Бердяев Н.А. E. Brunner. Gott und Mensch. Журнал "Путь" №24

Emil Brunner. Gott und Mensch. Vier Untersuchungen über das personhafte Sein. 1930. Verlag von I. С. B. Mohr (Paul Siebeck). Tübingen.

После самого К. Барта Бруннер самый выдающийся теолог бартианского направления. Книги его отличаются остротой и напряженностью мысли. Новая книга его «Gott und Mensch» объединяет четыре лекции, из которых наиболее интересна первая «Die Gottesidee der Philosophen und der Schâpfergott des Glaubens». Эта книга дает мало новаго по сравнению с прежними книгами Бруннера, он повторяет в ней свои излюбленные идеи. Как и во всем, что он писал, он воюет в ней против немецкого идеализма и романтизма, против философского учения о Боге, против Шлейермахера и Ричля, и призывает к авторитету Библии и однократного откровения, к персонализму в понимании Бога и человека, который, по его мнению, недостижим для философии. Верный истокам реформации — он утверждает возможность лишь веры, а не созерцания. Бартианство есть крайний трансцендентизм. Автономия идеалистической философии означает имманентность Бога человеческому разуму и сознанию. Это и есть главный враг откровения. Философская идея Бога для Бруннера всегда монистична и пантеистична или мистична, что противоположно откровению личного Бога-Творца. Философски обосновать веру в личного Бога невозможно. Имманентизм несоединим с Личностью и Творцом. Греческая философия и вообще философия не знает идеи творения. Философ — монологический, а не диалогический мыслитель. Бруннер, как и все бартианцы, постоянно повторяет мысль Паскаля — Бог Библии ничего общего не имеет с Богом философии. Мы все можем мыслить и превращать в систему кроме Бога.«Warûber wir nicht Meister sind: das ist einzig und allein Gott». Бог есть, прежде всего, Господин. Бог не объект для нас, Он — Субъект, человек есть его объект и потому раб. Бога нельзя познать, Он может лишь Себя открыть. Это есть радикальное преодоление истолкования протестантизма, как субъективизма. Личное нельзя мыслить. Личное дано в откровение и вере. Вера не значить узнать Бога, а значить быть узнанным Богом. Человек есть, прежде всего, грешник. Греха же не знает философия. Только вере открывается однократное и единичное. Историческое сознание есть плод этой веры. Философии чуждо это сознание. Не человек приходить к Богу, а Бог приходить к человеку. Человек лишь слушает и слушается. Как для типичного протестанта, для Бруннера выше всего вера. Противоположна греху не добродетель, a вера. Только в вере человек свободен. Свобода есть зависимость от Бога. Всякая другая свобода для

122

Бруннера означает пелагианство. Закон победим только верой. Характерно протестантской является у Бруннера также боязнь магического. Божий Дух не есть магическая энергия, а Дух говорящий, изрекающий слово. Бруннер повторяет замечательную мысль Лютера, что не добрые дела делают человека добрым, а добрый человек делает добрые дела. Добрая же воля есть вера. Мысли Бруннера о церкви— самая слабая часть его книги. И это не есть его личная слабость, это слабость всего протестантизма. Бруннер дорожит существованием церкви. Церковь основана на слове Божьем и на воле Божьей, а не на воле человеческой. Вера дана в христианском общении, в христианской общине. Но вместе с тем Бруннера пугают современные призывы к церкви. Он боится церковного империализма, боится понимания церкви, как силы. Церковь есть вера, а не сила, есть слушание слова Божьего. Он остается в резком протесте против католического понимания церкви. Пугает его также сакраментально-магическое понимание Тела Христова. В бартианском направлении вообще есть отталкивание от сакраментализма и литургизма. Страх магизма есть традиционный протестантский страх. Этот страх ложного магизма мешает Бруннеру, как и вообще протестантам, раскрыть учение о церкви, как о Теле Христовом. Антропология Бруннера основана на том, что человек есть существо слушающее слово Божье. Человек получает свое «я» от «Ты». Он в том только случае есть, если есть «Ты», если есть Бог. Человек — грешен, но грешным может быть лишь существо, сотворенное Богом. Христианская психология понимает человека в его противоположностях. В главе о «Библейской психологии» Бруннер очень основательно восстаёт против так называемой научной психологии и отдает предпочтение психологии художественной приближающей к повседневной жизни. Фрейд также дал гораздо больше, чем старая психология.

Главное возражение, которое должно быть сделано против Бруннера и бартианской теологии вообще, связано с тем, что его богосознание остается ветхозаветно-библейским: Богосознание и богоотношение остаются как бы до боговоплощения и боговочеловечения. И потому христианство не есть религия Богочеловечества. Истина о Богочеловеке совсем не раскрывается в этом типе теологии. Отношение человека к Богу, в сущности, определяется не через Христа и не во Христе. Бог понимается в духе отвлечённого монотеизма, вне тринитарности. С этим связано и Бруннеровское понимание отношения между религиозным откровением и философией. Тут Бруннеру принадлежать самые острые мысли. Но главного

123

он совсем не разрешает. Бруннер думает, что его библейская теология совершенно свободна от всякой философии. Но это ошибочная претензия. Бруннер, в сущности, принужден отрицать всякую философию. Но давно уже было замечено, что сознательное отрицание философии есть также философия. И отрицание философии в теологии Бруннера есть тоже философия. Пусть он восстаёт против зависимости католической теологии от Аристотеля, теологии Шлейермахер или Ричля от философии немецкого идеализма и имманентизма. Чувствуется, что сам он тоже прошел через Канта, что πперсонализм его миросозерцания, которой он выводить из откровения, есть тоже своеобразная философия, есть философская интерпретация откровения. Вот что непреодолимо для Бруннера, как непреодолимо ни для кого: откровение двучленно, а не одночленно, оно предполагает не только Того, Кто открывается, но и того, кому открывается, не только Бога, но и человека и человек не может быть только пассивным слушателем в восприятии откровения, человек активно реагирует на то, что ему открывается свыше, и ему открывается в соответствии со структурой его сознания. И поскольку человек имеет активную и творческую реакцию на откровение своей мыслью, разумной стороной своего существа, он неизбежно имеет философию в восприятии откровения. Это связано с учением о человеке в свете идеи богочеловечества, которое недостаточно раскрыто Бруннером и бартианской школой. Но бартианство имеет огромную заслугу, которое делает все движение религиозно значительным,— острое сознание кризиса и катастрофы и острая критика всего, что признается священным и освященным в нашем грешном мире, но освящено не Богом, а людьми, напряжённое желание за голосами человеческими услышать голос Божий.

Николай Бердяев.

124