Чельцов И. В. Полемика между греками и латинянами об опресноках

Христианское чтение. 1879. № 11-12. СПБ.

И. В. Чельцов

Полемика между греками и латинянами об опресноках.

(Речь пред публичной защитой магистерской диссертации под заглавием: «Полемика между греками и латинянами по вопросу об опресноках в XI— XII веках». Опыт исторического исследования. С.-Петербург, 1879 г.).

Высокопреосвященнейшие Архипастыри!

Милостивейшие государи и милостивейшие государыни!

Тема, избранная мною для своей магистерской диссертации, представляет немало научного интереса. История отношений между восточною и западною церквами в XI — XII вв. и в частности история споров между ними за это время в науке весьма мало разработаны. Это положение не нуждается в доказательствах. Ни в ученых сочинениях, ни тем более в учебниках об отношениях и спорах между церквами в XI—XII веках нельзя найти более или менее полных и обстоятельных сведений. Между прочим в русской ученой литературе часто задавались вопросами о византийском влиянии на древне-русскую жизнь и древне-русскую письменность, занимались отчасти даже и разработкой византийских сочинений полемической противу-латинской литературы. Но все такого рода иногда слишком широкие, иногда слишком невыясненные задачи до сих пор приходится считать невыполненными. Только в будущем путем многих монографий, можно надеяться, достигнутся желанные результаты как по вопросу о византийском влиянии на древнерусскую жизнь и древнерусскую письменность, так и в разработке самых византийских полемических памятников. Одну из таких монографий составляет представленное мною сочинение. Выясняя исто-

639

— 640 —

рию споров между греками и латинянами об опресноках, мне хотелось еще, чтобы и для уяснения вопроса о влиянии византийских полемических сочинений на древнерусские полемические сочинения сами собою представлялись твердые данные из византийских полемических памятников, разработка которых заняла главное место в моем сочинении.

Определяя время, с которого латиняне начали употреблять в евхаристии исключительно опресноки, я остановился только на том предположении, принятом в настоящее время большинством ученых, что обычай употребления в евхаристии опресноков возник в западной церкви приблизительно за 100 лет до окончательного разделения церквей. Не только время возникновения какого-либо обряда, но и начало каких-либо направлений в области догматического учения нелегко поддаются вполне точному определению: история застает их почти всегда более или менее сформировавшимися, а проследить все те элементы, из которых они формировались, иногда бывает совершенно невозможно. Какой-нибудь обычай или обряд сначала мог быть принятым в какой-нибудь одной местности и области, а потом, когда с течением времени сознавали его пристойность, пригодность и удобство, мог распространяться все более и более и наконец, сделаться общим. Это же нужно сказать и о возникновении у латинян обычая совершать таинство евхаристии на опресноках.

Напротив точное и вполне научное определение времени начала открытой греками литературной полемики по вопросу об опресноках легко может быть достигнуто путем критического сравнительного анализа сохранившихся до нашего времени полемических литературных памятников по этому вопросу. При таком методе в решении вопроса оказалось, что мнение, утвердившееся в русской ученой литературе о том, что литературная полемика по вопросу об опресноках началась ранее времен константинопольского патриарха Михаила Керулария, именно полемическим трактатом Льва или Леонтия, митрополита русского (сконч. в 1008 г.), не может быть признано ни научно-доказанным, ни основательным. Ни патриарх Фотий, ни русский митрополит

— 641 —

Леонтий ничего не писали об опресноках. Послание об опресноках, приписываемое русскому митрополиту Леонтию, в действительности написано уже после разделения церквей болгарским митрополитом того же имени, а полемика об опресноках началась письмом Льва, архиепископа ахридского, к Иоанну, еп. города Трани (1053 г.).

Задавшись целью — выяснить не столько внешнюю, сколько главным образом внутреннюю сторону истории спора об опресноках, прежде всего, мне в группе собранных мною, изданных и рукописных, полемических памятников на греческом, латинском и старославянском языках нужно было отличить ранние от позднейших, подлинные от подложных, прототипы от позднейших переделок. При этом основываться только на заглавии и вообще внешнем виде памятников значило бы ничем не гарантировать себя от ошибок. Большею частью изучение содержания каждого памятника и сравнение содержания его с содержанием других памятников давало верную нить для известного раскрытия и решения такого рода вопросов. Затем, определяя отношение между всеми, уцелевшими до нашего времени, памятниками XI—XII вв., нужно было выяснить их сходство и различие по их направлению, содержанию и по форме или литературным приемам. Такое сравнение дало возможность уяснить вопрос об отношении между всеми памятниками со стороны ученой и литературной зависимости их друг от друга. Древнерусские полемические сочинения оказались при этом в полной зависимости от византийских полемических сочинений, сравнительно с которыми они почти не представляют ничего нового по вопросу об опресноках, так что древнерусскую полемику с латинянами об опресноках должно считать только эхом полемики греческой. После выяснения отношения между полемическими памятниками естественно было перейти к указанию постепенного, генетического развития исследуемого спора со стороны содержания с указанием исходных спорных точек, руководящих принципов, доводов и выводов спорящих сторон.

В заключение исторического исследования спора об опресно-

— 642 —

ках мною указано его научное и практическое значение. Научное значение этого спора, оказалось слишком малым, а потому о нем и не пришлось распространяться много. XI и XII века отличаются крайним упадком просвещения как в восточной, так и в западной церквах, так что в этом отношении это время можно ставить в уровень с нашим XVI веком. Что же касается частных и публичных споров того времени, то их можно сопоставлять с средневековыми турнирами. Показать свою несокрушимую диалектику, сбить с толку своего противника ловким построением замысловатых дилемм и софизмов и не сделать ему ни одной уступки,—вот чего хотели диспутировавшие, а публика поощряла такого рода диалектические препирательства и охотно собиралась на диспуты только посмотреть, кто кого одолеет. Понятно, что при этом должны были страдать беспристрастие, спокойный тон и основательность суждений полемизирующих. Сильное преобладание полемического интереса над положительным без колебания должно признать главнейшею причиною того крайнего консерватизма, той слабости, узкой односторонности и слишком малой производительности мысли, какие бросаются в глаза в произведениях лучших богословов XI—XII вв.

Несмотря на всю маловажность научного значения спора по вопросу об опресноках, как греки, так и латиняне придавали чрезмерно важное, необыкновенное значение этому вопросу.

Преувеличенному значению, которое придавалось в полемике и жизни вопросу об опресноках, не мало, конечно, содействовала относительная доступность его пониманию толпы сравнительно с другими спорными вопросами того времени. Вопрос об исхождении Св. Духа, как вопрос теоретико-богословского характера, по самой своей отвлеченности не мог особенно занимать собою малопросвещенные умы греков XI — XII вв., а на притязания пап на главенство церкви в то время в Константинополе и на востоке вообще смотрели довольно легко, тем более, что и самые эти притязания тогда еще не выразились во всей своей силе и полноте. Вопрос же об опресноках был более интересен. Он имел и всегда удерживал значение видимого, осязаемого,

643 —

доступного, если не пониманию, то чувству и воображению толпы. Люди, слишком привязанные к внешности, сильно волновались различием между церквами именно в этой области, которое они замечали, конечно, гораздо скорее и легче, чем различие в доктрине той и другой церкви. Особенное внимание таких людей могло возбуждать и поддерживать различие в обряде совершения св. таинства евхаристии. Набожная, но непросвещенная христианская душа, представляя и соединяя вместе с внешним обрядом святость самого таинства, способна была возмущаться внешним различием в его совершении не только гораздо более, чем какою бы то ни было другою обрядовою разностью, но и более, чем разностью в церковном учении. Если наши русские ревнители древнего благочестия возбудили жаркие споры о хождении по солон, о сугубой и трегубой аллилуии, то нет ничего необыкновенного и в том, что греки придали чрезвычайно важное значение различию в обряде совершения великого и святого таинства. В исследуемой нами полемике, поэтому легко встретить суждения и взгляды, подобные суждениям и взглядам пресловутых русских расколоучителей: Аввакума, Лазаря, Никиты Пустосвята,—можно встретить людей, привязанных к букве без смысла и значения, разглагольствующих докторальным тоном и действующих с фанатизмом. Эти люди или под влиянием мелочных страстей, разгоревшихся в споре, или под влиянием непросвещенного, неразумного усердия о неповрежденности православия церкви Божией, не хотели видеть в другой церкви ничего кроме разностей и отступлений, а в разностях и отступлениях не могли или не хотели отличать важного от мелочного, безразличного в деле веры и невредящего православию.

Однако в тоже время в той и другой церкви были люди, которые далеко стояли от предрассудков и страстей в обсуждении церковных вопросов. Были и тогда в греческой церкви иерархи, которые отлично умели различать важное в деле веры от менее важного, догматическое от обрядового и которые вполне заслуживают уважения и любви за их истинно-пастырское отношение к делу своего служения и просвещенное понимание его сущ-

— 644 —

ности. Уже только поэтому в деле окончательного разделения церквей спору об опресноках нельзя придавать исключительно-важного решающего значения.

Беспристрастный исследователь не согласится со взглядами на дело разделения церквей иезуитов, по которым выводится, что схизматики—греки отделились от западной церкви из-за обряда, что они издавна ритуалисты. Поводов к неудовольствию между церквами и окончательному их разделения) накопилось тогда так много, рознь стремлений и интересов сказалась так сильно, что взрыв был неизбежен. Вопрос же об опресноках был не причиною спора и сопровождавшего потом этот спор разделения церквей, а—результатом натянутых отношений, которые уже издавна установились между церквами и рано или поздно должны были разрешиться печальной катастрофой. Притязания пап на главенство в церкви и разность латинян в учении об исхождении Св. Духа были обсуждаемы еще во времена патр. Фотия и, следовательно, по этим вопросам восточная церковь уже как бы считала дело решенным. Теперь, во времена патр. Михаила Керулария, гласно заявляется еще новая разность латинян—обычай употреблять в евхаристии опресноки и эта разность становится преимущественным пунктом полемики и служит главнейшим поводом к самому враждебному столкновению между церквами, окончившемуся совершенным разделением их друг от друга. Однако совершенно несправедливо думать, что греки игнорировали тогда другие разности латинян. Напротив эти другие разности и между ними более всех догматическое заблуждение латинян в учении об исхождении Св. Духа послужили главною причиною того, что греки слишком строго отнеслись к разности латинян в употреблении хлеба для совершения таинства евхаристии. Мало того, для большинства тогдашнего общества и нескольких последующих веков в этом последнем вопросе, как в фокусе, отражались и сосредоточивались вся начавшаяся издавна и постепенно увеличивавшаяся рознь и все нерасположение между церквами и народностями. Понятие „азимит“ (опресночник) для греков было сложным и постепенно все более и более усложнявшимся:

— 645 —

в нем группировались и наглядно обрисовывались представления всех тех враждебных отношений с латинянами, которые им пришлось пережить в своей исторической жизни.

Та или другая степень строгости православной церкви к разнствующим с нею народностям почти всегда обусловливалась характером общих отношений с последними. Конечно, общими враждебными отношениями между народностями прежде всего другого должно объяснять строгость греков к латинянам, а латинян к грекам, и в отношении к употреблению в таинстве известного рода хлеба. Вот почему даже и в ближайших к нашему времени рассуждениях об евхаристийном хлебе той и другой церкви часто бросаются в глаза старые натянутые доказательства и старое желание во что бы то ни стало показать исключительное превосходство практики своей церкви в употреблении хлеба для таинства евхаристии ¹). Иногда проявляется и старый фанатизм. Не так давно в Австрии один рьяный ксендз с церковной кафедры публично проповедывал: „in eucharistia schizmaticorum(т. е. православных) ipse diabolus sedet“ ²), оправдывая это изречение богословием иезуита Перроне, одобренным в Риме. Когда и наши раскольники говорят, что в трех перстах для крестного знамения символически выражаются три слога слова „сатана“, то конечно они и сами отлично сознают, что этим своим положением они выражают только свою общую неприязнь к православной церкви.

Вследствие неблагоприятствующих фактических отношений между восточными и западными церквами и народностями все попытки и усилия восстановить единение и общение между ними всегда или оканчивались ничем, или приносили с собою новую вражду и ненависть. Однако, несмотря на всю силу взаимного раздражения враждующих сторон, с течением времени она стала смягчаться и проходить. На западе нашлись теперь многие, которые,

¹) См. например: Παπιστικων ελεγχων τομος πρωτος, Ἐκδοθεὶς ὑπὸ Ηλια Τανταλιδου. Ἐν Κωνσταντινουπολει 1850.

²) См. Труды Киевск. Дух. Акад. 1867, т. IV, стр. 325.

— 646

решительно убедившись в неправоте совмещения в одних и тех же руках папы царского скипетра и жезла пастыря Христовой церкви, отказываются и от догматического своего заблуждения относительно filioque. С своей стороны православные не перестают возносить усердные молитвы к Богу о соединении церквей. При этом они твердо помнят мудрое изречение или правило отцев древней церкви: если уничтожится одна йота или одна черта благовествования нашего спасения, — уничтожится вся религия. Правило это—мудрое и неоспоримо-верное, потому что иначе религия сошла бы с своего высокого пьедестала божественного откровения, став в уровень с простой философемой, которую каждый может понимать и толковать по своему. С другой стороны, помня это правило, православные богословы и христиане знают также и то, что кроме догматического, обще и безусловно-обязательного для всех времен и народов, в христианской церкви есть много обрядов, которые не могут считаться общеобязательными и неизменными и различие в которых между христианскими церквами не может служить препятствием к их соединению, если с этими обрядами не соединяется никакого догматического заблуждения. В силу этого желанное соединение западной и восточной церквей при непременном единстве их в догматическом откровенном учении вполне может осуществиться, несмотря на разность их в некоторых обрядах и обычаях. Таким образом, избранная мною тема не лишена, быть может, в некоторой степени и современного интереса.

Результаты моего исследования заключаются в следующих положениях:

1) Вопрос о времени возникновения на западе обычая употреблять в евхаристии исключительно опресноки, несмотря на все усилия ученых, и до сих пор решается лишь предположительно.

2) Открытая полемика по вопросу об опресноках была начата греками и только в 1053 году при константинопольском патриархе Михаиле Керуларие.

3) Мнение, утвердившееся в русской ученой литературе, о том, что полемика по вопросу об опресноках началась ранее времен Михаила Керулария, именно—полемическим трактатом Льва, митрополита русского

— 647 —

(сконч. в 1008 г.), не может быть признано ни научно-доказанным, ни основательным вообще: ранее первого письма Льва Ахридского к Иоанну Транийскому никакого другого памятника, в котором затрагивался бы вопрос об употреблении латинянами опресноков, наука не знает.

4) Внешняя история споров об опресноках в XI и XII вв. может быть разъяснена удовлетворительно лишь с возникновения спора в 1053 году до формального разделения церквей; для удовлетворительного ее разъяснения с этого момента до конца XII века не достает твердых данных.

5) Внутренняя история полемики может быть разъяснена вполне удовлетворительно на основании дошедших до нас памятников.

6) В памятниках греческой полемической литературы по вопросу об опресноках усматриваются три главных направления: крайнее или полемическое, умеренное или примирительное и среднее, сближавшееся на известных пунктах с тем и другим. Сторонниками крайнего направления были: Лев Ахридский, Никита Стифат, патр. Михаил Керуларий, русские митрополиты Георгий и Никифор, Леонтий м. Преславы, Евстратий Никейский, Никита Никейский, Никита Сеид, Иоанн Антиохийский, Николай Мефонский и Иоанн Клавдиопольский. Представителями среднего направления в ХГв. были: Никита Давид Пафлагонский, Иоанн II м. русский, а в XII—Георгий Корцирский и Феодор Куропалат. Представителями умеренного или примирительного направления были: Петр Антиохийский и Феофилакт Болгарский в XI веке, а в XII веке представителем этого направления явился Никита Никомидийский.

7) В памятниках латинской группы, несмотря на большее однообразие проводимых в них основных взглядов сравнительно с памятниками византийской литературы, также можно различать два направления: крайнее и умеренное. Представителями первого были: папа Лев IX, кардинал Гумберт, неизвестный писатель против греков конца XI века и Анзельм Гавельбергский, а второго—Доминик Градский и Анзельм Кэнтербюрийский.

8) Исходный пункт как греческих, так и латинских полемистов был один и тот же, именно убеждение в законности и правильности евхаристийной практики своей церкви при выборе хлеба для совершения таинства евхаристии.

9) Доказательства в пользу своей евхаристийной практики как у греческих, так и у латинских полемистов заимствуются из шести источников: 1) из примера совершения евхаристии Иисусом Христом, 2) из разбора этимологического значения слова ἀρτος(хлеб), употребленного в евангелии при изложении факта учреждения Спасителем таин-

— 648 —

ства евхаристии, 3) из практики совершения этого таинства во времена апостольские и в древней церкви вообще, 4) из сопоставления ветхого завета с новым, 5) из учения св. Писания о том и другом хлебе и из рассмотрения сущности, свойств и особенностей того и другого хлеба самого в себе, 6) наконец из истории древних ересей.

10) Научное значение полемики было незначительно, так как ни в произведениях греческих, ни в произведениях латинских полемистов не были как должно разъяснены ни история, ни археология, ни догматика спорного вопроса.

11) Необыкновенное значение, которое придавалось вопросу об опресноках в полемике XI и XII вв., объясняется враждебными отношениями, установившимися к этому времени между церквами.

12) Практическое значение полемики для между-церковных отношений состояло в том, что она окончательно выяснила истинный характер отношений между церквами и рассеяла фикцию их единства, державшуюся еще по преданию, но не имевшую уже под собою твердой почвы.

Преподаватель Вятской Духовной Семинарии

Михаил Чельцов.