Сергий (Воскресенский), митр. О положении Церкви в предвоенные годы в СССР.

«Особые усилия большевизм приложил к тому, чтобы разрушить внутреннюю организацию Церкви, для этого он, прежде всего, поставил ее в положение организации нелегальной, государственно непризнанной. Поместная Церковь, ее каноническое устройство, ее иерархия, ее органы, ее вчлененность в Церковь Вселенскую, ее подразделения на епархии, благочиния, приходы, — все это понятия не известные советским законам, ссылаться на которые в сношениях с советской властью юридически не позволительно и практически бесполезно.

Легально существуют в Советском Союзе только т. н. «двадцатки», заведующие отдельными храмами, да еще Патриархия, подчиняться которой это «двадцатки» отнюдь не обязаны...

... Что такое «двадцатка»? Это двадцать граждан или гражданок, в распоряжение и под личную ответственность которых государство на крайне тяжелых условиях, временно передает национализованный храм для устройства в нем общественных богослужений. Осуществляемое в таком порядке открытие храма зависит от местной «комиссии по вопросом культов». От нее же зависит в любой момент закрыть храм, изъяв таковой из распоряжения соответственной двадцатки. Равным образом, комиссия может, не закрывая храма, передать его из ведения одной двадцатки в ведение другой хотя бы и не принадлежащей к тому же вероисповеданию...

... В состав комиссии культов вводятся почти исключительно партийцы, состоящие в «Союзе безбожников»…  Комиссия ведет регистрацию всего местного духовенства... По советским законам, право священнодействовать предоставляется только священнослужителям, зарегистрированным в соответственной комиссии культов, причем они могут осуществлять это право исключительно в том храме, в священнослужители которого их эта комиссия зачислила.,.

... В состав двадцатки непременно вводятся советские агенты, которые и доносят своему начальству обо всем, что творится в храме...

... Храм должен содержаться двадцаткой в исправности и подлежит закрытию, если власти найдут, что он не ремонтируется должным образом. Это всегда дает властям возможность, составив для видимости соответственный официальный акт, закрыть храм под тем предлогом, что он, якобы, грозит обрушиться на посетителей.

... Использование храма для богослужений рассматривается по существу, как доходное предприятие двадцатой, как извлечение ею и духовенством предосудительной выгоды из «религиозных предрассудков» населения, или лучше сказать, как своего рода постыдный промысел, который государство признает временно нужным терпеть. Но, оказывая такую снисходительность укоренившемуся «пороку религиозности», государство стремится обезвредить его хотя бы в материальном отношении

36

и потому взыскивает с храма, или, точнее говоря, с двадцатки, огромный налог, долженствующий поглотить весь чистый доход этого «религиозного предприятия». Размер налога определяется вполне произвольно, причем просрочка в его уплате влечет за тобой закрытие храма... Большинство храмов было закрыто именно таким способом.

Столь же непомерные, произвольно исчисляемые налоги взыскиваются со священнослужителей… Произвольно повышая ставку налога, можно каждого священнослужителя, как бы верующие ему ни помогали, довести до того, что он окажется не в состоянии уплатить налоги... В большинстве случаев власти именно таким образом избавляются от наиболее популярных и авторитетных священнослужителей, отказывающихся идти к ним в услужение и вместо с тем столь осторожных, что сказывается невозможным, хотя бы с тенью правдоподобия, предъявить, им какое-либо политическое обвинение...

... Тайное священнодействие сопряжено... с большим риском. Изъятый из регистрационного списка священнослужитель оказывается в невозможности продолжать свое священнослужение и лишается средств пропитания. Найти другую работу ему трудно, потому что он считается социально опороченным своей принадлежностью к духовенству. Эта опороченность распространяется и на его детей...

... Назначение священнослужителя к храму зависит формально от двадцатки, нанимающей его за известкую плату. Но, по существу, решающее слово принадлежит «комиссии культов», которая может, по своему усмотрению, отказать священнослужителю в регистрации... Таким образом, весь клир находится в полной зависимости от произвола большевиков, которые одних допускают к легальному священнодействию, а, других устраняют, естественно предпочитая худших лучшим... Люди, не обладающие выдающейся силой нравственного характера, готовы идти на всяческие сделки с совестью и пресмыкаться перед большевиками, только бы последние оставили их в покое. Поэтому в уцелевшей части зарегистрированного духовенства сравнительно мало остается людей подлинно стойких, не сломленных гнетом, до конца верных своему высокому призванию.

Зарегистрированный при храме священнослужитель обязуется совершать в нем богослужения и требы. Официально только к этому к сводится его роль. Никакой власти ему не принадлежит. Административных прав он не имеет. Всем распоряжается и хозяйничает двадцатка, имеющая полную возможность помыкать священнослужителями по своему произволу. Никакому контролю со стороны прихожан она не подлежит. Она и им навязывает свою волю. Поэтому все зависит от личных свойств ее состава и от умения настоятеля храма ладить с нею...

37

... Архиереи, по советским законам, вообще никакой власти не имеют... Бесправие архиереев объясняется тем, что большевики совершенно игнорируют епископальный иерархический строй Православной Церкви и вообще не признают за ее канонами ни малейшей юридической силы... С точки зрения советских законов, Православной Церкви, как летально организованного целого, вовсе нет, а есть только разрозненные и, притом, неорганизованные труппы верующих «тихоновской ориентации», которым и разрешается, при соблюдении определенных законом условий, собираться на богослужения в отведенных для сего храмах... Только в этом и состоит «свобода культа», признанная сталинской конституцией…

... Надлежит особо подчеркнуть, что «свобода культа» отнюдь не означает свободы веры или религиозной совести. В частности, «свобода культа» не дает ни малейшего права, чтобы организовать жизнь религиозного сообщества на основе его вероисповедания, ни даже права на то, чтобы такие сообщества вообще существовали…

... В частности, для православных создается такое положение, что они кое-где еще могут легально совершать богослужение по своему обряду (впрочем, перед войной предоставленных православным храмов уже почти не оставалось), но при этом не могут легально исполнять требований своего вероисповедания касательно канонического устройства Церкви. Эти требования они могут исполнять только нелегальным образом. В особенности это относится к осуществлению и повиновению церковной власти архиереев.

Официально в Советском Союзе вообще нет архиереев ... Для обозначения священнослужителей всех вероисповеданий и любой степени большевики установили только одно выражение, а именно — «служитель культа» ...

... Никакого различия между диаконом, пресвитером, архиереем не проводится… Никаких приказов никто из них давать не может. Если гражданин, являющийся по своей профессии служителем культа, например, архиерей, ссылаясь на вероисповедные правила, например, на каноны, отдает приказы, например, священникам, то в понимании большевиков, он является преступником, ибо покушается на свободу этих граждан, нарушает государственную монополию приказывать и... подлежит уголовной мере... В результате такой системы должен получиться полный паралич архиерейской власти и совершенное расстройство епархиальной жизни. Да и вообще епархии, по взгляду большевиков, существуют лишь в воображении верующих, — закон таких организаций не знает.

Разумеется, (верующие не могут согласиться с таким положением. И потому нелегально епархии все оке продолжают существовать. Большевикам пришлось с этим фактом примириться. Они знают, что среди служителей культа некоторые

38

признаются за архиереев, что священники и члены двадцаток обращаются к ним за распоряжениями, получают таковые, а затем притворяются, будто никаких распоряжений не получали и приняли соответственные меры по собственному усмотрению ... Но достаточно какому-либо смутьяну сделать донос, чтобы за такие дела подверглись репрессиям и сам архиерей, и те, кто слушает его распоряжения... Поэтому осуществление архиерейской власти зависит фактически от двух условий, — от совершенно добровольной готовности верующих подчиняться своему архиерею и от взаимного доверия между архиереем и ими, — доверия, позволяющего и ему и им не опасаться доносов.»

«При описанных условиях приходится удивляться не тому,» пишет митрополит Сергий, «что церковная дисциплина шатается, но тому, что она не разрушилась совершенно». Главная заслуга, но мнению митрополита, в этом отношении принадлежит самому верующему народу, которым требует от своих пастырей чистоты веры и законности священнослужения:

«Живоцерковничество провалилось, прежде всего, вследствие оппозиции верующих, которые хлынули прочь из обновленческих храмов. И они же своим осуждением, немедленно влекущим за собой материальные последствия для пустующего храма и оскудевающего причта, заставляют духовенство и двадцатки считаться, хотя бы в некоторой мере, с требованиями церковной дисциплины.

Более того, пассивная оппозиция верующих оказалась фактором столь крупного значения, что с ним пришлось считаться даже и самим большевикам. Не желая чрезмерно раздражать верующую массу, большевики были вынуждены примириться с существованием Православия и с его победой над обновленчеством и значительно изменить тактику своей борьбы с Церковью. Оказалось, что Церковь нельзя взять открытым молниеносным штурмом и что ее надо подвергнуть медленной планомерной осаде. Это позволило Церкви, хотя и с огромным уроном, но все же дожить до теперешней войны, сохранив при сам хотя бы некоторую организацию, т. е. выгадать время и дождаться обстоятельств, позволяющих обоснованно надеяться на скорое крушение большевизма, имеете с тем, и на освобождение, восстановление, возрождение Церкви.»