Не знаю, какое содержание дать своему слову, Я вижу два предмета для беседы; тот и другой равно печальны, так что какой бы из них мы ни избрали, слово ваше не обойдется без слез. Настоящее течение времени, как вчера возвещал нам о том пастырь, приводить на память бедствия, приключившиеся некогда соседнему городу вследствие землетрясения, – бедствия, о которых кто вспомнитьбез слез? А этот великий славный, стоящий во главе всех городов подсолнечной, прекрасный город, потерпел иное потрясение; не малое он потерял украшение, неожиданно лишившись светила, сиявшего в нем на приумножение царского благоденствия; в этомон разделяет печаль

*) Дочери императора Феодосия В. и Плакиллы.

388

царей и скорбит вместе с ними. То, о чем мы говорим не безызвестно всем вам, составляющим сие собрание; вы видите и само это место, в котором мы собрались, и скорбь в сем месте. И так не знаю, к какому потрясению обратить слово, к тому ли, которое случилось ныне, или к тому, которое было некогда? Но лучше остановиться на сильнейшем страдании и облегчить собственную скорбь града некоторыми размышлениями, врачующими страдание. Ибо хотя и не все сочувствующие этому несчастью присутствуют в собрании, но присутствующие, может быть, передадут наши слова и не присутствующим. И из врачей более разумны те, которые направляют свое искусство против страданий сильнейших, отлагая на время врачевание того, что менее причиняет боли. Опытные в сем говорят, что если две болезни вдруг приключатся одному телу, то чувствуется одна сильнейшая, между тем как меньшая как бы исчезает в преобладании сильнейшей: тоже примечаю и в настоящем случае. Новое и наше собственное горе своею силою заглушает ту печаль, источником которой служит только воспоминание. Ибо может ли кто не скорбеть о случившемся? Кто так бесчувствен душою? Чье сердце так подобно железу, чтобы без скорби услышать о происшедшем?

389

Конечно знали вы юную голубицу, воспитывавшуюся в царском гнезде, только что оперявшуюся блестящими перьями, но превзошедшую свой возраст прекрасными качествами, – как, покинув гнездо, удалилась, как улетела из глаз наших, как завистливая судьба внезапно похитила ее из рук наших. Голубицею ли надлежит назвать ее, или только что распускавшимся цветком, который еще не весь развернулся из своей почки, но отчасти уже зацветал, отчасти подавал надежду на блестящий цвет, и однако же в малом и несовершенном виде блистал превосходною красотою. Но этот цветок внезапно увял, не распустившись, и прежде чем достиг зрелости, прежде чем распространил все благоухание, никем не сорванный и не употребленный на венок сам опал около себя и стал прахом. Напрасно трудилась природа; была надежда на нечто совершенное, но завистливая коварная судьба, как бы какой меч, пресекла надежду. Подлинно, братии, некоторого рода землетрясением было случившееся, – землетрясением, жестоким не менее самых тяжких бедствий. Ибо не бездушную красоту зданий онониспровергло, и не блестящие картины или прекрасные каменные здания повергло на землю: но здание самой природы, блистающее красотою, удивительно сияющее прелестями, разрушило это внезапное землетрясение.

390

Видел я и высокое древо, широко-ветвистую пальму (разумею царскую державу), царскими доблестями как бы некоторыми ветвями возвышающуюся надвсей вселенной и всеобъемлющую; видел как она, владычествуя над прочим, но покорствуя природе, склонялась к утраченному цветку. Видел и благородную ветвь, привитую к пальме, родившую нам сей цветок, – какие муки она перенесла в другой раз не в теле, а в душе, когда отторгнуть был от нее сей отпрыск? Кто мог без слез смотреть на это страдание? Кто не оплакивал утрату жизни? Кто не прослезился при виде бедствия? Кто к общим рыданиям не примешал и своих собственных плачевных воплей? Видел я зрелище, достоверности которого не поверил бы тот, кто узнал бы об этом необычайном явлении лишь по слуху. Я видел море людей; множество собравшихся, как бы какая вода, отовсюду представлялось взорам. Полон был храм, полно преддверие храма, прилежащая площадь, улицы, боковые, средние, поперечные, пространные поверхности кровель, – все, что можно окинуть взором, было наполнено людьми, как будто вся вселенная стекалась вместе по поводу этого бедствия. А зрелищем, предлежащим взорам всех, был священный этот цветок, несомый на золотом одре.

391

Как унылы были лица всех смотрящих! Как глаза наполнены слезами! Руки сжаты одна с другою! К тому же стенания показывающие сердечную муку! Не замечал я в то время (может быть также и другие из присутствовавших тогда), ни естественного блеска золота, ни сверкания драгоценных камней и золотых тканей, ни сияния серебра, ни света огня, много и в изобилии отовсюду разливаемого множеством восковыхсветильников, – все потемнело от печали, все принимало участие в общей скорби. В то время и великий Давид приспособлял свои песнопения к плачу, и, радостные лики, заменив печальными и скорбными, вызывал слезы. В это время далеки были от души всякого рода удовольствия; одни слезы доставляли людям удовольствие.

И так, когда разум столько поражен печалью, благовременно было бы утомленную душу, сколько возможно, подкрепить советами и размышлениями. Ибо не малая опасность, если мы не послушаем в сем случае апостольского слова, подвергнуться осуждению вместе с не имеющими надежды (1 Фес. 4, 13). Апостол, как мы-то слышали недавно от читавшего, учит, что не должно печалиться об усопших, поскольку скорбь сия свойственна одним неимущим упования. Но скажет, думаю; кто-нибудь из малодушных, что

392

божественный Апостол требует невозможного и предписаниями своими превышает природу. Ибо возможно ли по природе преодолеть страдания и не предаться скорби при таком зрелище, когда не в свое время, в старости, приключилась смерть, но в первом возрасте красота разрушена смертью, веками закрыт блеск очей, в бледность превратился румянец щек, молчанием скованы уста, потемнел цвет на губах, когда тяжело видеть сие не только родителям, но и всякому взирающему на несчастье? Что же мы скажем им? Не наше, братия, скажем слово, но прочтенное нам из Евангелия предложим. Ибо мы слышали слово Господа: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное (Мате. 19, 14). По этому хотя и отошло от тебя дитя, но к Владыке отошло; закрыло для тебя очи, но открыло для света вечного; оставило твою трапезу, но приступило к ангельской; исторгнуто растение отсюда, но посажено в раю; перемещено из царских чертогов в царский чертог; покинуло блеск порфиры, но облеклось в одежду горнего царства. Сказать ли тебе о веществе божественной одежды? Это не лен, не шерсть, не шелковые нити. Послушай Давида, из чего соткана, по словам его, одежда у Бога: Ты облечен славою и величием; Ты одеваешься светом, как ри-

393

зой (Пс. 103, 1). Видишь ли, что чем заменено? Печалит тебя, что исчезла уже красота тела, потому что не видишь ее истинной красоты, – души, которая теперь ликует в сонме небожителей. Как прекрасен этот глаз, созерцающий Бога! Как сладостны уста, украшаемые божественными песнопениями! Ибо из уст младенцев, говорит пророк, и грудных детей Ты устроил хвалу (Пс. 8, 3). Как хороши руки, никогда не делавшие зла! Как прекрасны ноги, не приближавшиеся к злу и на пути грешников не оставивший своего следа! Как прекрасен весь образ этой души, не блеском камней драгоценных украшенный, но простотой и невинностью сияющий! – Но, может быть, тебя огорчает то, что не достигла она преклонных лет? Что же, скажи мне, усматриваешь ты хорошего в старости? Хорошо ли, – болящие глаза, сморщенные щеки, выпадение зубов и появляющееся расслабление в языке, трясение в руках, склонение к земле, потребность опираться на водящих, неразумие в мысли, обмолвка в речи, и прочие недуги, которые необходимо сопровождают этот возраст? И тем ли огорчаешься, что не успела она испытать сего? Напротив радоваться должно о тех, кон не испытали горестей жизни, и ни здесь не чувствовали ее скорбей, ни там не узнают тамошних страдании. Ибо такая душа, не

394

имеющая за собою вины, за которую должно бы предстать на суд, не страшится геенны, не боится суда; она пребывает без страха и трепета, потому что чистая ее совесть не возбуждает в ней страха. – Но надлежало, говорят, ей прийти в меру возраста и насладиться супружеским счастьем? Но на это скажет тебе истинный Жених, что лучше небесный чертог, оный превосходный брак, в котором нет страха вдовства. И гак чего же хорошего, скажи мне, лишилась она, оставив эту плотскую жизнь? Перечислю тебе блага жизни: печали и удовольствия, раздражения и опасения, надежды и желания; это и подобное этому – вот из чего слагается настоящая жизнь. Что же хуже потерпела она, избавившись от стольких тиранов? Ибо каждое душевное волнение, как скоро получает преобладание, порабощая разум, становится тираном нашей души. Или печалить нас то, что не была она изнуряема болезнями чадорождения, что не была сокрушаема заботами воспитания детей, что не испытала страданий, подобных тем, какие родители перенесли из-за нее? Но это счастье, которому должно радоваться, а не повод к слезам. Ибо не испытать никакого страдания – лучшее, чего только может достигнуть человеческая природа, Так и мудрый Соломон в своем писании почитает умершего

395

зов более блаженным, нежели оставшегося в живых (Еккл. 4, 2), и великий Давид говорит, что жизнь во плоти достойна плача и рыдания. Они, обладая блеском царского могущества, имея в своей власти и испытав все, что только есть приятного в жизни, нисколько не на стороне наслаждений настоящей жизни; но пламенея желанием неизреченных благ, предлежащих в жизни бестелесной, несчастьем почитали жизнь во плоти. Слышу я, как Давид во многих местах священных псалмопений выражает сильное желание освободиться от тяготы жизни, то говоря: истомилась душа моя, желая во дворы Господни (Псал. 83, 3), то взывая: выведи из темницы душу мою (Псал. 141, 7). И Иеремия так же почитает достойным проклятия тот день, которым началась для него эта жизнь (Иер. 20, 14). И много можно найти содержащихся в божественном Писании изречений древних святых, которые, вожделевая истинной жизни, тяготились жизнью во плоти. Так и великий Авраам некогда охотно приносил в жертву Богу возлюбленного сына, зная, что для отрока смерть будет переходом к лучшей и более божественной жизни. Всем, которые из вас знакомы с историей, не неизвестно, что повествуется о нем. Что же говорит Писание? что когда Авраам был еще

396

молод, дается ему обетование от Бога о сыне; когда же достиг преклонных, лет, когда естественная способность к деторождению прекратилась, так как старость не повинуется пожеланиям (плоти), тогда, сверх человеческих ожиданий, обетование приводится в исполнение и рождается сын Исаак. По истечении же надлежащего времени, когда он как бы некоторая поросль, достигшая красоты и величия, приятен стал для взоров родителей, Сияя красотою юности, – предлагается Аврааму мучительное испытание души, – правильно ли распознает, что в природе сущего самое лучшее, не сосредоточивает ли внимания на настоящей жизни. И говорит к нему Бог: вознеси сына твоего в жертву во всесожжение (Быт. 22, 2). Вы, родители, имеющие детей и любви к детям наученные самою природою, конечно, знаете, что должен бы чувствовать Авраам, если б имел в виду одну настоящую жизнь, если бы был рабом природы, если бы в настоящей жизни полагал сладость жития. Но что же говорю я о нем, забыв о жене – более немощной стороне человеческой природы? Если б и она не была научена от мужа божественному: если бы не знала, что сокровенная жизнь лучше являющейся, не допустила бы она мужа совершить подобное над сыном. Вполне потрясенная в своих

397

материнских чувствах, она оградила бы сына, и, заключив его в объятиях, вместо него приняла бы смертоносный удар. Не обратилась ли бы она к Аврааму с такими словами: пощади сына, муж, чтобы не быть нам предметом злых рассказов в жизни, чтобы не сделаться притчею для последующего времени, не завидуй жизнисына; не лишай его сладкого света; брачное ложе, не могила, готовится отцами детям; брачный венец, а не смертельный нож, свадебный светильник, а не огонь погребальный. Разбойники и неприятели, а не руки отцов, делают то над детьми. Но ежели непременно должно совершиться зло, то да не видят очи Сарры умерщвляемого Исаака; вот обоих вместе пронзи ножом, начав с меня, несчастной; одного обоим довольно будет удара. Общая над обоими возвысится могильная насыпь; один надгробный памятник будет повествовать о постигшем обоих несчастий. Это и подобное говорила бы конечно Сарра, если бы не видела очами того, что для нас невидимо. Ибо знала она, что конец жизни во плоти, для представившихся служить началом более божественной жизни: почивший оставляет тени, воспринимает истину; покидает обольщения, заблуждения и смятения, и находит блага, которые превышают все, чтодоступно взору, слуху и по-

398

мышлению. Ни любовь не будет томить его, ни нечистая похоть не развратит; не овладеет им гордость, не возмутит другая какая-либо страсть, томящая душу, но всем будет для него Бог. Поэтому охотно отдает Богу сына.

А что великий Иов? Когда он, лишившись вдруг всего богатства, прежде чем пришел в себя от предыдущих ударов, получил известие о последнем ударе, – как принял несчастье, случившееся с детьми? Три были у него дочери и семь сынов; он был счастливейшим отцом, ибо при таком числе детей все они были одно по взаимной любви; нераздельно жили они каждый сам по себе, но все часто посещали друг друга, как бы круговым дружелюбным гостеприимством попеременно увеселяя друг друга и сами увеселяясь. Так и тогда по очереди у старшего из братьев было пиршество: полные чаши, полная яств трапеза; в руках кубки: при этом обыкновенные увеселения для зрения и слуха и все путешественные наслаждения; один обычай: веселье, игры, шутки, – все принятия в домашнем собрании молодых людей удовольствия. И что же за этим? В самый разгар наслаждения всем, что есть приятного в жизни, обрушивается на них кровля – и место пиршества делается могилой десяти

399

детей: кровью юных растворяется чаша и яства оскверняются окровавленною землею. Что же Иов, когда возвещено было ему о таком несчастье? Обрати внимание, прощу тебя, на сего борца, не с тем только чтобы подивиться этому победителю, – ибо мало пользы от удивления; но чтобы поревновать в подобном этому мужу, чтобы борец сделался для тебя учителем, собственным примером возбуждающим душу к терпению и мужеству во время умножения испытаний. Что сделал сей муж? сделал ли что низкое и малодушное, высказал ли то словом или выразил телодвижением, терзал, ли щеки ногтями, рвал ли полосы на голове, посыпал ли себя пеплом, бил ли в грудь руками, повергался ли на землю, окружал ли себя плакальщицами призывал ли поименно умерших, рыдал ли при воспоминании о них? Ничего такого нет: но вестник бед рассказал о несчастье с детьми, а он едва выслушал как тотчас же начал любомудрствовать о существе вещей, возвещая, откуда что происходит и от кого приводится в бытие, и кто по праву распоряжается сущим: Господь дал, Господь и взял (Иов. 1, 21). От Господа, говорит, бытие людям и к Нему возвращено; откуда произошло, к тому и отходит. И так Господь, имеющий власть дать, имеет власть и

400

взять. Будучи благ, благого хочет: будучи премудр знает что полезно: как угодно было Господу, – изволися же наилучшим образом, – так и соделал: да будет имя Господне благословенно (Иов. 1, 21). Видишь, какова высота великодушия сего борца? Время тяжкого страдания превратил он в любомудрое размышление о сущем. Ибо вполне знал, что истинная жизнь составляет предмет упования, жизнь же настоящая есть как бы семя будущей. А много отличается от настоящего ожидаемое – столько, сколько колос отличается от зерна, из которого вырастает. Настоящая жизнь подобна зерну; жизнь ожидаемая является в красоте колоса. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие (1 Кор. 15, 53). Имея в виду все это, Иов радуется благому жребию чад, как такому, который скорее освободил их от уз жизни. Доказательством же сего служит то, что когда, согласно обещанию возвещенному Богом сугубо воздать за все отнятое, во всем другом получил воздаяние вдвое, он не искал удвоения числа детей; но вместо отнятых десяти, дано только десять. Поскольку души людей навсегда пребывают, то за потерянное из имущества он получает сугубое воздаяние, а что касается до детей, то рожден-

401

ные после причисляются к рожденным прежде, так как все живут пред Богом и временная смерть отшедших нисколько не препятствует их бытию. Да и смерть для людей есть не иное что, как средство очищения порочности Наше естество Богом первоначально было создано как бы неким сосудом, способным к восприятию совершенства; когда же чрез обольщение врага душ наших влилось в нас зло, то добру не стало места. По сей причине, дабы не увековечилось поселившееся в нас зло, по определению мудрого провидения, сосуд на время разрушается смертью, чтобы, по истечении зла, преобразовалось человеческое естество и, чистое от зла, восстановилось к первоначальной жизни. Ибо в этом состоит воскресение, восстановление природы нашей в первоначальное состояние. И так если невозможно претворение природы в лучшее состояние без воскресения, без предварительной же смерти воскресение не может быть: то смерть есть благо, будучи для нас началом и путем изменения к лучшему. Поэтому отложим, братия, скорбь об усопших, которой предаются одни не имущие упования. Упование же есть Христос. Коему слава и держава, честь и поклонение во веки. Аминь.

402

Страница сгенерирована за 0.1 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com