Поиск авторов по алфавиту

Автор:Григорий Нисский, святитель

Григорий Нисский, свт. Опровержение Евномия. Книга третья

СОДЕРЖАНИЕ ТРЕТЬЕЙ КНИГИ

  1. Третья сия книга показывает третье падение Евномия, так как он сам себя обличает и иногда говорит, что Единородного как по естеству рожденного должно именовать Сыном, что, прибавляет он, свыше изъяв­лено святым Писанием, а иногда утверждает, что Его, потому что сотворен называть должно не Сыном, но тварью. … 382

  2. Потом прекрасно, складно и стройно исследовав, снова излагает изречение: Господь создал меня (Притч. 8, 22). ……... 386

  3. После сего примерами, взятыми с Адама, Авеля и других, доказы­вает, что не чужды по сущности рожденный и не рожденный. ……401

  4. А таким образом дает видеть единство вечного с Отцом, тожество сущности, общее

381    

 

 

естество, при чем излагает естествословие о рождении вина и говорит, что при названии Единородного слова сын и порожде­ние имеют родственную близость. ……… 410

  1. При сем представляет непостижимость Божией сущности и тол­кует сказанное самарянке: Вы не знаете, чему кланяетесь (Ин. 4, 22). …… 415

  2. А после сего объясняет названия сын и порождение, также по­казывает множество разностей между сынами Божиими, человеческими, баранов и еще сынами погибели, света, дня. ……420

  3. При этом, объяснив Божеские и человеческие наименования Единородного, исследовав слова рожденный и не рожденный, заклю­чает этим слово. …… 427    

1. ТРЕТЬЯ СИЯ КНИГА ПОКАЗЫВАЕТ ТРЕТЬЕ ПАДЕНИЕ ЕВНОМИЯ, ТАК КАК ОН САМ СЕБЯ ОБЛИЧАЕТ И ИНОГДА ГОВОРИТ, ЧТО

ЕДИНОРОДНОГО КАК ПО ЕСТЕСТВУ РОЖДЕННОГО ДОЛЖНО

ИМЕНОВАТЬ СЫНОМ, ЧТО, ПРИБАВЛЯЕТ ОН, СВЫШЕ

ИЗЪЯВ­ЛЕНО СВЯТЫМ ПИСАНИЕМ, А ИНОГДА УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ЕГО, ПОТОМУ ЧТО СОТВОРЕН НАЗЫВАТЬ ДОЛЖНО НЕ СЫНОМ, НО ТВАРЬЮ.

 

1. Для подвизающегося законно тот конец подвижнических трудов, что противник или, совершенно отказавшись от трудов, добровольно уступает победу одержавшему верх, или, согласно с подвижническим за­коном, троекратно повергается на землю, после чего по суду ценителей с торжественным провозглашением при венце воздается победившему сла­ва. Итак, поскольку Евномий, дважды уже низложенный в предшествующих кни-

382

 

 

гах, не дозволяет еще истине воспользоваться плодами победы над ложью, но и в третий еще раз на обычном поприще лжи возметает пыль словопрения против благочестия, напрягая силы свои устоять в обмане, то по необходимости и ныне к низложению лжи противопоставляем ей слово истины, на самого Победодавца и Подвигоположника возложив надежду победить и вместе почерпая силы в неверных приемах борьбы у против­ника. Ибо без стыда признаемся, что к борьбе этой не приготовлено нами ни одного слова изощренного риторическим искусством, к преодолению сделанных возражений не употреблено никаких ухищрений диалектичес­кой тонкости, которыми неопытные бывают нередко заставлены и в ис­тине подозревать ложь. Напротив того, в слове, которое у нас, одна сила стоять против лжи. Во-первых, само истинное Слово, сила нашего слова повелевает, чтобы сначала происходило обучение, но обучение мудрое, сле­дующее за предварительным обучением, а потом имело место наставление заимствованное из притчи. Ибо говорит Писание, что притчи суть слове­са мудрости, открывающие цель иносказанием (Притч. 1, 2-3), потому что не прямо разумеемое для уразумения сокровенного имеет нужду в некотором иносказании. И как Павел, намереваясь историю предложить воззрению в

383

 

 

виде иносказания, обещал изменить голос свой (Гал. 4, 20), так и здесь обнаруже­ние сокровенного называется у Соломона иносказанием слова, как будто было бы не возможно уразуметь красоту мыслей, если бы кто не усмотрел со­кровенного сияния мысли, видимое в слове извратив в нечто другое, как бывает это с пером, которым у павлина убран хвост. Ибо кто увидит у него зад пера, по некрасивости и безобразию не обратит, конечно, и внимания на это зрелище, как ничего нестоящее. А если кто, оборотив его, сделает видною другую сторону, то увидит разнообразную живопись природы, по­ловину круга сияющую посредине багряным цветом и около круга злато-видный воздух, опоясанный по краям и блистающий многоцветными ра­дугами. Итак, поскольку в доступном всякому смысле речений никакой нет красоты, потому что, по сказанному, Вся слава дщери Царя внутри (Пс. 44, 14), в золотых мыслях сияет сокровенным убранством, то Соломон читающим книгу сию по необходимости предлагает иносказание слова, чтобы из него уразумели притчу и замысловатую речь, слова мудрецов и загадки их (Притч. 1,6).

А как это и содержит в себе приточное это учение, то всякий здравомыслящий ничего предлагаемого в этой книге не примет без

384

 

 

исследования и без рассмотрения, хотя читает что-либо с первого взгляда всего более ясное и знакомое. Ибо и на то, что, по-видимому, явно, непременно воз­можно некое высшее воззрение. Если же и доступные разумению места сего Писания необходимо требуют тончайшего исследования, то тем более требуют того те места, где самое уразумение представляет много не­ясного и необозримого. Почему по связи речи в сем месте исследуем, есть ли что ясное в предлежащем нам чтении. Слово изображает, что премуд­рость изглашает некоторые речения от собственного своего лица. А кто любознателен, тому, конечно, известно, о чем говорится в том месте, где премудрость, обитает с разумом и ищет рассудительного знания (Притч. 8, 12), го­ворит, что имеет у себя сокровище, силу и разум,сама же именуется разумением, умеет ходить в путях правды, и жить по стезям правосудия; говорит о себе, что ею цари царствуют и повелители узаконяют правду,и ею начальствуют начальники и вельможи и все судьи земли (Притч. 8, 18; 8, 14; 8, 20; 8, 15; 8, 16). Ибо для всякого явно, что рассудительный ничего в сказанном не примет без исследования по готовому значению слов. Ибо если ею цари вводятся во владычество, от нее имеет силу властительство, то, по всей необходимо­сти, премудрость представится нам виновницею самовластья и на себя примет укоризны,

385

 

 

заслуженные дурно правящими царством. Но мы знаем царей, которые под руководством премудрости действительно достигают нескончаемо продолжающегося начальства; это – нищие духом,стяжани­ем которых есть царствие небесное, как возвещает Господь, Который есть евангельская премудрость (Мф. 5, 3). Таковыми же признаем тех властите­лей, которые владычествуют над страстями, не порабощены владычеству греха, которые, как бы на листе каком, в собственной жизни своей пишут правду. Так и похвальное самовластье при содействии мудрости, много­властие страстей обратив в единовластие ума, порабощает необузданно стремящееся к худой свободе, разумею все плотские и земные мудрования. Ибо плоть желает противного духу (Гал. 5, 17), и восстает против начальства души. Сию-то землю держит таковой самовластитель, поставленный ее начальником при первом сотворении Словом.

 

2. ПОТОМ ПРЕКРАСНО, СКЛАДНО И СТРОЙНО ИССЛЕДОВАВ, СНОВА

ИЗЛАГАЕТ ИЗРЕЧЕНИЕ: ГОСПОДЬ СОЗДАЛ МЕНЯ (ПРИТЧ. 8, 22).

 

2. Посему, как, по признанию всех здравомыслящих, лучше читать в подобном смысле, нежели в смысле представляющемся в словах с первого взгляда, так на сем основании справедливо здравомыслящим не просто и не без исследования принимать в связи с этим оное написанное изречение. Когда я возвещу то,говорить Премудрость, что бывает

386

 

 

ежедневно, то не забуду исчислить то, что от века. Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони *) (Притч. 8, 21-22). Что скажет мне на это изречение раб буквы, по-иудейски останавливающийся на звуке слогов? Ужели это словосочинение не представляется вносящим стран­ность в слух более вникательных? Аще возвещу вам бывающая на всяк день. Господь созда Мя. **) Как будто, если не возвестит бывающего на всяк день, то в следствие того непременно будет отри­цать, что создана. Ибо кто сказал: я создан, если возвещу, тот умалчиваемым дал разуметь: я не создан, если не возвещу. Господь создал мя, говорит Премудрость, на­чало путей своих в дела своя: прежде век основа мя: в начале, прежде неже землю со­творити, прежде неже бездны соделати, преж­де неже произыти источником  вод, прежде неже горам водрузитися, прежде же всех холмов раждает мя ***) (22—25.). Какой новый порядок в устроении сей твари! Сперва создается, потом полагается ей основание, и тогда уже рождается. Господь сотвори, продолжает Премудрость, страны ненаселенныя, и концы населенныя поднебесныя (26.). Какого Господа называет творцом населенной стра­ны и вселенной? Конечно Сотворившего и Премудрость; ибо одного и того же лица и то и другое слово, и говорящее: Господь созда мя; и присовокупившее: Господь сотвори

*) Славянский перевод отличается от русского: «Господь созда мя (Евр.: стяжа мя) начало путий своих в дела своя, прежде век основа мя, в начале, прежде неже землю сотворити». (ред.)

**) Русский перевод: «Когда я возвещу то, что бывает ежедневно, то не забуду исчислить то, что от века. Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони». (ред.)

***) Русский перевод: «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов». (ред.)

387

 

 

страны и ненаселенныя. *) Поэтому Господь рав­но будет зиждителем, как самой Премуд­рости, так вселенной и ненаселенной страны. Поэтому как же все через Сыны начало быть, и без Него ничто не начало быть (Ин. 1, 3.)? Ибо если один и тот же Господь творит и Премудрость, под именем которой советуют разуметь Сына, и по одиночке все, что имеет в себе тварь; то где же истина возвышенного Иоанна, который говорить: Все чрез Него начало быть? На сей глас евангелия отзывается само Писание, Создавшему Премудрость приписывающее со­творение необитаемой и населенной страны. А так и все следующее за сим: описывает некий престол Божий отлучаемый на ветрех, говорит, что крепкими делаются вышния обла­ка, и твердыми источники поднебесныя **) (Прит. 8, 27, 28), и много подобного содержится в целой связи речи, что должно иметь обшир­ный смысл, в сказанном пред сим на­ходимый неким топким и проницательным умом. Какой это на ветрех отлучаемый престол? Какая твердость поднебесных источников? Как вышние облака делаются креп­кими? Если кто о слове этом судить будет по видимому, то найдет много несогласного между самыми вещами и сказуемым о них. Ибо кому неизвестно, что крайние пределы поднебесной, или потому, что в преизбытке пользуются теплотой солнечной, или потому,

*) Славянский перевод отличается от русского: «когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной». (Прит. 8, 26) (ред.)

**) Славянский перевод отличается от русского. Славянский: «Егда готовяше небо, с ним бех, и егда отлучаше престол свой на ветрех, и егда крепки творяше вышния облаки, и егда тверды полагаше источники поднебесныя». Русский: «Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны». (Прит. 8, 27-28) (ред.)

388

 

 

что крайне отдалены от оной, по несораз­мерности того и другого не обитаемы? Иное стало сухо и сверх меры разгорячено; дру­гое изобилует влагой и охлаждено морозом, обитаемы же те только места, которые равно отстоят от каждого из сих двух противоположных пределов. Если же средина зем­ли населена людьми; то почему притча гово­рить, что населены концы поднебесной? Ка­кая крепость может быть усмотрена в облаках, чтобы, по смыслу, представляющемуся с первого взгляда, истинно было слово, по которому крепкими сделались вышния обла­ки? Ибо природа облака есть некий разреженный пар, разлитый в воздухе, который, по ве­ликой утонченности сделавшись легким, но­сится воздушным ветром. От сгущения же слившись сам в себе, падает он из поддерживающего воздуха, став тяжелой каплей. Посему, какая же крепость в том, чем не производится никакого ощущения в прикасающемся? Ибо разреженность и текучесть воздуха можно видеть и в облаке. Как же еще на непостоянном естестве ветров отлучается Божий престол? А сказанному: быть сначала созданным, под конец быть рожденным и в середине между тем быть ос­нованным, - укажет ли кто какое-либо основание, согласное с понятиями общими и представляющимися с первого взгляда? И прежде

389

 

 

сего сомни­тельно в слове, почему возвещение бывающего ежедневно, напоминание об исчислении, что от века, делается как бы некою причиною тому, что пре­мудрость говорится сотворенною от Бога.

Итак, поскольку сказанное ясно дает видеть, что в представленных выражениях нет ничего такого, что без рассмотрения и без исследования могло бы принято быть в слове, то хорошо было бы, подобно прочему, и это: Господь созда мя истолковать не в том смысле, какой сам собою пред­ставляется нам в изречении, но со всем вниманием и тщанием поискать благочестиво разумеемого в сказуемом. Но в точности постигнуть смысл предложенного свойственно тем одним, которые Духом Святым испытуют глубины и о божественных тайнах умеют говорить духовно. Наше же слово займется предложенным в такой мере, в какой нужно, чтобы не вов­се осталась не рассмотренною невидимая ясно в этом цель. Посему, какое же наше слово? Невозможно, думаю, чтобы Божественным просвещением сообщенная кому-либо премудрость пребывала одна без прочих дарова­ний духа; напротив того, непременно надобно прийти с нею вместе и пророчественной благодати. Ибо если премудрости собственно принадлежит постижение истины существ, а пророчество содер-

390

 

 

жит в себе уяснение будущего, то не будет обладать полным дарованием премудрости, кто и будущего не будет обнимать ведением при содействии пророчественного дара. Итак, поскольку не о человеческой какой премудрости свидетельству­ет в себе Соломон, сказавший: Бог же научи мя премудрости *) (Притч. 30,3) и всякое слово им произнесенное восписавший Богу, когда говорит: Моя словеса рекошася от Бога **) (Притч. 31, 1), то хорошо будет исследовать в этой части притчей к премудрости примешанное пророчество. Посему ут­верждаем, что Соломон, в предыдущих словах сказав: Премудрость построила себе дом (Притч. 9, 1), дает в слове сем гадательно разуметь устроение пло­ти Господней. Ибо не в чуждом здании обитала истинная премудрость, но сама из девического чрева создала себе обитель. А здесь Соломон придает Слову, что соединено из того и другого, разумею дом и премудрость, создавшую дом, то есть человечество и срастворенное с человеком Божество; к каждому же из них приноровляет соответствующие и приличные речения, что, как можно видеть, делается и в евангелиях, где приспособление слова применительно к подлежащему высшим и боголепнейшим значением указует на Божество, а низким и не подъемлющимся от земли  на человечество.

*) Славянский перевод отличается от русского: «и не научился я мудрости, и познания святых не имею». (ред.)

**) В русском переводе этих слов нет. (ред.)

391

 

 

Так можно видеть, что Соломон и в этой части подвигнут пророчески и всецело предал таинство домостроительства. Ибо сначала представ­ляет предвечную силу и деятельность премудрости, причем некоторым образом и в самих словах согласуется с Евангелистом. Ибо как Евангелист многообъемлющим выражением одного и того же провозглашает виновником и зиждителем всех, так и Соломон говорит, что Им поодиночке приведе­но в бытие все исчисляемое во вселенной. Бог, говорит он, премудростью основал землю, небеса утвердил разумом (Притч. 3, 19), и все, что по по­рядку за этим следует сказанного в том же смысле. И чтобы не подать мыс­ли, будто бы дар добродетели в людях оставляет не упомянутым, опять от лица Премудрости описывает, говоря упомянутое нами несколько прежде: обитаю с разумом и ищу рассудительного знания (Притч. 8, 12), и все, что свойственно учению умственному и расширяющему сведения.

Изложив это и подобное сему, Соломон присовокупляет учение о домостроительстве касательно человека, для чего Слово стало плотью (Ин. 1, 14). Ибо так как для всех явно, что сущий над всеми Бог не имеет в Себе ничего сотворенного или вводного: ни силы, ни премудрости, ни света, ни слова, ни жизни, ни истины, ни вообще чего-либо

392

 

 

умопредставляемого в полноте Божественного лона, - все это есть Единородный Бог, сущий в недре Отчем (Ин. 1, 18), то ни к чему, умопредставляемому в Боге, не может по справедливости приложено быть имя твари, так что Сыну в Отце или Слову в начале, или свету в свете, или жизни в жизни, или премудрости в премудрости прилично было бы сказать: Господь созда мя . Ибо если созда­на Богом премудрость, Христос же Божия сила и Божия премудрость (1 Кор. 1, 24), то, конечно, Бог возымел премудрость вводную, в последствии из приуготовленного восприяв то, чего не имел сначала. Но однако же Тот, Кто в лоне Отчем, не позволяет нам представлять себе Отчее лоно когда-либо праздным от Него, следовательно, не есть нечто, приходящее в лоно совне. Напротив того, Сущий вначале, будучи полнотой всякого блага, конечно, представляется во Отце, не ожидающим прийти в Нем в бытие посредством сотворения, потому что Отец не может быть представляем не имеющим когда-либо в себе благ. Но представляемый сущим в вечности чего Божества, всегда в Нем, как сила и жизнь, и истина, и свет, и премудрость и тому подобное. Поэтому изречение созда мя не Божеством и нетленным изглаголано, но тем, что, по сказанному, срастворено по до-

393

 

 

мостроительству с нашим тварным естеством.

Посему, как же одно и то же, как называемое премудростью и разумом, и божественным чувством и полагает основание земли, и уготовляет небеса, и разверзает бездны, и здесь созидается в начале дел? Не без важной причины, сказано, приемлется в содействие такое домостроительство. Напротив того, поскольку люди, прияв заповедь о том, что надлежит нам соблюдать, изринули из памяти благодать, по причине преслушания пре­бывая в забвении благ, то поэтому, да возвещу вам снова что бывает ежедневно к вашему спасению и помяну, что от века, исчислив, что вы забыли (потому что не новое какое евангелие возвещаю теперь, но тружусь над восстановлением вашим в первобытное состояние), поэтому-то создана я всегда сущая, и для того, чтобы иметь бытие, нимало не имеющая нужды в создании, чтобы стать мне началом путей в дела Божии, разумею людей. Поскольку поврежден был путь первый, то должно было для заблудших об­новиться опять пути новому и живому, мне самой, которая есмь путь. А что смысл слов созда мя относится к человечеству, яснее представляет нам это божественный Апостол в собственных словах своих, в которых повелева­ет: облекитесь в Господа

394

 

 

нашего Иисуса Христа (Рим. 13, 14), сверх этого, где, повторяя то же самое слово, говорит: облечься в нового человека, созданного по Богу (Еф. 4, 24). Ибо если спасительное облачение одно, и это есть Христос, то никто не скажет, что новый человек, созданный по Богу, есть кто другой, кроме Христа; напротив того, явно, что облекшийся во Христа облекся в нового человека, созданного по Богу. Ибо тот един в собственном смысле именуется человеком новым, Кто явился в человечес­кой жизни неизвестными и обычными путями естества. Напротив того, в нем одном обновлено какое-то отличное и особенное создание. Посему-то Апостол одного и того же, имея в виду необычность рождения, имену­ет новым человеком, созданным по Богу, а взирая на Божеское естество, сотворенное в творении сего нового человека, называет его Христом, так что одному и тому же приданы два наименования, разумею наименование Христа и наименование нового человека, созданного по Богу.

Итак, поскольку Премудрость есть Христос, то разумный слушатель пусть разберет слово и противоборствующих нам, и наше и решит, чье благочестивее. Кто в изречении паче сохраняет боголепные понятия: тот ли, кто утверждает, что Творец и Господь все-

395

 

 

ленной сотворен, и доказы­вает, что Он равночестен служебной твари, или тот, кто взирает паче на домостроительство и сохраняет приличествующее понятию о Божестве и понятию о человечестве. Учение это подтверждает и великий Павел, кото­рый в новом человеке видит тварь, а в истинной Премудрости обладание тварью. С этим воззрением на учение согласен и порядок слова. Ибо, если бы не создано было в нас начало путей, то не было бы положено основание ожидаемым векам; Господь не соделался бы для нас отцом будущего века, если бы, по слову Исайи, младенец не родился нам (Ис. 9, 6), и не было на­речено имя Его, и не наречены были все другие имена, какие нарек Пророк, вместе же со всеми и имя отца будущего века. Посему сначала совершились таинство девства и домостроительство страдания, потом мудрые созидатели веры положили основание веры. А это есть Христос, отец будущего века, на нем домостроительствуется жизнь нескончаемых веков. Поскольку же совершается это, чтобы в каждом из уверовавших пришли в исполнение Божественные изволения евангельского закона, и воздействовали много­различные дарования Святого Духа (все же это божественное Писание в сродном некоем значении иносказательно именует горами и холмами, го­рами

396

 

 

Божиими именуя правду, безднами же называя суды, а землею – зем­лю, засеваемую Словом и приносящую обильный плод, или, как в другом месте у Давида под именем гор узнаем мир, а под именем холмов правду (Пс. 71, 3), то в верных необходимо рождается премудрость и истинное слово. Ибо Сущий в приявших Его не родился еще в неверных. Посему, чтобы произошло это и в нас, необходимо в нас родиться Зиждителю сего. Так и следующее за этим будем разуметь по связи с этим. Ибо если рож­дена в нас премудрость, то в каждом уготовляется тогда Богом страна и страна не населенная, страна – сердце, приемлющее сеяние и возделывание слова, страна ненаселенная – сердце, лишаемое лукавых обитателей. И таким образом, вселение наше будет на концах земли. Поскольку на земле иное есть глубина, а иное поверхность, то, когда кто не делается ни под­земным, ни пещерным по мудрованию о дольнем (какова жизнь живущих во грехе, погрязших в зыбкой тине глубины, для которых жизнь настоя­щая действительно есть кладезь, по слову псалмопения, которое говорит: да не затворит надо мною пропасть зева своего (Пс. 68, 16)), поэтому, если кто после рожденной к нему премудрости начинает держаться горнего образа мыс­лей, столько касаясь земли, сколько это

397

 

 

необходимо, тогда он вселяется на концах поднебесной, не углубляясь в земное мудрование. Ему, вместо зем­ли уготовляющему в себе небо, соприсуща премудрость. И когда учение вышних облаков творит он для себя крепким, приводя в исполнение запо­веди, а великое и пространное море порока ограничивая строгим житием, как бы берегом каким, препятствует возмущенной воде идти мимо уст, и если дарованием учения низведен к источникам, с осторожностью изливая струю слова, чтобы вместо чистой воды в питие кому не подать смут­ной смеси, и если, став выше всякого земного шествия, сделается по жизни воздушным, пожив духовным жительством, которое в слове наименовано ветрами (Притч. 8, 27), чтобы отлученным быть в престол восшедшему нем, каким был отлученный в благовестие Павел, чтобы стать сосудом избранным пронести имя Божие (Деян. 9, 15), то как бы новым престолом для Слова соделался носящий на себе воссевшего на нем. Когда с успехом достигнуто это и подобное сему, так что веселится уже совершивший в себе вселенную (Притч. 8, 31) Божию, веселясь, что стал отцом не зверей каких и бессловесных, но человеком, ими же будут Божественные промыслы, по Божиему образу образуемые верою в созданного в нас и рожденного, а под именем веры,

398

 

 

по слову Павлову, разумеется основание; при ней верным рождается премудрость и производится все сказанное, когда-то действительно блаженною делается жизнь преуспевшего. С ним согласна Премудрость и веселится на всяко время о нем, на всяк же день веселящемся о ней одной (Притч. 8, 30). Ибо Господь веселится о преподобных своих и радость бывает на небе о спасаемых (Лк. 15, 10), и Христос отец праз­днует при спасении сына. После же сего, кратко нами сказанного, трудо­любивый читатель, вникнув в основания божественного Писания, к этим воззрениям да приспособляет загадочные речения, рассудив, не гораздо ли лучше думать, что смысл загадок заключается в этой мысли, а не в той какая представляется с первого взгляда. Ибо невозможно признать истин­ным Иоаннова богословия, провозгласившего, что все созданное есть дело Слова, если поверим, что именуемый здесь создавшим премудрость и все прочее сотворил вместе с нею, ибо тогда не все будет через нее, но и она причислится ко всему, пришедшему в бытие.

А что к сему клонятся загадочные речи, это ясно открывается в про­должении слова, которое говорит: дети, послушайте меня (Притч. 8, 32), и: блажен, иже пути Моя сохранит *) (Притч. 8, 34), путями, очевидно, называя стези к добродетели, началом которых бы-

*) В русском переводе этих слов нет. (ред.)

399

 

 

вает приобретение пре­мудрости. Посему, кто же, взирая на божественное Писание, не согласится, что враги истины и нечестивы, и вместе клеветники? Нечестивы, потому что, сколько им возможно, уничижив неизреченную славу единородного Бога, ставят Его в один ряд с тварью, усиливаясь доказать, что один из приведенных им в бытие есть Сам Господь, единородность Которого есть владычество над всем. Клеветники же потому, что, когда Писание не подает им никакого предлога к таким предположениям, они, как будто из Писания приводя свидетельство, вооружаются против благочестия. Итак, поскольку ни в одном из святых Писаний не могут показать како­го-либо речения, которое на предвечную славу единородного Бога сове­товало бы взирать как и на славу подчиненной твари; то, когда доказано это уже нами, хорошо будет слову благочестия приписать победу над ложью и, отвергнув все сии ухищренные их именословия, которыми приводят в сходство тварь с Сотворшим и создание с Создавшим, ис­поведать, как учит небесное Евангелие, Сына возлюбленного, неложного, не подкинутого; и под словом сын разумея всякое естественное сродс­тво, Того, Кто от истинного Бога, назвать Богом истинным, и веровать, что и в Нем также есть все, что усматри-

400

 

 

вается в Отце; потому что оба суть едино, и в едином умопредставляется и другой не превосходящим и не умаленным, ни по одному боголепному и доброму отличительному качеству не отменным и не инаковым.

Итак, поскольку явною сделалась борьба Евномия с самим собою, когда он обличен в противоречии самому себе (разумею же противоречие в том, что одному и тому же должно то, как рожденному по естеству, именоваться Сыном, то опять, как созданному, называться уже не Сыном, но тварию), то разумно и основательно понимающему дело, так как при двух тиворечащих одно другому понятиях не возможно равно находиться истине в том и другом, прилично, думаю, отринуть в обоих нечестивое и хульное, разумею слова создание и тварь, остановиться же на одном, имеющем в виду благочестие и признающем, что наименование Сына по естеству приличествует единородному Богу, чтобы и по словам врагов учение благочестия имело состоятельность.

 

3. ПОСЛЕ СЕГО ПРИМЕРАМИ, ВЗЯТЫМИ С АДАМА, АВЕЛЯ И ДРУГИХ, ДОКАЗЫ­ВАЕТ, ЧТО НЕ ЧУЖДЫ ПО СУЩНОСТИ РОЖДЕННЫЙ И НЕ РОЖДЕННЫЙ.

 

3. Говорю же опять, повторяя слово Евномия, которое предложил я в начале: «Сына, как рожденного, - говорит Евномий, - не отказываемся назвать и рождением, потому что сама рожденная сущность и наименова­ние Сын требуют такого соотношения имен». Посему, кто с рассужде­нием слушает слова сии,

401

 

 

пусть помнит, что Евномий говорит пока о рожденной сущности, как еще не принимающий вместе слова сущность, ни слова нерожденность, ни слова рождение, но отдельно берет сущ­ность и отдельно по усматриваемым в ней свойствам разумеет, что она рождена или не рождена. Уразумеем же тщательнее сказанное о сем сло­во. Евномий говорит, что сущность рождена, а Сын есть имя рожденной сущности. Но наше о сем учение обличит слово его двумя возра­жениями, из которых одно есть обвинение в злонамеренном пред­приятии, а другое – обличение в бессилии сего против нас предприятия. Ибо злонамеренно поступает, говоря о рождении сущности, чтобы до­казать противоположность сущностей, рожденным и нерожденным раз­деленных между собою до инаковости естества. А бессилие предприятия обличается тем самым, чем пользуется злонамеренность. Ибо сказавший, что сущность рождена, ясно тем определяет, что рождение есть нечто иное с сущностью, так что значение рождения неприменимо к понятию сущности. Ибо в рассуждении сего не сделал он того же, что доказал во многом другом, не сказал, что рождение есть самая сущность, напротив того, признает, что сущность рождена, чтобы в слушающих составилось Раздельное понятие о каждом речении. Ибо иная некая мысль

402

 

 

происходит в слышащем, что нечто рождено, и иная при имени сущность. Но яснее будет для нас слово это из примеров. Господь сказал в Евангелии, что жен­щина, когда приближаются муки рождения, бывает в скорби, а после сего Радостью радуется, что родился человек в мир (Ин. 16, 21). Посему, как в этом случае узнаем из Евангелия, два разные понятия: одно чадорождение, Рое разумеем под словом рождений, а другое то самое, что бывает следствием чадорождения (ибо чадорождение – не человек, напротив того, век произведение чадорождения); так и здесь, поскольку Евномий признал, что сущность рождена, то предшествующим выражением научены мы, что рождена от чего-то, а из следующего уразумели самое подлежащее, происшедшее от чего-то. Поскольку, если иное есть означаемое словом сущность, а иное предполагаем разуметь под словом рождение, то распадаются внезапно мудрые их ухищрения, как глиняные сосуды, один с другим сведенные и один о другой сокрушенные, потому что им, разность рожденного с не рожденным переносящим на сущность Сына и Отца, не будет уже дозволено взаимное разногласие имен переносить и на самые предметы. Ибо, когда Евномий признал, что сущность рождена; то, как по­добную сему мысль

403

 

 

изъясняет евангельский пример, из которого узнав что рожден человек, не признали мы человека тожественным с рождением, но при каждом имени составили себе особое понятие, так, без сомнения, не будет иметь места ересь, учащая на основании подобных речений, призна­вать инаковость сущностей.

Но чтобы гораздо яснее раскрылось для нас понятие о сем, разберем еще подлежащее так: в начале человеческое естество сотворил вместе со всем прочим Устроитель всего, и после того, как приведен в бытие Адам, тогда уже узаконил людям рождение одного от другого, сказав: плодитесь и размножайтесь (Быт. 1, 28). Поэтому, так как Авель произошел рожденно, кто из здравомыслящих не скажет, что, по самому значению человечес­кого рождения, Адам произошел нерожденно? Но первый человек имел в себе всецелую меру человеческой сущности, и также и рожденный от него состоит в том же соотношении сущности. А если бы корме нарожденной сущности была создана какая-нибудь другая рожденная, то не приличест­вовало бы обеим одно и то же соотношение сущности. Ибо у кого сущнос­ти разные, у тех и соотношение сущности не одно и то же. Поэтому, так как сущность Адама и Авеля означается одними и теми же

404

 

 

отличительны­ми свойствами, то, по всей необходимости, должно согласиться, что хотя сущность обоих одна, однако же в одном и том же естестве видим то один, то другой. Ибо Адам и Авель, два человека, в рассуждении естества суть нечто единое, но по отличительным свойствам, усматриваемым в каждом из них, имеют не слитное между собою различие. Посему нельзя сказать в собственном смысле, будто бы Адам родил другую, кроме себя, сущность, но справедливее будет говорить, что Адам родил от себя другого себя, и в этом другом рождено вместе все то, что есть в сущности родившего. Посему, что узнали мы о человеческом естестве тем путем, какой наперед после­довательно указан нам разумом, то самое, думаю, должно признать нам в путеводство и к непогрешимому уразумению Божественных догматов. Ибо, отринув всякое плотское и вещественное понятие о Божественных и высоких догматах, в оставшемся умопредставлении, когда оно будет очи­щено от подобных представлений, найдем самое безопасное руководство к высокому и недоступному. И противники исповедуют, что Сущий над всеми Бог и есть и именуется Отцом Единородного, да и единородного Бога сущего из Отца, называют рожденным, потому что рожден. Итак,

405

 

 

поскольку у людей имя отец имеет в себе некие сопряженные с ним зна­чения, чуждые Естеству пречистому, то, оставив все вещественные пред­ставления, какие входят в плотское значение слова отец, надлежит на­печатлеть в себе некую боголепную мысль, показывающую одну близость к Богу Отцу. Поэтому, так как в понятии о человеческом отце заклю­чается не только то, к представлению чего дает повод плоть, но в человеческом отчестве непременно подразумевается вместе понятие о ка­ком-то промежутке, то хорошо будет в рассуждении о Божественном рождении вместе с телесного скверною отринуть и понятие о проме­жутке, чтобы превысшее рождество, будучи очищено во всем от свойс­твенного веществу, стало чисто от всякого умопредставления не только о страстном, но и о промежуточном. Посему, кто Бога называет Отцом, тот в понятии, что Бог есть, сообъемлет и то, что такое Он есть. Ибо кому бытие принадлежит с какого-либо начала, для того, конечно, и быть чем-либо начинается с чего-либо. А в рассуждении чего не начал он бытия (если и иное что умопредставляется в Нем), то не с чего-либо имеет начало. Напротив того, Бог есть Отец, следовательно, от вечности Он то, чем есть, потому что не стал Отцом, но есть Отец. У Бога, что

406

 

 

было, то и есть, и будет, а если чего когда-либо не было, того и нет, и не будет, потому что признаем Его Отцом не чего-либо такого, без чего сущим когда-либо в самом себе было бы благочестиво представить Бога. Ибо Отец есть Отец жизни, и истины, и премудрости, и света, и святыни, и силы, и всего тому подобного, что есть и чем именуется Единородный. Посему, когда противники доказывают, что нет иногда света, не знаю, кому более ущерба, самому ли свету, когда Он не свет, или не имевшему когда-либо у себя света. Так должно сказать и о жизни, и об истине, и о силе и обо всем прочем, чем наполняет Отчее лоно Единородный, сущий всем этим в собственной своей полноте; в рассуждении того и другого одина­ковая открывается несообразность, и хуле на Сына равносильно нечестие перед Отцом. Сказав, что когда-нибудь нет Господа, не просто допустишь, что нет силы, но выразишь этим, что нет силы Божией, нет силы Отчей. Следовательно, утверждаемое в твоем слове о небытии некогда Сына, не иное что утверждает, как отсутствие всякого блага у Отца. Смотри, к чему обращается остроумие мудрых и сколько истины в Господнем о сем слове, которое говорит: отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня (Лк. 10, 16). Ибо чем отвергают вечное

407

 

 

бытие Единородного, тем самым бес­честят Отца, словом своим отъемля у славы Отчей всякое доброе именование и представление о ней.

Посему, сказанным ясно обнаружено бессилие злоухищрения у писателя, который, намереваясь доказать противоположность сущности Единородного и сущности Отца наименованием одной нарожденною, а другой рожденною, изобличает себя в том, что усиливается утверждать не­состоятельное. Ибо из слов его явствовало, во-первых, что иное есть имя сущности, а иное – рождения, а потом, что сущность в Сыне не какая-либо новая и отличная от сущности Отца. Напротив того, что есть Отец в отно­шении к естеству, то же есть и Тот, Кто от Него, потому что, по доказанной уже нами истине сего слова, естество в лице Сына не изменилось в инако­вость. Сущность Авеля не произвела перемены естества, так, по чистому учению, Единородный Бог, нисшедши от Отца и во Отце пребывая, как го­ворит Евангелие (Ин. 16, 28; 17, 21), рождением Своим нимало не изменил в Себе сущности не рожденного, но, по простому и нехитрому слововыражению нашей веры, есть свет от света, Бог истинный от Бога истинного, Сущий всем тем, чем есть Отец, кроме сего единого, что Тот – Отец. О цели же, с которой Евномий

408

 

 

рассуждает о сем так утонченно, не должно, ду­маю, и говорить в настоящем случае. Дерзко и опасно или позволительно и безопасно превращать из одного в другое речения, означающие естество Божие, и Рожденного называть рождением, – оставляю это без исследова­ния, чтобы слово наше, сверх должной меры занявшись спором о мелочах, не вознерадело о важнейшем.

Но должно, как рассуждаю, в точности уразуметь, естественно ли то отношение, которым вводится употребление сих именований, ибо Евномий, без сомнения, утверждает, что со свойством наименований вво­дится вместе и существенное свойство. Он, конечно, не скажет, что одни наименования, сами по себе взятые отдельно от представления означае­мого ими, имеют какое-либо соотношение и свойство между собою; на­против того, в значениях, выражаемых речениями, различаем, что сродно и что чуждо в наименованиях. Посему, если Евномий признает, что Сын имеет естественное отношение к Отцу, то, оставляя именования, уразумеем силу, заключающуюся в означаемом, что подразумевается при этом свойстве: то ли, что Они чужды по сущности, или то, что сродны и свои между собою. Сказать, что Они чужды, – признак явного безумия. Ибо как соблюсти связный и сродный порядок

409

 

 

в именах того, что одному другому чуждо и одно с другим не имеет общения, когда сама рожденная сущность, как говорит Евномий, и наименование Сына усвояют себе такое отноше­ние имен? Если же скажет, что сродное означается этими именованиями, то по свойству имен необходимо окажется защитником общей сущности. И доказывая, что этими менами означается связь подлежащих, многократ­но делая это в своем сочинении, не умеет сего сделать. Ибо чем предприемлет испровергнуть истину, тем самым против воли увлекается часто к защите противных ему догматов. Подобное нечто знаем и из истории о Сауле, а именно, что, движимый гневом на пророчествующих, был некогда препобежден благодатью и стал одним из богодвижимых, потому что, думаю, пророческий Дух восхотел сам собою наставить отступников. Почему необычайность события в последующее время стала притчею для живущих, когда история на удивление рассказывала подобное: неужели и Саул во пророках (1 Цар. 10,11)?

 

4. А ТАКИМ ОБРАЗОМ ДАЕТ ВИДЕТЬ ЕДИНСТВО ВЕЧНОГО С ОТЦОМ, ТОЖЕСТВО СУЩНОСТИ, ОБЩЕЕ ЕСТЕСТВО, ПРИ ЧЕМ ИЗЛАГАЕТ ЕСТЕСТВОСЛОВИЕ О РОЖДЕНИИ ВИНА И ГОВОРИТ, ЧТО ПРИ НАЗВАНИИ ЕДИНОРОДНОГО СЛОВА СЫН И ПОРОЖДЕ­НИЕ ИМЕЮТ РОДСТВЕННУЮ БЛИЗОСТЬ.

 

4. Посему, в чем же Евномий соглашается с истиною? В том, что го­ворит: Сам Господь, Сын Бога живого, не стыдясь рождения от Девы, в речах Своих часто именует Себя Сыном человеческим. Слово это приво­дим и мы в доказательство общей

410

 

 

сущности, потому что имя Сына указует на одинаковую общность естества с тем и другим; как Сыном человечес­ким называется по сродству плоти Его с тою, от которой рожден, так, ко­нечно, и Сыном Божиим умопредставляется по связи сущности Его с тою, от которой Он происходит. И это слово есть величайшее оружие истины. Ибо посредника между Богом и человеками, как наименовал великий Апостол (1 Тим. 2, 5), ничто столько не указует, как имя Сына, равно прилагаемое к тому и другому естеству, и к Божескому, и к человеческому. Ибо один и тот же и есть Сын Божий и по домостроительству сделался Сыном человеческим, чтобы общением с тем и другим связать Собою, что разнится по естеству. Посему если бы, сделавшись Сыном человеческим, был Он непричастен человеческого естества, то справедливо было бы сказать, что Он, будучи Сыном Божиим, не имеет общения с Божией сущностью. Если же было в Нем все срастворение человечества (потому что искушен был подобно нам, искушен во всем, кроме греха (Евр. 4, 15)), то, по всей необходимости, должно веровать, что в Сыне (так как слово Его одинаково приписывает Ему то и другое: в человеке – человеческое, и в Боге – Божеское) есть всякое отли­чительное свойство превысшей сущности.

411

 

 

Итак, если наименования, как говорит Евномий, показывают свойс­тво, свойств же усматривается в предметах, а не в простых звуках имен (под именем же предметов, которые умопредставляются сами по себе, если не дерзко так выразиться, разумею Сына и Отца): то станет ли кто ос­паривать, что сам защитник хулы едва не увлечен, не примечая того, в за­щитники благочестивого учения, сам собою опровергая собственные свои слова и проповедуя в божественных догматах общность сущности? Ибо е лжет в этом невольно в пользу истины брошенное Евномием слово, что не назывался бы и Сыном, если бы не оправдывало названия естественное значение имен. Ибо скамья не называется сыном художника, и никто из здравомыслящих не скажет, что зодчий родил дом, и виноград не называем рождением виноградаря, напротив того, как сделанное человеком зовем его, так сыном человека называем рожденного им, чтобы, как думаю, именами означалось в подлежащих свойственное им. Так и Единородного Божия наученные именовать Сыном, вследствие сего наименования стали умопредставлять не творением Божиим, но тем, что действительно указует в означаемом слово Сын. Если же в Писании и вино именуется порождением винограда, то

412

 

 

от этой подобоименности не потерпит вреда учение о догмате благочестия. Ибо не называем вина порождением дуба или желудя – порождением виноградной лозы; напротив того, такое на­звание имеет место, ежели у порождения с тем, из чего оно, есть что-либо общее по естеству. Ибо влага в виноградной лозе, основанием корня из­влекаемая в сердцевину растения, по силе своей есть вода, но в некотором порядке проходя естественными путями и с нижних путей переливаясь в верхние части, качество влаги прелагает в вино при некоем содействии солнечного луча, который, теплотой извлекая влагу из глубины в растение свойственным и приличным перевариванием жидкости делает из нее вино, так что, заключающаяся в виноградной лозе влага, естественно не имеет ни­какой инаковости с вином, ею порожденным, потому что из одной влаги про­исходит другая влага, и никто не скажет, что иная какая-либо причина вин­ной жидкости, а не влажность, естественно находящаяся в ветвях; разности же качеств происходят не от видоизменений влаги, но, поскольку некое особое свойство винную влагу отличает от сгущенной в ветвях, или сладостью или водянистостью сопровождая ту или другую влажность, так что в под­лежащем влаги суть одно и то же, различаются же разностями

413

 

 

качеств. Следовательно, как слыша, что в Писании Единородный Бог называется Сыном человеческим, по отношению имени познали мы близкое сродство с истинным человеком, так, если Сын, по учению противника, назван бу­дет рождением, тем не менее и из сего познаем сродство Его в сущности с Родшим, потому что вино, называемое порождением виноградной лозы, относительно к влаге найдено не чуждым естественной силе, заключа­ющейся в виноградной лозе. Но утверждаемое противниками, если кто здраво исследует это, клонится к нашему учению; смысл слов их проти­воречит собственным их доказательствам, как ни стараются они повсюду утверждать разность по сущности. И вовсе нелегко отгадать, чем приве­дены они к подобным понятиям. Ибо если наименование Сын означа­ет не просто бытие от кого-нибудь, но означаемым указует собственно на естественную близость, как говорит сам Евномий, и вино не называется порождением дуба, и порождения ехидны, как говорит Евангелие, суть змия (Мф. 23, 33), а не овцы, то явно, что и в рассуждении Единородного наименования Сын и рождение имеют свойство не с инородным. Но если, по словам противников, называется и рождением, и название Сыном, как и они признают, со-

414

 

 

гласно с естеством, то, конечно, Сын из сущности Родшего, а не из чего-либо иного, представляющегося вне естества. Если же действительно из сущности, то, конечно, не чужд Того, из чего Он, как доказано и другими примерами, а именно, что всякое существо, от чего бы рождено ни было, непременно однородно с тем, от чего получило бытие.

 

5. ПРИ СЕМ ПРЕДСТАВЛЯЕТ НЕПОСТИЖИМОСТЬ БОЖИЕЙ СУЩНОСТИ И ТОЛ­КУЕТ СКАЗАННОЕ САМАРЯНКЕ: ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ, ЧЕМУ КЛАНЯЕТЕСЬ (ИН. 4, 22).

 

5. Если же кто потребует какого-либо истолкования, описания и изложения Божией сущности, то не отречемся, что несведущи в такой премудрости, исповедуя только то, что беспредельное по естеству не может быть обнято каким-либо примышлением речений. А что Божие величие не имеет предела, о сем ясно гласит пророческое слово, проповедуя, что Велик Господь и достохвален, и величие Его неисследимо (Пс. 144, 3. 5). Если же свойства Его бесконечны, то гораздо паче Сам Он по сущности во всем, что Он есть, не объемлется ни каким пределом и ни в какой части. Посему, если истолкование посредством имен и речений значением своим объемлет сколько-нибудь подлежащее, беспредельное же объято быть не может, то несправедливо стал бы кто обвинять нас в невежестве, когда не отважи­ваемся, на что и отваживаться не должно. Ибо, каким именем объять мне необъятное? Каким выра-

415

 

 

жением высказать неизглаголанное? Итак, поскольку Божество превосходнее и выше всякого означения именами, то научились мы молчанием чествовать превышающее и слово, и разумение. И если на сию осторожность в слове и нападает мудрствующий паче, нежели должно мудрствовать, и обращая в смех наше неведение непостижимого, в неизобразимом, неограниченном, неопределимом по величине и количеству, разумею Отца, и Сына, и Святого Духа, познает разность в несходстве и представляет в обличение нашего невежества это, всегда сказуемое учени­ками прелести, изречение: Вы не знаете, чему кланяетесь (Ин. 4, 22), если не знаете сущности Поклоняемого, то, по совету Пророка, не убоимся поношения безрассудных, по причине похуления их (Ис. 51, 7) не отважимся на неизглаголанное, учителем превышающих ведение тайн делая простеца в слове Павла, который столько далек от мысли естество Божие признать доступным человеческому постижению, что и судьбы Божии называет непостижимы и неисследимы пути Его (Рим. 11, 33) и утвержда­ет, что обещанное Богом любящим Его за преспеяния в настоящей жизни выше постижения, почему невозможно сего ни оком объять, ни слухом приять, ни в сердце вместить (1 Кор. 2, 9). Посему, узнав от Павла, смело утвержда-

416

 

 

ем, что не только судьбы Божии выше силы покушающихся иссле­довать их, но и пути ведения доныне остаются неположенными и непро­ходимыми. Ибо это, как думаем, намереваясь означить, Апостол сказал, что неисследимы пути, ведущие к Непостижимому, показывая этим вы­ражением, что оное ведение недоступно человеческим помыслам, и никто еще не направлял своего разумения к таковому разумному шествию и не показывал какого-либо следа и признака, что постижением своим присту­пил он к непостижимому.

Итак, узнав от великой апостольской души, заключаем из сказанного что, если суды не могут быть испытываемы и пути не исследываются, и обетование благ превосходит всякое гадательное представление, то в ка­кой паче сего мере по неизглаголанности и недоступности само Божество превосходнее и выше всего, умопредставляемого окрест Его, о чем ника­кого нет ведения, как утверждает наученный Богом Павел? И поэтому твердо содержим в себе самих осмеиваемое учение, исповедуя, что по ведению мы ниже превышающего ведение, и говорим, что действительно мы знаем, чему кланяемся (Ин. 4, 22). Ведаем же высоту славы Поклоняемого из того самого, что не можем обнять помыслами, заключая о несравнимом величии; и сказанное

417

 

 

Господом самарянке, врагами же прилагаемое к нам, да будет скорее в собственном смысле сказано им. Ибо это: Вы не знаете, чему кланяетесь, Господь говорит самарянке, в мнениях о Боге предзанятой плотскими понятиями, и чувствительно касается ее речь, потому что самаряне, думая поклоняться Богу и потом полагая, что Божество теле­сно пребывает на месте, чтут Бога только на словах, поклоняюсь чему-то иному, а не Богу. Ибо Божество не есть что-либо, умопредставляемое в очертании. Напротив того, Божеству свойственно быть везде, все прони­цать и ничем не ограничиваться. Посему, в обвинение христоборцев обра­щается слово, приводимое ими против нас. Ибо как самаряне, думая, что Божество объемлется местным неким очертанием, укорены были тем, что услышали: Вы не знаете, чему кланяетесь; и служение, вами совершаемое перед Богом, делается бесполезным, потому что Бог, почитаемый пребыва­ющим на каком-либо месте, не есть Бог; так в собственном смысле можно сказать и новым самарянам: именем нерожденности предполагая объять Божественную сущность как бы местом каким, Вы не знаете, чему кланяетесь, совершая служение как Богу, но, не зная, что беспредельность Божия не подходит ни под какое значение и ни под какой объем именований.

418

 

 

Но речь наша, следуя всегда за представляющимся по связи, дале­ко уклонилась от предположенного. Посему опять возвратимся к порядку, потому что представленное Евномием изречение достаточно, думаю, объ­яснено в сказанном, как противоречащее не только истине, но и самому себе. Ибо если, по словам еретиков, наименованием Сын устанавлива­ется естественное отношение Сына к Отцу, рождения к родшему, так как, по какой-то грамматической вольности в слове, мудрость их выражения, означающего естество Божие, легко преобразует в виде имен, то никто уже не усомнится, что взаимное отношение имен, естественно составив­шееся, делается доказательством их близости, лучше же сказать, тожества по сущности. Но слово наше да не извращает речения противоположно­го, чтобы не показалось, будто бы учение благочестия почерпает силу в одном бессилии противоборствующих, а не в себе самом наипаче имеет силу. Поэтому, сколько можно, сильнейшею защитою пусть будет с нашей стороны подкреплено ими противопоставленное нам слово, чтобы превосходство силы могло быть познано из великой уверенности, когда и опущенное противниками употребим в дело при точном испытании ис­тины. Ибо утвердившийся в противном мнении, может быть, скажет, что на-

419

 

 

звания Сын и рождение, конечно, не доказывают непременно естественного сродства. И в Писании называется иной чадом гнева (Еф. 2, 31), сыном погибели (2 Фес. 2, 3), порождением ехидны (Мф. 3, 7), и в таковых наименованиях не видно еще какой-либо общности естества. Ибо не одно и то же в подлежащем Иуда, названный сыном погибели, и самая, по умопредставлению, погибель; иное означается словом Иуда, и иное словом погибель. Подобно сему такое же доказательство най­дет себе речь и от противного. Ибо называемые сынами какого-то света и сынами дня в отношении к естеству не одно и то же со светом и с днем; и камни соделываются чадами Авраама (Лк. 3, 8), когда верою и де­лами усвояют себе сродство с ним; и водимые Духом Божиим, как гово­рит Апостол, называются сынами Божиими (Рим. 8, 14), не будучи одним и тем же с Богом по естеству. И много подобного собрать можно в богодухновенном Писании, чем прикрывшись, обольщение подобно какой-то картине, испещренной свидетельствами Писания, ложно представляет из себя образ истины.

 

6. А ПОСЛЕ СЕГО ОБЪЯСНЯЕТ НАЗВАНИЯ СЫН И ПОРОЖДЕНИЕ,

ТАКЖЕ ПО­КАЗЫВАЕТ МНОЖЕСТВО РАЗНОСТЕЙ МЕЖДУ

СЫНАМИ БОЖИИМИ, ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ, БАРАНОВ И ЕЩЕ

СЫНАМИ ПОГИБЕЛИ, СВЕТА, ДНЯ.

 

6. Итак, что же скажем на это мы? Божественное Писание умеет в обоих значениях употреблять выражение сын, так что у иных наименова­ние это от естества, а иными

420

 

 

оно приобретено и усвоено. Когда Писание говорит о сынах человеческих и сынах баранов, означает отношение по сущ­ности рожденного к тому, кем он рожден. Когда же называет сынами силы или чадами Божиими, представляет близкое сродство, состоявшееся по произволению. И даже в противоположном смысле одни и те же наимено­ваны и сыновья же Илия были люди негодные (1 Цар. 2,12), так как назва­ние сыновей весьма сообразно было с каждым из сих понятий. Название сыновья Илия свидетельствовало о естественном их родстве с Илием, а наименованием сыновья негодные обвиняемы они были в дурном про­изволении, в том, что не отцу соревновали в жизни, но произволение свое сроднили с пороком. Посему в отношении к дольнему естеству и к делам нашим по одинаковой склонности человечества к тому и другому, разу­мею к пороку и к добродетели, от нас зависит сделаться сынами или ночи, или дня, между тем как природа наша относительно к главному в ней ос­тается в собственных своих пределах. И сделавшийся чадом гнева за свою порочность не стал чуждым человеческого рождения, и по произволению сроднивший себя с добром благопристойностью своих поступков не отверг того, что происходит от людей. Напротив того, природа

421

 

 

остается тою же в том и другом, но разности в произволениях приемлют на себя свойственные тому дарования: одни за добродетель делаются чадами Божиими, другие за порочность – чадами противника.

В рассуждении же божественных догматов сохраняющий естест­венный порядок Евномий (употребляю собственные речения сочините­ля), оставаясь на читанном выше, и Рожденного не переставая называть рождением, потому что, по словам Евномия, рождена сама сущность, и именование сын усвояет себе такое отношение имен, почему делает Рожденного чуждым сродства с Родшим по сущности? Ибо об имену­емых сынами или порождениями в обвинение или еще о тех, кому та­ковыми наименованиями сопровождается какая-либо похвала, нельзя сказать, что такой-то называется чадом гнева, потому что действительно рожден гневом, или также, что своею матерью по телу имел светлость дня и потому наименован ее сыном; напротив того, разность произво­лений производит имена такового родства. Здесь же Евномий говорит: рожденного, действительного сына не отказываемся наименовать рож­дением, потому что, по словам его, «рождена сущность, и название сын усвояет себе таковое отношение имен». Итак, если признает, что Сын, как действительное рождение, усвояет себе такое

422

 

 

отношение имен, то имеет ли какой повод подобную причину наименований прилагать к называемым в смысле переносном, по несобственному словоупотреб­лению, и там, где, как говорит Евномий, естественное отношение присваивает себе таковое название? Итак, действительно возможно этому подобное в рассуждении тех одних, у кого естество сопредельно и добродетели и пороку, от чего иной не редко принимает на себя проти­воположные именования, делаясь чадом то света, то опять тьмы, по сроднению своему с хорошим или с противоположным тому. А где не имеет места противоположное, там никто не скажет, что выражение сын употребляется в переносном смысле, как и о том, чему название это усвояется по произволению. Ибо не дойдет до того, чтобы сказать: как человек, отложивший дела темные, вследствие благообразной жизни делается чадом света, так и единородный Бог за перемену из худшего восприемлет предпочтительнейшее. Ибо кто, будучи человеком, дела­ется сыном Божиим, тот посредством духовного рождения вступает в единение с Христом; а кто сам собою делает человека сыном Божиим, тот сам не имеет нужды в ином сыне, дарующем Ему сыноположение, но что Он есть по естеству, тем и именуется. Человек сам себя изменяет, из ветхого

423

 

 

превращаясь в нового; Богу же во что превратиться, чтобы приобрести, чего не имеет? Человек, совлекаясь себя самого, облекает­ся в естество божественное, а Кто всегда одинаков, Тому что отложит или что восприять? Человек делается сыном Божиим, восприяв, чего не имеет, и, отложив, что имеет, но Кто никогда не имел порока, Тому нечего ни восприять, ни оставить. Еще человек может быть назван чьим-либо сыном, иногда действительным, когда называет его кто, смотря на естество иногда по неточному словоупотреблению, когда произволение жизни налагает на него имя. Но Бог, как единое благо, в простом и несложном естестве, имеет всегда одну и ту же цель и никогда не изме­няется в стремлениях своего произволения, но всегда хочет тем быть, что Он есть, и всегда есть то самое, чем хочет быть. Вследствие сего в собс­твенном смысле и действительно именуется Сыном Божиим по тому и по другому: и по тому, что естество в Себе самом имеет благо, и по тому, что произволение не отступает от лучшего, а посему и название это придается ему не по неточному словоупотреблению. Следовательно, и возражение, какое сделали мы сами себе от лица противников о сродс­тве по естеству и ими будто бы произносимое на основании Писания, никакого не имеет места.

424

 

 

Но не знаю, почему или за что ненавидя истину и отвращаясь от нее, хотя именуют Единородного Сыном, однако же, как будто этим выражением не может быть засвидетельствовано, что имеет с Отцом общее по сущности, и лишая слово значения, заключающегося в имени, оставляют Единородному пустое и ничего не значащее именование Сына, уступая Ему один звук речения. И что говорю это справедливо и не ошибаюсь в намерении противников, это ясно можно узнать из того самого, что про­тивопоставляют истине. Ибо вот что представляют они в сложение хулы, узнали мы из божественного Писания много имен Единородного, каковы: камень (λίθος) (1 Пет. 2, 7), секира (Мф. 3, 10), камень (πέτρα) (1 Кор. 10, 4), основание (1 Кор. 3, 10), хлеб (1 Кор. 10, 17), виноградная лоза (Ин. 15, 1), дверь (Ин. 10. 9), путь (Мф. 7, 14), пастырь (Ин. 10, 11), источник (Ин. 4, 14), древо (Откр. 22, 14), воскрешение (Ин. 11, 25), учитель (Мф. 23, 8), свет (Ин. 1, 4), и многие иные, им подобные, но ни одного из сих имен, взятого в его значении, представляющемся с первого взгляда, не бу­дет благочестиво употреблять, разумея о Господе, ибо весьма нелепо было бы думать, что бесплотное, невещественное, простое, не имеющее вида мо­жет быть изображено какими-либо видимо представляемыми значения­ми

425

 

 

имен, так что, услышав о секире, не железо определенного вида пред­ставляем или не разлитый в воздухе свет, или не виноградную лозу среди ветвей растения, или иное что, как предлагает представлять себе обычай, напротив же того, значение этих имен перенося на боголепнейшее, хотя так именуем, но представляем себе нечто иное, не потому, что действительно таково что-либо из этого относительно к естеству, но потому что, хотя и называется это, однако же разумеемое есть нечто иное с называемым. Если же таковы имена, и они действительно придаются единородному Богу, и не заключают в себе указания на естество, то следует, говорят еретики, и значение именования сын не принимать, согласно с преобладающим обычаем, в показание естества, но искать в этом слове какого-либо другого значения, кроме общего и представляющегося с первого взгляда. Так и подобно сему любомудрствуют они для доказательства, что Сын не то, что Он есть и чем именуется. Но к иному близка была наша речь, и именно го­това была доказать, что новое сочинение Евномия лживо и несостоятель­но, несогласно ни с истиною, ни само с собою. Но поскольку тем самым, чем обвиняем их учение, внесена в речь как бы некая защита хулы, то хорошо будет сначала кратко рассудить об этом, а потом уже возвратиться к по­рядку написанного.

426

 

 

7. ПРИ ЭТОМ, ОБЪЯСНИВ БОЖЕСКИЕ И ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ

НАИМЕНОВАНИЯ ЕДИНОРОДНОГО, ИССЛЕДОВАВ СЛОВА

РОЖДЕННЫЙ И НЕ РОЖДЕННЫЙ, ЗАКЛЮ­ЧАЕТ ЭТИМ СЛОВО.

 

7. Посему, что же сказав на подобное сему, можно не погрешить против надлежащего? То, что имен, которые Писание придает Единородному, как и они говорят, много, но ни одно из прочих имен, как утверждаем, не сродно так по отношению к Родшему. Ибо не в том отношении к Богу всяческих называем как Сыном Отца, так или камнем, или воскресением, или пастырем, или светом, или чем-либо иным. Напротив того, как бы с неким искусством и правилом Божеские имена по их значению делить должно на две части. Ибо одни содержат в себе указание высокой и неизреченной славы, а другие указывают на многообразность промыслительного домостроительства, так что пред­положительно, если бы не было пользующихся благодеяниями, то не при­личны были бы в этом случае и сии речения, указующие на благодеяние. Те же речения, которые выражают боголепное, и без отношения к состо­ящим под домостроительством с полным приличием и в собственном смысле придаются Единородному Богу. Но чтобы в большей ясности раскрылось нам таковое учение, бросим взгляд на самые имена. Господь наименован виноградной лозою не ради чего иного, как ради возращения в Нем укорененных, не именовался бы пастырем, если бы не гибли овцы дома

427

 

 

Израилевна, и врачом назван не ради чего, как ради болящих, не принял бы на Себя и прочих имен, если бы по некоей промыслительной деятельности не присваивал Себе сих речений к пользе благодетельствуе­мых. Ибо должно ли, говоря о каждом речении отдельно, длить речь о том, что признается всеми? Сыном же, десницею, Единородным, Словом, Премудростью, силою и всяким подобным выражением, каким называем, имея что-либо в виду, называется как бы в некоем относительном сопря­жении с Отцом всех с Ним вместе именуемый. Ибо именуется силою Божией, десницею Божией, Премудростью Божией, Сыном Отчим, Единородным, Словом у Бога и подобными сему именами. Поэтому следует видеть соответственное и приличное подлежащему значение каж­дого из сказанных имен, чтобы уклонением от правого разумения не погрешить нам в учении благочестия. Посему, как в других именах, перелагая каждое из них в что-либо боголепное, отметем первоначаль­ное о них понятие, так что и свет разумеем не какой-либо вещественный, и путь не ногами протоптанный, и хлеб не из земли произращенный, и Слово, не из речений составленное, напротив того, вместо сего разумеем все то что представляет величие силы Слова Божия, так, если кто отри-

428

 

 

нет обычное и естественное значение слова Сын, из которого узнаем, что Именуемый из сущности Родшего, то, конечно, переложит имя это в какое-либо боголепнее толкуемое. Ибо как делаемое преложение всякого иного имени в другое славнейшее служило к показанию Божеской силы, так конечно, следует и означаемому этим именем прелагаться в более воз­вышенное. Посему, какой же должен боголепнейший смысл заключаться в наименовании Сыном, если, по учению противников, отринуто будет естественное отношение к Родшему? Ибо, может быть, никто не будет столько дерзок на нечестие, чтобы в понятиях о Божием естестве низкое и по земле пресмыкающееся почесть более приличным, нежели возвы­шенное и великое. Посему, если находят какой-либо более величествен­ный смысл сего имени, так что кажется им недостойным Единородного представлять себе о Нем, что Он от Отчего естества, то пусть скажут, знают ли они по невыразимой своей, мудрости что-либо высшее Отчего естества, чтобы до сего превознести Единородного Бога, поставить Его выше отношения к Отцу. Если же величие Божия естества превышает всякую высоту и превосходит всякую удивительную силу, то остается ли еще какое понятие, которым бы истолкование названия Сын возводи­лось к

429

 

 

высшему еще смыслу? Итак, поскольку признает Евномий, что всякое выражение, означающее Единородного, хотя именование это берется из дольнего обычая, в понятиях преложенное в высшее значение, говорится в собственном смысле, доказывается же, что невозможно найти какого-либо понятия, которое было бы возвышеннее именования Сын, представля­ющего естественную связь с Родшим, то нет, думаю, надобности замедлять долее на этом месте, достаточно доказав сказанным, что не надлежит тол­ковать по подобию прочих имен и наименование Сын.

Но взгляд свой снова должно обратить нам на книгу. Не одно и то же, не отказываться Рожденного называть рождением (ибо употреб­лять буду собственные их речения), потому что сама рожденная сущ­ность и наименование Сыном присваивают себе таковое отношение имен, и еще естественные именования прелагать в переносные замены, так что выходит одно из двух: или первый ряд доказательств у них распада­ется, и напрасно прибегают к естественному чину в подтверждение того, что Рожденного должно называть рождением, или, если утверждается это по надлежащему, разрушится другое основание доказанного прежде. Ибо именуемому у них рождением, потому что рожден, неестественно по сему самому называться про-

430

 

 

изведением и тварью. Весьма большая разность в означаемом каждым из сих имен, и с рассудительностью пользующемуся речениями надлежит употреблять слова, имея в виду подлежащее, чтобы не произошло у нас слитности понятий, когда одни речения изменять станем в другие, несвойственные их значению. Посему делом художника именуем произведенное искусством, а сыном человека назы­ваем рожденного человеком. Но никто из здравомыслящих не назовет дела сыном, ни сына - делом, ибо сливающему и смешивающему истин­ное значение в погрешительном употреблении имен свойственно это. По сему одно из сих двух понятий по необходимости справедливо в рассужде­нии Единородного. Если Он Сын, то не может называться тварью, а если один из тварей, то чуждо Ему название Сына, как и небо, и земля, и море, и каждая но порядку тварь не приемлет на себя имени сын. А поскольку Евномий свидетельствует, что Единородный Бог рожден, свидетельство же врагов сильнее других в утверждении истины, то, сказав, что Он рож­ден, этим самым засвидетельствовал, что не сотворен. Но о сем довольно. Поскольку много притекает у нас речей, то, чтобы множество их не дошло до безмерности, удовольствуемся сказанным о предложенном.

431

 

 


Страница сгенерирована за 0.07 секунд !
Map Яндекс цитирования Яндекс.Метрика

Правообладателям
Контактный e-mail: odinblag@gmail.com

© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.