Троицкий С.В., проф. Das Notbuch der russischen Christenheit. Журнал "Путь" №27

        Das Notbuch der russischen Christenheit, Berlin, 1930, S. 247.

        В ряду новейшей иностранной литературы о большевизме, книга занимает видное место. Кроме предисловия и послесловия пастора К. Крамера в ней помещены следующие статьи:

        1) Проф. D-rH.H. Глубоковский. Русская православная Церковь под владычеством большевиков 1917-1930.

        2. Д-р К. Крамер. Евангельская церковь под властью советов.

        3 и 4. Прив. доцент Ганс Кох. Государство и церковь в Советском Союзе и Коллектив безбожников: Социально-экономические основания преследования Церкви.

        5. Проф. D-r Иван Ильин. Разложение семейной жизни в советском государстве.

        6. Проф. D-r Арсеньев. Внутренняя сущность большевизма.

        7. Лицену, Франц Либ. Христианство и большевизм.

        8. D-r К. Беме. Мировая совесть против России. Голос христианских церквей о религиозных преследованиях.

        Д-р Крамер указывает в предисловии на роковое значение большевизма не только для России, но и для западного мира и определяет задачу книги — установить сначала факты, а потом выяснить их смысл.

        Фактической стороне вопроса посвящены главным образом статьи проф. Глубоковского и самого Крамера.

        Первый на основании личных наблюдений и собранных им данных дает живую и страшную картину истребления русской церкви, особенно духовенства, под большевицким режимом. Полное уничтожение церкви и религии — такова единственная цель большевизма и цель эта осуществляется самыми жестокими средствами. Автор приводит длинный ряд фактов мученической смерти епископов и священников во время первого хаотического натиска большевизма на церковь, a затем переходит к описанию позднейшего систематического гонения на нее, выразившегося в осквернении мощей, изолировании Патриарха, раздроблении церкви, расхищении церковной утвари и т. д. Не только западный мир, но и православные и славянские державы смотрят с глубоким равнодушием на страдания России, а иногда видят в ее гибели свою выгоду, и тем не менее автор твердо верит, что, выросшая и очищенная потоками крови своих бесчисленных исповедников, русская церковь воскреснет на благо и спасение всего человечества.

        В статье пастора Крамера о преследованиях евангели-

101

ческой церкви особенно показателен ряд отчаянных писем, полученных в начале сего года от немцев из России, описывающих ужасы коллективизации. «Люди, еще осенью не думавшие о выселении, готовы бежать куда угодно, только чтобы очутиться хоть на один метр далее границы. Все: немцы, русские, армяне, киргизы, татары, евреи, все, все, нет и 3 процентов населения, которые не стремились бы за границу... Здесь со всею силою свирепствует дьявол»... (S.55).

        Д-р Кох выясняет, что борьба советской власти с Церковью имеет своей основой не только материалистические предпосылки советской политической программы, но и национальный характер русской церкви, непримиримой с интернациональными тенденциями этой власти. К сожалению, русская церковь была совершенно не подготовлена к этой борьбе и инициатива в ней всегда была в руках власти. Уже по самой своей сущности восточное христианство более статично, чем динамично, и более способно терпеть и страдать, чем действовать и нападать, более молиться, чем воевать. Сила восточной церкви заключается более в мистическом созерцании, в аскетическом страдании и онтологическом углублении, чем в организованной работе, настойчивом миссионерстве и энергичной политике.

        Кроме того старое государство, с которым церковь находилась в тесной связи, противилась социальной работе церкви, вследствие чего она потеряла влияние в широких массах народа, привыкла опираться на полицию и во время революции уже не была в состоянии оказать нужное сопротивление. Поэтому-то большевизм нападал, а церковь лишь оборонялась. В этой борьбе большевизм преследовал три цели — разделение, подчинение и уничтожение церкви, и целей этих он достигает тремя средствами: силой, законом и раздроблением. В такой схеме автор и рассматривает борьбу государства с церковью. Сначала он описывает столкновение церкви с государством из-за конфискации церковной утвари в 1921 г., приведшее к разделению церкви на несколько организаций, и дает сведения об этих организациях, которые он делит на консервативные, революционные, национальные и сектантские. Затем, переходя к изложению второй стадии борьбы, когда государство стремилось путем закона подчинить себе церковь, автор указывает, что для государства достижение цели облегчалось своеобразностью советского воззрения на право: «Право есть регулирование общественных отношений, соответствующее интересам господствующего класса и опирающееся на его организованную силу». И вот, руководясь таким

102

пониманием права, советская власть издала целую систему законов о церкви, отвечающих стремлению господствующей коммунистической партии к полному подчинению церкви. И цели этой власти удалось достигнуть, доказательством чего служат многочисленные официальные заявления церковных властей, начиная с заявления патриарха Тихона от 27 июня 1923 г., кончая окружным посланием M. Сергия от 16-29 июля 1927 г. Наконец, новые мероприятия советской власти — коллективизация, пятилетка, индустриализация направлены уже к полному уничтожению церкви. Закон 8-IV-1929 г., давая церковным обществам право юридического лица, вместе с тем внес целый ряд новых ограничений для церкви, запретив служителям культа служить вне своего округа, закрыв приписные церкви и ограничив деятельность церковных организаций чисто богослужебной сферой. Все это лишь подготовка к полному уничтожению церкви. И такое уничтожение уже началось, причем первой ее жертвой явилась «Православная украинская автокефальная церковь», закрытая по требованию советской власти своим же Синодом 5 февраля 1930 г. Вместе с православными организациями уничтожается и «буржуазная мораль». Основы общества — брака в советской России не существует. Принципы «свободной любви» проводятся уже в школах. Замена семидневной недели пятидневной со свободными днями, различными для членов семьи, уничтожила праздники. Христианские имена заменены революционными, вроде «Маркс Интернационалович» или «Революция Коминтерновна» и т. д. Особенно подробно останавливается автор на атеистической литературе и дает несколько характерных фотографических снимков из безбожных журналов. Из атеистической литературы он приводит обширные выдержки из гнусной пародии на евангелие: «Евангелие от Демьяна», написанной коммунистическим поэтом Демьяном Бедным и переведенной на немецкий язык в «Deutche Blätter», Posen, февраль 1927 г. Христос в этом «евангелии» представляется в самых мрачных красках, a Иуда Искариотский превозносится до небес. К сожалению, автору, очевидно, остались неизвестны удачные стихи другого советского поэта С. Есенина, заклеймившие эту пошлость советского придворного поэта. Союз советских республик есть царство материализма, стремящегося стать религией; христианские церкви, наоборот, в этом царстве не могут быть ни чем иным, как обществом верующих без видимой организации и только с Невидимым Главой — Христом. Здесь противопоставляют друг другу холодный материализм и учение Христа, и это не обстоятельство лишь внутреннего характера, а вопрос о суще-

103

ствовании нашего мира. A если так, то этим сказано, «кто, несмотря на все, останется победителем», заканчивает автор свою статью.

        Очень интересна статья о экономических основах преследования церкви.

        Большевистская революция, проведенная инородцами и оторванной от родной почвы проживавшей за границей русской интеллигенцией, не имеет национального характера и опирается на марксистскую интернациональную теорию. Главным препятствием к осуществлению этой теории является крестьянство, не укладывающееся в ее рамки. Первое столкновение интернационала с крестьянством окончилось победой крестьянства — Нэпом. За этим поражением началась подготовка к новому наступлению на крестьянство, а самое наступление начал Сталин в 1929 г. Автор приводит ряд интересных цифр, показывающих как трудно применить марксистскую теорию двух классов к крестьянской жизни, где невозможно провести границы между капиталистом и пролетарием, почему советской власти приходится считать капиталистом или кулаком всякого противника ее политики. Советский статистик Ларин насчитывает в России всего 800.000 кулацких хозяйств, т. е. около 5 проц. крестьянского населения. К кулакам он причисляет крестьян, годовой доход которых равняется 600-3000 руб. Вряд ли в Германии найдется хоть один человек, который стал бы считать хозяина с 250 марок месячного дохода «кровопийцей капиталистом!» Лучшим доказательством того, что 250 р. в месяц является лишь низшей границей достойного человеческого существования, служит тот факт, что содержание советских чиновников часто начинается именно с максимальной цифры дохода «кулака». Таким образом, если применить к советской власти ту же мерку, которую она применяет к крестьянству, то окажется, что она целиком состоит из сверхкулаков и кровопийц.

        Далее автор описывает ужасные последствия советского натиска на деревню. Уже в 1929 г., когда план Сталина стал применяться, зерна было собрано на 2,6 миллионов тонн менее, чем в предшествующем году. Страдает не только деревня и город, страдает от недоборов податей и сама власть. В 1928-1929 г. крупные крестьянские хозяйства с доходом более 600 р. дали 106,5 миллионов податей — 33,1 проц. всех податей, а теперь все эти хозяйства уничтожены и государство лишилось третьей части податей. Коллективизация требует сложного и дорогостоящего контрольного аппарата, отвлекающего много рабочих рук от производитель-

104

ной работы. «Еще годика два и все они превратятся в секретарей и бухгалтеров», говорит один крестьянин. Бегут все, кто может и куда может. Яркими красками описывает автор бегство из советского рая немецких колонистов. «Здесь живут только рабы» пишет один из бежавших из России немцев. Немцы предпочитают бросить все имущество и идти с семьей в неизвестность, чтобы только не подчиниться коммунистическому игу. Ряд писем переселенцев описывает, как ужасы советского рая, так и бедствия переселенцев. Советская статистика показывает, что «раскулачиванию», т.е. полному лишению собственности, подвергались лучшие крестьяне, работающие не наемными, а собственными руками. В среднем «кулаки» имели лишь 1,8 лошади, 1,2 коровы, 1 плуг и 1,1 сеялку. И эта безумная реформа проводилась с сумасшедшей поспешностью. К концу февраля 1930 г. подверглись коллективизации 12,5 миллионов хозяйств с 90 миллионов гектаров и 50 миллионов населения, т. е. половина крестьянской земли. Только в последнем месяце было коллективизовано около 11 мил. хозяйств.

        Коллективизация ухудшает и без того невыносимое положение церкви. Где в коммунистических казармах место для богослужения? Откуда взять священников? Разве дозволит коммунистический комиссар, деспотически правящий коллективом, богослужебное или другое религиозное собрание? Да и уединенная молитва в своей комнате невозможна, так как никто не имеет собственной комнаты. В коммунистической библиотеке не может быть Библии, а в углу комнаты не может быть иконы. И это для взрослых. А дети? Отделенные еще с колыбели от родителей, они поручены воспитателям и учителям атеистам. Коллектив должен быть и будет безбожным.

        Проф. Ильин обрисовывает извращения семейной жизни в советском законодательстве и быту. Философам коммунизма не удалось дать коммунистическое определение брака и в законодательстве брак в сущности не отличается от чисто физической половой связи. Минимальные брачные формальности и минимальные препятствия к браку существуют лишь для регистрации брака. Но кроме брака регистрированного, советское законодательство знает фактический брак, чуждый каких-либо ограничений. Советский обер-прокурор Крыленко выясняет, что бигамия не наказуема и сообщает, что в Самаре был случай фактического брака отца с дочерью, что по его мнению более приемлемо, чем брак с чахоточной. Развод также легок, как и вступление в брак и здесь и там применяется шуточная песня:

105

«Без меня меня женили,

Я на мельнице был!»

        Беспримерная легкость разводов ведет к тому, что в деревне женятся только на лето, когда жена нужна для тяжелой полевой работы, а осенью разводятся, чтобы не кормить ее. Женщина может находиться в фактическом браке сразу с несколькими мужчинами и в случае рождения ребенка обязанность платить «алименты» падает на любого из фактических мужей» по усмотрению суда. В 1927 г. произошли изменения в брачном законодательстве и расходы на алименты равномерно распределяются между отцами; хотя незаконные дети уравнены в правах с законными, каждый ребенок может судебным путем доказывать, что такое-то лицо есть его отец или мать. Процессы об алиментах, об отцовствах отличаются отвратительным цинизмом, советская власть сознательно и систематически стремится к уничтожению чувства стыда, любви и уважения к родителям. Исходной точкой их педагогических мер является заявление, что дети принадлежат не родителям, а обществу, обязанному воспитать их в духе социализма. Советская печать восхищается детьми, которые высмеивают родителей, доносят на них и вынуждают их вступать в коммунистическую партию. Вследствие разложения семьи число беспризорных детей быстро растет. Для них устраивают убежища. Но сам Бухарин пишет, что от того, что там творится, волосы встают дыбом. В общем семейная жизнь, как и вся жизнь в советской России, превращена в сплошной кошмар. И это не случайно. Это последствие планомерно проведенной коммунистической идеи.

        Проф. Арсеньев проводит мысль, что сущность большевизма состоит в подавлении духовной свободы и высказывает надежду, что ужасные и всем очевидные последствия большевизма предохранят другие народы от увлечения им, хотя и слишком дорогой ценой невыразимых страданий и духовного заражения великого народа.

        Очень содержательна статья д-ра Либа.

        Марксизм и, как его практическое осуществление, большевизм ставят вопрос о всем христианстве. Сила марксизма состоит в том, что в отличие от других философских систем, он стремится не к истолкованию, а к преобразованию действительности, а его слабость в том, что он при всем своем реализме, берет человека не в его полноте и сложности, a имеет дело с человеком, как с хозяйственной абстракцией. Христианство Маркс считает отрицательной силой и не только в силу его спиритуализма и спекулятивного идеализма, но главным образом потому, что оно, подставляя

106

на место реальных целей цели мнимые, абстрактные и потусторонние, мешает достижению реальных целей. Резкая противоположность марксизма и христианства сказывается в эсхатологии. На место царства Божия марксизм ставит земное царство будущего, которое разрешит все проблемы человеческой жизни. Но и это государство будущего не вечно и здесь последнее слово принадлежит смерти для того, кто не верит в воскресение Христа. Вся мировая история представляется для марксистов громадной покрытой трупами дорогой, тянущейся через тысячелетия только для того, чтобы обеспечить счастье гражданину государства будущего, счастье, концом которого является та же проведшая к нему путь смерть. Предпосылками этого атеистического хилиазма является некритическое отожествление категории времени с прогрессом, необоснованная вера в неиспорченность человеческой природы, в силу разума, в возможность решения социального вопроса чисто механическим путем, в возможность удовлетворения всех экономических потребностей человеческой природы во внеклассовом обществе. А такое удовлетворение возведено в марксизме на высоту последней цели и смысла, всей человеческой истории. Таким образом, марксистский гуманизм, как и всякий отрешенный от божественного гуманизм, низводит человечество к чисто хозяйственному существованию, заканчиваясь эвдемонизмом и натурализмом.

        Впервые эта социальная и историческая философия применена к жизни в России. Здесь она нашла для себя опору в революционной традиции Герцена, Бакунина и Белинского, хотя у этих русских мыслителей были и другие, чисто индивидуалистические тенденции. Радикальная часть русской интеллигенции более последовательно пошла по пути материализма Белинского, пока наконец, не сделала Маркса своим идеологом и Ленина — вождем. Тщетно Достоевский и В. Соловьев указывали, что победой материализма подготовляется торжество антихриста, пророчество Достоевского о «муравьиной куче» исполнилось на русской земле в виде советской коллективизации. Коллективизацию эту можно бы назвать озверением человека, если бы это не было оскорблением для зверей. Деспотизм партии сменился теперь деспотизмом одного человека — Сталина. И деспотизм этот есть неизбежное последствие апофеоза силы. В России мы имеем государственный вампиризм, который, следуя ненасытной диалектике классовой борьбы, требует в жертву все новые и новые слои населения, систематически возбуждая в них инстинкты ненависти, зависти и жадности имеющих менее к имеющим более, под классическим лозунгом: «грабь награбленное».

107

И эта система истребления в конце концов должна сама пожрать себя. Материалист не только не любит, но и не знает настоящего человека. Для него человек — это лишь количественная величина, однородная часть однородной массы. В его миросозерцании производство, имеющее в действительности лишь значение средства для жизни, превращается в самоцель, a человек перестает быть самоцелью, и превращается в случайный объект и продукт в конце концов бессмысленного развития. Ставя общество над индивидуумом, марксизм на деле не может создать и подлинного человеческого общества, так как там, где нет «я», не может быть и «мы».

        Большевизм стремится разрушить все, что делает человека индивидуумом и духовным существом. Он отрицает все связи, основывающиеся на кровном родстве и любви. В коммунистическом государстве нет ни матери, ни отца, ни ребенка, его гражданин чужд всего этого, его рождение является простым фактом производства. Брак есть договор между лицами различного пола о взаимном пользовании друг другом на любое время. Любовь — это только буржуазная романтика, мешающая классовой борьбе. Что большевизм не способен уважать духовные ценности, как таковые — это общеизвестно. Довольно напомнить о преследовании писателей, членов Академии Наук. К ученым, поэтам, художникам большевистское государство относится как рабовладелец к своим рабам.

        Глубокая трагедия коммунизма состоит в том, что он несомненно исходил первоначально из стремления к подлинному братскому общению людей и к царству справедливости и что в русском народе это стремление было выражено сильнее, чем в каком другом, но, пойдя по путям механического натурализма, это стремление привело лишь к отрицанию человеческого достоинства, к рабству и одичанию...

        Мы далеко не исчерпали всего богатства содержания рецензируемой книги и горячо рекомендуем непосредственное знакомство с ней, в особенности со статьями проф. Глубоковского и д-ра Либа.

С. Троицкий.