Зиле Р. М. Сообщение, посвященное памяти профессора Ивана Александровича Ильина, сделанное 1-го мая 1955 г. на собрании чинов Русского Обще-Воинского Союза в г. Касабланке

220. 221. 222.

СООБЩЕНИЕ, ПОСВЯЩЕННОЕ ПАМЯТИ

профессора Ивана Александровича ИЛЬИНА, сделанное 1-го мая 1955 г. на собрании чинов Русского Обще-Воинского Союза в г. Казабланка Романом Мартыновичем ЗИЛЕ.

(Сообщение печатается с сокращениями, сделанными самим лектором, ввиду необходимости вместить текст в трех выпусках «Наших Задач».)

Светлой памяти ушедшего в иной мир профессора Ивана Александровича ИЛЬИНА посвящено мое сообщение, которое я имею честь предложить Вашему вниманию.

Хочу оговорить с самого начала, что мое памятное слово – это сообщение не только просто русского эмигранта о большом русском патриоте и мыслителе и не только последователя об учителе-философе и наставнике в национальном делании, но и ученика-друга о почившем старшем личном друге.

648

Познакомился я с Иваном Александровичем ИЛЬИНЫМ в начале 1928 года и часто встречался и интенсивно общался с ним все последующие годы; а в промежутках между очередными встречами нас связывала обширная оживленная переписка. Знакомство мое с Иваном Александровичем скоро перешло в большую дружбу, эту дружбу я считал и считаю, переживал ее и сейчас расцениваю, как неоценимый для меня благодатный дар судьбы и как крупнейшее событие в личной жизни.

Будучи так близок к Ивану Александровичу ИЛЬИНУ, – и как русский, и как последователь, и как личный друг,– я скажу, нисколько не преувеличивая и не играя словами, что в первые дни по получении известия о кончине Ивана Александровича я испытывал, помимо личной грусти и чувства чего-то непоправимо-судьбоносно случившегося, еще холодящее ощущение внезапно окружившей нас – и меня лично, и всех единомышленников, и всех вообще Русских,– пустоты. Удивительно,– или, вернее, не удивительно, что почти теми же словами об ощущаемой «пустоте» выразился в своем письме в местный отдел Русского Обще-Воинского Союза и генерал А. А. ЛАМПЕ. Знавшие Ивана Александровича хорошо и близко, а также его труды и его деятельность, не могли неодинаково воспринимать роковую утрату.

Известие о кончине Ивана Александровича побудило меня снова взяться за его книги и статьи. И вот, перечитывая его труды, углубляясь снова в давно знакомые страницы, чувство пустоты постепенно стало заменяться ощущением наличия неизмеримого и еще далеко не до конца оцененного, богатства духовного, которым нас одарил Иван Александрович ИЛЬИН.

Это наследие, к сожалению, еще далеко не стало достоянием всего Русского Зарубежья. Еще слишком много совсем не знающих ни ИЛЬИНА, ни его трудов; еще очень велико число знающих о нем лишь весьма поверхностно или лишь случайно слышавших о нем. Отсюда возникает нравственная обязанность для тех, кто полностью приобщился к духовному деланию и к национальной проповеди ИЛЬИНА, – сделать все возможное для ознакомления малознакомых и совсем не знакомых с жизненным путем профессора ИЛЬИНА, его трудами и деятельностью.

Совершенно ясно и очевидно, что еще не наступили сроки для полного, всеохватывающего и исчерпывающего изложения жизненного служения Ивана Александровича ИЛЬИНА,– не может быть, конечно, и речи о таковом в моем настоящем сообщении. Но долголетняя дружба с Иваном Александровичем и знакомство с его трудами и деятельностью обязывают меня все же попытаться сказать то, что я знаю о нем и что, по моему разумению и убеждению, следовало бы знать каждому Русскому патриоту и национально-мыслящему Русскому.

* * *

Я перехожу к трудам профессора ИЛЬИНА, плоду его писательской деятельности. Я даю перечень трудов изданных и неизданных, соблюдая, по мере возможности, хронологический порядок их написания.

649

Первый научный труд Ивана Александровича ИЛЬИНА вышел в 1910 году. Он представляет собою опыт методологического анализа под названием «ПОНЯТИЯ ПРАВА И СИЛЫ».

В 1911 году ИЛЬИН издает второй научно-философский труд под названием «КРИЗИС ИДЕЙ СУБЪЕКТА В НАУКОУЧЕНИИ ФИХТЕ-СТАРШЕГО».

В 1916 году появляется в печати его брошюра «О ВОЙНЕ».

В 1918 году выходит в печати его капитальнейший труд, предмет его магистерской диссертации, принесший ему одновременно и научную степень доктора: «ФИЛОСОФИЯ ГЕГЕЛЯ КАК УЧЕНИЕ О КОНКРЕТНОСТИ БОГА И ЧЕЛОВЕКА» (Том I: Учение о Боге, Том II: Учение о человеке). В отличие от диалектического материализма ИЛЬИН выдвигает идеалистическую сторону учения Гегеля. ИЛЬИН показывает, что «диалектика не есть ни главное содержание, ни высшее достижение философии Гегеля».

Я не берусь дать хотя бы краткое изложение этого труда, ни – тем более – критически обоснованную оценку его. Ограничусь отзывами более компетентных критиков.

Вспоминаю, между прочим, как в 1931 году в Риге, когда мы впервые приглашали Ивана Александровича приехать для прочтения ряда лекций, пришлось обратиться за отзывом к латвийскому министру народного просвещения, чтобы получить от латвийских властей въездную визу для Ивана Александровича. Министром образования в Латвии тогда был профессор ТЕНТЕЛИС, бывший ранее профессором историко-филологического факультета С.-Петербургского Университета, латышский националист не без шовинистического уклона; на обращение за отзывом он только заявил, что это ведь «тот ИЛЬИН, который написал лучшую в мире книгу о Гегеле». И визы, с тех пор, давались беспрепятственно.

Труд ИЛЬИНА о Гегеле вышел и на немецком языке, но лишь недавно, в немного сокращенном виде; он был издан в 1948 году в Швейцарии, в Берне.

В 1919 году ИЛЬИН заканчивает исследование о сущности правосознания; оно читалось в виде курса лекций в московских высших учебных заведениях, обсуждалось не раз в заседаниях Московского Юридического Общества и в частных собраниях московской доцентуры и профессуры. Однако эта книга, под названием: «УЧЕНИЕ О ПРАВОСОЗНАНИИ», до сих пор не увидела света. Между тем это не просто только ценнейший вклад в юридическую литературу, но подлинно новое, живое слово о той духовной атмосфере, в которой нуждается право и государство для своего процветания.

В 1921 году написаны, но изданы уже в эмиграции, в Берлине в 1923 году, его «ОСНОВНЫЕ ЗАДАЧИ ПРАВОВЕДЕНИЯ В РОССИИ». Здесь уже подведены первые итоги опыта революции, в особенности в разрезе проблемы преподавания юридических наук.

В 1924 году в Париже появляются в печати три речи, произнесенные в разное время, но трактующие одну и ту же проблему, под общим заглавием: «РЕЛИГИОЗНЫЙ СМЫСЛ ФИЛОСОФИИ».

В 1925 году в Берлине выходит в свет исследование «О СОПРОТИВЛЕНИИ ЗЛУ СИЛОЮ». Эта, я сказал бы, «боевая книга» принесла с собою поток долгожданного свежего, чистого воздуха

650

в застоявшуюся и отравленную духом непротивленчества атмосферу, парализовавшую здоровый инстинкт национального самоохранения у значительной части русского культурного или просто образованного слоя. Недаром всполошились и взволновались, не раз злобно и истерически, явные и еще чаще неявные, «соблазнительно-скрытые непротивленцы, полу-непротивленцы и не-то-что – непротивленцы – но-и-не-то-чтопротивленцы», обычно левой формации; все они оказались весьма даже противленцами, когда ИЛЬИН этим своим строго научно-философским трактатом впервые, может быть, по-настоящему и предметному поставил и осветил проблему сопротивления злу. Они уразумели или, вернее, инстинктивно учуяли (ибо к уразумению у них обычно нет ни желания, ни духовной воли, ни духовной силы, необходимых для того, чтобы освободиться от непротивленческого дурмана и соблазна,), что и на непротивленческий миф нашлась, наконец, управа. Ивана Александровича пытались,– абсолютно необоснованно, конечно,– дискредитировать приданием эпитета «злой ИЛЬИН». Но уже одной этой попыткой, применить к ИЛЬИНУ эпитет «злой», эти круги лишний раз продемонстрировали свою духовно-культурную ущербность. ИЛЬИН никогда не был злым ни в жизни, ни в своих писаниях,– но гневным он бывал нередко, и это всегда предметно-обоснованно. Неумение различать (если допустить, что мы имели дело с неумением, а не с подтасовкой понятий), неумение различать понятия, как злобность и гнев, характерным образом иллюстрируют утрату способности не только различать нюансировку в понятиях, но и самую категориальную разновидность понятий; из такого неумения и зарождались и десятилетиями культивировались соблазн и безответственно-поверхностное всесмешение понятий.

В своей книге ИЛЬИН не проповедует, что цель якобы оправдывает средства. ИЛЬИН говорит о том, что трагичность жизненных судеб может заставить, и на самом деле заставляет, в порядке неизбежно-необходимом, идти на духовный компромисс, сознательно и добровольно прибегая к неправедным средствам в исполнении долга, часто наисвященнейшего. Прибегающий к неправедным средствам принимает на себя этот грех ради исполнения долга, ради воспрепятствования злу. В этом трагика, но в этом и реальность. Непротивленцы же мечтают прожить вне трагики, и поэтому их учение вне реальности и сеет лишь соблазн.

В 1926 году, в издательстве Общества Галлиполийцев, в Белграде, выходит, небольшая по размерам, брошюра под названием: «РОДИНА И МЫ».

В 1927 году ИЛЬИН приступает к изданию собственного журнала под названием «РУССКИЙ КОЛОКОЛ. ЖУРНАЛ ВОЛЕВОЙ ИДЕИ». Само название уже говорит о замысле издателя. Не герценовский «КОЛОКОЛ», когда-то нашумевший и, увы, будивший весьма многое, но далеко не Главное, – а Русский Колокол, долженствующий будить национальную волю и набатным звоном призывать русских людей к духовно-обоснованному и предметно-сведущему патриотическому деланию и служению.

Журнал редакционно делился на две части. В первой – статьи обще-идеологические, на темы национальные, о современном духовном

651

кризисе в разных его разрезах, о революции, се причинах, об ее преодолении, о большевизме и коммунизме, о наших задачах и обязанностях, о нашем будущем; во второй – информационный и инструкционный материал, долженствующий вооружить русского патриота.

1. –ЗНАНИЕМ правды о старой Императорской России.

2. – ЗНАНИЕМ сущности революции и большевизма, а также осведомленностью о советской действительности.

3. – ЗНАНИЕМ основных аксиом и методов политической работы и борьбы.

Незабываемы – из этого раздела – статьи самого ИЛЬИНА «О политической работе» и – особенно – «Как хранить тайну». Всем нам, нашим политическим деятелям, и особенно нашим конспираторам, нашим активным борцам за Русское Дело на этих статьях можно и должно учиться и учиться, – практическая конструктивность статей второй части «Русского Колокола» совершенно неоценима, – кто их читал, едва ли когда-либо их забудет.

В «Русском Колоколе» ИЛЬИН сумел подобрать исключительный по своим качествам и компетентности состав сотрудников, настоящую – хоть и небольшую числом – национально-культурную элиту. Назову лишь имена кн. Н. Б. ЩЕРБАТОВА, ген. А. А. ЛАМПЕ, И. С. ШМЕЛЕВА, В. Ф. ГЕФДИНГА, Н. А. ЦУРИКОВА. Но добрая половина статей, если не больше, написана рукой самого ИЛЬИНА.

«Русский Колокол» просуществовал до 1930 года. Всего вышло девять номеров-книжек размером около 100 страниц каждая.

В конце двадцатых годов выходит в свет первая книга ИЛЬИНА на немецком языке под названием «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ – ИЛИ КОММУНИЗМ». Книга эта является резюмирующим плодом бесчисленных лекций и докладов ИЛЬИНА, читанных им для немцев по всей Германии.

В 1931 году ИЛЬИН издает, на немецком языке, сборник «Welt for dem Abgrund» («МИР ПЕРЕД ПРОПАСТЬЮ. Политика, хозяйство и культура в коммунистическом государстве, на основании аутентичных источников»). Это большой том, примерно в 700 страниц, дающий – впервые после революции – потрясающую, ибо строго-научную, компетентными специалистами на основании советских источников составленную картину того, во что превратило РОССИЮ коммунистическое владычество и что грозит осуществиться и в остальном мире в случае захвата власти в нем коммунистами. Цель сборника – помочь открыть глаза иностранцам на грозящую им катастрофу; авторы же сборника – русские: целый ряд статей самого ИЛЬИНА, другие сотрудники – АКСЕНОВ, Н. АРСЕНЬЕВ, А. БУНГЕ, В. ГЕФДИНГ, А. ДЕМИДОВ, М. КРИЦКИЙ, Н. КУЛЬМАН, Б. НИКОЛЬСКИЙ, С. ОЛЬДЕНБУРГ, Н. ТИМАШЕВ.

 В конце 1930 года Русской Секцией Лиги Обера выпускаются (анонимно) «ТЕЗИСЫ РУССКОГО ЗАРУБЕЖНОГО АКТИВИЗМА». «ТЕЗИСЫ» представляют собою программную речь ИЛЬИНА, произнесенную им на С.-Жюльенском съезде русских активистов. Эта маленькая зелененькая брошюрка карманного формата стала для мно-

652

гих и многих русских постоянным спутником и справочником-наставником в их политической работе.

В 1931 году, в издательстве «Борьба за культуру» в Женеве, детище С.-Жюльенского съезда, выходит первым номером, в серии брошюр, работа Ильина «ЯД БОЛЬШЕВИЗМА». Автор показывает здесь, что большевизм отнюдь не является исключительно политическим явлением, а представляет собою общую духовно-культурную заразу, продукт разложения и фактор разложения, подлинно социально-психический яд, отравляющий и разлагающий все области жизни, все отрасли – культуры и права, хозяйства и искусства, политики и нравственности, семьи и общества.

В том же 1931 году выходит в СОФИИ маленький сборник «О РОССИИ. ТРИ РЕЧИ».

Примерно с 1930 по 1935 год ИЛЬИН работает над одним из значительнейших своих трудов, носящим в русском издании название «ПУТЬ ДУХОВНОГО ОБНОВЛЕНИЯ». Вот оглавление этого труда:

Глава 1. – О вере. Глава 2. – О любви. Глава 3. – О свободе. Глава 4. – О совести. Глава 5. – О семье. Глава 6. – О родине. Глава 7. – О национализме.

Любопытна судьба этой книги. Успех, и притом огромный, лекции и чтении ИЛЬИНА для немцев вызвал у организаторов этих лекций – немецких церковно-общественных организаций – положительный отклик на предложение ИЛЬИНА издать труд, затрагивающий более глубоким образом проблемы современного духовного кризиса. Но – произошло нечто неожиданное: немецкие издатели – церковные общественники, ознакомившись с рукописью, отказались (правда, с искренним сожалением, видимо) издать этот труд, мотивируя свой отказ тем, что предложенная ИЛЬИНЫМ трактовка является все же «zu Johanneisch» («все же слишком Иоаннистична», т. е. слишком пропитана духом Евангелия от Иоанна) Надо сказать, что Иван Александрович неоднократно высказывал мне сожаление, что он писал эту книгу не так, как писал бы се для русских, т. е. стремился изложить свои основные мысли таким образом, чтобы они были бы доступны и наиболее убедительны для немцев. И тем не менее книга оказалась неподходящей, «zu Johanneisch», т. с. дышала «чрезмерно» светлым началом любви, доминирующим у Апостола ИОАННА. Вот оценка совершенно незаинтересованных аутсайдеров-немцев «злого ИЛЬИНА».

Иван Александрович тогда взялся за русский текст этого труда, закончил его в. 1935 году, а в 1937 году, найдя, наконец, русского издателя, выпустил в свет эту книгу в Белградском издательстве «Русская библиотека». Л немецкий вариант тоже, в конце концов, нашел издателя, но уже не в Германии, а в Швейцарии, где книга вышла в 1939 году под названием «Die ewigen Grundlagen des Lebens» («Вечные основы жизни»). Она переведена и на итальянский язык, но еще не напечатана.

В 1937 году Русским Академическим Обществом в Латвии была издана книга «ОСНОВЫ ХУДОЖЕСТВА. О СОВЕРШЕННОМ В ИСКУССТВЕ». В этом труде, выросшем из имевшей совершенно исключительный успех лекции, читанной у нас в Риге в 1935 году,

653

автор преподносит новое слово и в области эстетики, указуя религиозные корни всякого искусства, вскрывая по-новому с очевидной убедительностью проблему совершенства и совершенного в искусстве. Книга указует также и пути для художественной критики,– и вскрывает и изобличает художественную бессовестность и духовную безответственность современного модернистского искусства.

В том же 1937 году, появляются в печати еще ряд статей, речей, лекций ИЛЬИНА:

 «ПРОРОЧЕСКОЕ ПРИЗВАНИЕ ПУШКИНА»,– академическая речь, произнесенная на Пушкинских торжествах в Риге по поводу столетия дня кончины великого поэта.

«ТВОРЧЕСКАЯ ИДЕЯ НАШЕГО БУДУЩЕГО», – публичная речь, произнесенная в 1934 году в Риге, Берлине, Белграде и Праге; в этой речи ИЛЬИН трактует об основах духовного характера, – и провозглашает одно из наиболее существенных и неизбежно-необходимых требований – ВЫКОВАТЬ В РУССКОЙ ДУШЕ ДУХОВНЫЙ ХАРАКТЕР, ВОЛЕВОЙ И ДОСТОЙНЫЙ.

«ОСНОВЫ ХРИСТИАНСКОЙ КУЛЬТУРЫ», – в издании Бюро Конфедерации Русских Трудящихся Христиан в Женеве.

В следующем, 1938 году выходят в свет «ОСНОВЫ БОРЬБЫ ЗА НАЦИОНАЛЬНУЮ РОССИЮ», в издании Берлинского представительства Национально-Трудового Союза Нового Поколения.

Прежде, нежели перейти к дальнейшим изданным трудам Ивана Александровича, вернусь к 1935 году. Проживая в этом году в Латвии, в Кокенгузен-Кокнэзэ, Иван Александрович написал крупнейшую работу по литературной критике,– к сожалению, до сих пор еще не изданную. Книга носит название: «О ТЬМЕ И ПРОСВЕТЛЕНИИ. Книга художественной критики. Творчество Бунина – Ремизова – Шмелева». Вместе со вступительной главой «О чтении и критике» этот труд представляет собою машинопись в 272 страницы. Во вступительной главе ИЛЬИН обосновывает задачи литературной критики и заодно показывает, как русская литературная критика без конца грешила пошлостью измерения художественных произведений нехудожественными мерилами и как «в лице радикальных и революционных эпигонов и доныне грешит этим снижением». Рассматривая творчество трех крупнейших русских писателей последних десятилетий –Бунина, Ремизова и Шмелева, ИЛЬИН преднамеренно остановился именно на этих трех писателях, исходя из желания показать, как художественно-творческий акт писателя исходит из тьмы: у Бунина из тьмы духовного инстинкта, у Ремизова из тьмы муки, страха и жалости, – и из просветления от этой тьмы у Шмелева, про которого ИЛЬИН говорит, что «образы Шмелева ведут от страдания через очищение к духовной радости».

Начиная с 1938 года в печати появляется ряд трудов ИЛЬИНА на немецком языке. Из трехтомной серии книг, связанных единым внутренним содержанием и замыслом, первой вышла в Берлине в 1938 году книга: «Ich schaue ins Leben» (по-русски: «ОГНИ ЖИЗНИ. КНИГА УТЕШЕНИЙ»). Первоначально отдельные эскизы из этой книги печатались в газете «Berliner Tageblatt», под псевдонимом Karl von Brabisius. Эта книга вышла вторым изданием в Берлине же в 1939 году. Вторая книга этой серии вышла

654

уже в Швейцарии в 1943 году под названием «Das verschollene Herz» (по-русски: «ПОЮЩЕЕ СЕРДЦЕ. КНИГА ТИХИХ СОЗЕРЦАНИЙ») Третья книга вышла также в Швейцарии, в 1945 году Немецкое издание –«Blick in die Ferne», русский же текст озаглавлен «О ГРЯДУЩЕЙ РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ. Кинга заданий и надежд».

Эти три книги представляют собою совершенно своеобразное литературное творчество: это как бы сборники не то философических эскизов, не то художественных медитаций, не то просветительно-углубленных наблюдении, на самые разнообразные темы, но проникнуты одним единым творческим писательским актом – ВО ВСЕМ ВИДЕТЬ И ПОКАЗАТЬ «БОЖИЙ ЛУЧ», ибо – цитирую – «нет безразличных, т. е. духовно-пустых или мертвых обстоятельств». В своей книге «АКСИОМЫ РЕЛИГИОЗНОГО ОПЫТА» ИЛЬИН указывает на то, что «Искусство жизни, очищения, роста и умудрения состоит в умении «расшифровать» все эти, посылаемые каждому из нас. Божии иероглифы и созерцать их верный и чудный смысл; и не только созерцать, но усваивать его мудрость, – постигая каждое событие и явление своей жизни, как личное обращение Бога к человеку».

Попытку таких созерцаний ИЛЬИН и дает в этих трех книгах, постепенно восходящих от простого к сложному. Нужно признать, что многие из этих созерцаний (назовем их так) представляют собою настоящие шедевры художественности и проникновенности. И притом преподносятся эти созерцания на таком немецком языке, что можно уже предчувствовать, КАКОЙ художественной и духовной красотой будут сиять эти созерцания на нашем родном русском языке. Над русскими текстами Иван Александрович работал уже давно. «ПОЮЩЕЕ СЕРДЦЕ» закончено, а «О ГРЯДУЩЕЙ РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ» «пишется»,– писал мне Иван Александрович еще в 1948 году. О первой книге – «ОГНИ ЖИЗНИ» – у меня нет сведений о том, успел ли он закончить русский текст. Было бы непростительнейшим упущением, если эти жемчужины творчества ИЛЬИНА не увидали бы света на русском языке в транскрипции самого автора.

В Швейцарии в 1942 году вышла первым изданием, а в 1944 году вторым книга ИЛЬИНА: «Wesen und Eigenart der russischen Kultur» («СУЩНОСТЬ И СВОЕОБРАЗИЕ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ»). Книга эта переведена на французский и английский языки, но не напечатана.

После окончания войны ИЛЬИН снова выпускает ряд статей на русском языке: «РОССИЯ И ЭМИГРАЦИЯ», «ЗА СВОБОДУ РОССИИ», «КРИЗИС БЕЗБОЖИЯ» (написан еще до войны), «О СИЛЕ СУЖДЕНИЯ», «ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ?» и ряд других. Выходит из печати глава первая большой книги «О ГРЯДУЩЕЙ РОССИИ», под названием «ВЕРА В РОССИЮ».

Запутаннейшая, нелепая и перепутавшая все карты послевоенная ситуация в Европе заставляет ИЛЬИНА некоторые свои труды и статьи издавать анонимно; отчасти причиной этого является и позиция швейцарского правительства, предоставляющего иностранцам право жительства лишь при условии отказа от политической активности. В таком анонимном порядке выходит в свет известная, вероятно,

655

всем брошюра: «СОВЕТСКИЙ СОЮЗ – НЕ РОССИЯ. ПАМЯТКА КУЛЬТУРНОГО ЭМИГРАНТА». Эта блестящая брошюра была переведена и на французский язык и в издании на ротаторе получила известное распространение во французских политических кругах.

Анонимно же вышла или, вернее, под псевдонимом «С. П.», брошюра «О ЦЕРКВИ В СССР», изданная с предисловием Карташева в 1947 году.

И, наконец: анонимно же стали выходить, начиная с 1948 года, приобретшие большой несомненный успех, «Наши Задачи», периодически регулярные бюллетени Русского Обще-Воинского Союза, представляющие собою сборник в 215 номеров и около 100 статей на всевозможнейшие актуальные национально-патриотические темы, все писанные рукой ИЛЬИНА. О них я распространяться не буду, большинству из вас «Наши Задачи» и без того прекрасно знакомы.

Наконец, в 1953 году появляются в печати «АКСИОМЫ РЕЛИГИОЗНОГО ОПЫТА», один из завершающих все творчество ИЛЬИНА капитальнейших трудов. «АКСИОМЫ» должны быть знакомы и многим из вас. Вот что пишет об этой книге профессор БИЛИМОВИЧ: «Эта книга глубокой вдумчивости и совершенно подавляющей эрудиции, проявленной в обширных литературных добавлениях к каждому тому. Это вовсе не история религий, и не догматическое, литургическое или каноническое богословие, это даже не религиозная психология в обычном смысле, а очень глубокий анализ основ (аксиом) личного духовного состояния верующего, то есть основных переживаний, созерцаний, устремлений и заданий верующей души и сердца, воспринимающего божественное. Вместе с тем это книга об извращении религиозности, о трагических проблемах последней и о злоупотреблениях ею, о приобщении к божественному свету и отпадении от него. Книга, которую автор, по его словам, вынашивал около 30 лет.., исключительная по своей значительности книга».

От себя скажу, что лично я испытывал при чтении этого труда чувство искренней завершительной духовной радости. В этом труде ИЛЬИНЫМ так удивительно гармонично подведены последние итоги многих его трудов, что исчезают последние остатки возможных сомнений, неясностей, неуверенностей или не-до-конца-по-настоящему-уверенностей. И мне, читателю, прошедшему с ИЛЬИНЫМ весь его путь–от первых его трудов до последних – при чтении «АКСИОМ», неоднократно хотелось воскликнуть: «Боже! как хорошо, что ТАКОЕ возможно!» – что возможна и осуществлена та органическая цельность и гармония, о которых хотелось давно, но, казалось, и нельзя было мечтать.

Мне часто приходилось слышать о том, что читать ИЛЬИНА трудно. Это и верно и неверно. И соответственно – радость «АКСИОМЫ» могут дать и могут и НЕ дать.

Духовный акт, а в особенности, быть может, читательский акт, настолько разнообразен и многообразен, настолько редко, увы, читают в сознании необходимости строить свой читательский акт, и притом строить таким образом, чтобы по возможности наиболее верно воспроизвести творческий акт писателя, что далеко не всегда и далеко не сразу имеет место та встреча, встреча автора с читателем,

656

ради которой написаны – книга, роман, рассказ, трактат, проповедь, исследование, авторская исповедь. ИЛЬИНА читать трудно, если идти по линии наименьшего сопротивления, т. е. без попытки строить свой читательский акт применительно к творческому акту самого автора. И чем иноприроднее, чем инаконаправленнее акт читателя, тем труднее. Но ИЛЬИН сам дает – в обилии своих трудов – путь и возможность к постепенному приближению читательского акта к авторскому. Это путь от «РУССКОГО КОЛОКОЛА» и «НАШИХ ЗАДАЧ» через «ТВОРЧЕСКУЮ ИДЕЮ НАШЕГО БУДУЩЕГО» и «ПУТЬ ДУХОВНОГО ОБНОВЛЕНИЯ», а также через его книги об искусстве и литературе «ОСНОВЫ ХУДОЖЕСТВА» и «О ТЬМЕ И ПРОСВЕТЛЕНИИ» к завершающим «АКСИОМАМ РЕЛИГИОЗНОГО ОПЫТА»

Мне остается сказать еще о трудах ИЛЬИНА и е опубликованных, и не законченных и лишь задуманных. Не издано, как я уже упомянул, два больших труда: «О ТЬМЕ И ПРОСВЕТЛЕНИИ. КНИГА ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КРИТИКИ. ТВОРЧЕСТВО БУНИНА – РЕМИЗОВА – ШМЕЛЕВА» и «УЧЕНИЕ О ПРАВОСОЗНАНИИ»

Не издана книга «О ГРЯДУЩЕЙ РОССИИ» В 1948 году половина этой книги была уже написана; у меня нет сведений, закончил ли ИЛЬИН этот труд. Вышла из печати лишь первая глава под названием «ВЕРА В РОССИЮ» Всего предполагалось 31 глава.

Не закончена, к сожалению, книга «О МОНАРХИИ» Этот труд, который ИЛЬИН также вынашивал десятилетиями, давая ему созревать, прежде чем ответственно выступить с таковым – слишком уж много безответственного, непредметного и не-на-самом-деле-Главного было написано и опубликовано о Монархии. Увы, закончить этот капитальный труд не было суждено автору. А еще одни капитальный труд, долженствовавший также подвести – в ином аспекте – фундамент под все то, чему учил ИЛЬИН, оказался ненаписанным, – этот даже и не начатым, хотя «уже совсем готовым в душе», как мне писала теперь подавно вдова Ивана Александровича, Наталия Николаевна ИЛЬИНА. Это – книга об ОЧЕВИДНОСТИ, – тема, которую ИЛЬИН считал одной из главных в построении всего его учения.

Этим я заканчиваю перечень главных трудов ИЛЬИНА. Я не перечислил, да и не мог перечислить, множество его статей в разных газетах и журналах и сборниках; их было много, но восстановить список сейчас у меня и нет возможности,– да, думаю, что это задача будущего биографа ИЛЬИНА.

_________

Я перехожу к не-писательской деятельности ИЛЬИНА, се можно, условно, конечно, разделить на три вида: 1) академически-преподавательскую, 2) лекторскую и 3) политическую.

Об академически-преподавательской деятельности ИЛЬИНА я вкратце коснулся в связи с его биографией. Остановлюсь теперь на его лекторской и политической деятельности.

657

Едва ли кто-либо, хотя бы раз слышавший какую-либо публичную лекцию ИЛЬИНА, сможет позабыть то потрясающее и вместе с тем чарующее впечатление блестящего совершенства преподнесения и предметно-качественного знания и владения предметом преподносимого. ИЛЬИН – блестящий оратор, НО – оратор в древне-классическом понимании, – не импровизатор-жонглер слов, ошеломляющий слушателей блестящим фейерверком слов (и часто только слов), но ПРЕДМЕТНО-ОТВЕТСТВЕННЫЙ ХУДОЖНИК СЛОВЕСНОЙ РЕЧИ И ИЗЛАГАЕМОГО ПРЕДМЕТА. Его лекции всегда написаны, рукопись всегда лежит у него на кафедре, хотя он почти наизусть знает свои доклады и лекции; он их читает по рукописи, ради сохранения цельности содержания и формы. Притом он так искусно читает, что вы не видите и не замечаете пользования рукописью, мне не раз приходилось встречать искреннее изумление у лиц, неоднократно бывавших на лекциях ИЛЬИНА, когда я им рассказывал, что ИЛЬИН «читает по рукописи» свои доклады.

Успех публичных лекций ИЛЬИНА был совершенно исключительный. Я помню, как в Риге, куда ИЛЬИН приезжал в 30-х годах пять раз, часто лекции проходили «с аншлагом», и незапасшиеся заблаговременно билетами не смогли попасть в большой Зал Черноголовых, где обычно читал ИЛЬИН.

Помимо лекций на русском языке для русских, ИЛЬИН прочел бесчисленное количество таковых на немецком языке, в огромном числе германских городов, о чем я уже говорил в первой части моего сообщения. Изумительно владея немецким языком, ИЛЬИН потрясал и очаровывал, убеждал и просвещал с таким же успехом и немцев.

Кроме ПУБЛИЧНЫХ лекций (и академических, конечно, в высших учебных заведениях, последнее время в Русском Научном Институте в Берлине), ИЛЬИН устраивал и ряд СЕМИНАРОПОДОБНЫХ ЧТЕНИЙ Упомяну, как наиболее интересные (из мне известных), два частных семинара. ПЕРВЫЙ – в Берлине в 30-х годах, на религиозно-философские темы, главным образом, с русской молодежью; ВТОРОЙ –литературный, в 1935 году в Риге, где одновременно и параллельно (число участников было столь велико, что было устроено две группы), ИЛЬИН читал, в частном кругу, о современных русских писателях. Из этих литературных чтений-семинара, о Бунине, Ремизове, Шмелеве, Куприне, Алданове, Краснове и Мережковском, и выросла книга ИЛЬИНА «О ТЬМЕ И ПРОСВЕТЛЕНИИ», которую он посвятил художественно-критическому анализу творчества первых трех из этих писателей.

Лекционная деятельность ИЛЬИНА имела то огромное значение, что она способствовала поднятию национального самосознания, будила интерес ко всем вопросам русской истории, русской культуры, наших русских задач и национальных обязанностей, ПОДНИМАЛА УРОВЕНЬ ТРАКТОВКИ многих актуальных и наболевших вопросов и, кроме того, способствовала распространению идей и популяризации книг самого ИЛЬИНА; слишком часто книги ИЛЬИНА замалчивались, ибо «не устраивали» прессу, в большинстве своем (особенно крупные газеты и журналы) еще пребывавшую в плену предреволюционной идеологии левого радикализма и революционности, ан-

658

тимонархизма и антинационализма, – устное, и притом увлекающе блестящее живое слово пробивало тут брешь и живые творческие идеи его зажигали неугасимый огонь в душах

__________

Перехожу к политической деятельности ИЛЬИНА. Первым долгом считаю необходимым устранить одно, довольно часто наблюдавшееся мною, недоразумение. Поскольку ИЛЬИН писал на политические темы, особенно со времени появления «РУССКОГО КОЛОКОЛА», многие и очень многие считали, что ИЛЬИНУ и надлежит занять соответственное его рангу и качествам ведущее политическое место в эмиграции.

Неоднократно ИЛЬИНУ предлагали участвовать в разных политических организациях, не раз ему предлагали самому организовать и возглавить – то активную политическую антибольшевистскую организацию, то рыцарский орден или иную орденского типа организацию. Все эти предложения ИЛЬИН отклонял. ИЛЬИН никогда не стремился быть «вождем», возглавлять какую-либо политическую организацию в Зарубежье. ИЛЬИН всегда считал, что политические организации почти неизбежно обречены на партийное политиканство, а ничто не вызывало у ИЛЬИНА такой патриотический гнев, как растрачивание национальной энергии на партийные распри. Знаменательна его статья в «РУССКОМ КОЛОКОЛЕ» – «ЯД ПАРТИЙНОСТИ». «В эмиграции,– пишет ИЛЬИН,– где нет НИ ВЛАСТИ, из-за которой партии борятся, НИ НАРОДА, который они стараются увлечь и ПОДМЯТЬ ПОД СЕБЯ, – вовлечение в партийность является особенно ПРАЗДНЫМ И ВРЕДНЫМ делом. Готовить для будущей России мы должны именно не партийный дух, а национальный, патриотический и государственный».

ИЛЬИН совсем не испытывал призвания к политической работе. Но там, где он мог помочь своим знанием, своим умением, своей силой суждения, своим опытом, он никогда не отказывал в содействии. Показательны его слова, высказанные в кругу друзей, когда – после многолетней кропотливой исследовательской работы над протоколами коминтерна, сочинениями Ленина, над материалами из советской прессы, отчетами коммунистических съездов и т. д., и т. д.,– изнемогая и задыхаясь МОРАЛЬНО в атмосфере этих документов человеческой пошлости и злобы, ИЛЬИН жаловался нам на свою судьбу: «я – нежная скрипка, а меня заставляют без конца чистить ассенизационные ямы». Кто действительно хорошо знает ИЛЬИНА, тот понимает, что слова о нежной скрипке не рисовка и не выдумка, а сущая правда. Но у этой «нежной скрипки» железная воля и совершенно непоколебимое и точно-верное сознание патриотического долга,– там, где нужны его знание, его умение, его опыт, его авторитет, там он, не задумываясь, берется за «чистку ассенизационных ям»,– и годы уходят на разоблачение большевистского яда.

В порядке выполнения патриотического долга мы видим ИЛЬИНА и на С.-Жюльенском съезде 1930 года. Организованный и созванный Русской Секцией Международной Лиги для борьбы с III Интернационалом (более известной под именем «ЛИГИ ОБЕРА»), этот съезд

659

имел целью собрать – не вождей эмигрантского Олимпа,– а рядовых ответственных активных работников русских антибольшевистских организаций. Задача съезда была следующая: путем обмена мнениями из опыта и практики активной работы найти и установить наиболее целесообразные и предметные пути и методы работы. Не будучи сам представителем никакой организации, ИЛЬИН сразу же стал центром и душой съезда. Его речь о задачах и методах русского зарубежного активизма была настоящим событием и центральным местом работы съезда.

Это был деловой и реальный перечень всего того, что русский эмигрант может, а следовательно, и должен делать в деле борьбы за Россию против большевизма, с указанием методов и способов работы; все это высказано в такой ясной и убедительной форме, с таким знанием политической ситуации и политической психологии, с таким реальным учетом возможностей нашего врага и наших собственных, что съезд вынес решение о необходимости отпечатать речь ИЛЬИНА как общую инструкцию для каждого русского зарубежного активиста, – что и было выполнено, – результатом этой речи является маленькая зеленая брошюрка «ТЕЗИСЫ РУССКОГО ЗАРУБЕЖНОГО АКТИВИЗМА», о которой я уже говорил.

Очень трудно провести точную грань между политической деятельностью ИЛЬИНА и его активностью научной и лекторской. Его лекции о России, о революции, о большевизме и коммунизме являются и научным вкладом в изучение истории и современности, они же являются и пропагандой за Россию, за ПРАВДУ о России, т. е. несомненно политическим активизмом. Просвещение иностранцев о русских проблемах – несомненно насущнейшая русская национальная политическая работа. Учесть и оценить ее трудно, так как она не поддается ни измерению, ни исчислению, но авторитет и эрудиция, опыт и искренность в убеждении собеседника или аудитории у Ивана Александровича настолько значительны и внушительны, что нам, свидетелям его деятельности, остается сказать лишь одно: ИЛЬИН ДЕЛАЛ ВСЕ ЧТО МОГ. А ТО, ЧТО ОН МОГ ДЕЛАТЬ. ОН ДЕЛАЛ НАИЛУЧШИМ ОБРАЗОМ.

Я ограничусь сказанным о политической деятельности ИЛЬИНА,– многое еще можно было бы сказать, но это чрезмерно расширит рамки моего сообщения, да и не обо всем у меня имеется исчерпывающая информация,– а может быть, не обо всем еще пришло время говорить.

________

Вспоминая облик ушедшего от нас в иной мир Ивана Александровича ИЛЬИНА, мне представляется правильным сказать следующее, если попытаться наиболее кратко и сжато сформулировать свои впечатления: Ум, сила суждения, ораторский талант, способность прозревать во всем Главное и т. д., и т. д., – это Божий дары, которыми ИЛЬИН, в порядке БЛАГОДАТНОМ, был одарен ЦАРСТВЕННО.

Но что вызывает искреннее преклонение – это красной нитью через всю его жизнь проходящее стремление использовать эти Божии дары НАИЛУЧШИМ ОБРАЗОМ и УМЕНИЕ ПРИМЕНИТЬ эти дары

660

в предметном служении НА-САМОМ-ДЕЛЕ-ГЛАВНОМУ, СВЯЩЕННОМУ И ОЧЕВИДНО-ДОСТОЙНОМУ.

Отсюда то чувство ответственности, эта собранность и из них вытекающая ВЫСОКАЯ ТРЕБОВАТЕЛЬНОСТЬ – требовательность не только к ДРУГИМ, но и к САМОМУ СЕБЕ, – что вы не могли не ощущать уже при первых порах знакомства с Иваном Александровичем.

Эта высокая требовательность проявляется у ИЛЬИНА как писателя и оратора, особенно в сфере КУЛЬТУРЫ ЯЗЫКА, области, в которой ИЛЬИН был исключительным мастером. И не только в смысле изумительного владения всеми явными и скрытыми богатствами языка, но и в смысле вложения нового проникновенного смысла в уже существующие слова, а также в смысле оживления понятий и слов, утративших свой изначальный, исконный и предметно-насыщенный смысл.

Слово «ПРЕДМЕТ», но не в его узком вещно-утилитарном значении,– с его производными; «предметный», «непредметный», «беспредметный», «опредмеченный», «не-до-опредмеченный»;

«ОЧЕВИДНОСТЬ», как акт и как результат прозрения целостным восприятием (а не частичным умственно-рассудочным);

«ГЛАВНОЕ» с большой буквы, и соответственно «по Главному», «из Главного», «и а Главное»;

«АКТ», как стиль, как индивидуальная манера, если хотите, как индивидуально-своеобразный способ духовного делания, духовного восприятия, духовного реагирования, в его разновидностях «религиозного акта», «творческого акта», «художественного акта», «национальною акта» и т. д.

«ПРЕДМЕТНО», «ОЧЕВИДНО», «ГЛАВНОЕ», «АКТ» – вот несколько и по-новому насыщенных, и в своей исконной содержательности оживленных слов, которые ИЛЬИН вводит в обязательный состав обновленной терминологии; у последователей ИЛЬИНА уже и теперь эти слова, наряду с другими терминами, стали вполне обиходными. И можно смело сказать, что после ИЛЬИНА не только научно-философская, но и вообще подлинно-культурная терминология пройти мимо этих понятий и обойтись без них просто не сможет.

Для ИЛЬИНА характерны отчеканенная выработанность до конца текстов и, я сказал бы, творческое проникновение в самую живую ткань языка,– отсюда словоупотребления, часто впервые, по-новому, вскрывающие подлинный смысл и происхождение смысла слов, отсюда образность, меткость, точность, выразительность его речи.

Такую же культуру языка мы встречаем и в его трудах на немецком языке.

Собранность, чувство ответственности и требовательности к самому себе дали возможность ОСУЩЕСТВИТЬ ИЛЬИНУ свой ЖИЗНЕННЫЙ ЗАМЫСЕЛ, ВЫПОЛНИТЬ ТУ КЛЯТВУ, которую он дал себе в советских тюрьмах – БЕЗОГЛЯДНО ИДТИ ПО ПУТИ ИССЛЕДОВАНИЙ, о которых он говорит в статье «ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ?» (В XVI-ом сборнике «ДЕНЬ РУССКОГО РЕБЕНКА» 1949 года):

«После того, что произошло в России... нам придется пересматривать и обновлять ВСЕ ОСНОВЫ НАШЕЙ КУЛЬТУРЫ... Вся, вся ду-

661

ховная культура, во всех своих священных основах требует от нас ИССЛЕДОВАНИЯ И НОВЫХ НАЦИОНАЛЬНО-РУССКИХ ОТВЕТОВ».

Необычайная сила суждения его ума, высоко культивируемое им сознание ответственности вместе с этой строгой требовательностью к самому себе совершенно исключили у ИЛЬИНА претензию на всезнайство. Принцип предметности, исповедуемый и проповедуемый ИЛЬИНЫМ, строго определял в его сознании область своей собственной компетентности, вне которой он воздерживался строжайшим образом от соблазна дилетантства и любительства. Отсюда – присущая только подлинно великим мыслителям и ученым СКРОМНОСТЬ – истинно проникновенное знание знает о границах и пределах знания вообще и о пределах своей собственной компетентности. Ничто поэтому так не возмущало ИЛЬИНА, как прикрывающаяся научной формой или философической терминологией выдумка.

Никогда ИЛЬИН не позволял себе затрагивать область чистого богословия, ни в трудах своих, ни на лекциях, ни в частных беседах. Много раз я слышал, в разной обстановке и в присутствии самых разных лиц, как ИЛЬИН говорил: «в богословии я ученик, а учителем для меня является знающий священнослужитель, и тем более, конечно, просвещенный владыко иерарх». «Тут я спрашиваю и вопрошаю, а мне разъясняют и меня поучают».

Будучи непримиримым врагом всякой партийности, о вреде которой он многократно высказывался и печатно, и устно, и бичуя всякое непредметное и необоснованное разделение эмиграции по часто совершенно несущественным и во всяком случае неактуальным признакам, ИЛЬИН, конечно, сам ни к какой партии никогда не принадлежал.

Все издававшие его труды невольно как-то склонны были считать ИЛЬИНА «своим». Это и верно, и неверно. ИЛЬИН был ничьим, поскольку дело касалось узких интересов той или иной русской организации, и никто, конечно, не имеет права приписывать себе монополию на ИЛЬИНА. Но он был своим для всех, кто искренне, честно и любовно стремился делать и делал настоящее Русское Дело. Но человеку ИЛЬИНУ все же ближе других и милее сердцу его был и остался до конца Русский ОбщеВоинский Союз, как кадр Белых Рыцарей, первых поднявших меч сопротивления против поработителей России. Свое личное закрепление эта душевная симпатия получила в долголетней дружбе Ивана Александровича с генералом Алексеем Александровичем ЛАМПЕ, за все время 15-летнего (1923–1938) совместного проживания в Берлине.

Пытаясь предложить вашему вниманию несколько вынесенных из общения с Иваном Александровичем впечатлений об его облике, мне представляется существенным еще указать на удивительное и, в общем, довольно редко встречающееся, сочетание у ИЛЬИНА способности ОДНОВРЕМЕННО и к отвлеченнейшему мышлению, к тому, что принято называть философическими абстракциями, и к конкретно-практическому прозреванию насущнейших требований реальной действительности. Поэтому так реальны и метки, так живо-конкретны и практически-ценны его указания не только на то, ЧТО надо делать, но и на то, КАК следует действовать.

662

Но все сказанное мною об ИЛЬИНЕ характеризует его в работе и в трудах, в его кабинете ученого, на академической кафедре, на публичных выступлениях, на съездах, совещаниях, лекциях, беседах. Необходимо, однако, сказать несколько слов и о том, каков Иван Александрович ИЛЬИН вне всего этого.

Настоящая КУЛЬТУРА ОТДЫХА – вот что доминирует у Ивана Александровича в часы и дни досуга. Он часто и много говорил нам о целительной необходимости отпускать напряжение и перенапряжение, полушутливо употребляя немецкое слово «Entspannung» (Энтшпаннунг: дословно – отпущенность или отпущение напряжения, разряжение), – и, уже совсем шутливо, любил выговаривать это на русский лад: «Энтшпаннунгование».

В отдыхе, в этой Энтшпаннунг, он любил и признавал – и детски-игривую шаловливость, и созерцательно-медитирующее отдохновение, и художественно-вкушающее восприятие творений всех видов искусства,– но НИКОГДА не допускал заполнения часов досуга пошлыми содержаниями и пошлыми развлечениями.

Он любил шутки и каламбуры и был большим мастером и артистом в этой области, напоминая этим жизнерадостный облик Пушкина. Помню целую юмористическую поэму, написанную им об одном молодом русском деятеле под названием «Как Обалдуй спасал Россию». Эта шуточная поэма была своего рода шедевром политического юмора, психологического анализа и литературно-стихотворного умения, и вызвала в нашем кругу искреннее восхищение своей грациозной игривостью и бесподобным юмором.

Я упомянул и о созерцательно-медитирующем отдохновении. Мне теперь еще радостно вспоминать о совместно с Иваном Александровичем проведенных часах отдыха – то во время поездки в Потсдам на пароходике по живописным окрестным озерам и речкам Берлина, – то во время прогулок среди лесов, окружающих Гаутинг под Мюнхеном,– то в созерцании Лаго Маджиоре с высот Мадопна-дель-Сассо над Локарно. Как умел чарующе Иван Александрович беседовать о созерцаемом, о наблюдаемом. Как высоко он ценил и у ДРУГИХ радость и умение созерцания красоты, как проникновенно понимал он САМОДОВЛЕЮЩУЮ МЕДИТАЦИЮ, не требующую обязательно творческого пере-ображения, медитацию о прекрасном, открывающемся созерцающему взору.

Иван Александрович очень любил музыку, был большим знатоком этого искусства. Особенно любил он разбирать партитуры русских опер, любовно показывая на рояле своему собеседнику прелесть той или иной модуляции, той или иной гармонии.

В минуты отдыха, даже в минуты детски-игривого «Энтшпаннунговаиия», как мы в Риге, вслед за Иваном Александровичем, привыкли выражаться, общающийся с Ильиным, отдаваясь сам отдохновительной легкости и вместе с ним пребывая в отпущенно-разряженном состоянии, НИКОГДА не переставал чувствовать высокий УРОВЕНЬ такого отдохновения, РАНГ такого отдыха или развлечения. И притом это никогда не вызывало томительного или все-таки-до-какой-то-степени-вынужденного, а потому не-искреннего, не-свободного чувства «принудительной» веселости. Нет! сознание этого уровня и ранга всегда бывало радостным, предметно-легким, праздничным и

663

вместе с тем ПОКАЗУЮЩИМ, что «Энтшпаннунг», что отдых совсем не должны состоять в том, чтобы «С-НИЗ-ОЙТИ» до простых элементарных, достойно НЕОПРЕДМЕЧЕННЫХ, удовольствий и наслаждений, и уж совсем не до пошлых развлечений, а в ПЕРЕМЕНЕ И ВРЕМЕННОМ ПЕРЕСТРОЕНИИ своего ДУХОВНО-ДУШЕВНОГО АКТА. Иными словами, оставаясь на высоком уровне и блюдя ранг своей духовности временно переменить направление – своей интенции, своего внимания,– и возрадоваться – ну, хотя бы тому, о чем пишет Иван Александрович в чудеснейшем и восхитительном своем эскизе-созерцании «Die Seifenblase», возрадоваться невинной красоте радужной игры красок большого мыльного пузыря.

Господа, хотелось бы поделиться еще и еще целым рядом личных впечатлений и воспоминаний, но, к моему большому сожалению, рамки, поставленные моему сообщению, ставят этому желанию законный предел.

______

Если рассматривать факт эмиграции не только как национальную трагедию и культурно-бытовую катастрофу, а как ОБЯЗАННОСТЬ, как национальную обязанность ИСПОЛЬЗОВАТЬ возможность СЛУЖЕНИЯ РОССИИ НА СВОБОДЕ путем приложения всех наших сил, разумения и воли, то надо сказать, что невелико число тех, кем было сделано во исполнение национального долга СТОЛЬКО и ТАКОЕ, едва ли кем-либо было оставлено такое богатое национальное наследие, как ушедшим в иной мир Иваном Александровичем ИЛЬИНЫМ:

И притом – предметное служение Главному было у ИЛЬИНА – и субъективно, и объективно, и качественно, и количественно – пронизано стремлением отдан, себя до конца совершенной и священной цели созиданием совершенного, на-самом-деле-верною и на-самом-деле-необходимо-Главного.

КАЧЕСТВЕННО – его труды и его деятельность всегда пребывали на редко досягаемой высоте предметного знания, умудренной очевидности и духовного ранга.

КОЛИЧЕСТВЕННО – если говорить только о написанных трудах – это целая библиотека-кладезь национальной мысли и мудрости, университет или академия духовно-религиозно-национально-патриотических знаний, прозрений и очевидностей.

СУБЪЕКТИВНО – все годы пребывания в эмиграции, вплоть до последних лет жизни, когда мучительные недуги уже подтачивали и подточили здоровье, вся жизнь в эмиграции (32 года) есть непрерывное служение, работа бесперебойная над трудами, вынашивание таковых, лекции, курсы, доклады, семинары, разъезды, участие в съездах и бесчисленные беседы-наставления-поучения.

ОБЪЕКТИВНО – наследие Ивана Александровича ИЛЬИНА столь велико и значительно, столь оплодотворяюще-идейно-богато и по-Главному-все-затрагивающе, что исчерпывающая и предметно-до-конца-справедливая оценка его жизненного служения потребовала бы настоящего НАЦИОНАЛЬНО-НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ. Верю и с очевидностью предвижу, что такое исследовательское изучение наследия

664

Ивана Александровича ИЛЬИНА окажется просто неизбежной необходимостью, в особенности в освобожденной и возрождающейся России.

А у национальной эмиграции в настоящее время есть пока другая обязанность.

Не зная сроков, когда наступит возрождение и освобождение нашей Родины, мы – русские эмигранты-патриоты – обязаны сделать все, дабы оставленное ИЛЬИНЫМ наследие не только сохранилось бы для России в виде печатного слова в форме уже существующих или еще имеющих быть изданными, книг, брошюр, журналов, но ЖИВЫМ ОГНЕМ горело бы в НАС САМИХ и ширилось бы и вглубь и вширь, ДАБЫ ДОНЕСТИ его в нас или в наших детях в освобожденную Россию; и чем дольше затянется наше пребывание в зарубежье, тем ответственнее эта обязанность. ИЛЬИН в своей автобиографической статье «ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ?» с горечью пишет, что «русских издателей у меня нет. И мое единственное утешение вот в чем: если мои книги нужны России, то Господь убережет их от гибели; а если они не нужны ни Богу, ни России, то они не нужны и мне самому. Ибо я живу ТОЛЬКО ДЛЯ РОССИИ».

Я глубоко уверен в том, что Господь убережет наследие ИЛЬИНА от гибели. Но «На Бога надейся, а сам не плошай!» Нашими руками, нашей настойчивостью, нашими средствами, нашим умением, нашим горением и любовью мы должны сохранить наследие ИЛЬИНА, и Господь благословит тогда выполнение этого нашего долга.

Наследие ИЛЬИНА, во всем своем обилии, во всем своем разно-и-много-образии, представляет для нас как бы один-единый ВЕЛИКИЙ ПАТРИОТИЧЕСКИЙ ЗАВЕТ.

ПРЕДМЕТНО СЛУЖИТЬ ГЛАВНОМУ, БОГУ И РОССИИ.

В статье «ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ?» ИЛЬИН пишет о том, что спасение и возрождение в нашем НАЦИОНАЛЬНОМ ДУХОВНОМ ОБНОВЛЕНИИ, ибо «сущность нашей национальной катастрофы ДУХОВНА,– в роковые годы первой мировой воины русские народные массы не нашли в себе необходимых духовных сил, эти силы нашлись только у героического меньшинства русских людей, а разложившееся большинство соблазнилось о всем,– о вере, о церкви, о родине, о верности, о чести и о совести, и пошло за соблазнителями. Политические и экономические ПРИЧИНЫ, приведшие к этой катастрофе, бесспорны. Но СУЩНОСТЬ ее гораздо глубже политики и экономики: она ДУХОВНА... И МЫ НЕ ДОЛЖНЫ, МЫ Н Е С М ЕЕ М УПРОЩАТЬ и СНИЖАТЬ проблему нашего национального возрождения».

ИЛЬИН поэтому никогда не переставал призывать русских людей к осознанию до конца того, что СПАСЕНИЕ не в одной голой замене коммунизма тем или иным другим режимом, а в ДУХОВНОМ нашем ОБНОВЛЕНИИ. Сие, Боже упаси, не обозначает отказа от активизма, – наоборот. Но активная борьба должна вестись, исходя из этой установки.

665

И поэтому:

и, в конечном итоге,

__________

Говоря об оставленном нам ИЛЬИНЫМ патриотическом завете, я позволю себе закончить свое сообщение словами Ивана Александровича ИЛЬИНА, взятыми из его первой статьи в первом номере «РУССКОГО КОЛОКОЛА»:

«Первое, в чем нуждается Россия, есть религиозная и патриотическая, национальная и государственная идея... Мы должны увидеть ИДЕАЛЬНУЮ Россию, нашу Родину, в ее возможном и грядущем СОВЕРШЕНСТВЕ. Увидеть священною мечтою нашего сердца и огнем нашей живой воли. И увидев ее так и увидев ее такою, создать те силы, которые осуществят ее...

«Эта священная идея Родины указывает нам цель всей нашей борьбы и всего нашего служения. И не только на ближайшие сроки, а на целые века вперед. Она охватывает все силы России и все ее достижения: от веры до быта... от песни до труда... от духа до природы... от языка до территории... от подвига до учреждений...

«Это есть идея великодержавной России, воздвигнутой па основах подлинно христианской, волевой и БЛАГОРОДНОЙ государственности.

«Это есть идея: Богу служащей и потому священной Родины.

«В этой идее, христианской и милосердной и в то же время государственной и ГРОЗНОЙ, высказаны вся наша цель, наше будущее, наше величие. Она отвергает раба и хама; и утверждает брата и рыцаря. Она учит чтить божественное в человеке; и потому требует для него духовного воспитания. Она дает человеку свободу для духа, для любви и для творчества; но не дает ему свободу для лжи, для ненависти и для злодейства. Она учит принимать право, закон и дисциплину доброю волею; и требует, чтобы мы заслужили себе свободу духовным самообладанием. Она учит строить государство не на выгоде и произволении, а на уважении и доверии; не на честолюбии и

666

заговоре, а на дисциплине и преданности Вождю за совесть. И потому она зовет нас воспитывать в себе «МОНАРХИЧЕСКИЕ устои правосознания»...