Верный и благоразумный домоправитель (начинаю речь прочтенными словами божественного Евангелия), которого поставил Господь над домом сим раздавать им в своё время меру хлеба (Лук. 12, 42) тем, кои находятся под его попечением, не задолго пред сим справедливо осудил, на безмолвие слово, вполне понимая великость несчастия н молчанием почтивши скорбью и я не знаю, как при настоящем собрании он опять вызывает на проповедание в церкви, сам уничтожая свое определение касательно слова. А я, весьма удивляясь мудрости учителя во многом другом, особенно подивился было тому, что он так, кстати, заставил умолкнуть слово при несчастий. Потому что, мне казалось, самое при-

*) Скончалась 14 сентября 385 г.

403

личное для скорбящих врачевство есть молчание, так как оно пораженную во время скорби душу успокаивает безмолвием. Еслиже кто в то время, когда душа еще надрывается страданием, приступает к ней с словом – рана скорби делается неисцелимее, напоминание о несчастиях растравляет ее подобно терниям. Если б я не почел слишком дерзким с моей стороны в чем-нибудь поправлять наставника, то я, быть может, нашел бы полезным и до сих пор, поддерживать молчание, чтобы слово мое, обращенное к несчастью, не было тяжело для слуха. И теперь еще не такое время, чтобы мысль могла склоняться к чему-либо более радостному. Все еще свежо в душе страдание, а быть может, и навсегда останется в нашей жизни памятной эта скорбь; еще возмущается наше сердце и сотрясается в самой глубине, как море, волнуемое бурею несчастия. Все еще болезнуют помыслы, приходя в смятение при воспоминании о бедах. А можно ли спокойно вести речь, когда душу возмущает буря такого бедствия, когда она оцепеневает от скорбного страдания, как бы от порывов какого холодного ветра!

Но нужно повиноваться повелевающему, – а я не знаю, как и о чем мне говорить не знаю, как понять мне мысль учителя

404

Может быть он желает, чтобы я отдал долг скорби и полными сильного чувства словами снова вызвал в собрании слезы? Если это имеет ввиду, то справедливо по моему мнению он и это делает. Ибо если мы находим удовольствие наслаждаться благами счастья, то должныбыть также готовы и к случаям печальным; это внушает и Екклезиаст: время, говорить он, время плакать, и время смеяться (Еккл. 3, 4). Эти слова учат нас, что и душу надобно располагать соответственно обстоятельствам. Счастливо текут наши дела – благовременно радоваться, обращаются ясные дни в сумрак печали – прилично изменить и благодушие в слезы. Как смех служит признаком внутренней веселости, так кроющаяся в сердце скорбь высказывается слезами, – и слезы являются как бы кровно из ран душевных; это подтверждает и притча Соломона: веселое сердце делает лице веселым, а при сердечной скорби дух унывает, (Притч. 15, 13). И так, вполне необходимо в соответствие расположению сердца придать печальный тон и слову. И, о если бы возможно было найти слова, подобный тем, коими великий Иеремия оплакивал некогда несчастье Израильтян! Ибо настоящее несчастье гораздо более достойно плача, чем то, или другое какое печальное событие из числа упоми-

405

наемых в древности. Печальны повествования об Иове; но можно ли поставлять в сравнение с настоящим бедствием удобоисчислимые несчастья одного семейства? Если даже представишь себе великие общественные бедствия, землетрясения, войны, наводнения, провалы земли – то и это все мало, если сличить с настоящим. Почему? Потому что бедствие войны не на всю простирается вселенную; но в одной части ее идет война, другая же наслаждается миром. Или опять: одно что-либо сожгла молния или потопила вода, или поглотила разверзшаяся земля; но настоящее бедствие есть ударь вдруг для всей вселенной: рыдание не может ограничиться одним народом, или одним городом: теперь быть может вполне прилично будет возгласить те слова, с которыми некогда Навуходоносор обращался к своим подданным: вам говорю, народы, племена и языки (Дан. 3, 4). Но лучше позвольте мне присовокупит, нечто к Ассирийскому провозглашению, громогласнее возвестить о несчастье и, подобно тому, как возглашают со сцены, сказать: «о города, и народы, и языки и вся земля и море с водами, по коим плавают, и островами, на коих обитают! Все в нашей вселенной, что подчинено скипетру нашего царства! Все и повсюду живущие люди! Восплачьте

406

все, разделяя общую скорбь, соединитесь все в общем слезном рыдании, оплачьте общую всем потерю.

Или хотите, чтобы я изобразил! вам, сколько могу, эту потерю? Человеческое естество, выступив из собственных границ и превысив обычную ему меру, – природа или лучше сказать Господь природы, явил в нашем поколении мужескую душу в женском теле, образцы добродетели все превосходящие. В ней, все добродетели, как телесные так и душевные сосредоточившись, представили человечеству невероятное зрелище того, какое собрание достоинств может совокупиться в одной душе и в одном теле. И как бы для того, чтобы виднее для всех было счастье нашего поколения, возводится она на высокий престол царский, чтобы подобно солнцу с высоты сего достоинства озарять лучами добродетелей всю вселенную. Заключив союз общения, как в жизни, так и в царской власти, с тем, кому по божественному определению вручено управление всею вселенною, она соделывает собою счастье подданных, будучи, как говорить Писание, помощницею (Быт. 2, 18) ему во всяком благом деле. Когда время вызывало к делам человеколюбия, то она или сопутствовала ему в этой добродетели или предупреждала его; в склон-

407

ности к человеколюбию та и другая сторона шла всегда согласно. Свидетельством моих слов служат как прежние бесчисленные деяния ее, так и то, о чем возвещалось при настоящем случае, о чем мы сегодня слышали от проповедника истины. Ищешь ли благочестия? Одинаково было у обоих стремление к благочестию. Ищешь попечительности правосудия или других прекрасных качеств? Во всем было у них взаимное соперничество; старались побеждать друг друга в благотворении и ни один не был побежден. Равна была их взаимная любовь; она считала высшей наградой за добродетель быть супругою правителя вселенной; он мало ценил власть над землею и морем в сравнении с счастьем обладать ею. Смотреть друг на друга, быть видимыми друг другом, доставляло имодинаковую взаимную радость. Каков собою он? Может ли кто указать красоту совершеннее той, которую мы видим? Желалось бы, чтобы и внуки могли наслаждаться созерцанием ее. А какова собою была она? Этого нельзя и выразить словами. Самые точные изображения искусства не оставили нам верного подобия ее: а если что и передали нам картины или ваяние, то все очень далеко от истины.

Таковы до сих пор повествования мои

408

о ней; что же мне сказать вам за этим? Опять возбуждаюсь к воплю, – и вы простите мне чрезмерное выражение скорби. О, Фракия, ненавистное имя! О, злополучная страна, народ знаменитый несчастьями! Страна, прежде сего опустошенная огнем, войной, набегами варваров, теперь же представившая собою верх общественного бедствия! Отсюда похищается наше сокровище; здесь завистливая судьба восстала на царство; здесь произошло крушение вселенной, здесь как бы среди бури ударившись о скалу, мы погрузились в глубину скорби. О несчастное путешествие, из которого не последовало возвращения! О горькие воды, источников коих она пожелала так сильно, как не следовало бы! О селение, где случилось это несчастье, соответствующее своему имени по значению: «безлунная ночь» (σκοτομὴνη), ибо я слышу, что местность эта на родном языке обитателей называется Скотумин (Σκοτουμὴν). Там померк светильник, там угасло сияние, там потускли лучи добродетелей, погибло украшение империи, кормило правосудия, образец – даже более, самый первообраз человеколюбия; отнят образец супружеской любви, чистая краса целомудрия, сановитость всегда доступная, безукоризненная кротость, высокое смиренномудрие, откровенная стыдливость, стройное сочетание

409

совершенств. Не стало ревнующей о вере, опоры церкви, украшения жертвенников, богатства убогих, многощедрой десницы, прибежища всех угнетенных! Да плачет девство, да рыдает вдовство, да сетует сиротство, да познают что имели, когда уже не имеют! Но что пользы мне разделять свой плачь по частям и отделам? Да стенает весь народ, испуская глубокий вопль из глубины сердца! Да плачет вместе и само священство, так как завистливая судьба погубила общее украшение! Ужели дерзновенно будет сказать с пророком: для чего, Боже, отринул нас навсегда? возгорелся гнев Твой на овец пажити Твоей (Пс. 73, 1). За какие грехи мы терпим наказание? За что наказываемся бедствиями, следующими одно за другим. Или быть может за умножение нечестия, различных ересей, постигла нас такая участь? Ибо смотрите, какими бедствиями мы поражены в короткое время! Еще не отдохнули мы от прежнего удара, еще не отерли слезы от очей, как опять подпали такому несчастию. Тогда мы оплакивали не вполне распустившийся цветок, – ныне самое растение, из которого цвет тот произрос; тогда только подававшую надежды красоту, – ныне вполне созревшую; тогда только ожидаемое благо, – ныне уже испытанное нами. Простите ли мне, братия,

410

если я от скорби скажу что-либо не разумное. Может быть, как говорить Апостол (Римл. 8, 22), и сама тварь совоздыхала нашему горю. Напомню вам то, что происходило, – и думаю, что многие будут согласны с моими словами. Когда одетая к золото и порфиру Императрица была несена в город (несли же ее на носилках); то жители всех чинов и возрастов, высыпав за город, своим множеством сделали тесным широкое поле и все, даже отличенные достоинством, пешком сопровождали печальное шествие. Вы помните, конечно, как солнце сокрыло лучи свои в облаках, как бы для того, чтобы не видеть в своем чистомсвете Императрицу, вступающую в город к таком виде; не на златокованой колеснице, не сопровождаемую с царскою пышностью блестящими копьеносцами; но лежащую во гробе, закрытую печальным покровом. Тяжкое и жалкое зрелище, предмет плача для встречающих; каждый из собравшихся здесь пришелец или туземец встречал ее прибытие не радостными восклицаниями, а слезами, тогда и воздух печально помрачился, облекшись мглою, как бы какою печальною одеждою; и облака как то было им возможно, плакали, роняя, вместо слез, при сей скорби, дождевые капли. Ужели все это, в самом деле, мелочи, не за-

411

служивающие того, чтобы говорить о них? Если и происходило в твари нечто такое, чем она как бы выразила свое сочувствие к несчастию, то это произошло конечно не от самой твари, а от Владыки твари, почтившего чрез то, что соделано было им, смерть святой: ибо дорога, говорит Писание, в очах Господних смерть святых Его (Пс. 115, 6). Но видел я тогда и другое зрелище, еще более дивное, чем то, о котором сейчас сказал. Я видел двоякий дождь, один из воздуха, другой излившийся на землю от слез, – и дождь из очей не был ни чем не меньше дождя из облаков. Между столькимитысячами присутствовавших не было не одного ока, которое не орошало бы землю каплями слез.

Но я не вполне может быть хорошо угадываю мысль учителя, останавливаясь более-чем сколько нужно на печальном. Может быть, он больше желает утешить, чем опечалить слух; а мы сделали теперь противное тому, подобно врачу, который бы взявшись лечить рану не только не позаботился об излечении, но еще прибавил бы мучения больному, некоторыми разъедающими лекарствами. И так, на воспаленную рану должно излить слово подобное елею: ибо и евангельское врачебное искусство умеет к терпкому вину примешивать елей. Решаем-

412

ся по этому и мы, взяв от Писания сосуд елея, обратить, сколько возможно, слова печальные в слова утешения. И никто да не усомнится поверить мне, хотя бы мои слова и показались необычайными. Цело, братия, сокровище, которое мы ищешь, цело и не погибло. Но я сказал еще меньше, чем сколько нужно по истине: не только цело сокровище, но и пребывает в более высокомместе, чем прежде. Ты ищешь царицу, – она пребывает в царских чертогах; ты желаешь видеть это очами, – но напрасны усилия увидеть царицу; вокруг нее страшная стража копьеносцев: не о тех говорю копьеносцах, которых оружие железо, но о тех, коивооружены пламенным мечем, коих вида не выносить взор человека. В каких неизреченных обителях жилище царицы, увидишь тогда, когда и ты совлечешься тела; ибо не иначе возможно войти в недоступные обители царствия, как совлекшись одеяния плоти.

Но может быть ты думаешь, что наслаждаться жизнью во плоти лучше? И так да научить тебя божественный Апостол, бывший участником неизреченных тайн рая. Что говорит он о здешней жизни, может быть от лица вообще всех людей: бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти (Рим. 7, 24). Почему так говорит?

413

Потому что за гораздо лучшее почитает разрешиться и со Христом быть. Что говорить великий Давид, облеченный таким могуществом, имеющий в своей власти все нужное для удовольствия и наслаждения? не тяготится ли жизнью? Не называет ли темницею здешнюю жизнь? Не вопиет ли ко Господу: выведи из темницы душу мою (Псал. 141, 8)? Не печалится ли продолжением жизни, горе мне, говоря, что я пребываю у Мосоха, живу у шатров Кидарских (Пс. 119, 5). Святые ужели потому почитали более предпочтительным для души отшествие ее из тела, что не умели различать хорошее от худого? И ты, скажи мне, что хорошего видишь в этой жизни? рассуди, в чем проявляется жизнь? Не привожу тебе изречения пророка, всякая плоть - трава (Ис. 40, 6), ибо в этом уподоблении пророк скорее представляет наше жалкое естество в лучшем виде, чем каково оно на самом деле, и действительно может быть лучше, если бы оно было травою, чем тем, что оно есть. Почему? Потому что трава не имеет от природы ничего неприятного; а наша плоть производить зловоние, обращая в тление все, что ни примет в себя. Какое наказание может быть тяжело того, как все время быть в подчинении велениям чрева! Посмотрите на этого неотступного собирателя да-

414

ни – говорю о чреве, с какою взыскательностью он ежедневно требует своего? Еслииногда и больше требуемого дадим ему, это не будет нисколько уплатою вперед следующего долга. Мы совершаем круг жизни подобно рабочим животным на мельнице, у которых закрыты глаза; всегда отходим от одного места и приходим к тому же, – я говорю о периодически возвращающихся явлениях жизни: о позыве к пище, насыщении, сне, бодрствовании, очищении, наполнении; непрестанно от этого переходим к тому, от того – к этому, и опять тоже, и никогда не перестаем вращаться в этом кругу, доколе не выйдем из этой мельницы. Хорошо Соломон здешнюю жизнь называет сосудом сокрушенным и домом чуждым (Притч. 23, 27); поистине она чужой дом, а не наш, потому что не от нас зависит пробыть в нем, когда желаем и сколько желаем: но и того, как вводимся в этот дом, мы не знаем, и когда выйдем – тоже не знаем. Сравнение же с сосудом уразумеешь, если обратишь внимание на ненасытимость желаний. Не видим ли, как люди (как бы сосуд какой) наполняют себя почестями, властно, славою и всем подобным? Но вливаемое утекает и не остается в сосуде. Стремление к славе, власти, к чести постоянно в

415

нас действует, а сосуд желаний остается но наполненным. Что сказать и о любостяжательности? Поистине, не сокрушенный ли это сосуд, текущий всем дном, который, если перельешь в него целое море, естественно не может наполниться.

И так что жеплачевного, если блаженная отошла от зол жизни и, отложивши как бы некоторый гной, нечистоту тела, с чистою душой перешла к жизни нетленной, в которой нет обмана, доверия наветам, где ласкательства не имеют места, не допускается ложь?Удовольствие и скорбь, страх и дерзость, бедность и богатство, рабство и господство и все подобный неравенства здешней жизни совершенно чужды той жизни. Печаль и воздыхание, как говорит пророк, оттуда удалятся (Ис. 35, 10). А вместо сего что? Бесстрастие, блаженство, отсутствие всякого зла, сожительство с ангелами, созерцание невидимого, общение с Богом, радость нескончаемая. И так ужели нужно скорбеть о царице, когда мы знаем, что она променяла и на что? Оставила царство земное, но восприяла небесное; отложиливенец из драгоценных камней, но облеклась венцем славы: сложила порфиру, но облеклась во Христа. – Это подлинноцарское и драгоценное одеяние. Здешняя порфира, как слышно, окрашивается кровью какой-то

416

морской улитки; по горней порфире сообщает блеск кровь Христова: смотри какое различие в одеянии! Хочешь увериться, что отшедшая наслаждается всем этим? Прочитай, что сказано в Евангелии: приидите, благословенные Отца Моего (так говорит Судия стоящим одесную) наследуйте Царство, уготованное вам (Мф. 25, 34). Кем уготованное? То самое, говорит, которое вы уготовили своими делами. Как? Я алкал, жаждал, был странником, наг, болен, в темнице; так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (ст. 40). Если ревность о таких делах открывает доступ к царствию: то сочтите, если только можно счесть, сколько человек одето данными ею одеждами! Сколько напитано этою великою десницею! Сколько заключенных удостоено ею не посещения только, но и совершенного прощения! Если за посещение заключенного обещается царствие: то ясно, что освобождение его от наказания достойно еще большей чести, если только есть что-либо выше царствия. Но не этим только ограничиваются ее достохвальные дела; добродетелями своими она идет далее заповеданного. Сколько чрез нее узнало на себе благодать воскресения: сколько осужденных законами на смерть и приговоренных к смертной казни чрез нее снова воззваны к жизни! Подтверждение этим

417

словам на глазах; ты видел у жертвенника отчаивавшегося в спасении юношу; видел женщину оплакивавшую осуждение брата, который ныне возвещает Церкви добрую несть, что на память царицы плачевный приговор к смерти сменяется дарованием жизни. Но и это литолько? Куда отнести нам смиренномудрие, которому Писание отдает преимущество пред всеми деяниями добродетели? Она, разделявшая с великим царем такую власть, когда все власти преклонялись пред ней, когда столько народов подчинялось ей,– она не допускала в себе гордости, всегда обращая взоры на себя саму, а не на внешнее свое (величие); поэтому и соделывается наследницею блаженства, посредством временного смирения достигнув истинной высоты.

Скажу нечто и о любви ее к супругу. Надлежало, чтобы по разрешении союза супружеского, произошло разделение и драгоценных, составлявших достояние ее, благ. Как же произвела она раздел? Из троих детей, (ибо конечно это самые главные ее блага) сыновей оставила она отцу, чтобы они были опорою его царствования: на свою же часть берет одну только дочь. Смотри с каким благородством и нежной любовью из драгоценностей большую часть уступает мужу! Упомяну также и о том, о чем

418

особенно бы нужно нам сказать, – и окончу слово. Всем ревнующим о вере, –одинаково свойственна ненависть к идолам. Но преимущественная ее особенность состояла в том, что она неверия Арианского гнушалась столько же, сколько и идолослужения. Тех, кто Божество почитали тварью, она почитала нечестивыми не меньше тех, кто созидают вещественных идолов. В этом отношении она судила здраво и благочестиво; ибо поклоняющийся твари, хотя бы делал то во имя Христово, есть идолослужитель, прилагающий имя Христово к идолу. Поэтому научившись, что нет Бога новосозданного, покланяется единому Божеству, прославляемому во Отце, Сыне и Святом Духе. В такой она возросла вере, в такой утвердилась, в такой предала дух свой; сею верою она перенесена в лоно отца веры – Авраама, к источнику райскому, от коего ни одна капля не достается неверующим, под тень древа жизни, насажденного при потоках тех вод (Пс. 1, 3), коих и мы да удостоимся во Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава во веки. Аминь.

419

Страница сгенерирована за 0.07 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com