Путь преображения (статья из России). Журнал "Путь" №39

Печатаемая ниже статья представляет собою стенографическую запись лекций профессора X., читанных в 1927 год в Москве в т.н. «катакомбе» — в обширном подвале, помещающемся под Музеем имени П.А. Кропоткина. Здесь в течение пяти лет читались различными лицами лекции на общественно-религиозные темы в большей или меньшей мере связанные с анархизмом. Лекции эти не были тайными или нелегальными — о них извещалось в большом плакате, висевшем в «вестибюле» подвала; тут приводился список очередных лекций на 2-3 месяца вперед по две лекции в месяц. И, конечно, среди аудитории, в среднем достигавшей 60-70 человек молодежи комсомольского склада, была несомненно «прослойка» из ГПУ. Однако лекции читались все же совершенно явочным порядком с нарушением всех административных правил о собраниях и публичных выступлениях, чем впрочем отличается и сам Кропоткинский Музей, существующий вне советской юрисдикции, не пользующейся формально даже правом юридического лица и не входящий в музейную сеть МОНО, регламентирующего деятельность музеев. В таком же положении долгое время находился и Толстовский Музей и еще одно учреждение. В этих трех местах в течение ряда лет теплилась последняя свободная общественность, попустительствуемая властями, как терпимое зло, в качестве показательных декораций для различных иностранных коминтерновских рабочих делегаций, среди которых в то время существовали еще анархические секции (испанская,

___________________

        *) Редакция «Пути» печатает эту статью как документ, характеризующий некоторые духовные течения в Советской России, хотя тенденции этой статьи расходятся с основным направлением «Пути». Ред.

41

голландская, южно-американская и некоторые другие). Кроме того эти три места свободной общественности и небольшая группа смелых лекторов, выступавших там со своими дерзкими лекциями (всегда впрочем совершенно лояльных к вопросам актуальной и реальной политики) служили тем магнитным полюсом, к которому тянулись живые силы молодежи, и это обстоятельство облегчало работу для «наблюдающего ока».

Упомянутые лекции проф. X. сыграли немалую общественную роль, ибо, застенографированные, они получили широкое распространение в общем потоке тайной рукописной литературы. Несмотря на карликовые «ундервудовские» тиражи в 5-6 экземпляров, редко — 10 экз. на папиросной бумаге, — они многократно переписывались и появлялись в разных городах России. Никакие другие рукописные издания не пользовались такою популярностью и успехом, как лекции X., отвечающие новому сознанию современной молодежи и в то же время насыщенные духовными ценностями «доисторической» (то есть дореволюционной) эры.

Начиная с осени 1923 года X. прочитаны четыре курса лекций: 1. Введение в религиозно-мистическое общественное миросозерцание. Этот курс подразделялся на три триместра: а) Бунт против личности; б) Восстание против богов психизма; в) Революция духа; 2. Мистический Анархизм: а) Правовые основы безвластия; б) Этика в экономике; и в) Учение о синархии (синакратии). 3. Метафизика истории — тайный смысл истории с точки зрения социологии, философии истории и мистики истории и 4. Путь Преображения — Синтетическое построение общественного идеала по религиям Кришны, Будды и Христа (Бхагават-Гита и Евангелие).

Печатаемая ниже лекция есть первая лекция из четвертого курса, читанного в 1926-27 году.

Указанные циклы лекций вместе с лекциями других лиц характеризуют глубокий кризис русского анархизма. Этот последний, правда, всегда отличался религиозным характером и мистическими устремлениями и даже в своем материалистическом выражении отличался резким богоборствующим характером, то есть мучился теми же религиозными проблемами (М. Бакунин). Однако в прежнее время политический анархизм вместе с социализмом протекал преимущественно в общем материалистическом русле. Теперь все это резко переменилось. Подавляющее большинство прежних кропоткинцев и бакунинцев определилось по линии так называемого «мистического анархизма», ничего общего однако не имеющего с прежним декадент-

42

ским «анархизмом» Вяч. Иванова, известным в 1906 г. под тем же названием. Меньшинство же из прежних анархистов-материалистов отчасти застыли в позиции синдикалистов (А. Боровой и другие), отчасти же «покаялись» и перешли к большевикам (Л. Гроссман и др.).

Катакомбные лекции послужили кроме того основанием для обвинения мистических анархистов со стороны анархистов-материалистов, в том, что Музеем позитивиста и материалиста Кропоткина якобы овладели «церковники» и «попы», что бывшие кропоткинцы и бакунинцы изменили материалистическим идеалам своих учителей и т.д. Однако новое течение анархизма всегда подчеркивало, что оно развивает свои идеи в полном соответствии с учениями Бакунина и Кропоткина, которым по его мнению пришлось, приспосабливаясь к духу материалистической эпохи, выражать свои идеи в форме «материалистических» доктрин. Так, перу автора, печатаемой ниже статьи принадлежит большой четырехтомный труд «рукописного издания» под названием: «Бакунин и культ Иальдабаофа», в котором жизнь, деятельность и учение M. Бакунина представлены в совершенно новом и неожиданном для прежних точек зрения свете. Труд этот автору настоящих строк удалось вывезти из России.

M. Артемьев.

____________

Человек, как и всякое существо, в своем реальном бытии определяется некоторыми соотношениями между тем, что мы называем его внутренним, и тем, что его окружает — средой. Всякое действие человека связано с его внутренней и внешней средой; его физическое тело связано с окружающим его физическим миром, его душа связана с окружающей его социальной средой и его дух связан с тем, что можно назвать средой духовной. В жизни все это проникает друг друга и невероятно усложняет взаимную зависимость между субъектом и объектом. Человек, таков, как он есть, есть именно таков потому, что он стоит в данном отношении с его окружающим. Когда мы говорим «человек», мы подразумеваем известный космос всевозможных переживаний, и в этих переживаниях мы находим элементы и влияние окружающей среды. Нельзя говорить о человеке, как о чем-то находящемся вне времени и пространства и если быть может, та божественная искра, которая имеется в каждом существе, не зависит от сре-

43

ды, то ведь не о ней приходится говорить. Приходится же говорить о человеке, поскольку мы его рассматриваем не как божество. Попробуем себе дать отчет в том, что такое представляет собою человек с этой точки зрения, причем мы будем говорить о человеке взрослом, ибо все то, что относится к взрослому, с еще большей силой может быть отнесено к ребенку или к старику.

Человек живет на поверхности земли в определенной атмосфере при определенной температуре и, если бы мы изменили эти условия, человек не мог бы существовать. Попробуйте растворить в атмосфере земли хотя бы 10 проц. углекислоты, хотя бы долю % синильной кислоты и человек исчезнет. Попробуйте поднять человека на 20 верст над землей, и он погибнет; попробуйте опустить его на пол вершка под воду, и он умрет. Голый человек, помещенный на полюсе, погибнет от холода, а в Сахаре погибнет от жары. Если человек упадет на землю с высоты 20 метров — он разобьется; если он пробудет без пищи и питья сравнительно небольшое количество дней, он умрет от голода и жажды, и чрезвычайно тесны на абсолютной шкале те пределы, в которых возможна жизнь на земле человека. И если дерево кажется нам подчас неживым только потому, что оно неподвижно, связано с местом, то, несмотря на подвижность человека, тысяча нитей подобно корням удерживают его в определенных условиях существования. Вне земли и ее условий о человеке говорить не приходится.

Совершенно то же самое относится к его духовному бытию. Происхождение, появление на свет каждого человека связано с другими людьми — с отцом и матерью. Его жизнь в течении первых лет находится в тесной и непосредственной зависимости от родителей, от семьи и все это, что делает человека человеком, теснейшим образом связано с окружающим его человеческим же обществом. Его язык, а стало быть, понятия, а стало быть, возможность мыслить может появиться только в обществе. Его представления, его эмоции, его поступки слагаются благодаря миллионам влияний, которые на него оказывает окружающее его общество, и если бы человек был изъят из этого общества, он перестал бы быть человеком. И подобно тому, как человек, изъятый из присущих ему физических условий, должен погибнуть, причем погибель его совершается в течении большего или меньшего времени, когда он быстро или медленно отмирает, точно так же и человек, изъятый из общества на срок больше того или другого предела, начинает медленно умирать. Известно, что когда собирались на трапезу

44

чуть не раз в месяц монахи, связанные со строгими формами одиночества, то при встрече, когда они могли говорить, они молчали, ибо не о чем было говорить.

Только в общественной среде может человек существовать таким, каков он есть, и все то, что мы связываем с представлением о человеке, как таковом, тесно связано с другими людьми. Вне общества человек существовать не может. Конечно, из этого не следует, что у человека не может быть потребности в одиночестве, как из того, что человек должен питаться, не следует, что он все время должен что-нибудь жевать, но как и там, если он пробудет без пищи определенное время, он уничтожится. И сама божественная искра в человеке и его духовное начало может пробудиться только потому, что в постепенном подъеме к духовным высотам они опирались на окружающие условия, с одной стороны, являющиеся для человека тюрьмой, а с другой — освобождением и чем в действительности эти условия окажутся для данного человека это может решить только сама жизнь и сам человек, это будет зависеть от того, как к этим условиям отнесется он сам.

Всего проще было бы как будто отказаться от мира, отказаться от жизни в нем и уйти к «блаженству в Боге», но тогда еще было бы разумней, чтобы та божественная искра, которая ведет человека сделала бы это раньше, тогда, когда она только заблестела в первый момент выхода из хаоса, или даже тогда, когда она только отделилась от своего первоисточника. Но если и так, тогда бессмысленны и не нужны все формы бытия. Однако эти формы есть и, если развернуть этот вопрос в его бесконечной сложности бытия, как принципа, то точка зрения отречения должна прозвучать упреком Сверх-Абсолютному началу в том, что она сама появилась. Эта точка зрения приводит к провозглашению проклятия всему бытию, а стало быть, и тому, благодаря которому бытие стало. Или в бытии есть какой-то смысл, или его в нем нет. Так рассуждают обыкновенно, но, ведь может быть и так, что этот смысл есть, но что он недоступен пониманию существ, стоящих на данной ступени развития. Отречение от мира вытекает из сознания того, что бытие и страдание одно и то же, но если бытие является результатом сверх-абсолютного начала, то в таком случае оно не может нести в себе зла, а если зло есть, а оно есть, то его причиной являются сами созданные существа, направившие свою свободную волю не по должному пути. Но в последнем случае причиной того, что бытие связано со страданием, являются

45

сами сущие, и если один из этих сущих хочет теперь отрицать мир, он будет отрицать самого себя, поскольку он будет отрицать свою собственную свободу. Это может произойти или по существу, в безусловном смысле и тогда такое отрицание есть акт духовного самоубийства, или оно вытекает из условных моментов данной формы бытия и связанного с ними переживания, и тогда мы говорим об ослаблении самого существа, а это и значит затемнение в нем божественного или духовного начала.

Таким образом, на пути отречения от мира мы можем достигнуть только небытия, но в бесконечности, в вечности от времени до времени все снова и снова будет вытекать как бытие то, что было хотя бы раз, и снова и снова оно будет ставить вопрос о признании бытия, никогда не находя выхода, по крайней мере до тех пор, пока существо сущее не возбудит в нем вновь стремления не к отречению, а к преодолению мира. И тогда путь скорби сменяется путем радости, ибо человек приемлет все бытие, все сущее не как оковы, а как крылья для того, чтобы, в конце концов преобразив это бытие в радость, самому подняться над всем бытием. Христос говорит: «Возьмите иго Мое на себя, ибо иго Мое благо и бремя Мое легко есть».

Но есть другой путь, путь погружения в бытие, когда человек утопает в жизни и мире, когда он оплетает себя все больше и больше растущей сетью рождающихся в нем потребностей и их удовлетворением. Тогда человек растворяется в мире, тогда он превращается в место, через которое изживают себя чуждые ему по существу силы мира. Все больше и больше растут потребности человека и, если он подпадает их влиянию, то они постепенно вытесняют его самого, ибо в человеке начинает жить все, кроме той божественной искры и того духовного начала, которое ему присуще. В нем начинают жить страсти, мысли, желания стремления и все это не может его удовлетворить, его внутренняя бездна растет и сколько он не вливает в нее содержания из бездны внешней, получается переливание из пустого в порожнее, и сам он начинает созерцать себя как то, через что струятся всевозможные стихийные потоки, а его самого охватывает все большая и большая тоска.

Таким образом, перед нами раскрывается второй путь, как путь погони за мгновением, как путь калейдоскопической игры переживаний, бессмысленной и бессвязной, и в безмерной тоске находится тогда дух человека над хаосом своих собственных переживаний, ибо он не в силах в этот хаос войти, погрузиться в него, чтобы начать в нем

46

творчество своего внутреннего космоса. Он остается, таким образом, вне подлинной жизни, вне подлинного мира и подлинного творчества. И этот путь есть путь глубочайшей скорби, ибо здесь сама скорбь бытия концентрируется, как безмерная тоска в самом человеке.

В своей знаменитой первой, так называемой, Бенаресской проповеди, так обратился только что ставший Буддой к человечеству: «Две есть крайности, о иноки, которым не должен следовать отрекшийся от мира. С одной стороны обычное (в миру) поведение, — влечение к вещам, прелесть коих зависит от страстей и, в особенности, от чувственности. Это путь низкий, языческий, недостойный, неполезный, годный только для преданных миру и обычному (в нем) поведению. С другой стороны — путь аскетизма (самоистязания), мучительный, недостойный и бесполезный. Есть срединный путь, о иноки, чуждый этих двух крайностей, открытый Татагатою, путь, отверзающий очи, подобающий разуму, ведущий к миру духовному, к высшей мудрости, к полному просвещению, к нирване... Каков же этот срединный путь, о иноки, чуждый этих двух крайностей, открытый Татагатою, путь, отверзающий очи, подобающий разуму, ведущий к миру духовному, к высшей мудрости, к полному просвещению, к нирване? Boистину это благородный всемирный путь, то есть: правильные (праведные, совершенные) воззрения; правильные стремления, правильная речь, правильное поведение, правильный образ жизни, правильное усилие, правильная вдумчивость и правильное созерцание. Таков, о иноки, правильный путь без крайностей, открытый Татагатою, путь, отверзающий очи, подобающий разуму, ведущий к миру душевному, к высшей мудрости, к полному просвещению, к нирване».

В обоих случаях, на обоих предыдущих путях мы видим отречение от того, что составляет нашу подлинную глубочайшую сущность, отречение от свободы, а стало быть, как в том, так и в другом случае различные формы самоубийства. Тот срединный путь, о котором говорит Будда, тот путь, который «легок и благ», как говорит Христос, есть путь освобождения, но не освобождения от своей свободы, а освобождения от всего, что отрицает утверждение этой свободы, путь преодоления необходимости, а стало быть путь преображения страдания в радость. Этот путь есть путь сострадания, путь любви, мудрости, воли, творчества, истины и свободы. Тот путь, который мы можем назвать путем Эоновским.

47

Мир существует жертвой — говорит Бхагават-Гита, — мир существует жертвенной деятельностью. Величайшую деятельность, величайшее напряжение должен развертывать человек, и в этой деятельности он никогда не должен искать плодов ее. Путь есть путь сочувствия, путь сострадания, сопереживания и жалости и тогда становится ясным, что путем сострадания, впитывая в себя чужое страдание, мы должны его не в себе, а в других преображать в радость. Свободен человек и абсолютно все дозволено ему, что не причиняет боли и страдания никому, в том числе и ему самому. Все запреты, все нормы, кроме этой в существе своем являются предрассудком. Все больше и больше должен человек развертывать свои потребности, но в них так же, как и в их удовлетворении не должен он терять своей свободы. Только через развитие своих потребностей человек развертывает и свое сочувствие, и возможность сопереживаний со всем миром, и в этом своем пути человек одновременно преображая мир, преображает и самого себя. Только поднимая других, он поднимается сам, «ибо всякий, спасающий душу свою, теряет ее, и всякий полагающий ее в любви, обретает ее». И на этом пути человек постепенно достигает того, что в нем начинают звучать отзвуки иных миров и, таким образом, жизнь развертывается все более и более мощно, иные миры раскрываются перед человеком и раскрывают перед ним тайны, углубляющие его мудрость и укрепляющие его волю.

Когда мы слышим, как святые молились за бесов, то мы знаем теперь, что это значит. Это значит, что тогда в человеке пробудились бесы, всевозможные желания и толкали его на совершение тех или других поступков, то человек преображал их в себе самом и тем поднимал их. Когда мы развертываем в себе потребности, мы пробуждаем в себе бесов, и когда мы затем преображаем эти потребности, мы и бесов этих преображаем в силы, которые в конце концов начинают служить тому же делу добра, которому служим и мы. Как одну из самых основных проблем человеческой жизни, мы можем с этой точки зрения разобрать половую проблему. В чем ее сущность и в чем ее решение? Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним как объясняют мифологии происхождение пола.

С высоких, высоких небес спустились огненные души в область четырехмерного космоса, в нами теперь обитаемые миры... Они населили миры, над которыми простиралась власть Иальдабаофа. Но души целостные и единые, андрогинные и полные, стремились к верхам и не призна-

48

вали власти Иальдабаофа... Они и сошли то в низы, чтобы поднять эти низы, преобразить их... И Иальдабаоф увидел, что вестники Эонов — души — не признают его и грозят опрокинуть его власть над низшими мирами... Он вступил с ними в борьбу и, создав из всех страстей хаоса существо, по виду подобное женщине, он подвел ее к душе... И душа восхитилась красотой созданного... Она увидела, что это хаос предстал перед ней, но любовь и жалость раздвоили душу и все, что было от любви, устремилось к созданной Пандоре... Тогда часть души, как бы оторвалась от нее, душа раздвоилась, и часть ее вошла в созданное Иальдабаофом. Так был привит хаос человеческим душам... Так явилась, подобная «Еве будущего» Вилье-де-Лиль-Адана, существо разорванное и воплотившееся в стихии... С тех пор две души живут в человеке — одна «от высших», другая — «от низших».

Однако София — Эон Мудрости — осеняла души и зов к свободе, то есть к Богу несказанному звучал в душах людей... И София вспыхнула в душах стремлением к верхам...

Но вместе с силами хаоса, со стихиями и эмоциями, получил человек в образе прельстившем его, и тот низший ум, который Иальдабаоф породил в хаосе, которого сущность разделение и который всегда пребывает в своем существе с Иальдабаофом и благодаря ему он «разделяет и властвует». Этот ум — опора власти, ибо сущность Иальдабаофова стремления к власти излилась в хаос и породила ум, низший ум, обратное отражение ума высшего, присущего Софии и подобно последнему — змееобразный. Этот ум разделяет хаос и приводит его в систему. Мир Иальдабаофа есть система, форма, оболочка, схема, абстракция...

Всякое желание, эмоция стремится к обладанию, к власти над желаемым... И потому сам этот низший ум есть только потенцированное, сгущенное, кристаллизованное желание... Так, в теле человека сосредоточены: между его верхними конечностями ум, а между нижними — пол. Так был разрушен андрогин и появились два пола. Оба они порождают ум и этот ум обособляет их от природы и друг от друга, замыкает их в телесном и душевном существе и создает, как и всякое желание, притяжение к себе, то есть самость, эгоизм.

А между тем Эоны — Любви, Мудрости и Воли, то есть Христос, София и Отец, сошедшие в область бытия, отдают в своей жертве Себя целиком, чтобы бытие раскры-

49

лось, как красота и Эон Красоты — Дух Святой поднял бы лицо в область совершенной Красоты. Но ум, вложенный в человека, замыкает его в царстве Иальдабаофа и на границе этого ума и царства стоят страх и стыд.

Ибо в начале желания стоить страх, а в конце его — стыд. Иальдабаоф победил с помощью ума шесть других архонтов и воцарился над созданным им шарообразным миром, как Демиург и повелитель. Но созданный им ум ведет по путям познания и «умножающий познание — умножает скорбь», в противоположность уму высшему, который умножает радость.

Свое небо воздвиг Иальдабаоф и землю... На небе восседает он среди других архонтов и творит Закон, Суд и Казнь. У него на Олимпе восседает и та, которую зовут Афродитой Небесной, рождающей Эрос... А внизу бродит во тьме городов проститутка — земная Афродита — похоть. Но и Афродита Небесная есть только холодный идеал эстетизма, как схема полового ума... Эрос, рождаемый ею, есть Эрос греческого искусства — холодного и мраморного.

Однако Тот, Кто есть и был подлинный Творец бытия — Элоим — создал бытие и в бытии хаоса стало страдание, ибо неисчислимые мириады полярностей пронизывали бытие... В свободе бытия своего они творили случай... И Зоны сошли, чтобы создать космос, как совершенную красоту и путем любви, мудрости и воли упорядочить хаос... На крыльях Духа Святого должно вознестись бытие к сверх-бытию, чтобы соприкоснуться с истиной и стать ею, достигая свободы, как последнего освобождения и потонуть в плероме никому неведомых потенций. Но красота совершенная рождается только из преодоления полной гармонии полярностей... За гранью гармонии начинается совершенная красота. Каждая гармония рождает только одну из бесчисленных граней вечной красоты. Но путь Красоты есть путь андрогинный, путь рождения и освобождения духа.

Когда человеческий дух был раздроблен и появился пол, то ум приковал внимание человека к потерянному андрогинизму и смутил его лживой мечтой о возможности преодоления полярности пола с помощью ума, разрывающего познание на субъект и объект, с помощью телесного совокупления.

И вот когда решается вопрос о преодолении пола, то одни подпадают под его власть или под власть ума и постепенно распадаются на хаотические вспышки страстей или на шелуху безжизненных пустых теорий и возвращаются в хаос...

50

Другие подавляют пол и ум и идут путем кастрации и самоубийства к тому, что все более и более гасят в себе силы бытия, чтобы коснуться ничто, живущего в глубине созданного Иальдабаофом. Первые подпадают под власть своих потребностей, а вторые убивают потребности, — в обоих случаях дух человека гасится и постепенно тухнет.

И есть только один правильный путь — путь преображения... Преобразиться должен и ум, и пол. В горниле пламенной любви, мудрости и воли должны переплавиться они, и для этого должна вспыхнуть в человеке великая жалость и жертва. Путь сострадания, несущего радость — таков путь преображения.

Только в духовной области преодолевается ум и пол и только с преображением ума и пола рождается дух. Ни разврат, ни аскетизм ничего не дают кроме скорби.

Разврат Афродиты земной и аскетизм Афродиты небесной ведут не к освобождению, но к рабству. Хаос может быть преодолен только любовью, мудростью и волей. «Блажен, кто путь нашел совершенный, ибо иго мое благо и бремя Мое легко». И тот обретает мир, в душу которого вливаются желания так же, как в полноводный океан, сохраняющий неподвижность, вливаются реки, а не тот, кто желает желания. Кто в такой степени отрекся от желаний и идет вперед, свободный от вожделений корысти и эгоизма, тот обретает мир.

Так говорили Будда, Христос и Кришна. И тогда пусть искушения приходят, если они хотят... В преображенной душе они должны будут преобразиться и сами. И тогда силою любви, то есть «Христа во мне», а это и есть молитва, преображенные мною лярвы уж не вернутся больше во мглу. А силы их вместе с духом моим будут служить добру, а не злу. И если человек сделал свою душу совершенно чистой от хаоса — он может подняться к верхам, но он может работать и дальше в низах.... И он остается, чтобы мир планет стал миром, куда, наконец, сойдет «царство Твое, царство последней свободы...» А пока этого нет, души — рабы Иальдабаофа — воспринимают всякую жертву сквозь лживое стекло ума низов и всякую красоту сквозь мутную дымку пола. Пол заслоняет для человека возможность проникновения в иные аспекты красоты и рисует ему гармонию полярностей, как то, что производит Иальдабаоф, как паническое совокупление... Но ничего общего не имеет подлинная красота с полом и потому все религии Иальдабаофа смешивали экстаз

51

устремления к свободе и говорили всегда в терминах пола — жених, невеста, брак и т.д. Ничего общего не имеет мудрость и истина и высший ум с низшим и потому все религии Иальдабаофа, смешивая все, творили догматику и правоверие, потому то они ругали атеистом всякого, кто не хочет подчинить формам Иальдабаофова ума содержание, берущее начало из неизмеримо более высоких обителей... Только те идут путем преображения, путем Христа, в которых Сам Христос, то есть Любовь, Мудрость и Воля. Христос в нас и каждый его может ощутить в себе, когда переживает великое сострадание и жалость, великую любовь и неодолимую потребность жертвы и делает так... А кто не делает, тот только издали почувствует присутствие Христа, но не смог вместить Его. Отказ от насилия, власти и богатства, таковы первые условия вступления на путь... И когда мы делим людей по религиям и вероисповеданиям, мы делим так же, как если бы мы делили людей по костюмам. Не схемы и мировоззрения, не догматы и символы веры, определяют принадлежность людей к тому или иному пути — Эоновскому или Иальдабаофовскому, но только и только дела. И только тогда, когда человек становится твердо на Эоновский путь, только тогда, обращаясь вновь назад к миру Иальдабаофа, он видит, каким путем можно преодолеть Иальдабаофа в самом его царстве... Тогда он видит, что и сам пол и ум могут быть сделаны орудиями преображения, если сделать их слугами любви и мудрости Эонов. И он познает, что весь мир Иальдабаофа есть игра — игра богов Иальдабаофа... Та игра, которую в своем искусстве и философии обрисовали греки... Это вращение колеса причинности то вверх, то вниз, каждая точка скользит и пляшет в общем смятении... Не отрицание жизни и мира, но преображение их — вот задача. Не бегство и не падение, но борьба... Мир подлинной действительности есть мир деяний, и вне деятельности нет спасения, но деятельность должна быть благой и жертвенной.

X.

52