Возвышение Московского княжества

Во второй половине XIII и начале XIV века на северо-востоке Руси начинает возвышаться, до сих пор не заметное, княжество Московское. Прежде чем перейти к определению причин и хода возвышения этого княжества, скажем несколько слов о Москве — главном городе этого княжества. Начнем с первых известий о Москве и не будем касаться басен о начале Москвы, приведенных у Карамзина (том II, примечание 301). Первые упоминания о Москве мы встречаем в летописи не ранее XII века. В ней рассказывается, что в 1147 году Юрий Долгорукий пригласил своего союзника, князя Святослава Ольговича Черниговского на свидание в Москву, где они пировали (учинили «обед») и обменялись подарками. При этом не говорится, что Москва была «городом», так что можно подумать, что в 1147 году она была селом, вотчиной князя. Это тем более представляется вероятным, что есть известие о построении Москвы-города в 1156 году. Известие это таково: «Того же лета (6664) князь великий Юрий Володимерич заложи град Москву на устниже Неглинны выше реки Аузы». Прямой смысл этих слов действительно говорит, что город Москва был основан на девять лет позже княжеского «обеда» в Москве-вотчине. Но этому не все верят: истолковать и объяснить последнее известие очень трудно. Во-первых, оно дошло до нас в позднем (XVI века) летописном тверском сборнике, автор которого имел обычай изменять литературную форму своих более старых источников. Нельзя, поэтому, быть уверенным в том, что и в данном случае составитель сборника не изменил первоначальной формы разбираемого известия, его редакция отличается большой обстоятельностью и точностью

105

топографических указаний, что намекает на ее позднее происхождение. Таким образом, уже общие свойства источника заставлять заподозрить доброкачественность его сообщения. Во-вторых, автор Тверской летописи, заявив об основании Москвы в 1156 году, сам же повествует «о Москве» ранее: он сокращает известие Ипатьевской летописи о свидании князей в Москве в 1147 году и ничем не оговаривает возникающего противоречия, не объясняет, что следует разуметь под его Москвой 1147 года. Это прямо приводит к мысли, что автор в данном случае или плохо сам понимал свой разноречивый материал, или же в известии о построении города Москвы хотел сказать не совсем то, что можно прочесть у него по первому впечатлению. И в том, и в другом случае обязательна особенная осторожность при пользовании данным известием. В-третьих, наконец, сопоставление известия с текстами других летописей убеждает, что автор Тверского сборника заставил князя Юрия «заложить град Москву» в то время, когда этот князь окончательно перешел на юг, и когда вся семья его уже переехала из Суздаля в Киев через Смоленск. По всем этим соображениям невозможно ни принять известия на веру целиком, ни внести в него какие-либо поправки.

Так, из двух наиболее ранних известий о Москве, одно настолько неопределенно, что само по себе не доказывает существования городаМосквы в 1147 году, а другое, хотя и очень определено, но не может быть принято за доказательство того, что городМосква был основан в 1156 году. Поэтому трудно разделять тот взгляд, что время возникновения Москвы-города нам точно известно. Правильнее в этом деле опираться на иные свидетельства, с помощью которых можно достоверно указать существование Москвы только в семидесятых годах XII века. При описании событий, последовавших в Суздальской Руси за смертью Андрея Боголюбского, летописи впервые говорят о Москве, как городе, и о «Москьвлянах», как ее жителях. Ипатьевская летопись под 1176 (6684) г. рассказывает, что больной князь Михалко, направляясь с юга в Суздальскую Русь, был принесен на носилках «до Куцкова рекше до Москвы»; там он узнал о приближении своего врага Ярополка и поспешил во Владимир «из Москьве в сопровождении Москвичей. «Москьвляни же, — продолжает летописец, — слышавше, оже идет на не Ярополк, и възвратишася вспять, блюдуче домов своих». В следующем 1177 (6685) г. летопись прямо называет Москву городом в рассказе о нападении Глеба Рязанского на князя Всеволода: «Глеб же на ту осень приеха на Москвь (в других списках: Москву) и позже город весь и села». Эти известия, не оставляя уже никаких сомнений в существовании города Москвы, в то же время дают один любопытный намек. В них еще не установлено однообразное наименование города: город называется то — «Московь», то — «Кучково», то — «Москва»; не доказывает ли это, что летописцы имели дело с новым пунктом поселения, к имени которого их ухо еще не привыкло? Имея это в виду,

106

возможно и не связывать возникновения Москвы непременно с именем князя Юрия. Легенды о начале Москвы, собранные Карамзиным, не уничтожают такой возможности: их нельзя эксплуатировать, как исторический материал для изучения событий XII в.

Так, оставаясь в пределах летописных данных, мы приходим к мысли о том, что факт основания Москвы-города в первой половине или даже в середине XII века не может считаться прочно установленным. С другой стороны и торговое значение Москвы в первую пору ее существования не выясняется текстом летописей. Если вдуматься в известия летописей о Москве до половины XIII века (даже и позже), то ясна становится не торговая, а погранично-военная роль Москвы. Нет сомнения, что Москва была самым южным укрепленным пунктом Суздальско-Владимирского княжества. С юга, из Черниговского княжества, дорога во Владимир шла через Москву, и именно Москва была первым городом, который встречали приходцы в Суздальской Руси. Когда по смерти Боголюбского князья Михалко Юрьевич и Ярополк Ростиславич пошли на север из Чернигова, именно в Москве, на границах княжения Андрея Боголюбского встретили их Ростовцы. Они звали Ярополка дальше, а Михалку, которого не желали пускать внутрь княжества, они указали: «пожди мало на Москве». Ярополк отправился «к дружине Переяславлю», а Михалко, не слушая Ростовцев, поехал во Владимир. Москва здесь рисуется, как перекресток, от которого можно было держать путь и в Ростов, на север, и во Владимир, на северо-восток. Внутренние пути Суздальской Руси сходились в Москве в один путь, шедший на юг, в Черниговскую землю. Через год Михалко, выбитый из Владимира, опять идет из Чернигова на север по зову Владимирцев. Навстречу ему выходят и Владимирцы, его друзья и племянник Ярополк — его враг. Первые хотят его встретить и охранить, второй — желает не допустить его в занятую Ростиславичами землю. При разных целях, враги спешат в один и тот же пункт — в Москву. Очевидно, в данном случае встречать Михалка всего удобнее было на границе княжества, с какой бы целью его ни встречали. Когда, наконец, Михалко и брат его Всеволод укрепились прочно во Владимире, князь Черниговский, Святослав Всеволодович отправил к ним их жен, «приставя к ним сына своего Олга проводите е до Москве». Проводив княгинь, Олег вернулся «во свою волость в Лопасну». Здесь опять не требует доказательств пограничное положение Москвы: княгинь проводили до первого пункта владений их мужей. Все приведенные указания относятся к 1175—1176 гг. Не менее любопытен и позднейший факт. Князь Всеволод Юрьевич, затеяв в 1207 (6715) г. поход на юг, на Ольговичей («хочю поити к Чернигову», — говорит он), послал в Новгород, требуя, чтобы сын его Константин с войсками пришел оттуда на соединение с ним. Константин послушался и «дождася отца на Москве». «На Москву» пришел и сам Всеволод и, соединившись там со своими сыновьями, «поиде с Москвы... и придоша

107

до Окы», которая была тогда вне пределов Суздальского княжества. В этом случае Москва ясно представляется последним, самым южным городом во владениях Всеволода, откуда князь прямо вступает в чужую землю, во владения Черниговских князей. Пограничное положение Москвы естественно должно было обратить ее на этот раз в сборное место дружин Всеволода, в операционный базис предпринятого похода.

Но не только по отношению к Черниговской земле Москва играла роль пограничного города, с тем же самым значением являлась она иногда и в отношениях Суздальской и Рязанской земель. В 1177 (6685) г. князь Рязанский Глеб, нападая на владения Всеволода, обратился именно на Москву, как это указано выше. То же повторилось и в 1208 (6716) году: Рязанские князья «начаста воевати волость Всеволожю Великого князя около Москвы». Москва по отношению к Рязани представляется нам первым доступным для Рязанцев пунктом Суздальской земли, к которому у них был удобный путь по Москве-реке. Этим путем так или иначе воспользовались и Татары Батыя, пришедшие из Рязанской земли, от Коломны, прежде всего к Москве.

Итак, следуя по летописям за первыми судьбами Москвы, мы, прежде всего, встречаем ее имя в рассказах о военных событиях эпохи. Москва — пункт, в котором встречают друзей и отражают врагов, идущих с юга. Москва — пункт, на который прежде всего нападают враги Суздальско-Владимирских князей. Москва, наконец, — исходный пункт военных операций Суздальско-Владимирского князя, сборное место его войск в действиях против юга. Очевидно, что этот город был построен в видах ограждения Суздальско-Ростовской земли со стороны Черниговского порубежья. По крайней мере, об этом скорее всего позволяет говорить письменный материал.

Как маленький и новый городок Москва довольно поздно стала стольным городом особого княжества. Наиболее заметным из первых Московских князей был Михаил Ярославич Хоробрит, прозванный так за то, что он без всякого права, благодаря одной своей смелости, сверг князя Святослава и захватил в свои руки великое княжение. Вскоре за Хоробритом Московский стол достался князю Даниилу Александровичу, умершему в 1303 году, который сделался родоначальником Московского княжеского дома. С тех пор Москва стала особым княжеством с постоянным князем.

Припомним обстоятельства политической жизни Суздальской Руси. Вся она была в обладании потомства Всеволода Большое Гнездо; его потомки образовали княжеские линии: в Твери, где княжил Ярослав Ярославич — внук Всеволода, брат Александра Невского; в Суздале, где княжил Андрей Ярославич, — внук Всеволода, затем около 1279 года Андрей Александрович, сын Александра Невского; в Ростове, который занимал Константин Всеволодович, и в Москве — Даниил, внук Всеволода. Только земля рязанская, политически и географически притянутая к совместной жизни с Суздальской

108

Русью, находилась во владении не Мономаховичей, а младших Святославичей, потомков Ярослава. Из этих княжеств сильнейшими в XIV веке становятся Тверское, Рязанское и Московское. В каждом из этих княжеств был свой «великий» князь и свои «удельные» князья. Владимирское княжение существует без особой династии, его присоединяют великие князья к личным уделам. Последним из великих князей, княжившим по старинному обычаю в самом Владимире, был Александр Невский; братья его — Ярослав Тверской и Василий Костромской, получив Владимирское великое княжение, живут не во Владимире, а в своих уделах. Добиться Владимирского княжения для князей теперь, значит добиться материального обогащения и авторитета «великого» князя. Средства добыть великое княжение уже не нравственные, не только право старшинства как прежде, но сила удельного князя, поэтому за обладание Владимиром происходит борьба только между сильными удельными князьями. И вот в 1304 году начинается борьба за великое княжение между Тверскими и Московскими князьями, — многолетняя кровавая распря, скончавшаяся победой Московского князя Ивана Калиты, утвердившаяся в 1328 году с помощью Орды на великокняжеском престоле. С этих пор великое княжение не разлучалось с Москвой, а между тем, за какие-нибудь тридцать лет до 1328 года Москва была ничтожным уделом: Даниил еще не владел ни Можайском, ни Клином, ни Дмитровом, ни Коломной, и владел лишь ничтожным пространством между этими пунктами, по течению Москвы реки. Калита же в 1328 году владел только Москвой, Можайском, Звенигородом, Серпуховым и Переславлем, т. е. пространством меньше нынешней Московской губернии. Что же дало возможность Москве получить великое княжение и увеличиться, и каким путем шло это возвышение?

На этот вопрос мы находим много ответов в исторической литературе. Карамзин, например, в пятом томе «Истории Государства Российского» упоминает и таланты московских князей, и содействие бояр и духовенства и влияние татарского завоевания. Татарское иго, которое, по его мнению, начало «новый порядок вещей» в исторической жизни русского народа, изменило отношения князей к населению и отношения князей друг к другу, поставило князей в зависимость от хана и этим имело влияние на ход возвышения московского княжества. Карамзин находит, что «Москва обязана своим величием ханам». Погодин, возражая Карамзину, поражается счастливыми совпадениями «случайностей», которые слагались всегда как раз в пользу возвышения и усиления Московского княжества. Блестящую характеристику усиления Московского княжества дает нам Соловьев. В I и IV томах своей «Истории России» он не раз говоря вообще о важном влиянии географических условий, отмечает выгодное положение Москвы — на дороге переселенцев с юга, на средине между Киевской землей с одной стороны и Владимирской и Суздальской с другой. По бассейну Москвы реки переселенцы, идя с юга, оседали густыми массами и делали московское

109

княжество одним из самых населенных. Кроме переселенцев с юга в Москву шли переселенцы и из других областей Руси северной, вследствие отсутствия в Московском княжестве междоусобиц и бедствий от татар. Население приносило князю доход, давало ему большие средства мы знаем, что Московские князья употребляли эти большие денежные средства на покупку городов и выкуп пленных из орды, которых и селили в Московском княжестве. Срединное положение Москвы — реки между Новгородом и востоком (Рязанью) имело также весьма важное значение. Если мы всмотримся в географическую карту, то увидим, что Москва—река сокращала водный путь между Новгородом и Окой, следовательно, Москва лежала на торговом пути Новгорода и Рязани. Срединное положение Москвы было важно и для церковного управления. Митрополиты переселились из Владимира в Москву, потому что считали необходимостью находиться в центральном пункте между областями севера и юга Руси. Таким образом, главное условие возвышения Москвы, по мнению Соловьева, это срединность ее положения, дававшая политические, торговые и церковные преимущества. В разных местах своего труда Соловьев указывает и на другие условия, содействовавшие успеху Москвы; личность князей, деятельность бояр, сочувствие общества и так далее, но в оценке разных факторов он кладет видимое различие: одно - первая причина усиления и возвышения Москвы, другое — благоприятные условия, помогавшие этому усилению. Костомаров, излагая ход возвышения Московского княжества, объясняет усиление Москвы главным образом помощью татар, и даже самую идею самодержавия и единодержавия трактует как заимствованную от татар. Бестужев-Рюмин находит, что положение князей при зависимости Великого княжения от хана должно было развивать в князьях политическую ловкость и дипломатический такт, чтобы этим путем привлечь милость хана и захватить великокняжеский престол. Такой ловкостью и таким тактом обладали именно Московские князья. Кроме того, усилению Москвы помогало духовенство, которому, при владении большими вотчинами, было выгодно отсутствие междоусобий в Московском княжестве, и сверх того полнота власти Московского князя соответствовала их высоким представлениям о единодержавной власти государя, вынесенным из Византии. Далее, деятельность бояр была направлена также на помощь московским государям. Что же касается до срединности положения Москвы, то К. Н. Бестужев-Рюмин считает это причиной второстепенной. С оригинальным взглядом на этот вопрос выступает Забелин. Он главное условие возвышения Московского княжества видит в национальном сочувствии, вызванном хозяйственной деятельностью московских князей. Народ, отягченный и татарским погромом и междоусобными распрями князей, естественно относился сочувственно к московским князьям. Чисто эклектическим характером отличается мнение Иловайского, который Главной причиной роста Москвы, как политического центра, считает пробуждение народного инстинкта; народ, который чувствовал опасность

110

от татар, должен был сплотиться. Кроме того Иловайский находит следующие причины, способствовавшие усилению Московского княжества: 1) географическое положение, дающее политические и торговые выгоды; 2) личность князей и их политику (князья самих татар сделали орудием для возвышения власти, что видно из борьбы между Тверью и Москвой; 3) Определенная в пользу Москвы политика татар; 4) Сочувствие боярства и духовенства; 5) правильность престолонаследия в Москве.

Разбираясь в указанных мнениях, мы видим, что вопрос о причинах возвышения Московского княжества не развивается и последнее по времени мнение не есть самое удовлетворительное. Мы должны различать те условия, которые были причиной того, что незначительное Московское княжество могло бороться с сильным Тверским княжеством, от тех, которые поддерживали Московское княжество в том положений, на которое оно встало, благодаря первым и помогли его усилению. В числе первых причин надо отметить: 1) географическое положение, давшее Московскому княжеству население и средства, 2) личные способности первых Московских князей, их политическую ловкость и хозяйственность, умение пользоваться обстоятельствами, чего не имели Тверские князья, не смотря на одинаково выгодное положение Тверского княжества и Московского. К причинам способствовавшим усилению княжества надо отнести: 1) сочувствие духовенства, выраженное в перемене митрополий; 2) близорукость татар, которые не могли своевременно заметить опасное для них усиление княжества; 3) отсутствие сильных врагов, так как Новгород не был силен, а в Твери происходили постоянно междоусобия князей; 4) сочувствие бояр и сочувствие населения. Обратимся теперь к ходу возвышения Московского княжества.

При Иване Калите Москва была владением второстепенным и заключала в себе не более шести городов и менее шестисот миль территориального владения. При Иване III, через какие-нибудь сто пятьдесят лет Московское княжество простиралось уже на 15.000 кв. миль. Это возрастание шло двояким путем: или путем «промыслов», или путем завоеваний. Московское княжество при Данииле получило Переславль Залесский, завещанный ему бездетным племянником — Иоанном Дмитриевичем в 1302 году. Сын Даниила Юрий отнял у соседей рязанцев Коломну, лежащую при устье Москвы реки, а у Смольнян город Можайск, находящийся при верховьи Москвы реки. Таким образом, приблизительно с 1308 года в руках Московского князя находилось все течение реки Москвы.

Иван Калита, получив великое княжение Владимирское, приобрел Кострому, Галич, Белозеро, Перемышль, Углич, скупая города у бедных князей.

При Дмитрии Донском были приобретены: Верея, Мещера, Калуга, Дмитров, Владимир. Сын Дмитрия Донского, Василий по завещанию отца получает уже: Суздаль, Нижний Новгород, Муром, Городец, Тарусу, Боровск. Города эти приобретены до 1425 года.

111

В завещании Дмитрия Донского замечательно одно любопытное место: великий князь завещает Владимир старшему сыну, как свою «вотчину», помимо воли хана, что показывает, как сильны были уже тогда московские князья.

В 1462 году Василий Темный завещал своим сыновьям уже около 25 городов.

Параллельно с территориальным возрастанием Московского княжества идет его политическое усиление. В XIV в. Тверское княжество было сильным противником Москвы, а в XV веке, при Иоанне III, оно является настолько ничтожным, что не в состоянии сохранить даже независимость перед возраставшим могуществом Москвы. И к другим княжествам Московские князья начинают относиться как к зависимым удельным. Власть Московского князя быстро росла и пользовалась громадным авторитетом уже при Дмитрии Донском, что видно из положения, которое он занимал в борьбе князей с татарами. Одновременно с территориальным возрастанием Московского княжества и вместе с усилением его внешнего значения изменялись и отношения между князьями собственно московской семьи, и власть великого князя Московского усиливалась вследствие известного порядка наследования и вообще семейных отношений, которые существовали в семье московских князей до половины XV века.

Для изучения этого порядка мы имеем большое количество духовных завещаний Московских князей ХIV и XV вв. Постоянных правил, которыми бы устанавливался постоянный и однообразный порядок престолонаследия, не было, престолонаследие определялось каждый раз завещанием князя, который мог завещать свои владения, кому хотел. Так, например, князь Семен, сын Ивана Калиты, умирая бездетным, завещал весь свой удел жене, помимо братьев. Из завещаний видно, что князья смотрели на свои земельные владения, как на статьи своего хозяйства и совершенно одинаково делили и движимое имущество, и частные земельные владения, и государственную территорию. Последняя обыкновенно делилась чересполосно. Московская земля делилась на несколько участков, которые отличались друг от друга по хозяйственному значению или по историческому происхождению. Каждый наследник получал свою долю в этих участках земли, точно так же как получал свою долю и в каждой статье движимого имущества. Самая форма духовных грамот князей была та же, что и форма духовных завещаний частных лиц; точно также они совершались при свидетелях и по благословлению духовных отцов. По княжеским завещаниям можно проследить и отношения князей друг к другу. Каждый удельный князь владел своим уделом независимо, но младшие удельные князья должны были слушаться старшего, как отца, а старший был должен заботиться о младших, но это были скорее нравственные, нежели политические обязанности. Значение старшего брата обуславливались чисто материальным, количественным преобладанием, а не излишком прав и власти. Так, например, Дмитрий Донской дал

112

старшему из пяти сыновей 1/3 всего имущества, Василий Темный половину – 1/2, — а Иван III— 3/4 всего имущества. Так как доля старшего постоянно количественно увеличивалась, сравнительно с младшими, то это давало ему возможность все большего и большего влияния на младших князей. Благодаря таким особенностям из преобладания чисто семейного, материального, гражданского, мало-помалу развивалось преобладание государственное, политическое, иначе говоря, сделалось единодержавие в княжестве.