Левитин-Краснов А. Э. О двух шутовских статейках и об одной серьезной вещи

О ДВУХ ШУТОВСКИХ СТАТЕЙКАХ И ОБ ОДНОЙ ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНОЙ ВЕЩИ

По поводу исключения из Московского государственного университета ст. Евгения Бобкова

Ко всем без исключения обращается автор этой статьи, потому что здесь идет речь о правах человека — почти о самом важном и серьезном, что есть на свете.

И, как всегда бывает в жизни, большое переплетается с мелким, трагическое — с шутовским.

11 апреля 1959 г. в газете «Московский комсомолец» была опубликована за подписью двух авторов статейка «Хамелеон» 1). При статейке — две фотографии: на одной из них чернявый, низкорослый парнишка с лицом, не утратившим еще детского выражения, прислуживает старообрядческому архиерею, на другой — этот лее мальчуган сдает какой-то зачет. Это и есть герой статьи Евгений Бобков — студент Московского университета и «стихарный» Рогожского храма...

Начинаем читать статью: первое впечатление — это литературная пародия, а Корнель и Некрасов — это псевдоним Козьмы Пруткова.

Неоперившийся юнец, которого сами авторы называют уменьшительным именем «Женя», приобретает под их пером облик мелодраматического злодея; тут и «черные глаза, которые вперяются в собеседника, смотрят не отрываясь в упор; — и решительный жест, которым он берет... стакан с водой — и патетическая ремарка: «встает, когда накал правды (?) особенно велик». Словом, если верить авторам статьи, Женя — это Франц Моор, Торквемада и Наполеон Бонапарт в одном лице. С убийственно серьезным видом авторы без конца повторяют титул «стихарный» старообрядческой церкви и обращаются с вопросом: «Почему ты ставишь себя в

1) Авторы — Р. Корнель и Ю. Некрасов.

21

привилегированное положение перед другими верующими?», — с таинственным видом они сообщают, что Бобков «пользуется доходами из церковных средств».

Узнав обо всем этом от Корнеля и Некрасова, пишущий эти строки почувствовал прилив гордости и сразу вырос в собственных глазах; ведь когда-то, в давно прошедшие времена (когда мне было 9 лет), я тоже был «стихарным» и занимал «привилегированное положение» (а я тогда этого не знал и думал, что я просто подаю свечки и подкидываю архиерею коврики), — мало того и я пользовался тоже «доходами из церковных средств»: обычно после обедни настоятель давал мальчишкам по две шоколадных конфеты — каждому. Совершенно такую нее «должность» занимает и Бобков; разница только в том, что, учитывая его «почтенный» возраст, ему дают не конфету, а по 25-30 рублей — раза два в месяц. Вот и все его «привилегии» и доходы. Не торопитесь, однако, смеяться: в этой статье есть нечто серьезное и даже... страшное.

Как рассказывают сами авторы, Женя Бобков подвергся дикому издевательству в стенах университета: с ним «разговаривали» на курсовом собрании, в редакции, потом снова на собрании. Как видно из статьи, эта «беседа» была настоящим «допросом», — который длился часами; допрашиваемый был поставлен в положение подсудимого: в течение многих часов он вынужден был выслушивать бесконечные инквизиторские «вопросы», которые перемежались угрозами; в течение нескольких месяцев он жил в страшном нервном напряжении под Дамокловым мечом всевозможных репрессий.

Ничто, однако, не поколебало Бобкова: он твердо перенес все издевательства и, Корнель и Некрасов вынуждены это признать, — не отрекся от своих убеждений.

Такая идейная стойкость принесла молодому человеку всеобщее признание: «Поведение Евгения Бобкова заслуживает восхищения», — говорится, по словам авторов, в одном из писем, полученных редакцией. «Неужели советская молод ежь осудила Бобкова?», — спрашивается в другом письме, — это свидетельствовало бы о страшном моральном ее падении.

22

Нет, советская молодежь его не осудила: все юные читатели «Моск. комсомольца» (и верующие и неверующие) отнеслись к Бобкову с симпатией: молодежь всегда останется молодежью; ей нравится смелость, идейная стойкость и умение постоять за себя и за свои убеждения. И никто не поверил, что Евгений Бобков «хамелеон» — ведь хамелеон никогда бы не пошел демонстрировать религиозность, губя карьеру и ставя под угрозу свое будущее. Наконец, хамелеон, будучи «пойман с поличным», не стал бы защищать с таким упорством свои идеи, а преспокойно бы от них отрекся, заявив, что он «осознал свою ошибку», — и разом избавился бы от всех неприятностей.

Авторы, видимо, и сами почувствовали, что их постиг полный провал. 13 октября 1959 года они осчастливили своих читателей статьей «Снова о хамелеоне», в которой они пытаются исправить свою ошибку — очернить и принизить Бобкова в глазах читателей.

Когда-то в тридцатых годах — «рапповские писатели» 2) изображали идеальных героев, которые не имели никаких слабостей и с утра до вечера совершали одни героические поступки. «Рапповские герои» давно осмеяны и забыты, потому что в жизни таких людей не бывает. Все люди имеют слабости. Особенно много слабостей у юноши, который еще не сформировался и которому всегда свойственны легкомыслие, беспечность и экспансивность. Молодой человек часто действует под влиянием минутного настроения, он не умеет «смотреть на себя со стороны», объективно оценивать свои действия. Кто не совершал в двадцать лет легкомысленных, эксцентричных поступков, о которых вспоминаешь в зрелые годы с горьким чувством, недоуменно пожимая плечами и спрашивая: «Неужели это был действительно я?» Даже большие люди не являются в этом исключением: поэт Баратынский был, например, исключен из корпуса за мелкую кражу; А. И. Куприн, будучи кадетом, был выпорот за дикую хулиганскую выходку — он дернул преподавателя за волосы; А. Н. Остров-

2) РАПП — Российская ассоциация пролетарских писателей. 1925-1932 гг.

23

ский насыпал украдкой попу, преподававшему Закон Божий, махорки в пасхальное тесто; К. Паустовский украл в 23 года у редактора градусник... Никто, конечно, не станет рекомендовать все эти поступки в качестве примера; однако только заядлый мещанин и совершенный кретин может судить о Баратынском, Куприне, А. Н. Островском и Паустовском по их мальчишеским выходкам.

В таких же мальчишеских слабостях повинен Евгений Бобков: он пользовался шпаргалками, записался в бригаду содействия фестивалю и там не работал. И, наконец, в статье «Снова о хамелеоне» рассказывается о самом предосудительном его поступке; как сообщают авторы, Евгений стащил с витрины книгу и был в конце августа исключен за это из университета.

Мы имели беседу о Бобкове с одним крупным антирелигиозником (нашим хорошим знакомым, который работает в университете). Вот что сообщил нам этот атеист-профессионал, который, разумеется, не может особенно сочувствовать Бобкову. В конце августа Евгений Б. посетил американскую выставку, там он обратил внимание на витрину с религиозной литературой. Заинтересовавшись книгой «Религия в Америке», — он обратился к американцу-распорядителю с вопросом: «Можно взять эту книгу?» — и получил любезный ответ; тогда Бобков, поблагодарив, взял брошюрку и спокойно на глазах у американца отошел от витрины.

Мы, конечно, не знаем, так ли это было, но во всяком случае этот вариант нам кажется правдоподобным; в самом деле, если факт кражи был установлен, то почему Бобков не предан суду (как это надлежит по закону), далее почему ему немедленно не было предложено положить книгу на место — он унес книгу домой. И лишь на другой день его вызвали в милицию.

Следовательно, Корнель и Некрасов ссылаются на сомнительный и ничем не подтвержденный факт; администрация университета также (опираясь на факт, который точно не установлен) исключила молодого человека из университета.

Однако, предположим, что Бобков действительно утащил книгу. Поступок, безусловно, в высшей степени

24

предосудительный и заслуживающий самого серьезного порицания, но действительно ли столь ужасный и чудовищный, как это утверждают авторы статьи? Ведь они изображают Бобкова чуть ли не закоренелым злодеем, которому чужды всякие хорошие человеческие побуждения, и ставят под сомнение даже искреннюю религиозность Бобкова, говорят о нем как о каком-то изверге. Правда ли это? Ведь именно 13 октября, в тот нее самый день, в одной из столичных газет, появилась большая статья, в которой говорилось о гуманном отношении даже к настоящим преступникам, а ведь Бобков не преступник и всего (даже если он действительно стащил злополучную брошюрку) легкомысленный мальчишка.

Возникает вопрос: обрушилась ли бы на него с такой энергией газета, если бы он был не верующий человек? Применила ли бы администрация университета против студента-отличника столь жестокую меру, как исключение, если бы Бобков не был верующим?

Следовательно, подлинной причиной исключения являются его религиозные убеждения.

Этого и не скрывают авторы статьи: они приходят в ярость и буквально скрежещут зубами от негодования при одной лишь мысли, что советский студент может быть верующим. Правда, в первой статейке они для вида соглашаются с Бобковым в том, что «верующие — имеют право на образование»; однако, чего стоит это «согласие», если они всячески поносят Бобкова за то, что он, будучи верующим, сдавал марксизм-ленинизм. По их мнению, самый этот факт уже является «оскорблением наших чувств»; в своей второй статье Корнель и Некрасов, сбросив маски, нагло заявляют, что верующий человек, который учится в советском институте, «служит двум господам», и даже кощунственно цитируют Евангелие по этому случаю.

Как первая, так и особенно вторая статья, являются, таким образом, не чем иным, как призывом к изгнанию верующих из институтов.

Надо сказать, это не единственный пример, когда на страницах печати за последние годы появляются призывы к религиозной дискриминации. В 1955 г. на столбцах одной столичной газеты появилась статейка,

25

в которой автор ополчался против научного сотрудника Ленинградского Эрмитажа Добрынина за то, что тот является верующим. Статья эта заканчивалась провокационной репликой: «Что думали люди, которые ставили ему отличные отметки и давали ему диплом?»

Эти статьи как будто заглохли после известного Постановления ЦК об ошибках в атеистической пропаганде. Однако, теперь, в 1959 г., они повторяются снова и снова, принимая все более и более угрожающий тон.

И вот, здесь начинается то серьезное, что заставило нас взяться за перо.

Я верующий христианин. Я религиозный человек. И есть в жизни нечто такое, что для меня выше всего на свете.

Выше всего для меня — права людей. Всякая проповедь дискриминации, к кому бы она ни относилась (будь то дискриминация расовая, национальная, религиозная), вызывает во мне непреодолимое отвращение. Если бы атеисты где-либо подвергались гонениям или ущемлениям за свои убеждения, я защищал бы их, как мог. Но сейчас я слышу призыв к изгнанию верующих из институтов, — и я буду выступать против сторонников религиозной дискриминации всеми имеющимися у меня средствами.

В 1936 году была принята конституция, которая и до сего дня является основным законом Советского государства. Мы, люди старшего поколения, помним, как в это время часто на страницах газет цитировалось высказывание Лассаля о том, что «всякая конституция отражает действительное положение, существующее в стране».

Как показала история, советская конституция действительно зафиксировала то положение, которое существует в СССР — иначе бы она не могла оставаться в силе 23 года, выдержав все военные потрясения. Статьи конституции, предоставляющие всем гражданам свободу совести и запрещающие проповедь дискриминации по религиозным мотивам, также появились не потому, что кому-то задумалось оказать милость верующим людям. И эти статьи конституции лишь закрепля-

26

ют тот совершенно непреложный факт, что, примерно, 1/5 населения в СССР принадлежит к различным религиозным исповеданиям. Верующие работают на фабриках, на заводах, в колхозах — одна пятая наших достижений (в годы Отечественной войны, в послевоенные годы — в народном хозяйстве, в науке, в технике, в искусстве) принадлежит им. Именно поэтому Н. С. Хрущев заявил в Америке, что он, будучи сам атеистом, рассматривает себя, как представителя всего народа (в том числе и верующих людей).

Верующие люди содержат (наряду с другими гражданами) и Советские институты, газеты и журналы, и в том гонораре, который вы, Корнель и Некрасов, полу чили за свои статейки о Бобкове, пятая часть (а это очень большая часть!) принадлежит верующим людям. Вы сомневаетесь в этом? Загляните в любой учебник политической экономии и прочтите главу о (превращенном труде. И вот, получая деньги верующих, Вы требуете, чтоб их изгнали из институтов. Не выйдет! Не уйдут из них верующие.

В ваших статейках вы приходите в ужас от того, что религиозные юноши типа Бобкова сдают марксизм-ленинизм и обвиняете их в «оскорблении» чьих-то чувств. Можно ли представить себе что-нибудь более смехотворное, ханжеское и абсурдное? В постановлении ЦК «Об ошибках в атеистической пропаганде» спор между атеистами и религиозными людьми характеризовался как чисто-научный спор. Но разве нет научных теорий, которые не являются общепризнанными? Известно, например, что теория относительности Эйнштейна до самого недавнего времени имела яростных оппонентов. В 30-х годах я знал в Ленинградском университете студентов-математиков, которые пытались ее опровергать, но все-таки, разумеется, изучали эйнштейновскую теорию и сдавали экзамены, ее излагая. Если бы кто-нибудь поднял из-за этого скандал и обвинил их в оскорблении каких-то чувств, то такому чудаку посоветовали бы обратиться к психиатру.

Совершенно так же обстоит дело и в данном случае. Как бы мы ни относились к учению Маркса и Энгельса, нельзя лее закрывать глаза на то, что философ-

27