Тарановский Ф., проф. Религия и наука

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

проф. Ф. Тарановский

Религия и наука

I.

Провозглашенная сто лет тому назад Огюстом Контом мысль о том, что религия есть первоначальная стадия познания, преодолеваемая в процессе развития человеческого разума метафизикой и окончательно одолеваемая положительной наукой, благополучно себя изжила. Сам Огюст Конт не выдержал своей мысли с необходимой последовательностью, ибо, как известно, завершил свое позитивное мировоззрение религией, хотя и ложной (о чем придется говорит ниже), но все же религией и, значит, в конце концов признал, что религия не есть зачаточная, несовершенная наука, а представляет собою самостоятельную категорию человеческого разума и духа, по меньшей мере, равноправную с наукой и во всяком случае с нею, так сказать параллельную. Как это часто бывает, ученики обыкновенно упрощают воззрения учителей и таким образом низводят их до уровня своего понимания. Так поступили и те последователи О. Конта, которые восприняли и распространили позитивизм, как новую истину, долженствовавшую устранить метафизические заблуждения и преодолеть «религиозные предрассудки» человеческого разума. Они механически отсекли всю вторую часть Контовой философии, — ее завершительную религиозную стадию, — и остались при строгом, как это им и многим казалось, позитивизме, самодовлеющем, не только отвергающем всякую религию, но и не видящем в религии ничего другого, кроме первобытной, а потому элементарной и неудачной попытки научного познания явлений. В самообольщении гордыней разума безоглядные позитивисты торжествовали победу над превзойденной ими низшей, по их мнению, стадией, — стадией религиозного миропонимания. Но торжество это оказалось весьма недолгим и совершенно призрачным. Подорвано оно было тем началом исследовательской объективности, которое несомненно имелось в позитивизме и оказалось сильнее той умственной гордыни, которая дерзнула у порога нового знания предопределит результаты научного исследования. А результаты получились неожиданные, — прямо противо-

47

речащие вышеприведенным упрощенным суждениям о религии. Оказалось, что религия не превзойдена наукою, что она существует, как искони существовала, что у нее есть своя непреходящая психология, что в ней имеется своя неизменная теория познания. И добросовестные позитивисты стали считаться с вечными неодолимыми данными религиозной жизни человечества, стали изучать психологию религиозного опыта, вынуждены были констатировать своеобразие и самостоятельность религиозного познания. И пред пытливостью человеческого разума вновь встало «Непознаваемое», но уже не как предмет предвзятого в самомнении научной мысли отрицания, а как констатированный исследованием предел науки, как обретенная грань, за которой начинается иной порядок духовных переживаний и открываются другие пути познания мира. И если бы в наши дни вновь явился апостол Павел, то «Непознаваемое» дало бы ему такой же повод для боговдохновенной проповеди евангельской, как во время оно «алтарь Неведомому Богу.»

В процессе дифференциации духовной жизни человечества на земле наука, как и философия, вышла из лона религии, отделилась от нее для целей приспособления человечества к условиям земного существования. Но затем наука подняла бунт, против религии. Кульминационным пунктом этого бунта явилось принципиальное отрицание религии со стороны безоглядного позитивизма. Религия выдержала натиск мятежной науки, смирила ее и сама осталась незыблема, как вечная самостоятельная область духовной жизни человечества. Религия не только самостоятельна, но и довлеет себе. Она поэтому может существовать без науки. Но наука, вышедшая из ее лона, без нее существовать не может. Наука связана с религией не только генетически, но и нормативно. В религии — не только генетический источник, во и нормативное обоснование и утверждение науки. На этой именно стороне сложного в общем вопроса об отношении между наукой и религией мы и хотим остановиться в настоящей статье.

II.

Объект научного познания составляют явления. Орудием познания является человеческий разум, который, с одной стороны, наблюдает явления и обобщает их путем индукции, с другой стороны, отправляется от присущих ему самоочевидных истин

48

и из них выводит объяснение и смысл явлений путем дедукции. Цель научного познания заключается в установлении закономерности явлений.

Для обоснования и утверждения научного познания необходимо: 1) правильно определит и выделить объект познания, т. е. явление, 2) иметь достаточную уверенность в познавательной способности человеческого разума, и 3) обладать достаточным ручательством объективной значимости той закономерности явлений, которая устанавливается человеческим разумом. Разрешение указанных постулатов в положительном смысле должно предшествовать научному познанию, предварять его, ибо без этого научное познание было бы бессмысленным и бесцельным. Раз указанные постулаты; предпосылаются научному познанию, то ясно, что они обосновываются и утверждаются не путем последнего, а. до него и вне его. Наука в данном случае отправляется от философских предпосылок (предпосылок теории познания), а эти последние в конце концов основываются на центральной религиозной идее, — идее Бога. К ней восходят и от нее исходят все приведенные предпосылки научного познания.

Явление есть нечто преходящее, конечное, изменчивое, условное. Для того, чтобы правильно определять и выделять явления, необходимо опираться на представление о вечном, бесконечном, неизменном, безусловном, т. е. обладать умопостигаемой (ноуменальной) идеей Абсолюта. Только при свете последней весь мировой процесс предстанет пред нашим умственным взором как процесс относительный, феноменальный. На такой путь встала с момента своего научного рождения математика, в которой основное для нее понятие числа немыслимо без идеи бесконечности. И все математические выкладки и выводы действительны лишь тогда, когда отправляются от этой умопостигаемой идеи. И если бы какой-либо «позитивист» вздумал заменить непозитивную ± ∞ какой либо конечной, следовательно позитивной величиной ± п, то все его выкладки и выводы оказались бы не соответствующими действительности, чем то «метафизическим» или даже «миологическим». Тоже иметь силу и по отношению к остальным наукам, ибо отказ от ноуменальной идеи Абсолютного влечет за собою утрату представления о феноменальности мирового процесса во всех его проявлениях, следовательно, отнимает у науки ее подлинный объект и толкает науку на ложный путь произвольных построений. Весьма характерен один знаменательный в истории человеческой мысли случай подобного произвольного

49

построения в области изучения общественных явлений. Никто иной как Гегель признал определенный тип государственного устройства и правового порядка своего времени за конечный предел политической и правовой эволюции человечества, и этим подорвал значимость всей своей системы философии истории. Представитель абсолютного идеализма в данном случае по отношению к одной частной стороне мирового процесса утратил понятие об его относительности, феноменальности.

Идея бесконечности, идея Абсолюта дается в философии как идея трансцендентальная, т. е. повторяемая за пределами научного опыта в видах правильного регулирования научного познания. Но трансцендентальная идея Абсолюта не утверждает объективного бытия Абсолюта, не превращается в трансцендентную идею. То и другое дается в религии, которая свойственными ей путями постигает и исповедует бытие Божие. Вот почему можно сказать, что в отношении только что рассмотренного вопроса конечное обоснование и утверждение науки дается в религии.

Само собою разумеется, что для научного познания необходима предварительная уверенность в познавательной способности человеческого разума. С тех пор как человек начал ставить себе научные проблемы, он всегда питал эту уверенность, питал ее инстинктивно, точнее интуитивно, мистически. И религия обосновывает и утверждает эту уверенность, когда учит, что человек создан по образу и подобию Божию, что, следовательно, человеческий разум есть вместимое для человеческой природы отражение Божественного Разума. Никакого иного обоснования и утверждения нашей уверенности в познавательной способности человеческого разума наука не дала. Родоначальник новой, преимущественно естественно-математической науки Декарт, на вопрос о действительности нашего логического рассуждения для научного познания истины, отвечал, что ручательством истинности логически правильных построений нашего разума является Бог. В последующее время, когда наука ушла от своего религиозного первоисточника и затем стала даже на путь богоборчества, истории философии начали уверять, что Декарт говорил в данном случае о Боге только для отвода глаз и страха ради пред духовной цензурой. Однако же, освободившись не только от духовной цензуры, но и от религии, наука сама не дала на занимающий нас вопрос никакого ответа. Само собою разумеется, что не может служить ответом то самоутверждение и самовосхваление человеческого разума, как единственного проявления личного сознания во

50

вселенной, которое так и сквозит в безоглядном позитивизме, особенно в произведениях, предназначаемых для популяризации научной мысли и на самом деле ее вульгаризующих. Несостоятельность утверждения, будто человеческий разум является единственным проявлением личного сознания во вселенной и не знает над собой Высшего Разума, настолько очевидна, что нет надобности останавливаться на его опровержении. Помимо всего прочего такое утверждение противоречит даже эволюционной теории, на которой построено все позитивное мировоззрение, ибо оно намеренно пресекает эволюционный ряд на известной стадии, произвольно провозглашаемой как предел проявления известного начала.

Религиозное представление о человеке, как образе и подобии Божьем, не только является единственным источником нашей уверенности в познавательной силе человеческого разума, но и сверх того важно и ценно для науки еще в двух отношениях. Оно, с одной стороны, поднимает научный пафос и делает научно-познавательный труд более интенсивным; с другой стороны, заранее полагает научному познанию известные границы, и таким образом способствует сосредоточению научно-познавательного труда в пределах достижимости и, следовательно, делает его действительно продуктивным. Признавая свой разум за образ и подобие Разума Божественного и обретая в Боге ручательство истинности логически правильных построений своего разума, человек естественно воодушевляется к научно-познавательному труду в наивысшей степени, видит в нем служение Богу, стремится не зарывать данный ему талант в землю, работает со всем возможным для него напряжением. Но в то же время религиозный человек знает, что его разум только образ, только подобие Божественного Разума и отражает в себе только ту незначительную часть Божественного Разума, которую в состоянии вместить ограниченная природа человека. А потому религиозный человек и в научно-познавательную область вносит смирение, которое составляет сущность религиозного мировоззрения, и которым вообще «вся благая поспеваются». Смирение же в научно-познавательной области приводит к тому признанию и установлению пределов научного познания, которое одно делает научно-познавательный труд продуктивным и без которого не возможна позитивная наука.

Цель научного познания заключается, как сказано выше, в установлении закономерности явлений. Закономерность явлений устанавливается познающим человеческим разумом двоякая:

51

1) как повторяемое однообразие механической причинности между явлениями в области естествознания, и 2) как неповторяемое, идеографическое закономерно-последовательное осуществление моральных ценностей в процессе эволюции явлений, относящихся к области человеческой культуры. Для обоснования и утверждения человеческого познания необходимо обладать достаточным ручательством того, что и та, и другая закономерность явлений, устанавливаемая познающим человеческим разумом, имеет объективную значимость, т. е. что она не только удовлетворяет логическим требованиям человеческого разума, но и соответствует объективным началам мирового процесса.

Искомого ручательства наука сама дать не может и ищет его прежде всего в философии, в метафизике. Максимум, что может дать в этом отношении науке метафизика, это теория «панлогизма», т. е. теорию о всеразумности бытия, или вселенскости разума. Теория эта утверждает, что разум имеет вселенский характер, что он один и проявляется одинаково как в субъективном сознании человека, так и в объективном процессе мироздания. Поэтому законы, устанавливаемые человеческим разумом согласно правилам его логического мышления, соответствуют законам мирового процесса, следовательно, имеют, объективную значимость. С панлогизмом связано и признание объективной значимости категорических суждений нашего разума об абсолютных моральных ценностях. То, что логически правильно выведено нашим разумом как абсолютная моральная ценность, в силу вселенскости разума имеет такое же объективное значение и потому может служить критерием для установления закономерной последовательности в деле осуществления моральных ценностей в эволюционном процессе человеческой культуры.

Максимум, который дает в данном случае метафизика, все же не представляет собою достаточного ручательства в объективной значимости устанавливаемой разумом закономерности. Все же он не выходит за пределы внутреннего процесса человеческого мышления. Он преодолевает только противоречия внутри последнего, но не преодолевает бездны между человеческим разумом и разумом абсолютным. Эта бездна преодолевается только путем религии, утверждающей бытие Бога, как совершенного Разума и совершенного Добра, как Творца и Промыслителя вселенной. Только религия дает достаточное ручательство в объективной значимости закономерности явлений, устанавливаемой человеческим разумом. Мало того. Если мы глубже вникнем в сущ-

52

ность дела, то увидим, что теория панлогизма и метафизическое построение абсолютных моральных ценностей всецело зиждутся на религии. Они представляют собою не что иное, как перевод на безличный язык логики того исповедания личного Бога, которое дается в религии. Поэтому все эти метафизические построения действительны только в связи с религией, от которой они произошли. Оторванные от своего первоисточника, они не имеют никакого смысла. Вследствие этого правы последовательные позитивисты, когда отвергают всякую метафизику. Но, отвергая метафизику, они вместе с тем лишают позитивную науку всякого обоснования и утверждения.

Итак, конечное обоснование и утверждение науки дается религией. Так как наука стремится к познанию истины, то и обоснование и утверждение свое она обретает только в истинной религии. А посему приступающий к познавательному научному труду должен памятовать первую заповедь: «Аз  есмь Господь Бог Твой, да не будут тебе бози инии разве мене». Как все в религии, так и заповедь эта, обращена ко всему целокупному существу человека. Но все, что охватывает целое, объемлет и каждую часть его. А потому мы на основании выше приведенного рассуждения нашего можем сказать, что первая заповедь Господня содержит в себе глубочайшее и основное гносеологическое правило для науки.

III.

Познавательная деятельность человека есть одно из проявлений свободной деятельности человеческого духа. А потому правила. обязательные для этой деятельности, не имеют внешне принудительного характера физической необходимости, но выступают как заповеди, которые во имя и ради истинной цели познания должны быть соблюдаемы, но по несовершенству, слабости и греховности человеческой природы фактически могут быть нарушаемы и нарушаются. Вследствие этого, раз мы приложили к познавательной деятельности человека заповеди Господни, то вслед за первой заповедью должны мы поставит для рассматриваемой нами области и вторую заповедь: «Не сотвори себе кумира.»

Обличение идолопоклонства в науке и борьба с ним не представляет собою чего-либо неслыханного и невиданного в истории человеческой мысли. Напротив того, как раз с этого обли-

53

чения и с этой борьбы начинал свою гносеологическую и методологическую проповедь основоположник теории индуктивного познания нового времени, — Бэкон Веруламский. Всем нам со школьной скамьи памятны те «идолы», которым, как это показал Бэкон, поклоняется человеческий разум, и которые сбивают его с надлежащего правильного пути познания, а потому в видах обеспечения последнего должны быть низвержены и отброшены. Все эти подмеченные Бэконом «идолы» сводятся в конце концов к разного рода предрассудкам и предвзятым мнениям, которые зарождаются во внутреннем субъективном мире ученого исследователя и еще более воспринимаются им от окружающей его общественной среды; все они касаются разного рода деталей, вещей второстепенных. Настоятельно необходимо углубить данный вопрос и обратить внимание на тο основное, так сказать, и подлинное идолопоклонство, в которое впадает наука, когда она идет своим познавательным путем помимо Бога и тем более против Бога, и наполняет зияющую пустоту своим измышлением, — творит себе кумира.

Так как идея Бога составляет конечное обоснование и утверждение человеческого познания, то отход от нее, а тем более поход против нее пагубно отражается на всех трех элементах познавательной деятельности, которые мы различали выше, — и на объекте, и на орудии и на цели познания.

Игнорирование, а тем более прямое отрицание идеи Бога влечет за собою утрату надлежащего представления о феноменальности мирового процесса. Отсюда уже один шаг к тому, чтобы приписать отдельным явлениям, или  даже их логическим обобщениям известного рода абсолютный характер, вследствие чего они из предмета изучения превращаются в предмет поклонения и обоготворения. Этот шаг был сделан основоположником современного позитивизма, который обоготворил человечество как некое Великое Существо (Grand Être) и сотворил себе религию человечества. Конт идолопоклонствовал по крайней мере хоть в более крупном масштабе, ибо его Великое Существо обнимало собою и всех живущих на земле людей, и мертвых, которые «правят живыми», и будущих людей. Последующие позитивисты, отбросившие религию Конта, были гораздо мельче и довольствовались меньшим. Они стали себе творит кумира из Атома, Материи, Энергии, наконец, из экономики в пресловутой доктрине экономического материализма. В результате получился новоявленный своеобразный фетишизм, т. е. mutatis

54

mutandis восстановлено было то состояние человеческого разума, которое Конт считал первобытным, и возвращения которого он, конечно, не предвидел, когда провозглашал наступление совершеннейшей стадии, — стадии позитивного знания.

Игнорирование идеи Бога, а тем более прямое богоборчество извращает человеческий разум. Лишенный религиозного начала смирения, разум человеческий утрачивает сознание пределов, поставленных его познавательной деятельности, и, устремляясь на то, что для него недоступно, теряет в значительной мере свою познавательную способность. Простирая свое действие на области, для него недоступные, человеческий разум насильственно подводит их под свои несовершенные категории, произвольно их упрощает и в этом виде считает их постигнутыми и познанными. На самом деле получается не познание, а самообман разума, не выяснение вопросов мироздания, а их затемнение. В гордыне самомнения человеческий разум перестает смотреть на себя, как на орудие познания, и начинает считать себя каким то самостоятельным творческим началом, которое призвано не только к целесообразному сочетанию действия познанных мировых сил в своих видах, но и к преодолению этих сил, раз они с точки зрения человеческого разума стоят на пути рационального устройства человеческой жизни. Отсюда стремление к исправлению и усовершенствованию человеческой природы помощью науки, стремление к своего рода спасению рода человеческого собственными силами человеческого разума хотя бы от ужаса смерти и порождаемого им пессимизма, о чем любил говорить И. И. Мечников. Отсюда же провозглашенный и заповеданный Карлом Марксом «прыжок в царство свободы», т. е. освобождение человека собственными силами его разума от оков необходимости, от подчинения природе и общественной закономерности, от уз иррационального и непредвиденного. Нечего и говорить о том, что такие стремления не только не оправдываются научным знанием, но и прямо ему противоречат. Они вышли не из познавательной деятельности человеческого разума, а из его авторитарного, так сказать, законодательствования вселенной. Всемогущество Божье заменено всемогуществом человеческого разума. Отвернувшись от Бога, человек творит себе кумира из собственного разума, и поклоняется ему и приносит ему жертвы даже кровавые, если их требует извращенный разум ради «прыжка в царство свободы», рада «земного рая».

55

Идолопоклонство налагает свою печать и на результаты человеческого познания — на устанавливаемую человеческим разумом закономерность явлений. И из нее творит себе кумира человек, отвернувшийся от Бога. Что это так, достаточно вспомнить об эволюции, которую рьяные позитивисты пишут с прописной буквы и которой поклоняются, как причине всех причин.

Идолопоклонническое изуверство извращает подлинный смысл положения об объективной значимости закономерности явлений, устанавливаемой человеческим разумом. Смысл этот заключается в том, что, если закономерность установлена правильным научным путем, правильным методом, но она всегда соответствует объективной закономерности мироздания. Но в силу ограниченности человеческого разума устанавливаемые им законы явлений открывают не всю сущность бытия, какова остается для науки тайной, а только часть ее, одну сторону. В этом смысле объективная значимость закономерности явлений, устанавливаемой человеческим разумом, всегда относительна. Это вполне понятно и ясно в той правильной перспективе разума, которая дается религиозной идеей Бога, как совершенного, абсолютного Разума. Но раз человек отвернется от Того, в чьем свете мы узрим свет, разум его затемняется. Утрачивается правильное представление об относительности законов явлений, устанавливаемых человеческим разумом, и в интеллектуальной гордыне человек произвольно превращает их в нечто абсолютное. Человек творит себе из них кумира и в идолопоклонническом рвении приписывает законам существования характер законов долженствования. Таково происхождение позитивной морали альтруизма, проповеданной О. Контом, и морали общественной солидарности, проповедуемой современными позитивистами. Законы существования и долженствования несомненно сливаются в конечном синтетическом единстве, но это слияние составляет величайшую тайну Божью, восприятие которой возможно только религиозным путем. Для науки же эти две области навсегда остаются раздельными, как раздельны для нее даже отдельные области знания, ибо в силу ограниченности человеческого разума монизм для науки недоступен, и плюрализм является для нее пределом, его же не прейдеши. Всякая т. н. позитивная, или научная мораль есть не что иное, как творение себе кумира. В частности альтруизм и мораль общественной солидарности представляют собою не что иное, как воз-

ведение на степень абсолютной этической ценности одного из эмпирических проявлений абсолютного закона любви, осуществляемого в истории человечества закономерно, но все же путями неисповедимыми.

То начало исследовательской объективности и критики, которое все же несомненно заложено в позитивизме, должно было рано или поздно обличить и отвергнуть тех идолов, которых создали ослепленные интеллектуальной гордыней позитивисты. На наших глазах явилась теория относительности Эйнштейна, отнявшая у научных законов их абсолютный характер. Заколебалась почва под идолопоклоннической мыслью. Многие ее представители пойдут, вероятно, по пути скептицизма и аморализма или солипсизма и самоутверждения собственного «я». Но для религиозного человека не последовало при этом никакой катастрофы. Получилось лишь научное осознание одного из тех положений, которые имелись в сознании религиозном.

Творение себе кумира есть грех, и, как таковой, влечет за собою наказание. Наказание это заключается прежде всего в лишении человека тех духовных достижений, которые даются познанием истинного Бога. И в области пауки творение себе кумира влечет за собою и утрату тех интеллектуальных достижений, которые даются путем правильного научного познания. Выше мы видели, как под влиянием идолопоклонства извращаются и объект, и орудие и результаты познания. Но наука не удовлетворяется одним знанием. Она стремится знать, чтобы предвидеть, и предвидеть, чтобы действовать. И вот когда идолопоклонническая мысль начинает действовать прямолинейно и безудержно, тогда с полною очевидностью обнаруживаются ужасные последствия кумиротворения. Тогда сбываются слова Спасителя: «Без Меня не можете делать ничего». (Иоанн., XV, 5).

ΙV.

В религии не только генетический источник науки, но и ее нормативное обоснование и утверждение. В пределах своего надлежащего ведения наука вполне оправдывается религией и признается ею как особая сфера познавательной деятельности разума, данного человеку Богом. То, что доступно рациональному познанию и, поскольку оно ему доступно, не только может, но и должно познаваться научным путем, ибо в состав того труда, кото-

57

рым человек должен обеспечивать свое существование на земле, входит вне всякого сомнения и познавательный труд, необходимость которого все возрастала и возрастает по мере умножения человеческого рода и уплотнения населения им земли. Наука познает явления, феноменальную сторону бытия и применительно к такому своему объекту действует своим особым методом. Поэтому в научную область не надлежит вносить метода религиозного познания, ибо он рассчитан на другой объект, — на познание Абсолюта, на ноуменальную сторону бытия. К данному вопросу вполне приложима третья заповедь, Господня: «не приемли имени Господа Бога твоего всуе.» Мистическое постижение феноменальной стороны бытия не дано нам так же, как не дано научное познание его ноуменальной стороны. Поэтому, если бы мы для объяснения всякого отдельного проявления причинной связи между явлениями и их закономерности восходили непосредственно к Богу, мы принимали бы имя Господа Bo­ra всуе, ибо пути проявления Божья в феноменальной стороне бытия непостижимы. Но закономерность явлений доступна познанию в пределах нужных для существования человека на земле. Поэтому, кто отказался бы от познавательного труда в этом отношении и ждал бы непосредственного откровения в вопросах научных, тот грешил бы так же, как грешил бы человек, который не молился бы о хлебе насущном, как молится трудящийся, но, не трудясь, взывал бы к Господу о ниспослании ему в урочные часы готового завтрака, обеда и ужина.

Несомненно, что то, что познает наука, и то, что постигает религия, сливается в высшем синтезе единой истины, в котором, напомним, законы существования сливаются с законами долженствования. Но такой синтез дан только в Абсолюте, существует только в Боге. Человек же со своей ограниченной природой в своем преходящем земном существовании обречен на плюрализм духовной жизни. В этой плюралистической системе имеется свое особое место и для науки, которая в известных законных пределах может и должна быть самодеятельной и самостоятельной.

Ф. Тарановский.

58