Шпиллер В., прот. Слово на пассии. Беседа четвертая

26.03.72.

«Когда же Иисус Христос вкусил уксуса, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал дух». (Ин. 19,30).

Умаливший Себя в воплощении до образа раба и не имевший, где главу приклонить, продолжил вольное Свое уничижение до смерти. И какой! Так завершается земной путь Богочеловека. Никто из бывших свидетелями крестной смерти Иисуса Христа не смел и помыслить о скрытой в Его крайнем уничижении Славе Божией. Иисус умер, и Его дело на земле кончилось столь злополучно. Какая уж тут слава? Так думали тогда даже самые близкие ему люди. Столько людей и в наше время думают так же точно!

А мы читаем в Евангелии, что в Нем явилась Вечная Жизнь, бывшая у Отца (Ин.1,1-2); что Бог воскресил Его из мертвых державной силой и возвел превыше всех небес, всякого начальства, власти, сил, господства (Еф. 1,20-21; Еф. 4,10; 1 Пет. 3, 22); что тот же безмерный дар Божественной Любви в восприятии Богочеловеком нашего естества дан и нашему естеству, Им обновленному. И знаем, что дар победы над смертью даруется людям из смерти, из гроба Господа Иисуса Христа. Как же?

Братья и сёстры! Задумаемся глубже, по-христиански, над смертью. Вспомним, что ввел ее в мир грех, и что он был самозамыканием человека в себе. Возобладавшая в первом человеке самоутверждающая стихия отторгла человека от источника Жизни — Бога. Поэтому трагическим уделом нашей судьбы и стала смертность. В ней нам видится предельное зло.

Она вызывает в нас страшную тоску. Ужасным кажется даже отдаленный ее образ, который дан нам в самых простых разлуках с близкими, в расставаниях, в разрывах... Но не напрасно кажется нам, что в смерти что-то совершается. И прав наш современный русский религиозный философ, когда говорит, что в особенной тишине вокруг гроба умершего нельзя не ощутить таинственную глубину жизни. Вас оставляют злые чувства, вы сами становитесь глубже. Вы не можете не почувствовать, что перед вами важнейший факт человеческой жизни, связанный с выходом из времени и с обращенностью к ценностям уже непреходящего значения. То есть, с обращенностью к вечности.

Однако от этого смерть не становится менее страшной. Одних страшит в ней полное, как кажется им, уничтожение. Вот яма, и в ней безусловный конец, возвращающий меня в зияющую в ней пустоту изначального небытия. Такое уничтожение обессмысливает и прожитую жизнь.

Но других, отвергающих такую бессмысленность человеческого существования, страшит в смерти иное. Этих других, — и с ними нас, верующих христиан, — пугает в смерти таинственный разрыв составов человеческого естества: души и тела. В их разъединении собственно человеческое существование тоже ведь прекращается. Отделенное от души тело — труп; отделенная от тела душа — какой-то призрак; человек же существует в целостности души и тела. Значит, разрыв их и разъединение означает конец существования человека...

Тем не менее, настаивает христианство, это только кажущийся конец. Смерть, разлучающая душу и тело, вошла в нее грехом, помрачившим вложенный в первозданное естество человека образ и подобие Божие. Смерть есть самораскрытие греха, оторвавшего человека от Бога, Источника Жизни. Конечно, она может быть понята и как наказание за этот грех. Но смертью лишь наказуется человек за грех? За то, что по образу Божию созданную красоту попрал? Наказуется и все? Церковь Христова говорит нам всем: нет и нет! Отцы Церкви, в полном согласии, видели в смерти и врачевание нашего больного, грехом испорченного естества. И потому она — только кажущийся конец жизни.

Христианскому сознанию смерть открывается как очищение человеческого естества перед Воскресением. Очень сильно говорит об этом св. Григорий Нисский: «Промыслом Божиим послана человеческой природе смерть, чтобы, по очищении от порока в разлучении души и тела, человек через воскресение снова был воссоздан здравым, бесстрастным, чистым, свободным от всякой примеси порока». Что же очищается в смерти? Тело, конечно; распадающееся, разлагающееся и тлеющее, — наподобие того, как старый глиняный сосуд бросается в глину, из которой был сделан, в ней распадается и затем оттуда берется, чтобы мастер воссоздал бы его в первоначальной красоте и чистоте. Так вся земля оказывается засемененной прахом людей до конца не уничтожающимся.

О неуничтожимых элементах тела людей позвольте сказать два слова. Они, может быть, несколько помогут приблизиться к христианскому пониманию смерти. В ту далекую пору, когда никому в голову не приходили учения, подобные современным учениям о материи, — например, о «силовых полях» или «физике поля», вытеснившие недавнюю «механическую физику», — еще в четвертом веке учитель Церкви, уже упоминавшийся св. Григорий Нисский, произнес два слова, в наше время получившие невероятную популярность: «атомная энергия». Он сказал их в связи с христианским учением о смерти и воскресении. Каждому атому тела человека, учил он, присуща энергия, сила. Эта энергия есть «внутренний образ» тела. И он неуничтожим до конца всех времен, до конца мировой истории. Только когда в последний ее час каждый атом материи распадется до конца, сохраняющаяся внутри них энергия освободится. И, освобожденная, она и образует некое новое тело. Для новой земли и для нового неба... (Ис.65,17). С особым проникновением он говорил, что в смерти до конца не разрывается и связь души с телом. На распадающихся элементах тела, в самой энергии, заключенной в его атомах, или на «внутреннем образе» тела есть «знаки связи» с его душой. И в душе, как на воске, отпечатлевается некий облик тела (см. у св. Григория Нисского «О душе и о воскресении», у М.Ф. Оксиюка «Эсхатология св. Григория Нисского», Киев, 1914; у П.Страхова «Атом жизни», Богословский вестник, 1912; у Г.В. Флоровского «О смерти крестной», Православная мысль, Париж, 1930).

Пройдет много, очень много времени. Века. В разделении души и тела уничтожится примешавшаяся к телу некая отрава порока. Оно будет готово к часу всеобщего оживления, когда последний враг, смерть, по слову апостола, истребится (1 Кор.15,26). Но какой же силой один состав человека, телесный, воссоединится с другим, с душой? Только Божией. Потому что такая сила должна исходить из сущностной потусторонности по отношению ко всем существующим в тварном мире возможностям и невозможностям. А такая потусторонность и есть Бог, в отношении мира «совершенно другой». Воссоединение двух составов человека, разделенных в смерти, возможно только через воссоединение человека с Богом. Оно и произошло в воплощении Бога Слова, когда в Иисусе Христе Божественная природа соединилась с человеческой. Именно таким образом нашему естеству была сообщена возможность соединения двух составов, разъединяемых смертью, т.е. возможность Воскресения.

И, однако, воплощение Бога было необходимым условием нашего спасения и избавления даже от смерти. Только условием. Совершается же оно на Кресте, «кровию креста» (Кол.1,20). Крестным страданием и крестной смертью. Свидетельствовал об этом Сам Господь: «... на сей час Я и пришел» (Ин.12,27). Устами же св. Афанасия Великого Церковь учит: «Для принятия смерти имел Он тело» («Слово о воплощении Бога-Слова, и о пришествии Его к нам во плоти»). У другого учителя Церкви об этом же говорится так: «Чтобы нам жить, мы имели нужду в Боге воплотившемся и умерщвленном» (Св. Григорий Богослов). Как же приблизиться к смыслу этого страшного и преславного таинства?

Исповедание веры в Триединого Бога дает узнать в Иисусе Христе Богочеловека. Им, единым от Святой Троицы, обращена она к творению. Через Него мир призывается от небытия в бытие. В Нем являет Себя Бог Любовью. И вот она, Божественная Любовь — в восприятии Сыном Божиим человеческого на Себя естества. И только ее, Божественную Любовь, и можно видеть в принятии на Себя Богом жуткой судьбы нашего существования. Первый человек пожелал быть только природой, ничем больше. С этой только-природностью и соединяется в Себе Бог в Иисусе Христе. Любовь долготерпит, любовь милосердствует, любовь не ищет своего (1 Кор.13,4-8), любовь всегда жертвенна, она все отдает любимому, она душу свою, т.е. жизнь полагает за него (Ин.15,13). Такой и видим сострадательную к нам любовь Иисуса Христа. Ею принимает Он, вместе с нашим естеством, все страдания, происходящие от греха как последствия его. Он вошел в них, и ничто не миновало Его из человеческих наших бедствий. Иисус Христос усвоил Себе горчайшие муки, даже муки одинокого, всеми заброшенного человека, оставленного на произвол судьбы. Страдания жуткого одиночества и оставленности всеми, может быть, было у Него даже и особенно страшным, как это бывает у нас. Внимательно изучающие Его жизнь видят, что Он был отдан во власть не силам хотя сколько-нибудь совестливого разума и законного порядка, не ответственной совести, а дикому разгулу безответственного произвола и жестокой игре страстей. Тупость и невероятная духовная узость, гордость, ненависть, зависть, трусость, низость — вот что выступило против Иисуса Христа из темноты того времени, от Иуды-предателя до толпы, ревущей: «Распни его», до хулящего Его разбойника. Он прошел через все, чем человека может уязвить и растерзать неукрощенная стихия толькоприродного, толькочеловеческого, чем захотел быть первый человек. Поэтому, сострадая нам во всем, Богочеловек проходит и через последнюю муку — через смерть. При этом не простую, а считавшуюся тогда позорной и самой мучительной.

Господь умер на Кресте. Его смерть подобна нашей. Но то была смерть Богочеловека, она совершилась внутри Ипостаси воплощенного Бога Слова. Мы знаем: два состава человеческого естества, душа и тело, в смерти разделяются. Но Божество, Божественная Ипостась не расторгается, не разделяется. И вот что говорит об этом св. Иоанн Дамаскин, как бы подводя итог учению свв. отцов всего золотого века патрологии: «Хотя Христос и умер как человек, и Святая душа Его разлучилась с Пречистым телом, Божество Его осталось неразлучным с обеими, и с душой, и с телом. И, таким образом, одна Ипостась не разделилась на две Ипостаси, ибо и тело и душа с самого начала равно имели Бытие в Ипостаси Слова... И хотя душа разлучилась с телом по месту, однако же была соединена (с ним) ипостасно чрез Слово» (см. «Точное изложение православной веры», кн.3, гл.XXVII). Это значит, что смерть Иисуса Христа полностью сохраняет свою природу, свой онтологический характер, но получает новый смысл. Она становится начинающимся в ней Воскресением. Воскресением человеческого естества в Иисусе Христе. Так Крест Спасителя становится Древом жизни, гроб Его — Животворным Гробом...

В час смерти разъединенная с телом, душа Спасителя соединяется с телом в священном тридневии. Не нуждающееся ни в каком очищении, Беспорочное тело Его в таинственном тридневии преображается в тело Славы и облекается Силой и Светом. И вот Господь встает из мертвых, как Жених исходит от гроба. Это совершается Силой Божией, как ею же совершится в последний день всеобщее Воскресение мертвых. Так как не только над Его смертью, а над смертью вообще совершилась победа в Воскресении Христа. Тут в естество человека вложена возможность силы Воскресения. «Правда, — говорит Златоуст, — мы и теперь умираем прежнею смертью, но не остаемся в ней, и это значит — не умираем». Всякое развоплощение в человеческом мире теперь только до времени. Все воскреснут, все возвратятся к психофизической полноте своего бытия. Потенциальное и динамическое восстановление целостности человеческого бытия и есть управление смертью, совершаемое Крестной Силой.

В Адаме, первом человеке, первозданное естество наше делается смертным. Он сотворен в бессмертие, но возможность смерти через вольное его отторжение от Бога раскрылась в нем в действительность смерти. В Иисусе Христе, в новом Адаме, возможность бессмертия через соединение с Божеством раскрылась в действительность Воскресения. И как в начале человеческой истории не один Адам, но совокупность человечества подпадает под злые последствия совершившегося в первом человеке, так весь человеческий род обретает благодатные дары от совершившегося в новом Адаме, в Богочеловеке, в воплотившемся Боге в лице Господа Иисуса Христа. Силой Божественной Любви в Боговоплощении не в каждого человека, взятого в отдельности, а в естество наше вводится возможность нравственного возрождения и такая, через крестную муку и смерть, возможность Воскресения. Обе осуществились в жизни Спасителя, не знавшей пятнышка порока до последнего Его вздоха, и в смерти, и в Воскресении Его. Принадлежа обновленному в нем естеству нашему, они таким образом становятся объективным благодатным достоянием всех людей.

Совокупность людей, усваивающих эти благодатные силы, образует общность, уже почти две тысячи лет именуемую Церковью. По существу своему христианство и есть эта общность или Церковь. Христианство всегда было церковным, и нецерковного христианства не может быть. Но, братья и сестры, как часто люди видят в Церкви одну только организацию, одно учреждение. И подходят к ней с меркой, с какой судят о всех человеческих учреждениях. Поэтому мы сами бываем виноваты, когда Церковь, как организацию, хотят использовать и используют в своих интересах одни или другие силы мира сего, с нашей церковной жизнью и жизнью во Христе не имеющие ничего общего. Это результат нашей собственной поверхностной церковности или нецерковности...

Господь Иисус Христос прошел путь с Неба на землю и от земли к Небу. И воссоединилось земное с Небесным. Он ниспослал от Отца Духа Святого, сделав живущих в Церкви причастниками к жизни всей св.Троицы. Церковь — это сокровенная действительность, и действительность эта есть жизнь со Христом и во Христе. Совершившееся в Боговоплощении совершалось во времени, но принадлежит Вечности. В Вечности пребывающее Боговоплощение, как нераздельное и неслиянное соединение Божественного с человеческим, и есть Церковь.

Церковь есть дело Боговоплощения, то есть усвоения Богом человеческого естества, а естеством человеческим — Божественной жизни. Поэтому усвоение отдельными людьми всех благодатных сил от такого соединения человеческого с Божественным есть дело их воцерковления. Но нам нужно знать и непрестанно помнить, что все дарованное Богом естеству человека, становится моим и реализуется в моей жизни, когда усваивается свободно спонтанной глубиной моей духовной обращенности к Богу и Его Церкви. Чтобы в воплотившемся Боге, в Иисусе Христе, Распятом на Кресте, умершем и восставшем из гроба, узнать своего Бога; чтобы в Церкви, которая есть жизнь во Христе, пребывающей в нерасторжимом единстве со всей Пресвятой Троицей, увидеть Божественную данность и факт Божественного изволения, пребывающего в мире и делающего нас причастниками Божества.

Для этого нужен подвиг свободного духа. Божественная высшая и совершеннейшая правда явилась миру как безмерная, беспредельная Любовь, отвергающая насилие и делающая человека бесконечно свободным в Правде. Поэтому только в свободе и в ней одной усвояются человеком и все спасительные благодатные дары Боговоплощения, Креста и Воскресения, то есть только в подвиге свободного обращения к Церкви и действительного воцерковления. На этот путь, который есть высшее и адекватное выражение парадоксальной правды христианства, и зовет людей Крест Господень.

Аминь.

***/ 1973 год.