Шпиллер В., прот. Слово на пассии. Беседа четвертая

31.03.74.

В нынешнем Великом посте, во время последнего вечернего воскресного богослужения (Пассии), еще раз мы будем размышлять перед Крестом Господним о «великой благочестия тайне» (1 Тим. 3,16). Нам предстоит сегодня выбрать из драгоценной сокровищницы Церковного Предания то, что стремящемуся приблизиться к этой тайне «разумного усмотрения « поможет увидеть, почему боговоплощение было лишь началом и условием нашего спасения. И почему, дабы оно совершилось, нужно было еще большее самоумаление божества в Богочеловеке, дошедшее до Гефсиманского сада и, наконец, до Голгофы. Также — в чем связь между муками и смертью Христа и судьбой каждого человека. Как они меня спасают, как выкупают всех и меня из-под власти злу, даже предельному — смерти?

Церковь называет искуплением дело Иисуса Христа, всю Его жизнь, страдания, смерть, Воскресение. Что же следует понимать под искуплением хотя бы в главных его моментах? Надо иметь в виду, что понятие искупление содержит в себе всю сущность христианства.

В Иисусе Христе Бог явил Себя миру сострадательной любовью. Даже простой опыт здешней человеческой любви говорит, что подлинная любовь не может не быть жертвенной и что путь любви всегда есть путь до конца самоотверженного служения любимому. Любящий соединяется с любимым, и одна жизнь сливается с другой именно в такой самоотверженности. И потому, что Бог есть любовь, только ее и можно увидеть в таинственном Божием самоуничижении или в сокрытии божественного величия во всей земной жизни Господа Славы. Ее только и видим в принятии на Себя Богочеловеком всей жуткой судьбы нашего существования.

Первый человек, Адам, пожелал быть одной природой, ничем больше. Быть в Боге не захотел. С толькоприродностью людей Бог и соединяет Себя в Иисусе Христе. Вместе с естеством человека сострадательной любовью Он принимает на Себя все, происходящие от греха страдания. Соединяя Себя с нашей жизнью, Он входит во все последствия отторжения нашего от Бога. Ничто из наших человеческих бедствий не миновало Его. Иисус Христос усваивает Себе горчайшие муки даже всеми заброшенного человека, всеми оставленного на произвол судьбы. Как раз эти страдания были для него может быть самыми страшными, как это бывает у нас. Ученые исследователи прежних времен и наших дней, внимательно изучавшие Его жизнь, свидетельствуют о том, что Он был брошен не во власть какого-нибудь законного порядка или совестливого разума, а дикого разгула страстей и безответственного произвола. От Иуды-предателя до хулившего Его на кресте разбойника и ревущей толпы «распни его», из темноты того времени против Христа выступили трусость, тупость, невероятная духовная узость и нищета, гордость и зависть, невежественный обскурантизм, ненависть и низость. И Он прошел через все, чем все это может уязвить и растерзать человека, через все, порожденное той толькоприродностью, в которой захотел жить первый человек. Сострадательная любовь провела Его и через последнюю человеческую муку, через смерть. Притом не через простую смерть, а считавшуюся позорной и самой мучительной, в которой Он принизил Себя даже в сравнении с обычным человеческим ординаром. Так подтвердилось Им же сказанное: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15,13).

С высоты проповеднического амвона мне часто приходилось говорить о возрождающей силе сострадательной любви. О ней свидетельствует наш повседневный опыт. Кто из родителей или воспитателей не знает, что испортившегося подростка не исправить, не поднять на ноги одними наказаниями и наставлениями, сколь вразумительными они бы ни были. Мальчик, девочка, испортившийся юноша или девушка будут слушать вас из приличия, впрочем, большей частью не скрывая, насколько им это скучно. Терпя наказания, — особенно, если наказывая вы сами раздражаетесь, — они будут таить в себе и затаят все свои злые чувства, которые потом так или иначе вырвутся на свободу. Но если в ваших словах или просто в глазах они почувствуют вашу любовь к ним, ваши страдания за них, что вы действительно сами переживаете их падение как беду, как их и свое несчастье, будьте уверены, вы будете услышаны, на состраждущую им любовь они откликнутся. И так или иначе начнется их нравственное возрождение. Другой нравственно возрождающей силы в мире нет. Ею совершается нравственное возрождение споткнувшихся подростков и юношей, ваших товарищей и подруг, и закоренелых преступников, и нас самих.

Силой божественной сострадательной любви, без всякого сравнения превосходящей нашу, Богочеловек отождествил Свое безгрешное человеческое естество с греховным естеством нашим. В отождествлении с нами Он пережил все последствия, происходящие от греха. Пережил их и как наказания за наши грехи. Он сделал Себя виновным и ответственным за них, не как бы виновным и как бы ответственным, а виновным... Этим Он снимает с нас ответственность за них, за все злые дела всех людей. Это могла сделать лишь божественная любовь, в отличие от нашей — всеобъемлющая.

Вмещая же в Себя страдания всех людей и каждого человека, претерпеваемые нами как справедливое наказание за грехи, и страшным в Себе Самом изживанием этого наказания Богочеловек уничтожает грехи как преграду между нами и Богом. Так примиряет людей с Богом, искупая вину всех нас за грехи перед божественной справедливостью. Именно в этом смысле можно сказать, что Им дается «выкуп» за нас высшему правосудию. Соделывая Себя Самого виновным и ответственным за грехи мира, беря на Себя их, Иисус Христос и становится Агнцем Божиим (Ин. 1,29; Деян. 8,32; Откр. 5,6).

В воплощении Бога Слова совершилось восприятие Им в лице Иисуса Христа человеческого естества. А взятие Богочеловеком на Себя наших грехов происходит в свободном изволении Его богочеловеческой всеобъемлющей любви к нам. Боговоплощение же было поэтому началом и условием взятия на Себя Богочеловеком бремени наших грехов и ответственности за них.

Пред тайной возможности такого взятия их Иисусом Христом изумевает ум. И все же можно понять, что оно не было эмпирическим переживанием всех людских грехов от Адама до наших дней, а затем от наших дней до Страшного Суда. Мы можем понять, что то был совершенно особенный образ изживания всечеловеческой греховности как бы в ее интеграле. Принятие на Себя всего человеческого греха осуществилось не в эмпирическом его многообразии, а в особой интенсивности и полноте изживания, ставшими его эквивалентом. Это было возможно только Богочеловеку.

Но вот почему каждый человек в прошлом, настоящем и будущем, приближающийся ко Христу верой, любовью и покаянием, в до дна выпитой Христом чаше страданий может найти и узнать и свой собственный грех, до последней глубины изжитый и взятый на Себя Богочеловеком? Взятый и обессиленный так, как Им Самим выстраданный вместе со мной. Вот поразительная, страшная и в то же время сладостная аксиома (о. С.Булгаков) нашей веры. В ней и заключен смысл того, что мы называем искуплением.

Высшей точкой искупления, совершившегося на протяжении всей жизни Спасителя, был Гефсиманский сад, молитва о Чаше до кровавого пота на челе. Тогда, когда Им был пережит каждый человеческий грех. Евангелия рассказывают, как молился тогда Христос Спаситель о всех... Но совершилось искупление уже на Голгофе жертвенной кровью Христа.

Крестной смертью Иисуса Христа закончился Его земной путь. Мог ли кто-нибудь из стоявших на Голгофе подумать о Славе Божией, скрытой в том крайнем уничижении Его? Иисус умер, дело Его кончилось так злополучно. Где уж и какая тут может быть слава? Очень многие так думают и теперь. Но нам, христианам, дано знать, что именно тут, с Креста, человечество получает безмерный, величайший дар божественной любви, дар победы даже над самой смертью. Через вольную смерть на кресте Иисуса Христа всем людям даруется жизнь, вечная жизнь.

Жизнь и победа над смертью — из гроба? Именно так, потому что Христос, как Богочеловек, воскрес. И «... взошел превыше всех небес» (Еф.4,10). И так как в этом участвовало воспринятое Им естество человека, то и оно получило дар стать тем, чем стало в Иисусе Христе. Но для того, чтобы уяснить себе парадоксальное значение для нас крестной смерти Христа, нужно вникнуть во внутренний смысл смерти.

В ком из нас она не вызывает тоску и ужас? Ужасным бывает даже отдаленный образ ее в наших расставаниях, разлуках, мучительных разрывах. В смерти страшит пустота некоего изначального не-бытия. Она кажется бессмысленной. Но нельзя не почувствовать, что в смерти тоже что-то происходит. Стоя у гроба умершего, в особенной вокруг него тишине, мы сами становимся глубже и лучше, потому что ощущаем тут таинственную глубину жизни с нераскрывшимся смыслом, уходящим по ту сторону гроба. И смерть воспринимается тогда как некий факт жизни, связанный с ценностями, которые осознаются в перспективе вечности.

Тем не менее, смерть остается страшной для всех, так как знаем, что в ней ожидает нас разрыв двух составов наших, души и тела. Они смертью разъединяются. В разъединении же их прекращается человеческое существование. Тело, отделенное от души — труп; душа, отделенная от тела — призрак. А человек есть единство, целостность души и тела. В смерти оно уничтожается. Вот страшное, происходящее в смерти. И все же христианин видит в смерти лишь кажущийся конец. Она есть как бы самораскрытие греха, отторгнувшего нас от источника жизни, Бога. Часто ее поэтому считают наказанием за грех. Но Церковь говорит нам: нет, смерть не конец, и не нужно относиться к ней как к одному наказанию. В ней совершается врачевание пораженного грехом естества нашего. Вот почему она лишь кажущийся конец.

Она воспринимается нашим христианским религиозным сознанием как очищение человеческого естества перед воскресением. Послушайте, как об этом учит, например, св. Григорий Нисский: «Промыслом Божиим послана человеческой природе смерть, чтобы по очищении от порока в разлучении души и тела, человек через воскресение снова был воссоздан здравым, бесстрастным, чистым, свободным от всякой примеси порока». Очищается же в смерти тело, распадающееся, разлагающееся, тлеющее наподобие того, как брошенный в глину сосуд, из которой он был сделан, мастер затем оттуда взял бы и воссоздал в чистоте и красоте. Вся наша земля оказывается именно так засемененной прахом людей, до конца в ней не уничтожающимся.

В ту далекую пору, когда никому и в голову не приходили учения, подобные современным учениям о материи, например, о «силовых полях» или «физике поля», только что упоминавшийся св. Григорий Нисский (IV в.) уже учил о неуничтожимых элементах тела человека. Каждому атому тела, — писал он, присуща энергия. Эта атомная энергия есть «внутренний образ» нашего тела. И он неуничтожим до последнего часа существования земли. Только в последний час ее, когда каждый атом материи распадается до конца, сохраняющаяся внутри их энергия освободится. Она-то своей силой и образует некое новое тело. Уже для новой земли и для нового неба (Ис.65,17; Откр.21,1). В самой же энергии, заключенной в атомах тела, т.е. на «внутреннем образе» тела есть «знаки связи» с его душой, как и в душе, как на воске, отпечатлевается некий облик тела. Эта связь со смерти не разрывается до конца.

Пройдут с момента смерти человека века и века. В разделении души и тела уничтожится смешавшийся с телом и отравивший его яд порока. Оно будет готово к часу всеобщего оживления, когда наш последний враг, по выражению апостола, истребится (1 Кор.15,26). Этот час придет. «Внутренний образ» тела, уже очищенный и преображенный, соединится с разлучившейся душой. В воссоединении восстающего преображенного тела с оставившей его душой уничтожится совершившийся в смерти надлом двуединой человеческой ипостаси, моего лица, моего «я». Это и будет воскресением из мертвых. Так человек спасается от вечной смерти и возвращается к жизни в вечности в его личное бытие.

Но какой же силой, спрашивается, один состав человека, телесный, уже преображенный, воссоединится с другим, с душой? Воссоединение их возможно лишь силой, по отношению ко всем здешним возможностям и невозможностям исходящей из потусторонности мирового бытия, т.е. Божией силой. Иными словами, оно возможно лишь через воссоединение человеческого естества с Богом. Но оно произошло в вочеловечившемся Боге в лице Иисуса Христа в боговоплощении. В Его же смерти, разлучившей Его человеческую душу с человеческим телом, воссоединение одного состава с другим могло совершиться и совершилось Божией силой потому, что Он был Богочеловек.

О предстоявших Ему страданиях и смерти Господь Иисус Христос Сам говорил: «...на сей час Я и пришел» (Ин. 12,27). А отцы Церкви учили: «для принятия смерти имел Он тело» (св. Афанасий Великий «Слово о воплощении Бога-Слова, и о пришествии Его к нам во плоти») и «чтобы нам ожить, мы имели нужду в Боге воплощенном и умерщвленном» (св. Григорий Богослов). Сострадая нам во всем, выстрадав грех каждого человека и всех вместе, и тем искупая вину нашу перед Божиим правосудием, Он проходит и через последнюю муку людей, умирая на кресте нашей смертью. Но совершается она в Богочеловеке, то есть внутри Ипостаси вочеловечившегося Бога Слова, не расторгающейся, не разделяющейся, не разъединяющейся. А это вот что значит для нас, по учению Церкви, четко выраженному св. Иоанном Дамаскиным. «Хотя Христос и умер как человек, — пишет он, — и святая Его душа разлучилась с пречистым телом, божество Его осталось неразлученным с обеими, и с душой, и с телом. И таким образом, одна Ипостась не разделилась на две ипостаси, ибо тело и душа с самого начала равно имели бытие в Ипостаси Слова... И хотя душа разлучилась с телом по месту, однако же пребыла соединена (с ним) ипостасно через Слово» («Точное изложение православной веры», кн.3, гл.XXVII).

Так смерть Иисуса Христа, сохраняя полностью свой онтологический характер, сделалась начинающимся в ней воскресением. Воскресением человеческого естества в Иисусе Христе. В час смерти Иисуса Христа, разъединенная с телом душа Его соединилась с телом в таинственном тридневии. Беспорочному телу Его не нужно было проходить ни через какое очищение. И вот Господь встает из мертвых и как Жених исходит из гроба. Совершилось соединение человеческой Его души с телом силой Божией, не оставлявшей ни тела, ни души Иисуса, совершилось той силой и так же, как совершится то же самое и с нами в день всеобщего воскресения мертвых. Потому что не только над Его смертью, а над смертью вообще совершилась победа в воскресении Христа — так как в общее для всех естество человека вложена была этим воскресением возможность его. Во Христе она реализовалась, в нас реализуется. «Правда, мы и теперь умираем прежней смертью, — говорит Златоуст, — но не остаемся в ней, и это значит — не умираем». Иными словами, всякое развоплощение в человеческом мире происходит до времени; все возвратятся к психофизической полноте своего бытия. Динамическое потенциальное восстановление целостности его и есть упразднение смерти, совершаемое крестной силой.

Подведем итог сказанному. В первом человеке, в Адаме, всечеловеке, естество делается смертным, в разобщении с Богом. В Иисусе Христе, в новом Адаме, облекшемся в естество наше, в него вводится и возможность нравственного возрождения, и возможность воскресения, обе осуществившиеся в Иисусе Христе, во всей Его жизни, смерти и Воскресении. Однако, принадлежа в Нем нашему естеству, в Нем претворенному и обновленному, эти возможности становятся объективным достоянием всех людей, носящих то же естество. Вот в чем полнота совершившегося искупления нашего, совершившегося жертвенной сострадательной любовью Богочеловека Иисуса Христа. Увидеть спасительную ее силу в каждой капле крови, пролитой Христом на кресте, в каждой слезе, упавшей от Его лица на землю Гефсиманского сада, в живоносном Его гробе, увидеть божественную силу, потенциально так радикально изменяющую судьбы людей и с ними всего мира, увидеть это можно лишь в метафизической перспективе христианского мировоззрения. В ней же перед нами открывается и то, как дары всего искупительного дела Богочеловека, будучи объективными возможностями, вложенными в общечеловеческое естество, становятся субъективными, то есть неотъемлемо моими. Другими словами — как они нами усваиваются.

Господь Иисус Христос прошел путь с неба на землю и с земли на небо, воссоединив земное с небесным. Совершилось это в боговоплощении. Но хотя боговоплощение совершалось во времени, оно пребывает в вечности как неслиянное, но и нераздельное соединение божественного с человеческим. Такое соединение одного с другим в Иисусе Христе есть Его мистическое, духовное Тело, т.е. Церковь Христова. Она есть дело боговоплощения, т.е. усвоения Богом человеческого естества в жизни, а естеством и жизнью человеческой — божественной жизни. Вот почему усвоение человеком благодатных даров, сил и всех возможностей, происходящих от соединения человеческого с Божиим есть не что иное, как воцерковление человека.

Но будем всегда помнить, что все даруемое Богом усвояется человеком лишь свободно-спонтанной глубиной его духовной обращенности к Богу. Потому что высшая и совершеннейшая божественная правда явилась миру не только как не насилующая свободу человека любовь, но и как безусловно отвергающая насилие и делающая человека бесконечно свободным в Правде. Только в свободе можно узнать своего Бога в Иисусе Христе, жившем среди людей, страдавшем, умершем на кресте и восставшем из гроба. Только в свободе можно увидеть в Церкви факт божественного изволения, соделывающего нас причастниками божества. Усвоение спасительных даров боговоплощения, креста и воскресения осуществимо лишь в свободном живом духовном обращении к Церкви и воцерковлении.

Под воцерковлением же разумеем приобщение к Церкви не как к некоему хорошо или плохо устроенному обществу, не как к нравящейся или не нравящейся нам общественной организации, не как к созданному одной или другой традицией учреждению, а, прежде всего, как к невидимой сокровенной сакраментальной реальности новой жизни со Христом и во Христе, движимой Св. Духом, от Отца исходящим, т.е. как приобщение к таинственной жизни во Святой Троице. На этот путь и зовет всех людей Крест Господень, «Крест трисоставный, честное древо; Троицы бо носит триипостасный образ».

Аминь.