Пахмусс Т. З. Н. Гиппиус

Разбивка страниц настоящей электронной статьи сделана по: «Русская религиозно-философская мысль XX века. Сборник статей под редакцией Н. П. Полторацкого. Питтсбург, 1975, США.

Темира Пахмусс

З. Н. Гиппиус

Зинаида Николаевна Гиппиус (1869-1945), одна из самых любопытных русских поэтов Символизма с «новым религиоз­ным сознанием», заслуживает внимания как художник боль­шой метафизической сосредоточенности, сыгравший важную роль в эпоху религиозного Возрождения в России начала двад­цатого века.

Гиппиус смотрела на историческое христианство как на необходимую фазу в эволюции религии в религию Святой Троицы. Догма Святой Троицы, утверждала поэтесса, должна стать связующим звеном между историческим и апокалипти­ческим христианствами. Христианство начинается, развивается и завершается в «сознательном и волевом» развитии человека. Свободная воля его играет исключительную роль в эволюции духовных ценностей. Бог даровал человечеству свободу выбора — погибнуть или спастись. Завершится ли этот процесс абсо­лютным отрицанием — ничем, или достижением высшей сту­пени человеческого бытия — абсолютным утверждением, за­висит всецело от человеческой воли и от ее связи с всеобщей, Божественной волей. Христос указ ал на путь, который может привести к союзу людей, к «единой, новой плоти», к соеди­нению наций в единую новую семью.

Своим назначением в русской религиозной жизни Гиппиус считала создание «нового религиозного сознания». «Мне хо­чется часто молиться», заносит она в свой дневник «Contes d’amour» 30-го марта 1893 г., «и только об одном: пусть Он сделает скорее, как Он хочет». Философову, своему долголет­нему другу, она писала: «Мое желание выполнить это зада­ние, мое желание любви не от меня. Мое сознание, что единст­венный путь из тупика это твердая вера в Бога, также не от меня. И мое желание и мое сознание проистекают от любви Бога к нам». Гиппиус видела в любви Бога и в своем личном

289

Его ощущении основание «нового религиозного сознания». Она требовала превращения тесной дружбы Мережковского, Гип­пиус и Философова в неразрушимый союз трех личностей, сгармонированных в главной мысли, «сходящихся вместе, что­бы молиться, может быть, работать, писать вместе о наших мыслях, вместе уповать и ждать будущих. Других, для соста­вления Начала, чтобы были три, могущие стать троими. Чтобы был миг реально-символизированной тайны и одного, и двух, и трех». ¹ Гиппиус называла этот союз и их деятельность в создании «нового религиозного сознания» — Главным. Конеч­ной целью в Главном они считали создание единой челове­ческой семьи в соборной Церкви как основание будущего Цар­ства Божьего на земле.

«История» Главного началась в 1899 г., когда мысль о новой русской Церкви зародилась почти одновременно у нее и у Мережковского. Убедившись, что «Церковь нужна как лик религии евангельской, христианской, религии Плоти и Крови», Гиппиус написала об этом Философову, Розанову, П. П. Перцову, Бенуа, Владимиру Гиппиус (своему кузену), Нувелю, Баксту и Дягилеву». ² Как следует из записи Гиппиус в ее днев­нике «Contes d'amour» от 7-го февраля 1901 г., она решила дей­ствовать немедленно. «Малодушно, изменно, не нравится мне закрывание глаз, самоослабление для Главного. Этот вопрос — быть ли Главному, и вопрос мой, потому что — быть 'ему’ или не быть — в моих руках, это знаю».

Главное было также связано с некоторыми событиями в начале двадцатого века, о которых Гиппиус писала в «Contes d'amour» 16-го февраля 1904 г. так:

В самом начале 1902 года в моей жизни (во всей) случилось нечто, — внутреннее, хотя фактическое и извне пришедшее — что меня, в одно и то же время, и опустило, — и подтянуло, — ню и выбросило куда-то к людям, в толпу (вот как трудно говорить, когда надо быть узкой!). А еще раньше этого я очутилась среди людей новой среды, к которым присматрива­лась все время с моей новой точки зренья (до чего далекой от «любвей» ! И очень близкой к... любви; ну просто нет, я вижу, слов). Короче, реальнее, уже. — К нам в дом стали приходить священники, лавриты, профессора Духовной Академии, и между ними два, молодые, чаще других, Антон Карташов и Василий Успенский.

290

В поисках соратников для Главного Гиппиус привлекла в себе Карташева и Успенского, разговаривая с ними о новой Церкви, в которой «Небесное» должно образовать нераздельное целое с «Земным» и которая должна существовать вне всякой зависимости от государства. Церковь, отделенная от государ­ства, должна проповедовать любовь, всеобъемлющую реаль­ность, созданную из союза духа и плоти. Только Христос, по мысли Гиппиус, является истинным и законным представите­лем власти на Небе и на земле. Власть Иисуса Христа это власть новой, всеобщей любви; любовь эта — основа нового, анархического общественного устройства Царства Божьего на земле, теократии.

Гиппиус и Мережковский не имели в то время ясного пред­ставления о том, какими средствами создать их Новую Церковь. Желая отойти от официальной Православной Церкви, они в одно и то же время не хотели оказаться вне ее. Традиция Русской Церкви, с ее эстетической и эмоциональной атмосферой, была для них необходимостью. Поскольку другие участники религиозных дискуссий на квартире Мережковских — Бердяев, Федор Сологуб, Минский, Поликсена Соловьева, Розанов, Бенуа, Нувель, Бакст, Перцов и Владимир Гиппиус — не могли им помочь в создании более ясной перспективы, у Гиппиус зародилась мысль об организации центрального кружка, более цельного по мысли и действию. Выбор ее пал на Философова, разделявшего концепцию новой религии, Новой Церкви, Чело­вечества Третьего Завета. Таким образом был создан тайный и тесный кружок Гиппиус, Мережковского и Философова. Основой их организации были следующие два положения: 1) внешнее разделение с существующей Церковью, 2) внутрен­ний союз с нею. Православная Церковь продолжала привле­кать центральный религиозный кружок Гиппиус, т. к. Евха­ристия, по их мнению, может иметь место только в Православ­ной Церкви. По мысли Гиппиус, Мережковского и Философова, в Евхаристии человек не только отдается Богу, но и активно идет Ему навстречу, принимая участие в Его воле. Дневник З. Гиппиус «О Бывшем» ³ повествует в деталях о действиях центрального кружка и об усилиях Гиппиус продвинуть их работу. Дневник также упоминает создание Религиозно-фило­софских собраний и журнал «Новый путь», мысли о которых также зародились впервые у Зинаиды Гиппиус.

Проект Религиозно-философских собраний возник у Гип­пиус осенью 1901 г. Получив одобрение Мережковского, она обсудила план Собраний с В. А. Тернавцевым, убежденным

291

сторонником Православия и позже Секретарем Святейшего Синода, с Розановым, В. С. Миролюбовым, редактором «Жур­нала для всех», и другими. Все они одобрили план Гиппиус как возможность начала открытых дискуссий на религиоз­ные, философские и культурные темы. Делегация в составе Мережковского, Тернавцева и Миролюбова отправилась к По­бедоносцеву и Митрополиту Антонию, известному своими ли­беральными взглядами, для получения официального разре­шения на открытие Собраний. Официальное разрешение было получено, и духовенство Петербурга согласилось принимать участие в дебатах. ⁴ Первое собрание состоялось 29 ноября 1901 г., в зале Географического общества. Епископ Сергий (Финляндский), ректор Духовной академии в Петербурге, был назначен президентом; епископ Сергий, ректор Духовной се­минарии, — вице-президентом. Направо от президента сидели духовные лица, налево от него — представители русской ин­теллигенции, между последними Гиппиус, Мережковский, Тер­навцев, Минский, Бенуа, Перцов, Розанов, Е. В. Дягилева (мачеха С. П. Дягилева) и профессора Духовной академии: Карташев, Успенский и другие. Русская интеллигенция хотела встретиться лицом к лицу с исторической Церковью и услы­шать ее голос, хотела ознакомиться со взглядами русского духовенства на прошлое, настоящее и будущее Церкви в ее дви­жении к соборности. Духовенство, с другой стороны, смотрело на эти собеседования как на «миссию среди интеллигенции». ⁶ В. М. Скворцов, помощник Победоносцева и редактор журнала «Миссионерское обозрение», был одним из тех, которые при­держивались такого взгляда. Президент, епископ Сергий, ко­торый искренно желал создания более глубокого взаимопони­мания между духовенством и интеллигенцией и образования между ними крепкого союза, открыл первое собрание речью к интеллигенции. Тернавцев ответил речью к духовенству.

Другим важным вопросом в программе Религиозно-фило­софских собраний, выдвинутым интеллигенцией, был вопрос о взаимоотношении Православной Церкви и самодержавия, под­чинение Церкви государству. Е. А. Егоров, пламенный защит- ник Православия и секретарь Собраний, Тернавцев, Скворцов, епископ Сергий и Карташев выражали мнение Мережковских, что Церковь и государство должны существовать независимо друг от друга. Они требовали полной свободы Церкви и пере­смотра устаревших концепций и запретов, наложенных государ­ством на Церковь со времен Петра Великого. Дискуссии на эти темы продолжались в резиденции епископа Сергия и митро-

292

полита Антония в Александро-Невской Лавре. Гиппиус, в сопровождении Мережковского, Философова и Розанова, также принимала живое участие в этих конференциях.

Всего было двадцать два заседания Религиозно- философских собраний. 5 апреля 1903 г. они были запрещены по при­казу Победоносцева. Собрания сыграли большую роль в жизни петербургской интеллигенции, т. к. они предоставили возмож­ность ей и духовенству открыто обсуждать свои взгляды и идеи. Они также способствовали созданию более тесной связи между искусством и религией, между художественной интуи­цией и тайной духа, стимулировали у русских художников и писателей чувство «Божественного содержания и смысла кра­соты» и призывали к созданию союза между западноевропей­ской культурой и христианской традицией Востока. В этом смысле Религиозно-философские собрания оправдали чаяния Гиппиус. Но она считала, что Собрания имели успех только в смысле их «внешнего проявления» и были очень неудачны в их «внутреннем откровении». В результате этого они «отор­вались» от своего первоисточника, Главного. «Внутреннему делу предстоят такие трудности, что страшно и думать», запи­сала Гиппиус в «О Бывшем». Тем не менее, она сумела продол­жить развитие «внутренней Церкви» до Октябрьской револю­ции 1917 г.

Начиная с осени 1903 г., члены кружка Зинаиды Гиппиус вступили в тесные духовные отношения с ее младшими сестра­ми Татьяной и Натальей, с Бердяевым, В. В. Кузнецовым (дру­гом Натальи Николаевны, петербургским скульптором), Кар­ташевым, Серафимой Павловной Ремизовой (женой писателя Алексея Ремизова) и Андреем Белым. Белый и Александр Блок часто присоединялись к частным молитвам Мережковских по четвергам. К группе Мережковских в это время принадлежали также Мариэтта Шагинян, впоследствии крупный советский писатель, и Зинаида Венгерова, печатавшаяся в «Северном вестнике», «Образовании» и других литературных журналах. А. С. Глинка-Вольский и А. В. Руманов, критики, журналисты и «люди вкуса и культуры», по выражению Гиппиус, также входили в религиозную группу Мережковских. Поэт Вл. Пяст, критик Евг. Лундберг и Тернавцев принимали участие в этих религиозных собеседованиях.

Начиная с 1905 г., Мережковские проявляют большой ин­терес к социальным и политическим вопросам. Вместе с Философовым, они отрицают понятие диктатуры, «правительства в одно лицо» или автократа. Неприемлемой для них была и

293

форма социалистического государства, также правления исклю­чительно внешней силой. Социализм не может разрешить из­вечной проблемы «сложных взаимоотношений Одного и Всех». Более того, он уничтожает религиозную концепцию абсолют­ной свободы и абсолютной личности. Отрицательно смотрели Мережковские и на социально-политическую анархию, т. к. она утверждает лишь индивидуум и его абсолютные права. Поли­тическая анархия, по их мнению, может легко превратиться в силу еще более ужасную, чем все ранее существовавшие формы общества. Каждая государственная система была в их глазах лишь временным явлением, лишенным всех абсолютных цен­ностей. В центре религиозной анархии Гиппиус и Мережков­ского стоял Бог как высшее проявление абсолютной свободы и любви.

Своим первым долгом перед русским обществом они счи­тали создание возможности перехода от государства, основан­ного на внешней силе, к религиозной и внутренне свободной общественности — от власти человека к власти Бога. Надежды на создание своей религиозной теократии они возлагали на русскую интеллигенцию, «аристократов разума», в которых Мережковские стремились разжечь новое религиозное сознание, необходимое для создания нового, просвещенного общества с глубоким духовным содержанием. Путь к религиозной теокра­тии они видели в революции как начале универсальной собор­ности. Революция должна быть всемирной; каждая нация дол­жна стать органической частью единого целого — «всеобщего союза человечества». Русские проложат путь к этому союзу, к апокалиптической религии, к Третьему Человечества, к Чело­вечеству Третьего Завета. ⁶

Мережковские видели, что революция 1905 г. не была религиозной. Они продолжали надеяться, однако, что в дальней­шем развитии революционных действий ее характер изменится и пробудит в участниках этих действий новое религиозное соз­нание. В недалеком будущем русская революция «освободит» Россию в религиозно-общественном смысле. Новая революция, по теории Гиппиус, закончит работу религиозных деятелей русской интеллигенции. Поэтому она не прекращает своей деятельности по созданию «внутренней Церкви». В Париже в 1906 г. Мережковские ищут новых соратников для Главного среди русских политических эмигрантов, таких как И. И. Бунаков-Фондаминский и его жена Амалия и Борис Савинков, знаменитый террорист, а также среди представителей католи­ческого духовенства, в числе которых были ректор Парижской

294

духовной семинарии Abbé Portal, и Abbé Loisy, также принад­лежавший к движению, охарактеризованному Гиппиус как «борьба за христианство с исторической церковью». ⁷ В Париже Мережковские общаются и с представителями модернистского движения Père Labertonnière и его секретарем Louis Canet (оба из «Annales de philosophie chrétienne»), и с Бергсоном. Анатоль Франс также был собеседником Мережковских во Франции. Но и среди этих людей им не удается приобрести новых 'сподвиж­ников для Главного. Постепенно они приходят к выводу, что Католичество и Русское Православие не могут еще соединиться для создания нового религиозного сознания, необходимого для рождения всеобщей Церкви. ⁸

Мережковские были в Петербурге, когда произошла Фе­вральская революция 1917 г. Как и другие поэты-символисты, Мережковские встретили ее с восторгом, видя в ней возмож­ность катаклизма. Они надеялись, что революция выведет на­ружу потенциальные силы для созидания нового — она при­несет свободу, равенство и братство. Революция освободит че­ловеческую личность и создаст новое религиозное сознание, отличное от проповедуемого организованной Православной Церковью и русским самодержавием. Революция, более того, создаст гармонические взаимоотношения между личностью и коллективом. Аргументация Гиппиус по поводу существующей взаимосвязи между понятиями революции, свободы, равнопра­вия и демократии находится в ее полемической статье напра­вленной против Бердяева, «Оправдание Свободы» (1924), и в ее личной переписке с ним. ⁹ Демократия, по мнению Гиппиус, должна поддерживать и претворять в реальность духовную сво­боду человека. Человек же, в свою очередь, должен проникнуть­ся идеей свободы, дарованной ему Богом. Демократия откры­вает человеку высшие блага свободы — равенство всех перед законом, возможность всемирного братства во Христе и тож­дественность свободы личности со «свободой во Христе». Че­ловеку дарованы два великих сокровища, две вечных ценности — личность и свобода. ¹⁰ Демократия реализует эти ценности в жизни.

Если Февральская революция разочаровала Мережковских так же, как и революция 1905 г., то после Октябрьской рево­люции 1917 г. они установили с ужасом, что с основанием «Царства Антихриста» личная свобода индивидуума перестала существовать даже как понятие и что вся русская интеллиген­ция оказалась во «власти тьмы». ¹¹ Гиппиус и Мережковский сделали и другое, еще более ужасное открытие: если самодер-

295

жавие и ограничивало личную свободу человека и независи­мость Церкви от государства, то «Царство Антихриста» пол­ностью отрицает и человеческую личность и русскую духовную и культурную традицию. Большевизм означал для Гиппиус рабство, систематическое истребление духа человека, его мысли, личности, свободы, гармонических взаимоотношений между «Коллективом» и «Личностью» и всего того, что отличает че­ловека от животного. Свобода, за которую декабристы пожерт­вовали своею жизнью, оказалась несбыточной мечтой:

Наших дедов мечта невозможная,

Наших героев жертва острожная,

Наша молитва устами несмелыми,

Наша надежда и воздыхание, —

Учредительное Собрание, —

Что мы с ним сделали...?

                          12-го ноября 1917 г. ¹²

После катастрофы 1917 г. Мережковские по-прежнему счи­тали своим первым долгом борьбу за Новую Россию и за Но­вую Европу. Новая Россия возникнет в свете любви Иисуса Христа, в свете «Абсолютной Личности», в Царстве Третьего Завета, в котором любовь найдет свое проявление как абсо­лютная свобода личности. Большевизму они противопоставляли Свободу, Лояльность, Братство, Равенство, Культуру и Нацию. Преодолев безбожный большевизм и вступив в тесный союз с Новой Европой, также возрожденной в свете открывшейся человечеству любви Иисуса Христа после Его Второго При- шествия, Нов ал Россия принесет избавление миру от его не- минуемой гибели. Духовно возрожденное человечество гряду­щего создаст новое общество на основе «новой религиозной общественности», понимаемой в религиозной этике как Сво­бода, Равенство и Братство. Новое общество положит начало Царству Третьего Завета.

Религиозно-политическая философия Зинаиды Гиппиус может звучать историческим анахронизмом в перспективе со­временного мира экзистенциализма. Ее метафизические мысли, тем не менее, имеют большую ценность для западной «теологии кризиса», в частности швейцарских протестантских мыслите­лей Karl Barth’a ¹³, Eduard Thurneysen’а. ¹⁴ Вместе с ними Гип­пиус отдавала должное религиозной философии Достоевского в интерпретации Нового Завета, христианской эсхатологии, ве­ры, свободы и дальнейшей эволюции исторического христиан-

296

ства. Как и Достоевский, Гиппиус основывала свою религиоз­ную философию на учении Христа о всеобъемлющей любви, на стремлении к гармонии, мере, Истине, твердо веря в воз­можность Царства Божия на земле.

University of Illinois Urbana, Illinois

ПРИМЕЧАНИЯ

1) Temira Pachmuss. Intellect and Ideas in Action: Selected Correspond­ence of Zinaida Hippius. München, Wilhelm Fink Verlag, 1972, p. 76.

2) См. статью «Зинаида Гиппиус: Эпоха ’Мира искусства’», с предис­ловием и аннотациями Т. Пахмусс. — «Возрождение», Париж, 1968, № 203, стр. 66-73.

3) З. Н. Гиппиус. «О Бывшем». С предисловием и аннотациями Т. Пахмусс. — «Возрождение», Париж, 1970, № 217, стр. 56-78; № 218, стр. 52- 70; № 219, стр. 57-75; № 220, стр. 53-75.

4) См. о Религиозно-философских собраниях в воспоминаниях З. Н. Гиппиус «Дмитрий Мережковский». Париж, YMCA-Press, 1951, стр. 87- 107; статьи Гиппиус «Первая встреча», — «Последние новости», 1932, №№ 4083, 4091 и 4097, и «Правда о земле», — «Мосты», Мюнхен, 1961, № стр. 300-326; Сергей Маковский, «Русский символизм и Религиозно-философские собрания», — «Русская мысль», Париж, 1957, №№ 1124 и 1125.

5) Гиппиус. Правда о земле. Op. cit., стр. 303.

6) См. больше по этому вопросу в книге «Zinaida Hippius: An Intellec­tual Profile», op. cit., стр. 166-178.

6) См. «Дмитрий Мережковский», op. cit., стр. 165.

7) После Октябрьской революции 1917 г. Гиппиус перестала отрица­тельно относиться к Русской Церкви, поскольку Русская церковь стала «страдающей» Церковью всех русских и жертвой гонений со стороны советского правительства. Но и в эмиграции Гиппиус продолжала ут­верждать, что воплощение Главного необходимо для будущего. «Не под силу нам — сделают другие», говорила поэтесса. «Это все равно, лишь бы было».

8) См. в книге «Intellect and Ideas in Action: Selected Correspondence of Zinaida Hippius», op. cit., стр. 141-167.

9) З. Гиппиус. Крест и меч. — «Современные записки», Париж, 1926, XXVII, стр. 355.

11) З. Гиппиус. Синяя книга: петербургский дневник 1914-1918. Бел­град, 1929, стр. 219.

12) З. Гиппиус. Последние стихи: 1914-1918. Петербург, 1918, стр. 52.

13) См. его произведения «Evangelische Theologie im 19. Jahrhundert», Zürich, 1957, и «Die Menschlichkeit Gottes», Zürich, 1956.

14) См. его монографию о Достоевском «Dostoejewski», Zürich, 1921.

297