Поиск авторов по алфавиту

Автор:Гессен Сергей Иосифович

Гессен С.И. О пятилетке и проблеме хозяйственной автаркии. Журнал "Новый Град" №5

Единомышленники по «Новому Граду» уже неоднократно имели случай высказать свое отношение к евразийству, от которого нас решительно отделяет его поспешная готовность пожертвовать свободой ради идеократии. В оправдании поли­тической свободы и разработке новых форм свободного и в этом смысле демократического строя, соответствующего поре­волюционной ситуации, мы видим лаже одну из главных задач «Нового Града». Разумеется, мы не можем согласиться с напе­чатанной в настоящем номере статьей П. Н. Савицкого, кото­рая даже среди работ этого блестящего, но всегда в плену сво­ей идеологии пребывающего автора, выделяется своей евразий­ской заостренностью. Но она хороша уже тем, что ставит во­просы со всей возможной резкостью, вызывая несогласных с ним на столь же точные и определенные ответы.

1

 

Вопросы, вызываемые статьей II, Н. Савицкого сводятся в основе своей к следующим двум: 1. Является ли пятилетка «организацией промышленного подъема», обусловленного всем предыдущим экономическим развитием России, укладывающим­ся в органическую схему ее национального экономического ро­ста и доказывающим фактическую самодостаточность России, как особого хозяйственного мира? 2. Может ли политика хо­зяйственной автаркии, проводимая сейчас большевиками, быть признана правильной, как с точки зрения национальных инте­ресов России, так и с точки зрения положительного социального идеала? От решения обоих этих основных вопросов зависит уже решение и всех остальных, поднимаемых статей II. Савиц-

56

 

 

кого как, например, вопрос о преодолении конъюнктуры, о го­сударственно-частной системе хозяйства и т. д.

Обращаясь к первому вопросу, мы должны сказать, что еще три года тому назад евразийцы не были одиноки в своем отношении к пятилетке, как к положительному фактору рус­ского экономического развития. Не только иностранные эконо­мисты, но и некоторые русские экономисты демократического лагеря эмиграции были склонны до третьего «решающего» го­да пятилетки утверждать и «органичность» пятилетнего пла­на и независимость организуемого им промышленного подъема России от капиталистического хозяйства, в частности от миро­вого кризиса. Пятилетка, говорили они, измышлена не боль­шевиками, а русскими спецами, включившими в нее предположения, еще задолго до революции разрабатывавшиеся русски­ми инженерами и экономистами. Если она будет осуществлена не на все 100 процентов, а только на 50 или даже на 40, то все же она будет означать решительный шаг вперед на пути русского экономического роста, и при том такой шаг, необхо­димость которого предвиделась и требовалась русскими хозяй­ственными деятелями до революции. Даже когда мировой хозяйственный кризис уже совершенно обозначился, те же са­мые русские экономисты из демократического лагеря не утра­тили своего оптимизма по отношению к пятилетке. Каким об­разом кризис капиталистического хозяйства, говорили они, смо­жет отразиться на строительстве пятилетки, протекающей в условиях независимого от него социалистического хозяйствен­ного строя?

Если чем-либо евразийский подход к делу отличается от этих взглядов, то только своим метафизическим обоснованием. Нет нужды, что метафизическое обоснование П. Н. Савицким своей евразийской точки зрения рядится в эмпирические ризы диаграммы и статистической схемы. На примере хотя бы марк­сизма мы видим, что, чем элементарнее метафизика, тем охот­нее она принимает видимость эмпирии, в особенности той яко бы бесспорной эмпирии, которая дается статистической схемой. От этого она не перестает быть метафизикой, в данном случае метафизикой «организационной идеи», заменившей в евразий-

57

 

 

стве метафизику «производственных отношений». От нас скры­ты ее автором теспособы вычисления отдельных показателей, да и самые показатели, сравнение которых привело его к уста­новлению им того, что он называет «ритмом русского экономического развития», и мы не можем вслед за ним проверить пра­вильность утверждаемого им чередования семилетних периодов подъема и десятилетних периодов депрессии. Укажем только, что, если даже такой факт, как мировая война, который и евра­зийцы вряд ли решатся причислить к фактам имманентного хо­зяйственного развития России-Евразии, оказался не в состоянии, хотя бы только на один год, сдвинуть ритм экономического развития России, то одно из двух: или ритм развития есть ме­тафизическая сущность, по отношению к которой бессильны все факты эмпирической действительности, или подлинный ритм развития не укладывается в схему семи-десятилетнего че­редования. Впрочем, самое причисление лет войны к годам про­мышленного подъема свидетельствует о метафизическом под­ходе к вопросу: П. Н. Савицкий, очевидно, считает, что увели­чение выплавки стали и чугуна есть какой-то абсолютный по­казатель, независимо от того, идет ли выплавляемый металл на снаряды или на увеличение промышленная оборудования страны.

Если отвлечься от всей этой эзотерической метафизики организационной идеи, то в евразийском отношении к пятилет­ке остается бесспорной некоторая доля истины. Первоначаль­ный пятилетний план, как он был задуман и начат исполнением «правой оппозицией», впоследствии разгромленной Сталиным, в значительной своей части вытекал из потребностей страны, продолжая русское дореволюционное экономическое развитие, и постольку был и организацией очередного промышленного подъема. Столь же бесспорно, однако, что экономическая по­литика Сталина, задавшаяся безумной целью индустриализи­ровать страну на основе столь же планомерного и системати­ческого разрушения рынка, сковала этот подъем, преждевре­менно задушила его, и при том в срок, значительно более ко­роткий, чем это полагалось бы по схеме нашего автора. Если бы П. Н. Савицкий продолжил свои вычисления до настоящего

58

 

 

«завершающего» года пятилетки, то, думается, он принужден был бы признать, что депрессия началась уже в 1932 г., т.-е. за год до положенного ей, согласно «ритму русского экономического развития», срока. Утверждение его, что «строительство еще не приостановлено», «депрессия не началась», «промышлен­ный подъем продолжается», противоречит всем данным совет­ской статистики, и никакими статистическими манипуляциями этого факта отменить нельзя.

Существенен поэтому не вопрос о сроках, а другой, дей­ствительно, основной вопрос о том, в какой мере советское плановое хозяйство хоть в какой бы то ни было малой и иска­женной степени является зародышем новой хозяйственной си­стемы, преодолевающей вырождающуюся на Западе систему капитализма и соответствующей национальным особенностям России. На этот вопрос евразийцы дают двусмысленный и со­блазнительный ответ. Ими отвергаются только «методы коммунистического действия», но, по-видимому, не самая цель, ко­торой, в силу «уловки истории», коммунисты бессознательно руководствуются. Между тем статья П. Н. Савицкого сама да­ет данные в пользу противоположного вывода. В «преодолении конъюнктуры», т.-е. сменяющих друг друга волн подъема и депрессии, справедливо видит П. Савицкий отличительную чер­ту подлинного планового хозяйства. Советское же хозяйство эпохи пятилетки не только не выпрямило конъюнктурной кри­вой капиталистического хозяйства, но, напротив, чрезвычайно усугубило ее кривизну. Форсировав до крайности подъем, оно подготовило почву для депрессии, размеры которой, в силу крайнего исчерпания всех резервов, самим П. Савицким пред­видятся как необычайные. Этим лишний раз подтверждается за­щищаемое нами положение, что советское хозяйство отличается от капиталистического лишь тем, что все отрицательные на­чала последнего находят в нем свое крайнее выражение (см. нашу статью в № 4 «Нового Града»). Коммунизм — это есть капитализм в своей самой безудержной и беззастенчивой фор­ме. Монополия внешней торговли, которой советское хозяй­ство отрезано от мирового, есть не что иное, как крайнее вы­ражение той уродливой автаркии, которая есть факт современ-

59

 

 

ного капиталистического хозяйства и один из самых ярких симптомов его вырождения. И потому эта автаркия менее всего означает самодостаточность советского хозяйства, его социа­листическую независимость, от мирового капитализма.

Тем самым, с другой стороны, дается также и ответ на вопрос об «удаче» пятилетки. Как строительство новой хозяй­ственной системы, пятилетка явно не удалась. Удалась ли она, и насколько процентов, просто как хозяйственное строительст­во? В этом вопросе П. Н. Савицкий склонен занимать оптими­стическую позицию. Не впадает ли он в данном случае в со­блазн смешения техники и хозяйства, смешения столь же понятного в устах иностранного инженера, сколь недопустимого в устах русского экономиста? Вопрос заключается не в том, какая часть предположенной пятилетки окажется к концу 1932 года технически осуществленной, а какая часть основанных за время пятилетки хозяйственных предприятий переживет на­ступивший уже период депрессии. Если депрессия будет такова, какой ее ожидает П. Савицкий, если даже просто будет про­должаться нынешнее состояние, и большинство советских пред­приятий окажутся через некоторое время лишенными своих ка­питалов, то они должны будут прекратить работу, несмотря на все совершенство своего технического оборудования. Чтобы пу­стить их в ход, придется обратиться все к тому же иностран­ному капиталу, освобождение от которого составляло замысел и raison d’être пятилетки. В этом смысле можно сказать уже сейчас, что пятилетка рухнула вся целиком, если даже и ока­жется верным, что некоторый процент технических сооруже­ний, принадлежащих нынешним советским предприятиям, перей­дет в наследство к новым предприятиям, который с помощью иностранного капитала придется основывать на развалинах рух­нувших предприятий советских.

Таким образом ложны и губительны не только методы проведения пятилетки, но ее метод, метод индустриализации страны через уничтожение покупательной силы населения, т.-е. через разрушение рынка. Поэтому никак нельзя согласиться с П. Н. Савицким, что большевики бессознательно, против сво­ей воли, делают национальное дело. Единственно, что правиль-

60

 

 

но в пятилетке — это ее замысел индустриализации страны. Но, думается, вряд ли найдется хотя бы одно эмигрантское течение, которое не признавало бы этой правды пятилетки. Даже самые рьяные защитники «мирового хозяйства» и «естественного» разделения труда между аграрными и промышленными странами, вряд ли будут оспаривать необходимость ин­дустриализации России, значит, и тех мер протекционизма, без которых она, при нынешней исторической ситуации невозмож­на. С другой стороны, и П. Н. Савицкий вряд ли будет оспари­вать и неизбежность широкого использования индустриализи­руемой Россией иностранных капиталов, в особенности, если методы советской индустриализации представляются ему само­му неприемлемыми. Участие России в мировом хозяйстве явля­ется при этих условиях фактом, который в течение еще долгого периода времени будет по необходимости определять экономи­ческое развитие России.

 

2

Какой же смысл в таком случае может иметь идея хозяй­ственной автаркии Евразии? Надо сказать, что из всех мыслей, составляющих евразийское учение, идея хозяйственной автар­кии наименее евразийская. Сейчас это одна из наиболее интер­национальных мыслей, выдвигаемая во всех странах националь­ными политическими группировками. В Германии идея хозяй­ственной автаркии защищается национал-социалистами, в Ита­лии — фашистами, в Англии — консерваторами, в Польше — идеологами национального блока, поддерживающими диктату­ру Пилсудского. Этим мы отнюдь не хотим умалить оригиналь­ности евразийцев, которым, по-видимому, принадлежит приори­тет нового обоснования этой мысли и обстановке послевоенного времени. Идея хозяйственной автаркии бесспорно важная и существенная идея, она должна быть обсуждена по существу, и при обсуждении ее надлежит отрешиться от всех тех эмо­ций, которые вызываются у демократических течений тем об­стоятельством, что ее монополизировали сейчас националисты и диктатурщики всех стран. Прежде всего, надо сказать, что

61

 

 

хозяйственная автаркия не есть сейчас только нечто желаемое, в осуществлении чего право-левые приверженцы диктатуры усматривают путь к преодолению капитализма. Хозяйственная автаркия есть, увы, факт современной действительности, гром­ко заявляющий о своем существовании и каждодневно увеличи­вающийся в своей подрывной, разрушительной силе. Таможенные валютные и всякого рода другие заставы, которыми даже самые мелкие государства отгородились сейчас друг от дру­га, каждодневно усиливая строгость ввозных и вывозных за­прещений и высоту таможенных ставок, есть мыслимый предел автаркии. Крайним доктринерством было бы, однако, считать (как это делают некоторые публицисты демократическая ла­геря нашей эмиграции), что эта уже существующая ныне ав­таркия есть только плод политического национализма. Как го­сударство вмешивается в хозяйственную жизнь капиталисти­ческих стран против своей воли, будучи принужденным к вме­шательству силою обстоятельств, так и неистовствующая сей­час автаркия вызывается глубокими сдвигами внутри мирового хозяйства, и трудно найти сейчас хоть одну политическую партию, как бы демократично и фритредерски ни была состав­лена ее программа, которая не приложила бы своих рук к со­зданию нынешнего положения. Судьба английских трудовиков и английских либералов, без участия которых в национальном пра­вительстве не могла бы никогда «перевернуться новая страни­ца экономической истории Англии», в этом отношении доста­точно показательна. Никакими выкриками по адресу национа­листического интернационала нельзя отменить того факта, что автаркия есть симптом распада мирового хозяйства прежнего ка­питалистического стиля, и что распад этот обусловлен глубо­кими сдвигами внутри капиталистическая рынка. Идеология свободной торговли имела глубокий смысл тогда, когда Европа была как бы громадным промышленным городом на теле миро­вого капиталистическая рынка, и когда возможности горизон­тального расширения этого рынка были практически неограни­ченными. Правда, даже и тогда — в эпоху не утратившего сво­ей ликвидности капитала (см. нашу статью в № 3 «Нового Гра­да») — идеология свободной торговли была внутри Европы

62

 

 

естественной идеологией тех стран, которые ранее других успели индустриализироваться. Ныне, когда заморские страны создали свою промышленность, и когда горизонтальное расши­рение достигло своего предела, видеть в свободной торговле панацею от всех бед — значит закрывать глаза на очевидней­шие факты современной действительности. Европа должна как-то перестроить свое хозяйство, чтобы выйти из настоящего кри­зиса, среди многообразных причин которого упомянутые сдви­ги в мировом хозяйстве составляют одну из существенных его слагаемых. Дальнейшее расширение рынка, невозможное впредь в горизонтальном направлении, неизбежно должно будет при­нять направление вертикальное, т.-е. путь поднятия покупатель­ной силы внутри отдельных стран, приобщение к рынку не от­даленных заморских селений, а новых и новых пластов насе­ления внутри страны. Что это возможно лишь путем упорной и значительной реорганизации промышленных стран Европы, хотя и реорганизации их на совершению новых принципах вне­сения в запущенную деревню начал городской культуры, — об этом справедливо говорят новейшие аграрные программы германской и австрийской социал-демократии, также как и ан­глийской рабочей партии (см. мою статью в № 36 «Современных Записок).

Бесспорно, путь этот потребует большого творческого уси­лия и больших жертв со стороны всех слоев населения. Он по­требует реорганизации не только хозяйства, но и других сто­рон общественной жизни, в частности школы, особенно сель­ской. Весь сложный комплекс проблем, связанных с вертикаль­ным расширением рынка, должен быть, наконец, поставлен. Если наши консерваторы из демократического лагеря его не ставят, то они этим не спасают демократии, а ее дискредитируют и гу­бят. Проблема не перестает быть проблемой от того, что ее увидели и поставили политические противники демократии, что, например, проблема реаграризации страны и реформы сельской школы поставлена хотя бы в Германии кругом редакции «DieTat». Как бы ни были велики жертвы на этом пути, они ничто в сравнении с тем, что бы ожидало крестьянские страны Евро­пы, если бы, в результате неожиданного торжества доктрине­-

 

 

 

ров свободной торговли, Америке, и Австралии было позво­лено затопит, своей пшеницей европейский рынок (срв. статью Н. Долинского в № 48 «Современных Записок», в которой дана яркая характеристика аграрной революции в Америке и Ав­стралии, приведшая в течение нескольких лет к снижению се­бестоимости производства в этих странах вдвое). Впрочем, доктрина свободной торговли есть сейчас утопия, не меньшая, чем рецидив классического либерализма, предлагаемый эконо­мистами типа Мизеса. Ни один ответственный политическийде­ятель, как бы сильны ни были либерализм и демократизм от­влеченно принимаемой им программы, просто не найдет в себе мужества проводить ее реально в жизнь. Доктрина свободной торговли есть сейчас не столько программа, сколько лицемер­ный отказ от какой-либо практической программы.


 

Настоящая творческая программа не может сейчас быть ни политикой автаркии в ее нынешнем  виде, ни политикой ее отвлеченного отрицания. Мировое хозяйство сейчас разрушено, и этот факт стабилизированной экономической войны всех про­тив всех приобретает особенно зловещий вид на фоне успехов техники, продолжающей неустанно преодолевать границы пространства и дающей современному человечеству в руки все внешние средства для установления всеобщего сотрудниче­ства. Примитивная связь отвлеченной механической конкурен­ции сейчас явно уже недостаточна для того, чтобы служить спайкой мирового хозяйства. Органическое же единство слишком сложно, чтобы могло быть осуществлено сразу. Единственный путь, который намечается сам собою, есть путь региональных соглашений, путь образования больших «материковых» экономических систем, осуществляющих внутри себя начало относи­тельной хозяйственной автаркии. Британская Империя, Америка, Французская Империя, Средняя Европа и т. п. крупные объеди­нения являются необходимыми предварительными этапами на пути к отдаленному еще сейчас идеалу нового мирового хозяй­ства. В экономической области еще более, чем в области по­литической, отвлеченное единство может оказаться губитель­ным. Даже самые рьяные защитники Лиги Наций признают сей­час необходимость перестройки ее наоснове «международного

64

 

 

регионализма», справедливо полагая, что отвлеченное равен­ство ее нынешнего строения есть одна из главных причин ее слабости (срв. книгу Г. Гурвича «Letempspresentetlidéedudroitsocial», 1931, II, гл. 3, § 1). В хозяйственной обла­сти повторение ошибок отвлеченной демократии является осо­бенно недопустимым. Выработка конкретных форм органиче­ской демократии, — демократии, соответствующей пореволю­ционной ситуации, является здесь вопросом столь же настоя­тельным, сколь и ответственным.

Как ни представлятьсебе в деталях этот материковый эко­номический регионализм, одно не подлежит уже сейчас никако­му сомнению: Россия в пределах нынешнего СССР (возможно, со включением некоторых лимитрофных стран) является, как и Британская Империя и как Америка, естественной экономиче­ской системой будущего «материкового» хозяйства, вырастаю­щего на развалинах хозяйства мирового. Утверждая хозяйствен­ную автаркию Евразии, евразийцы защищают позицию, гораздо более прочную, чем позиция германских национал-социалистов или польских автаркистов. В особенности, если принять во вни­мание, что П. Н. Савицкий понимает автаркию не как абсолют­ную самодостаточность, а как относительную независимость данной экономической системы от других материковых систем.


 

В своей статье П. Н. Савицкий связывает идею автаркии с идеей планового хозяйства. Что устойчивость планового хо­зяйства предполагает большую независимость его от внешнего рынка, — это бесспорно. Верно также и то, что плановое хозяйство должно будет покоиться в первую очередь на рас­ширении рынка в вертикальном направлении, т.-е. на развитии по­купательной силы собственная населения. И в этом отношении подлинное плановое хозяйство является полной противоположностью хозяйства советского, жертвующего внутренним рынком ради рынка внешнего. Лишнее подтверждение нашей тезы, что советское хозяйство есть не плановое хозяйство, а крайний предел вырождения хозяйства капиталистического (срв. нашу статью в № 3 и 4 «Нового Града»), В теориях автаркии эти чисто экономический соображения отступают обыкновенно на задний план перед соображениями политическими. Требуя

65

 

 

автаркии, немецкие национал-социалисты прямо заявляют, что автаркия должна обеспечить независимость Германии на случай войны. Тот же политический привкус слышен и в программе фашистов и польских пилсудчиков, так же как и в сталинской теории социализма в одной стране, Автаркия мыслится во всех этик случаях, как орудие великодержавности и империализма. Вместо объективации хозяйства, освобождения его от политики, мы имеем здесь, напротив, замысел подчинить хозяйство це­лям государства, существо которого усматривается в его «есте­ственном» стремлении к расширению своей мощи. В этом отно­шении евразийцы не составляют исключения: для них хозяйст­венная автаркия вытекает из «организационной идеи», носите­лем которой является государство, а не из задачи «преодоле­ния конъюнктуры», т.-е. возмещения хозяйству, утратившему свой автономизм, его устойчивости путем его внутренней орга­низации. Последний замысел подлинная плановая хозяйства заключается в его объективации, в исключении из хозяйственных отношений начал произвола, превращающих собственность из орудия производства в орудие классового и политического господства. Такова задача плановая хозяйства внутри каж­дой отдельной страны, и таковой же она только и может быть вовне, во взаимных отношениях между отдельными странами. Автаркия в смысле подчинения хозяйства государству, превра­щения его в простое орудие власти и великодержавной поли­тики государства, представляет собой прямую противополож­ность плановому хозяйству, которое в полной мере может быть осуществлено лишь на путях мира, а не войны, т.-е. на путях ограничения суверенности отдельных государств хозяйствен­ным международным правом. Как внутри отдельного государ­ства плановое хозяйство достигается не вмешательством го­сударства, как властного союза, а пронизанием хозяйства со­циальным правом и подчинением государства последнему (его «демократизацией»), точно так же и устойчивость планового хозяйства во вне обеспечивается не государственной монопо­лией внешней торговли, превращающей последнюю в орудие великодержавности, а международными соглашениями, руково­димыми чисто хозяйственными мотивами, т.-е. имеющими це-

66

 

 

­лью своей наилучшее обеспечение и согласование интересов по­требителей и производителей различных стран.

Уже из этих беглых соображений явствует и наше отноше­ние к «государственно-частной системе хозяйства» евразийцев. Что такое «государственно-частная система» П. Н. Савицкого Это есть система, «которая во главу угла ставит общее дело, но на служение ему привлекает также и частные интересы хо­зяйствующих лиц». Этим она отличается от капиталистического строя, в котором «во главе угла стоят частные интересы», только ограниченные «общим делом», представленным госу­дарством. Этой перемены ударения, по мнению П. Н. Савицкого, достаточно для того, чтобы преодолеть противоположность капитализма-коммунизма. Как будто простая рядоположность двух начал достаточна для того, чтобы дать нечто большее, чем эклектический «взаимный плагиат» между ними. Одно из двух: или государственно-частная система означает право го­сударства вмешиваться в хозяйственную жизнь, — тогда это тот же «поздний капитализм». Или она означает абсолютное верховенство в хозяйственной жизни государства, по своему усмотрению устанавливающего объем «частно-хозяйственного сектора», — тогда это тот же Нэп, только открытый и честный, лишенный своего характера ловушки и провокации. Вместо произвола отдельного лица, евразийская «государственно-частная система» устанавливает произвол государства, орудием ко­торого и должна служить хозяйственная автаркия. Произвол от этого не перестает быть произволом, и не удивительно, что ев­разийство ищет выхода в идеократии, т.-е. в передаче всей пол­ноты государственной и хозяйственной власти в руки лиц, доб­рая воля и компетентность которых гарантируется не их за­слугами, опытом и знаниями, а исповеданием ими некоторой си­стемы догматов. Вместо объективизации хозяйства, дости­жимой лишь через исключение из него начала власти и господ­ства, мы имеем здесь обожествление власти, тот же империализм, составляющий существо современного — одинаково капита­листического и коммунистического — язычества.

С. Гессен.

67


Страница сгенерирована за 0.01 секунд !
Map Яндекс цитирования Яндекс.Метрика

Правообладателям
Контактный e-mail: odinblag@gmail.com

© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.