ров смерти большое число неверных защищавших город. Улема Ахмед-Курани, шейх Акшемседдин и визирь Загтус-паша, которые разделяли настроение султана, воспротивились миру... Сообщили войску об обещании пророка, заключающемся в словах: „Греция будет вашей добычей“ и объяснили, что необходимо употребить все усилия, чтоб оправдать следующее изречение Магомета: „самая большая битва будет та, которая произойдет при взятии Константинополя“. Таким образом мусульмане, приготовившиеся пожертвовать своею жизнью для пользы веры, день и ночь освещали поле битвы огнем своих мечей“ ¹). Партия войны взяла перевес и штурм назначен на 29 мая. Накануне этого рокового дня в Константинополе узнали, что на завтра назначен штурм. „Император повелел, чтобы священники, епископы и монахи, женщины и дети, со святыми и чтимыми иконами и божественными изображениями, обошли стены города, со слезами восклицая: Кирие елейсон и умоляя Бога, да не предаст нас по грехам нашим в руки врагов нечестивых и безбожных и беззаконнейших на всей земле, но да милостив будет к нам, наследию своему“. В присутствии вельмож и войска император сказал речь о том, что „необходимо предпочесть смерть жизни по четырем побуждениям: во-первых за веру и благочестие, во-вторых за отечество, в-третьих, за императора, как помазанника Господня, и в-четвертых, за родных и друзей“. По окончании речи, все, как бы едиными устами, отвечали с рыданием: „умрем за Христову веру и за отечество наше!“.

¹) Saad-Eddin-Effendi, traduit par Garcin de Tassy, вапеч. в прил. к 38 т. сборника Buchon, Collection des Chroniques nationales françaises, p. 339, 343.

— 453 —

Затем император отправился в храм Софии Премудрости Божией и приобщился Святых Таин; многие последовали его примеру и сделали тоже в течении ночи ¹). На следующий день христиане оказали геройское сопротивление, но не могли устоять против неприятеля, во сто раз сильнейшего. Константинополь пал.

Религиозный оттенок, который так рельефно выступает в борьбе Византии с турками, составляет вообще характеристическую черту борьбы христианских народов с османами. Если в других случаях эта черта проявляется с меньшею ясностью и наглядностью, чем при осадах Византии; то это совершенно понятно в виду того, что с одной стороны Византия была религиозным центром православного востока и следовательно здесь столкновение религий должно было заявлять о себе с особенною силою, с другой—ни один город на востоке не обращал на себя большего внимания историков, чем Византия; без сомнения, всюду происходили явления аналогичные с явлениями при осадах Константинополя, но они не нашли места в сочинениях современных писателей и остаются для нас неизвестными.

Там, где силы народа приходят в напряжение и направляются на такие возвышенные предметы, как защита веры, обыкновенно бывает, что сверхъестественное делается непременным спутником естественного, факт перемешивается с легендой, народ не хочет верить, что его деятельность, имеющая своим объектом высшие цели, совершается без ближайшего участия и без содействия высших сил. Являются рассказы о чудесах, знамениях и предсказаниях. Борьба христиан с мусульманами тоже вызвала подобные рассказы. Свои успехи христиане приписывали помощи свыше и были убеждены, что, какая бы опасность им ни грозила со стороны мусульман, до какой бы крайности они ни

¹) Phrantzes, lib. III, с. VII, р. 271—272, 279. Historia captae а Turca Constantinopolis, descripta a Leonardo Chiensi, ed. Rothing. 1544 (без пагинации).

— 454 —

были доведены, в последнюю минуту всегда явится спасение с неба, произойдет чудо, Бог пошлет своего ангела и враги благочестия будут посрамлены. Удачную защиту Константинополя в 1422 г. византийцы считали чудом и приписывали победу святой Деве Марии, которой город был посвящен Константином В.; долгое время держался слух, что в разгаре битвы св. Дева Мария явилась на валу среди сражающихся и своим видом навела такой страх на неверных, что они сняли осаду и бежали. Победа над османами, одержанная в конце 1443 г. на Балканах христианским ополчением, под предводительством венгерского короля Владислава и венгерского героя Яна Гуниада, по представлению восточных христиан тоже соединена была с чудом. Византийцы клятвенно уверяли всех, что в тот момент, когда христиане одержали победу над мусульманами, у константинопольских ворот, ведущих в Македонию, показался статный юноша, в белой одежде, верхом на лошади и, прогарцевавши некоторое время в знак радости, исчез. Это явление сначала, пока не понимали его причины, возбуждало опасения, но потом открылось, что юноша был никто иной, как небесный вестник победы, который должен был внушить византийцам, что настала и для них пора принять деятельное участие в борьбе с неверными ¹). Под впечатлением непрерывных успехов османов в борьбе с восточными христианами, у последних составилось убеждение, что Константинополь будет ими взят, но к этому убеждению присоединилось мистическое предсказание о том, каким образом турки будут изгнаны. По этому предсказанию, ведущему свое начало от неизвестных лжепророков, Константинополь подпадет под иго турок, они ворвутся в город и, умерщвляя жителей, дойдут до колонны Константина В. (в храме Софии). Но тогда сойдет с неба ангел и вручит меч какому-то человеку, простому и бедному, стоящему возле колонны, со словами: возьми этот меч и отомсти

¹) Schwandtner, Scriptores rerum hungicarum, t. I, p. 497.

— 455 —

за народ Господень. Тотчас после того турки обратят тыл и побегут, а греки будут преследовать и поражать их, таким образом вытеснят их из Константинополя, из западных и восточных стран и отбросят к границам Персии ¹). Это предсказание повело к тому, что когда турки проникли в город и жители поняли, что их дело окончательно проиграно, то народ густой толпой ринулся к св. Софии, в один миг плотная масса наполнила храм, двери были заперты и все с трепетом ожидали исхода, каждую секунду рассчитывая увидеть турок и вместе с тем небесного посланника с его чудодейственным мечом. Турки скоро явились, вышибши дверь топорами, связали народ попарно, не различая пола и возраста, и угнали в плен.

Религиозный отпечаток, характеризующий борьбу османских турок с восточными христианами, лежит и на тех результатах, к которым неизбежно вела эта борьба. В борьбе перевес оставался обыкновенно на стороне турок, исключения были весьма редки. В лице турок одерживал победу не просто народ, но народ мусульманский, торжествовал ислам; поэтому и победа выражалась не в простом, политическом подчинении одной нации другой, но в подчинении христиан мусульманам, христианства исламу. Это подчинение совершалось в строгом соответствии с духом и предписаниями корана. Коран допускает три вида отношений между мусульманами и христианами: оставление христианам жизни и некоторых прав, под условием выкупа, вноса дани, истребление христиан и обращение их в ислам. В период времени до завоевания Константинополя турками первый способ практиковался в применении к тем христианам, которые добровольно изъявляли покорность,—таковы были болгарский князь Константин, князья Драгас, Богдан ²) и некоторые другие. Таких добровольных данников было сравнительно немного. Огром-

¹) Ducas, с. XXXIX. р. 289—290, cd. Bonn.

²) Chalcocondylas, 1. 1, p. 38, ed. Bonn.

— 456 —

ное большинство состояло из христиан, которые с оружием в руках выступали на защиту своей свободы и веры,—к ним поэтому в полной силе применялись два другие способа: во всех тех местах; где христиане приходили в непосредственное соприкосновение с мусульманами, они были истребляемы или обращаемы в рабство и уводимы в плен; оставшиеся в живых были насильственно обращаемы в ислам и только некоторые из них приняли магометанство по доброй воле; святыня христиан подвергалась поруганию, их церкви превращались в мечети, некоторые были разрушены и материал употреблен турками на постройку общественных зданий; в городах и деревнях, освобожденных от христиан, лишившихся своего прежнего населения, основывались турки-мусульмане и с тех пор там, где прежде блистали главы церквей, увенчанные крестами, высились уже минареты мечетей, украшенные полумесяцем,—не колокольный звон оглашал окрестности, но заунывные звуки муэдзинов, приглашавших правоверных чтителей Магомета к молитве.

Истребление христиан и обращение их в рабство были неизбежным следствием всех вторжений и завоеваний, производимых османами в пределах Азии и Европы, населенных христианами. В Азии первый пример такого отношения к христианам показал Осман, основатель османского государства. После взятия первого укрепленного места, принадлежавшего византийской империи, Ангелокомы, он чрезвычайно жестоко обошелся с побежденными христианами. С тех пор приобретения османов в Малой Азии и утверждение здесь их власти неразрывно были связаны с подавлением и искоренением христиан. Спустя столетие после Османа, ко времени возрождения османского государства от татарского разгрома, при Магомете I и Мураде II, христианское население в Малой Азии почти совершенно было истреблено, а если по местам и продолжало существовать, то в таком незначительном количестве, что совершенно терялось в массе османского населения. Многие христиане, убегая от гнета османов, оставляли Азию и

—457 —

переселялась в Европу. Подавление христиан османами в Европе началось с Урхана. Первые вторжения османов, в особенности те, которые были произведены под руководством его сына, Сулеймана, сопровождались почти поголовным истреблением встречавшихся на пути христиан. Но с течением времени османы усвоили себе более гуманную и вместе с тем более выгодную систему; они предпочитали забирать христиан в плен и умерщвляли сравнительно небольшой процент. Усвоению этой системы османами содействовало само византийское правительство. Императрица Анна, управлявшая государством в малолетство сына своего Иоанна V Палеолога, в борьбе с узурпатором Иоанном Кантакузеном, искала помощи у султана Урхана. В вознаграждение она предложила султану забирать в плен греков, приверженцев партии Кантакузена, продавать их на месте или уводить с собою в Азию. Эта недостойная и в высшей степени безнравственная политика, объясняемая только крайнею отчужденностью византийского правительства от народа и еще тем, что Анна не была связана с греками племенными узами (она была урожденная принцесса Савойская), имела прискорбные последствия для партии Анны. Урхан отправил в Европу войско, которое сразилось с Кантакузеном, но успеха не имело. Тогда османы напали на близь лежащие деревни, незаинтересованные в деле Кантакузена, заковали в цепи беззащитное население, мужчин, женщин, детей, священников и монахов, и всех без исключения пригнали в Константинополь, чтобы здесь продавать их, согласно с условием. Пленников гнали по улицам ударами бичей и жители, из сострадания к ним, многих выкупили. Но значительное число этих несчастных, не нашедшее покупщиков, было отведено в Азию ¹). Кантакузен поспешил перетянуть Урхана на свою сторону и султан после того трижды присылал свои войска на помощь Иоанну Кантакузену. Но помощь турок была весьма сомнительна, всякий

¹) Ducas, с. VIII, р. 31—33, ed. Bonn.

458 —

раз они забывали, зачем пришли в Европу, не заботясь о Кантакузене, рассыпались по деревням, грабили, умерщвляли беззащитных крестьян и огромные толпы их увлекали в Азию, в рабство ¹). Таким образом османы мало по налу сознали, что гораздо прибыльнее уводить христиан в плен, чем убивать их на месте. При нападениях на греческие города они стали умерщвлять только тех, от кого ожидали сопротивления, остальных забирали в плен. Точно также они поступали с болгарами и сербами, начиная с Мурада I, с валахами со времени Баязета I и с албанцами со времени Мурада II. Число христиан, попадавшихся в плен к османам было весьма значительно, напр. в Аргосе было взято и отведено в Азию 30,000, в Салониках 7,000, в Константинополе 60,000 ²). Судьба христианских пленников была самая безотрадная; отведенные в Азию, они там под гнетом рабства и мусульманского фанатизма исчезали. Историк Халкокондила не мог отыскать никаких следов тех злосчастных жителей Аргоса, которые в количестве тридцати тысяч были переправлены в Азию в 1397 году. Если принять во внимание, что Лаоник Халкокондила был современником завоевания Константинополя, то поэтому можно судить, какое короткое время нужно было османам для того, чтобы стереть с лица земли целые массы христиан.

Одновременно с истреблением христиан и обращением их в рабство, производилось совращение их из православной веры в ислам. Совращение это в редких случаях отличалось характером непринужденности; очень редко христиане из корыстных видов, с целью приобретения богатства и почестей, отказывались от древне-отеческого благочестия и переходили в магометанство. Обыкновенно же переход был вынужденный и совершался под угpo-

¹) Cantacuzenus, lib. IV, с. 4, 16, 34, p. 32, 111, 250, ed. Bonn.

²) Chalcocondylas, 1. II, p. 09, cd. Bonn. Joannis Anagnostae de extremo Thessalonicensi excidio narratio, p. 510, ed. Bonn. Historia captae a Turca Constantinopolis, descripta a Leonardo Chiensi, ed. 1544.

— 459 —

зою смерти. Не все христиане были настолько мужественны и тверды, чтобы, будучи поставлены в необходимость избирать одно из двух — смерть или коран, предпочитали мученический венец отречению от веры; некоторые из них делались мусульманами, забывали национальность и религию и делались ревностными поборниками османских интересов, готовыми положить за них свою душу. Производились также совращения христиан несовершеннолетних, находившихся в том нежном возрасте, от которого трудно ожидать сознательного отношения к вопросам веры. Они тоже имели характер насильственности, но здесь со стороны совращаемых не было ни выбора, ни колебаний, не было ясного представления о важности совершаемого ими шага и о том насилии, которому они подвергались; их измена вере принадлежит к разряду поступков в нравственном отношении невменяемых. Естественно, что такие лица, с малолетства воспитывавшиеся на началах корана, выросшие среди коренных мусульман, сами потом делались ревнителями ислама, далеко превосходившими по ревности тех отступников веры, которые сознательно, в зрелом возрасте принимали магометанство. Были примеры единоличного совращения христиан в магометанство, были также примеры совращения целыми массами; в первом случае совращаемыми обыкновенно были люди взрослые, во втором — несовершеннолетние дети.

Первый известный пример одноличного совращения из православия в ислам относится ко времени Баязета I и падает на долю славянина княжеского рода: был совращен сын болгарского князя Шишмана, по имени Александр. Сведений о том, по принуждению или добровольно он перешел в магометанство, не сохранилось. Историк замечает слишком неопределенно, что султан „переманил его к своему безбожию“. Но если он изменил православной вере по расчету, в ожидании выгод, то нужно сознаться, что султан не изменил его ожиданиям. В награду за отступничество ему дано было значительное наместни-

— 460 —

чество в Малой Азии, в Ссамссуне или Амизусе. Он пережил нашествие Тимура и после завоевания Смирны Магометом I был сделав наместником этого города. Когда в пределах его наместничества вспыхнул бунт так-называемых монохитонцев или стиларийцев, Александр, по приказанию Магомета, отправился против них с войском, по неосторожности слишком далеко проник в горные ущелья, был окружен стиларийцами и убит ¹). При Баязете I была также совращена герцогиня дельфийская Труделюда с дочерью. Муж ее явился на полуостров из Италии, получил Аттику, Беотию и Пелопоннес; после его смерти Труделюда жила вместе с дочерью в Дельфах и владела этим городом. Нравов она была не особенно строгих и ходил слух, что она состояла в связи с каким-то пресвитером. Вероятно, это обстоятельство и вооружило против нее местного епископа. Когда Баязет проник в Фессалию и оттуда в Элладу, утверждая свою власть в этих странах, то дельфийский епископ отправился в лагерь османов и настроил султана против Труделюды. Между тем и Труделюда отправилась к Баязету, надеясь покорностью приобрести себе право на дальнейшее обладание городом; она захватила с собою и дочь-невесту, которая была уже помолвлена. Султан удержал мать и дочь, заставил их принять „свои обычаи», т. е. ислам, а в город назначил своего наместника ²). Здесь, очевидно, совращение было насильственное. При Мураде Ц был случай насильственного совращения одного византийского чиновника, по имени Михаила Пилла. „Этот Пилл был ефесянин, по рождению римлянин (грек), по вере христианин, — происходил из знатной фамилии этого города. Будучи знаком с языками римским (греческим) и арабским, он писал бумаги в канцелярии префекта. Был человек испорченных нравов, расточительный, невоздержный и совершенный профан“. Когда Мурад II осадил Константинополь, то

¹) Ducas, с. XXI, р. 109, 113, ed. Bonn.

²) Chalcocondylas, 1. II, p. 67—68, ed. Bonn.

— 461 __

Пилл отправлен был в неприятельский лагерь и жил там в качестве императорского толмача. Б Константинополе был другой толмач, по имени Коракс, находившийся в дружественных отношениях к султанам. Народ, считая его виновником осади Константинополя, схватил его, вырвал глаза и несчастный умер от боли. Мурад решился отомстить за это на Пилле, на счет которого существовало предположение, что он возбуждал подозрения византийцев против Коракса. Пилл подвергнут был пытке и осужден на сожжение живым. Его потащили к месту казни и в виду пылающего костра спросили: согласен-ли он отречься от Христа и принять веру пророка; если согласен, то будет отпущен невредим, если же нет, то будет сожжен. „Он, бывший по своему поведению турком еще до отречения, отрекся, и его с торжеством обрезали“ ¹). Пилл умер спустя несколько· лет после перехода в магометанство. Знаменитый албанский герой и защитник национальной свободы против турок при Мураде II и Магомете II, Георгий Кастриота, прозванный турками Скандербегом, тоже насильно был совращен в ислам. В качестве заложника он жил при султанском дворе и принужден был принять магометанство, после чего занял видное место в турецкой военно-административной иерархии ²). Вообще христианские заложники при дворе османских султанов подвергались большой опасности со стороны веры. Особенное внимание султаны обращали на даровитых албанцев, всеми правдами и неправдами склоняли их к переходу в ислам и потом замещали ими важнейшие должности. Так напр. при осаде Константинополя Магометом II, турецкой армией осаждавшей город с сухого пути командовал, между прочим, Саган-паша, по происхождению албанец, отрекшийся от христианства; он был не только храбрый полководец,

¹) Ducas, с. ХХVIII, р. 186—187, ed. Bonn.

²) Scanderbeg, warhafteigentliche und kurze Beschreibung, von Marino Barletio Stodrensi in Latein beschrieben, durch Ponicianum verdeutscht. Frankfurt am Main, 1577, p. 2.

— 462 —

но также искусный инженер, мины под городские стены пролагались под его наблюдением ¹). При осаде Константинополя Магометом II еще один христианский ренегат играл важную роль, именно Балтаогли, по происхождению болгарин. Он заведовал осадой с моря и командовал турецким флотом. Первое столкновение его с неприятельскими судами было неудачно, турки понесли большой урон и это до такой степени взбесило Магомета, что он в припадке гнева приказал казнить своего адмирала смертью. Заступничество янычар спасло ему жизнь. Балтаогли был смещен, подвергнут телесному наказанию, имущество у него было отнято и роздано янычарам ²).

Кроме совращения отдельных лиц в магометанство, нередки были случаи совращения христиан массами. Во время своих походов османы принуждали христианское население принимать ислам (Синанбег, полководец Мурада II, в Валахии и Сербии) и оно повиновалось, по крайней мере наружным образом. Особенное внимание обращали османы на христианских мальчиков, выдававшихся красотой и телесной крепостью. Ни один поход не оканчивался без того, чтобы не было взято в плен громадной толпы таких ребят. Они огулом обрезывались и обращались в магометанство ³). Многие из них приносимы были султанам в подарок, получали первоначальное воспитание при дворе, когда достигали известного возраста, в котором обнаруживались их способности, то предназначались для придворной, военной службы или для занятия государственных должностей и сообразно с этим получали дальнейшее образование. Из христианских мальчиков и молодых людей, взятых в плен и насильственно

¹) Донесение авиньонскому кардиналу, посланное тремя лицами, из которых один, флорент. купец Жак Тетарде был очевидцем взятия Константинополя, напеч. у Buchon. Coll, des Chron. nat. fr., t. 38. p. 326.

²) Chalcocondylas, 1. V, p. 271. ed. Bonn. Phrantzes, 1. III, c. III, p. 250 ed. Bonn.

³) Ioannes Cananus, p 459, ed. Bonn.

463 —

обращенных в магометанство, составлялась также турецкая пехота, носившая название янычар. Эта лучшая в мире пехота, которая решала в пользу османов все почти сражения, получила начало при султане Урхане и состояла из 1,000 христианских мальчиков, отнятых у родителей и обращенных в ислам. Мурад I, опираясь на коран, предписывающий отдавать султану ¹/₅ часть военной добычи, издал постановление, чтобы в его войска доставлялась причитающаяся ему по закону часть молодых христианских пленников. Эти пленники обращались в ислам I делались янычарами. Таким образом число янычар постоянно увеличивалось; чем чаще предпринимались османами походы, тем большее число христиан поступало в янычары. При Мураде II их насчитывалось уже до 10,000. При Мураде II существовал обычай, что пленные христиане, которые по малолетству не были годны к военной службе, посылались в Малую Азию на обучение к учителям-мусульманам, изучали здесь турецкий язык и военную дисциплину, некоторое время после того работали на корабельных верфях в Галлиполи и потом уже становились янычарами. Этот обычай с течением времени послужил основанием для выработки специального учреждения для подготовки янычар. При Магомете II корпус янычар состоял уже из 12,000, и так как пленные христиане оказались недостаточным ресурсом для комплектования этого корпуса, то несколько раз практиковалась система насильственного взимания десятого христианского мальчика. Собранные таким образом дети обращались в ислам и приготовлялись к поступлению в янычары. Система эта впоследствии получила прочную постановку и превратилась в десятину крови, которую платило христианское население.

Победа османов, бывшая вместе с тем победой магометанства, выражалась не только в истреблении и пленении христиан, не только в насильственном совращении их в ислам, но также в глумлении над христианскою святынею и замене ее мусульманскою. Христианские храмы были превращаемы в мечети,

— 464 —

раздавались в подарок, разрушались и материал употреблялся на постройку бань; иконы были разрываемы на части, топтались ногами и сожигались; над крестами смеялись и подвергали их той же участи; мощи святых подвергались растерзанию и части разбрасывались повсюду. Превращение храмов в мечети вошло в обычай еще при основателе государства Османе I. В первый раз обычай этот применен при взятии греческого укрепления Мелангены, переименованной турками в Караджагиссар. В городе был введен ислам и христианская церковь превращена в мечеть. Затем этот обычай применялся постоянно. Во всех городах Малой Азии и Европы, где османы рассчитывали прочно основаться, не ограничиваясь простым грабежом, христианские храмы были превращены в мечети. Так поступал Урхан при завоевании Вифинии (с главейшими городами Бруссой, Никомидией и Никеей), так же точно поступали его преемники при завоевании европейских провинций Византийской империи; походы в глубь Сербии и Валахии султанов и их полководцев, как-то Синанбегапри Мураде II, вели к тому же результату; где прошло войско османов, там на месте христианских храмов появлялись магометанские мечети. Впрочем в больших городах, где была не одна, но много христианских церквей, не все церкви османы превращали в мечети, но лишь столько, сколько по их расчетам требовалось для нужд мусульман. Так они, между прочим, поступили в Салониках и Константинополе. История занятия этих городов вообще может служить наглядным примером той возмутительной бесцеремонности, которую позволяли себе османы по отношению к христианской святыне.

Город Салоники, проданный византийским правительством венецианам, был осажден и взят Мурадом II в 1430 г. Турки ворвались в город и принялись грабить. Ценности были спрятаны жителями в церквах, монастырях, подземельях и тому подобных укромных местах. Турки обещаниями и угрозами

— 465 —

принуждали женщин указывать, где скрыты сокровища, и отыскивали их. Иоанн Анагноста сообщает, что

„Это было причиною разрушения святых храмов и монастырей. Некоторые для безопасности сложили свое богатство в святых храмах и преимущественно в святилищах под священнейшими трапезами. Когда под страхом мучений вынуждены были указать места хранения, то турки разорили их красоту, из жажды к деньгам до основания разрушили божественные престолы, на которых совершалась за весь мир таинственная, живая и спасительная жертва, и отдали их на поругание желающим. Они под каждым камнем предполагали деньги, поэтому все решительно опустошили. Необузданному истреблению подвергнуты были и святые иконы; некоторые были сожжены, дабы мы не поклонялись им, другие—о Боже милостивый!—были вынесены на средину рынка, как товар, и бесстыдно проданы, третьи наконец были сохранены теми, кто был более корыстолюбив, и потом проданы за деньги“.

Не пощажены были гробницы святых; они тоже были перерыты, украшения с них сняты. Рака св. мученика Димитрия, патрона города, источавшего чудодейственное миро, была ограблена. Некоторые мощи были выброшены. „Это злодеяние было совершено над священными останками святой и мироточивой Феодоры, которые (о дерзость, руки преступные!) были вынуты наружу, распростерты на земле и разорваны на части“. Христиане потом собрали эти части и опять соединили в одно целое. Когда по истечении нескольких дней грабеж был приостановлен, султан, желая привлечь в город разбежавшееся население, оставил христианам все церкви и монастыри с их доходами; но чрез два года изменил свое решение: христианам были отданы только четыре церкви, в том числе церковь св. Димитрия, но и эти четыре церкви обложены были податью в пользу султана. Остальные были превращены в мечети и школы, розданы в виде подарков частным лицам из мусульман; некоторые были разобраны и материал употреблен на сооружение бань и других общественных зданий, лучшие мраморные плиты и колонны были отвезены в Адрианополь и там употреблены на сооружение великолепной бани ¹).

¹) Ioannis Anagnosta, p. 514, 516, 524, ed. Bonn.

— 466 —

Когда турки взяли Константинополь в 1453 г., то и здесь обращение их с христианскою святынею было не менее кощунственно, чем в Салониках. „Церкви константинопольские были освобождены от идолов, которые их оскверняли; они были очищены от нечистот христианских“ ¹). Это очищение, о котором говорит мусульманский писатель, следующим образом описано очевидцем взятия Константинополя:

„Не было никакого уважения и пощады ни священным жертвенникам, ни святым иконам; они были истреблены, глаза святых выколоты. Мощи святых или растерзаны, или разбросаны. Святотатственные руки завладели святыми чашами Божиими, нагрузили мешки золотом и серебром от святых икон.., Кресты, низверженные с вершины церквей и домов, попирались ногами... С издевательством носили по лагерю крест, в сопровождении тимпанов, во время шествия оплевывали его, поносили, позорили и, надевши на верхушку шапку, которую они называют Zarchula, смеялись, говоря: вот Бог христиан“ ²).

Некоторые турки проникли в монастырь Хора (ныне Каарие Дшамии), где хранилась чудотворная икона Божией Матери Одигитрии; икона вместе с украшениями была рассечена мечом на четыре части и части разделены по жребию ³). Турки, ворвавшиеся в храм св. Софии бесчинствовали здесь точно также, как и в остальных церквах: срывали украшения и ризы с икон, покрывала с престолов, лампады и паникадила уносили и разбивали, расхищали золотые и серебряные сосуды и др. ценные предметы. Некоторые занимались бесцельным и бессмысленным разрушением, думая, что этим они. угождают Богу. Когда Магомет въехал в город и вошел в храм Софии, то первый предмет, попавшийся ему на глаза, был турок, ломавший мраморный пол. На вопрос султана: зачем портит пол, он отвечал, что делает это из ревности к вере.

¹) Saad-Eddin-Effendi,—Buchon, Coll, des Chr. nat. fr., t. 33, p. 350.

²) Historia captae a Turci Constantinopolis, descripta а Leonardo Chiensi, ed. 1544. Сравни Phrantzes, 1. III, с. VIII, p. 289, ed. Bonn.

³) Ducas, с. XXXIX, p. 288, ed. Bonn.

467

Турка вытащили вон. Затем султан приказал одному из находившихся при нем шейхов взойти на кафедру, прочитать магометанское исповедание веры и пригласить правоверных к послеполуденной молитве (дело было по полудни). Сам Магомет взошел на престол, на котором доселе приносилась бескровная жертва и под которым лежали мощи апостолов и мучеников; стоя на нем, он прочитал свою молитву. Этим актом храм св. Софии отнят у христиан и предназначен к превращению в мечеть. Другие лучшие христианские храмы тоже были превращены в мечети; христианам оставлен был только небольшой храм св. Апостолов. Из монастырей только два оставлены христианам, остальные были заняты дервишами, разными ремесленниками и просто османскими семействами ¹).

Появление магометанских мечетей на месте христианских храмов служило верным признаком поселения в данном месте османов. Для них-то главным образом и лишь отчасти для совращенных в магометанство христиан устраивалась мечеть, равно как вводилось османское устройство, назначались кади, имамы и другие должностные лица, учреждались школы и пр. Отличительною особенностью завоеваний османов служит то, что по мере завоеваний они распространяют свои колонии и прочно оседают на завоеванной земле. Начало таких колоний в Европе почти совпадает с началом османских вторжений. При том же султане Урхане, при котором османы сделали первый набег на Европу, его сын Сулейман основал первые османские колонии на европейском берегу Дарданелл и Мраморного моря. Лучшие османские фамилии с женами, детьми и со всем имуществом были переселены из Азии в приморские города и деревни Европы; в свою очередь знатнейшее греческое население этих городов и деревень было выселено в Азию. Этой политики, которая обязана своим происхождением Сулейману, твердо держались ос-

¹) Ducas, с. XXIX, XL р. 292, 298—299, 318 ed. Bonn.

— 468 —

майские султаны. По мере того, как производились завоевания и в завоеванных городах и укрепленных местах располагались турецкие гарнизоны,—являлись османские семейства из Азии, а также из прежде основанных колоний Европы, занимали земли опустошенные османами или добровольно покинутые христианами и здесь, по соседству с турецкими, гарнизонами и под прикрытием этих гарнизонов, предавались мирным занятиям. Иногда султаны, чтобы упростить и ускорить заселение завоеванной местности, прямо назначали известный мусульманский город или деревню, население которых должно было в полном составе перебираться на новое место жительства. Так напр. после завоевания Салоник Мурад II перевел сюда все население Иенидже (Genitzae), османского города, расположенного на запад от Салоник, на расстоянии одного дня пути ¹). Османские колонии были основаны и в некоторых городах, не бывших под властью османов, в силу договоров между султанами и соответствующими правительствами. Такова была колония в Константинополе, существовавшая здесь до завоевания этого города турками. Первое указание на ее существование встречается у историка Халкокондилы, который говоря о бунте Андроника Палеолога против отца, Иоанна V, о том, как Андроник бежал к Баязету и просил у него помощи, замечает, что в вознаграждение он обещал Баязету „иметь в городе судью“—кади ²). Это показывает, что во 2-й пол. XIV в. в Константинополе жили османы, но не имели еще ни своего кади, ни мечети. Когда после смерти Иоанна V вступил на престол Мануил II (1391—1425), то Баязет немедленно потребовал, чтобы в Константинополе разрешено было магометанам иметь своего кади, „так как неприлично, чтобы мусульмане, занимающиеся торговлей и посещающие Константинополь, обращались в своих спорах к суду гяуров

¹) Anagnosta, р. 521, ed. Bonn.

²) Chalcocondylas, 1. и, р. 62, ed. Beni. Ср, Phrantzes, 1. I, с. XIII, р. 51.

— 469 —

(καβουρδων), но мусульманину следует судиться у мусульманина“ ¹). Требование не было удовлетворено и только когда Мануил уехал на запад просить у христианских государей помощи против турок, а Византией управлял его племянник Иоанн (сын упомянутого выше Андроника), Баязет достиг своей цели. Он настоятельно потребовал от Иоанна, чтобы в Константинополе был допущен кади и выстроена мечеть, свое требование он подкрепил военной демонстрацией против Константинополя. Иоанн поспешил исполнить желание султана.» Османы после этого имели в Константинополе, в особом квартале, где они жили, мечеть и своего кади. Но когда Баязет удалился в Азию против Тимура и был взят им в плен, то константинопольская чернь лапала на османскую колонию, разрушила мечеть и выгнала османов, вместе с кади, вон из столицы. Османы оставили город, поселились недалеко от Константинополя и свое селение назвали Киникли. Это—первое постоянное османское поселение около Константинополя ²).

Система колонизации, шедшая рука об руку с завоеваниями, как нельзя более упрочивала эти завоевания; османские колонии врезывались в сплошное христианское население и доставляли средства держать это население в повиновении. Чрез посредство этих же колоний османы неизбежно завязывали мирные сношения с христианами. Является вопрос: если вооруженные столкновения оканчивались победой османов и эта победа вела к национальному и религиозному преобладанию османов над христианами, то каковы были последствия их мирных сношений? Этот вопрос может быть предрешен, если мы вспомним, какие силы приходили в соотношение. С одной стороны, было варварство и ислам, живучий фанатизмом, но безжизненный по духу и формам, с другой христианство и греко-римская цивилизация, которая хотя и выродилась в византийскую, но все-таки стояла на недосягае-

¹) Ducas, с. XI .1, р. 49, ed. Bonn.

²) Saad-Eddin, в перев. Братутти, т. I, стр. 191.

— 470 —

мой высоте, сравнительно с простотой и патриархальностью турок. Столкновение таких сил, если только оно ее сопровождалось грубым насилием, но происходило на мирном пути, не могло не отразиться перевесом последней над первою; цивилизация более развитая должна была взять верх над менее развитой, религия более совершенная должна была победить менее совершенную. Это мы и видим на османах: мало-по-малу они подчиняются влиянию христиан и оно обнаруживается в сфере религиозной и частной жизни. Проводниками этого влияния были отчасти названные колонии, обусловливавшие сожительство османов с христианами, но еще более браки османов с христианами в присутствие христиан на службе у османов.

Все почти османские султаны, начиная с Урхана и кончая Мурадом II, были женаты на христианских принцессах; исключение составляет один Магомет I. Браки заключались по политическим расчетам; императоры византийские, князья болгарские и сербские, выдавая своих дочерей и родственниц замуж за султанов, желали таким образом купить мир для своих государств и скрепить дружбу с османами. Эта ближайшая цель не всегда достигалась, но за то достигалась другая, более отдаленная, которая, может быть, и не входила в расчеты государей. Живя при дворе султанов, христианские принцессы пользовались до некоторой степени религиозною свободою, держались, своей веры и нравов, в качестве султанских жен имели значительный авторитет и оказывали влияние не только на султанов, но и на окружавших их лиц. Первая христианская принцесса, выданная замуж за османского султана и имевшая при дворе большое влияние, была Феодора, дочь Иоанна Кантакузена, который во время свадьбы (1346) был не более, как претендентом на престол, но чрез год после того (1347 г.) был признан, византийским императором и соправителем Иоанна V Палеолога. Феодора была выдана за султана Урхана, которого Кантакузен хотел этим привлечь на свою сторону и сделать своим

471 —

союзником. Пред отправлением невесты к жениху был совершен обряд предписываемый византийским придворным церемониалом. Кантакузен с войском, женою и дочерями, между которыми была Феодора, явились на равнину близь города Селимврии; здесь были выстроены деревянные подмостки для невесты, а вблизи их палатка для ее матери и сестер. Императрица с дочерями провела ночь в палатке, а император (как называет сам себя Кантакузен, описывая это торжество) в лагере. На следующий день Феодора взошла на подмостки, занавешенные коврами вытканными золотом, императрица с двумя дочерями осталась в палатке, император присутствовал верхом на лошади, остальные стоя. По данному знаку ковры были спущены и глазам присутствующих предстала невеста, а по обеим сторонам ее горящие лампады, которые держали в руках коленопреклоненные евнухи. Этот акт сопровождался звуками музыки, по окончании которой раздалось пение хоров, восхвалявших невесту в песнях, составленных мастерами этого дела. После этого торжества император в течение нескольких дней давал пир своим приближенным и османам, а потом отправил невесту к ее жениху.

„Она, хотя и выданная за варвара, жизнь свою, однако ж проводила таким образом, что являлась достойною доброй славы своих предков. Потому что не только обычаи окружающих не причинили вреда вере, как часто и сильно ее ни старались убеждать, но она успела еще словами убеждения возвратить в лоно истины многих уклонившихся в нечестие. Оставаясь твердою в вере и часто с опасностью подвизаясь за себя и за своих, она в тоже время не пренебрегала и другими доблестями, проявляла щедрость и великодушие, раздавала имущество бедным, на собственные деньги выкупила многих, проданных варварами в рабство, и была пристанью спасения для многих злосчастных римлян, по допущению Божию, обращенных варварами в рабство“ ¹).

Преемник Урхана Мурад I был женат на дочери болгарского князя Шишмана ²). Дочь сербского краля Лазаря, Милева,

¹) Cantacuzenus, v. II, 1. III, с. 95, р. 588—589, ed. Bonn.

²) Chalcocondylas, 1. I, p. 37, ed. Bonn.

— 472 —

„девушка молодая и цветущая“, была отдана своим братом Стефаном, преемником Лазаря, за-муж за Баязета 1-го. Султан „любил ее более всех жен и всегда держал ее при себе, в лагере“. Во время нашествия Тимура она была взята в плен, точно также, как ее муж. Тимур, к которому она была приведена, приказал ей, в присутствии мужа, разливать вино и это сильно огорчило Баязета ¹). Сын Баязета, Сулейман, имел женой племянницу византийского императора Мануила II, дочь лакедемонского деспота Феодора ²). Внук Баязета, Мурад II женился на дочери сербского господаря Юрия Бранковича (преемника Стефана), по имени Маре, или Марии. Юрий Бранкович, предлагая свою дочь султану в жены, указывал на то, что дед султана, Баязет, тоже был женат на сербской принцессе. Султан послал своего визиря, чтобы он присутствовал при церемонии обручения и привел ему невесту. Свадьба была торжественно отпразднована в Адрианополе, два брата невесты присутствовали на свадьбе и одаренные большими подарками были отпущены домой. „Султан любил ее (Мару) больше другой жены (дочери Спентиара), потому что она превосходила последнюю красотой и умом“. После смерти Мурада II, преемник его Магомет II „хотел выдать вдову, весьма приверженную к христианству за-муж за какого-то раба“; но Юрий Бранкович потребовал, чтобы его дочь была отослана на родину. Магомет, опасаясь, что в случае отказа сербский краль войдет в соглашение с Гуниадом и произведет вторжение в османские пределы, поспешно исполнил его требование: отпустил Мару в Сербию, одарил ее подарками и на содержание ее назначил доходы с османских городов, ближайших к Сербии ³).

Кроме жен в султанских гаремах были наложницы из христианок. После походов, совершенных как самими султанами,

¹) Ducas, с. IV, р. 17, ed. Bonn. Chalcocondylas, 1. III, p. 160, ed. Bonn.

²) Phrantzes, 1. I, с. XIX, p. 87, ed. Bonn.

³) Ducas, с. XXX, ХХХIII, p. 205—207, 231—232.

— 473 —

так и их полководцами, из среды христианских пленниц выбирались те, которые отличались особенною красотой, и отсылались в гарем. Так напр. турецкий полководец Синанбег после похода в северную Албанию отобрал между взятыми им в плен женщинами более красивых девушек и отправил их в подарок Мураду II. Были случаи, что с отдаленного запада являлись женщины-христианки и добровольно поступали в гарем, составляя чрез это карьеру себе и своим родственникам. По поводу жестокостей, совершенных Магометом II над греками после взятия Константинополя упоминается об одном иностранце (французе), который поощрял султана к жестокостям и имел влияние на него, потому что его дочь находилась в султанском гареме и султан очень любил ее ¹).

Не только султаны брали себе жен и наложниц из среды христиан, но это делали и простые османы. О султане Урхане рассказывается, что после взятия Никеи он отдал замуж за своих воинов жен и дочерей тех греков, которые погибли во время осады Никеи. Османы брали их по доброй воле, получали в приданое дома, принадлежавшие их прежним мужьям и отцам, и оставались жить в городе, в качестве гарнизона ²). Об османах, поселившихся в европейских странах, напр. в Албании, тоже известно, что они брали себе жен-христианок. При помощи этих христианок новые понятия и нравы, естественно, проникали в домашнюю сферу османов.

Служба христиан у османов имела не меньшее значение, чем браки. Подобно тому как посредством брачных союзов христианское влияние проникало в семейную жизнь османов, точно также посредством христиан, находившихся на службе у османов, это влияние распространялось в области общественных отношений. Христиане служили османам или в качестве союзников,

¹) Chalcocondylas, 1. VIII, р. 403, ed. Bonn.

²) Saad-Eddin, t. I, p. 45.

— 474 —

обязанных помогать во время войн, или в качестве подданных султана, или наконец по доброй воле, из корыстных и других расчетов. В числе последних были греки и представители западных христианских наций. Выходцы с запада, искавшие счастья под знаменами османов, не считали предосудительным ратовать за дело мусульман отчасти потому, что это были люди весьма подозрительной нравственности, для которых недоступны были высокие идеалы, отчасти потому, что им приходилось сражаться против греков и славян, от которых они были слишком отдалены по религиозным и национальным симпатиям. Восточные же христиане если добровольно поступали на службу к османам, то делали это под гнетом материальной нужды ¹) и политического деспотизма Византии, а также вследствие сознания, что власть османов как ни тяжела, но едва ли тяжелее господства Византии и Венеции, как ни жестоки османы по отношению к побежденным, но и западные соседи не более мягки, да в добавок не различают друзей от врагов. Убеждение это не было безосновательно; восточные христиане составили его под впечатлением таких поступков, каковы напр. поступки венециан, которые вывозили на кораблях в море и выбрасывали за борт почетнейших граждан Салоник, или поступки венгерских солдат, которые во время похода против турок нападали на беззащитное болгарское население, грабили, сожигали деревни и разрушали церкви. К недоверию, вызванному такими поступками, присоединялось еще раздражение, производимое унионными попытками; все в совокупности вело к тому, что греки (напр. Лука нотарь) скорее мирились с мыслью о союзе с османами, чем о соглашении с латинянами.

С раннего времени, именно начиная с Мурада І-го османские султаны заключали договоры с христианскими государями, по которым последние обязывались присылать на помощь туркам вспо-

¹) Таковы константинопольцы перешедшие к Баязету под давлением голода. Chalcocondylas, 1. II, р. 83, ed. Bonn.

475

могательные войска. Такие обязательства принимали на себя сербские крали—Лазарь, Стефан, Юрий Бранкович, князь болгарский Шишман, воевода Валахии Мирче, наконец константинопольский император Иоанн V Палеолог. Действительно отряды греческих и славянских войск являлись по требованию султанов в их армию и принимали участие в военных экспедициях. Кроме этих отрядов, которые временно участвовали в предприятиях османов и по окончании похода возвращались домой, — в турецкой армии был еще постоянный корпус, в который поступали христианские подданные султанов и назначением которого было сторожить во время походов обоз и заботиться о перевозочных средствах армии. Корпус этот назывался „воинак“ и был учрежден султаном Мурадом II. Христиане, служившие в нем, были освобождены от податей. Османский флот тоже почти исключительно вооружался христианами не только из провинций подвластных туркам, но и из западноевропейских стран. Долгое время османы не имели собственного флота и в случае надобности пользовались услугами византийского императора и генуезцев. Когда они стали заводить флот, то по неопытности должны были отдать это дело в руки христиан; из них составлялся экипаж. Первое серьезное поражение турецкий флот потерпел при Магомете 1-м, у Галлиполи, от венецианского адмирала Лоредано: все почти турецкие офицеры, солдаты и матросы были перебиты, остальные попали в плен. О последних Лоредано писал в своем донесении венецианскому дожу Мочениго:

„Между пленниками я нашел генуезцев, каталонцев, сицилийцев, провансальцев и критян,—все они по моему приказанию были повешены. Я нашел также между ними Георгия Календжа, бунтовщика против вашей светлости; я приказал разрубить его на куски на корме моей галеры. Я прибегнул к такой строгости для того, чтобы отбить у христиан охоту служить неверным“ ¹).

¹) Донесение Лоредано, напеч. у Laugier, Histoire de République de Venise, Paris, 1760, t. V, p. 435.

— 476 —

Несмотря однако ж на эту строгость, османский флот и после того наполнялся главным образом христианами, особенно греками с островов архипелага, критянами и выходцами из разных стран, изгнанными из отечества за преступления. Не только во флоте, но и в сухопутной армии османов, христиане играли видную роль. Германцы и венгры были у турок литейщиками пушек и, первыми учителями в искусстве владеть ими. Франкские стрелки и копьеносцы составляли авангард в войске Мурада II ¹), и когда Магомет II осадил Константинополь, то „в числе осаждающих было много христиан греческих и других наций, которые хотя были подданными турок, однако ж не были принуждаемы ими к отречению от христианской веры и покланялись по своему желанию“ ²).

Мирные отношения, которые завязывались между османами и христианами вследствие родственных связей между ними, благодаря присутствию христиан на турецкой службе, по причине смежности христианских и мусульманских поселений, и при разных частных случаях не могли не сопровождаться взаимной передачей понятий и привычек, и так как османы по образованию и степени культуры стояли ниже христиан, то первые не могли не подчиниться влиянию последних. Прежняя резкость и нетерпимость османов к христианам постепенно сглаживаются. Появляются личности, которые, подобно визирю Халилю-паше (при Мураде II и Магомете II), дружественно были расположены к христианам. Это смягчение всего лучше выразилось в тех правах, которые даны были христианам после завоевания Константинополя. Османские султаны перенимают от византийских императоров некоторые политические учреждения (пиаде, пехота названная греческим именем и устроенная по греческому образцу при Урхане), отчасти заимствуют придворный византийский этикет и церемонии;

¹) Ducas. с. ΧΧVΙΙ, р. 179, ed. Bonn.

²) Донесение авиньонскому кардиналу, Buchon, Coll, des Chron. nation, franç., t. 38, p. 327.

— 477 —

нравы их, отличавшиеся прежде строгостью и простотой, становятся более изысканными, сербская принцесса, жена Баязета, приучает своего мужа к употреблению вина запрещенного Кораном; в домашней жизни султанов вводятся неизвестные прежде утонченность и комфорт, которые потом переходят за пределы придворной сферы и распространяются между более знатными и богатыми османами. Христианское влияние отразилось и на религиозных воззрениях османов; оно выразилось частью в обращениях османов в христианство, частью в стремлении сблизить ислам с христианством, объединить и слить обе религии.

Из времени предшествующего завоеванию Константинополя турками известны три случая обращения османов в христианство. Первый был в Константинополе при императорах Мануиле II и Иоанне VI. Был обращен из ислама сын Баязета Юсуф, который послан был в Константинополь своим братом Сулейманом в качестве заложника и был здесь воспитан вместе с сыном Мануила, Иоанном. Этот Юсуф „просил императора. Мануила, чтобы он дозволил ему принять крещение по христианскому обряду, каждодневно объявляя ему, что он христианин и не держится догматов Магомета. Император не хотел внимать этому, чтобы не вызвать соблазнов. В то время свирепствовала болезнь (язва), опустошавшая город и уносившая в могилу людей всякого возраста; ей подвергся и сын Баязета. Поэтому он обратился к императору Иоанну с такою речью: „римский император, господин мой и отец! вот я умираю, бросаю против воли все и отхожу на судилище, туда... Я исповедую себя христианином, а ты мне не даешь залога веры и печати духа. Итак знай, что если я умру без крещения, то явлюсь пред судилище нелицеприятного Бога с обвинениями против тебя“. Император, потрясенный этими словами, послал крестить его и сам был восприемником. На следующий день он умер. Император с подобающею честью похоронил его в студитском монастыре Пред-

— 478 —

течи, в мраморном гробе, близь храма, подле дверей“ ¹). Другой случай записан польским историком Длугошем; он сообщает, что какой-то искатель приключений, османского происхождения, обратившийся в христианство, по имени Давид, проживал в Венгрии и Польше и употреблял большие усилия, чтобы склонить короля Казимира к походу против турок, но успеха не имел ²). Наконец третий случай вмел место в Албании при Мураде II и албанском герое Скандербеге. Когда Георгий Кастриота, Скандербег тож, с помощью хитрости овладел Кроей, поднял всю Албанию и заставил турецкие гарнизоны разных городов сдаться на капитуляцию; то он предложил этим гарнизонам или удалиться из пределов Албании, или остаться и жить под покровительством местных законов. Некоторые гарнизоны действительно удалились, другие остались. Из оставшихся большинство удержало прежнюю веру (магометанскую), но некоторые приняли христианство ³). Нет сомнения, что обращение совершилось без всякого принуждения, по доброй воле; потому что Скандербег не только не преследовал османов, оставшихся верными исламу, но еще помогал им в материальном отношении и всячески покровительствовал.

Стремление слить христианство с исламом и обединить христиан с османами замечается в одной мусульманской секте, которая выступила на сцену около 1413 г. и обязана своим происхождением Махмуду Бедреддину, ученому османскому правоведу, занимавшему важную должность войскового судьи (кади). Его апостолом, проповедником его учения, был некто Мустафа, человек простой и необразованный. Первых своих последователей он приобрел между сельским населением, жившим на горе Стиларие, примыкающей к ионийской бухте, насупротив острова Хиоса.

¹) Ducas, с. XX, р. 99, ed. Bonn.

²) Ioannis Dlugossi seu Longini, Historia Polonica, Lipsiae, 1711—1712, t. II, col. 72.

³) Scanderbeg, von Marino Barletio, p. 9.

479

По имени горы, приверженцев секты называли стиларийцами, а также монохитонцами, потому что они носили одну только, простую монашескую одежду. Относительно догмы этих сектантов историк Дука, лично знавший членов секты, сообщает следующее:

„Он (Мустафа) внушал туркам бедность и учил иметь, кроме жен, все общее—пищу, одежду, скот, земли. Я, говорил он, пользуюсь твоим домом, как своим, а ты пользуешься моим, как своим,—кроме женщин. Привлекши к этому учению всех деревенских жителей, он старался обманным образом приобрести и дружбу христиан, потому что учил: всякий турок, который говорит, что христиане не суть почитатели Бога, сам безбожник. Поэтому все следовавшие его мудрствованию, повстречавшись с каким-нибудь христианином, с любовью его обнимали и почитали, как ангела Божия. Сам же он не переставал ежедневно посылать послов на Хиос, ко властям и к предстоятелям церковного клира, проповедуя им свое мнение, что не иначе можно спастись всем, как в единении с христианскою верою. В это время случилось, что один старый критский анахорет находился на острове, в монастыре, называемом Турлотас. Псевдоавва (Мустафа) послал к нему двух своих апостолов, монохитонцев, с непокрытыми бритыми головами, с необутыми ногами, одетых в один шерстяной хитон, и чрез них повел такую речь: „я—твой соаскет и покланяюсь тому же Богу, которому ты служишь, ночью я приду к тебе твердою ногой по морю“. Истинный авва, обманутый тем ложным аввою, начал и сам проповедывать о нем нелепости, говоря: „когда я был на острове Самосе, он вместе со мной вел аскетическую жизнь и чрез несколько дней придет беседовать со мной“,—и много других глупостей“ ¹).

Опираясь на авторитет критского пустынника, Мустафа склонял на свою сторону христиан; между мусульманами он достигал того же с помощью дервишей, которые бродили по стране и распространяли его учение. Магомет I дважды посылал против сектантов сильное войско (более 6,000), но оба раза его армия была разбиваема в теснинах и ущельях Стилария. Султан выслал третью армию, — сектанты были истреблены, оставшиеся в живых оттеснены на самую вершину горы и здесь взяты в

¹) Ducas, с. XX, р. 112—113, ed. Bonn.

— 480

плен вместе с своим пророком, Мустафой. Ни пытка, ни смерть не заставили Мустафу изменить своему учению. Его пригвоздили ко кресту и, посадив на верблюда, возили по улицам Ефеса. Он умер в мучениях, по ученики его утверждали, что он не умер, но продолжает жить на острове Самосе. Его последователи всюду были ревностно разыскиваемы и истребляемы. Махмуд Бедреддин бежал в Европу, но был схвачен и казнен.

Таким образом ислам энергично отверг всякую солидарность с христианством, османы оставшиеся верными Корану не признали возможным снизойти до христиан, уравнять их и объединить с собою. Движение, зародившееся на горе Стиларие, которое при благоприятном исходе могло повести к устройству османского государства на началах более гуманных и более сообразных с духом европейской цивилизации, чем те, на которых оно основано в настоящее время, — не принесло пользы, было подавлено в зародыше и исчезло бесследно.

Н. Скабаланович.