Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра капала на ручки замка. Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел. Души во мне не стало, когда он говорил; я искала его и не находила его; звала его, и он не отзывался мне. Встретили меня стражи, обходящие город, избили меня, изранили меня; сняли с меня покрывало стерегущие стены. (Песн. 5, 5-7)

Снаряжающиеся к странствованию по морям в надежде богатства, когда тронут корабль с пристани, и сидящий при кормиле обратит корму рулем к морю, в начаток мореходства совершают молитву, прося Бога сделаться вождем в добром плавании. А главное у них в молитве, чтобы в ветрила дул ветер, благоприятный, согласный с целью стоящего на корме кормчего, при желанном для них веянии которого и море делается услаждающим взоры, едва рябея при тихом колебании волн, и не наводит печали морская широта, потому что корабль с легкостью летает и скользит по водам; да и богатство, какого надеются от торговли, уже перед глазами, так как и прежде испытания знают добрый исход плавания. Для слушателей более догадливых, без сомнения,

294

понятно это, предложенное в виде вступления. Слову предлежит великое море обозрения Божественных изречений, и на многое богатство ведения есть надежда от сего плавания. Одушевленный этот корабль — Церковь во всей своей полноте с нетерпеливым вниманием устремляет взор на богатство истолкования. Но Кормчий — Слово — не касается прежде кормила, пока не принесена будет полнотой корабля общая молитва, чтобы повеяла на нас сила Святого Духа, воздвигла волны мыслей, и ими повела слово прямо к цели плавания, чтобы таким образом, пустившись в море обозрения, приобрести нам богатство ведения, если по молитвам вашим Дух Святый снидет на слово и наполнит ветрила.

Началом же слова да будет приведение на память боговдохновенных речений, которые буквально читаются так: я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра капала. Что живому Слову, разумею чистого и бесплотного *) Жениха, Который бессмертием и святостью сочетавает себе душу, возможно быть в нас не иначе, как разве кто, умертвив земные члены ваши (Кол. 3, 5), снимет с себя покрывало плоти, и таким образом отверзет Сло-

*) Так читается по рукописи.

295

ву дверь, которою вселяется Оно в душу,— это явно не только из божественных учении Апостола, но и из сказанного теперь невестою. Ибо говорит: встала, чтобы отпереть возлюбленному моему, сделав для сего руки мои источниками смирны, изливающими из себя аромат, и показав, что смирна наполняет персты мои; так самый способ, которым отверзается дверь Жениху, объясняет в сказанном, то есть встала, спогребшись погреблись с Ним крещением в смерть (Рим. 6,4). Не воздействовало бы воскресение, если бы не предшествовала добровольная мертвость. Добровольность же показывают из рук ее текущие капли смирны и наполненные этим ароматом персты ее. Ибо, по словам ее, не из иного чего в руку входит смирна. Иначе этим подавалась бы та мысль, что означаемое смирною есть нечто зависящее от обстоятельств и непроизвольное. Напротив того, невеста говорит, что руки (а руками означает деятельные движения души) сами источают из себя смирну, — эту произвольно производимую в себе мертвость телесного, выражая это тем, что исполняется во всех перстах. Сказывает же, о чем заботится ради добродетели в каждом ее виде отдельно, объясняя это именованием перстов, так что весь смысл сказанного есть следующий: умерщвлением моих удов, земных членов,

296

приобретена сила воскресения, потому что умерщвление таковых удов произведено добровольно, не другим вложена в руки смирна, но по моему истекает произволению, так что и во всех добродетельных предначинаниях, наименованных перстами, таковое расположение усматривается неимеющим недостатка. Ибо на неусердных последователях *) добродетели можно видеть, что для одной какой-либо страсти они мертвы, а для других живы; как усматриваем, что иные умерщвляют в себе, если так случится, невоздержание, но со тщанием питают кичливость или другую какую страсть, наносящую вред душе, например: любостяжательность, гневливость, славолюбие или иное сему подобное; а пока живет, к несчастью, это в душе, невозможно показать персты полными смирны, потому что не во всех предначинаниях видимо умерщвление и отчуждение худого. Но как скоро таковые персты все наполнены разумеемою нами смирной, душа и восстает, и отверзает Жениху вход. Посему-то, может быть, и великий Павел, хорошо уразумев Владычнее Слово, говорит, *) что невозможно вырасти колосу, если зерно не будет

*) По рукописи: νῶν ἄτελως τὴν ἀρετὴν μετιότων.

**) По рукописи: ἢ пред φήσιν не читается.

297

прежде разложено смертно (1 Кор. 15,36), когда проповедует *) Церкви то учение, что смерти надлежит предупредить жизнь, так что жизни невозможно и явиться в человек иначе, если не откроет себе входа смертью. Поскольку естество в нас двояко, одно тонко, духовно и легко, а другое дебело, вещественно и тяжело, то по всей необходимости в каждом из них есть стремление с другим несогласимое и особенное, потому что духовное и легкое имеет свое парение к горнему, а тяжелое и вещественное всегда клонится и несется к дольнему. Посему, так как движения их естественно противоположны, не возможно преодолевать одному из них, пока не изнемогло другое в естественном своем стремлении. Занимающая же средину между ними свободная наша сила и произволение, от себя сообщают и крепость естеству слабеющему и расслабление усиливающемуся. Ибо на которой стороне будут, той и доставят победу над другою стороною. Так в Евангелии похваляется верный строитель и мудрый (Лук. 12, 42); ибо это, по моему рассуждению, есть произволение, хорошо распоряжающееся тем, что в нас; оно похваляется за то, что кормит владычную при-

298

слугу умерщвлением сопротивных, потому что гибель последних — пища и благоденствие для благорасположенных. Осуждается же тот злой раб (Мф. 24,48), который проводит время с упивающимися, наносит удары и раны Божиим служителям, потому что благодействие порока — действительный удар для добродетелей. Посему хорошо будет, возревновав о пророческом слове, делать для себя утро тем, чтобы истреблять всех нечестивцев земли, дабы искоренить из града (а град — душа) Господня всех помыслы, делающих беззаконие (Пс. 100, 8), которых гибель делается жизнью для лучших. Так смертью живем мы, когда из того, что в нас, как говорит Пророк, одно *) убивает, а другое животворит Слово, изрекшее: Я умерщвляю и оживляю (Втор. 32, 39). Как и Павел, умирая, был жив; изнемогая, крепился силами; связанный, совершал течение; будучи нищ, обогащал; и вся содержал, ничего не имея (2 Кор. 6, 10), нося в теле мертвость Господа Иисуса (4, 10).

Но возвратимся к предложенному, а именно, что душа смертью восставляется от смерти. Ибо если *) не умирает, то навсегда остается

*) Переведено по рукописи.

**) По рукописи читается: ἐὰν γὰρ.

299

мертвою и неспособною к жизни. В следствие же того, что умерла, отложив всю мертвость, приходит в жизнь. И учение это подтверждается предложенным нам изречением, потому что так говорит невеста: встала, чтобы отпереть возлюбленному моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра капала.

А что смирна есть знамение смерти, не усомнится никто из занимавшихся Божественными Писаниями. Посему, как смерть восставляет нас от смерти, учение о сем, как полагаю, иные потребуют изложить с большею ясностью. Посему скажем о сем, сколько возможно, придав речи некоторый последовательный порядок. Все, что Он создал, хорошо весьма (Быт. 1, 31), о сем свидетельствуете слово миробытия. А в числе хорошо весьма был и человек, лучше же сказать, более всего украшался он добротой. Ибо что иное было бы так добро, как уподобление пречистой Доброте? Если же все хорошо весьма, а в числе всего, или предпочтительно пред всем, добр был и человек, то, без сомнения, в человеке не было смерти. Ибо человек не был бы каким-либо добром, если бы имел у себя печальную черту смертной унылости. Напротив того, как образ и подобие вечной жизни, был он действительно и добр весьма, украшаясь светлою чертою жизни. Ему и Божественный рай плодоносием

300

дерев источал жизнь, и Божия заповедь служила законом жизни, обещающим, что не умрет. Но как посреди райского насаждения было древо, источающее жизнь, что и надлежит разуметь о том древе, которого плод — жизнь, так и смертоносное древо, о плоде которого говорится, что он вместе и добро, и зло, и оно было посреди рая. Между тем невозможно, чтобы деревам этим было место в самой середин. Ибо если допустим, что которое либо из двух дерев занимало середину, то другое дерево по всей необходимости исключается, конечно, из среднего места, потому что точное положение середины берется относительно к окружности, когда на равные расстояния удалено от каждой точки крайнего предела. Посему так как у круга средина в точности одна, то, пока круг остается тот же, не могут в средине его иметь места два средоточия. Если будет присовокуплено другое средоточие к предвзятому прежде него, то с перемещением круга по необходимости вне его средины сделается прежняя средина окружности круга, описанного из другого средоточия. Но сказано, что посредине рая оба дерева, одно другому противоположные по силе, разумею древо жизни и то, которого плодом была смерть, и которое Павел наименовал грехом, сказав: плод греха, смерть (Рим. 6, 23).

301

Из сказанного надлежит уразуметь следующее учение любомудрия: самая средина Божия насаждения есть жизнь, а смерть и не насаждена, и не укоренена, нигде не имея собственного своего места, насаждается же лишением жизни, когда в живых прекращается причастие лучшего. Итак, поскольку жизнь среди Божиих насаждений, отпадением же от нее *) вносится естество смерти; то о древе смертоносном, загадочно изложивший любомудренное это учение, говорит, что оно посреди рая, и о плоде его выразился, что имеет силу смешанную из противоположностей. Ибо одно и то же назвал и добрым, и злым, давая этим разуметь, как думаю, свойство греха. Поскольку всякому греховному действию непременно предшествует какое-либо удовольствие, и от раздражения ли, от вожделения ли бывают страсти, невозможно найти греха, с которым бы не было сопряжено удовольствие; то по сей причине и плод, при погрешительном суждении о добре, именуется добрым, представляясь таковым для поставляющих добро в удовольствии, в последствии же оказывается худым по горькой отрыжке снеди, согласно с словом притчи, которая говорит: мед источают уста

*) В рукописи читается: ταύτης.

302

порока, и мягче елея речь; но последствия от нее горьки (Прит. 5, 3. 4). Посему, когда человек, оставив всеплодие благ, по преслушанию насытился тлетворным плодом, имя же плоду сему — смертоносный грех, тогда немедленно умер для лучшей жизни, жизнь Божественную обменив на неразумную и скотскую. И поскольку единожды примесилась к естеству смерть, то мертвость вошла и в рождающихся по преемству. От сего и нас прияла в себя мертвенная жизнь, так как самая жизнь наша некоторым образом умерла. Ибо в прямом смысле мертва жизнь наша, лишенная бессмертия. Посему между двумя этими жизнями занимает среду, кто познается среди двух жизней, чтобы истреблением худшей доставить победу не потерпевшей изменения. И человек, как тем, что умер истинной жизни, впал в эту мертвую жизнь, так, когда умирает этой мертвой и скотской жизни, преставляется в жизнь всегда живую, и по этому несомненно, что невозможно прийти в блаженную жизнь, не став мертвым греху. По сей-то причине излагается в слове любомудренное учение, что то и другое дерево в одном и том же месте посреди так что одно действительно там по естеству, а другое привходит к действительному вследствие лишения. Ибо

303

вследствие приобщения и лишения из того же и в том же бывает превращение и жизни, и смерти; потому что омертвевший для блага живет злу, а сделавшийся мертвым для порока ожил для добродетели. Посему прекрасно делает невеста, что руки свои показывает полными смирны, мертвостию во всяком пороке восставая отверзть вход в себя Слову. Слово же, вселяемое ею в себя, есть жизнь. Но до такой высоты рассмотренным нами восхищена будучи душа, обращающая взор к Богу, как говорит Павел, не познала еще, как должно было познать (1 Кор. 13, 12), и не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед (Филип. 3, 13).

И связь последующих слов дает повод это разуметь о невесте, сказав: отперла я возлюбленному моему, она присовокупила: а возлюбленный мой повернулся и ушел. Души во мне не стало, когда он говорил. Ибо этим поучает нас, что в рассуждении силы, превышающей всякий ум, один есть способ постижения: ни на чем постигнутом не останавливаться, но, ища всегда большего, нежели что постигнуто, ничем не удовлетворяться. Ибо сделавшаяся полною смирны, всеми предначинаниями жизни (кото-

304

рые в переносном смысле именует перстами), давая видеть свое омертвение для зла, и добровольное рачение о добродетели показавшая тем, что с перстов моих мирра капала на ручки замка, говорит, что руки ее коснулись ключа, то есть извещает, что дела ее близки к тому узкому и тесному входу, ключ от которого Слово вручает подобным Петру. Посему тем и другим отверзает себе дверь царствия — и руками, которыми означаются дела, и ключом веры. Ибо при посредстве того и другого, разумею дела и веру, уготовляется нам Словом ключ царствия. Посему, когда надеялась, подобно Моисею, что лице Царя откроется ей явственно, тогда Желанный превзошел ее постижение. Ибо говорит: возлюбленный мой повернулся и ушел, не оставляя последующую за Ним душу, но привлекая ее к Себе. Души во мне не стало, когда он говорил. Блаженно это исшествие, которым исходит душа, последующая Слову! Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое, говорит Пророк (Пс. 120, 8). Ибо вот действительно выхождение и вхождение, сохраняемое Богом для достойных! Выхождение из того, в чем пребываем, делается вхождением в превысшие блага. Этим-то выхождением души во мне не стало, прияв вождем Слово, изрекшее: Я есмь дверь и путь, — и: кто войдет Мною, тот спасется,и войдет, и выйдет, никогда не прекращая

305

вхождения и не переставая исходить, но непрестанно *) преспеянием входя в превысшее и всегда позади себя оставляя постигнутое. Так и мимо Моисея прошло тогда оное желанное лице Господа; так душа законодателя, последуя за предшествующим Словом, всегда оказывалась вне того, в чем была дотоле.

Ибо кто не знает оных восхождений, какими восходил Моисей, всегда делавшийся великим и никогда не останавливавшийся в возрастании в большее? Возрастал он в начале, когда выше египетского царства поставил поношение Христово, избрав лучше захотел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное греховное наслаждение (Евр. 11, 25. 26). Возрастал еще, когда видя, что египтянин притесняет еврея и, подвизаясь за израильтянина, предает смерти иноплеменника. Конечно же, уразумеешь в этом способ возрастания, подведя историю под иносказательный взгляд. И еще Моисей стал выше себя самого, любомудрием в пустыне долгое время сохраняя жизнь неоглашенною, потом просвещается огнем в купине. Прежде сего обнажает стопы свои от мертвой обуви, истребляет жезлом египетских змиев,

*) По рукописи вместо: παύεται читается: πάντοτε.

306

избавляет соплеменников от фараонова мучительства, путеводится облаком, разделяет море, потопляет мучительство, услаждает Мерру, утучняет камень, насыщается ангельскою пищей. Слышит глас труб, отваживается идти на горящую гору, достигает вершины, входит в облако, проникает во мрак, в котором был Бог, приемлет Завет, делается неприступным солнцем для приближающихся, осиявая светом лица. И как изобразить кто словом все его восхождения и многоразличные ему Богоявления? Однако же при столь великих и многих дарованиях, после стольких опытов, на столько возвысившись к Богу, имеет еще ненасытимое вожделение большего и умоляет Бога дозволить увидеть Его лицом к лицу. И хотя засвидетельствовало уже Слово, что сподобился личного собеседования с Богом, однако ж и то, что говорит с Ним как с другом, и бывшая у Моисея устами к устам (Числ.12, 8) беседа с Богом, не останавливают в нем пожелания еще высших даров. Напротив того, говорит: если обрели благоволение в очах Твоих, покажи мне Себя ведомо; и Обещавший даровать просимую благодать, Сказавший: знаю тебя по имени (Исх. 33, 16.17), проходит мимо его, покрытого Божественною рукою на божественном месте в камне, чтобы по прошествии

307

Бога увидел только сзади (23). А этим, как думаю, научает слово, что вожделевающий видеть Бога, всегда последуя Ему, видит желаемое, и зрение лица Божия есть непрестанное шествие к Богу, успешно совершаемое хождением в след Слова. Посему так и теперь, когда душа восстала смертно, когда стала полна смирны, когда делами подвигла руки к ключу и надеялась уже Желанного ввести к себе в дом, тогда Желанный проходит мимо, душа же исходит, не оставаясь более, где была, но последуя *) Слову, ведущему вперед.

Последующая же речь еще более подтверждает усмотренный нами смысл, а именно, что величие естества Божия познается не из того, что о нем постигается, но из того, что оно превосходит всякое представление и всю силу постижения. Ибо душа, выступая уже из естества, чтобы ни в чем обычном не встречать препятствия к ведению невидимого, не останавливается, ища необретаемое, и не умолкает, призывая невыразимое. Она говорит: искала его и не находила его. Да и как может быть обретено, что не показывает в себе ничего познаваемого: ни вида, ни цвета, ни очертания, ни количества, ни

*) По рукописи: ἐφεπομένη.

308

места, ни наружности, ни повода к догадке, ни подобия, ни сходства, но, обретаясь всегда вне всякого пути к постижению, всячески избегает уловления ищущих? Посему невеста говорит: искала его изобретательными силами души, в умозаключениях и понятиях; и непременно оказывался вне их, убегая от приближения мысли. Но кто оказывается всегда не имеющим такой отличительной черты, по которой может быть познан, тот может ли быть заключен в какое-либо именовательное означение? Посему то невеста примышляет всевозможной силы имена к означению неизреченного блага; но препобеждается всякая выразительная сила слова и оказывается малою пред истиною. Посему продолжает: призывала я, сколько могла, примышляя речения, указывающая на неизреченное блаженство, но Он всегда был выше того, на что указывалось означаемыми Так, например, поступает и великий Давид, многократно тысячами имен призывая Божество и признавая себя препобежденным истиною. Ибо говорит: Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив (Пс. 102,8) и истинен, крепость моя, твердыня моя и прибежище мое, Избавитель мой, скала моя, щит мой, рог спасения (Пс. 17, 2.3), и подобное сему. И потом исповедует не то, что имя Его по всей земли познается, но что

309

все Ему удивляются. Ибо говорит: как величественно имя Твое по всей земле (Пс. 8, 2). Так и Маною Ангел, предрекший о сыне его, когда был спрошен об имени, отвечал: оно чудно (Суд. 13, 18) и выше того, что может вместиться в человеческом слухе. Посему и душа зовет Слово, сколько может, но может не столько, как ей желательно; ибо желалось бы ей большего, нежели сколько возможно. Впрочем, и пожелает сего не столько, сколько оно вожделенно, но сколько у произволения сил пожелать. Посему, так как призываемый не достижим стремлению зовущего, то по этой причине говорит: звала его, и он не отзывался мне.

А что невеста присовокупляет к сказанному, то, хотя с первого взгляда имеет мрачный вид, однако же, кажется мне, клонится к той же цели, и касается восхождения в высшее. Ибо невеста говорит: встретили меня стражи, обходящие город, избили меня, изранили меня; сняли с меня покрывало стерегущие стены. Иным покажется, может быть, что сетующей больше, нежели веселящейся, приличны сии речения: избили, изранили, сняли с меня покрывало; но для того, кто с точностью вник в смысл произнесенного, это — слова величающейся превосходствами. В таком случае речь сия сделается для нас ясною. Не задолго пред этим в сказанном Писание

310

свидетельствует о невесте, что она чиста от всякого прикровения, когда говорит от лица невесты: скинула хитон мой; как же мне опять надевать его? А здесь сказывает еще, что сняли с нее верхнюю ризу, которая с головою прикрывает и лице, как история говорит и о Ревекке (Быт. 24, 65). Посему, как же обнаженная от всякой одежды имеет еще верхнюю ризу, которую берут теперь у ней стражи? Не ясно ли видно из сказанного, как успешно с того времени взошла еще на большую высоту? Ибо совлекшая с себя ветхую ризу, и сложившая все одеяние в такой мере делается чище себя самой, что по сравнению с недавнею ее чистотой, по-видимому, и не совлекала одежды, но опять находит на себе нечто такое, что можно сложить и после оного обнажения. Так восхождение к Божеству показывает, что имеет на себе более дебелого *) в сравнении с тем, что находимо было непрестанно. Посему описанное выше обнажение от оной ризы сравнительно с настоящею чистотой, как покров, снова снимается с невесты обретающими ее. А это суть стражи, обходящие город, град же — душа; с нее при побоях и нанесении язв снимают верхнюю ризу те,

*) По рукописи читается: παχύτερον.

311

делом которых — стеречь городские стены. Посему, что это снятие верхней ризы есть нечто доброе, чтобы око, освобожденное от покрывала, беспрепятственно устремлялось на желанную красоту, в этом никто не усомнится, взирая на Апостола, который отъятие покрывала приписывает силе Духа, говоря: когда обращаются к Господу, тогда это покрывало снимается. Господь есть Дух (2 Кор. 3, 16. 17). А что приуготовляющее к благу, конечно, само есть благо, не усомнится также никто из умеющих иметь в виду последствие. Посему, если отъятие покрывала есть благо, то благом, без сомнения, будут и удар и язва, служащие к успешному отъятию. Но поскольку по ближайшему понятию речениями этими выражается некоторая неприятность (слова избили меня, изранили меня показывают болезненное чувство), то хорошо будет заметить сперва употребление сих речении Святым Писанием, не встречается ли где упоминание их к лучшему, и потом уже рассмотреть силу сказанного здесь.

Как Премудрость спасает душу юного от смерти? Что советует делать, чтобы не умер юный, выслушаем у самой Премудрости. Если накажешь его розгою,— говорит она,— он не умрет. Ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней (Прит. 23, 13 - 14). Посему речение: избили прилично истолковать словом:

312

бессмертие, как говорит Слово: если накажешь его розгою, он не умрет; и невозможно иначе спастись душе его от смерти, если не будет побит жезлом. Так прекрасное дело — быть битым; доказывается это сказанным нам, потому что действительно прекрасное дело — спастись душе от смерти. Так, по словам Пророка, делает и Бог, оживляя тем, что убивает, и исцеляя тем, что поражает. Ибо говорит: Я умерщвляю и оживляю, Я поражаю и Я исцеляю (Второз. 32, 39). Поэтому и великий Давид утверждал, что от такого жезла бывает не удар, но утешение, говоря: Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня (Пс. 22, 4). Ими совершается и уготование Божественной трапезы и все, что по порядку содержит в себе это псалмопение: елей на главу, вино в чаше, которым производится трезвенное упоение, и милость, прекрасно преследующая Пророка, и долгота дней в дому Божием. Посему, если это доставляет сладостный оный удар и по приточному учение, и по слову Пророка, то блого терпеть удары от жезла, от которого обилие таких благ.

Но исследуем лучше оставленное нами прежде сказанного теперь. Слово ушел, и для невесты, желающей объять Его, делается не достижимо; но ушел не для того, чтобы и оставить ту, мимо которой прошло, а чтобы паче привлечь ее к Себе. Ибо невеста гово-

313

рит: души во мне не стало, когда он говорил. Посему сперва *) исходит из того, в чем душа была, и потом обретается стерегущими город. Ибо говорит: встретили меня стражи, обходящие город. Итак, если обрели ее адские беды, если сказывает о себе, что обретена разбойниками, то тяжело стать обретением подобного сему. Ибо вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить (Ин. 10,10). Если же обретают ее стражи, обходящие город, то она, без сомнения, весьма блаженна, по причине такового обретения. Ибо кто обретен стражем, тот не может быть украден разбойниками. Посему, какие же это стража? Другие ли какие, или, без сомнения, служители Того, Кто есть хранящий **) Израиля (Пс. 120, 4),— Того, Кто хранением покрывает ***) с правой руки (5), Того, Кому вверено от всякого зла сохранить душу (7)? Этот Страж вхождения и выхождения (8) есть Страж града, о котором сказано: если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж (Пс. 126, 1). Посему они суть служебные духи, посылаемые на служение для тех, которые имеют наследовать спасение (Евр. 1,14) указуются в слове под

*) Дополнено по рукописи.

**) По рукописи: τοῦ φυλάσσοντος.

***) По рукописи: οκεπάζοιτος.

314

именем стражей, обходящих град. Душа же, как сказано, есть град *), Божие жилище. Итак, ими, говорится, обретена душа, как некогда обретена добрым Пастырем та овца, о которой, по слову Господа, все Ангельские лики подвиглись к веселию. Так обретена некогда со светильником и драхма, о которой радуются все друзья и соседи. Таким обретением делается и Давид, раб Господень, как и псалмопение говорит от лица Божия: обрел Давида, раба Моего, святым елеем Моим помазал его (Пс. 88, 21). Послушаем, чего сподобляется он, когда стал достоянием Обретшего. Рука Моя, говорит Бог, пребудет с ним, и мышца Моя укрепит его (22). Сокрушу пред ним врагов его и поражу ненавидящих его (24), и все, что еще содержит в себе список благословения. Посему прекрасное дело — быть обретенным обходящими град — душу Ангелами. А так разуметь подает мысль великий Давид, говоря: Ангел Господень ополчается вокруг боящихся Его и избавляет их (Пс. 33,8). Посему сказавшая: стражи меня избили, хвалилась, что некое приращение сделано ею в преспеянии шествия к горнему. Если же сказывает, что понесла и язвы, то этими сло-

*) В рукописи вместо: ο λόγος читается: ἠ πόλες.

315

вами изображает глубоко в ней Божественным жезлом отпечатленный образ; потому что действие духовного жезла принимает на себя не поверхностно, так чтобы не можно было узнать и места, где наложен был жезл, но вследствие язвы значительным оказывается удар, которым хвалится невеста. Сказанное же ею подобно следующему: Божественный оный жезл и утешительная палица, нанесением ударов производящая исцеление, есть Дух; плод Его, — как все иные блага, исчисленные Павлом, так вместе с иными и наставник добродетельного жития — воздержание. Так и Павел, помеченный таковыми ударами, восхищаясь этими язвами, сказал: язвы Христовы на теле моем ношу (Гал. 6, 17). Итак, ясно стало из сказанного нам, что прекрасное дело — и язва, с которою отнята у невесты верхняя риза, так что красота души у нее открыта, и одеяние не помрачает ее более.

Но повторим снова, кратко изложив, содержание сказанного. Душа, возводящая взор к Богу и восприявшая в себя добрую приверженность к нетленной красоте, имеет в себе обновляемое всегда вожделение высшего, никогда не ослабляя приверженности пресыщением. Посему не перестает всякий раз простираться вперед, оставлять то, что занимает ее, проникать в более внутреннее,

316

где еще не была, и всякий раз кажущееся ей удивительным и великим унижать пред последующим, потому что непрестанно приобретаемое непременно прекраснее приобретенного прежде. Так и Павел умирал ежедневно (1 Кор. 15, 31), потому что всякий раз вступал в новую некую жизнь, делаясь всегда мертвым для прошедшего и предавая забвению сделанное. Потому и невеста, поспешающая к Жениху, преспеянию в большем не находит никакой остановки; творит из уст сады гранат, источающие ароматы; уготовляет пищу Владыке твари, собственными своими угощая Его плодами. Источает сады, делается кладезем воды живой. По свидетельству Слова оказывается вся прекрасна и без порока. Опять, став выше и сего, ощущает красоту от приближающегося Слова, у которого глава исполнена росы, и ночные капли составляются в волосах. Умывает ноги, совлекает с себя ризу, из рук источает капли смирны. Простирает руки к ключу, отверзает вход, ищет Неуловимого, глашает Недостижимого. Обретают ее стражи; от них принимает на себя поражающий жезл, уподобляется камню, о котором говорит пророк: ударил в камень, и потекли воды (Пс. 77, 20).

Смотри, на какую высоту взошла невеста. Поэтому, как от Моисея утес, терпит

317

удары, чтобы, подобно ему, и самой источать жаждущим слово, одождив его из язвы. Потом сверх этого обнажает красоту лица, когда стражи взяли у нее верхнюю ризу. Вот что в этом месте могли мы понять. Но нимало не позавидуем, если у кого при помощи Открывающего сокровенные тайны составится на предложенное более душеполезный взгляде.

А, может быть, скажет иной, что с предлагаемыми изречениями имеет нечто общее и Исаино видение. Разумею же то видение, когда, по смерти прокаженного царя увидел, как говорит Исаия, Седящего велелепно на высоком и превознесенном Престоле, вида, величия и образа Которого не мог объять взором. Ибо если бы объял, то, без сомнения, сказал бы, как и сделал в рассуждении прочего им виденного, исчислив крыла, описав стояние и полет. Но Пророк говорит только, что слышал голос, когда от песнопения Серафимов поколебались верхи врат и дом наполнился курениями (Ис. 6, 4), и одним из Серафимов вложен в уста Пророку горящий угль, по совершении чего не уста только, но и слух очищаются к принятию слова. Ибо как здесь невеста говорит, что избили и изранили ее стражи и таким образом обнажили от покрова верхней ризы; так и там вместо верхней ризы поколебались верхи врат, чтобы Пророку беспрепятственным

318

сделалось обозрение того, что во святилище; а вместо стражей именуются Серафимы, вместо жезла — угль, а вместо биения — жжение.

Но и для невесты, и для души Пророка один общий конец — чистота. Посему, как Пророк не чувствует боли от жжении углем, но просвещаясь им, славится; так и здесь невеста не на боль от биения жалуется, но хвалится приращением дерзновения, отъятием покрывала, которое в слове наименовано верхнею ризою. Но можно в предложенном находить и другой некий смысл, не противоречащий рассмотренному. Душа, исшедшая когда он говорил и ищущая необретаемого, призывающая Того, Кто недостижим для всей значительности именовании, узнает от стражей, что любит она недостижимого, вожделевает необъятного. Они то некоторым образом бьют и язвят безнадежностью желаемого душу, признавшую, что вожделение есть несовершенное и неуслаждающее добро. Но верхняя риза печали взимается познанием, что преспевать всегда в искании и никак не прекращать восхождения есть истинное наслаждение желанным, когда непрестанно исполняемым вожделением порождается новое вожделение высшего. Посему, как скоро вземлется

319

верхняя одежда безнадежности и душа видит, что превосходящая чаяние и неописанная красота Возлюбленного во всю вечность веков обретается всегда совершеннейшею, тогда приходит в сильнейшее желание и чрез дщерей Иерусалимских открывает Возлюбленному расположение сердца, а именно, что, прияв в себя избранную стрелу Божию, уязвлена в сердце острием веры, смертельно устрелена любовью. А по слову Иоаннову: Бог есть любовь (1 Иоан. 4, 8). Ему подобает слава и держава во веки веков! Аминь.

Страница сгенерирована за 0.07 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com