О методах психологии.—Физиологическая и экспериментальная психология.—Объективный метод психологии.—Понятие самонаблюдения.—Источники психологии.—Об эксперименте в психологии.—Отношение между субъективным и объективным наблюдением.

В сегодняшней лекции я должен был бы перейти к критике первого основного положения материализма, по которому мысль есть движение вещества. Но мне пришлось убедиться в том, что неправильность этого основного положения становится понятной только в том случае, если различие между «физическим» и «психическим» представляется вполне ясно; между тем вести беседу о различии между физическим и психическим на почве критики материализма оказывается весьма трудным, а потому в настоящей лекции я решаюсь взять другую, совершенно индифферентную тему, на почве которой я и рассмотрю вопрос о различии между психическим и физическим. Только при таких условиях мир психический и мир физический будут представляться, как два совершенно различных мира, до такой степени различных, что сказать, что «мысль», нечто психическое, есть движение «вещества», чего-то материального, будет все равно, что сказать «квадрат кругл» или «деревянное железо», одним словом, все равно, что связать два таких понятия, которые никоим образом связаны быть не могут. Та индифферентная тема, о которой я намерен говорить, есть вопрос о предмете психологии.

На первый взгляд вопрос о предмете психологии кажется чрезвычайно ясным и простым. Разумеется, всякий скажет, что предмет психологии составляют те состояния, которые мы называем психическими·, наши «чувства», «мысли», «желания», «сомнения», «волевые решения», и т. и. Между тем, именно, по поводу этого вопроса возникают различные сомнения. Если бы мы взяли, напр., две отрасли естествознания: ботанику и минера-

логию, и спросили о предмете этих наук, то едва ли по этому поводу могли бы возникнуть какие-нибудь сомнения. Никто, напр., не скажет, что растительный мир есть предмет минералогии, а что минералы составляют предмет исследования ботаники. Между тем, нечто подобное по отношению к предмету психологии и, напр., физиологии постоянно имеет место. Обыкновенно говорят, что психология, как отдельная наука, не существует, что она есть только часть той науки, которая называется физиологией; она есть отрасль физиологии, науки о физическом существе человека, а потому и предмет ее тот же, что и предмет физиологии.

Весьма часто можно слышать мнение, что в прежние времена, когда психология разрабатывалась исключительно философами, она не была собственно наукой; что тогда психологию разрабатывали исключительно философы-метафизики и только абстрактно-умозрительными, не научными методами; что только в последнее время, когда к разработке психологии приступил физиолог, она сделалась истинной наукой; что она сделалась наукой только тогда, когда она стала отраслью физиологии. Между прежней и новой психологией нет ничего общего. Только современная психология собственно и есть психология, и именно потому, что она физиологическая, что она пользуется услугами физиологии. Да и в самом деле, какую науку могла представлять собой психология, которая, по собственному же признанию психологов, пользовалась методом, называющимся методом «самонаблюдения», методом, ни в одной науке не применяемым? Физиология же, занимаясь исследованием психических явлений, пользуется тем самым методом, которым она пользуется и при изучении физиологических явлений и который ничего общего не имеет с методом самонаблюдения.

Вт. действительности нет взгляда более ложного, чем этот. Можно прямо сказать, что собственно психология всегда была физиологической, что со времени Аристотеля, основателя эмпирической психологии, эта последняя всегда была физиологической 1), так что положение, что современная психология свои построения основывает на физиологических данных, нужно понимать только в том смысле, что современная психология в больших размерах пользуется физиологией, чем это ей было возможно делать прежде, но что принципиально она и прежде пользовалась физиологией.

1) Разумеется, в объяснения психических явлений, а не в вопросе о природа души.

Психология греческого философа Аристотеля представляет собою физиологическую психологию и именно потому, что Аристотель всегда рассматривал всякий психический процесс в тесной связи с явлениями физиологическими.

Если бы я прочел вам несколько мест из той книги, которую держу в настоящее время в руках, и спросил вас, какому автору она принадлежит, то я уверен, что вы ошиблись бы, вы наверно приписали бы эти взгляды какому-нибудь из современных психологов, между тем как эта книга написана Аристотелем за 22 столетия до нашего времени. Напр., рассматривая, что такое память, он говорит, что в органе души происходит определенное движение частиц вещества, которое оставляет известные следы, способные возобновляться, и вместе с этим возобновляются и соответствующие им представления. С такой же точки зрения Аристотель рассматривал и другие психические процессы: ощущение, воображение, представление, иллюзии, галлюцинации, и вообще для всех возможных психических процессов он искал соответствующие им физиологические процессы 1).

1) «Ощущение, по Аристотелю, есть изменение, происходящее в ощущающем органе от какого-либо внешнего объекта (Aristotelis Opera omnia. 416, b. 33), есть движете души через посредство тела (454 а 9). Необходимым условием ощущения является определенное отношение между элементами органа. Если воздействие внешнего объекта будет таково, что оно будет нарушать это отношение, то ощущение не будет иметь места (424 а 6). Воздействие внешнего объекта на орган чувств напоминает собою отпечаток, след, оставляемый печатью» (424 а).

Движение, которое производит внешнее впечатление в органах чувств, имеет своим непосредственным следствием не только ощущение, но это движение сохраняется в органе (429 а 5, 459 b 6, 462 а 9). Это есть нечто в роде следа, который оставляется печатью. След этот может отличаться большей или меньшей устойчивостью, смотря по тому, какие органические условия существуют для его сохранения.

Движение, сохраняющееся в органах, при некоторых обстоятельствах распространяется от органов чувств к центральному органу, и здесь происходит возобновление образа в отсутствии самого предмета. Сновидения, напр., суть не что иное, как следы движений, возникающих при чувственном восприятии (461 b 21).

Таким образом, представление даже и по удалении предмета восприятия моясет продолжать свое существование в виде движений (453 b 2). Способность удерживать впечатления называется памятью.

Память он объясняет также чисто физиологически. После воздействия внешнего возбуждения у нас задерживается известное впечатление. Задержку впечатления он сравнивает с инерцией, которая имеет место в движущихся телах, потому что тело продолжает двигаться, если бы даже то, что привело его в движение, уже больше не прикасалось к

Известно, каким влиянием пользовалась философия Аристотеля в средние века вплоть до самого Декарта; а из этого легко понять, что и его физиологическая психология непрерывно существовала вплоть до начала новейшей философии, что в средние века психология писалась по тому образцу, который завещал Аристотель.

Чтобы убедить вас в том, что физиологическую психологию знали уже очень давно, мне стоит указать на ряд сочинений конца XVI и начала XVII в. Напр., психолог Кассман 1) был одинаково знатоком философии и медицины; он определял психологию, как часть антропологии, и излагал психологию на чисто физиологической почве. Фабиан Гиппиус 2) писал физическую психологию. Его психология содержит физиологию и изложение строения человеческого тела. И таких писателей этой эпохи можно было бы назвать чрезвычайно много.

Возьмем Декарта, о котором, может быть, многие думают, что он был только философ, и что его система построена на таких основах, которые никакого значения не имеют. Правда, он получил образование в иезуитской школе, где, по собственному признанию, он немногому научился, но зато, когда он занимался философскими построениями, он очень усердно изучал анатомию и физиологию. О нем существует рассказ, что, когда один из его посетителей обратился к нему

нему. Совершенно таким же образом и в органах чувств остаются движения после того, как объект, действовавший на них, перестал действовать.

Запоминание есть движение, идущее от центра и органов чувств к душе, чтобы там оставить известное впечатление; воспоминание, напротив, есть движение в обратном порядке, идущее от души к органам чувств (408 Ь).

Удовольствие и страдание Аристотель также объяснял чисто физиологически, и ему, между прочим, принадлежит та теория, в настоящее время многими принятая, что удовольствие связано с повышением жизненных функций, а страдания связаны с понижением их.

1) Его сочинения, напр., «Psychologiae anthropologicae sive animae humanae floctrina» Hannov. 1594. В то же время он занимался и физиологией; его второе сочинение называется «Anthropologiae pars secunda h. e. de fabrica humani corporis metodice descripta». Hannov. 1596.

2) Сочинение его называется «Fabiani Hippii Psychologia physica» 1600 г. Кроме того, он написал «Dissertatio de corporis humani ex semine ortu». Или, напр., в 1612 году вышло сочинение Gregor’a Horsti De natura homana libri duo, quorum prior de corporis structura, posterior de anima tractat» («О человеческой природе две книги, из коих первая трактует о человеческом теле, а вторая о душе».) О других сочинениях в атом же роде см. у Carus'а «Geschichte d. Psychologie». Lpz. 1808, стр. 453 и д.

с вопросом: «а где же ваша библиотека?», то Декарт повел его в ту комнату, где находились анатомические препараты и сказал: «вот моя библиотека», желая этим сказать, что истинный метод исследования лежит не в изучении сочинений старых схоластиков, а в непосредственном изучении природы. Декарта, при изучении психических явлений постоянно старался дать им физиологическое толкование. Английский натуралист Гекели написал даже отдельную статью, чтобы показать, до какой степени сходны взгляды Декарта со взглядами современных физиологов. Он, как и современные физиологи, объяснял многие психические процессы при помощи движения нервных частиц.

Чтобы показать, каким образом Декарт пользовался физиологией для психологических целей, я позволю себе привести только один пример из его сочинений. В своих «Principes de Иа philosophie» (§ 189) он говорит: «мы должны заметить, что, хотя душа соединена со всем телом, но свои главные функции она совершает в мозгу, и здесь она не только понимает, воображает, но и ощущает, и это происходит через посредство нервов, которые распространяются в виде тонких нитей от мозга ко всем частям других органов, с которыми они так связаны, что к органам нельзя прикоснуться без того, чтобы не привести в движение оконечности какого-либо нерва, и это движение через посредство нервов доходит до мозга, с которым душа связана теснейшим образом, и вследствие своего различного характера движения заставляют ее иметь различные мысли. Это суть те различные мысли, которые исходят непосредственно от движений, возбужденных через посредство нервов в мозгу, и которые мы называем нашими ощущениями».

Если физиологическая психология была известна Аристотелю и Декарту, то о XYIII веке и говорить нечего.

Итак, тот взгляд, будто психология только в недавнее время сделалась физиологической, может поддерживаться только теми, кто совсем не знаком с историей этой науки. Нужно помнить, что современная психология отличается от прежней не тем, что будто бы прежняя призывала рассматривать все только умозрительно, а что в настоящее время психология потому и сделалась наукой, что стала рассматривать психические явления в связи с физиологическими. В действительности современная психология отличается от прежней вовсе не этим, а тем, что она сделалась экспериментальной, каковой прежняя психология не могла быть вследствие недостаточного развития именно экспе-

риментальных методов. Физиологическая психология и экспериментальная психология—два понятия, отличные друг от друга. Можно сказать, что экспериментальный метод исследования в прежней психологии не применялся, между тем как физиологическое исследование психических процессов далеко не новость.

Взгляд, по которому метод самонаблюдения является непригодным в психологии, в новейшее время был высказан основателем позитивной системы философии Огюстом Контом. Он по своему образованию был математик и натуралист. Когда он познакомился с психологией, где употребляется метод самонаблюдения, то очень удивился тому, что метод самонаблюдения можно вообще считать научным методом. Он не мог признать внутреннего опыта, который употреблялся, как он думал, по преимуществу метафизиками; отождествляя психологию с метафизикой, он совершенно отвергал внутренний опыт. По его мнению, самонаблюдение просто невозможно. Он не мог понять, как сознание может наблюдать самого себя в процессе собственной деятельности; он никак не мог понять, что такое «сознание сознания». С первого взгляда такой процесс напоминает собою невозможную механическую задачу— поднять самого себя на стуле, на котором сидишь. Самонаблюдение есть вещь немыслимая 1). По мнению Огюста Конта, ум

1) Я позволяю себе привести это место из сочинения Огюста Конта, которое имело такое важное значение. «Метафизики,—говорит он,—придумали в последнее время отличать два рода наблюдений одинаковой важности: одно внешнее, другое внутреннее, из которых последнее предназначено исключительно для изучения интеллектуальных явлений. Но я хочу,—говорит Конт,—показать, что это мнимое, непосредственное созерцание духа есть чистая иллюзия. Очевидно, что человеческий дух может наблюдать все явления, за исключением своих собственных, ибо чем может производиться такое наблюдение? Легко понять по отношению к чувствам, что человек мог бы наблюдать, напр., страсти, которые его возбуждают, но той анатомической причине, что органы, которые являются их местопребыванием, отличны от тех органов, которые предназначаются для наблюдательных функций.

Но если бы даже кто-нибудь имел случай наблюдать их над самим собою, то он, конечно, не допустил бы, что они имеют важное научное значение. Нужно согласиться, что самое лучшее средство познавать даже страсти состоит в наблюдении во вне, потому что всякая резко выраженная страсть, т.е., именно то, что всего важнее исследовать, по необходимости не совместимо с состоянием наблюдения. Что же касается наблюдения интеллектуальных явлений в то время, когда они совершаются, то это очевидная невозможность. Индивидуум мыслящий не может разделиться на двое, из которых один рассуждал бы в то время, как другой наблюдал бы рассуждения первого. Так как орган наблюдаемый

не может наблюдать умственных актов в то время, когда он мыслит; для этого ему нужно прекратить свою деятельность, а тогда нечего наблюдать. Чтобы процесс самонаблюдения мог осуществляться, нужно, чтобы ум разделился на две части, из которых одна часть будет мыслить, а другая будет наблюдать то, как эта первая часть будет мыслить; а так как такое разделение ума на две части невозможно, то, следовательно, и самонаблюдение невозможно. Построить психологию на основе самонаблюдения—несбыточная мечта. Для построения психологии нужно обратиться к физиологии мозга, а так как строение мозга во времена Огюста Конта было плохо известно, то он думал, что можно построить психологию посредством изучения строения черепа, по примеру Галля, основателя френологии, который доказывал, что существуют способы определения умственных способностей по очертаниям черепа 1).

Надо заметить, что взгляд Огюста Конта был отвергнут английскими его последователями, именно Д. С. Миллем и Льюисом. Но в Англии же оказался писатель, который нашел возможным защищать теорию О. Конта во всей ее целости. Это именно психиатр Маудсли, по мнению которого «люди, думающие осветить весь строй умственной деятельности светом собственного сознания, похожи на людей, которые захотели бы осветить вселенную ночником». До такой степени метод самонаблюдения казался ему бессмысленным 2).

Для нас, русских, этот вопрос представляет интерес потому, что он в одно время был предметом журнальной полемики между Кавелиным и Сеченовым. Кавелин, представитель гуманитарных наук, Сеченов, известный физиолог, спорили о задачах психологии и между многими другими вопросами затронули также и вопрос Ио методе психологии. Кавелин 3) говорил, что основной прием, при помощи которого можно строить психологию, есть «внутреннее зрение», «психическое зрение». Сеченов, физиолог, утверждал, что такого «внутреннего,

в данном случае тождествен с наблюдением, то каким образом могло бы осуществиться наблюдение? Этот мнимый психологический метод по своему существу есть ничто». «Philosophie positive» изд. 1830 г., т. I, стр. 34 н др. (Ср. с этим то, что он говорит в 3-м томе стр. 540. Изд. 1869 г.).

1) О Галле см. ниже.

2) См. его «Физиология и патология души», Спб. 1871 г., гл. 1-я «О способе изучения души» (существуют более новые издания на английском языке).

3) См. Кавелин«Задачи психологии», Спб. 1872 г., и Сеченов«Психологические этюды», Спб. 1873 г.

психического зрения» вовсе нет и быт не может 1). Общественное мнение стало на сторону Сеченова, и в настоящее время у нас господствует взгляд, по которому метод самонаблюдения должен быть признан методом ненаучным. Но если бы этот спор предложить на решение современной науки, то представители ее высказались бы за Кавелина, а не за Сеченова.

Очень многие, желая понять, что такое самонаблюдение, обращаются к слову «самонаблюдение» и из слова хотят разгадать смысл самого понятия. Они думают, что самонаблюдение— это значит «наблюдение самого себя». В английском языке термину «самонаблюдение» соответствует термин «интроспекция», что означает «глядение внутрь самого себя». По этому поводу обыкновенно говорят: «я понимаю, что значит глядеть вне себя: это значит, рассматривать предмет, лежащий вне меня, но что значит «глядеть внутрь самого себя», я не понимаю». Основываясь на этом, многие тотчас же отвергают и самый прием, как ненаучный. На это я должен заметить, что никогда не следует обращаться к слову, когда мы желаем узнать смысл какого-нибудь понятия; для этого всегда следует обращаться к самой философии. И в данном случае мы должны обратиться к философам и спросить, как они понимают этот своеобразный термин «самонаблюдение»', и мы увидим, что смысл его в высшей степени простой.

Положим, что я смотрю на какой-нибудь предмет, находящийся передо мною, напр., на дерево, имеющее определенную величину, форму, цвет; предмет моего наблюдения находится вне меня, на известном расстоянии от меня, и воспринимаю я его при помощи зрительного органа. Положим, далее, я слышу звук пушки; я воспринимаю этот звук при помощи другого органа чувств—уха. Я прикасаюсь к столу и нахожу, что его поверхность шероховата или гладка·, холодна или тепла; все это

1) В «Психологических этюдах» отрицается существование особого «внутренняго» зрения. Так, напр., на

стр. 122: «Итак, особого психического зрения, как специального орудия для исследования психических процессов, в противоположность материальным, нет».

Стр. 134: «Рекомендуемое Кавелиным специальное орудие для психического исследования оказывается фикцией»...

Стр. 145: «Всякий, кто признает психологию неустановившейся наукой, должен неизбежно признать вместе с этим, что у человека нет никаких специальных умственных орудий для познавания психических фактов, в роде внутреннего чувства или психического зрения, которое, сливаясь с познаваемым познавало бы продукты познания непосредственно, но существу

я узнаю, благодаря тому, что у меня есть орган осязания. Вот что мы можем узнать при помощи наших органов чувств: нашего глаза, уха, органа осязания и проч. Если мы возьмем все эти явления, которые составляют предмет естествознания, как свет, теплота, движение и т. п., то мы увидим, что все они воспринимаются нами при помощи наших органов чувств.

Но можем ли мы сказать, что восприятием при помощи наших органов чувств исчерпывается все наше познание? Нет, мы должны ответить на этот вопрос отрицательно. Существует еще многое такое, что при помощи наших органов чувств воспринято быть не может, но что, тем не менее, имеет реальное существование и познается нами. Напр., чувства, мысли, желания, решения и т. п. Ведь все это мы можем познать, но спрашивается, как мы их познаем? Разумеется, всякий скажет, что ни при помощи глаза, уха, органа осязания и. т. п., а каким-то иным способом. Вот этот-то способ у философов принято называть искусственным термином «самонаблюдения», «внутреннего зрения», «психического зрения», «внутреннего чувства», «внутреннего опыта» и т. п. Само собою разумеется, что вы такой процесс познания можете назвать каким угодно термином, только вы должны согласиться с тем, что это познание дается нам не при помощи органов чувств. Для обозначения того, что есть целый мир явлений—наши чувства, мысли, желания, волевые решения, которых воспринять мы не можем при помощи глаза, уха и проч., у психолога существует особый термин. Это—«мир внутренний», «мир психический». Для познания его необходимо: «самонаблюдение», «внутреннее зрение» и т. п. Вот единственный и простой смысл слова «самонаблюдение».

Исследование того, что воспринимается при помощи органов чувств, есть предмет естествознания в широком смысле этого слова, а исследование того, что мы не можем воспринимать при помощи внешних органов чувств, и тем не менее, однако, воспринимаем, есть предмет психологии. Таким образом, для нашего познания существует два мира: мир психический и мир физический. Для познания мира психического существует метод самонаблюдения, или так паз. внутренний опыт, для познания мира физического существует метод внешнего наблюдения, или так наз. внешний опыт. Метод самонаблюдения иначе называется методом субъективным, метод наблюдения над физическим миром называется методом объективным.

Я говорю, что существует самонаблюдение для познания того, что воспринимается нами не при помощи внешних органов чувств. Кроме мира физических явлений, мира внешнего, кото-

рый мы познаем при помощи внешних органов чувств, есть еще мир внутренний, который познается особым способом, для обозначения которого принят условный термин: «внутренний опыт», «внутреннее зрение», «психическое зрение» или «самонаблюдение». Но ни один психолог не думал, что существуют особые органы для восприятия этого мира явлений, что существуют, напр., особые органы для восприятия чувств печали, радости, гнева и т. и. Они утверждают, что кроме внешнего мира есть еще внутренний мир, но, разумеется, они не думали утверждать, что мир внутренний находится где-нибудь в мозгу или внутри нашего черепа, вообще нашего организма. Они, употребляя этот термин, имеют в виду сказать, что есть два различных мира, которые и воспринимают различным образом, различными способами.

Если это понятно, то можно пойти дальше и спросить, почему мы указанный нами прием исследования психических явлении называем самонаблюдением, субъективным методом исследования и утверждаем, что он коренным образом отличается от объективного наблюдения? Для того, чтобы это сделалось понятным, я позволю себе привести два, три примера из области объективного и субъективного наблюдения, из познания внешнего и внутреннего мира. Вот, напр., зеленый цвет; я его вижу, и все другие видят то же самое, что и я; если бы неподалеку, положим, раздался звук пушки, то я бы его услышал, и еще тысяча людей услышала бы его так же, как η я; они восприняли бы звук так же непосредственно, как и я. Если бы появилась какая-нибудь новая комета, то наверное миллионы людей увидели бы ее с такою же непосредственностью, как и я. Вот характерная особенность внешнего, объективного, наблюдения. Каждый индивидуум наблюдает то или другое явление с такою же непосредственностью, как и все другие. Эта особенность создает громадное преимущество объективному наблюдению перед субъективным.

Совсем не то при восприятии психических явлений. Восприятие психических явлений доступно только для того индивидуума, который переживает их. Положим, что в данный момент, когда я нахожусь перед вами, я испытываю какое-нибудь чувство, напр., чувство боли. Никто из присутствующих этого чувства ни познать, ни видеть не может. Положим, далее, что у меня есть какое-нибудь желание; и о нем никто из присутствующих не может догадаться; оно доступно только для меня одного. Все психические состояния всегда абсолютно доступны только для того, кто их переживает. Другой не может видеть ни моих желаний, ни моих чувств, ни волевых реше-

ний, он не может воспринять их с той же непосредственностью, с какою он мог бы это сделать, если бы пожелал воспринять какие-нибудь физические явления.

В тех случаях, когда мы знаем о чувствах и мыслях других индивидуумов, мы знаем о них только потому, что мы о них умозаключаем; их мы можем познать только при помощи процесса умозаключения. Не думайте, что я строю какие-нибудь софизмы; та мысль, которую я высказываю, очень проста и неоспорима. Положим, перед нами стоит человек и плачет потому, что он испытывает чувство печали. Мне могут сказать: «как же вы говорите, что будто нельзя видеть чувств. Видим же мы чувство печали у этого человека; мы можем это чувство наблюдать». На это я мог бы ответить: «Вы ошибаетесь, чувств вы не видите, страдания вы не видите, вы воспринимаете только ряд физических явлений, из которых вы умозаключаете, что человек страдает». В самом деле, что вы воспринимаете, когда видите перед собою плачущего человека? Вы посредством органа слуха воспринимаете ряд звуков, которые называются плачем; посредством органа зрения вы воспринимаете, как из его глаз текут капли прозрачной жидкости, которые называются слезами; вы видите изменившиеся черты лица, опустившиеся углы рта, и из всего этого вы умозаключаете, что человек страдает. Этот процесс и есть процесс умозаключения, а не непосредственного наблюдения. Такого рода умозаключения я могу делать потому, что я знаю, что, когда я страдаю, я издаю тоже прерывистые звуки, из глаз моих тоже течет прозрачная жидкость и т. д. и т. д.; и потому, когда я воспринимаю эти явления у другого человека, я заключаю, что он страдает совершенно так же, как и я. Следовательно, необходимо мне самому пережить хоть раз то, что переживает другой человек, для того, чтобы судить о его душевном состоянии.

В этом отношении положение психолога не так благоприятно, как положение натуралиста. Несколько натуралистов могут рассматривать одновременно один и тот же предмет или одно и то же явление и легко могут приходить к единогласному мнению, между тем как психолог всегда должен только умозаключать о том или ином психическом явлении; его умозаключения не всегда будут тождественны с умозаключением другого. Если, положим, существо, которое наблюдает психолог, стоит близко к нему по своей организации, то его умозаключения относительно психических состояний этого существа будут более безошибочны, чем в том случае, когда он

умозаключает о психических состояниях существ, значительно отличающихся от него по своей организации. Если, напр., мы будем наблюдать психические состояния краснокожих, негров и, основываясь на своих состояниях, будем говорить, что их чувства таковы же, как и наши, что они страдают так же, как и ’мы, то еще вопрос, не сделаем ли мы ошибки в своих умозаключениях. Напр., хирурги говорят, что хирургические операции низшими расами переносятся значительно легче, чем европейцами. Если мы спустимся еще ниже и будем наблюдать психическую жизнь, напр., лошади, то наше положение будет еще более затруднительно. Страдает ли лошадь от удара так же, как страдаю я? Я, конечно, могу сказать, что животное способно страдать от удара так же, как и я; но будут ли страдания животного равняться по силе моим страданиям, этого я сказать не могу. И если бы какой-нибудь скептик выразил сомнение относительно того, что животные страдают от удара в такой же мере, как я, то я опровергнуть его сомнений не был в состоянии, так как о страданиях животного я могу только умозаключать на основании своего опыта, а видеть эти страдания так же непосредственно, как может непосредственно видеть физические явления натуралист, я не в состоянии. Если мы спустимся еще ниже и возьмем мир инфузорий и по нашим чувствам будем умозаключать о их чувствах, то ошибаться будем весьма часто. Станем, напр., наблюдать инфузории под микроскопом. Вот мы видим, как к одной инфузории приближается другая, большая, которая направляется к меньшей; и мы видим, как эта последняя стремится прочь от нее. Мы заключаем, что у низших организмов дело обстоит совершенно так, как у высших, напр., у человека, который при виде неприятеля более сильного, обращается в бегство. Но мы не можем с уверенностью сказать, что наши умозаключения будут вполне достоверны, потому что мы по своей организации до такой степени отличаемся от этих низших организмов, что предполагать в них такие же чувства, такие же побуждения, как у нас, мы имеем только очень немного оснований.

Из этих примеров мы видим, что непосредственно воспринимать психические процессы у других мы не можем, мы можем о них только умозаключать, непосредственно же мы воспринимаем их только в самих себе. Вот почему этот способ познания психических процессов и называется «самонаблюдением». О всех психических процессах других индивидуумов мы знаем только на основании того, что мы сами переживали. Каждое психическое явление, которое мы желаем изучить

на других существах, мы переводим на язык своих собственных душевных переживаний; только в таких случаях возможно понять психические состояния других. Поэтому-то психологи утверждают, что единственный источник познания психических процессов есть самонаблюдение; без самонаблюдения о психической жизни других индивидуумов, других организмов мы не могли бы знать.

Но выражаясь таким образом, что самонаблюдение есть единственный источник познания психических явлений, я могу, пожалуй, кого-нибудь ввести в заблуждение. Пожалуй, могут подумать, что психолог, желающий построить систему психологии, должен запереться в свой кабинет и начать наблюдать самого себя и из того, что он получит, создавать законы психологии. Но я должен на это заметить, что утверждать что-либо подобное может только лишь тот, кому неясен истинный смысл термина «самонаблюдение». Философы, которые признают за самонаблюдением единственный источник познания психических явлений, никогда не думали, что только из наблюдений над самим собою можно строить законы психической жизни; напротив, они признают, что психология — одна из самых энциклопедических наук; она содержит в себе ряд вспомогательных наук, которые необходимы для построения психологической системы. Вот, например, те материалы, которые необходимы современному психологу для его психологических теорий.

I. Данные сравнительной психологии:

1) психология народов (этнография, антропология):

2) психология животных;

3) психология ребенка.

II. Анормальные явления:

1) душевные болезни;

2) гипнотические явления, сон, сновидения;

3) психическая жизнь слепых, глухонемых и т. п.

III. Экспериментальные данные.

Из этого перечня вы видите, что современные психологи вовсе не думали утверждать, что для построения законов психологии достаточно запереться в свой кабинет, и наблюдать самого себя; вот какими разнообразными науками должен пользоваться психолог, желающий построить систему психологии. Если бы не было всех этих вспомогательных наук, то современной психологии не существовало бы.

Прежде всего психологу необходимо иметь данные сравнительной психологии: сюда относится психология народов, религи-

озные представления, язык, мифы и пр. первобытных и малокультурных народов. исследование религиозных представлений, например, у первобытных народов дает нам возможность изучить одно из тех высших чувств, которое называется религиозным чувством. Все так наз. высшие чувства—эстетические, моральные, чувство собственности и пр. у культурных народов являются чем-то таким сложным, что, если бы мы вздумали исследовать их непосредственно у этих последних, то мы не были бы в состоянии их проанализировать. Для этого необходимо направить свое исследование на низшие ступени человеческой культуры; нужно обратиться к жизни первобытных людей: только там мы встретим эти чувства в их простом, если можно так выразиться, эмбриональном состоянии. После изучения состояния этих чувств у мало культурных народов, мы поймем природу высших чувств и у культурных народов.

Психологу необходимо также знакомство с историей народов. История, описывая прошлую жизнь людей, описывает и такие моменты в их жизни, как народные движения, революции, и это дает богатый материал для так наз. психологии масс. Изучение развития языка доставляет также очень интересный материал для психологии. Язык и мысль тесно связаны между собою; проследить развитие языка значит изучить развитие человеческой мысли; язык есть воплощение человеческой мысли; его развитие есть развитие человеческой психологии, как, например, изменения в значениях слов, которые можно подмечать на протяжении целых столетий, являются самым лучшим показателем изменения человеческих представлений. Вот почему «в последнее время вновь вырастает психология языка, на некоторое время отстраненная увлечением физиологической психологией» 1).

Психология животных также способна дать массу важного материала. Когда анатом задается целью узнать, каково назначение того или иного сложного органа, то он обращается к изучению этого органа у низших животных, так как чем орган проще, тем и функция его проще. Изучением этой последней он научается распознавать функции более сложных органов. Подобно анатому, должен поступать и психолог. Если у животных некоторые психические способности проще, то психологу следует начинать свое исследование изучением состояния

1) См. Benno-Erdmann. Über Sprechen und Denken в Arch. f. Syst. Phil. 1896.

этих способностей у животных. Кроме того, у животных некоторые способности проявляются резче, чем у человека. Возьмем, например, инстинкт. И у человека есть инстинкт, но в очень неясной форме. Если же мы сравним его с тою способностью у животных, которая соответствует инстинкту у людей, то, пользуясь результатами, полученными путем наблюдения над животными, в состоянии будем лучше познать природу этой способности у человека.

Психология ребенка очень много разрабатывалась и разрабатывается в настоящее время. Здесь психолог может видеть, каким образом высшие умственные способности развиваются из элементарных. Здесь он встречается с психологическими способностями в их эмбриональном состоянии и может шаг за шагом проследить их развитие вплоть до того сложного состояния, которое присуще взрослому человеку. Возьмем, например, нашу способность воспринимать пространство. Если бы мы ограничили свое исследование только тем, что мы знаем об этой способности у взрослых, то мы не знали бы, из каких элементов представление пространства складывается; мы могли бы, пожалуй, подумать, что человек рождается с способностью видеть пространство так, как он его видит потом. Между тем наблюдения над психическою жизнью ребенка показывают, что ребенок в первые дни своей жизни совсем не может видеть пространства так, как его видит взрослый. На 17—18-й неделе после рождения ребенок часто тянется к предмету, который находится от него на расстоянии в 3—4 раза большем, чем его ручка. Из этого можно заключить, что ребенок не может определять расстояния, а это является, в свою очередь, доказательством того положения, что наша способность распознавания пространства не есть первоначальная способность, а есть результат сложного развития.

Изучение анормальных явлений, куда относятся душевные болезни, гипнотические явления, а равным образом сон и сновидения ит. п., также для психолога необходимо. То, что у нормального человека выражено неясно, неопределенно, у душевнобольного выделяется чрезвычайно резко; душевные болезни иногда называют микроскопом для изучения душевных явлений. Если мы возьмем так наз. дефектных, у которых отсутствует, например, орган зрения, слуха и т. п., то наблюдения над ними представляет в высокой степени интересный материал. У слепого нет многих представлений, которые есть у зрячого. У слепого не те представления о пространстве, какие у зрячих. Его пространственные представления находятся в зависимости от его

осязательных и двигательных ощущений, а не зрительных. Слепой от рождения, который обладает таким представлением пространства, является очень интересным субъектом для наблюдения, потому что, благодаря этим исследованиям, мы имеем возможность определить, что приходится на долю осязательных и двигательных ощущений в пространственных представлениях зрячего. Недавно умерла известная Лаура Бриджмен, которая в раннем детстве потеряла способность видеть и слышать. Не взирая, однако, на отсутствие двух таких важных органов, она приобрела способность выражать свои мысли, и ей сделались доступными даже такие отвлеченные понятия, как понятия Бога, души. Все это ей удалось достигнуть только благодаря осязательным органам. Она умерла на 62 году от роду. Само собою разумеется, что она не могла не обратить внимания психологов, и исследования над ее психическою жизнью были в высшей степени важны для определения того, каким образом складываются у человека «представления» и «понятия».

Я зашел бы слишком далеко, если бы захотел указать все те источники, которыми пользуется психолог для построения своей системы, но и приведенных достаточно для того, чтобы видеть, что строить психологию на самонаблюдении не значит отказаться от всех фактов, доступных объективному наблюдению. Всякий психолог скажет, что необходим разнообразный, объективно получаемый материал для построения системы психологии, но весь этот материал становится для нас доступным только благодаря самонаблюдению. Если мы так или иначе истолковываем психическую жизнь ребенка, если мы понимаем психическую жизнь слепого, его пространственное представление, то только потому, что мы наблюдали самих себя; все эти данные становятся для нас доступными только благодаря тому, что мы переводим их на язык нашего самонаблюдения; одним словом, весь объективно добываемый материал, который лежит в основе психологии, становится доступным, благодаря самонаблюдению.

Из того, однако, что, по мнению психологов, единственный непосредственный источник психологии есть самонаблюдение, совсем не следует, что все добытое путем объективного наблюдения нужно отрицать.

Теперь нам следует рассмотреть, каким образом возможно применение эксперимента в психологии. Если предмета, психологии составляет то, что мы знаем из самонаблюдения, т.е., наша психическая жизнь: наши мысли, стремление, желания и проч., все то, что доступно для того, кто их переживает, то, кажется, ни о каком эксперименте в психологии и речи

быть не может. И это легко понять, если мы вспомним, что называется в естествознании экспериментом в отличие от простого наблюдения.

Если я, положим, желаю изучить свойства радуги, то я ее наблюдаю так, как она мне дана в природе; я ее не изменяю. Это будет простым наблюдением. Но если бы, напр., ботаник захотел изучить вопрос о том, существует ли какая-нибудь связь между солнечными лучами и зеленым цветом растений, юн должен был бы для выяснения этого произвести следующий эксперимент. Он должен взять растение, накрыть его колпаком, чтобы таким образом изолировать его от действия солнечных лучей, и наблюдать, что произойдет после того с зеленым цветом. Он нашел бы, что зеленый цвет превратился в желтый, но если бы после этого он снял колпак и вновь открыл доступ солнечным лучам, то желтый цвет превратился бы в зеленый. Таким путем ботаник экспериментально доказал бы связь между солнечными лучами и зеленым цветом растений. Здесь мы имеем дело с настоящим экспериментом, потому что главный признак эксперимента состоит именно в том, чтобы изменять обстоятельства, при которых имеет место изучаемое явление, и наблюдать при этом те изменения, которые совершаются в самом явлении.

Теперь рассмотрим, как обстоит дело с экспериментом в психологии. Положим, я желаю изучить какие-нибудь чувства. Каким образом я буду изменять обстоятельства, при которых имеют место чувства? Растение я могу перенести из одной обстановки в другую, могу изменять условия их жизни. По как могу я производить эксперименты над чувствами и мыслями? ведь так оперировать над ними, как оперирует ботаник над растениями, я не в состоянии. Казалось бы, поэтому, что эксперимент в психологии применен быть не может; но это только кажущаяся невозможность, в действительности ее избежать довольно легко. Если мы вспомним, что между явлениями психическими и физическими существует тесная неразрывная связь, то не можем ли мы оперировать непосредственно над физическими явлениями и, оперируя над ними, не можем ли мы, хотя бы косвенно, изменять и соответствующие психические явления. Очень простой пример поможет нам выяснить сущность эксперимента в психологии.

Если я буду сочетать известные цвета друг с другом, то при известном сочетании я достигну того, что буду испытывать чувство приятного, и это будет тогда, когда цвета будут гармонировать между собою. Известно, что одни цвета, гармони-

руют друг с другом, а другие нет. Положим, мы желаем изучить, какие именно цвета гармонируют друг с другом, т.е., сочетание каких цветов вызывает в нас чувство приятного. Берем какой-нибудь цвет, напр., красный, и задаемся целью отыскать такой другой цвет, который бы с ним гармонировал. Для этого мы берем различные цвета, сначала оранжевый, прикладываем его к красному и смотрим, получается ли красивое сочетание. Потом берем желтый, голубой и, наконец, зеленый; из всех этих цветов наиболее гармонирующих с красным, положим, окажется зеленый, т.е., количество удовольствия при таком сочетании мы получим наибольшее; сочетание красного и зеленого будет наиболее для нас приятно. А что собственно мы делаем, когда мы производим такой эксперимент? Мы изменяем непосредственно состояние нашего физического аппарата, в данном случае нашей сетчатки, а то или другое изменение сетчатки влечет за собою то или иное психическое состояние. В данном эксперименте, как это легко видеть, мы можем изменять наши психические состояния совершенно так, как это делает в своей области натуралист: зоолог, ботаник; мы можем косвенным образом изменять наши психические состояния, а именно, при помощи изменения физического аппарата. Таким образом, вы видите, что эксперимент в психологии может применяться и именно потому, что мы можем изменять физический аппарат, а изменяя его, мы изменяем и психическое, с ним связанное, состояние. В этом смысле эксперимент в психологии возможен, и можно сказать, что эксперимент преобразил всю современную психологию.

В настоящее время при помощи эксперимента исследуется то, что прежде только наблюдалось. Разница между современной и прежней психологией не в том, что она будто бы сделалась физиологической, а в том, что она сделалась экспериментальной. Послушаем, что говорит по этому поводу Вундт, который собственно и ввел термин «физиологическая» психология. Он в четвертом издании «Оснований физиологической психологии» находит, что этот термин неудобен, и думает, что самым подходящим названием для современной психологии является название «экспериментальная» психология. В термине «экспериментальная» психология есть указание на характерную особенность современного исследования, термин же «физиологическая» психология является односторонним 1).

Современные выдающиеся философы и психологи, которые и

1) Grundz d. phys. Psych. 1892, в. II, стр. 8—9.

у нас в России пользуются большим почетом, как, напр., Дж. Cm. Милль, автор известной «Логики», Герберт Спенсер, Рибо, Вундт, по вопросу о роли самонаблюдения все высказывались в том смысле, что они не только не думали отрицать самонаблюдения, а, наоборот, старались подчеркнуть, что самонаблюдение есть единственный непосредственный источник познания психических явлений.

Милль, после того как вышла книга Огюста Конта·, нашел нужным выступить в защиту метода самонаблюдения. Огюст Конт, как мы видели, говорил, что метод самонаблюдения есть метод метафизический, что он неприменим к психологии, да и вообще психологии в качестве особой науки Конт не признавал. Вместо психологии он предлагал френологическую физиологию, для которой он предлагает анализ анатомический и физиологический, а отнюдь не самонаблюдение. Между тем как Д. С. Милль говорит, что единственный метод, возможный в психологии, это именно метод самонаблюдения 1).

То же самое говорит и Герберт Спенсер: «некоторые утверждают вслед за Контом, что субъективная психология невозможна... Для тех, которые видят, что все существенные понятия, служащия отправною точкою для психологии вообще, доставляются ей субъективной психологией; для тех, которые видят, что такие слова, как чувствование, идея, память, воля, приобрели каждое свое особое значение лишь при помощи самоанализа, для тех ясно, что объективная психология не может существовать, как таковая, не заимствуя своих данных от субъективной психологии» ²). По мнению Рибо, при построении психологии одним самонаблюдением, разумеется, довольствоваться нельзя, необходимо также объективное наблюдение, но,

1) Милль в своей книге «Огюст Конт и позитивизм» говорит: «Конт отвергает, как вовсе ненужный процесс, психологическое наблюдение, в собственном смысле, или, говоря иначе, внутреннее сознание, но крайней мере, в отношении к нашим умственным действиям. Он не дает места психологии в своей классификации наук и отзывается о ней всегда с презрением. Изучение духовных явлений или, по его выражению, моральных и интеллектуальных функций, помещается в его плане в отделе биологии, но только как отдельная ветвь физиологии. Нам надо, думает он, приобретать наши познания о человеческом уме через наблюдение над другими людьми. Но каким образом должны мы наблюдать умственное действие других или объяснять их проявление, не узнав через познание, нас самих(by Knowledge о£ ourselves), значение этих проявлений—этого он не объясняет» (см. русск. пер. М. 1897 г., стр. 67 72). Место из Логики, в котором он отвергает О. Конта, см. ниже, в лекции 15-й.

2) Основания психологии, § 56.

тем не менее, «самонаблюдение все-таки остается фундаментом психологии» 1).

Итак, вы видите, что обычный взгляд, будто самонаблюдение есть метод не научный, решается в том смысле, что психология не была бы возможна, если бы не было самонаблюдения. У Вундта 2) в последнем издании его «Физиологической психологии» по поводу самонаблюдения говорится, что «задача эксперимента заключается в том, чтобы сделать возможным точное самонаблюдение». В. Вундт, глава современной «физиологической» психологии, считает самонаблюдение единственно возможным методом в психологии 3).

Если все это ясно, то вы согласитесь со мною в том, что утверждать, будто психология есть часть физиологии, мы не имеем оснований. Если психология имеет свой особый предмет—психические явления; если психология пользуется своим особым методом, методом самонаблюдения, которым не пользуется физиология,—то утверждать, что психология есть часть физиологии, было бы совершенно бессмысленно. Психология, как наука, пользуется данными, добытыми методом самонаблюдения, а потому быть физиологией она не может. Между тем, что называется миром психическим, и тем, что называется миром физическим, между миром внутренним и миром внешним существует огромное различие; целая пропасть разделяет их; познание того и другого мира получается различными путями, а если способ познания совершенно иной, то это значит, что между миром физическим и миром психическим есть непроходимое различие 4), и говорить, будто мысль нечто психическое, есть движение вещества, которое представляет из себя нечто физическое, совершенно неправильно.

1) La Psychologie Allemande (Introduction).

2) Wundt.Grundz. d. Psychologie. B. II, стр. 8—9.

3) Когда некоторые философы, видя, что Вундт требует применения объективных экспериментальных методов, упрекали его в том, что он отвергает самонаблюдение, то он на это ответил: «но я под объективным методом никогда не понимал такого метода, который был бы только объективным, т.е. исключал бы самонаблюдение; требовать такого метода для психологии значит требовать бессмыслицы». «Ich habe aber unter der objectiven Methode niemals eine solche verstanden, die bloss objectiv wäre d. h. die Selbstbeobachtung ausschlösse. Eine derartige Methodo für die Psychologie verlangen, hiesse meines Erachtens, eine Sinnlosigkeit verlangen» (Philosoph. Stud. В. IV, стр. 304).

4) Разумеется, в данном случае речь идет о различии между психическим и физическим только лишь в одном отношении, в отношении протяженности одно по и непротяженности другого. Это нужно помнить, потому что в противном случае будет непонятно рассуждение некоторых философов, о том, что физическое и психическое с точки зрения теории познания одно и то же.

Страница сгенерирована за 0.11 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com