Когда светская власть, под влиянием разного рода обстоятельств, пришла (в 1863 г.) к мысли о необходимости дарования сектантам и раскольникам гражданских и религиозных прав более широких, чем какими они пользовались прежде, она не только не думала при этом отступать от того основного начала, которым руководствовалась в своих отношениях к заблуждающим во все время царствования императора Николая и по которому все существующие в России секты и толки раскольнические были разделены на два разряда: на более я менее вредные, но напротив вопрос о более точной и правильной классификации сект считала одним из самых важных и существенных. Во всеподданнейшей докладной записке бывшего министра внутренних дел Валуева, представленной на высочайшее государя императора благоусмотрение 4-го октября 1863 года, в которой излагался проект законодательной реформы по расколу, мы читаем следующее: «пересмотреть нынешнюю классификацию сект и распределить оные на более и менее вредные по тем главным отличительным признакам молитвы за царя и признания брачного союза, которые, при всей затруднительности точного в них удостоверения, не могут быть заменены никакими другими, потому что монархическое начало составляет коренное основание нашего государственного быта, а брачный союз коренное условие всякого гражданского устройства» ¹). А высочайше учреж-

1) «Христ. Чтен.» 1886 г. № 3—4, стр. 480.

449

450 —

денный 6-го февраля 1864 года для рассмотрения означенного проекта особый временный, комитет из духовных и светских членов мысль министра внутренних дело разделении всех сект и толков раскольническим на более и менее вредные—с тем, чтобы главною разграничительною чертою между ними были признаки молитвы за царя и признания брачного союза в смысле не срочного, а постоянного сопряжения, не только признал «наиболее соответствующею» предположенной реформе, во даже, вследствие возбужденного сомнения относительно достаточности этих двух признаков, счел необходимым вопрос об этом предмете передать на обсуждение обер-прокурора Св. Синода и затем, согласно с его отзывом, к указанным министром внутренних дел признакам вредности сект решал присоединить несколько других, совокупность которых обнимала бы отношение сектантства и раскола не только к государству, но и к вероучению св. церкви. В силу такого взгляда на дело, комитет окончательно постановил считать более вредными не только тех заблуждающих, которые отвергают молитву за царя и брак, ми допускают только срочные или временные супружеские союзы, но и тех, которые не признают пришествия в мир Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа, не признают никаких таинств и никакой власти богопоставленной, допускают, при наружном общении с церковью, человекообожание и, наконец, посягают на оскопление себя и других на основании богохульного учения ¹). А это значило, что, по мысли комитета, к более вредным сектантам должны быть относимы не только раскольники-беспоповцы, отвергающие брак и молитву за царя, но и сектанты рационалистического и мистического направления: скопцы, духоборцы, хлысты, молокане и другие, как это было и в царствование императора Николая. 16-го августа того же 1864 года государю императору благоугодно было утвердить окончательные заключения

¹) Там же, стр. 487.

— 451—

комитета, но с тем, чтобы общегражданские права, которые комитет предположил даровать заблуждающим, «были относимы только к раскольникам менее вредных сект, за исключением тех случаев, где именно упоминается в заключениях комитета об отмене ограничений, существующих для раскольников сект более вредных» ¹).

После всего сказанного понятно, что г. Мельникову, который, в качестве эксперта, был приглашен в учрежденную в начале 1875 года при министерстве внутренних дел комиссию для всестороннего обсуждения и разработки высочайше утвержденных 16-го августа 1864 года предначертаний особого временного комитета по делам о раскольниках и от которого, как «специалиста по части раскола», комиссия в лице ее председателя стас-секретаря князя Лобанова-Ростовского «признавала полезным, для исполнения возложенного на нее дела, получить некоторые сведения в особенности касательно классификации раскольнических сект» ²), необходимо было вести речь не об одних федосеевцах и других раскольниках-беспоповцах, отвергающих молитву за царя и брак ³), во и о скопцах, хлыстах, духоборцах, молоканах и других сектантах мистического и рационалистического направления, которые по указанным комитетом признакам также должны были считаться сектами более вредными и на которых поэтому проектированные комитетом льготы не могли распространяться. И действительно, автор «писем о расколе», как видно из поданной им бывшему министру внутренних дел Тимашеву ⁴) и напечатанной в июльской книжке «Исторического Вестника» за прошлый год записки, счел долгом и обе указанных сектантах сообщить комиссии по мало

¹) Там же, № 5 — 6, стр. 731.

²) «Исторический Вестник», 1384 г., декабрь, стр. 572.

³) На сколько верны сообщенные кои миссии г. Мельниковым сведения по этому предмету, подробная речь об этом была в «Церковн. Вестн. за 1886 г. №№ 1-3, 5-6, 18—20.

⁴) «Историч. Вестн.» 1884 г. дек. стр. 573.

452

сведений, но—таких, которые не легко признать справедливыми. Соглашаясь, что скопцы и хлысты, как отрицающие брак, должны быть относимы к числу сект более вредных (стр. 52 — 54), г. Мельников настойчиво доказывал комиссии, чти духоборцы и молокане должны быть отнесены к числу сект менее вредных ').

¹) Читатель может, пожалуй, спросить, нужно ли возбуждать и обсуждать вопрос о разделении существующих у нас сект и толков раскольнических на более и менее вредные—после того, как закон 3 мая 1683 года «о даровании раскольникам некоторых прав гражданских и по отправлению духовных треб», на который справедливо следует смотреть, как на окончательную редакцию высочайше утвержденных 16 августа 1864 года заключений особого временного комитета по делам о раскольниках, даже не упомянул об нем. Почему указанный закон обошел вопрос о разделение сект и толков раскольнических на более и менее вредные,—потоку ли, что правильное решение этого вопроса, запутанного г. Мельниковым, а за ним—и комиссией 1875 года, было затруднительно, потому ли, что официальное признание сект более и менее вредными казалось неудобных «в точки зрения общего гражданского законодательства», в котором говорятся (Св. зак. т. XIV, ст. 6), что раскольники не преследуются за их верования, или наконец — потому, что обозначение сект в тенете закона под их собственными наименованиями, было бы с одной стороны признанием их, а с другой «громко свидетельствовало бы о религиозном разъединении в наших народных массах» («Христ. Чтен.» 1886 г. J'S3 — 4, стр. 175 — 6),—мы не знаем; но нам думается, что и в настоящее время вопрос об отношении той или другой секты или толка раскольнического к государству и в вероучению св. церкви не безразличен для власти. 12-й § майского закона гласит, что «в тех случаях, когда на основании стт. 3, 4, 7 и 8 (которыми дозволяется заблуждающим вступать в иконописные цехи, занимать общественные должности, распечатывать молитвенные здания и обращать для общественного богомоления существующие строения) настоящего узаконения требуется разрешение или утверждение министра внутренних дел, он делает надлежащие относительно раскольников распоряжения, сообразуясь как с местными условиями и обстоятельствами, так равно с нравственным характером учения и другими свойствами каждой секты». А между тем, как оказывается, департамент общих дел не обладает достаточными по этому предмету сведениями («Русск. Старина», 1834 г. карт, стр. 642; апрель, стр. 150). И сами заблуждаюшие, которые нередко знают взгляды на них правительства лучше, чем многие православные, не посвященные в канцелярские тайны, доселе убеждены, что, несмотря на отсутствие в законе 3-го мая классификации сект и толков раскольнических, не все они могут пользоваться одинаковым вниманием власти. В 1884 году один из федосеевских наставни-

— 453 -

«О духоборцах и молоканах, читаем мы в записке г. Мельникова, в синодальной классификации сказано: «никакой власти не признают, покоряются только поколику нельзя противиться» ¹). Это несправедливо. Они верны монархическому на-

ков посада Сольцы, псковской губерния решился ходатайствовать пред правительством о разрешении на открытие «под его фирмой» моленной. Не находя среди своих «овец» людей опытных, которые могли бы дать ему полезный совет, как успешнее достигнуть цели, Мосягин отправился в Петербург и Москву, где не мало Шибаевых, Егоровых и других искусных ходатаев» пред властью за древле-православных христиан». По возвращении в Сольцы, Мосягин составил на имя министра внутренних дел прошение, обошел с ник всех своих прихожан, прося их приложить к прошению свои руки, и в начале 1885 года послал прошение в Петербург. Но так как в Сольцах кроме Мосягина есть еще несколько других наставников, имеющих свои паствы и преследующих свои интересы, то неудивительно, что его затея, как она ни была ведена тайно, огласилась; начались между содецкими федосеевцами толки и расспросы, после которых оказалось, что Мосягин назвал в прошении своих пасомых не федосеевцами, а старо-поморцами. На вопрос: почему он так поступил, наученный опытными людьми Петербурга и Москвы старец отвечал: это написано для того только, чтобы власть лучше обратила внимание на прошение, так мне и люди опытные по сим делам говорили, что власть скорее разрешает открытие моленных поморцам, чем федосеевцам безбрачным»; а когда Мосягина спросили, почему он назвал в прошении свою «веру» не прямо поморскою, а старо-поморскою, он отвечал следующее: это пригодно будет только на такой крайний случай, если после того, как разрешат нам открыть моленную, будут ревизовать, почему мы, записавшись поморцами, опять-таки отвергаем браки; на это мы им скажем вот что: мы де не писали поморская брачная», во мы писали в прошении «старо-поморская» вера; начальник же оной старо-поморской веры был приснопамятный Данило Викулич, браков он не принимал, а также и моления за царя; вот мы тем его времячком и хотим подышать». Глубоко справедливо после этого замечание «ревнителя православия», сообщившего эти сведения издателю «Истины», что раскольники «привыкли ходить к властям путем обмана» (книг. 101, сент. и окт. 1885 г. мессион. свед. стр. 41—46), очень обстоятельно было говорено в 19 и 20 №№ «Церковн. Вестника» за настоящий год.

¹) В синодальной классификации 1842 г., которую имел в виду г. Мельников (стр. 42), было сказано о молоканах и духоборцах следующее: «не принимая присяги, не уважают верности, и никакой власти не признают богопоставленной; повинуются только поколику нельзя противиться. Секта разрушительная» (Собран. постанови. по части раскола. 1858 г. стр. 409).

454 —

чалу, они признают верховную власть государя императора и поставляемые им начальства» (стр. 44). Как ни приятно было бы каждому русскому согласиться в этом случае с автором «писем о расколе», тем не менее мы не можем этого сделать в виду нижеследующих данных.

В именном высочайшем указе, данном правительствующему сенату от 28 августа 1799 года, изображено: «по случаю открывшейся ныне в новороссийской губернии духоборческой ереси, издавна в России умы и сердца развращающей, и противу коей при начале царства нашего, следуя человеколюбию, употребили мы наикротчайшие меры, надеясь, что та гнусная секта восчувствует наше отеческое к ней снисхождение и на путь истинный рассудка, чести и веры обратится, видя по существованию еще оной, сколь участники ее суть нашей пощады недостойны, повелеваем сенату нашему: согласно с представлением новороссийского гражданского губернатора Селецкого, всех изобличенных в ереси духоборческой, числом 31 человека, отослать в Екатеринбург вечно к разработке рудников, содержа их всех скованными и употребляя в наитягчайшия работы, дабы сии духоборцы, отвергающие вышнюю власть на земле, пределом Божиим постановленную, возчувствовали чрез сие, как следует, то, что суть на земле власти, Богом определенные на твердую защиту добрым, злодеям же подобных на страх и наказание» ¹). Из этого указа г. Мельников мог бы

¹) Полн. собр. Зак. т. XXV, 19,097; Собр. постановл. до части раскола, 1860 г. кн. I, стр. 772. А между тем сенатор Лопухин в доведении своем (от 12 ноября 1801 г.) государю, приписывая противные верноподданническим обязанностям отзывы духоборцев о власти «недоумению и неискуству увещателей», в подтверждение своего взгляда говорил: «образ мыслей духоборцев довольно уже испытав правительством чрез прежние розыски» («Чтен. москов. общ. истор. и древн. росс.» 1860 г. кн. III, стр. 97). Очевидно, почтенному сановнику был неизвестен вышеприведенный указ императора Павла, а равно и именной его же указ от 30 марта 1800 года (Полн. собр. зак. т. XXVI, № 19,352), в котором духоборцы села Чудова новгородской губернии рисуются «не признающими государя и предпоставлен-

— 455 —

убедиться не только в том, что в конце прошлого столетия духоборцы отвергали «вышнюю власть, пределом Божиим «оставленную», но и в том, что и «наикротчайшия меры» правительства против них, которых так настойчиво требует для сектантов светская печать, не делают духоборцев безвредными в государственном и гражданском отношении.

С воцарением императора Александра І-го взгляд правительства на духоборцев изменяется. Этот благодушный государь, под влиянием разных обстоятельств, стал смотреть на духоборцев только как на «отделившихся от православной греко-российской церкви», как на заблуждающих, и рекомендовал всем действовать на них одними увещаниями, «чтоб они лучше почувствовали обязанности свои к правительству» ¹); мало этого: государь требовал, чтобы власти не входили с духоборцами «в

ной власти», за что и были преданы гражданскому суду и подвергнуты строгому наказанию, как «оставшиеся по закоснелости сердец в буйном зломыслии упорными»; не знал также сенатор и того, что еще в 1791 году духоборцы екатеринославской губернии мариупольского уезда судились за то, что публично на улицах стали отрицать значение и силу верховной власти (Духоборцы, Новицкого, 1882 г. стр. 52 и 237). Впрочем Лопухин хотя и старался уверить императора Александра 1 в том, что духоборцы «готовы повиноваться монаршей власти и исполнять все земские обязанности», «признают государей от Бога поставленными и за долг считают им повиноваться», тем не менее не решался скрыть того, что и между духоборцами могут встретиться лица, которые на деле окажутся «возмутителями против власти и общего спокойствия»; рекомендуя поступать с такими людьми по всей строгости законов, он только советовал «не входить в мысленные источники и причины неисполнения» духоборцами верноподданнического долга и обязанностей, предписанных высочайшими указами и государственными законами, по общему гражданскому и земскому состоянию» («Чтен. моск. общ. истор.» 1860 г. кв. III, стр. 96—98 и 100). После этого нас нисколько не удивляет то обстоятельство, что многие современники Лопухина считали его «превеликим защитником всякой секты и расколов» (там же, стр. 103, примеч.). Что пред духоборцами и вообще пред сектантами рационалистического и мистического направления Лопухин почти благоговел,—в этом не может быть ни малейшего сомнении; но к раскольникам-старообрядцам, кажется, он относился не вполне благосклонно, не допуская в них даже искренности убеждений. (Там же, стр. 101—102).

¹) Собран. постановл. по части раскола, 1858 г., стр. 22.

— 456 —

неосторожные и совсем ненужные объяснения и разбирательство о верховной власти» ¹) и чтобы, «доколе не обнаружено будет в духоборцах явного неповиновения установленной власти», дотоле не судить «но единому смыслу их ереси и не обвинять их в сем преступлении» ²); «надобно, говорил император в указе от 9 декабря 1816 года, чтобы они могли почувствовать, что они состоят под охранением и покровительством законов, и тогда только надежнее можно ожидать от них любви и привязанности к правительству и взыскивать исполнения по законам его» ²). Таким образом снисходительные распоряжения правительства относительно духоборцев в царствование Александра Благословенного имели не тот смысл, какой придает им г. Мельников, утверждая, будто бы император считал обвинения сектантов в неповиновении власти несправедливыми и не верил им (стр. 49); напротив, как видно из вышеприведенных выражений высочайших указов, государь знал отрицательное отношение духоборцев к правительству, знал, что «неповиновение установленной власти» составляет «смысл их ереси» (т. е. что, по духу своего учения, духоборцы и не могли иначе относиться к власти), и если действовал относительно заблуждаюших снисходительно, то единственно с тою целью, чтобы этим дать им почувствовать обязанности их к правительству, привязать их к нему. Что же? Оправдали ль духоборцы надежды милостивого монарха и изменили ль свои отношения к Богом установленной власти? В ответ на этот вопрос укажем на следующие факты.

В 1805 году в селе Константиновке, мариупольского уезда, екатеринославской губернии, взяты были три духоборца, не признававших никакой власти. Государь император, усмотрев из поднесенного на высочайшее усмотрение представления министра внутренних дел графа Кочубея, что люди эти «скитались без паспортов и, быв сами напоены нелепыми правилами, бла-

¹) Полн. собр. зак. т. ΧΧVΙΙ, № 20,545, указ 6 декабря 1802 г.

²) Там же, № 20,629, указ 21 февраля 1803 г.

³) Собран. постан. по части раскола 1858 г. стран. 49.

— 457 —

гоустройству противными, могут распространять и между другими свое заблуждение и нарушать общее спокойствие», высочайше повелел: «означенных людей, как оказавших неповиновение властям и могущих распространить свое заблуждение другим, сослать в Соловецкий монастырь» ¹).

В 1807 году производилось дело над двумя казаками войска донского—Прокудиным и Артемьевым, которые оказались духоборцами. По суду обнаружилось, что упомянутые казаки не только «отрицали исповедуемый грекороссийскою церковью закон, но и не признавали верховной и никакой другой власти и неповиновались ей». Государь император, рассмотрев судебное дело, обратил особенное внимание на то обстоятельство, «что оные казаки не только в столь важном их преступлении признались пред военным судом, но и упорно подтвердили оное», и потому, «входя в существо всего дела, полагал мнением, дабы, не наказывая их кнутом (как полагал один из членов военной комиссии), заковать навсегда в железы и отослать не в каторжную работу, а в Соловецкий монастырь; ибо всякое публичное телесное наказание, замечал монарх, будет их более утверждать в их заблуждении и подает им о себе мысль, как о страждущих невинно за веру; а вечное заключение в пустыне каж-

¹) Собр. пост. по части раск. 1860 г. кн. 2, стр. 58—59; Новицкого «Духоборцы стр. 112—13; Ливанова «Раскольники и острожники», т. 3, стр. 324-325. Правда, в записке, поданной екатеринославскими духоборцами губернатору Коховскому еще в 1791 году, говорилось, что будто бы даже Силуан Колесников учил своих последователей «повиноваться властям и господиям мира сего не токмо благим и кротким, но и строптивым» (Чтен. моск. общ. истор. и древн.» 1871 г. кн. II, стр. 31), что «преступавший веление земного царя есть преступник, достойный жестокой казна» (там же, стр. 31), что «Господь поставляет власти» и проч. Но верить всем этим фразам было бы странно в виду замечаний авторов записки о том, что «в чьем сердце в полуденном свете взойдет солнце вечные правды, луна и звезды губят свет, тамо истинно не нужны для чад Божиих царие, власти и никакие человеческие законы; не страха бо их ради бегут они от зла», и что духоборцам, как «праведникам, никаков закон не положен, т. е. закон принудительный, ни Божеский, ни царский» (там же. стр. 74—75).

458 —

дого порознь будет им вящим наказанием и дает им время опомниться в их заблуждении; сверх того площадное наказание может более и других заблудившихся, под названием духоборцов, отвлечь от православные церкви и послушания верховной власти; а ссылка в каторгу произвести таковую ж вредную заразу в развращении веры грекороссийского вероисповедания и непризнавании верховной власти между порочными людьми, туда сосланными» ¹).

В 1818 году государь император, во время путешествия своего по мелитопольскому уезду, таврической губернии, повелел возвратить, по просьбе тамошних поселенцев, некоторых духоборцев, сосланных в архангельскую, иркутскую и тобольскую губернии; а так как в числе сосланных находились два рядовых 23-го егерского полка—Парамон Боровков и Егор Попов, то государю угодно было узнать, за что именно сосланы были Боровков и Попов. По справке, министр внутренних дел донес императору, что упомянутые рядовые были наказаны кнутом и сосланы (в 1811 г.) в Нерчинск «за отметание преданий грекороссийскою церковью установленных и за непризнавание над собою верховной власти» ²).

Вскоре после этого генерал-адъютант Дибич, сопутствовавший государю в путешествии его по таврической губернии, дал следующий отзыв о духоборцах пред комитетом министров: «в последнее путешествие мое по Таврии с государем императором, я сам лично видел неоднократно встречавшихся по дороге духоборцев переселяемых, бодрый и веселый вид коих показывал, что они оставляли дома и родину без всякого сожаления и с охотою спешили соединиться с своими единомышленниками в таврической губернии. Сверх того, в проезд чрез духоборческие селения государя, было подано ему от

¹) Собран. постановл. во части раск. 1860 г. кв. 2, стр. 54—56.

²)Собр, постановл. по части раск. 1858 г. стр. 56—57; снес. «Духоборцы». Новицкого, стр. 75.

459 —

духоборцев несколько десятков просьб о присоединении к ним их семейств, оставшихся на прежних жилищах. Почему я полагаю, что от соединения в одном месте сего рода людей, разрушающих по своей ереси все гражданские связи, нельзя достигнуть цели правительства, а напротив средство сие, усиливая их народонаселение, достигшее уже ныне до несколько тысяч душ, может вести на будущее время к весьма вредным последствиям»

Если же даже в царствование Александра І-го, когда, благодаря гуманному взгляду правительства на сектантов, только в случае «явного неповиновения» духоборцев «установленной власти « можно было «обвинять их в сем преступлении», иногда не только запрещалось губернаторам и другим низшим властям «входить с духоборцами в неосторожные и совсем ненужные объяснения и разбирательства о верховной власти», но даже отзывы сектантов, «противные верноподданническим обязанностям», которые они делали при увещаниях, считались «исторгнутыми неискусно сделанными вопросами со стороны увещателей» ²), встречалось немало случаев, когда духоборцы на увещаниях и на суде «государя помазанником Божиим не признавали» ³), за что и терпели наказание от нелюбившего прибегать к строгим мерам императора; то очевидно, что в то время эти сектанты не были хорошими верноподданными. Если же случаев таких мы знаем не много, то не потому, чтобы их не было, а потому, что наши архивы, в которых хранятся подобного рода дела, еще только приводятся в порядок...

В самом начале царствования императора Николая Павловича происходит перемена в отношениях правительства ко всем заблуждающим, в том числе и к духоборцам. В 1826 году, председатель департамента законов Государственного Совета Паш-

¹) «Раскольн. и острожники», Ливанова, т. 3, стр. 539.

²) «Чтен. моск. общ. истор. и древн.» 1860 г. кв. 111, стр. 95.

³) Ливанов, т. I, стр. 129.

— 460 —

ков дал такое мнение о духоборцах, что они по своим «правилам или умствованиям силятся к разрушению всего того, что есть в мире ценного для истинного сына церкви, престола и отечества», что «прикрывая себя какою-то скромностию и в поведении умеренностию», духоборцы «сею личиною тем надежнее успевают уловлять слабых и маловерных и распространять свое общество», «что хотя духоборцы появляются до сих пор токмо из низшего сословия людей, но размножение общества в духе безначалия, в каком бы сословии людей ни гнездилось, весьма вредно и угрожает опасными последствиями для государства», и что потому «нужно поспешить к ослаблению, или уничтожению такого возмутительного в корне своем общества мерами решительными и сильными, поелику снисходительные, в понятиях сих к безначалию уклонившихся людей, казаться могут уступчивостью правительства, что не менее опасно, как и самое размножение общества». Настаивая за тем, согласно с мнением главноуправляющего в Грузии генерала Ермолова, что духоборцы должны быть поселены не в пределах, а за пределами кавказской области, Пашков мотивировал свою мысль тем, что «духоборцы, сделавшись на первой по границе пред неприязненным народом черте поселянами, должны будут сами защищать себя лично, свои семейства и всю свою собственность», и что «будучи поставлены в такое положение, они сами по себе уразумеют тогда необходимость и пользу в учреждении властей от правительства, и в полной к оной покорности и скоро почувствуют, что никакое общество не может существовать без главы или начальства». На возражение же, что духоборцы, как неискусные в военном деле, могут напрасно погибать от неприятеля, опытного в боях, председатель департамента законов отвечал: «собственная их нужда будет им учителем; оная укажет им средства к обороне... Впрочем, заметил оратор, как в военных действиях нельзя обходиться без потери людей, то для правительства не полезнее ли

461 —

занять границу, требующую строгой обороны, населением людьми, по духу и правилам их, для блага общего вредными; нежели таковых держать внутри государства. Убыль людей зло творящих, каковыми, к крайнему сожалению, суть духоборцы, непреклонные покинуть своего безначалия ересь, не должна вменяться в потерю для государства. Мера таковая, по моему млению, есть одна из надежнейших, чтобы ею в одно время и исправлять нравственное зло, и покорять строптивых благим законам повиновения ко властям и сберечь мирных и незлобивых для блага отечества». И хотя министр внутренних дел был против такого мнения, тем не менее комитет министров согласился с Пашковым, а в заседании 6-го февраля 1826 года было объявлено, что и император Николай Павлович утвердил положение комитета и мнение председателя департамента законов Государственного Совета, высочайше повелев: «донских казаков, впадающих в духоборческую ересь, вместо таврической губернии переселять вне настоящих пределов кавказской области близ повой линии наших укреплений» ¹).

Лишь только духоборцы узнали (а это у сектантов совершается почему-то очень скоро) о таком взгляде на них нового правительства, как немедленно они вспомнили «мудрый» совет своих первых наставников: «наружно неуклонно покоряться постановлениям церкви и правительства» ²), и стали тщательно скрывать свое учение о власти и о других, противных общественным законам предметах. Учение первых духоборческих наставников о том, что все люди равны и потому власти не нужны ³), что они учреждены в мире мудрейшими для людей злых, что для сущих не от мира и власти мирские не нужны, что И. Христос освободил своих последователей от всех

¹) Втор. поля. собр. зак. т. I, № 126; Собр. пост, по части раскола, 1808 г. стр. 89 и 96; «Духоборцы», Новицкого, стр. 121—123.

²) «Раскольники и острожники», Ливанова, т. 2, стр. 64.

³) Там же, т. I, стр. 355.

— 462 —

человеческих законов ') и проч., хранилось духоборцами и в царствование императора Николая І-го, как хранится и доселе: только в выражении этого учения произошла перемена. Признанные сектою особенно вредною, духоборцы, употребим их собственное выражение, «в языке пред всяким стали сильно косвенны» ²) и, отвергая присягу, «не признавая над собою никакого начальства» ³), давая у себя пристанище беглым, дезертирам и проч. ⁴), на допросах, при увещаниях, стали утверждать, что «почтение к власти самодержавной и установлена ной от опой иметь не отрицаются» ⁵); а чтобы лучше замаскировать свое отношение к правительству и закону, завели, как значится в одном деле, свою собственную полицию, при помощи которой скрывают от местных властей все, происходящие между ними, беспорядки; на вопросы же: «по какой причине считают их непокорными, ослушниками законной власти», со смирением и уклончиво отвечали: «мы не знаем другой причины, кроме клеветы и злобы, ибо мы во всем повинуемся, кроме дел до нашей совести и спасения касающихся» ⁶). Понятно после этого, почему все, занимавшиеся исследованием секты духоборцев в царствование императора Николая и до наших дней, согласно утверждали и утверждают, что, несмотря на наружную покорность духоборцев правительству, сектанты эти и доселе считают властей богопротивными и повинуются им, только уступая страху и силе. Так смотрели на дело митрополит киевский Евгений ⁷), Новицкий ⁸), неизвестный автор составленной в 1841 году «записки о духоборцах, обитающих в мелитопольском

¹) Там же, т. 2, стр. 91—92.

²) «Чтен. моск. общ. истор. и древн. 1871 г. кн. II, стр. 78.

³) Истор. минист. внутр. дел Варадикова, т. 8, стр. 231.

⁴) Собр. постан. по части раскола 1858 г, стр. 31.

⁵) Раскольн. и острожники, Ливанова, т. 2, стр. 257.

⁶) Там же, стр. 634.

⁷) Древн. и нов. Россия, 1880 г. декабрь, стр. 617.

⁸) «Духоборцы», стр. 236—238 и 277—279.

— 463 —

уезде, таврической губернии» ¹), Кельсиев ²) и даже сам г. Мельников, относивший в 1857 году духоборцев к числу сектантов, отвергающих всякую законную власть и ожидающих скорого падения православия и ниспровержения существующего порядка государственного ³). Значит, взгляд на духоборцев, как на людей, признающих верховную власть государя императора и поставляемые им начальства, высказанный автором «писем о расколе» в комиссии 1875 года, для науки и литературы составляет новость; но так как эта новость не обоснована ни на каких положительных, фактических данных, то и остается только принять ее к сведению.

Впрочем, утверждая, что все сектанты-рационалисты верны монархическому началу и признают верховную власть государя императора, г. Мельников имел в виду не столько духоборцев, о которых он только упомянул как бы мимо ходом, сколько молокан. Это—потому, что в синодальной классификации сект о духоборцах было только замечено, что они «одинакового духа с молоканами», тогда как о молоканах прямо было сказано, что они, «не принимая присяги, не уважают верности и никакой власти не признают богопоставленной». Соглашаясь с тем, что молокане, как и однородные с ними штундисты и др., отвергают молитву за царя и присягу по той формуле, какая у нас ныне употребляется, г. Мельников в то же время уверяет, что молокане «не отвергают верности государственной власти и верны ее верховному представителю, государю императору» (стр. 44). В подтверждение такого взгляда на молокан, автор «писем о расколе» указывает на «строгое исполнение ими государственных обязанностей», на то именно, что молокане исправно платят подати, что «между ними не случается каких-либо волнений», что «самые обыкновенные в на-

¹) Труды киев. дух. акад. 1876 г. ч. III, стр. 391 и 396.

²) Сборн. правит. свед. о раскольниках, т. 2, стр. VI.

³) Там же, т. I, стр. 196—197.

— 464 —

шем народе преступления и проступки, в роде воровства, обмана, чрезвычайно редки между ними» (стр. 45). При всем уважении к г. Мельникову, мы не можем признать довода его убедительным и серьезным. Прежде всего, государственные обязанности каждого русского не ограничиваются одним исправным платежом податей; во-вторых, исправное отбывание молоканами этой повинности может быть объяснено не одними верноподданническими чувствами их к верховной власти государя императора, а совершенно другими их соображениями и побуждениями, именно— желанием сектантов избежать лишних столкновений с представителями не признаваемой ими власти, чтобы чрез то скрыть от них свое неправильное отношение к ней ¹). Теми же причинами

¹) А что действительно исправный платеж сектантами податей еще не может служить несомненным доказательством преданности их предержащей власти, в этом легко убедиться из следующего примера. В конце 1883 года в селе Ладьине, старицкого уезда, тверской губернии, появились новые сектанты, под названием: «пашковцы», во главе которых стал прибывший из Петербурга крестьянин Никанор Трофимов Орехов. Сначала местные и окрестные жители отнеслись к сектантам равнодушно, но потом, когда заблуждающие позволили себе открыто издеваться над разными обрядами πустановлениями св. церкви, православные стали к сектантам во враждебное отношение. В 1885 году вражда эта усилилась до того, что православные крестьяне решились подать тверскому губернатору прошение, в котором умоляли начальника губернии «принять меры к прекращению пропаганды» сектантов и наказать тех из них, которые позволяли себе кощунствовать над православием. Излагая вины сектантов, просители между прочим писали: «а что особенно поразило вас к оскорбило, так это то, что в день тысячелетия памяти просветителей славянских—Кирилла и Мефодия пашковцы, несмотря на предупреждения, в тот день работали; а когда им сказали, что празднество это установлено церковьюи по высочайшему государя императора повелению и как это они осмелились ослушаться воли государя императора,—на это они, особенно Орехов, отвечали, что они подати государю уплатили, а затем знать никого не хотят, что государь такой же человек, как и они, и они не признают в нем помазанника Божия, и что он не может приказать им праздновать, или не праздновать какому-то Кириллу; а если бы государь и вздумал приказать им что-либо противное им и их духу и вероучению, то они такого приказания никогда не исполняли бы. Губернатор, посетив село Ладьино, нашел дело в таком именно положении, как оно изложено было в прошении. («Истина»,

— 465 —

могут быть объяснены и все другие гражданские добродетели молокан, которые, кстати заметим, оказываются, но известиям ¹), далеко не такими высокими, какими рисует их г. Мельников.

Понимая, вероятно, что одного указания на то, что «молокане —исправные плательщики податей» недостаточно для того, чтобы, вопреки общему мнению, признавать их «верными государственной власти и ее верховному представителю», автор «пи» сем о расколе», в подтверждение своего взгляда на сектантов, ссылается еще на свой авторитет, — на то, что он больше 25 лет изучал раскол и может говорить б нем «не по одним книгам и бумагам, но как очевидец и послух», что в частности он не только беседовал с молоканскими наставниками, но даже «бывал и при молоканском богослужении» (стр. 43). Как ни велик авторитет г. Мельникова, как знатока раскола и сектантства, тем не менее важность возбужденного им вопроса заставляет нас проверить взгляд его на молокан историческими данными. Что же говорят эти данные?

По откровенному сознанию самих и притом современных нам молокан, в основу отношений их к правительству и порядкам гражданской жизни были положены основателем молоканства — известным Уклеиным следующие мысли: «идеже дух Господень, ту свобода, говорит ап. Павел (2 Кор. III, 17). Следовательно, основанием нравственной жизни истинного христианина должна быть совершенная свобода, независимость ни от каких человеческих законов и принуждений. И не должно быть

1885 г. ноябрь и декабрь мисс. свед. о раск., стр. 41—48). Мог ли председатель департамента законов Государственного Совета, мнение которого о духоборцах мы изложили выше, думать, что впоследствии под его фамилией явятся сектанты, во духу своего учения мало чем отличающиеся от духоборцев.

¹) «Отечеств. Записки», 1867 г. т. CLXXIII, стр. 114; Церковно-Обществ. Вестник 1875 г. №№ 26 и 35; Голос. 1880 г. №№ 88 и 103, сообщ. из Тифлиса.

— 466 —

власти людей над теми, в ком вселилось учение Христово. Мирские власти благодетельны на земле и поставляются Богом, но доставляются только для сынов мира. А Господь сказал о христианах: не суть от мира, якоже и Аз от мира несмь (Иоан. 17,. 14). Посему для духовных христиан, которые не от мира, мирские власти не нужны: как чада света, такие христиане сами стараются жить по заповедям Иисуса Христа. Исполняя заповеди божественные, они не имеют нужды в человеческих законах и не обязаны исполнят их, даже должны избегать исполнения тех законов, которые противоречат учению слова Божия; так—они должны избегать рабства помещикам, военной службы, войны, присяги, как дел, непозволенных Писанием. А так как невозможно открыто противиться правительству и не исполнять это требований, то духовные христиане, подражая первенствующим христианам, могут скрываться от него; а братья их по вере обязаны принимать и укрывать их, исполняя заповедь Писания: старого и младого между стенами твоими сокрый (3 Ездр. II, 22), и подражая Аврааму, принявшему к себе в кущу трех странников, и блуднице Раав, укрывшей у себя соглядатаев еврейских» ¹). По нашему мнению, более чем трудно найти в приведенных мыслях Уклеина основание утверждать, будто бы молокане признают над собою государственную и гражданскую власть, считают обязательными для себя ее законы и распоряжения и суть верные исполнители государственных обязанностей, как делает это г. Мельников.

В скором времени молокане те пункты своего учения, которые были несогласны с законами гражданскими и общественными, развили еще более и подыскали для них основания из св. Писания. На основании слов апостола Павла: несть наша брань противу крови и плоти (Ефес. VI, 12) молокане стали утверждать, что Бог не только запрещает вступать в военную службу,

¹) «Отечеств. Записки», 1870 г., июль, стр. 301.

-467 —

где должно проливать кровь и убивать тело, но и угрожает вступающим наказанием—в следующих словах: иже аще в плинение ведет, в пленение пойдет; аще кто оружием убиет, подобает ему оружием убивну быти (Апок. XIII, 10); поступивший в военную службу, во избежание суда по строгости человеческих законов, непременно должен отыскивать удобный случай к побегу: на нем же аще месте воя соберут, не иди тамо: уклонися же от них, и измени (Притч. IV», 15). На основании слов Спасителя: странен бех и введосте мене (Mф. XXV, 35) молокане поставили правилом принимать к себе и укрывать у себя всех, прибегающих под их покров, не исключая военных дезертиров, беглых помещичьих крестьян и даже преступников, коих выдавать властям будто бы строго запрещается следующими словами слова Божия: не предаждь раба в руце господина, да не когда прокленет тя, и изчезнеши (Притч. XXX, 10); да не предаси раба господину его, иже прииде к тебе от господина своего: с тобою да обитает, с вами да живет во всяком месте, идеже угодно будет ему (Второз. XXIII, 15—16). Словам Спасителя: воздадите кесарева кесареви, и Божия Богови (Mф. XXII, 21) молокане дали тот смысл, что те, которые принадлежат кесарю, должны платить ему подать, а которые принадлежат Богу, суть Божии; уклоняясь от присяги, они стали указывать на известные слова Спасителя (Мф. V, 34—37), которыми запрещается клятва в обыкновенных и частных разговорах ¹). Кажется, нет нужды до-

¹) Раскольн. и острожн.» Ливанова, т. 3, стр. 447—448. В том, что молокане, равно как и другие сектанты рационалисты, не принимают присяги, т. Мельников не только не видит ничего преступного со стороны заблуждающих, а тем более—доказательства неверности их предержащей власти, во даже старается доказать, что молокане поступают в этом случае вполне резонно, истинно по-христиански, так как Иисус Христос запрещает класться даже землею, потому что она — подножие ног его; между тем в современной присяге повелевается клясться всемогущим Богом. Такая клятва, по словам г. Мельникова, противна христианству, богохульна (стр. 44). Доказывать неосновательность взгляда автора «писем о расколе» на совре-

468 —

казывать, что и в этих рассуждениях молокан нет основания считать их исправными «исполнителями государственных» и общественных обязанностей.

Правда, еще в конце царствования императора Павла стала появляться у молокан так называемые «обрядники», в которых излагалось вероучение сектантов и в которых о власти светской говорилось совершенно не то, что проповедовал Уклеин. Так, например, в «обряднике» молокан самарского края, писанном еще в конце прошлого столетия, читаем следующее: «царя и власти почитаем, по свидетельству Притчей Соломона» где говорит премудрость: мною царие царствуют, и сильнии

менную формулу присяги —после того, что сказано было об этом предмете, одним из наших проповедников-иерархов («Уфим. Епарх. Ведом.» 1883 г., № 7, стр. 210—232), мы считаем излишних. Но так как даже и ревнители, «древнего благочестия» смущаются началом нашей присяги и желали бы, чтобы, слова: «обещаюсь и клянусь всемогущим Богом были заменены словами: «обещаюсь и клянусь пред всемогущим Богом» («Церк. Вестн.», 1882 г., № 47, стр. 2); то не лишним считаем припомнить, что еще в 1882 году издатель «Руси» указывал некоторым представителям власти на необходимость и целесообразность — изменить начало нашей присяги вставкой слова, «пред». Тогда «не время было заниматься этим делом. Не приспело ли теперь время успокоить немощную совесть заблуждающих и тем уничтожить, одну из причин, препятствующих соединению их с св. церковью. Если поляку разрешается говорить: «клянусь всемогущему Богу» («Уфим. Епарх. Ведом.» 1833, № 7, стр. 213), то что же мешает дозволить русскому клясться: пред «Всемогущим Богом? Сделать это, по нашему мнению, тем легче, что желаемая ревнителями «древнего благочестия» формула присяги у вас, уже существует и употребляется в некоторых официальных учреждениях. Так напр. вдовы, при вступлении в утвержденное государем императором Александром Павловичем звание сердобольных, дают клятвенно обещание (составленное, по мнению некоторых, почившим московским, святителем Филаретом), в котором произносят: «обещаюсь и клянусь пред всевидящим Богом, невидимо ныне приемлющим клятву мою, и пред святым Его евангелием и честным крестом». А в «клятвенном обещании, которое обязаны произносить женщины при вступлении в утвержденное императором Николаем Павловичем звание «сестер милосердия» и которое представляет буквальное повторение клятвенного обещания сердобольных вдов, призвано возможным, а может быть и нужным—вышеприведенные слова совсем опустить и вместо них поставить следующие: «принимаю ныне присягу в том».

— 469

пишут правду, мною вельможи величаются, и властители мною держат землю (VIII, 15—16), и по свидетельству апостола к римлянам (XIII, 1—2): всяка душа властем предержащим да повинуется, несть бо власть, аще не от Бога: сущия же власти от Бога учинены суть. Тем же претивляяйся власти, Божию повелению противляется, и в послании Петра (1 Петр. II, 16—18) сказано: яко ради Божии... всех почитайте... Бога бойтеся, царя чтите, и в 1 послании к Тимофею (II, 1) писано: молю убо прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся чело веки, за царя и за всех, иже во власти суть; посему моления и благодарения приносим и мы за царя и за всех, и о всем мирном житии и о долгоденствии сих» ¹). Мало этого: в молоканских обрядниках явились даже особые молитвы «за царя и за весь царствующий дом», которые будто бы читались сектантами «с коленопреклонением» ²). В тоже время молокане разных губерний стали обращаться к императору Александру I с прошениями, в которых сектанты высказывали самые верноподданнические чувства к государю. Так, например, в прошении молокан тамбовского уезда, деревни Максимовки, поданном императору 6-го августа 1809 года, говорилось следующее: «мы приносим жертву, моления, приношения, благодарения за вся человеки, за ваше императорское величество и за всех, иже во власти суть, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии» ³). То же говорили и симферопольские молокане в прошении, поданном государю 8 мая 1818 года ⁴). Наконец, как показывают дошедшие до нас письменные памятники, в царствование Александра I было не мало лиц, которые вполне верили заявлениям молокан об их преданности верховной власти и

¹) «Раскольн. и острожники», Ливанова, т. 2, стр. 436; снес. стр. 193 и 303.

²) Там же, стр. 611.

³) Там же, т. 3, стр. 280.

⁴) Чтен. моск. общ. истор. и древа.» 1862 г. кн. III, стр. 159.

— 470 —

поставляемым ею начальствам. Так, например, астраханский губернатор доносил в 1805 году, что молокане «царские особы и все установленные власти признают и почитают с особенным уважением» ¹). А саратовский губернатор в донесении министру внутренних дел писал, что молокане «пред властями покорна и пред всенародными обществами ведут себя смирно» ²). Таким образом, как показывают приведенные данные, мысль г. Мельникова о том, что молокане признают верховную власть государя и поставляемые им начальства, что они верны монархическому началу и строго исполняют государственные обязанности, оказывается не новою. Еще в царствование Александра I сами молокане как в своих «обрядниках», так и во всеподданнейших прошениях, которые подавали императору, постоянно рекомендовали себя верноподданными государя, и многие правительственные лица принимали такие заявления молокан за чистую монету. После этого, по-видимому, не остается ничего другого, как только взгляд г. Мельникова на молокан, высказанный им в комиссии 1875 года, признать справедливым, а существовавшей до последнего времени у правительства и в литературе мнений о них, как о сектантах, не признающих никакой власти богопоставленной, считать недоразумением. И однако же мы затрудняемся признать такой вывод правильным на основании следующих данных.

В то время, как одни губернаторы писали о молоканах, как о людях, «с особенным уважением почитающих царские особы и все установленные власти», другие прямо говорили, что молокане—самые вредные для правительства сектанты, что они «не находят ничего священного в отношениях гражданских» ²) и «отвергают власть гражданскую», утверждая, что «кроме Бога мет другой, лучшей власти на земле». В таком тоне писал

¹) Раск. и острожн., Ливанова, т. 2, стр. 327.

²) Там же, стр. 394.

³) Там же, стр. 581.

471 —

о молоканах в 1807 и в 1814 гг. министру внутренних дел новгородский гражданский губернатор, прибавляя, что один из них, подвергнутый публичному наказанию, из под ударов кнута произносил бранные слова против особы государя ¹).

Даже те губернаторы, которые отзывались о молоканах, как о почитающих власти, замечали в своих донесениях, что учение, противное законам общественным, молокане тщательно скрывают разными путями, что давать присягу на верность службы они страшатся и умышленно, под благовидными предлогами, уклоняются от нее, что по доносам о том, что у молокан проживают беспаспортные, самые строгие розыски оканчиваются ничем ²).

Несмотря на то, что как «обрядники» молоканские с учением о повиновении верховной власти и поставленным ею начальствам, так и всеподданнейшие прошения молокан, в которых они, обращаясь «к священному престолу» государи, заявляли ему, что они приносят моления за его императорское величество, были известны правительству Александра Благословенного, несмотря даже на то, что этот государь, считая все религиозные разномыслия заблуждением ума человеческого, более чем снисходительно относился ко всем сектантам и раскольникам,—молокане в 1814 году были лишены права на выбор в общественные должности ³), а в 1820 году были признаны государем сектантами более других вредными и поставлены на ряду не только с раскольниками, не молящимися за царя, и с духоборцами, но даже с скопцами ⁴). Значит, правительство не только не верило заявлениям молокан об их верноподданнической преданности престолу, об их беспрекословном повиновении царю, властям и государственным постановлениям, об их «молени-

¹) Истор. минист. внутр. дел, т. 8, стр. 82.

²) «Раск. и острожники. т. 3, стр. 448.

³) Собрав. постан, по части раскол. 1858 г. стр. 41—42.

⁴) Там же, стр. 66—67.

— 472 —

ях за его императорское величество и за всю царскую фамилию» ¹), но наоборот имело несомненные данные считать молокан не только заблуждающими, но и вредными сектантами в государственном и гражданском отношении. Имея же в виду то обстоятельство, что в царствование Александра I даже уклонение сектантов от присяги не считалось делом важным ²), необходимо допустить, что молокане отнесены были, на ряду с духоборцами и скопцами, к числу более вредных сект за что-либо поважнее отрицания присяги.

По откровенному сознанию некоторых из современных нам молоканских учителей, молокане до 1823 года в своем учении о власти и ее постановлениях и в своих отношениях к пей неуклонно следовали вышеизложенному наставлению об этом предмете Уклеина, основателя молоканства, и учили, что «духовные христиане не обязаны исполнять светские законы», что они «свободны от всяких внешних, плотских обязательств»,—одним словом: толковали св. Писание в смысле «нетерпимом законом, которого не могло переносить правительство» ³).

Наконец, если допустить, что молокане в своих «обрядниках» и в своих прошениях на имя императора Александра I говорили правду, в таком случае необходимо признать, что еще с конца прошлого столетия они стали не только признавать власть богопоставленною, но и молиться за нее. А между тем не только в 1820 году молокане были отнесены к числу сектантов, не молящихся за царя, но, по уверению г. Мельникова, бывавшего при молоканском богослужении, они не молятся за него и в настоящее время⁴).

¹) «Раскольн. и острожн.» т. 3, стр. 408.

²) Собран. постав. по части раскола 1858 г., стр. 52 и 60.

³) «Отечественные Записки», 1870 г. июль, стр. 302—303, 308—309,

⁴) По поводу отрицания молоканами молитвы на царя. г. Мельников говорит следующее; «на вопрос, почему они не молятся за царя, молокане отвечали следующее: «потому что не смеем нарушить ясного повеления Господа Иисуса Христа. Мы и за себя никогда не молимся и ни за кого. Господь

473

Все сказанное нами невольно приводить к тому убеждению, что молокане хорошо усвоила себе правило основателя их секты, по которому, в случае невозможности открыто противиться правительству и не исполнять его требований, духовные христиане должны укрываться от него ¹). Подвергшись еще в царствование Екатерины II, наравне с духоборцами, за свое противное государственным и гражданским законам учение мерам строгости, которые продолжались до 1801 года ²), и будучи не в состоянии скрыться от правительства, молокане решились скрыть от него по крайней мере свое учение о власти гражданской, за которое преследовались, и стали утверждать и в своих «обрядниках», и в своих письменных обращениях к государю, что они не только признают высочайшую власть богопоставленной, но даже и молятся за нее, т. о. решились на хитрость и обман. А что такой образ действий в отношении к правительству допускается и практикуется молоканами, это подтверждает следующий факт, недавно заявленный одним молоканским наставником. «Некто Авксентий Прохоров, пишет Столлов, руково-

сказал: ни уподобляйтесь язычникам, которые читают много молитв, во многоглаголании нет спасения. Вот вам молитва «Отче наш» и проч. Мы в точности исполняем Его слово. Всякое другое слово, всякое другое повеление могут быть изменены, но земля и небо прейдут, слова же Его не прейдут. Как же нал отступить от ясного повеления Господа» (стр. 43—44)? А между тем несколько выше автор «писем о расколе» сам говорит, что молокане при своем богослужении не ограничиваются чтением одной молитвы Господней «Отче наш», но читают еще главу из Ветхого Завета, главу из Евангелия, главу из посланий апостолов и проповедь; при чем между каждыми двумя чтениями поют псалмы царя Давида, а в конце повторяет молитву Господню. Во-первых, это уже далеко не малоглаголание, ради которого будто бы молокане не осмеливаются молиться за царя; во-вторых, если молокане не считают нарушением повеления Господа нашего И. Христа употребление при богослужении псалмов царя Давида, то почему бы им не выражать своей преданности государю пением в положенное время тех псалмов, в которых содержится молитвенное воззвание к Богу о спасении Его помазанника, напр. 19, 20 и др.?

¹) «Правосл. Собеседн.» 1858 г. ч, III, стр. 65.

²) Собран. постановл. по ч. раскола, 1858 г. стр., 48.

— 474 —

дил молоканами, жившими в Самаре. Он был человек хитрый и, видя, что правительство признает особенно вредными: иудействующих, молокан и духоборцев, захотел сбросить с себя название молокан, наименовал свою паству воскресниками и стал ходатайствовать у правительства об отделении ее от молокан; но в сущности он был учителем секты совершенно тождественной с учением молокан» ¹). Этот факт, указанный самими молоканами, ясно показывает, как следует смотреть на заявления сектантов об их преданности государю и властям, которые начались еще с конца прошлого столетия. Они были на столько же справедливы, насколько справедливы были уверения молокан пред правительством Александра I в том, что они «никогда» не ругаются над иконами и «не называют их кумирами, не заслуживающими поклонения» ²); тогда как на деле страшно издевались над священными изображениями, называли иконы идолами, истуканами ³), делали из них колеса для детских колясок, дно для ведер, городили ими плетни ⁴),—и все это правительству было известно ⁵).

Дальнейшие сведения об отношении молокан к правительству и их взгляде на власть состоят в следующем:

1) В 1825 году правительство нашло нужным переселить молокан астраханской губернии в таврическую. Переселенцы, по сознанию самих молоканских писателей, привезли с собой на место нового жительства чеканки и станки для делания фальшивой монеты и секретно принялись за свою фабрикацию. Открытые и уличенные, они дерзко говорили на допросах, что «у государя на руках по пяти пальцев и что если он имеет право делать из металла деньги, то и они, подобные ему люди, могут

¹) «Отеч, Записки», 1870 г. июль, стр. 298.

²) Раскольн. и остр., т. 3, стр. 467.

³) Там же, т. 4, стр. 456,

⁴) Там же, т. 3, стр. 445 и 539.

⁵) Собр. постан. по части раскола, 1860 г., кн. 2, стр. 152—153.

— 475 —

тоже их делать» ¹). Так выражались в 1825 году о священной особе государя те самые молокане, о которых в 1805 году астраханский губернатор доносил, что они «царские особы и все установленные власти признают и почитают с особенным уважением».

2) В 1826 году молокане таврической губернии тамбовского и владимирского толков «пытались уклониться от платежа податей, поставления рекрутов» и проч., но, по словам нынешнего наставника молокан донского толка, были «подавлены правительством» ²).

3) В 1830 году правительство признало молокан «особенно вредною ересью», наравне с духоборцами, скопцами и др., и постановило относительно их особые правила ³).

4) В 1833 году о молоканах тамбовской губернии, в изложении учения которых, присланном в министерство внутренних дел еще в 1820 году, говорилось между прочим: «сею молитвою («Отче наш»), пророчески и псалмами с коленопреклонением молимся за себя, за вся человеки, за царя и за всех, иже во власти суть», было донесено правительству разными лицами, что они составляют секту более политическую, чем религиозную, что молокане скрывают беглых и делают фальшивые паспорты, что, отвергая власти, как учреждение человеческое, они считают различие чинов и званий злоупотреблением прав человеческой природы, предъявляют притязание на свободу и равенство, не принимают присяги, почитают укрывательство беглых добродетелью, дозволяют притворство и обман с разноверными, допускают повиновение властям «по нужде и только до того времени, пока секта не приобретет столько силы, чтобы свергнуть с себя иго языческое» ⁴).

¹) «Отеч. Записки», 1870 г. июль, стр. 309.

²) Там же, стр. 309.

³) Собр. пост, по части раск. 1858 г., стр. 123.

⁴) Истор. минист. внутр. дел, т. 8, стр. 318 и 351.

— 476 —

5) В 1836 году правительство, издавая распоряжение о мерах к преграждению распространения сект духоборческой и молоканской в сибирских губерниях, прямо заявило, что многие из молокан были сосланы в Сибирь «за гражданские преступления» ¹); а в 1837 году последовало высочайшее повеление — все постановления и особые, предписываемые высшим начальством, меры относительно духоборцев распространить в одинаковой силе и на молокан, как «равно вредных по духу их учения» ²).

6) В 1842 году министерство внутренних дел обратилось к обер-прокурору Св. Синода с просьбою уведомить его, какие именно из раскольнических сект и толков признаются духовным начальством особенно противники учению св. церкви и в каком порядке следует одна за другою по степени вреда своего для веры православной. В ответ на эту просьбу Св. Синод дал о молоканах следующий отзыв: «хотя по-видимому держатся св. Писания, но, берут из него только то, что им нравится; не признают никаких таинств, никакой иерархии; не принимают присяги, не уважают верности, никакой власти не признают богопоставленною; повинуются только поколику нельзя противиться; секта разрушительная» ³). И правительство светское, имевшее у себя в это время массу сведений о молоканской секте ⁴), не только не протестовало против сделанной Св. Синодом характеристики молокан, но 14 декабря того же 1842 года поставило их вместе с духоборцами во главе вредных сект— прежде даже скопцов ⁵).

7) 28 апреля 1850 года последовало высочайшее повеление, чтобы молокане донского войска, как «отвергающие» по духу своего учения «присягу и повиновение законным властям»,—

¹) Собр. постав. по частя расхода 1858 г., стр. !S3.

²) Там же, стр. 256.

³) Там же. стр. 408—409.

⁴) Истор. мин. внутр. дел, т. 8, стр. 494—498.

⁵) Собр. пост, по частя раскола, 1858 г., стр. 410.

— 477 —

без различия будут ли они распространители, или последователи этого ложного учения, в отвращение соблазна, какой они могут иметь на последователей других сект и даже на православных, без суда были удаляемы из войска донского в закавказский край и здесь не были определяемы на службу ни в донские казачьи полки, ни в другие части войск, расположенные за Кавказом, а просто присоединялись к находившимся уже на Кавказе молоканам ¹).

8) В 1855 году 20 человек крестьян пермской губернии, взятых в ратники, не приняли присяги на верность службы и оказали неповиновение начальнику дружины; из них 11 человек, несмотря на все убеждения и увещания, остались упорными в своем заблуждении, объявив, что поступить в ратники они считают противным евангельскому учению, причем позволили себе «дерзко выражаться о правительстве» ²). Это были молокане.

9) В 1857 году закавказские молокане секты общих объявили своего наставника—Максима Рудометкина, или Комара, царем и 19 декабря торжественно короновали его ³). Г. Мельников называет это действие закавказских молокан «кукольной комедией, из которой, кроме смеха, ничего не вышло» (стр. 45). Но мы, зная, что еще с начала настоящего столетия у молокан появились толки о падении Ассура (т. е. Русса, если читать наоборот) и пророчества их наставников о том, что Бог пошлет молоканам избавителя, который освободит их от рабства царю неправославному, соберет их в землю (близ Араратских гор), кипящую млеком и медом, и даст им царя по сердцу ⁴), и что были даже случаи (в 1833—6 годах), когда молокане, под влиянием таких пророчеств, бросали хозяй-

¹) Свод действ. постановлений о раскольниках, ст. 208; смотр. «Христ. Чт.» 1886 г. № 3—4, стр. 471—472 и 484.

²) Собран. постан. по частя раскола 1858 г., стр. 640—641.

³) «Прав. Собеседн.» 1859 г. ч. I, стр. 433.

⁴) Истор. мин. внутр. дел, т. 8, стр. 617; «Прав. Собеседн.» 1858 г., ч. III, стр. 75 и 77.

— 478 —

ство, продавали свои дома и имения и толпами из разных губерний спешили на Кавказ, где, по словам наставников их, должен был явиться избавитель и основать свое тысячелетнее царство ¹),—не желали бы, чтобы подобные «кукольные комедии» повторялись между «верноподданными» молоканами.

10) В конце 60-х годов явилась в саратовской губернии особая секта молокан. Последователи этой секты, кроме общего молоканского учения, имеют еще ту особенность, что отвергают бытие Бога, не признают никакой власти, перестали платить подати, утверждая, что «ни Бога, ни царя нет». Что же касается общего учения молокан саратовской губернии о власти гражданской и их отношения к порядкам общественной жизни, то вот что между прочим говорит об этом предмете г. Костомаров, также, как и г. Мельников, лично познакомившийся, во время пребывания своего в саратовской губернии, с некоторыми из молоканских вожаков: «иносказательный взгляд на дело веры переносится молоканами и на гражданские отношения. От искания под буквой закона внутреннего смысла молокане доходят до пренебрежения к положительному закону: власть, как источник закона и понуждение к исполнению его, в уме молокан подвергается сомнениям и толкованиям... Надобно, говорят они, признавать власти, какие бы они ни были, как скоро они существуют; но мы думаем, что нельзя и не следует признавать превосходным все то, что исходит от власти, если собственный наш рассудок не убеждает нас в превосходстве этого. Равным образом нельзя и не должно исполнять повелеваемо властью, если то, чего власть требует, противно нравственным требованиям совести и правды... Следует покоряться, говорят они, монархической власти; но они не уважают всякие видимые знаки ее святости, ни за что не признают монарха Божиим помазанником, да и против самой монархической институции указы-

¹) Там же, стр. 295—309.

— 479 —

вают на историю Саула. Бог устами Самуила сам отклонял израильтян от избрания себе царя, и пророк указывал народу на те стеснения, и несправедливости, которые он терпеть будет, когда станут управлять им цари... Молокане отвергают всякое различие сословий; по их учению, все люди равны между собою, все братья, не должно быть ни благородных, ни неблагородных; война есть дело богопротивное; войска не должно быть, и потому кто убежит из войска, того не должно преследовать. Укрывание дезертира есть, по молоканскому понятию, дело хорошее. Но не только дезертир, и всякий, убегающий от преследования законных властей, находит у молокан приют. Мы не знаем, говорят они, виноваты или правы беглецы; закон часто бывает несправедлив, и судьи судят ошибочно, а власти преданы суете, требуют часто противного божественному закону... Да если бы преследуемый был и действительно виновен, если бы он был злодей,—разве, убегая от наказания, он не может покаяться, а покаяние разве не изглаживает преступление?.. На «том основании пристанодержательство—обыкновенное преступление в молоканском обществе. Есть еще другое преступление, которое считают распространенным между молоканами, — это—делание фальшивой монеты» ¹). Правда, г. Костомаров встретил между сектантами одну «очень умную личность», которая «с жаром опровергала обвинения молокан в непризнавании власти»; но, «жар» этот становится подозрительным вследствие заявления г. Костомарова о том, что он беседовал с этим молоканином «по выпуске его из острога, где он томился несколько лет» ²). Всякий знает, какими «умными» являются иногда лица, прошедшие острожную школу. Известно и то, что и основатель молоканства— Уклеин после того, как поход его в Тамбов «для сокрушения идолов» (т. е. икон) кончился заключением в тюрьме в течение только одного года, стал открыто говорить не то, чему

¹) «Отеч. Записки», 1860 г. март, стр. 75—78. Там же, стр. 65.

— 480 —

учил тайно ¹). А если ко всему сказанному присовокупить отзывы о молоканах и их отношении к гражданской власти и порядкам общественной жизни—Новицкого ²), автора «Наставления священнику относительно отпадших от церкви в секту молоканскую» (стр. 458), неизвестного автора статьи: «О молоканской секте», напечатанной в «Православном Собеседнике» за 1858 г. ³), Кельсиева ⁴) и самого г. Мельникова ⁵), то, кажется, будет ясно, насколько основателен и справедлив взгляд на молокан автора «писем о расколе», высказанный им в комиссии 1875 года.

Но так как главный вопрос в данном случае состоит не в том, правильно или неправильно смотрит на молокан г. Мельников в представленной им бывшему министру внутренних дел Тимашеву «записке», а в том, действительно ли эти сектанты, не признавая никаких таинств, не признают в то же время и никакой власти богопоставленною и потому должны быть относимы к числу сект более вредных: то для окончательного уяснения этого вопроса мы считаем не лишним обратить внимание еще на следующие данные.

Вскоре после того, как появилась в печати статья: «Воспоминание о молоканах», в которой г. Костомаров сделал такой нелестный отзыв о взгляде сектантов на гражданскую власть и об отношении их к существующему государственному и общественному строю, один из молокан таврической губернии, по фамилии Захаров, написал (24-го ноября 1869 г.) священнику

¹) «Правосл. Собеседн. 1858 г,, ч. III, стр. 65.

²) «Духоборцы», стр. 275.

³) Ч. III, стр. 55—56.

⁴) Сборн. правительств. свед. о раск. вып. 2, стр. VI и X—XI.

⁵) Там же, вып. I, стр. 174 и 196. Вот что говорил о молоканах г Мельников в записке, составленной для великого князя Константина Николаевича; молокане, отвергая все внешние обряды, отвергают и законность верховной власти, проповедуя равенство. Молокане ожидают времени, когда падет Ассур (т. е. Россия, и они соединятся в царство араратское; и в другом месте: «молокане отвергают всякую законную власть, ожидая скорого падения православия и ниспровержения существующего порядка государственного».

— 481 —

Козицкому письмо, в котором изложил учение молокан донского толка. Трудно сказать, имела ли какое-либо влияние на происхождение этого письма статья почтенного историка, — письмо писано собственно по желанию о. Козицкого, хотевшего подробнее знать учение молокан; но то обстоятельство, что Захаров просил о. Козицкого напечатать его письмо в «Таврических Епархиальных Ведомостях» «в отклонение неправильных суждений о молоканах», существующих «в публике», невольно наводит на предположение, что Захаров знал о статье г. Костомарова, когда брался за свой литературный труд. Это предположение находит подтверждение в том обстоятельстве, что вскоре, именно в 1870 году, появляется в «Отечественных Записках» уже целая статья, над названием: «Сведение о молоканах таврической губернии», написанная одним из молоканских наставников того же донского толка, неким Столловым ¹), и именно—«по поводу статьи г. Костомарова». Значит, статья почтенного историка о саратовских молоканах скоро стала известна молоканам таврической губернии. А замечание Столлова о том, что ныне молокане «чистосердечно и откровенно толкуют о своем вероучении и нисколько не таясь отвечают на увещательное послание православных архиереев и священников», прямо указывает на то, что переписка Захарова с священником Козицким и затем с покойным преосвященным таврическим Гурием уже была известна Столлову в то время, когда он писал свою статью для «Отечественных Записок». Итак, в наши дни, как бы для окончательного разъяснения занимающего нас вопроса, два молоканина таврической губернии, из которых один занимает в деревне Нововасильевке должность наставника донского собрания, решились «откровенно и чистосердечно» поведать читающему миру о своем вероучении и обрядах. Послушаем, что говорят эти люди,

¹) В Исповед. веры молокан донского толк. тавр. губернии (стр. 8, 75 и др.) и у г. Корсакова (Русск. Вестн.» 1886 г. февр. стр. 859) автор указанной статьи почему-то называется Стойловым.

482 —

взявшие на себя роль защитников молоканства от несправедливых будто бы нареканий на него, и проверим справедливость их «чистосердечных» показаний.

После речи о вероучении молокан донского толка, Захаров так говорит об учении их о властях: «властям повинуемся не из страха наказания, но по совести (Римл. XIII, 5; Тит. III, 1); царя почитаем без лицемерия (1 Петр. II, 17) и ему должное воздаем безуклонно (Лук. XX, 25). Как (цари) царствуют Богом и сильные пишут правду, Им вельможи величаются и властители держат землю (Притч. VIII, 15 и 16), то мы никогда не были в отношении к этому других мыслей. Хотя и носим до сего времени имя молокан, но всегда почитали и почитаем ныне благополучно царствующего августейшего монарха (отца-освободителя, излившего и на нас, в числе прочих, отеческую свою милость) Александра Николаевича помазанником Божиим без лицемерия и обмана. А потому и службу, по воле Бога им установленную (1 Цар. VII, 9), почитаем священною и по любви откровенной, не допущая сердцу нашему осуждать нас в этом, зная, что Бог больше сердца нашего и ведает все (1 Иоанн. III, 18 и 22). А по указанию св. апостола Павла в 1 послании к Тимофею гл. 2, ст. 1—3, за него молимся так: «спаси Господи и помилуй, по великой милости твоей и по множеству щедрот твоих, великого государя нашего императора Александра Николаевича... и весь августейший дом, правительствующий синклит, военачальники, градоначальники и могущественное воинство; огради миром державу их и покори под ноги их всякого врага и супостата и даруй им благая и мирная в сердцах их, о святой твоей церкви и о всех людех твоих, дабы и нам под державою их милосердия проводить жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и честности». А затем воспеваем многолетия... Странноприимство почитаем делом угодным Господу, в ожидании мзды, как написано у св. евангелиста Матфея в 25 гл. ст. 35 и 36. Но находим их (?) не в людях беглых и дезертирах

— 483 —

или других, самовольно оставивших свои места негодяях, а в истинных проповедниках (Mф. X, 5, 40 и 42; Иоанн. XIIІ, 20; 3 Иоанн. 1, 8) и им подобных людях, проезжих и прохожих (Евр. XIII, 1 и 2), но при всяком случае с строгою осмотрительностью в безвредности их, согласно с законами государства, и, если бы из нас кто впал противу этого в преступление умышленно, почитаем нарушением закона и подвергаем виновного ответственности». Далее Захаров говорит, что молокане донского толка желали бы, «чтобы им позволено было иметь молитвенный дом... и вместе с тем ввести себе присягу по обыкновенной форме и как написано у Евр. гл. 6, ст. 16, с тою только разницею, чтобы в присяжном листе писать: в заключение клятвы целую Бога Слова» (Иоанн. 1, 1). Что касается других толков молоканства, тамбовского и владимирского, то, по словам Захарова, «они почти во всем вышеизложенном о вере, повиновении властям и семейном быте согласны» с донским толком ¹).

Таким образом, если признать вышеизложенное заявление Захарова «бесхитростным», каким считает его Столлов, в таком случае приходится не только согласиться с г. Мельниковым в том, что молокане в настоящее время «верны монархическому началу», что они «признают верховную. власть Государя Императора и поставляемые им начальства», но даже допустить, что сектанты эти и молятся за царя и властей (чего г. Мельников, бывавший при молоканском богослужении, не признает), поют даже многолетия, и что они поступали так всегда. При всем желании видеть в молоканах верноподданных граждан, мы затрудняемся признать вероизложение Захарова искренним и правдивым, так как оно во многом существенно разнится от показаний Столлова, которому, как наставнику, без сомнения, больше, чем Захарову, известны и учение, и дела молокан.

¹) Исповед. веры молокан донск. толка таврич. губернии, Симферополь, 1875 г. стр. 10—13 и 17.

— 484

Так напр., по словам Захарова, молокане донского толка, таврической губернии не только в настоящее время повинуются! властям но из страха наказания, а по совести, и признают царя помазанником Божиим, но и «никогда не были в отношении к этому других мыслей»; а так как, по его уверению и молокане двух других толков: тамбовского и владимирского» при некотором различии в вероучении, «в повиновении властям» согласны с донским толком, то и выходит, что молокане таврической губернии всегда была искренними верноподданными. В «чистосердечном и откровенном» заявлении Столлова дело представляется в другом свете. По его словам, до 1823 года молокане таврической губернии все в учении о власти следовала вышеизложенному наставлению Уклеина; только с этого года началась между ними «пря», продолжавшаяся до 1836—7 года и состоявшая в том, что одни из молокан, держась учения Уклеина, продолжали утверждать, «что духовные христиане не обязаны исполнять светские законы», тогда как другие, во главе которых стоял присланный по решению войска донского в Ноповасильевку казак Андрей Саламатин, «держась здравого смысла. Евангелия», стали «ратоборствовать» против такого учения; несогласие между спорившими было так велико, что партия молокан, получившая от казака Саламатина название донской, вынуждена была, для прекращения «превратного» учения своих противников, донести об них местному начальству, и только при его помощи «едва успела (в 1836 году) установить: не бегать из военной службы, под ответственностью отцов, и беглых к себе не принимать». В 1837 году, говорит Столлов, «общество молокан, объявляя об этом постановлении чиновнику собственной государя канцелярии г. Кеннену, высказало подробно превратвый толк Уклеина и его последователей, извлеченный из слов Писания (Ефес. VI, 12; Апок. XIIІ, 10; Притч. ІV, 15 и 16—30, 10; Второз. XXIII, 15; Мф. XXV, 35), по которым они думали, что самим им идти на войну и детой пускать и брать в руки

485 —

оружие не следует, что если раб бежит от господина своего, то возвращать его не должно, всех дезертиров военных считать за тех странников, которых Христос называет меньшими братьями. При описании этом они высказали также г. Кеннену и выработанное ими всеобщее постановление, а именно, что подобное толкование св. Писания есть зло, нетерпимое законом, и не может быть переносимо правительством, и указали на тексты св. Писания (Римл. XIII, 1—5; Ефес. VI, 5; Кол. III, 22), где требуется повиновение властям и господам, как самому Богу; относительно же клятвы или присяги, основываясь на послании Павла к евреям (VI, 16), утвердили, что присяга на подданство государю и верность службы необходима, что странноприимство разуметь должно не в укрывательстве беглых солдат, преступников и помещичьих людей, а в милосердии к неимущим, бескровным как своего сословия, так и других обществ и народов» ¹).

Как ни прикровенно выражается Столлов, тем не менее из его слов видно, что только молокане донского толка и притом не прежде 1837 года оставили ложное учение Уклеина и пришли к убеждению в необходимости повиноваться властям и исполнять законы государства; что же касается других толков, то, по словам Столлова, они, «мечтавшие в былое время быть свободными от всяких внешних плотских обязательств, при неудаче своих притязаний получить свободу, принялись, по примеру донского толка, к поправке превратного учения статей, на которых Уклеив основывал свои надежды» ²); но как давно «принялись» последователи тамбовского и владимирского толков на исправление своего «превратного» учения и как далеко ушли по этому пути, об этом Столлов не говорит. Правда, в одном месте он замечает, что «в настоящее время все сколько-нибудь вредные общественному строю стремления и неправиль-

¹) «Отечеств. Записки», 1870 г. июль, стр. 202—203.

²) Там же, стр. 308.

— 486 —

ные толкования св. Писания, противоречащие явно с требованиями жизни и общества, все эти несообразности исчезли, и молокане всех, трех толков: тамбовского, владимирского и донского безропотно покоряются всем требованиям «общества и власти и преданы своему Государю»; но если это справедливо, в таком случае что значит заявление Столлова о том, что молокане тамбовского и владимирского толков хотя и «принялись к поправке» превратного учения Уклеина, однако «отказываются несколько трудно от странноприимства (по просту—от укрывательства беглых), где несчастного, заслуживающего кару общества, они считают странником и на основании Евангелия Матфея (XXV, 31—40) именуют его меньшим братом Христовым». Правда, Столлов, прибавляет, что «этому они следуют крайне осторожно, так как оно правительством запрещается и явно противоречив благоустройству общества» ¹); но эта оговорка, не оправдывая противоречия Столлова самому себе, показывает только, как «осторожно» нужно верить тому, что говорят о себе и о своих делах даже молоканские наставники, и как нужно понимать замечание Захарова о том, что молокане принимают «проезжих и прохожих с строгою осмотрительностью». Без «осмотрительности» конечно чаще, чем ныне, начиналась бы в таганрогском окружном суде дела в роде следующего: крестьянка Федосья Узбекова (по показаниям ее самой и свидетелей), русская подданная, православного исповедания, из темниковского уезда» в 1864 году вышла замуж за однодворца села Пургалова» коршанского уезда, Емельяна Узбекова, но в 1867 году бросила мужа, ушла в Крым и более не возвращалась. В 1869 году, находясь без вида и отыскивая себе место, она пришла, к молоканам деревни Темир-Ходжа; здесь молокане привяли ее, снабдили турецким паспортом и под именем Анны Лаврентьевой выдали замуж за молоканина, крестьянина села Новова-

¹) Там же, стр. 309.

— 487

сильевки (того самого, в котором Столлов наставничает) Андрея Гребенникова. Это дело, которое прокурор таганрогского окружного суда, при отношении от 30 сентября 1871 года за № 3101, препроводил в таврическую духовную консисторию на заключение ¹), показывает ясно, насколько правды в словах Захарова, утверждающего, будто бы молокане таврической губернии беглых не укрывают, и в уверении Столлова, будто бы в настоящее время молокане всех трех толков оставили все сколько-нибудь вредные общественному строю стремления и безропотно покоряются всем требованиям власти.

Далее: Захаров в своем вероизложении уверяет, что молокане донского толка не только повинуются властям по совести и царя почитают без лицемерия, но что они «никогда не были в отношении к этому других мыслей», и что с ними «согласны» в «повиновении властям» и последователи других толков. Между тем Столлов утверждает, что до 1823 года все вообще молокане таврической губернии в своих воззрениях на власть и ее постановления следовали учению Уклеина, что последователи донского толка признали учение Уклеина «превратным и нетерпимым законом» не раньше 1837 года и что только «теперь молокане тамбовского и Владимирского толка все подражают вероучению донского толка относительно повиновения властям и все относящиеся к этому тексты, которые прежде толковались по учению Семена Уклеина в превратном смысле, признают чистосердечно бесполезными и вредными» ²). Но и это заявление Столлова трудно признать справедливым в виду следующего факта. В то время, когда он писал свою статью, в симферопольском окружном суде производилось и слушалось дело об уклонении в молоканство некоего Матюхина, крестьянина-собственника деревни

¹) Испов. веры молокан донск. толк. таврич. губернии, стр. 80.

²) «Отеч. Записки», 1870 г, июль, стр. 312—313. Нельзя не обратит внимания на дипломатичность речи Столлова; он не говорит, что молокане тамбовского и владимирского толков призвали учение Уклеина о власти несправедливым и ложным, но—только «бесполезным и вредным».

— 488 —

Раш. Между другими заблуждениями Матюхин высказал и то, что «верховной власти не почитает и не признает», что за такую вину его должны сослать на поселение куда-нибудь к молоканам, где он с своим семейством будет жить «на свободе», пользуясь землей, и «не отбывая никаких повинностей»; причем безграмотный Матюхин имел Библию с закладками в тех местах, где молокане видят подтверждение своих заблуждений, и уверял, что сам Бог научил его отыскать эти места ¹).

Еще; Столлов утверждает, что молокане донского толка таврической губернии еще в 1837 году «утвердили, что присяга на подданство государю и верность службы необходима», и что с тех пор «наставники строго внушают молодым людям, кому судьба приведет быть в рядах войск русского царства, чтобы они исполняли обязанности воинов и в случае требования давали присягу по той же форме, как и другие, только с изъятием из оной слов; «пред животворящим крестом» ²); а Захаров о присяге говорит только, что молокане таврической губернии «желали бы, чтобы им позволено было иметь молитвенный дом и вместе с тем ввести себе присягу (как будто кто-либо препятствовал им в этом) по обыкновенной форме, с тою только разницею, чтобы в присяжном листе писать: в заключение клятвы целую Бога-Слова» ³). Новое разногласие между защитниками молоканства—и притом в вопросе существенной важности; новое основание верить следующему, заслуживающему полного внимания, заявлению Столлова; «духовные христиане подозреваются в неправильном объяснении своего вероучения людям сторонним и облеченным властью. Правда, прежде они должны были скрывать свое вероучение, потому что их гнали за него» ⁴). А ныне?.. Ныне, т. е. в то время, когда Столлов писал свою статью и когда правительство только еще разрабатывало

¹) Исповед. веры молокан донск. толк. тавр. губернии, стр. 76.

²) «Отечеств. Записки», 1870 г. июль, стр. 303 и 313.

³) Исповед. веры молок. донск, толк. тавр. губ., стр. 13.

⁴) «Отеч. Записки», 1670 г. июль, стр. 312.

489

вопрос о даровании гражданских прав сектантам и раскольникам, но только менее вредным, молокане считают долгом печатно говорить о своем вероучении «чистосердечно и откровенно», чтобы показать правительству, что и они, «как верноподданные сыны ныне царствующего великого государя и отечества, должны пользоваться полными правами граждан—без притеснений» ¹). Непонятным остается одно: почему молокане «скрывали» свое верноподданическое учение прежде, зная, что «их гнали» не столько за их «разность в обрядах богослужения с православною церковью», сколько за их враждебное отношение к власти богопоставленной.

Наконец, Захаров говорит, что молокане таврической губернии не только признают государя помазанником Божиим без лицемерия и обмана, но и молятся за него, при чем приводит и самую молитву ²); между тем Столлов о молитве за царя говорит в следующих выражениях: «если благодетельное правительство разрешит молоканам постройку отдельного дома для их богослужения, то последователи толка донского будут за это всегда благодарить его с сердечным чувством и молить Бога о его благоденствии» ³). Если эти: «если» и «будут» сопоставить с теми текстами св. Писания, которые указали молокане донского толка в 1837 году г. Кеннену в доказательство своего повиновения властям и между которыми мы не находим известного наставления апостола Павла — молиться за царя (1 Тимоф. II, 1—3), то, кажется, будет ясно, что молокане не только тамбовского и

¹) Там же, стр. 313—314. 4

²) Испов. веры молокан донск. толк., стр. И. В сообщении из Бердянска, напечатанном в Голосе» за 1880 год (№ 67), было сказано, что в день двадцатипятилетия царствования в Бозе почившего государя императора Александра Николаевича у молокан села Астраханска было совершено в училищном доме тремя пресвитерами молебствие,. после которого Захаров произнес речь по поводу празднуемого события, а затем последовали «теплые молитвы с коленопреклонением о государе императоре, августейшем доме и проч., после чего учитель Тарасов снова произнес речь.

³) «Отечеств. Записки», 1870 г. июль, стр. 311.

— 490 —

владимирского толков, но даже и донского до настоящего времени не молятся за царя. Кому же в этом случае верить—Захарову, или Столлову, наставнику донского толка? А если припомним, что говорит об этом предмете г. Мельников, утверждающий, что молокане и до ныне не молятся за царя, потому что молитва за царя не согласна с их учением, то, кажется, не погрешим, если не станем верить ни Захарову, ни Столлову,— тем более, что по последним известиям Захаров, оскорбленный данным ему последователями тамбовского и Владимирского толков названием «дьявольского слуги, сеющего плевелы и совращающего в погибель истинных христиан», бросил молоканство и ушел к штундистам, а Столлов, отлученный своими пасомыми от «церкви», как «еретик», образовал «новое собрание, принявшее наименование баптистов» ^*).

Впрочем не будем подозрительны и признаем вероизложений Захарова и Столлова «чистосердечными и правдивыми»—, и в таком случае что они будут доказывать? Только то, что в настоящее время существует в таврической губернии отрасль молоканства (так называемый донской толк), которая признает и почитает предержащую власть и повинуется поставляемым ею начальствам, нимало не касаясь молокан тамбовского и владимирского толков, которые, по словам г. Корсакова ³), «резко отличаются» своим учением от донского, а тем более всех молокан вообще, находящихся в разных местах России. «Вероучение» Захарова и Столлова, по словам последнего, «по всей справедливости можно назвать вероучением евангелических христиан, а не молокан» ³); поэтому-то тот и другой прямо говорят, что доселе их называют молоканами несправедливо, только «по незнанию сути их учения», и выражают желание именоваться не молоканами, а евангелическими христианами,—именем,

¹) «Русск. Вестник», 1886 г., февраль, стр. 858—859.

²) Там же, стр. 853.

³) «Отеч. Записки», 1870 г. июль, стр. 304.

— 491

«более сродным их вере в Евангелие» ¹), т. е. прямо отрицаются от молокан. И действительно, рассматривая учение Захарова и Столлова, видим, что оно не имеет почти никакого сходства с общим молоканским учением. Тогда как молокане— последователи Уклеина отвергают все таинства, давая им духовный смысл, Захаров и Столлов говорят, что в их обществе совершается крещение во имя Отца и Сына и Св. Духа чрез троекратное погружение в воду, делается преломление хлеба и пред совершением сего святого таинства заповедуется пост, есть священное таинство брака и проч. ²). Вывод из всего вышеизложенного следующий: если вероизложения Захарова и Столлова справедливы (а это—в виду противоречия их друг другу, особенно в тех пунктах учения, которые касаются отношения молокан к власти—больше, чем сомнительно и требует тщательной проверки), в таком случае последователи этого учения, каким бы именем они ни назывались, как принимающие молитву за царя и брак и даже не отрицающие таинств, должны быть относимы к числу сект менее вредных. Что же касается молокан вообще, следующих учению Уклеина,—а таких находится очень много на Молочных Водах, на реке Иргизе, в приволжских и в придонских степях, в тамбовской губернии, в Сибири под Томском и на дальнем Амуре под Благовещенском ³),—то после всего вышесказанного они могут считаться сектантами менее вредными не прежде, чем будет доказано несомненными данными, что, оставаясь верными учению Уклеина о непризнании таинств, они изменили «превратное» учение его о власти гражданской и ее постановлениях. А так как г. Мельников ничем не доказал этого в своей «записке», то заключение очевидно.

И. Нильский.

¹) Исповед. веры молокан донск. толк., стр. 11 и 13.

²) Там же, стр. 9—10; «Отеч. Записки», 1870 г. июль, стр. 307 —308.

^э) «Отечеств. Записки», 1867 г., т. СLХХІI, стр. 500.

Страница сгенерирована за 0.26 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии