Карпов А. Англо-русская конференция в High-Leigh

(С 25-го по 30-е Апреля 1930 г.).

Англо-русским конференциям, собиравшимся эти последние годы, ставилось большое задание: сблизить «в Духе и Истине» Англиканскую Церковь с Церковью Православной, продолжить многовековое дело соединения церквей, быть отдельными моментами осуществления большой исторической идеи.

Вопрос о соединении церквей был поставлен вновь, в новой катастрофической обстановке современной истории, в новую эпоху церковного строительства — в эпоху отделения государства от Церкви, гонений на Церковь, злобы богопротивной и, в то же время, в эпоху крушения многих преград, воздвигавшихся человеческим неразумием единого на потребу.

Делом конференций были не доктринальные споры, не нахождение какого-либо компромисса в порядке взаимных уступок, но достижения единства через взаимное понимание и осознание единства в Духе, дары которого различны: то есть положительное церковное строительство, совершаемое в духе любви.

Выполнить это дело можно было лишь при двух условиях: во первых, при условии существования внутреннего единства Англо-Католичества с Православием, как единой Церкви, и, во вторых, при способности участников конференций это единство осознать.

Можно утверждать, что основная цель конференций была достигнута: церковное единство было осознано; но этим еще не исчерпалось все их задание, как вообще не может, до окончания века, исчерпаться дело церковного строительства.

Темой последнего съезда в High-Leigh была святость, т.-е. сама цель человеческой жизни в опыте христианского сознания. Ответить на поставленный вопрос: что такое святость, значило исповедать всю свою веру, значило раскрыть весь свой духовный опыт в любви к ближнему, так, чтобы тот понял.

87

Чтобы осуществить свое большое задание, жизнь конференции должна была быть напряженной, духовно насыщенной; от участников требовался подвиг искания Истины единой на потребу, соборное делание, преодоление в духе церковности видимости разделения и осознание того, что в доме Отца обителей много, что христианский подвиг многообразен и что «дары различны, но Дух один и тот же»    (I Кор. XI1. 6): потому тема конференции была выбрана весьма удачно.

Личный состав съезда был довольно однородный. С русской стороны было несколько профессоров и студентов Духовной Академии и люди, имеющие отношение к христианскому движению; со стороны англичан — представители high church Англо-Католичества, около половины — духовенство во главе с епископом Трурским, остальные — студенты специальных колледжей, в большинстве— получившие образование в Оксфорде или в Кембридже.

Съезд происходил в High Leigh, усадьбе, неподалеку от Лондона, с большим домом стиля новой английской готики, обвитым плющом, окруженном парками, за которыми расстилались зеленеющие луга и рощи, с кое-где разбросанными фермами, вместе уютном, куда не доносился шум городской суеты. Время было распределено по часам. День начинался в 7 ч. утра, с богослужения, поочередно православного и англокатолического, объединявшего в молитве всех участников съезда. Утром читались два доклада — по одному с каждой стороны. Среди дня был большой перерыв для отдыха, посвящавшийся прогулкам, играм и частным разговорам. Затем происходили собрания группами, человек от семи до десяти; на этих-то собраниях обе стороны обменивались мнениями по поводу докладов, здесь решались основные проблемы. Вечером опять было богослужение, завершавшее день.

Весьма интересной была и, так сказать, неофициальная сторона конференции — например, поездка в Кембридж для осмотра его древних колледжей, богатых традициями и воспоминаниями, давшая возможность лучше ощутить чудный мир иной великой культуры; например — импровизированные концерты участников съезда, вносившие добродушную веселость, столь свойственную английскому характеру: все это помогало лучше понимать друг друга. Огромное значение в жизни конференции имело личное общение участников съезда друг с другом в частных разговорах — не только потому, что разговоры эти велись по существу и тем способствовали разрешению основных проблем в порядке диалектическом, но и потому, что ими, к тому же, создавались те дружественные

88

отношения, которые завершались в богомыслии и молитве.

Читавшиеся по утрам доклады ставили большинство тех вопросов, которые подвергались дальнейшему обсуждению. С самого начала в связи с учением о святости возник вопрос, о Церкви. Он был намечен уже в первом докладе, читанном С. С. Безобразовым об учении о святости у Ап. Павла, в котором докладчик доказывал, что термин «святые» применяется к членам Церкви, как таковым, т.-е. осуществляющим ее благодатные дары.

Православное учение о Церкви и, в связи с ним, вопрос о соединении Церквей, были изложены в докладе о. Сергия Булгакова, озаглавленном «Церковь святая — соборная».

По словам о. Сергия «в святости выражается самое существо Церкви... Церковь свята, потому что Бог свят, и она есть наша жизнь в Боге и жизнь Бога в нас». Святость Божия — свойство Божие, в котором содержатся все другие Его свойства. Церковь — святая человечность Христа, она же — дом св. Духа и обитель Отца, открывающегося в Сыне Духом Святым. Она есть и совершающееся обожение человечества, плод которого есть святость.

Соборность есть явление святости, единство в Св. Духе, свидетельствующем о Сыне (Иоанн ХУ. 26) единство жизни во Христе. Потому Церковь есть высшая реальность, обуславливающая исторический человеческий облик Церкви. Церковь есть и сокровищница, в которой хранится священное предание, раскрытое в соборном сознании действием Св. Духа. В ней нет какого-либо догматизирующего органа; ни иерархия, ни соборы не являются им— Церковь, прежде всего, жизнь, а не доктринальное учреждение и образ бытия церковного устанавливается живой соборностью — Святым Духом, живущим в Церкви, который, следовательно, ее единственный критерий.

Отношение англокатоликов к учению о Церкви, выраженному в 39 членах, сближает их с православным пониманием природы Церкви, отличающимся от католического с его догматом о папской непогрешимости. Православие не исчерпывается 7 вселенскими соборами, т.-к. Церковь содержит свое учение не только в догматических определениях, но и непосредственно, как благодатную жизнь молитвы, богомыслия, и боговедения; Церковь, как живая сущность, возможна и без конституционной хартии.

Церковь знает догматы, не заключенные в формулы - догматы жизни, и те или иные догматы могут быть более или менее развиты церковным сознанием. Целый ряд верований Церкви содержится ею через молитвенную жизнь, в непосредственности апостольского предания, не будучи авторитетно

89

догматизированы, так, например, о почитании святых, о загробном мире и молитве за умерших, и др. «Религиозная истина имеет, прежде всего, практический характер и религия начинается не с богословия, но с богожития, хотя и необходимо соединяется с богословием, пропедью, учением». Не провозглашение догмата на соборе имеет решающее значение, а согласное жизненное приятие Церковью того или иного учения; и не власть имеет значение, а авторитет, присущий святости; высший авторитет в Церкви присущ святости.

Путь сближения церковного требует жизненного постижения, приобщения к соборности церковной, взыскание святости, которая есть церковность.

Церковь ищет своего исторического единства в единстве во Христе и во Св. Духе; в жизни церковной есть не только божественная, но и человеческая сторона и как дары Св. Духа различны, так различны и дары человеческие у определенных людей и народов; священное предание выражает жизнь Церкви в ее историческом многообразии, в ее божественной заданности и человеческом творчестве, которое никогда не оскудевает.

Весь христианский мир представляется, как единая Церковь, т. к. один Христос и един путь во Св. Духе — но в ней разные степени полноты; постольку, поскольку разные церковные общества сохраняют единое достояние христианского мира, они принадлежат к Православию. Православие обладает полнотой и чистотой церковной жизни, поэтому соединение церквей может быть лишь восхождением в Православие. Нужно верить и знать, что единство христиан уже существует и что это единство есть единство церковное. «Ранее того желанного часа, когда мы снова соединимся в общем таинстве, у единой чаши, мы уже соединимся в таинстве молитвы, которая творится Духом Святым».

Тема конференции — вопрос о святости — имеет прямое практическое значение для соединения церквей, так как путь единения — во внутреннем устремлении Духа; в нем будет найдена и форма единения.

Следующий доклад Г. Ф. Флоровского был озаглавлен: «О почести горнего призвания». Он был о трудном пути осуществления человеком заповеди совершенства (Мф. У. 48), о «скорбном пути к славе» в единстве со Христом, «последним Адамом» (I Кор. XV. 45) исполнившим человеческую природу Своей победой над смертью.

Христос через смерть и воскресение Свое, приобщил человека к Своей славе, в которой — смысл человеческого существования и цель творения. В соединении человека со Хри-

90

 стом восстанавливается «падший образ» человека, он становится «причастником Божества», ему открывается подлинная жизнь — совершается его спасение.

Человек соединяется со Спасителем в дарах Духа, который — Святый и животворящий; спасение осуществляется в Церкви, организме богочеловеческой жизни; вся жизнь Церкви есть явление Духа Святого, дышащего в таинствах, дарующего и веру, и молитву, и любовь.

Первый момент святости — харизматический; второй, сочетающийся с первым — аскетический; это подвиг человеческой любви к Богу, свободное приятие человеком благодати; путь непрерывного восхождения в забвении о себе («да будет воля Твоя») — осуществление человеком своего подлинного лика — праведность, причастие к Правде.

Харизматический момент — первый, аскетический же — служебный: в святых чтится не только героизм, но, прежде всего, явление Духа; «не силою подвига, но силою благодати освящается душа и весь состав человека». Основное в праведной жизни — неустанная молитвенность; молитва — таинственное общение с Богом (Рим.VIII26), общение в любви: мера молитвы — крестная молитва Спасителя за распинающих; эту молитву мы чтили в святых — молитвенниках — как свидетельство их любви.

Любовь к Богу раскрывается в любви к ближнему; потому христианство — великое братство, единство в Духе, Церковь. Дух веет в подвиге любви — и в молитве и в милосердии — другом великом деле любви и причастия Христу (Мф. XXV 35-40).

«В святых мы чтим изобразившегося Христа (срв. Гал. IV IV 19); исполнение Церкви, исполнение Христово (срв. Еф. I 23) — Царствие Божие, приходящее в силе...» Мы чтим в них друзей Христовых и «обожение» человеческого естества.

На подвиг святости нам дан залог Духа (2 Кор. V 5); к каждому обращено призвание к вечной жизни (I Тим. VI 12), призвание в Божие Царство и славу (I Сол. I 12), к жизни во Христе». «У каждого свой путь, но все пути к единой цели — к жизни в Боге»; в ней смысл человеческого существования.

Г. П. Федотов в своем докладе «Типология святости» говорил об исторических типах святых, в частности — русских. Доклад этот был построен на словах I Кор. XV 41-42: «ина слава солнцу, ина слава луне, ина слава звездам. Звезда же от звезды разнствует во славе», утверждающих неравенство славы и совершенства святых по отношению

91

к совершенству Бога и, кроме того, разнокачественность святости в многообразии христианского подвига.

Благодать не убивает человеческую природу, а преображает ее; святые имеют свои освященные лица, свои типы; различие духовных типов связано не только с различием поставленных целей и путей, но и с различием дарований природных.

Церковь знает множественность «чинов» святых, определённых форм церковного служения; но типы святости не исчерпываются классификацией на чины, типы и чины перекрещиваются между собою, — внутри каждого чина открывается множество типов и один и тот же тип святости может выражаться в различных чинах.

Долгое время мученичество было единственной формой святости; вслед за мучениками идут аскеты — явление иного духовного опыта, последователи Христа — не в смерти Его, а в ином осуществлении евангельского идеала совершенства. Как различны типы мучеников, так и многолика монашеская святость, если вглядеться в нее изнутри; сложность ее усматривается в аскетических трактатах, собранных в Добротолюбии. В монашеской аскезе два основных момента: отрицательный — борьба со страстями, и положительный — воспитание добродетели; отрицательный момент, в свою очередь, преломляется в ряд форм: кафартики — очищения ради созерцания Бога («чистии сердцем Бога узрят») и в этом кафартика связана с мистикой, своей вершиной; затем — метаноики, очищение под знаком покаяния, «печали по Бозе»; наконец, в полемической форме — напряженной борьбы с искушениями.

Эти формы иногда характеризуют целые национальные или исторические ветви святости, так, кафартический тип особенно свойственен Египту, метаноический — Сирии, полемически — клюнийству, но отчасти и Египту, а положительный, агонистический — раннему латинскому монашеству. Монашеская школа Палестины — эклектическая с преобладанием кафартика, — через посредство Византии, оказала могущественное влияние на древнюю Русь.

Если в какой то мере все святые причастны Боговедению, то тип святого-мистика, для которого созерцание определяет весь строй его жизни, является особым типом, принадлежащим особой традиции; он встречается на Востоке гораздо реже, чем на Западе. Восток не любить говорить о своем мистическом опыте и делает большее ударение на аскезе, отрицательно относится к эмоциональной, «душевной» стихии — говорить о мистической жизни в терминах познания,

92

«гнозиса», a не «эроса», — о «стяжании Святого Духа» чаще, чем о соединении со Христом.

В аскетическом делании любовь является высшей, последней добродетелью, но многие аскеты обладали любовью — как высшим стяжанием подвижничества, или как благодатными даром. По признаку любви можно построить новую типологию святых; известны святые суровые и благостные. Кроме того, проявление любви к ближнему может принимать иные, практические формы. Русским подвижникам свойственна любовь личная и социальное благотворение; характерно, что около четверти русских святых — миряне; из них половина принадлежит к чину святых князей, четверть - к юродивым; это крайние формы мирского подвига — профессиональное служение миру и радикальное его отверждение.

Юродивый — суровый аскет, который принял на себя маску глупости, для радикального попрания самолюбия; его безумие — источник страданий и гонений; он соблазнителен для мира и, в то же время, он служить миру, обличая неправду ожесточенных сердец, напоминая о забытой христовой правде.

В князьях Церковь канонизировала не героев национальной истории (хотя некоторые из них и были героями), а подвижников любви в общественном и политическом служении; имена святых князей возглавляют сонм безымянных праведников, просиявших в миру. Среди мирян встречается чин «страстотерпцев» — невинных страдальцев за правду: русская церковь не выделяет своих мучеников на веру — по ее учению, невинно и вольно проливаемая кровь всегда проливается за Христа, всегда искупительна.

Следует отметить, что среди русских святых отсутствуют два типа, характерные для католической святости последних столетий — священники (кроме юродивых) и миряне, ведущие духовную жизнь в миру — и это еще раз обнаруживает подвижность и незаключенность явлений святости в исторической жизни народов.

Все многообразные подвиги святых в одном тождественны — в последовании Христу. «Единый белый луч совершенства Христова распался на радугу многоцветных добродетелей, каждая из которых определяет особый тип духовной жизни».

Наконец, в последнем докладе, «О пути спасения», о. Сергий Четвериков охарактеризовал существенные моменты интимного, внутреннего облика христианской жизни, условия духовного возрастания человека в единении со Христом.

Каждому человеку дана возможность быть совершенным,

93

как  совершенен Отец Небесный (Мф. V 48) и потому все, в том числе и язычники, могут спастись (Рим. II 15, Д. А. X 35). Но путь спасения во всей глубине и полноте осуществляется только в Церкви, которая одна дает совершенное познание Христа.

Можно идти путем спасения и не сознавая этого: существенно единство со Христом, жизненная, а не формальная принадлежность к Церкви (Мф. VIII 21; Мф. VII II).

Некоторые идут по пути спасения с раннего детства; у большинства же людей вступление на этот путь знаменует внутреннее перерождение: после периода тьмы и тоски человеку открывается радость познания Бога. Но будучи путем радости, путь спасения вместе с тем и путь тесноты и страдания (Мф. VII 13, 14, Мф. XVI 24). Трудность пути не только от внешних причин, но, главным образом, от внутренних — от духовной природы человека, от «власти мира» над ним. Человек должен освободиться от рабства, миру. (Мф. VI 24, Лк. XIV 26), т.-е. совершить аскетический подвиг; подвиг этот — не бессмысленное самоистязание, а самоотверженный подвиг любви к Богу и следование жертвенному служению Христа (Иоан. XII 26); не ненависть к миру, который во зле лежишь, но который прекрасное творение Божие, не ненависть к телу во имя духа, а жертва всем Богу. Одним из наиболее ярких примеров отрицания самодовлеющей ценности благ мира является подвиг юродства — безумие Христа ради. Аскетизм есть порыв безграничной любви к Господу, влекущий к трудам и жертвам.

Второй и важнейший момент пути спасения — деятельное сострадание и служение людям; и здесь опять требуется труд и жертва.

Человек, который вступает на путь спасения после периода отчуждения от Бога, — начинает с покаяния — смиренно сознает свою неправоту, жаждет примирения и начала новой жизни во имя Божие. За покаянием следует трудничество Христу, преодоление в себе власти мира — совершается постепенное очищение человека благодатью Св. Духа; святость есть постепенно достигнутое сочетание человеческого духа с Духом Божиим; святые — носители чрезвычайных даров Св. Духа и в них явлена слава Божия.

Путь спасения есть путь индивидуальный — личного завета человека с Богом, но совершается он в Церкви, едином теле Христовом, хранительнице благодати. «Храм есть наглядное небо, где объединяются у престола Божия и живые и умершие, и люди и ангелы, где уничтожается граница между землею и небом».

94

Далее, говоря об осуществлении христианского делания в миру, о. Сергий описывает христианскую семью — малую домашнюю церковь (Филим. I. I), неразрывно связанную с Церковью вселенской, и церковный приход — христианское общество, объединенное молитвой под сенью родного храма.

Кончая свой доклад, о. Сергий повторяет, что путь спасения есть покаянное обращение к Богу и принятие на себя Креста во имя Христово.

Основные темы докладов англо-католиков были о мистическом облике святости, как единства со Христом-Спасителем; о многообразии даров Св. Духа в единстве Церкви и оправданность различных путей, совершаемых в Боге, различных типов святости; о типах англиканских святых и, в частности, о деятелях церковного возрождения англокатоличества ХIХ-го века, Ньюман и Пюзи.

Не желая умалить значительность английских докладов, можно сказать, что они были прекрасными дополнениями русских докладов, — что и явствует из краткого перечня их тем. В них выявилось духовное родство англо-католичества с православием, залог единства Церковного; в то же время, они открыли представителям Православия особенности духовного опыта Англиканской церкви, на которые Православие должно было дать ответ.

Жизнь конференции росла на фоне докладов, которые давали материал для обсуждения в группах и в частных разговорах. В этом материале — обильном, рождавшем многие насущные вопросы, нужно было разобраться по существу, не страшась обнаруживать разделяющие точки зрения: только в добросовестности и искренности могло быть достигнуто подлинное взаимное понимание.

Вначале во всей остроте стоял вопрос: возможно ли воссоединение Англиканства с Православием, нет ли каких либо непреодолимых препятствий на его пути? Нужно было решить, существенно ли различие двух церквей.

Англикан многое смущало в Православии и требовало объяснения: православное почитание иконы и мощей, почитание Богородицы и Святых; некоторые типы православных святых, например юродивые, были непонятны им; кроме того, они склонны были заподозрить православных в чрезмерном пристрастии к рассудочному богословствованию в ущерб деятельному выявлению христианства в мире: хотя за последние сто лет Англиканство — в англо-католичестве — подошло к церковному сознанию, все же протестантский дух, некогда господствовавшей, не был окончательно преодолен. Преодолеть его можно было только в свете Православного учения

95

о Церкви, объяснив в нем несовершенство протестантского понимания личности.

Нужно было объяснить Англиканам, что церковное строительство — не только стремление устроить человеческую жизнь на началах христианской морали: что деятельная любовь к ближнему, как таинственное причастие Христу, вознесшему человеческое естество на небо, есть стяжание нового Неба и новой Земли, мира преображённого; что святость Пресв. Богородицы, святых, икон и мощей — святость Церковная, таинственная, и в ней почитается явление Духа Божия. Нужно было дать осознать с особой силой Богочеловеческий облик Церкви, как инобытия.

Основным вопросом, возникшим после доклада о. Сергия Булгакова, был вопрос о соборности в связи с учением о Св. Духе, — в нем решалась проблема церковного единства «в Духе и Истине».

Стало ясным, что только в причастии к Истине, которая одна освобождает, преодолеваются человеческие преграды. Православная идея Вселенской Церкви, как единства соборного, а не формального, оправдывала многообразие путей человеческого спасения, совершаемого во Христе, и, в то же время, звала к подвигу.

Делом конференции было осознание достижимости воссоединения Англо-Католичества с Православием, так как «Дух один и тот же» (I Кор. XII 6), и обретение веры, что в осуществлении даров Его, в неустанном строительстве церковном, воссоединение будет достигнуто. —

Перед окончанием конференции приехал Архиепископ Кентерберийский и сказал приветственное слово, на котором следует остановиться, не только потому, что оно исходило от примата Англиканской церкви, но и потому, также, что оно было весьма интересным выражением идеи церковного единства.

Сперва Архиепископ отметил любовные отношения двух церквей, основанные на общности вероучения, и момент, их внутренне связующий: «мы равно убеждены, что мы пребываем вместе в осознании единства Тела Христова, — бесконечно более глубоком и прекрасном, чем то, которое присуще великой Римско-Католической Церкви», сказал он.

Далее он указал на сходство исторических путей двух церквей, разделенных на многие ветви, внешне независимые, не объединённые организационными узами, отвечающие на стремления разных рас и народов, но, в то же время, внутренне связанные общей традицией, единством духовным. Дух

96

единства — свободного, внутреннего, присущий Православной и Англиканской Церквам, роднить их между собой.

Вселенский Патриарх, в своем недавнем послании Архиепископу, писал именно о братских, а не о дружественных только, отношениях церквей, т.-е. об отношениях членов одной семьи, единого Тела Христова, участников в любви благодати Божией, данной Его Святой Церкви.

Общаясь в дарах благодати, православные и англикане могут многому учиться друг у друга. Православные стоянию в вере, внутреннему смыслу служения Богу, сознанию духовной реальности символов, а также и непосредственности общения с Богом и памяти смертной; особенно же пониманию Церкви, как взаимного проникновения мира видимого и невидимого, этим освобождая англикан от обычного для Запада понимания Церкви.

В свою очередь, Англикане могут учить православных отвечать на нужды современной жизни, и, тем самым, шире распространять в мире свое достояние, свидетельствуя о живом Христе, святом главе человеческой жизни.

Кончая, Архиепископ указал на символический смысл весеннего воскресения древней земли, обработанной человеческими руками, к новой жизни в обетовании новой надежды.

В кратком ответе своем, Митрополит Евлогий подчеркнул значение работы церковного воссоединения в данный исторический момент гонений на Церковь.

Митрополит Евлогий пробыл на съезде два дня и присутствовал на всех богослужениях.

Чтобы правильно понять духовный облик конференции и самый факт единения православных и англокатоликов, нужно понимать, что дело конференции совершалось в молитве; ею венчалось богомыслие; в ней осуществлялось дело любви.

А. Карпов.

Севр, 14 июня 1930 г.

97