Киприан Карфагенский, свщмч. 23. Письмо к карфагенскому клиру о посланных в Рим и полученных оттуда письмах

Киприан пресвитерам и диаконам братьям желает здоровья. Дабы известно было вам, возлюбленнейшие братья, какие письма писал я к римскому клиру, что получил в ответ *), рав-

*) Римский клир на письмо св. Киприана отвечал следующим письмом:

«Папе Киприану пресвитеры и диаконы, находящиеся в Риме, желают здравия. Прочитавши, возлюбленнейший брат, письмо твое, присланное чрез иподиакона Фортуната, мы поражены были двойною скорбью и смущены сугубою печалью от того, что тебе не дают покоя среди толиких напастей гонения, и что неумеренная наглость падших братий

80

ным образом – что отвечали на мое письмо пресвитеры Моисей и Максим, диаконы – Никострат

дошла даже до опасной дерзости в слове. Все это тяжело подействовало на нас и на душу нашу; но твоя твердость и употребляемая тобою по евангельскому учению строгость – умеряет столь тяжкое бремя скорби нашей. Ибо ты и праведно обуздываешь непотребство некоторых, и увещевая к покаянию, показываешь законный путь спасения. Мы довольно изумлены были, узнавши, что некоторые дошли даже до того, что настоятельно и притом в такое неблагоприятное время, при столь тяжком и великом грехе и преступлении, не столько просили, сколько требовали себе мира, и даже говорили, что имеют уже этот мир на небесах. Если имеют, то зачем просят того, чем обладают? А если тем самым, что просят, доказывают, что они не имеют; то почему не подчиняются суду тех, у которых, по их мнению, должно просить мира, которого действительно они не имеют? Если, по их мнению, они имеют преимущество общения отинуды; то пусть постараются сообразить оное с Евангелием, дабы чрез это окончательно утвердить таковое преимущество, если оно не разногласит с законом евангельским. Впрочем, каким образом может быть евангельское общение доставлено тем, что кажется постановленным вопреки евангельской истины? Всякое преимущество тогда только дает право на снисхождение (privilegium indulgentiae), когда оно не разногласит с тем, с кем ищут союза; и потому кто разногласит с Богом, ища союза с Ним, тот по необходимости теряет снисхождение и право на союз. Итак, пусть рассмотрят, чего они домогаются в этом деле. Если говорят, что иное постановлено Евангелием, а иное мучениками, то приводя в несогласие мучеников с Евангелием, они подвергаются опасности с обеих сторон. Ибо и величие евангельское покажется униженным и ниспровергнутым, если его могло пересилить иное новое постановление, и славный венец исповедания будет совлечен с главы мучеников, если окажется, что они не получили его за сохранение Евангелия, чрез которое и становятся мученики: вот почему тот, кто чрез Евангелие старается получить имя мученика, особенно заботится о том, чтобы ничего не постановить вопреки Евангелия. Кроме того мы хотели бы знать: если мученики ради того только и делаются мучениками, что, отказываясь от принесения жертв (идолам), удерживают мир с Церковью даже до пролития своей крови, боясь потерять спасение, если, побежденные страданиями от истязаний, они потеряют мир; то как же думая, что сами лишились бы спасения, если бы участвовали в жертвоприношениях, они могут считать необходимым даровать это спасение тем, кои приносили жертвы? Не должны ли они, по отношению к другим соблюдать тот же

81

и Руфин и с ними – другие исповедники, содержимые под стражею, – со всего этого посылаю

закон, какой для самих себя постановили? В этом деле мы замечаем, что сделанное ими для себя они обращают против себя самих. Ибо если мученики полагали, что должно давать таковым мир, то почему сами не дали его? Зачем почли нужным, как сами говорят, отсылать таковых к епископу? Повелевающий, чтобы сделано было что-нибудь, конечно может и сам сделать повелеваемое. Но, как мы понимаем, и как громко говорит самое дело, святейшие мученики думали, что ко всему должно прилагать меру и стыда и истины. Так как им многие наскучили, то отсылая таковых к епископу, по своей скромности, они думали избежать дальнейшего беспокойства, и сами не сообщаясь с ними, считали необходимым сохранить ненарушимою чистоту закона евангельского. Ты впрочем, брат, по своей любви никогда не преставай обуздывать души падших и подавать врачевство заблуждающим в истине, хотя дух врачуемых больных обыкновенно и отвергает попечение. Свежа еще эта рана падших и только-что начала превращаться в смертоносную язву. И потому мы уверены, что по прошествии известного времени, они полюбят, что в отсрочке предложили им верное врачевство, если впрочем будут устранены те, кои вооружают их на собственную погибель и превратным наставлением заставляют их, вместо спасительного врачевства чрез отсрочки, требовать для себя губительного яда в поспешном общении. Ибо мы не верим, чтобы без стороннего внушения все они осмелились так нагло требовать себе мира. Мы знаем веру Церкви Карфагенской, знаем порядок, знаем смирение. И потому мы удивились, узнавши, что падшие высказали на тебя кое-что жесткое в своем письме, тогда как, из многих примеров взаимной расположенности между вами, мы часто убеждались во взаимной между вами любви и привязанности. Итак время им принести покаяние в своем преступлении, доказать скорбь о падении своем, обнаружить кротость, явить смирение и умеренность, покорностью призвать на себя милость Божию, и должным почтением к священнику Божию низвести на себя божественное милосердие. О, гораздо лучше поступили бы они, написав письмо так, чтобы верующие, в своих молитвах за них, находили помощь в их смирении! Ибо легче получить то, о чем просят, когда тот, за кого просят, сам достоин получить просимое. Что же касается до Привата Ламбезитанского, то ты хорошо сделал, известивши нас о столь важном деле. Всем нам следует пещись о теле целой Церкви, члены которой размещены по разным провинциям. Впрочем и прежде твоего письма от нас не могло сокрыться лукавство хитрого человека. Ибо когда прежде

82

вам списки для прочтения *). Вы постарайтесь, со свойственным вам усердием, эту переписку

сего приходил один из его непотребной свиты именно знаменоносец Привата Футур, – и старался лестью выманить у нас общительные письма; то мы узнали, кто он, и писем, которых он желал, не дали. Желаем тебе здравствовать о Господе».

*) Письмо римских исповедников к Киприану:

«Цецилию Киприану, епископу Церкви Карфагенской – Моисей и Максим пресвитеры и Никострат и Руфин диаконы и прочие исповедники, пребывающие в истинной вере в Бога Отца и Сына Его Иисуса Христа Господа нашего и в Духа Святого, желают здоровья. – Среди различных и многообразных скорбей, собрат, причиняемых нам настоящими падениями многих братьев почти во всей вселенной, особенное утешение доставило нам полученное от тебя письмо: оно воодушевило нас, оно облегчило страдания болезнующего духа. Отсюда мы можем уже уразуметь, что благодать божественного провидения, может быть, для того и хотела удерживать нас столь долго заключенными в темничные узы, чтобы наставленные и сильнее одушевленные письмом твоим мы могли с большею охотою стремиться к предназначенному венцу. Ибо твое письмо обрадовало нас так, как во время непогоды ведро, и в бурном море желанная тишина, и в трудах покой, и в опасностях и болезнях здравие, и в густой тьме ясный и блистающий свет. Итак, мы впивали в себя это письмо жаждущим духом, мы вкушали его алчущим сердцем, так что радуемся, будучи достаточно насыщены и напоены к борьбе с врагом. Господь наградит тебя за такую любовь твою и явит надлежащий плод этого столь доброго дела. Ибо не менее достоин награды венца тот, кто поощрял, как и тот, кто претерпел; не менее достоин похвалы научивший, как и сделавший; не меньше должен быть почтен увещевавший, как и сражавшийся. Да, иногда высшая степень славы принадлежит настаивавшему, нежели тому, кто показал себя достойным учеником; ибо этот, может быть, не имел бы того, что произвел, если бы тот не научил. Итак, мы получили, опять скажем, брат Киприан, великую радость, великое утешение, великое облегчение особенно от того, что ты славные мучеников – не скажем – смерти, но бессмертия, почтил славными и достойными похвалами. Ибо таковые кончины и надлежало почтить такими речами, чтобы слова в рассказе соответствовали делам. Твое письмо представило нам эти славные победы мучеников, и мы некоторым образом проводили их очами нашими на небо, созерцали их находящимися уже между ангелами и властями и господствами небесными. Даже Господа, по обещанию свидетель-

83

нашу сделать известною нашим братьям. Также, если кто находится у вас или нечаянно прибудет

ствующего об них пред Отцом, мы как будто слышали своими ушами. Вот что ежедневно окрыляет наш дух и возбуждает к достижению толикой чести. Ибо что могло быть славнее, что счастливее для человека, как достигнуть, по божественному удостоению, того, чтобы между самими мучителями, в самой смерти исповедовать Господа Бога, – чтобы среди разнообразных жестокостей мирской власти, среди изысканных мучений, даже при измученном, израненном и изможденном теле, хотя отходящим, но способным духом исповедовать Христа Сына Божия? Что могло быть славнее и блаженнее, как, оставив мир, стремиться на небо, оставив людей, стать между ангелами, разорвав все временные препятствия, явиться уже свободным пред лицом Божиим, – без всякого замедления достигать Царствия небесного, – сделаться общником страданий со Христом в имени Христовом, – по божественному удостоению Судии своего сделаться судьей, представить незапятнанную совесть в исповедании имени, не повиноваться человеческим и святотатственным законам вопреки веры, свидетельствовать всенародно истину, умирая попирать самую смерть, которая для всех служит предметом страха, чрез самую смерть достигать бессмертия, – израненному и изможденному всеми орудиями жестокости самими мучениями препобедить мучения, – противоборствовать силою души всем болезням растерзанного тела, – не страшиться пролития своей крови, – начать любить самую казнь смертную и считать вредом для своей жизни остаться в живых? К этой брани, как бы некоею трубою Евангелия Своего, возбуждает нас Господь, говоря: иже любит отца, или матерь паче Мене, несть Мене достоин; и иже любит сына, или дщерь паче Мене, несть Мене достоин; и иже не приимет креста своего, и в след Мене грядет, несть Мене достоин (Матф. 10, 57-58). И опять: блажени изгнани правды ради: яко тех есть Царство небесное. Блажени есте, егда поносят вам, и ижденут, и рекут всяк зол глагол на вы лжуще Мене ради. Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех: тако бо изгнаша пророки, иже прежде вас (Матф. 5, 10-12). И еще: и пред владыки же и цари ведени будете Мене ради. Предаст же брат брата на смерть, и отец чадо: претерпевый же до конца, той спасен будет (Матф. 10, 18. 21-22). Побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем, якоже и Аз победих, и седох со Отцем Моим на престоле Его (Апок. 3, 21). И Апостол говорит: кто ны разлучит от любве Божия: скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или мечь? якоже есть писано: яко Тебе ради умерщвляеми есмы весь день; вменихомся якоже овцы заколения. Но во всех сих препобеждаем за возлюбившого ны (Рим. 8, 35-37). Перечитывая эти и подобные сим места евангельские и ощущая, что божественными словами, как бы фа-

84

к вам из иноземных епископов, моих сослужителей, или из пресвитеров и диаконов, пусть и они услышат от вас обо всем; и если бы они захотели иметь списки с тех писем и переслать к своим, то дозвольте им это. Я и Сатурну чтецу, брату нашему, поручил давать списывать их каждому желающему, дабы, в устроении на время каким-либо образом положения церквей, все сохраняли неизменное единомыслие. О том, как поступать далее, мы, как я уже писал

келами, воспламеняется у нас вера, мы не только уже не страшимся врагов истины, но и вызываем их; самою неуступчивостью своею мы уже победили врагов веры и обратили в ничто нечестивые, противные истине законы. И если мы еще не пролили нашей крови, а готовы пролить, то никто да не считает милостью этого замедления нашего отшествия: оно вредит нам, оно полагает препятствие славе, удаляет от нас небо, препятствует славному созерцанию лица Божия. В такой брани, где ратует вера, истинную милость составляет то, чтобы не замедлить смерти мучеников. Итак моли, возлюбленнейший Киприан, чтобы Господь Своею благодатью каждого из нас по вся дни более и более, чаще и охотнее, вооружал, просвещал, укреплял силами своего могущества, и, как отличный военачальник воинов своих, которых Он даже доселе упражнял и испытывал в лагере темничном, вывел уже на поле предположенного сражения! Да подаст Он нам оружие божественное, те стрелы, которые не знают поражения, броню правды, которая никогда не расторгается, щит веры, который не может быть пробитым, шлем спасения, который не может испортиться, и меч духовный, который не обык ломаться. Ибо кому более мы можем препоручить молиться за нас, как не столь славному епископу? Предназначенные к жертве, у кого должны просить помощи, как не у священника? Еще мы радуемся, что ты по своей обязанности, хотя обстоятельствами времени и был отлучен от братьев, однако ж не был далек от них: письмами своими ты часто укреплял исповедников, праведным подавал от своих трудов необходимое пособие, всегда и во всем являлся присутствующим и ни в одной части своей должности не уподоблялся беглецу. Но мы не можем умолчать, не можем не свидетельствовать громко о том, что сильнее возбудило в нас большую радость: это

85

весьма многим своим товарищам, полнее рассудим в общем совете, когда, по милости Божией, станем собираться вместе. Желаю вам, возлюбленнейшие и вожделеннейшие братья, всегда здравствовать. Приветствуйте братство. Прощайте.

то, что ты, по здравому рассуждению, как мы замечаем, достойно обличал тех, которые, забыв о своих преступлениях, поспешно и торопливо, в твое отсутствие, исторгли мир у пресвитеров, обличил и пресвитеров, которые, не уважив Евангелия, с непростительною легкостью отдали святыню Господню псам и бисер свиньям, тогда как великое преступление, произведшее почти во всей вселенной невероятное опустошение, надлежало, как сам пишешь, подвергнуть осторожному и осмотрительному рассмотрению, при совещании со всеми епископами, пресвитерами, диаконами, исповедниками и даже, как в твоих письмах и сам свидетельствуешь, в присутствии мирян. Ибо не пренебрегается ли божественное слово, когда столь легко даруется прощение согрешающим? В самом деле, надобно укреплять души их и питать до времени их зрелости, показывая им из Свящ. Писаний, сколь великий и чрезвычайный грех они совершили. Пусть их не одушевляет то, что их много; но то самое, что их много, более да удерживает их. Обыкновенно, на уменьшение важности преступления нисколько не имеет влияния огромное число, а раскаяние, скромность, терпение, благочиние, смирение и покорность, ожидание суда других о себе и подчинение себя чужому мнению. Вот чем доказывается покаяние! Вот чем на рану наводится рубец! Вот что  восстановляет и поднимает развалины ниспроверженного духа, – что погашает и уничтожает горячий пар преступлений в колеблющихся! Врач не дает того, что прилично телам здоровым: иначе неблаговременная пища не укротит бури расстроенного здоровья, а увеличит ее, и то, что ранее могло быть ослаблено постом, чрез нетерпение будет надолго усилено неудобосваримою пищей. Итак, руки, оскверненные нечистым жертвоприношением, должны быть омыты добрыми делами, и уста, оскверненные нечестивою пищей, должны быть

86