Шпиллер В., прот. Слово на пассии 1967 г.

00.00.67.

<...> Верою Авраам повиновался призванию идти в страну, которую имел получить в наследие и пошёл. (Послание св. апостола Павла). Верою и мы с вами, братья и сёстры, идём в страну, которую имеем получить в наследие — верою в Пресвятую, Животворящую, Единосущную и Нераздельную Троицу, Единицу триипостасную. И вслушиваясь в напоминание св. апостола Павла о вере, мы не очень ищем логических обоснований и рациональных доказательств для истин нашей веры. Мы не нуждаемся в превращении её в самое обыкновенное человеческое знание, конечно, необходимое нам здесь, в царстве необходимости, в царстве разума, рассудка, но только здесь. Но мы очень нуждаемся в раскрытии истин веры в обыкновенных наших понятиях, которыми пользуемся всегда. И в этом смысле мы, конечно, можем и должны знать больше, чем обычно знаем о вере своей. И хотим знать именно об этой вере больше, чем знаем, дабы полнее раскрылась перед нами истина веры в наше искупление, в избавление нас от подвластности злу, начавшееся с воплощения или вочеловечения второй Божественной ипостаси, второго лица Пресвятой Троицы — Господа нашего Иисуса Христа.

Мы с вами веруем не в трёх богов, а во единого Бога, одного в своей сущности, своей природе, в своём естестве. Но так как одна наша человеческая природа, одно наше человеческое естество проявляет себя, или, если хотите, наличествует в бесчисленном множестве людей, т.е. в бесчисленном множестве человеческих лиц, также веруем: в Боге — одна Божественная природа, одно Божественное естество как бы проявляет себя, присутствует, наличествует в трёх ипостасях, или лицах. Человечество в сущности своей одно, но многоипостасно. Бог — один в сущности, но три ипостаси являют себя в лице Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святаго. Конечно, три, которые суть одно, не может быть простым рядом трёх. Они — одно, триединица, о чём вы только что читали, слышали так часто, постоянно на этой седмице в Великом каноне св. Андрея Критского. Оно не есть расположение трёх раздельно существующих, или троих лишь внешне связанных в какое-то единство. Мы веруем в Пресвятую Троицу, только мыслим Её как таинственное тройственное взаимодействие, как взаимоотношение трёх.

Взаимоотношение же есть действие. Это акт сильнейшей, совершеннейшей Божественной Любви, почему и говорится в Евангелии: «Бог есть любовь!» Так отеческая ипостась, или лицо, для нас есть образ отеческой, отцовской любви, огненной, экстатической, раздающей и изводящей. И образ Отца есть образ открывающий Себя в рождающемся от Него Сыне, в исходящем от Него Духе.

Чтобы лучше осознать смысл этой очень важной истины нашей веры, делают много разных сравнений и аналогий, как бы объясняющих её хотя бы отчасти. Позволю себе привести два таких сравнения, при всём их несовершенстве всё же несколько приближающих наше сознание к этой высочайшей тайне. Подумайте, братья и сёстры, как возникают простые, произносимые нами слова? Не рождается ли слово в нашем уме, в наших мыслях? Ум, мысли чаще в молчании рождают слово. Ум или мысли есть нечто, открывающееся в слове. Слово же рождается, родится, оно есть нечто, открывающееся... Это возможно только тогда, когда в нас действует сила жизни, когда живёт в нас дух. Так мы и в себе находим удивительную троичность: Отца, Сына, Духа.

А вот ещё одно сравнение: мы рождаем свои мысли во фразах, в предложениях. Всмотритесь внимательнее во внутренний строй фразы, так называемого предложения: то, о чём говорится в нём, то есть главное, предмет его, мы называем подлежащим, открывающим себя в предложении. А то, что открывается о нём, то, что говорится, открывается об этом предмете, мы называем сказуемым, т.е. как бы словом о нём. Между этим предметом и сказуемым то, что о нём говорится, есть, конечно, живая связь без которой не существовало бы предложения. Опять удивительная и та же самая троичность одного. Пусть эти аналогии, чрезвычайно несовершенные, очень немного приближают нас к величайшим тайнам внутри-Божественной жизни. Но они всё же что-то говорят нам и несколько объясняют, не претендуя быть доказательствами, важнейшее в вере нашей в Пресвятую Троицу. Бог во всём: в молчании, в тайне, ум, открывающийся в других ипостасях. Сын Божий, Божественный Логос, Бог Слово, как бы говорящий, сказующий об Отце то, что открывается в нём Отцом. И Дух Святый, дыхание Божественной жизни, как бы сила жизни трёх, которые суть одно неслиянно и нераздельно. Божественное Слово, вторая ипостась Пресвятой Троицы, всегда бывшее у Бога, то, которое и бысть Бог — так об этом читаем у евангелиста Иоанна в самых начальных словах его Евангелия — Оно вочеловечивается. В этом высшее знание нашей христианской веры, в этом вся полнота Откровения. И не только Откровения о Боге, но и откровения о человеке.

Что есть вочеловечение? Что такое воплощение Бога Слова? Восприемлется Богом человеческое естество, которое у всех нас с вами — одно. Это значит, что вложенное в это естество силой Божественного воплощения, делается достоянием каждого человека, носящего это естество. Если же в лице Господа Иисуса Христа, Богочеловека, соединившееся с Самим Богом человеческое естество получило Божественную силу, способную победить всякое зло — и нравственное, и побеждающее нашу физическую природу, и даже преодолевающее порчу всего творения, — то эту силу потенциально получает каждый человек после Христа и во Христе.

Но так, как через слово Божие, как говорит об этом тот же евангелист Иоанн, всё начало быть, и без Него ничего не могло быть, так как слово Божие есть жизнь, то потому с воплощением Бога нам явилась жизнь. И мы видели, и свидетельствуеи, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам. (1-ое послание Иоанна).

Вот высшая, совершеннейшая радость христианской веры, связанная с тайной Боговоплощения. Однако же эта жизнь явилась и открылась миру в Иисусе Христе, страдавшем в душевных и телесных муках на Голгофе, в распятии на Кресте и, наконец, в Его крестной смерти. Вот в чём поразительнейший парадокс христианской веры: жизнь через смерть, жизнь от Гроба и из Гроба... Тайна не только живоносного, но ещё и животворящего гроба! Но мы должны понять: Бог явился во плоти (это слова апостола Павла в послании к Тимофею) не для того, чтобы сразу действием Своего всемогущества пересоздать людей и мир. Божественное изволение, в отличие от так часто встречающихся в человечестве насилий, не упраздняет, не умаляет, не нарушает изначально усвоенной человеком свободы. Божественная Любовь как бы даже связывает Самою Себя соблюдением человеческой свободы. Именно в этом состоит уничижение Божественной воли и Любви, о которой говорят евангелисты и апостолы. Бог являет себя в уничижении, а не в славе. В явлении Его миру нет ничего принудительного или принуждающего кого нибудь к чему нибудь, даже нет принудительной очевидности Богоявления. Вот почему воплощённое Слово является на земле в зраке раба, то есть простым человеком, и как все мы, как каждый из нас, страждущим и умирающим. Да и какой же другой может быть жизнь праведника на земле, если не жизнью страдальца? Мир, ведь, отвергает добро. А Он есть добро! Как может не страдать среди зла Тот, в Ком нет зла?

Бог всё покрывает Своей всепрощающей, праведной любовью: «Не знают бо, что творят!» Вся жизнь Его поэтому и была единым и постоянным крестом. Но только страдание — это ещё не весь крест. Крест больше, чем страдание, больше, чем страждущее добро. Крест, ведь, есть ещё и смерть, и надо вспомнить о самом страшном, о смерти на кресте. Сам Господь говорит: «Сего ради и приидох на час велий». Что же это значит? Что ещё и умереть Ему нужно было и, притом, крестной мукой, чтобы спасти людей от зла. Почему, чтобы избавить каждого из нас от радикальнейшего зла — смерти — уничижившись ради нас, надо было пройти ещё и через крестную смерть? И, наконец, как от подвластности смерти, подвластности тлению мы избавляемся кровью Христа? Это можно понять (в той мере, в какой доступны эти тайны разуму человеческому), только из смысла самой смерти. Попробуйте же проникнуть в глубину тайны смерти, как учит о ней наша Церковь, братья и сёстры.

В ком из нас смерть не вызывает тоски и ужаса? Ужасен даже отдалённый образ смерти. Даже в разлуках, расставаниях, разрывах всегда он так мучителен! В смерти нас пугает всё, и может быть, более всего, пустота какого-то изначального небытия, которое кажется совершенно бессмысленным. Именно поэтому смерть и воспринимается нами как коренное, неотстранимое и неминуемое зло. Но разве вы, братья и сёстры, не замечали как около умершего, в окружающих его людях, как будто бы стихают даже самые злые чувства, и что-то... вы не знаете что, но что-то напоминает вам о глубоком, непонятном смысле жизни? В смерти что-то происходит, вы это чувствуете. Это выше наших здешних представлений, выше здешних житейских мелочей, забот и волнений. В смерти происходит трагический разрыв двух составов естества человека. Они разъединяются, и разлучение души и тела, конечно, — страшная катастрофа, потому что она означает прекращение целостного, собственно человеческого существования. Тело отдельно от души — труп, душа отдельно от тела — призрак. Это беспредельное помрачение образа Божьего в человеке, потому что образ Божий дан целостному человеку, т.е. единству души и тела. Именно об этом говорит Иоанн Дамаскин в своём замечательном погребальном каноне, который Церковь поёт каждый раз на отпевании: «Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть и вижду во гробе лежащую по образу Божию нашу красоту безобразну, бесславну, неимущу виду.»

Не дух отдельно и тело отдельно, а целостный человек есть образ неизреченной славы Божией, «аще и язвы ношу множества прегрешений». И их разъединение означает распадение этого образа славы Божией в нас. Что же это? Наказание? Результат вольного отпадения от Бога — источника жизни, отпадения ещё Адама, первого человека? Но в смерти мы видим не одно только наказание. Если это — наказание, то во всяком случае, врачующее падшее естество наше. Оно не только наказание, но и врачевание — в смерти происходит очищение естества. Послушайте как говорит об этом, например, св. Григорий Нисский: «Промысел Божий послал на человеческую природу смерть чтобы по очищении от порока в разлучении души и тела человек через воскресение снова был бы воссоздан здравым, безгрешным, чистым, свободным от всякой примеси порока.» Вот таким образом врачуется в смерти тело. В ней Бог как бы переплавляет сосуд нашего тела. Как разбитый глиняный сосуд бросается в глину, то есть в землю, так и наше тело предаётся земле, чтобы оттуда возвратиться в первоначальной чистоте. И земля, в которую уходит тело умершего, как бы засеменена прахом умерших, чтобы силою Божией произрастить его в последний час.

Мы нисколько не боимся в наш атомный, многоучёный век, утверждать истину этого православного церковного учения о воскресении именно тела. Это ведь как раз тот самый отец, св. Григорий Нисский, который даёт нам такое учение о смерти и воскресении. Именно он, живя ещё в V веке, первый произнёс слова, теперь получившие такое широкое употребление: атомная энергия. Это он — Григорий Нисский — говорил первый о том, что телу человека, каждому атому человеческого тела присуща энергия или сила. Она сокровенна, она сокрыта в этом атоме и как бы связана до поры. И такой останется в земле, в воде, в воздухе, в огне, в вещественной, в материальной стихии, которой тело отдано после смерти, до последнего часа этого мира. Но этот час придёт, и последний атом до конца освободится, говорит Григорий Нисский (в V веке!), энергия в этом атоме заключённая именно из него и восстанет, и именно из него и образуется новое тело для новой земли и нового неба, то новое тело, которое силой Божественной будет соединено с другим составом человеческого естества, с духом, с душой. Так и осуществится то, что мы называем и что и есть воскресение из мертвых. Оно ведь — соединение тела со своей душой, то есть восстановление целостного человека, который и есть единство души и тела. Разрыв двух составов прекращается, разъединение их побеждается.

Что именно так будет с каждым человеком в последний час бытия, это мы теперь знаем, потому что это произошло уже в смерти и воскресении Господа Иисуса Христа. Божество Его оставалось неотлучным от человеческой души Его, и от человеческого Его тела и на кресте, и в смерти, и в вольных Его муках, и в вольном приятии самой смерти, хотя Христос и умер как человек. Иоанн Дамаскин пишет об этом: «И святая душа Ео разлучилась с пречистым телом ...»

Божество Его присуще и отлучившемуся от души телу, и отлучившейся от тела душе. Это же Божество, и соединило их в воскресении, в восстании от гроба по прошествии таинственного тридневия смерти, т.е. по прошествии только трёх дней пребывания Его в состоянии смерти.

Почему только 3-х дней? Почему только три дня тело Христово пребывало в этом разрыве с душой? Потому, что то было пречистое тело Господа, ни в каком очищении от пороков совсем не нуждавшееся. Оно не нуждалось ни в каком врачевании, как нуждается наше тело, и со святой душой оно могло соединиться сразу. Развоплощение души Христа не превратилось в разрыв двух составов человеческого естества, продолжающийся так долго во всех наших смертях. И потому смерть Спасителя при всей действительности смертного развоплощения души, так похоже была на сон: «Плотию уснув, яко смерть». Нам же в этом развоплощении души нужно пройти очень долгим, бесконечно долгим сроком во времени путём очищения, так как оно слишком осквернено и опорочено всеми нашими грехами, всею нашей здешней жизнью.

Богочеловек не на долго оставил храм Свой, и немедленно воскресил его — в третий день, вознося Собой знамя победы над знамением смерти. Он мог бы и в самую минуту смерти не покинуть тело и показать его снова живым. Это Ему возможно было, потому что для пречистого тела Господа никакого времени, не нужно было, чтобы преобразовать его в тело славы, облечь светом и силой, настолько оно было светло, настолько оно было чисто, всегда оставалось настолько непорочным.

Но то, что происходило с Его телом только в эти три дня, то же произойдёт и с телом каждого человека, по прошествии хотя бы и неизмеримо более долгого пребывания нашего в разлучении с нашей душой, чем то, которое произошло с телом Богочеловека. То есть очистившись, наше тело соединится с душой. Это совершится той же самой силой Божией, какой совершилось воскресение Господа Иисуса Христа, той же Божественной силой. И так, как именно эта сила, соединяющая душу с телом и восстанавливающая целостность человека, именно она и привита человеческому естеству в лице Господа Иисуса Христа, Богочеловека. Именно она введена во внутрь человеческого естества вочеловечившимся Богом Словом, второй ипостасью Пресвятой Троицы.

Воскресение Христа не было победой только над Его, Христа, смертью. Оно было победой вообще над смертностью человеческого естества. Потому-то и празднуем мы в день воскресения Христова «смерти умерщвление, адово разрушение, иного жития — вечного — начало». В воскресении Христовом совоскресает всё человечество, всё человеческое естество, присущее каждому из нас. Конечно, смерть продолжается. Люди умирают сейчас, и всегда, до конца этого мира будут умирать. Но безнадёжности умирания уже нет, смерть обессилена, так как в человеческое естество вложена возможность бессмертия, и введена в него сила воскресения, та самая, которая уже реализовалась один раз в смерти и в воскресении Господа Иисуса Христа. Та самая, которой все воскреснут, все возвратятся к психо-физической полноте бытия, хотя бы и изменённой в тот последний час мира. Всякое развоплощение в человеческом лице отныне — только на время. Это и совершается силою крестной, через сокрушение мрачных сил ада. Вот что значат слова воскресного тропаря, который вы так часто слышите: «Разрушил еси крестом смерть!»

Так, братья и сёстры, в спасении людей Иисусом Христом мы различаем, во-первых, нравственное исправление, врачевание воли нашей силой сострадательной любви, а не насилием над волей человека, но дарованием ей силы в творческом свободном обращении и устремлении к добру. Эту силу мы называем благодатною силой, благодатью. Во-вторых в спасении людей мы различаем врачевание физического естества человека, силою Божиею исцеляющегося от неполноты, даже от смертности естества. Восстановление полноты и цельности откроется во всеобщем воскресении всех добрых и злых. Воскресение одних, пожелавших быть со Христом для жизни во Христе, а для других — для жизни ... <...>

С Л О В О К Р Е С Т Н О Е (ПАССИИ 1969 — 1979 годов)