Бердяев Н.А. Schmidhauser. Der Kampf um das geistige Reich. Журнал "Путь" №40

Julius Sсhmidhauser. Der Kampf um das geistige Reich. Hanseatische Verlagsanstalt. Hamburg.

Блестящая, замечательная книга, проникнутая профетическим духом. Ее формальный недостаток есть слишком богатое содержание, слишком широкий размах. Книга Шмитгаузера как будто бы посвящена проблеме университета, духовной истории университета, от университета средневекового до университета коммунистического. Но проблема университета превращается в проблему универсума, в историю европейского духа вообще. И связь всех проблем духа с университетом иногда кажется несущественной. Для нас русских книга эта представляет особенный интерес и должна быть особо отмечена. Ибо первый раз быть может в западной мысли так решительно утверждается значение русского православия, русской христианской мысли в борьбе за духовное царство. Для Шмитгаузера русское православие, представленное современными религиозными мыслителями, делается внутренним фактором в духовной истории Европы. Шмитгаузер — протестант, но он выходит за пределы протестантизма, ему не свойственна конфессиональная узость, он проникнут экуменическим духом. Этим он очень отличается от того современного возрождения протестантизма, которое связано с бартианством. Он устремлен к новой эпохе в христианстве, к христианству иоанновому, и это сближает его с русскими духовными исканиями. Книга его боевая и не случайно носит название «Борьба». В книге есть две разные части. Она обращена к прошлому и дает характеристику разных духовно-культурных эпох, и она обращена к будущему, ведет борьбу за духовное царство. Характеристики средневековья, ренессанса, реформации, просвещения, романтизма — блестящие и иногда очень проникновенные. Но некоторые характеристики односторонни и слишком подчинены интеллек-

66

туальной схеме. Так одностороння характеристика средневекового католичества, как аристотелизма. Аристотелизм был господствующим элементом средневековой католической мысли. Но Шмитгаузер как будто бы забывает, что святые и мистики не менее существенны для характеристики средневекового католичества, чем богословы и схоластические философы. Шмитгаузер с большой симпатией говорит о русском православии, но столь же односторонней нужно признать его характеристику православия, как платонизма и своеобразного гнозиса. Это лишь одно из течений в русской православной мысли. Платоником был Вл. Соловьев, платониками можно назвать о. П. Флоренского и о. С. Булгакова, как платониками были греческие учителя церкви. Но славянофилы были в очень малой степени платониками, не может быть назван платоником Достоевский, решительным анти-платоником был столь характерный русский мыслитель, как Н. Федоров. Про себя должен сказать, что неверно характеризовать мое миросозерцание, как платонизм. Это противоречит моему актуалистически-динамическому и персоналистически-антропологическому пониманию христианства. Для русского христианства характерны также апокалиптические настроения и искание царства Божьего, как царства правды не только на небе, но и на земле. Поэтому мне представляется не совсем верным характеризовать внедрение в европейское сознание русского христианства, как Платоновской Академии. Это верно лишь относительно, лишь в противоположении западному аристотелизму. Шмитгаузер утверждает, что столь ценимый им русский тип духовности по преимуществу гностический, и ему недостает сознания религиозного значения проблемы труда. Но искание социальной правды есть по преимуществу русское искание, и не случайно в России оказался возможен коммунизм. Весь последний период моей деятельности посвящен в значительной степени христианской постановке социального вопроса и вопроса о труде. Этот мотив всегда существовал в русской религиозной мысли XIX века. Но многие черты русской религиозной мысли и русского духовного типа схвачены Шмитгаузером верно, особенно в противопоставлении мысли католической и протестантской.

С точки зрения феноменологии духовно-культурных типов книга Шмитгаузера очень богата. Она охватывает все духовное содержание европейской истории. Шмитгаузер постоянно применяет столь характерную для современной немецкой мысли категорию судьбы, совсем не свойственную мысли французской. Но есть опасность впасть в исторический

67

релятивизм многообразных типов. Шмитгаузер христианин и, конечно, признает абсолютность христианства. Но при такой связанности христианина судьбой исторического типа средневековья, ренессанса, реформации, просвещения, романтизма и т.д. очень трудно прорваться к абсолютности христианства и трудно делать оценки исторических эпох духа с точки зрения Христовых заветов. Это и есть слишком большая зависимость от судьбы, как власти времени, власти эпохи. Это особенно чувствуется, когда Шмитгаузер переходит к нашей эпохе и к борьбе за будущее. Он не свободен от идеализации современной эпохи, современной молодежи. Шмитгаузер все-таки слишком оптимист, он слишком оптимистически смотрит на нашу эпоху. Но наша эпоха очень двойственна, и в ней действуют демониакальные силы. Шмитгаузер идеализирует национал-социализм, хотя он в своих оценках остается вполне свободным. Шмитгаузер — швейцарец, живет вне Германии и не должен приспособляться к тому, что приказывает гитлеровское правительство. Но его пленяет мистическое народничество, которое он видит в гитлеризме, элемент народно-теллурический. Это самая слабая сторона книги. Гитлеризм в той форме, в какую он вылился в Германии, есть явление духовно-реакционное и антихристианское. Социально это есть восстание мелкой буржуазии и мещанства разом и против пролетарского социализма и против всякого интеллектуального аристократизма. Национал-социализм есть возврат к языческому национализму и языческому обоготворению государства и национальности, требование от христиан поклонения Кесарю. Фашизм и особенно национал-социализм с христианской точки зрения хуже коммунизма, ибо коммунизм открыто и прямо объявляет себя врагом христианства и преследует христиан, фашизм же и национал-социализм хочет превратить христианство и церковь в свое послушное орудие. У Шмитгаузера недостаточно выявлен глубокий конфликт между национализмом (не национальностью, конечно) и христианской вселенскостью. Он не вполне освободился от романтизма немецкого типа и от романтического национализма. Мистический натурализм, столь свойственный немцам, есть романтизм. Это я ему более всего бы поставил в упрек. Национализм, столь сейчас терзающий мир, не есть рождение нового мира, а есть смертельные судороги старого мира, он есть продолжение мировой войны. Шмитгаузер хорошо говорит о том, что в социальных движениях нашего времени сталкиваются влияние Маркса и Ницше и влияние Ницше по-видимому побеждает. Он видит это влияние в фашизме, национал-

68

социализме, в одержимости молодежи волей к могуществу, в склонности к диктатуре и выдвиганию вождей. Но это социальное влияние Ницше есть самая страшная ирония его посмертной судьбы. Сам Ницше был асоциален, был аристократ духа и, конечно, не принял бы социальных результатов своего влияния. Эти социальные результаты есть самое антихристианское, римско-кесаревское в ницшеанстве. Шмитгаузер говорит о демонии государства, но он недостаточно резко и отчетливо вскрывает антихристианский характер царства кесаря, стремящегося к самообоготворению. Духовное царство, за которое он борется, требует борьбы против современных притязаний царства кесаря, против современных его обоготворений. Шмидгаузер предвидит, что на смену римско-германской культуры придет культура германо-славянская. Под славянами тут нужно иметь в виду главным образом русских, сомнительных славян. Русская мысль действительно более связана с германской мыслью и германской духовной культурой, чем с мыслью и культурой латинской или англо-саксонской. И сближение тут возможно. Но это сближение нельзя мыслить в плане государственно-политическом. Немецкая, особенно прусская государственность, — наследница Рима по Шмитгаузеру, враждебна России и русскому народу. Немецкий национализм непереносим для русского сознания. Нужно делать различие между умственной и духовной культурой Германии и ее агрессивным национализмом, ее империалистической волей, волей к экспансии. Гитлеризм враждебен старой духовной культуре Германии.

Очень остро и в значительной степени верно то, что Шмитгаузер говорит о бартианстве. Существуют разные признанные формы демоний — демонии национализма, этатизма, социализма и пр. Но есть еще одна демония — демония теологизма, демония теологического самомнения и самоутверждения. Шмитгаузер видит уклон к этой демонии в К. Барте и его направлении. На это до сих пор не было обращено достаточного внимания. Демония теологизма представляет несомненную опасность для христианства и всегда его искажала. В своей антропологии Шмитгаузер видит человека, прежде всего, как образ и подобие Бога-Творца, и потому тоже как творца. Эта точка зрения редко выражается в западной христианской антропологии, как католической, так и протестантской, и она ближе русской христианской мысли. Также Шмитгаузер раскрывает начало любви в духовном царстве, что совсем нехарактерно для протестантизма, ибо в нем первична вера и все остальное закрывает. В борьбе Шмитгаузера за духовное царство звучат новые, творческие христианские мотивы,

69

он выходит за границы исторических конфессий. Это особенно ценно в его книге. Формально философски в его книге недостаточно выяснено, что такое дух и каково отношение духа к природной стихии. Но в книге его чувствуется напряженная духовность. Он враг интеллектуализма, но он может быть придает слишком большое значение интеллектуальной стороне религиозной жизни в своей характеристике христианских типов. Проблема будущего университета остается все-таки неразрешенной. Книга читается с захватывающим интересом, написана с большой концентрированностью и силой, в своеобразном стиле и ее можно горячо рекомендовать, она пробуждает и возбуждает христианскую мысль.

Николай  Бердяев.