Игнатий (Брянчанинов), свт. Письма к мирянам. Письмо 57.

57.

Евангелие заповедует любовь к врагам; святые Отцы похваляют любовь, равную ко всем. —Неужели любовь к ближнему должна быть чужда всякого различия?

Вот о чем думаю теперь беседовать с вами. Хотелось бы мне сказать вам об этом предмете слово не мое, а Божие: да дарует мне это слово милосердый Бог.

Понимаю только ту любовь, которая действует по священным велениям Евангелия, при его свете, которая сама—свет. Другой любви не понимаю, не признаю, не принимаю. Любовь, превозносимая миром, признаваемая человеками их собственностью, запечатленная падением, недостойна именоваться любовью: она — искажение любви. Потому-то она так враждебна любви святой, истинной.

Истинная, святая любовь к Богу и ближнему отчетливо изображена в евангельских заповедях; правильное, непорочное действие ее является в исполнении евангельских заповедей. Кто любит меня, сказал Господь, заповеди Моя соблюдет. В такой любви не может быть ни мечтательности, ни плотского разгорячения, потому что исполнение Христовых заповедей совершается новоначальными с насилием над собою, с таким насилием, что оно названо распятием, а преуспевшими и ощутившими благодатное осенение—с обильным ощущением мира Христова. Мир Христов есть некоторый

532

тонкий духовный хлад: когда он разольется в душе, — она пребывает в высоком молчании, в священной мертвости.

Не приидох, говорит Законоположитель любви святой и истинной, говорит сама Любовь—Бог: не приидох воврещи мир на землю, но меч. Приидох бо разлучити человека на отца своего, и дщерь на матерь свою, и невестку на свекровь свою: и врази человеку домашнии его (Матф. X, 34—36). А все поступки наши по отношению к ближнему, и добрые и злые, Господь будет судить, как-бы они были сделаны относительно Его Самого (Матф. XXV). Весь закон Господь сосредоточил в двух заповедях: в любви к Богу и в любви к ближнему. Любовь—союз совершенства, сказал апостол. Если так, то для чего же меч, для чего вражда и разлучение? Потому что Бог отвергает любовь плотскую, любовь, которую узнал Адам по падении, — принимает только одну духовную любовь, которую явил миру Новый Адам, Господь наш Иисус Христос. Мы должны любить так, как Он любит: любовь падшего ветхого Адама—плод запрещенный в раю Нового Завета. Она-то преисполнена порывов, мечтательности, переменчива, пристрастна, любит создание вне Бога. Устранен Бог всецело из отношений этой любви, призван к участью в ней грех и сатана.

Любовь духовная постоянна, беспристрастна и бесстрастна, вся—в Боге, объемлет всех ближних, всех любит равно, но и с большим различием. Любите враги ваша, говорит. Евангелие, благословите клянущия вы, добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящих вам напасть и изгонящия вы. (Матф. V, 44). Здесь ясно и определительно изображено, в чем должна состоять любовь к врагам: в. прощении нанесенных ими обид, в молитве за них, в благословении их, т. е. в благих словах о них и в благодарении Бога за наносимые ими напасти, в благотворении им. соответственно силам и духовному преуспеянию, в благотворении, которое может простираться до вкушения телесной смерти для спасения врага. Пример такой любви к врагам явил Спаситель.

Но то же самое Евангелие повелевает быть осторожным

533

с врагами своими, не вверяться им. Се Аз посылаю вы, сказал Господь ученикам Своим, яко овцы волков. Будьте убо мудри яко змия и цели яко голубие. Внемлите же и от человек: предадят бо вы на сонмы, и на соборищах их биют вас... Будете ненавидимыми всеми имене Моего ради (Матф. X, 16, 22). И так самим Евангелием предписана осторожность в отношении ко врагам и по возможности мудрое с ними обхождение. Вражду производит дух мира; часто она заступает место плотской любви. Но и самая плотская любовь очень похожа на вражду. Один потомок ветхого Адама способен к плотской любви и ко вражде: нем живее в нем ветхость, тем сильнее действуют недуги, которыми падение поразило любовь, вражда, зависть, ревность, плотская любовь. Раб Христов не может быть врагом чьим-либо.

Вы видите—Евангелие предписывает нам любовь ко врагам не слепую, не безрассудную, но освещенную духовным рассуждением. Любовь—свет, слепая любовь—не любовь. Подобное этому должно сказать и о любви к друзьям. Евангелие повелевает, чтобы любовь эта была о Христе, чтоб Христос был любим в ближнем, а ближний был любим, как создание Божие. По причине этой любви в Боге и ради Бога, святые угодники Божии имели и равную любовь ко всем, и любили особенно тех, которые проводили жизнь благочестивую, как сказал святой Давид: Мне же зело честни быша друзи Твои Господи. Наставляемые чувствовали более расположения к тем наставникам, в которых усматривали особое обилие духовного разума и других духовных дарований, душевазидатедьных и душеспасительных. Наставники любили более тех духовных чад своих, в которых усматривали особую тщаливость к добродетели и особенное действие благоволения Божия. Такая любовь, отдающая должную цену людям по степени их благочестия, вместе с этим равна ко всем, потому что она во Христе и любит во всех Христа. Иной сосуд вмещает это духовное сокровище больше, другой меньше. Сокровище—одно!

Где Христос, там нет зависти и рвения. Любы не мы-

534

слит зла!—там спокойствие, там мысли благие, там постоянство, там святой мир. Любовь, сопровождаемая рвением— земная, плотская, нечистая. Очи у святой любви—как у орла» как у пламенного херувима: от них не может скрыться в малейшее греховное движение. Но сама любовь неприступна для греха, всегда пресмыкающегося на земле; она живет на небе,— туда переносит на жительство ум и сердце, соделавшиеся причастниками божественной любви.