ГЛАВА VII.

153

ГЛАВА VII.

Рассуждение об обрезании в восьмой день, многосторонне раскрывающее, что означает оно.

В достаточной уже, как полагаю, мере и по силе присущего нам разумения раскрыв учение о субботе, перенесем теперь труд исследования к близкому с ним обрезанию, так как мы решили, что отовсюду подобает уловлять полезное. В самом деле, странно было бы и достойно полного осмеяния — не уделять всякого труда и с полною охотою на познание этого. Поэтому, изъясняя духовно, по мере благодатной помощи Бога, все темное открывающего и тайные и невидимые сокровищницы нам отверзающего (Иса. 45, 3), будем опять излагать, на что оно (обрезание) как бы в прообразе указывало древним. Конечно, достигшие уже большого совершенства и обладающие более высоким умом могут мыслить и говорить об этом предмете гораздо лучше нас. Но мы будем предлагать слушателям то, что придет нам на ум, хотя бы это и казалось ниже должного, не желая наносить вреда братолюбию из стыда показаться ниже кого-либо, но, напротив, зная написанное: «Давай мудрому наставление, и мудрее будет; научай правдивого, и увеличит внимание» (Притч. 9, 9).

В первый раз закон об обрезании Бог определял тогда, когда говорил Аврааму: «ты же завет Мой соблюди, — ты и семя твое после тебя в роды их; и вот завет Мой, который завещаю между вами и Мною, и между семенем твоим после тебя в роды их: должен обрезываться всякий мужеский пол, и вы должны обрезывать крайнюю плоть вашу, — и будет (это) в завет между Мною и вами, — и

154

дитя ваше всякое мужеского пола должно быть обрезываемо в восьмой день» (Быт. 17, 9—12). Определив закон об этом и постановив, что они непременно должны обрезывать крайнюю плоть, Он небезвредным объявляет преступление этого закона, представляя это дело прообразом важнейшего таинства. Поэтому вслед за тем Он говорит: «и будет завет Мой на плоти вашей в завет вечный, а необрезанный мужеский пол, у которого не будет обрезана крайняя плоть его в восьмой день, — истребится душа (его) от семени (рода) ее, потому что завет Мой нарушил» (Быт. 17, 13—14). Поэтому божественный Павел утверждал, что обрезание дано было патриарху как бы в качестве знака некоего и печати веры в необрезании (Римл. 4, 11): целью его и величайшим старанием, как оказывается, было — доказать, что призвание и оправдание чрез веру преимуществует и предшествует пред всем уставом закона (Моисеева). Этим он как бы устыжал Израильтян и убеждал оправдание чрез веру считать не преступлением закона, но, напротив, возвращением к тому, что было искони и прежде всякого закона. Но применив значение этого рассуждения к полезному и нужному в настоящее время, он оказывается знающим также и другой некий образ обрезания. Так, советуя Иудеям отучиться от обычной своей похвальбы плотью, он пишет опять: «ибо не кто в яве (по наружности), (тот) Иудей есть, и не (то, которое) в яве (наружности), обрезание, но в тайне (внутренне) Иудей и обрезание сердца в духе, не букве, коего похвала не от людей, но от Бога» (Римл. 2, 28—29). И действительно, разве этим он не убеждает их перейти наконец к другим воззрениям на это (обреза-

155

ние) и разве не желает, чтобы они не полагали, что обрезание дано праотцу (Аврааму) только как «печать веры в необрезании» (Римл. 4, 11), но разумели о нем и нечто большее и духовное?

Итак, надлежит исследовать и тщательно рассмотреть, какое это обрезание в духе, — чего символом служит обрезание, совершаемое во плоти, и по какой причине человек обрезается не во всякий день, какой придется, но только в восьмой.

Никто, конечно, не усомнится в том, что если наше назначение состоит в стремлении к соединению с Богом чрез посредство Христа, то для этого подобает наперед очищаться и всячески освящаться тем, которые чрез веру восходят к единению со всесвятым Владыкою. В наилучший образец этого возьмем сказанное Богом святому Моисею: «сошедши, засвидетельствуй народу и освяти их сегодня и завтра, и пусть вымоют одежды свои и да будут готовы ко дню третьему, ибо в день третий снидет Господь на гору Синай» (Исх. 19, 10—11). Посредством предварительного освящения выражает желание, чтобы мы старались о приобретении доброго нрава, а посредством мытья одежды указывает на очищение самого тела, ибо тело есть как бы одежда и облачение души.

Итак, поскольку стремившимся — возвращусь к первому и важнейшему предмету речи — к общению со святым Богом подобало всячески предосвящаться, согласно сказанному Им: «святы будьте, потому что Я свят» (Лев. 19, 2), то посредством обрезания плоти древним определялся символ освящения. Но каким образом? — Скажем об этом. Тщательно исследовав природу наших (нравственных) явлений, мы найдем, что удовольствие предваряет вся-

156

кий грех. Нас призывает ко греху какое-либо горячее пожелание, всегда предшествующее действию и предвосхищающее разум души и таким образом заставляющее наконец идти торною дорогою к совершению намерения. Истинность этого рассуждения нашего открывает ученик Христов, восклицая так: «Никто, искушаемый, не говори, что от Бога искушаюсь, потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью; потом похоть, зачав, рождает грех, а грех соделанный порождает смерть» (Иак. 1, 13—15). Видишь, как в похотях совершается первоначальное зарождение порочности и в непристойных удовольствиях зарождаются первоначальные семена греха. Вот почему Законодатель и Бог повелевает налагать обрезывающее железо (нож) на ту именно часть тела, в которой и чрез которую бывает порождение похоти, дабы ты, как бы посредством загадки, научился отсюда, что нам никогда невозможно будет оказываться чистыми, если мы, восприяв в сердце острейшее действие божественного слова и получив в ум меч Духа (Евр. 4, 12), не отдалим от себя похоти к всему постыдному, ничего не станем делать по собственным пожеланиям, хотя бы они, по-видимому, и представлялись нам доставляющими наиприятнейшее наслаждение, но будем послушно совершать и любить благоугодное Богу. Если такое значение имеет истинное обрезание, то к обыкшим величаться одною только плотью справедливо будет сказано: «обрежьтесь Богу и обрежьте жестокосердие ваше, мужи Иуды и обитатели Иерусалима» (Иерем. 4, 4). Поистине, кто обрезывает себе плоть, тот обрезан для одной только плоти, —

157

а кто получил обрезание в духе чрез веру во Христа, тот одному только Богу и истинно обрезывается.

Но обрезание в духе, возводящее нас к общению с Богом, мы принимаем в восьмой день, то есть в день воскресения Спасителя, полагая это знамением того, что обрезание в духе служит причиною жизни, и некоторым образом посредством самого дела соглашаясь жить вместе со Христом, по сказанному Павлом: «ибо умерли вы, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге: когда Христос явится, жизнь ваша, тогда и вы с Ним явитесь во славе» (Колос. 3, 3—4). В самом деле, разве не справедливо будет сказать, что должен умереть для мира тот, кто откажется от удовольствий в мире для Бога? Таковым оказывается и божественный Павел, говоря: «а я не желаю хвалиться, разве только Крестом Христовым, которым для меня мир распят и я для мира» (Гал. 6, 14). Став причастником Его посредством Духа, нерукотворно обрезающего в нас всю нечистоту, мы должны умереть для мира и жить лучшею жизнию для Бога. Итак, в восьмой день обрезание совершается — ради воскресения Христова, и не прежде восьмого дня, ибо не прежде воскресения совершается дарование Духа, но после него или во время самого воскресения, когда дунул на Своих учеников и сказал: «приимите Духа Святого» (Иоан. 20, 22). Таким образом, Иудеям вполне приличествует обрезание посредством железа, ибо они еще рабы и под наказующим законом, — а железо есть символ наказания, — нам же как свободным и духовным — очищение чрез Духа, уничтожающее всякую скверну наших душ и вносящее совершенную чистоту благочестия чрез веру.

158

Что наивысшая ступень совершенства в благочестии достигается посредством истинного и духовного обрезания, в этом мы можем удостовериться опять чрез рассмотрение написанного о патриархе Аврааме. О праотце Аврааме написано, что когда ему было девяносто девять лет, тогда Бог почел полезным установить закон об обрезании, полагая это очевиднейшим знамением того, что обрезание есть как бы некое преддверие и предварительное введение к совершенству добродетели, а вернее — ясно указывая этим на то, что никто никогда отнюдь не достигнет этого, если не будет иметь очищения, сеновно изображаемого чрез обрезание. И в самом деле, ведь число сто есть символ совершенства и обрезание, таким образом, (дано) прежде совершенства, ибо предшествуя ему (совершенству), оно (обрезание) легко возводит нас к нему. Однако ж не ограничивается только этим одним польза обрезания для нас, разумею обрезание в духе, но мы найдем его нужным даже и для тех, которые суть свободны во Христе. А свободен во Христе, без сомнения, тот человек, который сверг с себя рабство диаволу и иго греха, «расторгши узы их», как написано (Псал. 2, 3), и облекшись в славную и свободную от тирании похвалу правды, разумею правду веры Христовой.

Исследуя Священное и божественное Писание, мы получим опять совершенно несомненное удостоверение в том, что обрезание в восьмой день приличествует именно свободным, а не тем, которые еще рабы. Так, Измаил, сын, рожденный патриарху от служанки Агари, хотя и был обрезан, но не в восьмой день, а на тринадцатом году. Написано именно так, что Авраам обрезал Измаила сына своего тринадцати лет (Быт. 17, 25), чем бо-

159

жественное слово указывает нам на то, что сын рабствующего Иерусалима, то есть Израиль, находится вне и восьмого дня, и двенадцатого. Он — вне восьмого дня, так как не пожелал принять спасительной проповеди о бывшем в восьмой день воскресении, то есть Евангелия Христова, посредством которого стала несомненною польза обрезания в духе и для веры. Он — вне также и двенадцатого, так как бы в загадке своим неверием изгоняет священный хор Апостолов и предпочитает остаться не вкусившим и совершенно не испытавшим учения от них. Так (прообразован) слуга здесь. А свободный (рожденный) от свободной Исаак обрезается в восьмой день, ибо свободные дети свободной, то есть вышнего Иерусалима, приняв восьмой день, то есть воскресение Христово, получили и обрезание в духе, освободившее их от всякого греха, а также избавляющее и от смерти, как скоро и от греха, от которого и ради которого — смерть, и приводящее к жизни Христовой.

Точно так же, исследуя книгу под названием «Исход», мы, кроме прежде уже сказанного, легко усмотрим и то, что обрезание в духе оказывается уничтожением смерти и отвращением тления. Блаженный Моисей божественным повелением посылался к Египетскому тирану фараону с вестию, что ему подобает освободить Израиля от столь продолжительного рабства. И вот он пошел, чтобы исполнить то, о чем мы сказали. Но «случилось, — сказано, — на пути, на (месте) остановки, встретил его Ангел 1) и хотел его убить. Но Сепфора, взяв камешек, обрезала крайнюю плоть сына своего и

1) Оп. κυρίου как codex Ambrosianus.

160

сказала: стала 1) кровь обрезания дитяти моего; и отошел от него, потому что сказала: стала кровь обрезания дитяти моего» (Исх. 4, 24—26). Здесь внимательно слушай меня. Называемый ангелом хочет умертвить и убить Моисея, но едва удаляется от него и отступает из боязни пред обрезанием младенца, которое совершив посредством (острого) камешка, Сепфора говорит, что исполнила долг, ибо «стала кровь обрезания дитяти моего», — вопиет она, устрашая того, кто хотел умертвить Моисея. Но если бы здесь не скрывался и какой-либо таинственный смысл, то скажи мне: какой вероятный смысл мог бы оказаться в том, что священновождь Моисей спасается обрезанием дитяти, а устремлявшийся подобно зверю губитель при появлении крови прекратил свое нападение, отступил и обратился вспять? Итак, обращусь к изложению главнейшей мысли — благо (обладания) или похвала собственным своим обрезанием были недостаточны для спасения блаженному Моисею, — могу лучше высказать это так: сила подзаконного обрезания не в состоянии отвращать смерти, постигающей всякого без различия (человека), как дурного, так и хорошего, а обрезание нового народа, то есть уверовавших во Христа, в духе надлежащим образом совершаемое Сепфорою, то есть Церковию, даже невольно устрашает и отвращает неистовствующего.

Но каким же образом, может весьма справедливо спросить кто-либо, при духовном обрезании нового народа остается (существующим) и не испытавший его Израиль? На это скажем, что поскольку

1) В Ват. код. Кир. вм. ἔστη чит. в обоих случаях: ἕστι. В Евр.: «ты жених крови у меня» и: «жених крови по обрезанию» и Ак. Сим. Феод.

продолжение следует

«Богословский вестник», М., 1903, № 7/8.

продолжение

161

дело касается нежелания Израиля принять воскресение Спасителя нашего Христа, должна бы воцариться смерть, и навсегда. Но поскольку уверовавшие приняли (воскресение Христа), то ради них благодать воскресения перешла на всю природу, посредством обрезания в духе простираясь некоторым образом на всех. Впрочем, великое различие оказывается между воскресением тех и других. Отвергающие веру во Христа и неверием своим оскорбляющие Подателя жизни приобретут от воскресения одну только способность к оживлению, но оживут в осуждение не возлюбившие оправдывающего Христа. Почитатели же воскресения Спасителя и истинные хранители заповедей «в воскресение жизни», как написано (Иоан. 5, 29), уйдут с земли, в которой находятся (теперь). Таким образом народ, обрезанный в духе, пошлет собственное свое благо также и на неверных, ибо ему собственно подобает благодать воскресения, но он распространит ее и на других, благодаря премудрому желанию Бога спасти всю природу. Так и Павел говорит, что как мы были непослушны некогда для помилования 1) Израиля, дабы чрез благопослушание их мы приобрели благодать Христову, «так и они теперь непослушны (оказались) для нашего помилования, чтобы и они опять были помилованы» (Римл. 11, 31), так как Спаситель наш Христос чрез нашу веру посылает и на них благо воскресения. Что подобает верующим, то соответственно даруется целой природе. Поэтому-то и богоглаголивый апостол Павел, открывая нам тайну о будущем воскресении, говорит, что в качестве начатка воскреснет Христос; ибо Он вос-

1) Лат. неверно: non credidimus in misericordiam Israelis, — Pusey неверно предполагает конъектуру: ἀπειθείας вместо: εὐπειθείας.

162

стал первым из мертвых, но «потом, говорит, Христовы в пришествие Его» (1 Кор. 15, 23). Прежде всех, говорит, прочих должно будет воскреснуть соединившимся с Ним посредством веры, показывая, что воскресение преимущественно, собственно и исключительно им подобает, хотя и распростирается на всю природу, очевидно по благости и человеколюбию Бога, восхотевшего всесовершенно упразднить смерть.

Замечай, что не железом (железным ножом) Сепфора обрезает дитя, ибо железо служит для наказания и приличествует находящимся под наказующим законом, но «камешком» (острым), как написано (Исх. 4, 25), понимаемым в значении прообраза Христа, ибо этим указывается на непреложность и твердость во всем природы Единородного. Поэтому Бог и Отец чрез святых пророков называл Христа и «адамантом» (алмазом), говоря так: «вот Я влагаю адамант в средину народа Моего Израиля» (Амос. 7, 8). Адамант образно опять указывает нам на то, что божественная и неизреченная природа Слова отнюдь не может уступать противникам Своим.

Таким образом и божественный Иисус, после военачальствования Моисея и его кончины призванный для предводительства (Израилем), по божественному определению делал чистыми сынов Израиля. И так как им подобало восставать против неприятелей, то и благовременно приказывал им как бы наперед вооружиться посредством обрезания, зная, что иначе не избегнут поражения и не спасутся от смерти уже долженствовавшие немедленно же начать сражение.

Написано же о нем так: «и сказал Господь Ии-

163

сусу: сделай себе ножи каменные из камня острого и, седши, обрежь сынов Израиля 1); и сделал Иисус ножи каменные и обрезал сынов Израиля» (Иис. Нав. 5, 2—3). Наименование «камня» здесь указывает нам как бы на твердость и несокрушимость Божия Слова. А название его «острым» обозначает Его силу тонко проникать во все и острейшую Его действенность, как и Павел, воспитанный на Священных и божественных Писаниях, называет нам божественное Слово «живым и действенным и острейшим более всякого меча обоюдоострого» и говорит, что оно проникает «до разделения души и духа» (Евр. 4, 12). Столь тонкое и острое, проникая в наши сердца чрез Собственного Духа 2), Оно освобождает от всякой нечистоты. Обрезая неизреченным образом то, что наполняет нас превеликою мерзостью, Он делает нас и святыми и непорочными. Замечай, пожалуйста, здесь яснейший образ истины. Обрезывающий Иисус, а подвергающиеся этому от него суть «всякое дитя молодое», как написано, «которое не знает сегодня доброго или злого» (Второз. 1, 39). Так, вышедшие из Египта имели на себе божественный гнев возмездием за непослушание и разнообразные наказания постигали их в пустыне, так как Всесвятому Богу благоугодно было справедливо не вводить их в землю, которою клялся отцам их. Бывшие же после них, как свободные от вины непослушания, служили прообразом нового народа, почему и принимают обрезание в духе чрез Христа, между тем как древ-

1) Ἐκ δευτέρου — во второй раз имеющееся, соотв. евр. в Алекс. кодексе, св. Кирилл не читает согл. Ватик. При рецензии этого места мог иметься в виду догматический вопрос о повторяемости крещения.

2) Лат. неточно: pertingat usque ad nostrum spiritum.

164

ний и прежний народ, то есть Израиль, как только что говорили мы, приходит к погибели.

Впрочем, обрезается благородный и новый народ тогда, когда Иисус дал повеление об этом за Иорданом, как написано (Иис. Нав. 5, 1). Так это и в созерцаемой истине (Нового Завета), ибо мы отнюдь не можем воспринимать обрезание в сердце чрез Духа, если еще не перешли таинственный Иордан, но пребываем по ту сторону святых вод.

После же того как весь народ был обрезан по повелению Иисуса, Законодатель тотчас же открывает пользу этого дела и говорит к святому Иисусу: «В сегодняшний день Я снял позор Египетский с вас» (Иис. Нав. 5, 9). В чем же мы должны определять пользу Израиля от обрезания? Или какой, скажем, позор снят был с него? Очевидно рабство, подпадение по бессилию жестоковластию и, кроме того, труды над глиною и деланием кирпичей. Смотри же, от скольких зол освобождает сила обрезания, понимаемого как обрезание в духе. Оно извлекает человеческую душу из руки диавола, делает ее свободною и отпущенною от жестоковластвующего в нас греха и являет ее выше всякого жестоковластия злых демонов. Но избавляет ее и от глины и делания кирпичей, ибо уже не дозволяет ей оскверняться удовольствиями плоти или грязниться земными трудами, — освобождает также и от смерти и тления. И не в этом только заключаются все благие следствия (духовного) обрезания, но оно делает (духовно обрезанных) и общниками божественной Природы чрез причастие Спасителя нашего Христа (2 Петр. 1, 4).

К сказанному писатель книги присоединяет еще (Иис. Нав. 5, 10—11), что «и совершили сыны Израиля пасху

165

в четырнадцатый день месяца, и вкушали от пшеницы земли (той) опресноки и новины» 1). Невозможно иначе причаститься Истинному Агнцу, вземлющему грех мира (Иоан. 1, 29), и обрести опресночную и новую пищу евангельской проповеди, как по предварительном прохождении таинственного Иордана и получении обрезания от Живого Слова, наперед уничтожив позор Египта, как бы некую скверну души, только что изъясненным нами образом.

Что Бог ненавидит не обрезанного еще как исполненного всякой нечистоты и позора, не плоть, конечно, презирая, которую Он удостоил создать, но крепко еще и всецело, так сказать, преданного порочным удовольствиям, потому что нисколько не отвергает их, — это мы также узнаем, когда найдем Его говорящим к святому Моисею и Аарону: «Вот закон пасхи; всякий инородец (да) не ест от нее, и всякого слугу чьего-либо и купленного за деньги — обрежь его (сначала), и тогда (да) ест от нее» (Исх. 12, 43— 44). Итак, совершенно исключает иноплеменника, обозначая этим того, кто еще не вступил посредством веры в общение со Христом; рабствующего греху и некоторым образом проданного диаволу считает благовременным допускать до прикосновения к священным мясам (только) по предварительном обрезании и очищении его. Ведь мы только чистые должны чисто приобщаться ко Христу, как об этом прекрасно возглашается в церквах: «святая святым». И действительно, вполне справедливо и прилично, чтобы, в соответствие смерти за нас Спасителя нашего Христа и очищения нас не подзаконными окроплениями, но Собственною Его

1) Пресные хлебы из новой пшеницы.

166

кровию, и мы посвятили Ему свою собственную жизнь и в качестве справедливого долга решились жить уже не для себя, но воздавать за это всецелым приношением наших душ на освящение.

Что честная Кровь и смерть умершего за всех Христа как спасает нас от всякого зла, так и делается виновницею обрезания духовного, посредством которого мы приобретаем общение с сущим над всем Богом, это мы можем усматривать также и из того места, где о бывшем после Моисея вожде, разумею опять Иисуса Навина, написано вот что: «И было после того, и умер Иисус сын Навин, раб Господень, ста десяти лет: и погребли его в пределах удела его, — там положили с ним в гроб, в котором погребли его там, ножи каменные, коими обрезал сынов Израиля» (Иис. Нав. 24, 30—31). Блаженный Иисус после смерти погребается, а ножи, послужившие в образ обрезания, благополезно прикрепляются к памятнику, дабы мы чрез это разумели опять, что благодать духовного обрезания, эта поручительница для нас всех небесных благ, прикреплена к смерти Спасителя нашего Христа.

Итак, под обрезанием в восьмой день мы, не разумея ничего Иудейского, должны понимать очищение чрез Духа, верою и воскресением Христа, — отвержение всякого греха, уничтожение смерти и тления, причину святости и общения со Христом, изображение свободы, путь и дверь общения с Богом.

Но уже достаточно собранных нами отовсюду духовных умозрений об этом, разделенных, как оказалось нужным, на две главы, из которых в каждой мы вполне исчерпали подобающий ей предмет. Остается нужным сказать о том, чего именно

167

ради духовное обрезание оказывается выше даже и почитания субботы, так как обрезание допускается и в субботу, невзирая на закон о покое во время ее?

Покой в седьмой день означает отдых и удаление от всякого зла и свободу от греха, — не что иное, как это же, но другим образом означает также и обрезание в духе, потому что отдых от зла, думаю, очевидно заключает в себе удаление от излишества похотей и многочисленных удовольствий. Поэтому обрезание мы должны находить не только никоим образом не нарушающим закона о субботе, но даже и содействующим ему и как бы сходящимся с ним в одной и той же цели, ясно возвещающим, что надо отдыхать и освобождаться от зла, так что одно и то же суть оба, разумею обрезание и покой в субботу, поскольку в них обоих со всею справедливостью можно усматривать направление к одной цели. Ведь не грубому прообразу истории должны мы внимать, но устремляться духовно к откровению Духа.

Итак, невинным оказывается и полезным совершение обрезания в субботу, если, по слову Спасителя, «нарушают священники в храме субботу», совершая в нее священнодействия и не прекращая обычных служб, «и невиновны суть» (Матф. 12, 5), как весьма ясно и со всею справедливостью засвидетельствовал им Сам Судия. И действительно, какое может быть время, в которое нам подобало бы воздерживаться от дел священных и благоугодных Богу? В какое время не вредно прекращать заботу о благочестии? Субботний покой, следовательно, требует прекращения и оставления зла и одного только мерзостного греха, но отнюдь не препятствует услаждаться священными делами, — и что каждый считает

168

полезным для своей души, это Он дозволяет безвинно и право совершать со всем старанием. Такое же самое полезное значение, как видишь, заключается и в обрезании, ибо в отсечении порочных удовольствий оказывается появление бездействия по отношению ко греху и начало священнейшего служения в духе и истине.

Но хотя между ними (субботою как символом бездействия в отношении ко греху и обрезанием как символом служения в духе и истине) различие и малое, однако же необходимое, ибо постановление совершать их ни в (один и тот же) седьмой, ни также в (один и тот же) восьмой день дает разуметь, что значение каждого несколько различается. И это, как мне кажется, имеет некоторый немаловажный смысл.

В самом деле, воздержание от зла еще отнюдь не есть и отвержение зла. Страсти часто бездействуют в нас не потому, чтобы они были совсем вне нашей души, но потому, что целомудренным разумом, как бы уздою какою, насильно приводятся в несоответствующее им спокойствие, равно как невольно уступают и подвижническим трудам. А удалить от себя страсть, насколько это подобает человеку, конечно, есть совсем другое нечто и гораздо большее, чем воздержание от страсти. Ввиду сделанных рассуждений уже можно понять, что до отвержения в себе страстей, которое обозначается чрез обрезание, или падений по похоти мы можем достигать не прежде, как наперед освободившись от действенной силы зла и поставив как бы в бездейственность направляющиеся ко греху движения души. Тогда, воспользовавшись этим, как бы некоей ступенью, мы легко взойдем уже к боль-

169

шему и высшему (состоянию), разумею всецелое отсечение страстей.

Но воздержание от страсти имеет некоторую зависимость и от нашего собственного произволения, ибо мы можем прекращать зло, отдавая перевес более лучшим из наших собственных желаний. А освободиться от страсти зависит, конечно, не от нас, но это есть дело, поистине подобающее Христу, пострадавшему за нас, дабы и всех преобразить в обновление жизни (Римл. 12, 2). Вот поэтому-то обрезание справедливо получило себе восьмой день, так сказать обновительный, указывающий время воскресения. А покой (субботний) — седьмой, соседний (с тем), но несколько позади (его стоящий). Это потому, что временное и в (человеческой) воле (находящееся) воздержание (от страстей) несколько отстает и стоит немного позади всецелого отсечения страстей.