Поиск авторов по алфавиту

Автор:Федотов Георгий Петрович

Федотов Г.П. К современным богословским спорам

Разбивка страниц сделана по: Г. П. Федотов, II т.,  Россия, Европа и мы. Сборник статей. YMCA-PRESS, Paris, 1988

 

ГЕОРГИЙ ПЕТРОВИЧ ФЕДОТОВ

 

К СОВРЕМЕННЫМ БОГОСЛОВСКИМ СПОРАМ

(П., "Вестник Р.С.Х.Д.”, № 12, 1935 г.)

О нашей эпохе можно сказать: мы живем в век богословского возрождения. Человечество — и в Пра­вославии и на Западе — перестало довольствоваться в своей вере сочетанием практического благочестия, сердечного умиления и механического повторения затверженных формул катехизиса. Оно желает целост­ной веры, веры от всего сердца, воли — и разума («Возлюби Бога всем сердцем твоим... и всем разу­мением твоим»). Разум дан нам не только для поз­нания внешнего мира, но для богопознания. Он не проклят — один из всего состава души, он лишь слаб и «удобопревратен», как и сердце наше, как и воля, как весь человек после грехопадения.

Возможно ли разумное богопознание для падше­го человека? Невозможно полное, адекватное, «лицом к лицу». Но возможно отдаленное, приближающееся «как в зеркале». Эта возможность хотя бы неполного и ограниченного богопознания вытекает: 1. из со­ответствия человеческой природы природе бо­жественной (образ Божий в человеке), 2. из откро­вения Божия через пророков и апостолов в Св. Пи­сании, 3. из непосредственного вдохновения Церкви

171

 

 

Духом Святым, непрестанно проясняющим и умно­жающим божественное откровение.

Догматы Церкви суть краткие, закрепленные в точных формулах вехи на пути соборного богопознания Церкви. В них входят все три источника богопознания: божественное откровение (Св. Писа­ние), философски-богословская работа человеческой мысли и вдохновение Св. Духа, направляющее Цер­ковь, среди всех сомнений и колебаний, по истин­ному пути.

За каждым догматом стоит длительная, неред­ко многовековая работа богословской мысли, иссле­дующей трудную проблему, подготовляющей ее ре­шение — в столкновении мнений, в человеческих погрешностях, ибо абсолютная истина не может от­крыться целиком одному человеческому разуму, и каждый видит лишь обращенную к нему грань ее полноты. Если века были нужны для формули­рования догмата, то раскрытие его значения, всех выводов его для религиозной, нравственной и куль­турной жизни, требует не меньшего числа веков: в сущности оно никогда не может быть закончено. В этой работе богословская мысль представляет чисто человеческую сторону богочеловеческого про­цесса откровения. Догмат непогрешим, богословие может ошибаться. Догмат один для всей Церкви. Богословских школ и направлений всегда было мно­го, и притом во многом расходившихся. Отсюда недоверие к богословию, часто встречающееся в рус­ской среде. К чему спорить о догматах и раскалы­ваться в понимании общей, единой истины? Но бого­словская работа является необходимым условием и определения догматов, и их уяснения. Без нее дог­мат оставался бы словесным грузом, давящим на совесть и ничего не говорящим ей наследием древ­ней эпохи, язык которой потерян. Но догмат имеет

172

 

 

бесконечное содержание, и притом жизненно важ­ное для нашего спасения.

Эпоха догматического творчества Церкви сов­падает с эпохой вселенских соборов, завершенной в VIII веке. Так как писатели-богословы, работав­шие над раскрытием догмата, именуются отцами Цер­кви, то век вселенских соборов совпадает с веком отцов Церкви — с «патриотической» эпохой. Ее грани­цы во времени не особенно устойчивы. Не принято отодвигать ее далее св. Иоанна Дамаскина (VIII век). Значит ли это, что догматическая работа Церкви уже тогда была завершена, и дальнейшим поколе­ниям христианства оставалось лишь жить этой за­вещанной традицией?

При ближайшем знакомстве с мыслью патри­отического века выясняется, что далеко не все содер­жание христианского учения было предметом все­стороннего обсуждения в древней Церкви и полу­чило свое выражение в определении вселенских со­боров. В сущности, догматическая работа древней Церкви была посвящена двум главным догматичес­ким вопросам: о Пресвятой Троице и о воплощении Слова (так называемые триадологическая и христологическая проблемы). Иначе можно было бы ска­зать: определилось учение о Боге, и осталось недоуясненным, завещанным будущему — учение о ми­ре и человеке (космология и антропология). Вне соборных определений и углубленных богослов­ских исследований остался многочисленный и чрез­вычайно важный круг вопросов: о твари и месте в ней человека, о грехопадении и искуплении, о бла­годати и свободе, о Церкви и таинствах, о достоин­стве и почитании Богоматери, ангелов, святых... Практически, жизненно Церковь давала, конечно, ответы на эти вопросы: в своем культе, благочестии. Но общеобязательного и точного учения об этом не

173

 

 

было. Патриотический и соборный век закончил­ся не за исчерпанностью богословских вопросов, а за исчерпанностью поздне-греческой культуры. Сто­летия, следовавшие за веком Юстиниана, не были благоприятны для высокого умозрения. Всеобщий упадок культуры, как на Востоке, так и на Западе, надолго прервал работу христианского богословия.

Византия не была страной варварства. Она име­ла великое искусство. Она создала православную литургику и иконопись. В эпохи своего расцвета (XI и XIV в.) она знала и возрождение, как фило­софской, так и богословской мысли (философия всегда является предпосылкой богословия, давая ему школу мысли и аппарат понятий). Эта работа византийского богословия недостаточно еще извест­на. Многое лежит в рукописях и никогда не было напечатано. Лишь имя св. Григория Паламы (XIV в.) всем памятно. Его учение и споры, поднятые им, касались не только практических вопросов духов­ной жизни: «умной» молитвы, видения Фаворского света. Они касались как раз основных проблем хри­стианской космологии: отношения Бога к творе­нию, и лежат в основе всех современных так на­зываемых имяславческих и софиологических тече­ний. К сожалению, богословие Византии оставалось отрывочным и было резко и насильственно прерва­но гибелью греческого царства (1453) и турецким игом, сковавшим надолго весь православный Восток.

Оставалась Русь... Но, верная ученица Византии, православная Русь не могла взять на себя ее бого­словского наследия. Ее интеллектуальная слабость (при всех великих качествах ее культуры) была такова, что она не имела вовсе ни науки, ни бого­словия, — даже в смысле простого катехизическо­го усвоения православного учения. Жизнь и мо­литва (святость и литургика) были для нее всем.

174

 

 

Однако они не могли заменить огромного пробела в ее разумном сознании. Последствия этого белого пятна на древнерусской культуре (отсутствие науч­ной мысли) мы несём до сих пор.

За время вековой дремоты Руси христианский Запад совершил гигантскую богословскую работу. С XI века, когда начался расцвет католической куль­туры средневековья, кипела непрерывная работа в направлении преимущественно антропологии и экклезиологии. Учение о человеке и Церкви, не до­деланное древностью, получило у схоластиков XII- XIII в. исчерпывающее развитие. Но, разумеется, в специфически западном духе и стиле, в отрыве от восточного православия, что не могло не привести к существенной односторонности, а во многом и к искажению католической доктрины. Реформация, задумав исправить односторонность схоластической мысли, разрушила и ее патристические основы, хотя кое-что ценное внесла в постановку антропологичес­ких и экклезиологических тем.

Таково было положение христианской мысли — на Западе и Востоке, когда Русь проснулась от своего сна. Это совершилось задолго до Петра Великого — в польском Киеве. Киевские ученые, вынужденные за­щищать православие от католического натиска, долж­ны были искать оружие в лагере своих противников. Киевская Академия клала в основу преподавания сре­дневековых схоластиков: Фому Аквинского. Да и что другое оставалось ей, если сами греки, под турецким владычеством, должны были учиться в западных шко­лах, под католическими и протестантскими влияния­ми? Киевляне боролись с Западом — но западным же оружием, и невольно подпадали под его влияние. Эта эпоха впервые дала русской — и вообще православной – Церкви катехизис, учение о Церкви, таинствах, иерархии — в сильно католизирующей форме.

175

 

 

С Петра I киевская школа, вместе с малорос­сийской иерархией, распространилась по всей Руси. Но со времени Феофана Прокоповича католические влияний были оттеснены протестантскими. Это не значит, конечно, что русское богословие стало лю­теранским, как и ранее оно не было католическим. Но русское богословие привыкло искать правосла­вие путем взаимного уравновешивания и дозировки католических и протестантских элементов. Отсе­кали крайности западных исповеданий и считали, что истина всегда посредине. При этом уклоны вправо или влево были неизбежны. С 30-х годов XIX века, благодаря обер-прокурору гр. Протасову, католичес­кие влияния снова преобладают над протестантски­ми. Таков итог двухвекового развития русского бо­гословия в западной школе, получивший свое клас­сическое выражение в «догматическом богословии» митр. Макария. До сих пор школьным, традицион­ным богословием в России была эта искусно дози­рованная смесь католичества и протестантизма. Не будем обвинять наших предков. Эта чужеземная школа была естественным последствием московско­го невежества. Но рано или поздно нужно стать на собственные ноги. Как с Пушкиным русская лите­ратура освобождается от подражательности и ста­новится национальной, так в течение XIX века окреп­шее в лаборатории западной мысли русское бого­словие ищет собственных путей. Эти опыты начи­наются с Хомякова и отчасти, может быть, с ми­трополита Филарета. Но лишь XX век видит расцвет русской богословской школы.

Каковы элементы, из которых строится новое русское богословие?

Прежде всего, имеется великий, нетронутый жизненно-мистический опыт Церкви — в ее литурги­ческой жизни, в ее молитвенной практике, в живой

176

 

 

святости. Во-вторых, благодаря западной науке (изданиям текстов и комментариям) открылись богословские богатства древнегреческой патристи­ки. Постепенно они входят в оборот русской мысли, которая начинает чувствовать себя преемницей гре­ческой и византийской древности. В-третьих, рус­ская национальная традиция, безмолвствующая в сло­ве, открылась нам в памятниках церковного искус­ства, в подвиге русских святых, в народной религиоз­ности. И, наконец, Запад по-прежнему остается источ­ником идей, но уже не в схоластическом своем прош­лом, а в живом настоящем: в течениях его богослов­ской и философской мысли. В этом сплаве, богатом и сложном, рождается русская православная мысль. Из ее крупных достижений следует отметить: Хомя­кова с его учением о соборности Церкви, Вл. Соло­вьева с учением о Богочеловечестве, Несмелова с его «Наукой о человеке», о. Флоренского с его сакраментальной экклезиологией и о. Булгакова с софийной космологией.

В этом потоке забившего православного вдохно­вения в русской Церкви гораздо больше верности пре­данию, подлинному и древнему восточному преданию, чем в школьном западническом богословии. Но пре­дание это живое и развивающееся. Оно проходит сквозь сознание современной мысли и науки подобно тому, как церковное предание древних отцов облека­лось в формы греческой философской мысли. Задача нового богословия прежде всего в том, чтобы найти более глубокое, плодотворное выражение тому бога­тому опыту православной жизни, которое невместимо в узкие формулы западной схоластики. Выдавать эти формулы за подлинное православное предание можно только по недоразумению.

Всякое человеческое дело — а богословие есть дело человеческое — погрешимо. Современная мысль,

177

 

 

поставленная перед огромными проблемами, не мо­жет не ошибаться. Отдельные мыслители идут раз­ными путями, несогласными друг с другом. У каждо­го легко найти погрешности. Не будем торопиться бросать в них камнем. Будем помнить, что не иначе обстояло дело в эпоху древних отцов. Нет ни одного, хотя бы самого авторитетного святого отца, у кото­рого придирчивый критик не мог бы найти неточнос­тей, а то и прямо ошибок. Не ошибается лишь тот, кто не мыслит. Но человеку не мыслить невозмож­но. Добровольный отказ от мысли приводит лишь к рабствованию чужой человеческой мысли (выда­ваемой иногда за божественную истину) и, следо­вательно, к чужим ошибкам. Но Церковь в своем богочеловеческом деле исправляет все личные грехи и ошибки, общими усилиями и вдохнове­нием Св. Духа возвращая свою соборную истину. Будем верить в победную силу Истины и будем терпимы к неизбежным человеческим заблуждениям Ее служителей. Велик грех тех, кто пытается, подоб­но апокалиптическому дракону, задушить во чреве Матери-Церкви истину, готовую родиться на свет.

178

 


Страница сгенерирована за 0.07 секунд !
Map Яндекс цитирования Яндекс.Метрика

Правообладателям
Контактный e-mail: odinblag@gmail.com

© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.