Коллонтай А. Любовь и новая мораль

В период начавшегося в 1910—1911 г. в России охлаждения к проблемам пола появилось в Германии психо-социологическое исследование сексуального кризиса Греты Мейзель-Хесс ¹). В широкой публике книга успеха не имела: художественно малоценный роман Карин-Михаэлис, смелый лишь до границы, какую позволяет приличие писательского «хорошего тона», незаслуженным шумом заслонил собою незадолго перед тем появившуюся работу Мейзель-Хесс. «Книга талантлива, но не научна», гласил шаблонный приговор. И лишь в интеллигентских верхах, среди «сливок» германского общества она вызвала горячие рукоплескания одних, шипение и негодование других. Такова участь каждого искреннего правдоискателя!

Что книге Мейзель-Хесс не хватает целого ряда научных достоинств—метода исследования, систематики,—что мысль ее скользит и вьется, зачастую возвращаясь к уже сказанному,—нисколько не умаляет значения ее труда.

Свежестью веет от книги, исканием правды проникнуто яркое, темпераментное, изложение, в котором преломляется трепетная, много пережившая, богатая женская душа. Мысли Мейзель-Хесс не новы,—не новы в том смысле, что они реют в воздухе, что ими пропитана вся наша моральная атмосфера!.

Каждый втайне от других передумал, перестрадал проблемы, разбираемые ею, каждый мыслящий человек теми или иными путями пришел к выводам, запечатленным на страницах «Сексуального Кризиса»; но по въевшемуся в нас лицемерию открыто мы все еще покланяемся старому, мертвому идолу—буржуазной морали. Заслуга Мейзель-Хесс та же, что и ребенка в сказке Андерсена: она посмела со спокойным бесстрашием крикнуть обществу, что «на короле нет рубашки», что современная половая мораль—пустая фикция!.

В самом деле, у моральных норм, регулирующих поло-

___________

1) Grete Meisel-Hess: «Die Sexsuelle Krise». Jena, Didrichs.

36

вую жизнь, человека могут быть лишь две цели, два назначения: 1) гарантировать человечеству здоровое, нормально-развитое потомство, содействовать половому подбору в интересах расы, 2) способствовать утончению человеческой психики, обогащению его души чувствами товарищеской солидарности, коллективистическими переживаниями. Ни той, ни другой задачи современная мораль, служащая исключительно интересам мамоны—собственности, не выполняет. Весь сложный кодекс современной сексуальной морали, с нерасторжимым моногамным браком, в основе которого лишь в редких случаях лежит «Эрос», с широко распространенным институтом продажной проституции—не только не способствует оздоровлению и улучшению расы, но благоприятствует осуществлению «полового подбора, вывернутого наизнанку». Современная мораль ведет человечество по пути неуклонного вырождения.

Поздние браки и вынужденное «воздержание» в период, наиболее приспособленный для деторождения, или пользование «бесцельной» для рода проституцией, отсутствие столь важного для потомства момента «любовного экстаза» в браках по расчету, при нерасторжимом, легальном браке, отцеживание наиболее «великолепных женских экземпляров», способных всего более вызывать эротические эмоции мужчин в бесплодную проституцию, произнесение «смертного приговора» над «детьми любви», незаконными, этими нередко наиболее ценными, здоровыми, цветущими экземплярами рода и т. д.—таковы непосредственные результаты ходячей морали, ведущей к уродованию, ухудшению, физическому и моральному вырождению человеческой расы.

Полного внимания заслуживает попытка Мейзель-Хесс; привести в соответствие сексуальную мораль с задачами «расовой гигиены»,—попытка, представляющая особый интерес для последователей материалистического понимания истории. Защита молодого, трудящегося поколения, охрана материнства и детства, борьба с проституцией и т. п. требования социалистических программ преследуют по существу «гигиену расы» в самом широком ее смысле. Сорвать с сексуальной морали ореол незыблемости «категорического императива», привести ее в соответствие с житейскими, практическими запросами и требованиями прогрессивной части человечества,—эта задача несомненно стоит на очереди и ждет к себе вдумчивого и проникновенного отношения со стороны социалистов.

Как ни ценны мысли Мейзель-Хесс по данному вопросу, вдаваться в анализ этой специальной части ее труда—значит превысить рамки беглого очерка. Поэтому ограничимся лишь рассмотрением другой части сексуальной проблемы и познакомимся с не менее ценными и интересными ответами Мейзель-Хесс на вопрос о том: выполняют ли современные формы хотя

37

бы вторую свою задачу—служат ли источником обогащение человеческой психики чувствами солидарности, товарищества?

Подвергая последовательному анализу все три основные формы брачного общения между полами: легальный брак, свободный союз и проституцию, Мейзель-Хесс приходит к пессимистическому, но неизбежному выводу, что при капиталистическом строе все три формы одинаково засоряют и извращают человеческую душу, разбивая всякую надежду на длительное и прочное счастье, глубоко - человеческое общение душ. При неизменном, стационарном состоянии психики человека из затяжного «сексуального кризиса» - нет выхода.

Распахнуть заповедную дверь, ведущую на вольный воздух, на путь более любовных, более близких, а следовательно и более счастливых отношений между полами может лишь коренное изменение человеческой психики—обогащение ее «любовной потенцией». Последнее же с неизбежной закономерностью требует коренного преобразования социально-экономических отношений, другими словами—перехода к коммунизму.

Каковы главные несовершенства, каковы теневые стороны легального брака? В основу легального брака положены два одинаково ложных принципа: нерасторжимость с одной стороны, представление о «собственности», о безраздельной принадлежности друг другу супругов—с другой.

«Нерасторжимость» брака основывается на противоречащем всей психологической науке представлении о неизменности человеческой психики в течение долгой человеческой жизни. Современная мораль пред’являет достойное смеха требование, чтобы человек во что бы то ни стало «нашел свое счастье», она обязывает его сразу и безошибочно найти среди миллионов современников ту гармонирующую с его душею душу, то второе «я», которое одно обеспечивает брачное благополучие. И, если человек, а особенно женщина, в поисках за идеалом будет брести ощупью, терзая свое сердце об острые колья житейских разочарований, общество, извращенное современной моралью, вместо того, чтобы спешить на помощь своему несчастному сочлену, начнет мстительной фурией преследовать его своим осуждением. «Счастье, как об’ект общественного насилия,—такова fine fleur нашей половой морали!» Открытую смену любовных союзов современное общество, озабоченное интересами собственности (не «вида» и не индивидуального счастья), готово рассматривать, как величайшее для себя оскорбление. Между тем, остроумно замечает Мейзель-Хесс, «брак подобен квартире: его темные стороны выступают только тогда, когда в нем обживешься. Разумеется, это своего рода «преследование судьбы», если часто приходится менять неудобные и несовершенные квартиры, но еще хуже, если окажешься вынужденным оставаться в неподходящем помещении. «Смена любовных союзов на протяжении долгой человеческой жизни,—говорит

38

Мейзель-Хесс,—и в процессе развития самой личности—это явление, которое должно быть признано обществом, как нечто нормальное и неизбежное».

«Нерасторжимость» становится еще нелепее, если представить себе, что большинство легальных браков заключается «втемную», что брачущиеся стороны имеют лишь самое смутное представление друг о друге. И не только о психике другого, более того—совершенно не ведают, существует ли то физиологическое сродство, то созвучие телесное, без которого брачное счастье неосуществимо. «Пробные ночи», говорит Мейзель-Хесс, широко практиковавшиеся в Средние века, далеко не «неприличный абсурд»; при иной социальной обстановке в интересах расы, для обеспечения счастья индивидуумов они могут иметь право гражданства.

Представление о собственности, о правах «безраздельного владения» одного супруга другим является вторым моментом, отравляющим легальное супружество. В самом деле, получается величайшая нелепость: двое людей, соприкасающихся только несколькими гранями души, «обязаны» подойти друг к другу всеми сторонами своего многосложного «я». Безраздельность владения ведет к непрерывному, стеснительному для обоих сторон пребыванию друг с другом!. Нет ни «своего» времени, ни своей воли, а зачастую, под гнетом материальной зависимости, нет даже «своего угла» отдельно от супруга... Непрерывное пребывание друг с другом, неизбежная «требовательность» к предмету «собственности» превращают даже пылкую любовь в равнодушие, влекут за собою несносные, мелочные придирки. В самом деле, нельзя не согласиться с Мейзель-Хесс, что слишком тесное сожительство губит весенний нежный цвет самой чистой любовной привязанности; сколько надо «бережливости» к другой душе, каким громадным запасом «тепла» надо обладать, чтобы создать возможность весеннему любовному пылу дать к осени сочные, пропитанные солнцем обоюдного тепла плоды глубокой, нерасторжимой душевной привязанности!..

Моменты «нерасторжимости» и «собственности» в легальном браке вредно действуют на психику человека, заставляя его делать наименьшие душевные усилия для сохранения привязанности внешними путями прикованного к нему спутника жизни. Современная форма легального брака беднит душу: и уже никоим образом не способствует тому накоплению запасов «великой любви» в человечестве, о котором столько тосковал русский гений—Толстой.

Но еще тяжелее искажает человеческую психологию другая форма сексуального общения—продажная проституция.

«Любовный акт, низведенный на степень профессии, что может быть чудовищнее?»

Оставляя в стороне все социальные бедствия, связанные с проституцией, минуя физические страдания, болезни, урод-

39

ство и вырождение расы, остановимся лишь на вопросе о влиянии проституции на человеческую психику. Ничто так не опустошает душу, как зло вынужденной продажи и покупки чужих ласк. Проституция тушит любовь в сердцах; от нее в страхе отлетает Эрос, боясь запачкать о забрызганное грязью ложе свои золотые крылышки.

Она уродует нормальные представления людей, она калечит и беднит душу, она урезывает, отнимает у нее самое ценное—способность пылкого, страстного любовного переживания, расширяющего, обогащающего индивидуальность запасом пережитых чувствований. Она искажает наши понятия, заставляя видеть в одном из наиболее серьезных моментов человеческой жизни—в любовном акте, в этом последнем аккорде сложных душевных переживаний, нечто постыдное, низкое, грубо - животное...

Психологическая неполнота ощущений при покупной ласке особенно пагубно отражается на психологии мужчин: мужчина, пользующийся проституцией, в которой отсутствуют все облагораживающие привходящие душевные моменты истинно-эротического экстаза, научается подходить к женщине с «пониженными запросами, с упрощенной и обесцвеченной психикой. Приученный к покорным, вынужденным ласкам, он уже не при-сматривается к сложной работе, творящейся в душе его партнера - женщины, он перестает «слышать» ее переживания и улавливать их оттенки. Сколько «женских драм» построено на этой «упрощенной» психике мужчин, формируемой домами терпимости! Проституция неизбежно простирает свои темные крылья и над головой «свободно возлюбленной», и над наивно - влюбленной и потому чутко- требовательной женой; она беспощадно отравляет любовные радости женщин, ищущих в половом акте «последний аккорд» созвучной, гармоничной, всепоглощающей страсти ¹).

Нормальная женщина ищет в любовном общении полноты и гармонии: мужчина, воспитанный на проституции, упуская сложную вибрацию любовных ощущений, следует лишь бледному, однотипному физическому влечению, оставляющему

___________

¹) Нельзя не отметить здесь, что высказанные Мейзель-Хесс соображения по поводу искажения мужской психологии проституцией, дают ключ и к другому явлению, остававшемуся до сих пор в полной темноте. Непривычка мужчин считаться с психологией женщин, с их переживаниями сказывается не только в неумении прислушиваться к душе женщины, но, более того, она заставляет мужчин с поразительной наивностью игнорировать физиологические переживания женщины в момент наиболее интимного акта. Неудовлетворенность женщин на этой почве хорошо известна лишь медикам и служит причиной частых нервных заболеваний. Поразительно, что беллетристика, окрашенная самодовлеющей психологией мужчин, проходит полным молчанием это явление, бросающее сноп света на целую полосу семейных и любовных драм. Когда Мопассан посмел коснуться этого вопроса в своем романс «Une vie», («История одной жизни») его «откровение» вызвало лишь наивное недоумение большинства мужчин.

40

по себе ощущение неполном и душевного голода с обоих сторон. Растет обоюдное «непонимание» полов, и чем выше индивидуальность женщины, тем сложнее ее душевные запросы, тем острее - сексуальный кризис. Проституция опасна именно тем, что ее влияние распространяется далеко за пределы отведенного ей русла.

Оставляя в стороне вопрос о физиологическом вырождении человечества, говорит Мейзель-Хесс, о венерических болезнях, физическом ослаблении рода, надо подумать и о другом психологическом моменте, затемняющем духовные импульсы, засоряющем и извращающем эротическое сознание и ведущем к тому, что мужчина и женщина все меньше понимают друг друга, все меньше умеют наслаждаться друг другом, не злоупотребляя один другим. На границе между процессом физиологических и психических переживаний находится то чувство, которое определяет собою и действие человека, влекущее за собою продолжение рода. И именно это чувство, от которого зависит все—индивидуум и род,—это чувство беспощадно искажают.

Но и в третьей форме брачного общения—свободной любовной связи—имеется много темных сторон. Несовершенства этой брачной формы—отраженного свойства. Современный человек привносит в свободный союз уже изуродованную неверными, нездоровыми моральными представлениями психику, воспитанную легальным супружеством, с одной стороны, и темной бездной проституции—с другой. «Свободная любовь» наталкивается на два неизбежных препятствия: «любовную импотенцию», составляющую сущность нашего распыленного индивидуалистического мира, и отсутствие необходимого досуга для истинно - душевных переживаний. Современному человеку некогда «любить». В обществе, основанном на начале конкуренции, при жесточайшей борьбе за существование, при неизбежной погоне либо за простым куском хлеба, либо за наживой или карьерой—не остается места для культа требовательного и хрупкого «Эроса». Бедная Аспазия напрасно ждала бы в настоящее время за своей украшенной розами трапезой «товарищей» по изысканно топким любовным радостям; с грубым, недостойным ее по духовному уровню мужчиной не станет делить она трапезы, а «духовно-благородному мужчине» было бы всегда некогда проводить свои вечера у Аспазии.

Мейзель-Хесс метко отмечает распространенное явление: современный мужчина смотрит на «любовь - страсть», как на «величайшее несчастье», какое только может его постигнуть, как на обузу, мешающую осуществлению единственно достойных и существенных задач: завоеванию положения, капитала, достижению прочного места, славы и т. д. Мужчина опасается отравленных стрел Эроса, большого и истинного любовного захвата, могущего отвлечь его от «главного» в жизни. Между

41

тем, свободная любовная связь, при веем комплексе окружающей жизни, требует несравненно большей затраты времени и душевных сил, чем оформленный брак или беглые покупные ласки. Начиная с того, что душевные притязания свободных возлюбленных друг к другу обыкновенно еще выше чем у легальных супругов, и кончая невероятной затратой времени друг на друга...

На одни «свидания» уходит сколько ценных для «дела» часов! А «тысяча демонов», подкарауливающих пару, связанную исключительно узами любви,—достаточно случайности, временного охлаждения, и разрыв налицо. «Любовная связь» при существующих условиях либо кончается разрывом, либо принимает форму легального брака

Сильный и цельный мужчина, который без риска мог бы включить «любовь» в комплекс своих жизненных задач,—этот мужчина, по мнению Мейзель-Хесс, «еще не пришел». Оттого мы и видим, что современные мужчины, поглощенные тяжестью дел и задач, предпочитают раскрыть кошелек и обзавестись содержанкой или расплатиться с женщиной своим «именем», взвалив себе на плечи бремя легальной семьи, лишь бы не тратить своего «драгоценного» времени, своей энергии на любовные переживания...

Но и перед женщиной, особенно живущей самостоятельным трудом (а таких 30—40% во всех культурных странах), стоит та же дилемма: любовь или профессия? Положение женщины-профессионалки осложняется еще одним привходящим моментом—материнством. В самом деле, стоит перелистать биографии всех выдающихся женщин, чтобы убедиться в неизбежном конфликте между любовью и материнством, с одной стороны, профессией и призванием — с другой. Может-быть, именно потому, что самостоятельная, «холостая» женщина кладет на весы счастья при свободной любви не только свою душу, но и любимое дело, повышается ее требовательность к мужчине: она взамен ждет щедрой расплаты, «богатейшего дара»—его души..

Свободный союз страдает отсутствием морального момента, сознания «внутреннего долга»; при неизменности же всего сложного комплекса социальных взаимоотношений нет никаких оснований расчитывать, что эта форма брачного общения выведет человечество из тупика сексуального кризиса, как думают адепты «свободной любви».

Выход этот возможен лишь при условии коренного перевоспитания психики,—перевоспитания, требующего, как необходимой предпосылки, изменения и всех тех социальных основ, которые обусловливают собою содержание моральных представлений человечества.

Все предлагаемые в области социальной политики мероприятия и реформы, приводимые Мейзель-Хесс, не представляют чего-либо существенно - нового. Они вполне покрыва-

42

ются требованиями, значащимися в социалистических программах: экономическая самостоятельность женщины, широкая, всеоб’емлющая охрана и обеспечение материнства и детства, борьба с проституцией на экономической почве, устранение самого понятая о законных и незаконных детях, замена церковного брака легко расторжимым гражданским, коренное переустройство общества на коммунистических началах. Заслуга Мейзель-Хесс заключается не в том, что она позаимствовала свои социально-политические требования у социалистов. Гораздо существеннее, что в своих пытливых поисках сексуальной правды она, не будучи «активной социалисткой», набрела бессознательно на единственно приемлемый путь разрешения «половой проблемы». Вся наличность социальных реформ, этих необходимых предпосылок новых брачных отношений, не в состоянии разрешить сексуального кризиса, если одновременно не вырастет великая творческая сила, не повысится сумма «любовной потенции» человечества.

Мейзель-Хесс проникновением своего таланта, интуитивным путем дошла до этого же вывода. Она поняла, что все внимание общества при воспитании и формировании души в области брачных отношений должно быть обращено на эту сторону.

Брачный союз в представлении Мейзель-Хесс,—союз, основанный на глубоком  проникновении друг другом, на гармоническом созвучии душ и тел, останется и для будущего человечества идеалом. Но при браке на основе «большой любви» нельзя забывать, что «большая любовь»—редкий дар судьбы, выпадающий на долю немногим избранникам. Великая волшебница «большая любовь», расписывающая чарующими солнечными красками нашу серую жизнь, лишь скупо касается сердец своим зачаровывающим жезлом; миллионы людей никогда но знавали всесилия ее колдующих чар. Что делать этим обездоленным, обойденным? Обречь их на холодные супружеские об’ятия без Эроса? На пользование проституцией?. Ставить перед ними, как это делает современное общество, жестокую дилемму: либо «большая любовь», либо эротический  голод?

Мейзель-Хесс ищет и находит другой путь: там, где отсутствует «большая любовь», там ее заменяет «любовь-игра». .Чтобы «большая любовь» стала достоянием всего человечества, необходимо пройти трудную, облагораживающую душу «школу любви». «Игра - любовь»—это тоже школа, это способ накопления в человеческой психике «любовной потенции».

Что же такое эта «любовь-игра», на которую Мейзель-Хесс возлагает такие большие надежды?

43

«Любовь - игра» в различных своих проявлениях встречалась на всем протяжении человеческой истории. В общении между древней гетерой и ее «другом», в «галантной любви» между куртизанкой эпохи «Возрождения» и ее «покровителем - любовником, в эротической дружбе между вольной и беззаботной, как птица, гризеткой и ее «товарищем» - студентом—нетрудно отыскать основные элементы этого чувства.

Это не всепоглощающий Эрос с трагическим лицом, требующий полноты и безраздельности обладания, но и не грубый сексуализм, исчерпывающийся физиологическим актом. Санин с его упрощенной психо-физиологией был бы плохим партнером в «любви - игре», какую рисует Мейзель-Хесс. «Игра - любовь: требует большой тонкости душевной, внимательной чуткости и психологической наблюдательности и потому больше, чем «большая любовь», воспитывает и формирует человеческую душу.

«Любовь-игра» гораздо требовательнее. «Люди, сошедшиеся исключительно на почве обоюдной симпатии, ждущие друг от друга лишь улыбок жизни, не позволят безнаказанно терзать свои души, не пожелают мириться с небрежным отношением к своей личности, игнорировать свой внутренний мир. Любовь - игра, требуя значительно более осторожного, бережного, вдумчивого отношения друг к другу, постепенно отучила бы людей от того бездонного эгоизма, который окрашивает собою все современные любовные переживания. «Внимательное обращение с душою другого, поощряя симпатические чувствования, развивает чуткость, заботливость, деликатность»...

В - третьих, «любовь - игра», не исходя из принципа «безраздельного» обладания, приучает людей давать лишь ту частицу своего «я», которая не обременяет другого, а помогает, наоборот, светлее нести жизнь. Это приучало бы людей, по мнению Мейзель-Хесс, к высшему «целомудрию»—давать всего себя только когда налицо высшая, «священная» глубина и неотвратимость чувства. Сейчас мы все слишком склонны «после первого же поцелуя» посягать на всю личность другого и навязывать «целиком» свое сердце, когда на него еще совершенно нет «спроса». Надо помнить, что лишь таинство великой любви дает «права»...

«Любовь-игра» или «эротическая дружба» имеет еще и другие преимущества: она страхует от убийственных стрел Эроса, она научает людей противостоять бремени любовной страсти, порабощающей, раздавливающей индивидуум. Она способствует, как никакая другая форма любви, самосохранению индивидуума, говорит Мейзель-Хесс. «Ужаснейшее явление, которое мы называем насильственным вламыванием в чужое «я», здесь не имеет места». Она исключает величайшее «грехопадение»—потерю своей личности в волнах страсти. Современное человечество живет под «темным знаком страсти», стремящейся

44

всегда поглотить другое «я». В ответ на любовные притязания жителя земли, обращенные к жительнице Марса (роман Лассвица), марсианка отвечает: «Из окрыленной игры чувств подпала бы я под насильственную власть страсти, потеряла бы свою свободу и должна была бы спуститься с тобою на землю... Ваша земля, быть-может, и больше, и роскошней, но я умерла бы в ее тяжелой атмосфере. Тяжелы, как ваш воздух, ваши сердца. Я же—только Нума»...

Наше время отличается отсутствием «искусства любви»; люди абсолютно не умеют поддерживать светлые, ясные, окрыленные отношения, не знают всей цены «эротической дружбы». Любовь—либо трагедия, раздирающая душу, либо пошлый водевиль. Надо вывести человечество из этого тупика, надо научить людей красивым, ясным и не обременяющим переживаниям. Только пройдя школу эротической дружбы, сделается психика человека способной воспринять «великую любовь», очищенную от ее темных сторон. Всякое любовное переживание (разумеется, не грубо - плоский физиологический акт) не беднит, а обогащает человеческую душу. «Здоровое, богатое человеческое сердце,—говорит Мейзель-Хесс,—и его способность к любовным переживаниям не бутерброд, который постепенно съедается». Любовь — сила, которая приумножается по мере того, как ее затрачиваешь; «любить все глубже, все чаще, все самоотверженней—таков страстной путь каждого большого сердца». Любовь сама по себе великая творческая сила; она расширяет и обогащает психику и того, кто ее испытывает, и того, кому она дарится.

Без любви человечество почувствовало бы себя обокраденным, обездоленным, нищим. Нет никакого сомнения, что любовь станет культом будущего человечества. И сейчас, чтобы бороться, жить, трудиться и творить, человек должен чувствовать себя «утвержденным», «признанным»: «Кто себя чувствует любимым, тот себя чувствует и признанным; из этого сознания рождается высшая жизнерадостность». Но именно это признание своего «я», эта жажда избавления от призрака вечно подкарауливающего нас душевного одиночества не достигается грубым утолением физиологического голода. «Только чувство полной гармонии с любимым существом может утолить эту жажду». Только «большая любовь» даст полное удовлетворение. Любовный кризис тем острее, чем меньше запас любовной потенции, заложенной в человеческих душах, чем ограниченнее социальные скрепы, чем беднее психика человека переживаниями солидарного свойства.

Поднять эту «любовную потенцию», воспитать, подготовить психику человека для воспринятия «большой любви»—такова задача «эротической дружбы».

«Игра - любовь», разумеется, лишь суррогат «большой любви», ее заместительница. «Недостаточная», скажут некоторые.

45

В таком случае, отвечает Мейзель-Хесс, пусть оглянутся они и подумают над тем, чем замещается теперь любовь, что творится при подмене великого чувства «переодетой» под него проституцией! Какое бездонное лицемерие, какой запас «сексуальной лжи» скопляется в этой области! Первый попавшийся живой пример: жених и невеста стремятся в объятия друг друга, но строгая мораль кричит: «еще нельзя». И жених идет к проститутке, которая нисколько не желает его ласк, но должна ему отдаться, а невеста, вся—порыв, обязана ждать разрешающего слова попа. Насколько естественнее и моральнее было бы, если бы два человека, подталкиваемые тем же запросом, искали утоления друг у друга вместо того, чтобы обрекать на служение своей плоти третье, ни в чем не повинное существо...

Помимо основных социально-экономических предпосылок, у проституции имеется определяющий ее психологический момент, глубоко заложенный в душу: перелить «эротическое вдохновение», не платя за это свободой своей души, своим, будущим, не кладя к ногам милого, но чуждого по существу любовного партнера всего своего «я». Надо дать выход этому естественному стремлению. Нельзя набрасывать на каждого неосторожного влюбленного брачную узду. Игра-любовь указывает искомую дорогу. «И если быть искренним, если отбросить лицемерие морали и сексуальную ложь, нет никаких оснований отрицать возможность такого исхода для человечества, стоящего на более высокой ступени культурного развития», говорит Мейзель-Хесс. В самом деле, при наличности ряда социальных реформ (Мейзель-Хесс подчеркивает их, как необходимую предпосылку всех ее моральных выводов), что же преступного в том, если «эротический экстаз» бросил бы двух людей в объятия друг друга, при чем тут собственно «ад» или «рай»?

Наконец, рамки «эротической дружбы» весьма растяжимы: вполне возможно, что люди, сошедшиеся на почве легкой влюбленности, свободной симпатии, найдут друг друга, что из «игры» вырастет великая чаровница—большая любовь. Вопрос лишь в том, чтобы создать для этого объективную возможность. Каковы же выводы и практические требования Мейзель-Хесс?

Прежде всего, общество должно научиться признавать все формы брачного общения, какие бы непривычные контуры они ни имели, при двух условиях: чтобы они не наносили ущерба расе и не определялись гнетом экономического фактора. Как идеал, остается моногамным союз, основанный на «большой любви». Но «не бессменный» и застывший. Чем сложнее психика человека, тем неизбежнее «смены». «Конкубинат» или «последовательная моногамия»—такова основная форма брака. Но рядом—целая гамма различных видов любовного общения полов в пределах «эротической дружбы».

Второе требование—признание не на словах только, но

46

и на деле «святости материнства». Общество обязано во всех формах и видах расставить на пути женщины «спасательные станции», чтобы поддержать ее морально и материально в наиболее ответственный период ее жизни.

Наконец, чтобы более свободные отношения не несли за собою «ужаса опустошения» для женщины, необходимо пересмотреть весь моральный багаж, каким снабжают девушку, вступающую на жизненный путь.

Все современное воспитание женщины направлено на то, чтобы замкнуть ее жизнь в любовных эмоциях. Отсюда эти «разбитые сердца», эти поникшие от первого бурного ветра женские образы. Надо распахнуть перед женщиной широкие врата всесторонней жизни, надо закалить ее сердце, надо бронировать ее волю. Пора научить женщину брать любовь, не как основу жизни, а лишь как ступень, как способ выявить свое истинное «я». Пусть и она, подобно мужчине, научится выходить из любовного конфликта не с помятыми крыльями, а с закаленной душою. «Уметь в любую минуту сбросить прошлое и воспринимать жизнь, будто она началась сегодня»,—таков был девиз Гете. Уже брезжит свет, уже намечаются новые женские типы так-называемых «холостых женщин», для которых сокровища жизни не исчерпываются любовью. В области любовных переживаний они не позволяют жизненным волнам управлять их челноком; у руля опытный кормчий—их закаленная в жизненной борьбе воля. И обывательское восклицание «у нее есть прошлое!» перефразируется холостой женщиной: «у нее нет прошлого,—какая чудовищная судьба!»

Пусть не скоро еще станут эти женщины явлением обычным, пусть еще не завтра наступит новый сексуальный порядок— дитя более совершенного социального уклада,—пусть не сразу прекратится затяжной кризис пола, уступая место «морали будущего», дорога найдена, вдали заманчиво светлеет широко раскрытая заповедная дверь... Книга Мейзель-Хесс дает нам Ариаднову нить в сложном лабиринте сексуальных взаимоотношений, запутанных психологических драм. Остается лишь, пользуясь ее ценным клубком мыслей, привести ее выводы в соответствие с основными задачами восходящего класса, отбросить частности, очистить от плевел и мелких неточностей и постараться найти и в этой области, в области сексуальных взаимоотношений, в области «любовной психологии», задатки новой, неизбежно-победной, восходящей «пролетарской культуры.

_______________

47