Когда говорят о нашем первоначальном церковном управлении, то обыкновенно принимают за нечто само собой и естественно предполагаемое — тот случай, что Русская церковь в административном отношении была подчинена церкви Греческой; почему, проходя молчанием самый факт этого подчинения, как не требующий объяснений, прямо обращаются к речи о том, в чем и как оно выразилось. На самом деле, это подчинение вовсе не составляет подобного нечто, само собой предполагаемого, и первая речь, которая должна быть в настоящей главе о нашем церковном управлении в период домонгольский, есть именно речь о том факте, что Русская церковь при ее основании не получила самостоятельности и была подчинена в административном отношении церкви Греческой. Должно различать особые один от другого вопросы о пользе и о праве. Очень может быть, что подчинение было для Русской церкви полезно, но об этом речь другая, а сначала речь о праве, отдельно взятом и самом по себе. Речь эта тем более весьма не излишня, что далеко не все у нас ясным образом представляют себе, как имеет себя право в данном случае.

Церковное управление слагается, если можно так выразиться, из двух элементов — из того, что есть в нем богоучрежденного, и того, что есть в нем обыкновенного, человеческого. Богоучрежденное в церковном управлении составляет то, что каждое отдельное христианское общество, большое или малое, должно иметь свою иерархию, состоящую из епископа, пресвитеров и диаконов, все же остальное в нем, составляющее систему так называемой админи-

257

стративной централизации, есть происхождения столько же человеческого, как все вообще человеческое, как все порядки обыкновенных человеческих или гражданских обществ. Первоначально каждая отдельная церковная община, как бы она мала ни была и хотя бы заключалась в одном селе или в одной деревне, если она имела своего епископа, была церковью совершенно самостоятельной и ни от кого независимой, ибо она представляла из себя совершенно полную частную церковь 1). По этому богоучрежденному порядку, не полагающему ничего более, как отдельную, большую или малую, общину с епископом во главе, церковь вселенская имела представлять из себя совокупность такого же бесчисленного множества независимых и самостоятельных, соединяемых и объединяемых только узами братской любви и ничем более, частных церквей, сколько в ней было общин. Но так как люди, по своей природе несовершенные, не в состоянии осуществлять идеалов божественных и не могут поддерживать в своей среде мира и доброго ряда одним духом любви, то богоучрежденное в церкви скоро потребовалось дополнить человеческим, именно — по подобию гражданских обществ ввести в ней систему подчинения и административной централизации. Эта система централизации, будучи по своему происхождению нисколько не божественною, а обыкновенною человеческою, имеет в церкви совершенно те же значение и авторитет, что в обыкновенных гражданских обществах или, иначе сказать, церковь совершенно приравнивается по ней к этим последним.

1) В первое время не было приходов в нынешнем смысле слова, т. е. отдельных церковных общин с своими особыми церквами, которые бы находились под заведыванием только пресвитеров или священников. В первое время каждая таковая отдельная община, имевшая свою особую церковь, как бы она ни была незначительна и хотя бы ограничивалась одной деревней, представляла из себя полную частную церковь — имела своего епископа с большим или меньшим собором пресвитеров (Епископы сел и деревень — хорепископы, которые первоначально были столько же полными и полноправными епископами, как и епископы городов). Церковь и при ней особая община, собственно говоря, необходимо предполагают епископа, ибо каждая община есть особая частная церковь в смысле духовном, а эта последняя не может быть без епископа; и сие то разумеет Игнатий Богоносец или вообще древний писатель, известный под его именем, когда говорит: «один жертвенник, как один епископ со пресвитерством и диаконами» (Посл. к Филаделф. гл. 4, cfr апост. пр. 31, Антиох. соб. пр. 5, Карфаг. соб. пр. 10). О происхождении приходов в нынешнем смысле, которые по отношению к кафедральной церкви епископа собственно суть филиалы, выставки, приписные церкви, скажем ниже.

258

Все человеческое, будет ли оно в государстве или в церкви, действует и может действовать только в пределах обыкновенных человеческих прав. Следовательно, церковное управление во всем объеме своей административной централизации, которая не есть в ней божественное, а есть просто человеческое, совершенно равносильно и однозначуще с управлением государственным и ограничивается тем же самым объемом прав, что и это второе, ни более, ни менее. В сфере государственной, по отношению к международному, занимающему нас, вопросу между людьми твердо признано и общепринято — во-первых, что одно государство не имеет права посягать на подчинение себе другого, — во-вторых, что каждое государство у себя дома имеет полное право распоряжаться своими делами совершенно самостоятельно и ни от кого независимо. Эти два общие положения имеют совершенно одинаковое значение как в области чисто государственной, так и в области церковной, поколику последняя (во всем объеме своей административной централизации) не есть область собственно церковная, а церковно-государственная.

Как ни одно государство не имеет права посягать на подчинение себе другого и как каждое государство имеет право распоряжаться своими внутренними делами совершенно самостоятельно, так, в буквальную, можно сказать, параллель к этому, ни одна частная церковь не имеет права посягать на подчинение себе другой таковой же и каждая частная церковь имеет право устроять свои внутренние дела совершенно ни от кого независимо. Объём и сущность прав в последнем случае совершенно одни и те же, что и в первом, ибо и в церкви в этом случае действует не право божественное, которое сюда вовсе не простирается, а обыкновенное право человеческое.

Таким образом, частная церковь Греческая имела совершенно такое же право подчинить себе частную церковь Русскую, какое право имело бы государство Греческое подчинить себе государство Русское, т. е. не имела права ни малейшего и вовсе никакого 1). И однако это подчинение не только имело место, но, как необходимо предполагать, было выдаваемо со стороны Греков за дело совершенно естественное и натуральное, — за дело, которому так и надлежало быть. Как же это могло случиться?

1) Т. е. имела совсем такое же право, с каким в настоящее время патриархи Константинопольские изъявилибы притязание на новое подчинение себе Русской церкви.

259

В области церкви так же, как и области государства, люди сохраняют наклонность злоупотреблять своими правами, преувеличивая их значение и перетолковывая их по своему желанию. В церкви. Греко-Римской, не на основании каких-нибудь предписаний божественных, а просто волею человеческою, учреждена была система административной централизации, которая на высшей своей ступени состояла из пяти патриархатов. Эти административные пять патриархатов, имевшие все свое значение для церкви Греко-Римской, которою и для которой были учреждены, для других церквей имели столько же значения, сколько для других государств имело значения то обстоятельство, что империя Греко-Римская разделена была на такое, а не другое, количество генерал-губернаторств (диоцезов), т. е. решительно и совершенно никакого. Но Греки, некоторое время представлявшие собою почти всю вселенскую церковь, ибо христианская вселенная некоторое время вся заключалась в пределах империи Греко-Римской, возымели притязание смотреть на эти, касавшиеся их и никого более, патриархаты, как на административный строй, имевший обнимать собою всю церковь вселенскую, и в то же время, так как о патриархатах говорят вселенские соборы, производить их учреждение не от своей собственной воли, но от воли Божественной, действовавшей через эти последние. «Вселенские соборы учредили пять патриаршеств для всей церкви вселенской», т. е. иначе сказать — вселенские соборы будто бы определили, чтобы все церкви во вселенной находились под ведением церкви Греко-Римской, — таковы были взгляды, притязания и уверения позднейших Греков 1). Эти притязания были совершенно равносильны тому, как если бы

1) „Пять патриаршеств знаем во всем мире, ибо как тело наше управляется пятью чувствами, так и Христово тело — церковь верных управляется пятью чувствами — пятью престолами“, говорит патриарх Антиохийский Петр (первой половины XI в.) в послании к патриарху Аквилейскому; „пяти патриархам разделены церкви (αἱ ἐνορίαι) четырех пределов вселенной“, говорит Феодор Вальсамон в своих толкованиях на правила, — у Ралли и П. II, 41 fin., и IV, 408 fin. (Вальсамон буквально повторяет приведенные слова несколько раз; на этом основании можно думать, что он берет их готовыми из сложившегося, так сказать, катехизиса греческих притязаний). См. также Нила Доксонатра в его Τάξις’е τῶν πατριαρχικῶν θρόνων, — в Патрол. Миня t. 132, col. 1097 (Учение о пяти патриархатах впервые было высказано Греками из Константинопольском соборе 869-го года, на котором представитель со стороны императора патриций Ваанис говорил: Posuit Deus Ecclesiam suam in quinque patriarchiis, et definivit in Evangeliis suis, ut nunquam aliquando penitus decidant, eo quod capita Ecclesiae sint).

260

Греки говорили, что вселенские соборы подчинили все государства в мире их государству греческому. Но так как, выдумывая притязания, они исключительно себе же самим усвояли право и суда относительно их верности, то людям новым в христианстве и не знавшим своих прав ничего не оставалось более, как соглашаться с ними. «Я тебе говорю, что ты обязан платить мне деньги; ты не должен сомневаться в своей обязанности, ибо это говорю тебе я, а я знаю твои обязанности», — именно в этом, несколько оригинальном, виде имело себя дело 1).

1) Если бы пять патриархатов Греко-Римских и действительно учреждены были вселенскими соборами, то из этого ровно бы ничего не следовало. Канонисты греческие забывают, что вселенские соборы вместе с общими делами всей вселенской церкви занимались еще частными делами и церкви Греко-Римской: учреждение ими пяти патриархатов, если бы оно действительно имело место, значило бы только учреждение ими сих патриархатов для этой церкви Греко-Римской и более ничего. Но вселенские соборы вовсе и не учреждали патриархатов, которые вместе со всей системой церковно-административной централизации явились еще до них (1-го всел. соб. прр. 6 и 7 и 3-го всел. соб. пр. 8) и которые во времена их, но вовсе не по их установлению, стали называться патриархатами вместо прежнего имени диоцезов, διοίκησις, как назывались высшие церковно-административные округи дотоле, заимствовав имя от диоцезов или генерал-губернаторств гражданских, которым они соответствовали, подобно тому, как и вся вообще церковно-административная централизация вполне соответствовала централизации гражданской (имя патриарха, в 4 веке, Григориями Богословом и Нисским, употребляемое как почетный титул всякого епископа, Suiceri Thesaur. Eccl. II, 640, впервые употребляется как частнейшее имя высших предстоятелей церкви, вместо прежних имен: епископ, экзарх диоцеза и архиепископ, в Деяниях 4 вселенского собора, Русск. Казанск. перев. Деянн. т. III стр. 575, и у историка Сократа, V, 8). По отношению к патриархатам или церковным диоцезам вселенские соборы сделали только то, что отчасти сами нарушили, отчасти допустили и признали нарушение их полного соответствия с диодезами гражданскими, именно — 4-й вселенский собор, во-первых, соединил под власть одного патриарха (диоцезального епископа) Константинопольского (который, после перенесения столицы государства из Рима в Константинополь, став таковым в диоцезе Фракийском вместо епископа Ираклийского, был признав в сем достоинстве и вместе в своем старшинстве пред всеми диоцезальными епископами после Римского 2-м вселенским собором, пр. 3) три диоцеза — Фракийский, Понтийский и Азийский, пр. 28, — во-вторых, признал выделение из диоцеза Антиохийского и возведение в особые патриархаты (с отдельным от диоцеза округом) епископии Иерусалимской, что было сделано императором Феодосием Младшим, Деянн. Собб. Русск. Казанск. перев. т. IV стр. 170, sqq. Вообще, Греко Римские патриархаты были административные округи частной Греко-Римской церкви и более ничего: какое отношение они могли иметь к церкви вселенской и каким образом они могли быть учреждены для всей ее? Само собою разумеется, что

261

Таким образом, Греческая церковь не имела совершенно никакого права на то, чтобы подчинять себе церковь Русскую, и последняя не имела совершенно никакой обязанности к тому, чтобы признать над собою власть церкви Греческой.

Но этого мало. Изъясняя все права, которые в данном случае имели Русские, — что к нашему предмету пожалуй прямо и не относится, но что не излишне для полноты речи, — мы должны сказать гораздо более. Права частных церквей в устройстве своей внутренней администрации, как мы говорили выше, совершенно одинаковы с правами в этом отношении частных государств, ибо в том и другом случае они совершенно одни и те же. Как устройство администрации каждого государства принадлежит исключительно ему самому и никому более, так и совершенно в той же мере

никто никогда не определял, чтобы патриархатов было во вселенской церкви пять, а не более; но равным образом никто никогда не определял и того, чтобы их было пять, а не более, и в церкви Греко-Римской. — В диоцезах Фракийском и Азийском, подчиненных патриарху Константинопольскому, жили народы варварские или были населения инородческие, негреческие, области которых, в изъятие из общего порядка управления, не составляли из себя митрополий с подчиненными епископиями, и каждая составляла из себя только одну епископию (в диоцезе Фракийском область Малая Скифия с епископом в городе Томи, в диоцезе Азийском область Исаврия о епископом в городе Исаврополе, Cod. Iustin. lib. 1, tit. III c. 36, Номокан. Фотия тит. 1, гл. 20). Четвертый вселенский собор, подчиняя помянутые диоцезы патриарху Константинопольскому, постановляет относительно епископов инородческих областей, чтобы они зависели не от каких-нибудь соседних митрополитов, а непосредственно от самого патриарха и были поставляемы не кем-либо из первых, а самим последним: „в диоцезах Понтийском, Азийском и Фракийском должны быть поставляемы святейшим престолом святейшей церкви Константинопольской только митрополиты (но не епископы, которые должны быть ставимы своими, подчиненными патриарху, митрополитами), а также от него же должны быть поставляемы и епископы варварских областей в указанных выше диоцезах (ἔτι δὲ καὶ τοὺς ‘eν το[iς βαρβαρικοῖς ἐπισκόπους τῶν προειρημένων διοικήσεων, пр. 28). Это весьма простое определение вселенского собора канонисты Греческие (Зонара и Вальсамов в толкованиях на помянутое правило) понимают так, будто собор предопределил во власть патриарха Константинопольского все имевшие принимать христианство варварские или новые народы, как зависимые, так и независимые от греков, в том числе и нас Русских... (2-е правило 2-го вселенского собора говорит о тех же в несобственном смысле народах варварских, живших в пределах империи и церкви Греческой, а не о каких-нибудь народах в собственном смысле, представлявших из себя особые государства, и разумеет то, что «по утвердившемуся обычаю отцов» их области должны быть управляемы каждая одним епископом, а не митрополитами с епископами).

262

устройство внутренней администрации каждой частной церкви принадлежит исключительно ей самой и никому более. Следовательно, Русская церковь не только имела право на то, чтобы быть совершенно самостоятельною и независимою, но еще и на то, чтобы устроить свою внутреннюю администрацию так, как ей самой желалось и представлялось лучшим, исключительно по своей собственной воле. Говоря это последнее, мы думаем сказать не только то, что Русские, не смея превосходить Греков или даже и равняться с ними, могли только до некоторой степени подражать им, а то, что они имели безусловно неограниченное право поступать так, как сами хотели. В Греко-Римской империи система церковной администрации состояла в разделении всей области церкви на пять патриархатов с подчиненными им митрополиями. Русские имели полное право учредить у себя не только те же пять патриархатов, но даже и более и вообще столько, сколько бы сами пожелали 1). Вместо системы патриар-

1) Выражаясь так, мы имеем в виду право как чистое право, в его отвлеченности и в его неограниченной полноте; а было ли бы сообразно с положением тогдашней Русской церкви учреждение многих патриархатов, это, конечно, другой вопрос. Что, усвояя Русским право учредить несколько или сколько хотели патриархатов, мы не проповедуем какое-нибудь неправославие, как это пожалуй может показаться иному читателю, сошлемся на ХVII в., которому извинительно было бы даже и неканоническое принимать за каноническое: когда Симеон Полоцкий предложил свой известный проект учредить в России именно столько патриархатов, сколько их было в империи Греко-Римской, т. е. пять, то не нашли его мысли антиканоническою и еретическою (ибо она была было принята царем и обсуждаема), а только неудобоисполнимою. Прежде Полоцкого доказывал Грекам, что их четыре патриаршества были только для их царства и что они учреждены не вселенскими соборами, а „по царскому изволению“, известный старец Арсений Суханов (Статейный список или так называемый Малый Проскинитарий, — беседа 6-го Июня. А что вообще независимый государь может устроить у себя патриарший престол, см. Известие о начале патриаршества в России, в Дополнн. к Актт. Исторр. т. 2 стр. 191 sub fin.: „благочестивый царь... аще и по власти (т. е. своей собственной) можаше превысочайший престол патриаршеский устроити, яко царь и самодержец»…). — Когда по поводу учреждения независимой церкви в нынешнем королевстве греческом патриарх Константинопольский возобновил старые речи о богоучрежденности будто бы пяти патриархатов, то ему пришлось услышать решительную отповедь и от самих Греков: со стороны Афинской было написано несколько сочинений, в которых опровергается эта мнимая богоучрежденность со всею подобающею доказательностью (особенно сочинение Фармакида Ὁ συνοδικὸς τόμος ἤ περὶ ἀληθείας, ἐν Ἀθήναις, 1852, в котором см. ч. 1 гл. 3: Περὶ τῆς ἐπὶ τῶν ἀποστόλων καὶ τῆς μετ’ αὐτούς διοικήσεως τῆς ἐκκλήσίας. Впрочем, уже и в старое время Греки писали против самих себя, когда опровергали притязания папы на главенство, называя эти при-

263

хатов с митрополиями они имели право ввести какую-нибудь другую систему 1); одним словом — имели право устроить свою церковную администрацию совершенно независимо от Греков и их примера, единственно своим собственным разумом и по своему собственному усмотрению.

Так имеет себя вопрос о чистом праве. Мы уже говорили выше и здесь снова (для некоторых читателей) повторяем, что право и польза суть вещи совсем различные между собою и совсем отдельные одна от другой. Решая вопрос о праве, мы разумеем одно чистое право и ничего более. Что касается до того, была ли зависимость Русской церкви от церкви Греческой благом для первой или злом, то на этот особый и сам по себе вопрос мы и отвечать будем особо.

Первое учреждение у нас церковного управления, о котором, к сожалению, вовсе ничего не говорит наша первоначальная летопись, пока покрыто мраком совершенной неизвестности, что Греки предложили Владимиру и вместе потребовали от него, чтобы Русская церковь была подчинена церкви Греческой в качестве ее митрополии, — это необходимо предполагать. Что Владимир не мог ничего отвечать и возражать им на это от канонического права, которого совсем не знал, это также предполагается само собою. Из всего этого следовало бы заключать, что Русская церковь стала той митрополией Константинопольского патриархата, которою мы ее единственно знаем, с самого первого введения у нас церковного управления. Но существуют основания думать, что первоначально дело было не так, а именно — что Русская церковь первоначально получила было самостоятельность или независимость с титулом своего высшего предстоятеля архиепископ, каковой титул, по его позднейшему употреблению у Греков, носили предстоятели частных церквей, независимых от их пяти патриархов 2). Двое древних наших писателей — мо-

тязания, одинаковые с теми, которые сами они предъявляли по отношению к другим народам, стремлением к тирании в церкви и к ее порабощению: Лев Ахридский, Никита Стифат, Нил Кавасила и другие).

1) Как это у нас в настоящее время и действительно есть.

2) Представляя собою изъятие из общего порядка управления, позднейшие архиепископы были у Греков двух классов — низшие и высшие митрополитов: архиепископы, низшие митрополитов, были такие епископы, которые, не подчиняясь, как того требовал общий порядок, местным или окружным митрополитам, зависели прямо и непосредственно от патриархов, — таких архиепископов в позднейшее время было очень много, см. каталоги архиерейских кафедр у Ралли и П. V, 466 и 475; архиепископы, высшие митрополитов, были такие митрополиты,

264

нах Иаков, о котором была речь у нас выше, и преп. Нестор Печерский, говоря о наших древних митрополитах, усвояют им вместе с титулом митрополита титул архиепископа, именно — первый из них в своем Сказании страстей святых мучеников Бориса и Глеба называет то митрополитом, то архиепископом митрополита Иоанна, который был вторым высшим предстоятелем нашей церкви, а последний в своем Житии тех же мучеников называет то одним, то другим именем митрополитов Иоанна и Георгия 1). От первого высшего предстоятеля нашей церкви Леона или Льва мы имеем на греческом языке одно сочинение. В надписании большей части известных в настоящее время списков сочинения читается: Λέοντος μητροπολίτου, но в надписании одного списка вместо μητροπολίτου стоит άρχιεπσκόπου 2), и так как позднейшее превращение αρχιεπισκόπου в μητροπολίτου, — нам известно сочинение в списках позднейших, — будет для нас совершенно понятно, а обратное превращение из μητροπολίτου в ἀρχιεπίσκοπου останется далеко не совеем понятным: то вероятнейшим первоначальным чтением должно быть считаемо второе. Но монах Иаков и преп. Нестор не могли усвоять нашим митрополитам титул архиепископа и не мог присвоять себе этого титула митр. Лев ни с того ни с сего, потому что титулы: архиепископ и митрополит вовсе не были титулы однозначащие или тождественные. Как же объяснять это? Можно объяснять двумя

которые, не подчиняясь патриархам, пользовались совершенной независимостью и автономией или которые в сущности были тоже, что сами патриархи и отличались от последних только именем, — таких архиепископов, называвшихся автокефальнымми, что значит самоглавный, т. е. самостоятельный, независимый, было немного: Кипрский (сохраняющий свои права до настоящего времени, — 6-го всел. соб. пр. 39), первой Юстинианы, Иверский (у Ралли и П. II, 172, а потом два Иверских), Болгарский и Сербский (о втором и двух последних см. нашу книгу Краткий очерк истории правослл. церквей Болгарской, Сербской и Румынской).

1) Иаков в рассказе чуда о слепом („Ярослав князь, слышав о чуде, славляше Бога и святую мученику и, призвав митрополита, с весельем сказаше ему вся; архиепископ же, слышав, хвалу воздав Богу“...); Нестор в рассказе о том и в чуде и в рассказе о построении Изяславом церкви (первый называет митрополита архиепископом один раз, второй митрополитов архиепископами — много раз).

2) См. покойного Б. П. Григоровича Очерк путешествия по Европейской Турции, Казань 1848, стр. 14 (τοῦ ἀγιωτάτου ἀρχιεπησκόπου Ρωσίας Λέοντος λόγος и пр.). Α еще в одном списке стоит ἐπισκόπου, чтó, очевидно, из ἀρχιεπισκόπου, — A. С. Павлова Критические опыты по истории древнейшей Греко-Русской полемики против латинян. Спб., 1878, стр. 115 прим.

265

предположениями: или что Греки дали Русским при учреждении их церкви обыкновенного митрополита, подчиненного Константинопольскому патриарху, но только почтили и отличили митрополита от других митрополитов титулом архиепископа без соединенных с ним прав, т. е. дали архиепископа, так сказать, только титулярного; или что они дали было им действительного, действительно автокефального, архиепископа, т. е. при первом учреждении Русской церкви признали было за нею независимость от Константинопольского патриарха или самостоятельность. Но предполагать первое не представляется нам вероятным, с одной стороны, потому, что подобных титулярных архиепископов у Греков не было, а с другой стороны и главное — потому, что останется для нас совершенно непонятным, почему предстоятели Русской церкви не удержали почетного титула архиепископа, как своего обыкновенного титула, т. е. почему вместо митрополитов не стали они называться архиепископами. Предполагать второе не представляет ничего особенно невероятного. Мы сказали выше, что против требований Греков, чтобы Русская церковь была подчинена церкви Греческой в качестве ее митрополии, Владимир не мог ничего возразить от чистого канонического права, так как совсем его не знал. Но он мог искать и требовать для Русской церкви независимости, опираясь не на право, которого не знал, а на пример, который видел. Перед ним находилась церковь Болгарская, которая была совершенно то же, что церковь Русская, т. е. столько же новая и недавняя. Так как эта последняя имела автокефального архиепископа, то естественно было и Владимиру потребовать, чтобы Русской церкви дано было то же самое, что было дано ей. Мы знаем, что Греки заставлены были дать автокефалию Болгарским митрополитам политическою нуждой 1). Но подобным образом и Владимир вел переговоры с ними о своем церковном управлении из взятого у них города и в то время, как императоры Константинопольские весьма нуждались в его военной помощи. В первом случае к нужде присоединялось добровольное расположение со стороны императора вследствие того обстоятельства, что имел место брак Болгарского государя с Греческою царевной. Но то же самое было и при втором случае 2).

1) См. в нашей указанной книге.

2) Позволяя себе пускаться в область предположений, можно предполагать, что Владимир хотел вступить в сношения с Греками после принятия христианства в качестве их победителя не потому только, что указано нами выше,

266

Таким образом, повторяем, существуют основания думать, что при первом учреждении Русской церкви Греки признали было за нею независимость и самостоятельность, дав ей автокефального архиепископа. Но если согласиться принимать это, то из тех же монаха Иакова и преп. Нестора будет следовать, что период самостоятельного существования русской церкви был чрезвычайно непродолжителен, — что он представлял из себя лишь мимолетный эпизод, который ограничивался и всего несколькими годами и кончился или вскоре после смерти Владимира святого или даже еще при его жизни. Мы сказали, что Иоанна, который был вторым высшим предстоятелем Русской церкви после Леона или Льва, Иаков и Нестор называют то архиепископом, то митрополитом: по отношению к его предшественнику на основании этого должно заключать, что тот был действительный архиепископ, потому что иначе осталось бы для нас необъяснимым, откуда у него (Иоанна) взялся титул архиепископа; но по отношению к нему самому следует, что он не был уже действительным архиепископом, а, будучи титулуем так в несобственном смысле и только как бы по наследству, был уже митрополитом, ибо усвоять титул митрополита действительному архиепископу значило бы унижать и умалять его достоинство. Допускать такой мимолетный эпизод независимого существования Русской церкви, по видимому, очень странно и очень невероятно; на самом деле в этом не будет ничего странного и невероятного. Позднейшие Греки признавали автокефалию или независимость за церквами народов, которые принимали от них христианство, только с величайшей неохотой, когда были к этому вынуждаемы или побуждаемы особыми обстоятельствами (пример Болгар и Сербов, о котором см. в нашей помянутой книге «Краткий очерк»): Владимиру в минуту заимствования им от них иерархии по указанным нами обстоятельствам они нашлись вынужденными дать автокефалию его Русской церкви; но скоро потом они могли надумать, чтобы взять этот дар назад. Россия представляла собою страну, церковная власть над которой должна была представляться Грекам чрезвычайно важною по соображениям и церковным и политическим: в первом случае патриархи Константинопольские могли рассчитывать на то, чтобы, в случае нужд, собирать через митрополитов в обширной стране богатую воитию (βοήθεια) или производить в ней денежные сборы; во

но и по сейчас указанному, т. е., чтобы иметь возможность потребовать у них автокефалии своей церкви.

267

втором случае они могли рассчитывать на Русских, как на союзников и помощников себе в своей непрестанной борьбе с многочисленными и со всех сторон окружавшими их врагами. По этим причинам и было очень возможно случиться тому, чтобы, быв вынуждены дать Русской церкви автокефалию при самом ее учреждении, они тотчас же потом начали стараться об ее подчинении себе. Могли достигнуть они этого самовластно, вынудив Русских признать свою церковную власть; могли достигнуть они этого и так, чтобы склонить Русских признать свою власть добровольно. Что касается до возможности первого случая, то все дальнейшее поведение Русских по отношению к Грекам не только в продолжение периода домонгольского, но и после, удостоверяет нас в том, что они не оказали бы Грекам решительного сопротивления (как оказали его в нашем случае Болгары). Что касается до второго случая, то Греки могли убедить Русских к добровольному признанию своей власти изображением ее полезности и необходимости для них, как для народа нового в христианстве. Если предполагать первый случай, то нужно будет думать, что он имел место уже после смерти св. Владимира, ибо невероятно допустить, чтобы Греки решились насильственно посягнуть на самостоятельность Русской церкви уже при нем самом; при предположении нашего случая временем посягновения Греков на самостоятельность Русской церкви нужно было бы считать первые годы правления Ярослава, когда он еще не был тем великим Ярославом, каким стал впоследствии 1). Если предполагать второй случай, то очень возможно, что он имел место еще при самом Владимире и что при этом весьма немало помогла Грекам его супруга—сестра императоров.

Наше предположение эпизода автокефалии не имеет особенной твердости и мы не настаиваем на нем усиленным образом (хотя без него мы и не в состоянии объяснить себе удовлетворительным образом, откуда взялся у наших митрополитов титул архиепископа).

1) В нашем случае временем посягательства всего вероятнее было бы считать смерть Леона или Льва и замену его Иоанном; но когда умер, один и когда занял кафедру другой, остается нам совершенно неизвестным. В первом издании мы высказываем догадку, что Иоанн мог быть природным Русским. Но в виду недосмотренного нами положительного свидетельства, что служба свв. Борису и Глебу была написана им по-гречески, мы должны отказаться от догадки. Свидетельство представляет собою надпись над каноном святым, которая читается: «Канон святыима, имѣяи по главам грьчьскыи стих си: Давиду песнь приношу (и) Роману", см. 2-й половины тома стр. 431.

268

Но во всяком случае, еще повторяем, эпизод не должен быть принимаем за что-нибудь невозможное и невероятное 1).

Оставляя этот краткий эпизод автокефалии, если только он имел место, и обращаясь к тому, что после него стало или же с самого начала было установлено в действительности, мы находим, что Русская церковь не образовала из себя в отношении к управлению независимой частной церкви, но была присоединена к церкви Греческой, как административная часть последней, именно — что из всей ее была сделана одна митрополия и что как таковая она была подчинена патриарху Константинопольскому наравне со всеми прочими собственно греческими его митрополиями.

Русская церковь явилась митрополией Константинопольского патриархата совершенно исключительной, ибо, с одной стороны, была именно целая частная церковь, обнимавшая целое самостоятельное государство, а с другой стороны — по своей обширности не только превосходила весь патриархат Константинопольский со всеми его митрополиями, но и совсем равнялась или, может быть, только немного не равнялась всей церкви Греческой со всеми ее четырьмя патриархатами. Поэтому естественно было, чтобы Русская церковь, как митрополия Константинопольского патриархата была отличена от других, собственно греческих, митрополий патриархата какими-либо особыми преимуществами. Обращаясь к действительности, находим, что, с одной стороны, это на самом деле было так, а с другой стороны — что это было совершенно не так, вообще находим резкое противоречие и какой-то решительный контраст, которого мы не в состоянии объяснить. Известный Георгий Кодин сообщает нам, что патриархи Константинопольские посылали грамоты ко всем своим митрополитам с восковыми печатями (κηρόβουλλα) и только к одному

1) Если титул архиепископа явился у наших митрополитов не тем путем, который мы указываем, то останется предполагать, что первый наш митрополит присвоил его себе незаконным образом, желая хотя именем приравнивать себя к архиепископам автокефальным. Как бы то ни было, но, не зная из периода домонгольского других примеров, кроме указанных, чтобы митрополиты наши назывались и архиепископами, мы знаем, что после нашествия Монголов это второе название употреблялось о них, а некоторыми употреблялось и самими о себе, — и как другими, так и самими, очевидно, в смысле титула высшего, чем митрополит (употребляются названия: митропольский архиепископ, архиепископ-митрополит), — непрерывно до митр. Макария, а вероятно — и до самого учреждения патриаршества (когда в приложении к патриархам стало действительным их титулом).

269

русскому митрополиту с свинцовою печатью (μολιβδόβουλλον) 1): это значит, как видно из того же Кодина, что в нашем случае русский митрополит приравнивался к автокефальным архиепископам. Следовало бы вместе с этим ожидать, что русскому митрополиту дано было самое высшее место между всеми митрополитами, что он поставлен был даже вне ряда митрополитов греческих, на особом месте между ними и патриархом. Но ничего этого вовсе и не было; в степенных списках или каталогах митрополитов Константинопольского патриархата русские митрополиты занимали между другими митрополитами весьма низкое место: в древнейшем известном каталоге они стоят на 61-м месте 2), а. потом они понижены были и еще на целые девять мест 3). К этому имеем и частнейшия свидетельства, что когда русские митрополиты бывали в Константинополе и присутствовали на патриарших соборах, то вовсе не занимали между другими митрополитами первого места 4).

Итак, Русская церковь, не получив административной самостоятельности, но быв подчинена церкви Греческой (став в административном отношении частью другой частной церкви) получила себе высшего начальника в лице патриарха Константинопольского.

Права сего последнего по отношению к Русской церкви имели быть те же самые, что и к другим, собственно греческим, митро-

1) У Ралли и П. V. 509 fin..

2) В каталоге, усвояемом импер. Льву Мудрому († 911), но на самом деле составленном или по крайней мере получившем теперешний вид неизвестно когда гораздо позднее его, — у Ралли и П. V, 474.

3) При Андронике Палеологе Старшем (1306—1328); его каталог ibid. стр. 493. — Относительно уверения некоторых списков так называемого Устава Владимирова, будто первый наш митрополит был почтен лампадою (для предношения) и саком, т. о. саккосом, яко вторый патриарх, cfr 2-й половины тома стр. 225 sqq.

4) Присутствовавший на соборе, бывшем при патр. Иоанне (вероятно, Ксифилине, который сидел на кафедре с 1064-го ло 1075-й год) русский митрополит занимал между 17-ю находившимися на соборе архиереями, между которыми не указаны и не могут быть сосчитаны митрополиты, 9-е место, см. у Бандиния в его Catalogus’t codicum manuscriptorum (Graecorum) Bibliothecae Mediceae Laurentianae p. 76, col. 1, § LIII; присутствовавший на одном из соборов, бывших при патр. Николае Грамматике (1084—1111), русский митрополит занимал последнее место между пятью находившимися на соборе митрополитами, — у Ралли и П. V, 60, а присутствовавший на соборе 1156-го года русский митрополит занимал последнее место между пятнадцатью митрополитами, — у Анжело Майо в издании Spicilegium Bomanum, X, 19, и в Патрологии Миня t. 140, col. 149 нач..

270

полиям, ибо, как административная митрополия, она совершенно приравнивалась к сим последним. Права эти были следующие:

1) Патриарх поставлял митрополитов, — пункт, который требует особой речи и о котором обстоятельнее скажем сейчас ниже; 2) патриарх был начальником митрополитов, и именно так, что не имел права мешаться в их внутреннюю деятельность, пока эта последняя не представляла ничего противозаконного и неправильного 1), но имел право и вместе обязан был останавливать их, призывать к суду и подвергать наказаниям в случае допущения ими деяний неправильных и противозаконных; 3) собирал митрополитов на областные соборы для рассуждений о церковных делах и нуждах своей области 2); 4) в качестве высшей судебной инстанции принимал апелляцию на суд митрополитов, наконец, 5) не на основании прямых правил канонических, а на основании обычая, который явился помимо правил и думал опираться на них не прямым образом, он имел право так называемой ставропигии, именно — право во всех пределах своего округа брать в свое непосредственное ведение, освобождая от власти местных митрополитов и епископов, отдельные монастыри и церкви 3).

1) Так это определяют правила канонические касательно отношений митрополитов к епископам, — Апост. пр. 34, Антиох. соб. пр. 9, а отношения патриархов к митрополитам долженствовали быть те же, что первых ко вторым, — Двукратн. соб. пр. 15.

2) Не ежегодно, а по мере нужды и по усмотрению. Ежегодно собирать соборы обязаны были епархиальные митрополиты из подведомых им епископов; патриарх же собирал ежегодные соборы только из непосредственно подведомых ему архиепископов и из митрополитов титулярных (каковые у Греков были) или не имевших под собою епископов, но не из митрополитов действительных. Это затем, чтобы, собирая ежегодные соборы из митрополитов действительных, не лишить последних возможности собирать свои собственные соборы, см. у Ралли и П. II, 325, и III, 536. Иногда предъявляли патриархи право и к митрополитам действительным призывать их на ежегодные соборы, — это увидим ниже в истории нашей же церкви (св. митр. Алексий).

3) Σταυροπήγιον — крестоводружение. При основании приходских церквей и монастырей местные епископы сами лично или чрез уполномоченных пресвитеров водружали на приготовленных для первых и для церквей вторых местах деревянные кресты (в средине полукружия будущих алтарей, с известными на крестах надписями, см. ниже в чине заложения церквей), давая чрез то дозволение на их строение и как бы видимым знаком отмечая и утверждая чрез то свою над ними власть. Таким образом, право ставропигии патриархов собственно означало их право водружать свои кресты, вместо местных епископов, при основании новых церквей и монастырей во всех пределах их округов

271

Мы сказали выше, что право патриарха ставить митрополитов требует особой речи. В X в., когда мы приняли христианство, и в последующее время патриархи Константинопольские пользовались этим правом не совсем так, как это постановлено было правилами каноническими, причем из сего несогласия позднейшей практики с правилами по отношению собственно к нам — Русским выходило совершенно существенное различие. Канонические правила предоставляют патриархам только право посвящать митрополитов, после того как они будут избраны и им представлены, самое же избрание по ним должно быть производимо епархиальными соборами епископов каждой митрополии 1). Напротив, в X в. и после патриархи

и чрез сие крестоводружение брать таковые монастыри и церкви в свою непосредственную власть. Но на практике это право было простираемо и на существовавшие уже монастыри и церкви. Ставить те и другие под непосредственную власть патриархов, освобождая от власти местных епископов, или делать их ставропигиальными патриаршими обыкновенно старались так называемые ктиторы одних и других (см. о них ниже), ибо это составляло привилегию и льготу (подобным образом у нас в позднейшее время ввелся обычай, чтобы монастыри во всех делах недуховных, быв освобождаемы от власти своих епископов, были ведаемы самими государями, — приказом Большого Дворца). Правила канонические дозволяют митрополитам брать клириков у подведомых им епископов, Карф. соб. пр. 66, а так как определенное о митрополитах наипаче приличествует патриархам, Двукр. соб. пр. 15, то на сем и основывали право патриаршей ставропигии (Матфей Властарь усвояет это право одному патриарху Константинопольскому, — Синтагмы буква П, гл. 8, — у Ралли и П. VI, 429, но Вальсамон усвояет его всем патриархам, — в толковании на 31 Апост. пр., — ibid. II, 42. Ставропигиальными монастырями и церквами заведовали патриаршие экзархи, — ibid. V, 110, 579). — Четвертый вселенский собор постановляет: „аще на митрополита области епископ или клирик имеет неудовольствие, да обращается или к экзарху диоцеза или к престолу царствующего града и от него да судится“ (прр. 9 и 17). Некоторые под экзархами диоцезов разумеют всех вообще экзархов, из чего выводят то заключение, что собор определяет патриарху Константинопольскому право принимать апелляции на суд митрополитов и других патриархатов помимо местных патриархатов (Аристин у Ралли и П. II, 240, и Властарь ibid. VI, 429). Но другие разумеют под экзархами диоцезов только экзархов диоцезов Фракийского, Понтийского и Азийского, которые тем же собором были подчинены Константинопольскому патриарху, и потому в помянутом предписании собора не видят предоставления патриарху Константинопольскому никакого особого преимущества (Зонара в толков. на 17 пр. Халкид. соб., ibid. II, 260).

1) 4 всел. соб. пр. 28: „митрополиты должны постановляемы быть Константинопольским архиепископом, по учинении согласного, по обычаю, избрания и по представлению ему оного“. Что обычай избрания митрополитов был именно такой,

272

не только посвящали митрополитов, но и избирали их, именно — с собором находившихся при них архиереев. Ясно существенное отличие практики от правил в приложении к нам. По правилам, — русского митрополита должен был бы избирать собор русских епископов; следовательно, он был бы избираем из природных Русских. Но практика была та, чтобы русского митрополита избирал патриарх с собором находившихся при нем архиереев, и следствием этого было то, что митрополитами нашими были присланные из Константинополя Греки. Таким образом, оказывается, что они Греки не только без всякого права подчинили себе Русскую церковь, но, собственно говоря, нарушали действительные права и в том случае, когда заставляли нас иметь митрополитов из них, а не из природных Русских. До какой, однако, степени было злом для нас все это, на сей вопрос ответим ниже.

Главным и важнейшим между сейчас указанными нравами, очевидно, было неканоническое право патриархов избирать русских митрополитов. Что же касается до собственных начальственных отношений патриарха к Русской церкви, то они долженствовали быть, как видно из сказанного, весьма ограниченными: патриарх не имел права вмешиваться во внутренние дела Русской церкви и мог проявлять свою власть по отношению к ней только в тех случаях, когда ее дела и деяния ее митрополитов представляли что-либо противозаконное и неправильное. Ясно, что это не могло быть часто, а вместе с тем ясно, что это не могло быть и таким вмешательством со стороны патриархов в дела Русской церкви, которое должно было бы признать для нее тягостным. Правом избирать русских митрополитов патриархи пользовались и непременно хотели пользоваться, вследствие чего в продолжение всего периода домонгольского митрополиты наши были не из природных Русских, а из Греков, за исключением двух случаев, когда епископы наши, по настояниям гражданского правительства, восхитили у патриарха его право. Не знаем, насколько усердно патриархи хотели вмеши-

какое мы указали, см. каноническое послание 3 всел. соб. к собору Памфилийскому и Сардикийск. соб. пр. 6; что оно должно было принадлежать не патриарху, это ясно и из самого приведенного правила, ибо после учинения оно имело быть ему представлено (см. и самые деяния собора, — в русск. перев. Деяний собб. т. IV, стр. 382). А если Вальсамон утверждает, будто этот новый порядок введен именно помянутым правилом 4 всел. собора (в толк. на 6 пр. Сардик. соб., у Ралли и П. III, 245): то он говорит неправду.

273

ваться во внутренние дела Русской церкви, когда представлялись им к тому законные поводы; но, во всяком случае, об этом вмешательстве их известно чрезвычайно немногое. Относительно путешествий наших митрополитов на патриаршие соборы, требование чего со стороны патриархов составляло их право, мы не имеем никаких сведений, причем не имеем сведений и о том, как часто были собираемы патриархами эти соборы в продолжение нашего периода домонгольского 1). Что именно известно о проявлениях власти патриархов Константинопольских в отношении к Русской церкви в продолжение периода домонгольского, за исключением избрания и поставления митрополитов, об этом скажем ниже, а теперь обратимся к сим последним.

В системе греческого церковного управления митрополит соответствовал гражданскому губернатору, а подчиненные ему епископы — уездным светским начальникам. Каждый уездный город имел своего епископа, власть которого обнимала город и принадлежащий ему уезд; каждый губернский город имел своего митрополита, власть которого обнимала все епископии, входившие в состав гражданской губернии 2). Власть митрополитов по отношению

1) Как кажется, соборы из всех митрополитов были собираемы патриархами весьма не часто и они обыкновенно довольствовались собором из архиепископов и митрополитов титулярных, о которых сказали мы выше (если митрополиты действительные находились в Константинополе случайно, для своих дел, то они обыкновенно и по праву присутствовали на упомянутых соборах).

2) Система греческого церковного управления (административной централизации), как мы говорили выше, образовалась в полном соответствии с системой управления гражданского. В последней, начиная снизу: уездный город с его уездом (первый — πόλις, второй — παροικία, по-русски буквально — приселица, περιοικίς — околодок), губернский город с губернией, обнимавшей то или другое количество уездов (первый — μητρόπολις, вторая — ἐπαρχία), генерал-губернаторство или диоцез (διοίκησις), обнимавший то или другое количество губерний. Подобным образом в первой: епископ — церковный начальник уездного города и уезда (его область не ἐπαρχία, что значит губерния и как называлась области митрополитов, а παροικία, откуда, через посредство латинских paroecia и parochia, у Поляков и у Малоруссов парафия — приход, — Апост. пр. 34, Анкирск. соб. прр. 13 и 18, Антиох. соб. пр. 9 и другие, cfr Зонару у Ралли и П. III, 185, а о том, что каждый город имел своего епископа см. ibid. I, 143 fin.); епископ митрополии, епархии, экзарх епархии, митрополита — церковный начальник епископий, обнимавшихся гражданской губернией; епископ диоцеза, — экзархии, экзарх, архиепископ, а потом патриарх (с удержанием в титуле имени архиепископа: архиепископ такой-то и патриарх), — церковный начальник метрополий, обнимавшихся гражданским диоцезом или генерал-губернаторством. Это полное со-

274

к составлявшим их митрополии или церковные губернии епископам была та же, что власть патриархов по отношению к митрополитам, отличаясь от сей последней только в деле избрания епископов. Избрание митрополитов принадлежало, т. е. долженствовало принадлежать, не патриархам с собором находившихся при них архиереев, а соборам епископов самых митрополий; напротив, избрание епископов принадлежало не соборам пресвитеров каждой епископии, а тем же соборам епископов каждой митрополии 1). Не вмешиваясь во внутренние дела своих епископий, в которых епископам принадлежала такая же самостоятельность, как и митрополитам 2), и относительно которых сделано было только одно исключение, митрополит имел высший надзор над епископами, обладая правом и обязанный подвергать их суду и наказаниям, в случае той или другой их неисправности, и, конечно, низлагать их в случае их тяжких вин и совершенной негодности. В том и другом случае суд должен был твориться не единолично митрополитом, но не иначе как при участии собора епископов его митрополии 3). Как патриархам принадлежало право апелляции на суд митрополитов, так в свою очередь митрополитам принадлежало право апелляции на суд подчиненных им епископов. Все дела сего последнего рода, подобно тому как и творить суд над самими

ответствие системы церковного управления системе управления гражданского осталось неприкосновенным на последующее время в двух первых степенях, начиная снизу (быв подтверждено и правилами каноническими, 4 всел. соб. пр. 17 и 6 всел. соб. пр. 38), но было с течением времени, как мы сказали выше, на рушено относительно третьей степени или высшей. Диоцезов гражданских было в Восточной империи пять: Египетский с главным городом Александрией, Восточный с главным городом Антиохией, Азийский с главным городом Ефесом, Понтийский с главным городом Кесарией Каппадокийской (от того Василий Великий архиепископ, а не митрополит) и Фракийский с главным городом Ираклией, а потом Константинополем. Столько же было первоначально и церковных диодезов, экзархатов или архиепископий, позднейших патриархатов (cfr 2 всел. соб. пр. 2). Но потом три диоцеза гражданские — Фракийский, Понтийский и Азийский соединены в один диоцез духовный (Константинопольский), а один диоцез гражданский — Восточный разделен на два диоцеза церковные (Антиохийский и Иерусалимский).

1) Гражданские законы греческие в своих предписаниях относительно избрания епископов расходятся несколько с правилами каноническими. Укажем это ниже.

2) Апост. пр. 34, Антиох. соб. пр. 9.

3) Те же правила.

275

епископами, они должны рассуждать не иначе, как соборно, т. е. с собором прочих епископов своей области. Непосредственное вмешательство в дела подчиненных епископов, о котором сказали мы, дозволялось и предписывалось митрополитам относительно хозяйственной экономии епископий. Седьмой вселенский собор, подтверждая каноническое определение предшествующего времени, чтобы каждая церковь (т. е. каждая епископия) имела для дел хозяйственных своего особого эконома, предписывает, что в случае, если бы какой епископ не захотел сам поставить такового, то его должен поставить своею собственною властью окружной митрополит (пр. 11). За сим известно еще соборное определение патр. Алексея 1028-го г., впрочем имевшее, вероятно, значение только временной меры, вызванной обстоятельствами, которым дозволяется и предписывается митрополитам самое деятельное и непосредственное вмешательство в хозяйственные дела подведомых им епископий 1). Так как, по каноническим постановлениям, епископы ничего важного не могли делать без воли и согласия митрополитов, а эти последние наоборот, как мы сейчас сказали, ничего такового не могли делать без ведома и согласия собора подчиненных им епископов: то вследствие сего открывалась нужда в том, чтобы как можно чаще собирались епархиальные или губернские (митрополитанские) церковные соборы. До конца VII в. было правилом, чтобы соборы эти собирались дважды в году 2); шестой вселенский собор, по разным причинам, нашелся вынужденным вместо двух раз назначить один раз 3), что и осталось правилом на будущее время.

Первоначальная общерусская или киевская летопись по древнейшей, дошедшей до нас, ее редакции Лаврентиевско-Ипатской ничего не говорит об учреждении у нас митрополии и о первом нашем митрополите; проходя совершенным молчанием историю получения нами церковной иерархии, она в первый раз упоминает о митрополите случайным образом только под 1039 годом 4). Затем, мы имеем два разногласящия известия о первом нашем митропо-

1) У Ралли и П. V, 25.

2) Апост. пр. 37, 1-го всел. соб. пр. 5, 4-го всел. соб. пр. 19, Антиох. соб. пр. 20.

3) Пр. 8.

4) «В лето 6547 священа бысть церкы святыя Богородиця, юже созда Володимер, отець Ярославль, митрополитом Феопемптом“ — вот ее первое известие и первая речь о митрополитах.

276

лите: летопись Новгородских владык (епископов — архиепископов) 1), позднейшие редакции первоначальной летописи, находящиеся в летописях Софийской (Софийском Временнике) и Воскресенской и часть списков так называемого устава Владимирова говорят, что первым митрополитом нашим был Леон, который, по нашим редакциям первоначальной летописи, был прислан к Владимиру из Константинополя в 991-м году; так называемая Степенная книга, позднейшая редакция первоначальной летописи киевской, находящаяся в летописи Никоновской и другая часть списков устава Владимирова говорят, что первым нашим митрополитом был Михаил, приведенный, по двум первым, самим Владимиром из Корсуни в 988-м году и имевший Леона, который по ним был второй, своим преемником. В обоих случаях свидетельств собственно по одному: в первой группе повторяется летопись Новгородских владык, во второй — Степенная книга; относительно первой группы мы не имеем нужды это доказывать, а что касается до второй, то Никоновская летопись в данном случае воспроизводит Степенную книгу почти буквально, а устав Владимиров, в действительности не принадлежащий Владимиру (о чем ниже), указывает свой источник тем, что имеет Михаила только в позднейших (после Степенной книги явившихся) списках, тогда как в древнейших — Леона. Спрашивается: которому из двух свидетельств должно быть отдано предпочтение? По нашему убеждению, несомнительно, что летописи Новгородских владык. Ведение этой летописи, говорящей о первом митрополите по поводу поставления в Новгород первого епископа, начал или современник учеников этого последнего или же прямо ученик его ученика 2), т. е. вообще такой близкий ко времени первого митрополита человек, который никак не мог не знать его имени; напротив, Степенная книга составлена в XVI в. и при том известна своей крайней в историческом от-

1) Под летописью Новгородских владык разумеем ту их летопись, позднейшая редакция которой помещена в приложении к 2-й Новгородской летописи, — Собр. летт. III, 179 (в Духовном Вестнике 1862 г., Март, стр. 56, напечатан более древний, сокращенный список).

2) Говоря о преемнике первого Новгородского епископа Иоакима, он пишет: „И бе в его место ученик его Ефрем и благословен бысть епископом Иоакимом, иже ны учити, понеже Руская земля внове крестися“ (Собр. летт. III, 179), по другому чтению: ,.и бяше ученик его Ефрем, иже ны учаше“.

277

ношении недоброкачественностью 1): какое основание и какое оправдание мы будем иметь для того, чтобы предпочитать свидетельство новое и идущее из источника совершенно сомнительного свидетельству весьма древнему и почти современному, т. е. не будет ли это решительно вопреки всяких правил и всяких требований исторической критики? Известие Степенной книги о митрополите Михаиле с первого же взгляда поражает своею странностью: митрополит Михаил, по ее словам, привел с собою из Греции шесть епископов; однако, приведши с собою епископов, он не учредил епископских кафедр, — это делает по ней, как и по редакциям первоначальной летописи, которые называют первым митрополитом Леона, только этот последний. Митрополит, не делающий того, что он должен бы был сделать, не наводит ли на мысль, что он возник и приставлен впереди действительного первого митрополита по какому-нибудь недоразумению? Отправляясь искать это недоразумение, мы действительно его находим. Недоразумение стоит в зависимости от другого недоразумения. Во всех без исключения наших летописях и памятниках, говорящих о первом нашем митрополите, т. е. как одной, так и другой группы, утверждается, будто он прислан нам или получен нами от патриарха Фотия, который умер за целое слишком столетие до Владимира (891) 2). Преосвящ. Филарет объясняет эту несообразность тем, что имя Фотия употребляется летописцами не в смысле живого лица, а по примеру Болгарии в переносном смысле представителя греческого православия в противоположность инославию латинскому 3). Но, во-первых, у древних вовсе не было в обычае употреблять

1) Составитель Степенной книги, собственно говоря, был человек очень почтенный, трудолюбиво собиравший сведения из всяких источников на подобие нынешних ученых историков. Но, во-первых, он собирал сведения без всякой критики, относясь с одинаково полной верой ко всему, что находил; во-вторых, по обычаю всех людей, не вполне надлежащим образом понимающих историю, он позволял себе поступать так, чтобы свои простые предположения выдавать за положительные факты (после так делал у нас Татищев), и наконец — в-третьих, подобно всем сейчас указанным людям, оп смешивал историю с поэзией и материал, собранный в источниках, но затруднялся дополнять е suo ventre.

2) „Крестися Володимер и взя у Фотия патриарха у Царьградского первого митрополита Киеву Леона“.... „Володимер посла (из Корсуни) в Греки к преосвященному Фотию патриарху Цареградскому и взят от него первого митрополита Михаила Киеву“....

3) Истории период 1, § 15, изд. 3 стр. 50.

278

подобных иносказаний; во-вторых, противопоставлять греческого православия у нас было совершенно нечему и о самом примере Болгарии ровно ничего неизвестно. Вообще, признавая объяснение преосв. Филарета натянутым и несостоятельным, нужно объяснять дело гораздо проще. Необходимо думать, что предки наши имели в своих руках в славянском переводе окружное послание патр. Фотия (Ἐγκύκλιοσ ἐπιστολή) 1). В этом послании Фотий между прочим сообщает сведения о крещении современных ему, точно неизвестных нам, Русских, которые после неудачной осады Константинополя решились принять христианство, т. е. тех Русских, о которых говорили мы выше в главе об Аскольде и Дире; именно он пишет: «не только Болгары променяли прежнее нечестие на веру во Христа, но даже и многими многократно прославленные и в жестокости и скверноубийстве всех оставляющие за собою так называемые Руссы, которые, поработив находящихся кругом себя и отсюда помыслив о себе высокое, подняли руки и против Римской державы, — в настоящее время даже и сии променяли эллинское и нечестивое учение, которое содержали прежде, на чистую и неподдельную веру христианскую, с любовью поставив себя в чине подданных и друзей (наших), вместо грабления нас и великой против нас дерзости, которую имели не задолго; и до такой степени разгорелись в них желание и ревность веры, что приняли епископа и пастыря и лобызают верования христиан с великим усердием и прилежанием». Необходимо думать, что эти речи патр. Фотия о современных ему Русских наши летописцы по недоразумению и неведению и приняли за речи о наших Киевских Русских с Владимиром во главе и что в этих то речах они и увидели свидетельство, будто митрополит был прислан Владимиру патр. Фотием. Таким образом, в летописи Новгородских владык, в которой говорилось о первом нашем митрополите, но не было сказано, от какого патриарха он прислан, было прибавлено, что он прислан от патр. Фотия 2). Когда сделано

1) Весьма вероятно думать, что это послание Фотия было переведено Болгарами на славянский язык, вместе с посланием патриарха к их царю Михаилу, в весьма древнее время. Что оно было известно в нашей средневековой письменности, видно из того, что выдержка из него приводнится в Степенной книге, — I, 81.

2) А могло быть и так, что стоявшее в летописи имя действительного патриарха, при котором мы приняли христианство, было ошибочным образом заменено именем Фотия, или даже и так, что уже сам начинатель летописи не звал имени действительного патриарха и сам поставил вместо него имя Фотия.

279

добавление, не знаем, но не позднее ХIII в., ибо в списке устава Владимирова от второй половины этого века уже читается: «воспринял есмь святое крещение от Грецьского царя и от Фотия патриарха Цареградьского, взях первого митрополита Леона Киеву».... Составитель Степенной книги читал в Новгородской летописи (что и сам повторяет, — I, 134 fin. и 145), что первый митрополит был получен нами от патр. Фотия, но в тоже время в других своих источниках он находил, что митрополит, данный от Фотия Русским, назывался не Леоном, а Михаилом. Летописцы греческие в известных в настоящее время их списках не называют по имени епископа, посланного патр. Фотием к современным ему Русским, но в наших славянских сказаниях, ссылающихся на Зонару и на Куропалата или Скилицу, не знаем — на каком основании, он называется митрополитом Михаилом: «в лето 886,—читаем в Густинской летописи, — прииде Михаил митрополит в Русь, послан от Василия Македона, царя Греческого и Фотия патриарха, иже уверяя Русь вверже евангелие в огнь и не изгоре, и сим чудом ужаси Русь и многие крести» (Собр. летт. II, 239). То же повторяется во всех статьях о так называемых пяти крещениях Руссов или Славяно-Руссов (при ап. Андрее, при Кирилле и Мелодии, при Фотии, при Ольге и при Владимире), именно — в той же Густинской летописи, ibid. стр. 253, в предисловии к печатному Патерику Печерскому, в Синопсисе, в Палинодии Захарии Копыстенского 1), из нее в Книге о вере (гл. 3), а из сей последней в Никоновской Кормчей. В помянутых сказаниях совершенно ясно говорится, что митр. Михаил был прислан Русским от патр. Фотия не при Владимире, а гораздо ранее; но составитель Степенной книги предпочитал верить Новгородской летописи, летописям и памятникам ее повторяющим (устав Владимира, — что, как мы сказали, повторяет и сам) 2). Таким образом, у него оказывались два свидетельства о

1) Копыстенский, человек ученый и следовательно, как можно предполагать, сам смотревший источник, на которые ссылается, пишет: «Иоанн Занарос в томе третьем пишет: царь-мовит-Василий (Македонянин) с народом Роским примире учинивши, справил, а бы он в признане веры христианской пришел и гды сиикрестити обецовали, архиерея им послал Михаила митрополита».... Палинодии ч. 3, розд. 1. артик. 1, — в Русской Исторической библиотеке, том 4. кн. 1, стр. 971.

2) Император, посылавший к (неизвестным) Руссам вместе с патр. Фотием митр. Михаила, был, по сказаниям, Василий (Македонянин). Но и Владимир крестился при импер. Василин (Болгаробойце). Это совпадение имен должно

280

первом нашем митрополите, полученном от патр. Фотия, и ему предстояло решить, которое свидетельство правильнее: он и решил, что правильнейшее свидетельство есть то, которое называет его Михаилом. Ясны при этом и побуждения, которые могли заставить его склониться в пользу такого решения: в позднейших редакциях первоначальной летописи, называющих первым митрополитом Леона, говорится, что он был получен Владимиром в 991-м г.; а между тем по этим редакциям, как и по древнейшей, сам Владимир крестился в Корсуни в 988-м г.; следовательно по этим редакциям от крещения Владимирова до прибытия Леона оставался промежуток времени без митрополита. Находя в своих известиях другого митрополита кроме Леона, т. е. Михаила, составитель естественно и заподозрил, что в наших редакциях первоначальной летописи пропуск и что на пустой промежуток должен быть поставлен именно тот другой митрополит, которого он находил в сказаниях 1).

Итак, первым митрополитом нашим был Леон или Лев, присланный Владимиру из Константинополя в 991-м году, следо-

было укреплять составителя Степенной книги в том мнении, что сказания должно относить именно к Владимиру.

1) Степенная книга и за нею Никоновская летопись не только дают нам нового митрополита, но из того же suo ventre, о котором сказали мы выше, сообщают и его характеристику с частичкой биографии и некоторые сведения об его деятельности. По словам Степенной книги (и за нею Никоновской летописи) митр. Михаил ходил с приведенными им шестью епископами в Новгород «и многи люди крести», затем с четырьмя епископами в Ростов «и крестиша людей бесчисленное множество», а сам Владимир с двумя епископами ходил в Суздальскую землю, где «крестиша вся людии» (В Новгороде Степенная книга крестит не всех людей и не бесчисленное множество потому, что на основании Новгородской летописи должна крестить его затем во второй раз). В характеристике митр. Михаила, которую не считаем нужным приводить, говорится, что он был родом Сирин; это, вероятно, с какого-нибудь повода, которого однако в настоящее время не можем указать (Не помним, какой-то старого времени славянофил делает догадку, что вместо Сирин должно читать Сербин). — Так как в Киево-Печерской Лавре почивают мощи митрополита Михаила, перенесенные, по преданию, из Десятинной церкви в начале XII века, то должно думать, что в Киев принесены были из Таврической Руси мощи того митрополита (архиепископа) Михаила, который был при патр. Фотии крестителем Таврических Руссов и который в отдаленном смысле может быть принимаем, и на самом деле был принимаем, и за нашего первого крестителя (до 1730-го г. мощи почивали в Антониевых пещерах, а в этом году по Высочайшему указу перенесены в соборную церковь Лавры, — митр. Евгения Описание Киево-Печерской Лавры, изд. 2 стр. 115 и его же Описание Киево-соф. собора, стр. 64 нач.).

281

вательно — от патр. Николая Хризоверга, который занимал кафедру с 983-го по 996-й г. От чего могло случиться, что Греки прислали Владимиру митрополита не в Корсунь тотчас после того, как он вступил с ними в сношения, а спустя целые три года после похода на Корсунь, т. е. как будто непонятным образом медлив учреждением в России церковного управления, мы уже говорили выше: имел быть послан не один митрополит, а и все потребное количество епископов, а при каждом из последних больший или меньший, по возможности достаточный, штат священников; чтобы найти и набрать всех нужных людей, очевидно, требовалось весьма не мало времени, так что даже и целые три года не должны представлять ничего особенно странного. Первым делом Леона по прибытии на Русь было учреждение церковного управления, открытие епархий и поставление епископов, — об этом мы скажем ниже. Затем, необходимо думать, хотя мы и не имеем положительных известий, что он оказывал возможно деятельное содействие Владимиру в крещении Руси. Наконец, он известен, как писатель, оставивший после себя одно полемическое сочинение против Латинян, о котором скажем также ниже и которое своими учено-литературными достоинствами показывает, что он был человек не случайно попавшийся, а действительно нарочитым образом и с особенным старанием избранный. Умер он неизвестно когда после 1004-го и до 1008-го года 1).

Первоначальная общерусская летопись по древнейшей дошедшей до нас ее редакции не говорит о первом нашем митрополите, о котором мы узнаем из местной летописи Новгородской (летописи Новгородских владык). Не говорит она о митрополитах, как мы сказали, и потом до 1039-го г. Затем, в ней самой и в ее продолжениях, обнимающих период домонгольский, по тем же древнейшим редакциям последних, дело имеет себя следующим образом: летописи вовсе не ведут нарочитого списка митрополитов, с отметой непрерывной их смены; некоторых митрополитов отмечены в них годы прибытия или поставления и годы смерти, других митрополитов отмечены которые-нибудь одни годы, либо первые либо вторые, и наконец о третьих упоминается только случайным обра-

1) Под 1004-м г. он упоминается как живой, а в 1008-м г. его. преемник, — Никон. лет. Положительное свидетельство Татищева, — II, 89, будто Леон умер в 1007 г., очевидно, основывается на произвольном понимании неопределенного свидетельства Степенной книги (I, 166 fin).

282

зом. Первоначальная летопись в своих известиях о митрополитах, как за время до 1039-го г., так и последующее, несколько дополняется отчасти из редакций позднейших и отчасти из некоторых древних житий. Известия, которые находим в продолжениях первоначальной летописи по их древнейшим редакциям, остаются единственными нашими известиями, не быв более ниоткуда дополняемы. На основании древних летописей с указанными дополнениями составляется каталог митрополитов периода домонгольского, состоящий из 21 лица. Для пространства времени, обнимаемого периодом домонгольским, этот каталог, конечно, не короток; но чтобы он был совершенно полон, как то некоторые принимают, это вовсе не составляет дела решенного, ибо летописи, как мы сказали, не ведут нарочитого непрерывного списка митрополитов и о некоторых из них упоминают только случайным образом. И действительно мы находим некоторые позднейшие источники, которые уверяют нас, что каталог должен быть еще дополнен по крайней мере на три лица. Захария Копыстенский, наместник и потом архимандрит Печерский († 1626), поместил в своей Палинодии 1) каталог митрополитов, при составлении которого пользовался не только летописями, но еще «Киевским столичным помянником», т. е. помянником или диптихом митрополитов, веденным при их кафедральной Киево-Софийской церкви, и из этого помянника сообщает нам имена трех, неизвестных нам по летописям, митрополитов 2). Если помянник, бывший в руках у Копыстенского, представлял собою не подлинник, а — что есть вероятнейшее — позднейшую переписку, то, конечно, могли попасть в него и митрополиты никогда не существовавшие, внесенные произвольно и ошибочно переписчиками. Однако, за действительное существование всех трех его митрополитов, лишних против летописей, весьма много или, по крайней мере, весьма не мало говорит то обстоятельство, что всех их мы находим в позднейших московских списках 3) ми-

1) Обширном полемическом сочинении против униатов, написанном в 1621-м г. и напечатанном в 1878-м г. в «Русской Исторической библиотеке» (т. 4 кн. 1, а глава из Палинодии, в которой содержится каталог митрополитов, напечатана в исследовании покойного Ф. А. Терновского «Изучение Византийской истории и ее тенденциозное преложение в древней Руси», вып. 2, Киев, 1876, стр. 200 sqq, где см. и о самой Палинодии).

2) Глава из Палинодии, содержащаяся в сейчас помянутом сочинении г. Терновского. Стр. 210.

3) Под каталогом разумеется то, что не только перечисляет имена митрополитов, но и сообщает о них сведения хронологические и (бóльшие или

283

трополитов, составленных, по всей вероятности, при помощи помянников каких-нибудь епископий (в которых, как должно думать, писались имена митрополитов на ряду с именами местных епископов), — списки эти нам известные: при Никоновской летописи,— Полн. собр. летт. т. IX, стр. ХIII, а по старому отдельному изданию т. I прилож. стр. 3, при Воскресенской летописи, — Полн. собр. т. VII, стр. 239, в Новгородской 1-й летописи по Академическ. списку, — Продолжения Вифлиофики ч. II, стр. 316, напечатанный из одной Новгородской рукописи в 3-м выпуске Летописи занятий Археогр. Комиссии, Отд. III, стр. 41, находящийся в рукописи Моск. Дух. Академии из Волоколл. N 529, л. 659. Не признавая существования лишних митрополитов Копыстенского и списков за совершенно несомнительное, с другой стороны, мы вовсе не находим возможным и основательным и того, чтобы относиться к ним с совершенным неверием. Мы внесем их в наш нижеследующий каталог, предоставляя окончательно решить вопрос о них (конечно, не особенно важный) будущему времени 1).

меньшие) исторические (таков каталог Копыстенского, таковы и другие каталоги, о которых ниже); а списки — простое перечисление имен, без всяких каких-нибудь обозначений.

1) Кроме каталога Захариии Копыстенского в его Палинодии, который есть первый, известный нам, по времени, существуют другие каталоги: ]) Сильвестра Коссова (из префектов Киевской Академии епископа Мстиславского и потом митрополита Киевского, † 1657 г.), составленный на основании летописей (без Никоновск. и Степенной кн. и поэтому не имеющий Иоанна 1-го) и польских историков (ссылки на Стрыйковского), не принимающий новых против летописей митрополитов Палинодии, которая была у автора в руках (напечатан в приложении к польскому Патерику Коссова — Πατερικὸν: Zywoty SS. Oycow Pieczarskych, w Kiiowie, ruku 1635; заглавие каталога, стр. 1(54: Chronologia o prawoslawnych metropolitach Ruskich et caet., от начала до Петра Могилы. Митр. Евгений в Описании Киево-соф. собора, стр. 81 fin., говорить, что Коссов по Стрыйковскому после митрополита Матфея полагает нового против летописей Никиту. В настоящую минуту мы не имеем под руками Патерикона, но мы видели его и в ваших заметках о нем не значится этой особенности); 2) св. Димитрия Ростовского, дополняющий список митрополитов, известных по летописям, митрополитами Палинодии (напечатан с дополнением из Селлия и неизвестно откуда и кажется с изменениями в Московском Любопытном Месяцеслове на 1776 год В. Рубана, стр. 54; о подлиннике см. словарь Евгения I, 132 № 16, обычное название — Киевский каталог. cfr того же Евгения Опис. Киево-соф. соб. стр. 66 и следд); 3) Неизвестного, составляющий начало общего каталога всех Русских архиерейских кафедр и имеющий надписание: «Каталог или летописание бытности архиереев Российских» и проч., относительно списка митрополитов, повторяющий

284

Митрополитов несомнительных, как мы сказали, известно 21, а с тремя не несомнительными их будет 24. Ряд их после Леона есть следующий:

2. Иоанн 1-й, по свидетельствам не совершенно надежным занявший кафедру не позднее 1008 г. 1), а по свидетельствам совсем. надежным — занимавший ее в первые годы правления Ярослава 2), (который 1019—1054).

3. Феопемпт, упоминаемый под 1039 г. 3).

4. Кирилл 1-й, не упоминаемый летописями, но стоящий в Киево-Софийском помяннике, которым пользовался Копыстенский, и

св. Димитрия (находится в рукописи, во многих списках, которых у нас под руками два — фундамент. библиот. М. Д. Акад. № 122 и Вифанск. Семин. библиот. № 2140; обычное название — Московский каталог — Евг. ibid. I, 131. Чтó разуметь под именем Московского каталога, на который ссылается св. Димитрий у Рубана, остается нам неизвестным, но не один из указанных выше списков, ибо из него берутся разные сведения, напр. о митрр. Феопемпте, Ефреме, Матфее, Кирилле, которых в списках вовсе нет); 4) Никодима Селлия (Датского уроженца, обратившегося в православие, † 1746, о нем Евгений в Словаре), дополняющий список митрополитов летописей и Палинодии еще двумя новыми митрополитами, неизвестно откуда взятыми (каталог в сочинении De Russorum Hierarchia, o котором ibid.); 5) Игнатия Кульчинского (униатского монаха, † 1741), не имеющий митрополитов лишних против летописей (в сочинении Specimen Ecclesiae Ruthenicae, Pars 3, по новому Парижскому изданию Мартынова стр. 111 sqq); 6) известного Михаила Лекеня (Le Quien), но списку, сообщенному из Петербурга в 1730-м г., и так же, как каталог Кульчинского, не представляющий митрополитов лишних против летописей (Oriens Christianus I, 1261). Хронологические показания каталогов, не только дополняющие, но и поправляющие летописи или их игнорирующие, суть не что иное, как произвольные, ни на чем не основанные, предположения их авторов (или Польских историков, у которых берутся) и не имеют, помимо летописей, совершенно никакого значения.

1) Под свидетельствами не совершенно надежными разумеем свидетельства. Никоновской летописи, — I, 112, и Степенной книги, — I, 166 fin, которые говорят, будто в 1008 г. Иоанн построил две каменные церкви, — одну в Киеве, другую в Переяславле, каковое строение митрополитом каменных церквей есть дело совершенно невероятное.

2) Иаков и Нестор в Сказаниях о Борисе и Глебе, в чудесах. Копыстенский называет, как он говорит, по Киевскому помяннику Ионой. Это значит, что или переписчик помянника неправильно читал в своем оригинале или сам Копыстенский неправильно читал в помяннике сокращенное написание (из Копыстенского Иона перешел и в другие каталоги). У Рубана в каталоге св. Димитрия читается, не знаем — кому принадлежащее, второму или первому: «под сим Ионою полагают некоторые Георгия и Никифора сомнительными».

3) В 1036 г. был в Киеве митрополит, ибо в этом году поставлен Новгородский епископ Лука Жидята.

285

в московских списках митрополитов Никоновской летописи, напечатанном в Летописях Археографич. Комиссии и читаемом в Волоколамск. рукописи № 529.

5. Иларион, поставленный в 1051 г.

6. Ефрем, упоминаемый под 1055 г. 1).

7. Георгий, упоминаемый под 1072 и 1073 гг. 2).

8. Иоанн 2-й, прибывший, если верить показанию некоторых позднейших источников, перед 1077 г. или не позднее сего года 3) и скончавшийся в 1089 г. 4).

1) В Новгородск. 1-й летоп. по Академ. списку в Продолж. Вивлиоф. II, 354, в Софийск. Временнике, в Новгородск. 2-й лет., в Никоновск. и Тверск. летт. Некоторые сомневаются в существования сего митрополита, но он есть, по свидетельству Копыстенского, в Киево-Софийском помяннике и во всех указанных московских списках.

2) Что касается до его прибытия около 1062 г., то основания в пользу сего предположения, приводимые преосвящ. Макарием (II, 14, прим. 20), не совсем тверды. Преп. Феодосий Печерский, нашедший, по летописцу, устав Студийского монастыря у одного монаха, пришедшего с митр. Георгием, по тому же летописцу, который должен быть предпочитаем Нестору, как современник Феодосиев, каковым последний не был, начал заботиться об искании устава не тотчас после вынесения монастыря из пещеры на верх земли, что по Нестору было в 1062 г., а спустя то или другое время. В 1061 г. и потом в 1069 г. был в Киеве митрополит, ибо в первом году поставлен Новгородский епископ Стефан, а во втором Новгородск. еп. Феодор. Под митрополитом 1069 г. по всей вероятности должен быть разумеем Георгий.

3) Житию Исаии Ростовского, по которому Исаия поставлен в епископы митр. Иоанном в 1077 г. (см. выше). В 1078 г. был в Киеве митрополит, ибо в сем году поставлен Новгородский епископ Герман.

4) Митр. Иоанн в надписании его Правила Иакову черноризцу, о котором ниже, называется пророком Христа или пророком Христовым: „ (анна), митрополита Русского, нареченного пророком Христа (Христовым)... Правило... Иакову черноризцу“. Это весьма загадочное прозвание объясняет нам племянник нашего митрополита, греческий писатель первой половины XII века, Феодор Птохопродром, который говорит: πάππου γὰρ εὐμοίρηκα Προδρομωνύμου καὶ θεῖον ἔσχον Χριστὸν ὠνομαομένον, γῆς “Rωσικῆς πρόεδρον, ἀβρὸν ἐν λόγοις (у Миня в Патрол. t. СХХХIII col. 1412), т. е. мне выпало счастье иметь деда, который был со-именен Предтече (имел прозвание предтечи, Продрома), и я имел дядю, который назван был Христом, — предстоятеля Русской церкви, изящного в слове“. Из этого оказывается, что наше русское „наречение“ митрополита „пророк Христов“ есть перевод его греческого прозвания Христопродром (собственно бы нужно: предтеча Христов, но так перевести, вероятно, нашли неудобным и не сообразным).

286

9. Иоанн 3-й, преемник предшествующего, прибывший в 1089 г. или 1090 г. 1) и умерший после годичного правления.

10. Николай, упоминаемый под 1097 и 1101 гг. 2).

11. Никифор 1-й, прибывший 6 Декабря 1104 г. и умерший в Апреле 1121 г. (Лаврент. и Ипатск.) 3).

12. Никита, преемник Никифора, прибывший в 1122 г. (Лавр. и Ип.) и умерший 9 Марта 1126 г. (Лавр., по Ипатск. — в 1127 г.) 4)

13. Михаил, по Ипатской летописи прибывший в 1131 г., но вероятнее, что по крайней мере не позднее 1129 г. 5), оставивший кафедру и удалившийся в Константинополь в 1145 г. (Лавр.).

14. Клим или Климент, преемник Михаила, поставленный в 1147 г., после неоднократного удаления с кафедры окончательно оставивший ее в 1155 г. и упоминаемый как живой под 1164 г. (см. ниже) 6).

1) Первый год в Лаврент. лет., второй в Ипатск.

2) В 1096 г. был в Киеве митрополит, ибо в этом году поставлен Новгородский епископ св. Никита. Что касается до Ефрема, которого ставить Никоновская летопись (и за нею все каталоги) между Иоанном 3-м и сим Николаем, то он был не митрополит Русский, а епископ Переяславский, и носил имя митрополита только титулярно (см. о нем ниже).

3) У Татищева, — II, 169 fin., неизвестно откуда взятое баснословие, что он избран великим князем из епископов Полоцких и что по приказанию великого князя он поставлен самими русскими епископами.

4) По Татищеву, — II, 225, также из епископов русских, назначенный великим князем, но ходивший для поставления в Константинополь.

5) В Ноябре—Декабре 1129 г. поставлен Новгородский архиепископ Нифонт и предполагать, чтобы между Никитой и Михаилом был еще митрополит и чтобы Михаил явился после него так скоро, не представляется вероятным. По житию вел. кн. Мстислава (Феодора) митр. Михаил освящал построенную им в Киеве церковь св. Феодора (у Восток. в Опис. Рум. Муз. стр. 452 col. I fin.), а церковь, заложенная в 1128 г. (Лаврент. лет.), едва ли была строена более года.

6) Копыстенский свидетельствует, что в Киево-Соф. помяннике после Михаила стояло имя Константина, и потом сам ставит Климента, Константина и пр., так что у него выходят три Константина. Но тут должно видеть ошибочное примирение помянника с летописями. В помяннике, как необходимо думать, не стояло имени Климента, изглаженного его преемником по причинам, о которых скажем ниже. Находя в помяннике за Михаилом Константина, а в летописях Климента, Копыстенский и думает, что Константин помянника есть предшественник Климента, — Селлий, неизвестно на чем основываясь, после Михаила ставит под 1146 г. Кирилла (у Рубана в дополн. к Димитрию Ростовскому).

287

15. Константин 1-й, преемник Климента, пришедший в 1156 г. после Апреля месяца (Лавр. и Ип., cfr Новг. 1 лет.) 1), удалившийся с кафедры в 1158 г. и умерший в 1159 г. (Лавр. и Новгор. 1).

16. Феодор, преемник Константина, пришедший в Августе 1161 г. (Ип.), сидевший на кафедре или год и 10 месяцев или просто 10 месяцев и умерший в 1162 г. или 1163 г. 2).

17. Иоанн 4-й, преемник Феодора, пришедший в 1164 г. (Ин.). и умерший в 1166 г. (Новгор. 1; по свидетельству Татищева, неизвестно откуда взятому, III, 146,—Мая 12).

18. Константин 2-й, преемник Иоанна, пришедший в 1167 г. (Новг.) и упоминаемый потом по поводу одного события, которое Лаврентьевская летопись относит к 1169 г., а Ипатская к 1172 г.

19. Никифор 2-й, упоминаемый с 1182 по 1197 г. (Конечные годы в Ипатск.).

В одной из греческих рукописей московской синодальной библиотеки читается постановление Константинопольского патриаршего собора, имевшее место при патр. Михаиле Анхиале 24 Марта 1171 г., и в числе других присутствовавших на соборном заседании митрополитов называется Михаил Русский (Μιχαήλ Ῥωσίας) 3). Так как совершенно невероятно полагать, чтобы эго был предшествующий Михаил, все еще остававшийся в живых и присутствовавший на соборе в качестве бывшего Русского митрополита: то необходимо принимать его за Михаила 2-го, преемника Константинова и предшественника Никифорова. Но мы не решаемся пока поставить его прямо под номер по совершенному отсутствию его имени в каких-либо наших памятниках, так как остается при этом возможным предположение, что он был поставлен в Константинополе в митрополиты Русские, но за скорою смертью или почему-либо другому не приходил в Россию.

1) А поставленные не позднее Января месяца того же года (см. у Анжело Майо в Spicilegium Romanum, X, 19) и у Миня в Патрологии t. 140, col. 149 нач. (на соборе, бывшем 26 Января сего года присутствовал Русский митрополит).

2) Ипатская летопись говорит, что Феодор, пришедший (по ней) в Августе 1161 г., умер после 10-месячного правления в 1163 г. (под сим последним годом). Тут очевидно ошибка или в показании времени правления, или в годе смерти.

3) См. открытое письмо ко мне Л. С. Павлова, напечатанное в Правосл. Обозр. 1881 г., том I, стр. 352, и архим. Владимира Описание рукописей синодальной библиотеки, № 336, л. 89 об., стр. 495.

288

20. Гавриил.

21. Дионисий.

Ни о том ни о другом не упоминают летописи, но оба они, по свидетельству Копыстенского, находятся в Киево-Софийском помяннике, а равным образом находятся и во всех указанных нами выше Московских списках. Второго из них — Дионисия упоминает и одна из летописей, именно так называемая Типографская 1), только ставит его под таким годом, в котором по Лаврентьевской летописи был другой митрополит (под 1210 г., в котором по Лавр. следующий Матфей) 2).

22. Матфей, упоминаемый в первый раз под 1210 г. (Лавр.) и умерший 22 Августа 1220 г. (Лавр.) 3).

23. Кирилл 2-й, поставленный в Январе 1224 г. (Лавр.), скончавшийся в 1233 (Новгор. 1) 4).

24. Иосиф, прибывший в 1237 г. (Новг. 1) и затем более не упоминаемый.

Обычный способ поставления русских митрополитов в продолжение периода домонгольского был тот, что они не только посвящались, но и избирались патриархами Константинопольскими. Следовательно, все они долженствовали быть Греками. Но могли быть исключения, которых по летописям нам известно два и которые состояли в том, что Русские сами избирали своих митрополитов и сами поставляли их у себя дома своими епископами без сношений с патриархами. Были или не были другие исключения, кроме двух

1) Летописец, содержащий Российскую историю от 6714 (1206) лета до лета 7042 (1534). Москва, 1784, стр. 2.

2) У Татищева под 1198 г. упоминается митр. Иоанн, — Ш, 329.

3) Московский каталог или „Летописание бытности“ ставит после Матфея предшествующего Дионисия, а у Селлия (Дополнн. к Димитрию Рост. у Рубана) по нем еще другой Дионисий, посвященный будто бы в 1217 г...

4) Густинская летопись, которой следуют все каталоги, разделяет этого митр. Кирилла на двоих Кириллов — первый с 1225 г., второй с 1230. Не знаем, на чем она основывается, но необходимо думать, что ошибается, ибо Лаврентьевская летопись, говорящая о поставлении Кирилла в 1224 г., и Новгородск. лет., говорящая о смерти Кирилла в 1233 г., образом своего выражения ясно дают знать, что говорят об одном и том же, замечательном и выдававшемся из ряда других, митрополите („блаженный“). Что основания Густинской лет. новые и произвольные, это дается подозревать тем, что она называет своего первого Кирилла Русином вопреки помянутым летописям, которые обе называют Кирилла Греком.

289

известных, мы не можем сказать положительным образом, ибо сведения, которые мы имеем о митрополитах, весьма неполны и весьма недостаточны. Могли быть другие случаи, подобные указанным; могли быть равным образом и те случаи, что кандидаты в митрополиты были избираемы в России и из Русских и только посвящаемы патриархом. Обыкновенно предполагается, что ни первых случаев, кроме двух известных, ни вторых не было; предполагать это действительно есть наивероятнейшее, однако же не должно забывать, что это есть именно только вероятное и что в виду крайней, так сказать, небрежности летописей относительно известий о митрополитах и в виду пропуска такого исключительно важного события, как приход к нам из Греции первого митрополита, вероятность далеко не может быть признана первостепенною. Есть все основание и все право принимать, что митрополиты, вступление которых на кафедру отмечено в летописях и о вступлении которых говорится как о приходе: «приде митрополит»..., все были Греки (хотя и митрополиты, избранные в России и из Русских и только посвященные патриархом, тоже приходили бы). Таких митрополитов 9-ть, именно: Иоанн 3-й, Никифор 1-й 1), Никита, Михаил, Константин 1-й, Феодор, Иоанн 4-й, Константин 2-й, и Иосиф 2). Из остальных 9-ти, за исключением первого Леона, двоих Русских, поставленных в России (Илариона и Климента) и троих Киево-Софийского помянника Копыстенского (Кирилла 1-го, Гавриила и Дионисия) об одном, именно — Кирилле 2-м, говорится, что он «поставлен», а об остальных 8-ми ничего не говорится, ибо их вступления на кафедру совсем не отмечены в летописях. О Кирилле, которого вступление обозначено словом «поставлен», прямо сказано, что он был Грек, и таким образом летописи указанным путем не определяют нам национальности 8-ми митрополитов, о которых они говорят. Из этих 8-ми митрополитов о двоих, именно — Иоаннах 1-м и 2-м положительно известно, что они были Греки 3), а о третьем Георгии это может быть положительно утверждаемо на

1) Митр. Никифор 1-й прямо дает видеть в себе Грека в своем поучении на неделю Сыропустную, о котором ниже.

2) Иосифа Новгородская летопись даже прямо называет Греком: «приде митрополит Грьчин из Никея в Киев, именем Есиф".

3) Об Иоанне 1-м см. выше стр. 268; национальность Иоанна 2-го известна из языка его сочинений, о которых ниже, в главе о просвещении, и см. также выше стр. 286, прим. 1.

290

основании свидетельств, хотя не прямых, но совершенно достаточных 1), и наконец о третьем — Никифоре 2-м некоторыми непрямыми указаниями дается это подозревать 2). Следовательно, не имеется у нас никаких данных для определения национальности 7-ми митрополитов, — четырех, о которых говорят летописи (Феопемпта, Ефрема, Николая и Матфея) и трех Киево-Софийского помянника. Если должно быть признано за вероятнейшее то, что не было у нас в период домонгольский других случаев поставления митрополитов в самой Руси, кроме двух известных: то вместе с этим и относительно национальности 7-ми сейчас указанных митрополитов вероятнейшее будет то, что все они были Греки; только относительно вероятности должно быть повторено то же самое, что сказано выше.

До какой крайней степени скудными сведениями мы обладаем о митрополитах наших периода домонгольского и об их делах, это мы давали знать уже не один раз выше. Ряд митрополитов весьма не короткий; но мы совершенно избавлены от труда излагать и обозревать деятельность не только всех их, многих или некоторых между ними, но хотя бы одного из всех. В летописях мы находим небольшое количество общих отзывов о митрополитах; отчасти из летописей, отчасти из других источников мы знаем, и притом самым плохим образом, два-три, а точнее говоря один-два, случая из их правительственной деятельности, — и только. Общих отзывов о митрополитах читаем в летописях пять, — три о Греках и два о двоих Русских. Из трех отзывов о Греках два хвалебные и один укоризненный. О митрополите Иоанне 2-м († 1089) летопись отзывается с величайшими похвалами, как о человеке исключительном: «бысть муж хитр книгам и ученью, милостив (к) убогим и вдовицам, ласков же ко всякому — богату и убогу, смирен же и кроток, молчалив, речист же 3), книгами святыми утешая печальныя, и сякого (такого) не бысть прежде в Руси,

1) Преп. Феодосий Печерский нашел в Киеве Студийский устав у Михаила чернца монастыря Студийского, „иже бе пришел из Грек с митрополитом Георгием“, лет. под 1055 г. (ясно дает Георгий видеть в себе Грека и своим неверием в святость мучеников Бориса и Глеба, о чем в Несторовом житии последних).

2) Дело епископа Ростовского — Полоцкого Николая, о котором Лавр. лет. под 1185 г., а Ипатск. под 1183 г., и в котором дает себя видеть его предилексия к Грекам.

3) Молчалив и речист в одно и то же время, нет сомнения, должно понимать так, что молчалив на пустяшные речи, а речист на учительныя.

291

ни no нем не будет сяк» 1). Митрополит Кирилл 2-й, предпоследний за период домонгольский (†1223), был по отзыву летописи «учителен зело и хитр ученью божественных книг» 2). Отзыв укоризненный летопись делает о митр. Иоанне 3-м, преемнике Иоанна 2-го, который был по ней человек слабый духом и по причине скопчества крайне болезненный телом (а также, вероятно, и странный видом, — безбородый) 3) и который занимал престол митрополичий весьма не на долгое время, как странная тень: в год смерти Иоанна 2-го, говорит летопись, «пошла Янка, дочь Всеволодова, в Грецию (к своим родственникам), и привела с собой митрополита Иоанна скопца; когда его увидели, то все люди сказали: «да это пришел мертвец»; он умер, пробыв (на кафедре) от года до года (т. е. ровно один год.); был он муж некнижен, но умом прост и просторек» 4). О двоих Русских летописи отзываются — об Иларионе: «(бе) муж благ, книжен и постник» 5), о Клименте: «бысть книжник и философ так (такой), яко же в Русской земли не бяшеть» 6). Эти общие отзывы летописей о митрополитах, в которых почти исключительно обращается внимание на книжность и учительность, дополняются для нас в том же отношении сохранившимися до настоящего времени сочинениями митрополитов. На основании сих последних должны быть причислены к учительным из числа Греков, кроме Иоанна и Кирилла: первый митрополит Леон (как упомянули мы выше) и потом Георгий и Никифор 1-й (о чем см. ниже, в главе о Просвещении). Сохранившиеся сочинения Иоанна 2-го вполне подтверждают отзыв летописи об его книжности и учительности, а одно сохранившееся сочинение митр. Илариона дает видеть в нем человека не просто книжного, а совсем выдающегося из ряда вон.

Из правительственной деятельности митрополитов периода домонгольского, как мы сказали, известно один-два случая. Совершенно точно говоря, их известно два. Случаи эти относятся не к деятельности конструитивной (если позволительно так выразиться),

1) Под 1089 г.

2) Лаврентьев. лет. под 1224 г.

3) В Греции скопцы между монахами составляли явление весьма обычное. Откуда они брались, скажем ниже в главе о монашестве.

4) Под 1089 г.

5) Под 1051 г.

6) Ипатск. лет. под 1147 г.

292

а к деятельности текущей, обычной, т. е. они представляют собою не случаи каких-либо новых мероприятий на пользу церкви, а случаи проявления обычной власти митрополитов, именно — случаи суда митрополитами епископов. Мы уже предваряли выше, что они известны весьма плохо. Первый случай: в 1055-м г. был оклеветан пред митрополитом Ефремом Новгородский епископ Лука Жидята одним из своих холопов; вызванный митрополитом в Киев, он был осужден им и просидел в заключении три года, после чего успел оправдаться и снова возвратился на свой стол, а клеветника постигла жестокая казнь 1). Как совершаем был суд, — что знать было бы для нас главное, т. е. по каноническим правилам соборно с епископами или вопреки этих правил единолично, на это, к сожалению, вовсе не намекается. Во всяком случае для нас замечательно тут то, что епископ подвергается казни заточения, которая, если не ошибаемся, есть казнь неканоническая, и что клеветник подвергается духовною властью гражданскому кровавому наказанию — урезанию носа и обеих рук (впрочем, может быть, был подвергнут наказанию не духовною властью, а гражданскою, по представлению первой и по собственному суду). Второй случай: в 1156-м г. Андрей Боголюбский, желая удалить с своей Ростовской кафедры епископа Нестора, прислал его в Киев на суд к митрополиту Константину 1-му с какими-то на него обвинениями. На этот раз суд, окончившийся оправданием епископа, как сообщает источник о нем говорящий, но в показании о процессе суда не особенно впрочем надежный 2), производим был соборно, причем дело подвер-

1) Новгородск. 1-я лет. по Академ. сп. в Продолж. Вивлиоф. I, 345, Новгородск. 2-я лет. и Софийск. Временн. под 1055-м г. говорят: «(В) сем же лете клевета бысть, на епископа Луку от своего холопа Дудики, и изыде из Новгорода и иде к Киеву, и осуди (его) митрополит Ефрем, и пребысть тамо три лета». Никоновская летопись и за нею Тверская дополняют: «от своего холопа Дудики в неподобных речех» и «осуди митрополит Ефрем по Дудикивым речем и злых его другов Демьяна и Козмы клеветам». Первые летописи под 1058-м г.: «архиепископ (sic) Лука прия свой стол в Новгороде и свою волость, Дудице же холопу оскомины — урезаша ему носа и обе руце и бежа в Немцы». Вторыя:... «в Немцы, сице же и его лукавым советникам Козме и Домьяну достойное воздаша злодеянию их».

2) Послание Константинопольского патриарха Луки Хризоверга к Андрею Боголюбскому, — Никон. летоп. II, 182 и у преосвящ. Макария т. 3. изд. 2. стр. 299. Мы называем послание в показании о процессе суда источником не особенно надежным потому, что патриарх, может быть, говорит об этом процессе суда со слов самого Нестора. Лаврентьевская летопись говорить под

293

галось продолжительному и тщательномѵ исследованию, иначе сказать, суд производим был сообразно каноническим о нем постановлениям 1).

Итак, за целые двести пятьдесят лет, за целый период времени мы не имеем совершенно никаких сведений о церковно-правительственной деятельности наших митрополитов. Это, конечно, в высшей степени прискорбно; однако необходимо надлежащим образом смотреть на предмет и не спешить делать выводов, которые делать было бы несправедливо. Некоторые, смотря с предубеждением на господство у нас Греков, от этого решительного отсутствия в летописях известий о деятельности митрополитов спешат заключать к решительному отсутствию сколько-нибудь замечательных совершенных ими дел, и затем спешат заключать о крайней или, по меньшей мере, несомненной их митрополитов Греков недоброкачественности. Специальную речь об этом мы будем вести несколько ниже, а здесь пока ограничимся одним простым замечанием, что подобное заключение далеко не основательно.

Мы сказали выше, что по каноническим правилам митрополиты обязаны были ежегодно собирать к себе на собор подведомых им епископов для рассуждения о нуждах церкви и для решения дел, подававшихся на апелляцию к их — митрополитов суду от суда епископов. К величайшему сожалению надлежит думать, что наша Русская церковь с самого древнего времени подлежит укору в несоблюдении этого весьма важного предписания канонических правил о митрополичьих ежегодных соборах. Необходимо думать, что в период домонгольский епископы собирались к митрополиту в Киев гораздо чаще, нежели как это стало впоследствии, и что со-

1156-м г., что «на туже зиму иде епископ Нестор в Русь и лишиша и епископьи»; но Никоновская летопись дополняет, что Нестор, осужденный было митрополитом в 1156-м г., был оправдан им после нового испытания его дела в следующем в 1157-м г.. Она называет обвинителями его или, как она говорит, клеветниками на него «своих домашних»; но из послания патриарха к Боголюбскому видно, что обвинителем был не кто иной, как сам князь и что домашние епископа были только свидетелями (и—по уверению Никон. лет. — подвергались наказанию от митрополита за лжесвидетельство).

1) Еще известны два случая проявления митрополитами своей власти над епископами, именно — митр. Климентом над епископом Новгородским Нифонтом и митр. Константином 2-м над Ростовско-Суздальским епископом Феодором или Феодорцем. Но они суть случаи не столько суда, сколько личной расправы митрополитов с епископами; о них скажем ниже.

294

боры не ежегодно регулярные и необязательные были устрояемы митрополитами сравнительно довольно нередко. Со всею вероятностью следует предполагать, что в продолжение этого периода в отношениях митрополитов к епископам было значительно более простоты и духа братства, гораздо менее духа высокого начальства с одной стороны и духа чиновничьей субординации с другой, нежели как то стало потом на Москве. При этой предполагаемой со всею вероятностью относительно того времени простоте отношений следует полагать, что без дальних и без всяких формальностей епископы обращались к митрополиту и лично являлись в Киев всякий раз, как это находили почему-нибудь нужным. Но за всем сим необходимо думать, что у нас не было введено и не существовало в домонгольский период обычая ежегодно и регулярно собирать предписанных каноническими правилами соборов митрополии или иначе всей Русской церкви, которая представляла из себя митрополию, ибо на существование обычая таких ежегодных соборов мы не находим решительно никаких указаний ни в летописях ни в каких-либо памятниках домонгольского периода. Нельзя винить в этом одних митрополитов; по всей вероятности, они виноваты были даже всех менее. Мы знаем, что и в Греции епископы весьма неохотно являлись на эти соборы, которые слишком ограничивали их власть 1); тем более это должно было случиться у нас, где в дальности епископий от митрополии существовал, до некоторой степени, основательный предлог уклоняться от сих соборов, и где, как положительно свидетельствует нам митрополит Иоанн 2-й в так называемом Правиле черноризцу Иакову, епископы уклонялись от соборов и не ежегодных и не срочных, а созывавшихся митрополитами по требованию нужд 2). Эти последние виновны только тем, что не настаивали, во что бы то ни стало, на точном исполнении

1) Лаодикийск. соб. пр. 40, 4-го всел. соб. пр. 19, 6-го всел. соб. пр. 8 fin. (Карфагенск. соб. пр. 53 по пространному чтению у Ралли и П., III, 433). Относительно времени, соответствующего нашему периоду домонгольскому, см. патр. Алексея у Ралли и П., V, 27).

2) В Памятниках древне-русского канонического права, изданных A. С. Павовым и составляющих VI том Русской Исторической библиотеки, col. 18, §31: „иже не послушають епископи своего митрополита совокуплятися призываемии от него сбор сотворити, иже (так как) зле творящаа, посварити их отеческим наказанием“. Разуметь эти слова митр. Иоанна о правильных ежегодных соборах мы не находим основательным, ибо самый образ выражения показывает, что тут разумеются соборы не ежегодные, а созываемые по мере нужды.

295

канонических требований относительно помянутых соборов. Весьма прискорбно это, от чего бы ни случившееся, опущение не столько, но отношению к самому периоду домонгольскому, сколько по отношению к последующему времени. В период домонгольский митрополиты Греки, последуя добрым обычаям своей родины, нет сомнения, и при отсутствии сих регулярных соборов в достаточной степени поддерживали дух коллегиальности и братства между епископами и дух совещательности в общецерковном управлении. Но после перенесения кафедры митрополии в Москву, в иных людях и под иными влияниями, начался тот дух разъединения и разобщения, которому могли бы воспрепятствовать только помянутые соборы. Если бы Москва наследовала от Киева обычай ежегодно совещаться о делах церкви, то вероятно весьма много хорошего напридумывала бы она на пользу сей последней...

В период московский наши митрополиты имели обычай изредка обращаться к духовенству и к мирянам митрополии с своими учительными окружными посланиями. Хотя от митрополитов нашего периода неизвестно ни одного такого послания, однако мы имеем основания полагать, что обычай ведет свое начало от них (основания укажем во 2-м томе).

Что касается до путешествий наших митрополитов в Константинополь, к патриарху, то нам известно несколько, весьма немного, частных случаев того, что митрополиты находились в Константинополе; но как именно часто предпринимали они путешествия, это остается нам совершенно неизвестным 1).

В числе митрополитов периода домонгольского, как мы сказали, двое были не Греки, а природные Русские, избранные и поставленные в самой России. Так как обычный порядок был тот, чтобы митрополиты избирались и посвящались в Константинополе, то само собою предполагается, что эти два случая представляли собою события исключительные.

1) Частные известные случаи и всего ограничиваются числом четырех: при патр. Иоанне Ксифилине (1064—1075) присутствовал на патриаршем соборе не называемый по имени русский митрополит, см. выше стр. 270; в 1073-м году митр. Георгий, по свидетельству нашей летописи, находился в Греции; на одном из соборов, бывших при патр. Николае Грамматике (1084—1111) присутствовал не называемый по имени Русский митрополит, — выше стр. 270; на соборе 1171-го года присутствовал русский митрополит Михаил, — выше стр. 288.

296

Первый случай имел место при втором христианском государе нашем, — при Ярославе Великом. Летопись говорит, что в 1051-м г. Ярослав, собрав епископов, поставил в св. Софии митрополитом Илариона, который был пред тем священником при церкви находившегося под Киевом великокняжеского села Берестова 1), который отличался весьма строгой, подвижнической, жизнью 2) и который был человек необыкновенно умный, вероятно — отлично по своему времени образованный и блистательно, из ряду вон, красноречивый, о чем скажем ниже. Летопись ни единым словом не говорит, что заставило Ярослава поставить Илариона, т. е. поставить митрополита у себя дома и своими епископами, без всякого сношения с Греками 3), и следовательно — остается делать только догадки. Одна из позднейших летописей, именно — Никоновская, а вслед за нею и некоторые из новых исследователей, предполагают, что причиной была война Ярослава с Греками. Но предположение это не может быть признано основательным: Ярослав имел войну с Греками в 1043-м г.; чрез три года, следовательно — в 1046-м г., был заключен мир и от него до поставления Илариона прошли целые пять лет. За сим, остается предполагать, как и предполагает большинство новых исследователей, что Ярослав был недоволен существовавшим порядком избрания и поставления митрополитов, по которому мы должны были получать Греков, приходивших из Константинополя, и что он хотел ввести новый порядок их избрания и поставления — из природных Русских и в самой России. Предположение само по себе представляется весьма естественным и вероятным. Если мы припомним то, чтó говорили выше о полученной нами сначала автокефалии, то оно будет казаться еще более вероятным, именно — тогда можно будет объяснять дело так, что Ярослав хотел возвратить эту данную нам и тотчас же отнятую автокефалию. Как однако, по-видимому, ни вероятно предполагать все это, мы с своей стороны весьма и крайне сомневаемся, чтобы и на самом деле предполагать это было должно. Что Ярослав мог стать недоволен существовавшим порядком, что он мог иметь мысль и желание ввести новый порядок, а тем более возвра-

1) В местности Печерского монастыря.

2) О жизни летопись под 1051-м г.

3) Вся речь летописи о поставлении Илариона состоит в следующем: «в лето 6559 постави Ярослав Лариона митрополитом Руси в святей Софьи, собрав епископы».

297

тить порядок первоначальный (автокефалию), это, повторяем, само по себе весьма возможно. Но нет совершенно никаких положительных признаков думать, чтобы это и на самом деле было так. Ярослав был отец, память которого свято чтили его дети. Если бы он имел помянутую мысль, то он, конечно, завещал бы ее сим последним; а если бы это было так, то необходимо было бы ожидать, что сыновья его будут настаивать на введенном им новом порядке и будут стараться его отстаивать. Никаких следов ничего подобного однако мы вовсе не видим. Правда, что летописные известия, которые мы имеем за то время, чрезвычайно скудны и неполны; но если бы не нарочными речами, то по крайней мере какой-нибудь обмолвкой и каким-нибудь случайным замечанием летопись дала бы знать, что была после Ярослава борьба за введенный им новый порядок; но никаких и подобных случайных намеков вовсе неизвестно. На другой год после смерти Ярослава мы находим на кафедре митрополичьей Грека Ефрема 1). Если бы было известно, что он пришел еще при нем, то это положительно и прямо значило бы, что Ярослав, ставя Илариона, не думал вводить никаких новых порядков. Но предположим, что Ефрем пришел не при нем, а уже после его смерти. На другой год после смерти отца дети принимают митрополита Грека: вероятнейшее отсюда заключение, конечно, есть то, что отец не завещал детям не принимать Греков. Мы полагаем, что поступок Ярослава гораздо вероятнее понимать просто как отдельный поступок, при котором не имелось в виду ничего общего и ничего дальнейшего, а также и ничего прежнего. Ярославу очень понравился Иларион, который, сколько мы знаем о нем, действительно заслуживал самой полной любви. Желая видеть его митрополитом, он и приказал епископам поставить его — не потому, чтобы имел в виду начать им ряд митрополитов

1) Что Ефрем был Грек, положительным образом этого нам неизвестно, но, как говорили мы выше, эхо есть вероятнейшее предполагать. Видеть в Ефреме самого Илариона под монашеским именем, представляется нам совершенно не основательным: летописец называет Илариона тем именем, которое он носил в митрополитах, следовательно — это имя и есть монашеское, а как назывался он в миру, летописец этого не сообщаете (вероятно, потому, что не знает). От самого Илариона сохранилось исповедание веры, данное им письменно пред принятием сана митрополичьего, и под этим исповеданием он подписался: «мних и прозвитер Иларион», см. Прибавлл. к Творр. свв. Отцц. ч. II, 1844-го года, стр. 255.

298

из природных Русских, а потому только, что именно его хотел видеть митрополитом. Ярослав знал Илариона, который, весьма возможно, был его духовником, как человека строго-подвижнической жизни, блестяще талантливого и высоко образованного, и ему могло казаться обидным для русской чести, чтобы, обходя такое светило, посылать за митрополитом в Грецию. Из-за одного человека, по-видимому, не стоило решаться на то, чтобы входить в ссору с Греками. Но Ярослав был такой государь, который нисколько не стеснялся Греками, — захотел и сделал, не обращая никакого на них внимания 1). Что поступок Ярослава должен быть понимаем именно так, как мы его понимаем, в пользу этого говорят и некоторые, положительно известные нам, обстоятельства. Если бы Ярослав, ставя Илариона в митрополиты, хотел начать с него новый порядок, то это означало бы разрыв церковного союза с Греками, а вместе с сим последним и вообще вражду его к ним. С другой стороны и Греки, если бы дело действительно имело себя так, воспылали бы той же враждой к Ярославу. Между тем, или пред самым поставлением или после самого поставления Илариона Ярослав женил своего любимого сына Всеволода на греческой царевне 2). Если брак имел место до поставления, то он свидетельствует, что не было вражды с Греками у Ярослава; если после поставления, то он свидетельствует, что не было таковой вражды у Греков к нему. Сейчас указанное обстоятельство располагает нас думать, что поставление Илариона не имело своим следствием даже и кратковременного недоразумения и неудовольствия с Греками, что, поставив его, потому что хотел поставить его именно, Ярослав тотчас же затем вошел в сношения и объяснения с последними. Представив и объяснив им, что случившееся поставление

1) Относительно позднейшего времени мы знаем, что Греки очень не торопились с замещением кафедры русской митрополии, когда она упразднялась. Если это было так и в древнее время, то можно предполагать, что Ярослав был рассержен к оскорблен медлением Греков и что, не желая ждать, он и поставил митрополита в самой России. Когда митрополит был поставлен, Греки могли извиниться перед ним, а таким образом и дело могло быть улажено.

2) На какой-то близкой родственнице Константинопольского императора Константина Мономаха (1042—1054), но не на его дочери, ибо Константин, сколько известно, дочерей не имел (от сего и старший сын Всеволода Владимир прозван Мономахом). В каком году женат был Всеволод, мы не знаем, но нервное дитя у него (помянутый сейчас сын Владимир Мономах) родилось и 1053 г.

299

должно быть понимаемо как отдельный и исключительный случай, не долженствующий иметь никаких дальнейших последствий, он этим вполне их и удовольствовал, заставив признать совершившийся факт, а таким образом по поводу поставления не был нарушаем и мир церковный. Считаем нужным прибавить к сему еще нечто, что берем из области только вероятного. В 1055-м г., как мы говорили выше, имел место суд митр. Ефрема над Новгородским епископом Лукой Жидятой. Новгородские летописи не указывают причин суда, но летопись Никоновская утверждает, что епископ был оклеветан пред митрополитом «в неподобных речех». Согласившись признать это дополнительное сообщение Никоновской летописи, согласившись за тем думать, что неподобные речи относились к самому митрополиту, весьма вероятно будет понимать дело так, что Лука Жидята — природный Русский высказывал свое недовольство тем, что после митрополита из Русских (Илариона) снова явился на кафедру Грек. Но если мы согласимся на все это, то тут же будем иметь и доказательство, что князья нисколько не разделяли негодования епископа: нисколько не защищенный последними, Лука был сужден и осужден митрополитом, и пробыл в Киеве (в большем или меньшем заключении), пока не успел так или иначе оправдаться, три года.

Второй случай имел место через сто лет после Ярослава, в половине XII века. В 1145-м году, в правление великого князя Всеволода Олеговича (из рода князей Черниговских, внука Святослава Ярославича), митрополит Михаил, занимавший кафедру в продолжение 16 — 14 лет (см. выше), оставил Киев и удалился в Константинополь к патриарху. В 1147-м году преемник Всеволода († 1146) великий князь Изяслав Мстиславич (из племени Мономаховичей, родоначальник линии князей Волынских, внук Владимира Мономаха) поставил преемника Михаилу, митрополита Клима или Климента, из природных Русских и в самой России без сношений с патриархом. К этим кратким известиям летописи, к сожалению, не прибавляют совершенно никаких комментариев относительно вопросов: почему и что. Само собою, конечно, разумеется, что Михаил оставил Киев и удалился в Константинополь по каким-нибудь неудовольствиям; можно разуметь тут, как обыкновенно разумеют, неудовольствия на междоусобия князей, которые были особенно сильны в княжение именно Всеволода, так как он, по

300

своим личным целям, нарочито возбуждал и поддерживал их 1); но вероятнее разуметь какие-нибудь личные, неизвестные нам, неудовольствия с великим князем, ибо в период домонгольский междоусобия князей были так обычны, что если бы митрополиты хотели оставлять из-за них престол, то ни один из них не остался бы на нем до смерти. По той или другой причине удалился Михаил, но представляется затем вероятнейшим думать, что Изяслав решился поставить преемника ему в самой Руси не в гневе на его поступок, а в гневе на поведение патриарха Константинопольского после его поступка, именно — на медление последнего дать Русским митрополита. Михаил удалился не при нем, а прп его предшественнике, с которым он не имел ничего общего и к которому, за его поведение по отношению к себе, не мог питать и сохранять иных чувств, кроме чувства вражды (Всеволод устранил было Изяслава от великокняжеского престола, желая передать его своему брату Игорю Олеговичу); следовательно — весьма сомнительно, чтобы он мог наследовать от первого гнев на поступок митрополита, та или другая была причина последнего. Что касается до патриарха, то этот, вследствие жалоб Михаила на Русских, мог медлить назначением нового митрополита с целью изъявить им свое неудовольствие и наказать их, что и могло возбудить гнев Изяслава, которому досталось, так сказать, в чужом пиру похмелье, т. е. приходилось нести наказание за вину других 2). Летопись сообщает 3), что Михаил, удаляясь из Киева, оставил епископам рукописание о том, «яко не достоит им без митрополита в святей Софьи (т. е. Киевской митрополичьей) служити». Так этому надлежало быть и по правилам каноническим 4); тем более нарочитое подтверждение

1) Cfr Соловьева Истории России т. 2, изд. 4 стрр. 110, 112 и 114.

2) В 1145-м году патриархом Константинопольским был Михаил Оксит или Куркуя; в следующем 1146-м году его сменил Козма Аттик, который низложен был в Феврале 1147-го года и после которого престол оставался праздным до конца Декабря 1147-го года, когда занял его Николай Музалов. Очень может быть, что эти смена патриархов и незамещенность кафедры, а не что-нибудь другое, и были причиной медления в поставлении Русского митрополита.

3) Ипатская под 1147-м годом.

4) По которым епископ не может делать ничего архиерейского, а в том числе и совершать служений в храмах, без дозволения местного епископа, см. прр. Апост. 35, 6 Всел. соб. 20 и Антиох. соб. 13 и 22, и толкования на них (если отсутствует дозволяющий, то не может быть дано и получено дозволения).

301

правил митрополитом долженствовало произвести то, чтобы их нарушение казалось преступлением. Михаил оставил свое рукописание, нет сомнения, с целью наказать Всеволода Олеговича лишением архиерейского служения в главном храме его столицы; но за смертью Всеволода, вследствие медления патриарха назначить нового митрополита, наказание приходилось нести Изяславу. Лишение архиерейского служения само по себе не было обстоятельством первостепенной важности, но оно должно было сильно оскорблять гордость и щекотливость великого князя, ибо чрез это, к унижению перед другими князьями, он представлялся как бы находящимся под епитимией и под запрещением. Между тем Изяслав Мстиславич, один из выдающихся по своему характеру князей периода домонгольского, был вовсе не из числа тех людей, которые имеют наклонность терпеливо сносить оскорбления своей гордости. По той или другой причине Изяслав решил избрать и поставить преемника Михаилу в самой России, не обращаясь к патриарху, но главный вопрос здесь состоит в том, что имел он при сем в виду? Хотел ли поставить митрополита подобным образом только на этот один раз или же хотел установить новый способ избрания митрополитов вообще на будущее время? Известно, что считается имеющим положительное свидетельство в свою пользу второе. Однако, это положительное свидетельство относится не к самому поставлению Климента, а к дальнейшему, и, как увидим ниже, не имеет никакого значения и смысла. О поставлении Климента говорят летописи Лаврентьевская и Ипатская, первая весьма кратко, вторая довольно подробно, и обе говорят так, что обходят совершенным молчанием наш вопрос, именно — одна кратко сообщая, а другая довольно подробно рассказывая о нем, как о событии случившемся в таком-то году, и ни единым словом не касаются того, как его понимать. Вся речь Лаврентьевской летописи есть следующая: «В лето 6655 (1147) Изяслав постави митрополита Клима, калугера Русина, особь с шестью епископы, месяца Июля в 27, на память святого Пантелеимона». «В то же (1147-е) лето, — пишет Ипатская летопись, — постави Изяслав митрополитом Клима Смолятича, вывед из Заруба», затем рассказывает об обстоятельствах поставления, о протесте против него некоторых епископов и только. Если бы мы имели перед собою речи людей, у которых в обычае говорить определенно и обстоятельно, тогда было бы для нас несомненно, как понимать это совершенное умолчание о смысле события: умалчи-

302

вается, обыкновенно, то, что само собою подразумевается и чего по этой причине рассказывающему не приходит на ум замечать нарочито; следовательно, тогда было бы для нас несомненно, что случай, о котором нам повествуется без всякого замечания и пояснения, как понимать его, должен быть понимаем как случай единичный, ибо при подобном образе повествования это подразумевается само собой, а что-либо другое никак не может подразумеваться, или иначе сказать — подразумевается только это, а не что-либо другое. Но наши летописцы в отношении к церковным делам, как мы уже давали знать много раз выше, вовсе не могут быть признаны людьми, имеющими наклонность говорить определенно и обстоятельно; а следовательно, и обычный способ понимания людских речей не может быть приложен к их указанным речам (потому что в отношении к их речам о церковных делах никогда не будет для нас несомненным, чтобы недосказанное было то, что само собою должно быть подразумеваемо, а не то, что они по своему обычаю просто не досказывают). Когда невозможно толковать людей с уверенностью, то остается толкование вероятное. Это последнее, конечно, есть то, что в другом случае, т. е. в приложении к другим людям, было бы несомненным. Таким образом, речи летописцев о поставлении Климента Изяславом представляется вероятнейшим понимать так, что последний в один данный раз хотел поставить митрополита в России и не имел намерения навсегда ввести новый порядок избрания митрополитов. Считать наиболее вероятным первое, а не второе, заставляет и собственное поведение Изяслава. Поставив Климента в митрополиты, он не входил в сношения с патриархом, чтобы испросить у него митрополиту признание законности, — это мы знаем положительно 1). Следовательно, если предполагать, что Изяслав, ставя Климента, имел намерение ввести новый порядок поставления митрополитов, то нужно будет понимать его поведение так, что он хотел сделать это самовольно, не ища согласия патриарха. Но сделать это значило произвести схизму и раскол между Русскою церковью и Греческой: чтобы решился на последнее Изяслав Мстиславич или вообще какой бы то ни было Русский князь XII в., это представляется нам весьма сомнительным. Другое дело поступок единичный: разгневанный патриархом князь

1) Из речей Клименту епископа Новгородского Нифонта, Ипатск. лет. под 1147-м и 1159-м годами.

303

мог отмстить первому тем, что на один раз восхитил у него его право ставить митрополитов и произвел временную схизму. За личное оскорбление, которое Изяслав находил в поведении патриарха по отношению к себе, он мог иметь желание и во гневе решимость отмстить тем же личным оскорблением; но идти далее, внести постоянную смуту в церковь, — это в виду всегдашней благоразумной умеренности наших князей, которым никогда не был присущ дух крайнего радикализма, представляется весьма маловероятным. Но если бы мы вопреки того, что представляется вероятнейшим на основании летописей и на основании истории самого дела, как мы ее знаем, все-таки захотели представить его себе так, что Изяслав не только в один данный раз хотел поставить митрополита в самой России, а вообще ввести новый порядок ставления митрополитов, то и в этом случае обычные представления, будто таково было желание всей Руси, сильно будто бы оскорблявшейся и тяготившейся властью митрополитов Греков, были бы далеко неверны. Лаврентьевская летопись говорит, что Изяслав поставил Климента в митрополиты «особь с шестью епископы». Это «особь» значит то, что Изяслав поставил Климента не по совету и соглашению с другими князьями, а без них и вопреки им, один сам собой, и, следовательно — те или другие мысли были у него при поставлении Климента, прочие князья не разделяли их и не сочувствовали им. До какой степени между прочими князьями было мало противников власти митрополитов Греков, если только сам Изяслав вообще был им, видно из того, что, к ним не принадлежал родной брат Изяслава, находившийся с ним в наилучших братских отношениях — Ростислав Смоленский (как увидим ниже). В этом случае оставалось бы верным только то, что большинство Русских епископов было против власти митрополитов Греков или по крайней мере не за нее.

В 1147-м г. в России было 10 или 11 архиерейских кафедр 1), из них одна была праздною2); следовательно, всех епископов

1) Десять: Черниговская, Переяславская, Владимиро-Волынская, Белгородская, Юрьевская, Туровская, Полоцкая, Новгородская, Ростовская и Смоленская; одиннадцатая — Галичская открыта неизвестно когда до 1165-го г. и весьма возможно, что в 1141-м г. (см. ниже в приложении к этой главе: Честнейшие известия об епархиях).

2) Туровская, епископ который в 1146-м г. удален был с кафедры Изяславом по причинам политическим, Лаврент. и Ипат. летт.

304

было 9 или 10. Из этих 9-ти или 10-ти епископов явились к Изяславу на собор в Киев для избрания и поставления митрополита в самой России, по свидетельству Лаврентьевской летописи, шестеро, а по свидетельству Ипатской летописи, как кажется, в данном случае более верному, пятеро 1). Из остальных епископов двое не явились на собор потому, что были против поставления митрополита в России, а о мыслях прочих ничего неизвестно и очень может быть, что они уклонились от собора не по собственным воле и намерению, а по причинам независящим, т. е. потому, что не желали их участия в соборе их удельные князья 2). Из двоих епископов, прямо заявивших свое несогласие на поставление Климента и протестовавших против него, один был Грек; следовательно из всех Русских епископов, которые были родом Русские, протестовал только один 3). Передавая часть или же вообще сущность соборных рассуждений, Ипатский летописец пишет, что епископ Черниговский, или старший по столу между присутствовавшими, или более других авторитетный лично, говорил: «я знаю, что епископы, составив из себя собор, имеют право поставить митрополита 4)....

1) Ипатский летописец, вообще обнаруживающий в себе человека более близко знакомого с делом о поставлении Климента, прямо перечисляет епископов, присутствовавших на соборе, именно — по нему они были: Черниговский, Переяславский, Владимирский, Белгородский и Юрьевский.

2) Ипатская летопись как будто представляет дело таким образом, что епископы, несогласные на поставление Климента, протестовали на соборе. Но Новгородская 1-я лет., весьма подробная о своем Новгородском епископе Нифонте, бывшем против поставления Климента, ничего не говорит об его путешествии в Киев в 1147-м г., и слова, с которыми Ипатск. летопись заставляет Нифонта обращаться к Клименту как бы на соборе, могли быть говоримы только уже после него (когда Климент был посвящен). Само по себе непонятно, зачем епископы, несогласные на поставление Климента, прибыли бы на собор (и даже — как были бы пущены на него), и Нифонт, если бы был на нем, должен был попасть в заточение тотчас после него (Впрочем, если в летописи, в данном месте, изменить пунктуацию и в перечислении епископов, присутствовавших на соборе, после «Володимерьскии Федор» поставить не запятую, как в печатном, а точку: то и она не будет говорить, что епископы несогласные присутствовали на соборе).

3) Что касается до епископа Полоцкого, то его считать протестовавшим, на основании Ипат. лет. под 1156-м г. (2-го изд. стр. 333), нет никакого достаточного основания, — он мог быть только человеком гибким.

4) „Аз сведе, яко достоит сшедшеся епископом митрополита поставити“. Можно понимать не совсем определенного летописца и так, что епископ говорил это Изяславу до собора, т. е. что последний, желая поставить митрополита

305

я знаю, что мы имеем право поставить; к тому же у нас есть глава святого Климента: как Греки ставят (патриархов) рукой святого Иоанна, (так и мы поставим митрополита» 1). «Так порешили», говорит летописец, и 27 Июля 1147-го г. был поставлен в митрополиты главою св. Климента избранный вел. князем кандидат — Клим или Климент, монах и схимник, т. е. монах великого образа, по отзыву того же летописца, который мы приводили уже выше, «книжник и философ так, яко(ва) же в Русской земли не бяшеть» 2).

Два епископа, прямо протестовавшие против поставления митрополита в России, были Нифонт Новгородский и Мануил Смоленский. Мануил был родом Грек, и этим помимо всего дальнейшего объясняется его протест 3). Но Нифонт, по всей вероятности, был природный Русский 4). Предполагая, что при поставлении Климента

в самой Руси, предварительно советовался с епископом, можно ли это сделать, и епископ отвечал утвердительно.

1) «Якоже ставят Греци рукою святого Ивана». Что разметь под этими словами, до сих пор не разыскано; но что у Греков что-то такое действительно было, об этом необходимо заключать из слов Новгородского архиепископа Антония, который в своем Константинопольском Паломнике говорит, что в св. Софии Константиноп. находится «Германа рука, ею же ставятся патриарси» (по изд. Савваитова, Спб. 1872, стр. 56; тут же см. примеч. 8-е ученого издателя).

2) „Постави Изяслав митрополитом Клима Смолятича, вывед из Заруба“. „Смолятича“ обыкновенно понимают так, что Климент был родом Смолянин, из Смоленской области; но весьма возможно и то, что оно было родовым его прозванием. Вывед из Заруба, т. е. проведши из монастыря, который был в Зарубе. Зарубов известно два: Киевский, находившийся на той стороне Днепра против впадения в него с этой стороны р. Трубежа (часто упоминаемый в летописях; точное определение его места в Книге большому чертежу стр. 93, в настоящее время деревня Зарубинцы), и Смоленский, точным образом неизвестно где находившийся (Дополн. к Акт, исх. 1, 6 и Ипатск. лет. 2 изд. стр. 364). Вероятнее разуметь первый, о существовании в котором монастыря известно положительно. — Замечательно, что при избрании кандидата в митрополиты было отступлено от обычаев греческих: в Греции не ставили в епископы монахов великого образа или схимников, каков был Климент (см. ниже).

3) Епископ Владимирский Феодор по Лаврентьевск. лет. (под 1137-м г.) был (как и Мануил, ibid.) скопец. На этом основании гораздо вероятнее считать его Греком, чем Русским. А если так, то странно и замечательно, что он не протестовал (быв епископом собственной области Изяслава, в случае протеста он рисковал престолом и по этой причине не протестовал?).

4) Относительно национальности Нифонта мы не имеем прямых сведений и ясных указаний. Если бы он был Грек, то Новгородский летописец, непосредственный его современник (и, может быть, священник, им поставленный,

306

имелось в виду навсегда установить порядок избрания и поставления митрополитов в самой России, находят странным, что против этого мог протестовать Русский, и объясняют поведение Нифонта частными интересами Новгородской кафедры, для которой было более выгодно, чтобы митрополиты были из Греков и поставленные в Греции. Но, во-первых, далеко для нас неясно, каким образом для епископов Новгородских последнее могло быть более выгодным: после Изяслава остался старый порядок поставления митрополитов, и мы знаем, что епископы Новгородские не извлекли из него для своих интересов никаких выгод. Если разумеют право апелляции к патриарху (при предположении, что поставляемые в России митрополиты остались бы в подчинении последнему), то напротив для епископов Новгородских был бы более выгоден новый порядок, чем старый, ибо тягаться в Константинополе с митрополитом из Русских можно было с надеждой на успех, тогда как

Новгор. 1-я лет. под 1144-м г.), говорящий о нем много и обстоятельно, кажется, должен бы был это заметить (у него о поставлении Нифонта: „в се же лето (1130) отвержеся архиепископ (sic, — по позднейшей поправке переписчиков) Иоанн Новагорода, и поставиша архиепископа Нифонта, мужа свята и зело бояшася Бога, и приде Новугороду месяца Января в 1 день, на святого Василья, в обеднюю“). В своих ответах Кирику Нифонт ссылается на церковные обычаи Царьграда и всей Греческой земли и области (у Калайд. стрр. 176 и 178); но это может значит не то, что он был родом Грек, а то, что он путешествовал на Восток для поклонения св. местам или по другой причине (cfr ниже), и что он пробыл там довольно долго (чтобы узнать обычаи всей земли): об обычаях он сообщает для сведения и для соображения, но не для исполнения, как бы того следовало ожидать от Грека. Когда в 1156-мг. Нифонт собрался идти в Киев, по, по словам Новгородского летописца, „инии мнози глаголаху, яко, по лупив святую Софию, пошол Царюграду“; но слух этот мог распространиться об Нифонте не потому, чтобы он был родом Грек, а по его особенным отношениям к патриарху (о которых ниже). Свидетельство о Нифонте повести Патерика Печерскаго, составленной в XV в. (Кючевск. Древне-русские жития святых, стр. 261), повторяемое в его житии, составленном в XVI в. (Памятнн. старинной русской литерат. гр. Кушелева-Безбородко, IV, 1), что он был постриженик Печерского монастыря, не имеет авторитета; но весьма большое право предполагать это дает Ипатская летопись (под 1156-м г.), по которой в бывшем Нифонту ведении преп. Феодосий Печерский называл его: ,,брате сыну“. А во всяком случае, по свидетельству той же летописи (ibid.), Нифонт „бе имея велику любовь к святей Богородици (Печерской или к ее монастырю) и к отцу Феодосью“. Постриженик или только усердный почитатель Печерского монастыря, это, конечно, весьма решительным образом говорит за то, что Нифонт был не Грек, а природный Русский.

307

тягаться с митрополитом из Греков было дело безнадежное. Во-вторых, когда говорят об интересах Новгородской кафедры, то забывают, что Нифонт был еще не природный Новгородец, как и все его предшественники пришлый человек и что в его время интересы Новгородской кафедры были еще вовсе не то, что в последствии, — Нифонт был еще, по отношению к своей пастве, не последующий владыка Новгородский, без которого Новгород не делал шагу в своих гражданских делах (как впрочем по настоящему смотреть на великое политическое значение последующих владык Новгородских, об этом ниже), а просто епископ, как и все епископы. Если нет оснований предполагать личных интересов, то остается предполагать искреннее убеждение и особые взгляды. По искреннему убеждению Нифонт находил дело, сделанное Изяславом, незаконным; допуская, что оно состояло в том, чтобы ввести новый порядок избрания митрополитов и следовательно — допуская, что вопрос был тут не только в законности дела (как при единичном случае), но и в его пользе и желаемости, мы должны будем понимать поведение Нифонта таким образом, что он находил дело не только незаконным, но и неполезным и нежелаемым. Думающие об этом предмете противное сему, полагают и уверены, что именно согласно с ними все думали в древнее время, но, как мы сказали и указали выше, они весьма ошибаются: никто из князей не сочувствовал намерению Изяслава поставить Климента и следовательно — никто из них не сочувствовал мысли Изяслава ввести новый порядок поставления митрополитов, если только такая мысль была у него. Если никто из светских, из мирян, не сочувствовал указанной мысли Изяслава, то нет ничего удивительного, что нашелся и епископ, который был против нее, и мы с своей стороны должны не удивляться этому, а принимать это к сведению: такой компетентный судья лучшего и худшего, как Нифонт, был решительно за старый порядок; следует отсюда заключение, что этот порядок не был так нехорош, как это иные думают представлять.

Но, как мы говорили выше, более чем вероятно, что при поставлении Климента дело шло не о новом способе избрания митрополитов, а только об одном случае поставления (т. е. его — Климента). Следовательно, Нифонт восставал не против того, что считают русскими интересами, а только против одного поступка Русских или точнее поступка Изяслава с половиною Русских епископов.

308

Летописи Ипатская и 1-я Новгородская, согласно передающие 1) протесты Нифонта, уверяют, что он не восставал против избрания кандидата в митрополиты из среды самих Русских и самими Русскими епископами, но, во-первых, против его самовольного посвящения последними без благословения патриарха, и во-вторых— против того, что посвященный митрополит не искал вступить в общение с патриархом и оставался вне союза и в расколе с ним. Если это верно, то Нифонт, показывая в себе человека, знающего правила церковные, каким он нам и известен, был совершенно прав. Патриархи Константинопольские присвоили себе право избрания митрополитов (и в том числе Русского) против правил канонических; но право посвящения митрополитов принадлежало им на основании этих правил. Митрополит, находившийся вне общения с своим патриархом, конечно, был митрополит, производящий раскол и находящийся в расколе с ним.

Протестовавших епископов Климент старался примирить с собою, добивался склонить к признанию своей законности и власти. Относительно Мануила Смоленского, который не имел никакого особенного авторитета ни по кафедре, ни лично (как следует думать), и протест которого, вследствие его греческого происхождения, должен был казаться пристрастным, хотя бы даже и не был таковым, и поэтому терять свое значение, митрополит, вероятно, беспокоился не особенно много. Но совсем другое дело был Нифонт. Епископ одной из главных и видных кафедр, человек весьма авторитетный лично и притом авторитетный именно со стороны знания канонов церковных, в которых была здесь вся сила 2), он представлял с своим непризнанием митрополита такое для всех возражение против его законности, без устранения которого последняя вовсе не могла считаться бесспорною. Поэтому он употребил все усилия заставить Нифонта признать себя. Однако все было напрасно, и Нифонт остался непреклонен. После двухгодичных тщетных стараний, или как выражается Ипатская летопись 3) — «мучений» с Нифонтом, митрополит решился наконец прибегнуть к силе: при содействии вел. князя епископ Новгородский был приведен в

1) Первая под 1147 и 1156 гг., вторая под 1149 г.

2) К Нифонту обращались с спросами другие епископы (у Кирика: «Клим вопроша нашего епископа от Полотьского епископа», Калайд. стр. 181, т. е. Клим спрашивал Нифонта по поручению Полотского епископа).

3) Под 1156 г.

309

Киев и посажен в заключение в Печерский монастырь, в котором впрочем находился весьма недолго, — в том же в 1149-м году, в котором он был посажен, Юрий Долгорукий согнал с престола великокняжеского Изяслава, а с последним удалился из Киева и Климент 1). Ту же силу хотел употребить митрополит и с Мануилом и, вероятно, гораздо ранее, чем с Нифонтом; но не наклонный к славе страдальца за правду Грек спасался от рук митрополита тем, что бегал от него и укрывался 2).

Не признавая законности и власти митрополита, Нифонт ставил себя чрез то в непосредственную власть патриарха 3). И патриарх действительно поспешил принять его в свою непосредственную власть. От Сентября 1148-го года сохранился до настоящего времени документ, в котором Нифонт называет себя архиепископом 4): имя архиепископа не было в то время почетным титулом (как у нас теперь), а обозначало (как уже мы говорили) такого епископа, который, не находясь в подчинении своего окружного митрополита, зависел непосредственно от патриарха; таким образом это имя, употребляемое Нифонтом, несомненно показывает, что он формально был принят патриархом в свое непосредственное ведение. Тот или другой смысл имело поставление Климента и знал ли патриарх хорошо, какой оно имело смысл, но, во всяком случае, и как поступок единичный, оно долженствовало быть ему ненавистным, потому что представляло собою опасный прецедент. Поэтому он настоятельно поощрял Нифонта к борьбе с Климентом, а, по свидетельству Ипатской летописи 5), «присла к нему грамоты, блажа (его) и причитая к святым» 6).

1) Долгорукий вошел в Киев 23 Августа; насколько ранее посажен был Нифонт, неизвестно.

2) Ипатск. лет. под 1156 г., 2-го изд. стр. 333 fin..

3) „Не могу с тобою служить, говорил Нифонт Клименту, ни вспоминати тебе в святей службе, но поминаю патриарха“. Ипатск. лет. под 1156 г.

4) Антиминс с подписью последнего, см. в Археологическ. описании церковных древностей в Новгороде архим. Макария, I, 254, также в Древних памятниках Русского письма и языка И. И. Срезневского, Спб. 1863, стр. 30 (cfr ниже в главе о просвещении сочинение Кирика Новгородского: «Учение, им же ведати человеку числа всех лет», в котором он называет Нифонта архиепископом].

5) Под 1150 г.

6) Одна из грамот в житии Нифонта XVI века, которое напечатано в Памятнн. Русск. Литерат. Кушелева-Безбородко, IV, 5, и отдельно у преосвящ. Макария, т. 3, изд. 2, стр. 297.

310

Климент был поставлен Изяславом в митрополиты в Июле месяце 1147-го года. На третий год после поставления, в Августе месяце 1149-го года, Изяслав был согнан с великокняжеского престола, как мы сказали выше, своим дядей Юрием Долгоруким. Вместе с князем должен был удалиться из Киева и митрополит, чтó значит — во-первых, то, что будучи личным творением Изяслава, он, хотел или не хотел, имел быть врагом его врагов, во-вторых и главное, — что Юрий не признавал законности его поставления 1). В продолжение следующего 1150-го года Изяслав дважды сгонял с престола Юрия и столько же раз возвращался с ним в Киев митрополит. Возвратившись во второй раз, он оставался на кафедре в течение пяти лет до 1155-го года, когда Юрий после смерти Изяслава († 13 Ноября 1154-го года) окончательно занял великое княжение. Его удаление с кафедры в 1155-м году, при этом окончательном занятии Юрием великокняжеского престола, было вместе и последним его с нее удалением.

Климент занимал кафедру митрополичью с небольшими перерывами в продолжение девяти лет (1147—1155). Так как он не признавал власти патриарха, а патриарх не признавал его законности, то значит, что в его правление Русская церковь находилась в схизме и расколе с церковью Греческою. Следовательно, за период домонгольский мы имеем девятилетний эпизод раскола между Русскою и Греческою церквами.

Здесь бы собственно должна была кончаться история Климента, которая могла иметь тот или другой смысл по намерению Изяслава и которая на деле, во всяком случае, имела смысл единичного поступка. Но вмешался в историю составляющий, так сказать, злую судьбу новых исследователей почтенный В. Н. Татищев, и она продолжается гораздо далее.

Юрий, как мы сказали, два раза ненадолго занимав престол великокняжеский при жизни Изяслава, окончательно занял его после его смерти. В первые два раза он так помалу сидел на престоле, что вовсе не мог иметь времени позаботиться о новом митрополите в замен не признаваемого им Климента. Но, избавившись от соперника, он сел наконец на нем твердо и теперь хлопоты о митрополите были одним из первых его дел. Нисколько не думая

1) Что видно из его последующего поведения: после 1155 г. он, не поставив нового митрополита, как Изяслав Климента, послал за митрополитом в Грецию (митр. Константин 1-й).

311

ставить в митрополиты другого Русского из собственных сторонников, что он должен был бы сделать, если бы при поставлении Климента, как это думают, решено было то, чтобы начать им ряд митрополитов из природных Русских, Юрий послал за митрополитом к патриарху. В Константинополе, где — весьма возможно — понимали дело о поставлении Климента в самом худом и опасном виде, т. е. как попытку начать поставление митрополитов в самой России, поспешили поставить и отправить на Русь требуемого митрополита 1). Прибыв в Киев в 1156-м году или на другой год после занятия престола великокняжеского Юрием, митрополит этот, — Константин 1-й, начал с того, что запретил всех священников, поставленных Климентом и предал проклятию, не знаем — в какой форме произнесённому и совершенному, умершего Изяслава Мстиславича, — священники впрочем скоро были разрешены, дав митрополиту рукописание против Климента. Не долго однако сидел Константин на своей кафедре. Призвавший его Юрий Долгорукий умер в 1157-м г. (15 Мая) 2, т. е. на другой год после его прибытия, и престолом великокняжеским овладели сыновья покойного Изяслава с тем, чтобы передать его дяде своему Ростиславу Мстиславичу Смоленскому. При первом вступлении в Киев Изяславичей (весной 1158-го года) Константин, виновный пред ними в проклятии их отца, должен был спасаться бегством 3). Изяславичи хотели возвратить на кафедру поставленного их отцом Климента; но его решительно не хотел Ростислав, считавший незаконным его поставление, и когда племянники послали звать его в Киев, то он прежде всего поспе-

1) Юрий после смерти Изяслава (и по устранении соперников — Ростислава Смоленского и Изяслава Давидовича Черниговского) занял престол великокняжеский о вербнице 1155 г. (Новгор. 1-я лет.), а новый митрополит был поставлен до 26-го Января 1156 г., см. выше стр. 288 прим. 1.

2) По Ипатск. лет. ошибочно 15 Мая 1158 г.

3) Бежал в Чернигов, где в следующем 1159 г. и умер. Об его смерти в Лаврентьевской летописи читается: „Бысть же смерть его сица: яко умирающу ему призва к собе епископа Черниговьского Антонья (преемника Онуфриева, родом Грека), заклят й, глаголя сице: яко по умертвии моем не погребешь тела моего, но ужемь поверзше (повязавше?) за нозе мои извлечете мя из града и по верзете мя псом на расхытанье; по умертвии же его епископ то все створи по веленая ему им, народи же вси дивишася о смерти его; на утрий же день Святослав князь, здумав с мужи своими и с епископом, вземше тело его, и похорониша в церкви у Святого Спаса". Константин причислен к лику наших святых и память его — 5 Июня.

312

шил заявить им это нехотение свое иметь Климента митрополитом: «се вы являю, — сказал он им чрез своего посла, — не хочу Клима у митропольи видети, зане не взял благословения от святые Софии и от патриарха» 1). Так как сыновья Изяслава ни под каким видом не хотели Константина, потому что он проклинал их отца, то между дядей и племянниками вышло упорное прение, которое наконец уладили тем, чтобы не брать ни Климента, ни Константина, а просить нового митрополита из Греции. Этот новый митрополит, по имени Феодор, прибывший в 1161-м году, жил весьма не долго и умер в 1162-м или 1163-м году (см. выше в каталоге митрополитов). Между тем в это время Климент успел каким-то образом войти в расположение Ростислава (вероятно, при содействии племянников последнего, помянутых Изяславичей), и когда Феодор умер, то он отправил посольство в Константинополь с просьбой, чтобы там признали Климента законным митрополитом. Но его посол встретился на дороге и воротился назад с новым митрополитом, который уже шел из Греции, т. е. патриарх, по всей вероятности, узнав о перемене мыслей Ростислава, возможно поспешил поставлением и отправлением митрополита, чтобы не дать занять престола Клименту, которого он, разумеется, не хотел. Зная о перемене мыслей Ростислава и ожидая его сопротивления принять нового митрополита, из Константинополя отправили с сим последним нарочного императорского посла и богатые дары. Когда прибыл митрополит, Ростислав действительно сначала сопротивлялся принять его, но потом... потом, прежде чем был принят новый митрополит, было еще что-то такое, но что именно — остается неизвестным, потому что во всех списках Киевской летописи, которая говорит о прибытии митрополита, в данном месте пропуск. Татищев уверяет, что Ростислав согласился принять митрополита, но будто он сказал при этом следующее знаменитое, в чем вся сущность второй половины истории о Клименте и из-за чего эту вторую половину мы досказываем: «я сего митрополита за честь и

1) Ипатск. лет. под 1159 г., 2 изд. стр. 345. Преосвящ. Макарий говорит, т. 3, изд. 2 стр. 19, что Ростислав не хотел Климента, „поддавшись внушению своего епископа Мануила Грека“, но не знаем на каком основании. Что Ростислав действовал не по чьему-либо внушению, а по собственному убеждению» это показывает дальнейшее его поведение (признание Климента под условием). А первое княжение Ростислава после смерти Изяслава, на которое ссылается преосвящ. Макарий. продолжалось всего одну неделю (Новгор. 1-я лет. под 1154 г.).

313

за любовь царскую ныне прииму, но впредь ежели патриарх, без ведома и определения нашего, противно правил святых апостол (!), в Русь митрополита поставит, не токмо не прииму, но и закон сделаем вечный избирать и постановлять епископам Русским с повеления великого князя» 1).

Что в летописях в нашем месте пропуск намеренный, это не невероятно; следовательно, возможно предполагать, что Ростислав действительно говорил послу императора что-то такое нехорошее, что последующие усердные цензора сочли за необходимое изгладить. Но сказал ли он именно то, чтó заставляет сказать его Татищев? На Руси после поставления Климента принимали уже двух митрополитов, присланных из Греции (Константина и Феодора), и принимали не только без всякого сопротивления, но и сами нарочно посылав просить их; за вторым из митрополитов — Феодором посылал именно сам Ростислав, который решительно не хотел Климента, «зане не взял благословения от святыя Софии и от патриарха». После двух митрополитов нарочно прошенных, после решительных настояний в одном случае самого Ростислава, чтобы митрополит был взят от патриарха, этот последний присылает третьего, — и вдруг будто бы Ростислав говорит то, чтó заставляет его говорить Татищев. Какой смысл будут иметь его слова, т. е. какую невозможную бессмыслицу они собой представляют? Ростислав весьма мог сердиться на то, что в Константинополе измеренной поспешностью отняли у него возможность посадить на митрополию Климента; он мог сорвать сердце в каких-нибудь нехороших или даже и очень нехороших словах, касавшихся чести императора и патриарха; но чтобы он сказал то, что он говорит у Татищева, это совершенно невероятно. Дело тут было исключительно в одном Клименте и ни в чем больше, т. е. Ростислав хотел посадить его только на митрополию и вовсе не думал о том, чтобы и всех после него митрополитов ставить из Русских. Ему мешают в этом, и вдруг он говорит: «ну так за это мы не станем вообще брать у вас митрополитов». Раздражительный ребенок, у которого отнята игрушка, конечно, может дать такой ответ; но от человека взрослого, при всей взбалмошности, какую бы мы в нем ни предположили, он невозможен. Ростислав мог весьма сопротивляться, мог весьма сердиться; но сопротивляться не

1) Ист. III, 142.

314

тому, чтобы Греки вообще давали нам митрополитов, а только тому, чтобы принять от них митрополита в данном случае, — сердиться не на то, что вообще Русская церковь находилась в зависимости от Греческой, а только на то, что в данном случае эта зависимость мешала исполниться его желанию. Весьма странно, как защитники приведенных слов Татищева не видят, что они решительно опровергаются поведением Ростислава именно в данную минуту. Он хочет посадить или возвратить на митрополию Климента, но он желает сделать это не иначе, как испросив ему признание и благословение у патриарха, для чего и отправил было в Константинополь посла: мог ли человек, поступавший так, сказать в то же время слова, которые заставляет говорить его Татищев? С какой стати этот последний влагает в уста Ростислава приведенные слова, это объясняется очень просто. С той стати, что он вообще писал Русскую историю не так, как она была, но как хотел он представлять ее сам, и что он собственное, к великому сожалению и к величайшему несчастью позднейших историков, ни малейше не стеснялся выдавать за почерпнутое в источниках 1).

Итак, в период домонгольский было два случая поставления митрополитов Киевских из природных Русских и в самой России, — первый при Ярославе, второй через сто лет при Изяславе. Весьма вероятно или даже более чем вероятно, что ни тот ни другой случай не имел значения попытки ввести новый порядок ставления митрополитов и что оба представляют собою единичные случаи восхищения у патриархов их права ставить наших митрополитов. Но допустим обще принимаемое мнение, что они имели значение указанных попыток. Попытки, говорят, означают то, что Русские недовольны были властью митрополитов-Греков, а из этого следует, что они были плохого мнения о доброкачественности этой власти. Однако, — во-первых, на целый период только две попытки:

1) О Татищеве, человеке собственно весьма почтенном и историке не только весьма, но и замечательно, талантливом, лишь отличавшемся указанным весьма дурным обычаем, общим впрочем, его времени, чего не хотят взять в расчет новые исследователи, мы будем вести нарочитую речь в особом приложении. „Закон сделаем вечный избирать и поставлять (митрополитов) епископам Русским с повеления великого князя“, — Татищев мог говорить в свое время так грозно, но верить, чтобы это могло быть сказано в XII веке, было бы очень легкомысленно.

315

конечно, нельзя сказать, что заявление недовольства было слишком решительное и настоятельное. Во-вторых, первая попытка имела место так рано, что власть митрополитов-Греков еще вовсе не могла обнаружить своего качества, и, следовательно, тут протест был не против этого последнего (а предполагая, что действительно был протест — независимо от него против подчинения Русской церкви власти церкви Греческой). В половине XII века, к которому относится второй случай, Русские, конечно, уже имели возможность судить и составить себе понятие о качестве власти митрополитов-Греков. Но при этом втором случае мы видим, что против митрополитов Греков были далеко не все: большинство епископов было за митрополита из Русских или по крайней мере не против него, все же князья, за исключением самого виновника попытки (предполагая, что случай имел значение попытки), были за митрополитов Греков. Мы вовсе не имеем данных, чтобы положительно сказать, на чьей стороне было мнение большинства; но, во-первых, если относительно епископов, людей заинтересованных, может быть подозреваемо, что они желали видеть во главе своей митрополита из природных Русских по причинам сторонним, не имеющим ничего общего с благом церкви, то ничего подобного нельзя предполагать о князьях. Во-вторых, епископа Новгородского Нифонта, который стоял на стороне князей, летопись, и именно летопись Киевская, а не Новгородская, не только не укоряет, но и называет поборником всей Русской земли и ревнивым по божественем 1).

Если не ошибаемся, общепринятое мнение, что Русские домонгольского периода были недовольны властью митрополитов-Греков, значительно основывается на том, что домонгольские предки наши питали весьма мало симпатии к национальному характеру Греков, как народа, что они за некоторые черты их народного характера столько же презирали их, как древние Римляне классических Эллинов 2). Но если так, то тут несправедливое обобщение: нацио-

1) Ипатск. лет. под 1156 г., 2-го изд. стр. 333 fin..

2) Грек есть хитрец, обманщик, скаред и трус — вот представление, которое имели русские о Греках с дурной стороны. „Суть бо Греци льстивы и до сегодни“, говорит летописец, рассказывая как они хотели было обмануть Святослава (весьма возможно впрочем, что говорит не сам летописец, как обыкновенно думают, а один из его читателей, заметка которого, сделанная на поле, внесена была потом в текст, и замечательно, что в Ипатск. лет. вместо льстивы стоит: мудры). Повествуя о вероломном поступке одного епи-

316

нальные черты характера Греков, за которые Русские презирали их, нисколько не препятствовали быть хорошими правителями митрополитам-Грекам, и это презрение, которое питали Русские к некоторым чертам греческого характера, само по себе, было бы совсем несправедливо принимать за доказательство недовольства недоброкачественностью власти митрополитов-Греков. Таким образом, это общепринятое мнение, что Русские недовольны были властью митрополитов-Греков, по причине ее дурного качества, на что указывают как на доказательство действительной ее недоброкачественности, становится весьма и весьма сомнительным.

Допуская, что случаи поставления митрополитов в России имели значение попыток ввести новый порядок их ставления (не избрания только, но и ставления), можно понимать дело еще так, что Русские желали этого нового порядка не по нерасположению к власти митрополитов-Греков по причине ее недоброкачественности, а по желанию освободить церковь Русскую от зависимости церкви Греческой, что было оскорбительно для национального самолюбия. Не видим нужды и цели отвечать на вопрос: насколько это вероятно 1), но во всяком случае единственным законным путем тут для Русских было то, о чем в продолжение периода домонгольского, не подвергая сомнению греческого учения о пяти патриархатах для всей вселенской церкви, несомненно не думали, т. е. искать и требовать независимости Русской церкви. Пока же Русская церковь оставалась и признавала себя митрополией Константинопольского патриарха, дотоле и право поставления митрополитов принадлежало ему законным и бесспорным образом.

Прежде чем обращаться к собственной речи о том, как смотреть на господство у нас митрополитов-Греков в продолжение периода домонгольского — как на благо или как на зло, считаем нужным указать еще одно обстоятельство, которое относится к исто-

скопа, родом Грека, летописец в объяснение просто прибавляет: „бяше бо родом Гречин“. Народные пословицы говорят о лживости и хитрости Греков: „Торопчанина обманет Цыган, Цыгана — Жид, Жида — Грек, а Грека — черт“; „Грек скажет правду однажды в год“; об их скаредности: „Грек зa злато себе очи вылупит“; об их трусости и ничтожестве: „рак не рыба, а Грек не человек“.

1) Относительно Ярослава, который может быть представляем человеком еще не успевшим помириться с подчиненностью Русской церкви, это не невероятно; относительно Изяслава это возможно, но без прямых указаний никак не может быть считаемо вероятным.

317

рии поставления наших митрополитов. Странным и возбуждающим вопрос образом выражается Лаврентьевская летопись о появлении на кафедре предпоследнего нашего митрополита в период домонгольский — Кирилла 2-го. Она говорит: «в лето 1224-е поставлен бысть митрополитом в святей Софье (в) Киеве блаженный Кирилл Гречин, месяца Генваря в 6, в праздник Богоявленья». Дело в том, что о всех других митрополитах-Греках летописи употребляют выражение не поставлен, а приде, и что о приходе ни одного из них не записано с такою так сказать тщательностью. Оба эти обстоятельства не мало располагают понимать летописца так, что Кирилл был посвящен в самой России. Если бы это было так, то мы бы имели еще случай поставления митрополита в Киеве и притом замечательный случай — поставления не Русского, а Грека. А если бы это последнее было так, то затем рождались бы вопросы: как и от чего это случилось — с дозволения или без дозволения патриарха и не скрывается ли тут целой истории. Считая напрасным гадать что-нибудь, пока самое обстоятельство, вызывающее на гадания, только заставляет предполагать себя, мы считаем нужным отметить его для сведения, в надежде на возможность того или иного разъяснения в будущем 1).

Обращаемся к указанной речи о том, как нам самим смотреть на господство у нас в продолжение периода домонгольского митрополитов-Греков. О правах мы уже говорили выше, именно — мы уже говорили, что Греки не имели ни малейшего действительного права на то, чтобы подчинять себе Русскую церковь. Но отстраняя право, о котором речь решенная, как смотреть на самый факт? Это обстоятельство, что в продолжение двухвекового с половиной домонгольского периода митрополитами нашими были Греки, было благом или злом для Русской церкви?

Не только либералы, которые eo ipso обязаны быть о деле самого худого мнения, но даже и консерваторы, которые весьма бы не желали говорить о Греках слишком не хорошо, находят себя вынужденными сознаться, что господство их у нас не может быть признано для нас благом. Вопреки тем и другим и рискуя прослыть

1) Надобно впрочем иметь в виду Новгородскую 1-ю летопись, в которой о Кирилле сообщается так, что не возбуждается никаких недоумений и вопросов; под 1233-м годом в ней записано: «том же лете преставися блаженный митрополит всея Руси Кыевскый именьм Кюрил; родом Грьцин бе, приведен бысть из Нишея».

318

за слишком большого оригинала, мы того мнения, что господство Греков не было для нас большим и решительным злом ни в каком отношении и что наоборот в некоторых отношениях оно было положительным и величайшим благом.

Начиная с тех, кого мало заботит качество власти митрополитов Греков и которые только весьма недовольны будто бы оставшимися в Русской жизни следами от продолжительного господства у нас и над нами Греков, мы должны сказать, что эти Греки служат для нас в нашей истории козлом отпущения. Сравнивая себя с людьми западно-европейскими, мы находим в себе кое-что не совсем хорошее; самолюбие не дозволяет нам винить в недостатках наших самих себя; под руками Греки, — ославленная западной Европой Византия, и мы спешим взвалить вину на них, все разрешая одним словом: византийщина. Народ наш слишком внешне понимает веру, полагая ее главным образом в том, чтобы как можно крепче класть кресты на груди и как можно сильнее бить лбом об пол: византийщина. Священник у нас с трепетом входит в прихожую к своему архиерею и растягивается ему в ноги: византийщина. Дьяконы наши с своими знаменитыми басами вместо раздельной и разумной человеческой речи дают нам наслаждаться бессмысленным оранием и гудением: византийщина. В живописи нашей безобразный тип: византийщина. Одним словом, все у нас, над чем сам Русский порядочный человек должен пожимать плечами, есть византийщина. и однако все это совершенно и решительно несправедливо. Когда западная Европа называет средневековых Греков презрительно Византией, то она разумеет их известные недостатки, но это вовсе не значит, чтобы она разумела те самые недостатки, которые мы находим в самих себе и чтобы это давало нам право, окрещивая недостатки именем Византии, спешить взваливать вину за них на Греков. У средие-вековых Греков были свои недостатки, называемые общим именем византизма, но не те, которые мы находим в самих себе и за которые мы хотим винить их. Шестнадцатый век всеми считается таким временем, когда посевы византизма расцвели у нас во всем блеске: и однако известный знаменитый Максим Грек, прибыв в Москву, до такой степени мало узнал в нашей Руси свою Византию, что оказался в первой человеком как бы совсем из другого мира. Но если не виноваты в наших недостатках Греки, то кто же виноват в них? Этот наивнейший вопрос можно слышать от людей вовсе не наивных. Ответ, однако, прост: если

319

в ваших недостатках не виноват никто другой, то, очевидно, виноваты в них вы сами. Кроме византизма есть еще наш московитизм, которым мы не обязаны никому, кроме самих себя (и, разумеется, обстоятельств). Этот-то последний мы несправедливо и смешиваем с первым. Ниже нам придется не один раз возвратиться к речи о сей предполагаемой вине Греков в нашем так называемом византизме и мы возвратимся к нему еще и нарочитым образом. А здесь ограничимся кратким указанием того, как несправедливо винить в нем Греков. Западная Европа начала свою культурную жизнь с запасом из прошлого не большим того, который мы могли заимствовать из Византии. Если посев семян одного и того же качества там принес одни плоды, а у нас совсем другие, то ясно, что виноваты не семена, а почва и еще что-нибудь другое.

Митрополиты родом Греки, говорят люди, держащиеся худого мнения о качестве их власти, не могли так же усердно заботиться о делах Русской церкви, как усердно заботились бы о них митрополиты из природных Русских. Это совершенная правда, которой никто не будет отрицать, как никто не будет оспаривать того общего положения, что урожденный свой человек или человек собственной народности всегда и везде лучше иностранца (подразумевается, если будет с ним совершенно равнокачественн). Из этого несомненно следует то, что митрополиты-Греки не составляли безусловного блага для Русской церкви, против которого нельзя было бы сделать совсем возражений. Но спрашивается: так ли велико могло быть проистекавшее отсюда зло, чтобы его должно было считать положительным и большим злом? Превосходство человека своей национальности перед иностранцем заключается в том, что первый имеет патриотизм, который есть расположение жертвовать собой для отечества, а второй его не имеет. Патриотизма невозможно вдохнуть в иностранца, потому что он есть свойство прирожденное; а так как бывают случаи, где патриотизм является совершенно необходимым, то из сего следует, что бывают случаи, когда иностранец никоим образом не может заменить человека своей национальности. Но устраните эту патриотическую необходимость жертвовать собой, в случае которой человек своей национальности не может быть заменен иностранцем, и различие между первым и вторым окажется вовсе не такое большое, какое можно было бы предполагать. Человек находится на службе в чужой стране; ожи-

320

дать, чтобы для чужой страны он захотел жертвовать собой, было бы напрасно и неосновательно; но если он честный человек, то он будет исполнять свои обязанности усердно и добросовестно, и следовательно — там, где не будут требоваться патриотические жертвы, он совсем заменит собою человека собственной национальности. Митрополиты наши родом Греки были именно чиновники, служившие в чужой стране. Патриотизма, охоты жертвовать собой за наше отечество мы, конечно, напрасно стали бы с них спрашивать, и когда представлялись к тому немногие случаи, его действительно у них не оказывалось; но затем ничто не мешало им быть совершенно добросовестными и возможно усердными чиновниками или исполнителями своих обязанностей. Не отрицаем, что и в обыкновенном положении чиновник своей национальности все-таки лучше чиновника иностранца, ибо всякое, даже и самое пустое, дело требует душевного участия, которого у своего всегда найдется больше, чем у иностранца, но повторяем, что разность не такая большая, чтобы могла быть речь о великом зле.

Период митрополитов-Греков, говорят, ознаменован такою скудостью дел на пользу церкви, что о них совершенно ничего не говорят летописи. Последнее совершенная правда, но из этого, как мы уже давали знать выше, вовсе не следует, как необходимый вывод, первое. Положим, что митрополиты-Греки совершенно ничего не делали; несомненно однако, что каждый из них приходил и каждый умирал. Но и об этих приходах и об этих смертях летописи говорят далеко не всех митрополитов: значит ли это, что иные митрополиты являлись к нам не приходя и что иные митрополиты исчезали не умирая? Летописи, действительно, ничего не говорят о деятельности митрополитов, и это заслуживает величайшего сожаления; но это вовсе не значит непременно того, чтобы не было самой деятельности, а может означать только то, что летописи, по тем или другим причинам, не считали своею обязанностью и задачею и вообще не имели наклонности и охоты говорить о деятельности митрополитов, как вместе с митрополитами Греками они ровно ни слова не говорят о деятельности и двух митрополитов природных Русских. Те, которые заключают от молчания о деятельности к ее отсутствию, полагают, что летописи много говорят о деятельности митрополитов последующего времени. Они совершенно ошибаются: о деятельности митрополитов последующего времени летописи говорят совершенно столько же мало, a если

321

угодно, то и еще менее. Если, несмотря на то, о последующих митрополитах мы знаем более, так это потому, что от них дошли до нас акты и грамоты. От митрополитов периода домонгольского не дошло до нас никаких ни актов, ни грамот. Но не говорим о совершенной возможности предположения, что акты и грамоты пока еще не открыты и могут быть открыты впоследствии, — кто знает, до какой степени памятники письменности домонгольского периода истреблены, найдет ли тот невозможным предполагать, что могли безвозвратно погибнуть и требуемые нами акты и грамоты 1)? Следовательно, и это отсутствие актов и грамот, будучи весьма печальным фактом, не будет давать места ровно никаким положительным выводам.

Наконец, предполагающие скудость деятельности митрополитов-Греков смело полагают, что если бы на их месте были природные Русские, то они наделали бы Бог знает чего. Смелость их однако ни на чем не основана и только свидетельствует об их наивности. Замечательные дела вовсе не составляют таких пустяков, которыми должна кишеть каждая страница истории, и люди, делающие что-либо необычное и особенное, являются вовсе не так часто, чтобы после двоих таковым должен быть третий. Последующая история Русской церкви именно и доказывает нам, что мы были бы несправедливы, непременно требуя от периода домонгольского замечательных дел и замечательных людей. Вот как имеют себя замечательные дела в последующее время: в 1274-м году Владимирский собор митрополита Кирилла 3-го; в 1503-м году, т. е. чрез пространство времени немного неравное периоду домонгольскому, в Москве соборы при митрополите Симоне, а в промежуток замечательного ровно ничего. Что касается до замечательных людей, то период Московский продолжался почти четыреста лег и однако на всем пространстве его мы знаем между митрополитами и патриархами только двух из ряду вон выдающихся церковных деятелей — митрополита Макария и патриарха Никона, и при том последнего принимая за такового только с величайшими оговорками. Следовательно, если даже согласимся допустить, что в период домонгольский совсем не было ни замечательных дел ни замечательных деятелей, то и из этого еще не будет следовать заключения об его особенной недоброкачественности.

1) См. несколько ниже, в этой же главе.

322

Возражают и еще против митрополитов Греков периода домонгольского. Но у нас нет охоты опровергать возражений по совершенной их несостоятельности.

Итак, митрополиты-Греки периода домонгольского ни в каком отношении не составляют положительного, а тем более — великого зла. Но, как сказали мы выше, в некоторых отношениях они составляют величайшее благо, — до такой степени величайшее, что мы не только должны примириться с совершенно ни на каком праве не основанным притязанием Греков подчинять себе в церковном отношении другие православные народы, но и благодарить Бога, что они имели подобное притязание.

Вообразим, что, имея в период домонгольский митрополитов не из Греков, а из природных Русских, мы имели бы в них не ангелов, а таких же людей со страстями и слабостями, как и все люди, и затем обратимся к тогдашним политическим обстоятельствам Руси. Тогдашняя система наследования престола великокняжеского, состоявшая не в наследовании отцу старшего сына, а совсем в другом, всем известном, порядке, отчасти сама по себе, отчасти вследствие злоупотреблений, которые она вызывала и допускала, имела своим следствием то, что если не всегда, то большею частью на престоле великокняжеском сменяли враг врага. Но эта смена врагов врагами на престоле великокняжеском какие могла бы иметь последствия для митрополии, в случае если бы митрополиты наши ставимы были у нас дома? Она необходимо имела бы своим последствием то, что в митрополии происходили бы те же самые замешательства и скандалы, которые происходили в великокняжении, что в делах церкви произошел бы величайший и крайне соблазнительный хаос, что достоинство митрополита могло бы быть совершенно уронено и что вообще церковь наша пришла бы в такое состояние, что представляла бы из себя самое печальное зрелище. Вообразите, что на престоле великокняжеском в не особенно продолжительном времени преемствуют три или четыре князя друг другу враги, каковые случаи бывали. Первый князь оставляет своего митрополита; второй сгоняет его и ставит своего; третий сгоняет и этого и еще ставит своего; четвертый сгоняет, наконец, и этого и еще ставит своего, так что за раз будут четыре митрополита. Каждый из согнанных митрополитов, разумеется, не считает себя законно лишенным престола и снова домогается получить его или поставить его вновь где-нибудь вне Киева; епископы Русские разделяются между

323

четырьмя митрополитами на четыре партии, и начинается борьба четырех врагов, представляющих из себя не два, а именно четыре лагеря... Всякий, немного имеющий воображения, читатель представит себе, какое бы вышло из этого величайшее зло и какой бы произошел от сего невообразимый соблазн. Может быть, читатель наивно воображает, что митрополиты из природных Русских не захотели бы доводить дела до соблазнов и вели бы себя как святые. Увы, из последующего времени мы знаем один случай, когда Русским епископам представилось показать себя, — это после смерти св. митрополита Алексия: и они показали себя людьми ни малейше не лучшими других людей... Но то, что мы сказали выше, есть еще не все. Русь домонгольская состояла из многих удельных княжений. Великие князья, сменяя друг друга, сменяли бы и митрополитов, но кроме того при избрании каждого митрополита в лагере каждого великого князя из удельных князей, принадлежавших к его стороне, составлялись бы отдельные партии, между которыми происходили бы из-за избрания митрополитов еще свои внутренние раздоры и смуты. Кто имеет понятие о делах патриархии Константинопольской после взятия Константинополя Турками, кто немного знает самые худшие времена этого периода ее, тот составит себе понятие о делах Русской домонгольской церкви — каковы они были бы в случае избрания митрополитов из природных Русских, если мы скажем, что они представляли бы то же, что эти дела патриархии Константинопольской в ее помянутые худшие времена.

В самом начале настоящего отдела мы сказали, что в X в., когда мы приняли христианство, и в последующее время патриархи Константинопольские поставляли митрополитов не совсем согласно с правилами церковными, — что патриархам принадлежало собственно только их посвящение, но не избрание, которое должны были производить соборы епископов каждой митрополии. Если бы Русские хорошо знали правила церковные и решительно настояли на том, чтобы по отношению к ним было поступаемо вполне согласно с сими правилами, то, по-видимому, тогда дело могло бы иметь себя наилучшим образом. С одной стороны, Русские имели бы своих митрополитов из природных Русских, а с другой стороны, так как их посвящение производилось бы не дома, а в Константинополе, предотвращалась бы опасность того появления зараз многих митрополитов и тех смут на митрополичьей кафедре, о которых мы сказали сейчас выше. Мы с своей стороны держимся решительного убеж-

324

дения, что и это незнание Русскими правил церковных было счастьем для Русской церкви. Дело в том, что и при посвящении митрополитов в Константинополе, в случае если бы они избирались дома, опасность смут и соблазнов в митрополии нисколько бы не устранилась. На престоле великокняжеском сменяет враг врага; вместе с соперником он изгоняет и митрополита, который был его сторонником, затем избирает своего сторонника и посылает его в Константинополь с тяжкими обвинениями на предшественника, как на человека совершенно недостойного кафедры: что делать патриарху? Положим, что он судил бы и судил самым беспристрастным образом: но какой соблазн производили бы в Русской церкви и эти суды, в которых обе стороны — и обвиняющая и обвиняемая не остановились бы ни пред какими взаимными клеветами? Но так как патриархи Константинопольские и все имевшие у них влияние на дела были тоже не ангелы, то они не судили бы, а вышло бы совсем другое, еще гораздо худшее, чем при посвящение митрополитов в самой России. Патриархи ставили бы Русским митрополитов в таком множестве, какого бы они требовали, и в то же время открылось бы место самых широких размеров подкупу, — тому в высшей степени соблазнительному подкупу, которого пример мы видим в помянутое нами время после смерти св. митрополита Алексия. Очень может быть, что замещение кафедры Русской митрополии Греками производилось в Константинополе не без греха. Русская митрополия, совершенно исключительная в числе других митрополий Константинопольского патриархата, как чрезвычайно лакомый кусок, нет сомнения, сильно манила всех; весьма вероятно поэтому, что при ее замещении имели место и интриги и подкуп и все неблаговидные средства. Но, по крайней мере, ничего этого Русские не знали...

Итак, вот наше мнение о том обстоятельстве, что в продолжение периода домонгольского митрополитами нашими были не природные Русские, а Греки из Константинополя. Это господство митрополитов-Греков не было и не может быть признано безусловным благом, поколику таковым вообще не может быть господство иностранцев. Но вовсе не было оно и положительным, а тем более великим злом, в некоторых же отношениях было положительным и величайшим благом. В период домонгольский, по тогдашним политическим обстоятельствам Руси, митрополитами нашими и долженствовали быть Греки. Будучи иностранцами, они не

325

заменяли собой вполне и не могли заменить природных Русских; но за то, не принесли всего добра, которое бы принесли природные Русские, они предохранили Русскую церковь от опасности таких великих зол, что последнее самым безусловным образом перевешивает собою первое.

После всего сказанного у нас остается еще некоторая речь о митрополитах-Греках. Доселе мы отвечали на вопрос: как смотреть на то обстоятельство, что митрополитами нашими в период домонгольский были Греки, а не природные Русские. Но за этим, чтó думать о наших митрополитах-Греках периода домонгольского независимо от сего: худы или хороши они были сами по себе, не быв в состоянии вполне заменить природных Русских и оставаясь иностранцами, т. е. худы или хороши они были как иностранцы? Положительных данных для ответа на вопрос, как мы уже говорили выше, нет совершенно никаких, и остается делать только предположения. Что же предполагать? Если не имеем положительных данных, то вся справедливость и все сознание долга быть беспристрастными требуют, чтобы мы держались в предположениях золотой середины. Мы не имеем права и основания утверждать, чтобы все митрополиты-Греки были на выбор люди самые хорошие, в роде Иоанна 2-го и Кирилла 2-го; но в то же время мы не будем иметь никакого права и основания утверждать и противное, — чтобы они представляли собой какой-нибудь исключительный подбор людей мало способных и мало достойных, в роде Иоанна 3-го: наши митрополиты-Греки были люди как люди, не исключительно хорошие, но и не исключительно худые, — вот справедливейшее, что должно о них думать. Мы говорили выше, что предки наши не питали ни малейшего уважения к национальному характеру Греков, — что они представляли их как бы олицетворением лести. Положим, что предки наши были совершенно правы; было бы однако в высшей степени несправедливо и неладно полагать, будто эта национальная черта характера Греков, антипатичная сколько нашим предкам, столько же и кому бы то ни было, делала их людьми ни на что негодными. Всякий народ имеет свои особенные национальные недостатки; эти недостатки более или менее отпечатлеваются на всей его деятельности и более или менее дают ей свой характер: но под ограничивающим условием этих недостатков каждый народ более или менее способен ко всему хорошему, и что касается именно до Греков, то мы знаем, что они были народ способный к сему по-

326

следнему более, чем какой-либо другой народ. Таким образом, из сказанного следует только то, что деятельность наших микролитов-Греков, имея недостатки, должна была отпечатлевать на них и выражать в них более или менее национальный греческий характер; но затем ничто не препятствовало ей иметь все добрые качества. Не имея права и основания, как мы уже сказали выше, предполагать исключительный избыток этих качеств, мы в то же время не имеем права и основания предполагать и исключительный их недостаток или исключительную их скудость, т. е. иначе сказать, мы имеем вероятнейшим пред собою то, чтобы быть о митрополитах Греках среднего и обычного доброго мнения. Но митрополиты эти управляли Русскою церковью в продолжение целых двух сот лет с половиной и при том управляли в такое время, когда она росла и устроялась, т. е. в такое время, когда сравнительно требовалась все-таки большая деятельность. Следовательно, заключительным нравоучением будет то, что митрополиты эти по всей справедливости должны быть поминаемы в нашей истории некоторым добрым словом. Ниже еще мы возвратимся к ним. Не имея совершенно никаких положительных сведений об их деятельности церковно-правительственной, мы имеем некоторые сведения об их деятельности государственной: в этой последней, как увидим ниже, они явили себя самым достойным образом (там мы увидим, как мало пользы, если не много зла, было бы и для государства, если бы митрополитами нашими были природные Русские, а не Греки).

Выше мы видели, что при поставлении Климента половина Русских епископов была за митрополита из Русских, а решительное большинство их по крайней мере не против него. После сейчас сказанного позволительно думать, что желание епископов видеть на кафедре митрополичьей человека из природных Русских имело своей причиной не заботы о благе церкви, а что-либо другое, стороннее. Можно думать, что причиной было то же, почему чиновникам никакого нашего присутственного места не может нравиться, чтобы председателем у них был постоянно Немец. Немец требует от Русских немецкой аккуратности и усидчивости и вообще всего немецкого, и не хочет знать, что многое, что для Немца: вздор, пустяки, совсем в русской натуре и в русской крови... Подобное, т. е. несходство народными характерами могло быть причиной и того, что епископы Русские недолюбливали своих митрополитов-Греков (Грек — человек тонкий и дипломат, а Русский — человек простой

327

и несколько аляповатый: естественно, что одному тяжело и не совсем по себе было водиться с другим...).

Есть еще особый взгляд на дело, о котором мы должны сказать в заключение всего. Некоторые думают, что митрополиты-Греки были совершенно необходимы для Русской церкви в период домонгольский, что без них она не могла бы существовать. С этим мнением, представляющим противоположную крайность тому, которое мы разбирали выше, также нельзя совсем согласиться. В самое первое время, конечно, необходимы были Греки; но было бы странно думать, будто мы до такой степени были бесталанны, чтобы не могли обходиться без них целые сотни лет. Положим, что пример Илариона, который быв и всего третьим нашим митрополитом, был одним из самых лучших митрополитов за весь период домонгольский, есть исключение. Но несомненно, что если не всё сряду Иларионы, то вообще люди способные и достойные занимать кафедру митрополичью нашлись бы и в достаточном количестве.

Первоначально, в продолжение лет 50-ти, митрополиты наши имели свою кафедру не в Киеве, а в Переяславле, именно — в том Переяславле, по древнему — Русском или Киевском, который в настоящее время есть Полтавский, и который находится на нашей или левой стороне Днепра в 94 ½ верстах вниз от Киева, лежа не на самом Днепре, а в 8 ½ от него верстах, при слиянии рек Альты и Трубежа (или при впадении первой в последнюю). Этот факт первоначального существования или нахождения кафедры митрополита не в Киеве, а в Переяславле, не подлежит сомнению. От первого митрополита нашего Леона или Льва сохранилось до настоящего времени греческое сочинение, которое надписывается: Λέοντος μητροπολίτου (ἀρχιεπισκόπου) τῆς ἐν Ρωσία Πρεσθλάβας; древний наш летописец под 1089-м г. свидетельствует, что «бе преже в Переяславли митрополья», а говоря о построении Ярославом св. Софии, дает знать, что в Киеве кафедра митрополитов явилась только при сей церкви, построенной чрез 50 лет после учреждения нашей митрополии. Но что могла быть за причина, что кафедра митрополии первоначально учреждена была не в Киеве, столице государства, а в Переяславле? Недавно сделано предположение, что вероятно в Киеве с самого начала не нашлось для митрополита удобного помещения, а в Переяславле такое нашлось, и что вероятно поэтому они и были поселены там на время до приготовления в Киеве помещения. С этим предположением,

328

которое, очевидно, не может быть признано состоятельным и само в себе, нельзя согласиться потому, что кафедра митрополии оставалась в Переяславле целые 50 лет. Если бы митрополит первоначально помещен был в Переяславле за неимением дома для него в Киеве (допустим это странное предположение), то он был бы переведен в последний года через два — через три, а во всяком случае к тому времени, как построена была Десятинная церковь, ибо если ему предназначалось собственно жить в Киеве, то очевидно, что эта церковь долженствовала бы служить и его кафедральною церковью. Построив эту церковь, Владимир не перевел однако к ней митрополита: ясно, что по его мысли Переяславль навсегда назначался быть местом кафедры последнего. Не находя возможным отвечать что-либо удовлетворительное на наш вопрос, мы пока принуждены довольствоваться ответом только не прямым, а именно — что намерение Владимира поместить митрополита не в столице государства, а отдельно, в особой резиденции, не представляет собою примера единственного в своем роде, — что так было и у многих других 1). Из Переяславля в Киев перевел митрополитов Ярослав, который учредил их кафедру при построенной им церкви св. Софии. Епископы, сменившие собою в Переяславле митрополитов, некоторое время продолжали именоваться митрополитами, представляя собою митрополитов титулярных (каковые бывали и у Греков, см. ниже). Что касается до отношений митрополитов к Киеву, пока они имели пребывание в Переяславле: то должно думать, что именно он признавался и был их престольным городом в собственном и строгом смысле этого слова (тогда как Переяславль составлял только их резиденцию) 2).

1) У Болгар в период первого царства до 1019 г. столицей государства был Переяславль, а кафедра митрополита-патриарха, по всей вероятности, находилась в Доростоле; у Сербов во все время существования их государства кафедра архиепископов-патриархов была врознь с столицами государства (см. нашу книгу: Краткий очерк истории православных церквей Болгарской, Сербской и Румынской). Так было у некоторых, если не у многих, и на Запале. — Можно предполагать, что Владимир, поселяя митрополита в Переяславле, отдал ему этот город в полную власть и собственность, чтобы таким образом сделать его своего рода князем, а Ярослав перенес митрополию в Киев — во-первых, потому, что нашел это неудобным, а во-вторых, затем, чтобы придать более блеска столице государства.

2) Cfr патриаршее соборное деяние 1354-го г. о перенесении кафедры русской митрополии» (собственно: резиденции митрополитов) из Киева во Владимир в Acta Patriarchat. Constaiitinop. Миклошича I, 351, и в Памятнн. канонич. права, изд.

329

Составляет вопрос собственная епархиальная область наших митрополитов. Об этом скажем ниже, когда будем говорить об епархиях епископов.

В период домонгольский была у нас сделана одна попытка учредить в России другую митрополию кроме Киевской, именно — в половине XII века Андреем Боголюбским.

Андрей Боголюбский, второй удельный князь Суздальский, наследовавший на уделе своему отцу Юрию Долгорукому, успел и сумел создать себе на своем Севере такую силу, что решительно возвысился над упадавшими князьями Киевскими и открыл собою ряд великих князей на новом месте. Чтобы окончательно сделать свой Владимир Кляземский столицей великого княжения, Боголюбскому естественно было иметь желание видеть в нем митрополита. Так как в его время Владимир еще не был единой столицей великого княжения, перемещенной из Киева, а был новой и другой столицей рядом с последним, и столицей еще только de facto, но не de jure, то он не мог поступить так, чтобы перевесть прежнего митрополита из Киева во Владимир, и должен был искать учреждения второй или новой митрополии. В 1162-м году 1), после приготовления для будущего митрополита кафедры в великолепном храме Успения Божией Матери и имея уже готового кандидата в некоем Феодоре или Федорце, о котором скажем ниже, по совету с своими боярами, он отправил посольство с просьбой об отделении области Суздальской от епархии Ростовской и об учреждении во Влади-

Павл., второго счета col. 63 (Свидетельство Дитмара, что кафедральною церковью митрополитов в Киеве была Десятинная Владимирова церковь, см. во 2-й половине тома стр. 87 (по 1 изд.); Нестор в житии Бориса и Глеба, в рассказе об одном из чудес, говорит о «кафоликании клисиа», т. е. о кафедральной церкви (καθολικὴ ἐκκλησία) митрополитов до их переселения из Переяславля в Киев, но не называет ее по имени и не указывает, где она была).

1) Летопись Никоновская, повествующая о попытке Боголюбского (II, 179) относит его посольство в Константинополь к 1160-му г. Но, во-первых, оно было при митр. Феодоре, а сей последний по Ипатской летописи пришел в Августе 1161-го г.; во-вторых, другие события, о которых говорит Никоновская летопись под сим 1160-м г. (возвращение Боголюбским епископа Леона и изгнание им братьев) Ипатская летопись относит к 1162-му г. Впрочем, известно, что и хронология Ипатской летописи далеко не надежна (Если принимать, как это представляется вероятным, что Боголюбский начал хлопотать об учреждении у себя во Владимире особой митрополии по окончании стройкой своего знаменитого Владимирского собора, то последний освящен был осенью 1161-го г., см. 2-й половины тома стр. 98, по 1-му изданию).

330

мире митрополии к Константинопольскому патриарху Луке Хризовергу. Но его желанию не суждено было исполниться. Патриарх созвал собор, обсудил на нем просьбу и в своей грамоте 1) прислал ответ, в котором содержался решительный отказ. Разделяя один от другого вопросы о пользе и о праве, мы не знаем, что отвечать на первый, — очень может быть, что учреждение второй митрополии не послужило бы к государственной пользе России; очень может быть даже, что оно не послужило бы и к пользе церковной. Но что касается до второго вопроса, то патриарх, собственно говоря, не имел никакого права отказать Боголюбскому в его просьбе. Патриарх мотивирует свой отказ тем, что каноны церкви запрещают нарушать установленные пределы митрополий и епископий и что посему он не может отделить область Суздальскую от епархии Ростовской и учредить в России вместо одной митрополии две; но патриарх софистически применяет тут к Русской церкви каноны, которые относятся к митрополиям греческим: эти последние обнимали собой гражданские греческие губернии, и каноны действительно запрещают разделять одну гражданскую губернию на две церковные митрополии или на несколько митрополий чрез возведение в митрополиты (настоящие, а не титулярные только) епископов уездных городов (4-го всел. соб. пр. 12). Что же касается до Русской церкви, то к ней имели отношение другие каноны, а именно — что «распределение церковных приходов (округ)да последует гражданскому порядку» (4-го всел. соб. пр. 17 и 6-го всел. соб. пр. 38), по которым каждый губернский город в Греции должен был иметь своего митрополита. Если в Греции каждая гражданская губерния eo ipso была митрополией, то Боголюбский (равно как и всякий другой наш удельный князь) имел право требовать, чтобы сделан был митрополией его удел, ибо наши уделы, конечно, уже равнялись греческим губерниям. Подобно Владимиру он не знал своих прав, иначе он учредил бы у себя митрополию сам, без спроса у патриарха, ибо это было его правом, как государя, и по современным ему воззрениям греческим (см. у Ралли и П. II, 262, и VI, 275, — хотя впрочем тут вопрос, кого считать высшей государственной властью по отношению к Русской церкви, о чем ниже). Об истинной причине отказа мы скажем после, когда будем досказывать историю попытки

1) Она в Никон. лет., а в более первоначальном виде у преосв. Макария в т. 3, изд. 2 стр. 298.

331

Боголюбского доставить своему уделу церковную независимость от Киевского митрополита, не кончившуюся нашим исканием получить себе митрополита (см. в этой главе, в дополнении к отделу: Пространство церковного суда и церковные законы).

II.

Епископские кафедры, епископы и епархиальное управление.

От митрополитов переходим к епископам.

Епископские кафедры были учреждены у нас тотчас по прибытии к нам нашего первого митрополита, каковое учреждение было его первым делом по прибытии. Это учреждение кафедр, по свидетельству летописей 1), имело место в одном и том же году с самым прибытием, именно 991-м, что будет третьим годом после похода Владимирова на Корсунь и вторым после приступа к общему крещению народа. Мы уже неоднократно давали знать выше, как у Греков малы были епископии. Первоначально каждая отдельная церковная община, как городская, так и сельская, или каждый приход (при чем каждый город, большой или малый, всегда составлял одну общину или один приход) имел своего епископа; впоследствии уничтожили сельских епископов и оставили только городских, но этих последних оставили всех, так что в Греции непременно и eo ipso каждый город имел своего епископа 2). Этот вопрос о том или другом количестве епархий не есть только вопрос простой церковной статистики, но весьма важный вопрос о самом духе церковного управления, ибо большее количество начальников имеет себя так, а меньшее количество совсем иначе, ибо в одном случае преобладает дух простоты, а в другом дух власти; в одном случае возможность большей близости епископов к своим паствам, в другом — меньшей. Россия наша, по своим условиям, по своему с древнего до настоящего времени подавляющему ее пространству, вовсе не могла быть разделена на епархии в том смысле и таким образом, как это было в Греции. Тогдашняя собственная Русь

1) Тех, которые считают первым митрополитом действительного первого митрополита Леона, см. их выше.

2) Номоканон Фотия титл. 1, гл. 20 и титл. 8, гл. 1, — у Ралли и П. I, 57 и 143 fin.

332

была по ту сторону Днепра, что в настоящее время составляет Россию западную, заднепровскую; в сравнении с беспредельной Россией нашей, находящейся по сю сторону Днепра, она представляется нам весьма малой. Но и на пространстве той или тогдашней России, если бы поставить задачею сделать епископов так же близкими во всяком смысле к их паствам, как это было в Греции, нужно было бы учредить епископий ни как не менее, как ста два. Но это было невозможно, ибо на огромном пространстве у нас было в высшей степени редко население и весьма многим из епископов, так же близких к своим паствам, как это было в Греции, у нас пришлось бы иметь в своем заведывании деревни по две — по три, никак не более. Если бы были учреждены у нас епархии во всех городах, как это было в Греции, то хотя городов в сравнении с последнею у нас было ничтожное количество, однако относительным образом всё-таки явилось бы у нас епархий довольно значительное число. Но епископов нужно было содержать, а наибольшая часть городов тогдашней непромышленной Руси были те же бедные деревни и носили название городов только в смысле более или менее укрепленных мест 1). Вследствие всего этого громаднейшая Россия по необходимости имела быть разделена на такое малое количество епархий, что каждая наша епархия равнялась десяткам двум-трем епархий греческих, а некоторые из них (Новгородская, Ростовская) равнялись целым сотням последних 2). Это совсем иное, чем в Греции, разделение России на епархии, будучи делом простой необходимости, в то же время, как мы сказали, должно было внести в наше епархиальное управление значительно иной дух, нежели какой был в Греции: немногие епископы огромных территорий должны были явиться совсем с иным характером, чем весьма многие епископы весьма малых областей.

Сколько было на первый раз учреждено Владимиром епархий, остается положительно неизвестным, ибо из летописей, говорящих

1) Чтобы читателя не дивили укрепленные деревни (древние города), пусть он припомнит кавказские укрепленные станицы недавнего времени.

2) В самой Греции для двух областей, населенных, выражаясь по-гречески, народами варварскими и представлявших те же неудобства к учреждению в каждом городе епископской кафедры, что и наша Россия, сделано было исключение, чтобы всеми городами той и другой из них заведовал один епископ (области — так называемая Малая Скифия в Европе и Исаврия в Малой Азин, — в последней впрочем всего два города. См. по цитате второго примеч. выше).

333

о сем учреждении, Новгородские называют прямо только своего собственного епископа, а потом прибавляют: «и по инем градом (постави митрополит) епискупы»; летопись Никоновская кроме Новгорода называет прямо четыре города и потом прибавляет: «и по иным многим градом епископы (митрополит) постави» 1). Четыре города, прямо называемые последней летописью, суть: Чернигов, Ростов, Владимир Волынский 2) и Белгород. Отправляясь искать других епархий, открытых при Владимире, кроме указанных пяти, мы находим, что из всех епархий, существовавших в последующее время периода домонгольского, только о трех неизвестно положительным образом, что они открыты после Владимира, об остальных же всех положительно известно, что они открыты уже именно после него; следовательно речь и может быть только об этих трех епархиях. Сии три епархии суть: Туровская, Полоцкая и Тмутараканская. Если мы дадим веру словам Никоновской летописи, что кроме прямо названных ею городов были открыты епархии и в других городах, то из сейчас названных трех мы, во всяком случае, открытие которой-нибудь должны будем усвоять Владимиру. Так как дать веру ее словам есть все основания, ибо считать перво-открытыми только пять прямо названных епархий было бы слишком мало, при чем на за-днепровскую или собственную Русь приходилось бы и всего три епархии; так как Туров и Полоцк принадлежали к таким городам, в которых открытие епархий есть вся вероятность усвоять Владимиру, а Тмутаракань наоборот была таким городом, в котором нет вероятности усвоять открытие епархии кому-либо после него: то мы принимаем за самое вероятное, что все три названные епархии были открыты при Владимире. Полоцк, в настоящее время ничтожный и не столько русский, сколько жидовский, городишко, в древнее время был главным городом особого племени Полочан или Полоцких Кривичей; в правление Святослава или Ольги после Игоря прибывший из-за моря варяг Рогвольд основал было в нем особое княжество варяжско-русское, которое уничтожил Владимир, победив и убив Рогвольда; что Владимир считал его в числе важнейших городов своего времени, видно из того, что

1) I, 105.

2) Владимира летопись не называет Волынским, а просто Владимиром. Но в другом Владимире — Кляземском, хотя бы он и был основан Владимиром Святым (а не Мономахом), что впрочем весьма сомнительно, епископская кафедра учреждена только уже в 1214-м году.

334

он отдал его в удел старшему сыну от Рогнеды и второму по старшинству между всеми своими сыновьями (после Святополка) Изяславу: по всему этому есть вся вероятность усвоять открытие епархии Полоцкой именно Владимиру. Вероятность эта усиливается еще более тем, что в противном случае мы должны будем допустить, что целый край, несомненно крещенный при Владимире (область Полоцкая) был оставлен без собственного епископа и вверен был тому или другому епископу отдаленному. Туров, в настоящее время даже и не город, а местечко 1), был главным городом племени Дряговичей и хотя после Владимира в период уделов не играл значительной роли, но при нем самом несомненно, хотя и не совсем понятно, занимал между городами одно из самых первых мест, что видно из того, что Владимир отдал его в удел самому старшему сыну Святополку (равно как и после него Ярослав старшему сыну Изяславу): следовательно, и в нем так же совершенно вероятно усвоять основание епархии Владимиру, как и в Полоцке. Что касается до Тмутаракани, этой отдаленной и загадочной колонии Русских, находившейся на нынешнем полуострове Тамани, то в ее недолговременное существование после Владимира настоящим удельным князем ее, — каковые князья после Владимира заботились о дальнейшем открытии епархий, — был и всего один — сын его Мстислав, так что открытие епархии Тмутараканской может быть усвояемо только или ему или сему Мстиславу. Нам представляется более вероятным усвоять ее открытие ему, чем Мстиславу: этот последний, как показывает его поведение, вовсе не смотрел на Тмутаракань как на такое место, в котором бы он желал остаться навсегда 2), а поэтому не мог он иметь охоты заботиться и об открытии в ней епархии 3). Таким образом, кроме

1) Минской губернии, Мозырского уезда, на р. Припяти, на половине раз стояния между Мозырью и Пинском.

2) В 1024 г., после неудачной попытки занять престол великокняжеский, он отнял у Ярослава заднепровскую Русь и сел в Чернигове.

3) Собственно мы думаем, хотя и сносим свои мысли под черту, что епархия Тмутараканская существовала еще до Владимира. Тмутаракань, как это со всею вероятностью следует думать, составляла часть той Руси Азовско-Таврической, о которой мы говорили выше, по каковой именно причине Киевские Русские, завоевав ее, и удержали ее за собой в виде колонии. Таврическим Русским дал епископа патр. Фотий, и этот-то епископ, как у нас есть решительная наклонность полагать, и есть наш позднейший Тмутараканский епископ. Усвояя открытие епархии Тмутараканской Владимиру, мы будем иметь перед собою во-

335

пяти епархий, об открытии которых Владимиром летописи говорят положительно, со всею вероятностью должно усвоять ему открытие еще трех епархий. Три епархии, конечно, не составляют многих епархий, о которых говорит Никоновская летопись кроме пяти прямо ею названных; тут одно из двух — или вскоре после Владимира некоторые из епархий им открытых были закрыты или выражение Никоновской летописи «по иным многим градом» есть просто преувеличение; так как первое почти совеем невероятно, то следует думать последнее 1).

Восемь епархий, а не считая Тмутараканской, семь епархий на всю Русь, — это, конечно, весьма немного. Но так как усердие Владимира к христианству и церкви не может подлежать сомнению, то следует думать, что открытие большого числа епархий не представлялось возможным и удобным 2). Сравнивая произведенное церковное деление России на епархии с ее гражданским разделением при Владимире, находим, что шесть епархий были открыты в городах, которые были при Владимире удельными, одна — в городе, который почему-то не был при нем удельным, но который был самым старшим после Киева, и одна — в городе, который не имел никакого гражданского значения и учреждение кафедры в котором должно быть объясняемо причинами церковно-административными и еще, так сказать, личными. Города, бывшие при Владимире удельным, суть: Владимир Волынский, Туров, Полоцк, Новгород, Ростов и Тмутаракань, город, не бывший удельным при нем, но самый старший после Киева — Чернигов; город, не имевший никакого гражданского значения — Белгород. Из городов, бывших при Владимире удельными, не

прос, на который нельзя ответить совершенно ничего сколько-нибудь удовлетворительного, именно — зачем Владимир открыл эту епархию?

1) О митр. Михаиле Никоновская летопись говорит, что он привел с собою от патр. Фотия шесть епископов (1, 103). Если принимать, что эти слова должны быть перенесены с Михаила на Леона, то это будет значить, что при самом первом учреждении кафедр их было учреждено шесть и что остальные две, которые с вероятностью должны быть относимы ко времени Владимира, были открыты при нем, но не при первом учреждении кафедр, а впоследствии времени.

2) Пихлер в своей Geschichte der kirchlichen Trennung, — II, 502, ссылаясь на Ренодота, которого мы не имеем под руками, говорит, будто у Египетских Коптов в XII веке принималось, что 10 епископов могут сами поставить себе патриарха. Если бы думать, что это принималось и у Греков в X веке, то можно было бы подозревать, что сами они сначала не хотели открывать у нас бóльшего количества епархий, нежели какое было открыто.

336

были открыты епархии: в неизвестном по имени главном городе области Древлянской и в Муроме. Древний Белгород в настоящее время есть местечко Белгородка, находящееся в 23% верстах к юго-западу от Киева и составляющее первую станцию на почтовой дороге к Житомиру: или он сам составлял или в нем находилось одно из главных имений Владимира, ибо до принятия христианства, по словам летописца, у него помещена была здесь значительная часть его многочисленных будто бы наложниц (300 из 800); на третий год после похода на Корсунь (991), вероятно, одновременно с тем, как водворять епископа, Владимир заложил в Белгороде настоящий город или крепость и значительно умножил его население посредством вывода из других мест, «бе бо, говорит летописец, — любя град сь». Впоследствии, однако, он называется «градом малым» 1). В этом, не имевшем в гражданском отношении совершенно никакого значения, городе Владимир учредил архиерейскую кафедру, как следует думать, во-первых — за тем, что, назначив престольным городом митрополита не Киев, а Переяславль, он хотел иметь в епископе Белгородском такого архиерея, который бы в потребные времена мог совершать в Киеве архиерейские служения и вообще был для него — великого князя архиереем так сказать придворным, episcopus curialis, каковые бывали у других государей; во-вторых — за тем, чтобы дать в нем митрополиту как бы викария и помощника. В неизвестном главном городе области Древлянской Владимир не учредил архиерейской кафедры, как необходимо думать, потому, что небольшая область эта была близка к другим епархиям и в частности, как можно предполагать, потому, что она назначена была в епархии епископу Белгородскому. Учредив епархию в инородческом Ростове, Владимир не учредил ее в инородческом Муроме, вероятно, потому, что в первом и его области была более или менее значительная колония настоящих Русских и что самые инородцы его уже показывали большую или меньшую наклонность к обрусению, а Муром напротив еще представлял из себя совсем глухую и совсем дельную инородческую украйну, в которой учреждение архиерейской кафедры было бы совершенно бесполезным и оказывалось совершенно неудобным.

После Владимира до нашествия Монголов было открыто в России еще ровно столько же епархий, сколько было открыто им, т. е.

1) Лаврент. лет. под 1097 г.: „Белгород град мал у Киева, яко 10 верст вдале “ (в Ипатск. летоп. ошибочно — Звенигород).

337

восемь, именно: Переяславская и Юрьевская при Ярославе, Смоленская в 1137-м году, Галичская до 1165-го года, Рязанская до 1207-го года, Владимиро-Кляземская в 1214-м году, Перемышльская в 1220-м году или прежде сего года и Угровская незадолго до нашествия Монголов. Всех епархий к нашествию последних должно было бы таким образом быть 16; но так как одна из них — Тмутараканская, вместе с самым своим княжеством, прекратила существование или в конце XI или в начале XII века, то их было 15. Само собою разумеется, что новые епархии после Владимира были открываемы в городах значительнейших, как это было при нем самом и как это долженствовало быть по самому существу дела. Значительнейшими городами в период домонгольский были у нас стольные города удельных княжений, которые разделялись на два разряда, так сказать — на первичные и вторичные, именно: вся Россия разделилась на известное количество уделов, которые, представляя из себя в свою очередь новые особые целые, разделялись на уделы частнейшие и боковые или так сказать пол-уделы. После Владимира учреждены были епископские кафедры во всех стольных городах главных явившихся уделов и только в весьма немногих стольных городах уделов частнейших, а именно и всего в одном — Перемышле, который был частнейшим уделом Галича 1). Из епархий, открытых Владимиром, одна представляла собою исключение против гражданского порядка (Белгородская); из епархий, открытых после Владимира, такое исключение представляли две — Юрьевская и Угровская. Что касается до всех вообще епархий периода домонгольского, то в отношении к епархиям, открытым при Владимире, произошло после него некоторое изменение в гражданском порядке, а именно: Чернигов, который не был при нем уделом, стал таковым с Ярослава, и наоборот — Ростов бывший при нем уделом, после него перестал быть таковым на долгое время. Таким образом, отношение всех вообще епархий периода домонгольского к гражданскому или государственному порядку будет: 10 епископских кафедр существовали в стольных городах главных или первичных уделов, именно: Черниговская, Переяславская, Владимиро-Волынская, Туровская, Полоцкая, Новгородская. Смоленская, Галичская, Рязанская и Владимиро-Кляземская; одна кафедра

1) Перемышль собственно был старше Галича, но в половине XII века роли переменились.

338

существовала в стольном городе частнейшого удела — Перемышльская, одна — в городе бывшем удельном — Ростовская и три представляли собою исключение против гражданского порядка: Белгородская, Юрьевская и Угровская. Особых некоторых речей требуют епархия Переяславская и две сейчас названные последние. Епископская кафедра в Переяславле была открыта или была оставлена на место кафедры митрополичьей, которая после 1037-го года переведена была Ярославом в Киев к построенной им св. Софии 1); в воспоминание того, что епископия Переяславская наследовала митрополии, первые Переяславские епископы или, по крайней мере, некоторые из них носили титул митрополитов 2). Епископия Юрьевская учреждена была Ярославом в построенном им городе Юрьеве, который в настоящее время есть местечко Белая Церковь, находящееся на р. Роси в 81 версте к юго-западу от Киева. В этом городе или городке, построенном в великом княжении, где при Ярославе были два епископа (сам митрополит и епископ Белгородский), и которому не было придано Ярославом никакого политического значения, епископская кафедра, нет сомнения, учреждена была им по одной из тех причин, по которым была учреждена Владимиром кафедра Белгородская, именно — чтобы дать митрополиту второго викария или помощника, при чем частнейше, как думаем, нужно разуметь то, что, давая митрополиту второго викария, Ярослав хотел доставить ему возможность без призыва других архиереев производить посвящения епископов. Город Угровск или Угровеск нахо-

1) Заложенной в сем 1037 г., но неизвестно когда оконченной.

2) Называется митрополитом епископ Переяславский Ефрем. Что этот Ефрем не был митрополитом Киевским или настоящим Русским, как то думают некоторые, а был епископом Переяславским и носил имя митрополита только титулярно, эго не может подлежать сомнению. Летописец, во-первых, прямо и ясно называет Ефрема митрополитом именно Переяславским (под 1089 г.), во-вторых, — называет его митрополитом под таким годом (тем же 1089), когда в Киеве был настоящий митрополит (Иоанн 3-й), в-третьих, — назвав сначала митрополитом, после называет (под 1091 и 1123 гг.) просто епископом. Преп. Нестор в житии преп. Феодосия говорит об Ефреме, который был пострижеником Печерского монастыря, что он «поставлен митрополитом в городе Переяславли» (митрополиты посвящались в Константинополе, а об Ефреме, жившем пред возведением на кафедру в сем последнем городе, Нестор ясно дает знать, что он был призван домой и потом посвящен). Наконец, и Симон в Патерике, не думая причислять Ефрема к митрополитам Киевским, называет его епископом Переяславским. О титулярных митрополитах в Греции см. 4-го вселенского соб. пр. 12.

339

диился в древней северо-восточной Галиции, в нынешней Люблинской губернии нашего бывшего царства Польского, при впадении реки или речки Угер, от которой и получил название, в Западный Буг (против городка или местечка Опалина, — в настоящее время селение Угруск). Из селения в город возвел Угровск великий князь галичский Даниил Романович, который хотел было жить в нем вместо своего стольного города Галича, столько известного крамолами его бояр, но который скоро избрал после него им же построенный и весьма недалеко отсюда находившийся Холм. В Угровске епископская кафедра была учреждена Даниилом, как это необходимо думать, по той личной причине, которая для Владимира была одной из причин учреждения кафедры в Белгороде, именно — чтобы иметь в его епископе своего епископа придворного (недолго существовав в Угровске, кафедра переведена была Даниилом после нашествия Монголов в Холм, в который, как мы сказали, переселился из Угровска и он сам).

Пятнадцать епархий на всю и на целую Русь. В сравнении с Грецией это было до последней степени мало. Если бы у нас понятие города, который у Греков необходимо и само собою предполагал епископа, было приложено по крайней мере ко всем без исключения стольным городам удельным, т. е. как первичных, так и вторичных уделов, то епархий долженствовало бы быть открыто не менее как вдвое. Кроме того, после Владимира несомненно явились и неудельные такие города, в которых бы могли существовать епископские кафедры. Таким образом, у нас вообще могло бы быть открыто епархий если не приблизительно так же много, как было их в Греции, то гораздо более того, сколько их было открыто на самом деле. Но Владимир, открывший весьма малое количество весьма обширных епархий по необходимости, положил этим, так сказать, принцип немногочисленности и обширности епархий. Весьма вероятно, что и князья не имели особенной охоты учреждать епархий, ибо сии учреждения должны были сопровождаться для них весьма чувствительными расходами, — на построение приличных кафедральных соборов, на обеспечение кафедр землями и проч. Но несомненно, что главным образом и настойчиво противодействовали открытию новых епархий уже бывшие епископы, ибо для этих последних сокращение их существовавших епархий было ни чем иным, как пропорциональным сокращением их доходов (о которых ниже). Что главное препятствие было именно в епископах, а не князьях, и что первые смо-

340

трели на открытие новых епархий с величайшим неудовольствием, на это мы имеем положительные доказательства. Смоленский князь Ростислав Мстиславич, в 1137-м г. открывший епархию Смоленскую чрез отделение от Переяславской, в своей учрежденной грамоте епископии, составленной с первым епископом Мануилом (тем самым, о котором была речь выше), пишет вместе с последним: «(аще) епископ который начнет несытством, хотя ити в Переяславль и сию епископью приложити к Переяславлю, да буди ему клятва» 1). Немного выше мы видели, что патриарх Константинопольский Лука Хризоверг софистически ссылался Андрею Боголюбскому на каноны, запрещающие нарушать установленные пределы митрополий и епископий; нет сомнения, что на эти каноны подобным же образом весьма ссылались наши епископы. Как не торопились у нас, по тем или другим причинам, учреждать епископии даже в стольных городах первичных уделов, видно из того, что епископия Галичская учреждена лет через 60 после возникновения удела, а Рязанская и Владимиро-Кляземская через целое столетие 1).

Таким образом слишком малое количество и слишком большая обширность епархий стали навсегда отличительной характеристической чертой администрации Русской церкви, внесши в наше епархиальное управление значительно иной, чем в Греции, дух.

Наибольшая часть епархий сполна обнимали собою те области или те уделы, в стольных городах которых находились епископские кафедры. Но три епархии находились (совмещались) в одной и той же области; эти епархии были — самого митрополита и епископов Белгородского и Юрьевского. Епархия митрополита при первом ее учреждении была образована не из одной области великого княжения,

1) Дополн. к Акт. Истор. т. I № 4, стр. 7 sub. fin.

2) Из ответов митр. Иоанна 2-го Иакову черноризцу (о которых ниже) видно, что вопрос о слишком малом количестве и о слишком большой обширности наших епархий занимал наше древнее общество. Между другими ответами читается следующий, к сожалению, весьма неясно изложенный в славянском переводе греческого подлинника: «Иже участить епископью свою по земли тои, паче кде мног народ и людие и гради, о немже се тщание и попечение (и) нам любезно мниться се быти; боязньно же; но обаче и первому стольнику рускому изволить (ся) и сбору страны всея тоя, невзбранно да будеть», — в Русских Достопамятнн. I, 102-я, в Памятнн. канонич. права, изд. Павл. col. 19. В весьма не ясно изложенном ответе ясно по крайней мере то, что митр. Иоанн быль вовсе не против открытия новых епископий и не думал ссылаться на канонические правила, будто бы запрещающие делать это.

341

к которому принадлежало при Владимире последующее княжество Переяславское, но еще области Древлянской, присоединенной к великому княжению при Ярославе, и в то же время из области великого княжения от нее взята была часть для образования епархии Белгородской. За тем, после перехода митрополитов из Переяславля в Киев на Переяславскую часть митрополии поставлен был особый епископ, а при учреждении кафедры в Юрьеве взята была от нее часть для образования епархии Юрьевской. Епархии Белгородская и Юрьевская, находившиеся в одной и той же с митрополией области великого княжения, по всей вероятности, обнимали части этой области только весьма незначительные. Имела ли первая епархия другие города, кроме Белгорода, не знаем; а ко второй, кроме самого Юрьева, принадлежал еще Канев 1).

1) Подробные сведения о всех епархиях периода домонгольского сообща ем в особом приложении к настоящей главе. — Странно и невероятно, по-видимому, было бы предполагать, чтобы у нас в древнее время могла существовать область, которая не принадлежала бы ни к какой епархии и которая бы таким образом находилась как бы вне церкви. А между тем должно думать, что подобная оригинальная область действительно существовала и именно — как таковую область со всею вероятностью должно представлять себе небольшую область Вятскую (нынешнюю губернию того же имени), которая, как маленькое независимое русское государство с республиканским правлением, явилось в земле финских Вотяков, быв основано в конце XII века Новгородскими выходцами, представлявшими из себя по своему характеру, нужно думать, тоже самое, что позднейшие московские выходцы, из которых образовалось Донское казачество (По местным позднейшим летописям, которым весьма странно было бы усвоять совершенную достоверность, Вятка основана в 1174-м году. Пересказ местных летописей у Н. Рычкова: в Опыте Казанской истории древних и средиих времен, Спб., 1767, стр. 187 sqq, и у Н. Рычкова в Продолжении журнала или дневных записок путешествия по разным провинциям Российского государства... 1770-го г. Спб., 1772, стр. 29 sqq, см. также Карамзина т. III, col. 22, и Костомарова Северно-русские народоправства, I, 241). Вятчане вовсе не признавали над собой государственной власти своей метрополии — Новгорода и были людьми совершенно свободными и „самовластными“; но точно также необходимо думать, что они не признавали над собой и церковной власти Новгородского архиепископа. Это последнее необходимо думать потому, что когда в XV веке Вятка покорена была Московскими великими князьями, она поступила под церковную власть митрополитов Московских, а не оставлена за архиепископами Новгородскими, что было бы, если бы она дотоле принадлежала архиепископам (а чтобы она была перечислена при сем из-под власти вторых во власть первых, на это нет никаких указаний). Как приобретали себе Вятчане священников, пока не находились под властью никакого епископа, остается неизвестным; но по всей вероятности у них было в сем отношении так, как у раскольников поповцев

342

В Греции в позднейшее время, по крайней мере с импер. Льва Мудрого († 911-м, см. Вальсамона у Ралли и П. III, 516) кафедры митрополитов имели свои определенные степени старшинства и младшинства, вместе с чем и сами митрополиты определенные места соседания. Не можем сказать, имели или нет эти степени кафедры епископов, находившихся под митрополитами. Точно также не можем сказать, имели или не имели их и наши епископии в период домонгольский. Как кажется, — нет. Во-первых, если бы были эти степени, то летописи в тех случаях, когда им приходится перечислять многих епископов, всегда ставили бы их в одном порядке, а между тем этого в них не находим, — в разных случаях порядок разный. Во-вторых, если бы были степени, то старшими долженствовали бы быть епископы: Новгородский, как епископ главного после Киева города, Черниговский, как епископ старшего города после Киева в южной Руси, и Переяславский, как епископ наследовавший митрополитам. Епископа Новгородского не встречаем в перечислениях вместе с другими епископами, но епископы Черниговский и Переяславский не являются в них старшими 1). Не имея степеней, епископы наши, вероятно, соседали, на основании древнего обычая и правила 2), по старшинству посвящения. В 1165-м г.

до появления австрийского священства: отчасти они привозили себе священников из соседней Руси, отчасти из той же и из всякой Руси священники приходили и прибегали к ним сами. Последним мы хотим сказать, что, весьма вероятно, не только приходили к ним священники законные или незапрещенные, но и при бегали священники запрещенные и расстриженные и даже, — что нисколько не невозможно, — священники самозванцы. До какой крайней степени худо было у Вятчан христианство перед поступлением их под власть Москвы, это видно из посланий на Вятку митр. Ионы (Область или территория Вятчан называлась Вятской землей и Вяткой, но город Вятка назывался не Вяткой, а Хлыновым, и первое название носит только с 1780-го года. Хлыном называется человек уклоняющийся, убегающий от чего-нибудь, а хлынуть, отхлынуть значит удалиться с поспешностью, убежать; таким образом, название города Хлынов весьма вероятно переводить на современный русский язык: Бегляков или Бежецк, — что, может быть, и действительно значить название другой Новгородской колонии — нынешнего Тверского Бежецка. Это дает знать, какого рода Новгородскими выходцами была основана колония). Мы возвратимся к Вятчанам после.

1) В Лаврентьевск. летоп. под 1089-м г. епископы: Белгородский, Ростовский, Черниговский, Юрьевский; под 1091-м г.: Переяславский, Владимирский, Черниговский, Юрьевский. В Ипатской летоп. под 1147-м г.: Черниговский, Белгородский, Переяславский, Юрьевский, Владимирский.

2) Карфагенск. собора пр. 97-е (на греческом у Ралли и П., в полном виде, 86-е).

343

епископ Новгородский получил от митрополита титул архиепископа (о чем ниже), и вместе с этим несомненно приобрел старшинство между епископами (если только уже прежде не имел его).

Самые первые епископы наши, как это нужно думать, сполна все или же почти все были из Греков 1). У нас самих, может быть, и находились люди, годные для избрания в епископы, между священниками тех христиан, которые существовали в Киеве до Владимира, но, конечно, таких людей было немного 2), а, во всяком случае, при не недостатке кандидатов в епископы из Греков, что должно быть предполагаемо, едва ли бы на первое исключительное время захотели поставить из них многих епископов. Со второй смены епископов должно было начаться их ставление вместе с Греками и из природных Русских. Одновременно с учреждением кафедр имели быть образованы при наших епископах, для управления епархиями, особые соборы пресвитеров, которые назывались клиросами и члены которых назывались клириками или клирошанами (обстоятельнее говорить о них будем ниже). Необходимо

1) Что касается до самого поставления епископов Греков, то можно думать двояко — или что все они поставлены были в Греции и приведены в Россию уже готовыми или что в Греции были поставлены только двое — трое, чтобы с этими двумя — тремя митрополит мог в самой России поставить остальных (для каковой, впрочем, цели и без поставления двоих — троих могли быть нарочно присланы из Греции с митрополитом тамошние епископы), а остальные поставлены в самой России и не только из лиц, приведенных митрополитом, но и из тех Греков, которых ранее привел из Корсуни Владимир. Обыкновенно предполагают первое, но существующие данные более за то, чтобы предполагать второе. В Новгород был поставлен епископом Иоаким Корсунянин, т. е. родом из Корсуни. Если бы все епископы были поставлены в Константинополе, то их не стали бы искать в таких далеких местах, как Корсунь; если Иоаким был поставлен в епископы, то самое вероятное предполагать, что он был из числа священников, приведенных Владимиром из Корсуни, а поставлен прибывшим митрополитом в Киеве.

2) Не невозможно предполагать, что могли найтись они и между мирянами. А что касается до немедленного поставления мирян в епископы, то известно предписание двукратного собора по поводу поставления Фотиева, чтобы никто из мирян не был внезапно возводим на высоту епископства (пр. 17), если бы оно и составляло препятствие, в виду исключительных обстоятельств могло бы быть нарушено, в действительности же не составляло препятствия: время предварительного испытания в церковных степенях для избиравшийся в епископы мирян, точно не определенное собором, неписанный обычай Греков ограничивал всего семью днями для каждой степени, см. Валсамона в толковании на указанное правило нашего собора, — у Ралли и П, II, 703 fin.

344

думать, что при первых же наших епископах эти соборы пресвитеров были составлены не из одних Греков, но и из природных Русских; но между членами этих соборов из числа природных Русских, к которым, что вероятно предполагать само по себе и на что имеем и прямые указания, первые епископы относились как к своим нарочитым ученикам и из числа которых приготовляли себе преемников 1), и должны были оказаться люди, способные быть избираемыми в епископы. В более или менее непродолжительное за сим время в этих епархиальных пресвитерско-клирошанских соборах природные Русские имели составить такое решительное большинство в сравнении с Греками, что при крайней немногочисленности наших первых епархий, люди способные и достойные быть епископами несомненно могли бы быть находимы и между ними одними, так что в не особенно продолжительном времени от начала у нас христианства и от учреждения у нас кафедр епископы могли бы быть ставимы у нас и из одних природных Русских. Этого последнего впрочем не случилось, а случилось, как мы положительно знаем, то, что после появления достаточного количества кандидатов в епископы между самими Русскими, последние начали быть ставимы преимущественным образом из них, но что вместе с ними в продолжение всего периода домонгольского до самого его конца в том или другом некотором числе ставимы были и Греки. Причиной сего было то, что в продолжение всего периода митрополитами нашими были Греки. Собственные пресвитерско-клирошанские соборы их, как таковых, должны были постоянно состоять в преобладающем или непреобладающем числе из Греков, которых они приводили с собой из Константинополя: но они постоянно имели охоту ставить своих клирошан Греков в епископы.

Пресвитерско-клирошанские соборы должны были состоять из белых или мирских священников; но в то время, как мы приняли от Греков христианство, они, как кажется, состояли у них не только из белых священников, но отчасти и из монахов. Если это действительно так, то могло быть это и у нас еще до появления монастырей, о каковом времени мы говорим, и именно — могло быть так, что иные лица, избравшиеся в пресвитеры — клирошане, могли изъявлять желание принимать монашеское пострижение, чтобы

1) Летописец Новгородских владык сообщает, что первый Новгородский епископ Иоаким приготовил было преемника себе в ученике своем Ефреме.

345

монашествовать безмонастырно и на должностях приходских священников, чем были пресвитеры-клирошане (наподобие нынешних членов консисторий). Между клирошанами из белых священников могли быть и безжонные или холостые, ибо у Греков такие священники всегда были. Что касается до препятствия к избранию в епископы тех белых женатых священников, которые имели живых жен: то о нем должно быть сказано, что в действительности оно было не так велико, как бы следовало по 48-му правилу Трульского собора, именно — что в то время жены избиравшихся в епископы священников, как это видно из одной новеллы импер. Исаака Ангела (1185—1195 гг.), не вступали обязательно в удаленные от обитания епископов монастыри, но оставались жить в миру 1).

Не может подлежать сомнению, что при крайней немногочисленности наших епархий и в одних пресвитерско-клирошанских соборах оказывалось достаточное количество способных и достойных кандидатов в епископы. Могут быть, однако предполагаемы исключительные случаи избрания в епископы и священников рядовых приходских, к чему не было никаких препятствий, а также и мирян, что у Греков тогда еще не совершенно вывелось, ибо между теми и другими могли случаться люди исключительные, заставлявшие предпочитать их кандидатам обыкновенным.

Епископские клирики или клирошане, из которых должны были избираться у нас епископы первое некоторое время, представляли собою у Греков один класс кандидатов в епископы; другой класс у них составляли тогда монахи. У нас этот другой класс кандидатов в епископы явился спустя лет 50 после крещения Владимирова. Когда с наличностью кандидатов у нас стало то же самое, что было у Греков, относительно дальнейшего времени надлежало бы ожидать, что и избираемость кандидатов одного и другого класса у нас будет приблизительно та же самая, какая была у Греков, т. е. что из одного и другого класса кандидатов у нас будут избираемы епископы приблизительно в таком же количестве, как это было у них. Но в действительности представляется гораздо вероятнейшим принимать, что со времени появления у нас монахов дело избрания у нас епископов не пошло так, чтобы явиться более или менее близким повторением бывшего у Греков, а что, напротив, в сем случае мы разошлись с ними или уклонились от них.

1) У Ралли и П. V, 321.

346

Два класса кандидатов в епископы относились один к другому так, что клирики были кандидатами изначальными и имевшими свои права, так сказать, eo ipso, а монахи были кандидатами позднее явившимися и постепенно приобретавшими права путем усиления обычая. Не знаем, как было в наше время с взаимным отношением кандидатов в Греции египетско-сиро-палестинской, в патриархатах Александрийском, Иерусалимском и Антиохийском, но что касается до Греции малоазийско-фракийской, до патриархата Константинопольского: то, сколько можем судить по примеру замещения самой кафедры патриаршей и на основании известных нам свидетельств, и монахи, став главными кандидатами в епископы вместе с клириками, чтобы в качестве таковых заместить собою мирян, еще вовсе не взяли решительного перевеса над первыми, так что епископы были избираемы главным образом из одних и из других, но никак не более из монахов, чем из клириков, причем права клириков всеми признавались, а права монахов никто прямо не выставлял 1). Что же касается до нас, то из существующих дан-

1) Монахи начали быть ставимы в епископы или, точнее говоря, из монахов начали быть ставимы епископы тотчас, как явилось монашество, и весьма скоро это поставление их в епископы сделалось настоящим обычаем (Послание св. Афанасия Александрийского к епископу Драконтию, нарочитое по отношению к нашему вопросу, которое написано в 354-м или 355-м г. и в котором говорится, что до того или другого года уже многие монахи поставлены в епископы, — у Миня в Патрол. t. XXV, col. 532; 3-с к 6-е слова св. Иоанна Златоустого о священстве, в которых говорится о поставлении епископов из монахов как об обычае не только утвердившемся, но и успевшем уже обнаружить свои темные или отрицательные стороны, именно — что иные епископы, поставленные из монахов, вместо того, чтобы посвящать себя всей той многообразной деятельности, которая от них требовалась, хотели и на кафедрах оставаться теми же самозаключенными аскетами, которыми были до епископства. См. затем Кодекс импер. Юстиниана, lib. I, tit. III, сарр. 48 и 53, и его новеллы 123-ю и 137-ю). Но что касается до патриаршей кафедры Константинопольской, то до половины X века на нее поставляемы были клирики (из числа таковых самой кафедры) или миряне, а монахи (не разумея при этом тех мирян, которые постригались перед самым поставлением в патриархи) только в виде исключения (первым таковым исключением был Евтихий, поставленный в 552-м г.). С половины X века начали быть ставимы на нее монахи в замену мирян, но за время нашего периода домонгольского отношение поставленных из них к поставленным из клириков является половиной на половину. Что в продолжение нашего времени в пределах патриархата Константинопольского клирики признавались главными кандидатами в епископы, а права монахов, как таковые, еще открыто не предъявлялись, см. замечание Скилицы по поводу поставления в 1075-м г. импер. Ми-

347

ных следует заключать, что после того как явились у нас монастыри и в них монахи, способные и достойные быть епископами, эти последние стали у нас решительно преобладающими кандидатами в епископы. Правда, что существующие данные не могут быть признаны совершенно достаточными: мы вовсе не имеем полных каталогов наших епископов периода домонгольского и о тех отдельных епископах, которых знаем, не о всех, нам известно, из кого они были избраны. Но, тем не менее, едва ли можно признать данные недостаточными для того, чтобы сделать из них сейчас указанное заключение: Симон Владимирский свидетельствует в своем послании к Поликарпу, что из монахов одного Печерского монастыря в продолжение периода домонгольского было поставлено епископов до 50-ти человек; затем, положительные сведения об отдельных епископах, из кого они были поставлены, насколько мы имеем этих сведений, сводятся к тому, что о всех мы знаем, как о поставленных из монахов, и только о четверых или пятерых, при чем в том или другом числе один случай совершенно исключительный, мы знаем, как о поставленных не из монахов. Но если мы примем заключение, то возникает вопрос: от чего у нас в период домонгольский после появления у нас монахов стало с избранием епископов значительно не так, как это было за данное время у Греков, и именно — от чего у нас явилось это решительное преобладание монахов над составлявшими первоначально единственных наших кандидатов в епископы клириками или клирошанами?

В ответ на вопрос нужно будет предполагать, что у нас иначе, чем у Греков, стало с замещением коллегий епископских клириков или клирошан, именно — что они начали быть замещаемы у нас людьми не того общественного класса или не того мирского сословия, из которого могли бы быть браты архиереи. Будучи высшими церковными правителями или администраторами, архиереи представляют собою духовных бояр и духовных сановников. А по этой причине с весьма древнего времени стали выбирать их у Греков преимущественным образом из людей мирского сословия боярско-садовничьего. Случиться этому или установиться этому обы-

хаилом Дукою в Константинопольские патриархи Иерусалимского монаха Козьмы, — у Le Quien’a I, 263 fin., и ответы Иоанна епископа Китрского Константину архиепископу Диррахийскому, — у Ралли и П. V, 406, cfr у Zhishman’a в Die Synoden und die Episcopal-Aemter in der morgenländischen Kirche S. 212.

348

чаю, как всякий сам легко поймет, было совершенно естественно и необходимо: при совершенно одинаковой возможности избрания наших духовных бояр и сановников из всех мирских сословий, — а это было именно так, с какой стати, т. е. для каких целей и по каким побуждениям, хотели бы выбирать их из сословий низших, а не из сословия боярского, иначе сказать — с какой стати хотели бы из крестьян создавать бояр искусственных, но существу — монструозных, обходя бояр естественных? Делать первое при одинаковой возможности делать второе, очевидно, могло бы прийти людям. в голову только в случае господствования между ними каких-либо социалистических теорий. Установлению нашего обычая, чтобы епископы были избираемы преимущественно из людей высшего мирского происхождения, кроме совершенной естественности и необходимости дела самого по себе, должны бы содействовать еще два нарочитые обстоятельства. Во-первых, епископы суть такие правители, от которых по свойству их должности требуется, чтобы они были людьми по возможности хорошо образованными; а такие люди были именно в высшем сословии, а не в низших. Во-вторых, с весьма древнего времени, не позднее как с первой половины V века, ввелся в Греческой церкви обычай, чтобы посвящаемые в епископы платили своим посвятителям с их чиновниками, под именем καθεδρατικὸν’a и ἐνθρονιαστικὸν’a, очень большие пошлины, простиравшиеся со всеми издержками посвящения, смотря по доходности епархий, до очень значительной суммы, — до пяти тысяч наших рублей, а очень может быть, что чуть и не до всех десяти: но для большинства людей из низших сословий это, конечно, были пошлины непосильные 1). Если бы помимо прямого занятия епископских мест

1) О пошлинах, давая знать, что они были очень значительны, говорят деяния 4-го вселенского собора, бывшего в 451-м г., см. Деянн. собб. в русск. иерев. т. IV, стрр. 208, 380 sqq. Импер. Юстиниан, желая пресечь злоупотребления с пошлинами, назначил определенные их размеры, именно — чтобы, смотря по доходности епархий, они были пяти классов и состояли из 28, 42, 120, 300 II 400 золотых монет (иперпиров), в которых полагают ценности 20 ½ нынешних французских франков, — новелла 123, гл. 3 (в Иосифовско-Никоновской Кормчей гл. 42, § 32, л. 319). Но несомненно, что назначенная императором такса вовсе не искоренила злоупотреблений и что на самом деле пошлины всегда более или менее значительно превышали сейчас указанные их размеры (А что касается до других издержек посвящения, то поклоны и подносы чиновникам посвятителей сверх пошлин и парадные обеды для одних и для других и вообще для всех, кто имел право на подобные обеды, должны были обходиться не менее, как в целые тысячи наших рублей).

349

люди из боярско-садовничьего сословия вовсе не шли в духовное звание, тогда при условии избрания епископов из них надлежало бы установиться обычаю избрания епископов преимущественным образом из мирян. Но коллегии клириков или клирошан при епископах представляли собою коллегии епархиальных чиновников, и эти коллегии если не при всех епископах, которых имел в Греции каждый город, то при митрополитах и при патриархах составлялись главным образом из лиц того же боярского происхождения. А таким образом, были ставимы в епископы главным образом люди, принадлежавшие к боярскому сословию, быв избираемы отчасти из мирян, отчасти из клириков или клирошан. Когда явились монахи и когда вошло в обычай избирать из них епископов, последние также начали быть избираемы главным образом изь монахов мирского боярского происхождения 1). В патриархате Константинопольском, сколько можно судить по примеру самой патриаршей кафедры, с этими тремя классами кандидатов в епископы, по своему мирскому происхождению принадлежавших главным образом к боярскому сословию, как мы сказали, было таким образом, что до половины X века избираемы были клирики и миряне, а потом начали быть избираемы клирики и монахи, при чем в продолжение нашего периода домонгольского последние еще вовсе не взяли решительного перевеса над последними, а было между ними еще так, что одни и другие были избираемы половина на половину. Если у нас в продолжение периода домонгольского после того, как у нас явились монахи, мы не видим того же самого, что было в Греции, т. е. собственно в патриархате Константинопольском; если у нас, как мы должны думать, заключая от существующих данных, монахи стали решительно преобладающими кандидатами в епископы, а примеры избрания в епископы клириков или клирошан, которых положительным образом неизвестно нам ни одного, должны быть предполагаемы как исключительные случаи: то причиной сего должно быть считаемо следующее: у нас, так же как и у Греков, по миновании первых времен исключительных начали быть избираемы в

1) Что в Греции с весьма древнего времени, как этому необходимо и над лежало быть, епископы были избираемы главным образом из людей, принадлежавших к высшему мирскому сословию, это доказывает церковная история, на сколько в ней известно о происхождении епископов, и это доказывают жития святых, насколько в житиях указывается происхождение нашего разряда святых; cfr Сардикийского собора пррр. 10 и 12.

350

епископы главным образом люди мирского боярского происхождения, — что предполагать во всяком случае необходимо; но людей боярского происхождения у нас не было между клириками или клирошанами и они были только между монахами, иначе сказать — у нас не повелось того, чтобы люди из высшего сословия шли в клирики или клирошане, а повелось только то, чтобы они шли в монахи. Может быть с вероятностью указываема и причина, от чего у нас не повелось, чтобы люди из высшего или боярского сословия шли в клирики или клирошане. Причиной этой может быть считаемо то, что митрополитами нашими были Греки, а не природные Русские. Необходимо думать, что клирошанами у них самих если не в продолжение всего периода домонгольского, то, по крайней мере, первое довольно продолжительное время были главным образом Греки, которых они приводили с собой из Константинополя: но при закрытости доступа для бояр в коллегию клириков самого митрополита у них и могло явиться нежелание, чтобы поступать в клирики только к епископам (к которым вероятно и в самой Греции поступали в клирики только уже бояре самого низшего разбора, а может быть и совсем не поступали никакие бояре).

Итак, существующие данные заставляют принимать, что у нас в продолжение периода домонгольского, после того, как явились у нас монастыри и в них монахи, способные и достойные быть епископами, эти последние стали решительно преобладающими кандидатами в епископы и что поставления в епископы из других кандидатов были только более или менее немногочисленными исключениями, каковых исключений в действительности нам известно четыре или пять. Это о природных Русских. Затем, как уже мы говорили, нам положительно известно, что в продолжение всего периода до самого его конца в том или другом некотором числе ставимы были в епископы Греки, в которых надлежит видеть принадлежавших к белому или черному духовенству клириков или клирошан самих митрополитов.

Что у нас были ставимы епископы из монахов не какого бы то ни было мирского происхождения, а главным образом именно происхождения аристократического, принадлежавших по миру к сословию боярскому, это необходимо предполагать уже на основании того, что сказано нами сейчас выше. Если действительно у нас было так, что со времени появления монастырей монахи стали решительно преобладающими кандидатами в епископы: то подобное разногласие

351

наше с современной Грецией, — собственно с патриархатом Константинопольским, может быть объяснено единственно тем, что указано нами выше, т. е. предположением, что люди аристократического происхождения, из которых у нас, так же как и в Греции, главным образом были избираемы епископы, шли у нас в монахи и не шли в епископские клирики или клирошане. Но, во всяком случае, необходимо предполагать это и само по себе. Точно так же и относительно нас невозможно допустить того противоестественного, как не было подобного в Греции, чтобы при одинаковой возможности избирать на места духовных сановников, каковы архиереи, монахов мирского высокого или низкого происхождения, стали избирать у нас не первых, а вторых. И у нас, так же как у Греков, требовалось от архиереев, чтобы они были людьми по возможности образованными (в нашем смысле слова): а такие люди и у нас были и могли быть главным образом между монахами из сословия высшего, а не из сословий низших, и у нас образованность (в нашем смысле слова) должна была зависеть от сословности еще гораздо более, чем у Греков (см. ниже, в главе о просвещении). И к нам перешел от Греков обычай, чтобы посвящаемые платили своим посвятителям те же большие пошлины, которые существовали у них. Наконец, мы положительным образом знаем, что во времена послемонгольские у нас действительно было так, как за времена домонгольские мы считаем необходимым представлять предположительным образом. Первоначально люди высшего мирского происхождения стриглись у нас в монахи, конечно, без всякой мысли об архиерействе, а их стали избирать у нас в архиереи потому, что они были людьми высшего происхождения. Но потом, как это весьма возможно и вероятно, начали стричься они и с прямою мыслью об архиерействе (как в настоящее время с этой прямой мыслью стригутся в монахи люди получившие академическое образование). В предшествующих наших речах, говоря, что в епископы избираемы были люди высшего мирского происхождения, мы постоянно прибавляем: главным, преимущественным образом, т. е. мы весьма допускаем возможность исключений, если где допустима эта возможность исключений, то, конечно, в нашем случае, потому что если где могли и должны были отдавать предпочтение личным выдающимся достоинством людей их происхождению, то при избрании на места епископские. Но так как худое всегда и везде идет об руку с хорошим, то вместе с примерами избрания в епи-

352

скопы людей невысокого происхождения выдававшихся своими достоинствами должны быть предполагаемы примеры избрания людей невысокого происхождения и наделенных особенною ловкостью. Что касается до пошлин, которые должны были платить за свое поставление люди бедные; то на вопрос относительно их может быть предполагаемо — или что платили их за поставляемых те князья, которые останавливались своим выбором на людях бедных, или что они были уплачиваемы из сумм подлежащих кафедр, если последние имели таковые суммы, или наконец — что сами поставляемые делали займы, чтобы потом уплачивать их из своих доходов.

Первый явившийся у нас монастырь был Георгиевский монастырь, построенный Ярославом в 1037-м г. или непосредственно после сего года в качестве придворного великокняжеского монастыря. После Ярослава начали строить монастыри частные люди и продолжали строить их его дети и внуки. Что касается до этих последних, то, с одной стороны, они строили фамильные монастыри в общей столице их Киеве, а с другой стороны — придворные или вообще княжеские монастыри в самых своих уделах. Боярам естественно было стричься в монахи в княжеских монастырях, а князьям естественно было избирать в епископы монахов своих монастырей. Поэтому, вероятно думать, что из монахов княжеских монастырей были главным образом избираемы кандидаты в епископы. Однако, был один монастырь, построенный не князьями, который, представляя собою решительное исключение, отчасти сам непосредственно, отчасти через посредство княжеских монастырей, дал в продолжение периода домонгольского такое количество епископов, что возмещал, так сказать, всю группу частных монастырей; это, как уже мы давали знать, — знаменитый Печерский монастырь преподд. Антония и Феодосия. По свидетельству Симона Владимирского в послании к Поликарпу, отчасти прямо из монахов этого монастыря, отчасти из игуменов княжеских монастырей, которые взяты были на игуменство из монахов Печерских, было поставлено в епископы в продолжение периода домонгольского не менее человек 50-ти. Должно предполагать, что в знаменитом Печерском монастыре вместе с монастырями княжескими наиболее постригались в монашество люди боярского происхождения и что монахи этого монастыря, принадлежавшие по своему происхождению к сословию боярскому, отличались особенною строгостью жизни и особенным стремлением к книжности, составлявшей тогдашнее наше просвещение, что выдвигало их,

353

как кандидатов на епископские места. А могло быть и так, что монахам Печерского монастыря, происходившим из сословия боярского, была усвоена привилегия кандидатуры в епископы уже потому, что он был исключительно знаменитый монастырь.

После того, как явились у нас монастыри и монахи стали решительно преобладающими кандидатами в епископы, эти последние кроме монахов могли быть ставимы у нас в виде исключений из белых священников, принадлежавших к епископским клиросам, или же приходских и из мирян. Как многочисленны были исключения не можем сказать, но нам прямо известно их всего четыре или пять случаев. Эти случаи, в которых во всех исключением являются белые священники, суть: поставление Илариона в митрополиты в 1051-м г., о чем говорили выше; поставление в епископы-архиепископы Новгородские: Иоанна в 1110-м г., или в 1164-м г. и Гавриила, родного брата и преемника Илиина, в 1186-м г. 1), и еще, может быть, поставление в епископы Ростовские Иоанна в 1190-м г. 2). Из этих пяти или четырех священников об одном, именно Иларионе, мы положительным образом знаем, что он не был из числа священников, принадлежавших к епископским клирикам или клирошанам, а об остальных остается нам неизвестным, принадлежали они к этим клирикам или были из рядовых приходских священников 3). Не решаясь сказать, как многочисленны

1) Гавриил не называется прямо священником, но что он был действительно священник, а не мирянин, это дается знать в рассказе об его поставлении (1-я Новгород. лет.), в котором не упоминается, чтобы прежде посвящения в епископы он проведен был чрез низшие степени клира.

2) В 1214-м г. этот Иоанн отписался от епископьи и постригся в чернцы в Боголюбовом монастыре (Лаврент. лет.). Если постригся в чернцы по удалении с кафедры, то, по-видимому, следует, что поставлен в епископы не из чернцов. Но до поставления в епископы он был духовником великого князя (та же летоп. под 1190-м г.) и так как духовники у князей наибольшей частью были из монахов: то можно понимать дело и так, что он поставлен был в епископы из монахов малого образа, а по удалении с кафедры постригся в великий образ (хотя, с другой стороны, о втором преемнике Иоанновом Кирилле, поставленном из монахов малого образа и по удалении с кафедры постригшемся в великий образ, та же Лаврент. летопись говорит прямо и точно).

3) Илия избран был в епископы Новгородские из приходских священников Новгородской церкви св. Власия. Но это не препятствует считать его за священника, принадлежавшего к епископскому клиросу: священники клирошане, как скажем ниже, были настоятелями приходских церквей, на подобие нынешних членов консисторий.

354

были исключительные случаи поставления епископов не из монахов, мы однако думаем, что они не ограничивались только четырьмя или пятью, прямо нам известными. В период домонгольский священники стольких княжеских городов, и между сими священниками особенно принадлежавшие к епископским клиросам, находились в значительно близком общении с князьями, которые таким образом могли хорошо знать их; a по этой причине, не отрицая вероятности того, чтобы между нашими священниками могли случаться хотя изредка люди незаурядные по своим достоинствам, можно думать, что и исключительные случаи их избрания имели место не в одном только Новгороде. Предполагать тоже заставляет и одно известное нам свидетельство. В 1229-м г. Новгородцы оставались без архиепископа и тогдашний их князь Михайло Всеволодович Черниговский говорил им: «се у вас нету владыки, а нелепо быти граду сему без владыце, сочите (ищите) такового мужа в попех ли, в игуменех ли, в череньцих ли» 1). Если бы до такой степени чрезвычайно редки были случаи избрания епископов из белых священников, что ограничивались бы и всего известными нам четырьмя-пятью, а за вычетом совсем исключительного случая избрания Илариона в митрополиты, тремя — четырьмя: то едва ли бы князь сказал: «сочите в попех ли». Но с другой стороны нельзя предполагать и того, чтобы исключительные случаи были более или менее многочисленны: обыкновенными кандидатами в епископы были считаемы монахи, и поэтому первые могли быть избираемы не из них, а из белых священников, очевидно, лишь тогда, когда между последними оказывались люди слишком выдающиеся своими достоинствами (или же, по крайней мере, наделенные совсем необычайной ловкостью); но подобные люди вообще очень не часты. Что касается до избрания в наше время епископов из мирян, то по всей вероятности и более чем вероятно, что случаев такого избрания совсем не было, потому что и в Греции в то время, о котором говорим, уже совсем вышло из обычая избирать мирян 2).

В отношении к поставлению в епископы белых священников и мирян имеет место вопрос о предварительном пострижении их в монахи. Постригать в монахи белого священника или мирянина перед проставлением в епископы и считать это пострижение необхо-

1) 1-я Новгор. лет. в Собр. летт. III, 45.

2) Последний патриарх Константинопольский, избранный из мирян, был Константин Лихуд, поставленный в 1059-м г.

355

димым для сего поставления 1), есть нечто такое, что понять весьма нелегко. Собственно и строго говоря, епископ есть не монах, а именно епископ, только взятый из сословия монахов и перестающий быть монахом с минуты своего посвящения, поелику епископство и монашество, как две противоположности, не совместимы между собою 2). Таким образом, если епископ, поставленный и из

1) Т. е. разумеем не то, когда белый священник или мирянин сам пострижется в монахи и потом будет поставлен в архиереи, а то, когда тот или другой постригается в монахи перед поставлением в архиереи и именно для сего поставления.

2) Правило каноническое говорит: „аще который епископ или кто иной архиерейского сана восхощет снити в монашеское житие и стати на место покаяния, таковой впредь уже да не взыскует употребления архиерейского достоинства, ибо обеты монашествующих содержат в себе долг повиновения и ученичества, а не учительства и начальствования“ (собора в храме св. Софии пр. 2). Если архиерей, ставший монахом, „лишает себя архиерейского достоинства“ и если „монашество прекращает архиерейство“ (употребляем выражения Зонары и Вальсамона в толковании на приведенное правило, у Ралли и П. II, 709 нач. и 710 нач.): то очевидно, что наоборот и монах, ставший архиереем, перестает быть монахом, ибо — и + или + и —, конечно, одно и тоже (а „председающий не может быть в то же время покоряющимся и учащий учимый“, Зонара ibid.). Cfr Иоанна Златоустого о священстве слово 6-е, в котором именно изображается разность священства и монашества. Архиереи из монахов носят монашеское одеяние и соблюдают монашеское воздержание от известных родов пищи (а в древности и волосы на голове носили по-монашески, а не как мирские священники, о чем ниже). Не знаем, как ввелось это — посредством ли прямого предписания церкви или путем добровольного обычая (как будто где-то мы встречали свидетельство, что первое, но, к сожалению, память в настоящую минуту нам не служит); это значит, что церковь предписывает архиереям, бывшим монахам или архиереям из монахов, удерживать и соблюдать то из монашеского, что не несовместимо с архиерейством (У нас погребаемые архиереи отпеваются священническим, а не монашеским чином; след., наша церковь не смотрит на архиереев, как на монахов. Издавна идущий обычай наших архиереев носить цветное одеяние, — „пестрое духовенство“, — как нужно думать, имеет своим основанием их взгляд на себя как не на монахов). — Священство не уничтожает монашества в иеромонахах, но последние суть священники особого рода, священники не для пастырства, а только для совершения церковных служб в монастырях (cfr Вальсамона в том же толковании ibid. р. 710). — Издатели греческого Пидалиона, стоящие за нынешний взгляд греческой церкви, что всякий, поставляемый в архиереи, должен быть предварительно постригаем в монахи, примм. к 1 и 51 апостт. прр., в то же, время признают, что архиерейство и монашество, ἐναντία ὄντα ἀναμεταξὺ τῶν, ἡνωμένα νὰ εὑρίσκονται εἰς τὸν αὐτὸν καιρὸν, ἀδύνατόν ἐστι, — толк. на 2 пр. собора в храме св. Софии: каким образом совершается тут у них примирение, мы не понимаем.

356

самих монахов, перестает быть монахом после поставления, то постригать в монахи белого священника пред поставлением в епископы значит постригать его за тем, чтобы он тотчас же потом сложил с себя монашество. А считать необходимым пострижение в монахи дли поставления в епископы значило бы ничто иное, как действенность богоучрежденного таинства, каково священство, поставлять в зависимость от того, что имеет происхождение просто человеческое, каково монашество. Но у Греков в позднейшее время вошло в обычай требовать от белых священников и мирян, поставляемых в архиереи, предварительного пострижения в монахи. Каким образом и по каким побуждениям возник обычай, остается для нас неясным; но думаем относительно этого следующее: монах, поставляемый в архиереи, перестает быть монахом, но с него снимаются при сем только те монашеские обеты, которые несовместимы с архиерейством, каковы обеты — повиновения и ученичества, неисходного пребывания в монастырях с невмешательством ни в церковные, ни в житейские дела (4-го всел. соб. пр. 4), но не снимаются те монашеские обеты, которые совместимы с архиерейством, каковы обеты — подвижничества в жизни, целомудрия и нестяжательности; а так как и от всякого архиерея весьма желательны строгость жизни, целомудрие и нестяжательность, то, чтобы решительнее обязывать всех их к соблюдению этих требований, и придумали достигать цели по отношению к тем из них, которые поставлялись не из монахов, чрез предварительное пострижение в монахи: белый священник и мирянин, постриженные в монахи непосредственно перед архиерейством, перестают быть монахами с минуты поставления в архиереи, но при этом во всей силе остаются на них нарочито и торжественно данные ими обеты по отношению к сейчас указанным требованиям. Как бы то ни было, но мы положительно знаем, что не только в продолжение всего нашего периода домонгольского, но и значительно далее, по крайней мере, до первой половины XV века, у Греков еще не было непременным и обязательным образом требуемо, чтобы все не монахи, избиравшийся в архиереи, принимали перед поставлением монашеское пострижение 1). Что касается до наших четырех или пяти бе-

1) Из патриархов Константинопольских, поставленных не из монахов, первый принял перед поставлением монашеское пострижение Никифор I, Исповедник (806—815), бывший до избрания мирским чиновником. Живя в мире он имел намерение постричься в монахи, но прежде, чем привел намерение в

357

лых священников, поставленных в епископы в продолжение периода домонгольского: то Иларион принял пред поставлением монашеское пострижение 1), относительно Иоанна Новгородского не име-

исполнение, был избран в патриархи; поэтому он просил императора, чтобы прежде поставления ему дозволено было принять монашество: после отказов от патриаршества изъявил, наконец согласие быть поставленным, — он καὶ τὸ μεν σχῆμα τοῦ λαϊκοῦ πρὸς τήν τοῦ μονήρους μεταμεῖψαι ἀγγελοειδῆ πολιτείαν τὸν βασιλέα εὐθὺς παρῃτήσατο, τῇ ἀκριβείᾳ τὴν ἀκρίβειαν, καὶ τοῖς καλῶς προςδιανυθεῖσι πόνοις ἐπιπονωτέραν προστιθείς τελειότητα, т. е. тотчас же испросил у императора дозволения на то, чтобы образ мирянина переменить на ангеловидное состояние монашеского образа, приложив ревность к ревности и к хорошо совершенным трудам труднейшее совершенство, житие в Acta SS. Болландистов, Марта t. II, рр. 294 и 704. После Никифора очень много патриархов было избираемо не из монахов; но о большей части этих избиравшихся мы не имеем положительных и прямых сведений, как они поставлялись, — с предварительным пострижением в монахи или без него. Что касается до этих положительных сведений, то они, отрывочным образом доходя до начала XIV века, говорят, что непосредственный преемник Никифора Феодот Мелиссен или Касситер, отделяемый от него полустолетием Фотий и избранный в 1283 г. Григорий II, Кипрский, были поставлены из мирян с предварительным пострижением в монахи, а что в 1191 г. Георгий Ксифилин из белого клира и в 1316 г. Иоанн Глика из мирян были поставлены без предварительного пострижения (см. в Прибавлл. к Творр. Свв. Отцц. 1862 г. ч. XXI, статью: О сане епископском в отношении к монашеству в церкви восточной, стрр. 348 fin., 352 и 356). Симеон Солунский в первой четверти XV века с одной стороны говорит об обычае постригать предварительно в монахи избираемых в епископы из не монахов, как об обычае решительно господствующем, но с другой стороны, дает знать, что были допускаемы еще поставления и без пострижения, — De poenitentia сар. 266 и De sacerdotio, у Миня в Патрол. 1.155, рр. 489 и 964, cfr сейчас указанную статью, стр. 358 (На Константинопольском соборе 879—880 г. восточные говорили послам папы по принятому чтению деяний соборных: εἰς τὴν ἀνατολὴν, εἰ μὴ ἐστι κεκαρμένος ἐν Χριστῷ, ἐπίσκοπος ἤ πατριάρχης οὐ γίνεται, т. е. на востоке, если кто не пострижен во Христе, епископом или патриархом не бывает (у Horgenröther'a в сочинении Photius, Patriarch von Constantinopel, t. II. стр. 486), в каковых словах издатели греческого Пидалиона (в прим. к апостольск. пр. 51) видят положительное доказательство, что в половине XI века у Греков никого не поставляли без предварительного пострижения в монахи. Но в приведенных словах вместо μη должно поставить μεν, ибо вся речь читается: εἰς ἀνατολὴν... οὐ γίνεται, ἡ δε δύσις καὶ τοῦς ὄντας μοναχοὺς κληρικοὺς ποιεῖ, τοῦτο δε ἡμεῖς οὐ γνωρίζομεν, чтó будет значить: на востоке, если кто пострижен во Христе, не бывает епископом или патриархом, а запад делает клириками и сущих (настоящих, совершенных) монахов, — сего мы не знаем. Таким образом, в приведенных словах говорится и содержится свидетельство, что на Востоке не поставляли в архиереи монахов, постриженных в великий ангельский образ или схиму.

1) От митр. Илариона, как мы упоминали выше, сохранилось исповедание

358

ем прямых сведений, Илия и Гавриил не принимали пострижения 1), а относительно Иоанна Ростовского, полагая, что он был поставлен из белых священников, надлежало бы думать то же, что мы положительно знаем о двух последних.

Мы сказали, что Греки, быв избираемы, как это необходимо думать, из состоявших при митрополитах клириков или чиновников, были ставимы у нас в епископы вместе с природными Русскими в продолжение всего периода домонгольского до самого его конца. Едва ли можно сомневаться в том, что митрополиты Греки, каковыми они были все, за исключением двоих, имели большую наклонность ставить в епископы своих клириков Греков, были ли они из людей богатых или бедных, при чем последних они могли посвящать в долг, под условием, чтобы пошлины за посвящение были выплачиваемы после посвящения из доходов епархий. Однако, нельзя думать и того, чтобы в период домонгольский у нас слишком много было епископов-Греков, ставленных из этих митрополичьих клириков. Греки пользовались у нас слишком незавидной репутацией, и трудно допустить, чтобы князья наши, которые имели решительное влияние на замещение кафедр (о чем сейчас ниже), чувствовали особенную охоту видеть у себя епископов Греков. Была одна епархия, которую, вследствие ее особых обстоятельств, Грекам удавалось замещать особенно часто, так что они считали ее как бы своею епархией и которую они, если верить известиям, до некоторой степени сделали епархией полугреческой. Это — епархия Ростовская. В Ростове после св. Бориса не было своего удельного князя до начала XIII века и он принадлежал до конца XI века вместе с Суздалем к уделу Переяславскому, а после сего к уделу Суздальскому. Князья Переяславские, имея епископов Ростовских вдали от себя, а князья Суздальские, имея их все-таки не при себе, как можно думать, по этой причине давали свое согласие митрополитам, чтобы кафедра Ростовская была замещаема Греками 2).

веры, которое он письменно дал епископам перед своим поставлением. Под этим исповеданием он подписался: «мних и презвитер Иларион».

1) Что Илия и Гавриил не принимали пострижения и оба постриглись перед смертью (первый с именем Иоанна, второй — Григория), об этом ясно говорит имеющаяся современная запись, см. Опис. синодд. ркпп. Горск. и Невостр. № 380 л. 189 об., Отд. III стр. 269 fin., cfr Ипатск. лет. под 1160.

2) Что касается до того, что Греки успели сделать епархию Ростовскую до некоторой степени полугреческою, то в житии царевича Ордынского Петра, Ро-

359

По каноническим правилам, избрание епископа должно быть совершаемо собором епископов митрополии, под председательством митрополита 1), без всякого участия гражданской власти, вмешательство которой положительно воспрещается и признается противо-каноническим 2). Как было дело в сем отношении у нас в России, мы имеем положительные сведения только за вторую половину домонгольского периода и именно — сведенья, состоящие в том, что у нас, вопреки канонам, избирали кандидатов в епископы не митрополиты с собором епископов, а князья подлежащих уделов. Повелось ли это у нас с самого начала или вошло в обычай только с течением времени и не вдруг, остается неизвестным, но есть основания считать вероятнейшим последнее. В Новгороде епископы были не избранные самими Новгородцами, а присланные из Киева, до первой половины XII века. В летописях не говорится прямо, от кого они были присланы — от великого князя или от митрополита; но так как Новгородцы задолго до половины XII века перестали принимать от великих князей и своих князей удельных (выбирая их сами), то вероятнейшим представляется думать, что от последнего, а не от первого. Но если бы в других местах с давнего времени установился обычай избирать епископов самим, то было бы совсем непонятно, каким образом и почему долгое время медлили последовать этому обычаю других в Новгороде, где были все причины, чтобы он явился сам собой и ранее, чем у других. Первое прямое известие об избрании епископа удельным князем находим в летописи под 1126-м годом 3); затем они идут непрерывно до конца периода, причем, однако, не мешает заметить в них ту односторонность, что только указанное первое относится к южной Руси, все же прочие к Руси северной или Владимирской. По одному поводу находим высказанным в летописях общий взгляд на дело и состоявший именно в том, что право избирать епископа принадлежит не митрополиту, а князю и гражданам. В

стовского святого, утверждается, что в половине XIII века, когда Ростовская кафедра уже давно перестала быть замещаема Греками, в Ростовской соборной церкви на нравом клиросе пели по-славянски, а на левом по-гречески, — Правосл. Собеседн. 1859, I.

1) 1 всел. соб. пр. 4; 4 всел. соб. пр. 28 sub fin.; 7 всел. соб. пр. 3; Антиох. соб. прр. 19 и 23.

2) Апост. пр. 30, 7 всел. соб. пр. 3.

3) Марка в Переяславль князем Ярополком Владимировичем, Лавр. лет.

360

1185-м году митрополит Никифор 2-й поставил было епископом в Ростов без сношения с великим князем Всеволодом Юрьевичем некоего Николая Грека, но великий князь не принял последнего и принудил митрополита поставить своего кандидата; по этому поводу автор одной летописи 1) замечает от себя, что на святительский чин достоин восходить только тот, «кого князь восхощет и людье», а другой летописец 2) заставляет великого князя сказать митрополиту: «не избраша сего людье земли нашее». Впрочем, это нарушение нами канонов церковных относительно избрания епископов не должно быть представляем» как собственное наше дело, а только как повторение нами или воспроизведение того, что прежде нас сделано было в Греции: после Юстиниановых гражданских законов, расходящихся в своих предписаниях относительно избрания епископов с правилами каноническими, хотя и имеющих в виду не интерес власти государственной 3), в начале второй половины X века импер. Никифор Фока себе самому присвоил право назначения епископов, что и осталось потом на последующее время 4). История нарушения канонов у нас в России, вероятно, была такова, что сначала великие князья усвоили себе право указывать митрополитам кандидатов в епископы 5) и что потом удельные князья, не желая быть в зависимости от великих князей в нашем отношении, усвоили право избрания епископов себе самим. Выше мы дали знать, что из свидетельств об избрании епископов самими князьями только одно относится к южной Руси, все же прочие к северной. Очень возможно предполагать, что в южной Руси до са-

1) Лаврентьевской.

2) Ипатский под 1183 г.

3) Юстиниан в своих гражданских законах предписывает, чтобы клирики и лучшие граждане подлежащих городов (κληρικοὶ καὶ πρῶτοι τῆς πόλεως) выбирали трех кандидатов в епископы и чтобы из этих троих избирал и поставлял одного митрополит, — новеллы 123 гл. I, и 137 гл. 2 (повторено в Базиликах или Царских книгах,—ib. III, tit. I, cap. VIII).

4) Спустя то или другое время после Никифора Фоки установился обычай, чтобы от церковной власти было представляемо на усмотрение императоров по три кандидата, но обычай установился лишь в таком нетвердом виде, что императоры нарушали его всякий раз, когда хотели, — Морини de sacris ordinationibus, ed. Antverp. p. 155 sqq (Вальсамон и Властарь o праве императоров, не под лежащих ни законам, ни канонам, назначать епископов по своему усмотрению, у Ралли и П. III, 350, и VI, 344).

5) Лука Жидята был поставлен в 1036 г. в епископы Новгородские как будто именно таким образом.

361

мого конца периода было и так и иначе, т. е. что епископы избирались то самими князьями, то митрополитами, и что только северная Русь, явившаяся представительницей принципа щекотливой власти, однажды присвоив себе право, уже потом ревниво и неуклонно охраняла его.

Некоторые примеры из позднейшего времени периода домонгольского показывают, что князья заранее разузнавали о людях, достойных быть епископами, и заранее намечали их. Умирает в области епископ и князь тотчас же отправляет за кандидатом на его место куда-нибудь далеко: очевидно, что этот кандидат был уже предизбран в уме князя.

Из ближайшего к периоду до монгольскому времени мы знаем примеры, что епископы были предизбираемы и на самом деле (вопреки 23-му правилу Антиохийского собора). В 1261-м году в Ростове при жизни епископа Кирилла, достигшего глубокой старости, по благословению тогдашнего митрополита Кирилла 3-го и самого епископа, «изведоша архимандрита Святого Богоявления Игнатья (избрав его в будущие преемники Кириллу), и бысть причетник Святыя Богородица в Ростове» 1). Т. е. предизбранного преемника епископу заранее пометили при кафедральном соборе, взяв его с его действительного места. Очень вероятно, что так бывало и в период домонгольский 2).

Не на наших князьях лежала вина в том, что относительно избрания епископов они посягнули на каноны. Но едва ли можно сомневаться в том, что это посягновение было вовсе не к пользе самого дела. При избрании епископов митрополитами князья всегда могли иметь бдительный надзор над тем, чтобы митрополиты не допускали злоупотреблений; а между тем при избрании епископов

1) Лаврент. лет. «Бысть причетник» значит был причислен, причтен, к клиру, к штату соборному. В другом месте, под 1301 г., та же летопись странным образом употребляет слово причетник о поставленном епископе: «в Новегороде Великом поставлен бысть Феоктист епископом... и бысть причетник святое Софьи Новгородскые».

2) Мы говорили выше, что самые первые наши епископы, по всей вероятности, нарочито приготовляли преемников себе. Но здесь мы говорим не только о приготовлении преемников, но и о формальном их избрании и назначении (Ученик первого Новгородского епископа Иоакима Ефрем в продолжение пяти лет после его смерти заведовал епархией, но он не был предизбран в епископы, как и не был потом поставлен. Во всяком же случае самое первое время, как время исключительное, не должно быть принимаемо в счет).

362

ими самими была полная возможность действию всяких сторонних влияний 1). Представлялось бы то, что князья должны были лучше знать достойных людей, чем митрополиты; но последние должны были совершать избрания не единолично, а с собором епископов, а епископам люди достойные могли быть известны нисколько не менее, чем князьям.

Мы уже неоднократно давали знать выше, что огромное пространство наших епархий должно было иметь весьма значительное влияние на дух и характер наших архиереев. Влияние эго, к сожалению, было неизбежно, но оно было и могло быть не к лучшему, а к худшему. Архиерей по своей идее не есть только административно-судебный чиновник над духовенством бóльшего или меньшего округа, не имеющий никакого отношения к мирскому населению этого округа, но есть совершенно такой же пастырь сего последнего, сколько всякий приходский священник есть пастырь своих прихожан, с тем только различием, что он есть не только пастырь, но и архипастырь, т. е. не только сам пастырь, но и начальник над другими пастырями. По сей именно идее первоначально каждая отдельная церковная община, малая и большая, или каждый отдельный приход имел непременно своего епископа. Уничтожение епископов сельских и оставление только городских, с образованием епископских округов или приходов 2) так, чтобы они обнимали города с уездами, было собственно посягательством на архиерейство, как на пастырство. Но так как в Греции остановились на этом и не пошли далее, то посягательство, не проведенное слишком далеко,

1) Одна летопись дает знать, что имели место подкупы не только бояр княжеских, но даже и самих князей (Новгородская 1-я под 1228 г.. в рассказе об избрании в архиепископы Новгородские Хутынского чернца Арсения). Не знаем мы из периода домонгольского свидетельств о том, как люди честолюбивые добивались при дворах княжеских епископских мест, но чтó говорит об этих людях Епифаний Премудрый в житии св. Стефана Пермского за XIV век, по всей вероятности должно быть относимо уже и к нашему времени (Выделяя Стефана из числа искателей епископства, Епифаний говорит о нем: «не бо ведал, яко быти ему епископом, и не добивался владычьства, ни вертелся, т. е. перед князем и его боярами, ни тщался, ни наскакивал, ни накупался, ни насуливался посулы; не дал бо никому же ничто же и не взял у него от поставления никто же ничто же, ни дара, ни посулы, ни мзды. — Памятники Кушелева-Безбородко, IV, 148).

2) Епископские округи, как уже мы говорили, назывались не епархиями, что означало округ митрополии, а именно приходами — παροικία.

363

не имело и такого следствия, чтобы совершенно разрушить архиерейство, как пастырство. Архиерей вместо одного прихода ставший пастырем целого округа приходов, конечно, не мог уже для всех быть тем, чем был для одного. Но в Греции уезды были весьма малы, так что епархии в их новом объеме, после уничтожения епископий сельских, сделались приблизительно равны не более, как нашим благочиниям. Архиерей такого малого округа еще в значительной степени сохранял возможность остаться истинным пастырем своей паствы. Свои сравнительно весьма малые епархии архиереи имели полную возможность обходить ежегодно; обходя их, они имели полную возможность останавливаться в каждом селении на более или менее продолжительное время, так что, — как положительно вменяет им это в обязанность один императорский указ, — могли посетить по одиночке домы всех своих пасомых, не исключая и хижин бедняков, чтобы с каждым пастырски обо всем побеседовать и каждого наставить на путь благочестия 1). Находясь от своего архиерея не за сотни верст, а много — много верстах 15—20-ти, все христиане его епархии имели полную возможность обращаться к нему со всеми своими делами и нуждами, требующими его пастырского благословения и наставления. Таким образом, для мирян своих епархий архиереи в Греции и до позднейшего времени остались

1) Новелла импер. Алексея Комнина, у Ралли и П. V, 303. «Апостолы не для иного чего обходили вселенную, как для того, чтобы преподавать правое проповедание всем людям. Итак, должно и архиереям, которые наследовали их честь, каждому подобным образом делать в своем округе, поелику не служит к унижению архиерея, а напротив к величайшей чести, если он взойдет и в хижину бедняка, обстоятельно познакомится с его положением и направит его на путь благочестия, ибо такой архиерей делается подражателем учеников Христовых и Самого Христа, и этим преимущественно исполняет обязанность архиерейского звания. И «каноникон» (κανονικόν — подать архиереям с мирян епархии, о которой ниже) для того назначен архиереям, чтобы каждый, обходя (епархию) и уча, от него питался. Итак, пусть знает всякий архиерей, что он облечен на этот духовный труд и он должен это исполнить, как и блаженные оные отцы (древние архиереи) и самые божественные апостолы во всю жизнь творили это». (До какой степени во времена св. Иоанна Златоустого епископы принимали участие в делах мирян и до какой степени простирали свое попечение над ними, это видно из его слов: Еἰ γὰρ μὴ καθ’ἑκάστην ἡμέραν μάдλλων τῶν ἀγοραίων περινοτει τὰς οἰκίας ὁ τὴν ἑπισκοπὴν ἔχων, προσκρούμματα ἐντεύθεν ἀμύτητα, — ed. Montfauc. I, 489, т. е. имеющий епископство не более ли каждый день обойдет домов, чем разносчик, получая отсюда несказанные [неисчислимые] неприятности?)

364

в бóльшей или меньшей степени истинными пастырями и не превращались в их представлении во что-то такое, что засажено в губернском городе за двенадцатью стеклами, что «для нас недоступно и не имеет к нам никакого отношения» и что существует единственно на страх и на грозу попам 1)...

По отношению к священникам или пресвитерам архиереи, собственно говоря, вовсе не суть высокие начальники и грозные судьи, которых последние обязаны только трепетать. Пресвитеры собственно суть духовные соначальники епископов над духовными подчиненными, которые суть миряне. В первенствующей церкви, как мы говорили, вовсе не было таких приходов, в которых бы были одни пресвитеры, но каждый приход имел епископа и при нем собор и коллегию пресвитеров. Один вместе с другими, но никак не один без других, составляли духовное начальство общины; архиерей был в этом соборе или в этой коллегии президентом, пресвитеры — членами и советниками 2). Когда уничтожены были сельские епископы и сельские церковные общины или приходы подчинены были ведению епископов городских; когда в самых городах, из которых каждый первоначально, был ли он велик или мал, представлял из себя только один приход, ибо в них, так же как в селах, епископы с пресвитерами составляли по одной нераздельной коллегии, явились приходы в теперешнем смысле, т. е. явились особые церкви, к которым от собора пресвитеров, состоящего при епископах, начали быть отряжаемы и назначаемы особые заведующие и настоятели 3): тогда явились пресвитеры не состоящие при епископах, но живущие от них отдельно. Это выбытие некоторых пресвитеров

1) Стефан Новгородец, бывший в Константинополе в половине XIV в., пишет в своем Страннике, что когда он с своими спутниками был в св. Софии, то увидел их и беседовал с ними святой патриарх Цареграда Исидор (Вухирас), и по этому поводу восклицает: «о великое чудо! колико смирения бысть ему, иж беседова с странники — ны грешнии: не наш бо обычай имеет (На взгляд Стефана увидеть архиерея беседующего с такими людьми, как странники, — великое чудо...).

2) Примечание к сейчас сказанным нами словам вышло у нас слишком велико, и поэтому мы печатаем его на конце главы, вместе с приложениями.

3) О происхождении приходов в теперешнем смысле см. у Бингама в Antiquitt. Eccless. vol. 3 р. 593 sqq (lib. IX cap. VIII, § 2). К вопросу o времени появления этих приходов прибавим, кажется, не указанное Бингамом: Гангр. соб. пр. 6 и Сокр. Hist. Eccl. I. VII с. 36.

365

из собора пресвитерского, находившегося при епископе, нисколько не означало в сущности понижения этих пресвитеров и их нисхождения в ряд простых подчиненных. В одной большой общине (епископии) явилось несколько частных общин (приходов в теперешнем смысле) и этими последними начали заведовать отдельные лица из той коллегии начальников, которая стояла во главе большой общины; ясно, что это собственно — не подчиненные, а отдельные представители и уполномоченные центрального начальства. Но в то же время эти пресвитеры, находившиеся на частных участках (приходах) по самому своему положению подвергались опасности низойти на степень простых подчиненных. Центральное начальство, которого они были частными представителями, естественно, должно было иметь над ними надзор. Надзору над сотоварищами, каковы были пресвитеры на отдельных приходах по отношению к епископу с находящимся при нем собором пресвитеров, легко было превратиться, но мере течения времени, в надзор над подчиненными, а таким образом и сим пресвитерам оказаться по отношению к епископам не более как их простыми подчиненными. Это превращение священников приходских из сотоварищей и соначальников в подчиненные случилось и в Греции; но здесь, благодаря именно той же малости епархий, дело опять остановилось на полдороге и не дошло до своей крайности. Приходские священники стали подчиненными, но при малости епархий они все были так близки к епископу, все так часто виделись и обращались с ним и в епископии, в которую приходили к нему, и в своих собственных приходах, в которые он приходил к ним, что во взаимных отношениях одних к другим навсегда должна была уцелеть и остаться весьма значительная доля простоты и близости, при которых не могло быть и помину о том, чтобы начальник вознесся на недосягаемую высоту, а подчиненный ниспал в неизмеримую глубину, чтобы один стал олицетворением грозной власти, а другой — рабской приниженности и рабского трепета. В Греции приходские священники стали лицами подчиненными архиереям, но подчинение установилось в возможно лучшем виде этого последнего, избежав по возможности всего, что есть в нем худого и крайнего.

Не то должно было случиться с отношениями архиереев к их паствам и к их духовенствам у нас в России вследствие обширности наших епархий. Епархии наши были так обширны, что для большей части своих паств архиереи наши не имели физической возможности быть пастырями, ибо не имели возможности видеть

366

тех, кого надлежало пасти. Средство для пастырского общения архиереев с их паствами представляли объезды епархий. Но, при обширности последних, архиереи могли совершать их только таким образом, чтобы быть далеко не во всех селениях, а лишь в центральнейших пунктах, и останавливаться в каждом месте не на более или менее продолжительное время, а лишь на такой короткий срок, чтобы увидеть толкущуюся толпу пасомых и ничего более. При малости епархий архиереи без всяких неудобств для текущих дел управления и без всяких неудобств для людей, имевших настоятельную нужду их видеть, могли отсутствовать из мест своего обычного пребывания или из своих кафедральных городов на более или менее продолжительное время, ибо было незатруднительно для них непрерывное деятельное сношение с кафедрами и всем немевшим настоятельную в них нужду легко было их найти: напротив, при обширности епархий архиереи должны были настоятельно заботиться о том, чтобы по возможности менее продолжительное время находиться в отлучке от кафедр и из мест обычного пребывания. Таким образом вообще — при обширности наших епархий объезды архиереев могли быть только весьма быстрыми проездами по центральным пунктам и ничем более. Составляя труд, объезды нисколько не достигали своей цели, и поэтому были архиереями нашими оставлены 1). Следовательно, архиереи наши могли и имели возможность быть истинными пастырями только для незначительных, ближайших к ним, частей их епархий. Но человек устроен так, что если для него невозможно все, то он нисходит («съезжает» —

1) Так часто обязаны были греческие епископы посещать свои епархии, остается нам неизвестным; во, по всей вероятности, не менее как по однажды в год (что предписывалось на Западе,—Гизелера KG. II, 1, § 8 fin., 4 Aufl, S. 73): импер. Алексей Комнин в указанной выше новелле, не назначая определенного срока, предписывает посещать как можно чаще, συνεχέστερον, — у Ралли и П. V, 304 (По нашему петровскому Регламенту, «подобает епископу в год или в два года единожды обити и посетить епархию свою»). Что то или другое первое время епископы ваши объезжали свои епархии, об этом свидетельствует подать их с низшего духовенства, которая называлась подъездом и которая явилась как дар или поклонное им от духовенства при объезде ими епархий (См. также грамоту Новгородского князя Святослава епископу Нифонту, в Русскк. Достопп. 85 нач.: «в поезде от всее земли владыце»...). Что более или менее задолго до нашествия Монголов епископы наши прекратили объезды епархий (хотя вместе с тем не прекратилась сейчас названная подать, о чем см. ниже), об этом свидетельствует митрополит Кирилл 3-й в деяниях Владимирского собора 1274 года.

367

если только позволительно в данном случае это тривиальное выражение) на ничто. Человек по своей слабости более наклонен к ничему, чем к чему-нибудь, и ему нужны только предлог и извинение для того, чтобы он поспешил последовать своей склонности: в том обстоятельстве, что для него невозможно все, он находит таковые предлог и извинение и, хватаясь за них, быстро приходит к этому ничто, к которому его влечет его природа. Архиереи наши были совершенно такие же люди, как все люди, и помянутый нами закон наклонности более ни к. чему, чем к чему-нибудь, должен был иметь и над ними всю свою силу. Невозможность быть пастырями для всех предоставляла дело их собственной воле, — мере и степени их собственного усердия. Но предоставленные самим себе и находя предлоги оправдывать свое неособенное усердие, они, по указанному нами закону человеческой природы, и кончили тем, что медленнее или скорее свели возможное нечто на более удобное ничто. Не имея возможности быть действительными пастырями для всех, архиереи наши все меньше и меньше заботились о том, чтобы быть таковыми пастырями некоторых и кончили тем, что совсем перестали быть ими, став как бы не существующими для паств и оставшись только высшими церковными чиновниками, окружными начальниками приходских духовенств.

На характер отношений архиереев к подчиненным им приходским духовенствам обширность наших епархий должна была влиять также далеко не с хорошей стороны. Совершенно естественно, что — чем обширнее область, тем начальник сознает себя большим начальником. Но епархии наши не были теми крошечными областями, представляющими собой не более как волости или станы, каковы были епархии в Греции; они были так обширны, что не только обнимали целые удельные княжения, но даже по нескольку этих последних. Совершенно естественно и извинительно было поэтому явиться у наших архиереев гораздо большему духу власти, нежели как это было в Греции. Чем более известной категории начальников, тем менее они сознают свою власть и свое значение и, наоборот, чем их менее, тем они выше и тем они большие начальники. В империи греческой, которая разве немногим превосходила относительно пространства нашу тогдашнюю Россию число архиереев восходило до многих сотен 1); у нас же, на не-

1) При импер. Юстиниане, по Синекдему Гиерокла, в Грециии было 64 губернских и 935 уездных городов, следов. столько же было и епископов. После

368

много меньшем, а может быть даже и не меньшем, пространстве архиереев было и всего — сначала 8, а к нашествию Монголов 15: естественно, что у наших архиереев должно было явиться совсем иное сознание своей власти, чем у первых.

Обширность епархий, с другой стороны, и подчиненное духовенство должна была приводить к тому, чтобы и оно само и добровольно усвояло все бóльшую и бóльшую власть своим архиереям. Подчиненный тем свободнее и непринужденнее чувствует себя с своим начальником, чем чаще с ним видится и чем более обращается; напротив, он со страхом и трепетом предстает перед него, если ему приходится видеть его слишком редко. При обширности наших епархий священники наши могли видеть своих архиереев только весьма редко, хотя, как увидим ниже, и чаще нынешнего. Естественно, что уже они сами, никем не нудимые, представали пред архиереев не иначе, как с самым крайним смирением и унижением, и это тем более, что, с одной стороны, решительное большинство их, как увидим ниже, было не только без всякого образования, которое пробуждает сознание своего достоинства, но едва-едва грамотные, а с другой стороны — что все они по своему происхождению были из класса самого невысокого. Таким образом, обширность наших епархий должна была приводить к тому, чтобы, с одной стороны, архиереи наши поддались духу властительства или высоковластия, а с другой стороны — чтобы подчищенное им духовенство исполнилось духа особенного смирения и рабства. Следствием того и другого у нас было то, что архиерей, как начальник священников, стал по отношению к ним слишком высоко и недоступно, — что священники, как подчиненные архиерея, стали по отношению к нему слишком низко и приниженно.

Итак, пастыри своих паств более по имени, чем на деле, слишком высокие начальники своих подчиненных — таковыми явились у нас архиереи.

Причиной этого грустного факта должна быть считаема впрочем не исключительно одна только обширность наших епархий, но и еще нечто другое, более существенное и более, если так можно выразиться, органическое, именно — что, при переходе на новую почву,

Юстиниана, вероятно, много городов, а с ними и епископий, перестало существовать от набегов варварских. Но все-таки число последних продолжало оставаться очень большим; на Константинопольских соборах при Фотии присутствовало епископов — 861 г. более 300, 879—880 г. слишком 380.

369

архиерейство от этого самого должно было потерпеть значительное изменение к худшему, что на новой почве оно, так сказать, должно было несколько выродиться. В Греции, где именно впервые и явилось христианство, дух предания в архиерействе непрерывно шел от времен апостольских. По мере течения времени и там архиерейство не восходило все к большему и большему совершенству, а удалялось все больше и больше от первоначального совершенства. Но там помянутый дух непрерывного предания, хотя с течением времени умалившись и ослабев, все-таки остался в архиерействе с тем, чтобы благотворно в нем действовать и чтобы представлять собою противодействие решительному вторжению иного духа. Перенесенное к нам, архиерейство стало у нас совершенно внове, ибо переносятся учреждения, но не переносится дух. Таким образом, У нас архиерейство должно было совершенно вновь создать себе свой дух и характер или совершенно вновь слагать себя в нравственный тип. Без всякой подкладки доброго предания люди были предоставлены самим себе. Но человек, предоставленный самому себе, всегда и везде оказывается человеком, — всегда в этом случае он наклонен поставить дело так, чтобы обязанностей взять как можно менее, а наоборот власти присвоить как можно более. Обширность наших епархий представляла извинение нашим епископам в первом случае и невольно их влекла к сверх должному во втором. Люди оказались людями, и таким образом одно в соединении с другим — извиняющие и располагающие обстоятельства вместе с естественной, ничем не задержанной, наклонностью воспользоваться ими, и произвели то, что архиерейство наше сложилось в нравственный тип, значительно отличный от типа греческого, — что по отношению к мирским населениям своих епархий наши архиереи стали пастырями более в смысле отвлеченном и духовном, чем действительном, — что по отношению к подчиненным духовенствам они стали начальниками слитком высоко стоящими и много властными, далеко более должного грозными и страшными.

Ничто не бывает вдруг. И архиереи наши, разумеется, не сразу явились такими, какими мы их видим потом. Но, несомненно, то, что они начали становиться такими еще с самого начала или еще в период Киевский и что архиерейство наше позднейшее не есть что-либо новое против архиерейства древнейшего, но что непрерывная история его восходит к самому началу. Впоследствии на Москве явились и еще обстоятельства, которые должны были действовать на

370

наших архиереев в том же направлении, но эти обстоятельства только прибавили дела и не могут быть считаемы первыми причинами, из которых должен быть изъясняем характер нашего архиерейства.

Вышеприведенные наши речи клонятся вовсе не к тому, чтобы обвинять наших архиереев, а к тому, чтобы разъяснять факты. К оправданию наших архиереев может служить пример архиереев западных. С людей образованных спрашивается более, чем с необразованных; наши архиереи были необразованы, тогда как западные были люди образованные. Но и эти последние стали (поставили себя) в такие же отношения к пастве и подчиненному духовенству, как и наши.

В настоящее время у нас переводят архиереев с кафедры на кафедру в виде повышения или вообще по соображениям административным. Этот обычай, имеющий в основании своем взгляд на архиереев, как на чиновников и устраняющий взгляд на них, как на пастырей, начался у нас, если не ошибаемся, не ранее второй половины XVI века 1). Правила канонические весьма строго воспрещают беспричинные перемещения архиереев с кафедры на кафедру 2) и дозволяют это только по винам благословным, когда может произойти от сего особенная польза для населения епархии 3). В древней Руси по примеру древней Греции и в старой Руси до указанного сейчас времени, вопреки примеру позднейшей Греции, вовсе не было обычая перемещать архиереев с кафедры на кафедру 4).

1) Первый припоминаемый нами пример есть пример патр. Иова, который с епископии Коломенской переведен был на архиепископию Ростовскую. Из самих патриархов известны перемещением епископов — Филарет (Киприана Новгородского, Павла Крутицкого), а особенно Никон (см. у Соловьева т. XI, 2-го изд. стр. 318).

2) Вселенск. 1-го соб. пр. 15, Сарвик. соб. прр. 1 и 2 („ибо отцы, — говорит Аристин, — из самого дела уразумели, что никто из епископов не старается быть перемещенным из большого города в меньший, но (всякий) стремится перескочить (μεταπηδᾷν) из меньшого (низшего) города в больший (высший“, — у Ралли и П. III, 231). Как решительно был против перемещений Константин Великий, см. у Евсевия в De vita Const. lib. III c. LIX sqq (желание Антиохиян переместить к себе из Кесарии самого Евсевия).

3) Апост. пр. 14. При этом некоторые толкователи (Арменопул, —Ἐπιτομή τῶν κανόνων, τμήμ. ά, ἐπιγρ. δ’) и, как кажется справедливо, разумеют перемещение не навсегда, а на время, для временного заведывания епархией (как Григорий Богослов заведывал епархией Константинопольской).

4) В послемонгольской Руси, исключая отступление от сего при замещении самой кафедры митрополичьей, каковое отступление могло быть подводимо под

371

Выше мы не сказали об уровне просвещения или о степени просвещенности наших архиереев периода домонгольского. Об этом скажем ниже, когда будем говорить вообще о нашем просвещении в продолжение настоящего периода, где речь о сем будет более удобною.

От самих архиереев обращаемся к органам или чиновникам их епархиального управления.

Первоначально, когда каждая церковная община во главе собора пресвитерского имела своего епископа, епархиального начальства над самим духовенством не было и не могло быть, ибо все оно, состоя при епископе, представляло из себя одну корпорацию духовного или церковного начальства, имеющую духовными подчиненными себе мирян епархий или общин. Когда явились приходы в собственном смысле, с одной стороны — чрез уничтожение сельских епископий, а с другой — чрез учреждение таковых и в самых городах, и когда таким образом, в лице пресвитеров сих последних, явились по епархиям подчиненные из самого духовенства: то епархиальное начальство стали или остались составлять епископ с собором пресвитеров, находившихся при нем самом или при его кафедре. Епископ с находящимся при нем или кафедральным собором пресвитеров — в таком виде епархиальное начальство существовало довольно долгое время 1). Так как в Греции епархии, и после их расширения,

указанное апостольское правило. В Греции перемещения архиереев с кафедры на кафедру, не в виде впрочем нашего нынешнего как бы непременного правила, начались давно, см. у Ралли и П. V, 116 и 391, в Пидалионе примечч. к апостол. пр. 14-му и Сардик. соб. 1-му.

1) Так как штаты священников при кафедральных архиерейских соборах были в Греции, судя по Константинопольской св. Софии, очень велики, то должно думать, что совет епископов составляли не все эти священники, а старшие между ними в известном, определенном числе; иначе было бы неудобно и для всяких дел должны были бы собираться чуть не целые соборы (император Юстиниан назначает штат священников св. Софии в 60 человек, — Новелла 3 гл. 1 sub fin., а император Ираклий, † 641, в 80 человек, у Ралли и П. V, 231, cfr Номокан. Фотия тит. 1 гл. 30, — ibid. I, 69 (Когда наш Антоний Новгородский уверяет, что „у святыя Софии 3000 попов“ и что из них 500 штатных, получающих ругу, — Константиноп. Паломник по изд. Савваитова стр. 173, — (о штатных попах сравн. Новеллу Алексея Комнена у Ралли и П. V, 295: ἔμβαθμοι κληρικοὶ καὶ περισσοὶ): то на его показание, вероятно, нужно смотреть так же, как на показания других наших паломников, будто св. София „имать дверей 365, також и престолов“, — Стефан Новгор.).

372

происшедшего от уничтожения сельских епископий, были все-таки малы, то там не было никакой нужды в уездном духовном начальстве, соответствующем нашим духовным правлениям или благочинным, ибо там каждый епископ остался в полной возможности надзирать над всею епархией сам непосредственно 1).

При архиереях с соборами пресвитеров, которые составляли правительственную и судебную власть церковную, с весьма раннего времени начали появляться разные исполнительные чиновники, которые отчасти были из числа самих же пресвитеров 2), а преимущественно, и в позднейшее время, кажется, — исключительно, из диаконов 3). Эти исполнительные чиновники, первоначально подручные архиереям с соборами пресвитеров, с течением времени приобретали все больше и больше значения и в заключение окончили тем, что совсем заменили собою пресвитеров, сами став на место этих последних и из исполнительных чиновников превратились в

1) Не было впрочем чиновников уездных, постоянно живших в уездах, но были чиновники странствующие, посылавшиеся от епископов или визитаторы, — это периодевты (περιοδευταὶ, от περιοδεύω, собственно обхожу, а не собственно — врачую, исправляю, ибо в классической древности периодевтами назывались странствующие лекаря). Быв священниками и не имея собственных приходов, периодевты обходили епархии, чтобы производить надзор и устроять дела церковные (περιοδευταὶ δὲ λέγονται, διὰ tὸ περιὲρχεσθαι καὶ καταρτίζειν τοὺς πιστοὺς, μὴ ἔχοντας καθέδραν οίκείαν, — Зонара в толков. на 57 пр. Лаодик. соб., у Ралли и П. III, 223; οὗτοι περιοδεύουσι καὶ ἐπιτηροῦσι τὰ ψυχικὰ σφάλματα καὶ καταρτίζουσι τοὺς πιστούς, — Вальсам. ibidd). В позднейшее время периодевты стали называться экзархами (περιοδευταὶ δὲ εἴσιν οἱ σήμερον προβαλλόμενοι παρὰ τῶν ἐπισκόπων ἔξαρχοι, Вальсам. ibidd., cfr Дюканжа Gloss. Graecit. под сл. περιοδευτής).

2) Вероятно, тех младших, которые не были членами архиерейских советов, см. примечание выше, на стр. 372.

3) Ὀφφίκια ἐκκλησιάστικα, — Трульск. соб. пр. 7, cfr Новеллу Ираклия у Ралли и П. V, 232 и 233 (ὀφφίκια ἤ τα λεγόμενα ἐπιτάγματα). Ὀφφίκιον от лат. officium — должность вообще, а в частности должность низшего исполнительного чиновника при большем чиновнике (оффициал, cfr Дюканжа Gloss. Latinit.). Георгий Кодин, писавший в половине XV века, уверяет, что наши чиновники, в его время бывшие уже сановниками, о чем сейчас ниже, первоначально все были из пре свитеров, — De officiis Constantinopolitanis, гл. 9, в Патр. Миня t. 157 р. 84; по это ошибочно. Видя перед собою сановниками диаконов, которые, как таковые, возвышались над пресвитерами, и думая, что эти сановники всегда были сановниками, Кодин, естественно, находил необычным, что диаконы стали выше пресвитеров; не зная, как на самом деле это случилось, он и предполагает, что первоначально сановниками были пресвитеры, а потом придумывает благословную причину случившейся перемены, которая ibidd. и которая в существе не объясняет ничего.

373

сановников 1). После такой совершившейся перемены, епархиальное начальство начали представлять из себя архиерей и находящийся при нем штат разных наименований духовных чиновников или сановников. Полное число главных между этими чиновниками, заведовавших отдельными частями епархиального управления и имевших при себе более или менее многочисленные канцелярии 2), по правилу и по обычаю церкви Константинопольской, долженствовало быть шесть, именно: великий эконом, заведовавший всеми имениями и всем хозяйством епископии; великий сакелларий 3) — начальник мужских и женских монастырей, наблюдавший за их нравами и хозяйствами; великий скевофилакс — хранитель и начальник кафедральной ризницы, распорядитель по церкви относительно ее чистоты, убранства, освещения и пр., в случае небытности в приходских церквах 4) священников, имевший под своим охранением ризницу и все имущество сих последних; великий хартофилакс 5), чиновник самый важный, (называемый устами и правой рукой епископа,—Валсам. и Кодин), представлявший собою епископского канцлера и вместе юрисконсульта, который приготовлял и скреплял своею подписью все исходившие от лица епископа официальные бумаги и который обязан был заботиться об охранении епископских прав, отчасти ведавший дела епархиального управления, каковы — производство в церковные степени, разрешение и запрещение браков, и наконец — епархиалыиый судия духовенства и монахов во всех делах, как собственно духовных, так и гражданско-уголовных; сакеллий или сакелларий (без прибавления: великий, но иногда с прибавлением: малый, второй, μικρός, δεύτερος), подобный великому сакелларию начальник приходских цер-

1) Из ὀφφίκια — ἀρχοντίκια, — Зонара и Вальсам. в толков. на 7 пр. Трульск. соб., у Ралли и П. II, 321 и 322.

2) Приказы — σεκρέτα (латинск. secretum), Вальсам. у Ралли и П. II, 587, и IV, 533 sub fin., cfr Дюканжа Constantinop. Christ, lib. II, c. XIV, p. 1(51 (по-русски σεκρέτον буквально — тапбница, как и переводилось в древнее время, — «танбница царева»).

3) Σακελλάριος от σάκελλον, которое есть латинск. sacellum — мешок для хранения денег, место для хранения денег, казначейство; сакелларий собственно казначей (т. е. нужно думать, что в древнейшее время его обязанности были иные, чем в позднейшее; у императоров сакелларий и в позднейшее время — казначей).

4) Которые по своему происхождению как бы филиалы кафедральной епископской.

5) Собственно—делохранитель, архивариус.

374

квей с их имениями и епископской для наказуемых священников темницы 1); протекдик — официальный защитник (адвокат, ходатай) со стороны церкви всех, имевших право на ее защиту и искавших последней, в особенности рабов, отыскивавших свободу, и свободных людей, находившихся в опасности порабощения, затем, выражаясь по нынешнему, епископский судебный следователь и судебный пристав, отчасти как бы полицейский епископский чиновник, имевший некоторый надзор над духовенством и наконец епископский судия мирян, насколько они подлежали суду церкви и могли быть к нему привлечены 2).

Когда случилось в Греции, что сейчас указанные нами чиновники заменили собою в епархиальном управлении собор кафедральных пресвитеров, остается точно неизвестным. В начале XIII века это было уже «древнее предание» 3), а в конце XI, начале XII века при Алексее Комнене (1081—1108) — случившимся за многие годы (πρὸ μακροΰ χρόνου) 4); но, как со всею вероятностью следует заключать из указания Константина Порфирогенита в его книге «О церемониях Византийского двора (Ἐκθεσις τῆς βασιλείου τάξεως), этого еще не было в половине X века 5).

1) Которая, как хранилищница людей, подобно хранилищу денег называлась также σάκελλον (σακέλλη, σακέλι).

2) Прохекдик причислен к пяти первым в позднейшее время (у Ралли и П. V, 409), и так как все чиновники архиерейские считались по пяткáм или пятерицам, то и в числе шести они продолжали называться пятерицей: первая пятерица — πρώτη πεντάς (ibid. стр. 531 sqq). Эта первая пятерица имела особое название — ἐξωκατάκοιλοι, объяснение которого см. ниже.

3) Иоанн Китрский у Ралли и П. V, 409 fin., cfr Вальсамона ibid. IV 533 fin.

4) У Ралли и П. II, 156.

5) Говоря об императорских званых или парадных обедах (κλητώρια), Константин Порфирогенит помещает у себя подробный список всех чиновников гражданских и церковных, в каком порядке они садятся за стол, т. е. список с обозначением степеней всех чиновников, — Lib. II, сар. 52, τόμ. 3, у Миня в Патр. 1.112, р. 1346 sqq. В этом списке относительно главного и самого старшего по времени появления исполнительного чиновника патриаршего — эконома (который еще не называется великим экономом, а просто экономом) находим, что его имя написано дважды, и именно — во-первых, очень высоко, немного ниже митрополитов и епископов и много выше пресвитеров придворных и св. Софии; во-вторых — значительно низко, много ниже пресвитеров, непосредственно после кубикуляриев или комнатных чиновников патриарших (κουβικουλάριοι, стольники и спальники) и непосредственно перед диаконами

375

В нашей Русской церкви коллегиями епархиальных чиновников у епископов являются состоящие при них клиросы или крылосы. Что разуметь под этими клиросами — штат ли чиновников с особенными наименованиями и должностями, как это стало в Греции в позднейшее время, или безразличный собор пресвитеров, как это было в древнейшее время, остается неизвестным; но гораздо вероятнее, что последнее, а не первое, ибо постоянно говорится о клиросах вообще без различения в них особых чиновников и ни одно из указанных выше греческих названий этих особых чиновников как в летописях, так и вообще в наших памятниках, вовсе не встречается.

О клиросах или крылосах, состоящих при епископах или при кафедральных епископских соборах, мы встречаем в памят-

придворными и св. Софии. Относительно первого или высокого места замечено: καθὰ τὰ vῦv ἐπμήθη, т. е. как ныне (он — эконом) почтен, а относительно второго или низкого места необходимо думать, что оно есть то, которые он занимал до сейчас указанного почтения или повышения. Таким образом, если первый из исполнительных чиновников только что повышен был и поставлен выше пресвитеров, а дотоле был гораздо ниже их, то ясно, что исполнительные чиновники были ниже пресвитеров (и что их возвышение началось именно с сего повышения эконома, сделанного самим Константином). О прочих исполнительных патриарших чиновниках в списке не упоминается поименно; но по всей вероятности они должны быть подразумеваемы под οἱ καγκελλάριοι τῶν σεκρέτων (канцелярские чиновники, подъяки, писцы приказов или присутственных мест), которые стоят почти в самом конце списка (Константин Порфирогенит не однократно говорит об ἄρχοντες τοῦ πατριάρχου или τῆς ἐκκλησίας, иногда отличая их от пресвитеров, у Миня рр. 170, 256, 368, 1044, 1156: это, по всей вероятности, должно понимать так, что, как замечали мы выше, не все кафедральные пресвитеры были советниками епископов, а только старшие между ними в известном числе, к определению которого у патриарха Константинопольского, может быть, должно служить то указание Константина, что если патриарх обедал у императора с избранным причтом, то пресвитеров было с ним 24, — у Миня р. 1381. Ἄρχοντες иногда называются именем σεκρέτον: πατριάρχης μετὰ τοῦ σεκρέτου αὐτοῦ, у Миня p. 1148. Употребляемое Константином παπάδες τοῦ σεκρέτου или σεκρετικοὶ παπάδες, у Миня p. 1381, 1388, 1401, должно понимать не в смысле священников приказных или канцелярских, а в смысле клириков, причетников, ибо слово παπᾶς употреблялось у Греков не только в смысле священника, но и вообще клирика, причетника, см. в Новелле Алексея Комнина, у Ралли и П. V, 280, λιτὸς παπᾶς ἤτοι ἀναγνώστης. Название κουβικουλάριοι или κουβουκλείσιοι, у Миня pp. 1156, 1349, употребляется Константином в смысле комнатных патриарших чиновников, тогда как после оно стало употребляться и в смысле чиновников приказных, — Вальсам. у Ралли и П. II, 323 fin., т. е. после комнатные чиновники, вероятно, были и приказными.

376

никах довольное число упоминаний. Преп. Нестор в житии Феодосия и Печерского говорит о клиросе Киевской св. Софии 1); в дарственной грамоте князя Ростислава Мстиславича Смоленской епископии 1150-го г. говорится, что князь дает средства содержания епископу с клиросом его 2); в Новгородской 1-й летописи под 1156-м г. говорится о клиросе Новгородской св. Софии; в Лаврентьевской летописи говорится под 1230-м г. о клиросе епископа Владимиро-Кляземского, под тем же 1230-м и под 1231-м годами о клиросе Ростовской соборной или кафедральной епископской церкви, под 1257-м г. вообще о соборных епископских клирошанах 3); в Ипатской летописи под 1223-м и 1288-м годами — о клиросе епископии Владимиро-Волынской; в деяниях Владимирского собора 1274-го г. о соборных епископских клирошанах.

Что эти клиросы не были при епископах только штатами их соборных священников, а вместе были при них штатами их епархиальных чиновников, это не может подлежать сомнению. Прежде всего, это показывает их название, перешедшее к нам от Греков. Клирос или клир (κλήρος) у Греков собственно значит вообще духовенство 4), но в частнейшем и так сказать в техническом смысле клириками ν них назывались именно архиерейские чиновники 5): ясно, что и у нас название клирос, принятое для употре-

1) На конце жития, в чудесах: «Паки споведаху, яко един от клироса святыя и великыя церкве София, болящу ему»... Еще о клиросе Киевской св. Софии говорится в похвальном слове неизвестного св. Клименту Римскому, см. у преосв. Макария т. III, изд. 2-го стр. 217 fin.

2) Дополн. к Акт. Истор. т. I, № 4, стр. 5.

3) Еще см. годы 1189-й и 1237-й.

4) И преимущественно духовенство низшее, внеолтарное, Вальсам. у Ралли и П. II, 485.

5) Собственное название архиерейских чиновников: ἐκκλησιαστικοὶ ἄρχοντες — церковные сановники, ἐκκλ. ἀξιωματικοί — церковные чиновники; названия совокупности или корпорации чинов: ὀφφίκια ἐκκλησιασικά (с измененным смыслом сл. ὀφφίκια, см. выше), ἀρχοντίκια, ἀκιώματα, ἐπιτάγματα, λειτουργήματα, διακονήματα, κληρικάτα, — специальные сочинения ο них: Συνταγμάτιον περὶ τῶν ὀφφικίων, κληρικάτων καὶ ἀρχοντικίων.... ἐκκλησίας, патр. Иерусалимск. Хрисанфа, 1-е изд. в Торговище, 1715, 2-е в Венеции, 1778, и Die Synoden und die Episcopal-Aemter in der mor genländischen Kirche, von Jos. Zhishman, Wien, 1867; русские: Рассуждение o чинах Греко-российской церкви митр. Евгения, М. 1817, О должностях и учреждениях по церковному управлению в древней восточной церкви иеромон. Павла, Спб. 1857, О чинах патриаршей Константинопольской церкви в средиие века — статья в Правосл. Собеседн. 1868-го г. В греческих памятниках, соответствующих на-

377

бления не в общем смысле духовенства, а в частном смысле духовенства соборного архиерейского, может означать в приложении

шему периоду домонгольскому, нам пока не случалось встречать употребления названия κληρικοί — клирики в смысле архиерейских чиновников (по всей вероятности в нашем смысле, но не совершенно ясно, употребляется название в новелле Иоанна Комнина, 1118—1143, которая у Ралли и П. V, 306). Но о сем свидетельствуют известные нам записи и памятники XIII — XIV века и обычай настоящего времени; записи см. в Записках Одесск. Общ. Ист. и Древн. т. V, стрр. 604, 612, 615 и 616, памятники — в Acta Patriarchatus Constantinopolitani, изданных Миклошичем, т. I, стрр. 17 нач., 50 нач., и 575, т. II, стр. 571 fin., а о настоящем времени издатели Пидалиона пишут: την σύμερον κληρικοί ὀνομάζοντα» ὡς ἑπὶ τὸ πλεῖοτον οἱ τὰ ἑκκλησιαοικά ἀρχυντίκια καὶ ὀφφίκια ἔχοντες, τόσον ἱερώμενοι, ὄσον καὶ λαϊκοὶ (в примеч. к Апост. пр. 2); тоже самое Византий, — Κωνσταντινούπ. III, 523 (Относительно XVI и XVII вв. Иерофей Монемвасийский в Хронографе и Афанасий Ипсиланти в Истории Греков от взятия Константинополя Турками. — Κληρικάτα ὁφφίκια, собственно значившее должности, службу низших, внеолтарных клириков, — у Ралли и П. 21, стало потом означать должности чиновников, — у Чишмана в указ. сочин. стр. 90 примеч. 7. Как на Востоке название клирик с течением времени из общего стало частнейшим, вместо духовенства вообще стало употребляться о церковных чиновниках, так на Западе то же самое случилось с canonicus — каноник, которое первоначально значило духовного вообще или совершенно соответствовало названию клирик в его общем значении, — ὁ ἀπὸ κάνονος, κανονικὸς). — Кроме названия лиц в двух указанных смыслах, у нас в России слово клирос, с простонародной евколофонической перестановкой — крылос, употребляется еще как название мест стояния в церкви певцов и чтецов. От названия в котором из двух первых смыслов происходит это второе синекдохическое название, употребляющее имя лиц вместо имени места, на котором они стоят, не можем сказать, но вероятнее — от названия во втором смысле. Если бы производить его от низших клириков (которые преимущественно разумеются под словом клир в общем смысле, см. выше), как место их стояния, то название нужно было бы считать заимствованным из Греции (ибо у нас низшего клира не звали клиром и клиросом), но в Греции, сколько знаем, место стояния для певцов вовсе не называется клиросом. Что же касается до названия клирос в смысле соборных священников, то оно могло быль перенесено на места стояния певцов потому, что в соборах священники (соборные клиросы), как это в некоторых по крайней мере соборах и до настоящего времени, сами пели, стоя вне алтаря на местах, которые называются крылосами, cfr Вивлиоф. VI, 209 и 388, XI, 6 (т. е. мы хотим сказать: название мест стояния певцов и чтецов — клирос от клироса или клирошан в смысле соборных священников. Особые огороженные клиросы, которые в настоящее время есть во всех церквах, в древнейшее время по всей вероятности были только в соборах). — Кроме кафедральных соборов мы встречаем клирошан в монастырях, — под 1175-м г. упоминаются в Лаврентьевской летописи клирошане Боголюбские, т. е. Боголюбского монастыря: это значит, что в монастырях в несобственном смысле назывались клирошанами старшие монахи (позднейшие соборные старцы).

378

к этому последнему духовенству только ту его особенность, что оно было не просто духовенством, но вместе представляло собой при архиерее и его епархиальных чиновников, — было его каноникатом в том же смысле, в каком на Западе соборные архиерейские каноники суть одновременно и священники и епархиальные чиновники. Летопись, говоря о клиросе, ясно отличает его от простых священников, как корпорацию отдельную и употребляет в применении к нему такие выражения — эпитеты, которые не оставляют сомнения в том, что под ним должна быть разумеема корпорация священников совсем особых, — священников возвышенных над другими и имеющих власть: «игумени и попове и святыя сборныя церкве клирос», говорит она в одном месте; «игумени и попове и черньци и пресветлый клирос сборныя церкве святыя Богородица», говорит она в другом месте 1). В житии св. Аврамия Смоленского протопоп кафедрального архиерейского соборного клироса называется первым от старейших 2). Если протопоп соборного клироса есть первый от старейших, то ясно, что все соборные священники — клирошане суть старейшие; если же они суть старейшие, то очевидно, что они суть корпорация епархиальных чиновников и начальников. В послании неизвестного по имени епископа Владимирского к неизвестному по имени великому князю, сыну Александра Невского († 1263) о неприкосновенности судов церковных говорится, что эти суды даны клирошанам на потребу 3): под судами разумеются судебные пошлины; но если они идут клирошанам, то ясно потому, что последние суть судящие. О митрополите Максиме говорится в летописях, что, перенося кафедру митрополии из Киева во Владимир, он пришел из первого в последний со всем своим клиросом 4). Если бы его клирошане были просто священники, то он не имел бы нужды брать их с собой, ибо таковых он нашел бы и во Владимире; если же он взял их, то ясно, что они были не просто священники, но и епархиальные чиновники. Несомнительно ясные свидетельства о соборных клиросах, как о штатах епархиальных чиновников, к нашему счастью, сохранили для нас позд-

1) Лаврент. лет. под 1230-м и 1231-м гг.

2) «Призва (епископ Смоленский) единого от своего честного крылоса, первого от старейших — протопопа именем Георгия», Правосл. Собеседн. 1858-го г. ч. 3, стр. 385.

3) Опис. Румянц. Муз. Восток. стр. 28.

4) Так называемая Типографск. летоп. стр. 58 нач., также Степенн. кн. I, 378.

379

нейшие памятники Западно-Русской церкви, в которой эти клиросы не были оттеснены, как то случилось на Москве, светскими архиерейскими чиновниками, так называемыми архиерейскими боярами. В редакции Патерика Печерского так называемой Акакиевской, составленной в Печерском монастыре в половине ХV века, позднейшая приписка влагает в уста умирающему преп. Феодосию слова, обращенные к вел. кн. Святославу: «и се поручаю твоему благочестию святы сий монастырь..., да не обладает им ни архиепископ, ни ин никтоже от клирик Софейских» 1): ясно,, что тут клирик есть чиновник, ибо с какой стати опасаться обладания от простого священника 2)? Виленский собор 1509-го г. постановляет, что если священник дойдет до великих бесчинств, то «нам (епископам) соборне, с нашим крылосом — с священно-иноки и попы, таковому безчиннику не велети священствовати» 3). В 1539-м г. была учреждена епископия Львовская, на место давно закрытой Галичской, и первый епископ Львовский Макарий в том же 1539-м г. созвал священников Львовских и, посоветовавшись с ними, учинил клирос и предоставил ему власть держать, как и у иных епископов 4). В послании архимандрита Уневского Исаии Болобана, имевшего быть постановленным в епископы Львовские на место дяди его Гедеона Болобана, адресованном к будущей пастве от 3 Февраля 1607-го г. читаем: «пришед во Львов усердно во любве Христове собрах священное братство презвитерей и каноник сиречь правильных священник, иже в священнем церкви судилище со епископом председят».... и еще обещание: «каноны (нам) утвердити и чин нам клириков расписати опаства деля судов, на нихже оффекиях духовных мужем лепо быти» 5). Действительно поставленный на место Гедеона Евстафий Тисаровский в своей грамоте к той же пас-

1) См. Исторические чтения о языке и словесности II Отд. Акад. Наук за годы 1856-й и 1857-й, стр. 48.

2) А опасение клириков, как чиновников, значит то, что этим клирикам монастыри отдавались епископами в пользование, как бы в аренду (см. ниже).

3) Акт. Истор. т. I, 289, стр. 527 col. 2.

4) Акты Южной II Западной России т. I, № 103, стр. 106, см. также № 118, «тр. 124 fin. „Созвавши священники Львовские — пишет епископ — и розмовши (sic) з ними, учинили есмо клирос и заставили есьмо им моцно держати и по ных будучим потомком, так как у иньших епископиах есть“.

5) Акты, отводящиеся к истории Южно-Западной Руси, издал A. С. Петрушевич, Львов, 1868 г., стрр. 9 fin. и 13 sub fin.

380

тве от 22 Января 1608-го г. дает твердое обещание соблюдать права и привилегии клирошан своей кафедры 1).

К сейчас сказанному мы должны сделать одну оговорку. Мы говорим о клириках или клирошанах, составлявших административно-судебные коллегии или соборы при епископах, как о священниках их кафедральных соборных церквей. Так везде говорят о них и так везде представляют их памятники. Но, как кажется и даже весьма вероятно, это нужно понимать особым образом, а именно — что клирошане были соборными священниками и в то же время имели свои приходы, т. е. что в соборах они были главными священниками, имея под собой еще других священников, не принадлежавших к клиросу, и более числились, чем состояли действительными священниками. В этом виде представляет дело памятник XVI в., — запись помянутого выше епископа Львовского Макария 2). Странный факт этот, неизъяснимый в XVI в., изъяснится

1) Галицкий Науковый Сборник 1868-го т., выпуск I и II, стр. 70. — Что касается до Московской Руси послемонгольского периода, то упоминаются клирошане: в междумитрополию между Максимом и Петром, именно — говорится, что после смерти первого отправился в Константинополь искать поставления в митрополиты некий игумен Геронтий, который взял с собой святительскую одежду и утварь, одну икону Богородицы и жезл пастырский „и сановники церковные“ (Степ. кн. I, 414), — эти сановники суть именно клирошане, а название есть пере вод греческ. ἄρχοντες, как титуловались последние; при митр. Феогносте — Акт. Истор. т. I, стр. 1 col. 1, fin.; после Алексея до Киприана, Карамз. V, примм. 57 и 60; при Киприане, Карамз. V, прим. 254 стр. 99 нач. (причем употребляется замечательное выражение: „со всем своим клиросом, бело образующим. У самого Киприана в поучении к духовенству 1395-го г., Акт. Ист. т. I, № 11 стр. 20: „ино гды бывают сборныя церкви, а суть попы крилошане с дьяконы“... В написанном им житии митр. Петра: патриарх прислал судить Петра „единого от клирик церковных“ т. е. одного из чиновников патриархии, Степ. кн. I, 417. Как должно думать, клирошане исчезли или начали исчезать в Московской Руси со времени митр. Ионы. — Из актов юго-западной Руси, говорящих об епископских клирошанах нам известна одна грамота 1366-го г., в которой называется владыка Перемышльский Иларион с своими крылошанами, см. Памятки дипломатического и судебно-делового языка русского, изд. Я. Головацким, Львов, 1867, стр. 7 нач. В позднейшей Киевской Руси клиросы иногда называются по западному капитулами, — Русская историч. библиотека, изд. Apxeoгp. Комм, т. IV, стр. 64 и Галицкий Науковый Сборник 1868-го г., вып. III и IV, стр. 346).

2) Акты Южной и Западной России т. I, № 103. Что клирошане принадлежали к собору, видно из того, что они имели в нем неделю, что кажется нужно понимать не в смысле службы в продолжение недели, а в смысле службы в воскресенье и заведывания (в продолжение недели) ставленниками; что они

381

для нас, если мы позволим себе предположить, что так было и в период домонгольский. У Греков действительно было так, что указанные выше чиновники епископские с одной стороны состояли при епископах и их соборах, а с другой стороны были настоятелями приходов. Это произошло таким образом и от того, что когда начали являться в городах особые приходы, то для заведывания ими отряжались от епископских кафедр главные или старшие священники 1). К речи о сем будем иметь случай возвратиться еще после.

Каким образом епархиальные клиросы участвовали у нас в епархиальном управлении архиереев, мы пока не имеем решительно никаких положительных сведений.

Предполагая со всею вероятностью, что наши клиросы соответствовали не позднейшим греческим чиновникам с особыми наименованиями и с особым у каждого кругом деятельности, а древнейшим соборам пресвитеров, иначе сказать — предполагая со всею вероятностью, что в то время, как мы заимствовали от Греков епархиальное управление, оно было у них еще в своей древнейшей, а не позднейшей, форме, следует думать, что наши клиросы представляли собой не вторую, а первую форму греческого епархиального управления, т. е. что они представляли собой не штаты особых чиновников, между которыми под высшим надзором архиерея разделены были епархиальное управление и суд, а безраздельные соборы пресвитеров, которые целыми своими корпорациями составляли по-

имели приходы, видно из того, что в записи они называются по именам и каждый с своим приходом (на конце).

1) Что чиновники из пресвитеров имели свои приходы, см. у Кодина в De officiis (выписка у Дюканжа в Gloss. Graecit. под сл. ἐξωκατάκοιλοι). Но что точно также и ставшие чиновниками диаконы остались настоятелями приходов, это знаем из примера известного кантониста Феодора Вальсамона: состоя в должности патриаршего хартофилакса, он был диаконом великой церкви и в тоже время πρῶτος τῶν Βλαχερνῶν, т. е. настоятелем Влахернской церкви, — у Ралли и П. 1, 31, надписание (точно также в Риме presbyteri и diaconi cardinales, состоящие в коллегии папы, были настоятелями приходов, по которым титулуются и до на стоящего времени). Помянутые греческие чиновники носили особое название — ἐξωκατάκοιλοι (ἐξωκατάκηλοι). Самое вероятное объяснение названия есть то, что ἐξωκατάκοιλοι есть несколько поврежденное или несколько измененное из ἐξωκατάκελοι, что будет означать чиновников, живущих вне кельи, т. е. вне дворца епископского, каковыми были наши чиновники, как состоявшие настоятелями приходов (κατάκελλος из κατά и κέλλη, — чиновник живущий при келье, во дворце епископском; ἐξωκατάκελλος — живущий вне кельи, вне дворца).

382

стоянные советы епископов в деле управления и суда. Если это так, то за сим следует думать, что каждый член кафедрального клироса, не имея ничего отдельного и определенно назначенного в своем заведывании, имел значение только как член, во всем участвующий вместе с другими, и что в случае необходимости разделения дел между членами или в случае необходимости поручения каких-либо дел отдельным членам, это производилось не по определенному и однажды навсегда назначенному правилу, а каждый раз по особому усмотрению епископа со всем остальным клиросом. Как велико было у нас значение кафедральных клиросов при епископах или насколько велика была их власть в епархиальном управлении совместно с властью сих последних, мы также пока совершенно ничего не знаем. Но если первоначально, что весьма вероятно, клиросы и составляли из себя действительную власть, совместную с властью епископа, то во всяком случае в том обстоятельстве, что ни один из членов клироса не имел ничего определенного в своем заведывании и каждый из них имел значение только как член целого, заключалась причина, чтобы клиросы с течением времени все более и более утрачивали свое значение, а наконец и совсем его потеряли, нисшедши на степень простых соборных причтов или, если предполагать то, что мы сейчас предположили, разрушившись таким образом, что каждый член его нисшел на степень простого настоятеля своей церкви. Отнять у человека определенно принадлежащие ему права будет значить именно отнять или совершить правонарушение, но постепенно отдалять, а наконец и совсем отдалить от себя корпорацию советников, это должно было совершиться мало-помалу и незаметно и даже без намерения и вины отдаляющего. С нашими клиросами должно было случиться то же, что в Греции случилось с соборами пресвитеров, т. е. что с течением времени на их место стали наполнительные чиновники.

Кроме кафедральных клиросов, которые представляли собою пресвитерские советы или соборы при епископах, епархиальное управление еще состояло у нас: из наместников, и именно двух родов — одних, которые находились при самих епископах, и других, которые жили на уездах, заведуя известными частями епархии, и которые в свою очередь также имели при себе свои клиросы или соборы пресвитеров, — из тиунов и, по всей вероятности, из десятинников.

Если предполагать, что должность наместника не была впервые учреждена у нас, а была заимствована нами как готовая из церкви

383

Греческой, то нелегко будет указать, какой должности в церкви Греческой она соответствовала. Название должности не представляется буквальным переводом ни одной из должностей известных в церкви Греческой и по всей вероятности есть наше собственное, занятое из области гражданской 1). Всего ближе подходит к слову наместник греческое τοποτηρητής— местоблюститель, но у Греков топотиритами или местоблюстителями назывались не постоянные епархиальные чиновники, а временные послы куда-нибудь, имевшие представлять там, куда посланы, лицо пославшего, напр. послы на соборы, посланники для ходатайства о чем-либо к царям и пр. (cfr Вальсам. у Ралли и П. III, 357). После местоблюстителей должность наместника, состоявшая в большей или меньшей замене или представительстве лица епископа в епархиальном управлении и суде, между должностями, бывшими в церкви Греческой, может быть сближаема только с двумя — или хартофилакса или синкелла. Так как относительно должности первого со всею вероятностью следует думать, что в то время, как мы заимствовали от Греков церковное управление, ее еще не было или что она была еще только должностью низшею, исполнительною, то остается думать, что наши наместники соответствовали греческим синкеллам. Синкеллы, явившиеся в церкви Греческой весьма рано, первоначально означали просто пресвитеров или монахов, которые жили при епископах или в одних кельях с ними и которых иметь сожителями, в том или другом числе, требовал от епископов обычай для не укоризненности — propter testimpnium ecclesiasticum, т. е. для свидетельства непорочности жизни и для предотвращения неблагоприятных слухов. Но с течением времени из простых сожителей при епископах синкеллы превратились в настоящих чиновников и притом чиновников весьма важных, что видно из того, что синкеллы патриархов заняли место выше митрополитов 2). В чем именно состояла должность синкеллов,

1) В области гражданской наместники в древнее время обыкновенно назывались (по летописям) посадниками, но cfr так называемый устав Владимиров по списку второй половины XII века, у Карамз. к т. 1 прим. 506 („в котором городе наместник“, — на самом конце) и в Собрании Госуд. Грам. II, 6 sub fin., акт 1284 г. (Артемий наместник).

2) См. у Дюканжа в Gloss. Graecit. под сл. σύτκελλος. За позднейшее время сказанное должно разуметь о протосинкеллах, т. е. первых или старших между многими явившимися синкеллами (которых импер. Ираклий назначает патриарху двоих, у Ралли и П. V, 232). В X веке, по свидетельству Константина Порфирогенита, синкеллы давались патриархам императорами (не ясно, — все

384

положительно неизвестно; но следует думать, что они были как бы вторыми «я» епископов, т. е. возможно полномочными их викариями или возможно полными представителями и заменителями лица их самих во всей области епархиальных дел. Таким образом, сближение наших наместников с греческими синкеллами, если бы признать это сближение верным, должно было бы вести к тому, чтобы видеть в них викариев и представителей епископов или их наместников в том смысле совершенной замены, как это слово принято понимать. Весьма немногие положительные известия, которые мы имеем о наших наместниках, и при том не из периода домонгольского, а уже последующего времени, не противоречат вероятности указанного предположения. Греческие синкеллы все жили при епископах, напротив наши наместники — один жил при епископе, а другие посылались в уезды для самостоятельного управления отдельными частями епископий. Это различие, если только вообще верно наше сближение наместников с синкеллами, должно было зависеть от того, что у Греков епископии были так малы, что не было нужды разделять их на наместничества, у нас же напротив они были так велики, что подобное разделение оказывалось необходимым 1). Однако, не представляется невероятным думать и того, что должность наместника впервые или самостоятельно была учреждена именно у нас и что она создана была по подобию должности наместников мирских или княжеских (при чем малоупотребительное по отношению к княжеским чиновникам название наместник, может быть, взято именно за тем, чтобы отличить их от последних). Мы положительно знаем, что у нас самостоятельно учреждена была другая церковная должность, тиуна (равно как и должность десятинника); а поэтому может быть предполагаемо таковое же самостоятельное учреждение и должности наместника 2).

или один главный), De ceremm. Lib. II, сар. V, и за столами императорскими занимали место гораздо выше митрополитов, между самыми первыми сановниками империи (за общий стол на обедах после усеченного или собственно императорского, о котором выше стр. 101, прим. 3, садятся: магистр, ректор, синкелл, ibid. Lib. II, сар. 52, τόμ. 3 нач.).

1) Впрочем знаем некоторые примеры, что и у Греков в епархиях обширных, подобно нашим, были синкеллы, жившие в уездах (а не при епископах) и заведовавшие отдельными частями епархии. См. книгу Ἱστορία τῆς ἑπτανήσου et caet., ὑπὸ Π. Χιώτου, μέρος ά, ἐν Κερκύρα, 1863, стр. 241: островом Итакой (Теакой), принадлежавшим к епархии епископа Кефаллинийского (Кефалонийского), заведовал особый протосинкелл последнего.

2) Замечательно, что в Новгородской Судной грамоте архиепископский на

385

Поскольку наместников было и полагалось быть у каждого епископа и было ли доложено что-нибудь в этом отношении, пока остается совершенно неизвестным. Но частные известные примеры некоторых епископий дают знать, что их было весьма не помногу и что области наместников уездных (не живших при самих архиереях) едва ли не совпадали с областями наместников (посадников) княжеских, т. е. что поскольку и где в княжениях были вторые, постольку и там были в епархиях и первые. Симон, епископ Владимирский, в послании к Поликарпу дает знать, что у него в епархии Владимирской было два наместника — один при нем самом во Владимире, и другой в Суздале; он пишет Поликарпу: «аще бы ты был достоин, не бых тя пустил от себе, но своима рукама наместника тя себе поставил бых во обе епископьи Володимерю и Суздалю», т. е. позволяя себе преувеличение или гиперболу, он хочет сказать: если бы ты был достоин, то я бы поставил тебя наместником не только на одно из двух моих наместничеств, но и на оба. Симон разделяет свою епархию на две части по двум большим гражданским областям, из которых она состояла; есть вся вероятность думать, что и вообще наместники были в епархиях по большим гражданским областям, из которых они состояли.

Наместник, находившийся при самом епископе был епископским или епархиальным судией, как это мы знаем из достаточного количества свидетельств 1). Затем, очень вероятно, что он более или менее заменял и представлял епископа и в делах правления; но насколько и в чем именно, это остается неизвестным. Необходимо думать, что суд был производим нашим наместником не единолично, а коллегиально. при участии или всего собора клирошан или известного количества его членов, ибо даже в весьма позднее время было весьма твердо признаваемо, что святительский суд должен быть соборный (Стоглав). О наместниках, находившихся не при самых епископах, а на отдельных наместничествах,

местник называется один раз владычним посадником, — Акт. Эксп. т. I, № 92, стр. 70, col. 1 нач.

1) См. так называемый Устав Владимира, житие св. Алексея, который был ври Феогносте наместником, в Степенн. кн. 1, 450, Уставную грамоту вел. кн. Василия Димитриевича и митр. Киприана в Акт. Эксп. т. 1 № 9, Судную Новгородскую грамоту ibid. № 92 и запись Новгородскую о церковном суде ibid. № 103.

386

мы пока не имеем совершенно никаких сведений. Из позднейшего времени, когда на отдельные наместничества начали быть назначаемы лица светские и когда они больше или меньше утратили свое значение против древнейшего времени и потеряли свой первоначальный характер, с этими наместничествами домонгольского периода может быть сравниваемо только Киевское наместничество Московских митрополитов, пока митрополиты владели Киевом. Наместники Киевские, и в позднейшее время всегда назначавшиеся не из светских, а из духовных лиц, обладали самыми обширными полномочиями, вполне представляя собою лидо митрополитов во всем деле церковного управления и суда, за исключением поставления в церковные степени, чего не могли делать по неимению епископского сана и что должны были делать по их грамотам соседние епископы 1). Но таковы ли были по своим полномочиям наместники периода домонгольского, это остается неизвестным. Слишком обширная власть наместника Киевского может быть изъясняема тем исключительным обстоятельством, что Киев находился слишком далеко от Москвы и притом в другом государстве, так что митрополиты по необходимости должны были уволить тамошнее духовенство от всяких обращений к ним самим зачем бы то ни было. Так ли же было, когда этих исключительных обстоятельств не существовало, т. е. так ли было с уездными наместниками периода домонгольского, это пока составляет вопрос. Как бы то ни было, но во всяком случае нам кажется наиболее вероятным думать, что наместники эти в большей или меньшей степени представляли и заменяли лицо епископов. Если они заменяли их вполне, имея полномочие решать дела собственною властью, то в этом случае необходимо предполагать, что духовенству наместничеств предоставлено было право апелляции от них к самим епископам.

При уездных наместниках, так же как при самих епископах, были свои клиросы или свои административно-судебные соборы пресвитеров. Было бы необходимо предполагать это уже само по себе: если сами епископы управляли и судили не единолично, то тем более или, по крайней мере, тем не менее, странным представлялось бы думать, чтобы единоличная и неограниченная власть была предоставлена наместникам. Но во всяком случае мы имеем относительно

1) V Акты, относящиеся до юридического быта древней России, т. II, № 167, стр. 524.

387

этого положительные свидетельства, хотя принадлежащие и не периоду до монгольскому, а более позднему времени 1).

Появление тиунов прп епископах относят к позднейшему времени; но несомненно, что они принадлежат к числу чиновников епископских, явившихся с самого первого времени: мы имеем положительное свидетельство об их существовании в начале второй половины XII века 2). Тиуны княжеские и боярские, быв подручниками тех, при ком состояли, были главным образом подручными судьями (представлявшими из себя вместе с тем и людей, специально и нарочито знающих суд и законы, каковым знанием не всегда могли обладать их принципалы). Должно думать, что и епископские тиуны представляли из себя тех же подручных судей, именно — что они состояли в качестве помощников по судебной части при епископских наместниках, обязанные, может быть, судить мирян, насколько эти последние подлежали суду церковному. Затем, сведения, относящиеся к позднейшему времени (к концу XVI — началу XVII века, к правлению патр. Иова), представляют нам их как епископских полицейских надзирателей над духовенством, именно — надзирателей в самых кафедральных городах и над духовенством как местным, так и пришлым или временно проживавшим в них.

1) Клирос во Пскове в конце XIV в., где было наместничество архиепископа Новгородского, — грамота митр. Киприана в Акт. Ист. т. 1, № 8, стр. 17; клирошане в Самборе в начале XV в., где было наместничество епископа Перемышльского, — грамота в Акт. Зап. Росс. т. 1, № 31, стр. 45; крылошане в Вильне в конце XV века, где было наместничество Киевского митрополита, — ibidd. №152, стр. 175. — Высокое общественное положение епископских наместников в древнее время видно из того, что они являются при князьях вместе с их старшими боярами при заключении международных договоров, Собр. Госуд. Грам. II, 6 sub fin. В XVI и XVII веке в Галиции наместников избирали не епископы, а клирошане, первые же только благословляли или утверждали их, см. Акт. Южн. и Западн. Росс. I, 106 и грамоту епископа Львовского Евстафия Тисаровского, указанную выше. Что же касается до древнего времени, то, как кажется, избирали их епископы: слова епископа Владимирского Симона, приведенные выше, к в деяниях Владимирского собора 1273 года замечание, что иногда епископы поставляли наместников на мзде.

2) Сохранилась одна рукопись, написанная в Новгороде при епископе Аркадии, занимавшем кафедру с 1156 г. по 1163 г., и на рукописи записано, что она кончена при нашем епископе „и при тиуне Тупочеле“, — Срезневск. Древние памятники русского письма и языка, стр. 33 col. 1 (затем в 1366 г. упоминается тиун епископа Перемышльского, — Головацкого Памятники дипломатического и судебно-делового языка русского, стр. 7).

388

Весьма вероятно думать, что с самого древнего времени, как и в позднейшее время, Пуны были из людей светских, а не духовных, — из светских служилых людей при архиереях или так называемых боярских при них детей. Введение у нас в лице тиунов светского элемента в управление и суд церковные находило свое оправдание в примере церкви греческой (если не было прямым его воспроизведением): наши тиуны представляли собою до некоторой степени то же самое, что греческие экдики; но экдики у Греков в позднейшее время, по свидетельству Вальсамона, всегда были из мирян, а не из духовных 1).

(В позднейшее время по всем нашим городам являются соборы с протопопами во главе. Не знаем, когда начали появляться эти соборы. Но если с древнейшего времени, что вероятнее и о чем ниже, то не должно думать, чтобы их протопопы с самого первого появления представляли собою вторую инстанцию уездной власти под наместниками; первоначально они были только первыми священниками в соборах (как теперь), а чиновниками стали в Западной Руси и на Москве в позднейшее время (в Западной Руси не только сделаны были начальниками протопопы городские, но учреждены были протопопии и уездные, как наши теперешние благочиния, что было взято с образца деканатов Римско-католических). Вальсамон дает знать (у Ралли и П. III, 142), что в Греции протопопы заменили собою в малых городах или пригородах и в больших селениях древних хорепископов, но, по его же свидетельству, административное значение хорепископов совершенно уничтожилось (παντελῶς ἠπράκτησεν), следовательно, не перешло на протопопов, (ibid. III, 47, и IV, 277), а Аристин дает знать, что они только в своих селениях первенствуют, т. е. что они суть только начальные иереи (старшие священники или настоятели в приходах многоклирных,—ibid. III, 140. Πρωτοπαπαδίκιον в Греции, ibid, II, 148 нач., не значило административный округ епархии, а малый город или большое селение, принадлежащее епископу).

Итак, у нас органами епархиального управления в период домонгольский были: во-первых, кафедральные клиросы, которые со-

1) У Ралли и П. IV, 531 нач. (В древнейшее время экдики у Греков если не всегда были, то по крайней мере иногда бывали и из духовных: напр. патриарх Константинопольский Иоанн 5-й, † 674, был из пресвитеров и протекдиков великой церкви. Впрочем, из протекдиков по одним известиям, по другим же — из хартофилаксов).

389

ставляли из себя пресвитерские советы или соборы при епископах, и, во-вторых, наместники этих последних с своими помощниками — тиунами, из коих (наместников) один, состоявший при самой кафедре, был викарием и помощником епископа в самом месте его нахождения, а другие, жившие в уездах на отдельных наместничествах, обладая бóльшими или меньшими полномочиями и также имея при себе свои клиросы, были особыми уездными епархиальными начальниками.

К этим двум категориям чиновников со всею вероятностью должна быть причислена еще третья, которая достоверно известною становится только в последующее время, но которой начало есть все основания относить еще к сему первому периоду. Это — чиновники уездные низшие и, как нужно думать, не из клира или духовенства, а подобно тиунам из мирян.

В Греции, как мы говорили, не было постоянных уездных чиновников в епархиальном управлении, потому что при весьма небольшом пространстве епархий в них не было никакой нужды. Напротив, у нас, при слишком большой обширности епархий, была в таких чиновниках настоятельная и неизбежная нужда. Не знаем точно, каким из чиновников греческих соответствовали наши наместники; во всяком случае, те из них, которые не жили при самих епископах, а находились на особых наместничествах, представляя собою нововведение против церкви Греческой, были чиновниками уездными. Но так как этих наместников, по причине ли их больших полномочий и высокого положения или по чему-нибудь другому, было в епархиях весьма не по многу, то для более действительного надзора над духовенством требовались под ними еще низшие уездные чиновники. В после-монгольское время мы находим таких низших уездных чиновников в так называемых десятинниках, и мы думаем, что эти десятинники явились в качестве уездных епархиальных чиновников еще во время домонгольское. По своему первоначальному происхождению десятинники суть собственно сборщики десятины в пользу епископов с населений епархий. Наши епископы со стороны государственной власти были обеспечены в средствах содержания тем, что князья уступили им десятину или десятую часть с податей, или оброков, которые они собирали с населений, и с некоторых других статей своих доходов, а также предоставили взимать им десятину и со всех частных собственников, о чем обстоятельнее скажем ниже. При этом,

390

что касается именно до десятины или десятой части с казенных податей или оброков, то князья поступали не так, чтобы собирали ее сами вместе с своими девятью десятыми частями и потом выдавали ее епископам гуртом по расчету, а так, что, выключив ее из своих доходов, предоставляли собирать ее у самих плательщиков самим епископам, как отдельную подать. Таким образом, собственное назначение десятинников, как мы сказали, состояло в том, чтобы собирать с населений епархий эту десятину княжеских податей, отделенную в пользу епископов. Эти-то десятинники в период после-монгольский и являются не только сборщиками десятины или податей, но вместе и низшими епархиальными чиновниками, надзирающими над духовенством. Когда совершилось их превращение из простых сборщиков в епархиальных чиновников, пока остается совершенно неизвестным, но, как мы сказали выше, со всею вероятностью надлежит думать, что превращение имело место еще во время домонгольское. Когда бы ни случилось это превращение, во всяком случае его необходимо объяснять нуждой. Епархии наши были слишком обширны, а между тем уездных чиновников, которые бы могли надзирать над духовенством, за исключением наместников, надзор которых простирался еще на слишком большие частные округи, не было учреждено по неимению таких чиновников в церкви Греческой. Десятинники, живя для своих сборов в уездах по участкам или десятинам, представляли собою готовых людей, которыми с полным удобством можно было воспользоваться для целей надзора, т. е. представляли собою готовых людей, к обязанности которых производить сборы с полным удобством могла быть присоединена еще обязанность надзирать над духовенством своих округов или десятин. Так как это было удобно, то и было сделано. Но если сейчас указанным образом необходимо объяснять превращение десятинников из простых сборщиков податей в административных епархиальных чиновников, то и последнее событие необходимо относить еще ко времени домонгольскому. Та нужда, которая заставила превратить десятинников из простых сборщиков в административных чиновников, во время домонгольское столько же существовала и совершенно столько же была настоятельна, как и после. За время домонгольское мы не можем указать никаких препятствий, которые бы помешали совершиться этому превращению еще тогда; предполагать же, что тогда еще не успели догадаться сделать то, что сделали после, очевидно, есть дело нисколько не правдо-

391

подобное, ибо догадаться было слишком просто, так как на догадку невольно наводило самое дело, и для того, чтобы сделать ее, период домонгольский представлял слишком достаточно времени.

Мы сказали, что десятинники, по всей вероятности, были не из самого клира или духовенства, а из лиц светских. В последующее время они всегда и непременно были из светских, а не из духовных, и вопрос только о древнейшем времени или собственно в том: были ли они светскими с самого начала или же превратились в таковых из духовных только впоследствии, в период после-монгольский или Московский? Для ответа на вопрос мы не имеем никаких положительных данных. Так как мы знаем, что в период Московский случилась замена лиц духовных лицами светскими (так называемыми архиерейскими боярами) в центральном епархиальном управлении: то представлялось бы думать, что имела место та же замена, случившаяся в тот же период Московский, и в нашем случае. Но относительно первой замены мы знаем, чем она изъясняется; в изъяснении же нашей второй замены мы не в состоянии придумать ничего основательного и напротив предположение, что десятинники были из людей светских с самого начала, является необходимым для совершенно удовлетворительного изъяснения первой замены 1). Таким образом, представляется вероятнейшим думать, что десятинники не стали у нас из светских только в период Московский, а были таковыми с самого начала. Но если это так, то мы в сем случае отступили от примера Греков, а равно от примера Болгар и Сербов. У Греков, Болгар и Сербов епископы также взимали подати с мирских населений епархий и также собирали их посредством своих собственных чиновников; но у всех троих чиновники эти были лица духовные, так называемые экзархи, которые, быв посылаемы для сбора податей, имели вместе с тем и визитовать или ревизовать епархии 2). Чем объяснить это наше отступление от примера Греков, Болгар и Сербов, не можем сказать положительным образом. Правда, что у Греков в нашь период домонгольский лица светские уже начали быть принимаемы в число чиновников архиерейских, именно — в число чиновников низших после указанных высших (и за давним исключением между этими последними экдиков, о чем

1) Об этом читатель должен смотреть уже во 2-м томе нашей Истории.

2) См. Вальсамона у Ралли и П. I, 63 sub fin., и II, 592 нач.

392

мы говорили 1); но так как экзархам главным образом было усвояемо еще то значение, что они, обходя епархии, примечают и исправляют в них все духовное, требующее исправления (см. выше стр. 340): то едва ли были уже посылаемы у них тогда экзархами лица светские. Как случилось у нас, что десятинниками у архиереев стали миряне, само по себе это изъясняется очень просто: при учреждении епархий епископы были снабжены у нас от гражданского правительства для их нужд, как вотчинников и вообще как людей, представлявших из себя больших бояр, светскими служилыми людьми; чтобы не содержать этих служилых людей посредством жалованья, архиереи и назначили в кормление им десятинничество 2). Вопрос однако в том, каким образом случилось, что это простое, вовсе не являвшееся похвальным нововведением в области церковной администрации, сделано было у нас вопреки примеру Греков. Так как наша десятина представляла собою совершенно тоже, что десятина западная, и была, по всей вероятности, взята с примера этой последней, о чем скажем ниже: то подозревается нам, что и десятинниками у нас стали лица светские именно по примеру западному 3). Как бы то ни было, но это наше нововведение против церкви Греческой со всею вероятностью должно быть признано за несчастие для нашего низшего духовенства: светские десятинннки, став административными чиновниками, явились такими грабителями этого духовенства, какими едва ли бы явились десятинники духовные (обстоятельнее об этом во 2-м томе).

Итак, со включением десятинников, общий состав епархиальных чиновников в период домонгольский будет: а) чиновники центральные или находившиеся при самом архиерее: 1) его наместник, представлявший собою его помощника и как бы его викария,

1) Относительно Греков см. у Дюканжа в Gloss. Graecit. под сл. ἔξαρχος, относительно Болгар у Срезневского в Сведениях и заметках о малоизвестных и неизвестных памятниках,—прилож. к 34 т. Записок Акад. Наук, №4, стр. 20, относительно Сербов в нашем Кратком очерке историк православных церквей Болгарской, Сербской и Румынской, стр. 685, § 38.

2) И у Сербов архиереи имели наклонность сделать то же, но были остановлены в сем случае государственною властью, см. наш Краткий очерк, стр. 686, § 38.

3) Какие лица были сборщиками десятины на Западе, этого, к сожалению, мы не могли доискаться в находящихся у нас под руками книгах. Но у Дюканжа в Glossarium’е Latinitatis под сл. decimarii есть выписки, из которых как будто следует, что ими были лица светские.

393

с своим подручником — тиуном; 2) кафедральный клирос или штат кафедральных священников, составлявший правительственную коллегию при архиерее; б) чиновники уездные: 1) наместники областные с теми же своими подручниками тиунами и также имевшие при себе свои клиросы — более или менее полномочные начальники отдельных округ, на которые разделялись епархии; 2) десятинники — низшие надзиратели над духовенством.

III.

Пространство епархиального суда. Церковные законы. Дополнение об епископах (архиепископы).

От представителей или органов епископской власти обращаемся теперь к ее у нас пространству.

Епископ есть духовный начальник над своею паствою и духовный ее судья. Эта власть принадлежит ему по божественному праву; этой власти никто не может ни расширить и ни умалить у него, и в этом отношении епископ всегда и везде один и тот же. Но власть епископов, нерасширимая и несократимая сама в себе, может более или менее расширяться на счет власти гражданской, которая может поступаться и обыкновенно поступается епископам большею или меньшею частью своих прав. Так как это последнее есть дело совершенно свободное, зависящее в каждой стране от доброй воли гражданского правительства, то и власть епископов частных церквей может быть шире или уже, смотря потому, сколько в какой стране уступается гражданским правительством его собственных прав епископам. Следовательно, вопрос о пространстве власти епископов в нашей Русской церкви есть вопрос о том: сколько уступило им своих прав наше гражданское правительство. За тем еще одно ограничение. Власть бывает двоякая — правительственная или административная и судебная; первая есть власть непрерывно действующая и привязанная к известному роду дел (правительственный или административный чиновник непрерывно исполняет известные обязанности), вторая есть власть действующая перерывами и могущая простираться на дела разного рода (судия разбирает дела преемственно одни за другими и может разбирать одни после других дела разных категорий или классов). Так как двух

394

властей, непрерывно действующих и привязанных к известного рода делам, не может соединять в себе одно и то же лидо без ущерба для одной или другой власти и так как епископы суть уже правители (администраторы) духовные: то на сем основании гражданские правительства не могут уступать им, а они не могут принимать от правительств какой-либо части власти правительственной (административной). В самой церкви, ограждающей духовную правительственную власть от всякого ослабления посредством применения к ней власти правительственной мирской, с самого древнего времени существовало каноническое и твердое постановление, чтобы епископы, пресвитеры и диаконы не принимали на себя никаких мирских попечений, а иначе были извергаемы из сана 1). Таким образом, когда идет речь об уступке епископам гражданскими правительствами большей или меньшей доли своих прав, то всегда должны быть разумеемы права судебные, но не правительственные (административные); а следовательно в частности и в нашей Русской церкви могла получить то или другое расширение только власть епископов первая, а не последняя, которая и у нас, так же как везде, была ни шире, ни уже того, какою она должна быть по своему существу.

Прежде всего, у нас, так же как и в Греции, судебная власть епископов была расширена посредством того, что им предоставлены были в подсудность священники не только как духовные чиновники, но и как граждане, т. е. в подсудность не только по преступлениям против своей должности, но и по всем вообще, за исключением преступлений уголовных самых тяжких. Об этом мы скажем ниже, когда будем говорить о приходском духовенстве.

Другим и важнейшим расширением у нас судебной власти епископов было то, которое случилось прямо на счет мирян, чрез предоставление епископам гражданского суда над сими последними. Об этом втором расширении мы и скажем теперь.

Так как веру и церковь и епископов мы заимствовали от Греков, то естественно было бы ожидать, что и в сейчас указанном отношении епископы будут поставлены у нас совершенно в то же положение, как это было в Греции. Но у нас обстоятельства и условия были иные, а потому и дело вышло значительно иначе. В Греции, где юридические понятия стояли на иной степени развития,

1) Апостт. прр. 6, 81 и 83, 4 всел. соб. прр. 5 и 7, 7 всел. соб. пр. 10, Двукратн. 11 и Карфаг. 19.

395

чем у нас, государственный суд был делом чисто государственным. Нанятой или каким бы то ни было способом поставленный правительством судия производил судебное разбирательство, постановлял приговор и тем кончалось его отношение к подсудимым — с них самих он не получал себе никакого вознаграждения за свой труд 1). Напротив, у нас в России дело было еще в таком положении, что судей содержали сами судящиеся, именно — с каждого судебного дела гала в пользу первых известная определенная пеня или пошлина. В Греции вмешательство кого-либо постороннего в дело государственного суда не причиняло ни малейшего личного ущерба судьям и разве могло доставлять им одно облегчение, уменьшая количество дел, подлежащих разбирательству; напротив, у нас всякое подобное вмешательство было посягательством на доходы судей, на их содержание. Вследствие этого, совершенно различного, отношения судей к суду в Греции и у нас, очевидно, и пространство юрисдикции епископов не могло явиться у нас совершенным снимком с такового же в Греции. Так как в Греции было совершенно безразлично для судей, судили ли суд они сами или он был предоставлен кому-нибудь другому; так как там правительство, допуская участие в суде сторонних людей, не наносило ни малейшего ущерба личному интересу действительных судей: то там, вследствие высокого понятия о нравственной доброкачественности епископов и в освящение обычая, сложившегося еще в то время, когда церковь находилась под государством языческим, епископам предоставлено было весьма обширное право вмешательства в дело государственного суда. Пока государство было языческим, у христиан установился обычай, в случае тяжб и ссор обращаться не к суду государственных языческих судей, но к суду судей собственных, добровольно избранных и в особенности к суду пред-

1) Новеллы Юстиниана 17 гл. 1 и 124 глл. 1—3, Еклоги Льва Исавра тит. VII, новелла Константина Копронима περὶ ἐκταγιοτικῶν у Цахарие в Ius Graecoroma num III, 267, Царских книг кв. VII, тит. IV гл. V (Арменопула Прохирон кн. IV, глл. 45 и 46, cfr Неволина О пространстве циркового суда в Полном собр. сочинн. VI, 300, sqq. Так называемые спортуллы — σπόρτουλλα, иначе ἐκταγιατικά, ἐκβιβαστικὰ, ἐφόδια, συνήθειαι (пошлины) взимаемы были не судьями, а судебными приставами, и представляли собою то, что у нас было „хоженое“ и „езженое“ недельщиков. Судьям третейским Юстиниан предоставляет брать с обеих тяжущихся сторон некоторое вознаграждение за труд разбирательства гражданских дел, если тяжба не менее как о ста золотых монетах, — новелла 82 гл. 9).

396

стоятелей общин—епископов. Так как в самом существе суда не было никаких препятствий, чтобы этот до-христианский обычай допустили и христианские императоры; так как, с другой стороны, высокое понятие о нравственных качествах епископов обязывало сделать это, сохранив и подтвердив им преимущество, которым они до той поры пользовались с таким безукоризненным достоинством: то христианские императоры и поспешили сделать это, предоставив епископам сначала неограниченное, а потом несколько ограниченное право третейских судей, т. е. право, чтобы епископы, если бы тяжущиеся по взаимному соглашению не захотели идти к обыкновенным судьями, а захотели обратиться к ним, принимали таковых на суд и чтобы их суд имел совершенно ту же самую· силу, как если бы он был произведен обыкновенными судьями. Это право предоставил епископам первый же христианский император Константин Великий, о чем Созомен пишет: «позволил тяжущимся, чтобы они обращались к суду епископов, если бы они не хотели идти в гражданские суды; приговоры епископов не только имели всю силу, но даже и большую, чем других судей, как бы были постановлены самим императором, и ректоры провинций с их чиновниками обязаны были приводить в исполнение судебные решения епископов» 1). Это узаконение Константина было повторяемо несколько раз и последующими императорами и оставалось в силе до позднейшего времени; только вскоре после Константина сделано было то ограничение, чтобы епископы принимали к своему третейскому суду дела гражданские, но не уголовные 2).

У нас, как мы сказали, было так, что с каждого судебного дела в пользу судей шла известная пошлина. Предоставить кому бы то ни было право третейского суда или право судящимся уклоняться от суда обыкновенных судей у нас значило лишать этих послед-

1) Hist. Eccles. lib. I, с. 9.

2) Cod. Justinian. lib. 1, tit. IV, legg. 7 и 8. Впрочем, и в позднейшее время, как дают знать свидетельства, судили и уголовные легкие преступления, — Вальсам. у Ралли и П. III, 495 fin (узаконения Юстиниана не внесены в Царские книги Льва Мудрого, — Вальсам. ibid. I, 171; но это по всей вероятности должно понимать не так, чтобы они положительным образом были отменены, а так, что книги, не говоря отдельно об епископах, как о третейских судьях, разумеют их вместе с другими в своих общих речах о третейских судьях, которые в кн. VII, тит. II. Что и после издания Царских книг епископы пользовались правом третейского суда, при чем нарочитым судьей в сем случае был у них протекдик, см. у Ралли и П. III, 495, fin).

397

них принадлежавших им доходов. Таким образом, по сей причине у нас и епископам вовсе не могло быть предоставлено права, усвоенного им в Греции. Напротив, из того обстоятельства, что наш суд представлял собой доход, само собою вытекало то непременное положение, что суд, предоставленный одному, должен быть неприкосновенен для всякого другого, как собственность первого, а следовательно — и по отношению к епископам вытекало то положение, что для них должен быть неприкосновенен суд, предоставленный гражданским судьям.

Однако, и у нас было так, что государство почтило епископов значительной уступкой им своих прав; только у нас это было совсем иначе, чем в Греции, и уступка имела другой смысл и значение, чем там. Не допуская вмешательства епископов в область суда гражданского, предполагая это вмешательство столько же невозможным, сколько вообще невозможно чье бы то ни было посягательство на чужую собственность, государство или князья сделали у нас то, что расширили собственную постоянную область суда епископов на счет суда гражданского, т. е. что, не предоставляя епископам права постоянно вмешиваться во все дела суда гражданского, они предоставили их постоянному ведению некоторые такие дела, которые собственно подлежали сему последнему суду. В Греции чрез предоставление епископам права третейских судей свидетельствовалось уважение к их высокому нравственному характеру; у нас уступкой епископам некоторых предметов суда гражданского делался им денежный дар, предоставлялось им несколько лишних статей дохода.

Относительно истории расширения у нас суда церковного на счет суда гражданского, к сожалению, мы имеем весьма мало положительных д достоверных сведений.

Существуют так-называемые церковные уставы Владимира и Ярослава или их будто бы дарственные грамоты церкви, которые именно делают то, что расширяют суд церковный на счет суда гражданского, предоставляя первому одна одно, другая другое количество дел гражданских. Но если бы который-нибудь из этих уставов, исключающих себя взаимно, и был подлинным, то во всяком случае оставалось бы несомненным, что ни один известный в настоящее время список того и другого не представляет их в подлинном виде, а все представляют в большей или меньшей позднейшей переделке, и что, таким образом, мы лишены возможности знать,

398

что в том и другом уставе есть подлинное. Так или иначе, больше или меньше, расширен был у нас суд церковный на счет суда гражданского в самом начале, но необходимо принимать, что впоследствии с ним не случилось того, чтобы его пространство временно сокращалось, а было то, что он постепенно все более и более расширялся. Между тем из половины XII века мы имеем документальное свидетельство о пространстве у нас церковного суда, из которого оказывается, что даже и в то время он еще имел иные и более узкие пределы, чем по какому бы ни было из списков того или другого устава. Такое документальное свидетельство составляет жалованная грамота Смоленского князя Ростислава Мстиславича, данная им новооткрытой Смоленской епископии 1150-м г. (о ней ниже).

Затем, вопреки нынешним горячим и не горячим защитникам подлинности уставов, с совершенною решительностью должно возвратиться к мнению Карамзина, что они суть не подлинные уставы или грамоты, а позднейшие поддельные произведения.

Устав Владимира, дошедший до нас в нескольких редакциях 1) и множестве списков, начинается кратким введением о принятии Владимиром христианства от Греков и о взятии им у них первого митрополита, и потом содержит запись о дарствованиях великого князя, которые суть: пожалование десятины Киевской церкви св. Богородицы; предоставление в подсудность епископам — во-первых, всех мирян по некоторым делам гражданским, во-вторых — некоторых классов мирян и духовенства по всем делам гражданским; поручение заведыванию епископов богоугодных заведений и их надзору торговых мер и весов. «Се аз князь Василий, нарицаемый Володимер, сын Святославль, внук Игорев (и) блаженныя княгнни Ольги, въсприял есмь святое крещение от Грецьского царя и от Фотия патриарха Царегородьского (и) взях первого митрополита Леона Киеву, иже крьсти всю землю Русьскую святым крщением. Потом же летом многым минувшем создах церковь святыя Богородица Десятиньную, и дах ей десятину по всей земли Рустей из княжения в сборьную церковь, от всего княжа суда,... из торгу,... из домов на всяко лето от всякого стада и от всякого жита... Потом разверзше Грецьскыи Номоканон и обретох

1) В трех редакциях: древней, которая должна быть принимаема за оригинальную автора, и в двух позднейших. См. в приложении к этой главе.

399

в нем, оже не подобает сих судов и тяжь князю судити ни бояром его ни судьям,... а се церковнии суды: роспуст, смилное, заставанье... (перечисляются дела гражданские, по которым все миряне должны быть подведомы суду епископов). Се же искони установлено· есть и поручено святым пискупьям (епископам) городские и торговыя всякия мерила и спуды и звесы... А се церковные люди: игумен, поп, дьякон... (перечисляются люди, предоставленные епископам в подсудность по всем делам гражданским), монастыреве, больнице»... (богоугодные заведения).

Все, что находится в уставе не только по всем известным редакциям, но и по всем без изъятия многочисленным спискам всех редакций, конечно, есть в нем подлинное и первоначальное, принадлежащее самому его автору. С этим совершенно согласны и защитники подлинности устава. Итак, во-первых, по всем спискам устав сначала говорит о даровании Владимиром десятины Киевской церкви Богородицы, а потом о предоставлении известной части гражданского суда и пр. всем Русским епископам. Если читатель припомнит себе, что десятина была дана не одной Киевской церкви Богородицы и не одной митрополии, но и всем епископиям, то он поймет всю несообразность того, как имеет себя дело в уставе. Устав говорит о пространстве суда, предоставленного всем Русским епископам; но и десятина была дана всем им: ясно, что и о предоставлении последней он должен был говорить не одной Киевской церкви Богородицы, а и всем епископиям. Эта совершенная и в подлинном Владимировом уставе невозможная несообразность, очевидно, должна быть объясняема так, что позднейшие составители устава не знали о даровании Владимиром десятины всем епископиям, — что, читав в летописи о десятине только Киевской церкви Белгородцы, они и даруют последнюю только ей одной и ставят частное распоряжение о ней во главе тех общих узаконений, которые сочиняют сами.

Во-вторых, по всем спискам устава Владимир дает десятину Киевской церкви Белгородцы «во всей земли Русской». Но это невозможно и совсем нелепо; Владимир дал и мог дать десятину Киевской церкви Богородицы только в области великого княжения, десятина же с прочих областей или уделов долженствовала быть дана и дана была их собственным епископиям 1).

1) Нам, конечно, поспешат возразить, что так говорит о даровании десятины и летопись. Однако это не так; в летописи Владимир говорит: «даю

400

В третьих, по всем спискам устава Владимир говорит, что он предоставляет суду епископов известное количество дел гражданских на основании греческого Номоканона. Но это неправда, и следовательно — сам Владимир не мог этого сказать.

В-четвертых, по всем спискам устава Владимир предоставляет суду епископов «смилное» или тяжбы из-за брачных контрактов (рядных грамот) и тяжбы о «заднице» или о наследстве («дети тяжутся о задницю»). Но относительно тяжб о наследстве мы имеем положительное свидетельство, что при Ярославе они подлежали суду князя 1), а затем — ни одних, ни других тяжб не находим подлежащими суду епископов даже в половине XII века (грамота Ростислава Смоленского).

В-пятых, по всем спискам устава предоставляются в нем заведыванию епископов больницы, гостиницы, страпноприимницы, с судом над паломниками, лечцами и сторонниками. Но несомненно, что при Владимире, как и после, у нас вовсе не было помянутых богоугодных заведений (cfr 2-й половины тома стр. 749 по 1 изд.).

В наибольшей части списков устава во вступлении говорится о том, что Владимир после крещения взял у патриарха первого митрополита Киеву, так что это место (о взятии митрополита у патриарха) со всею вероятностью должно быть относимо к местам, принадлежащим оригиналу. Но во всех тех списках, которые, говоря о сем, называют патриарха по имени, — а таких списков в своей категории решительное большинство, — он есть Фотий, умерший до Владимира за сто лет 2).

церкви сей святей Богородицы от именья моего и от град моих десятую часть». Летопись говорит, будто Владимир «дал бе десятину к церкви той по всей Русской земли» только под 1169-м г. (Лавр., — Ипатск. под 1172-м г.), когда уже плохо разумелось, что такое десятина (а как это последнее могло случиться, ясно будет из следующих ниже речей о десятине).

1) В Правде Ярославовой: „Аже братья ростяжуться перед князем о задннцю“... то... Толковать образ выражения: „аже ростяжутся“ так, что тяжущимся предоставляется обращаться к суду князя, если они не хотят идти на суд епископа, натянуто и неосновательно. По характеру нашего суда, о чем мы говорили немного выше, у нас не могло быть того, чтобы тяжущимся было предоставлено по произволу обращаться к тому или другому суду. Словом „аже“, которое в данном случае действительно сообщает речи некоторую неопределенность, начинается в Правде чуть не каждый параграф или каждая статья.

2) Имени патр. Фотия нет в некоторых списках устава позднейшего времени, когда было узнано, что он не современник Владимира. Но вместе с решительным большинством позднейших списков оно стоит в списке древней-

401

Как нахождение чего-нибудь во всех списках устава свидетельствует о принадлежности этого чего-нибудь самому автору, так, наоборот, отсутствие чего-нибудь во всех списках устава должно, конечно, свидетельствовать о небытии этого последнего в самом оригинале. Между делами, поручаемыми ведению епископов, ни в одном списке устава не читается: «аще кто водит две жене». Между тем со всею необходимостью должно предполагать, что это преступление предоставлено суду епископов с самого начала и самим св. Владимиром. Отсутствие его в уставе дает знать, что последний явился в то время, когда языческий обычай двоеженства совсем вывелся или, по крайней мере, стал так редок и незаметен, что не напомнил о себе его авторам.

Если бы Владимир действительно дал церкви свой писанный или письменный устав, то подобный чрезвычайно важный для церкви законодательный памятник, конечно, был бы сохранен духовенством не только северной Руси, но и южной, и ожидать его сохранения в южной Руси были бы гораздо большие основания, чем в северной. Между тем позднейшая южная Русь вовсе не знала никакого устава Владимирова 1).

шем, так что несомнительно должно быть принимаемо за принадлежащее оригиналу устава.

1) В позднейшей южной Руси известен только устав Ярославов, со всем отличный от устава Ярославова северного, который мы разумеем в самом тексте, — Акты Западн. России т. I, №№43, 82 и 166. Этот последний устав, также подложный, несомненно свидетельствует о подложности устава Владимирова, ибо он дает видеть, что в позднейшей южной Руси пространство церковного суда было не то, каким бы оно должно было быть по уставу Владимирову (в некоторых позднейших Кормчих, списанных с древних списков южного происхождения, читается устав Владимиров, напр. в списке Кормчей XVI века» Румянцевского Музея по описанию Востокова № 235. Это должно понимать не так, чтобы устав читался в самых оригиналах, а так, что писцы списков помещают его у себя сверх последних, или в дополнение к последним). — „Чтобы сохранить подлинность устава Владимирова, — говорит Неволин, — можно предполагать, что по какой-нибудь причине устав Владимиров не был известен Ростиславу Мстиславичу (Смоленскому)“, — О пространстве церковного суда в Полном собрании сочинений т. VI, стр. 291. Но предполагать это совершенно невозможно и было бы в высшей степени странно. Да если бы Ростислав и не знал устава Владимирова, то он знал бы, какое пространство на основании устава имел суд церковный в действительности и конечно, предоставил бы его епископу Смоленскому в том объеме, который он имел (между тем как он предоставляет его совсем не в том объеме, какой дается ему уставом).

402

Со всякими усилиями можно еще пожалуй доказывать подлинность устава Владимирова; но никакими усилиями нельзя доказать подлинности устава Ярославова, так что самая попытка делать это была бы оригинальным упорством и более ничего.

Устав этот, дошедший до нас, также как и устав Владимиров, в немалом количестве списков и также не совсем в одной редакции 1), представляет собою список преступлений против нравственного христианского закона, которые вместе признаются и преступлениями государственно-уголовными и по которым все миряне предоставляются суду церковному, — митрополита и епископов, не только как по преступлениям нравственным, подлежащим духовным епитимиям, что само собою разумеется, но и как по преступлениям государственно уголовным, подлежащим мирским наказаниям; при этом точно обозначаются размеры денежных штрафов, которые должны быть взимаемы епископами с виновных. «Се аз князь великий Ярослав, сын Володимерь, по данью (в других списках — по записи) отца своего, сгадал есмь с митрополитом с Ларионом, сложил есми с греческим Номоканоном, аже не подобает сих тяж судити князю и бояром; дал есмь митрополиту и епископом те суды, что писаны в правилех в Номоканоне, по всем градом и по всей области, где крестьянство есть. Аже кто умчит девку или насилит, за сором ей»... столько-то, епископу столько-то. «Аже кто пошибает (бьет) боярскую дщерь или боярскую жену»..., за сором ей столько-то, а епископу столько-то, и т. д.

По всем спискам устава Ярослав говорит, что он сложил его по данью или по записи отца. Но если Владимир имел намерение написать устав, то с какой стати он не сделал бы этого сам, а поручил устно или письменно (!) Ярославу (которого он вовсе не прочил в свои преемники)? И почему Ярослав исполнил бы волю отца не в начале правления, а только под самый конец его? Вообще непонятные в подлинном Ярославовом уставе слова показывают только то, что составители его не знали о существовании мнимого устава Владимирова, что вполне подтверждается и взаимным счислением их содержания (А митрополит Иларион, поставленный под самый конец правления Ярослава, конечно, потому, что составители не знали другого митрополита времени Ярослава).

По всем спискам устава Ярослав говорит, что он предо-

1) См. также в приложении к этой главе.

403

ставляет епископам те суды, которые писаны в правилах в Номоканоне. Но это совершенная неправда.

По всем спискам устава размеры штрафов за преступления отличаются несообразностями.

По всем спискам устава в нем есть такие речи, которые вовсе не идут в жалованную грамоту князя митрополиту и епископам и превращают его из сей последней в нечто другое, в церковное каноническое сочинение; именно, во-первых, говорится о таких правах митрополитов и епископов над священниками и монахами и о таких взаимных правах священников между собой, которые вовсе не касаются князя; во-вторых, говорится не только о преступлениях гражданских, подлежащих гражданским наказаниям, но и о преступлениях духовных, подлежащих духовным наказаниям — епитимиям.

После этих признаков подложности устава не совсем решительных есть в нем признаки подложности совершенно и безусловно решительные.

Во-первых, суд митрополита и епископов над мирянами по преступлениям уголовным расширяется в уставе до такой степени, как у нас этого не только не могло быть и не было во времена Ярослава, но несомненно не было и никогда после (разного вида кражи). А если автор устава предоставляет суду митрополита и епископов даже поджигательство, то доходит уже до совершенного абсурда. В сем весьма важном уголовном преступлении не только миряне всегда судились судом гражданским, но, по всей вероятности, всегда подлежали ему и лица духовные 1).

Во-вторых, наибольшую часть преступлений устав облагает двойным наказанием, — денежным штрафом в пользу епископа и казнью в собственном смысле со стороны князя. Не допуская того, чтобы наше древнее законодательство представляло собою нечто противное разуму человеческому и нечто немыслимым образом выдававшееся из всех других законодательств, конечно, нельзя допустить и того, чтобы у нас в древнее время преступления могли быть обложены двойным наказанием 2).

1) То же должно разуметь об убийствах и душегубстве, которые предоставляются суду митрополита и епископов некоторыми списками устава. — Относительно времени Ярославова сравнивай его «Русскую Правду».

2) В объяснение этой несообразности Неволин ссылается на пример государств западных, в которых церковные преступления, признававшиеся и граж-

404

Неизвестный автор устава Владимирова, заставляя Владимира предоставлять суду митрополита и епископов по известным делам гражданским и по известным преступлениям уголовным всех мирян, ссылается на греческий Номоканон: «разверзше греческий Номоканон, обретохом в нем, оже не подобает сих судов и тяжь князю судити ни бояром его ни судьям». То же делает и автор устава Ярославова. В греческом Номоканоне вовсе нет того, чтобы дела гражданские и преступления уголовные, которые предоставляются нашими уставами суду митрополита и епископов, предоставлялись суду последних 1). Однако, ссылка уставов на греческий Номоканон оказывается сделанною не совсем без всякого основания или не совсем простою фальшью и ложью. В Номоканоне или Кормчей книге после канонов церковных и после гражданских законов, относящихся к церкви 2), еще помещено несколько кратких общих руководств к последним законам, из коих одни представляют собою официальные памятники законодательства, а другие произведения частных юристов; эти руководства суть: выписка из ветхозаветного законодательства Могсеева 3), устав о наказаниях неизвест-

данскими преступлениями, были обложены двойной денежною пенею, — в пользу князя и епископа, — О пространстве церк. суда в Полн. собр. сочинн. VI, 302. Но ссылка совершено неосновательна. На Западе помянутые преступления подлежали суду смесному (†orum mixtum) и они не были обложены двойною пенею, а одна пеня с них разделялась между двумя судьями на две части. Действительное объяснение дела не это: в наших Кормчих, о чем говорим сейчас ниже, находятся статьи, относящиеся к греческому гражданскому законодательству, в которых назначаются телесные наказания за разные преступления; усвояя суд по многим из этих преступлений церковной власти, составитель устава Ярославова и присоединяет к своим денежным пеням в пользу епископов эти телесные наказания со стороны гражданской власти (тогда как у нас, как и на Западе, гражданская власть наказывала не телесными наказаниями, а теми же пенями). — Доказывающие подлинность устава Ярославова желают заставить верить тому, чему не находила возможным верить даже старая Русь: хотя устав писался и переписывался частными людьми, но на него вовсе нет прямых официальных ссылок, как на устав Владимиров.

1) Желающий может смотреть Неволина О пространстве церк. суда, стр. 277.

2) Собрания сих законов, сделанного Иоанном Схоластиком: в Никоновской печатной Кормчей гл. 42, и извлечения из собрания сих законов, представляемого так называемым Κείμενον’οм Ноноканона Фотиева: в Никоновск. Кормчей гл. 44.

3) В Никон. Кормч. гл. 45, надписание: „Избрание от закона Богом данного Израильтяном Моисеом“..., состоит из 50 глав.

405

ного частного юриста, названный «Законом судным» 1), Еклога Льва Исавра 2) и Прохирон Василия Македонянина 3). Сейчас указанные руководства к гражданским законам помещены в Кормчей книге вовсе не потому, чтобы дела гражданские и преступления уголовные, о которых в них говорится, предоставлены были императорами в Греции суду церковному, а совсем по другой причине. В Греции, как мы говорили, епископам предоставлено было право третейских судей, т. е. право принимать к себе на суд всех мирян и во всяких делах, если бы они не пожелали судиться у обыкновенных судей. По этой причине в Греции судьи церковные имели такую же нужду в знании законов гражданских, как и судьи гражданские. А поэтому-то руководства к гражданским законам и внесены в Кормчую книгу 4). Но у нас это было понято иначе: законы гражданские, внесенные в Кормчую книгу по сейчас указанной причине, у нас были поняты как законы, трактующие о власти епископов (предоставляющие в исключительную подсудность последних дела и преступления, о которых в них говорится). И вот эти-то руководства к гражданским законам, помещенные в Кормчей и вовсе не думающие предоставлять в (исключительную) подсудность епископам дел и преступлений, о которых говорят, и составляют тот греческий Номоканон, по которому будто бы не подобает известных тяж гражданских и преступлений уголовных князю судити ни боя-

1) В Никон. Кормч. гл. 46, надписание: „Закон судный людем царя Константина Великого“. В древнейших списках статья называется просто „Законом судным“ (Восток. Опис. Рум. Муз. стр. 275 col. 2 и наша Академич. ркп. № 54, л. 38), а в позднейших списках усвоена Константину Великому потому, что в начале ее читается: „Прежде всякия правды достойно о Божии правде глаголати, темже и святый Константин, первый закон списав, предаде сице глаголя“... (С учеными примечаниями статья напечатана во 2. т. Русскк. Достопп).

2) В Никон. Кормч. гл. 50; усвояемая Льву Мудрому надписывается: „Леона, царя премудрого, и Константина, верною царю, главизны о совещании обручений и образех и о иных различных винах“ (О том, что Еклога принадлежит не Льву Мудрому, а Льву Исавру, см. Геймбаха в Энциклопедии Эрша и Грубера, т. 86, S. 214).

3) В Никон. Кормч. гл. 49; надп.: „Закона градского главы различны в четыредесятих гранех“ (О Прохироне в Энцикл. Эрша и Гр. ibid. S. 303).

4) Греческих Номоканонов, имеющих такой же состав, как наша славянская Кормчая книга, как будто неизвестно. Поэтому, может быть, что последняя получила тот состав, который она имеет, и не у Греков, а уже у Болгар, которые могли соединить церковные законы с греческими гражданскими законами для того, чтобы иметь те и другие в одном месте.

406

ром его ни судьям. Этот-то мнимый Номоканон и служит для составителей уставов источником, на основании которого они составляют свои списки преступлений уголовных и дел гражданских, предоставляемых ими суду митрополитов и епископов 1). При сем составитель устава Владимирова обнаруживает в пользовании источником меру и благоразумие, составляя свой список таким образом, чтобы против него не могло быть сделано серьёзных возражений; напротив, составитель устава Ярославова, одушевляемый желанием создать епископам из суда церковного возможно солидную статью доходов, не хочет знать никакой меры и благоразумия, делая почти весь суд гражданский общим достоянием князя и епископа (предоставляя первому казнить, а второму усвояя взимание денежных штрафов).

Но с совершенною вероятностью, и даже более чем с вероятностью, надлежит думать, что составители уставов Владимирова и Ярославова, расширяя наш суд церковный один так, другой иначе, делают это не только на сейчас нами указанном основании, но еще и на другом основании, более так сказать прямом и действительном, хотя и столько же произвольном; это именно на основании примера церкви западной. Относительно устава Владимирова мы видим положительное доказательство сего в том, что он предоставляет суду епископов тяжбы о наследстве. Греческие законы положительно предоставляют эти тяжбы суду гражданскому и положительно и строго воспрещают мешаться в них судьям духовным 2). По нашей Ярославовой правде они также принадлежат суду граж-

1) Один из позднейших, ХVII века, читателей устава Владимирова усмотрел, подобно нам, что должно разуметь под «греческим Номоканоном», на который ссылается устав, и сделал на поле заметку: «зри царский устав», под которым разумеет статьи по гражданскому законодательству, помещенные в Кормчей (см. в Вивиоф. VI, 5, где заметка внесена уже в самый текст устава). — В одной из статей по гражданскому законодательству, помещенных в Кормчей, именно — в «Законе судном» (Никон. Кормч. гл. 46) говорится о двух наказаниях за преступления — гражданском, состоящем в разных казнях, и церковном, состоящем в духовных епитимиях: может быть, эта речь о двух наказаниях и подала автору устава Ярославова мысль обложить преступления двумя гражданскими наказаниями.

2) Номокан. Фотиев тит. 8 гл. 13, — у Ралли и П. I, 157. Хотя узаконение Юстинианово не внесено в Царские книги, — ibid. 158 нач., но неизвестно и положительного закона, который бы предоставлял тяжбы по духовым завещаниям церковному суду (cfr ibid. 159).

407

данскому. Но на Западе они действительно подлежали суду духовному. Затем, указанные нами выше мирские лица, которые устав предоставляет суду епископов и которые у нас никогда не подлежали ему, на Западе действительно были подсудны епископам; это так называвшиеся там miserabiles personae. Что касается до устава Ярославова, то предоставление им смесному суду митрополита и князя почти всех гражданских преступлений есть именно западное, ибо на Западе принималось, что delicta, quae utraque lege puniuntur, canonica scilicet et civili, sunt mixti fori; там действительно было преступлением смешанного суда даже и поджигательство 1). Надлежит со всею вероятностью думать, что уставы сочинены были в. Новгороде; но в Новгороде западные церковные порядки могли стать известными сначала от явившихся в нем с заморскими купцами католических священников, что случилось не позднее половины XII века (2-й полов. тома стр. 706 по 1-му изд.), а потом от Немцев, поселившихся в соседней с Новгородскою областью Ливонии, что случилось во второй половине того же XII века и при чем в ближайшем к Новгородской епархии Дерпте была открыта католическая епархия в 1219-м г. (ibid. стр. 705 по 1-му изд. 2).

1) См. Неволина О пространстве церковного суда в Полн. собр. сочинн. VI, 286 sqq. Кроме Вальтера мы не имели под руками других новых книг, указываемых автором; но взамен их у нас под руками старая книга: Jo. Caroli Antonelli Tractatus de regimine ecclesiae episcopalis, Venet., 1723. A когда Hеволин утверждает, будто при Владимире церковный суд мог иметь у нас то же пространство, что и на Западе, то мы положительно знаем, что он не имел сего пространства (и смотри тут у него прилежно об единственной возможности сохранить подлинность устава). — Что касается до больших и малых бояр устава Ярославова, то весьма нам думается, что зто западные barones majores и minores (Дюканжа Gloss. Latinit., сл. Baro, Т. I, pp. 1031, 1032, 1038).

2) Если бы устав Владимиров был сочинен в южной, Киевской Руси, то он был бы известен в ней; но, как мы сказали, он вовсе не был известен в ней. В северной Руси он мог быть сочинен в двух главных центрах церковной жизни — Владимире или Новгороде (сочинен до появления третьего центра — Москвы). Но он сочинен не во Владимире, ибо неизвестный Владимирский епископ в своем послании к неназываемому по имени сыну Александра Невского не признает его подлинности во всем его объеме, так как не приводит из него сполна всего, предоставляемого в нем суду епископов, — Памятники древне-русск. канонич. права, изд. Павлов., col. 117. Относительно устава Ярославова мы не можем представить более или менее положительных доводов, чтобы в пределах северной Руси он был сочинен именно в Новгороде; но вообще эта великая свобода, которую позволяет себе автор в распоряжении с гражданским судом, указывает именно на Новгород (Много-

408

После мнимых уставов Владимира и Ярослава, которые, как мы сказали, в своем теперешнем виде мало принесли бы нам пользы и в том случае, если бы тот или другой из них был подлинным, мы остаемся и всего с одним достоверным актом из периода домонгольского, который говорит о пространстве у нас церковного суда или юрисдикции епископов. Акт этот есть упомянутая нами выше грамота Смоленского князя Ростислава Мстиславича, данная им Смоленской епископии вскоре после основания сей последней, в 1150-м году. Предоставляемая этой грамотой князя епископам Смоленским область суда является значительно расширенною на счет суда гражданского. Грамота ясно дает знать, что князь Смоленский не первый делает это расширение суда церковного на счет суда гражданского, но что он уступает его своим епископам в том объеме, в каком в его время он принадлежал всем епископам 1). Таким образом, из находящегося в нашем распоряжении единственного достоверного документа мы узнаем о начале расширения у нас суда церковного на счет суда гражданского только то, что это случилось когда-то до половины XII века.

Необходимо думать, что первое начало расширения суда церковного на счет суда гражданского восходит ко времени самого св. Владимира. Он ввел в России церковное управление и учредил впервые епископии. Каким-нибудь образом он должен был определить область церковного суда, чтобы власть епископов не сталкивалась со властью гражданскою. Но если бы он определил область церковного суда так, чтобы епископам не вмешиваться ни во что собственно гражданское, то весьма невероятно было бы предполагать, чтобы это его узаконение могло быть отменено в пользу епископов кем-либо из последующих великих князей. Суду епископов, как увидим ниже, были предоставлены большею частью такие гражданские преступления 2), которые не считались преступлениями в языческой

ученый и основательный Неволин, желающий доказать подлинность устава Владимирова, — иногда впрочем говорит так, что как будто смеется над желанием, — в некоторых случаях аргументирует таким образом, что показывает и свою собственную крайнюю наивность и рассчитывает на таковую же наивность читателя, напр. по Полн. изд. сочннн. стр. 292). Оба устава с примечаниями см. в приложениях к этой главе.

1) «А тяж епископлих, пишет князь, не судити никому же, судить их сам епископ», т. е. тех тяж или дел судебных, которые подлежат суду епископов.

2) Употребляем слово гражданский, очевидно, не в противоположность уголовный, а церковный.

409

Руси, и необходимо думать, что дело началось именно с них. Так как при Владимире представители суда гражданского, только что превратившиеся в христиан из язычников, не могли считаться надежными преследователями и карателями сих преступлений, то естественно было, чтобы Владимир отдал их ведению и суду епископов. Так как преступления эти, не быв прежде преступлениями, вместе с сим не составляли прежде и статей дохода для гражданских судей, то не могло быть препятствия и протеста против отдачи их ведению епископов и с той стороны, что сею отдачею нарушались права гражданских судей: отдачею не отнимались у кого-нибудь прежде бывшие статьи дохода, а только создавались для епископов новые. Но если бы суд по тем преступлениям, которые мы находим после подсудными епископам, не был предоставлен последним уже самим Владимиром и находился некоторое время в ведении судей гражданских: то весьма трудно предполагать, чтобы созданные и находившиеся некоторое время в обладании гражданских судей статьи дохода могли быть потом уступлены епископам.

Какие именно преступления гражданские были предоставлены Владимиром суду епископов или как первоначально была определена им область суда последних, вопрос этот, за отсутствием положительных известий, конечно, навсегда должен остаться вопросом. Сейчас выше мы сказали, что впоследствии были подсудными епископам большею частью такие преступления, которые в языческой Руси не были преступлениями. Поелику этого рода преступления Владимир имел все побуждения предоставить ведению епископов, ибо только они могли с надлежащим знанием судить и с надлежащим усердием преследовать их; поелику, с другой стороны, тех преступлений, которые были таковыми уже в языческой Руси, Владимир не имел побуждений отдавать епископам, а в финансовой стороне дела были и положительные к тому препятствия: то вообще необходимо думать, что Владимир первоначально предоставил епископам то или другое количество дел первой, а не второй категории. Владимир не давал письменного узаконения, которым бы определялась область суда церковного, и мы думаем, т. е. нам представляется вероятным думать, что первоначально дело было установлено только в принципе — что может и что не может принадлежать к области церковного суда, но что подробности, более или менее определенные границы сего суда установили только время и обычай. Когда Русские приняли христианство, то оказались преступлениями многие такие дела,

410

которые прежде не считались преступлениями. Все такие преступления прежде всего были преступлениями церковными или духовными, преступлениями против христианского закона и уже потом стали преступлениями гражданскими, потому что гражданская власть, став на христианскую точку зрения, должна была признать их таковыми. Как преступления церковные епископы должны были начать преследовать их с самого начала и никого не спрашиваясь, своею собственной властью. Но вот и гражданская власть, укрепляясь в христианских взглядах, мало-по-малу начала признавать их преступлениями и с свой точки зрения и облагать их соответствующими гражданскими наказаниями. Так как гражданская власть усвоила и заимствовала свой взгляд от церкви, то совершенно естественно было, чтобы и гражданский суд с гражданскими наказаниями по помянутым преступлениям, по мере того, как она признавала их преступлениями гражданскими, она предоставила тем же епископам, которые уже ведали и преследовали их, как преступления церковные. Она должна была сделать это тем более, что сама, не теряя ничего из принадлежавшего ей, она создавала для епископов новые статьи дохода. Гражданский суд отказывался только от вновь явившихся статей дохода, но эти новые статьи явились благодаря именно взглядам церкви, а с другой стороны на гражданском правительстве лежала забота о возможно более удовлетворительном обеспечении церкви: естественно поэтому было случиться, чтобы князья, в таковой заботе об этом обеспечении церкви и в своем усердии к сему, решились сделать помянутую, не особенно большую с их стороны, жертву.

Итак, повторяем, всего вероятнее думать, что первоначально только в принципе было установлено, какая именно область преступлений гражданских может поступить в юрисдикцию епископов, но что потом частнейшим образом область этой юрисдикции расширялась и слагалась постепенно. Об ответе на вопрос: в какой именно постепенности и как именно шло дело, очевидно, не может быть и речи, когда мы ничего положительного не можем отвечать и на все другие вопросы, впереди его стоящие. Естественно предполагать, что власть гражданская скорее признала преступлениями гражданскими преступления церковные наиболее важные, и следовательно вообще нужно предполагать, что в признании последних первыми она шла, основываясь на сем начале бóльшей важности.

Грамота Ростислава Мстиславича Смоленского, которая сообщает нам сведения о пространстве у нас суда епископского в половине

411

XII в., к сожалению, пока известна нам в списке не совсем исправном, так что пока мы узнаем из нее не совершенно все то, что нам надлежало бы в данном случае знать 1). Следующие преступления предоставляет она суду епископов Смоленских не только как преступления церковные, подлежащие духовным наказаниям, что само собою подразумевается, но и преступления гражданские, подлежащие гражданским наказаниям — бóльшим или меньшим, денежным штрафам: 1) «роспуст» или роспуск, т. е. как суд по делам о роспуске, законно вчиняемым, так и преследование роспусков, совершенных своевольно и неправильно; 2) «аж водит кто две жоне», т. е. если кто, не довольствуясь одною женою, как требует христианство, позволить себе по-язычески многоженство; 3) «аще кто поимется чрез закон», т. е. браки в недозволенных степенях родства; 4) «(тяжа) уволочская, аще уволочет кто девку»; об этом преступлении сказано, что его судит князь или посадник и только выдает епископу половину штрафа: «што возьмет князь, с епископом на полы, или посадник что возьмет свои тяжи, то с епископом на полы»; 5) «зелья и душегубства», т. е. все виды волшебства и колдовства и происходящий от сего всякий вред; 6) «аще бьетася две жене», т. е. если подерутся и будут искать суда (выйдут на поединок?) две женщины. За сим остаются еще две тяжи или два судебные дела, но в чем они состоят, понять нельзя; о первой тяже сказано: «а пятое (пятая тяжа) — аж ту женку, то епископу»; о второй: «девятая (тяжа) — аж кого Бог отведет церковных людей, а не будет зла ничего церкви» Таким образом, в половине XII века суду епископов не только духовному, но и гражданскому подлежали: во-первых, три вида дел брачных: многоженство, браки в недозволенных степенях родства и роспуски; во-вторых, зелейничество и волшебство; в-третьих, бои между женщинами, и наконец, два вида преступлений, остающиеся неизвестными. Почему предоставлены были суду епископов преступления брачные и волшебство, это ясно из того, что сказано нами выше: в языческой Руси эти преступления не считались преступлениями, т. е. они предоставлены были полному ведению епископов за тем, чтобы могли

1) Напечатана в Дополнениях к Актам Историческим, т. I, № 4, стр. 5; нужное нам место в грамоте—стр. 7, col. 1 нач.

2) Еще об одной тяже сказано так, что, может быть, разумеются две тяжи, причем речь об одной непонятная: «шестая (тяжа) вопрос, а то епископу, зелья и душегубства — тяжа (та же шестая, ибо седьмая далее) епископля».

412

быть преследуемы с тою надлежащею неукоснительностью и строгостью, которых правительство вовсе не могло ожидать от гражданских судей. Что касается в частности до дел брачных, то они имеют некоторые специальные свойства, которые заставляли, чтобы они предоставлены были ведению епископов. Для суждения об одних из этих дел судия должен иметь специальные канонические сведения, при разбирательстве других судья должен быть не только судьей, но и нравственным увещателем; то и другое, будучи невозможно для гражданских судей, так сказать необходимо отдавало эти дела в руки епископов. И в самой Греции суд по делам брачным до такой степени почитался наиболее приличествующим епископам и они до такой степени считались по этим делам судьями наиболее компетентными и наиболее соответствующими, что если не обязательно предписывалось, то настоятельно рекомендовалось, чтобы эти дела производились разбирательством не иначе, как у епископов 1). Почему предоставляются суду епископов бои между женщинами, на этот вопрос мы не можем ничего сказать удовлетворительного. Может быть, предоставлявшие их суду епископов имели в виду то, чтобы суд по этим боям, имевшим причинять больший соблазн, чем бои мужчин, не ограничивался наложением одних наказаний, но и сопровождался нравственными увещаниями, или может быть с другой стороны имели в виду то, чтобы избавить виновных женщин от позора стоять и давать свои показания на суде у обыкновенных судей. Преступление уволока или умыкания, т. е. увоза или похищения девиц для брака не предоставляется суду епископов, но им уступается только половина штрафа, который возьмут с виновных имеющие судить князь или его посадник. Преступление это, как мы думаем, не было предоставлено суду епископов потому, что оно было преступлением уже в языческой Руси и что, как таковое, оно уже до христианства принадлежало гражданским судьям. Предполагать это дает нам право летописец. Он сообщает, что обычай умыкания девиц, бывший у многих Славян, — у Древлян, Вятичей, Радимичей и Северян, не существовал у

1) Новелла Алексея Комнина у Ралли и П. V, 281, самый конец новеллы (дела брачные имеют две стороны — церковную и гражданскую; что по церковной стороне они подлежали суду церкви, это само собой разумеется, но император, как кажется, предоставляет их суду церкви и по гражданской стороне, cfr послание Константинопольского патриарха Германа II к нашему митр. Кириллу II, в Памятнн. канонич. права Павлова col. 83 нач.).

413

Полян или Славян Киевских, у которых, по его свидетельству, были настоящие браки. Так как гражданское правительство, водворившись среди сих последних Славян, естественно должно было усвоить и их взгляды на вещи, то отсюда весьма вероятно предполагать, что оно начало смотреть на умыкание, как на преступление и начало преследовать его как таковое еще во времена языческие 1). Почему, не предоставляя умыкания суду епископов, предоставили им половину штрафа за это преступление, положительно сказать не можем. Может быть потому, чтобы епископов, имевших в сем случае большую возможность надзора, чем гражданская власть, побудить бдительно надзирать и неупустительно указывать случаи преступления.

Мы сказали выше, что в древней Руси со всех дел судебных гражданских шла в пользу судей известная пошлина и что большая часть преступлений уголовных, за исключением самых тяжких, были наказуемы денежным штрафом в пользу тех же судей. Вследствие этого гражданская власть, уступив суду епископов известное количество дел гражданских, пожертвовала им, как мы сказали, известное количество статей своих доходов. Как именно велика была жертва правительства в предоставлении суду епископов указанных нами выше дел гражданских или, иначе сказать, как велики были денежные штрафы, которые шли епископам с суда за указанные преступления, пока остается нам неизвестным, ибо пока вовсе не известно таких актов, в которых бы определялся размер этих штрафов. Есть основание только вообще предполагать, что эти судебные доходи епископов были довольно значительны, что они не только окупали труд суда, но и приносили такую выгоду, которою стоило дорожить и которую стоило отстаивать. Это ясно из тех дошедших до нас сочинений, которые были писаны в защиту церковного суда от посягательства судей гражданских и которые, защищая неприкосновенность этого суда, говорят, что он дан на потребу клирошанам и на вспомоществование всем ищущим помощи церкви 2).

1) Техническое название законной жены в древней Руси было „водимая“ (Летоп. о женах Владимира под 980 г.), т. е. ставшая сожительницею по брачному обряду Киевскому или Полянскому, о котором летописец говорить: „не хожаше зять (жених) по невесту, но привожаху вечер, а заутра приношаху по ней что вдадуче“.

2) «Суды церковные даны законом Божиим и прежними цари и великими нашими князи; князю и боярам и судиям в те суды нельзе вступатися..., то

414

Грамота Смоленского князя Ростислава Мстиславича, как мы сказали выше, пока есть единственный, известный в настоящее время, достоверный акт из всего периода домонгольского, который сообщает нам сведения о пространстве области церковного суда. Таким образом мы знаем о сем пространстве только за половину XII века, и за тем прямо переносимся в период Московский.

Сравнивая пространство области церковного суда, какое она имела в половине XII века, с ее пространством в позднейшее Московское время, мы находим, что когда-то впоследствии, после половины XII века, эта область значительно расширилась. Кроме всего указанного выше, впоследствии времени суду епископов подлежали еще: 1) тяжбы по рядным грамотам или брачным контрактам; 2) дела по духовным грамотам или завещаниям, по разделу наследств и о душеприкащиках, злоупотребляющих своими правами; 3) дела по кабалам и по жалобам рабов на господ и наоборот; 4) жалобы родителей на детей в непослушании или в каких иных неистовствах; 5) жалобы мужей на жен и жен на мужей в прелюбодеянии и в иных делах; 6) дела о браках детей против воли родителей; 7) дела о незаконных детях, от которых отказываются родители; 8) дела о насилии жен и детей; 9) тяжбы из-за так называемых поклажаев или отдачи вещей на сохранение; 10) дела об усыновлении и о наследстве детям усыновленным; 11) некоторые виды бесчестия (кто кого назовет выблядком или прелюбодеем или иным каким словом; кто дерзнет рукою за тайные уды или кто чью жену опростоволосит 1).

Когда случилось это расширение суда церковного, — еще в период домонгольский или уже в период Московский?

Представляется гораздо вероятнейшим думать, что еще в период домонгольский с тем промежуточным временем от нашествия Монголов до возвышения Москвы, которое можно назвать периодом Владимирским. Князья Московские были весьма благочестивы, весьма уважали епископов и вообще сан духовный, но в то же

дано клирошаном на потребу, и старости и немощи и в недуг впадших чад мног кормление, нищих кормление, обидимых помогание»... и пр., Памятнн. канонич. права Павлова, col. 118.

1) Стоглавн. гл. 68, соборные статьи 28 Мая 1667 г., — в Акт. Экспед. т. IV, №155, стр. 205, статьи о святительских судах патр. Адриана, — в приложении к диссертации Калачова о Кормчей, в Чтен. Общ. Ист. и Древн. 1847 г. №4, стр. 11, докладные пункты Синода 12 Апреля 1722 г., — в Собр. Закон. т. VI, № 3963.

415

время весьма крепко и ревниво оберегали свои исстаринныя права, и полагать, чтобы они захотели поступиться ими епископам, есть дело весьма сомнительное и маловероятное. То же самое оказывается наиболее вероятным и по другим сторонам дела: невозможно предположить, чтобы границы между судами гражданским и церковным все еще оставались нетвердыми и неопределенными до самого начала XIV века, откуда начинается период Московский; необходима думать, что время неопределенности прекратилось и твердое установление границ имело место ранее указанного времени; а следоват. необходимо за сим думать, что и расширение суда церковного, каким мы находим его в позднейшее время против XII века, произошло когда-то ранее Москвы. Время Московское можно назвать временем юридической ясности или юридического уяснения: подведены были обстоятельные счеты всему предшествующему, каждый остался на будущее время с тем, с чем оказался, но тут же был и конец всякому дальнейшему расширению чих-либо прав на счет прав великого князя. То, что князья Московские при своем появлении нашли исстари принадлежащим епископам, они оставили им, не посягая на установленные временем границы их области, но в то же время не дозволяли им нарушать и своих также установленных временем границ. Так представляется самым вероятным разуметь дело относительно князей Московских, а следовательно к расширение границ области суда церковного относить ко времени до-московскому.

Каким образом первоначально произошло расширение суда церковного на счет суда гражданского, это мы объясняли выше и это объясняется довольно легко. Но значительно иное дело — то новое или последующее расширение, о котором мы говорим теперь. Первоначально расширение произошло не вследствие того, что гражданская власть поступилась церкви известным количеством дел и преступлений, бывших дотоле в ее ведении, а вследствие того, что под влиянием новых взглядов церкви создались в гражданской области новые преступления, которые и были предоставлены ей — церкви. Но дальнейшее расширение области суда церковного или το, о котором мы говорим сейчас, должно было совершаться уже положительным образом на счет суда гражданского или в прямой и положительный ему ущерб, ибо должно было совершаться тем путем, чтобы дела, прежде бывшие подсудными суду гражданскому, перешли в область суда церковного. Каким же образом могло случиться, что

416

гражданская власть, по финансовой стороне дела решительно заинтересованная в том, чтобы не дозволять области суда церковного расширяться на счет его собственной области, однако дозволила, чтобы таковое расширение имело место?

Если расширение действительно имело место, то, значит, была возможность ему случиться и, значит, были причины, вследствие которых оно на самом деле случилось. Вопрос, следовательно, только в том: как же можно объяснить дело наиболее вероятным образом?

Все указанные нами выше дела и преступления, которые позднее, после половины XII века, вошли в область суда церковного, имеют то особенное, всем им общее, свойство, что для удовлетворительного решения их не достаточен суд по форме, но желателен суд по совести, для которого требуется, чтобы судия представлял из себя не только просто судию, но и имеющего авторитет нравственного увещателя, ибо одни из них таковы, что могут считаться удовлетворительно оконченными только тогда, когда вместе с рассуждением самой тяжбы будет восстановлен добрый мир между судящимися, а другие таковы, что самое это рассуждение может быть удовлетворительно произведено только тогда, когда, не довольствуясь ответами по форме, судия сделает обращение к искренней совести судящихся и из этого обращения вынесет для себя то или другое убеждение. Такими судьями не были обыкновенные судьи гражданские, но могли быть только судьи духовные — священники, и, следовательно, все эти дела заключали в себе, в своих свойствах, естественное тяготение к церкви. Мы сказали, что у нас в России, по той причине, что суд был доход для судей, никому, а в том числе и епископам, не было и не могло быть предоставлено право третейского суда, потому что всякое уклонение судящихся от обыкновенных подлежащих судей лишало бы сих последних их доходов. Но в деле суда легко предписывать, чтобы никто помимо установленных судей не смел обращаться к третейским судьям, но трудно и совершенно невозможно следить за точным исполнением предписания, если почему-нибудь сами судящиеся найдут более выгодным для себя и вообще предпочтительным суд вторых, а не первых, судей. Таким образом, если могли быть причины, чтобы судящиеся предпочитали в помянутых судебных делах суд епископов ιι вообще суд духовных судей суду гражданских судей, то они и имели полную возможность, не смотря на существовавшее запрещение, обращаться по своему желанию к суду первых, а не последних. Но

417

помянутые причины, как мы сказали, были: все указанные выше дела именно такого рода, что судящиеся всегда должны были желать, чтобы они разбирались не просто судьями, а именно пастырями и духовными отцами. В объяснение последних слов мы должны напомнить читателю, что сказали о церковном суде периода домонгольского выше. Впоследствии на Москве судьями духовными стали лица мирские, — так-называемые светские чиновники архиереев, и суд духовный пользовался репутацией нисколько не лучшей, если только не гораздо худшей, суда гражданского. Но в период домонгольский судьями были именно лица духовные — священники, составлявшие кафедральные клиросы архиереев. Мы не имеем совершенно никаких положительных свидетельств об их доброкачественности, но, во всяком случае, необходимо думать, что они были не хуже судей гражданских и что во всяком случае за ними сполна оставалось преимущество духовного сана. Таким образом, по указанным нами обстоятельствам, совершенно естественно было случиться тому, чтобы судящиеся во всех указанных выше делах, обходя суд обыкновенных или гражданских судей, обращались к суду епископов или вообще судей духовных. Но если это долженствовало быть так, то за сим естественно было случиться тому, чтобы дела, с которыми первоначально обращались к суду епископов добровольно, потом стали им подсудными совсем и официально или совершенно вошли в область суда церковного. Всякая давность, по употреблению или по злоупотреблению, создает право. Долговременное обращение в помянутых выше делах к третейскому суду епископов создало для них (епископов) право притязать на эти дела, как на полную собственность, и вследствие этого должна была возникнуть у них тяжба с судьями гражданскими. Кто же должен был остаться победителем и кто должен был уступить? Для государства быть обидчиком церкви есть роль весьма неблагодарная, и всякий государь всегда предпочтет слыть ее благодетелем, чем обидчиком, если только для этого не требуется какая-нибудь жертва, превышающая меру. Епископы, защищая свои притязания, могли говорить, что те суды «клирошаном на потребу, нищих кормление, сиротам и убогим промышление» и пр.; но что подобное могли говорить князья? Уступить спорные дела церкви значило оказать ей благодеяние, не уступить — значило не хотеть сделать ей благодеяния: так как церкви естественно жить благодеяниями от государей, а государям естественно оказывать благодеяния церкви, то поэтому и

418

должно было случиться, чтобы в споре о суде князья уступили епископам 1).

Когда после половины XII века государство официально признало помянутые дела и преступления подлежащими суду церковному и когда таким образом последний получил тот объем, какой он имел в позднейшее время, это остается неизвестным. Вероятно, что дело происходило не вдруг и что суд церковный достиг своего окончательного расширения только в самое последнее время периода домонгольского или, что едва ли даже не вероятнее, в промежуток между периодами домонгольским и Московским.

К сожалению, мы не имеем точных сведений о пространстве церковного суда в позднейшей южной или Киевской Руси. Но если ему подлежало только то, что указывается в так называемом Ярославовом уставе южно-русской редакции 2): то позднейшее расширение суда церковного, о котором сейчас говорим, имело место в одной северной Руси. В этом случае нужно будет думать, что оно началось в Новгороде и из него распространилось по остальной северной Руси. В Новгороде действительно существовали особенные обстоятельства, которые могли содействовать тому, чтобы суд церковный расширился на счет суда гражданского: князья были здесь переменные и не могли пользоваться особенным уважением народа, напротив владыки скоро приобрели в глазах последнего очень большой авторитет, а поэтому и естественно было случиться здесь тому, чтобы суд церковный начал быть предпочитаем суду гражданскому; с другой стороны, и прямое стремление здешних епископов расширить свой суд на счет суда гражданского не могло встретить здесь такого решительного отпора, как в других местах.

1) Имеем однако некоторые указания, что расширение суда церковного совершилось не без борьбы между властью церковной и государственной: в житии преп. Аврамия Смоленского говорится об епископе Смоленском Лазаре, занимавшем кафедру в первой четверти XIII века и оставившем ее в 1225 г. или перед сим годом: «сей бо беяше ради Бога оставил епископью свою и за многие обидения святих церквей, иже обидят властели, отъимающе чюжая без правды», — Правосл. Собеседн. 1858 г., ч. 3, стр. 376 нач.; патриарх Константинопольский Герман в своем послании к митр. Кириллу и приказывает всем нашим князьям, под угрозою неразрешимого отлучения, огребаться отнюдь от святительских судов, — в Памятнн. Павлова col. 82 fin.

2) Именно: разводы, браки на другой жене при жизни первой, явный блуд и еретичество, под которым должно разуметь волшебство и колдовство, — Акты Западн. России т. I № 166, стр. 191.

419

Говоря об окончательном расширении церковного суда, должно возвратиться с речами к так-называемому церковному уставу Владимира. Не будучи подлинной грамотой этого государя, устав тем не менее не был просто литературным памятником, а имел несомненное и важное практическое значение. Не знаем, насколько он помог и помог ли сколько-нибудь церковному суду в самом его расширении, но то несомненно, что он весьма много ему помог прочно и навсегда утвердиться в приобретенных им границах. Явившись около того времени, как совершилось окончательное расширение церковного суда или когда этот последний достиг наибольшего своего объема, во второй половине XII века или по крайней мере не ранее, устав этот скоро приобрел себе всеобщую веру. Но он назначает суду церковному почти те же самые широкие границы, которые получил последний на наибольшей степени своего расширения. Таким образом, достигнув этого наибольшего расширения, церковный суд стал под охрану и защиту такого узаконения, как завет первого крестителя Руси. Насколько стала твердою общая вера в то, что устав есть подлинное и действительное узаконение Владимира, настолько же суд церковный стал безопасен от посягательства власти гражданской. В этом мнимом уставе следующее пишется от лица Владимира о судах церковных или имеющих подлежать ведению епископов: «растворивше греческий Номоканон, обретохом, еже не подобает сих судов и тяж князю судити, ни бояром его, ни тиуном, (и) дал есмь те суды церквам Божиим — митрополиту и всем епископам по (всей) Руской земли: роспуск, смильное (тяжбы о приданом), заставание (в блуде), умычки (невест), пошибание (ссоры и тяжбы) между мужем и женою о животе (об имении), в племени или в сватовстве поймутся (т. е. заключат браки), ведьство (ведовство), потвори, чародеяния, волхвования, зелейничество, урекания (оскорбление словами) три: бляднею, зелии и еретичеством, зубояжа (т. е. вероятно более или менее сильное укушение противника в драке), или сын отца биет или матерь дочка биет или сноха свекровь, или кто уречется (т. е. будет браниться) скверными словы и прилагая отца и матерь, или сестры или дети, а любо племя тяжутся о задници (т. е. о наследстве), церковная татьба, мертвецы сволочат (т. е. вынимают из могил для обкрадывания), крест (придорожный) посекут или на стенах трески (щепы) емлют из креста, скот или псы или птицы без всякия нужды введет в церковь или что неподобно церкви сдеет, или два друга

420

иметася бити (и) единого жена другого имет за лоно и раздавит, или кого застанут с четвероножиною, или кто под овином молится или во ржи или под рощением или у воды, или девка дитя повержет. Ты вси суды, — заключает устав свое перечисление, — церквам Божиим даны суть законом Божиим, по правилом святых отец, христианскими цари и князи во всех христианских людех».

Устав не вполне обнимает все то, что в позднейшее время действительно начало принадлежать суду епископов 1), но он предоставляет этому суду, если не на деле, то на словах, так многое и общий, если не действительный, то видимый итог его так велик, что впоследствии, в защиту принадлежности какого бы то ни было дела суду церковному, можно было ссылаться на него с полною уверенностью и не боясь встретить возражений, просто глухим образом или огулом 2).

1) Из вышеуказанного нет дел по кабалам, о незаконных детях и из-за поклажаев.

2) Ни в подлинных актах ни в мнимом уставе Владимировом мы не находим присвоенным суду церковному одного разряда дел, присвоения которого ему по примеру Греции надлежало бы ожидать: это тяжеб между господами и их временными или так называемыми кабальными холопами (из-за срока житья, из-за размеров платы и пр.), которые в Греции из всех гражданских дел обязательно подлежали суду церковному (в том, думаем, смысле, что если одна тяжущаяся сторона хотела этого именно суда, а не гражданского, то другая не имела права отказываться от нею, — Вальсам. у Ралли и П. III, 495 fin., который усвояет право нашего суда одному только судилищу патриарха Константинопольского в лице его протекдика). Необходимо объяснять это так, что суд по данным тяжбам существовал у нас уже до принятия нами христианства и что как уже прежде сего принадлежавший гражданским судьям он и не отдан был епископам (Стоглавый собор усвояет суду епископов тяжбы по кабалам, но Судебник Грозного, равно как и Ивана III, тяжбы по кабалам холопьим или о холопсте предоставляет суду боярскому, так что в Стоглавнике должны быть разумеемы другие кабалы, — какия, впрочем, не можем сказать, ибо и кабалы денежные, по Судебнику, как будто подлежат тому же суду бояр, — § 36). Древние наши „кулаки“ создали себе из отдачи денег под кабальное холопство отвратительно-жидовский промысел, состоявший в том, чтобы с закабалявших им себя брать в отработке натурою самые бессовестные проценты и чтобы самым нечестным образом рассчитываться с ними относительно уплаты капитала и процентов (это кулачество —„имание изгойства“, что можно перевести: снимание с человека последней рубашки, дранье с живого кожи, „прасоленье (ростовщичество) живыми душами“; „закабалить себя“ — войти в неоплатный долг): по некоторым указаниям следует думать, что это была настоящая торговля нег-

421

Всем доселе сказанным мы не вполне кончили речь о расширении области суда церковного на счет суда гражданского. В указанных выше делах и преступлениях все без исключения миряне подлежали суду епископов, а не гражданских судей. Но кроме сего, отчасти мы имеем положительные сведения, отчасти со всею или по крайней мере с большою вероятностью можем предполагать, что существовали такие разряды мирян, которые были предоставлены суду епископов не только по указанным выше, но и вообще по всем делам и преступлениям, т. е. которые были предоставлены епископам в полную подсудность и которые были как бы причислены к духовному сословию и к духовному ведомству. Мнимый устав Владимира насчитывает таких разрядов довольно много 1). Для времени Владимира, которому устав не принадлежит, его свидетельство не может иметь никакого значения. Можно было бы подумать, что он списывает современную себе действительность; но и этого в полном объеме вовсе нельзя принять 2). Что касается до известий относительно сего положительных и несомненных, то в грамоте Смоленского князя Ростислава мы находим, что он предоставляет в полную подсудность своего епископа разряд людей, называемых прощениками, К сожалению, из грамоты Ростислава вовсе не видно, была ли эта полная подсудность прощеников епископам всеобщею в его времена или только он сам предоставил их своему епископу; «а се даю святей Богородици и епископу — пишет он в грамоте — прощеники с медом и с кунами и с вирою и с продажами, и не надобе их судити никакому же человеку». Что за разряд и людей составляли прощеники или что такое они были, это тоже дело далеко неясное. В памятниках письменности несколько позднейшего, послемонгольского, времени выражения: быть прощену, получить прощение, употребляются в смысле получить чудесное исцеление от болезни при мощах или от иконы; следовательно, по этим памятникам, под прощениками должно было бы разуметь людей чудесно исцеленных. Но упомянутых выражений не встречается в памятниках письменности периода домонгольского. Самое слово

рами): древние наши духовники приглашались действовать на русских жидов мерами нравственными и епитимиями церковными.

1) «А се церковнии люди: игумен, поп..., паломник, лечец, прощеник, баба вдовида, задушный человек, слепец, хромец..., больницы, гостинницы, странноприимницы, — то люди церковные, богадельные“.

2) См. в приложении.

422

прощеник, обозначающее людей прощенных и — как весьма вероятно предполагать — прощенных в смысле духовном, конечно, делает весьма вероятным предположение, что должно разуметь именно помянутых выше людей. Но так как в период домонгольский, мощи были в одном Киеве и о чудотворных иконах не встречается известий, то весьма возможно, что прощеники домонгольского периода были что-нибудь и иное 1). В сказаниях позднейшего времени встречаем еще прощеников, несколько отличных от указанных выше. Известный иностранец Маржерет, писавший о нашем отечестве в начале ХVII века, говорит, что «в России есть особенный орден, состоящий из людей, которые, предчувствуя приближение смерти, были соборованы маслом, однако не умирали. Такие люди обязываются носить до самой кончины платье, похожее на монашеское, что считается очень благоугодным делом. Жены их имеют право выйти за другого мужа» 2). Начало этого разряда прощеников с большою вероятностью может быть относимо к периоду домонгольскому. Ростислав отдает прощеников своему епископу с медом, с кунами, с вирою и продажами; под вирою и продажами разумеются пошлины с дел судных и денежные штрафы за преступления; под кунами или деньгами могут быть разумеемы или ежегодный оброк или право наследования имения после смерти; но что такое разуметь под медом, это остается темным. Возможно предполагать, что прощеники выбывали из сословий, к которым они принадлежали, и поступали в свой особый разряд или как бы в свой особый орден при совершении особого церковного молебствия, на котором употреблялся сыченый и не сыченый мед, и может быть в грамоте именно и разумеется этот мед со всем доходом от молебствия (т. е. со всем, чти» бы положили на молебен все присутствующие и чтó при существовавшем обычае могло быть и очень значительным).

1) В XVI в., как видно из слов Герберштейна, разумели под прощениками в уставе Владимира именно прощеников сейчас указанного рода; он пишет: Volodimerus potestati spiritualium subjecit.... et eos, qui miraculum ab aliquo sanctorum acceperint.

2) В сказаниях современников o Димитрии Самозванце ч. 1, изд. 3 стр. 261 нач., в особой книжке Исторические записки, сочиненные Маржеретом, Москва, 1830, стр. 42 fin. И в настоящее время, в некоторых по крайней мере местах России, люди соборованные маслом и потом выздоровевшие считаются как бы умиравшими и воскресшими и поэтому обязанными жить не как другие люди и по возможности отказаться от житейской суеты (в особенности людям брачным вменяется в обязанность отказаться от брачного сожития).

423

Итак, в половине XII в. так называемые прощеники или вообще во всей России и всех ее епархиях находились в полной подсудности епископам или по крайней мере они были отданы в такую подсудность епископу в епархии Смоленской. Было ли это вообще или в частности, во всяком случае необходимо будет понимать дело так, что причиной тут было исключительное общественное положение прощеников, т. е. что неизвестно в чем состоявшее прощение как бы выделяло их из числа прочих мирян и делало их как бы людьми Божиими, на каковом основании мирская власть и отдала их в полное ведение епископов или пожертвовала церкви.

Этими прощениками епархии Смоленской ограничиваются все наши положительные сведения о лицах, принадлежавших в полную подсудность епископам. Не имея положительных сведений, но заключая от последующего времени, можно с большою вероятностью предполагать, что подобным же образом был вполне подсуден епископам еще один разряд мирян, не вследствие своего особого общественного положения, а на другом основании, именно — по земле. Это именно жившие на церковных землях нищие. Относительно последующего времени мы знаем, что нищие для удобства сбора милостыни имели обычай жить при церквах, вместе с причтами последних, на церковных или на погостных землях; они жили в домах или в кельях, которые отчасти, вероятно, строили они сами, арендуя землю у причтов, а отчасти, вероятно, были строимы людьми благотворительными, или приобретавшими у причтов право поселять нищих бесплатно или предоставлявшими им право взимать плату 1). Все такие нищие, жившие на церковных землях, в последующее время были вполне подсудны епископам или составляли как бы церковных людей, за теми исключениями, которые были общи для всех вообще церковных людей и о которых скажем ниже 2). Можно с

1) См. Новгородские писцовые книги, напечатанные в приложениях к сочинению Неволина „О пятинах и погостах Новгородских“, стрр. 136, 140, 146, 151, 153 и многие другие. Что это было так уже и в древнее домонгольское время, см. в житии Бориса и Глеба монаха Иакова, чудо 6-е (Христ. Чтен. 1849-го г. кн. 11, стр. 406).

2) См. в Актах Экспед. т. III № 67, стр. 104 col 1 fin и Судебники Ивана III и Грозного, — в первом по изд. в Акт. Историч. т. I, стр. 155 col 1 fin., во втором по тому же изд. § 91 (в Судебниках собственно старая вдовица, которая питается от церкви Божией и под которою по всей вероятности должно разуметь и бабу вдовицу мнимого устава Владимирова).

424

вероятностью предполагать, что эта полная подсудность указанных нищих епископам началась еще в период домонгольский. Не имея положительных о сем сведений, мы однако находим некоторые на это указания. Митрополит Кирилл 3-й в деяниях Владимирского собора 1274-го г. между другими злоупотреблениями епископов указывает то, что они делают насилия нищим, заставляя их жать на себя или «сено сечи или провоз деяти» 1). Можно конечно разуметь тут и вообще нищих, которых епископы заставляли работать на себя потому, что они собирали милостыню у церквей. Но вероятнее разуметь именно тех между ними, которые и жили при самых церквах и на которых епископы имели действительные права, как на людей себе подсудных 2).

Итак, расширение области суда церковного на счет суда гражданского у нас произошло трояким образом: во-первых, священники были отданы в подсудность епископам не только как священники, но и как граждане; во-вторых, по некоторым гражданским делам и преступлениям были предоставлены их суду все миряне; в-третьих, некоторые разряды мирян были отданы им в полную подсудность подобно священникам.

В заключение наших речей о пространстве у нас церковного суда скажем о наказаниях, употреблявшихся у нас церковною властью.

Так как церковная или духовная власть есть власть не от мира сего, то каноны воспрещают ей употребление наказаний мирских и предоставляют употребление наказаний только духовных, которые суть — по отношению к мирянам: поучения и вразумления (δίδασκαλίαι καὶ

1) Памятнн. канонич. права Павлова, col. 92.

2) Если не везде в России, то по крайней мере в Новгороде, как кажется, были еще миряне особого класса, предоставленные суду церковному, это — изгои, под которыми должно разуметь кабальных холопов, вышедших на волю. Изгоев причисляет к церковным людям устав князя Всеволода Новгородскому владыке; и хотя устав этот есть простое сочинение, но можно думать, что в данном случае он не сочиняет, а берет с действительности, ибо в Ярославовом уставе Новгороду о мостах (о мощении улиц) изгои поставляются в связь с епископом чрез то, что им назначается мостить участок вместе с последним, — Карамз. II, прим. 108. Если предположение справедливо, то мы не можем сказать, с какою целью изгои были предоставлены суду церковному, — с тою ли, чтобы увеличить доходы епископов или, наоборот, чтобы поставить изгоев под их особое покровительство (а также останется для нас вопросом и то, — все ли вообще изгои, или только какая-либо особая часть их).

425

νουθεσίαι), епитимии (состоявшие в лишении св. причастия на то или другое время), отлучение от церкви, предание анафеме, совершенное извержение из церкви; по отношению к клирикам: те же поучения и вразумления, временное запрещение, совершенное извержение из клира 1). В случае если бы виновный, не смотря на церковные наказания, остался непокорным и продолжал возмущать мир церкви, епископам предоставляется, не употребляя мирских наказаний самим, предавать виновного гражданской власти 2). Но скоро проникли в церковь и мирские наказания: епископы начали облагать клириков денежными штрафами, что было им дозволено гражданскими законами импер. Юстиниана 3), подвергать их заключению, для чего явились при епископских кафедрах нарочитые темницы (см. выше стр. 375 нач.), и подвергать телесному наказанию в собственном смысле этого слова 4). В позднейшее время формально признал за епископами право подвергать клириков мирским наказаниям импер. Алексей Комнин (1081—1118) в одной из своих новелл 5). Не знаем положительным образом, употреблялись ли наши наказания в отношении к мирянам церковно согрешавшим; но считаем это более чем вероятным, ибо положительно знаем, что они были употребляемы в отношении к мирянам, подлежавшим суду церковной власти по делам гражданским 6). Как было у нас в период домонгольский, не имеем прямых сведений; но в позднейшее время у нас было так, что были подвергаемы церковною властью мирским наказаниям как клирики, так и миряне, и весьма вероятно думать, что это началось еще в период домонгольский 7). В вышеприведенных ре-

1) Антиохийск. соб. пр. 5, двукратн. соб. пр. 9, cfr Номоканон Фотиев титл. 9, гл. 10 sqq. В толковании на 5 правило Антиохийского собора Зонара говорит: Σημειωτέων έκ τούτου κανόνος, ὄτι ἀπητόρευται ἐπισκόκοις κολάζειν ὅλως τινάς ἐπιτιμίοις δε μόνοις σωφρονιζειν αὐτούς, — у Ралли и П. III, 137 нач.

2) Сейчас указанными соборными правилами.

3) Новелла 123, гл. 6.

4) Двукратн. соб. пр. 9.

5) У Ралли и П. V, 281: виновные клирики ἤ χρήματα ἀπαιτώνται ἤ καὶ κολάζωνται.

6) Вальсамон свидетельствует, что подвергаемы были телесному наказанию (посредством батога, палки, — διά σκυτάλης) судившиеся у протекдика по делам относительно рабства миряне рабы и свободные, — у Ралли и П. II, 681 fin.

7) В Греции запрещалось подвергать телесному наказанию μετὰ θυμοῦ καὶ μανίας, — у Ралли и П. II, 682 нач., у нас в позднейшее время обыкновенно назначалось бить плетьми или шелепами нещадно.

426

чах мы разумеем употребление епископами мирских наказаний за такие преступления, подвергать за которые этим наказаниям запрещено канонами, именно — по отношению к клирикам за преступления церковные или за согрешения духовные и за преступления по должности; по отношению к мирянам — за первые из них. Но в Греции и у нас клирики были предоставлены суду епископов не только как вообще христиане и как чиновники церковные, но и как граждане; a у нас кроме того была предоставлена суду епископов некоторая часть преступлений гражданских, совершаемых и мирянами. Из этого выходит, что за те преступления церковные, которые признавались гражданскою властью и за преступления гражданские, клирики и миряне, насколько они подлежали гражданскому суду епископов, должны были облагаться двойным мирским наказанием. Как это было на самом деле, не знаем: относительно клириков вероятно имели силу именно в отношении к ним постановленные каноны, что не отмстиши дважды за едино 1); но что касается до мирян, то не невозможно, что они действительно были подвергаемы двойному наказанию, напр. денежному штрафу и телесному наказанию или же удвоенному денежному штрафу (и в позднейшее время это как будто действительно так и бывало 2). В Греции с древнего времени епископы позволяли себе злоупотреблять одним церковным наказанием, именно отлучением от церкви, употребляя его как средство для вымогательства денег или же как средство личного мщения 3). В позднейшее время это злоупотребление и у нас также было сильно, как в Греции; быв или не быв столько же сильным уже и в период домонгольский, во всяком случае, оно началось у нас еще в этот период, как свидетельствуют деяния Владимирского собора 1274-го г. 4).

Церковное управление предполагает церковные законы, к которым мы теперь по порядку и обратимся.

1) Апост. пр. 25, Василия Вел. пр. 32.

2) Сейчас сказанное нами не противоречит тому, что выше мы сказали в отношении к мнимому уставу Ярославову: там разумеем мы обложение преступлений двумя мирскими наказаниями по одной их гражданской стороне или в качестве преступлений только гражданских.

3) Новелла Юстиниана 123, гл. 11, всел. 7 соб. пр. 4.

4) В Памятнн. Павлов. сol 92 fin. („угодья некоего деля“, вероятно, есть перевод греческого διὰ τινα ἰδίαν ἐμπάθειαν, как это стоит в 4 пр. 7 всел. соб.).

427

Так как каждая частная церковь есть нераздельная и органическая часть церкви вселенской, а эта последняя имеет свои общие и общеобязательные для всех ее частей законы, то прежде всего само собою предполагается, что каждая частная церковь должна иметь и принимать эти общие законы или так называемые каноны. Затем, каждая частная церковь может иметь законы частные или местные, которые имеют значение только для ней самой и ни для кого более и которые, в пределах права, может издавать или ее собственная высшая власть или же власть государственная, под которою она (церковь) состоит.

Что Русская церковь признала и приняла общие законы церковные или каноны с самого своего начала, это само собою разумеется, ибо без того она не могла бы быть церковью, и здесь речь может быть только о переводах сих канонов на славянский язык. В Греческой церкви в X веке, когда мы приняли христианство, было в практическом употреблении издание канонов так-называемое Фотиево. Это издание, впервые сделанное неизвестно кем около половины VI века, после не один раз неизвестными лицами дополнявшееся и окончательно дополненное патр. Фотием в 883-м году, состоит из двух частей — первая представляет собою систематический указатель к канонам, сопровождаемый указанием и краткою передачею касающихся церкви гражданских законов, разделенный по содержанию на 14 титл или отделений, из некоторых каждое подразделяется на большее или меньшее количество глав; вторая часть содержит самый текст канонов, расположенный в порядке соборов и отцов, их написавших. Так как мы приняли христианство спустя много времени после патриарха Фотия, то следовало бы ожидать, что у нас явится в славянском переводе его окончательная редакция. На самом деле было однако не так — в период домонгольский мы имели в славянском переводе номоканон, носящий его имя, не в его окончательной редакции, а в последней, сделанной перед ним и представляющей собрание канонов еще не в совершенной и окончательной полноте, как это у него самого, именно—в этой редакции, бывшей у нас в славянском переводе, недостает правил двух соборов, бывших при самом Фотии — так называемого двукратного или перво-второго 861-го г. и бывшего в храме Софии 879-го г. 1).

1) Первоначальный Славяно-русский номоканон, A. С. Павлова. Казань, 1869.

428

Странность эту необходимо объяснять тем, что мы не взяли на себя труда самим перевести для себя номоканон с греческого языка, а воспользовались готовым переводом его, сделанным в Болгарии. Болгары приняли христианство до 883-го года, когда Фотий издал свою редакцию, а потому и номоканон они, очевидно, должны были перевести для себя с редакции более ранней. Таким образом, не взяв на себя труда самим перевести номоканон, мы имели в период домонгольский в славянском переводе не совершенно полное собрание канонов церковных, хотя не достававшее, как мы указали сейчас выше, и было весьма незначительно. Кроме собрания канонов по номоканону так-называемому Фотиеву, мы имели в период домонгольский в славянском переводе еще другое, но уже весьма значительно неполное, их собрание, сделанное Иоанном Схоластиком или адвокатом Антиохийским, после патриархом Константинопольским (565—578), в половине VI века, и представляющее собою систематический, разделенный по содержанию на 50 титл, свод текста 1) канонов апостольских, четырех вселенских и шести поместных соборов и Василия Великого. Это собрание Схоластика (Συναγωγὴ κανόνων), долгое время у Греков бывшее в общем употреблении одновременно с номоканоном, получившим в окончательной редакции название Фотиева, по всей вероятности, переведено было на славянский язык, Мефодием первоучителем для Моравов 2); заимствованное от них Болгарами, оно потом одновременно с первым или подобно первому было взято от последних и нами 3).

1) Не только указатель канонов, как в первой части номоканона Фотиева, а самые каноны в полном виде. Index, какие каноны в каждом титле, см. в статье И. И. Срезневского: Греческая Иверская Кормчая XI—X в, с собраниями канонов и законов Иоанна Схоластика, Спб. 1871.

2) В так-называемом Паннонском житии Мефодия говорится, что не задолго до своей смерти в 885 г. он озаботился перевести между другими книгами и «номоканон рекше закону правила».

3) В славянском переводе первой части номоканона так называемого Фотиева опущено указание гражданских законов, так что она представляет в переводе только указатель к канонам; что же касается до указания (носящего на греческом особое название κείμενον’а), то не сполна, а в извлечении оно переведено было особо (в Иосифовско-Никоновской печатной Кормчей оно составляет 44-ю главу). — Иоанн Схоластик вместе с сводом канонов составил извлечение из новелл Юстиниана касающихся церкви гражданских законов, относительно которого полагают, что оно переведено одновременно с сводом канонов (в печатной Кормчей оно составляет главу 42-ю. Свод и извлече-

429

Таким образом, Русь домонгольская имела каноны церковные в славянском переводе, хотя и не в совершенно полном составе. Но на какой степени находилось знание этих канонов? Всегда само собою предполагается, что каждое духовное лицо (священники и епископы) обязано совершенно знать каноны церковные, как основные законы церкви, и однако с этим знанием всегда бывает то же, что с нашим русским обязательным для всякого знанием законов Российской Империи, т. е. что мало кто обладает им и мало кто о нем заботится. Никто не отрицает обязательной силы канонов церковных; но в практической жизни действуют не они непосредственно, а заведенный на основании их (а отчасти и помимо их и вопреки им) обычай; в практической жизни требуется знание и соблюдение сего последнего и нисколько не первых, знание которых представляется излишним и ненужным и простою ученою роскошью. На этом основании даже в настоящее время мы не найдем ни одного священника, который бы порядочно знал каноны церковные и имел бы сколько-нибудь удовлетворительное понятие о книге, называемой Кормчею (кроме того, что она есть книга весьма толстая), и между самими епископами совершенно основательное знание канонов церковных еще вовсе не составляет обычного дела. Если таково знание канонов церковных даже в настоящее время, то само собою предполагается, что в период домонгольский оно имело быть еще несравненно ниже. Но в этот период были и особенные причины, по которым дело долженствовало быть так, чтобы священники не имели о канонах ни малейшего понятия и чтобы некоторое знание их составляло только исключительную специальность епископов. В настоящее время, когда существует книгопечатание, каждая церковь без труда может приобрести печатную Кормчую, но в период домонгольский было рукописание и тогда еще было оно,

вие кто-то позднейший соединил в одно место и это соединение известно под именем номоканона Схоластикова). — Номоканон Фотиев и свод канонов Схоластиков неизвестны на славянском языке в отдельном виде, но обыкновенно составляют первую или начальную часть юридического сборника, который называется Номоканоном или Кормчей книгой. О статьях сборника после канонов см. в приложении. Что касается до названия Кормчая книга, которое, если не ошибаемся, не было известно старым Грекам (Кормчая по-гречески Πηδάλιον), το, можно думать, оно произошло у нас таким образом, что в славянском переводе греческого νομοκάνων (νομοκάνονον) «закову правила» последнее слово было принято вместо прáвила за правила.

430

как говорили мы выше, до такой степени дорого и до такой степени мастерство скудное мастерами, что приобретение каждой книги стоило если не дороже, то едва ли не затруднительнее для приходов чем построение самих церквей. По этой причине необходимо думать, что собрания канонов церковных или Кормчей книги, далеко не неизбежно нужной, а между тем при ее огромности долженствовавшей быть чрезвычайно дорогою, в период домонгольский вовсе не имели приходские церкви (за исключением может быть приходов в любимых имениях княжеских, куда могли прикладывать книгу князья) и что она исключительно находилась только по епископиям 1). Нельзя ручаться за то, чтобы и в этих последних она была непременно во всех; но если и предполагать это, то об ее употреблении нужно думать то же, что в настоящее время мы знаем об ее употреблении по селам, т. е. что она составляла книгу, лежащую и чрезвычайно мало употребляемую, — книгу, в которой неведомо что писано. Тогдашние епископы наши, как и все тогдашние люди (о чем будем говорить ниже), не имели настоящего образования и были не более, как простые грамотники. Но чтобы простой грамотник стал читать каноны церковные и в состоянии был справиться с ними, т. е. надлежащим образом уразумевать и понимать их, это весьма сомнительно. Для чтения канонов церковных требуется какое-нибудь руководство, которое бы помогло ознакомиться с ними вообще и которое бы помогало разумению каждого из них в частности, но такого руководства, пока не написаны были известные толкования на каноны — Зонарино, Вальсамоново и Аристиново, явившиеся позднее, вовсе не было. Неистолкованные каноны церковные, переведенные буквально, а вследствие этого и не особенно вразумительно, с греческого, представлялись архиереям у других православных Славян «помраченными облаком мудрости эллинского языка» 2); нет сомнения, что такими находили их и наши архиереи и что как таковые их весьма уважали, но весьма мало читали и изучали.

Частные или местные законы каждой частной церкви, обязательные только для ней самой и ни для кого более, как мы сказали,

1) Имеем свидетельство, что в Болгарии прямо запрещено было иметь Кормчую книгу в приходских церквах (см. у Восток. в Опис. Румянц. Муз. стр. 291 col. 1), по всей вероятности из опасения, чтобы она не была в них с искаженными правилами. Не невозможно предполагать, что такое запрещение существовало и у нас.

2) У Сербов; точное указание ниже.

431

составляют узаконения или указы — во-первых, ее собственной высшей власти, во-вторых, власти государственной, под которою каждая частная церковь находится. Само по себе совершенно ясно, что должно разуметь под частными законами каждой частной церкви. Но довольно хитрый вопрос, что должна была разуметь под своими частными законами Русская церковь. Дело в том, что она была в таком особенном положении, что и составляла и не составляла из себя частную церковь. Как церковь совсем особого государства и как церковь совсем отдельная, она, конечно, составляла особую частную церковь; но в то же время в административном отношении она не составляла самостоятельной частной церкви, а была только частью другой таковой же церкви — митрополией Константинопольского патриарха, совершенно такою же, как все прочие его митрополии. Как особая частная церковь она должна была признавать своими местными законами только узаконения и указы своих собственных митрополитов и великих князей (а каждая из ее епископий еще своих удельных князей); но как административная часть церкви Греческой, как митрополия патриарха Константинопольского, она должна была признавать таковыми и узаконения и указы патриархов Константинопольских и императоров греческих. Что она должна была признавать первые, это ясно, ибо патриархи Константинопольские были высшие административные начальники Русской церкви и их власть в сей последней была совершенно такова же, как во всех других подчиненных им митрополиях. Не столько ясно, чтобы Русская церковь должна была признавать своими законами относящиеся до дел церковных узаконения и указы императоров греческих; но и это так. Помянутые узаконения и указы императоров, очевидно, должны были простираться на всю административную Греческую церковь, ибо будучи адресуемы патриархам и будучи для них обязательны, они вместе с тем, очевидно, были обязательны и для всех подчиненных им митрополитов, а Русская церковь была частью административной церкви Греческой, была митрополией Константинопольского патриарха, через которого подчинялась и императору греческому. Однако, для Русской церкви признать все местные законы церкви Греческой и своими таковыми же законами было бы несовершенно удобно. Во-первых, признавать обязательными для себя указы императоров греческих Русские не могли не находить обидным для своей национальной чести. Во-вторых, не все местные греческие узаконения могли быть применимы к России по различию местных условий. Как ре-

432

шали Русские домонгольского периода этот запутанный и хитрый вопрос, остается неизвестным. Как общий вопрос, они по всей вероятности вовсе не ставили его и не решали; а что касается до практики, то, сколько достает наших сведений для того, чтобы судить о деле, они относились к этим законам так, что ответ выходил и да и нет, что и признавали они их и не признавали. Они вовсе не заботились о том, чтобы привести эти законы в полную для себя известность и чтобы все их иметь в славянском переводе, но переводы, деланные другими, они заимствовали от этих других, а кое-что, может быть, перевели и сами. Затем, что касается до самого употребления законов, то Русские, ни положительно отрицая, ни положительно признавая их, с одной стороны вовсе не пользовались ими непосредственным образом, а с другой стороны приняли из них все то, что перешло к ним из Греческой церкви путем обычая. Вообще, как в канонической, так и в этой неканонической части мы приняли от Греков не законы церковные с тем, чтобы по этим законам самим устроить церковь, а готовый образец сей последней, на сколько в своих несущественных частностях он мог быть принят нами и как она (церковь) по тем и другим законам (каноническим и неканоническим) была устроена у Греков. Как, признав обязательную силу канонов церковных, мы однако не исправили по ним у себя тех отступлений отних, которые дозволили Греки, а оставили дело в том виде, как получили от них 1); так, признавая или не признавая обязательное значение местных греческих законов, мы без размышлений и без критики и без различения канонического от неканонического приняли обычаи, основанные на сих законах, совершенно так же, как и обычаи, основанные на канонах. Перенимая образец, мы принимали при этом законы просто на веру и вовсе не заботились о том, чтобы доискиваться к решать, что в принятых нами обычаях основывается на канонах, что на местных узаконениях, и на сколько последние имеют для нас обязательную силу 2).

1) Напр. заимствовали от них антиканонический обычай взимания платы за поставление в церковные степени, допустили у себя антиканоническое стяжательное монашество.

2) До начала X века действующее гражданское законодательство Греков составляли Кодекс Юстинианов и Новеллы или новые после Кодекса указы императоров. Извлечения из Кодекса и Новелл относящихся к церкви законов, сделанные патриархами Иоанном Схоластиком и Фотием, были переведены на

433

Сколько имеем сведений и сколько можем предполагать и заключать, странным и не совсем обычным образом вела себя и церковь Греческая по отношению к церкви Русской в деле этих местных законов. Так как церковь Русская была митрополией Константинопольского патриархата, то следовало бы ожидать, что все вновь выходившие узаконения патриархов и императоров или по крайней мере одних первых будут официально сообщаемы ей к сведению и исполнению наравне со всеми прочими митрополиями, и однако этого вовсе не было, как следует думать на основании того, что подобных узаконений известно на славянском языке в наших русских Кормчих только весьма небольшое количество 1). Таким образом, сами патриархи Константинопольские как бы и не признавали и признавали Русскую церковь за особую частную церковь.

Бесспорно обязательными для Русской церкви частными законами со стороны церкви Греческой были указы патриархов Константинопольских, специально касавшиеся ее самой и именно к ней самой адресованные. Таких указов за весь период домонгольский пока известно и всего два, эго именно — грамота патр. Луки Хризоверга к Андрею Боголюбскому с отказом учредить митрополию во Владимире, с решением по делу епископа Ростовского, которого гнал князь и предписанием относительно постов в дни праздничные, что составляло тогда в России предмет споров, и грамота патриарха Германа 2-го к митрополиту Кириллу 2-му от 1228-го года о непоставлении во священники рабов, предварительно не отпущенных на свободу (к обеим грамотам возвратимся ниже) 2).

Частные законы Русской церкви в строгом и тесном смысле слова местные, как мы сказали, должны были составлять законода-

славянский язык и вошли в нашу Кормчую (в Иосифовско-Никоновской печатной Кормчей гл. 42 и 44; извлечение Фотиево или его так называемый Κείμενον, — последняя глава, только в сокращении). Но в начале X века импер. Лев Мудрый сделал новое издание законов под именем Царских книг, при чем все из прежних законов, что не вошло в новое издание, потеряло свою силу. Царские книги Льва остались совершенно неизвестными нашим предкам.

1) Из патриарших узаконений находятся в нашей Кормчей: соборные постановления относительно брака патриархов Сисинния, 996—999, Алексея, 1025— 1043, и неизвестного (в Никоновской печатной Кормчей гл. 52), и соборные ответы на разные, предложенные от некоторых монахов, вопросы патр. Николая Грамматика, 1084—1111 (в Никоновск. Кормчей гл. 54); из императорских узаконений — три Новеллы импер. Алексея Комнина, 1081—1118 (ibid. гл. 43).

2) Обе грамоты в Памятнн. канонич. права Павлова, №№ 3 и 5.

434

тельные акты, т. е. сего рода грамоты или указы, ее собственных митрополитов и ее собственных великих князей. Так как период домонгольский был временем введения и водворения христианства в России, иначе сказать — временем, когда естественно должны были возникать всякого рода недоумения и вопросы, требовавшие разрешения и разъяснения путем законодательным, то, по-видимому, нужно смотреть на него как на период законодательной деятельности наиболее усиленной. Как было дело в действительности, мы не знаем, но пока в настоящее время от периода домонгольского неизвестно совершенно ни одного указанного рода законодательного акта, что могло погибнуть безвозвратно или может оставаться доселе неизвестным даже множество актов, в этом нет совершенно ничего невероятного; вот один совершенно убедительный на это пример: летописи дают знать, что в период домонгольский было писано весьма много так-называемых крестных или договорных грамот между князьями, и однако в настоящее время пока неизвестно из них совершенно ни одной. Таким образом, могли быть законодательные акты помянутого рода даже в целом множестве, хотя мы вовсе их и не знаем 1). Но с другой стороны, как кажется, вероятнее думать, что актов не было множества, и именно — что Русская церковь домонгольского периода законодательствовала не столько путем письменным, который в то время был по многому путь весьма затруднительный, сколько путем устным. Епископы собирались на соборы к митрополиту, если не ежегодно в определенные сроки, то все-таки довольно часто: на этих соборах и могли митрополиты законодательствовать в виде наставлений епископам. Приходское духовенство каждой епархии собиралось ежегодно, если не всё каждый раз, то по очереди, к своим епископам на так-называемые «сборы», о которых скажем ниже: на этих сборах епископы в свою очередь и могли законодательствовать по своим епархиям. Так представляется вероятнейшим думать, но так ли было дело в действительности, это в конце концов составляет вопрос.

1) Еще один пример уже из области самой церкви. До недавнего времени почти совсем ничего не было известно письменного из административно судебной деятельности патриархов Константинопольских XIII—XV века, так что можно было думать, что они правительствовали бесписьменно. Но вдруг сделано открытие — и найдено в сем отношении весьма многое (Acta Patriarchatus Constantinopolitani МСССХV—МССССII, ediderunt Fr. Micklosich et Jos. Müller, Vindobonae, два тома. 1850—52).

435

По тогдашнему политическому строю Руси не только вся Русская церковь имела своего государственного главу в великом князе, но и каждая епископия имела своего особенного такового же главу в своем удельном князе. Бак великий князь мог законодательствовать во всей Русской церкви, так каждый удельный князь мог законодательствовать в своей епископии. Из памятников этого частнейшего местно-русского законодательства от периода домонгольского сохранились до настоящего времени два, — именно: грамота Новгородского князя Святослава Ольговича, написанная в 1137 году и содержащая в себе распоряжения относительно епископской десятины в Новгородской епархии 1), и грамота Смоленского князя Ростислава, о которой много раз мы говорили выше 2).

Не имея от периода домонгольского, за исключением весьма не многого сейчас указанного, памятников церковного местно-русского законодательства в собственном и строгом смысле, мы имеем от него несколько частных сочинений канонического содержания, неофициальная цель и задача которых — преподать наставления относительно тех или других предметов церковной практики. Таковые сочинения в настоящее время известны:

Упоминаемое в памятниках домонгольского периода под именем «Устава белеческого» (мирского) и «некоторой заповеди», в позднейших рукописях, называемое «Заповедью святых отец к исповедающимся сыном и дщерем» сочинение митрополита Георгия 3).

1) Напеч. в Русских Достопамм. 1, 82.

2) Есть еще грамота Всеволода — Гавриила Мстиславича Новгородскому Софийскому собору (напеч. преосв. Макарием в Ист. т. 2, изд. 2, стр. 380). Но она очевидно подложна. Об этой грамоте Всеволода, равно как и об его грамоте церкви Иоанна Предтечи на Опоках (Русск. Достопамм. 1, 77), которая большею частью не считается подложною, но которая по всей вероятности есть таковая же, см. в приложениях к настоящей главе.

3) Кирик в своем Вопрошании пишет: «рех (епископу Нифонту): написано, владыко, есть в уставе белеческом, яко добро бы блюстися (мужам от жен в великий пост), яко Христов пост есть, аще ли не могут, а (по крайней мере) преднюю неделю и последнюю» (в Памятнн. Павлова col. 38, § 57); еще: «прочтох ему (Нифонту) из некоторой заповеди: оже в неделю и в суботу и в пяток лежит человек, а зачнет детя, будет любо тать, любо разбойник, любо блудник, любо трепетник, а родителема опитемья два лета» (ibid col. 44, § 74); и еще: «прашах и сего: аже дают сорокоустье служити за упокой, и еще живи суще? Не может, рече, того взборонити, аже приносят спасения хотяче души своей, еже творишь и митрополита Георгия Рускаго написавша, а нету того нигде же» (ibid. col. 51, § 101). Первое и второе написано, а третье запре-

436

Содержание сочинения, имеющего целью преподать новым в христианстве Русским наставления наиболее для них нужные, весьма разнообразно, а по изложению оно не отличается последовательностью. Сначала идут в нем уставы о поклонах и о пище в разные времена года, потом устав относительно плотского сожития с женами в великий пост и о причастии, а затем смешанно — правила и наставления относительно брака, отцов духовных, лиц поставляемых во священники и другие церковные степени, о плотском супружеском сожитии вообще, о пострижении в монашество, о родильницах, об епитимиях за разные согрешения и пр. и пр. Странную судьбу имело сочинение митрополита Георгия в период домонгольский. Как написанное митрополитом, оно, по-видимому, должно было получить всеобщую распространенность и всеобщую известность и стать до некоторой степени как бы официальным уставом Русской церкви. Однако этого вовсе не случилось. Спустя 50 лет лосле смерти митрополита Георгия, а может быть и менее, о существовании его сочинения вовсе не знали даже епископы и оно было известно только некоторым 1).

2) Послание преп. Феодосия Печерского к вел. кн. Изяславу Ярославичу, написанное в ответ на его вопрос и поэтому называемое в списках «Вопрошание Изяславле» 2). В кратком послании этом преп. Феодосий, во-первых, отвечает на вопрос великого князя — можно ли резать скот для пищи в воскресенье; во-вторых, говорит, вероятно тоже по поводу спроса великого князя или бывшей беседы с ним, о посте в среду и пяток.

3) «Правило церковное вкратце» митр. Иоанна 2-го, написанное к некоему черноризцу Иакову в ответ на предложенные им митрополиту вопросы 3).

щается именно в нашей Заповеди, из чего и следует, что она есть то сочинение, которое Кирик называет уставом белеческим и некоторой заповедью и которое он усвояет митр. Георгию. О списках Заповеди, по которым она нам известна, см. в 1-м издании этой половины тома стр. 507.

1) Как показывает одна из сейчас сделанных выписок из Кирика.

2) Напечатано преосвящ. Макарием в Ученых Записках II Отд. Акад. Наук, кн. II, выпуск 11, стр. 213 и в Истории т. 2, изд. 2, стр. 335.

3) Напечатано в Русских Достопамм. 1, 89, преосв. Макарием в Истор. т. 2, изд. 2 стр. 369, и Павловым в Памятниках канонического права, № 1. Отрывки греческого текста, найденные последним, — в Записках Академии Наук, т. XXII, кн. 2.

437

Так называемое «Вопрошание Кириково», именно—собрание ответов, полученных иеромонахом и доместиком Новгородского Антониева монастыря Кириком от разных лиц, к которым он обращался с своими вопросами, преимущественно от трех епископов — Новгородских: Нифонта (1129—1156) и или (1165—1185) и неизвестной епархии Саввы 1).

Оба сочинения по содержанию крайне разнообразны, а по изложению совершенно смешаны. Черноризец Иаков обращался к митрополиту Иоанну, а Кирик к нескольким лицам с разными, недоуменными для них, вопросами из обширной области церковной практики, и в обоих сочинениях ответы изложены совершенно без всякого систематического порядка, просто в случайной связи. Так, в Правиле митр. Иоанна: о времени крещения младенцев, достоит ли матери кормить дитя до 40 дней, о неядении давленины и звероядины, о служащих на опресноках или латинянах, о едящих мясо в великое говение, об имеющих по две жены, о волхвовании, и пр. В Вопрошании Кириковом: о молитве осквернявшимся сосудам, о заупокойной литургии, о лихве, о пострижении чернеца в схиму, о принятии в православие латинян, достоит ли резати скот в воскресенье, о поклонниках, ходящих в Иерусалим, и пр. Правило митрополита Иоанна и Вопрошание Кириково важны для нас в том отношении, что показывают, какими вопросами церковной практики наиболее интересовались Русские люди домонгольского периода и насколько встречали они затруднений и недоумений в ее области. К этой стороне дела мы возвратимся после. Мы не будем подробно передавать здесь содержания обоих сочинений, равно как и Устава белеческого митр. Георгия, а воспользуемся одними и другим по частям в соответствующих местах.

5) Поучение Новгородского епископа (архиепископа) Илии, адресованное им к подведомому духовенству вскоре по занятии кафедры и вместе с различными нравственными увещаниями содержащее и несколько канонических предписаний 2).

1) Напечатано с довольным количеством пропусков в Памятниках Российской Словесности XII века Калайдовича, стр. 173 sqq, и в полном виде Павловым в Памятнн. канонич. права, № 2.

2) Весьма интересное поучение это открыто Павловым в одной рукописи Московского Публичного Музея (из собрания покойного A. Н. Попова) и напечатано им в Журнале Министерства Народного Просвещения, в Октябрьской книжке 1890-го года.

438

6) Наставление священникам того же архиепископа Илии, написанное им вместе с неизвестным по имени епископом Белгородским, относительно двух особенных случаев, могущих иметь место при совершении литургии 1).

Упоминается еще какой-то Феодос, написавший что-то каноническое 2). Но какой и что — пока остается неизвестным. В позднейших сборниках не мало статей канонического содержания, из которых многие вероятно русского происхождения и некоторые может быть из домонгольского периода. Но последние опять тоже не могут быть отделены и указаны. (О новонайденном указанном поучении Новгородского архиепископа Илии, которое было предложено им священникам своей епархии в первое «сборное» воскресение по занятии им кафедры, см. ниже между приложениями к этой главе).

Докончим речь об епископах домонгольского периода.

Мы сказали выше, что Андрей Боголюбский потерпел неудачу в своих стараниях учредить у себя во Владимире особую митрополию. Кандидатом в будущие митрополиты, как мы тоже говорили, у него был предназначен некий Феодор или, как ругательно называют его летописи, Федорец, по одним не вполне достоверным известиям — Русский из знатного боярского рода и постриженик Печерского монастыря 3), по другим таким же известиям — Грек, племянник Смоленского епископа Мануила 4). Об этом Феодоре или Федорце, после несостоявшегося дела об учреждении митрополии во Владимире, летописи 5) рассказывают следующее: Андрей Боголюбский решил поставить его в епископы Ростовские, но он, не смотря на все увещания великого князя, не хотел пойти на поставление к митрополиту в Киев, а пошел в Константинополь, где и был посвящен патриархом; сев на кафедре, он оказался неистовым тираном и совершенным злодеем: «мнози, — говорят летописи, — пострадаша человецы от него, в держаньи его, и сёл изнебывши

1) Напечатано в Памятниках Российск. Словесности, стр. 223, и перепечатано Павловым в Памятнн. канонич. права, № 4, col. 75.

2) У Кирика, по Павл. col. 38, § 57. У него же приводятся наибольшие выдержки из одной или нескольких безыменных «некоторых заповедей»; но русские или переводные эти заповеди, остается неизвестным.

3) Никоновской летописи, 206 нач. (и Татищева Ш, 160, 161, 167 и 168).

4) Послания патр. Луки Хризоверга к Боголюбскому по списку в Никон. лет. II, 184.

5) Лаврент. под 1169 г., Ипатск. под 1172 г., Никоновск. под 1170 и 1171 гг.

439

и оружья и конь, друзии же и работы добыша, заточенья и грабленья; не токмо простцем, но и мнихом, игуменом и ереем безмилостив сый мучитель, другим человеком головы порезывая и бороды, иным же очи выжигая и язык урезая, а иныя распиная на стене и муча немилостивне, хотя исхитити от всех именье, именья бо бы не сыт, аки ад»; наконец он кончил тем, что повелел затворить во Владимире все церкви, со включением и своего кафедрального собора, так что «не бысть звоненья ни пенья по всему городу»; после всего Андрей Боголюбский послал его в Киев к митрополиту, которым он и был казнен, как злодей и еретик.

Представлять дело так, как представляют нам его летописец, было бы совершенно без смысла. Боголюбский настоятельно увещевает Феодора идти на поставление в Киев; последний, не слушая его, идет в Константинополь, и, однако, когда возвращается, князь принимает его. Седши на кафедру, Феодор начинает неистово злодействовать, — князь все его злодейства терпит; наконец, он затворяет во Владимире все церкви, князь и это терпит и только уже после сего отправляет его на суд к митрополиту. Возможно ли такое терпение от какого бы то ни было князя и тем более от Андрея Боголюбского, который гонял епископов без малейшего стеснения? Каким образом епископ мог неистовствовать не только над духовенством, но и над мирянами, и притом над последними даже более, чем над первыми? что будет значить и какой смысл будет иметь затворение всех церквей? Наконец, каким образом совершенно из ряду вон выходящий злодей не казнен без дальнего суда в самом Владимире, а послан на суд к митрополиту в Киев? Само собою разумеется, что дело, представляемое летописцами бессмысленно, должно иметь какой-нибудь смысл. Если Феодор поставился в епископы не в Киеве, а в Константинополе, то, нет сомнения, с согласия Боголюбского; если Боголюбский терпел злодейства Феодора, таких или не таких размеров, как они изображаются в летописях, если он позволил ему затворить во Владимире все церкви, то, очевидно, были всего этого причины, — что епископ действовал с попущения и дозволения князя. В чем же могло быть дело? Феодор с дозволения князя мог отправиться для посвящения в епископы не к митрополиту в Киев, а в Константинополь к патриарху, только по той причине, что хотел приобрести себе от патриарха особые права, и именно — единственно возможное для епископа право автокефалии или независимости от митрополита,

440

с непосредственным подчинением самому патриарху. Необходимо думать, что в этом праве автокефалии и было все дело. Андрей Боголюбский, не успев получить для своего Владимира отдельного митрополита, хотел, по крайней мере, чтобы его епископ Ростовский был автокефальным или независимым от Киевского митрополита епископом и с этою целью отправил Феодора в Константинополь. Последний был посвящен патриархом в епископы Ростовские, но получил ли при сем право автокефалии, это остается неизвестным и, судя по последующему, гораздо вероятнее думать — нет, чем да 1). Как бы то ни было, необходимо думать затем, что Феодор, по возвращении из Константинополя, с согласия князя, объявил себя автокефальным епископом, ибо только этим предположением может быть со смыслом объяснено то, что повествуют летописи о неистовствах Феодора далее. Эти неистовства должны значить, что между епископом Ростовским, который объявил себя автокефальным, и между митрополитом Киевским, который не хотел признавать его автокефалии, завязалась ожесточенная борьба, — что в этой борьбе духовенство и граждане Владимирские разделились на две враждебные партии, из которых одна держала сторону епископа, а другая сторону митрополита, и что епископ с князем и воздвигли беспощадное гонение на сторону с ними несогласную, хотя весьма может быть, что, изображая эту беспощадность гонения и представляя ее беспричинным неистовством Феодора, летописцы и впадают в большее или меньшее преувеличение. Могло дело доходить и до затворения всех храмов Владимирских, — этот поступок со стороны епископа мог значить то, что он хотел подействовать на сторону ему враждебную посредством церковного отлучения. Конец борьбы был тот, что Боголюбский выдал своего епископа митрополиту. Что принудило к этому князя и при том такого, вовсе не имевшего охоты уступать кому бы то ни было, князя, как Боголюбский, остается неизвестным; но вероятно то, что Феодор, не успев добыть автокефалии в Константинополе, объявил себя автокефальным самозвано, что митрополит успел доказать это и что таким образом

1) Никоновская летопись уверяет, будто патриарх потому поставил Феодора в епископы, что поверил уверениям, «яко несть ныне в Киеве митрополита». На самом деле, нет сомнения, было не так: патриарх не мог не знать, был или не был в Киеве митрополит, а если, нарушая канонические правила, взял на себя поставить, то, конечно, потому, что или ему или его приближенным щедро было заплачено.

441

он успел вооружить против него, как против наглого обманщика, все общественное мнение России, которому и не нашел возможным или благоразумным сопротивляться Боголюбский 1). Митрополит, получив в свои руки Феодора, предал его, если верить летописям, жесточайшей казни, именно: ему урезали язык. отсекли правую руку, вынули очи и затем — если не сам он после всего этого умер — так или иначе совсем его казнили. Приводит в невольное изумление эта нисколько не духовная, выходящая из всяких пределов по своей жестокости и беспримерная в нашей истории, казнь; но сказать что-либо о ней мы поставлены недостатком сведений в совершенную невозможность: вероятно, вражда между митрополитом и епископом доходила до самой крайней степени (затворение епископом храмов Владимирских, как мера карательная против сторонников митрополита, позволяет думать, что дело доходило до взаимных проклятий), так что первый, получив в руки последнего, по своему против него ожесточению и снедаемый единственно чувством и жаждою мщения, не в состоянии был соблюсти в казни никакой меры 2).

1) В проложном житии св. Кирилла епископа Туровского читаем, что он «Феодорца, за укоризну тако нарицаемого, ересь обличи и проклят его». Можно думать, что и все епископы Юга, возбуждаемые своими князьями, конечно, весьма не сочувствовавшими стремлениям Андрея Боголюбского, были против притязаний Феодора. А борьбу со всеми епископами Боголюбский не мог находить благоразумною (Кирилл Т., как уверяет его проложное житие, «многа послания написа Андрею Боголюбскому от евангельских и пророческих указаний». Очень может быть, что эти послания касались дела Феодорова; но, к сожалению, пока ни одного из них неизвестно).

2) Удел Суздальский, только что открытый перед Боголюбским, был один из самых младших и следовательно один из самых ничтожных; не составляя части собственной Руси, а обнимая территорию инородческую, он был к тому же не собственная Русь, а нечто только добавочное к ней, — нечто в роде нынешнего Туркестана. И вдруг князь этого как бы уже внерусского и только полурусского удела изъявляет притязание на то, чтобы заменить собою великого князя Киевского, чтобы стать распорядителем судеб всей Руси и всех ее князей. Само собою предполагается, что такое совершенно необычайное и совершенно невероятное притязание было встречено всеми князьями русскими не е благодушием и не с равнодушием, а с самым крайним негодованием. Но самому Боголюбскому князья ничего не могли сделать и с какими бы ни худыми чувствами должны были преклоняться перед силой. Тем с большим ожесточением они должны были выместить свой гнев и свою злобу на орудии его замыслов, когда представился им случай. Против самозваного архиепископа поднял борьбу митрополит, и необходимо думать, что князья с жаром и рвением бросились на сторону митрополита, что посредством своих епископов они употребили все

442

Нет сомнения, что этот эпизод борьбы Феодора с митрополитом не принадлежит к числу лучших страниц Русской церковной истории, но нельзя до крайности не пожалеть, что летописцы наши намеренно или тенденциозно передают его до последней степени неудовлетворительно: более чем вероятно, что в своем полном и настоящем виде он весьма много послужил бы к характеристике времени. Во всяком случае, на той и на другой стороне мы видим между борющимися беспощадную жестокость, из которой следует то заключение, что время вовсе не должно быть представляемо таким мягким, как это наклонны делать иные.

Епископы автокефальные или непосредственно зависимые от патриарха назывались у Греков архиепископами. Одновременно с тем, как епископ Ростовский добивался получить себе значение автокефального епископа, другой епископ, именно — Новгородский, получил его титло, но без его значения, т. е. название архиепископа без соединенной с ним автокефалии. Настоящее автокефальное архиепископство мог дать только патриарх, освобождая епископа от власти митрополита и подчиняя непосредственно себе, но епископу Новгородскому дал архиепископство как простое титло Киевский митрополит. В 1165-м г., в Марте месяце, посвящен в епископы Новгородские митрополитом Иоанном 4-м Илия, выбранный из священников одной из Новгородских церквей; в том же году, спустя то или другое время после посвящения Илии, ходил из Новгорода в Киев к митрополиту игумен Юрьева монастыря Дионисий, и «повелено бысть (с этим Дионисием) владыце архиепископство митрополитом» — так передают дело Новгородские летописи 1). С какой стати епископ Новгородский возведен был митрополитом в титулярные архиепископы, каковых в Греции вовсе не было, летописи нисколько не объясняют, но дело довольно понятно само по себе. Выше мы говорили, что епископ Новгородский Нифонт, не признавая законности митр. Климента, взят был патриархом в свою непосредственную власть и что таким образом он был сделан и сталь автокефальным архиепископом. Преемник Нифонта († 1156), когда

усилия возбудить против Боголюбского в лице Феодора возможно сильную бурю общего гнева... Так представлять дело необходимо; а при таком представлении дела станет до некоторой степени понятною и совсем необычайная по своей жестокости казнь, которой подвергся Феодор. До последней степени возбужденная вражда князей к патрону хотела выместить и показать себя на клиенте...

1) Новгор. 1-я лет.

443

после Климента снова явились на кафедре митрополичьей законные митрополиты, опять стал простым епископом, ибо опять подчинился митрополиту. Но после архиепископа, что по названию более и важнее, чем епископ, Новгородцам не хотелось иметь простого епископа, — и вот они и придумали доставить своему епископу не значение архиепископа (автокефалию), а его имя, как почетный титул (быв с своим изобретением далекими предтечами Петербургского периода). Митрополит, давая епископу имя или титло архиепископа, нововводил тут такую затею, которой совсем не знала церковь Греческая. Но так как затея была совершенно невинная, ибо все дело было в одном и простом имени, и притом такая, о которой можно было и не доводить до сведения патриарха, что по всей вероятности митрополит и сделал 1): то, получив от богатых Новгородцев или от их богатого владыки приличные дары, он и мог охотно согласиться ее допустить. Что касается до епископов Новгородских, то титул архиепископа, не дав им никаких правь, прибавил им нравственного авторитета, как людям, почтённым особым титлом, и бесспорно возвысил их над другими епископами, потому что имя архиепископа значит если не начальника над епископами, то во всяком случае начального епископа 2).

IV.

Приходское духовенство и приходы.

Обращаемся к низшему или приходскому духовенству.

О том, как нужно думать относительно самого первого появления у нас священников, с запасом которых Владимир приступил к общему крещению народа, мы уже говорили выше. Прежде всего, он имел то или другое некоторое число их уже готовым в священниках тех Варягов-христиан, которые были в Киеве перед его крещением. Затем, из похода Корсунского он при-

1) Патриархи называют архиепископов Новгородских епископами в половине XIV в. (Миклош. Acta Patriarch. Constantinop. I, 347).

2) T. е. по словопроизводству; в приложении к автокефальным епископам оно вовсе не значило начального епископа, а значило епископа, непосредственно подчиненного патриарху. В наших Азбуковниках: «архиепископ — начало епископом, рекше начальствуяй (над епископы), архиепископи (бо) учинени, яко да назирают над епископы»...

444

вел с собою священников греческих. Так как одних и других не могло быть достаточным для того, чтобы приступить к общему крещению народа и так как последние из них, по незнанию русского языка, имели быть более общими руководителями дела крещения, чем принимать на себя действительное пастырство над крещенными: то со всею вероятностью следует думать еще, что было выписано и получено большее или меньшее количество священников из Болгарии и, может быть, также из Венгерской Руси. Так или иначе, создав необходимый запас священников, Владимир приступил к общему крещению народа. Но с минуты приступа к сему последнему открывалась нужда уже не во временном только большем или меньшем их запасе, а в том, чтобы дать их в возможно достаточном количестве всей стране, чтобы представить и поставить то огромное их количество, при котором бы все новокрещенные не по имени только, а на самом деле оказались с своими пастырями и при котором бы могли быть образованы приходы более или менее в обыкновенном смысле этого слова. Как ведено было правительством эго дело создания первых священников для всей страны, в летописи, к сожалению, не находим известий. Она сообщает, что Владимир сейчас или вскоре после возвращения из похода под Корсунь «послав нача поимати у нарочитыя чади дети и даяти нача на ученье книжное»; но, как уже мы говорили выше, это известие нужно понимать так, что дети нарочитой чади или бояр были собраны и розданы на ученье книгам не с тою специальною целью, чтобы приготовить в них будущих священников, а с тою общею целью, чтобы сделать их просвещенными людьми, чтобы с их генерации ввести в сословии боярском образованность и просвещение, о чем, как это необходимо думать, заботился Владимир. Дети бояр необходимы были для великокняжеской службы и нельзя думать, чтобы правительство решилось пожертвовать ими церкви, тем более, что в жертве этой не было никакой нужды, ибо для церкви совершенно было безразлично — будут ли ее священники из детей боярских или из кого бы то ни было. С другой стороны, и сами бояре не могли иметь ни малейшей охоты на то, чтобы отпустить детей своих в священники, ибо это значило бы то же, что иметь охоту отдать своих детей на низведение из бояр в пролетарии.

Не имея положительных известий, остается делать предположения. Единственное предположение, которое может быть здесь делаемо, есть следующее: крестив каждую большую область, Владимир оста-

445

влял везде некоторое количество священников из того общего запаса их, который имел, и одновременно с сим было приступаемо в каждой области к набору кандидатов в священники из ее новокрещенных или новообращенных. Если бы кому-нибудь некстати вспомнилось, что апостол и за ним отеческие правила запрещают ставить во священники новокрещенных, то ответ этому кому-нибудь тот, что нарушить запрещение была неизбежная нужда, что причина, по которой оно сделано: да не разгордевся в суд впадет диавол, у нас вовсе не имела приложения и что по нужде бывало нарушение канонов и в самой древней церкви, как свидетельствуют те же каноны 1). Сейчас мы сказали, что дети боярские набраны были в ученье книгам не для приготовления во священники; но и вообще думать, будто первые кандидаты во священники были набираемы из детей, значит предполагать то, что из всего есть наименее вероятное. Набрать детей значило — обречь себя на продолжительное ожидание, между тем как в священниках была настоятельная нужда: с какой же бы непостижимой стати набрали детей, а не взрослых? Очень может быть, что не вполне строго сообразовались с предписанием канонов церковных, требующим, чтобы во священники были поставляемы люди не моложе 30-летнего возраста, как не со всею строгостью наблюдалось у нас это предписание ιι во все последующее время, но совершенно необходимо предполагать, что были набираемы в кандидаты не дети, а люди взрослые, которые, после возможно скорого и беглого приготовления (о котором скажем вслед за сим ниже), тотчас же могли бы быть поставляемы во священники.

Один раз сделанным набором кандидатов во священники вовсе не могли кончиться заботы правительства по приготовлению сих последних. Напротив, после первого набора должен был иметь место целый период таковых правительственных наборов, который, как нужно думать, в одних местах окончился ранее, в других позднее, но который вообще продолжался не менее как до половины княжения Ярослава, а может быть и значительно далее: летописи свидетельствуют, что такой правительственный набор сделан был по приказанию Ярослава в Новгороде в 1030 году 2). Нет сомнения, что самый первый набор кандидатов во священники во всех областях был набором чисто и буквально принудительным, что,

1) 1 всел. соб. пр. 2.

2) Софийск. лет. в Полн. собр. летт. т. V и Никон. лет. под сим годом.

446

при отсутствии добровольных охотников, кандидаты были набираемы или вербуемы силой, при чем сейчас помянутый пример Новгородского набора 1030 года дает основания предполагать, что вербовка и доставка или поставка нужного количества кандидатов была возлагаема на старост крестьянских обществ 1). С первого взгляда представлялось бы вероятным предполагать, что не один первый набор был принудительным, но что и несколькие или даже многие последующие были таковыми же, так что нужно было бы думать, что священство довольно долгое время было своего рода военною повинностью, имевшею причинять правительству не мало забот и хлопот. Едва ли, однако, следует предполагать это на самом деле. Глубоко искренняя и настоящая привязанность к христианству явилась не вдруг, но предубеждение против него должно было пройти довольно скоро, а вместе с сим столько же скоро должны были явиться и добровольные охотники идти в священники. Совершенно естественно стремиться человеку перейти из худшего положения в лучшее; если правительству окажется нужда призвать людей к новому роду деятельности и если для него при этом безразлично, из кого бы эти люди ни были, то оно всегда найдет желающих поспешить на его призыв из числа тех людей, для которых новое положение будет большим или меньшим улучшением против прежнего. Положение нашего приходского духовенства, собственно говоря, с самого начала было вовсе и далеко не блистательным. Но все же был весьма немалочисленный класс людей, для которых оно должно было представляться значительно лучше их собственного положения. А так как для правительства было совершенно безразлично — пойдут ли во священники эти люди или другие, то и представляется не мало вероятным думать, что после первого же набора из числа сих людей явились добровольные охотники идти во священники и что таким образом последующие правительственные наборы после самого первого были не столько принудительными вербовками, сколько вызыванием и набиранием добровольных охотников.

Когда этих добровольных охотников явилось столько, что ими несомненно ужо имело быть обеспечено дальнейшее пополнение священников, правительство должно было прекратить свои наборы и

1) «Приде (Ярослав) к Новугороду (и) собра от старост и поповых детей 300 учити книгам». От старост, как уже мы говорили выше, нужно понимать не так, что детей их, а так, что им, как представителям крестьянских обществ, приказано было набрать кандидатов из сих последних.

447

священство начало существовать, так сказать, само о себе, помимо его забот.

Вовсе не из детей бояр было составлено наше духовенство первоначально посредством правительственных наборов: вовсе не дети бояр шли у нас во священники и в последующее время. Никто не пойдет из лучшего положения в худшее и всякий пойдет только из худшего положения в лучшее, — вот общий закон, который, в приложении к нашему священству, должен был действовать так же, как и везде, и по силе этого закона оно должно было составиться и составляться из людей снизу. Положение нашего приходского духовенства в период домонгольский и материально и нравственно было так незавидно, что охотники идти во священники могли быть ни из бояр, ни из купцов, ни вообще из зажиточных людей, хотя бы то и крестьян, а только из людей беднейших, были они горожане или крестьяне, вообще из людей городских или сельских настолько бедных, что священство было бы для них приобретением. Очень может быть, что в период домонгольский еще и не существовало у нас никакого ограничения относительно поступления мирян во священники, как существовало это ограничение в Греции и как после находим его и у нас 1). Но и без положи-

1) Миряне, поступавшие во священники, переставали нести государственные повинности, следовательно, так сказать, пропадали для государства и переставали для него существовать: чтобы уменьшить ущерб для государства от поступления мирян в священники и делаемы были ограничения относительно этого поступления. В Греции в древнейшее время, начиная с Константина Великого, существовали следующие ограничения: 1) в городах запрещено было принимать в клир так называемых декуриалов или курионов (decurio, curialis, βουλευτής), обязанных нести разные общественные повинности, и вообще более состоятельных граждан (называвшихся плебеями, — plebeji divites), а равным образом средне-низшего разряда государственных чиновников (adparitor, cohortalinus, ταξεώτης); 2) в деревнях выбирать священников только из жителей самых деревень, а в поместьях только из состоящих в них крестьян, (ἐναπόγραφος),— Cod. Theod. lib. XVI, tit. II, legg. 3, 6 (законы Константина Великого, в которых прямо объясняются побуждения к ограничению), 17 и 33; Cod. Justinian. lib. I, tit. III, leg 11, Novell. 6 cap. 4 и 123 cap. 15, cfr y Ралли и П. I, 74 sqq (Никон. Кормч. гл. 42, § 47 и 51). В позднейшее время из числа этих ограничений как будто не существовало ограничения относительно состоятельных городских граждан (декурионов и плебеев), — Царские книги lib. III, tit. 1, §§ 28 и 32,. tit. III, § 6, cfr у Ралли и П. ibid. Что касается до того, как было у нас в России в позднейшее время, то в договорной грамоте вел. кн. Василия Дмитриевича и митр. Киприана постановляется: «а слуг моих князя великого и моих данных людей в диаконы и в попы митрополиту не ставити»,—Акт.

448

тельного ограничения, на основании одного лишь указанного нами общего социального закона, что никто не пойдет из лучшего положения в худшее (а также и того закона, что никто не пойдет из худшего положения едва в несколько лучшее, но с трудом приобретаемое, ибо для искания священства нужно было учиться грамоте) должно было случиться, чтобы между мирянами стал поставлять кандидатов во священники только один беднейший их класс, — тот класс, который в старое время носил общее название бобылей и казаков, а в настоящее время носит общее название пролетариев.

Но как никогда не бывает правила без исключения, так весьма возможно думать, что в виде исключения поступали иногда во священники и люди богатые, имевшие внутреннее расположение к священству и желавшие посвятить себя Богу несколько иначе, чем те, которые постригались в монахи. Это тем более должно было случаться в период домонгольский, что тогда священство и монашество еще были, так-сказать, довольно в одной цене и что последнее еще не заслоняло до такой степени первого, как это случилось после 1).

Необходимо впрочем думать, что главный контингент священства составляли не миряне, а дети самих священников. Те, которые полагают, что наследственность духовенства есть у нас вещь очень недавняя, весьма ошибаются. В старое время не было у нас наследственности, узаконенной в том смысле, чтобы мирянам совершенно загражден был доступ к священству, как это было в новейшее время до недавних пор; но в старое время была наследственность не только обычная, но даже и узаконенная в том смысле, что детям священников, желавшим идти по стопам отцов, предоставлены были некоторые важные льготы. Обычай, чтобы дети

Эксп. I, № 9, стр. 5 col. 2. Но представляется вероятным думать, что в период Домонгольский еще не было этого ограничения на основании следующего: во-первых, митр. Кирилл в деяниях Владимирского собора 1274 г. между прочим предписывает дознаваться относительно ищущего священства, не бегает ли он даней, — в Памятнн. Павл. col. 91, из чего должно заключать, что данных людей дозволялось ставить во священники; во вторых, ханы монгольские в своих ярлыках дозволяют митрополитам принимать в клир кого бы то ни было; во если бы прежде существовало ограничение, то едва ли бы ханы отменили его.

1) Митр. Кирилл в деяниях Владимирского собора 1274-го г. дает звать, что иногда поступали в священники люди, имевшие челядь (предписывает смотреть, чтобы ищущий священства не томил своей челяди голодом и наготой), — в Памятнн. Павлов. col. 91.

449

священников шли также во священники, должен был установиться очень просто и естественно и совершенно необходимым образом. Всякий человек приготовляет своих детей к тому, что есть он сам по своему положению или по своим занятиям, — иначе этого не может быть; натурально, что и священники готовили своих детей именно к священству, а не к чему-нибудь другому. Для поступления во священники требовались грамотность и уменье священствовать в смысле уменья совершать церковные службы и исправлять церковные требы: кому было естественнее учиться первой и кому было удобнее и сподручнее учиться второму, как не детям священников, которые учителями грамоты могли иметь своих отцов, а учиться священству в помянутом смысле должны были в продолжение всего своего детства? Сын священника, не хотевший идти во священники, должен был выбыть в разряд тяглых людей; так как это выбытие не могло сделать его богатым, то остаться бедняком нетяглым все-таки было предпочтительнее, чем стать бедняком тяглым. Таким образом, по всему сказанному, сам собою должен был установиться обычай, чтобы дети священников шли преимущественно в те же священники. Обычай этот до того был естествен и явиться и установиться ему до того казалось всем натуральным и. необходимым, что попов сын, не умеющий грамоте и следовательно не хотящий идти во священники, считался каким-то выродком и уродом, — он назывался изгоем, что означало как бы заштатный класс людей потерявших и как бы промотавших право принадлежать к тому сословию, к которому они дотоле принадлежали 1). Гражданское правительство с своей стороны предоставляло льготы детям священников в тех своих узаконениях, что, во-первых, сын священника, пока он жил при отце, не был делаем тяглым человеком, — во-вторых, что если бы он сам отделился от отца и добровольно поступил в тяглые люди, то и после этого он все-таки мог, если бы хотел, быть поставлен во священники 2). Смысл второго узаконения ясен; что касается до первого, то правительство, не привлекая к отбыванию государственных повинностей сына священника,

1) В подложной грамоте Всеволода Новгородской св. Софии: «изгои три: попов сын грамоте не умеет“... (у преосв. Макария в Ист. т. 2, изд. 2, стр. 383).

2) В помянутой Уставной грамоте вел. кн. Василия Димитриевича и митр. Киприана: „который попович будет писан в мою (великого князя) службу, а восхочет стати в попы или диаконы, ино ему волно стати; а попович, который живет у отца, а хлеб ест отцов, ино той митрополич“.

450

который еще не избрал рода жизни, конечно, хотело дать ему чрез это возможность готовиться к священству. Наследственность духовного звания, совершенно естественная по существу дела, несомненно ведет свое начало от самого первого времени: в 1030-м году Ярослав приказывает в Новгороде набрать кандидатов во священники «от старост», т. е. чрез старост у крестьян, и «от поповых детей» 1).

Из сказанного нами выше следует, что у нас явились священники в более или менее достаточном количестве в весьма непродолжительном времени после того, как, приступив к общему крещению страны, вместе с тем приступили и к образованию их сословия. Что это было действительно так, имеем мы и положительные доказательства. Под 1051-м г., по поводу поставления Илариона в митрополиты, летопись рассказывает, что у Ярослава было под Киевом село или имение (мыза, ферма) Берестовое, в котором была церковь святых апостолов, и что в этом селе при сейчас названной церкви он набдел или содержал многих попов («попы многы»). Если совершенно без всякой нужды, а потому только, что «попы любяше до велику», Ярослав содержал многих священников при церкви, находившейся в его имении, то ясно, что в последних вовсе не чувствовалось недостатка. Что касается до всего последующего времени периода домонгольского, то следует вообще думать, что священников у нас был не недостаток, а избыток, превышавший более или менее действительную нужду.

Кандидатами во священники были, как мы сказали, во-первых — дети священников, во-вторых — желавшие миряне. Так как между последними нужно предполагать желавших идти во священники лишь в одном беднейшим их классе, то может казаться с первого

1) В Греции с этою наследственностью священства доходило даже до того, что некоторые старые священнические роды получали от императоров наследственное право священства (имев быть ставимы епископами, хотя бы и были недостойны или, если не хотели идти во священники, имев право на места, которые сдавали в аренду другим), см. Валсамона у Ралли и П. II, 380 (о наследственности священства у Армян — Трульск. соб. пр. 33. О наследственности священства у Сербов см. нашу книгу Краткий очерк истории православных церквей болгарской, сербской и румынской, стр. 692 fin.: «да се поп от попа стави». В одной статье о Кавказе, — «В Сванетии», помещ. в Вестнике Европы 1886 г., Август, стр. 579, мы встретили, что там была и есть наследственность священства. Вообще, необходимо принимать, что наследственность священства была везде, где были женатые священники).

451

взгляда, что вообще кандидаты во священники были не особенно многочисленны. На самом деле это не так. Во-первых, уже одни дети священников, из коих бóльшая часть несомненно предпочитала стремиться к священству, чем выходить в тяглые люди — в крестьяне, представляли собою такой контингент, который должен был вполне обеспечивать нужду, ибо с каждым поколением их число, естественно, все более и более должно было увеличиваться. Во-вторых, хотя между мирянами могли иметь охоту идти во священники только люди из класса беднейшего, однако не должно представлять себе класс этот малочисленным, ибо известно, что класс бедных людей нигде не бывает малочислен. Необходимо думать, как уже мы говорили, что ни материально, ни нравственно духовенство наше не было поставлено в период домонгольский особенно или сколько-нибудь хорошо; но для бедных людей возможность попасть во священники все-таки должна была представляться значительным приобретением, все-таки значительною переменою худшего на лучшее, и если не совсем выходом из пролетариев, то по крайней мере переходом в аристократы между сими последними. По всему этому необходимо думать, что для нашего класса мирян священство составляло предмет самых горячих желаний, что оно было целью их заветных стремлений, подобно тому, как для людей всех классов целью таковых стремлений служит то самое высшее, чего они могут достигнуть. А следовательно необходимо думать, что миряне эти не только шли во священники, когда их звали туда, но и сами из всех сил добивались священства, употребляя все старания о том, чтобы приготовить себя к нему со стороны грамотности или вообще способности совершать с грехом пополам церковные службы 1). Но если таким образом не только не было недостатка в кандидатах во священники, но и было их изобилие, то вместе с сим до тогдашним обстоятельствам должны были явиться почти в таком же изобилии и священники.

В период домонгольский, как и после до новейшего времени, не было чего-нибудь похожего на штаты приходских священников, напротив приходы пользовались совершенно неограниченной свободой иметь священников столько, сколько сами хотели. Так как

1) В древнее время довольно дорого стоило поставиться во священники, о чем скажем ниже. Со всею вероятностью нужно предполагать, что у нас, как это было в Греции, бедные люди, желавшие поставиться во священники, собирали деньги на посвящение по миру.

452

приходы обязаны были содержать священников, то, разумеется, долженствовала быть какая-нибудь норма, свыше которой и сами прихожане не могли желать иметь священников 1). Но поелику, с одной стороны, содержание крайне невзыскательных священников тогда было совсем не то, что в настоящее время, а с другой стороны — для прихожан было тем лучше, чем было их более, то необходимо думать, что тогдашняя норма, определявшаяся не кем-нибудь сверху, а просто самими прихожанами, относилась к нынешней никак не менее как 10 к 1, т. е. что считавшееся тогда нормальным число священников было, по крайней мере, в 10 раз более нынешнего. Если не было препятствий со стороны прихожан, чтобы священников было множество, то тем менее они могли быть со стороны епископов. Какого бы множества священников ни желали себе прихожане, епископы не имели никакого права отказывать им, ибо норма количества, как мы сказали, могла определяться только желанием прихожан и более ничем. С другой стороны, обстоятельства дела имели себя так, что епископы не только не должны были останавливать прихожан, когда они желали себе через-чур много священников, а напротив только должны были с охотою удовлетворять их желанием, как бы они ни были неумеренны и неблагоразумны. За каждое поставление во священники в то время епископы взимали определенную, довольно высокую, плату, которую еще сами возвышали произвольно и незаконно. Чем более приходилось им ставить священников, тем более для них было выгодно. В виду этого, епископы не только не должны были унимать прихожан, когда они желали себе священников через-чур много, а напротив должны были всевозможно поощрять их к тому, чтобы они желали их как можно более. Если мы допустим весьма возможное предположение, что у нас люди не были более совершенны, чем в Греции, то, судя по тамошним порядкам, не невероятно предположить, что с этим размножением священников епископы позволяли себе даже злоупотребления. В Греции епископы до такой степени обратили поставление священников в простую статью дохода, что ставят решительно всякого желающего, кто, желая поставиться, в состоянии приличным образом заплатить. Но так как, с одной стороны,

1) В позднейшее время норма эта доходила до того крайнего, что при 15 дворах прихода бывало при церкви по два священника, см. Правосл. Собеседн. 1863-го г., кн. III, стр. 54.

453

правила канонические решительно требуют, чтобы священники были рукополагаемы не иначе, как в известные приходы 1), а с другой стороны, прихожане не могут же содержать стольких священников, сколько бы им ни наставили епископы, то в Греции выдумано ставить священников номинально-приходских или приписных, которые только причисляются к известным приходам, но нисколько не состоят в них действительными священниками, и которые, будучи в сущности бесприходными, представляют собою только кандидатов на имеющие открыться места 2). Нет ничего невозможного, что это злоупотребление существовало и у нас в России. Под 1159-м г. в летописях читаем, что в этом году Ростовцы и Суздальцы выгнали от себя епископа своего Леона, «зане умножил бяше церкви, грабяй попы». В не совсем вразумительных словах летописей, по всей вероятности, разумеется один из видов того злоупотребления, о котором мы говорили сейчас, именно — что Леон умножил количество приходов с тем, чтобы иметь возможность как можно более ставить священников, с которых он брал весьма высокую плату за поставление 3).

Итак, что касается до количества приходских священников в период домонгольский, то, повторяем, необходимо представлять дело так, что не только не чувствовалось в них недостатка, а напротив было их великое изобилие, — что тогдашняя норма превышала нынешнюю приблизительно, по крайней мере, раз в десять.

Пока продолжался период правительственных наборов, забота о замещении приходов священниками лежала на правительстве, которое или само непосредственно вело дело, назначая кандидата на каждый приход из имевшегося у него запаса или предоставляя этот свой запас кандидатов гуртом в распоряжение епископов. После того как правительство устранилось от приготовления кандидатов, забота о замещении приходов священниками не стала делом епископов, которые вовсе не имели в своем распоряжении людей, которых бы они могли ставить, а сполна и исключительно легла на самих прихожан. Умирал или выбывал священник: прихожане

1) 4 всел. соб. пр. 6.

2) Обь этих священниках номинальных и приписных см. новеллу Алексея Комнина у Ралли и П. V, 295: ἀπογεγραμμένοι μεν ὑπάρχουσι καὶ δουλίυούσι τῆ ἐκκλησίᾳ, οὐ λαμβάνουσι δὲ τι, ἀλλ’ ἐλπίδι καὶ μόνη τρέφονται προκοπῆς.

3) В Петровском дополнении к архиерейской присяге: „попов (мне архиерею) для прибытку не умножать“.

454

сами обязаны были найти ему преемника и привести его к епископу; последний же только посвящал его или, если уже он был посвященный, только благословлял. Может показаться с первого взгляда, что эта обязанность приискивать священников составляла в древнее время весьма трудную заботу для прихожан. Но из того, что сейчас выше сказали мы о множестве желавших тогда поступить во священники, следует, что это было вовсе не так. Прихожане разве в крайне редких случаях могли быть поставляемы в необходимость приискивать кандидатов, большею же частью долженствовало быть так, что кандидаты сами являлись к ним в том или другом множестве и им оставалось только выбирать 1). Само собою разумеется, что чем богаче был приход, тем большее должно было являться и число кандидатов. Но и приходы наибеднейшие не должны были оставаться совсем без охотников занять их. Мы сказали выше, что у нас, как и в Греции, вероятно существовал обычай ставить священников только приписных, священников только in spe. Для подобных священников и приходы самые худые составляли все-таки нечто; а так как в древнее время была для священников совершенно полная свобода переходить с прихода на приход, то они охотно должны были занимать и худые приходы на время до приискания лучших, на которые могли перемещаться при первой открывшейся возможности. Судя по последующему, после-монгольскому, старому времени, нужно думать, что если не всегда, то иногда прихожане заключали со священниками контракты, в которых, с одной стороны, давалось обязательство доставлять приличное содержание, а с другой добросовестно и неукоснительно исполнять обязанности 1). Так как с приходов бедных священники могли уйти во всякое время и таким образом прихожане этих приходов подвергались опасности внезапно оказаться совсем без священника, то по сей нет сомнения, причине иногда назначался и прописывался в контракте срок, на который нанимался священник к приходу 3) и ранее которого, подразумевается, он не мог его оставить (А так как в богатых приходах прихожане могли наоборот отказывать священникам от мест по истечении договоренного или контрактного

1) Малорусская пословица говорит: „А бы люде, а поп буде“.

2) Образец позднейших таковых контрактов или „порядных“ см. в Актах. Юридич. 1838-го г. № 185.

3) Ibid.

455

времени: тο в этих приходах уже не прихожане были в зависимости от священников, а напротив священники становились в зависимость от прихожан, cfr в Акт. Ист. т. V, № 122).

Сейчас помянутое нами право перехода состояло в том, что священник, поставленный на один приход, во всякое время (поскольку не связан был договором), по своей доброй воле, мог оставить его и пойти искать себе другой не только в пределах своей собственной епархии, но и где бы то ни было в чужих епархиях. Для этого требовалось только, чтобы священник запасся от архиерея так называемой отпускной грамотой, из которой бы явствовало, что он есть не самозванец, а действительно поставленный священник и что он не состоит под запрещением. С этой грамотой он искал себе нового прихода, и когда находил, то утверждаем был архиереем на новом месте посредством грамоты благословенной. Так как всякому человеку естественно желать лучшего, то само собою разумеется, что священники не упускали пользоваться правом перехода, стремясь с худших приходов на лучшие, а из этого следует, что они представляли собой людей более или менее бродячих, были пастырями, которые как можно чаще старались менять своих овец 1).

Со всею вероятностью или, лучше сказать, с совершенною несомнительностью должно предполагать, что у нас в период домонгольский, по подобию Греков, были ставлены в приходские священники не только белые священники, но и монахи или иеромонахи. В империи Греческой с весьма древнего времени, с самого Константина Великого, сделано было значительное ограничение относительно принятия в клир мирян (см. выше стр. 448), так что иные епископы должны были нуждаться в клириках. Пред епископами были монахи, которые представляли собою мирян, отказавшихся от мира, которые освобождены были от всех обязательств мирских (ибо это так было) и которые отданы были в подчинение им — епископам: ясно, что ничего не было легче, как прийти последним к мысли брать необходимых клириков из них. Так это и случилось: соборы дозволили епископам «по необходимой надобности» брать

1) В древнем святительском поучении новопоставленному священнику со держится между прочим предписание последнему от лица епископа: „а к ней же церкви поставлен еси, не оставити (ти) ея во все дни живота своего“, — в Памятнн. Павлов. col. 108. Но это предписание у нас, как и в Греции, оставалось совершенно мертвой буквой.

456

клириков из монахов 1), а гражданская власть с своей стороны и еще значительно ранее соборов прямо предписала это 2). В древнейшее время, как это необходимо думать, ставили в приходские священники не иеромонахов, а белых священников, взятых из монахов, в чем есть существенное различие, ибо последние переставали быть монахами и освобождались от тех обетов монашеских, которые несовместимы с пастырством, а первые не перестают быть ими и не освобождаются ни от каких обетов и как таковые, собственно говоря, не могут быть пастырями 3). Но между теми и другими не было никакого видимого различия, ибо монахи, поставлявшиеся в белые священники, не освобождались от данного ими и совместимого с пастырством обета целомудрия и поставлялись без предварительной женитьбы, которая вовсе не составляет необходимого условия священства, а различие невидимое, то различие, что монах есть ученик, а не учитель, повинующийся, а не начальствующий (собора в храме Софии пр. 2), в позднейшее время, с потемнением и потускнением истинного взгляда на монашество, с утратою живого и отчетливого представления о том, что составляет его сущность, перестало быть помнимо и примечаемо. Вследствие этого иеромонахи явились тем же или пошли за то же, что и белые священники из монахов, т. е. за настоящих священников с полною правоспособностью пастырства. После этого смешения иеромонашества с настоящим священством, в Греции начали замещать места приходских священников монахами таким образом, что не ставили белых священников из монахов, а назначали на места иеромонахов, что продолжается и до настоящего времени. Брать приходских священников из монахов первоначально заставила нужда. Но впоследствии к нужде присоединились еще две причины. Во-первых, многие иеромонахи предпочитали свободную жизнь на приходах жизни в монастырях, и вследствие этого постарались достигнуть того, чтобы дело нужды превратить в дело обычное. Во-вторых, особый, водворившийся в церкви Греческой, а точнее говоря — созданный монахами, обычай. Право исповеди не принадлежало в Гре-

1) 4 всел. соб. пр. 4

2) Закон 398 года: Si quos forte episcopi deesse sibi clericos arbitrantur, ex monachorum numero rectius ordinabunt: non obnoxios publicis privatisque rationibus cum invidia teneant (поясняет закон свой мотив), sed habeant jam probatos,—Cod. Theod. lib. XVI, tit, II, leg. 32, cfr Новеллы Юстиниана 5, гл. 8, и 123, M. 15.

3) Cfr в Πηδάλιον’е к 4 пр. 4-го всел. соб. прим. 2.

457

ческой церкви eo ipso каждому священнику, а давалось архиереями только некоторым священникам, более способным к ее совершению. Монахи успели достигнуть того, чтобы это право исключительно сосредоточилось в их руках, т. е. чтобы духовничество исключительно было поручаемо иеромонахам (обстоятельно см. ниже). Так как не везде и не во всех местностях было столько монастырей, чтобы миряне без затруднения могли ходить в них на исповедь, то ввелся обычай, чтобы иеромонахами духовниками были снабжаемы приходы. У нас не было никакой нужды ставить иеромонахов в приходские священники, потому что никогда и нигде у нас не могло чувствоваться недостатка кандидатов из мирян; но о второй, указанной выше, причине (стремление иеромонахов на приходы), заключая по последующему времени, нужно думать, что она была сильна у нас столько же, как и в Греции. Относительно духовничества мы не доходили до такой совершенной крайности, как Греки, однако есть вся вероятность принимать, что и у нас иеромонахи были предпочтительными духовниками перед белыми священниками. Таким образом, необходимо думать, что у нас в период домонгольский, как в современной ему Греции и как у нас самих в последующее время, были приходскими священниками не только белые священники, но и монахи или иеромонахи. В настоящее время приходские священники из иеромонахов называются у Греков игуменами; ниже увидим, что в позднейшее время они и у нас назывались так же; из этого следует то заключение, что так назывались они у Греков и у нас и в древнее время. Когда мы встречаем в летописях наших известия, что какое либо дело сделали «вси игуменн и попове», то более чем вероятно, что каждый раз должно разуметь не одних только игуменов монастырей, но и иеромонахов, игуменивших у приходских церквей.

Мы Русские не можем представить себе мирского или приходского священника иначе, как человеком женатым. Между тем женитьба или супружество нисколько не необходимо для священства и священником может быть совершенно безразлично как человек женатый, так и холостой, в последнем случае с тем ограничением, что не может жениться после посвящения или что женившись должен оставить священство (и не только безразлично, но по идее и столько же бы предпочтительно, сколько девство предпочтительнее супружества) 1). Обязательный (и весьма благоразумный) закон, чтобы

1) Правила канонические, запрещающие клирикам брак после посвящения, исключая чтецов и певцов: Апост. 26, Трульск. соб. 6.

458

священники были непременно женаты (ибо идея и практика иногда вещи совсем различные) явился у нас весьма давно: не позднее как со времени св. митрополита Петра у нас было требуемо, чтобы вдовые священники шли в монахи или оставляли священство. Но так как в сем случае мы не последовали примеру Греков, которые допускали и допускают холостых священников 1), а установили закон сами собой, то необходимо думать, что мы дошли до него не сразу и что таким образом в период домонгольский его еще не существовало. Митрополит Георгий, повторяющий в своем уставе 1-е правило Неокесарийского собора: «поп, аще женится, преставити от чину...» дает знать, что случаи поставления холостых в священники бывали. Впрочем, вообще необходимо думать, что случаи бывали очень редко и представляли собой не более, как только исключения, ибо желавшие девствовать должны были предпочитать священству монашество.

В Западной Руси в XVI в., перед введением унии, как известно, было не малое количество священников двоеженцев (что должно понимать отчасти так, что они были ставимы из двоеженцев, а отчасти и так, что уже, будучи священниками, вступали во второй брак, — относительно последнего имеем совершенно ясные свидетельства). Так как эти священники были у нас в XIV — ХV веке (свидетельства, относящиеся ко времени митр. Киприана) и так как они были у Греков и в древнее время и во время, соответствующее нашему периоду домонгольскому 2): то более чем с вероятностью надлежит думать, что они были у нас и в продолжение периода домонгольского.

Существовало и допускалось у нас в период домонгольский замечательное злоупотребление относительно поставления во священ-

1) Относительно древнего времени см. новеллу Юстиниана 123, гл. 14, и Царские книги, кн. III, тит. I, § 27; относительно ХVII века у Арсения Суханова в Проскинитарии, в беседе с патриархом Александрийским Иоанникием, читаем: «Арсений рек: мощноль неженатого в попы поставити? И патриарх рек: мощно, и указал на своих предстоящих, и те неженаты поставлены в попы, и паки рек патриарх: мощно поставить и неженатаго, только ему не мощно будет после поставления жениться, а если женится, не будет поп» (Синод. ркп. № 574, л. 59. Впрочем, относительно настоящего времени в Афинах уверяли нас, что в священники ставятся непременно женатые и притом только уже более или менее достаточно пожившие в браке и имеющие детей).

2) Трульск. соб. пр. 3, указ патр. Алексея († 1043) у Ралли и П. V, 28, Вальсамон ibid. II, 23.

459

ники, объясняемое нуждой времени. Бедные и вообще простые люди довольно долгое время после принятия христианства чуждались у нас церковного венчания браков, находя его нужным только для бояр, а сами довольствуясь браком мирским, наследованным от язычества (обстоятельнее ниже). Но в священники набольшею частью ставились люди бедные и простые. Нет сомнения, за невозможностью находить достаточного количества кандидатов во священники, венчанных по христиански, в период домонгольский допускалось, чтобы ставимы были во священники и не венчанные, а вступившие в брачное сожитие посредством мирских браков, с тем только условием, чтобы они венчались пред посвящением, при чем, если были дети, то привенчивались (также ниже). В Уставе белеческом митр. Георгия читается: «аще (кто) не венчался будет, не достоин поповства, да венчався с женою станет попом, достоин бо ся венчати, аще и дети будут» 1).

В том же уставе митр. Георгия читаем еще правила относительно поставления во священники:

«Аще в поганстве грехи будет сотворил, развее душегубства, а по крещении будет не согрешил, станет попом».

«Аще кто научится грамоте, а будет души не погубил, а жену понял девою и в татьбе будет не вязан, а ин грех сотворил будет, да покается о них ко отцю (духовному) и схранит епитемью, и будет поп».

«Аще обручена жена будет дьяку, а умрет, не совокупився с нею, достоин ему, иную поимше, стати попом».

«Аще будет на лици знамение, аки кровь, не может стати попом».

Кроме священников причты церковные состояли у нас в древнее время, так же как и в настоящее, из диаконов, дьячков и пономарей.

Не имеем положительных свидетельств, но по аналогии с

1) Ркп. Троицкой Лавры Λί 204, л. 266. В Волоколамск. ркп. № 566 и в Синодальн. ркп. по Опис. Горск. и Невостр. № 326, в которых находятся отрывки из устава Георгиева, это правило читается: «Аще ли дьяк без венчания жену поял есть, а будет достоин поповства, то венчався с нею станет в попы». Если бы было первоначальным сие последнее чтение, то это значило бы, что терпели на местах таких дьяков, которые, быв поставлены холостыми, вступили потом в брак без церковного венчания (в другом месте первой ркп. правило читается, как в Лаврск.).

460

церковью Греческой и по заключению от позднейшего времени 1) нужно думать, что дьяконы не считались у нас в древнее время необходимостью всякого мало-мальски порядочного прихода, а, напротив, что они были чрезвычайно редки — в епископских кафедральных соборах, в соборах уездных, а за тем еще при весьма немногих церквах 2). Так как дьяконы должны были считаться необходимыми или, по крайней мере, желательными при служениях праздничных — на храмовых праздниках приходов, то вероятно было бы предполагать, что они были распределены по епархиям так, чтобы каждый приход имел удобство привозить их к себе на нужное время, т. е. как-нибудь по большим или меньшим округам; но пока относительно этого мы не имеем совершенно никаких сведений. У Греков в общежитии: и просторечии диакон назывался и доселе называется уменьшительно διακός 3), откуда наш дьяк. В древнейшее время и у нас он назывался одним и другим именем, а потом второе имя было усвоено у нас чтецам и певцам, о чем скажем сейчас ниже.

Правила, читаемые в наших канонических сочинениях периода домонгольского относительно поставления в диаконы:

У митр. Георгия в Уставе:

«Аще ли поп ставит покаяльного сына диаконом, аще будет прежде поятья жены своея с иными блуд сотворил, не достоит его поставити и лише осуждение приимет» (Первые слова, по всей вероятности, нужно понимать так, что если священник духовник даст своему духовному сыну свидетельство, что он достоин в дьяконы).

У Кирика в Вопрошании:

«Аще кто холост буда (будучи) сотворит блуд и от того ся детя родит, не достоит поставити диаконом».

1) См. вопросы Феогноста, епископа Сарайского, и одно поучение митр. Киприана в Памятнн. Павлов. coll. 132, § 6, и 236 fin. В древнее время не было таких кандидатов на священнослужительские места, которые бы могли быть поставлены только в диаконы, но не в священники, а сами кандидаты, конечно, предпочитали искать священства, а не диаконства; что же касается до прихожан, то не повелось иметь диаконов, и прихожане не заботились о них, тем более, что они представляли собою лишних церковников. которых надлежало бы ружить.

2) По грамоте Всеволода церкви Ивана Предтечи на Опоках, — церкви соборной, в которой имела быть вседневная служба, одному дьякону при многих попах полагается служить только по субботам и по воскресеньям (Русскк. Достопамм. I, 78).

3) А дьяконица — διάκισσα.

461

«Оже девку растлит, и паки ся оженит иною, недостоит поставити».

(Если ищущий диаконства будет виновен в татьбе), — аже будет татьба велика, а не уложат ее отай (не уладят дела относительно ее тайно), но сильну прю составят перед князем и перед людьми, то недостоит того ставити диаконом, и ожели окрадеться (будет виновен в воровстве), а то уложат отай, то достоит».

«Аже паробка (слугу, холопа) господа вяжут (и) бьют украдшаго что-либо, достоит ставити».

Относительно поставления в священники и диаконы должно составлять предмет величайшей заботливости со стороны епископов, чтобы не были поставляемы люди по чему-нибудь недостойные. По этому у нас в след за Грецией требовалось, чтобы поставление имело место не иначе, как после того, когда о достоинстве ищущего поставления засвидетельствует его духовник с другими семью (шестью) знающими его священниками 1).

Относительно иподиаконов, занимающих середину между диаконами и дьяками, в Правиле митр. Иоанна предписывается, что они должны вступать в брак до посвящения, а иначе погубляют свой чин, и вместе с тем дается знать, что прежде дозволялось им жениться и после посвящения (Может быть перешла к нам от Греков остававшаяся у последних по злоупотреблению практика, которую относительно диаконов установляет Анкирский собор в пр. 10).

Дьячек есть уменьшительное от дьяк и собственно должно бы было дьячек. В письменных актах древнего времени не употребляется уменьшительная форма дьячек, но всегда дьяк (как в Малороссии и до сих пор: дяк). Служитель церковный, который у нас назван был именем дьяка, а после стал называться дьячком, у Греков назывался и называется ἀναγνώστης — чтец и ψάλτης —

1) Деяния Владимирского собора 1274 г. в Памятнн. Павлов. col. 91 sub fin. Духовник со всеми прочими священниками должен был приезжать к архиерею, чтобы засвидетельствовать о достоинстве поставляемого, а когда это было затруднительно, должен был приезжать один, а от прочих священников привозить заручную удостоверительную грамоту, — ibid. col. 424 (в позднейшее время, в XVI веке, это делалось так, что ставленника исповедал архиерейский иеромонах в присутствии семи городских священников и свидетельствовал об его достоинстве пред этими последними: рассказ Артемия, игумена Троицкого, на суде о своем поставлении).

462

певец. Наше русское название чтецов и певцов — дьяк, как они у Греков не называются, есть греческое уменьшительное имя дьяконов, перенесенное на них с последних. Относительно этого перенесения должно думать следующее: так как чтецы и певцы носят одну и ту же богослужебную одежду с диаконами— стихарь, то первоначально называли их у нас одним и тем же именем с первыми — диаконами и диаками, причем, если нужно было отличить настоящих диаконов от чтецов и певцов, прибавляли к имени прилагательное «урарный» 1) (орарный); но потом было принято различать одних от других тем, что настоящих диаконов стали называть полным их именем — диакон, а вторых их уменьшительным именем — дьяк. В древнее и вообще в старое время дьячки (дьяки) были у нас не только церковными причетниками, но и своего рода чиновниками светскими, хотя это и запрещают правила церковные. В древнее время люди грамотные, и особенно люди умеющие писать, — ибо и в настоящее время уметь читать и писать не совсем одно и то же, а в древнее время было и совсем не одно и то же (уставное письмо) — составляли величайшую редкость; а между тем никакая община или никакой приход не мог совсем обходиться без человека грамотного и умеющего писать, ибо иначе нельзя было бы написать никакого акта и нельзя бы прочесть никакого акта написанного: церковные певцы-чтецы или дьяки, поелику оны уже по своей должности обязаны были быть грамотными, вместе с этой непосредственной должностью обязывались быть и приходскими писарями и читарями 3) (от этой второй и второстепенной должности церковных дьяков получили название дьяков и все вообще писаря) 4).

1) «Дьякон урарьный» в Хронике Амартола, — ркп. Моск. Д. Акад. № 100, д. 193 и об., «дьяк уларьный» в Узаконении Константина, — Русскк. Достопп. II, 182 нач.

2) По свидетельству Ейнгарда, Кард Великий, начавший учиться писать в зрелых летах, не мог выучиться искусству письма надлежащим образом: temptabat et scribere, sed parum successit labor praeposterus ac sero inchoatus,— Tita Caroli M., § 25 fin.

3) Обязательства дьячков позднейшего времени быть мирскими писарями см. в Акт. Юрид. 1838 г., №№ 285, 286 и 302, cfr Уложение царя Алексея Михайловича, гл. X, ст. 248, гл. XI, ст. 4.

4) В грамоте Всеволода у церкви Ивана Предтечи на Опоках при многих священниках полагается один дьяк (Русскк. Достопамм. I, 78): из этого следует, что его обязанность была читать, а что пели — сами священники (т. е. те из них, которые не служили).

463

По 17-му апостольскому правилу дьяк не может быть двоеженцем. Но гражданскими греческими законами, равно как и на деле в Греции им дозволялось двоеженство, с условием в законах, но не всегда на деле, чтобы двоеженцы не были ставимы в диаконы и священники 1). Вероятно, что и у нас в период домонгольский было так, как у Греков было на деле. Определенный греческими гражданскими законами возраст для дьяков был 18-летний 2), но на самом деле их ставили и гораздо ранее, — как только дитя в состоянии будет читать и петь (восьми лет и даже шести и трех!) 3). Как было у нас в период домонгольский, не имеем сведений.

В летописи упоминаются дьяки, которым гуменцо прострижено, но которые не поставлены, т. е. дьяки, которые посвящены, но не поставлены на места 4). Что такое были эти дьяки, посвященные, но не имеющие мест, из летописи ясно не видно; но необходимо думать, что желавшие поступить в духовное звание заранее посвящались в дьяки, как это было весьма обычно и в Греции 5), чтобы быть та-

1) У Ралли и П. I, 211 и 212, II, 23 и 24 (Вальсамон того мнения об этом двоеженстве дьяков, что второбрачный не может быть поставлен в дьяки, но что дьяку, овдовевшему в дьячестве, дозволительно жениться во второй раз).

2) Новелла Юстиниана 123, гл. 13.

3) Арменопула Prochir., append. tit. IV, § 9 (по-славянски в Памятнн. Павлов. col. 464), Вальсам. у Ралли и П. I, 66—68.

4) Ипатск. летоп. под 1148-м г., 2 изд. стр. 259 fin. «Аче и дьяк, а гуменьце ему прострижено, а не поставлен будет»...

5) См. Вальсамона в толков. на 33 правило шестого всел. соб. и на 14 пр. седьмого всел. соб., — у Ралли и П. II, 381 и 616 sqq (Кроме этих дьяков безместных, в Греции были еще, так сказать, полудьяки: непосвященные в дьяки епископами, но носившие или стрижку и одежду дьяческие, о которых ниже, или только одну последнюю, и иногда то или другое с детства,— 14 пр. седьмого всел. соб. и Вальсамон ibidd.; у последнего стр. 616: ὁρῶμὲν τινας νηπιόθεν μελανειμονήσαντας.... καὶ κουρὰν δεξαμένους μὴ διὰ χειροθεσίας τοῦ έγχωρίου ἐπισκόπου — «видим некоторых, в детстве надевших одежду клириков», — которая долженствовала быть черная, — «и острижение принявших не от руки местного епископа», а — подразумевается — от руки не священной, начавших носить стрижку клириков просто по своему и родителей своих произволу. В славянском переводе Номоканона Схоластикова, в прибавочных статьях к самому Номоканону, полудьяки — дети называются дьячцами: «аще ли кто детеск сы, ли мирскым ли мнишескым чином или дьячець *), осквернится ох некоего мужа»,

*) Приводимые слова читаются в Последовании исповеди, усвояемом Иоанну Постнику: на греческом „дьячець“ — παπαδίτζης, — Io. Morini De poenitentia, прибавдл. p. 86 sub. fin.

464

ким образом кандидатами возможно действительными, как бы признанными. До приискания мест эти дьяки вероятно частным образом дьячествовали в приходах, к которым принадлежали по рождению или в домах у богатых людей и вообще везде, где их частным образом нанимали. В случае особенных нужд эти дьяки должны были идти на войну с прочими гражданами 1).

Будучи не только церковными чтецами и певцами, но и приходскими секретарями или писарями, дьяки в древнее время, как это необходимо думать, были не то, что в настоящее время дьячки, а лицами в приходах более или менее или, по крайней мере, до некоторой степени важными и влиятельными 2).

Пономарь есть греческое παραμονάριος, что происходит от παραμένω и значит человека, пребывающего при чем-нибудь, стерегущего что-нибудь. Греческие парамонари, обыкновенно жившие при самых церквах и бывшие их смотрителями, имели своею обязанностью содержать церкви в чистоте, приготовлять их для богослужения и прислуживать священникам во время совершения его последними 3). Как клирики, состоявшие при священных местах

ркп. Моск. Д. Акад. № 54, лл. 73 об. и 127 об. Весьма вероятно, что эти полудьяки или как бы самодьяки были и у нас. В тех же прибавочных статьях сейчас указанного Номоканона дается знать, что в Греции они позволяли себе надевать в церкви богослужебную одежду: «аше диак алаксается — греч. ἀλλαξάεται, ἀλλάσσεται, собственно переодевается, но в церковном языке — надевает богослужебную одежду, — нехеротонисан, да имает епитемию 3 лета», л. 90).

1) Ипатск. лет. ibid.

2) Дьяки или дьячки, искавшие дальнейшей промоции в дьяконы и священники, должны были представлять епископам свидетельства от своих духовных отцов в том, что они достойны священства. Дьяк, получивший от духовного отца такое свидетельство, что делаюсь большею частью заблаговременно, в древнее время носил особое название «покаяльника» (как совершивший требуемое покаяние, — см. Устава белеческого митр. Георгия по нашему изданию правила 17, 45, 61, 70, 91 и 164).

3) В отношении к своим церковным обязанностям они соответствовали параекклесиархам соборных церквей и монастырей, которые имели екклесиархов (самые екклесиархи монастырские иногда называются парамонарями). При церквах малых, вероятно, они были и сторожами их в собственном смысле этого слова; при церквах же больших, вероятно, они имели под собою сторожей, как своих помощников (у Константина Порфирогенита в De ceremoniis, по изд. Миня рр. 173 и 261, упоминаются προσμονάριοι, которых как будто должно отличать от парамонариев и под которыми как будто должно разуметь именно сторожей).

465

и обращавшиеся с священными предметами в теснейшем смысле этого слова, они обыкновенно избирались из людей почтенных (как кажется, преимущественным образом из безбрачных или вдовых; бывали примеры избрания из парамонарей в патриархи: Петр Кнафей Антиохийский). Наших древних пономарей не следует представлять себе смотрителями церквей, ибо наши церкви были очень незначительны, чтобы иметь нужду в смотрителях: но относительно их обязанностей церковных нужно полагать, что они были одни и те же с обязанностями греческих парамонариев и что чтецами и певцами левого клироса они стали только в позднейшее время 1). Не имея обязанности петь и читать, они могли быть поставляемы и из людей совсем безграмотных, что, как кажется, большею частью и было 2). Но так как они должны были входить в алтарь (для его метения и вообще чищения, для зажигания в нем свечей, для приготовления и подавания кадила), то было требуемо, чтобы они были «от чистых», т. е. из единобрачных 3).Дьяки и пономари, в отличие от священников и диаконов, назывались общим именем причетников 4).

1) Грамота Всеволода Новгородск. Софийск. собору называет пономаря «свещегасом» (у преосв. Макария, т. II, изд. 2 стр. 383 нач.), а архиепископ Новгородский Геннадий в конце XV в. — «свещеносом» (Акт. Ист. т. I, стр. 144, col. 2). Имеем свидетельства, что в некоторых даже больших, соборных, церквах не было пономарей, так что их, по всей вероятности, заменяли сторожа, которые прямо называются в штатах этих церквей (а сторожа, конечно, уже не пели и не читали на левом клиросе), — грамота Всеволода церкви Ивана Предтечи на Опоках (Русскк. Достопп. I, 77 sqq.); а с другой стороны имеем указания, что иногда пономари были вместе и сторожами церквей (в житии Меркурия Смоленского пономарь называется стражем церковным).

2) В актах нигде не говорится, что в диаконы и попы ставимы были пономари, но всегда дьяки. На основании этого должно предполагать, что в пономари ставимы были люди безграмотные, которым не могло быть дальнейшей промоции.

3) Деяния Владимирского собора 1274-го г. в Памятнн. Павл. col. 99, cfr митр. Киприана ibid. col. 259 и также неизвестного, ibid. col. 124 fin., (а если дьякам разрешалось двоеженство, то они не имели нужды входить в алтарь). — По одному древнему святительскому поучению новопоставленному священнику, пономари не постригались епископами, как дьяки, а только получали от них благословение на отправление своих обязанностей, — у Павл. ibid. col. 105.

4) В сейчас помянутых деяниях Владим. собора, ibid. col. 91. Причетник от причитати (ibid. col 86) т. е. к церкви, есть перевод греческого κληρικός (в Ник. Кормч. гл. 42, выписки из новелл Юстиниана). О разделении у Греков всех членов клира на два класса: ἱερώμενοι — высшие, от епископа до иподиакона,

466

В несобственном смысле принадлежат еще у нас к церковным причтам просфоропеки или просвирницы (просвирни, просвирёны), т. е. особые при церквах женщины, вдовы или незамужние девицы, приготовляющие для них просфоры. Эти просфоропеки или просвирницы явились у нас не с самого начала, а после половины XII и не позднее второй половины ХIII в. 1). В Греции не было и до настоящего времени нет наших просвирниц и там дело с просфорами имеет себя так, что для церквей их пекут обыкновенные булочники и хлебники, у которых они покупаются, а частные люди, желающие помянуть на просфорах живых или мертвых (т. е. принести их в церковь для вынутия), отчасти покупают их у тех же булочников и хлебников 2), отчасти пекут сами ³). Так было и у нас по крайней мере до половины XII века, ибо в вопрошании Кириковом читаем вопросо-ответ: «прашах: единою просфурою достоит ли служити? (рече:) аже будет далече, яко в селе, а негде будет взяти другое просфоры, то достоит; аже будет близь торг, где купити, то не достоит, — аже ли како где не будет, по нужи достоит».... Но у нас греческие порядки были совершенно неудобны, ибо у нас не только не было особых булочников и хлебников в селах, но и в иных городах они приготовляли свои произведения не каждый день, а только в известные дни недели, именно — к недельным базарным дням, почему и просфоры пекли только к этим дням (для сел) и под воскресенья (для своих городских церквей). Вследствие этого у нас даже в иных из городов не служили в будни литургии за невозможностью достать просфор, а в селах, привозя просфоры из городов с базаров, принуждены были служить на просфорах испеченных Бог знает когда, совсем старых и зачерствелых 4). По причине

и κληρικοί — все прочие, см. у Вальсамона в толков. на 77 пр. Трульск. соб. у Ралли и П. II, 485.

1) В половине XII века их еще не было, см. Кирика сейчас ниже, а в так называемом уставе Владимира по списку конца XIII века они уже есть (Карамз. к т. I прим. 506: «а се церковные люди: игумен, поп..., проскурница»...)

2) В греческих городах можно видеть и слышать, как разносчики-булочники идут с корзинками и кричат: καλὰ προσφοράκια, т. е. хорошие просвирки!

3) Поэтому в Греции продаются печати для просфор (деревянные) и всякий порядочный хозяин имеет их.

4) Известен рассказ в житии преп. Феодосия Печерского, что он в своем Курске, видев, как не поются литургии за невозможностью доставать просфоры, сам решился стать просфоропекарем и продавцем их. Дело должно по-

467

этого крайнего неудобства порядков греческих у нас и сделано было то нововведение против Греков, что поставлены были при церквах особые женщины для печения просфор (каковое нововведение, как мы сказали падает на пространство времени от половины ХII до второй половины ХIII в.). Есть большая вероятность думать, что должность просфоропек не была создана у нас совсем вновь, но что ими были сделаны или стали женщины, уже прежде бывшие при церквах в другой должности. В Греции с древнего до настоящего времени было и есть, a у нас было в древнее и старое время так, что мужчины и женщины становились в церквах за богослужением не вместе или смешанно, а особо одни от других: где были верхние галереи или так называемые полати, мужчины становились внизу, в самой церкви, а женщины на сих полатях; где их не было, мужчины в передней половине церкви, а женщины в задней, отделенные от мужчин особым возвышением пола своей части и особой решеткой (обстоятельнее ниже). Для смотра за женскими половинами церквей, для поставления в них свеч пред иконами во время богослужения и пр., в Греции были (и до сих пор есть) при церквах особые женщины, которые собственно и попросту не знаем как назывались, но которые почетно величались и титуловались диакониссами 1). Есть большая вероятность думать, что эти диакониссы или смотрительницы женских отделений церквей были и у нас и что они то и стали у нас просфоропеками, соединив в себе две должности. И не только весьма вероятно предполагать, что у нас эти диакониссы были, но даже едва ли не должно будет усвоять им за древнее время особое, так ска-

нимать так, что в Курске (как должно подразумевать, и в других подобных, т. е. небольших городах) булочники пекли просфоры только к воскресеньям, так что в будни их нельзя было достать. У митр. Георгия читаем в Уставе: „проскуры аще изыдет 8 днии, не пети ею“, и еще: „аще будет проскура расселася, а иное не будет проскуры“... У Кирика в Вопрошании: „просфурою, рече, достоит просфумисати за две недели“, т. е. просфора годна для службы в продолжении двух недель. Эти правила, непонятные при нынешних порядках, весьма понятны из того, что мы сказали выше. У Кирика в Вопрошании есть наставления о том, какие женщины не должны печь просфор (у Павл. в Памятнн. coll. 50 и 59): их должно относить не к особым просфоропекам, которых не было, а ко всяким домовым хозяйкам (которые пекли для себя сами, если не хотели покупать). Это отсутствие у нас особых просфорниц по крайней мере в продолжение полутораста лет и происходившие отсюда величайшие неудобства — для господ, плохо разумеющих историю, весьма поучительный пример того, как и до вещей самых простых люди додумываются весьма не скоро.

1) Вальсамон у Ралли и П. IV, 477. Cfr ibid. V, 231.

468

зать, совсем причетническое значение. Вальсамон о современных ему диакониссах Константинопольской св. Софии говорит: «в святейшей церкви престола Константинопольского диаконисы рукополагаются (προχειρίζονται, точно — проручествуются), и не имеют только одного участия в жертвеннике (в котором имели участие древние диаконисы, о которых он говорит выше), но церковничествуют многое (ἐχκλησιάζουσι δὲ πολλά) и заведуют по-церковнически (ἐκχλησιαστικῶς) женским отделением церкви» 1). Не совсем понятное «церковничествуют многое» в связи речи заставляет подозревать, что тут дело идет о пении диаконисами тех церковных служб, которые могут быть петы вне алтаря 2). Это подозрение превращается в уверенность, когда мы припомним другие, сами по себе тоже не совсем понятные свидетельства. В слове на обретение мощей св. Климента Римского, рассказывающем историю этого обретения, совершенного Константином философом, первоучителем Славянским («Слово на принесение мощем, историческую имуще беседу»), говорится, что когда обретенные в море и принесенные в город (Херсонес) мощи были поставлены в одной церкви, то по приказанию архиепископа было совершено всенощное бдение «до полунощи убо мужеским полом, а от полунощи до утра черноризицами и благоверными женами, обычай так сущь верными теми (sic) до скончания». Архиепископ Новгородский Антоний в своем Константинопольском Паломнике говорит, что в Софии Константинопольской недалеко от южного бокового алтаря есть место, где «мироносица поют» 3). Снесение приведенных мест не оставляет в нас никакого сомнения в том, что в Греции, везде или по крайней мере инде, совершаемы были под руководством наших диаконис так сказать совсем женские внеалтарные церковные службы, т. е. службы, отправлявшиеся или пившиеся исключительно женщинами 4). Есть некоторые

1) У Ралли и П. IV, 477.

2) А могут быть петы вне алтаря и не священниками, как знает, а может быть и не знает, читатель, все церковные службы, за исключением литургии. В других случаях Вальсамон употребляет слово ἐκκληαιάζειν в смысле: находиться в церкви (и именно — или вообще находиться в церкви или находиться в самой церкви, а не притворе), — у Ралли и П. IV, 8 bis, 426 fin., 461 bis. Но с прилагательным πολλά это значение, очевидно, к слову не идет.

3) По изд. Савваитова col. 62.

4) Серединск. О богослужении западной церкви, III, 16: «В некоторых местах (на Западе) есть капитулы, состоящие из женщин знатного происхождения, которые потому носят название канонисс (canonichessa); они отправляют в ве-

469

основания предполагать, что и у нас нечто подобное было в древнее время. В Стоглаве читаем: «Безчиние (творится) у проскурниц: боголюбцы дают проскурням деньги на проскуры о здравии или за упокой, и она спросит имени о здравии, да над проскурою сама приговаривает, якоже арбуи в Чуди, а за упокой также мертвых имян спрашивает, да над проскурою приговаривает, а те проскуры попу дает, и поп людем дает и к себе относит, а на жертвеннике тех проскур о здравии и за упокой не проскомисает» (Глава 5, ответ на 11 вопрос); а в деяниях Владимирского собора 1274-го г., по всей вероятности, разумеются те же проскурницы под некиими несвященными, о которых говорится, что они «освящають приносимая к церкви плодоносия, рекше крупы или кутья за мертвыя» (у Павл. col. 98, § 6). Можно, конечно, предполагать, что наши просфорниды усвоили себе свое странное как бы священствование без всякого повода; но вероятнее предполагать повод и именно — что сейчас указанное было малым и искаженным остатком их древнего причетничества.

Кроме священников приходских, в домонгольской, как и в последующей старой Руси, был еще особенный, весьма немалочисленный класс их — именно священников домовых. В Греции с древнего времени предоставлено было всякому желающему иметь для себя свою домовую церковь, пользуясь каковым правом имели их большая часть знатных и вообще состоятельных людей 1), при чем дело относительно их должно быть понимаемо вовсе не так, что они были устрояемы в самых домах, в особых комнатах, как теперь у нас, а так, что они устроялись особыми небольшими зданиями на дворах. От Греков обычай иметь такие церкви перешел и к нам Русским. Мы не имеем положительных сведений, до какой степени был у нас распространен и силен обычай иметь эти церкви в период домонгольский, но есть вся вероятность предполагать, что он был распространен столько же, как это было в Греции. Иметь небольшую домовую деревянную церковь стоило

чернюю и утреннюю службу, в хоре, в особенного рода мантиях“. Cfr Дюктжа Gloss. Latinit. под сл. Canonicus, t. II. р. 182 fin.

1) Назывались τὰ εὐκτήρια (иногда с прибавлением ἀρχοντικά) и οἱ εὐκτήριοι οἶκοι, см. 6 всел. соб. пр. 31 и соб. двукратн. пр. 12 и толкования к ним, у Ралли и П. II, 371 и 687, и еще ibid. II, 581, 589, 627 fin., IV, 459, V, 31; также у Дюканжа в Gloss. Latinit, под словами Oratorium и Oraculum, у Свицера в Thesaurus под Εὐκτήριον и во всякой хорошей археологической книге.

470

столько же мало, сколько иметь на дворе лишнее строение; а так как дело, нет сомнения, было поставлено таким образом, что домовая церковь считалась признаком знатности, то необходимо думать, что имели их не только все люди действительно знатные, но и все те, которые тянулись в знать или, иначе сказать, что имели их весьма многие. Титмар Мерзебургский, современник Владимиров, говорит, что ко времени смерти последнего в Киеве было 400 церквей 1); Никоновская летопись уверяет, что в пожар 1017 г. сгорело в нем церквей «яко до семи сот» 2), а по свидетельству Лаврентьевской летописи в пожар 1124-го г. их сгорело в нем «близь шести сот». Эти огромные цифры, совершенно невероятные и невозможные для церквей приходских, нет сомнения, должны быть понимаемы так, что в первой нужно разуметь до трех четвертей, а во второй и третьей — пяти шестых и шести седьмых, если только во всех трех не гораздо более, церквей домовых. Но при всякой домовой церкви, как это мы имеем право заключать по позднейшему времени, держали особых домовых священников. Домовые церкви, конечно, были только в тех больших городах, где жили знатные люди и преимущественно в самом Киеве. Предполагая, что имели их, а с ними и домовых священников, не только действительно знатные люди, но и все те, которые хотели тянуться за знатными и слыть за таковых, мы должны будем представлять дело так, что этих домовых священников было в Киеве и других больших городах весьма и весьма большое количество. Этого однако мало. Данные позднейшего времени заставляют предполагать, что домовых священников было не только весьма большое, но совсем чрезвычайно большое количество. В позднейшее время, как сообщают нам положительные свидетельства, имели домовых священников не только те, которые имели домовые церкви, но весьма многие и из тех, которые не имели последних, — имели за тем, чтобы священники совершали для них все церковные службы, за исключением литургии, на домах, в их моленных или так-называемых крестовых комнатах 3). Не имеем положительных свидетельств, но со всею вероятностью можем предполагать, что это так было и в древнейшее время. Так как содержать домового священника столько же ничего

1) Chronic, lib. VIII, с. 16.

2) I, 124. О пожаре говорят и летописи Лаврентьевская и Ипатская, но, к сожалению, о церквах в них только: „и погореша церкви“.

3) Котоших. гл. ХIII нач.

471

не стоило, сколько содержать одного лишнего лакея, и единственный действительный расход на него составляла единовременная плата за посвящение, то необходимо думать, что вообще домовых священников или капелланов имели, если не положительно все те, то, по крайней мере, наибольшая часть всех тех, которых в позднейшее время стали называть общим именем дворянства, и следовательно необходимо представлять дело так, что в Киеве и потом во Владимире — средоточиях этого последнего были целые тысячи домовых священников, что они были переполнены и так-сказать кишели ими 1).

Мы сказали сейчас, что содержание домового священника столько же мало стоило, сколько содержание одного лишнего лакея. Есть основания думать, что в период домонгольский эти домовые священники и на самом деле большею частью были лакеями и холопами тех, для которых они были священниками. Барин отдавал своего раба или дворового выучиться грамоте, затем посылал к епископу для посвящения, и вот ему был священник — его собственный крепостной. Как имели господа из своих крепостных разных ремесленников, псарей, музыкантов, так наряду с ними имели из тех же крепостных и домовых священников. Что дело было не только весьма нередко, но и большею частью так, об этом необходимо заключать из сохранившейся до настоящего времени грамоты патриарха Константинопольского Германа к нашему митрополиту Кириллу 2-му от 1228-го г., в которой патриарх предписывает митрополиту искоренить то злоупотребление, что некоторые в Русской земле ставят рабов во священники, не освобождая их от рабства: «дошло до слухов нашего смирения — пишет патриарх, — что некоторые в Русской стране приобретают куплею рабов, даже и пленников (т. е. нехристиан), и отдают их учиться священной грамоте (подразумевается, — пленников наперед крестив), а потом, когда придут в возраст, возводят их по чину к священнодостоянию, приводя их к епископам, но не освобождают их наперед от рабства, так что и после священного поставления иереи безчествуются рабиим именем 2). Если слух о таком злоупотреблении дошел до патриарха Константинопольского, находившегося притом в 1228 г.

1) До какой степени много было этих священников в позднейшей Москве, это мы увидим впоследствии.

2) В Памятнн. Павлов. col. 79 fin.

472

в Никее, то необходимо думать, что оно не составляло редкого исключения, а было более или менее общим обычаем 1).

1) На Западе в данном случае дело было совершенно так же, как у нас, и вот каким образом рисует его, помогая нам представлять с некоторою живостью наши порядки, западный писатель первой половины IX века, Агобард архиепископ Лионский: increbuit consvetudo impia, ut paene nullus inveniatur anhelans et quantulumcunque proficiens ad honores et gloriam temporalem, qui non domesticum habeat sacerdotem, non cui obediat, sed a quo incessanter exigat licitam simul atque illicitam obedientiam, non solum in divinis officiis, verum etiam in humanis, ita ut plerique inveniantur, qui aut ad mensas ministrent aut canes ducant aut caballos, quibus feminae sedent, regant aut agellos provideant. Et quia tales, de quibus haec dicimus, bonos sacerodotes in domibus suis habere non possunt, non curant omnino, quales clerici illi sunt, quanta ignorantia coeci, quantis criminibus involuti; tantum ut habeant presbyteros proprios, quorum occasione deserant ecclesias seniores et officia publica. Quod autem non habeant eos propter religionis honorem, apparet ex hoc, quod non habent eos in honore. Unde et contumeliose eos nominantes, quando volunt eos ordinari presbyteros, rogant nos (епископов) aut jubent dicentes: habeo unum clericionem (клиричишка), quem mihi nutrivi de servis meis propriis aut beneficialibus sive pagensibus aut obtinui ab illo vel illo homine sive de illo vel illo pago, — volo ut ordines eum mihi presbyterum (выписка y Гиземра в Kirchengeschichte, — Dritte Periode, Zweiter Theil, cap. III § 7 прим. 12, 4-гo изд. 2 B., 1 Abth., S. 56). В Грузии до позднейшего времени домовые священники у помещиков были из их холопов, и вот что мы читаем об этом в статье: «Упразднение двух автономий», помещенной в Историческом Вестнике Суворина, в январской книжке 1885 г., стр. 34: «священник (крепостной) отбывал личные и поземельные повинности наравне с другими крестьянами и при перекочевке господина нередко можно было видеть его в числе прислуги, нагруженного тяжестью господского багажа; у всякого почти помещика была домашняя церковь, имеющая снаружи вид деревянного амбара с крестиком на крыше, внутри ее был самый незатейливый иконостас, а книги, утварь, антиминс и чаши хранились в кладовой помещика; когда нужно было совершать службу, ключница выносила все вещи в церковь, звала того из слуг, который был священником, — он облачался в ризы и служил; по окончании же службы все запиралось в кладовую, а священник возвращался к исполнению своих обязанностей; священников, как и других своих подвластных, продавали помещики» (В самой Греции запрещено было ставить в священники рабов или холопов, и однако было нечто очень близкое к этому поставлению: в священники вотчин или поместий там повелевалось ставить из числа принадлежавших к вотчинам крестьян, — ἐναπόγραφοί, adscriptii, фермеры, жившие на землях вотчин, см. у Дюканжа в Gloss. Latinit. сл. Ascriptitii, и эти священники имели оставаться крестьянами вотчинников и после поставления, — Царские книги кн. III, тит. I, § XXXII fin.). — В Греции было в обычае, чтобы вельможи поручали своим домовым священникам управление своими имениями, вследствие чего Константинополь был наполнен священниками, искавшими мест домовых священников у вельмож (седьмого всел. соб. пр. 10 и толкования на него). У нас, по всей вероятности, этого не было.

473

Не из среды высших сословий общества было наше духовенство в период домонгольский; не высока была степень и его просвещения, подобно тому, как и во все последующее время старой Руси. Владимир, как мы говорили выше, имел желание и намерение ввести в России просвещение, — не грамотность только, а именно настоящее просвещение, каково было оно тогда в Греции, из которой он мог его заимствовать. Но это имело быть сделано и неудавшееся начало этому было у нас положено не посредством основания казенных училищ, которых в Греции не было, а посредством водворения у нас частных учителей, которые бы, как это было в Греции, частным образом вели и поддерживали дело образования, содержа у себя на домах частные училища или как бы пансионы и преподавая науки желающим. Этот греческий способ поддержания просвещения, если бы он даже и удался, во всяком случае был бы не для духовенства, а для боярства, в котором Владимир и пытался ввести просвещение, ибо желавшие получать последнее должны были бы на свои собственные средства покупать его у частных учителей, сами платя за учение (обстоятельнее скажем в главе о просвещении).

Не предназначенное быть сословием просвещенным, духовенство наше имело быть только грамотным. В первое время, пока кандидаты во священники были поставляемы правительством, вербуемые посредством особых казенных наборов, очевидно, само же правительство должно было заботиться и об их обучении грамоте. Как именно это было делано, положительных и прямых известий у нас нет; но с одной стороны — существуют некоторые указания, а с другой стороны, дело таково, что само по себе ясно, какое предположение есть тут вероятнейшее. Кандидаты во священники были набираемы правительством для церкви и для епископов; их приготовление должно было состоять не только в обучении грамоте, но и в научении совершать церковные службы и вообще священствовать: по обеим этим причинам кому могло быть поручаемо их приготовление кроме епископов? Не знаем мы, была ли нужда приготовлять кандидатов во священники правительственным образом в Греческой церкви конца X — начала XI века; но такая нужда бывала в ней в древнейшее время, и их приготовляли именно епископы, у которых для сей цели в числе епархиальных чиновников были особые учители 1). Таким образом, необходимо предпо-

1) См. Zhishman’а Die Synoden und die Episcopal-Aemter in d. morgenland. Kirche, S. 149: Διδάσκαλος τῆς ἐκκλησίας, κρατῶν καὶ τά σχόλια τῆς ἐπισκοπῆς.

474

лагать, что набиравшиеся правительством кандидаты были вручаемы им епископам и что при кафедрах сих последних и под их надзором они и были приготовляемы к священству, т. е. иначе сказать, необходимо предполагать, что, пока продолжался период правительственных наборов, при кафедрах епископов существовали временные школы для кандидатов во священники, которых отличие от школ совсем обыкновенных было то, что учениками были не мальчики, а люди взрослые, ибо таковыми должны быть представляемы кандидаты не только самого первого, но и всех правительственных наборов. Что дело было действительно так, на это мы имеем, как мы сказали, и положительные указания. Новгородский летописец пишет под 1030-м г. о смерти первого Новгородского епископа Иоакима: «преставися архиепископ (читай вместо позднейшей поправки: епископ) Аким Новгородский и бяше ученик его Ефрем, иже ны учаше» 1). Едва ли можно смотреть на эти слова иначе, как не так, что тут говорит один из бывших кандидатов во священники, учившийся и приготовлявшийся к священству при Новгородской епископской кафедре.

Одновременно с тем, как прекратились правительственные наборы кандидатов во священники, должны были прекратить свое существование и сейчас указанные школы при епископских кафедрах. Мы не знаем, была ли бы у правительства охота содержать эти школы на свой счет, — вероятнее нет, чем да; несомненно, что не имели бы никакой охоты содержать эти школы на, свой счет епископы, ибо это значило бы с их стороны жертвовать значительную часть своих доходов, в первое время вовсе не чересчур огромных: во всяком случае, эти школы не могли бы существовать по той весьма простой причине, что они не имели бы учеников. Дети священников могли выучиваться грамоте и научаться совершению церковных служб у своих отцов: с какой же бы стати отцы их стали отдавать их в епископские школы и принимать на себя сопряженные с сим совершенно напрасные хлопоты? Миряне, желавшие пойти во священники, имели учителей грамотности и священствования у себя дома или в тех же священниках или в явившихся везде специальных учителях грамоты, создавших из этого учительства частное ремесло, и затем в наглядной школе своих приходских церквей: имея полную возможность приготовиться к свя-

1) Новгор. лет. 2-я, Софийск. 2-я, Никоновск., Тверск..

475

щенству у себя дома, с какой стати они имели бы охоту поступать в епископские школы, т. е. бросать свое крестьянство, отправляться в епископский город и там выживать то или другое количество лет? 1) Таким образом, после прекращения правительственных наборов, во все последующее время периода домонгольского, как потом и в дальнейшей старой Руси, кандидаты во священники или вообще в духовное звание получали приготовление к своему служению частным образом и в местах своего рождения и жительства: дети священников и вообще духовных — у своих отцов; миряне, желавшие пойти во священники, отчасти у тех же священников и вообще духовных в их домовых училищах, которые если не немногие из них, то некоторые, как необходимо думать, содержали, отчасти в таковых же домовых училищах мирян или так называвшихся впоследствии, а может быть и тогда, мастеров.

Мы не имеем никаких положительных свидетельств о том, на какой степени высоты находилась грамотность между нашими священниками домонгольского периода; но так как дело велось тогда так же, как после, именно — не состоя ни на чьем попечении и ни под чьим надзором и будучи совершенно предоставлено самому себе: то необходимо думать, что она находилась, также, как и после, на самой крайней степени невысоты и что священники до-мон-

1) Если бы читателю показались странными наши речи, то пусть он при помнит, с какими величайшими усилиями и с каким энергическим участием воинских команд в продолжение ХVIII века сгоняемы были ученики в новосозидавшиеся школы настоящего времени. Cfr в Собр. законн. т. VIII № 5882. — Когда архиепископ Новгородский Геннадий велел было учить приводившихся к нему безграмотных ставленников у себя в доме, то они, поучився мало, просились прочь (Акт. Ист., т. I, № 104). При этом, вовсе не должно представлять себе дела так, чтобы все, желавшие поступить в священники, готовились к нему с детства; напротив, должно быть представляемо как совершенно обыкновенное, что человек проживал мужиком лет до 25—30 и затем принимался за ученье, чтобы, немного поучившись, идти к архиерею просить места (Положительные свидетельства относительно сего за вторую половину XVI — начало XVII века Петра Петрея и других см. у Рущинского в статье: Религиозный быт Русских по сведениям иностранных писателей XVI и XVII веков, помещен. в Чтен. Общ. Ист. и Древн., 1871 кн. 3, стр. 176). Пусть вообразит себе читатель, что в настоящее время вдруг обвялено, что-де ддя священства достаточно знания одной грамоты и что-де желающим учиться ей предоставляется на произвол: учиться в духовных училищах или у себя дома. Что выйдет? Выйдет то, что училища мгновенно опустеют и принуждены будут закрыться и что возобновится старый порядок частных училищ по селам.

476

гольского периода в большинстве своем были еле-еле грамотны, едва-едва, что называется, брели. Всем известны отзывы о малограмотности наших священников ХV и XVI веков, сделанные архиепископом Новгородским Геннадием и Стоглавым собором. «Се приведут ко мне мужика — пишет Геннадий о кандидатах во священники — и аз велю ему апостол дати чести, — и он не имеет ни ступити, и аз ему велю псалтырю дати, — и он по тому едва бредет...; аз прикажу учити их октении, — и он ни к слову не может пристати: ты говоришь ему то, а он иное говорит» 1). В определениях Стоглавого собора читаем: «ставленики, хотящие во дьяконы и в попы ставитися, грамоте мало умеют; и святители истязуют их о том с великим запрещением: почему мало умеют грамоте, и они ответ чинят: «мы-де учимся у своих отцов или у своих мастеров, а инде нам учитися негде, сколько отцы наши и мастеры умеют, потому и нас учат»: а отцы их и мастеры их и сами по тому ж мало умеют и силы в божественном писании не знают» 2). Члены Стоглавого собора полагают, что прежде бывало значительно лучше, потому что прежде бывали многие училища 3); но они ошибаются, — и прежде, восходя до самого начала, было всегда так же, ибо и прежде училищ никогда не было (за исключением самого первого времени, когда священство создавалось, так-сказать, искусственно правительством) и все желавшие поставиться и попасть во священники также учились или у своих отцов (священников) или у мастеров (частных учителей). Итак, еле-еле бредет по книге, через каждые два слова запинаясь, — вот несомненный аттестат в учености большинству наших священников домонгольского периода, равно как и последующего старого времени.

Вместе с большинством, как известно, всегда бывает меньшинство. Между священниками нашими периода домонгольского оно должно быть предполагаемо двух родов — высшее и низшее большинства.

Первое меньшинство, как со всею вероятностью следует думать, составляли, если не бóльшая, то по крайней мере довольно значительная часть священников городских. Между священниками этими не могло быть людей образованных в теперешнем или собствен-

1) Акт. Ист. т. I, № 104, стр. 147 col. 2.

2) Стогл. м. 25, Казанск. изд. стр. 120.

3) ibidd.

477

ном смысле этого слова; но есть вся вероятность полагать, что довольно значительная часть их были не только грамотными, но и образованными в тогдашнем смысле слова. Тогдашнее наше образование состояло после уменья грамоте в собственной бóльшей или меньшей начитанности в тех учительных книгах, которые существовали в славянском переводе с греческого. Священники сельские не имели никакой возможности быть начитанными, хотя бы иные из них того и желали, ибо им совсем не по чем было быть начитанными. Книги в древнее время составляли такую невероятную для настоящего времени драгоценность, что библиотеки сельских приходских церквей не только совсем не имели и вовсе не помышляли о том, чтобы иметь четии книги, но до последней степени страдали недостатком, а иногда и совершенным отсутствием, и книг богослужебных. В другом положении были в этом случае священники городские и по преимуществу стольных городов удельных. Четии книги, сколько их было, сосредоточены были в городах, в библиотеках людей богатых, к которым эти священники и могли иметь возможно полный доступ в качестве приходских священников или пастырей последних. Быть в возможности сделать что-нибудь, конечно, не значит непременно и на самом деле сделать это что-нибудь. Находясь в возможности быть начитанными, священники городские, конечно, могли и не пользоваться ею. Гораздо бóльшая однако вероятность думать, что древнее священство наше не представляло из себя сплошь поголовной малограмотности, что священники городские действительно пользовались своею возможностью быть начитанными или, что то же, по тогдашнему образованными и что таким образом то или другое большинство этих священников представляли собою до тогдашнему класс людей образованных. Мы знаем из периода домонгольского одну историю, которая служит к косвенному подтверждению наших слов, а именно — историю, из которой видно, что городские священники этого периода весьма дорожили репутацией людей учительных и что они весьма недружелюбно относились к тем, кто посягал на их славу в сем отношении. В Смоленске в лице преподобного Аврамия явился учительный монах, к которому устремились все, искавшие душеспасительных бесед, бросая своих духовных отцов, — и священники Смоленские воспылали против этого непрошенного учителя такою ненавистью, что готовы были «жива его пожрети», устроили против него настоящий

478

бунт и успокоились только тогда, когда у него отнято было право учительства 1).

Второе, совсем противоположное первому и весьма любопытное, меньшинство составляли из себя священники совсем безграмотные. Мы не знаем пока положительных свидетельств из периода домонгольского, что такие священники тогда были, но мы имеем положительные письменные свидетельства, что они были в продолжение первой половины XVIII в. 2), мы имеем положительные устные и письменные свидетельства от живых людей, что их застали как исключения (и по глухим местам вовсе не малочисленные) еще наши деды 3), следовательно, необходимо думать, что они тем более были в период домонгольский. Как однако, человек, совсем не знающий грамоте, мог быть священником, которому нужно совершать столько служб и которому без книг, а следовательно и без уменья грамоте, по-виднмому, невозможно обойтись? Этот, с первого взгляда неразрешимый, вопрос, однако разрешается. Искусством сочинять люди начали заниматься задолго до того времени, как изобрели письменность. Пока не была изобретена эта последняя, все сочиненное сохранялось в простой памяти. До какой невероятной степени простая память могла заменять собою письменность или записи, до какой степени она могла вмещать в себе целые книги, когда была в этом нужда, мы и представить себе не можем, не видя пред собою примеров. Тем не менее, однако, это не подлежит никакому сомнению и мы имеем на это положительные свидетельства: всем и каждому известно, что целые Илиада и Одиссея Гомера, прежде чем были записаны, сохранялись в памяти рапсодов. Кроме свидетельств мертвых, сказанное нами, несомненно, подтверждают и свидетельства живые. Сербы и Черногорцы отличались и отличаются особенною страстью к слаганию народных эпических сказаний на подобие гомеровских. Ученые в последнее время начали их записывать; но между

1) Житие Аврамия напечатано в Правосл. Собеседнике, в 3-й части 1858 г.

2) Прибавлений к Творр. свв. отцов ч. XXI, 1862 г., стр. 205 нач., Ист. Соловьева т. 16, изд. 2 стр. 375, Биографии Тверских иерархов прот. Е. Чередеева, Тверь 1859, стр. 117, Н. Розанова История Моск. Епарх. Управления, ч. 2-й кн. 1-я, Москва 1870, стр. 69.

3) Письменное свидетельство, что в первой четверти XVIII столетия было весьма немалое количество священников „совершенно безграмотных и за учивших церковную службу наизусть“ в Пензенско-Саратовской епархии, см. в январской книжке Русской Старины за 1879 год, в статье „Ириней епископ Пензенский“, — отд. VII, стр. 159. См. еще ibid., 1882 г. Август, стр. 341.

479

неучеными людьми они и до сих пор хранятся в памяти, и память иного присяжного сербского рапсода вмещает и хранит их в себе столько, что просто поразительно. Мы сами лично знаем людей, и совсем не особенно замечательных в своем роде, которые знают на память такие длинные эпические повести, для довольно скорого «сказа» которых требуется не менее двух часов, и весь запас памяти которых до такой степени велик, что для непрерывной речи нужна, по крайней мере, целая неделя, если не более. Итак, вот разрешение, по-видимому, неразрешимого вопроса: люди безграмотные ухитрялись достигать того, чтобы грамотность заменять памятью. Сын священника или сын мирянина, желавший поступить во священники, прилежно ходил в церковь, усердно и напряженно заучивал за священником и за дьячком все читаемое и поемое и наконец достигал того, что в состоянии был стать священником, так-сказать, изустным, или же и у самих учителей грамоты, у так называемых мастеров, бывало так, что иные ученики, готовившиеся во священники, предпочитали не учиться уменью чтения, а заучивать церковные службы наизусть 1). Само собою разумеется, что заучивались не все церковные книги от доски до доски и со включением месячных миней, что, конечно, совершенно невозможно; но заучивалось то, что считалось неизбежно необходимым. Само собою разумеется, что такие священники «наизусть» далеко были не без изъянов, но все-таки они были священники...2) Предполагать, чтобы в домонгольское время богослужение по всем приходским церквам совершалось так же полно, как в настоящее время, было бы очень наивно. В настоящее время каждая приходская церковь снабжена полным кругом богослужебных книг, но в то время эхо было, как уже мы неоднократно давали знать, весьма далеко не так. Следовательно, и священники, умеющие грамоте, за отсутствием книг, по необходимости совершали церковные службы только весьма сокращенно. А, следовательно, и священники безграмотные, кратко служившие по другой причине, вовсе не представляли собой чего-нибудь через-чур странного и необычного. Невольно рождается вопрос: что могла быть за причина, что люди предпочитали такой страшный труд, как заучивание наи-

1) Cfr архиепископа Геннадия в Акт. Истор. т. I, № 104, стр. 148.

2) В сейчас выше указанной статье: „Ириней епископ Пензенский“ сообщается, что некоторые из безграмотных священников знали только по одному евангелию, которое и читали постоянно на утренях и литургиях и на всяких службах, что произносимых вслух молитв они знали только начала.

480

зусть, такому простому делу, как выучиться читать? В виду несомненности факта остается отвечать, что первое находили более легким, чем последнее, что приобретение искусства чтения считалось делом величайшего труда, который многие находили для себя непосильным 1).

Мы, разумеется, вовсе не знаем, как был велик процент священников вовсе безграмотных в период домонгольский. Но было обстоятельство, на которое мы намекнули сейчас выше и на основании которого необходимо заключать, что процент священников, которые, быв неграмотными или грамотными, находились вынужденными совершать службы наизусть, был весьма не мал. В домонгольский период книги составляли такую трудно приобретаемую редкость, что не только нельзя предполагать, чтобы все приходские церкви были снабжены богослужебными книгами в достаточном количестве, но, напротив, необходимо предполагать, что таких церквей, за исключением епископий, было чрезвычайно мало, если только не совсем не было, — что большая часть церквей были снабжены ими более или менее недостаточно и что, наконец, некоторые, если не многие, церкви не были снабжены ими никаким образом, т. е. совсем их не имели. В церквах весьма недостаточно снабженных книгами и в церквах вовсе ими не снабженных, — в совокупности тех и других было, несомненно, весьма немало, — священники и грамотные по необходимости должны были служить наизусть — в одних большую часть служб, в других же решительно все. Церковь совершенно без книг, священник и дьячки, совершающие церковные службы совсем наизусть, — это, по-видимому, необыкновенно удивительно; но давно известно, что не все те вещи суть чудеса, которые мы расположены принимать за таковые 2)...

1) При старом способе обучения грамоте искусству читать можно было выучиться весьма не скоро, — зимы в две, в три, не ранее. Между тем не невероятно предполагать, что у мастеров существовали такие сокращения церковных служб, которые выучивать наизусть можно было гораздо скорее. При этом, могло представляться, что учить церковные службы наизусть и вместе с тем учиться их совершению, гораздо ближе к делу.

2) Каждый из нас слыхал в детстве и не в детстве забавные и по-видимому невероятные анекдоты о совершении церковных служб священниками малограмотными и безграмотными и к каким они прибегали способам, чтобы скрыть от прихожан свое невежество. Все эти анекдоты основываются на действительной действительности старого времени. Что было у нас с совершением церковных служб даже в конце ХVII и начале ХVIII в., пусть читатель смотрит сочинение Посошкова Книга о скудости и богатстве, гл. I о духовности.

481

В настоящее время архиереи наши управляют своими епархиями так-сказать письменно и бумажно, посредством указов. Но в древнее время этот способ увравления был неудобоприменим: невозможно было иметь нынешних канцелярий, ибо негде было взять писцов; невозможно было писать в сотнях и тысячах экземпляров указы, ибо писать их на пергаменте было бы крайне дорого и при тогдашнем способе писания нужно было бы иметь канцелярии в 10 раз более многочисленные, чем нынешние. Таким образом, в древнее время должен был преобладать и господствовать способ управления изустный, посредством устной передачи приказов. При обширности епархий и этот изустный способ управления представлял немалые трудности. Но ему помогал тот, как мы говорили выше, существовавший в древней Руси обычай, чтобы священники епархий ежегодно собирались к своим архиереям на епархиальные соборы или сборы. Определенным временем этих сборов была неделя православия или первое воскресенье великого поста, которое и получило от них название сборного 1). Обычай был заимствован, как необходимо думать, от церкви Греческой, в которой, вероятно, было принято, чтобы торжество православия архиереи совершали вместе со всеми священниками своих епархий 2). Едва ли можно думать, чтобы у нас собирались все священники каждой епархии, ибо по той же обширности последних у нас было бы это невозможно; вероятнее, что они собирались в большем или меньшем количестве поочередно. Но, во всяком случае, чрез то или другое количество являвшихся священников архиереи и могли рассылать изустно свои приказания и указы по епархиям. К величайшему сожалению, мы пока вовсе не имеем сколько-нибудь подробных сведений об

Как церкви скудно снабжены были у нас богослужебными книгами (и иногда совсем не имели их) даже в период Московский, когда книги значительно подешевели и стали значительно более доступными для приобретения чем прежде, увидим ниже (А как священники и грамотные и в весьма позднейшее время служили обедни без служебника наизусть, ограничиваясь одними только возгласами, см. Дневные записки св. Димитрия Ростовск. в Вивлиоф. XVII, 102).

1) Новгор. 1 лет. под 1178 и 1230 гг.: „по чистеи недели на Сбор“.

2) Предположение подтверждает Константин Порфирогенит, который говорит, что в неделю православия служат с патриархом в Влахернской церкви μητροιτολῖται, ἀρχιεπίοκοποι καὶ ἐπίσκοποι, ὅσοι δ’ἄν τύχωσιν ὄντες τῇ αὐτῇ ἡμίρα ἐν τῇ πόλει, ὁμοίως καὶ κληρικοὶ τῆς μεγάλης ἐκκλησίας καὶ οἱ τῶν ἔξω ἑκκλησιῶν καὶ ὅδοι δ’ἄν ἐν πᾶσι τοῖς μοναστήριοις τὸν μονήρη βίον ἄσκοῦσιν ἐν ταύτη τῇ θεοφιλάκτῳ πόλει, De ceremonn. Lib. 1, cap. 28 нач., y Миня p. 396 нач.

482

этих ежегодных сборах священников к архиереям. Очень может быть, что иные архиереи, не довольствуясь только тем, что являвшиеся священники сослужили им на торжестве православия, оставляли их у себя на более или менее продолжительное время, чтобы составлять с ними настоящие соборы для рассуждений обо всякого рода текущих делах и нуждах и что таким образом сборы эти в древнее время играли в церковной администрации более или менее важную роль 1).

Священники не только суть священники или чиновники церковные, но, как все чиновники, вместе и граждане государства. Вследствие этого они подлежат двоякой подсудности — церковной и государственной. Как в Греции юрисдикция епископов простирались на священников и вообще всех духовных или клириков не только как на чиновников церковных, но и как на граждан: так это было и у нас. У Греков в минуту принятия нами от них христианства и в дальнейшее время нашего периода домонгольского священники в качестве граждан подлежали суду епископов во всех преступлениях уголовных и во всех делах гражданских; но с темь ограничением в первом случае, что если преступление было очень тяжкое, требовавшее настоящей казни, то виновный, по извержении из сана, предавался для положенной законом казни гражданским судьям (так как налагать на кого бы то ни было казни было

1) В записи о преставлении Тверского епископа Арсения, помещенной в 4-й Новгородской летописи, под 1409 г. — Собр. летт. IV, 111, читаем о наших сборах случайную заметку: „приспевшу сбору всегодищному, многолетствовахом пастырю и учителю своему в неделю сборную; в понедельник же учение слышахом из уст его и некая исправления от законных дел; после же (даде) всем благословение и прощение и отидохом в свояси“. Образцы поучений, которые должны были говорить епископы соборам священников, — в Памятнн. Павлов. №№ 8 и (вероятно) 134, I. В позднейших западно-русских Кормчих над этими образцовыми поучениями читается надписание: „В понеделок второе недели поста на собрание священническое науки исправлений духовных... и поучение мое имя рек архиепископа... к вам... всему священническому чину“ (у Павлов. ibid. col. 111, легенда). В древнем святительском поучении новопоставленному священнику читается: „на сбор приходи на исправление церковных вещии, на приятье истиньнаго разума..., — у Павлов. ibid. col. 108. — О наших соборах на католическом Западе, имевших место также в великом посте, см. у Альцога в Kirchengeschichte, § 195, 8 Aufl. I В., S. 504. — Не давно найдено поучение архиепископа Новгородского Илии, предложенное им священникам своей епархии в первое сборное воскресение по занятии им кафедры. См. о поучении ниже, в приложениях к этой главе.

483

не дело епископов), и с тем ограничением в обоих случаях, что если из двоих судившихся один был мирянин и если он составлял сторону обвиняемую, то нужно было обращаться к гражданскому судье, сообразно общему положению греко-римского законодательства, что ἐνάγων δεῖ ἀκολουθεῖν τῷ φόρῳ ἐναγομένου (actor forum rei seqnitur, ищея обращается к суде ответчика) 1). У нас было то же самое, что у Греков 2), с тем только отличием относительно второго указанного ограничения, что в сем случае у нас полагался суд общий или смесный, т. е. судили вместе оба судьи — церковный и княжеский, при чем присуждал наказание и получал судебные штрафы и пошлины судья обвиненного 3). В позднейшее время наши духовные (преимущественно монахи) весьма старались о том, чтобы в качестве граждан освобождаться от суда своих епископов и испрашивать привилегию подсудности самим государям: может быть что это началось уже в период домонгольский 4).

Во всех странах и у всех народов духовенство составляет сословие более или менее привилегированное в отношении к государственным податям и повинностям. Так это было в Греции, так это было и у нас. В империи греческой время, соответствующее нашему периоду домонгольскому, относительно наших привилегий, разделяется на две половины: на половину до импер. Мануила Комнина (1143—1180), и на половину после сего императора. До Ма-

1) У Ралли и П. I, 165, III, 331 sqq, IV, 536, V, 228 (что епископы не присуждают к казням — I, 191).

2) Смоленский князь Ростислав Мстиславич в грамоте Смоленской епископии: „аж церковный человек довдет до чего, то своему епископу“.—Дополн. к Акт. Ист. т. I, стр. 7, col. 1.

3) По свидетельству актов не периода домонгольского, а уже последующего времени (и у Греков импер. Алексей Комнин в одной своей новелле предписывает совершенно такой же смесный суд, какой был у нас, — у Ралли и П. V, 281. Еще он постановил было, чтобы в случае суда между клириком и мирянином, тяжущиеся обращались к суду самого императора, но потом отменил, — ibid. I, 166 нач.). — Относительно первого указанного ограничения между нами и Греками было то различие, что за большую часть преступлений у нас полагались денежные штрафы (которые все должны были взимать епископы) и только за весьма немногие, самые тяжкие преступления полагалась настоящая казнь: (иначе сказать, что случаи предания епископами духовных суду гражданскому у нас долженствовали быть гораздо реже).

4) По свидетельству Вальсамона, и у греческих духовных было весьма большое стремление обращаться в качестве граждан к судам мирским, — у Ралли и П. III, 335 fin.

484

нуила Комнина греческое духовенство было свободно: от личных повинностей (προσωζιχαὶ λειτουργίαι, — городские и вообще земские службы по выборам или очереди), от натуральных повинностей (починки мостов, дорог и пр., которые называются грязными повинностями, — ρυπαραὶ λειτουργίαι), от домовой или домовой подати (μιτάτον), от экстраординарных податей (ἔξω ὡρισμένα τελέσματα, — за право торговли и еще не знаем за что), от новых налогов (καιναὶ συντέλειαι); не было свободно: от поголовной подати (κεφαλίτιων, иначе κεφάλαιον, ἐπικεφάλαιον, κεφαλικὸς φόρος, capitatio), от поземельной подати (ξευγολόγιον), от постойной повинности (δοχή), от денежной повинности (сборов на военный флот, — ἀπόδοσις -πλωίμων, и, может быть, еще на что-нибудь 1). Импер. Мануил Комнин своими двумя новеллами, из коих одна 1144-го года, а другая — неизвестного позднейшего, освободил духовенство от поземельной подати, от постойной и денежной повинностей и вообще от всяких податей и повинностей, за исключением поголовной подати 2). Как было у нас в период домонгольский, положительных сведений не имеем. Но со всею вероятностью надлежит думать, что у нас с самого первого времени духовенство было освобождено от всяких государственных податей и повинностей, так что с самого первого времени стало сословием как бы внегосударственным («обелённым») в самом полном смысле этого слова. Ханы монгольские в своих ярлыках освобождают наше духовенство от всяких податей и повинностей; но едва ли можно думать, чтобы ханы захотели сами от себя даровать духовенству большие привилегии, нежели какие оно имело прежде. Если бы духовенство наше не было освобождено от каких-либо податей и повинностей, то, конечно, оно искало бы освободиться от них и до нас должны были бы сохраниться памятники сего искания: а между тем таких памятников мы вовсе не знаем. (Имеем позднейшие свидетельства, что не признавалась свобода ду-

1) Царские книги, кн. III, тит. III, §§ 2—6, и извлечение из новелл Мануила Комнина, о котором сейчас ниже.

2) Извлечение из новелл Мануила Комнина de immunitate clericorum, которые неизвестны в подлинном виде, — у Ралли и П. II, 570, и у Цахарие в Jus Graeco-Romanum, III, 432; о годе первой новеллы — у последнего. В новеллах различаются δημοσιακοί ἱερεῖς, — общественные или приходские священники, и προσωπικοὶ ἱερεῖς, — личные священники, находившиеся в имениях церковных и монастырских. Последние как будто освобождены были Мануилом Комниным от всех без исключения податей и повинностей.

485

ховенства от постойной повинности; но не признавалась не по закону, а по злоупотреблению, и не правительством, а его частными чиновниками. За тем, в позднейшее время, начиная с XVI века, духовенство начало быть привлекаемо к участью в денежных сборах для общественных нужд; но это было нововведение, каковым именно оно и представляется в известиях.

В Греции приходское духовенство было тяглым по отношению к епископам, именно — платило им известные ежегодные подати. Таковым стало оно и у нас в России, — об этом скажем ниже, когда будем говорить о средствах содержания епископов.

Ипатская летопись в одном месте, именно под 1187-м годом при описании смери Галичского князя Ярослава Осмомысла Владимировича называет церковные «зборы вся» (которые созвал князь для прощальной беседы) 1). Что разуметь под этими многими зборами или соборами? Впоследствии мы увидим, что некоторые города (Новгород, Псков ιι Москва) имели помногу соборов (Новгород и Москва по семи, Псков — пять), что каждый собор имел своего соборского поповского старосту (в Новгороде и Пскове) или своего протопопа (в Москве) и что духовенство городов и принадлежавших им уездов было разделено между этими соборами, составляя при каждом из них как бы особую корпорацию или свое особое целое. Эти позднейшие соборы до своему происхождению имели значение не административное, а богослужебное, именно — значение церквей, в которых должно совершаться ежедневное богослужение всем составом (поочередно) причисленных к ним священников (о чем скажем ниже). Но относительно древних сборов или соборов представляется нам не невероятным сделать другое предположение. Выше мы говорили, что памятники юго-западной Руси XVI века представляют дело о священниках, составлявших архиерейские клиросы, таким образом, что, с одной стороны, они принадлежали к кафедральным архиерейским соборами, а с другой стороны — были настоятелями приходских церквей. Если предположить, что так было и в период домонгольский, то можно будет думать, что священники разделены были на соборы по тем приходским церквам, которыми заведовали члены клироса, и что, составляя при сих цер-

1) 2 изд. стр. 442. Точно также позднейшая летопись (так названная) Тверская под 1159 г. говорит, что один князь „посла в Киев к святей Софии и по всем соборам, да творят стояние всенощное в церквах“ (Полн. собр. летт. т. 15, стр. 228 fin).

486

квах таковые особые соборы или подразделенные целые, они находились под частнейшею властью и под частнейшим надзором их настоятелей, которые по отношению к ним были их непосредственными начальниками и как бы их благочинными.

От священников обращаемся к приходам или приходским церквам.

Самые первые приходы были учреждены правительством. Крестя известное место или известную местность, правительство ставило известное количество церквей и к ним определяло священников. Но эти первые приходы, как само собою разумеется, были чрезвычайно велики 1) и каждый из них с течением времени должен был разделиться на большее или меньшее количество новых приходов. Положительных сведений относительно возникновения этих так сказать вторичных приходов мы не имеем никаких. Само собою должно подразумевать, что пока крещенные оставались христианами лишь по имени, они нисколько не заботились об устроении приходов и что заботы эти начались только с тех пор, как из христиан по имени они начали превращаться в христиан действительных. Что касается до дальнейшего времени, когда это последнее совсем случилось и когда дело с приходами пришло так сказать в свою норму, то об их количестве у нас в период домонгольский должно думать то же самое, что и о количестве священников, т. е. что их было никак не более должного мало, а разве более должного много, никак не недостаток, а разве излишек и избыток. В древнее время не было никаких штатов для приходов и никаких формальностей, которые бы затрудняли их открытие, а епископы, которым принадлежало право дозволять это открытие или которые по крайней мере обладали возможностью не дозволять его 2), как мы сказали выше, не только не имели никаких побуж-

1) Крестя город, правительство разделяло его на несколько участков и в каждом ставило церковь; крестя уезд, тоже разделяло его на несколько участков или станов и в каждом ставило церковь: так должно представлять дело. Относительно обширности уездных из этих первых приходов должно думать приблизительно то же, что в настоящее время видим в Сибири.

2) Как было дело с открытием приходов, мы не знаем: может быть предварительно испрашивалось разрешение у епископов, а может быт и нет, так что у них были только просимы антиминсы в церкви уже построенные (не давая антиминсов епископы и могли бы препятствовать открытию новых приходов).

487

дений препятствовать размножению приходов, а напротив имели личный интерес в том, чтобы поощрять последнее. Построить деревянную церковь, каковы были церкви домонгольского периода, и при том — деревянную церковь каких угодно малых размеров и снабженную принадлежностями так, что они, за исключением двух-трех икон, могли быть изготовлены в деревне и собственными средствами, о чем обстоятельнее скажем ниже, ничего не стоило, а приискивание священников не только было весьма легко, как видно из сказанного выше, но они даже сами могли содействовать размножению приходов, как это будет видно из дальнейшего.

Приходы устроялись и церкви строились обществами и отделимыми людьми, и именно обществами: в городах — концами, слободами, улицами, полуулицами и вообще большими или меньшими соседствами и околотками, в деревнях — разных размеров округами, волостями и волостками; частными людьми: 1) собственниками-землевладельцами в их имениях (включая в то число и князей, как частных собственников), 2) не собственниками, но по тем или другим побуждениям хотевшими строить церкви для общин (сельских и городских), которые не имели их и которые изъявляли желание их иметь.

Приходские церкви, построенные общинами или составлявшие «мирское строение», конечно, с самого первого времени были той же общинной собственностью, что и в настоящее время, ибо быть чем-нибудь иным не могли. Общины, конечно, с древнего времени заведовали ими так же, как и теперь, т. е. чрез выборных людей или церковных старост. В позднейшее время старост приставляли не по одному, а по нескольку и по крайней мере по два. Весьма вероятно, что так было с самого древнего времени 1) и что целью сего было устроить некоторый контроль над расходованием церковных денег (само собою подразумевается, что в древнее время не велось нынешних приходо-расходных книг, хотя впрочем некоторые записи на «досках», отметки на бирках или посредством бирок 2, может быть, и были) 3).

1) Многие старосты церкви Ивана Предтечи на Опоках в Новгороде (по мнимой, хотя и древней) грамоте Всеволода (Русскк. Достопамм. I, 77 sqq) не составляют свидетельства, ибо положение и заведывание этой церкви были исключительные.

2) Бирка из немецк. Birke — береза, ибо и до настоящего времени для бирок употребляются березовые палочки (Руссы-Норманны).

3) Впрочем, и церкви, построенные общинами, как их ктитории (см. сей-

488

Совсем иное, чем о церквах, построенных самими общинами, и довольно неожиданное должно думать о тех приходских церквах, которые были строены для общин частными людями. В Греции частные люди, строившие общественные церкви приходские или не приходские (ибо бывали общественные церкви и не приходские или бесприходные), и в своих ли имениях или где бы то ни было, становились их наследственными так-называемыми ктиторами или получали на них наследственное так-называемое ктиторское право (κτίτορες, κτιτορικὸν δίκαιον), то же что на западе патроны и патронат 1). Это право состояло, во-первых, в том, что ктиторы безотчетно и единолично, на правах частной собственности, распоряжались доходами церквей; во-вторых, что они поставляли к ним священников и причетников (на Западе jus praesentandi, в позднейшей западной Руси — право «поданья», т. е. право указывать, назначать кандидатов во священники). По закону, человек, желавший построить общественную церковь и приобрести на нее себе и своим потомкам право ктиторства, должен был обеспечить содержание ее самой и священнического при ней причта прикладом к ней движимого или недвижимого имения, которое бы давало соответствующий доход 2). На самом деле это далеко не всегда делалось 3); но если делалось, то имение, раз приложенное к церкви и ставшее ее собственностью, не могло быть снова взято у ней ни самим ктитором, ни его потом-

час ниже), если не всегда в действительности, по крайней мере, в идее имели то существенное отличие отнынешних, что составляли действительную полную собственность общин, причем священники были не более, как наемниками последних, не имевшими никакого права мешаться в хозяйство церквей (Известная нам частная область русская, в которой было так и в действительности, есть область Псковская; обстоятельно скажем во 2-м томе, а пока см. напр. в Акт. Ист. т. V, № 122, и в Описании документов и дел св. Синода т. I, приложж. № XXXIII). Мы сказали выше, что прихожане сами должны были находить себе священников. Но в действительности это составляло не только их обязанность, но и их право (как и частных ктиторов).

1) Κτίτωρ значит здатель, строитель; но так назывались не только действительные строители церквей, но и их потомки и вообще наследники и преемники, владевшие церквами, ими построенными. В ектенье: «еще молимся о блаженных и приснопамятных создателях святого храма сего» разумеются именно ктиторы: Ἔτι δεόμεθα ὑπὲρ τῶν μακαρίων καὶ ἀειμνήστων κτιτόρων τοῦ ἀγίου οἴκου τούτου.

2) Новелла Юстиниана 67, гл. 2, ο наследственности новелла 123, гл. 18.

3) Сравни 7-го всел. соб. пр. 17.

489

ками, ни вообще кем бы то ни было 1). Таким образом, ктиторы, если они снабжали церкви имуществами, переставали быть собственниками этих последних; но они и их потомки оставались полными собственниками доходов церквей как от приложенных имений, так и от всего, что приходило в церкви помимо их, т. е. ктиторы были собственниками церквей как бы на правах вечной аренды, имея право на доходы, но не имея права на имущество. Относительно поставления священников и причетников ктиторы ограничены были в своем праве тем, что должны были представлять кандидатов достойных и что епископы обязаны были посвящать только таковых, имея в противном случае власть замещать места по собственному избранию 2). Ктиторы не обязаны были предоставлять священникам всего дохода, который доставляла служба при церкви, но имели право входить с ними в частное и произвольное соглашение на счет платы за службу, так что священники служили при ктиторских церквах по частному найму ктиторов, получая от них условленную ругу (ῥόγα) или находясь у них на руге, на жалованье 3). Если ктитор был человек богатый и благочестивый, то, конечно, не только весь доход, получавшийся церковью, употреблял на нее саму и на служащих при ней священников, но и прилагал из собственных средств, если то требовалось; но иначе было дело, если он был человек бедный, принужденный, например, построить церковь в своем небольшом имении или же если потомки богатого человека беднели. В этом случае церковь, принадлежавшая кому-нибудь по праву ктиторскому или составлявшая ктиторию, становилась для ее владельца как бы имением, из которого извлекались доходы: некоторая часть того, что она доставляла, употреблялась на нее саму; некоторая часть на наем священника или священников, а все остальное обращалось ктитором в собственную пользу. С течением времени число подобных ктиторий стало более или менее велико, и, таким обра-

1) Собора двукратн. пр. 1, cfr схолию к 1 гл. 2 тит. Номоканова Фотиева, — у Ралли и П. I, 91 fin., и в Acta Patriarchat. Constantinop. Миклошича II, 323 sub fin., что впрочем, как видно из указанного правила и из других свидетельств (напр. Acta Patriarchat. I, 77), не всегда было так.

2) Новелла Юстиниана 123, гл. 18, Вальсамон у Ралли и П. II, 651, — и, как подразумевается из сказанного, имея право смещать священников, которые бы оказались недостойными после посвящения, Вальсам. ibidd., Acta Patriarchat. Constantinop. Миклошича I, 569.

3) Acta Patriarchat. I, 569, II, 393 нач. и 496 нач.

490

зом, явился целый класс общественных, приходских и неприходских церквей, которыми (собственно доходами с которых) владели частные люди на правах собственности и для которых эти церкви составляли как бы имения (вечной аренды). Вошло в обычай передавать ктиторское право не только посредством наследства 1), но и посредством продажи, так что и в отношении к форме перехода помянутые церкви приравнялись к частным имениям.

Такое приравнение ктиторских церквей к частным имениям сделало то, что их начали строить с прямою целью создавать из них имения. Бедный предприимчивый человек находил часть города или деревню, которые не имели своей церкви и желали бы иметь ее, или вообще место, которое бы обещало доходы, собирал деньги на богоугодное дело — сооружение храма, строил на собранные деньги церковь и, таким образом, становился собственником своеобразного имения. Это делали миряне, но не было никаких препятствий делать этого и священникам: и они действительно делали это и, как со всею вероятностью следует думать, предпочтительно пред мирянами 2).

Если ктиторы вымирали или почему-либо оставляли свои ктитории, то церкви не становились общинною собственностью населений тех мест, где находились, но, продолжая оставаться ктиториями, поступали в собственность епископий, которые были наследницами после первых ктиторов и преемницами во владении после вторых. Епископии поступали с достававшимися им ктиториями так, что или продавали и дарили их в вечное владение или отдавали за деньги и безмездно во временное пользование3) (во временное безмездное пользование ктитории отдавались преимущественно епископским чи-

1) Ктиторское право было наследственно по крайней мере со времен Юстиниана, — новелла 123, гл. 18; относительно позднейшего времени см. Acta Patriarchat. I, 138, 179, 231; II, 391 fin., 404, 405, 455 fin.. О продаже у Ралли и П. I, 91 fin., Acta Patriarch. I, 392; II, 322, 392. Ктиторское право оставлялось в наследство, отдавалось в приданое и продавалось не только все в одни руки, во и по частям, см. предыдущие цитаты в Acta Patriarchat, и еще II, 392 нач., 445 и 468.

2) 7-го всел. соб. пр. 17. Собор не говорит прямо, с какою целью не имевшие средств миряне и клирики предпринимали строить церкви, но цель эта ясна из того значения, которое могли иметь для бедных людей построенные ими церкви. Совершенно ясное свидетельство, что священник построил церковь, чтобы создать себе из нее имение, — в Acta Patriarch. II, 404.

3) У Ралли и П. V, 21, Acta Patriarch. I, 77, 423 fin., 455, 474, 568; II, 388, 399 нач., 414, 467, 495 fin.

491

новникам, для которых они были тем, что на старом русском языке называлось «кормлением»; по-гречески временное пользование — ἐφορία, а в позднейшее время также ἐξαρχία).

Из Греции ктиторское право перешло и к нам в Россию. В древних памятниках мы не встречаем (или по крайней мере мы лично не знаем пока) никаких прямых на него указаний. Но мы находим его у нас в позднейшее время: не говоря о юго-западной Руси ХVI — XVII века, в которой мы видим его под названием патроната и где можно было бы производить его из латинской церкви, мы находим остатки его на Москве. Все позднейшие так-называемые ружные церкви представляли собою ничто иное, как княжеские ктитории и получали от правительства или от князей ругу как таковые. Своим ктиторским правом поставлять в эти церкви священников государи пользовались еще в ХVI в., что вне Москвы и делали посредством своих местных чиновников (дворецких и дьяков) 1. Стоглавый собор свидетельствует, что в его время многие миряне и священники собирали на построение церквей и строили последние 2). Очень может быть, что не все строили, чтобы создать себе ктитории, но несомненно, что некоторые строили именно с этою целью 3). Церкви, которыми владели священники, как частною собственностью и которые продавали, как таковые, мы находим у нас в половине XVII века; в определениях Московского собора 1667-го г. читаем: «святыя церкви священником корчемствовати и продавати нелепо есть, зане Христос Спаситель наш искупи святую церковь пречистою своею кровию и свободи ю; советуем убо ныне всем прихожанам коеяждо церкви (говорят восточные патриархи) православным христианином, живущим зде в царствующем граде Москве и прочим и благословляем вас, да искупите святыя церкви продаемыя и церковные места, разве домового их строения храмин, да будут свободны и под единою главою и вла-

1) Стоглав, гл. 41 вопр. 15, Казанск. изд. стр. 177.

2) Глава 5, вопросы 13 и 19, Казанск. изд. стрр. 59 и 63 fin. (Частные свидетельства о строении священниками церквей см. в Собр. летт. тт. III, стр. 148 нач., и VI, стр. 234 fin., у Воздвиженского в Историческом обозрении Рязанской иерархии, стрр. 44 и 46 прим.).

3) В 84-й главе Стоглавника, Казанск. изд. стр. 369 sub fin., под строящими церкви „мест ради“, по всей вероятности, должны быть разумеемы священники, строившие церкви, чтобы создавать себе места (а в тексте Стоглавника перед словами или после слов „мирским людем“, вероятно, пропущено „попом“).

492

стью, еще есть Христос: а продавати церкви Христовы и церковные места, яко отчины, зело неправильно есть и беззаконно» 1).

Необходимо или по крайней мере весьма вероятно думать, что в период домонгольский бояре и вообще собственники-землевладельцы поставляли в священники своих холопов, о чем мы говорили выше, не только в свои домовые, но и в приходские церкви, находившиеся в их имениях (право поставлять в которые священников принадлежало им, как их — церквей ктиторам).

1) Дополн. к Акт. Ист. т. V, № 102, стр. 473, § 30; определение повторяется Московским собором 1675 г., бывшим при патр. Иоакиме, — Ист. Иер. I, 346 нач. Архиепископ Гнезненский Иоанн de Lasco в своей записке De Ruthenorum nationibus earumque erroribus, представленной Латеранскомѵ собору 1514 г., пишет: item dicunt (Rutheni), licite vendi posse praelaturas ac beneficia, aut emi, similiter et sacros ordines (?); et quae beneficia patres tenuere, dicunt filii, ad ea jus haereditarium se habere et succedunt, praesertim in parochialibus ecclesiis (Historica Russiae Monimenta Тургенева, т. I, стр. 127 col. 1). В позднейшее время, что, может быть, началось и с древнего времени, священники становились собственниками церковных мест еще таким образом, что покупали их у прихожан, т. е. прихожане какого-нибудь прихода продавали место у своей церкви в собственность какому-нибудь священнику (настоящую, так чтобы он передал его своему роду как наследство или продал другому священнику), см. у Соловьева в Истории, т. ХIII, 2-го изд. стр. 96. — У Греков до сих пор весьма не мало приходских церквей, которые составляют частную собственность мирских людей и священников, и они начали превращаться в домовые церкви или в общественные только с недавнего времени. В королевстве Греческом законом 1834 г. предписано: „церкви, составляющие частную собственность (αἱ ἱδιοκτήται ἐκκλησίαι), тогда только могут быть приходскими, когда будут куплены приходом или будут подарены ему собственником (παρὰ τοῦ ἱδιοκτήτου), — издание законов королевства, касающихся церкви и народного просвещения, под заглавием Ἐκκλησιαστικὰ καὶ ἐκπεδευτικά, т. I, Афины, 1860, стр. 31. Один Грек в Афинах уверял нас, что на островах Архипелага до недавнего времени почти все приходские церкви составляли частную собственность священников. У Греков турецких приходские церкви, составляющие частную собственность, называемые (полагаем) по-турецки τὰ γεδίκια, предписано обратить в общественные посредством выкупа, если собственник — священник, или посредством простого уничтожения права собственности, если он мирянин, новыми церковными законами 1862 г. (Γενικοὶ κανονισμοὶ περὶ διευθετήσεως τῶν ἐκκληστιαςικῶν καὶ ἐθνικῶν πραγμάτων et caet., Κωνσταντινουπ. 1862, Κανονισμοῦ 5 ἄρθρ. 12 (на острове Корфу составляют до настоящего времени частную собственность мощи св. Спиридона Тримифунтского вместе с церковью, в которой находятся, — фамилии Булгарисов, которою получены в приданое за девицею от фамилии Калохеретисов, принесшей мощи из Константинополя после взятия последнего Турками, — Ἰστορία τῆς Ἑπτάνησου ὑπὸ Π. Χιώτου, Μέρος α′, стр. 144).

493

В Греции ктиторы церквей предъявляли странное притязание, что священники и вообще клирики последних не должны подлежать власти местных епископов, а знать власть единственно их — ктиторов 1). В летописях наших находим одно указание, дающее предполагать, что и у нас притязалось и было нечто подобное в период домонгольский. В 1136-м г. женился в Новгороде тогдашний Новгородский князь Святослав Олегович; брак был почему-то незаконный 2) и епископ Нифонт отказался венчать его (в древнее время браки князей венчали епископы) и не позволил быть на нем своим священникам и монахам; не смотря на это, князь был обвенчан в своей придворной церкви священниками этой последней (Новгор. 1-я лет.). Можно впрочем понимать тут дело еще и так, что священники не всех ктиторских церквей находились у нас в особых, не нормальных, отношениях к епископам, но что занимали исключительное положение именно придворные княжеские священники, как и в Греции занимали таковое положение придворные императорские священники 3).

После церквей приходских должно быть сказано еще о церквах приделами (по-греч. παρεκκλήσιον, παρχκλήσιον, παρακλῆσι). В настоящее время приделами называются у нас боковые алтари в церквах; не то были они в древнее и старое время. В древнее и старое время приделы или собственно придельные церкви были — во-первых, малые настоящие церкви или церквицы, устроенные или сделанные внутри больших церквей, во-вторых — малыя церкви, пристроенные или приделанные к большим церквам снаружи. В первом случае они устроялись в папертях или притворах церквей, на полатях или верхних галереях и в боковых алтарных абсидах или отделениях (диакониках). Если в боковых алтарных отделениях, то не таким образом, что алтарь помещался в отделении, а церковью для него служила самая настоящая церковь (как это

1) У Ралли и П. I, 188 fin., II, 236 нач. и 650 fin. То же самое было и на Западе, см. у Гизелера Dritte Periode, Zweiter Theil, cap. III, § 7 (4-го изд. II, 1, S. 56).

2) 2) Cfr y Татищ. II, 469, прим. 393.

3) См. грамоту патр. Алексея 1029-го г. у Ралли и П. V, 29 (то же и в Сербии, в которой княжеские священники составляли особое ведомство под властью придворного („дворского“) протопопа, как у нас военные священники под властью обер-священников, — наш Краткий очерк истории православных церквей Болгарской, Сербской и Румынской, стр. 689 fin.).

494

ныне), а таким образом, что весь придел или вся придельная церковь помещалась в Отделении (крошечный алтарь в нем и потом в нем же крошечная церковь), так что выход из отделения в самую церковь был выходом вон из придела (от ХVII в. не мало сохранилось таких приделов до настоящего времени, из новейших церквей можем указать на петербургский Исаакиевский собор, в котором приделы устроены на старый манер, при чем только особым ограждением их служат не глухие стенки, а решётки) У нас в период домонгольский большие церкви, строенные князьями и по своему назначению бывшие придворными княжескими и кафедрально-епископскими, были окружаемы с трех сторон (за исключением восточной) глухими папертями, в которых погребались князья и епископы (погребавшиеся в церквах не в том смысле, чтобы в самых церквах, а именно в папертях, см. ниже в главе о богослужении) 2). С устроения алтарей в этих папертях и началось у нас строение придельных церквей, при чем мыслью и побуждением было то, чтобы поминовенная бескровная жертва приносилась так сказать над самыми гробами умерших. По свидетельству нашей летописи, св. Владимир погребен в Десятинной церкви, а по свидетельству Титмара Мерсебургского — в церкви св. Климента: это должно понимать так, что он погребен в паперти Десятинной церкви, в которой был устроен придел св. Климента. Ярослав был погребен в паперти св. Софии (по свидетельству Нестора в житии Бориса и Глеба), и необходимо думать, что в этой паперти также был устроен придел. Упоминаемый под 1180-м г. придел Новгородской св. Софии был также устроенный в паперти 3). Главною целью дальнейшего устроения в церквах и при церквах (а при церквах в виде особых пристроек к ним, вошло в обычай устроять приделы потому, что далеко не все церкви имели притворы или паперти), как должно думать было желание богатых людей иметь

1) В старое время у Греков принималось, что одна церковь должна иметь только один алтарь, поэтому приделы внутри церквей и устроялись в виде особых церквей, cfr Иоанна митрополита Клавдиопольского сочинение против латинян, — у A. С. Павлова в Критических опытах по истории древнейшей Греко русской полемики против латинян, стр. 190, § 14.

2) Но при отсутствии у церквей папертей — и в них самих.

3) Новгор. 1-я лет. „Притворяне“ Стоглавого собора, гл. 41, вопр. 14, Казанск. изд. стр. 176, суть именно священники приделов, находившихся в притворах или папертях.

495

как бы свои собственные поминовенные церкви, т. е. богатые люди устрояли в церквах или при церквах приделы и к ним определяли или нанимали священников, с назначением им известной руги, для той цели, чтобы священники служили по ним и по их родам заупокойные литургии. Но иногда, как показывает пример Новгородской церкви Иоанна Предтечи на Опоках, приделы устрояемы были и с тою целью, чтобы по воскресеньям могли быть петы в церквах ранние обедни. В приделе этой церкви (устроенном на ее полатях) назначено было ее строителем (князем Всеволодом Мстиславичем, построившим церковь в 1127—1130-м г.) петь обедню по неделям или воскресеньям 1), а так как по Уставу «в неделю не пети литургии за упокой» (митр. Георгий, § 28), то очевидно, что и обедни имели быть петы не заупокойные, а обыкновенные ранние (церковь Иоанна Предтечи была поставлена на Торгу, и вероятно думать, что придел был устроен в ней для ранних воскресных обеден с тою целью, чтобы купцам, которые не могли ходит за позднюю обедню, дать возможность отстоять раннюю). При Новгородской церкви св. Михаила в 1219-м г. устроен был придел в виде наружной малой пристройки одновременно с построением самой церкви и самими строителями этой последней. Это, вероятно, должно понимать так, что пение заупокойных литургий по будням находили более удобным в малой церкви, чем в большой (Так как богатые люди, составлявшие боярство, имели в древнее время свои домовые церкви, в которых и могли совершать родовые поминовения, то нужно думать, что приделы при церквах с целью этого поминовения преимущественно были устрояемы купцами, которые, как вероятно думать, а по позднейшему времени прямо следует думать, не присвоили себе привилегии иметь домовые церкви. Затем, и бояре могли устроять приделы при церквах над своими гробами 2). Если с служением в придельных церквах в древнее время было так же, как в позднейшее: то для сего служения наибольшею частью были назначаемы или нанимаемы особые священники, так что церкви или церквицы эти представляли из себя со-

1) Грамота Всеволода церкви в Русскк. Достопп. I, 78.

2) Относительно приделов, устроявшихся в особых малых пристройках к церквам, должно припомнить предписания позднейшего времени, чтобы из них в самые церкви не было внутреннего хода и чтобы они были именно особыми от последних церквами.

486

всем особые церкви, хотя находились при других церквах или даже внутри их самих 1). От чего вошло это в обычай, когда было бы совершенно удобно для священников самых настоящих церквей и было бы для них выгоднее, положительно сказать не можем, но полагаем, что причиной сего были с одной стороны канон церковный, а с другой — множество священников. 15-й канон 7-го вселенского собора запрещает поставлять клирика к двум церквам, а так как священников было великое множество, то, при полной возможности точным образом соблюдать канон, и хотели это последнее делать 2).

В городах составляли особый класс церквей церкви соборные или соборы. В настоящее время городские соборы имеют у нас только то значение, что в них собираются священники городов для пения царских молебнов; но в древнее и старое время они имели иное и, как надлежит думать, большее значение, хотя, к сожалению, наши сведения о них и недостаточны. В древнее и старое время соборными церквами илисоборами назывались такие церкви в городах, в которых не только священниками их самих (церквей), но большими или меньшими общинами священников и других городских церквей, а в некоторых местах и церквей уездных, посредством очередного служения была держима ежедневная служба, чего в других городских церквах не было. Ближайший ответ на вопрос: зачем нужны были в городах такие церкви, в которых бы была ежедневная служба, есть тот, что каждый день могут быть в городах именинники, желающие помолиться в церкви и отпеть заздравный молебен, каждый день могут быть люди, желающие по случаю памяти родителей отпеть по них панихиду или подать о них на поминовение (и до сих пор в уездных городах так, что если человек имеет ту или другую указанную нужду, а между тем знает, что в своей приходской церкви нет службы, то идет в собор). Но этот ответ не разрешает вопроса: для чего в собор-

1) Положительно известная нам древняя церковь, в приделе которой должны были служить священники ее самой, есть Новгородская церковь Иоанна Предтечи на Опоках.

2) Что в позднейшее время были особые причты даже в таких приделах, которые были устроены самими строителями церквей, см. Неволина О пятинах, приложж. стр. 280 fin. Что приделы, находившиеся даже в самых церквах, иногда владели особыми ои последних вотчинами, см. ibid. стр. 203 (л. 507 об.).

497

ных церквах держали ежедневную службу не только священники самых этих церквей, но с большими или менышими общинами священников других городских или вместе городских и уездных церквей, от чего именно они и получили название церквей соборных. Для ответа на вопрос необходимо предполагать, во-первых, что в древнее время были иные обычаи относительно заздравных молебнов и случайных поминовений, во-вторых — что тут дело было в поминовениях нарочитых, так называемых сорокоустных. И в настоящее время между богатыми людьми купеческого звания отчасти еще ведется, что заздравные молебны себе и панихиды по родителях в дни их памяти поют не только в своих приходских церквах, но заказывают петь и в других, многих или немногих, церквах 1); относительно же древнего времени, судя по примеру Греков даже нынешнему, должно думать, что пение молебнов и панихид многими священниками считалось более или менее обязательным или обычным. Но в древнее время нельзя было делать так, чтобы заказывать молебны или панихиды во многих церквах, ибо в других приходских церквах города за исключением одной назначенной или, если в городе было несколько соборов, — за исключением нескольких назначенных, не было ежедневных служб; вместо этого в древнее время можно было делать то, чтобы призывать желаемое количество священников в одну церковь, в которой была ежедневная служба, и чтобы в ней заставлять священников петь один соборный молебен или одну соборную панихиду (завтра человек был именинник или у него была память по родителям; сегодня он посылал к главному соборному священнику, который назывался протопопом или соборным старостой, с заказом соборного молебна или соборной ы из стольких-то священников,— и протопоп или староста приглашал в собор желаемое количество священников). Что касается до поминовений нарочитых, сорокоустных, то, с одной стороны, необходимо думать, что соборы нужны были для раздачи сорокоустов между священниками, а с другой стороны — весьма вероятно думать, что они нужны были для надлежащего, по тогдашним понятиям, пения панихид в нарочито поминовенные дни сорокоустов, т. е. в 3-й, 9-й и 40-й дни. В древнее время у нас принималось, что священник не может петь за раз двух

1) Что это весьма велось в XVI в., см. соборный приговор 1594-го г. об учреждении в Москве поповских старост, — Акт. Эксп. т. I, № 360.

498

или нескольких сорокоустов, но каждый сорокоуст должен выпевать особо 1). Следовательно, если в приходе в продолжение 40 дней случалось несколько покойников, но которым желали петь сорокоусты, то второго и следующих сорокоустов нельзя было отдать своему священнику, и для их пения нужно было искать чужих священников, у которых не было сорокоустов. В этом то случае соборы (представляя в лице своих протопопов или старост как бы справочные конторы) и должны были служить посредниками между заказчиками сорокоустов и священниками, принимая их от первых и раздавая их тем из вторых, у которых их не было 2). По сейчас сказанному нами доходы от пения сорокоустов не могли быть особыми доходами каждого прихода, но должны были более или менее распределяться между всеми священниками каждого целого города. На сем основании весьма вероятно предполагать, что для совершенного уравнения в отношении к ним всех священников каждого города начали видеть в них не частные доходы каждого священника, сколько каждому приходилось петь, а общий доход всех священников, так чтобы общую сумму его делить поровну между всеми: но для подобного устройства и ведения дела нужны были заведующие последним центры, каковые и представляли собою соборы. Панихиды в нарочито поминовенные дни сорокоуста называются у Греков παράστασις, что собственно значит торжественный прием у царя, торжественный выход царя, и что по отношению к церковной службе значит службу возможно торжественную. Так названы наши панихиды у Греков потому, что они совершаются возможно большим количеством священников (если не ошибаемся, полным желаемым числом священников для этих панихид считается 40, по сорокодневию, в которое они совершаются). Весьма вероятно предполагать, что как было и есть у Греков, так было у нас в древнее время: но чтобы без затруднения устроять подобные службы, нужны были посредствующие места, каковые представляли собой соборы 3). (Первоначально было

1) См. 2-й половины тома стр. 395 нач. по 1-му изданию.

2) Cfr помянутый выше соборный приговор об учреждении в Москве поповских старост (стр. 441 col. 2).

3) Название сорокоуст позволяет сделать еще предположение. Сорокоуст, сложенное из сорок и уст (уста), по словопроизводству значит не одну службу, которая поется в продолжение сорока дней, а сорок служб, которые поются в один день (сорока устами или сорока священниками). На этом основании можно

499

учреждаемо в каждом городе по одному собору, но потом в больших городах, по мере увеличения числа священников, были учреждаемы новые соборы. Если заключать ко всем местам от Пскова, относительно которого мы имеем положительные известия: то это происходило таким образом, что общину первого собора образовывали из себя священники, которые находились в городе на лицо (а что касается до самого Пскова, то здесь не только священники городские, но и уездные, и не только белые, но и черные или иеромонахи), а что священники, которые с учреждением новых приходов являлись после учреждения собора, оставались вне общины, священниками «невкупными»; что за тем, когда невкупных священников набиралось достаточное количество, они учреждали из себя новый собор 1). Какое

предполагать, что у богатых людей было принято петь в нарочито поминовенные дни сорокоуста по сороку обеден (т. е. в сорока приходах). Предположение это становится совершенно вероятным в виду Московских сороков, о которых сейчас. — Что в древнее время усердие к поминовению родителей было не меньшее, чем теперь, если не значительно большее, об этом следует заключать из примера Греции и об этом отчасти говорят и наши собственные свидетельства. В Греции предписывалось законом (и обычаем, обратившимся в закон), что если человек умирал без духовного завещания, то третья часть его имущества отделялась на помин его души, — Новелла Константина Порфирогенита у Цахарие в Jus Graeco-Romanum, III, 276, и у Миня в Патрол. t. 113, р. 597, n. 11, Арменопул в Прохироне, lib. 1, tit. ХVIII, § 22, lib. T, tit. VIII, § 9 и 78 (a если умирал без наследников, то на помин — половина имения, — у Ралли и П. V, 123 нач.). Что касается до наших свидетельств, то в Ярославовой Правде, в главе: «О задници (наследстве) боярстей и о дружине» говорится: «паки ли (кто) без ряду (без письменного уряжения, завещания) умрет, то все детем, а на самого часть дати души», — Русск. Достопп. I, 44.

1) Запись в 1-й Псковской летописи, — Собр. летт. IV, 215, об учреждении в 1453-м г. четвертого собора во Пскове: „Того же лета биша челом попове невкупнии князю Псковскому и посаднику степенному и всем посадником, что быти четвертому собору во Пскове; и шед князь и вси посадники Псковския владыце Еуфимию биша челом: „благослови, господине, четвертому собору быти во Пскове“; и благослови владыка попов невкупных четвертый собор держати, вседневную службу, у святаго Спаса Всемилостиваго на Торгу да у святаго Христова мученика Дмитрия в Домонтове стене“. Запись в той же летописи, — ibid. стр. 221, об учреждении в 1462 г. пятого собора во Пскове: „Того же лета скопившеся попи невкупнии биша челом Пскову, чтоб пятому собору быти во Пскове; и Псковичи повелеша пятому собору быти у Похвалы святыя Богородица да у Покрова святыя Богородица да у Святаго Духа за Домонтовою стеною“. См. еще грамоту митр. Филиппа во Псков от 1471-го г. с разрешением учредить шестой собор, — в Акт. Ист. т. I, № 283, и в Памятнн. Павлов. № 103. — Учреждение в городах соборов с образованием при них общинности город-

500

неменьшее или наименьшее число священников считалось нужным для учреждения нового собора, не знаем; но на том основании, что в Москве соборы назывались (как и теперь называются благочиния) сороками, должно думать, что не меньшее сорока священников, затем, чтобы собор имел возможность петь в один день сорок поминовенных обеден, о чем выше. Священники, принадлежавшие к соборам, держали в них ежедневную службу по неделям 1); но это не должно представлять себе так, чтобы чередовалось по одному священнику, принадлежавшему к собору, ибо при составе некоторых соборов более, чем из ста священников, (шестой собор во Пскове) целым половинам их вовсе не доставалось бы годовой череды. А так, что они держали в соборах ежедневную службу теми или другими их количествами, причем один служил, а другие пели на клиросе, и при чем все по требованию заказчиков могли стать служащими. В Новгороде священники держали ежедневную службу не только каждый в своем соборе, но еще все в главном Софийском соборе 2): как понимать эту так сказать двусоборность священников, не совсем для нас ясно. Вообще, в этом институте соборов, относительно которого митр. Филипп в своей указанной грамоте как будто дает знать, что в отношении к нему в разных местах существовали разные обычаи, далеко не все представляется нам ясным. Мы возвратимся к нему во 2-м томе. — Что касается до периода домонгольского, то за его время мы знаем лишь два упоминания о соборах в летописях, из которых при том одно читается в летописи только позднейшей: в 1159-м г. вел. кн. Ростислав Мстиславич, по одному случаю, «посла в Киев (из которого отсутствовал) к святей Софии и по всем собором, да тво-

ских священников не должно относить к самому времени введения в городах христианства Владимиром или к самому времени их основания после Владимира: более чем вероятно, что соборы учреждались в городах лишь тогда, когда состояние христианского усердия в них достигало до степени, делавшей нужным учреждение в них соборов. Нестор в житии преп. Феодосия Печерского дает звать, что в Курске во время детства Феодосиева еще не было собора или церкви с ежедневной службой.

1) Митр. Филипп в сейчас указанной грамоте: «а поют (священники Пеющего бнхь учрежденным собора в назначенной для них соборнои церкви) ю неделям».

3) См. у архим. Макария в Археологич. описанин церковных древиостей в Новгороде, I, 34, о грамоте архиеп. Геннадия, и в AST. ЭКСП. Т. I, № 229, стр. 22’, col. 2 fin., соборные приговоры 1551-го г.

501

рят стоание всенощное в церквах», — так называемая Тверская летопись в Собр. летт. ХV, col. 228 fin.; в 1187-м г. Галичский князь Ярослав Владимирович Осмомысл позвал к себе перед своею смертью для прощальной беседы и для предсмертной прощи «зборы вся», — Ипатск. лет. по 2 изд. стр. 442).

Кроме церквей приходских и домовых были еще церкви купеческие. Известны две такие церкви в Новгороде 1) и одна церковь, принадлежавшая Новгородским купцам, в Киеве 2).

Средства содержания духовенства высшего и низшего.

Обращаемся к средствам содержания духовенства высшего и низшего.

В первенствующее время церкви служители алтаря или епископы с прочими клириками имели средством своего содержания единственно добровольные приношения верующих своих общин, т. е. общин, составлявших епископии или, что то же, приходы. Каждый член общины, по мере своих средств и усердия и во всяком случае памятуя Ветхозаветную заповедь, что Богу должно быть пожертвовано не менее десятой части стяжаний (Левит 27, 30; Числ 18, 21; Второзак. 14, 22), делал принос церкви на ее служителей или всякий раз, как приступал к таинству причащения, что в древнее время было каждое воскресенье, или, по крайней мере, однажды в месяц. Эти приносы, состоявшие частью в деньгах, главным же образом в съестных припасах и необходимых для жизни вещах натурою, слагались в доме епископа (Апост. пр. 4) или в особой церковной сокровищнице (попросту — кладовой, клети, магазее) и ежемесячно разделялись епископами и пресвитерами между собою и между прочими клириками 3). Не позднее второй половины III века, т. е. еще во времена языческие, явилось другое средство

1) Иоанна Предтечи на Петрятином дворище или на Опоках, построенная князем Всеволодом Мстиславичем в 1127—1130-м г. и переданная им в ктиторство одной купеческой компании, которая от церкви стала называться Иванскою, и церковь св. Пятницы, построенная в 1156-м г. «заморскими» купцами, т. е. купцами, ведшими заморскую или заграничную торговлю.

2) Лаврент. лет. под 1147-м г., 2 изд. стр. 302.

3) Bingh. Anti quit. Vol. II, 262 sqq.

502

содержания клириков, именно — люди богатые начали завещевать и отказывать епископиям недвижимые имения, каковое средство содержания было признано со стороны государства от первого же христианского государя — Константина Великого 1). Наконец, сам Константин Великий обеспечил содержание клириков государственным или казенным образом: кроме единовременных щедрых пожертвований церквам нуждавшимся он назначил казенное ежегодное жалованье или казенную ежегодную ругу (ἐτήσια σιτηρέσια), неизвестно каких размеров, всем церквам в империи, предписав выдавать ее из местных доходов городов 2), — руга эта, уничтоженная Юлианом, была восстановлена после его смерти Иовианом, впрочем, не во всем своем (неизвестном нам) объеме, а в третьей его части 3).

Первоначально, как мы говорили, не было приходов в нынешнем смысле слова, и каждый приход представлял собою епископию или, наоборот, каждая епископия составляла из себя один приход. Когда явились наши приходы, то сначала некоторое время было так, что приношения, представлявшиеся верующими в приходские церкви, все собирались в одно место, — к главной или епископской церкви, и что из одной общей при ней сокровищницы получали содержание как епископы и находившиеся при них клирики, так и клирики, командировавшиеся или назначавшиеся от епископий для заведывания приходскими церквами. Но, с течением времени, вошло в обычай и было установлено, чтобы приношения, представлявшиеся в приходские церкви отделенными к ним членами общин, не были доставляемы в епископскую церковь, а оставались находящимся при них клирикам 4). Вследствие этого приходские церкви отделились в содержании от епископий или от церквей кафедральных епископских (которое сначала они имели с ними общее), и таким образом произошло разделение в средствах содержания духовенства высшего и низшего.

1) Закон 321 г.: Habeat unusquisque licentiam sanctissimo catholicae (ecclesiae) venerabilique concilio decedens bonorum, quod optaverit, relinquere. Cod. Theod. lib. XVI, tit. II, § 4. Cod. Iustinian. lib. 1 tit. 11 § 1. — Bingh. Vol. II, p. 265.

2) Bingh. Vol. II, p. 271.

3) Ibidd. p. 272 (Созомен lib. V, c. 5, Феодорит H. E. libb. I, c. 11, и IV, c, 4).

4) В Константинополе это было установлено в 460 г. при патр. Геннадии, — выписка из Феодора чтеца у Bingh. Vol. II, p. 291, прим. a.

503

После этого разделения средствами содержания епископов с их кафедральными клириками стали, во-первых, общие с приходскими священниками добровольные приношения верующих, т. е. именно тех верующих, которые не отошли от кафедральных епископских церквей к образовавшимся частным приходам и которые, после образования сих последних, остались собственными прихожанами первых (кафедральных церквей); во-вторых — доходы с недвижимых имений и в-третьих — государственная pyгa. Из этих трех средств содержания последнее — государственная руга прекратила свое существование или перестала быть выдаваема более или менее вскоре после Юстиниана, если только еще не при нем 1). Средством содержания приходского духовенства стали добровольные приношения верующих, образовавших из себя приходы. Была ли выдаваема ему от епископий соответствующая или какая-нибудь часть доходов от недвижимых имений (дотоле принадлежавших кафедрам) и из государственной руги (пока она существовала), остается неизвестным.

В дальнейшее и позднейшее время эти средства содержания являются в следующем виде:

духовенства низшего или приходского: 1) добровольные приношения верующих или прихожан, 2) сборы с прихожан самого духовенства (наши так-называемые славы), 3) взимание плат за требы и частные службы и наконец 4) отчасти доходы с недвижимых имений, которые были жертвуемы некоторым приходским церквам так же, как и епископиям;

духовенства высшего или архиереев с их кафедральными причтами: 1) доходы с недвижимых имений, 2) все те доходы. что иприходского духовенства, поколику кафедральные церкви имели свои приходы, 3) взимание плат за требы не только с собственных прихожан, но и со всех мирян епархий, так как и после образования приходов осталось в обычае, чтобы, не довольствуясь приходскими священниками, приглашать для совершения треб епископов, 4) ежегодные сборы или оброки и временные пошлины с приходского духовенства епархий, 5) таковые же сборы или оброки и таковые же пошлины со всех мирян епархий.

1) В кодексе Юстиниановом проводится закон о руге Маркианов 454 г.,— lib. I, tit. II, leg. 12 (salaria, quae sacrosanctis ecclesiis in diversis speciebus de publico hactenus ministrata sunt, jubemus nunc quoque inconcussa et a nullo prorsus imminuta praestari liberalitatique huic promptissimae perpetuam tribuimus firmitatem). Но в его собственных новеллах, если не ошибаемся, нет о ней ничего.

504

В то время, как мы приняли от Греков христианство, у них дело со средствами содержания имело себя так, как мы представили сейчас непосредственно. Между всеми указанными средствами, после исчезновения государственной руги, не было ни одного, которое бы шло от государства, а равным образом не было ни одного, которое бы было узаконено и утверждено государством (хотя это последнее с некоторыми из средств случилось вскоре после принятия нами христианства); все указанные средства или непосредственно шли от добровольного усердия верующих, или же, — как оброки и пошлины низшего духовенства высшему, — условливались этим усердием (ибо, не имея, что взять с верующих, низшее духовенство не имело бы и что давать архиереям). Этим средствам от добровольного усердия, очевидно, не могло быть предоставлено у нас духовенство в первое время, ибо предки наши в первое время после своего принудительного крещения были христианами только по имени и не могли иметь никакой добровольной охоты содержать духовенство. Следовательно, в первое время духовенство, так или иначе, имело быть обеспечено у нас самим правительством, и правительство действительно сделало это: при невозможности воспользоваться примером Греции, оно отчасти воспользовалось примером Запада, отчасти же поступило самостоятельно. Высшее духовенство или архиереев с их кафедральными причтами св. Владимир обеспечил в содержании — с одной стороны, так называемой десятиной, а с другой стороны, как весьма вероятно думать, недвижимыми имениями; низшему или приходскому духовенству он назначил определенное жалованье или определенную ругу.

Мы уже замечали много выше, что Владимир находился в живом и близком общении с государями западными и что эта живая близость общения должна быть представляема себе такою же или почти такою же, какова она в настоящее время, после Петра Великого. В частности, по прямому свидетельству нашей летописи, Владимир жил в нарочитом близком общении с королями Венгерским, Чешским и Польским, имея с ними мир и любовь 1); и это не только после принятия христианства, но и до принятия, ибо, будучи язычником, он привел одну свою жену из Чехии. Следовательно, он очень хорошо мог знать церковные порядки западные. А поэтому и нет ничего удивительного, что, не имея возможности

1) Под 996 г.

505

относительно обеспечения духовенства воспользоваться примером Греков, он отчасти воспользовался примером народов западных. Владимир воспользовался этим примером в том, что одним из средств содержания духовенства назначил десятину (десятую часть) от стяжаний или от прибытков. Однако, он воспользовался примером не совсем точным образом и не совсем сполна, — с одной стороны обеспечив по западному только духовенство высшее, а с другой стороны — обременив население содержанием духовенства несравненно менее, чем это было на Западе. На Западе десятина в пользу духовенства была узаконена правительственным образом от импер. Карла Великого в 779 г. 1) и имела состоять: во-первых, в том, что государство должно было отдавать в пользу церкви десятую часть всех своих ежегодных доходов, как денежных, так и натуральных; во вторых, в том, что все частные люди, как знатные и богатые, так и простые и бедные должны были отдавать в пользу церкви ту же десятую часть своих ежегодных доходов, денежных ли то, или натуральных 2). Что касается до

1) Капитулярий Карлов сего года у Pertz’a в Monumenta Germaniae, III 36 (§ 7).

2) В капитулярии Карла 785 г. читается: Et hoc Christo propicio placuit, ut undecunque census aliquid ad fiscum pervenerit, sive in frido (денежный доход от податей), sive in qualicuuque banno (доход или прибыток натурою от разных хозяйственных статей), et in omni redibutione (reditu) ad regem pertinente, decima pars ecclesiis et sacerdotibus reddatur, — cap. 16, и потом: Similiter secundum Dei mandatum praecipimus, ut omnes decimam partem substantiae et laboris sui ecclesiis et sacerdotibus donent, tam nobiles quam ingenui, similiter et liti (крестьяне), juxta quod Deus unicuique dederit christiano, partem Dei reddant, — cap. 17, y Pertz’a ibid. p. 49. — На основании примера церкви ветхозаветной в христианском обществе очень рано начало быть проповедуемо, что верующие должны уделять в пользу служителей алтаря десятину своих прибытков (Ориген, †254, Киприан, †258). Но только на Западе в VIII в. (в лице Карла Великого) духовенству удалось достигнуть того, чтобы государство и на себя приняло обязанность давать десятину церкви и законом обязало к этому всех мирян. Что касается до Востока, то здесь сначала государство выдавало ту или другую ругу духовенству (Константин Великий), не налагая обязательной подати на мирян, а потом, спустя много времени после прекращения своей руги и уже после принятия нами христианства, оно возложило на мирян обязательную подать в пользу духовенства (см. ниже). В VI веке духовенство восточное, подобно духовенству западному, хотело было действовать на мирян грозою церковного отлучения и анафемы, но было в сем случае остановлено государственною властью, — Codex Justinian. lib. I, tit. III, leg. 39. — Западная десятина разделялась на три класса: decima personalis — с денежного дохода, получаемого от какого либо

506

пользования десятиной со стороны духовенства, то она была назначена не одному которому-нибудь — высшему или низшему, но обоим вместе; именно—десятина государственная должна была идти, и шла епископам, десятина с частных людей должна была идти и шла в пользу местного приходского духовенства, за вычетом из нее четвертой части в пользу епископов 1). Наш св. Владимир, во-первых, назначил десятину в содержание не обоим классам духовенства — высшему и низшему, а только одному первому или архиереям; во вторых, он обязал к ее взносу не всех частных людей, а только одних вотчинников, которые владели недвижимыми имениями и получали с имений оброки.

Что Владимир назначил десятину в содержание не обоим классам духовенства, а одному только высшему или архиереям, на это мы имеем прямые и косвенные свидетельства. Смоленский князь Ростислав Мстиславич в своей грамоте Смоленской епископии предписывает, чтобы частные люди, так же как и правительство, правили десятину епископу 2). Но если бы десятина была назначена в содержание не одним епископам, но и низшему духовенству, то частные люди должны были бы править ее не епископам, а своим приходским церквам. Под 1037 г. летопись говорит, что Ярослав после Владимира «ины церкви ставяше по градом и по местом, поставляя попы и дая им от именья своего урок, веля им учити люди». Но если бы городские и сельские священники получили в свое содержание десятину, назначенную Владимиром, то Ярославу уже не было бы нужды давать им урока от своего именья. Вероятнейшим ответом на вопрос: почему Владимир, заимствовав десятину от Запада, назначил ее в содержание не всему духовенству, как это было там, а одним епископам, представляется то, что он не хо-

труда (ремесла, художества, службы), decima praedialis — с произведений земли, decima mixta — с животных (так как прибыток от животных — не только дар природы, но требует и попечений человека, хотя, впрочем, произведения земли требуют еще более труда со стороны человека; или же на два класса: decima personalis и обнимающая второй и третий указанные классы decima realis). Decima praedialis подразделялась в свою очередь на два класса: decima major— с хлеба и вина, и decima minor—с овощей.

1) В некоторых впрочем, странах, как напр. в Венгрии, и наша десятина шла в пользу епископов, а местному приходскому духовенству выделялась из нее только некоторая часть, см. в издании Баттиана Leges ecclesiasticae regni Hungariae, t. I, p. 83 col. 2.

2) Дополни. к Акт. Ист. t. I, № 4, стр. 6 col. 2.

507

тел обременять десятиной всех сословий общества. Если бы назначить десятину в содержание и приходским священникам, тогда нужно было бы обложить десятиной всех без изъятия мирян, как это и было на Западе: но Владимир мог находить это отяготительным для мирян, а поэтому, не желая и не находя удобным отягощать их, и ограничился одной только десятиной епископам, при чем из частных людей привлек к ее отбыванию только один класс наиболее состоятельный 1).

Что Владимир обязал у нас к плате десятины не всех без изъятия частных людей, это нужно было бы предполагать уже на основании сейчас сказанного нами. Если бы все без изъятия частные люди были обязаны у нас к плате десятины и если бы в то же время вся сполна десятина шла у нас одним епископам: то Владимир создал бы у нас последним слишком роскошное содержание, которого вовсе не имели они и на Западе 2). Положительное свидетельство, что у нас не все миряне были обязаны к плате десятины, представляют собою приведенные нами слова летописи об Ярославе и потом таковое же свидетельство читаем в упомянутой грамоте Ростислава Мстиславича. Если Ярослав давал урок от своего именья священникам церквей, которые он строил в городах и в селах: то ясно, что жители городов и сел не были обязаны к плате десятины, ибо иначе последняя представляла бы собой средство содержания священников и князь не имел бы нужды давать им еще своего урока или своей руги. Ростислав Мстиславич в своей грамоте, сказав, что дает епископу десятину с своей княжеской дани, т. е. с дани, которая платится ему — князю населением княжества, прибавляет, что должна быть платима епископу десятина и со всякой другой дани, чья бы она ни была: «что ся наречеть области Смоленское (областью Смоленскою), — говорит князь,— или мала или велика дань, любо княжа, любо княгинина, или чия си хоти (чья бы то ни было), правити десятину святей Богородици (кафедре епископа Смоленского), без всякого отпису деяти». Таким образом, из частных людей Ростислав Мстиславич обязывает

1) Выше мы сказали, что в Венгрии, вопреки другим католическим странам, десятину е частных людей взимали не приходские священники, а те же епископы и только уделяли из нее приходским священникам некоторую часть. В соседней с нами Польше не было ли так, что сполна всю взимали ее епископы и Владимир не последовал ли этому готовому примеру Польши?

2) Впрочем, как мы сейчас сказали, за исключением некоторых стран.

508

к плате десятины епископу тот класс их, который получал какую-нибудь, малую или большую, дань. Что это за класс людей, — не совсем определенно; но, очевидно, что под ним должно разуметь, как мы сказали, вотчинников, которые получали дани или оброки с своих имений. От св. Владимира до Ростислава Мстиславича протекло полтора столетия и так как мы знаем, что за это время десятина потерпела изменения в других отношениях, о чем скажем ниже: то представлялось бы, что и относительно частных людей, с которых было положено взимать десятину в пользу епископов св. Владимиром, грамота Ростиславова не может быть принимаема за надежное свидетельство, именно — что после Владимира до Ростислава число этих людей могло быть сокращено. Но, снося свидетельство грамоты Ростиславовой с свидетельством летописи об Ярославе, мы приходим к тому заключению, что в нашем отношении со времени св. Владимира до Ростислава не произошло перемен или что Владимиром в нашем отношении было узаконено именно то, что видим и при Ростиславе: по свидетельству летописи об Ярославе не были обязаны Владимиром к плате десятины епископам городское и сельское население; следовательно, мог быть обязан им к плате десятины только тот класс людей, который обязывает к сей плате и Ростислав.

В каком объеме или с каких статей княжеских доходов назначено было св. Владимиром давать епископам десятину княжую или государственную, об этом узнаем отчасти из слов летописи о нем самом, отчасти из позднейших свидетельств. По поводу освящения Десятинной церкви летопись говорит, что Владимир дал этой церкви, т. е. должно подразумевать — митрополиту с этою церковью, как его кафедрою, «от именья своего и от град своих десятую часть». «От именья своего» значит от своего частного имения или хозяйства; «от град своих» значит от казенно-государственных доходов, (которые собирались чрез города, как центры их областей или по отношению к которым города служили центрами областей). Частное хозяйство Владимира, как и других или вообще князей, распадалось на несколько видов или несколько статей (земледелие, садоводство, скотоводство, огородничество, рыболовство и еще, может быть, что-нибудь). Летопись не говорит, со всех ли видов (статей) хозяйства назначил Владимир десятину, или только с некоторых; что касается до дела самого по себе, то гораздо вероятнее предполагать первое, а не последнее, ибо иначе нужно было

509

бы усвоять Владимиру недостаток скопидомства, которым, как это нам известно, он вовсе не страдал. Относительно казенных доходов мы положительно знаем из последующих свидетельств, что Владимир предоставил или назначил епископам десятину от даней, от вир или штрафов за уголовные преступления и от продаж или пошлин за гражданские судебные дела 1). Но так как сейчас указанным не исчерпываются все казенные доходы, то может быть, что известное нам не обнимает всей действительности, — что Владимиром была предоставлена десятина епископам и еще с некоторых или вообще со всех статей казенных доходов 2).

Относительно частных вотчинников Ростислав Мстиславич предписывает в своей грамоте, чтобы они, подобно князю, платили епископу десятину от денежных даней, под которыми должно разу-

1) Из грамоты Новгородского князя Святослава Олеговича епископу Новгородскому Нифонту 1137 г., о которой скажем ниже, — Русскк. Достопп. I, 82.

2) Ростислав Мстиславич Смоленский в своей грамоте епископии Смоленской как будто дает знать, что Владимир предоставил епископам десятину от так называемого полюдья. Князь назначает в содержание епископу Смоленскому десятину от даней, но (как это он прямо говорит) без десятин от продаж, от вир и от полюдья. А так как мы знаем, что десятина от продаж и от вир была предоставлена от Владимира епископам (предыдущее примечание): то как будто это следует и относительно десятины от полюдья. Полюдьем назывались объезды князьями областей (хождения по людям), при чем они содержимы были населениями областей и производили с них те или другие сборы в виде дара (о полюдии наших первых князей, продолжавшемся ежегодно во всю зиму от Ноября до Апреля, при чем князья содержимы были населением, у Константина Порфирогенита в De administrando imperio, сар. 9, а разъяснение места у Константина в статье Неволина: «О значении слова „гира“,—как Константин по-гречески называет полюдие: τὰ πολύδια, ἄ λέγεται Γύρα. Вел. кн. Мстислав Владимирович дал в 1130 г. Новгородскому Юрьеву монастырю некоторую часть из осеннего полюдья дарованного Новгородских князей. См. Лаврентьевскую летопись под 1190 годом, в котором иолюдье князей еще имело место. — Андрей Боголюбский дал построенной им церкви Богородицы во Владимире, предназначенной было в кафедры особого Владимирского митрополита, между прочим „торг десятый“ т. е. десятину отаможенных пошлин с торгов или базаров: очень может быть, что это по древнему или первоначальному примеру св. Владимира. — Ростислав Мстиславич в своей грамоте назначает размеры „погородия“ или дани, которую имел взимать епископ Смоленский с городов Смоленской области. Но под этим погородием должно разуметь не десятину с полюдия, а по всей вероятности так называемый архиерейский „подъезд“, о котором скажем ниже, ибо князь в этом случае назначает не десятую часть с того, что сам получает, а „урок“, — определенную дань или определенную плату.

510

меть оброки, получавшиеся ими с крестьян, живших на их землях или арендовавших у них земли. Но относительно первоначального узаконения св. Владимира очень вероятно думать, что оно предписывало вотчинникам платить десятину епископам не только с даней или оброков, но и с натуральных произведений их собственных хозяйств.

За другой после десятины способ обеспечения Владимиром епископов в их содержании, как мы сказали, с весьма большою вероятностью должны был принимаемы недвижимые имения или вотчины.

Недвижимые имения или вотчины состояли из двух классов: из земель, на которых вотчинники вели собственное хозяйство чрез своих сельских холопов (позднейшие так называемые усадьбы с находящимися при них запашками и вообще хозяйствами, представлявшие собою хутора, фермы или экономии), и из земель, которые вотчинники отдавали в арендное пользование крестьянам (позднейшие в собственном смысле вотчины). Архиереи, в качестве высших сановников церкви, имели принадлежать по своему положению к самым большим людям общества. Но большие мирские люди общества, высшие бояре, несомненно все владели более или менее значительными вотчинами первого класса, имея более или менее обширные хозяйства. А поэтому совершенно естественно и весьма вероятно предполагать, что Владимир признал за необходимое или счел себя обязанным сделать архиереев вотчинниками в сейчас указанном нами смысле, даровав им в том или другом объеме наши земли и для ведения хозяйств на землях снабдив их потребным количеством холопов. Весьма вероятное предположение находит подтверждение себе и в положительных данных. В позднейшее время при архиереях наших являются так называемые боярские дети, представлявшие собою их светских служилых людей или чиновников, хозяйственных и вместе административных. Несомненно, что эти боярские дети ведут свое начало от самого св. Владимира, как им самим впервые данные архиереям: в Ярославовом уставе Новгороду о мостех упоминаются Софияне или Софьяне 1), под которыми разумеются не какие иные люди, как боярские дети или служилые люди, — слуги в смысле чиновников, св. Софии, т. е. архиепископа Новгородского. Но служилых людей или слуг Владимир дал архиереям для какой-нибудь цели. Правда, что мы видим их

1) Софийск. Временник изд. Строева, I, 129.

511

в качестве церковно-административных чиновников при архиереях, как сборщиков десятины и надзирателей над духовенством. Должно, однако, думать, что церковно-административными чиновниками они стали только по злоупотреблению и что первоначальное и собственное их назначение состояло в том, чтобы быть хозяйственными чиновниками архиереев. А если так, то существование хозяйственных чиновников предполагает существование и самых хозяйств. Между недвижимыми имениями наших епископов упоминаются города. Что разуметь под городами, не совсем ясно; но, по всей вероятности, не города в собственном смысле этого слова, а большие й хорошо относительным образом укрепленные усадьбы (как бы замки), с большими поселениями при них холопов 1). Если это так, то принадлежность одного города кафедре митрополичьей есть вся вероятность относить ко времени самого св. Владимира; это именно города Синелица, который упоминается в Никоновской летописи под 1123 г. и который есть нынешнее местечко Сенча, находящееся в Полтавской губернии, в Лохвицком уезде, на реке Суле. Город этот, как необходимо заключать от его местности, сделался собственностью кафедры митрополичьей еще в то время, как последняя находилась в Переяславле: но это — время св. Владимира.

В вотчинах, состоявших из земель, населенных крестьянами — арендаторами, архиереи не имели нужды, и так как Владимир уже достаточно обеспечил их вышеуказанным, то и представляется маловероятным думать, чтобы он, простирая свою щедродательность до излишка, наделил их и этими последними вотчинами. И спустя много времени после Владимира вновь учреждавшиеся епископские кафедры были снабжаемы от князей нашими вотчинами, как кажется, в очень незначительной степени.

Итак, св. Владимир обеспечил епископов в средствах содержания, во-первых, десятиной, которая должна была взиматься с княжеских доходов более или менее в полном объеме последних и с доходов частных людей, составлявших класс вотчинников; во-вторых, как со всею вероятностью должно предполагать, недвижимыми имениями, которые состояли в землях для ведения собственных хозяйств, с придачею к землям потребного количества сельских холопов, а также потребного количества служилых людей

1) Боголюбов Андрея Боголюбского, называемый городом, был именно сейчас указанного рода усадьбой.

512

или слуг, которые бы в действительности вели хозяйства и вообще заведовали ими.

Но само собою должно быть подразумеваемо, что прежде чем обеспечивать епископов в средствах содержания, Владимир устроил им жилища или резиденции. При этом, если не само собою подразумевается, то с совершенною вероятностью должно быть предполагаемо, что он снабдил епископов достаточным количеством домовых холопов (так чтобы домашний быт епископов соответствовал их общественному положению или их сановности) 1).

Епископы наши начали нуждаться в средствах содержания, конечно, с первой минуты прибытия на Русь, что было в 991-м г. Между тем летопись говорит, что Владимир дал десятину Киевской церкви Богородицы и с нею (как должно подразумевать) митрополиту в 996-м г. при ее освящении, т. е. на шестой год после прибытия епископов. Весьма возможно, что летопись не ошибается и говорит действительную правду. Водворению епископов на кафедрах и их обеспечению в содержании должно было предшествовать крещение народа, если не совершенно поголовное, то, по крайней мере, более или менее общее. А на это, даже разумея дело в последнем, а не в первом, смысле, конечно, могло потребоваться не менее шести лет. Очень может быть даже, что и в 996-м г. десятина дана была только митрополиту, а прочим епископам, о даровании которым десятины летопись ничего не говорит, то или другое некоторое время позднее. Само собою должно подразумевать, что епископы, пока не получили десятины, были содержимы Владимиром на тот же собственный счет (ибо иначе им не на что было бы содержаться). Летопись уверяет, что Владимир, дав в 996-м г. десятину Киевской церкви Богородицы (и митрополиту), написал относительно ее и положил в церкви на хранение свою нарочитую грамоту; к величайшему сожалению, эта грамота, в которой мы, вероятно, нашли бы решение немалого количества вопросов, не сохранилась до настоящего времени.

1) Что домовые холопы наших архиереев, по всей вероятности, ведущие свое начало от царствования св. Владимира, во всяком случае, явились у них весьма рано, это видно из рассказа летописей о втором Новгородском епископе Луке Жидяте, что в 1055 г. он был оклеветан перед митрополитом своими холопами, и из известия о третьем Новгородском епископе Стефане, что в 1068 г. он был удавлен своими холопами.

513

По свидетельству летописи, намерением Владимира прп даровании им десятины епископам было то, чтобы она сполна осталась за ними навсегда, ибо летопись говорит, что в сейчас помянутой грамоте, которою утверждалась за Киевскою церковью Богородицы и за митрополитом десятина было написано: «аще кто сего посудить, да будет проклят». Если это правда, то воля Владимира не осталась ненарушимою. После нашествия Монголов исчезла вся вообще десятина, быв заменена другим, гораздо меньшим, источником дохода. Что касается до самого периода домонгольского, то во все его продолжение оставалась за епископами десятина от княжеских податей или оброков с населений; но затем от первой половины XII века имеем свидетельства, что в епархиях, которые открыты были при самом Владимире, получалась епископами десятина от помянутых даней и еще от вир и от продаж или от судебных штрафов и пошлин 1), а в епархиях вновь открывавшихся предоставлялась князьями епископам десятина только с одних даней 2). После Владимира, с течением времени, доходы епископов постепенно все более и более увеличивались. Это, конечно, и дало основание домонгольским князьям нарушить до некоторой степени его завет и сократить размеры десятины (Что касается до совершенного прекращения десятины после нашествия Монголов, то причиной сего должно быть считаемо чрезвычайное обстоятельство — это именно нашествие).

Десятина с частных княжеских имений или с сел, пока она существовала, по всей вероятности, выдавалась натурою, т. е. по окончании каждого сельско-хозяйственного года выдавалась из прибылей, которые он доставлял, десятая мера всякого произращавшегося хлеба и десятая голова всякого прибывавшего скота.

Из десятин государственных десятина от вир и от продаж или от судебных штрафов и пошлин выдавалась не таким

1) Грамота Новгородского князя Святослава Олеговича 1137 г.: «устав, бывший преже нас в Руси от прадед (св. Владимир) и от дед наших имати пискупом (епископам) десятину от даний и от вир и продаж, чтó входит в княжь двор всего», Русскк. Достопп. I, 82.

2) Грамота Смоленского князя Ростислава Мстиславича 1150-го г. Смоленской епископии, открытой в 1137-м г.: «се даю святей Богородици и епископу десятину от всех даней Смоленских, что ся в них сходит истых кун, кроме продажи и кроме виры и кроме полюдья», Дополн. к Акт. Истор. т. I № 4, стр. 5, col. 2. Из своего частного имения Ростислав Мстиславич дает епископу десятину от рыб, которые на него ловятся в двух местах княжества.

514

образом, чтобы по получении штрафа или пошлины с какого-либо дела княжескими судьями тотчас же доставлялась десятая часть епископам, а так же, как и предыдущая, по окончании каждого судебного года: из общей суммы выручавшихся за год этой статьи доходов выдавалась епископам по его окончании десятая часть из княжеских казначейств. Так как эта десятина подавала повод к неудовольствиям между князьями и епископами, заставляя последних подозревать судей княжеских, если не самих князей, в утайке доходов, то некоторые князья выкупали ее у епископов, а именно — по неизвестному нам, вероятно, среднему разчислению ее величины за то или другое количество предшествовавших лет, договаривались с епископами выдавать им вместо неизвестной, имеющей прийти суммы, известную определенную 1).

С десятиной от даней или оброков с населений было поступлено особенным образом. Она не имела быть выдаваема князьями епископам по окончании каждого податного года или по мере сбора даней, а отделена была в особую подать, которую было предоставлено собирать с населений самим епископам, т. е. из десяти частей княжеской дани с каждого плательщика отделена была в особую подать одна десятая часть (напр. из рубля гривна) и эта особая подать и отдана была епископам как их собственная и самостоятельная подать, которую они должны были собирать сами посредством своих собственных сборщиков. Таким образом, десятина с княжеских даней или оброков образовала особую дань епископам с населений епархий. Что дело было устроено именно таким образом и что наша старого времени дань с мирян епархий епископам имеет именно сейчас указанное происхождение, а не какое-нибудь другое (хотя после нашествия Монголов она была уже не десятина), это — во-первых, необходимо заставляют предполагать являющиеся при наших архиереях так называемые десятинники, должность и обязанность которых могла состоять в сборе на них десятин и ни в чем другом; во-вторых, это прямо и ясно дает знать Симон, епископ Владимирский, представляющий сбор своей десятины, как сбор особой подати и производимый им самим 2). По-

1) Таковой договор с епископом (Новгородским) представляет собою помянутая выше грамота Святослава Олеговича, написанная им по соглашению с епископом Нифонтом.

2) В Патерике, во вступительном или собственном увещании Поликарпу: „Кто не весть мене грешного епископа Симона и сея сборные церкви красоты

515

чему сделано было, таким образом, прямо не видно и можно только догадываться. При сборе оброков могли быть большие или меньшие недоборы. Если бы князья оставили за собой собирание десятины, то они должны были бы выдавать ее епископам или по расчету того, что действительно каждый год получали или по расчету того, что должны были получать сообразно окладам. В первом случае всегда был бы повод к подозрению в утайке и, следовательно, повод к неудовольствию между князьями и епископами; во втором случае было бы невыгодно для князей, которые должны были бы доплачивать епископам недобранное из своей собственной части доходов. По этой, вероятно, причине и выделена была десятина с даней или оброков в особую подать, которую предоставлено было собирать с населений самим епископам: если епископы собирали ее сполна, — было их счастье; если более или менее не добирали — было их несчастье. Две, дошедшие до нас грамоты из периода домонгольского, 1) показывают, что епископам были даваемы князьями окладные оброчные росписи, в которых обозначалось, сколько в какой волости следовало епископам их десятой части, и что по этим росписям епископы и производили сборы.

Чрез такое устройство дела с десятиной от даней или оброков случилось то, что она явилась средством обеспечения наших епископов тождественным с одною из статей дохода епископов греческих. С десятиной этой дело было устроено у нас так, что она стала податью епископам с населений епархий; но точно также и в Греции между другими средствами содержания епископов существовала подать с населений епархий. Если бы у нас с нашею десятиною дело было устроено иначе, т. е. если бы она не была отделена в особую подать (а выдавалась епископам князьями), то с течением времени греческая подать перешла бы к нам, как перешли к нам все греческие средства содержания епископов (а выдавание десятины епископам князьями с течением времени, вероятно, прекратилось бы, как это случилось с другими десятинами, которые

Володимерьское (соборные церкви, которая, будучи великолепною, составляет красоту Владимира) и другие Суздальские церкве, юже сам создах; колика имеета (две помянутые кафедральные церкви) градов и сел, и десятину собирають по всей земли той, а тем всем владеет наша худость“.

1) Святослава Олеговича Новгородского и Ростислава Мстиславича Смоленского (первая представляет собою окладную оброчную роспись только дополнительную).

516

князья выдавали епископам сами). Но тогда бы подать явилась у нас, как новая подать, наложенная на мирян; при указанном же устройстве дела с нашей десятиной случилось то, что именно эта десятина (превращенная в подать) заменила указанную подать и что чрез это миряне освободились у нас от новой подати в пользу епископов (т. е. они стали платить им, как и в Греции, подать, но подать не вновь на них наложенную, а образовавшуюся чрез выделение десятины из княжеской дани 1).

Что касается до десятины с частных людей, составлявших класс вотчинников, то более чем вероятно, что с самого начала она была подучаема епископами или была платима им очень неисправно и что, прекратившись или не прекратившись еще до нашествия Монголов, она в большую часть времени периода домонголь-

1) Когда и каким образом явилась у Греков подать с населений епархий в пользу епископов, не имеем сведений. Император Алексей Комнин († 1118), говоря в одной своей новелле об обязанности архиереев обходить епархии, пишет об этой подати, называвшейся τὸ κανονικόν (и еще, кажется, подобно подати государственной καπνικόν — подымница, ибо у позднейших Сербов она — дымница): „и каноникон для того назначен архиереям, чтобы каждый (из них), обходя (епархию) и уча, им (канониконом) питался“ (у Ралли и П. V, 303), что заставляет объяснять происхождение подати так, что архиереи, обходя епархии и благословляя (как они делали в древнее время) жилища всех мирян в каждом селении, от всех получали добровольные благодарения, которые и превратились потом в обязательные сборы. Патриарх Николай Грамматик (†1111) в своей грамоте говорит о канониконе с мирян: „(государи) начатки (плодов) от мирян (ἀπὸ τὼν λαικῶν ἀπαρχάς), назвавши канониконом, определили взимать с каждого βз сих (мирян) сообразно их достатку и доставлять благоговейнейшим иереям“ (у Ралли и П. V, 60). Государственно узаконил подать импер. Исаак Комнин новеллою от 1057—59 г. (не в полном виде она у Ралли и П. I, 75, в полном виде у Цахарие в Ius Graeco-Romanum III, 322; повторена в новелле Алексея Комнина, — у Ралли и П. V, 28, у Цахарие ibid. р. 365; что по дать узаконена после патриарха Алексея, который † 1042 г., см. помянутую выше грамоту патр. Николая Грамматика). Новеллой Исаака Комнина подать эта определяется: с селения, имеющего 30 дымов (καπνούς), епископу: одна золотая монета, две серебряных, один баран, шесть модиев ячменя (модий по определению позднейшего Грека — Христоф. Ангела в Ἐγχειρίδιον’е, ed. Feblavii стр. 846, есть третья часть вьюка одной лошади), шесть мер вина, шесть модиев муки и 30 куриц; с селения, имеющего 20 дымов: две трети монеты золотой, одна серебряная, ягненок годовик (полугодовик? μέσαρνον), четыре модия ячменя, четыре меры вина, четыре модия муки и 20 куриц; с селения, имеющего 10 дымов: пять серебряных монет, один ягненок, два модия ячменя, две меры вина, 10 куриц. В позднейшее время эта подать с мирян епархий называлась αἱ Ζήτιαι - требования (по-старорусски — спрос, запрос) и турецким именем мирия.

517

ского существовала не столько в виде обязательной дани со всего указанного класса людей, сколько в виде добровольного приношения со стороны отдельных в нем лиц, особенно усердствовавших к епископам.

(Мы говорим, что десятина была дана епископам вместе с их кафедральными причтами, т. е. что епископы должны были уделять этим причтам на их содержание ту или другую часть десятины. Эго необходимо следует из актов и памятников, которые говорят о даровании десятины или епископу и его кафедральной церкви (Ростислав Мстиславич в своей грамоте: «се даю святей Богородици и епископу десятину»...) или же одной кафедральной церкви, без упоминания об епископе (летопись о даровании десятины митрополиту, говорящая, что Владимир дал десятину церкви Богородицы, без прибавления, что и митрополиту 1), и Ростислав Мстиславич в других местах своей грамоты). Не без некоторой вероятности можно предполагать, что та или другая часть десятины была назначена как бы в жалованье так называемым епископским клирошанам или соборам священников, составлявших при епископах правительственные коллегии. — Если не у всех, то у некоторых епископов было не по одной кафедральной церкви, а по две (как теперь) или даже по три. Все ли кафедральные причты содержались десятиной или только один тот, который состоял ври кафедральной церкви в теснейшем и собственном смысле этого слова, не можем сказать 2). Дав десятину Киевской церкви Богородицы и ми-

1) Владимир говорит в летописи: «даю церкви сей святей Богородици от именья моего и от град моих десятую часть», при чем во всем ее рассказе об освящении Десятинной церкви, при котором Владимир дал последней десятину, нет ни слова о митрополите. Но на основании летописи предполагать наоборот, что Владимир дал десятину одной церкви без митрополита, было бы совершенно неосновательно. Во-первых, Десятинная церковь была кафедральною церковью митрополита, и необходимо предполагается, что данное ей дано было ему. Во-вторых, если бы Владимир обеспечил причт Десятинной церкви независимо от митрополита, то он дал бы ему десятину не со всего великого княжения, как это было, а только какую-нибудь частную, ибо в первом случае ничего не оставалось бы митрополиту (и обеспечение причта церкви десятинной со всего великого княжения само по себе совершенно невероятно).

2) Пока митрополиты жили в Переяславле, их десятиной были содержимы оба их кафедральные причта — Переяславский и Киевский: о первом необходимо это предполагать, потому что он находился при самих митрополитах, а о втором это прямо говорится в летописи. Как было устроено, когда в Киеве кафедра митрополитов переведена была от Десятинной церкви к Ярославовой св.

518

трополиту, Владимир назначил для заведывания десятиной своего особого уполномоченного или своего чиновника — известного Анастаса Корсунянина (относительно которого иные без всякого основания предполагают, будто он был священник и будто поставлен был Владимиром в протопопы Десятинной церкви: «и вдасть десятину Настасу Корсунянину»). Не знаем, было ли это только в одной митрополии или и во всех епископиях и на первое ли только время или постоянно (Если во всех епископиях и постоянно, то наши уполномоченные соответствовали бы западным адвокатам церковным, — advocati ecclesiarum, или старостам, — Kirchenvögte, см. первое слово у Дюканжа в Gloss. Latinit.). — Обязательную десятину князей своим епископам, о которой говорим, должно отличать от добровольной их десятины кому бы то ни было; князья обязаны были давать десятину своим епископам, а затем они могли давать вольные десятины каким либо особенно чтимым ими лицам или местам. Так, о князе Ярополке Изяславиче говорится в летописях Лаврентьевской и Ипатской (в первой — под 1086, во-второй — под 1087-м г.), что он давал десятину святой Богородице Киевской от именья своего по вся лета: это значит, что после обязательной десятины своему местному епископу, князь давал нашей церкви добровольную десятину от своего особенного к ней усердия (и вовсе не значит, чтобы Десятинной церкви обязаны были давать десятину все князья).

Относительно недвижимых имений епископов или епископских кафедр наши сведения за период домонгольский до крайней степени скудны. Имения эти, как мы говорили выше, состояли из двух классов: из усадебных земель с собственным на них хозяйством владельцев, что в древности обозначалось словом «село», из земель, отдававшихся в арендное пользование хлебопашцам крестьянам 1)

Софии, — осталось лисодержание десятиной за причтом первой, а причт второй был обеспечен иначе, или наоборот, десятина была передана причту второй, а причт первой был обеспечен иначе, не можем сказать.

1) При избытке в древнее время свободных земель, которые посредством разработки всем, ложно было приобретать в собственность, многие хлебопашцы крестьяне предпочитал идти в арендаторы на земли к богатым людям потому, что последние — во-первых, доставляли им защиту от всяких притеснений притеснителей среди тогдашнего бесправия (становились их патронами), во-вторых, — что они ссужали их деньгами, которые им до некоторой степени нужны были для заведения и ведения хозяйства и которые в древнее время бедным лю-

519

и представлявших собою начало позднейших, по преимуществу так называемых, вотчин. Находим мы вероятным думать, что недвижимыми имениями первого класса наделил в том или другом объеме всех епископов сам св. Владимир; а затем мы можем сказать только то малое, что обозначается жалким словом «нечто». Недвижимые имения обоих классов епископы могли приобретать трояким образом — посредством получения в дар, посредством покупки и посредством собственного их заведения. Так как в период домонгольский недвижимые имения были еще вовсе не так многочисленны, как многочисленны стали они впоследствии, то необходимо думать, что в то время вовсе не было и такой охоты жертвовать ими церкви, какую после мы видим на Москве. Это предположение подтверждается и положительными свидетельствами. Ростислав Мстиславич Смоленский, основывая Смоленскую епископию, что было уже далеко не в начале существования нашей церкви, а спустя полтора столетия от него в половине XII века, наделил епископию имениями, хотя и нет никакого основания сомневаться в его полном усердии к ней, далеко не изобильно, — дал три села или усадьбы (фермы), участок пахотной земли, несколько сенных покосов и озер, и только. Летописи упоминают под 1123-м г. о городе митрополичьем, а под 1169-м и о городе Богородицы Десятинной, и затем свидетельствуют, что Андрей Боголюбский наделил свою Владимирскую Богородицу Златоверхую свободами или слободами купленными и селами лепшими. Но весьма вероятно, что митрополия с Десятинною церковью и Владимирская Богородица Боголюбского представляли собою исключения: великим князьям естественно было иметь желание поставить митрополитов и знаменитую церковь крестителя Руси в отношении к обеспеченности в исключительное положение, причем под городами не должно непременно разуметь населенные места с десятками тысяч жителей, а селения, защищенные городьбами от набегов Половецких, хотя бы и с весьма небольшим числом первых; желание же Боголюбского поставить свою церковь в исключительное положение (как была исключением и она сама по своему великолепию) не подлежит сомнению. При малочисленности недвижимых имений, когда всякий старался еще только заводить их, вовсе не могло быть охотников и их продавать. Таким об-

дям доставать было так трудно, что за· них шли в кабалу (во временные или вечные рабы).

520

разом, следует полагать, что путем получения в дар и путем покупки епископы могли приобрести в домонгольский период только самое ограниченное количество недвижимых имений. Оставался путь собственного заведения или устроения таких имений. Мы полагаем, что здесь нужно различать усадьбы или села с собственными хозяйствами и имения, населенные крестьянами, и что о тех и других нужно думать совсем различно. Заниматься называнием на свои земли крестьян есть дело совсем не свойственное епископам, ибо должно было соединяться с дрязгами, нисколько не идущими к епископскому сану. Правда, впоследствии на Москве епископы занимались этим делом так же усердно, как и светские землевладельцы; но ко всякому неидущему занятию человек привыкает не вдруг, а только постепенно, и мы на сем основании думаем, что в период домонгольский епископы этим делом еще не занимались. Что касается до усадеб или сел с собственными хозяйственными заведениями, то мы полагаем, что о них должно думать наоборот. Каждому богатому человеку естественно было стремиться к тому, чтобы заводить и иметь такие усадьбы или что то же свои собственные хозяйства; весьма вероятно поэтому, что и епископы наравне с другими богатыми людьми стремились к тому же и что таким образом каждая епископия имела их большее или меньшее число. Собор Владимирский 1274-го г., давая знать, что епископии имели эти села или усадьбы с собственными хозяйственными заведениями, в то же время указывает и на злоупотребление, которое епископы позволяли себе при обработке своих земель, — именно что они сгоняли на барщинные к себе работы нищих, живших при церквах и бывших посему, как мы говорили выше, им подсудными. Епископы, как мы то же говорили выше, были в древнее время наибольшею частью из людей богатых. Можно со всею вероятностью думать, что они не только заводили села епископиям на доходы этих последних или так сказать на казенные их средства, но что они — во-первых, прилагали к ним свои собственные села, которыми владели в миру, во-вторых, — что и новые села заводили также и на свои собственные, принесенные и получавшиеся в миру, деньги. Если землевладение епископов в древнее или до монгольское время состояло главным образом в том, что они имели усадьбы, села или мызы для ведения собственных хозяйств, то всякий поймет, что в то время этот источник доходов еще вовсе не принадлежал к числу таких, где бы было одно простое взимание денег и более ничего; это

521

еще не были позднейшие населенные вотчины, получавшиеся в дар, где тотчас после получения являлось собирание оброков с крестьян, но были просто собственные хозяйства, где прибыль, нисколько не даваясь даром, условливалась количеством затраченных труда и капитала 1).

1) Наши сведения о недвижимых имениях епископских кафедр в период домонгольский, будучи весьма немногочисленны и касаясь четырех кафедр — митрополичьей, Полоцкой, Смоленской, (Ростовско-) Владимирской и Черниговской. состоять в следующем. В Никоновской летописи под 1123-м г. упоминается принадлежавший митрополиту город Синелиц (II, 5G: «того же лета пресвященный Никита митрополит Киевский и всея Русии в своем граде Синелице затвори в темнице злого еритика Дмитра»), который есть нынешнее село Сенча, находящееся в Полтавской губернии, в Лохвицком уезде, см. выше стр. 498. В житии преп. Евфросинии Полоцкой не позднее 1128-го г. упоминается принадлежавшее кафедре Полоцкой «сельцо» (см. 2-й половины тома стр. 493 fin. по 1-му изданию). Ростислав Мстиславич Смоленский дал Смоленской епископии: село Дросенское со изгои (думаем, что слово изгой употребляется в несобственном смысле и значит вообще холопа) и с землею, село Ясенское с бортником и с землею и с изгои, землю в Погоновичох Мошнинскую, озера Никоморская и с сеножатями и уезд княжь (княжую лесную дачу, лесной участок?), на Сверковых лугах сеножати и уезд квяжь, озеро Колодарское, в Смоленске на горе огород с капустником (т. е. с огородником — капустником) и с женою и с детьми, за рекою тетеревник с женою и с детьми (sic — тетеревник, вероятно садок тетеревиный, а далее пропуск имени или названия лица, которое им заведовало и которому принадлежала жена); затем он взял еще у епископов Переяславских, к епархии которых принадлежала область Смоленская до открытия собственной епископии, и отдал епископам Смоленским одно имение, которое дано было епископам Переяславским его дедом Владимиром Мономахом и которое находилось в области Смоленской, именно — не знаем, город или село — Холм (в настоящее время село Бельского уезда между городами Белой и Сычевкой), Дополн. к Акт. Истор. т. I № 4. Об Андрее Боголюбском летописи Лаврентьевская и Ипатская под 1158-м г. говорят, что он дал Владимирской церкви Успения Богородицы (которая до открытия собственной епархии Владимирской была уездною кафедральною церковью епископов Ростовских) «свободы купленыя и с даньми и села лепшая», и потом в рассказе об убиении Боголюбского первая из летописей (под 1176-м г.) говорит о городах, данных им церкви, а вторая (под 1175-мг.) об одном городе, при чем правильнейшим должно считать чтение последней летописи и разуметь под городом нынешний уездный город Владимирской губернии Гороховец, который в Лаврентьевской летописи называется градом святая Богородицы Владимирской под 1239-м г. За сим относительно недвижимых имений Владимирской кафедры приводят слова Симона, епископа Владимирского, который пишет Поликарпу в Патерике: «Кто не весть мене грешного Симона и сея соборные церкви красоты Владимирския и другие Суздальския церкви, юже сам создах: колико имеета градов и сел».... Но более чем вероятно, что в приве-

522

Ведение собственных хозяйств предполагает сельских холопов, при помощи которых хозяйства могли бы быть ведены. Так как древние князья наши и древние наши вотчинники были достаточно богаты холопами, то надлежит думать, что они не заставляли епископов терпеть в сем отношении нужду и более или менее усердно прикладывали («прикладень») наших холопов церкви, особенно в качестве «задушных» людей при смерти. Во всяком случае, епископы всегда могли иметь достаточное количество наших холопов в так называемых кабальных людях, т. е. (по древнейшей форме найма) в свободных людях, шедших во временное рабство.

Итак, при самом учреждении епископских кафедр св. Владимир обеспечил епископов в средствах содержания, во-первых, десятиной, во-вторых, как весьма вероятно предполагать, — недвижимыми имениями. Десятина с течением времени несколько сократилась, а напротив, недвижимые имения постепенно увеличивались. Но с течением того же времени должны были явиться у нас и все те средства содержания епископов, которые были в Греции. Средства эти, кроме подати с мирян епархий, которою у нас стала десятина от княжеских даней, как мы сказали, были: во-первых, общие со всеми приходскими священниками доходы от приходов кафедральных церквей и именно добровольные приношения прихожан, сборы с них и взимание с них плат за требы; во-вторых — доходы от совершения треб помимо собственных приходов; в-третьих — ежегодные оброки и временные пошлины с низшего духовенства епархий и (кроме ежегодных оброков) временные пошлины со всех мирян епархий.

денных словах Симон разумеет многие города и села, не принадлежавшие его кафедре, как собственность, а составлявшие его обширную епархию. В Ипатской летописипод 1160-м г. упоминается принадлежавшее кафедре Черниговской сельцо (2-го изд. стр. 347 sub fin. — Никоновская летопись говорит под 1091-м г. об епископе Переяславском Ефреме, которого она называет митрополитом Киевским, что он кроме самого Переяславля «також и в Милитине в своем граде устрои (больницу) и по иным своим градом митропольским»: но в летописи, правду или неправду она говорить, совершенно ясно видно, что она разумеет митропольские города в том смысле, в каком мы считаем более чем вероятным понимать слова Симона. Милитин, в Лаврентьевской и в Ипатской летописях (в первой под 1139-м г., во-второй под 1140-м г.) Малотин, находился не далеко от Переяславля).

523

Были или не были у нас в период домонгольский собственные приходы у кафедральных епископских церквей, мы не имеем прямых и положительных сведений. Но со всею вероятностью следует думать, что были, ибо трудно придумать причины, по которым бы этих приходов у них не было: в каждом епархиальном городе епископская кафедральная церковь являлась первою и до появления других церквей составляла приходскую церковь для всего населения города; с появлением других церквей ее приход должен был сократиться, но останется непонятным, почему бы он совсем прекратился (а не остался напротив и после сего главным и большим). Не можем сказать, чтобы вместе с князьями удельными (которые были в наибольшей части епископских городов) непременно были прихожанами кафедральных церквей и все их бояре, так чтобы приходы этих последних состояли на подбор из знати и людей богатых; очень может быть и всего вероятнее, что приходы кафедральных, так же как и других, церквей определялись топографически т. е. что приходы эти составляли прилежащие к церквам местности и их округи или, выражаясь по старому, соседства, кем бы они ни были населены; но так как, с другой стороны, кафедральные церкви обыкновенно ставились в центрах городов, в дворянских так сказать кварталах, то имеется вся вероятность предполагать, что их приходы по преимуществу состояли из боярства и из людей богатых. О доходах епископов с соборными клириками от их собственных приходов скажем ниже, когда будем говорить о приходских священниках.

В Греции, как мы сказали выше, и после образования отдельных приходов, осталось в обычае, чтобы приглашать для совершения так-называемых треб не только приходских священников, но по возможности и архиереев. Обычай, как понятно, имел своим основанием то, что архиереи и после образования отдельных приходов, перестав быть архипастырями или начальными пастырями всех в буквальном смысле, остались таковыми для всех в смысле небуквальном, а отчасти, конечно, также и то, что людям врождена тщеславная наклонность обставлять свои действия возможно большею торжественностью. Обычай этот в приложении к некоторым требам остается в Греции во всей силе и до настоящего времени: покойнику быть отпету без архиерея не только значит быть погребену бедно, но и совсем по-нищенски, так что там не допустит таких похорон своему покойнику и самый бедный человек, сколько-

524

нибудь заботящийся о своей доброй славе. А относительно древнего времени со всею вероятностью следует думать, что если не у всех мирян епархий, то у жителей городов (из которых каждый имел епископа) так было не только с одним погребением, а и со всеми требами. Бывшее в Греции до некоторой степени перешло и к нам. Наши архиереи по своим средствам содержания с самой первой минуты стали совсем не тем, что большинство архиереев греческих, а по своим взглядам на себя далеко не тем, что все они, и поэтому у нас, вероятно, не было даже и весьма непродолжительного периода времени, когда бы архиереи имели охоту ходить для совершения треб к людям бедным. Но люди богатые, как это должно думать и как об этом должно заключать и по позднейшему старому нашему времени, столько же имели у нас обычаем приглашать для совершения треб непременно архиереев, сколько в Греции имели этим обычаем все.

Низшее приходское духовенство по своему первоначалу, как мы говорили выше, бывшее тем же духовенством кафедрально-соборным, только отделенным или командированным для заведывания частными явившимися приходами, с течением времени стало не только духовенством подчиненным, но и духовенством податным. При объяснимости первого довольно трудно объяснимо второе; однако оно составляет факт. Подать низшего приходского духовенства архиереям в древнейших письменных памятниках называется (так же, как и подать с мирян) τὸ κανονιχον 1); но в позднейшее время в общежитии она называлась ἐμβατοίκιον (в просторечии εμπα τοίκιον) 2). Ἐμβατοίκιον значить собственно входное, вступное, от ἐμβαίνω; но в употреблении оно значило и значит условно или технически то же, что древнее ἐμφύτευσις, — аренда, арендование, арендная плата 3). Это второе название дает знать, что архиереи смотрели на приходы, как на свою собственность, которую они отдавали поставляемым к ним священникам как бы в аренду 4), и что на

1) У Ралли и П. V, 60.

2) Дюк. Gloss. Graecit. сл. Ἐμπατίκιον.

3) Дюк. ibid. иод сл. Έμβατικόν δίκαιον. Для настоящего времени см. книжку Συλλογὴ τοπικῶν τῆς Ἑλλάδος συνηθειῶν et caet., ὑπὸ Α. Χρυσανθοπούλου, Αθην. 1853, стр. 88.

4) Афанасий Ипсиканти в своей Истории Греков со времени взятия Константинополя Турками (Τὰ μετὰ τὴν ἅλωσιν) выражается: ἱερεῖς καὶ ιερομόναχοι οἱ ἑμβατοικιάζοντες τὰς ἐκκλησίας, т. е. священники и иеромонахи, арендующие (у епископов) церкви, стрр. 399, 400, 406.

525

основании сего взгляда и явилась ежегодная подать приходских священников архиереям, представлявшая как бы ежегодную арендную плату за приходы первых последним. Когда явилась впервые подать, не знаем; но она утверждена была соборным определением патр. Алексея 1), который занимал кафедру с конца 1025 со 1043 г. Этим соборным определением было постановлено, во-первых — взимать каноникон (или евматикион) не со всех членов причта, а с одних только священников; во-вторых — со священников ежегодно взимать по одной золотой монете (или иперпиру), что на наши деньги будет около 5 рублей. Аренда обыкновенно платится за то, с чего получается доход; а так как священники наши в первое время не получали с приходов никакого дохода, будучи сами, подобно епископам, содержимы правительством, то, конечно, и не могла быть наложена на них наша подать с самого же начала. Как скоро она была потом наложена, не имеем сведений и указаний; но представляется необходимым думать, что более или менее скоро и немедленно после того, как оказалось это возможным, т. е. более или менее скоро после того, как приходы начали доставлять священникам доход. Правда, из деяний Владимирского собора 1274 г. как будто следует, что ее не было даже и в то время; но деяния собора в отношении к нашему предмету не совсем определенны, а между тем предполагать, чтобы подати не было у нас даже и в 1274 г. и чтобы она явилась у нас уже только после сего года, — это представляется нам совсем невероятным 2).

Не имеем или не знаем указаний в греческих актах за время, соответствующее нашему периоду домонгольскому, взимали или не взимали архиереи вместе с приходскими священниками подать с монахов, которые давно получали от мира гораздо более, чем всякие приходские священники. В последующее время они получали ее в Греции и у нас. В Греции в последующее время подать эта состояла не только в канониконе, как со священников, но еще

1) Соборное деяние патр. Алексея остается неизвестным; о нем знаем из грамоты патр. Николая Грамматика, — у Ралли и П. V, 60.

2) В позднейшее время у нас были взимаемы архиереями с низшего духовенства две подати, а не одна: подворно-поземельная со всех членов причта и личная со священников с диаконами. Греческий емватикион должно видеть в последней подати, называвшейся у вас сборным, данью Петровскою или Петровским (потому что собиралась о Петрове дне) и подъездом, а первая подать, по всей вероятности, явилась уже после нашествия Монголов.

526

в мнимосиноне (το μνημοσυνον) или поминовенном, именно — в известной доле от денег, которые получались в монастырях на поминовение умерших 1).

Временные пошлины архиереев с низшего духовенства состояли во взимании платы за поставления или за посвящения. Выше мы видели, что плата за поставление в архиереи явилась весьма рано. Столько же, если еще не более, рано явилась и плата за поставление в низшие церковные степени: уже Василий Великий († 379) укоряет подчиненных ему епископов за взимание этой платы, как за дело беззаконное (правило канонич. 90). Импер. Юстиниан узаконил ее и определил ее крайний больший размер, а именно — что она не должна превосходить одногодичный доход поставляемого (новелла 123, гл. 16). Во второй половине XI века импер. Исаак Комнин значительно сократил ее против Юстиниана, назначив ее определенно следующую: за поставление в чтецы один иперпир, за поставление в дьяконы еще три иперпира, а всего четыре, за поставление во священники еще три иперпира или всего семь 2), т. е. на наши деньги, принимая иперпир за 20 франков или за 5 рублей серебром: за поставление во священники 35 р., в диаконы 20, в чтецы 5 3).

1) См. напр. Acta Patriarchat. Constautinop. Миклошича II, 241.

2) Новелла Исаака Комнина, — не в полном виде у Ралли и П. I, 75, в полном у Цахарие в Ius Graeco-Romanum III, 322. подтвержденная Алексеем Комниным, — у Ралли и П. Т, 28, у Цахарие ibid. III, 365.

3) После Василия Великого самым решительным образом восставали против взимания платы за поставления, как против беззаконнейшего беззакония и симонии, патриархи Константинопольские: Геннадий в окружном послании 459 г. (каноническом, — Трульск. соб. пр. 2) и Тарасий (784—806) в послании к римскому папе Адриану: но их грозный голос прозвучал в совершенной пустыне. В конце XIII века попыталась было уничтожить взимание платы государственная власть в лице импер. Андроника Старшего, и также совершенно напрасно (Георгия Пахимера кн. 3, гл. 3). Лучшие из позднейших патриархов Константинопольских скорбели об этом беззаконии и старались замалчивать его (см. замечательные речи по сему поводу патриарха Геннадия Схолария в его ответах Синайским монахам, — у архим. Арсения в Летописи церковных событий под 1460 г., 2 изд. стр. 561), а не лучшие усиливались софистическим образом извинять его (увидим во 2-м томе); у Ралли и Потли,—V, 544, помещена ставленная грамота митрополиту одного из позднейших лучших патриархов (может быть, знаменитого Самуила 1-го, два раза занимавшего кафедру в третьей четверти XVIII века, cfr о нем у Афанасия Ипсиланти в Τὰ μετὰ τὴν ἄλωσιν под 1765 г., стр. 406). Из помянутых ответов Геннадия Схолария, а также из Досифея Иерусалимского (см. у Ипсиланти ibid. стр. 169 fin.) узнаем, что плата за поставления была взимаема архиереями не во всей Греческой церкви, а

527

Что взимания со священников этой ставленнической пошлины не могло быть начато у нас с самой же первой минуты, ясно из того, что первые наши священники были набираемы посредством принудительных наборов: ни с кого не взимают платы за то, что принимается не по доброй воле. Тем не менее, однако, представляется довольно вероятным предполагать, что, как доход архиереев и как одно из средств их содержания, пошлина явилась именно с самого первого времени. Ставление составляло труд, чем и оправдывалось взимание платы; весьма поэтому возможно, что в первое время считали себя обязанными платить архиереям за этот труд сами князья. Во всяком случае, не может подлежать сомнению, что пошлина явилась или была введена архиереями немедленно вслед за тем, как явились добровольные искатели священства, что, как говорили мы выше, должно было случиться не слишком продолжительное время спустя после первого появления священства. Мы уже замечали выше, что с пошлиной этой как в Греции, так и у нас, архиереи позволяли себе злоупотребления, произвольно возвышая ее против узаконенного. У нас в частности несомненно это было так уже и в период домонгольский 1).

Временную пошлину с мирян епархий, относительно существования которой в Греции в наш период домонгольский мы имеем сведения, составляла плата за благословение браков или наша позднейшая венечная пошлина, пошлина за венечные знамена. Неизвестно когда явившись, пошлина эта была утверждена правительственно импер. Константином Мономахом (1042—1054), указ которого о ней повторен потом Алексеем Комниным. По указу Мономаха, повторенному Комниным 2), каждый мужчина, вступавший в брак, должен был платить своему областному епископу одну золотую монету или иперпир, следовательно около 5 рублей, а каждая женщина, выходившая замуж, приносить полотно в 12 локтей. Весьма веро-

только в одном патриархате Константинопольском. Это весьма замечательное с первого взгляда различие, по всей вероятности, явилось только в позднейшее время и было не следствием того, что в остальных патриархатах архиереи были лучше, а следствием того, что по местным их обстоятельствам в случае взимания платы не находилось бы в них охотников идти во священники (по Досифею, в прочих патриархатах, кроме Константинопольского, не было взимаемо со священников и емватикия).

1) Свидетельство в деяниях Владимирского собора 1274 г·

2) Новелла последнего у Ралли и П. V, 280, у Цахарие в Ius GraecoItonianum, III, 365.

528

ятно, что наши архиереи начали требовать этой пошлины при первой возможности, но, с другой стороны, столько же вероятно, что они действительно начали получать ее весьма не скоро, ибо и в позднейшее время пошлина эта, собиравшаяся чрез священников, постоянно взносилась туго и неисправно, отчасти будучи худо платима мирянами, а отчасти — утаиваема священниками. Во всяком случае, в этот период она не могла быть значительною, потому что в продолжение всего периода, как скажем ниже, многие русские люди чуждались церковного венчания браков, довольствуясь их заключением по-язычески или по-граждански.

Кроме двух, сейчас указанных, пошлин с низшего духовенства и с мирян, представлявших собою воспроизведение пошлин греческих, в позднейшее время являются у нас, не знаем положительно — бывшие или не бывшие, но по всей вероятности бывшие у Греков, и еще некоторые пошлины с тех и других с присоединением к ним церквей и монахов, именно — со священников: соборная куница, составлявшая ежегодный, вероятно — определенных размеров, дар священников епископам при их приездах к последним (действительных или воображаемых) на так называемые «сборы» 1), пошлины с грамот перехожих, отпускных (о которых выше), епитрахильных и орарных (вдовым священникам и диаконам, о которых ниже); с мирян: похоронная пошлина за дозволение хоронить умерших скоропостижно, почеревная пошлина — штраф с женщин, родивших от блуда и прелюбодеяния; с церквей: пошлина за антиминс и плата за освящение; с монахов: так называемое «посошное» — пошлина за поставление в игумены монастыря (от вручения епископом поставляемому посоха). Из этих пошлин епитрахильная и орарная пошлины относятся к позднейшему времени, ибо самая практика по отношению к вдовым священникам и диаконам, из которой они вышли, началась уже после нашествия Монголов 2); соборная куница и почеревная пошлина несомненно

1) О существовании в Греции этой пошлины с епископов митрополитам имеем указание в 6 правиле 7-го вселенск. собора. (Соборную куницу должно отличать от сборного, как дани).

2) В позднейшее время, начиная с митр. Петра, вдовым священникам и диаконам запрещалось священствовать и диаконствовать, но если они обещались в чистоте пребывать, то должны были исправлять при церквах обязанности дьячков, стоя на клиросах и получая от священников, их заступивших, четвертую часть доходов. При этом им дозволялось: священникам употребле-

529

относятся к периоду домонгольскому, ибо о первой говорится в деяниях Владимирского собора 1274 г., а о второй в так называемом уставе Ярославовом; об остальных пошлинах ничего не можем сказать, но считаем наиболее вероятным то, чтобы все их относить к периоду домонгольскому, ибо нам известно за этот период и о таких пошлинах, которых уже не встречаем в позднейшее время 1).

Наконец, статью доходов и одно из средств содержания епископов составляли судебные пошлины и штрафы как с духовенства по всем делам и преступлениям не духовным и не должностным, поелику духовенство было отдано в их полную подсудность (за исключением преступлений уголовных самых тяжких, которые наказывались не денежными штрафами), так и с мирян по тем делам гражданским и преступлениям уголовным, в которых они были отданы или стали подсудными суду епископов. Об этих пошлинах и штрафах мы говорили выше 2).

Митрополиты имели лишний доход против епископов: во-первых, в пошлинах, которые они взимали с последних за поставление и о которых сказали мы выше; во-вторых, в пошлинах от апелляционного суда, т. е. от суда по апелляциям к ним на суд епископов, и в-третьих, как с некоторою вероятностью можно думать, в сборах дани с духовенства и мирян всей митрополии через три года на четвертый. Пошлины за поставление епископов, при малочисленности епископий, правда, очень не частые, не-

ниe епитрахили, диаконам (стихаря и) ораря, за что и пошлина, cfr Стогл. соб. гл. 81.

1) О пошлине с иеромонахов и белых священников, поставлявшихся в духовники, — Деяния Владимирского собора 1274 г. (называющие духовников игуменами).

2) Своих десятников, а особенно свои дворни епископы, конечно, должны были бы содержать сами; однако, содержание первых они возложили сполна, а содержание вторых отчасти, на низшее приходское духовенство: в пользу десятинников были установлены дани и пошлины с духовенства, а на дворни производились с него сборы (под именем конюхового, поварского, полюдного или полюднойой пшеницы и пр.). Имеем косвенные указания, что дани и пошлины в пользу десятинников восходят уже к периоду домонгольскому: в деяниях Владимирского собора 1274-го г. говорится, что иногда архиереи поставляли десятинников на мзде, чем дается знать, что должность десятинников была уже прибыльна. Обстоятельно о наших данях, пошлинах и сборах будем говорить во 2-м томе.

530

сомненно были очень велики (весьма не невероятно, что составляли годичный доход каждого епископа или равнялись этому доходу); а если предположить и дань с духовенства и мирян всей митрополии чрез три года на четвертый: то, сколько бы ни малыми предполагать неизвестные нам размеры последней, в итоге получилось бы, что эти лишние доходы митрополитов против епископов были очень значительны или по крайней мере не незначительны.

По канонам церковным и по гражданским греческим законам, то имущество епископов (какого бы вида оно ни было, — κινητὸν, ἀκίνητον, αὐτοκίνητоν), которое приобретается ими после поставления в епископы, не составляет их частной собственности и не может быть оставляемо ими своим наследникам, но составляет собственность церковную и должно быть употребляемо на искупление пленных, на питание бедных и на другие благочестивые дела или же на пользу собственных церквей епископов 1). Относительно того, как было у нас в сем отношении, имеем частные сведения, что, с одной стороны, не все епископы смотрели на свои доходы, как на свою личную собственность, а с другой стороны, что не все епископы смотрели на них и как на собственность церковную, из чего будет следовать то общее, что в принципе признавалось номоканоническое, но что в действительности каждый епископ поступал так, как поступать имел наклонность. Во всяком случае, большие или малые богатства скоплялись у нас при кафедрах епископских, не имеем оснований и указаний предполагать, чтобы они употреблялись у нас на дела общественной благотворительности (хотя у нас и повторялось древне-греческое, переставшее быть действительностью и у самих позднейших Греков, что «церковное богатство есть нищих богатство» 2).

Подобно епископам с их кафедральными причтами первоначально не могло быть предоставлено самому себе, а имело быть обеспечено правительством и все низшее или приходское духовенство.

Мы так привыкли представлять себе это последнее духовенство птицей Божией, не имеющею никакого определенного содержания и

1) Апост. пр. 40, 6-го всел. соб. пр. 35 и Антиох. соб. пр. 25; гражданские законы в Номоканоне Фотиевом, тит. 10, гл. 5; об употреблении — новелла Юстиниана 131, гл. 13.

2) Новгородцы, может быть, уже и в период домонгольский пользовались казной своей св. Софии, как пользовались ею после, но не на дела общественной благотворительности, а на государственные нужды.

531

живущею единственно подаяниями прихожан, что мысль о правительственном его обеспечении не приходит в голову сама собой. Однако, в первое время это необходимо долженствовало быть так. Народ в первое время после своего принудительного обращения в христианство, конечно, не имел ни малейшей охоты содержать поставленных ему пастырей ни добровольными приношениями, ни платами за требы, которых первоначально не искал, а от которых бежал. Следовательно, приходские священники в первое время или должны были оставаться без всяких средств содержания или имели быть обеспечены в своем содержании правительственным образом. Но в первом случае никто бы не пошел во священники или же люди силою навербованные не стали бы исполнять обязанностей и смотрели бы на это священство, как на ненавистную барщину. А таким образом, правительственное обеспечение низшего духовенства в первое время предполагается как нечто совершенно необходимое и нечто такое, без чего дело немыслимо. Летопись, ничего не говоря о Владимире, говорит только об Ярославе, что он, ины церкви к преждесуществовавшим ставя по градом и по местом или по селам и поставляя к ним священников, давал последним «от именья своего урок» 1): но что должно быть предполагаемо необходимо, то, конечно, должно быть предполагаемо и несмотря на молчание летописи;

Если летопись не говорит нам о том, что низшее духовенство при своем первом появлении было обеспечено правительством, то, конечно, нет в ней сведений и о том, как оно было обеспечено. Непрямой или ненарочный ответ на наш вопрос летопись дает в приведенных выше словах об Ярославе. Ярослав обеспечивал священников вновь открываемых им приходов, нет сомнения, таким же образом, каким обеспечивал их и каким вообще положил или узаконил обеспечивать их св. Владимир. Следовательно, это обеспечение состояло в уроках от имения княжого, иначе сказать — в княжьем жалованье или в княжьей руге. Как велико было жалованье, по всей вероятности — для всех священников однообразное или, по крайней мере, разделявшееся не более, как на две категории и однообразное для священников сельских и городских (за исключением, может быть, соборов в городах, о чем сейчас ниже), мы не знаем. Преп. Нестор в житии Бориса и Глеба говорит о церкви этих свв. мучеников, построенной Яро-

1) Под 1037 г.

532

славом в Вышгороде, что «христолюбец (князь) повеле властелину града того (Вышгорода) даяти от даний (города) церкви святою (мученику) десятую часть». Можно было бы подумать на основании этого свидетельства, что на содержание приходского духовенства отделена и определена была десятая часть местных доходов с городов и волостей (за отделением из них десятой части в пользу епископов или иначе десятая часть из девяти десятых, что будет 9 копеек из княжеского рубля, после отчисленных из него десяти копеек в пользу епископа, — западная десятина священническая). Но в Вышгороде до построения церкви Бориса и Глеба были уже другие церкви или, по крайней мере, одна другая церковь (св. Василия, при которой находились мощи Бориса и Глеба до построения собственной); следовательно, на долю церкви Бориса и Глеба, если бы на содержание приходского духовенства определена была десятина местных доходов, должна была бы приходиться не вся она, а только то или другое количество долей из нее (смотря по числу духовенства прежде бывшего и к ней определенного). На основании приведенного свидетельства можно сделать только с некоторою вероятностью предположение, что на содержание соборных или главных церквей в городах, в которых имела совершаться ежедневная служба, каковою назначил быть Ярослав церкви Бориса и Глеба, была назначена десятая часть или десятина из местных доходов городов. Что руга вообще выдавалась из местных доходов городов и волостей, это необходимо предполагать, ибо в древнее время не было нынешнего сосредоточения казенных доходов в одном государственном казначействе и потом новой их повсюду рассылки. Что она на известную долю была денежная и на известную долю состояла из хлеба и съестных припасов натурою, это также должно думать судя по последующему времени.

Должно впрочем думать, что правительство обеспечило своей ругой не всех без изъятия приходских священников, но за исключением тех между ними, которые были ставимы к церквам, строенным на землях вотчинников. Относительно этих последних священников весьма вероятно и более чем вероятно принимать, что правительство с самого начала возложило их содержание на вотчинников (причем последние, с самого же начала введши обычай ставить священников из своих холопов, могли повести так, чтобы содержание священников им ничего не стоило).

Спустя то или другое время после крещения Русские начали превращаться из христиан по имени в христиан действительных.

533

Вместе с этим должно было явиться у них сознание неудобства слишком больших приходов, открытых правительством, и желание открывать приходы новые, меньшие, и таким образом должен был пойти ряд приходов, которые стали быть открываемы самими прихожанами. Священникам этих новых, неправительственных и так-сказать добровольных, приходов перестала быть выдаваема казенная руга и их содержание было предоставлено исключительно самим прихожанам. Составляет вопрос, к ответу на который мы не имеем никаких указаний: после того как Русские, превратившись из христиан но имени в христиан действительных, возымели усердие к вере и церкви, а вместе с тем и охоту платить священникам за требы и вообще давать им посильную «милостыню» на содержание, прекратило или не прекратило правительство выдачу своей руги приходам первоначальным, им самим открытым? Представляется вероятнейшим думать, что не прекратило и что таким образом с появлением второго ряда приходов стало два их класса или два разряда: приходы, которые получали ругу от правительства и содержание от прихожан, и приходы, которые получали только одно второе.

В Греции в позднейшее время, как мы сказали выше, средства содержания приходского духовенства состояли: в добровольных приношениях прихожан, в сборах· с них самого духовенства, во взиманиях плат за требы и частные службы и отчасти в доходах с недвижимых имений. Как было в Греции, так имело быть и стало и у нас.

Добровольные приношения, в первенствующей церкви составлявшие все и бывшие настолько изобильными, что ими содержались не одни служители алтаря, но и бедные, с течением времени все более и более оскудевали и наконец превратились в то, что мы видим в настоящее время, — в подачу просфор на проскомидии (при чем самые просфоры, которые представляют собою древние приношения и которых название значит именно приношение не оставляются священникам). В то время, как мы приняли от Греков христианство, эти Приношения несомненно уже били у них вовсе не тем, чем они были в древнее время 2); с другой стороны весьма

1) Προσφορὰ от προσφέρω приношу.

2) Уже во времена Юстиниана епископы и священники должны были прибегать к решительному средству церковного отлучения, чтобы побуждать мирян к «плодоношению», Cod. Lib. I, tit. III, c. 39.

534

вероятно, что они были еще и не совсем тем, что суть в настоящее время: какую они занимали середину, это, к сожалению, остается совершенно неизвестным. Грек первой четверти ХVII века Христофор Ангел в своем описании современного церковного быта своих соотечественников говорит между прочим о наших приношениях, как о доходе священников: «Греки имеют тридцать шесть праздников в году, двенадцать называются Господскими, остальные 24 — Предтечи, святых апостолов и великих мучеников; во все эти праздники и в каждое воскресенье священник должен служить литургию и каждый дом (прихода) дает священнику два денария, и перед началом литургии он молится отдельно о каждом из дающих ему деньги» 1) (т. е. поминает на проскомидии). Если справедливо уверение Христоф. Ангела, что у Греков даже в начале ХVII в. считалось обязательным, чтобы в каждое воскресенье и в каждый праздник от всех домов прихода была делаема известная определенная подача священнику на проскомидию; то можно, кажется, с некоторою вероятностью предположить, что так было и у нас по крайней мере в древнее время. Но если мы предположим это, то добровольные приношения периода домонгольского будут не нынешними случайными грошами, а доходом определенным и сравнительно довольно значительным. Впрочем, у нас будет некоторая вероятность предполагать это только о городах, но не о селах. Дни, предшествующие праздникам, называются у нас канунами — «накануне такого-то праздника». Название канун происходит не от составляющих известное песенное последование канонов, которые поются на молебнах после вечерен под дни праздничные, а есть именно греческое κανοῦν. Греческое κανοῦν, сокращенное из κάνεον, собственно значит корзину, сплетенную из тростника (κάνη) 2); а переносно значит дар, подарок, приношение, и именно по первоначальному употреблению — дар из брашн, фруктов и овощей, так как эти дары приносились или посылались в корзинах. Дни, предшествующие праздникам, получили у нас название канунов от того, что в древнее время был у нас, вслед за Грецией, обычай приносить на вечерни в эти дни вместе с кутьёй в честь праздников или святых брашна и овощи в дар священникам. Если

1) Ἐγχειρίδιον περὶ τῆς καταστάσεως τῶν σήμερον Ἑλλήνων, — Enchiridium de statu hodiernorum Graecorum: opera Christoph. Angeli Graeci, cura Fehlavii, Lipsiae, 1671, p. 846.

2) Кошницу, см. Опис. Синодд. ркпп. Горск. и Невостр., № 1—3, стр. 26 нач.

535

относительно этих приношений брашнами и овощами или съестными припасами сделать за древнее время то же предположение, чти» относительно подач на проскомидии денежных, т. е. что они считались более или менее для всех обязательными, — а сделать такое предположение существующие свидетельства дают нам право, то опять мы получим в них настоящую статью доходов, хотя впрочем опять только для городов, но не для сел 1).

Относительно происхождения сборов самих священников с прихожан или так-называемых у нас «слав» нужно думать таким образом, что когда верующие ослабели в своей ревности к добровольным приношениям, то священники сами начали производить с них сборы. В Греции эти сборы производились и до настоящего

1) О приношении у Греков в дни праздничные вместе с кутьею ястий и питий (τρωκτὰ καὶ ποτὰ) см. Вальсамона у Ралли и П. II, 6 fin. (употребляет вместо κανоῦν наиболее употребительное в письменном языке уменьшительное κανίσκιον, а самое слово κανοῦν у Иоанна Китрского, — у Ралли и П. V, 414 нач.) и у Дюканжа в Gloss Graecit. под сл. μνήμη. О приношении их у нас — Кирик Новгородский в Памятнн. Павлова col. 32, § 38 (у нас на вечерню, тогда как у Греков на заутреню) и надписание молитвы над кутьей в честь святых: „Молитва в памятех святых бываемаа в подание мяс, вина, хлеба и кутии“,— Опис. Сиподд. ркпп. Горск. и Невостр. № 371 л. 64 (cfr д. 161) и Виленск. Публичн. библиотеки по описанию Добрянского № 206 л. 212. Что еще в ХVI в. под праздники или в праздники приносили у нас в церковь калачи и пироги и блины и караваи и всякие овощи, об этом свидетельствует Стоглавник, — гл. 5, вопр. 35 (так как каноны после вечерен под дни праздничные пелись над канунами, то и они называются иногда также канунами, — Кирик в указанном месте, Ипатская летопись под 1174-м г., 2-го изд. стр. 387 fin., а так как кануны на оборот приносились в церковь к пению канонов, то составляющая существенную часть их кутья иногда называется наоборот также каноном, см. в Агиографии Барсукова выписки из устава Московского Успенского собора, coll. 438 fin., 440 fin.). В Малороссии кануны, как приношения в церковь ястий и питий, называются хавтурами (халтурами). В словаре малороссийских идиомов, приложен ном ко 2-й книге „Старосветского Бандуристы“ Н. Закревского читается: „хав туровати, хавтурую, — пользоваться от прихожан по большим праздникам подарками и приношениями, состоящими большей частью в съестном“ (халтура из греческого κάρταλλος или κάρταλος, новогр. καρτάλι и вероятно — χαρτάλι, а может быть и χαρτούλι, χαρτούλα, которое в буквальном и переносном смысле значит то же, что κάνεον или κανοῦν, — Словарь Свиды, также Словарь Византия, а с словом χαρτουλάριος, от χάρτα — бумага имеет только случайное созвучие. — У Греков был обычай, указаний на который не встречаем у нас, что те животные, которые были жертвуемы прихожанами в церкви, были закалаемы священниками, как у Иудеев жрецами, и что священники получали за это на свою часть грудины животных и кожи, τὰ στηθύνια καὶ τὰ δέρματα, — у Ралли и П. У, 387).

536

времени производятся ежемесячно по той, вероятно, причине, что в древнее время, как мы говорили выше, ежемесячно должны были производиться и ежемесячно делились между клириками добровольные приношения; именно — в первое число надолго месяца совершается в церкви малое освящение воды, с которою священники и обходят дома прихожан, получая от них подаяния 1). Весьма возможно, что и у нас в городах сборы эти производились в древнее время ежемесячно; но они никогда не могли производиться у нас ежемесячно в селах, потому что при обширности наших сельских приходов священники в этом случае должны бы были посвятить сборам всю свою деятельность 2). В селах сборы производились в древнее время, по всей вероятности, так же, как и теперь, или по три раза в году или по четыре, — о Пасхе и о Рождестве и затем в Петровки или осенью или же то и другое вместе. О Рождестве u о Пасхе — потому, что это суть самые большие праздники в году; осенью для сбора нови хлебной (начатков плодовых), в Петровки — для сбора начатков от сыров (сметаны) и яиц, которые в Петров пост накапливаются 3).

Плата за требы есть плата за труд. Но так как труд священников есть тот особенный труд, о котором сказано: туне приясте, туне дадите им, то в первенствующее время не было особых плат за требы, а были общие приношения на содержание священников. С течением времени, когда верующие ослабели в усердии к этим приношениям, должна была явиться плата за требы, превращающая до некоторой степени пастырей в сдельных работников и продавцов того, что не должно бы быть продаваемо. После треб, совершение которых столько же составляет долг и обязанность священников, как и совершение общественного богослужения, так как

1) Преп. Максим Грек, ссылаясь на Вальсамона, производит гречсский обычай от патр. Фотия, — в статье «О освящении воде назаутрии святых Богоявлений», Казанск. изд. III, 119.

2) В Греции же почти каждое селение имеет свою церковь и никогда приход не состоит более как из трех селений.

3) Митр. Киприан в своих ответах игумену Афанасию говорит: „попы миряне мирьским человеком молитвы дають на Въскресение (Пасху) и на Рождество Христово и на Петров день... освящениа ради“, — в Памятнн. Павлов. col. 261. Имели ли эти молитвы отношение к нашим славам, не можем сказать. Читаемая в нынешнем Требнике „молитва на Рождество Христово сыном духовным" есть разрешительная молитва исповедникам, имеющим приступить к св. причащению.

537

они столько же необходимы для каждого отдельного лица, сколько последние для всех, и следовательно составляют то, что вместе с общественным богослужением священники непременно принимают на себя совершать (таинства и отпевание покойников), тем более должна была явиться плата за частные службы, которые суть дело личного желания и усердия. У нас в древнее время, также как и в Греции, не было никаких узаконенных такс на плату за требы ιι частные службы 1) и ее размеры были установлены (в разных местах, вероятно, довольно разнообразно) обычаем и добровольным соглашением или так сказать компромиссом между желанием поболее взять и между желанием поменее дать. Что эти два желания — поболее взять и поменее дать с самого древнего времени находятся у нас в той борьбе между собою, в которой мы их видим в настоящее время, это необходимо предполагать: о борьбе говорит то бесчисленное множество пословиц на счет алчности священников, которые сложены народом и которые свидетельствуют вовсе не об одной этой алчности священников, но вместе и не особой тщивости по отношению к ним народа. В Вопрошании Кириковом епископ Нифонт, вероятно, в ответ на вопрос Кирика, назначает цену, которую должно брать за заупокойные литургии и которая, как нужно думать, более или менее понижена против действительно бравшейся. Если бы полагать, что и везде цена приблизительно была та же и если бы заключать от нее к цене других треб, то выходило бы, что в древнее время плата за требы была не особенно низкая; именно — Нифонт назначает за заупокойную литургию шесть кун, не включая в то число вина, ладана и свечей, которые должны быть заказывающего, что на наши деньги будет 2 р. 40 к. Но более чем вероятно, что по исключительному в древнее время Новгороду, как исключительна в настоящее время Москва, не должно делать общих заключений 2).

Частные требы и службы, за которые в настоящее время взимается священниками плата, суть: совершение таинств, за исключением преподаяния причастия умирающим, пение молебнов и молебствий — во-первых, личных и домовых, во-вторых — общественных

1) См. Номоканона Фотиева тит. I, гл. 30,—ѵ Ра.гли и П. I, 69, и Ва.гса мона ibid. IV, 472.

2) В Греции назначалось брать за сорокоуст 500 аспр, — Дюканжа Gloss. Graecit. сл. Σαραντάρι. Но мы не в состоянии определить, сколько именно на наши деньги стоила аспра (мелкая серебряная монета).

538

или деревенских, погребение покойников и поминовение умерших. Так все это было, ка« должно думать, и в период домонгольский.

Если не везде в России, то, по крайней мере, в местах нам известных, священники в настоящее время ничего не берут или, по крайней мере, ничего не требуют за причащение больных, хотя бы приходилось для этого ехать в деревни за 20—30 верст. Должно думать, что подобное исключение в отношении к нашей требе идет с древнего времени и что если оно теперь не есть, то в древнее время было всеобщим и, как таковое, перешло к нам из Греции. Причиной, почему эта треба составила исключение, было вероятно, во-первых, то, что существует нарочитое и строгое каноническое предписание — не требовать от причащающихся платы (Трульск. соб. пр. 23), во-вторых — что собственные чувства возбранили священникам сделать Тело и Кровь Христовы, напутствующие умирающего, предметом продажи. Общественные молебствия сел и деревень состоят в том, что села и деревни имеют своих святых (как бы своих частных патронов), которым празднуют всенощными в часовнях и крестными ходами вокруг селений (а в некоторых местах — и молебнами по домам), при чем священники не только получают плату за службы, но и обходят дома селений с освященной или святой водой («со святыней») для сбора хлеба и денег. В настоящее время эти молебствия называются « мольбами» (по крайней мере, в местах нам известных), а в древнее и старое время назывались братчинами, потому что села и деревни устрояли у себя в дни этих молебствий, составлявших их сельские и деревенские праздники, складчинные или братчинные общественные обеды и пиры (своего рода пикники, то же что у Греков ксении, — о них ниже). Поминовение усопших пением заупокойных литургий в древнее время было — в селах и деревнях, по всей вероятности, так же мало обычно, как и в настоящее время (или, по крайней мере, до последнего времени), а в городах напротив, как должно думать, столько же и даже более обычно, чем теперь. Что доход от поминовений не составлял в древнее время дохода поприходного, а был общим (как бы артельным) доходом священников каждого города, или же с городом и его области, об этом мы говорили выше.

Недвижимыми имениями приходские церкви или причты их могли владеть в трояком виде, именно — церкви городские и сельские, подобно епископиям или епископским кафедрам, как усадьбами или селами и как имениями, отданными в аренду крестьянам; церкви

539

сельские — как землями, которые бы причты обрабатывали сами. Чтобы у приходских церквей городских или сельских были находившиеся во владении причтов усадьбы или села, иначе фермы с собственными хозяйствами, это не представляется вероятным. Священники были в этом случае совсем иное, чем епископы. Последние, как люди бессемейные, объединяли свои интересы с интересами кафедр и смотрев на своих преемников, как на своих наследников, имели побуждения заботиться о помянутых усадьбах, как о своей настоящей собственности, хотя они и находились только в их владении. Напротив, священники, люди женатые, имевшие наследников, которые не были их наследниками в пользовании усадьбами, не представляли собою людей способных быть владетелями последних, — они бы не поддерживали и не улучшали их, а стремились бы к тому, чтобы, казенное превращая в собственное, как можно скорее расхитить в них то, что могло быть расхищено, т. е. чтобы как можно скорее оставлять от этих имений одну голую землю. Имениями, отданными в аренду крестьянам, которые бы платили оброки, или так называемыми населенными вотчинами, могли владеть причты приходских церквей городских и сельских, получая с крестьян оброки. О действительном владении представляется необходимым думать, что — во-первых, владели ими церкви только весьма немногие, во-вторых, — что церкви исключительно городские. Само собою ясно, что эти имения, как и предшествующие, приходские церкви могли приобретать только посредством получения в дар, а не посредством собственного заведения (ибо причты приходских церквей представляли собою людей способных только пользоваться, но не заводить). Но если в период домонгольский, по причине немногочисленности этих имений, весьма мало дарили их даже епископиям, то, конечно, тем менее могли дарить их приходским церквам. Сельским приходским церквам могли дарить их только вотчинники земель, на которых находились церкви — князья или бояре. Но чтобы те и другие имели охоту делать это, когда могли обеспечивать причты церквей более простым и удобным для себя образом — посредством дачи им руги или жалованья, представляется более чем сомнительным. Священники сельских приходских церквей, находившихся на землях частных вотчинников, были в древнее время, как мы говорили выше, наибольшею частью из крепостных людей вотчинников — из их холопов или дворовых людей: о подобном духовенстве могли ли заботиться вотчинники, чтобы создавать ему имения, кото-

540

рыя бы ставили его до некоторой степени на одну ногу с ними самими? Относительно городских приходских церквей возможно, что некоторые из них владели нашими недвижимыми имениями уже в период домонгольский, как владели ими после, т. е. еще в этот период некоторые из сих церквей были наделены нашими имениями от своих ктиторов или от своих прихожан — вотчинников. Но, во всяком случае, необходимо думать, что такие церкви представляли собою не более, как только крайне немногочисленные исключения. Единственная приходская церковь периода домонгольского, о наших недвижимых имениях которой в этот период мы знаем положительным образом, есть Киевская Десятинная церковь Богородицы. Летописи Лаврентьевская и Ипатская (одна повторяя в данном случае другую) говорят, что в половине XII века ей принадлежал один город или городок и затем, выражаясь не совсем определенно, как будто дают знать, что вместе с городом принадлежала и окружная последнего волость 1). Если мы допустим даже последнее, если мы допустим даже, что Десятинная церковь владела не одним городом и не одной волостью, то отсюда не будет следовать никакого заключения по отношению к другим церквам. Десятинная церковь представляла собою решительное исключение из всех приходских церквей древней Руси. Со времени Ярослава перестав быть кафедральною церковью митрополитов, она все-таки осталась матерью церквей Русских и великою церковью крестителя Руси.

1) В летописях Лаврентьевской и Ипатской при описании одного набега, Половцев, который первая относит к 1169 г., а вторая к 1172 г., упоминается Полоный или Полный, „святей Богородици град десятинный“, т. е. город, принадлежавшей св. Богородице Десятинной, находившийся неизвестно где на север или на северо-запад от Киева (как следует из указания летописей, особый от Полонных Волынских, упоминаемый вместе с соседним городом Семочем или Семьчем, местность которого не совсем определенно указывается в Ипатской летописи под 1257 г., — 2 изд. стр. 555), и затем как будто дается знать, что вместе с Полоным принадлежала церкви бóльшая или меньшая окружная волость: Половцы, захватившие Полоный, были поражены Русскими, которым „бысть помощь хреста честного и святое Матери Божьи Десятиньное, ея же бяхуть волости заяли“: под волостями можно разуметь самый Полоный, понимая волость в смысле владения, но также и окружную волость, понимая последнее слово именно в собственном смысле волости. — Впоследствии упоминается в Киевской области Полоный, принадлежащий князьям, — Ипатск. лет. под 1195 и 1196 гг., 2 изд. стрр. 462 и 468; неизвестно, наш ли, но если наш, то дело должно будет понимать так, что после 1169 г. он был приобретен князьями посредством купли, обмена или незаконного присвоения.

541

Как таковая, как церковь, представлявшая собою общую великую ктиторию не только великих князей, но и всех князей Русских, она могла быть наделена недвижными имениями не менее и даже более, чем епископии 1).

Землей для собственной обработки причты сельских приходских церквей могли владеть, подразумевается, совершенно так, как в настоящее время: земля — церковная, хозяйственное заведение и обработка — свои наподобие крестьян. Было или не было наделено у нас сельское приходское духовенство при своем первом появлении пахотной землей от правительства, которое бы в случае наделения узаконило, что каждая сельская приходская церковь должна владеть известным количеством помянутой земли, для ответа на этот вопрос мы не имеем совершенно никаких положительных данных. По заключениям от позднейшего времени по соображениям априорическим должно думать, что этого не было. Если бы при первоначальном устройстве быта сельского духовенства было у нас постановлено наделять его в известном количестве пахотной землей, то этот закон был бы должен остаться в силе и на все последующее время, ибо при благодатном обилии у нас земли вовсе нельзя придумать никаких причин, по которым бы он мог быть отменен, а между тем в последующее время находим, что не все причты сельских церквей владели пахтаными землями 2) и вовсе не находим такого закона, чтобы владели ими все они. Наделение сельских священников землей для собственной обработки предполагает взгляд на них как на земледельцев, как на священников и вместе крестьян. В настоящее время мы такой взгляд и имеем на наших сельских священников, потому что таковыми их видим и потому что действительность приучила нас к такому взгляду; но по идее священник и земледелец-крестьянин не имеют между собою ничего общего, а, следовательно, и у нашего правительства

1) О великом усердии к Десятинной церкви всех князей русских см. летопись Лаврентьевскую под 1086 г. и Ипатскую под 1087 г.

2) В переписных книгах Новгородской области XVI в. упоминаются сельские церкви, при которых не было земли, см. у Неволина О пятинах, приложж. стрр. 33, 39, 79, 153, 178, 198, 200, 202 и другие. В Регламенте предписывается брать на содержание школ архиерейских тридцатую часть всякого хлеба от земель церковных, где суть, — 2-й части, дел епископских § 11. При этом Стоглав как будто дает знать, что в XVI в. большая часть сельских приходских церквей имели у нас земли, — гл. 70, Казанск. изд. стр. 330 нач. Нынешнее общее наделение землей сельских церквей — от Екатерины Великой.

542

первого времени после введения христианства не могло быть той мысли, чтобы сделать сельских священников земледельцами-крестьянами. О первоначальном происхождении наших сельских церковных земель, составляющих крестьянско-пашенные участки причтов, как нам кажется, нужно думать таким образом: в священники у нас ставились люди из крестьянского сословия; как таковые, они имели наклонность соединять священство с крестьянством; поэтому они брали у крестьянских обществ или землевладельцев-собственников участки земли, которые или выпрашивали у крестьянских обществ и частных собственников в безмездное пользование, в первом случае так, что крестьянские общества сами принимали на себя платить причитавшуюся долю казенного оброка, или за которые уплачивали казенный оброк и взносили арендную плату собственникам наравне с другими крестьянами 1); с течением времени, когда крестьянствование вошло между сельскими священниками в общий обычай, они и начали добиваться у крестьянских обществ и у землевладельцев-собственников, чтобы участки земли, которыми они пользовались из милости или за плату, были предоставлены церквам в собственность 2).

Так было у нас с средствами содержания духовенства высшего и низшего. Средства содержания духовенства высшего несомненно и очевидно были совершенно достаточными (а с течением времени, когда у епископий явились многие населенные вотчины, стали

1) Последнее предположение не должно казаться странным. В Греции мы находим действительным как раз то, что предполагаем, именно — что если крестьянин, арендующий землю у вотчинника (ἐναπόγραφος, adscriptitius, см. Дюканж. Gloss. Latinit. под сл. Adscriptitii), будет поставлен в клирик против воли последнего, то он после поставления не имеет права отказываться от арендуемой земли, но должен обрабатывать ее и вносить условленную плату (Новелла Юстиниана 123, гл. 17).

2) Причты городских и сельских приходских церквей имели у нас церковную усадебную землю, что, как нужно думать, случилось не таким образом, что им нарочито отводима была эта земля и в известном узаконенном количестве, а таким образом, что при каждой церкви должно было находиться большее или меньшее количество земли для приходского кладбища (как в селах, так и в городах, ибо в последних кладбища при церквах уничтожены только в весьма недавнее время), так называемый погост или, как говорят в иных местах, — монастырь, и что на этих погостах или монастырях и было предоставлено селиться причтам. Относительно городских приходских церквей имеем одно случайное указание в летописи, что они наделяемы были дачами огородной земли (Ипатск. летоп. под 1151 г., 2 изд. стр. 296 sub fin.).

543

и более чем достаточными). Напротив, средства содержания духовенства низшего, за ничтожными и главным образом случайными, не от способа обеспечения зависевшими, исключениями, были бедны и скудны. В городах стольных княжеских, в которых жили составлявшие дворы князей бояре, в городах не только стольно-княжеских, но и торговых, как напр. Новгород, где было много богатых купцов, нет сомнения, на ту или другую часть были приходы хорошие; если не на ту или другую часть, то поединично были приходы хорошие вообще в городах; наконец, если мы примем предположение, что соборные церкви в уездных или неепархиальных городах были обеспечены от правительства десятиной местных доходов и что эта десятина не была отнята у них и после того, как явились доходы с прихожан 1), то нужно будет причислить к хорошим приходам все эти соборные церкви (у которых был еще особый против других церквей доход — от поминовений). Но за сим решительнейшее большинство приходов должно представлять себе тем, что суть до настоящего времени приходы бедные и средние, т. е. что одни еле-еле кормили священников, а другие доставляли им положение не более как зажиточных или небедных крестьян. Эта скудость средств содержания нашего приходского духовенства, общая ему с таковым же духовенством у Греков 2) и во всем православном мире, как известно, составляет резкое отличие нашего духовенства от духовенства западного, которое Карл Великий обеспечил определенным и не только совершенно достаточным, но даже и более, чем достаточным содержанием, именно — возобновляя ветхозаветный закон о содержании левитов, назначил приходскому духовенству, так же как и епископам, десятину, которая должна была состоять в том, что каждый прихожанин должен был платить причту своей приходской церкви, в виде ежегодного оброка, десятую часть своих ежегодных доходов 3).

1) В позднейшее время, при Алексее Михайловиче, все соборы получали царскую ругу, — Уложения гл. X, стт. 85 fin. и 87.

2) О скудости средств содержания приходского духовенства у Греков cfr новеллу импер. Константина Дуки 1065 г., — у Цахарие в Jus Graeco—Romanum III, 324.

3) Кроме десятины, закон о которой мы привели выше, Карл наделил еще все церкви довольно большими участками земли (mansus ecclesiasticus) и за тем еще постановил, чтобы при церквах были для причтов казенные дома, с казенною прислугою, см. Дюканж. Gloss. Latinit. под сл. mansus. — У нас в период домонгольский проповедовалось, что Богу на служителей алтаря и на

544

Князья наши, обеспечив по западному содержание епископов на свой собственный счет, не обеспечили по западному содержания низшего приходского духовенства на счет населения: весьма трудно тут решать вопрос: что более обязаны были они сделать, — обеспечить ли духовенство или пощадить население, а также вовсе не можем мы отвечать и на другой вопрос: не хотели ли они обеспечить духовенство или прямо находили это невозможным. Как бы то ни было, во всяком случае, на эту необеспеченность, на эту скудость средств нашего приходского духовенства не должно смотреть ложными глазами, а именно — вдаваться в чересчур слезливые иеремиады, что с приходским духовенством было поступлено у нас несправедливым и жестоким образом, что оно обречено было у нас на нищенство и пр. и пр. Карл Великий, обеспечивая западное приходское духовенство, соединял с этим стремление и заботу, чтобы духовенство было образованно, чтобы священники были теми просвещенными пастырями прихожан, как в настоящее время это желается

бедных должно уделять десятую часть ежегодных стяжаний, и люди особенно благочестивые действительно так и делали (одно, принадлежащее периоду домонгольскому, «поучение сыном и дщерем духовным» завещевает: «десятину от всего имения своего, лучшее отъем, дажь Богови, — совокуив же ю держи у себе, да от того даеши сироте и вдовице и странну и попом и чернцем и убогим», — в Памятнн. Павлова col. 125; затем смотри: одно весьма древнее поучение в Прибавлл. к Творр. свв. Отцц. ч. ХVII, стр. 54, одно весьма древнее наставление отца сыну в Москвитян. 1851 г., № 6, кн. 2, стр. 137, летописи Лаврентьевскую и Ипатскую — о преп. Феодосии Печерском под 1074 г., о князе Ярополке Изяславиче — первую под 1086 г., вторую — под 1087 г., Несторово житие преп. Феодосия по изд. Бодямск. в Чтен. л. 20 fin). Эту нашу вольную десятину должно отличать от обязательной десятины западной, а равно должно отличать ее и от той нашей десятины, составлявшей жалованье от князей епископам, о которой мы говорили выше. — В период домонгольский, как и во все последующее старое время, духовенство наше было крайне подвижно; на этом основании представляется до некоторой степени вероятным предполагать, что при церквах были для него казенные или мирские дома, ибо иначе священники не успевали бы строить своих домов. — Для увеличения средств своего содержания священникам не возбраняются «различные (частные) занятия», — 7-го Всел. соб. пр. 15 fin., только бы они не были «безчестныя или презрительныя», — Карфаг. соб. пр. 19 (Трульск. соб. пр. 9, cfr у Ралли и П. III, 344). У нас таким занятием была торговля (митр. Фотий в Памятнн. Павлова coll. 275 и 284), прямо дозволявшаяся священникам в Греции, см. выше, а вероятно — и все вообще мещанско-крестьянские ремесла и промысла, ибо имеем указания, что священники занимались у нас даже звероловством, см. ниже (а из занятий бесчестно-презрительных и строго запрещенных — ростовщичество, — Фотий ibid.).

545

и требуется от них и у нас или лучше сказать — какой идеал относительно их имеем в настоящее время и мы (ибо и доселе идеал еще весьма плохо и весьма мало переходит у нас в действительность). Ничего подобного, в след за Грецией, не было у нас: наши требования от священников состояли в том, чтобы они были чуть-чуть грамотны, умели служить церковные службы и совершать требы, — и только 1). В этом отношении между нами и Западом совершенно существенное и чрезвычайно важное различие, которым условливается не только различие церковной истории Запада от нашей, но и истории гражданской; различие это по отношению к нам в высшей степени печально, ибо результатами его были нравственная невоспитанность народа и наше невежество (о чем обстоятельнее ниже). Но, отвлекаясь от следствий и имея в виду только то, чем обязывалось быть наше приходское духовенство или только хо, что от него требовалось, мы вовсе не найдем, чтобы оно было у нас несправедливым и жестоким образом обижено, чтобы оно представляло собою класс людей бездольных. Относительно способности требовалось некоторое умение грамоте, относительно исполнения обязанностей — совершение церковных служб и треб: люди, от которых так мало требовалось, имели ли право на большее обеспечение, чем то, какое они у нас имели? Напротив, не было ли бы аномалией и несообразностью, если бы наши священники были обеспечены по-западному? Отстранив от своего мысленного взора нынешних образованных священников (которые впрочем имеют более претензии и потребностей людей образованных, чем исполняют свои обязанности, как таковые), представим, что поставлен во священники крестьянин еле-грамотный и что ему дана тысяча рублей жалованья: не будет ли это своего рода великой несообразностью? А если это жалованье будет взиматься с его прихожан, то не будет ли это величайшею несправедливостью по отношению к последним? Человек еле грамотный становился во священники, иначе сказать — брал на себя механический труд служения церковных служб и совершения треб: за совершение треб он получал плату, которая, как бы ни была мала, во всяком случае была не ниже механического труда, как такового; церковных служб священник служил не более пятидесяти в году и даже менее, ибо

1) В Греции еще Юстиниан требует от клириков не более, как — что бы они знали грамоту: κληρικοὺς οὐκ ἄλλως χειροθονεῖοθαι συγχιυροῦμεν, εἰ μὴ γράμματα ἴσασι (новелла 123, гл. 12, cfr. новеллу 6, гл. 12); обстоятельнее ниже.

546

несомненно, что далеко не все священники служили обедни каждое воскресенье 1), и за это, не говоря о некоторой непосредственной плате в виде подач на проскомидию, производил три или четыре сбора с прихожан, — полагаем, что это достаточно. Наши священники были главным образом не священники, а крестьяне, священство же было для них, так сказать, только добавлением к крестьянству и добавлением, несомненно, не безвыгодным (хотя в размерах именно крестьянских, а не дворянских). Весьма возможно, что священники жаловались на свою судьбу, как это делают все люди, но несомненно то, что охотников идти во священники было великое множество. С некоторым основанием они могли жаловаться на то, что рядом с ними были монахи, которые не были выше их ни в каком отношении и которые (далеко не все впрочем) были, в сравнении с ними, относительно житейской обеспеченности, настоящие господа 2). Но благополучие монахов создало не правительство искусственным образом, и всегда в этом мире так, что одни люди возбуждают зависть других...

VI.

Отношение власти церковной к государству и наоборот власти государственной к церкви.

Теперь следует нам сказать об отношении у нас церкви к государству и наоборот — государства к церкви в период домонгольский.

Власть гражданская обязана материально содержать и внешним образом охранять власть церковную. С своей стороны эта последняя должна представлять собою нравственное начало, которое бы нравственным образом благотворно действовало на власть гражданскую. Сколько знаем, наша власть церковная или наше высшее ду-

1) Cfr в Стоглавнике гл. 5 вопр. 30 и гл. 41 вопр. 31, также Посошкова О скудости и богатстве стр. 25.

2) А еще с бóльшим и совсем с полным основанием могли они жаловаться на архиереев за дани, пошлины и вообще поборы их самих с их ближайшими аколутиями или свитами и их десятинников (до чего хорошо было уже в период домонгольский регентам архиерейских певчих, видно из того, что один таковой регент не захотел пойти от архиерея на службу к князю, — Ипатск. лет. под 1241, 2 изд. стр. 528 нач.: „словутьный певец Митуса“).

547

ховенство периода домонгольского вполне понимало и признавало эту лежавшую на нем обязанность и старалось выполнять ее по возможности добросовестно и усердно.

Период домонгольский, иначе период уделов, представляет собою время непрестанных междоусобий князей. Обязанность церковной власти, — митрополита и епископов, состояла в том, чтобы по возможности предотвращать и прекращать эти междоусобия, по возможности поддерживать и восстановлять между князьями мир, и сколько знаем — наши митрополиты и епископы периода домонгольского среди княжеских междоусобий всегда и постоянно сознавали себя ничем иным, как миротворцами, и стремились быть таковыми на деле, насколько это было возможно. Один митрополит говорит одному князю: «княже, мы есмы приставлены в Русской земле от Бога востягивати вас от кровопролитья» 1); эти слова одного митрополита были девизом, если не всех наших митрополитов и епископов, то несомненно большей их части. В летописях находим мы и всего два примера, что епископы вели себя недостойным образом, не как истинные миротворцы, а как интриганы 2). Можно допустить, что таких интриганов было и не два, а то или другое несколько, в особенности из Греков, каковым был один из двух упоминаемых в летописях 3); не невозможное дело, что они были не только между епископами, а и между самими митрополитами: но за всем тем на основании свидетельствах же летописей остается не подлежащим сомнению, что подобные люди составляли только исключение и при том редкое и что собственным и общим девизом митрополитов и епископов было именно «востягивати князей от кровопролитья» и увещевать их, как митр. Николай увещевал Владимира Мономаха, говоря князю: «молимся, княже, тобе и братома твоима, не мозете погубити Русьскые земли; аще бо взмете рать межю собою, погани имуть радоватися и возмуть землю нашю, иже (юже) беша стяжали отци ваши и деды ваши трудом великим и храбрьствомь» 4).

1) Митр. Никифор 2-й Киевскому князю Рюрику Ростиславичу, — в Ипатск. лет. под 1195-м г., 2 изд. стр. 460 нач.

2) Епископы Черниговские — Атоний, родом Грек, — Ипатск. лет. под 1164-м г., и Порфирий, — Лаврент. лет. под 1187-м г.

3) Сколько можем в настоящую минуту припомнить, к двум названным отчасти или вполне должен быть причислен неизвестный по имени епископ Перемышльский самого времени нашествия монголов, — Ипатск. лет. под 1241 г., 2 изд. стр. 52 fin.

4) Лавр. и Ипатск. летт. под 1097 г.

548

Для представителей духовной власти неважно было знать, прав или неправ был князь, поднимавший оружие; их забота состояла только в том, чтобы предотвращать кровопролития, и поэтому они одинаково унимали от междоусобий как неправых, так и правых, указывая последним на то, что они много спасения примут от Бога и избавят землю свою от великих бед 1). Бывали случаи, что князья считали себя обязанными поднимать оружие, быв связаны крестным целованием подать помощь другим; тогда представители духовной власти брали грех клятвопреступления на себя: «на нас буди той грех, — говорили они находившимся в подобном положении князьям — сотвори мир» 2).

Так как митрополит и епископы, естественно, пользовались наибольшим уважением у всех, то князья, имея важные нужды и просьбы до других князей, обыкновенно прибегали к их посредству, посылая их послами. И митрополиты и епископы, обыкновенно, не отказывались от таких посольств, но считали их как бы своею обязанностью 3).

На больших съездах князей, при постановлении договоров особенной важности, митрополит с собором епископов и игуменов считались необходимыми, как высшие свидетели ненарушимости даваемых обязательств. В 1096-м г. Владимир Мономах с вел. кн. Святополком Изяславичем говорят Олегу Черниговскому: «поиди Киеву, да поряд положим о Русьстей земли пред епископы и пред игумены и пред мужи отець наших» 4).

Князья утверждали свои обязательства по отношению один к другому посредством договорных грамот. Чтобы придать этим грамотам всю ненарушимость, договаривающиеся обыкновенно целовали крест из рук митрополита или епископов, от чего и грамоты назывались крестными (крестоцеловальными).

1) В Лаврент. лет. под 1149 г. епископ Переяславский Евфимий.

2) Ibid. под 1127 г., — весь собор иерейский Киева вел. кн. Мстиславу, (а об его поступке суд Татищева — II, 235).

3) Случаев этих посольств в летописях указано много; до чего обычно было возлагать их на епископов, показывают слова Владимира Мономаха в письме к Олегу Черниговскому: „да еже начнеши каятися Богу и мне добро сердце створиши, послав сол свой или пископа, и грамоту напиши с правдою“... Лаврент. лет. под 1096 г., 2 изд. стр. 245.

4) А важнейшие государственные дела, и по крайней мере — в исключительных случаях, были в Киеве обсуждаемы в присутствии и при участии митрополита и у его св. Софии, — Лаврент. лет. под 1147 г., 2 изд. сир. 300 нач.

449

Много выше мы говорили, что не только для церкви, но и для государства было истинным счастьем то, что в период домонгольский митрополитами у нас были не природные Русские, а присланные из Константинополя Греки. Не связанные личными обязательствами и чуждые личных отношений, митрополиты Греки вели себя истинными пастырями, как представители христианской правды и христианского мира. Но митрополиты из природных Русских были бы сторонниками князей, их поставлявших. Следовательно, они не унимали бы князей от кровопролитья, а помогали бы им в этих последних. Не трудно представить себе, до какой недостойной и жалкой роли низошла бы тогда церковь и до какой степени это, вместо возможного противодействия злу, должно было бы ему содействовать и его увеличить...

Епископы, как чиновники церкви, не могут быть вместе с сим чиновниками государства, ибо невозможно в одно и то же время двум господам работати. Но, не быв делаемы настоящими чиновниками государственными, епископы в Греции были призваны к чрезвычайно важному косвенному участью в государственном управлении, чтобы содействовать его благу. Питая высокое уважение к сану епископов, императоры хотели иметь в них как бы вторых «я» на провинциях или в каждом из них, что называется, собственное императорское око: они поручили им высший надзор над гражданскими правителями и судьями со всем делом управления и суда и возложили на них право и вместе обязанность оказывать защиту и покровительство всем обидимым и угнетаемым 1). Нет сомнения, что и у нас епископы не были устранены формальным образом от подобного участия в гражданском управлении, но у нас не могло быть места его приложению: епископские кафедры у нас были в стольных княжеских городах; следовательно, в каждом епископском городе у нас был сам князь и не имел нужды в посредствующих надзирателях над своими чиновниками и судьями.

1) См. Неволина О пространстве церковного суда в России до Петра Великого, — в Полном собрании сочинений, т. VI, стр. 255 sqq (В 1080 г. импер. Никифор Вотаниат указом повелел патриарху, чтобы он каждую треть года напоминал ему — императору о ссыльных, см. у архим. Порфирия в первом путешествии на Афон, I, 2, 303 sub. fin. — В свою очередь однако и гражданским начальникам губерний Юстиниан поручил смотреть за митрополитами и епископами, именно — относительно исполнения теми и другими императорских указов, касающихся церкви, — новелла 137, гл. 6).

550

Должно думать, что люди, терпевшие обиды от самих князей, обращались у нас к предстательству епископов (как в позднейшее время видим, что опальные бояре ищут у митрополитов печалования пред государями, а митр. Никифор 1-й, пишущий в одном увещательно-обличительном послании к Владимиру Мономаху: «не опечалися, княже, о словеси (моем) или (не) мниши, яко кто приде ко мне печален и того ради написах ти се» 1), дает прямое основание предполагать, что существовал обычай прибегать в указанном случае к епископам).

Есть еще мирская область, о деятельности в которой епископов не только ожидались бы речи, но и ожидались бы всего более, — это общественная благотворительность. В первенствующее время церкви бедные (после недолгого эпизода, когда их совсем в ней не было, Деян. 4, 84) составляли как бы одно с клиром и, состояв на попечении предстоятелей церквей или епископов столько же, сколько и самые клирики, получали на свое содержание известную долю (не менее 4-й части) из доходов последних — добровольных приношений верующих 2). Когда усердие верующих в царствовании епископиям недвижимых имений сделало их богатыми, епископы обратили эти богатства на то, чтобы учреждать всякого рода благотворительные заведения: больницы, богадельни для старых и для бедных, приюты для воспитания сирот, наши воспитательные дома для незаконнорожденных детей и подкидышей 3), странно-приимницы и пр. (νοσοκομεῖα, βρεφοτροφεῖα, γηροκομεῖα и πτιοχοτροφεΐα, ορφανοτροφεῖα, ξενοδοχεῖα), так что епископам, как нарочитым здателям этих заведений, в Греции было поручено заведывание вообще всеми ими, кем бы ни были построены и учреждены 4). Наши епископы пе-

1) Русскк. Достопп. I, 72 sub fin. (В позднейшее время, при особых обстоятельствах, и у нас было так, как в Греции: архиепископы Казанский и Сибирский. Относительно известного печалования Никона царю Алексею Михайловичу cfr у Неволина ibid. стр. 258 fin.).

2) Bingh. Vol. II, 294, также Vol. I, 108.

3) От чего у Греков явился обычай подкидывать детей к церквам. Отчасти, кажется, и у нас существующий такой же обычай должен быть объясняем не тем, чтобы у нас также были при церквах воспитательные дома, — ибо их несомненно не было, — а тем, что дитя от церкви и как бы сопровождаемое благословением церкви (дар Божий) скорее найдутся охотники взять.

4) Юстиниана новеллы 120, гл. 6, и 123, глл. 16 и 23 (в Никон. Кормч. гл. 42 л. 313 и гл. 44 л. 351 об.). Что епископы во всяком случае сознавали себя обязанными содержать вдовиц (беспомощных), убогих и странствующих пришельцев — Феофила Александрийского пр. 11, cfr Василия Вел. пр. 24.

551

риода домонгольского (как и всего последующего времени) не ознаменовали себя в этом отношении совершенно ничем. Не знаем, насколько имели бы они охоты соревновать епископам греческим, если бы современные им епископы греческие оставались тем же, чем были древние. Но в Греции в наш период домонгольский епископы были уже только людьми благотворимыми, а не благотворящими, отчасти потому, что ослабела ревность, а отчасти потому, что обеднела страна, а с нею и они — епископы. Превосходить же современных епископов греческих и брать в пример древних, — это было выше наших епископов (епископ Переяславский Ефрем, единственный из епископов периода домонгольского известный тем, что имел охоту употреблять свои средства, — не столько, вероятно, казенные от кафедры, сколько свои собственные, ибо лично был человек весьма богатый, — на дела общественные, вместо больницы или богадельни построил в Переяславле греческие бани, т. е. вместо того, что было бы полезно, построил то, что ознакомило бы Русских людей с греческим комфортом..., Лавр. лет. под 1089-м г., Ипатск. под 1090-м г., а прибавление Никоновской летописи к строению банному больниц со врачами, — «всем приходящим безмездного врачевания», под первым из указанных годов, есть не более как ее собственное прибавление, имеющее своим основанием то, что ее составитель или сам думал или только хотел заставить думать других, что бани-де были построены епископом не для их обыкновенного назначения, а с врачебною целью 1).

Об отношениях наших князей к епископам мы говорили выше, что с одной стороны они показали полное и совершенное усердие в деле их материального обеспечения, а с другой стороны вели себя с ними не совсем по надлежащему как с чинами церкви: князья, как мы говорили, вопреки правилам каноническим, присвоили себе право избрания кандидатов в епископы. Равным образом не совсем каноническим представляется их поведение и по отношению к епископам поставленным. Епископ может быть удален

1) Когда нужно было, у нас твердилось, что „церковное богатство — нищих богатство“: но это были одни простые слова. Не знаем, откуда именно взяты были эти слова, но они буквально читаются у Зонары в толковании на 59 апост. правило (есть в Никон. Кормчей) и на 4 правило 4-го вселенского собора и не буквально — в толкованиях Зонары и Вальсамона на 14 правило Неокесарийского собора (первый есть в Никоновск. Кормчей). См. еще у Дюканжа в Gloss Graecit. под сл. Πτωχικά.

552

с кафедры и от должности только после законного суда над ним церковного; но князья наши позволяли себе изгонять епископов не только без всякого суда, но даже и вопреки суду церковному. Приводимые летописями примеры такого самоволия князей не особенно многочисленны, но замечательно, что летописцы не только не порицают князей за присвоение себе власти им не принадлежащей, но в некоторых случаях и прямо одобряют их: из этого следует, что тогдашнее общественное мнение Руси действительно усвояло князьям право самовольного обращения с епископами. В 1156-м г. Андрей Боголюбский хотел удалить с кафедры епископа Ростовского Нестора и послал его — неизвестно нам — с какими обвинениями, на суд к митрополиту; последним после соборного и тщательного суда епископ был оправдан 1): несмотря на это, Боголюбский не захотел принять его и поставил на его место другого. Этого преемника Несторова, по имени Леона, тот же Боголюбский самовольно и без всякого суда прогонял от себя трижды, — в первый раз за то, что он «умножил бяше церкви, грабяй попы», во второй раз неизвестно за что, в третий раз за то, что он начал учить о посте в среду и пяток, когда случатся в эти дни Господские праздники, не согласно с тем, как желал князь. В 1168-м г. Черниговский князь Святослав самовольно прогнал от себя епископа Антония из-за сейчас помянутого учения о посте в среду и пяток, именно — что епископ «многажды браняшеть князю ести мяс в Господские праздники»; оправдывая князя в его поступке, летописец обращается с назиданием к епископу: «да внимаем мы себе кождо нас и не противимся Божью закону».

Имеем мы один замечательный случай суда над епископом, произведенного собором князей. В 1229-м г. оставил кафедру по причине болезни Ростовский епископ Кирилл I, который, по словам летописца, был «богат зело кунами и селы и всем товаром 2) и книгами, и просто рещи так бе богат всем, яко ни един епископ быв в Суждальстей области». В том же 1229-м г. был съезд князей в Суздале; на этом съезде был привлечен к суду оставивший кафедру епископ и по приговору одного из князей, которому вероятно было поручено произнести его в качестве третей-

1) Если только, как замечали мы выше, верить показанию, которое мы в сем случае имеем.

2) Т. е. деньгами, селами и всяким имением.

553

ского судьи, был лишен всего своего богатства. Летопись по своему обычаю передает дело, к сожалению, весьма не ясно и на вопрос, за что епископ был судим и лишен богатства, отвечает глухо: «некакою тяжею». Весьма вероятно, князья Ростовские обвиняли своего бывшего епископа, что он приобрел богатство лихоимством и вообще незаконным образом. Как бы то ни было, суд этот замечателен тем, что епископ был сужден и осужден князьями как простой мирянин и гражданин, совершенно помимо и без всякого участия церковной власти 1).

Если не совсем канонически относились к епископам великие и удельные князья, то тем менее могло быть уважения к канонам или этой, если позволительно так выразиться, каноничности в вольном, республиканском Новгороде. Не вдруг и не весьма скоро впрочем случилось, что на место власти митрополитов Новгород поставил по отношению к своим епископам свою собственную земскую власть; не ранее как с половины XII века он начал сам избирать своих епископов и сам ведать их, а дотоле принимал их присланных из Киева и, сколько известно, не распоряжался ими так, как стал делать это потом с епископами собственного избрания. Первое, довольно долгое, время после крещения Новгородцы, бывшие еще весьма плохими христианами, вероятно, смотрели на своих епископов более или менее индифферентно, — видели в них неземских чиновников, присланных из Киева, до которых им мало дела; притом же в это первое время их гражданская или го-

1) Патриарх Константинопольский Герман в послании 1228 г. к митр. Кириллу II отнюдь приказывает, под угрозой неразрешимого церковного отлучения, всем нашим князьям огребаться не только от святительских судов, но и от (восхищения) церковных и монастырских стяжаний, — у Павл. в Памм. col. 82 fin. Мы не думаем, однако, чтобы в приказании патриарха должно было видеть действительное свидетельство о том, будто в период домонгольский бывало у нас, что князья отнимали недвижимые имения у епископов: это очень невероятно и никогда не бывало этого у нас и впоследствии (из позднейшего времени мы знаем один случай, что не князья, а их бояре, пользуясь обстоятельствами, освоили себе недвижимые церковные имения: после смерти митр. Киприана и до прибытия митр. Фотия). Вероятно думать, что до сведения патриарха дошло (или доведено было) о посягательстве князей на суд церковный, причем разумеются недоразумения и споры между государственной и церковной властью из за пределов области суда, и что вместе с судом патриарх говорит и о не движимых имениях без действительного повода, но из собственного опасения, что посягательство может иметь место по отношению и к ним.

554

сударственная зависимость от Киева была еще настолько велика, что они не могли посягнуть на права митрополитов, охраняемые великими князьями. Затем, когда Киев перестал быть для них указчиком в гражданском отношении, а они сами уже настолько стали христианами, что не только не могли держать епископов в совершенном удалении от дел земских, но и не могли обходиться без них в сих последних делах, как представителей веры, подающих или не подающих свое благословение и чрез то содействующих или препятствующих, они не тотчас же присвоили избрание и ведание епископов самим себе потому, что это значило присвоить себе права митрополита, а всякое правонарушение совершается не вдруг. Вообще, Новгородцы начали сами избирать, а вместе с тем и сами ведать своих епископов с 1156-го г. Перед тем епископом Новгородским был известный Нифонт, непримиримый противник митрополита Климента. Этот Нифонт резко отделяется от ряда предшествующих ему епископов тем, что принимал самое деятельное участие в земских делах Новгородских, и не только Новгородских, но даже и общерусских 1). Не знаем, условливалось ли это личными государственными талантами и стремлениями Нифонта, или к его времени положение и авторитет епископов в Новгороде стали таковы, что без них уже не могли обходиться в делах земских; как бы то ни было, но, от чего бы ни зависевшее, это деятельное и решительное участие Нифонта в делах земских должно было побудить Новгородцев к тому, чтобы, обходя и забывая каноны церковные, взять епископов в свои земские руки. Это и поспешили они сделать после смерти Нифонта, избрав преемника ему сами народным вечем и, разумеется, из среды своего собственного духовенства. При первом приступе к введению новых порядков Новгородцам благоприятствовали обстоятельства: когда умер Нифонт, в Киеве не было митрополита, вследствие чего они, сами избрав епископа, могли оправдываться тем, что кроме них самих некому было избрать последнего. Необходимо думать, однако, что дело не обошлось без некоторой борьбы с митрополитом и что последний не сразу отказался

1) Нифонт был епископом с 1130 г.: в 1134 г. он призывал в Новгород для успокоения здешних волнений митр. Михаила, в 1141 г. ходил в Киев с лешшими людьми по нового Новгородского князя, в 1147 г. ходил к Юрию Долгорукому „мира деля“, в 1154 г. ходил к тому же Юрию просить в Новгородские князья его сына; что касается до дел общерусских, то в 1135 г. он ходил в Киев мирить Киевлян с Черниговцами.

555

от своих весьма важных прав. Вскоре после избрания Новгородцами кандидата на место Нифонта в Киев прибыл митрополит из Константинополя, именно — в том же самом 1156-м г.; но избранный кандидат, — игумен Аркадий, оставался без посвящения весьма долго, до 1158-го г. Это не может значить ничего иного, как то, что митрополит не хотел и отказывался посвятить его. Чем заставили наконец Новгородцы митрополита уступить им право избирать своих епископов, остается неизвестным; но гораздо более вероятно, что не стойкостью и какими-нибудь угрозами, а по преимуществу обычным для них аргументом — деньгами.

С 1156-го года в Новгороде навсегда водворился обычай избирать епископов самим — посредством народного веча и из среды собственного духовенства. Из восьми епископов периода домонгольского, составляющих этот новый ряд их, шестеро были избраны единогласно или по крайней мере большинством голосов, при избрании же двоих споры партий разрешаемы были посредством жеребья, именно — жеребьи предполагавшихся кандидатов были кладены на престол св. Софии и из них вынимался один (Весьма может быть впрочем, что посредством жеребья избраны были не два епископа, а и несколькие, но что только Новгородские летописцы, не желая выставлять волнений, происходивших у них по поводу избрания епископов, о других случаях умалчивают, cfr в Новгор. 1-й лет. под 1193-м г. запись об избрании Мартирия).

Несомненно, что епископы Новгородские с того времени, как начали быть избираемы самими Новгородцами, находились в полной и совершенной власти своего земства. Не все епископы испытали над собой силу и произвол этой власти, потому что не все доводили себя до этого, но то, что мы знаем о некоторых, не оставляет в этом ни малейшего сомнения. В 1211-м г. архиепископ Митрофан чем-то возбудил против себя гнев Новгородцев или, как говорит летописец, «злодей исперва не хотя добра зависть вложи (на него) людем», — и без всякого суда и дальних проволочек он был сведен с кафедры и выведен из города. Через 8 лет этот Митрофан снова успел приобрести благоволение Новгородцев и они, возвращая его на кафедру, занятую другим — Антонием, в мире Добрыней Ядрейковичем, сказали сему последнему: «иди, куда знаешь» (поиди, где ти любо). После смерти Митрофана в 1223-м г. был избран в епископы монах Хутынского монастыря Арсений, но в 1225-м г. Новгородцы возвратили Антония,

556

предложив Арсению снова возвратиться туда, откуда был взят. После удаления Антониева с кафедры за болезнью, в 1228-м г. в другой раз избран был Арсений, но, просидев весьма недолго в дворе архиепископском, буквальным образом был вытолкан из него в шею и даже спасся от смерти только тем, что укрылся в св. Софии. Новгородские летописцы, подобно тому, как и все наши летописцы, описывая внешние события, не имеют обычая и имеют весьма мало намеренной охоты приподнимать завесу, за которой скрываются внутренние пружины. Но по всему видно, что епископы Новгородские или эти среди других епископов Руси знаменитые владыки были не далеки от того, чтобы представлять из себя простые игрушки в руках партий. Впрочем, так как епископы не стояли и не могли стоять вне дел земских, а принимали и должны были принять в них участие, то это должно было случиться по необходимости. (Положение архиепископов Новгородских значительно изменилось к лучшему или точнее говоря — совсем стало другим впоследствии времени, когда по отношению к ним Новгород стал под контроль Москвы, т. е. когда в виду сей последней Новгородцам стало невозможным менять их так, как прежде. Заключая от этого позднейшего времени, некоторые ошибочно судят и о времени древнейшем). Замечательно, до какой степени наклонны были Новгородцы сделать гражданским и собственное церковное управление своих епископов. Архиепископ Антоний, в 1225-м г. вторично возведенный на кафедру, через три года должен был отказаться от нее по болезни онемения, которая совсем препятствовала ему исполнять обязанности епископа; не смотря на это, они возводили его на кафедру в третий раз, при чем для управления епархией сажали с ним своих двух мужей, т. е. иначе сказать — при чем управление епархией поручали двум мирским людям или как бы старостам, выбранным от мира.

VII.

Быт и общественное положение духовенства. Его мирское (небогослужебное) одеяние.

В заключение настоящей главы о церковном управлении скажем о быте и общественном положении нашего духовенства высшего и низшего и потом еще, в виде археологического добавления, об его древнем не богослужебном одеянии или костюме.

557

Мы говорили выше, что вследствие слишком большой обширности епархий и по некоторым другим причинам архиереи наши, в отличие от архиереев греческих, пришли к тому, чтобы сознавать себя по отношению к подчиненным начальниками слишком высоковластными. По той же самой причине слишком большой обширности епархий и слишком малого количества их, архиереи наши должны были прийти к тому, чтобы сознавать себя людьми слишком высокопоставленными и знатными, господами самой большой статьи. В Греции, где архиереев было бесчисленное множество, где каждый уездный город, хотя бы и самый захолустный, подобный нашему Бую, которого некто три года искал, имел своего епископа, архиереям, при всем уважении, каким они пользовались в обществе, трудно и неестественно было заразиться и надмиться мнением о себе, как об избранной знати, ибо знатно только то, что немногочисленно. Но у нас епископии обнимали не только целые удельные княжения, но и по нескольку сих последних. У нас архиерей не равнялся в гражданском чиноначалии начальнику уездному, но по обширности своей области совсем не имел себе равных между гражданскими администраторами, превосходя этою обширностью области даже и самих удельных князей. Если к большей части греческих архиереев шло комическое название, употребляемое Григорием Богословом о некоторых из них — микрополит 1) (аллюзия к митрополит), то напротив наибольшая часть русских архиереев вместе с Симоном Владимирским имели право называть свои епархии целыми землями и восклицать о великом множестве находящихся в них городов и о том, что — кто их — епископов не знает 2). При таком положении дела совершенно естественно было, чтобы архиереи наши сознали себя людьми весьма высокопоставленными и знатными в обществе, чтобы они считали себя одним из самых первых чинов в государстве. Так это и было.

Всякий человек устраивает свой внешний быт сообразно с тем, как он сознает свое общественное положение. Человек знатный устраивает свой быт так, как требует его знатность или занимаемое им высокое общественное положение, ибо знатность обязывает (noblesse oblige). Следовательно, о внешнем быть наших

1) Oratio de laude patris, — взятое y Аристофана из комедии Всадники.

2) „Кто не весть мене грешного Симона и сея соборныя церкве красоты Володимерское и другия Суждальския... колико же имеета городов и сел, и десятину сбирают по всей земли той".

558

епископов необходимо думать, что он устроен был так, как быт знатных светских людей, т. е. с представительностию и пышностью этих последних. У летописцев мы находим одно свидетельство, которое положительно подтверждает то, что мы считаем нужным предполагать, как вероятное. Автор Ипатской летописи, рассказывая под 1241-м г., как епископ Перемышльский, замешанный в политические смуты, хотев бежать, был пойман чиновником Галичского князя, говорит: «удоси (успел захватить) владыку и слуги его разграби гордые и тулы их бобровье раздра и прилбице их волчье и борсуковые раздраны быша». Если слуги были горды, то ясно, что они сознавали себя слугами знатного господина; если они были отлично одеты во всевозможные меха, то ясно, что у этого знатного господина внешний быт поставлен был на соответствующую ногу. О беде, постигшей Перемышльского епископа, автор летописи, как очевидно, сообщает с злорадством и смысл его речи такой: вы сознавали и вели себя слишком знатными, то вот же вам! Епархия Перемышльская была далеко не из обширнейших, а, следовательно, и не из знатнейших и богатейших; если в приведенных словах является перед нами как знатный человек епископ Перемышльский, то необходимо думать то же самое и еще более и обо всех епископах 1).

1) С какою, напротив, совершенною и крайнею простотой жили греческие епископы X века, см. Лиутпранда Legatio, § 63 (ipsi vendunt, ipsi emunt, ostia ipsi claudunt, ipsi aperiunt, ipsi dapiferi, ipsi agasones, ipsi capones: сами продают, сами покупают, сами запирают двери, сами отворяют, сами себе официанты за обедом, сами себе конюха, сами себе спальники, т. е. вообще слуги комнатные). Иные епископы греческие обходили свои епархии пешком, — Вальсам. у Ралли и П. IV, 545.—У митр. Георгия читается: «аще епископ носит ястреб на руце, а не молитвенник (вар. молитовннк, — чётки, лестовку) да извержется» (§ 121). Следовательно, бывали такие епископы, которые вместе с боярами или сами по себе занимались обычною в то время ястребино-соколиною охотою. Епископ Новгородский Феодор в 1069 г. был уяден своим псом и с того умер. Конечно, нельзя думать тут о маленькой комнатной собачке и не невозможно подозревать, что епископ имел охотничью стаю псов. Слова митр. Георгия дают знать, что так называемые „светские“ наши епископы домонгольского периода должны быть представляемы на манер современных им епископов западных (о которых см. Гизелера KG. II, 2, 4 Aufl. S. 281 sqq). — Считаем не излишним упомянуть об одной черте внешнего быта архиереев, которая сама по себе без различна, но которая может служить наглядным доказательством, до какой степени в суждениях о том, что прилично и неприлично, играет простая привычка. Если бы в настоящее время пришлось увидать архиерея, едущего на лошади вер-

559

(Приведенные нами выше слова о слугах архиерейских с одной стороны и посредственным образом представляют собою свидетельство о быте их господ, а с другой стороны и непосредственно говорят о них самих. Из приведенных слов оказывается, что слуги архиерейские с весьма древнего времени были все тем же, чем мы знаем их по сю пору: отлично одеты на счет священников и одновременно с тем чрезвычайно горды и нахальны с теми же священниками. После приведенных классических слов о них Ипатской летописи припоминаются другие классические слова, сказанные в Петровском Регламенте: «слуги архиерейские обычне бывают лакомые скотины и где видит власть своего владыки, там с великою гордостию и бесстудием как татаре на похищение устремляются», а затем живой их не гибнущий пример)...

Между приходскими священниками нужно различать священников столичных, разумея под таковыми священников всех удельных городов, священников городских нестоличных и священников сельских.

Если всякий легко догадывается, что должно думать о последних, то, напротив, далеко не всякий ожидает того, что нужно думать о первых. Священники столичные или городов удельных занимали весьма почетное общественное положение и играли весьма важную общественную роль, так что составляли весьма резкий контраст с священниками сельскими. Дело, не совсем ожиданное, изъясняется однако очень просто и естественно. Князья с составлявшими их

хом, то всякий, конечно, нашел бы это в высшей степени странным и неприличным; а между тем архиереи наши ездили верхом не менее, как до конца, XVII века. В Греции древней и старой обыкновенная езда была — верховая; а поэтому и архиереи, вместе со всеми другими, ездили верхом, как ездят и до сих пор (употребляв и до сих пор употребляя из двух верховых животных — лошади и осла по преимуществу (и христоподражательно) скромнейшее (изображение Иоанна Златоустого, ведомого в ссылку и едущего верхом на осле, тогда как сопровождающий его страж на лошади, — в Менологии импер. Василия под 13-м Ноября, I, 184; сам Златоустый говорит: ἐπίσκοπος ἐπὶ ὄνου ὄχεῖται, у Моyфок. XI, 796). Если бы у нас во времена Владимира между князьями и боярами были в обычае кареты (которых впрочем еще и вообще не было), то архиереи наши, весьма вероятно, не по подобию архиереев греческих, а по подобию своих князей и бояр, стали бы ездить в каретах. Но и у нас, как в Греции, верховая езда была и оставалась обычной до позднейшего времени. А поэтому и у нас, так же как в Греции, архиереи вместе с другими ездили верхом.

560

дворы боярами с одной стороны и священники с другой стороны представляли собою тогдашних людей образованных; но образование одних и других не было розное, а было одно и то же, именно — образование церковное или начитанность в церковных учительных книгах. Несомненно или, по крайней мере, более чем вероятно, что князья с боярами были более образованны, чем священники; но так как они были люди светские, а образование было церковное, то естественно, что настоящими хозяевами в нем они считали не самих себя, а священников. Таким образом, в качестве высших представителей тогдашнего общего всем и одного для всех образования или в качестве тогдашних людей самых образованных, священники и должны были получить место в придворных обществах княжеских. Священники и придворные люди, — это, по-видимому, слишком странно; но чтобы не казалось это слишком странным, нужно несколько отрешиться от теперешних понятий. В то древнее время, о котором говорим, священник вовсе не казался в светском обществе, как это теперь, чем-то попавшим совсем не в свое место, каким-то пестом, замешавшимся в ложках.

Священников ввел в высшее придворное общество креститель Руси св. Владимир, который, по свидетельству монаха Иакова, когда устраивал у себя обеды и пиры, поставлял три трапезы и из них первую митрополиту с епископами и с монахами и со священниками 1). Восхваляя добродетели последующих князей, летописцы почти постоянно называют ту их добродетель, что они «излиха (паче меры) чтяху чернеческий чин и поповский (иерейский чин и мнишский)». Свое почтение к чернеческому или мнишескому чину князья выражали тем, что почасту приходили в монастыри и принимая с одной стороны духовные наставления, с другой стороны предлагали монахам обильные учреждения (обстоятельнее скажем ниже, когда будем говорить о монастырях): необходимо думать, что подобным образом свое почтение к иерейскому или поповскому чину они выражали тем, что призывали священников к своим княжеским трапезам. О таком предмете, как трапезования или пирования священников у князей мы, конечно, не находим нарочитых речей у летописцев. Но мы находим у них известия об этом в речах ненарочитых, случайных, известия при том такие, которые дают знать, что общество священников составляло обычную

1) См. выше стр. 242 fin.

561

компанию князей. Автор Ипатской летописи, рассказывая под 1150 г. о внезапном нападении на Белгород врагов, чуть было его не взявших, говорит, что в то время князь Белгородский пировал у себя во дворце с боярами и Белгородскими священниками 1).

Принадлежав к придворному обществу князей в качестве высших представителей тогдашнего образования, священники играли весьма не маловажную роль при дворах княжеских, в их делах государственных, и как люди деловые. При людях знатных всегда предполагаются незнатные дельцы. Впоследствии времени мы видим при князьях такими дельцами их дьяков. Но в период домонгольский эти люди, по своему первоначалу весьма не высокие, простые писцы, еще не успели составить себе репутации и еще не успели занять положения, — в период домонгольский такими дельцами при князьях были священники. Не состоя, разумеется, официально на службе у князей, они принимали в делах государственных весьма деятельное и весьма большое участие как частные деловые люди или временно призывавшиеся или может быть даже и постоянно участвовавшие только в качестве деятелей и советников неофициальных, приватных. Имея в нашей гражданской истории чрезвычайно скудные сведения по отделу внутренней государственной жизни, мы не можем изобразить этого участия священников в делах государственных с достаточной полнотой. Но что оно было и было весьма значительно и важно, это не подлежит никакому сомнению. Мы имеем положительные сведения, что, выражаясь нынешним языком, министерство иностранных дел почти совершенно находилось в их руках, что они были у наших удельных князей своего рода Ришелье и Мазарини. Между удельными князьями, по причине их множества, были непрестанные распри и ссоры, и следовательно постоянные дипломатические сношения. Для таковых сношений до такой степени преимущественно употреблялись в период домонгольский священники, что на тогдашнем дипломатическом языке поп и посол были синонимами и что в международных договорах попам усвояются те же самые преимущества, что и послам 2).

1) «В тоже время Борис (князь Белгородский, сын Юрия Долгорукого) пьяшеть (попросту пьянствовал) в Белгороде на сеньници с дружиною своею и с попы Белогородскыми», 2 изд. стр. 288. Галичский князь Владимир Ярославич отнял у попа жену и сделал ее своей женой (та же лет. под 1188 г., стр. 444): попадья успела понравиться князю, конечно, на одном из его пиров.

2) В договоре Смоленского князя Мстислава Давыдовича с Немцами 1228 г.: «аже послови пригодится пакость или попови, во всякой обиде за два че-

562

Что священники иногда достигали чрезвычайно большого влияния, что их дети и внуки иногда выходили в весьма знатные люди, в самые большие бояре, на это мы имеем свидетельств немного, но все-таки имеем. Под 1240-м г. в Ипатской летописи 1) повествуется о Галичском боярине Судьиче, который по происхождению был попов внук и который, вместе с другим боярином, заправлял всей землей Галичской, будучи больше в ней самого князя 2).

Священники городские нестоличные, по всей вероятности, представляли из себя то же самое, что в настоящее время, — людей уединенных, живущих по преимуществу между самими собой и составляющих как бы особое общество в обществе. Не играя какой-либо видной роли в последнем, просительно смотря в руки людей богатых и следовательно будучи усиленно с ними почтительны, они в то время не были и чем-нибудь слишком страдательным 3).

Как нечто именно страдательное должны быть представляемы священники сельские. Мы еще сами помним то время, когда священник сельский трактовался всеми господами и всеми начальниками светскими, нисходя книзу до станового включительно, немного лучше лакея. В ΧVΙΙ веке, от которого больше или меньше можно заключать ко всему вообще Московскому времени, как мы имеем свидетельства 4), не только бояре, но даже и боярские люди считали сельского священника за человека, с которым всего менее нужно

ловека платити зань», — Русскк. Достопп. II, 251 fin.; в договоре Новгородцев с Немцами ок. 1195 г.: «оже убьють таль или поп Новгородскые или Немецкые Новегороде, то 20 гривен серебра за голову», — у Напиерскаго № 1-й (b) fin.; еще см. у Шараневича в Истории Галичск. княжества стрр. 69 и 80. О попах послами во внутренних сношениях см. Ипатск. лет. под 1146-м г. стр. 236,1161 г. стр. 352, 1170 г. стр. 369, 1180 г. стр. 419, 1202 г. стр. 481; Новгор. лет. I под 1215 г., в Полн. Собр. III, 33. Как кажется, сюда же относится пословица. «попа послать стыжуся, а сам идти боюся».

1) Стр. 525 нач.

2) И в Греции лица духовные, впрочем не священники, а архиереи и монахи, весьма нередко были употребляемы императорами в гражданских делах, см. у Ралли и П. II, 229 и III, 349.

3) В настоящее время между священниками городскими бывают исключения людей светских, вращающихся в мирском обществе и предающихся всем мирским удовольствиям. Должно думать, что в древнее и старое время такие исключения бывали чаще, ибо в древнее и старое время, при гораздо большей вообще близости священства к обществу, это не могло составлять такой странной резкости, как в настоящее время.

4) См. у Соловьева в Истории т. XI, 2 изд. стр. 254 fin.

563

церемониться. Необходимо думать, что и в период домонгольский сельский священник был все тем же жалким парием, каким мы его знаем во все последующее время. Тогда было еще особенное обстоятельство, которое долженствовало приводить к тому, чтобы все сколько-нибудь господа трактовали сельских священников совершенно как лакеев. Тогда существовало злоупотребление, чтобы господа ставили в свои домовые и в свои вотчинные священники своих рабов или холопов, которых удерживали в рабстве и после посвящения. Обращаясь с этими своими священниками как с своими лакеями, ибо действительно были таковыми, господа естественно должны были сделать привычку обращаться как с настоящими лакеями и со всеми вообще сельскими священниками 1).

Скажем о мирском или небогослужебном одеянии духовенства.

В Греции не позднее, как с того или другого времени до 6-го вселенского собора (691 г.) было узаконено или вошло в обычай, чтобы священники и все клирики, как люди особенные в обществе, одевались в свои особенные одежды, ибо в правилах этого собора читаем: «никто из числящихся в клире да не одевается в неприличную одежду, ни пребывая во граде, ни находясь в пути: но всякий из них да употребляет одежды уже определенные для состоящих в клире» (στολαῖς κεχρήσφω ταῖς ἤδη ἀπονεμηθείσαις 2). Это узаконение или этот установившийся обычай должно понимать — во-первых, не таким образом, чтобы для священников или ими самими были изобретены какие-нибудь новые одежды (новая форма), а таким, что из многих видов одежд, существовавших у ми-

1) Но и сами архиереи, как известно, обращались с жалкими сельскими священниками нисколько не лучше, чем кто-либо другой. — Что касается до побочных занятий сельских священников, то митр. Георгий дает знать, что были даже такие священники, которые занимались промыслом зверовщичества или звероловничества, ибо говорит в своих Правилах: «аще поп ловит звери или птици, да извержется сана», § 120 (впрочем, этот промысел слишком странен для нас — московских Русских, а в Малороссии, как приходилось нам читать, равно как напр. в Болгарии, и до сих пор есть священники охотники).

2) Пр. 27. Ранее 6-го вселенского собора Евсевий Кесарийский в жизни Константина (кн. I, гл. 42) дает знать, что епископы носили особую одежду, но он разумеет, кажется, не столько ее форму, сколько качество, именно — он говорит, что „епископы по одежде казались ничтожными“ (ἄνδρες εὐχελεῖς τῇ τοῦ σχήματος περιβολῆ. Об одежде священников до 6-го вселенского собора cfr у Бингама II, 417 sqq.). Выражение правила соборного „уже“ (ἤδη) дает как будто знать, что особая одежда у священников явилась незадолго перед тем.

564

рян, им был присвоен, или они сами себе усвоили, один известный вид наиболее для них приличный; во-вторых — об одеждах не всех вообще, а только выходных или публичных, подразумевая, что одежды домашние, невидимые под выходными, оставлены произволу каждого.

В настоящее время священники наши имеют две выходные или публичные одежды — подрясник и рясу. Но нынешняя ряса по своему происхождению весьма поздняя, у Греков явившаяся только уже во времена турецкие (быв ими заимствована именно от Турок), а нами усвоенная от Греков только уже в продолжение первой половины XVII века, и до ее появления выходных одежд у священников была одна, — та, что ныне составляет подрясник, который до нынешней рясы не назывался рясою, каковое название есть собственно название одной из одежд монашеских, но у Греков назывался иматием, а у нас однорядкой 1). Этот иматий, наша старая однорядка и наш нынешний подрясник, был выходною или публичною одеждою не только священников и диаконов, но и всех клириков, т. е. и чтецов и певцов 2).

Иматий, как одежда собственно так называвшаяся и национальная у Греков с древнейших времен, представлял собою безрукавную накидку или плащ. Но у Греков позднейших или византийских был еще другой иматий, принадлежавший ко многочисленному разряду одежд, заимствованных с Востока, и называвшийся иначе каввадием (καββάδιον) 3), который составлял одежду не накидную, а надевальную и рукавную. Этот последний иматий, будучи сшит из черной материи, употреблялся как одежда траурная 4). Необходимо думать, что, как таковую одежду, и усвоили себе священники второй иматий, т. е. что из одежд, употреблявшихся в миру, они избрали одежду траурную, поелику она всего более им приличествовала, как одежда наиболее скромная и степенная (подобно

1) О названии у Греков см. Дюканжа Gloss. Graecit. под сл. ἱμάτιον, о на звании у нас — ниже.

2) 2) Симеон Солунский De sacris ordinationibus, у Миня в Патрол. t. 155, col. 396.

3) Священнический иматий, о котором мы сейчас говорим, в письменных памятниках называется иматием, а в общежитии назывался и доселе называется у Греков каввадием, Византия Κωνσταντινούπ. III, 403.

4) О траурном иматии — Дюканжа ibid.; что он был наш рукавный, видно из того, что на него надевалась безрукавная мантия, которая не надевалась на другие безрукавные одежды.

565

тому, как у нас женщины богомолки и читалки носят траурное платье). А во всяком случае их иматии долженствовали иметь траурный цвет — черный или темно-красный (ὀξύς) 1).

Об иматии священников и всех клириков довольно много говорит Симеон Солунский 2). Но он не настолько обстоятельно описывает его форму, чтобы можно было сказать, насколько она была тождественна с формою нынешних подрясников. Он называет иматий одеждою рукавною (μετὰ τοῖς μανικίοις), длинною до пят и широкою (но не с широкими рукавами, как неправильно толкуют Симеона некоторые), из стана с рукавами представляющею крест (σταυροῦ δὲ τύπον ἐπέχει τῷ μήκει τε καὶ τοῖς μανικίοις). Говоря, что чтецы препоясывали свой иматий и не говоря того же о священниках, при том говоря о первых с пояснением, почему они так делали: «поелику их должность — служить», Симеон Солунский дает знать, что священники не имели обычая носить по иматиям поясов, как носят их в настоящее время по подрясникам (каковой обычай ношения должен быть считаем заимствованным от монахов одновременно с тем, как вместе с ними священники начали носить нынешние рясы). В наших русских лицевых или украшенных миниатюрами рукописях мы находим изображение священнического иматия, по нашему — однорядки, из того времени, когда еще он не имел поверх себя нынешней рясы и составлял единственную выходную или публичную одежду священников, — такова известная нам рукопись с лицевым житием преп. Сергия Радонежского второй половины XVI века, находящаяся в библиотеке Троицкой Лавры и изданная последнею в литографическом снимке в 1853-м г. («Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия Радонежского и всея России чудотворца. 1853 года. В литографии Свято-Троицкой Сергиевы Лавры»). Много раз изображенный в рукописи, иматий представляет собою длинный до пят и довольно широкий или

1) Симеон Солунск. ibid.. Не в качестве траурной одежды, быв сшит из материи не черного цвета, а всяких светлых цветов, священнический иматий, под именем каввадия, в последнее время империи был носим императорами, сенаторами и другими сановниками (Симеон Солунск. ibid. и Кодин De officiis Constantinopolitanis, гл. 4, — Константин Порфирогенит упоминает о каввадии, но носившемся не самими Греками, а о каком-то носившемся иностранцами, находившимися у них на службе, De ceremm. у Миня в Патр. t. 112, р. 1376), а после падения империи до недавнего времени и всеми вообще (желающими) мирянами, Византия Κωνοταντινούπ. III, 403.

2) В указанном выше месте.

566

просторный халат, с прямым станом или без талии, с довольно широким откладным воротником, закругленным на концах или как говорят — шалью, с рукавами совершенно такими, как у нынешних подрясников, именно с концами, плотно обхватывающими кисти рук на подобие поручей, застегнутый от ворота до подола на длинный ряд пуговиц (лл. 15 об., 59 об., 332 sqq 1). От иматия, по нашему старому — однорядки, в сейчас указанном виде, наш нынешний подрясник, составляющий этот иматий — однорядку, отличается тем, что имеет талию, что воротник вместо отложного довольно большого имеет маленький, стоячий, и что не застегнут по полам. У Греков более, чем у нас, подрясник или иматий сохранил свою древнюю форму: ворот его у них, так же как и у нас, маленький, стоячий, но стан прямой без талии и ширина — древняя: не застегиваясь на ряд пуговиц до самого подола, он застегивается у них на такой (весьма частой) ряд от ворота до пояса.

1) От этого последнего обстоятельства, как должно думать, иматий и получил у нас название однорядки, т. е. одежды, застегнутой на один ряд пуговиц (как называлась у нас и мирская, весьма похожая на него, одежда). А что он назывался у нас однорядкой, см. автобиографию протопопа Аввакума, — рассказы о расстрижениях (с протопопа Даниила содрали однорядку и кафтан, — последний — нынешняя ряса) и челобитную попы Никиты. выписки из которой в статье покойного К. П. Невоструева «О скуфье и камилавке», напечатанной в Душепол. Чтен., в Декабрской книжке 1867-го г. и в Мартовской кн. 1868-го г. (также в описании домовой казны патр. Никона, помещенном во Временнике Общ. Ист. и Древн., кн. XV, стр. 61: «поповские однорядки»). — Невоструев указывает еще изображение священника в однорядке в Собрании рисунков к путешествию Майерберга, изданном в 1827-м г. Ныне имеем под руками этих рисунков; но если в них не согласно с нашею рукописью, то должно давать большую веру ей, а не им. — На наших рисунках священник, как это у Симеона Солунского, не препоясанный по однорядке поясом. — Иматий греческих императоров, называвшийся каввадием, по своей форме представлял то же самое, что на наших рисунках и что мы сейчас описали, — длинный халат с прямым станом или без халии и узвими рукавами (под именем кабата греческий каввадий был в числе одежд наших русских царей и имел ту же форму, что выше; а другая одежда наших царей, имеющая тот же стан, но широкие рукава, как у саккосов или у ряс, есть не греческий каввадий, за который ошибочно иными принимается, а греческий императорский саккос и называлась у нас платном, при чем наше название, может быть, из другого греческого названия саккоса — βλάττιον, см. Савваитова Описание старинных царских утварей, одежд и пр., СПБ. 1865, под сл. платно, стр. 240, cfr указатель к «Выходам государей»). Сутана (sutana) католических священников, составляющая их выходную одежду, которую мы знаем только по описаниям, но не по хорошим рисункам, как кажется, есть совершенно одно и то же с нашей однорядкой.

567

У нас после появления нынешних ряс однорядки сузили и начали делать с талией, нет сомнения, затем, чтобы устранить неудобство ношения двух широких одежд (т. е. нынешней рясы и однорядки в древней форме); a у Греков, у которых этого не сделано, такое неудобство устраняется тем, что под подрясник на талии продевается тесьма, которая собирает его назади в складки (как в наших солдатских шинелях; тесьма есть и у наших подрясников, только с другим назначением); ворот переделан из большого отложного в маленький стоячий, очевидно, потому, что первый не имеет смысла и представляет неудобства при другой сверху одежде; застегивание по полам у нас уничтожено вполне, a у Греков отчасти — или, независимо от нынешних ряс, потому, что стесняло шаг, или же — если в зависимости от них, то потому, что эти последние приняли на себя обязанность закрывать нижнее платье, к чему служило оно.

Сейчас сказанное нами о форме иматия относится к позднейшему времени в Греции и у нас. Но в древнее время он имел у Греков еще одну существенную особенность, которую первое некоторое время, может быть, сохранял и у нас. Классические Греки не знали наших рукавных одежд с разрезанным передом или с полами; у них одежды были — или безрукавные плащи, накидки, или рукавные рубахи с глухими передами (наши диаконский стихарь, архиерейский саккос). Так было это и у первых Греков византийских, а когда вошло у них в обычай разрезывать переда у рукавных одежд (или делать рукавные одежды с разрезанными передами), остается нам неизвестным. Вместе с другими рукавными одеждами и наш священнический иматий был Первоначально у Греков одеждою глухой, длинною и широкою рубахой, тем же колоколом, что древняя богослужебная риза, только с рукавами, и был разрезан с переду, — явился одеждою с полами, только в позднейшее, неизвестное нам, время (от разреза Греки не сразу перешли к свободной распашке, а отсюда и ряд пуговиц, на которые иматий, подобно как и другие одежды, застегивался от верху до низу). Если случилось это не прежде принятия нами христианства, а уже после сего, то весьма возможно, что и у нас некоторое время он оставался в том же виде одежды глухой, надевавшейся через голову (как это осталось в Греции и у нас со всеми одеждами богослужебными 1).

1) В Златой Чепи Троицкой Лавры XIV в., № 11, есть статья: «Слово святого Василья, толк ученичьского (священнического) чина: что есть ерей и по кои-

568

Зная, как у нынешних наших священников имеет себя дело с рясами (нынешними), конечно, никто не подумает, чтобы древние наши священники все и всегда непременно ходили в однорядках и чтобы вообще они были в древнее время к своей особенной одежде тем же, что напр. у нас в настоящее время военные к мундиру. Если и до сих пор сельские священники надевают рясу только за обедню в воскресенья и в большие праздники, а во многих еще местах только в одни последние; если еще и до сих пор в домашнем быту только немногие из них употребляют заобычно и постоянно подрясник, а большинство, смотря по времени года, или довольствуется рубахой или носит те же кафтаны, что и крестьяне: то, конечно, соответствующим образом должно думать и о периоде домонгольском. В Греции с Болгарией и в Сербии до недавнего времени большинство сельских священников вовсе не знало, что такое священнические одежды, ходило и служило в тех же самых одеждах, что и все сельчане, и отличалось от последних только поповской капой или поповским головным покровом. Со всею вероятностью следует думать, что и у нас было так в старое и тем более в древнее время (о важности у нас поповской скуфьи, указывающей на то, что в ней полагалось поповство, см. ниже) 1).

ему желанию глаголеть (sic) священник, что есть остригание глава (sic) его, что есть манатья его»... л. 34 об., чем дается подозревать, что священники носили мантии. Но в самой статье ни о какой мантии ничего нет и вероятно автор хотел сказать о мантии архиерейской (ибо священником он называет далее архиерея, действительного священника называя ереем и прозвутером).

1) У Гоара в Евхологии и у Гейнекция в Abbildung d. alten und neuen griechischen Kirche помещено изображение греческого священника в иматии или каввадии (в объяснениях к изображению последнее название), который не надет в рукава, а накинут на плечи. Что у священника под накинутым каввадием надето в рукава, не видно, потому что он поставлен боком. Соображая пример, нынешних священников сербских, думаем, что под накинутым каввадием должно предполагать другой каввадий, надетый в рукава, и понимать дело при этом — или так, что иногда для тепла священники греческие носили по два каввадия, или так, что сначала носили по два каввадия для тепла, а потом это вошло в обычай: Нынешние сербские священники, не знающие нашей широкорукавной рясы, именно ходят в двух нынешних подрясниках или древних иматиях, которые называют турецким именем «джубе», надевая их один на другой (причем верхний, чтобы мог быть надетым, имеет несколько более широкие рукава, чем нижний, и не имеет поручей или запястий, обхватывающих кисти рук. — Византий, говоря о мирских иматиях или каввадиях, которые вышли у Греков из употребления только в недавнее время, сообщает любопытное

569

Обращаясь от формы одежды священников к ее качеству, мы, конечно, не должны напоминать читателю о том, что вовсе не следует представлять шелки и шелки и аглицкие сукна. Люди пожилые еще сами помнят, как большинство наших сельских священников было одето в такие нанки и демикотоны, которые и можно было находить только на рясах и подрясниках священников. Подвигаясь от времен нашей памяти несколько назад, мы находим, что в конце ХVII — первой половине XVIII века многие сельские священники ходили в лаптях, в них представляясь архиереям и в них щеголяя в самой столице государства Москве 1), и что одежда большинства этих священников в то же самое время была не только из сермяжных серых и белых сукон некрашеных, но и гнусная и раздранная 2). Чем далее назад, тем, конечно, не лучше, хотя худшее сейчас указанного представлять уже и довольно трудно. Немногие богатые священники из числа городских ходили в период домонгольский в одеждах из шелковых материй, причем вероятно не уступали в щегольстве нынешним щеголям-священникам, ибо названные материи получались у нас в древнее время из Византии и с Востока в полном изобилии и в самом большом выборе; не особенно многие сравнительно священники среднего состояния носили одежды из всякого рода материй более или менее дешевого фабричного приготовления; все же остальные священники, которых было решительное большинство, несомненно носили их из домашнего холста и домашнего сермяжного сукна, причем, как необходимо заключать от времен последующих, вместе с бедностью одежды вовсе не отличались и ее опрятностью, а представляли собой в большинстве из большинства людей более или менее рубищных и лохмотных 3).

известие, что рукава и ворот у них делались обыкновенно белые: αἱ δὲ χειρίδες καὶ τὸ περιλαίμιον (ἡ τραχηλιὰ) αὐτοῦ (καββαδίου), σονήθως λευκὰ, ἀφίνοντο, καθὠς καὶ τῶρᾳ, ἔξωθεν τοῦ ἐπιβαλταρίου, πρὸς ἀπόδειξιν τῆς λεπτότητος καὶ λευκότητος τών, — Κωνσταντινούπ. III, 403. Если это делалось так и у иматиев священнических, вопреки предписанию иди в некоторое нарушение предписания о черном цвете, то мы бы имели тут ответ на вопрос, почему приходское духовенство называется белым духовенством).

1) Кемпфера Diarium itineris ad aulam Moscoviticam, H. Розанова Истории Московск. Eпapx. Управления ч. 1-я, М. 1869, стр. 137 (а пословица говорит: «коли нет у попа сапогов, так и в лаптях обедню поёт»).

2) Посошков О скудости и богатстве, гл. I, Н. Розанов ibidd.

3) Митр. Иоанн 2-S в Церковном правиле к Иакову черноризцу (по недавно найденному в отрывках греческому подлиннику) заявляет требование,

570

В период домонгольский у нас, так же как и в Греции, решительное большинство архиереев было из монахов; но в виде исключения у нас, так же как и там, были архиереи и из белых священников. У архиереев из монахов было принято в Греции, а вслед за нею и у нас, носить одежду монашескую. Но какую одежду носили архиереи из белых священников, это составляет вопрос, на который мы, к сожалению, не можем отвечать ничего положительного. Возможно, что вместе с большинством архиереев и чтобы не розниться от большинства, они носили одинаковое с ними одеяние монашеское, хотя и не были монахами ни в каком смысле; но столько же возможно и то, что они носили одеяние свое собственное и отличное от архиереев из монахов. Так как относительно головного покрова архиереев из белых священников есть указания, что он был отличен от покрова архиереев из монахов (см. ниже), то вероятнейшим представляется думать последнее. В случае верности этого предположения должно будет затем предполагать: или что одеяние архиереев из белых священников было совершенно тождественно и совершенно одно и то же с одеянием сих последних, или что оно имело против него какие-нибудь свои прибавления и отличия 1).

Архиереи из монахов носили одеяние монахов манатейных, из которых они поставлялись (см. выше), именно — рясу и мантию.

Нынешняя ряса, как мы говорили, не есть действительная ряса. Эта последняя ряса, составляющая одежду монахов первой или низшей степени, рясофоров или рясофорных (рясу носящих) есть та

чтобы священники по крайней мере в церковь за богослужение являлись в одеждах шелковых, льняных или бумажных, окрашенных в черный цвет (Записок Акад. Наук, т. XXII, кн. II, приложж. стр. 11); но его требование могло быть исполнено у нас только в отношении к одеждам льняным и притом только так, чтобы разуметь не тонкое покупное полотно, а грубую домашнюю холстину: сами архиереи снабжали у нас церкви в период домонгольский (как и весьма долгое время после) антиминсами не шелковыми, не бумажными и не тонко-полотняными, а грубо-холщевыми. А как дороги и как трудно доставаемы были в селах материи, из которых предписывает митр. Иоанн иметь одежды священникам, видно из того, что и в позднейшее время богослужебные ризы в большей части сельских церквей были холщево-крашенинные.

1) До появления в мире монашества и до водворения обычая ставить архиереев из монахов, архиереи, конечно, носили одеяние не монашеское; но какое именно они его носили, это остается неизвестным (если только прежде водворения указанного обычая уже была присвоена архиереям какая-нибудь особенная одежда).

571

одежда, которой собственное название хитон 1) и которая названа рясой описательно, от качества. Греческое τὸ ῥάσον, из которого наша ряса, прилагательное среднего рода с подразумеваемым существительным άμφίον или ἔνίυμα — одежда, из латинского rasura, от rado — скребу, счищаю, значит одежду выношенную, вытертую» лишенную ворсы, вообще одежду худую, и потом еще в употреблении — одежду грубо шерстяную, одежду из сермяжного или солдатского сукна 2). Рясами (одеждами рясными), ῥάσα ἀμφια, назывались, во-первых, все монашеские одежды 3), потому что все они долженствовали быть «нищетными» 4); во-вторых — рясой назван был хитон потому, что он долженствовал быть из грубого сукна 5). Хитон, у классических Греков — собственно рубашка, непосредственно надеваемая на тело (то, что после и ныне ὐποκάμισον), у позднейших Греков был верхнею или выходною одеждою из класса рукавных и глухих (см. выше), имевшею форму длинной до пят рубашки, а когда был разрезан спереди, то получил форму длинного до пят халата. Хитон или обычно ряса есть то, что у нынешних монахов подрясник, который передал свое второе имя одежде, явившейся поверх его, т. е. нынешней рясе. Множество изображений монашеского хитона или собственной монашеской рясы конца X — начала XI века мы имеем в известном Менологии импер. Василия Булгаробойца (или неправильно Македонянина, — Menologium Graecorum jussu Basilii imperatoris et caet). По этим изображениям он есть длинная до пят рубаха (еще не разрезанная спереди), отличающаяся от священнического иматия тем, что не так просторна в стану и совсем не имеет воротника (см. Янв. 31), с рукавами совершенно такими, как у иматиев или однорядок на рисунках в Житии преп. Сергия, именно — узкими и имеющими на концах обхватывающие кисти рук поручи или запястья (но в самом Житии Сергия рукава у ряс монашеских другие — более широкие и без поручей на концах, которые одной ширины со всем рукавом 6).

1) См. у К. Никольского в Пособии к изучению устава богослужения «последование малыя схимы, сиречь мантии», 3 изд. стр. 719 fin.

2) См. Дюканжа Gloss. Graecit. под сл. ῥάσον.

3) См. напр. Вальсамона Περὶ ρασοφόρων; у Ралли и П. IV, 501.

4) Устав церк., гл. 39.

5) В наших Азбуковиках: „Расу т. (толк) сукно; ряска т. сукман“ (Сахарова Сказания Русского народа II, 182, ркп. Моск. Дух. Акад. № 230).

6) Еще до появления нынешних ряс действительная ряса (хитон), составляющая нынешний подрясник, уменьшительно (и как бы смирительно) называ-

572

Мантии, в настоящее время надеваемые монахами манатейными только в церкви и притом чрезвычайно редко, в древнее (и весьма долгое старое) время составляли такую же непременную выходную их одежду, как нынешние рясы, которых не было. Совершенно одинаково с монахами было это и у архиереев 1). Монашеские мантии конца X — начала XI в. (Менолог. Василия) отличались от нынешних тем, что, во-первых, имели, кажется, менее складок назади, и во-вторых — что были гораздо их короче, не только не волочились по земле, но и далеко, примерно на четверть или более, ее не достигали. Должно думать, что имели ту же самую форму и мантии архиерейские. Что касается до отличия мантий архиерейских от мантий монашеских, состоящего в так-называемых источниках и скрижалях (по греч. ποταμοί — реки и πόματα — яблоки), то, как дает знать 7-й вселенский собор (правило 16-е, конец), в виде простого украшения, порожденного тщеславием, они начали появляться довольно рано, а когда вошли в общий обычай и были узаконены, остается неизвестным 2). (Изображения архиереев в мантиях можно встречать крайне редко, ибо святители обыкновенно изображаются в ризах, а не в мантиях. В Менологии импер. Василия под 13 Ноября есть изображение в мантии Иоанна Златоустого, ведомого в ссылку, — мантия совершенно монашеская без всякого признака источников и скрижалей; напротив, в том же Менологии есть довольно много (чуть не большая часть) преподобных, у которых по ширине мантий немного выше подола или одна, или две полосы, напоминающие источники архиерейских мантий, ч. 1-й стрр. 110, 149, 164, 203 и другие, ч. 2-й стрр. 23, 67, 106, 109, 121, 125, 160, 215 и другие. В рукописи иллюстрированных деяний Флорентийского собора, находящейся в Венской библиотеке, — у Несселя ч. V, стрр. 39 и 40, патриарх Константинопольский и другие архиереи также в манти-

лась ряской, см. следующее примечание и рассказ о пострижении в монашество вел. кн. Василия Ивановича в Софийской 2-й летописи под 1534 г.,—Собр. летт. VI, 274 (из рассказа ясно видно, что ряска есть нынешний подрясник; по Азбуковникам ряска — сукман, а что сукман или сукманец есть нынешний подрясник см. иеродиакона Зосиму в Сказаниях русского народа Сахарова, стр. 67 col. 2).

1) Новг. 3-я летопись под 1484-м г.: безумие архиепископа Сергия впервые было замечено потому, что он начал выходить на улицу в одной ряске без мантии. См. ниже о монахах.

2) Но, как кажется, после Вальсамона, см. его толкование на 16 правило 7-го вселенск. собора, у Ралли и П. II, 624 (ἑτερόχροα ἀντίπανα).

573

ях совершенно монашеских без всяких источников и скрижалей, хотя с другой стороны из свидетельств Кодина (выписка у Дюканжа в Gloss. Graecit. под сл. ποταμοί) и Симеона Солунского (Expositio de divino templo, вопросо-отв. 38, y Миня t. 155, p. 712) положительно известно, что во время Флорентийского собора архиереи уже имели на мантиях источники и скрижали. У нас в России в ХVI веке архиереи имели на мантиях по три источника на каждой поле, — см. мантии архиерейские в помянутом выше лицевом Житии преп. Сергия и свидетельство Герберштейна в Commentarii, по изд. Старчевского стр. 21, col. 2; а что касается до Греков позднейших, то на мантии патриарха Константинопольского в Евхологии Гоара три источника, а на мантии того же патриарха в Туркогреции Крузия два и при этом идущие не наискось, а горизонтально немного выше подола. Любопытное указание, что в позднейшее время у нас и священники имели на своей одежде нашивки, подобные архиерейским скрижалям см. в указанной статье Невоструева, а о таковых нашивках у Греков на платье мирян-мужчин и женщин см. у Несселя т. I, стр. 63 sqq и в Словаре Мартиньи под словом: calliculae 1). В настоящее время, будучи употребляемы архиереями только в церкви 2), их мантии шьются исключительно из тонкой шелковой материи; но в древнее и старое время, когда они были постоянными или обыкновенными их одеждами, они шились, смотря по временам года, из шелковой материи, из сукна (в позднейшее время упоминается какое-то, вероятно — особенное, «манатейное сукно») и из мехов (в последнем случае, конечно, без всяких складок, не дозволяемых мехом) 3).

В позднейшее время в числе одежд архиерейских упоминается мятель 4), о котором еще Кирилл Туровский или неизвестный

1) А сербские женщины до сих пор носят эти нашивки на своих зубунах или зипунах. — Когда появились у Греков на мантиях архиерейских «звонцы», остается нам неизвестным; у нас их введение усвояется раскольническими обличениями патр. Никону.

2) Надевание архиереем мантии при входе в церковь означает не то, чтобы мантия составляла богослужебную одежду, а то, что для прихода в церковь и после появления нынешних ряс сочтено нужным удержать древнюю выходную одежду (в качестве как бы мундира).

3) Даже монахи греческие носили меховые мантии, хотя по климатическим условиям, и не имели в них особенной нужды, см. в Опис. Синодд. рукпп. Горск. и Невостр. отд. III, ч. 2, стр. 264 нач. (№ 380 л. 223).

4) См. напр. описание одежд архиерейских в Известиях Археологического

574

автор «Сказания о черноризчестем чину от Ветхого закона и Новаго» говорит в сем последнем монаху: «а мятля на ся не взлагай» (у Калайд. стр. 110). Так как название мятель есть греческое μαντήλιον 1), что есть уменьшительное из μανδύας — мантия, то следовало бы разуметь под мятлем так-называемую малую мантию или манотку, имеющую вид надеваемого на рясу капюшона, которая иногда носится монахами как бы мантия будничная (как бы монашеский полумундир). Но в сейчас указанном Сказании о черноризчестем чину, о манотке или малой манотке говорится особо от мятля (у Калайд. стрр. 112, 113 и 114). Если мятель не малая мантия или манотка, то мы не в состоянии сказать, что он был такое. Может быть, дело должно понимать таким образом, что он был малой мантией, только архиерейской, имевшей какие-нибудь отличия от малой мантии монашеской, и что поэтому в Сказании и запрещается надевать его монаху 2).

Относительно качества одежды большинство священников, как мы сказали, должны быть представляемы одетыми — на меньшую половину в высшей степени скромно, на большую половину вовсе убого; совершенно другое нужно думать в этом отношении о наших архиереях. Сознавая себя людьми, принадлежащими к самой высшей знати в государстве, они долженствовали быть знатными во всем, кончая и одеждой, или точнее сказать — в том числе и одеждой, ибо большинство людей вовсе не полагает одежду в числе ма-

Общества, т. 2, стр. 328 fin., в Летописи занятий Археограф. Комиссии, вып. 3, приложж. стр. 42, и в Описании документов и дед архива Св. Синода, т. I, приложж. стр. LXXXII.

1) В слове мятель буква я есть древний юс, имеющий носовой звук ан, так что истинное древнее произношение слова — мантель, а так как в просторечии у Греков μαντήλιον долженствовало быть μαντέλι, то и ясно до очевидности, что мятель из μαντήλιον (а не μανδύας).

2) В древнее время мантия у монахов была трех видов: короткая в виде капюшона (снятого с шинели) для работ, более длинная или середняя для церкви и совсем длинная (хотя не волочащаяся) для выходов вон из монастыря. Можно думать, что под мятлем разумеется вторая монашеская мантия, относительно которой в позднейшее время вошло в обычай, чтобы она употреблялась архиереями (как мантия домашняя), но не употреблялась монахами. Мирской плащ, называвшийся мятлем (Ипатск. лет. под 1152-м г., 2 изд. стр. 319 sub fin., и под 1261-м г., стр. 564), нет сомнения, и в древнее время, как в позднейшее, соответствовал не кортовой, а середней монашеской мантии: изображение позднейшего мирского мятля см. в Чтен. Общ. Ист. и Древн. 1847-го г., № 9, рисунок 27.

575

лостей. Если слуги архиереев наших периода домонгольского, по приведенному выше свидетельству, были одеты богато и изыскано, то, конечно, еще более то же самое должно думать и о них самих. А право и основание для непосредственных заключений о самих архиереях в сейчас указанном смысле дают нам наши нынешние архиереи. Наши нынешние архиереи одеваются с изысканной роскошью. Эта роскошь вовсе не бросается нам в глаза и вовсе не кажется роскошью, потому что она у нас принята и обычна. Но она явится пред нами во всем своем объеме, если мы поставим нашего архиерея, одетого в драгоценные или те лионские шелковые материи, которые не знаем как называются (не говоря о теплых рясах на драгоценных мехах) рядом с нынешним архиереем греческим. Все нынешние греческие архиереи, включая в то число и «вселенского», одеваются нисколько не роскошнее наших иеромонахов: черная ряса из той же самой материн, что у иеромонахов, и более никакой роскоши. Наша роскошь архиереев в одежде значит не то, чтобы все они хотели щеголять, а то, что у нас так принято и так обязательно и что архиерей, явившийся у нас куда-нибудь в торжественное собрание не в драгоценной рясе, а подобно напр. греческим архиереям в простой монашеской, произвел бы настоящий соблазн и был бы сочтен за человека наклонного юродствовать 1). Но эта наша роскошь, ставшая обязательным законом, очевидно, указывает на то, что она идет из древнего времени. Что наши архиереи в сем случае весьма уклонились от того, что предписывается законами церковными, об этом нечего говорить; правило 7-го вселенского собора (16-е) гласит: « всякая роскошь и

1) Покойный митрополит Филарет приезжал в церковь за ту обедню, на которой говорил свое знаменитое слово о суете в одежде, несомненно в без укоризненно хорошей рясе... Впрочем, скромность в одежде нынешних греческих архиереев, своим контрастом с пышностью одежды наших архиереев так резко выставляющая эту последнюю, вовсе не должна быть вменяема им в заслугу; она есть просто дело вынужденное (хотя теперь и обратившееся в привычку), как следствие порабощения турецкого: ставшим рабами Турок греческим архиереям невозможно было сохранить пышных разноцветных мантий и они принуждены были одеться в скромно-черное одеяние самого турецкого духовенства (сохранив мантии только для церкви, где Турок оставил им полную свободу). Что же касается времен до-турецких, то еще Григорий Богослов сильно укоряет архиереев за пышность в одежде (в своей автобиографии); затем свидетельство нашего собора, затем см. Вальсамона в толковании на наше правило собора.

576

украшение тела чужды священнического чина и состояния; сего ради епископы или клирики, украшающие себя светлыми и пышными одеждами да исправляются; аще же в том пребудут, подвергати их епитимии» (и далее нарочито запрещает ношение одежд из разноцветных тканей, обычно употребляемых у нас архиереями, которые поэтому в старое время и назывались у нас пестрым духовенством, пестрыми властями) 1).

Прежде чем говорить о головном покрове древних священников, должно еще сказать о самых их головах, собственно — волосах. К удовольствию нынешних священников, которые не особенно жалуют свои длинные волосы, и к скорби священников, которые, напротив, утешаются ими, мы должны сообщить, что в древнее время дело с их волосами было вовсе не так, как теперь.

1) Нынешние широкорукавные священническо-монашеские рясы (которых собственное имя — кафтан, от чего во многих местах священники называют подрясники, — старые однорядки, полукафтаньями, и которые вовсе не суть старо-греческие каввадии, как по недоразумению полагает покойный К. И. Невоструев, ибо каввадии суть именно те иматии или однорядки, которые священники носили до нынешних ряс) у Греков явились, как мы сказали, только во времена турецкие, быв заимствованы ими от Турок, а нами взяты от Греков только в первой половине XVII в. В качестве одежды обязательной они, кажется, введены были у нас только между монахами, а священниками мирскими приняты в общее употребление добровольно; по крайней мере в деяниях собора 1675 г., бывшего при патр. Иоакиме, предписывается: «одежди же им (протопресвитерам, протодиаконам, иереям же мирским и диаконам) носити по подобию Греческих монашеских ряс (широкорукавных, как прямо говорит собор выше) или по обычаю Российскому священническому» (однорядки), — Ист. Иер. I, 344. — Со времени св. Алексея становится известным небогослужебный инсигний наших митрополитов (и, может быть, и епископов) — золотой крест с парамандою (—м), который они носили по древней рясе, нынешнему подряснику (св. Алексей, желая поставить преп. Сергия Радонежского в свои преемники, возложил на него, как некое обручение, «крест с парамандом, златом же и камением драгоценным украшен», — литограф. житие Сергия л. 253 об.; архимандрит Михаил — Митяй, нареченный в митрополиты после св. Алексея, возложил на себя «крест злат с парамандою, златом и бисером усаженною, митрополичею», — Никон. лет. IV, 66 (и послание митр. Киприана к преп. Сергию в Памятнн. Павлова col. 180: «перемонатка святительская»), см. еще у архим. Саввы в Пояснительном словаре к обозрению патриаршей Ризницы и Библиотеки под сл. параманд). Но так как у архиереев греческих не было этого креста с парамавдом, о чем нарочито говорит Арсений Суханов в своем Проскивитарии (давая вместе с тем ясно знать, что он носился по рясе или подряснику), — Синод. ркп. № 574 л. 313 об., то его ношение должно считать его за наше русское и позднейшее нововведение.

577

Во-первых, священники подстригали свои волосы в кружок совершенно так, как в настоящее время подстригают их наши крестьяне, только значительно выше и при этом еще так, что волосы, находящиеся над лбом, не зачесывали на стороны, но оставляли их без так называемого пробора висеть на этом последнем. Во-вторых, они гладко выстригали кругловидным образом большую часть головы, оставляя ниже этой выстрижки подстриженных волос пальца на два — на два с половиной, так что из этих волос образовывался вокруг головы (выстрижки) как бы обруч или венец, от чего и выстрижка называлась στέφανος, т. е. венец (Симеон Солунск., в просторечии παπαλήθρα и в некоторых местах еще γάῤῥαρα или γαράρα, — Дюк. Gloss. Graecit., у нас гуменцо, в просторечии попова плешь, — у митр. Евгения в Истории княжества Псковского, ч. II, стрр. 91, 92, 94. В настоящее время так выстригают у нас темя, только значительно менее чем древние священники, некоторые из старообрядцев, а в иных местностях России и старики из православных). Что касается до подстрижения волос, то у Греков это было общей принадлежностью или общей особенностью клириков с мирянами, ибо у Греков последние не носили длинных волос, о чем говорит еще ап. Павел: муж, аще власы растит, безчестье ему есть (I Кор. 2, 14, cfr в Никоновск. Кормч. гл. 47 л. 389 о неращении власов). Не найдено же было для клириков неприличным носить подстриженные волосы по той простой причине, что по взглядам Греков подстриженные волосы были признаком простоты и скромности, а напротив длинные волосы считались у них за весьма предосудительные с христианской нравственной точки зрения изысканность и щегольство 1). Что касается до гладкого и кругловидного острижения (выстрижения) верха головы или так называемого венца (στέφανος), то он был собственною и специальною особенностью клириков или духовенства, был именно собственным знаком или признаком духовного звания, — κληρικοῦ σχήμα (Трульск. соб. пр. 21). Это острижение совершалось при посвящении в первую степень причта или клира — в чтецы 2). Тот факт, что

1) См. 6 всел. соб., пр. 96 и толкования на него Зонары и Вальсамона. А затем еще, в противоположность франтам и в противоположном смысле, но сии длинные волосы пустынники и анахореты (которых не должно совсем смешивать с монахами), см. ниже в главе о монашестве.

2) В греческом чине посвящения в чтецы до сих пор читается, что архиерей крестообразно стрижет посвящаемого и затем кому-нибуль

578

в древнее время архиереи и священники и вообще все члены клира или причта носили подстриженные, как указано выше, волосы, несомнительно доказывают сохранившиеся памятники древней иконографии, и не только древней, но даже поздней, и не только поздней, но даже и настоящего времени, ибо и в настоящее время пишут у нас древних святителей с короткими или подстриженными волосами 1). Кругловидное же и гладкое выстрижение головы между людьми сколько-нибудь знающими есть факт общеизвестный 2). Когда вывелось у нас подстрижение волос, положительно сказать пока не мо-

остричь его εἰς κληρικοῦ σχήμα (κείρεται παρ’ ἀρχιερέως σταυροειδῶς... εἴτα τέλεον ὑπὸ τίνος εἰς κληρικοῦ κείρεται σχῆμα). В нашем славянском «Уставе, бываемом на поставление чтеца», по рукописи XV века, — фундамент. библиот. Моск. Дух. Акад. № 187 л. 326 об., говорится, что после крестообразного стрижения поставляемого архиереем «таже неким от клирик постригаем (sic) бывает плешь его». — От выстриженного верха клирики иногда назывались у Славян в древнее время «стрижниками». В древнем славянском переводе Номоканона Иоанна Схоластика слова апостольского правила 60-го: ἐπὶ λύμη τοῦ λαοῦ καὶ τοῦ κλήρου читаются: «на соблазн стрижником и людем», — рукоп. Моск. Дух. Акад., № 54 л. 33 об. В Паннонском житии Мефодия: Святополк князь поручил Мефодию «все церкви и стрижникы»... «стрижницн (начаша) множитися во всех градех» (Номоканон Схоластиков переведен Мефодием в Моравии, а его житие написано человеком, жившим с ним в Моравии, и в этом «стрижници» должно видеть Моравский перевод лат. tonsurati).

1) Памятники иконографии VI в. у Зальценберга в Altchristliche Baudenkmale Bll. XXVI и XXVII, конца X в., — Менологий импер. Василия, второй половины XI в., — в так называемом Святославовом Изборнике лл. 3 и 128; позднейшие и именно наши — Строгоновские лицевые святцы XVI в., так называемые Коппонианские святцы XVII в. у Ассемани в Kalendaria, Киевские святцы того же века у Мартынова в Annus Eccles.

2) Желающий впрочем пусть смотрит в Синтагме Ралли и П., ища по Index’y κουρά и ἐπικουρίς, а не ходя так далеко, вот предписание Московского собора 1674 г.: «протопресвитери и протодиакони, иереи же мирстии и диакони долженствуют ходити во скуфиях, во знамение священного духовного их чина и рукоположения архиерейского, на главах же имети прострижено зовемое гуменцо немало, власы же оставляти по круглости главы, еже являет терновый венец, его же носи Христос», Ист. Иер. I, 344 нач. Древнее толкование: «Что есть иерей и почему глаголется священник и что острижение главы его», дает как будто знать, что верх головы не только был выстригаем, но и выбриваем, ибо — это между прочим в воспоминание того, что ап. Петр «от противящихся словеси обрит (был), яко ругу (наругание) приим от них» (ркп. Моск. Дух. Акад. из Волокк. № 566 л. 338 обор. нач.), а относительно позднейшего времени у нас в России Петрей утверждает это положительно (Чтений Общ. Ист. и Древн. 1867-го г., ч. 2, стр. 419).

579

жем, но с уверенностью думаем, что не во времена еще Киевские или до монгольские, а во времена уже Московские 1); острижение же или выстрижение верха головы (гуменцо) оставалось, сколько мы знаем в настоящее время, никак не менее, как до начала ХVIII в. 2). Относительно волос епископов патр. Фотий в одном послании к папе Николаю дает знать, что в его время в Греции епископы, поставлявшиеся из монахов, не переменяли формы ношения волос монашеской на форму священническую; следовательно только носили подстриженными волосы (как это делали тогда монахи, о чем ниже), но не выстригали на голове венца 3).

Головной покров священников и диаконов и, как кажется, всех низших клириков в древнее время был двойной — внутренний, составлявший принадлежность и знак духовного сана, и внешний для защищения головы от атмосферных влияний, как у всех вообще людей.

Первый составляла скуфья, греческая σκούφια, но у Греков преимущественно называвшаяся другим именем — σκιάδιον, которая закрывала выстриженный верх, плотно его облегая, и которую священники

1) В 1504-м г. в Пскове было постановлено относительно вдовых священников, изобличенных в нечистой жизни: „жити им в миру кроме церкви и верх тем власы свои растити и одежда им носити мирская“ (Псковск. 1-я летоп., в Собр. Летопп. IV, 277). Если бы священники уже носили длинные волосы, то следовало бы ожидать, что будет сказано об острижении сих длинных волос (косы), ибо они и при ращении верха оставались бы видимым знаком священства и притом знаком более видимым, чем гуменцо, ибо послед него не видно при закрытой голове. В помянутом выше лицевом Житии преп. Сергия священник изображается с подстриженными волосами, — лл. 14, 15 и об., 59 об., 332, sqq. По свидетельству Льва Алляция, даже еще и в его время, т. е. в первой половине XVII века, в Греции носили длинные волосы только монахи, но не священники (в трактате De monachis et monialibus in Graecia, которого мы не имеем под руками и извлечение из которого читаем в примечаниях Фелявия к Энхиридиону Христоф. Ангела, р. 675).

2) См. Чт. Общ. Ист. и Древн. 1861-го г., кн. 3, статью: Царевич Алексей Петрович, стр. XIII. О величине бывшего гуменца свидетельствует пословица: «не грози попу плешью, у него плешь с лопату». О позднейшем мнении, что попу должна подстригать гуменцо попадья, а не кто либо другой, — в Прав. Собеседн. 1861-го г., кн. 3, стр. 347.

3) Ἀπολογητικὴ ἐπιστολή, по изд. Валетты стр. 156. Однако Кедрин выражается о Константинопольском патриархе Константине II (754 — 766), поставленном из монахов, что он ἀπὸ μοναχοῦ ἐγένετο στεφανίτης ἤτοι κληρικός, и наш митр. Георгий говорит как будто о монахе, что ему постригается верх не при избрании, а при поставлении, — § 96.

580

имели на головах — во-первых, всегда вне церкви, т. е. не только на улице, но и в домах, во-вторых, как кажется, и в самой церкви, когда просто присутствовали в ней, но не Совершали служб 1).

*) Симеон Солунский говорит о скуфьях иди скадиях так, что как будто они принадлежали одним священникам и диаконам (De sacris ordinationibus сар. 186, у Миня t. 155, р. 396). Но так как назначением скуфьи было то, чтобы прикрывать выстриженное гуменцо, а сие гуменцо имели и чтецы с певцами, то на этом основании следует думать, что носили скуфью и они (у Гейнекция в Abbildung d. alten und neuen griechisch. Kirche, ч. III к стр. 62, мальчик, сопутствующий священнику и заменяющий ему дьячка, изображен в такой же, как он, скуфье). Об употреблении скуфей священниками в церкви скажем после, когда будем говорить о богослужении. Об их употреблении священниками вне церкви у Олеария читаем: «при посвящении (во священники) постригаются (посвящаемому) на макушке волосы и возлагается на голову суконная шапочка, называемая скуфьею, плотно лежащая на подстриженном месте головы, прямо на коже, как наши ермолки, около которой остальные длинные волосы распущенные ниспадают по плечам, как у женщин. Шапочку эту попы никогда днем не снимают, разве только для того, чтобы снова подстричь выросшие на голове волосы: это как бы священная принадлежность и имеет великое значение. Если кто ударит попа и при этом попадет по шапочке, то подвергается большому взысканию и должен заплатить попу бесчестие. Но от этого попы не меньше получают побоев, ибо вообще они более нетрезвый и праздный народ, чем другие люди. Чтобы не трогать священной шапочки, сперва бережно снимают ее с попа, затем поколотят его хорошенько и снова бережно надевают на него оную» (Чтений Общ. Ист. и Древн. 1864-го г., кн. 4, стр. 351). Раньше Олеария Герберштейн пишет: (sacerdotes) vestimentum prope laicorum habent, extra paretom parvum et rotundum, quo rasuram tegunt... (По изд. Старчевского, стр. 21, col. I fin.). О ношении у нас в позднейшее время скуфей не толькосвященниками, но и диаконами, см. Авт. Истор. т. 2, № 53, стр. 63, и приведенную выше выписку из деяний собора 1674-го г. По позднейшим нашим известиям, скуфьи у попов были четверосоставные (из четырех клиньев), обложенные тороком или оторочкой и имели три строки (Синод. ркп. № 850 л. 70 обор.). О значении или знаменовании скуфей («вместо златого венца, его же ношаше в Ветхом Завете первый архиерей Аарон) см. в Описании Сборников Публичной Библиотеки Бычкова, № 43 л.84 и № 45 л. 45. У Греков в позднейшее время священники и диакона носили скуфьи с большими хвостами (περιστερά) на подобие скуфей наших послушниц (Сухапова Проскинитарий, По Казанск. изд. стр. 30, и изображение священника у Гейнекция в Abbildung ч. III, к стр. 62). Еще выписки и между прочим из деяний Московского собора 1667-го г. в помянутой статье Невоструева. Последний, как кажется, представляет дело так, что у нас священники носили только скуфьи без шапок поверх их; но, не говоря о совершенной невероятности предполагать, чтобы священники наши могли довольствоваться таким легким головным покровом, читанные и цитируемые им деяния собора -1674-го г. ясно говорят сначала о скуфьях, а потом «тако же» и о шапках (До настоящего вре-

581

Внешний головной покров (περικεφάλαιον или ἐπιῤῥιπτάριον), употреблявшийся только на улице и налагавшийся на внутренний, о котором мы имеем весьма мало сведений и при том только позднейшие, был, по всей вероятности, произвольный с тем предполагаемым при всех одеждах священников ограничением, чтобы он был по возможности скромный. Что касается до немногих позднейших сведений или собственно иконографических свидетельств, то на основании их следует заключать, что наиболее употребительным внешним головным покровом священников была шляпа, — та самая, которую они носят до настоящего времени, но только еще с более низкой тульей и еще с более широкими полями, и затем — если не всегда, то иногда с тою особенностью, что она имела практическое приспособление, при помощи которого снятая с головы могла висеть на спине, именно — что в поля шляпы с боков против ушей вдевались шнуры, которые держались в своих местах (дырах) посредством пришитых к верхним концам их запонок или пуговок и которые, имея длины четверти. две — две с половиной, нижними концами сшивались вместе, при чем на общем или соединенном конце для красоты пришивалась довольно большая кисть 1).

мени носят наши скуфьи священники Австрийских Сербов). К выпискам Невоструева должно прибавить еще Петрея (Чтен. Общ. Ист. и Древн. 1867-го г., кн. 2, стр. 419 и 423, из которого отчасти заимствует Олеарий и у которого прямо о скуфьях и о шапках, хотя несколько и перепутано, — может быть впрочем не автором, а только переводчиком). Если в настоящее время священники и диаконы наши не носят скуфей, которые так полезны для зимних крестных ходов и для зимних выносов покойников, то в этот виноваты они сами: в конце ХVII в. они сами оставили ношение скуфей, не смотря yа воспрещение им в том со стороны архиереев, см. Собрание историко-юридических актов И. Д. Беляева, опис. Д Лебедева, М. 1881, стр. 94.

1) См. изображение митр. Виссариона в священнической шляпе поверх головного покрова монашеского в одной из рукописей Венской библиотеки, — у Несселя ч. IV, стр. 42, изображения нескольких архиереев в тех же шляпах, также поверх монашеских головных покровов, на миниатюре заседаний Флорентийского собора, ibid. ч. V, стр. 40, и изображение священника Иоанна Нафанаила — при его книге Ἡ θεία λειτουργία μετὰ ἐξηγήσεων διαφόρων διδασκάλων, напечатанной в Венеции в 1574 г. (в славянском переводе, сделанном при Никоне, названной Скрижалью). Иногда, и вероятно только архиереями, вместо шнуров употреблялись широкие ленты, которые пришивались к бокам шляпы внутри и которые внизу не сшивались вместе, а оставлялись так, будучи, конечно, в случае надобности завязываемы, — см. изображение патриарха Константинопольского в Евхологии Гоара, Парижск. изд. стр. 115, и из него у Дюканжа Glossarium Grae-

582

Относительно головного покрова архиереев Иоанн Кантакузен в своей хронике, говоря о патриархе Константинопольском Иоанне Глике (1316—1320), дает знать, что он был особый у архиереев из белых священников и особый у архиереев из монахов 1), что необходимо было бы понимать так, что архиереи из белых священников употребляли как таковой головной покров священническую шляпу, о которой мы сказали сейчас, а архиереи из монахов — головной покров монашеский, который у нас в настоящее время не в своей древней форме и который в этой последней, сохраняемой нашими старообрядцами, вместо нашего высокого клобука имел под так называемой крепой шапочку или скуфью, подобную священнической. Так как на известных нам старых изображениях архиереев 2) мы не находим их в одной священнической шляпе, но или в головном покрове монашеском или сем покрове и поверх его священнической шляпе 3), то следует думать, что архиереи из белых священников употребляли шляпу в соединении с головным покровом монашеским и именно, как мы сейчас сказали, надевая ее поверх сего последнего. А так как в позднейшее время мы находим священнические шляпы и у архиереев из монахов, то следует, что и сии последние, если не всегда, то иногда употребляли их в соединении с головным покровом монашеским. Известные нам шляпы позднейших архиереев из монахов называются проезжими, чем дается знать, что если не исключительно, то по преимуществу они употреблялись сими архиереями в дорогах 3).

citatis перед началом и у Гейнекция Abbildung ч. III, к стр. 60, также в Туркогреции Крузия, стр. 106. Кантакузен, говоря по поводу Константинопольского патриарха Иоанна Глики, что патриархи, если они будут не из чина монашествующих, носят головной покров покрытый белым полотном (Хроники кн. 3, гл. 36, выписка у Дюканжа в Gloss. Graecit. под сл. καμελαύκιον), дает знать, что мирские священники, если не всегда и обычно, то большею частью носили головные покровы или шляпы белого цвета (это опять к ответу на вопрос: от чего мирские священники — белое духовенство).

1) Цитата в предъидущ. прим.

2) См. первое примечание выше, на стр. 582.

3) На наш нынешний монашеский клобук надеть священническую шляпу, конечно, неудобно; но надеть ее на сей клобук в его древней форме, которую мы указали, нет никакого неудобства; на наш непривычный взгляд это будет только немного странно.

4) Летопись занятий Археографич. Комиссии, выпуск 3-й, Спб. 1865, приложж. стр. 42 нач. („шляпа проезжая“; см. еще в Описании государственного

583

Отличие шляп у архиереев от шляп у священников было то, что на первых из широких тесем, лент или бахром нашивался крест, и именно — большой, имевший центром своим центр тульи шляпы и простиравшийся концами до краев полей последней 1).

Зимним головным покровом наши священники имели вместо шляпы те или другие из употреблявшихся у нас зимних шапок, и как есть основания думать — по преимуществу так называемый и доселе сохранившийся у священников треух или малахай, который едва ли не есть весьма громкая по имени греческая τροπαιουχία, что значит головной покров победителей. Сия последняя, будучи собственно солдатским шлемом или солдатской каской, если обращалась у Греков в виде простой или, как говорят, цивильной шапки, легко могла перейти к ним по той причине, что имела весьма важное для нашей зимы свойство закрывать уши и затылок (была весьма похожа на каски наших пожарных солдат) 2). Подобно шляпам архиереи употребляли у нас и треухи или малахаи, на которые, так же как и на шляпы, были нашиваемы кресты 3).

архива старых дел Иванова стр. 277 и во Временнике, кн. XV, стр. 20, описание домовой казны Никона; в последнем: «шляпа патриарша с кистями»). В натуре две шляпы патр. Никона — одна в Ново-иерусалимском монастыре, другая в Московской Синодальной ризнице.

1) Симеон Солунский, — выписка у Дюканжа в Gloss. Graecit. под сл. σταυροφόροι, изображения патриархов в Евхологии Гоара (и из него у Дюканжа и Гейнекция) и у Крузия·, в натуре шляпа патр. Никона в Синодальной ризнице, с которой спорот крест, но на которой явственно видны его швы. О патриархе Иоанне Глике Кантакузен сообщает (цитата выше), что он обернул священническую шляпу (по тулье) белой материей и на сей последней написал (спереди) образ Спасителя с Божией Матерью и Предтечей. — Главные шесть чиновников или клириков патриарха Константинопольского, так называемые ἐξωκατὰ-κοιλοι, по подобию архиереев, имели крест на шляпах, от чего назывались σταυροφόροι, — крестоносные чиновники или сановники (в наших известиях о них Супрасльск. летоп., стр. 147 нач. и у Муравьева в Сношениях с Востоком ч. I, стр. 87 нач.). Что касается до тех же главных чиновников у митрополитов, то. они получали сии кресты только по особым пожалованиям императоров (подобно нынешним орденам) и притом сии пожалования начались только в позднейшее время, — так чиновникам митрополита Солунского, одного из наиболее важных в патриархате Константинопольском, кресты были пожалованы в 1347 г. (Миклошича Acta Patriarchat. Constantinop. I, 258, также у Ралли и П. V, 503).

2) Название же малахай или молохаи есть несомненно греческое — μολάχιον (Словарь Византия) от μαλάχα (μολόχα и μολοχᾶ, — Дюканж Gloss. Graecit.),—проскурняк, и означает головной покров (по преимуществу женский) похожий формою на проскурняк.

3) Летопись занятий Археограф. Комиссии, выпуск 3-й, отд. II, стр. 14, Ива-

584

Особенный головной покров наших архиереев составлял и составляет белый клобук, служащий в настоящее время отличием митрополитов. Вопрос о происхождении этого нашего белого клобука до сих пор остается вопросом.

Вот существующие о нем известия. В житии преп. Сергия Радонежского, помещенном в Никоновской летописи, по поводу получения от патриарха сана архиепископа племянником преп. Сергия епископом Ростовским Феодором, замечается: «клобуки белыи изначала вси ношаху на Руси и митрополиты и епискупи и сподобившиися великие чести архиепискупства вси святители на Руси белыя клобуки ношаху», — IV, 231. В соборной грамоте о белом клобуке 1564 г. говорится, что «прежние русские первопрестольницы, митрополиты и чудотворцы Петр и Алексий, и Иван архиепископ Новгородский, и Леонтий и Игнатий и Исаия Ростовстии чудотворцы, носили белые клобуки» и что «прежние русские первопрестольницы и чудотворцы, Петр и Алексий митрополити, писани на образех в белых клобукех, да и Ивана архиепископа Ноугородского и Леонтиа и Исаия и Игнатиа Ростовских чюдотворцов пишут в белых клобукех», — Акт. Ист. т. I № 173, стр. 332 col. 2. Новгородская 4-я летопись под 1169-м г. называет известного Ростовского епископа Феодора или Федорца «белым клобучком», — Собр. летт. 1V, 12. Епифаниево житие преп. Сергия, — литограф. изд. л. 256 об., и Никоновская летопись, — IV, 66, говорят, что архимандрит Михаил-Митяй, избранный на место св. Алексия, возложил на себя (до посвящения) белый митрополичий клобук 1). Никоновская летопись говорит о митр. Пимине, незаконно поставившемся (за смертию Михаила) на место св. Алексия, что с него снят был белый клобук, — IV, 129. По уверению Карамзина, в харатейной Троицкой летописи, теперь не существующей, говорилось под 1406-м г. об Антонии, епископе Туровском, что он носил белый клобук, — Ист. IV, прим. 360 fin.

нова Описание госуд. архива стр. 277, Описание документов и дел Св. Синода, т. I, приложж. стрр. CCIV, CCCCLXVII и CCCCLXXIII.

1) Митр. Киприан в послании к преп. Сергию Радонежскому, говоря о противозаконных действиях Михаила, не называет митрополичьего клобука белым, но дает звать, что он был отличен от обыкновенного монашеского клобука, ибо в числе митрополичьих одежд, незаконно возложенных на себя Михаилом, называет и клобук, тогда как обыкновенный монашеский клобук Михаил носил и прежде „како — спрашивает Киприан Сергия — у вас стоить на митрополице месте чернець в монатьи святительской и в клобуце, и перемонатка святительская на немь и посох в руках?“—Памятнн. Павл. col. 180.

585

Неизвестно — когда после 1406-го г. у митрополитов и у епископов вышло из обычая носить белый клобук и он остался исключительной принадлежностью и отличием архиепископов Новгородских. В 1564 г., перед избранием преемника митр. Макарию, сделано было соборное постановление, чтобы вместе с архиепископами Новгородскими снова носили его и митрополиты (цитата грамоты соборной выше). В Новгороде сочинено было сказание о белом клобуке тамошних архиепископов, в которых говорится, что этот белый клобук устроил Константин Великий папе римскому Сильвестру, — что папы, отпав от благочестия и возненавидев клобук, сначала скрыли было его, потом хотели было его «истребить», и наконец принуждены были послать его в Константинополь, — что так как и от Константинополя благодать св. Духа имела быть отнята в пленение агарянское и вся святая имела быть предана от Бога велицей русстей земли: то патриарху Константинопольскому Филофею, который получил клобук из Рима, повелено было откровением свыше послать его в Россию, архиепископу Новгородскому Василию (представляется дело так, что клобук архиепископа Василия — тот самый, который устроен был Константином). Сказание предваряется посланием от лица посольского толмача Дмитрия Герасимова к архиепископу Новгородскому Геннадию, в котором говорится, что Димитрий, по поручению Геннадия, нашел сказание в Риме, в свою бытность в последнем (сказание напечатано в Памятниках Кушелева — Безбородко I, 287; существует во множестве списков).

К общему ответу на вопрос: откуда могли взяться в России белые клобуки, служит замечание Иоанна Кантакузена, делаемое им в рассказе о Константинопольском патриархе Иоанне Глике, что патриархи, если они были не из чина монахов, каков был Глика, носили головной покров, обернутый белым полотном (белой материей: τὴν ἐπὶ τῆς κιφαλῆς καλύπτραν, ὀθόνῃ λευκῇ περιειλημμένην, — цитата не один раз выше). Таким образом, белые клобуки могли явиться у нас, как головной покров архиереев, которые были не из монахов. Но в приведенных выше свидетельствах дается видеть и говорится, что у нас носили в древнее время белые клобуки архиереи и из монахов и вообще все они. В объяснение этого последнего мы не можем сделать никакого другого предположения, как то, что белые клобуки, явившись у нас первоначально в качестве головного покрова архиереев не из монахов, так сказать полюбились нашим архиереям и вошли у нас в общее

586

употребление (или же в такое употребление, что предоставлялось на произвол — носить черный или белый клобук).

Почему после 1406-го г. оставили носить белый клобук все архиереи, за исключением новгородских архиепископов, не можем сказать. Что касается до Новгородской повести о клобуке архиепископа Василия, то ее сочинение изъясняется очень просто. Кантакузен сообщает о патриархе Иоанне Глике, что он первый из патриархов не монахов украсил свой белый головной покров золотом, изобразив на нем (вышив или положив изображения) Спасителя, Божией Матери и Предтечи. То же самое, если не первый из всех русских архиереев, то несомненно — новгородских архиепископов, по подражанию патриарху, сделал и Василий с своим клобуком (Иоанн Глика занимал патриарший престол с 1315 по 1320-й г., а Василий, занимавший архиепископскую кафедру с 1330-го г. по 1352-й г., путешествовал до архиепископства на Восток, так что мог видеть на Глике его украшенный клобук собственными глазами; клобук Василия, несомненно — великолепный для своего времени и, по всей вероятности, сделанный в Греции, сохранился в подновленном относительно украшений виде до настоящего времени; его описание у архим. Макария в Археологическом описании церковных древностей в Новгороде, II, 343 sqq). Небывалое дотоле украшение клобука могло подать повод к тому, чтобы начали ходить о нем легенды, и так как Новгородцы начали смотреть на белый клобук своих архиепископов, как на символ своей свободы (по тому значению, которое усвоялось у нас слову белый, юридич. «обелить, белая земля, белые люди», cfr грамоту митр. Филиппа нареченному архиепископу Новгородскому Феофилу в Акт. Ист., I, № 279, стр. 511 col. 2 нач.): то — легенды в известном направлении, т. е. что он необыкновенного происхождения. Очень может быть, что существующее сказание о клобуке действительно принадлежит Дмитрию Герасимову и что только предречение об учреждении в России патриаршества есть позднейшая в нем вставка (а если в соборной грамоте 1564-го г. говорится, что «писания тому нет, которого для случая архиепископы Ноугородские белые клобуки носят»: то это может значить, что члены собора, за исключением архиепископа Новгородского, не знали о сказании, а что последний с своей стороны находил неудобным доводить о нем до сведения собора). В уверении автора сказания, будто он нашел его в Риме, может быть принимаемо за справедливое то, что в Риме ему сообщена была из-

587

вестная подложная дарственная грамота Константина Великого, на основании которой он сочинил сказание (известно, что глаза архиепископа Геннадия очень обращены были на Запад; не видя своего клобука у восточных архиереев, он, действительно, мог поручить Герасимову произвести разведки о нем в Риме, если только Герасимов в бытность Геннадия на кафедре путешествовал в Рим (фамилия купцов Саларевых, с одним из которых, по посланию, Герасимов отправил Геннадию сказание из Рима, действительно существовала, — Карамз. V, прим. 70 и VII, прим. 49); но дело могло быть и гораздо проще: у Геннадия жил в Новгороде один доминиканец; этот мог сообщить дарственную грамоту, как такую грамоту, в которой говорится о белом клобуке (устроенном будто бы Константином Великим папе), — и на основании грамоты в самом Новгороде и сфабриковано было сказание. Впрочем, сколько знаем, среди множества списков сказания неизвестно списков XV—XVI в., а все XVII, XVIII в. и новейшие. Патриарх Филофей, присылающий клобук Василию, есть анахронизм, ибо он вступил на кафедру после смерти Василия в 1354-м г. Фабулёзное завещание преп. Лазаря Мурманского, говорящее, будто этот Лазарь послан был патриархом к архиепископу Василию сказать повесть о белом клобуке — в Ист. Иер. V, 116, и у Филарета в Русских святых под 8 Марта).

Отношения Русской церкви к Римской, попытки пап подчинишь нас своей власти и паши собственные обращения к папам.

Выше было говорено, что некоторые римско-католические писатели утверждают, будто мы — Русские обращены из язычества в христианство латинскими миссионерами и будто уже только после принятия христианства мы перешли или были перезваны и переманены от папы на сторону Греков. Этим дело не кончается. Писатели утверждают, будто и передавшись на сторону Греков мы все-таки не порвали связей с св. отцом, будто мы признавали его верховенство и главенство в церкви и будто так было: по одним из них — то или другое некоторое время, а по другим — даже в продолжение всего периода домонгольского.

Цель этих не менее неожиданных и странных уверений все та же, что и выше, т. е. чтобы создать для нас обязанность возвратиться к стопам св. отца.

588

История наших отношений к папам в продолжение периода домонгольского должна быть разделяема на две половины. Мы приняли христианство до окончательного разделения церквей Восточной и Западной, и это разделение, случившееся в 1054-м году 1), т. е. чрез 60 лет после нашего крещения, и должно быть полагаемо гранью двух половин.

Ссора патриарха Фотия и папы Николая 1-го в половине IX века, ссора весьма сильная и сопровождавшаяся взаимными отлучениями, не была однако началом совершенного и формального разделения церквей. После ссоры мир снова был восстановлен, и хотя он был очень непрочен, хотя прерывался вспышками затаенной вражды и хотя Греки смотрели на латинян подозрительно и обличали их в отступлениях от православия и правомыслия: однако до 1054-го г., когда совершилось окончательное разделение, последние были для первых, хорошими или худыми, православными и сынами единой вселенской церкви. Само собою разумеется, что как смотрели на латинян до разделения Греки, так смотрели на них и мы. Папа не был для Греков еретиком 2) (не быв вполне доброкачественным и православным); конечно, прежде Греков не объявляли его еретиком и мы. Если католические писатели докажут, что Греки признавали папу главою церкви, то вместе с этим будет доказано, что таковым признавали его и мы (ибо и мы признавали его тем, чем признавали Греки). Но было ли когда-нибудь последнее и особенно было ли что-нибудь похожее на это последнее в период времени от ссоры патр. Фотия с папою Николаем до окончательного разделения, к концу которого относится наше христианство?

После окончательного разделения церквей, происшедшего в 1054-м г., папа стал для Греков еретиком 3), отлученным от вселенской церкви. По-видимому, совершенно ясно, что тем же дол-

1) Легаты папы, бывшие в Константинополе, положили на престол св. Софии отлучительную грамоту против Греков, с каковой минуты началось окончательное разделение, 16 Июля 1054 года.

2) Церковь Греческая, как церковь, не провозглашала латинян еретиками посредством своего соборного (так сказать официального) приговора. Но большинство частных греческих полемистов, увлекаемое враждой в прискорбную крайность, хотело видеть в них не только еретиков (а не схизматиков), во даже и еретиков самых злых и тяжких. Сравн. о сем ниже.

3) Разумеем, как сказали, большинство частных мнений, но не голос церкви.

589

жен был он стать и для нас, ибо мы остались на стороне Греков и под их властью, чего католические писатели не отрицают. Однако, эти писатели говорят, что — нет, что и после сего мы то или другое время признавали власть папы (некоторое, — как говорят одни; весьма долгое, до самого конца периода домонгольского, — как говорят другие). Писатели не берут на себя труда объяснить удовлетворительно, каким образом могло быть, чтобы мы в одно и то же время признавали две враждебные и исключающие одна другую власти (ибо того факта, что мы остались и оставались под властью Греков они, повторяем, не отрицают); но, как кажется, они предполагают, что в вопросе о папе мы — Русские вели себя независимо от Греков, что после того как Греки провозгласили его еретиком, для нас — Русских он остался православным и что таким образом, не отделяясь от них и не отлагаясь от их непосредственной власти, мы продолжали признавать в то же время, вопреки им и его — папы верховную (над непосредственною) власть. Но если это так, то, не говоря о совершенной оригинальности мысли усвоять нам указанную самостоятельность, т. е. иначе о крайней и смешной ее несостоятельности, не говоря о недоказанности, т. е. хотим мы сказать — совершенной ложности того, что составляет здесь сущность, а именно, — будто бы в продолжение времени, предшествовавшего разделению, Греки передали нам учение о главенстве папы в церкви, — в ответ на сказанное выше мы считаем достаточным указать только на то, что после разделения у нас митрополитами были Греки: возможно ли и сообразно ли с человеческим смыслом допускать, чтобы одни и те же Греки в Константинополе признавали папу еретиком, а в Киеве православным и главою вселенской церкви? Но, говорят католические писатели, у них есть факт, доказывающий то, что они утверждают. Этот факт — наш русский праздник 9 Мая в честь перенесения мощей Николая чудотворца в Бар-град. Праздник установлен в России помимо Греции, которая не знает его и не признает; событие, в память которого он установлен, вовсе не есть для Греков предмет радости и торжества: ясно-де, что он установлен Русскими по приказанию папы и следовательно ясно-де, что в минуту установления праздника, что было уже после разделения церквей (в последних годах XI века), они признавали его власть. Этот праздник есть собственный и единственный фундамент, на котором зиждутся все уверения римско-католических писателей. Но, увы! судьба, как бы избавляя нас от напрасных

590

словопрений, хотела, чтобы они имели с своим толкованием праздника специальные ad hoc решительные против себя доказательства. В то самое время, как был установлен у нас праздник 9 Мая, папа обращался к нашему митрополиту с предложением воссоединения, и митрополит отвечал ему обличениями его неправомыслия и отказом на предложение (сношения папы Климента III с нашим митрополитом Иоанном П): ясно, что праздник установлен у нас не по приказанию папы. Если бы он был установлен у нас по приказанию папы, то был бы установлен и во всей католической церкви, ибо нельзя же, конечно, утверждать, чтобы папа имел фантазию установить его в одной Русской церкви; но католическая церковь этого праздника не имеет и никогда не имела; следовательно ясно, что он был установлен у нас не по приказанию папы (не установляя его на наше, так сказать, счастье, во всей католической церкви, папа установил его только как местный праздник в Баре).

Очень хорошо знаем, что опровергать иных католических писателей значит то же самое, что толочь воду в ступе. Но сказанного требовала от нас полнота исторического изложения 1).

Никогда не имев нас под своею властью, непосредственною или только верховною, св. отец, разумеется, всегда желал иметь нас под нею, ибо мы в сравнении с другими христианскими народами уже с древнего времени представляем собою «народ бесчисленный» 2).

Выше мы сказали, что папа присылал посольство к Владимиру в Корсунь, когда князь, находясь в этом городе, вел переговоры

1) До какой нелепости доходят иные католические писатели, в этом читатель убедится, если напр. почитает Specimen Ecclesiae Ruthenicae Игн. Кульчинского (новое издание, обязательно сделанное известным Мартыновым,—Paris, 1859 г.). По Кульчинскому, Русские признавали папу главою церкви в продолжение всего периода домонгольского и именно так, что митрополиты признававшие его и не признававшие чередовались между собою, — один признает, другой — нет, третий опять признает и т. д.: т. е. по представлениям автора у нас господствовали на этот счет личные фантазии и капризы митрополитов! Что касается до его доказательств относительно тех митрополитов, которых он выдает за признававших пап, то в одних случаях, не моргая глазами, он сочиняет их, а в других случаях, ничто же сумняся, обращает в свою пользу такие доказательства, которые говорят именно и ясно против него.

2) Народом бесчисленным, вас звезды, называет нас Матфей, епископ Краковский, в письме к Бернарду аббату Клервосскому от 1130-го г., — Historica Russiae Monimenta, I, Praef. XIII (Карамз. III, 68 нач. и прим. 112).

591

с Греками об иерархическом устройстве будущей Русской церкви, и что целью посольства (как необходимо думать) было то, чтобы отклонить Владимира от церковного союза с Греками и подчинить своей собственной власти. Посольство не имело успеха. Но от такого привлекательного стяжания (такой привлекательной добычи), как наша огромная (сравнительно) Русь, папы не хотели отказаться после одной попытки, и их сделано было в правление Владимира еще две. По свидетельству той же Никоновской летописи, которая говорит о посольстве папы к Владимиру в Корсунь и прежде Владимира к Ярополку, к первому из князей приходили из Рима еще два посольства, — одно в 991-м, другое в 1000-м году. О цели этих вторых посольств летопись также ничего не говорит, как и первых 1); но здесь, также как и там, она не может подлежать сомнению: необходимо думать, что, после неудачной попытки отклонить Владимира от церковного союза с Греками, папа присылал к нему новые посольства, чтобы пытаться перезвать его от Греков на свою сторону. Вслед за первыми — 991-го г. послами папы, по свидетельству той же Никоновской летописи, приходили к Владимиру послы от королей польского и чешского, а вторых послов папы, по ее словам, прямо сопровождали послы королей чешского и венгерского 2). Если не необходимо, то совершенно вероятно понимать это таким образом, что послы римско-католических государей, с которыми Владимир, по свидетельству первоначальной летописи, жил в мире и любви 3), должны были содействовать стараниям послов папы 4). В ответ на оба посольства последнего Владимир посылал своих послов в Рим (по свидетельству той же Никоновской летописи) 5). Из сего необходимо следует, что посольства были при-

1) Под 991-м г. летопись говорит: «того же лета придоша к Володимеру послы из Рима от папы с любовью и честию», т. е. представляет дело так, будто папа, без всяких личных побуждений, прислал к Владимиру послов засвидетельствовать ему свое уважение.

2) Под 1000-м г.: «того же лета приде (-оша) послы от папы Римского и от королей Ческих и Угорских» (sic).

3) Первоначальная летопись под 996-м г.: „и бе живя (Владимир) с князи околними миромь, — с Болеславом Лядьскымь и с Стефаном Угрьскымь и с Андрихомь (Ульрихом) Чешьскымь, и бе мир межю ими и любы“.

4) В 1000-м г. венгерский князь Стефан получил от папы Королевский венец. Весьма вероятно, что легаты папы, принесшие Стефану венец, и ходили потом в Россию (булла папы Стефану о венце от 27 Марта 1000-го г., — Фесслера Geschichte von Ungarn, т. I, изд. 2, Клейна, стр. 108).

5) Под 994-м и 1001-м гг.

592

нимаемы князем весьма благосклонно и дружелюбно. Но эти благосклонность и дружелюбие и были единственным результатом стараний пап, — перезвать Владимира от Греков к себе им вовсе не удалось. Весьма возможно, что первое из двух наших посольств, т. е. посольство 991-го г., было прислано, когда еще не приходили к Владимиру из Константинополя митрополит и епископы греческие (прибывшие именно в сем 991-м году). Если это так, то и на сей раз время еще было благоприятно: предстояло убедить Владимира не к тому, чтобы он отослал митрополита и епископов греческих уже принятых, а к тому, чтобы он отказался принять еще не пришедших. Но увы! у Владимира совершенно твердо было решено вступить в непосредственный церковный союз с Греками, а не с папою: посольство папы было принято им весьма дружелюбно; в ответ на него он послал в Рим своих послов, а между тем сношения с Греками об учреждении иерархии шли своим чередом и митрополит с епископами был получен от них в след за тем, как ушли послы папы 1). С полною вероятностью предполагают, что наш первый митрополит Леон, перед которым или при котором приходило первое посольство папы и при котором приходило второе, именно по поводу этих посольств написал свое обличительное сочинение против латинян, имев своею целью противодействовать стараниям Рима (еще православного тогда, но весьма хромавшего в православии, что показывает митрополит в своем сочинении) привлечь Владимира на свою сторону 2).

1) Посольство 991-го г. было прислано тем же папой Иоанном XV, который посылал к Владимиру в Корсунь. Посольство 1000-го г. прислал Сильвестр II (до папства Герберт, архиепископ Реймский), знаменитый ученый своего времени, бывший учителем импер. Оттона III, который возвел его на панский престол. Этот Оттон был родной племянник супруги Владимировой царевны Анны, ибо его мать, а супруга Оттона II, Феофано или Стефана († 995), была родная сестра последней. Эти родственные связи, вероятно, не мало поддерживали надежды папы).

2)Еще указание на попытку пап подчинить нас своей власти при Владимире некоторые видят в словах Титмара Мерзебургского об епископе Колобрежском Рейнберне (Chronic, lib. VII, с. 52). Владимир женил своего старшего сына Святополка на Польской княжне, дочери Болеслава Великого. Вместе с княжной прибыл в Россию, в качестве ее придворного священника или духовника, помянутый Рейнберн, бывший епископ Колобрежский (Колобрега, от „около берега“, по-немецки Кольберг, находится в Пруссии, в бывшем Славяно-Балтийском, в X—XI в. принадлежавшем Польше, Поморье, что нынешняя Померания, на берегу Балтийского моря, при впадении в него реки Порванте; Рейнберн

593

После окончательного разделения церквей, которое случилось в год смерти Ярослава, в продолжение периода домонгольского попытки пап подчинить нас своей власти сравнительно были немногочисленны. Русь домонгольская вовсе не была тем, чем после стала Русь Московская, именно — страной весьма крепко запертой, в которую весьма трудно попасть, а напротив была страной совершенно открытой и доступной, находившейся с Западом в живом общении. Вследствие этого папам не было тогда затруднений и препятствий делать свои попытки столь часто, сколько бы они хотели; а поэтому и немногочисленность их попыток нужно объяснять не трудностью делать последние, а другими причинами. Такой причиной, по всей вероятности, должно считать то, что в продолжение времени, соответствующего нашему периоду домонгольскому, у одних из пап было слишком много дела и забот и без нас и что напротив другие папы не имели забот ровно ни о чем.

Есть не совсем ясное указание на то, что папа пытался перезвать нас к себе в самую минуту разделения церквей. Когда по-

оставил свою кафедру, открытую в 1000-м г. или перед сим годом но для действительных, а только для чаемых христиан, нет сомнения потому, что чаяния оказались напрасными, хотя Титмар и говорит о сем противное). Святополк, тайно подущаемый тестем, намеревался восстать против отца. Вследствие этого Владимир заключил его с женой в темницу, а вместе с ними и Рейнберна, как соучастника замысла. О пребывании Рейнберна в темнице Титмар говорит: „в ней (темнице) муж достопочтенный тайно с божественною похвалою совершил то, что на воле (in aperto) не могло быть сделано“. Эти слова понимают так, что в темнице Рейнберн успел расположить Святополка к подчинению власти папы. Но тут прежде всего спрашивается: какие препятствия могли помешать Рейнберну сделать это на воле, когда он жил при Святополке? Затем контекст речи Титмара вовсе не за это толкование приведенных слов, а совсем за другое. Вся речь Титмара о Рейнберне в темнице есть следующая: «в ней достопочтенный муж с божественною похвалою совершил то, что на воле не могло быть сделано. Здесь, примиривши себя с Верховным Первосвященником слезами и жертвою непрестанной молитвы, износившиеся из сердца сокрушенного, разрешенный из тесной темницы тела радуяся перешел к свободе вечной славы“. Ясно, что слово „здесь“ указывает на внутреннюю связь предыдущего с последующим и следоват. ясно, что в первой части Титмар говорит о деле совершенном Рейнберном не по отношению к другому, а по отношению к себе самому. Если бы Титмар действительно разумел совращение Святополка, то какие бы препятствия имел он не сказать этого прямо? Наконец, толкуя указанным образом слова Титмара, предполагают, что Рейнберн посажен был в одну темницу с Святополком. Но это было бы со стороны Владимира великим неразумием и более чем сомнительно.

594

слы папские, бывшие в 1054-м г. в Константинополе, положив на алтарь св. Софии отлучительную грамоту против Греков, удалились из города, То импер. Константин Мономах, не доверяя верности копии этой грамоты, которую передал ему патр. Михаил Керулларий (решительное поведение которого против папы император по своим политическим видам не одобрял), post Nuntios Romanos directis suis exemplar excommunicationis verissimum a civitate Russorum remissum sibi accepit 1), т. e. вслед за послами Римскими отправил своих (чиновников) и получил вернейшую копию отлучительной грамоты, которая была прислана ему из города Русских. Вероятнейшее толкование этого не совсем ясного известия есть то, что послы папы держали свой обратный путь чрез Россию и что в ней они настигнуты были чиновниками императора, которым и вручили копию 2). Если так, то Россия вовсе не лежала послам папы на прямой дороге домой и следовательно они, делая большой крюк, заходили на нее нарочно. Единственной причиной, для чего бы они это сделали, может быть предполагаемо то, что они хотели попытаться вооружить Русских против Греков и оторвать их от последних.

В последней четверти XI века, между 1084 — 1089 годами, присылал посольство к нам в Россию папа или собственно антипапа Климент III, поставленный импер. Генрихом IV против Григория VII,

1) Brevis commemoratio eorum, quae gesserunt Apocrisiarii s. Rom. sedis in regia urbe, написанное одним из легатов, Гумбертом, у Барония под 1054-м г. и у Гизелера II, 1, § 42, прим. 8 (4 Aufl. S. 390).

2) Некоторые склоняются к тому подозрению, чтобы видеть в civitas Rus sorum один из городов греческих, именно — или Ῥούοιον, иначе называвшийся Ῥήσιον (Ῥίσιον)’ом, а собственно и преимущественно Ῥήγιον’ом, находившийся на Мраморном море весьма не далеко от Константинополя и составлявший как бы предместье последнего (едва ли не нынешний знаменитый нашим миром с Турками Сан-Стефано, — о нем у Дюканжа в Constantinop. Christ., у Византия в Κωνσταντινούπ. и у Унгера в Quellender byzantinischen Kunstgeschichte), или же Ῥούσιον, иначе Ῥώσιον, в древнейшее время называвшийся Топиром, находившимся в горах Родопских (если не ошибаемся, нынешний Кешан или Рускиöй, прямо на юг от Адрианополя, не особенно далеко ох берега моря, — о нем см. Тафеля De via militari Romanorum Egnatia, Tubingae, 1842, — Pars Orientalis p. 19 II y Le Quien’a, в Oriens Christ. I, 1200). Если записка легатов известна только в позднейших списках, то очень может быть, что в ней допущена ошибка или сделана ошибочная поправка; но если она известна в подлиннике, то сами легаты не могли превратить Ῥούσιον, Rhusium в civitas Russorum.

595

с которым император вел ожесточенную борьбу 1). Характеристическую черту этого посольства составляет то, что папа не искал подчинения себе Русской церкви, а предлагал воссоединение. Как понимать это, не совсем ясно — так ли, что Климент, начиная с немногого, в конце концов имел в виду то же, что и другие папы, или так, что он действительно думал о воссоединении. Но если последнее, то странно, что он обращался к нам, а не Грекам, ибо отложиться от православия к Римской церкви мы могли и без Греков, но не могли без них вести переговоров о воссоединении церквей. Не совсем понятно и то, что Климент III, сидевший на папском престоле весьма не твердо и имевший нужду посвящать все свои заботы самому себе, хотел поднимать такие вопросы, как воссоединение церквей или подчинение себе Русской церкви 2). Как бы то ни было, наш митрополит Иоанн II, при котором и к которому приходил посол папы, — один из его епископов, в ответ на предложение, написал папе послание, в котором вежливо и с соблюдением самого приличного тона, но вместе твердо, обличает «согрешения» (ἁμαρτήματα) Римской церкви и в котором предлагает папе обратиться к патриарху Константинопольскому и находящемуся при нем собору митрополитов, «иже, — говорит митрополит, — слово животно имуще, яко светила в мире сияють и възможни суть (δυνατοί εἰσι) Божиею благодатью таковых взыскати и с тобою исправити» 3). С приходившим епископом папы митро-

1) Климент Ш, до папства Гиберт или Виберт, архиепископ Равеннский, поставлен был Генрихом в 1080 г.

2) В 1075 г. обращался к сопернику Климентову Григорию VII с изъявлением готовности признать власть Римской церкви вел. кн. Изяслав Ярославич, что не имело последствий и о чем ниже. Очень возможно думать, что это именно и побудило Климента сделать его попытку, т. е. что после обращения Изяслава к Григорию, оставшегося без результата, Климент мечтал достигнуть успеха и таким образом, подчинив себе Русскую церковь, затмить своего соперника, что для него столько было желательно в видах борьбы с последним. Этим нужно было бы объяснять и то, что Климент придает делу такие мягкие формы, — предлагает воссоединение церквей, а не подчинение себе Русской церкви: это должно было бы понимать так, что он хотел как можно вернее обеспечить успех своего предложения.

3) Ответное послание Клименту митр. Иоанна напечатано в древнем славянском переводе в Памятниках Российской Словесности XII в. Калайдовича, стр. 209; в том же переводе и греческом подлиннике A. С. Павловым в исследовании: Критические опыты по истории греко-русской полемики против ла-

596

полит, как с вероятностью надлежит думать, посылал к нему своего собственного посла. В Никоновской летописи под 1091-мг. читается: «того же лета приде Феодор, Грек митрополичь, от папы из Рима, и принесе много мощей святых» 1): по всей вероятности этот Феодор был ни кто иной, как посол Иоанна, ходивший к Клименту.

По свидетельству сейчас помянутой Никоновской летописи приходили в Россию послы от папы в 1169-м г. К сожалению летопись не сообщает о послах совершенно никаких известий, не указывая и того, куда именно они приходили 2). (Можно подозревать, что они приходили во Владимир к Андрею Боголюбскому и что побуждением для папы (которым был тогда Александр III) прислать их были дошедшие до него слухи о неудовольствиях Боголюбского на патриарха Константинопольского, каковые князь мог иметь на патриарха за несогласие последнего учредить во Владимире особую митрополию).

В 1207-м г. присылал или намерен был прислать в Россию посольство папа Иннокентий III. О намерении свидетельствует сохранившееся доселе в Ватиканском архиве послание 3); а было ли исполнено намерение, об этом ничего нельзя сказать, потому что о посольстве нет никаких известий в наших летописях. Папа Иннокентий III был чрезвычайно ревностным и вместе чрезвычайно счастливым папою относительно подчинения св. седалищу православных народов. В 1199-м г. он вступил в сношения с Болгарами и привел их к тому концу, что последние признали его власть; вслед за Болгарами то же сделали Сербы (те и другие притворно и весьма недолгое время 4); наконец, в 1204-м году кресто-

тинян, СПБ., 1878 г., стр. 169. О посольстве папы см. в статье Неволина: О митрополите Иоанне II, как сочинителе послания к архиепископу римскому Клименту о опресноках, — Полн. Собр. сочинн. т. 6.

1) Татищев, не допуская того, чтобы православный принес мощи от папы, переделывает Грека нашего митрополита в митрополита папина, родом Грека, и под видом выписки из летописи сообщает совсем новое против нее известие: «пришел из Рима от папы митрополит Феодор, Грек родом, и принес много мощен святых»,—II, 141.

2) В летописен под 1169 годом: „того же лета придоша послы от римского папы“.

3) Оно напечатано в Historica Russiae Monimenta Тургенева, т. I, стр. 3.

4) См. нашу книгу: Краткий очерк истории православных церквей Болгарской, Сербской и Румынской.

597

носцы взяли Константинополь и хотя вместе с этим Греки не подчинились Римской церкви, но все-таки у них водворена была латинская иерархия. После всего этого Иннокентий, конечно, не мог забыть и нас Русских. В своем послании, адресованном archiepiscopis, episcopis et universis tam clericis quam laicis per Rutheniam constitutis, папа настоятельно убеждает нас возвратиться с распутья на путь истины, от которого мы упорно отклоняемся. Церковь, говорит он, едина; власть над этою единою церковью вручена апостолу Петру, которого я есмь преемник, следовательно... и прочее; наконец, говорит он, разумея взятие Константинополя крестоносцами, «греческая империя и почти вся греческая церковь возвратилась к почитанию апостольского престола и смиренно приемлет его повеления»; вы часть греческой церкви: «не нелепо ли то, что часть будет разногласить с своим целым и что один член будет отделяться от всего тела?» Послание было или имело быть послано с одним кардиналом-пресвитером (Gr... по имени, tituli S. Vitalis), на которого была возложена обязанность, по приведении заблудшей дочери к ее матери, искоренять и разрушать, строить и насаждать, что найдет требующим искоренения и разрушения, строения и насаждения 1).

1) Летопись так называемая Кенигсбергская (Библиотека Российская Историческая, ч. I, Спб., 1767) стр. 300, и за нею Татищев, III, 344, а за обоими почти все новые исследователи говорят еще о посольстве Иннокентия к князю Роману Мстиславичу Галицкому, присланном в 1205 г. Но это посольство пока для нас очень сомнительно: если бы оно было, то была бы написана папою грамота князю, которая должна бы была сохраниться, притом же по связи посольства с делами польскими о нем должны были бы говорить польские историки, которые однако совершенно молчат о нем. В 1205-м г. Поляки посылали к Роману для своих дел послами своих двух епископов (Длугош): может быть, отсюда и возникло известие о посольстве к нему папы. В Кёнигсбергской летописи о нем пишется: «таже и папа, слышав, яко Роман Угре и Ляхи победи и всю Русь под себе приведе, сла к нему свой посол, намовляти в латинскую веру свою, обещавая ему грады и королем в Руси учинити. Роман же препирашеся от письма, а они не срамляяся належаху ему ласковыми словесы. Единою же молвящу послу тому к Романовн, како папа мочный и может его богата, сильна и честна мечем Петровым устроити, изъяв меч свой, рече послу: «такий ли то меч Петров у папы? иж имать такий, то может городы давати, а аз, доколе имам и при бедре, не хочу куповати ино кровию, якоже отцы и деды наши размножили землю Рускую». У Татищева несколько изменено, — вставлены так сказать татищевские обличения послам папы и нравоучения ему самому.

598

От 1227-го года сохранилось любопытное послание в Россию папы Гонория III 1). Оно адресовано ко всем королям Русским, — ad universos reges Russiae. В нем читаем: «Радуемся о Господе, что послы ваши, как дошел до нас слух, посланные к почтенному брату нашему епископу Моденскому, легату апостольского седалища от нашего ребра (находящемуся в Ливонии), смиренно просили его, чтобы он лично посетил ваши страны, поелику, желая быть спасительно наставлены в здравом учении, вы готовы совершенно отказаться от всех заблуждений, в которые впали, как говорите вы, по причине недостатка проповедников». Далее пала утверждает королей русских в их намерении, предлагает им, если они желают, чтобы к ним прибыл легат Римский, прислать к нему — папе грамоты и верных послов, и убеждает жить между тем в твердом мире с христианами Ливонии и Естонии, грозя в противном случае своим гневом, которого им не избежать. Прочитав вышеприведенное, с великим изумлением спрашиваешь себя: неужели в самом деле могло быть, чтобы князья Русские изъявляли папе желание совершенно отказаться от всех заблуждений греческой церкви? Оказывается, что это — ни что иное, как слишком неумеренное употребление довольно обычного папам приема. Вступая в сношения с православными, с целью привлечь их к себе, папы не редко начинали тем, что дошло де до нашего слуха, что вы желаете воссоединиться с святою матерью... В 1224-м г. Новгородцы заключили мир с Ливонским орденом, для чего их послы приходили в Ригу; мир утвержден был от имени папы находившимся в Риге его легатом епископом Моденским 2), — и вот послы Новгородские и превращаются у папы во всех королей Русских. Так как при заключении мира Новгородцы были стороною побежденною и искавшею мира, то весьма возможно, что дипломатическим образом они изъявляли легату свою готовность соединиться с Римскою церковью. Не знаем, доходило ли до них послание папы; если доходило, то не может подлежать сомнению, что никакого ответа не последовало.

В 1231-м г. папа Григорий IX обращался е своим посланием к великому князю Владимирскому Юрию Всеволодовичу 3). Для

1) Напечатано в Historica Russiae Monimenta Тургенева, т. I, стр. 20 № XXI.

2) Карамз. III, прим. 322 (в тексте стр. 116 —117, Соловьев II, изд. 4 стр. 373 нач.).

3) Послание напечатано в Historica Russiae Monimenta, т. I стр. 30.

599

убеждения князя он употребляет те же доводы, что выше Иннокентий, т. е. что единая церковь имеет единого пастыря в св. Петре, которого он — папа преемник. Но к догматическим доводам первого он присоединяет доводы политические, а именно — что в случае присоединения к Римской церкви, матери всех верующих, князь, как государь, щедро будет взыскан милостями и благоволением его — папы. Побуждением, расположившим Григория обратиться к Юрию, нет сомнения, было то, что его миссионерам — братьям проповедникам или Доминиканцам удалось тогда водвориться в Киеве и что там они имели с своей пропагандой некоторый успех (см. ниже). Но послание едва ли не имело своим последствием того, что содействовало открытию Киевских интриг, после чего миссионеры были изгнаны из Киева.

Все указанные попытки пап, несомненно и само собою подразумеваемо, не имели никакого успеха. Относительно тех случаев, когда мы знаем о них не по известиям наших летописей, а по сохранившимся в Ватиканском архиве грамотам пап, остается неизвестным, — всегда ли намерение было приводимо в исполнение, ибо грамоты могли быть писаны, но не отправляемы, или же отправляемы, но не доходили по своему назначению. Замечательна в этих сношениях одна странность. Наши государи по своему титулу были великие князья (magni duces). Следовало бы ожидать, что папы будут привлекать их к себе обещанием титула королевского, как это они в других случаях делали. Однако здесь они не только этого не делают, но и прямо называют наших великих князей и даже просто князей королями. Остается непонятным, с какой стати они усвояют нашим князьям титул королей, который они обыкновенно признавали только за теми государями, которым давали его сами 1).

Папы делали попытки подчинить Русскую церковь своей власти.

1) Папа Григорий IX, специально старающийся привлечь Юрия Всеволодовича к союзу с Римскою церковью обещанием земных выгод, называет его, как и другие паны других русских государей, королем и не обещает ему венца королевского, а только то, что ecclesia Romana te ut magnum in ecclesia Dei principem habere proponit et diligere ut filium specialem. Называют королями Pycских государей и древние латинские писатели, — Титмар, Петр Дамиани и другие (см. выше стр. 103 и 217, извлечения из западных летописей об Ольге, также житие Оттона Бамбергского в Acta SS. Болландистов, Julii t. I p. 391). Всех князей титулует королямн Гонорий III, адресуя свое посиание ad omnes reges. Но после нашествия Монголов королевский венец, как известно, явился на сцену (ДаниилГалицкий).

600

Но увы! возможно было и обратное, а именно — чтобы Русские государи изъявляли папам готовность признать их власть. Средневековые папы представляли из себя великую силу, к которой все обращались за помощью. Возможно было покупать эту помощь у пап и государям православным ценою изъявления искренней или притворной готовности подчиниться им, — и, к сожалению, государи православные это делали. Нет ни одного православного народа, государи которого были бы свободны от упрека в этой наклонности жертвовать для своих личных интересов решительно всем. Не свободны от этого упрека и наши Русские государи. Некоторые исследователи с особенным ударением указывают на то, что примеры подобной весьма печальной нравственной легкости у нас весьма не многочисленны. Не многочисленны, это правда; но и у других православных народов они не бесчисленны, и во всяком случае едва ли следует объяснять это нашей особенной доброкачественностью среди других православных народов, а не просто нашим особенно счастливым положением по отношению к папам.

За период домонгольский известен один подобный пример.

В 1073-м году был согнан с велико-княжеского престола Изяслав Ярославич своими братьями Святославом и Всеволодом. Он отравился искать помощи к польскому королю Болеславу, который оказал ему подобную же помощь весьма незадолго перед тем 1). Но на сей раз Болеслав отнял у Изяслава значительную часть богатств, которые он принес с собою, и указал ему дорогу. Изяслав обратился к немецкому императору Генриху IV, обещаясь, если верить немецким летописцам, признать себя данником империи 2); но последний мог сделать только то, чтобы отправить за него посольство в Россию, которое принесло богатые дары ему самому и, разѵмеется, ничего князю 3). Тогда Изяслав, может быть, по совету Немцев решился обратиться к папе, знаменитому Григорию VII или Гилдебрандту 4). Из сохранившихся документов

1) В 1073 году Изяслав был согнан с престола во второй раз. В первый раз это было в 1068 г., и он возвратил тогда престол (в следующем 1069 г.) при помощи польского короля.

2) Карамз. II, 47.

3) О посольстве немецкого императора к Святославу наша летопись под 1075 г. (Карамз. ibidd.).

4) Соображая приход послов императора в Россию (1075 г.) и даты посланий папы, писанных вследствие обращения к нему Изяслава (тот же 1075 г.),

601

не видно, о чем просил Изяслав папу. Но так как последний; мог помочь ему возвратить престол единственно тем способом, чтобы заставить оказать ему помощь польского короля, то нет сомнения, что об этом именно он и просил папу. Взамен этого Изяслав чрез своего сына, которого он отправил послом к папе, подвергал свое государство к стопам св. Петра, желая получить его от папы, как дар сего последнего, и изъявлял готовность признать власть св. престола. Странным и не совсем понятным образом Григорий VII вовсе не показал особенной ревности к тому, чтобы воспользоваться само собою представлявшимся случаем присоединить ко владениям св. Петра нашу Россию, что составляло мечту для других пап. Он написал послание к Изяславу 1), в котором, приемля им предлагаемое, обещает ему свою помощь. Однако вовсе не видно, чтобы действительно заботился доставить Изяславу эту помощь, без которой все должно было остаться простыми словами. Вместе с грамотой к Изяславу он написал грамоту и королю польскому 2). Но в этой последней он только увещевает короля возвратить Изяславу отнятое богатство и ни слова не говорит об оказании ему помощи в возвращении престола 3). Все дело кончилось ничем, и Изяслав успел возвратиться на престол без помощи папы (в 1077-м г.). Усердный почитатель преп. Феодосия Печерского, увы! показал себя человеком вовсе не высокого нравственного характера... О том, что Изяслав выражал папе готовность признать его власть, мы знаем только из послания к нему самого папы (ибо и вообще о сношениях мы знаем только из двух сохранившихся и нами указанных посланий папы). На сем основании некоторые наши историки хотели бы заподозривать действительность прискорбного факта, полагая, что папа или по недоразумению или по

дело должно представлять едва ли не так, что великий князь обратился к императору и в то же время к папе.

1) Напечатано в Historica Russiae Monimenta Тургенева, т. I, № 1 (дата — quintodecimo Kalendas Maji, 1075).

2) Напечатана ibid. № 2 (дата XII Kal. Maji, 1075).

3) Весьма возможно, что Григорий VII, тонкий политик и человек слишком проницательного ума, не придавал серьёзного значения Изяславовым обещаниям признать его — папы власть (и видел в них то, что они были на самом деле, т. е. простое притворство). Или же, может быть, ему только незадолго перед тем вступившему на престол (22 Апреля 1073 г.), было еще не до того, чтобы заниматься Россией.

602

прямому намерению навязывает Изяславу такие заявления и предложения, которых он на самом деле не делал. Напрасные и бесполезные сомнения! Как скоро мы признаем за достоверное, что православный государь обращался с просьбою к папе и был им выслушан, то не только достоверно, но и само собою предполагается, что он изъявлял папе искреннюю или притворную готовность признать его власть, ибо единственно под этим условием папа мог изъявить готовность оказать ему свою помощь.

603

ПРИЛОЖЕНИЯ.

Примечание к стр. 365.

Бесспорные и всеми признаваемые истины иногда оказываются в таком положении (позволим себе так выразиться), что требуют нарочитого подтверждения. В таком именно положении находится та истина. что пресвитеры не суть служители епископа, а суть его сотоварищи и соначальннки. Поэтому, исполняя обязанность оправдать наши, выше стоящие речи об отношении пресвитеров к епископам, мы позволим себе сделать это с некоторою обстоятельностью.

Богоучрежденную чрез апостолов церковную иерархию составляют не только епископы, но и пресвитеры с диаконами. Как без епископа не может быть церкви (всякой частной, о которой у нас речь в данном случае), так не может ее быть и без пресвитеров, которые составляют такую же необходимую степень церковного священства, как и первые (Пространный катехизис, часть I, о десятом члене символа веры. Священство; см. ниже Игнатия Богоносца в послании к Траллиянам). Что же такое составляют пресвитеры в церковной иерархии? Они не суть служители епископа, ибо таковые суть диаконы (что значит и самое имя последних. ибо греческое διάκονος по-русски значит служитель, слуга; Иоанн. 2, 5. 9: служители на браке в Кане в греческом подлиннике διάκονοι 1). Следовательно, ясно, что они не могут составлять ничего иного, как его помощников (так как между служителями и помощниками нет ничего третьего), и следовательно затем ясно, что апостолы по Божественному полномочию учредили в церкви священноначалие не единоличное, которое бы состояло в каждой частной церкви из одного епископа, а соборное, которое бы состояло из епископа и при нем собора пресвитеров, как его необходимых помощников.

В церковном богослужении, в совершении литургии, пресвитеры до настоящего времени остаются по отношению к епископам тем, чем они были с самого древнего времени и с самых времен апостольских, т. е. их сослужителями, а не слугами (как диаконы). Но если

1) 1-го всел. соб. пр. 18: «диаконы суть служители епископа и низшие пресвитеров».

604

это так, то это представляет собою живое и наглядное и, так сказать, безусловно убедительное доказательство, что и во всем остальном деле церковного строения они были по отношению к ним тем же, т. е. их помощниками, потому что представлять себе дело таким образом, чтобы в одном (в одних функциях должности) им была усвоена роль помощников епископа, а в другом — его слуг, и чтобы они были вместе с помощниками и слугами, конечно, совершенно невозможно (Алтарь церковный есть не только место совершения литургии, но и вообще место правительственного заседания епископа, его как бы присутственная зала, ибо в первое и древнейшее время епископы именно в нем творили и отправляли все дело церковного управления и суда. Но в этой церковной присутственной зале пресвитеры соседят епископу на вторых престолах 1). Ясно, что соседающие епископу суть его товарищи и помощники) 2).

Сейчас сказанное нами с совершенною и несомнительною ясностью подтверждают писания апостолов, представляющие собою верховный и заграждающий всякие уста авторитет.

В своих писаниях апостолы нигде не говорят отдельно об епископах и отдельно о пресвитерах, но или об одних епископах, при чем подразумевают и пресвитеров 3), или об одних пресвитерах, при чем подразумевают и епископов 4), или же об епископо-пресвитерах, употребляя названия епископ и пресвитер, как тождезначущие и одно вместо другого (в одних и тех же местах то одно, то другое) 5). Что же значит это подразумевание пресвитеров вместе с епископами и наоборот или отождествление одних и других? Очевидно, оно не может значить ничего иного, как то, что пресвитеры составляли с епископами одну нераздельную власть (так что при упоминании об· одних само собою дается подразумевать и становится излишним прямо упоминать других и так что при безразличном употреблении одного или

1) Об епископском престоле в алтаре и о вторых престолах (сопрестолии) пресвитеров см. ниже.

2) Crf Зонару и Вальсамона в толковании 58-го апост. правила и Пидалион в примечании к тому же правилу. Защитники единолично-неограниченной (абсолютной) власти епископов, чтобы легче отделываться от пресвитеров, имеют наклонность приравнивать последних к диаконам. Но в богослужебной практике они имеют против себя в сем случае так сказать олицетворенное на деле и наглядное, а, следовательно — уже вовсе непререкаемое свидетельство: пресвитеры соседят епископу в алтаре, а диаконы не имеют права садиться в алтаре (в присутствии епископа и пресвитеров, — 1 всел. соб. пр. 18, Лаодик. соб. пр. 20), и имели для сего в древнее время особую комнату, — диаконик.

3) Филиппис. 1, 1; 1 Тим. 3, 1—7.

4) Деян. 14, 23; Иак. 5, 14; 1 Петр. 5, 1. 2; 1 Тим. 5, 17. 19.

5) Деян. 20, 17, 28; Тит. 17, 5. 7.

605

другого имени речь ведется об обоих). Так именно понимает это и св. Иоанн Златоуст. Объясняя 3-ю главу 1-го послания к Тимофею, где апостол говорит об епископах и потом, опуская пресвитеров, о диаконах, он пишет: «окончив речь об епископах и изобразив их качества и сказав, что они должны иметь, а чего должны воздерживаться, и опустив чин пресвитеров, (апостол) перескочил (μετεπήδησε) к диаконам. Почему это? Потому что не велико расстояние между ними (пресвитерами) и епископами, так как и они (пресвитеры) восприняли учительство и предстоятельство (т. е. власть учительства и предстоятельства) церкви, и так как — что сказал (апостол) об епископах, относится и к пресвитерам; одной хиротонией (правом одной хиротонии епископы) превосходят пресвитеров и только сим одним кажутся преимуществующими перед ними 1).

Во времена апостольские, также как и всегда впоследствии, в каждом городе было по одному епископу (потому что в древнее время, как и всегда впоследствии, церковь каждого города представляла собою одну частную церковь, а каждая частная церковь может иметь одного только епископа по той причине, что главных начальников, каков есть епископ в своей частной церкви, всегда может быть только по одному). Между тем в писаниях апостольских мы находим: 1. Послание к Филипписеям ап. Павел пишет всем святым о Христе Иисусе сущим в Филиппех с епископы и диаконы (послания гл. 1 ст. 1). Очевидно, что тут вместе с одним действительным епископом Филиппским (города Филипп) апостол называет епископами и пресвитеров, как это и понимают св. Иоанн Златоуст и бл. Феодорит Кирский 2).

1) Ὅτι οὐ πολὺ τὸ μέσον αύτών καὶ τιΐιν επισκόπων. καὶ γὰρ καὶ αὐτοὶ διδασκαλίαν εἰσὶν ἀναδεδεγμένοι καὶ προστασίαν τῆς ἐκκλησίας, καὶ ὅ περὶ ἐπισκόπων εἶπε, ταῦτα καὶ πρεσβυτέροις ἀρμόττει. Τῇ γὰρ χειροτονίᾳ μόνῃ ὑπερβεβήκασι καὶ τοῦτῳ μόνον δοκοῦσι πλεονεκτεῖν τοῦς πρεσβυτέρους. Ha 1 послание к Тимофею Беседа 11 сначала, Montfauc. editio Parisina altera, t. XI, p. 666 (b).

2) Первый в 1 Беседе на послание к Филипписеям, — ed. Montfauc. Parisina altera, t. XI p. 224, второй в толковании того же послания, у Миня в Патрол. t. 82 р. 560. Полагаем, что так понимают и не только Златоуст и Феодорит, а и большинство древних толковников, потому что иначе понимать нельзя: епископы суть главные начальники и предстоятели частных церквей; а как таковых их никогда не могло быть более, как только по одному (потому что везде и всегда главный начальник может быть только один: Златоуст и Феодорит в наших местах говорят о сем единоепископстве нарочитым образом, см. также 1-го всел. соб. пр. 8 fin.). Единственное известное нам исключение представляет собой Епифаний Кипрский, который по забвению сейчас нами сказанного хочет утверждать, будто во времена апостольские было в иных городах (т. е. в иных частных церквах) по нескольку епископов, — Adversus haereses, lib. III, haeres. LXXI, κατὰ Ἀερίου).

606

Если и в конкретном случае, обращаясь к пресвитерам известного места, апостол называет их епископами, то, конечно, он дает знать о совластии и соначалии пресвитеров епископу с такою ясностью, яснее которой ничего не может быть. 2. Возвращаясь в Иерусалим из третьего апостольского путешествия, ап. Павел призвал в Мелит пресвитеров Ефесских и преподал им наставление внимать стаду, в котором Дух св. поставил их епископами пасти церковь Господа и Бога (Деян. 20, 17. 28). Здесь вместе с одним епископом Ефесским разумеется и собор пресвитеров; следовательно, к епископу и собору пресвитеров апостол обращается как к единому и нераздельному собору начальников. 3. В первом послании к Солунянам ап. Павел увещевает последних: молим же вы, братие, знайте труждающихся у вас и настоятелей ваших о Господе (5, 12). Ясно, что под настоятелями вместе с одним епископом Солунским разумеется и собор пресвитеров 1).

Если бы после времен апостольских мы не имели свидетельств о совластии пресвитеров епископам, то подобное отсутствие свидетельств означало бы только тот печальный факт, что сие совластие прекратилось тотчас после времен апостольских, и более ничего. Но этого не было и мы имеем свидетельства и из последующего времени.

Климент Римский († ок. 100 г.), Поликарп Смирнский († 168) и Ириней Лионский († ок. 202) употребляют названия епископ и пресвитер совершенно так, как мы это видим в писаниях апостольских, именно — перечисляя степени церковной иерархии, называют только или епископов с диаконами, подразумевая вместе с епископами пресвитеров, или пресвитеров и диаконов, подразумевая епископов вместе с пресвитерами, и потом употребляют имена епископ и пресвитер, как синонимы, одно вместо другого2). Из этого употребления имен следует то же самое заключение, что и выше.

1) Совершив вместе с Варнавой первое апостольское путешествие, ап. Павел рукоположил в каждую церковь пресвитеров, Деян. 14, 23. Вместе с пресвитерами он рукоположил, конечно, и епископов; следовательно, под пресвитерами разумеются и епископы, а следовательно — одни с другими объединяются, как власть. В 1 послании к Тимофею 5, 17, апостол называет пресвитеров (подразумевая вместе с действительными пресвитерами и епископов) людьми настоятельствующими, начальствующими (οἱ καλῶς προεστῶτες πρεσβύτεροι). Что сами апостолы на Иерусалимском соборе сделали свое известное постановление по вопросу о том, обрезываться или не обрезываться христианам из язычников, при участии пресвитеров Иерусалимской церкви и как от лица своего, так и их — пресвитеров написали послание христианам Сирии и Киликии — Деян. 15, 1—29).

2) Климент Римск. в 1 послании к Коринфянам, глл. 42, 44 (47) и 57; Поликарп в посл. к Филиппийцам глл. 5 и 6; Ириней Adversus haereses, lib. III, c. 3, и lib. IV, cc. 43 и 44. О Клименте и Иринее cfr Катанского „Догматическое учение о семи церковных таинствах“, стрр. 68 и 115.

607

Игнатий Богоносец († 115) или вообще весьма древний, известный и принимаемый под его именем, писатель ясно и нарочито учит, что епископ, предстоятель церкви, управляет ею с собором помощников — пресвитеров. В послании к Ефесеям он пишет: «всячески надлежит (вам) славить Иисуса Христа, который прославил вас, дабы вы были устроены в едином повиновении, дабы вы, повинуясь епископу и собору пресвитеров (ἐπισκόπῳ καὶ πρεσβυτερίῳ, — пресвитерству), были освящены во всем» (п. 2). В послании к Магнезиянам он говорит, что желал бы видеть при себе одного диакона, «потому что он повинуется епископу, как благодати Божией, и собору пресвитеров (πρεσβυτερίῳ), как закону Иисуса Христа» (п. 2), и потом увещевает самих Магнезиян: «старайтесь делать все в единомыслии с Богом, имея епископа председательствующим вместо Бога, и пресвитеров занимающими место собора апостолов» (п. 6). В послании к Траллиянам он пишет: «вы повинуетесь епископу, как Иисусу Христу.., но необходимо повиноваться и собору пресвитеров, как апостолам Иисуса Христа» (п. 2), и еще: «почитайте епископа, как Иисуса Христа, который есть Сын Отчий, пресвитеров же (почитайте), как собор Божий и как союз апостолов, без них нет церкви» (п. 3). В послании к Смирнянам: «все последуйте епископу, как Иисус Христос Отцу, и собору пресвитеров (πρεσβυτερίῳ), как апостолам» (п. 8). В послании к Поликарпу Смирнскому, обращаясь к последнему с просьбою отправить посла в Антиохию «для изъявления Антиохийцам радости Смирнской церкви о восстановлении у них мира», Игнатий пишет относительно избрания этого посла: «надлежит (тебе), богоблаженнейший Поликарп, созвать боголепнейший совет и избрать кого-нибудь»... (п. 7), т. е. указывая в приведенных словах на практику своего времени, дает знать, что епископы все делали не иначе, как совместно с советами пресвитеров.

Св. Киприан Карфагенский († 258) не в наставлениях, адресованных другим, а в своем собственном поведении и в своих заявлениях относительно своих прав и обязанностей является строгим исполнителем и решительным защитником того апостольского узаконения, что епископ должен управлять вверенною ему церковью не иначе, как при участии собора пресвитеров. «От начала епископства моего, — говорит он в одном послании к клиру Карфагенскому, писанном во время удаления от кафедры по случаю гонения, — я положил ничего не делать по (своему) частному мнению без вашего совета и (как то было обычаем в древнейшей церкви) без согласия моего народа», и затем многократно заявляет на словах и в поведении, что он хочет и старается держаться этого правила со всею, так сказать скрупулёзною добросовестностью 1). А его абстрактно-положительное учение о нашем пред-

1) Послания Киприана: 6-е, ad clerum suum de cura pauperum ac confessorum;

608

мете есть то, что истинный христианин должен повиноваться епископам и священникам (episcopis et sacerdotibus obtemperare) 1).

14-e, ad clerum suum, de iis qui ad pacem festinabant; 24-e, ad clerum, de literis praecedentibus Romam missis; 33-e, ad clerum et plebem de Aurelio lectore ordinato; 65-e, ad Rogatianum episcopum de superbo diacono; 66-e, ad clerum et plebem Furnitanorum de Victore (в изданиях письма Киприановы располагаются не всегда одинаково; у нас под руками издание Рейнгартово, где письма в порядке Памелиевом).

1) Посл. 62-е, ad Pomponium de virginibus, n. 3. Латинский канонист второй половины XI в. Deusdedit в своем Collectio canonum, издавном а Рио Магtinucci, Venetiis, 1869, приводит Следующие два определения Киириана, сделанные им на поместных Карфагенских соборах и неизвестные нам из других источников: Firmum decretum (episcopi) esse non potest, quod non plurimorum videbitur habuisse consensum, и потом: in minoribus causis sanctiores prudentioresque fratres rectos ad suum episcopus convocet consilium, in majoribus vero omnem fratrum convocet conventum: quod sr aliter aegerit, juxta sanctorum canonum decreta irrita et infirma sit ejus sententia, p. 222, n. CII fin. — Если св. Киприан во время своего удаления от кафедры по случаю гонения поставлял клириков без собора пресвитеров, то сие значит вовсе не то, чтобы на деле он поступал вопреки тому, к чему признавал себя обязанным на словах, а только то, что в исключительных случаях он считал дозволительным отступление от правила. При этом, вне-обычным образом он поставлял в клирики только таких людей, мнение о которых собора пресвитеров было ему уже положительно известно или в одобрении которых пресвитерами не могло быть для него никакого сомнения; о случаях поставления он считал нужным доводить до сведения собора пресвитеров, наконец, он совершал поставления не в собственном смысле один, а с теми пресвитерами, которые были при нем. — Если св. Киприан учит, что «епископ в церкви и церковь в епископе» и что «кто не с епископом, тот не в церкви» (Epist. 69, n. 7), то из сего учения, приемлемого всеми и подтверждаемого, как известно, и канонами (Апост. и др.), вовсе и ровно ничего не следует для защитников абсолютной власти епископов (Без епископа не может быть церкви, но это вовсе не значит наоборот, чтобы один епископ составлял всю церковь или всю церковную иерархию. Без епископа не может быть церкви, но и епископ без пресвитеров не составляет церкви. А если случится такой раскол в частной церкви, что на одной стороне будет епископ, а на другой все пресвитеры, то это не будет значить, чтобы церковь была там, где епископ, а будет представлять собою тот исключительный случай, что известная церковь разрушилась и прекратила свое существование. Пресвитеры составляют такую же необходимую степень церковного священства, как и епископы, а без необходимого церковь не может существовать. Если оставшийся одиноким епископ поставит (законно) новых пресвитеров, церковь снова явится, но снова явится потому, что снова явились в ней пресвитеры, подразумевается, с правами старых, т. е. тут дело сводится к тому, что епископы τῇ χειροτονίᾳ μόνῃ ὑπερβεβήκασι пресвитеров — слова Златоуст., см. выше. Епископ может ста-

609

В так называемых Правилах апостольских читается предписание: «пресвитеры и диаконы без воли епископа ничего да не совершают; ибо ему (епископу) вверены людие Господни и он воздаст ответ о душах их» 1). Защитники абсолютной власти епископов находят, что это предписание совершенно ясным и совершенно бесспорным образом определяет власть епископов в том смысле, как хотят понимать ее они, т. е. как власть единоличную и абсолютную. Однако вовсе непонятно, каким образом они это находят. Составляет общее правило то, чтобы в коллегиальных присутствиях члены последних ничего не делали без своих председателей, потому что иначе эти присутствия вместо своего превосходства над единоличными правителями обратились бы в величайшее зло (по причинам всем понятным) и в нечто совершенно бессмысленное. Если это всегда и непременно так в администрации мирской, то странно было бы, если бы это иначе было в администрации церковной, более совершенной, чем мирская. Епископ есть председатель местного церковного управления и из этого само собою и необходимо следует, что пресвитеры ничего не могут делать без его воли. Но если это так и совершенно бесспорно (не только на основании прямого предписания, но и простого здравого смысла): то каким образом наоборот отсюда следует, чтобы епископ все мог делать без пресвитеров, чтобы пресвитеры совершенно устранялись от власти и она исключительно вверялась епископу? Во всяких наших коллегиальных присутственных местах советники и члены ничего не могут делать без председателей: но значит ли это, чтобы председатели все могли делать без советников и членов? 2) Таким образом не ясно ли, что защитники абсолютной власти епископов хотят видеть в предписании

вить пресвитеров, но без пресвитеров поставленных (законно) и обладающих правами ин принадлежащими он не может быть).

1) Пр. 39. Апостольские правила называются апостольскими не потому, чтобы они были написаны апостолами или по их завещанию непосредственными их преемниками, а потому, что они явились в церкви, спустя много времени после апостолов (век III—IV: из снесения 26-го апост. правила с 10 правилом Анкирского собора, бывшего в 314 г., следует, что в нынешнем виде после сего собора), на основании сохранявшегося в последней апостольского предания. Трульский собор, окончательно придающий правилам вселенско-каноническое значение, не называет их апостольскими, а преданными нам именем апостолов (пр. 2 сначала), cfr о сих правилах Начертание церковно-библейской истории, — история новозаветн. церкви, век первый, гл. V, 2 изд. стр. 821. — Приведенное предписание читается еще в 57 правиле Лаодикийского собора.

2) На верху древнего епархиального управления стояли митрополиты, вследствие чего никому не было дозволено составлять без них епархиальных соборов (Антиох. соб. прр. 16 и 20 fin). Значит ли это, чтобы вся власть на епархиальных соборах принадлежала митрополитам?

610

то, чего оно вовсе не говорит, и хотят выводить из него следствие, которое из него вовсе не следует? К прискорбию наших защитников, они имеют против себя и самые Правила апостольские. 4-й канон этих Правил предписывает, чтобы приносимые в церковь на содержание клира всякие жизненные припасы «епископ и пресвитеры разделяли (после самих себя) диаконам и прочим клирикам». Ясно, что канон понимает и принимает пресвитеров, как соначальников епископу. 58-й канон Правил говорит: «епископ или пресвитер не рачащий о причте или о людех и не учащий их благочестию, да будет отлучен». Если на пресвитеров возлагается обязанность рачить о причте и они подвергаются ответственности за неисполнение обязанности, как и епископ, то, конечно, ясно, что они понимаются как соначальники последнего, как «сотрудники, данные епископу» (Зонара и Вальсамон в толковании на этот канон) 1).

1) Нет сомнения, что с весьма древнего времени начали появляться епископы, которые понимали апостольское правило так, как понимают его защитники абсолютной власти епископов, и которые на основании этого правила и помимо его (и еще до его появления в письмени) стремились к тому, чтобы присвоить всю власть себе и совершенно отстранить от нее пресвитеров, но из этого ровно ничего не следует, т. е. следует только то, что сейчас указанные епископы явились в церкви очень рано. По отношению к судебной власти епископов защитники ставят вопросы: «безусловно ли обязателен для епископа в судном деле совет пресвитеров и диаконов (из которых последних никто не считает советниками епископа) для того, чтобы приговор его получил силу и свое надлежащее действие?» — «Имеет ли право епископ привести в исполнение судебный приговор, относительно которого между ним и его советом произошло разногласие и который следовательно явился не по общему согласию всех пресвитеров и диаконов и т. д.?» И дают ответ: «вопросы эти разрешаются сами собою: пресвитеры и диаконы могут, конечно, не соглашаться с приговором своего епископа, могут обвинять его в несправедливости его действий, но не иначе, как пред высшею его властью, пред собором епископов; но ни они, ни сам подсудимый не имеют никакого права считать постановленное епископом решение не имеющим действительного и обязательного значения и силы». Смешивая материи, защитники говорят тут о двух случаях: во-первых, когда приговором епископа и пресвитеров или епископского суда будет недоволен сам подсудимый и когда он заявит желание перенести дело апелляционным порядком в епархиальный или митрополичий собор (епархия — митрополия, см. выше); во-вторых, когда с мнением епископа по какому-нибудь делу не согласятся пресвитеры или когда между самими судьями выйдет разногласие. Говорить в первом случае, чтобы решение епископа имело обязательную силу и значение, понимая это в том смысле, что решение должно быть приведено в исполнение, значит говорить не дело, чтобы не сказать более: право апелляции есть право искания, чтобы приговор был отменен; но как он будет отменен, когда

611

Таким образом, в Правилах апостольских вовсе не говорится того, чтобы епископ был единоличным и неограниченным начальником церкви (своей местной), и напротив ясно говорится, что пресвитеры суть соначальники («сотрудники») епископа. Как имеет себя дело по нашему вопросу в остальном вселенском каноне церковном? В остальном каноне мы не находим прямых и нарочитых речей, что такое суть пресвитеры по отношению к епископам — соначальники им или их слуги. Но вместо прямых речей мы находим в нем непрямые, которые по своей ясности совершенно заменяют нам первые. Василий Великий говорит, что миряне вводятся в клир при испытании их достоинства пресвитерами (лично и чрез посредство диаконов) и что только после сего испытания и «принятия» пресвитерами они получают посвящение от епископов (пр. 89) 1). Феофил Александрийский говорит, что недостойные клирики извергаются, а недостойные миряне отлучаются пресвитерами (прр. 6 и 14), и относительно рукоположения в церковные степени предписывает: «относительно имеющих рукополагатися таковой да будет устав: весь собор священнослужителей да согласится и да изберет и тогда епископ да испытывает избранного и с согласием священства да совершит рукоположение среди церкви»... (пр. 7). Если избрание в церковные степени совершается епископами при непременном участии пресвитеров; если при их участии совершается епископами извержение из клира и отлучение от церкви лиц недостойных: то ясно, что они суть «сотрудники» епископов, и сотрудники их как в качестве правителей, так и судей, т. е. иначе сказать — несомненно сотрудники их по всему. Не говоря прямо о пресвитерах, как о сотрудниках епископов в управлении церквами, остальной канон церковный после Правил апостольских дает нам это как необходи-

уже будет исполнен (чрез предание напр. подсудимого смертной казни?). Т. е. иначе сказать, право апелляции на приговор необходимо предполагает суспензию приговора или отсрочку его исполнения (Устава Духовных Консисторий § 171: «если подсудимый объявит неудовольствие на решение епархиального начальства и подаст апелляционный отзыв, то исполнение останавливается и решение епархиального начальства представляется Святейшему Синоду»). Второй случай есть случай прекословия между самими судьями. В этом случае решение епископа не только не имело обязательной силы и значения, но и само вовсе не могло являться: в случае прекословия между судьями дело переносилось (как это всегда бывает) в высшую инстанцию — епархиальный собор, на обязанности которого именно лежало „разрешать церковные прекословия“ (Апост. пр. 37), и только этот собор разрешая вышедшее между епископом и пресвитерами несогласие, постановлял свое решение.

1) Василий Великий говорит в правиле против предоставления пресвитерам излишней власти, но не отнимает у них власти, действительно им принадлежащей.

612

мый вывод из того, что он предписывает относительно заведывания церковными имениями. Заведывание церковными имениями вверяется епископу (Апост. пр. 41), но не иначе как при участии пресвитеров (Антиох. соб. пр. 25, Карфаг. соб. пр. 42, Феофила Алекс. пр. 10). Таким образом, если заведовать церковными имениями каноны обязуют епископов не иначе как при участии пресвитеров, то, выражаясь словами одного Апостольского канона (41-го), кольми паче следует то, что это сотрудничество пресвитеров епископам они предполагают необходимым в пасении драгоценных человеческих душ.

Возвращаясь снова к свидетельствам неканонического авторитета, мы не будем приводить их всех, а приведем только более прямые и более важные.

Постановления апостольские называют пресвитеров советниками епископа (σύμβουλοι τοῦ ἐπισκόπου), сенатом (верховной правительственной коллегией) и советом церкви (συνέδριον καὶ βουλή τῆς ἐκκλησίας, — Lib. II, c, 28), и затем в них обстоятельно и ясно предписывается относительно суда епископского: «да присутствуют на судилище (с вами епископами) и диаконы (подразумевается, как исполнительные чиновники) и пресвитеры, судя нелицеприятно, как люди Божии, по правде; когда же войдут тот и другой человек, у которых есть тяжба (оба тяжущиеся), то пусть каждый станет среди судилища, и вы (пресвитеры), выслушав их, праведно подайте голоса (ὁσίως ἀνενέγκατε τὰς ψήφους) стараясь обоих (тяжущих) сделать друзьями (примирить) прежде приговора (ἀπόφασις) епископа, чтобы суд против согрешившего не сделался гласным, потому что епископ и на судилище имеет соучастником и свидетелем суда Христа Бога» (Lib. II, с. 47). Более ясных речей о том, что суд епископов должен быть судом коллегиальным, причем пресвитеры, как члены суда, подают голоса, а епископ, как его председатель, произносит приговор, полагаем, быть не может 1).

1) И однако защитники единоличной власти епископов ухищряются обратить их в свою пользу! Они, во-первых, находят в высшей степени замечательным то, что приговор (ἀπόφασις) произносит епископ; во-вторых, о голосах, подаваемых пресвитерами, как членами суда (ψῆφοι) они говорят, что они — пресвитеры „подают и свои мнения касательно судящихся, как бы свои убеждения или советы“. Но что удивительного в том, что в коллегиальном присутственном месте приговор произносит председатель, а не кто-нибудь из членов или не все члены поочередно (разве это бывает где-нибудь иначе?). А говорить, чтобы голоса, подаваемые на суде (ψῆφοι), могли значить как бы убеждения или советы, значит говорить нечто вовсе неизвиннтельное (вы член суда с правом „голоса“: протолкует ли это кто-нибудь так, что вы член суда с правом немного поболтать в каждом из его заседаний?). См. в Постановлениях апостольских и далее после сейчас нами указанного, до их 54. Еще заметим, что иногда Постановления апостольские подразумевают пресвитеров вместе с епископами, кн. II, глл. 30, 42 и 44.

613

Послания Игнатия Богоносца дошли до нас в двух редакциях, — краткой, которая есть первоначальная или подлинная, и распространенной, которая есть позднейшая и относится не ранее, как к IV веку. По этой второй редакции в послании к Траллианам читаем: «что такое епископ, как не лицо, имеющее главное начальство и власть над всем, сколько то возможно посильному подражателю Христа Бога? Что такое собор пресвитеров (πρεσβυτέριον), как не священная коллегия (σύστημα, — Corps, Corporation, Collegium, Lex. v. Passow), (что такое они) как не советники и не сотоварищи (συνεδρευταί) епископа?.. Итак, кто не повинуется им, тот человек совершенно безбожный и нечестивый; тот презирает Христа и его установление» (п. 7).

Блаженный Иероним, державшийся, как известно, относительно происхождения епископов своего особого взгляда, весьма близкого к нынешнему протестантскому, говоря о своем времени, во-первых, буквально повторяет приведенные нами слова Златоустого, а именно спрашивает: «что делает епископ, за исключением посвящения, чего бы не делал пресвитер?» 1); во-вторых, пишет: «и мы имеем в церкви свой сенат — собор пресвитеров» (et nos habemus in ecclesia senatum nostrum. — coetum presbyterorum) 2).

Существует древнее собрание правил церковных, составленное неизвестным или неизвестными из местных правил и местной практики разных частных церквей, в котором до последнего времени видели правила IV Карфагенского собора (из числа соборов, бывших при епископе Аврелии, 398 г.) и которое надписывается в списках: Statuta ecclesiae antiqua или Statuta ecclesiae orientalis. В этом собрании между прочим читаются правила: а) «епископ да не слушает никакого дела без присутствия своих клириков; иначе да будет недействителен приговор епископа, если он не будет утвержден приговором клириков» (ut episcopus nullius causam audiat absque praesentia clericorum suorum; alioquin irrita erit sententia episcopi, nisi clericorum sententia confirmetur, — np. 23); b) «епископ где нибудь сидящий не должен дозволять (non patiatur), чтобы стоял (пред ним) пресвитер» (пр. 34) 3); с) «при посвящении пресвитера, когда епископ благословляет его и держит руку на его голове, то и все пресвитеры, которые присутствуют, держат свои руки на его голове подле руки епиекопа» (пр. 3) 4).

1) Epist. 146, ad Evangelum.

2) У Бинг. I, 273.

3) А относительно диаконов, как известно, предписывается: „не подобает диакону сидети в присутствии пресвитера, но с повелением пресвитера сести,— Лаодик. соб. пр. 20.

4) У Гефеле в Concilien-Geschichte, 2 Band, 2 Aufl. S. 68 sqq (Вальтера Lehrbuch des Kirchenrechts, § 87).

614

9-е правило 4-го вселенского собора по принятому тексту читается: «Если который клирик с клириком же имеет судное дело, то да не оставляет своего епископа я да не прибегает к светским судилищам; то сперва да предъявит свое дело у своего местного епископа или по изволению того же епископа избранные обеими сторонами да составят суд». Но в славянском переводе Номоканона Иоанна Схоластика правило это читается: «Аще который клирик с клириком тяжу имать, да не оставляет своего епископа и к людским судьям (да не) пририщет; но преже до скажеть вещь свою епископу, да епископ повелением своим призвав обе страны, хотящаяся прети, с начальными своими попы праведне да устроит» 1). Которое из двух чтений есть подлинное, мы не знаем; но предполагая, что оно есть и то, которое у нас принято, во всяком случае будсм иметь несомненным, что чтение Номоканона Схоластикова, взятое от практики и свидетельствующее о ней, было весьма распространенным и весьма авторитетным, ибо иначе переводчик Номоканона св. Мефодий, первоучитель Славянский и архиепископ Моравский, конечно, не принял бы его 2). Что наше чтение действительно было распространенно и весьма авторитетно, на это мы имеем и еще одно доказательство: в Генелевом издании Кодекса Феодосиева к закону имперр. Валента, Грациана и Валентиниана от 376 г., который Lib. ХVI, tit. II, n. 23, и который начинается: Qui mos est caussarum civilium, idem in negotiis ecclesiasticis, приложено следующее interpretatio: Quoties ex qualibet re ad religionem pertinente inter clericos fuerit nata contentio, id specialiter observetur, ut convocatis ab episcopo dicecesanis presbyteris, quae in contentionem venerint, judico terminentur.

В Греции, как мы сказали выше, в продолжение второй половины X — первой половины XI века соборы пресвитеров при епископах сменились штатами так называемых клириков или чиновников. Эти штаты клириков, ставшие новыми административно-судебными соборами при епископах, оставались у Греков до конца ХV — начала XVI века, когда места клириков при епископах, как места, доставлявшие доход присвоили себе миряне (подобно тому, как у нас в позднейшее время места духовных клирошан при епископах в качестве управителей и судей заняли их светские так называемые бояре) 3). Что касается до

1) Номокан. тит. 14, ркп. Моск. Дух. Акад. № 54.

2) И в Стоглавнике наше правило приводится по чтению Номоканона Схоластикова, гл. 55, Казанск. изд. стр. 265 (И очень сомнительно, чтобы ныне принятое чтение было подлинным, ибо остается непонятным то, что епископ предоставляет тяжущимся клирикам избирать себе третейских судей).

3) О правах клириков по отношению к епископам в XII—XIII веке см. Вальсамона и Иоанна Китрского у Ралли и П. III, 385 fin. sqq и V, 412 sub fin.; о том, что в ХV веке они сидели с епископами в священном соборе, см. Георгия Кодина, ibid. V, 531; о присвоении в начале XVI века мест духовных клинков мирянами см. Афанасия Ипсиланти в Истории Греков после взя-

615

России, и именно Московской, то соборы при епископах сейчас помянутых клирошан — пресвитеров исчезли в ней в конце XIV — начале XV века; однако, по крайней мере, еще до половины XVI века в ней было признаваемо, что по священным правилам святительский суд должен быть судом соборным 1).

тия Константинополя Турками или в Τὰ μετὰ τὴν ἄλιυωσιν, стрр. 155, 193 sub fin., 208 (подписи под актом).

1) Стоглав, глл. 66 fin., 68 и 69, Казанск. изд., стрр. 293, 298 — 9, 324. Об отношении пресвитеров к епископам см. у Бингама I, 268 sqq, в Словарях Дюканжа (Graecit. и Latinit.), Свицера и Мартини, у Чигимат в Die Synoden und Episcopal-Aemter и вообще в археологических книгах. Между нашими русскими учеными теория единоличной и абсолютной власти епископов вовсе не есть теория общепринимаемая, но теория защищаемая только некоторыми немногими, cfr митр. Евгения рассуждение о чинах Греко-Российския церкви, Моск. 1817 г. изд. стр. 97 sqq, митр. Филарета Начертание церковно-библейской истории, — история новозаветная, век первый, гл. IV, 2-го изд. стр. 817, архим. Иннокентия Начертание церковной истории от библейских времен до ХVIII века, — век вторый, «О степенях иерархии» и «Образ правления каждой церкви», изд. 1817 г. стрр. 44 и 46, Ветринского Памятники древней христианской церкви, том I, Спб. 1829, стр. 141 sqq., иеромон. Павла О должностях и учреждениях по церковному управлению в древней восточной церкви, Спб. 1857, стр. 12 sqq и Павлова (A. С.) рецензию на книгу Заозерского: Церковный суд в первые века христианства, помещенную в журнале «Критическое Обозрение», 1879 г. № 4, стр. 3 fin. sqq. Защитники единолично — абсолютной власти епископов, не отвергая фактов и свидетельств, вынуждаются признать, что «устройство древнего епархиального суда по церковным памятникам представляется не иначе как в форме церковного собрания и заседающего в нем совета церковного». Но в то же время они учат: «основное отличие судебной власти епископа состоит в том, что он получает ее непосредственно при рукоположении в сан епископа, тогда как пресвитеры посвящением в свой сан получают только так сказать правоспособность к принятию известного круга юридических обязанностей, получают только возможность к прохождению той или другой должности; но чтобы эта возможность перешла в действительность, нужно еще особое полномочие епископа». Допустим, что последнее и справедливо: будет ли отсюда следовать тот вывод, который желателен защитникам? В древнее время епископы производили епархиальный суд не иначе, как при участии советов из пресвитеров; следовательно, это участие советов пресвитерских в епархиальном суде древние епископы признавали для себя обязательным; а следовательно...? Однако, приведенное учение, которым хотят сказать то, что каждый епископ eo ipso есть епархиальный судия, между тем как из пресвитеров могут участвовать в суде только немногие, нарочито к тому призванные, есть не более как умышленное или неумышленное недоразумение. Если в настоящее время (с которого берется учение) могут участвовать в епархиальном суде не все пресвитеры, а только некоторые из них: то это не значит, чтобы пресвитеры получали только правоспособность, а наоборот значит, что в настоящее время не все пресвитеры могут пользоваться своим правом (от нынешнего устройства, вида, епархий, о чем говорено нами выше. А что

616

Так называемый «Церковный устав» Владимиров 1).

Так называемый Церковный устав св. Владимира сохранился до настоящего времени в весьма большом количестве списков, которые

касается до приведенного учения в его отвлеченном виде, независимо от истории, то для противопоставления ему мы имеем приведенное выше учение Златоустого). Люди не настолько смелы, чтобы отвергать факты и свидетельства и поэтому вынуждены признать, что «устройство древнего епархиального суда по церковным памятникам представляется не иначе как в форме церковного собрания и заседающего в нем совета церковного». Но в то же время они проповедуют: «основное отличие судебной власти епископа состоит в том, что он получает ее непосредственно при рукоположении в сан епископа, тогда как пресвитеры посвящением в свой сан получают только так сказать правоспособность и принятию известного круга юридических обязанностей, получают только возможность к прохождению той или другой должности; но чтобы эта возможность перешла в действительность, нужно еще особое полномочие епископа». Итак, с одной стороны, епархиальный суд не иначе как церковный совет, следовательно — пресвитеры непременно участвуют в нем; а с другой стороны, пресвитерам для сего нужно особое полномочие епископа, следовательно, они могут участвовать в нем только тогда (только в те отдельные разы), когда пожелает этого епископ: трудно понять, как творцы теории не замечают своего подобного противоречия. Но еще труднее понять то, как они, проповедуя о пресвитерах знаменитое сейчас приведенное, не замечают, что проповедуют не только нечто в высшей степени странное, но и такое, что по всей справедливости заслуживало бы более жестокого имени. Пресвитер, рукополагаемый епископом, получает вместе с благодатью св. Духа известные права; однако, получая эти права, он не получает вместе с тем однажды навсегда права пользоваться ими, но может ими пользоваться только по новым, в каждом частном случае» особым дозволениям епископа, так что благодать св. Духа преподается ему, так сказать, только как потенция, для перехода которой всякий частный раз в действительность требуются нарочитые благословения (и как бы новые хиротонии) епископа. Неужели не видят творцы теории, что говорить подобное значит зарапортоваться? (А когда автор приведенных выписок выражается: «получают возможность к прохождению той или другой должности», тогда как у него речь вовсе не о должностях, вовсе не о назначении в благочинные и др., то он показывает только, что сбился в своих мыслях). Пресвитер в рукоположении епископском получает благодать и право совершать литургию и вообще таинства: испрашивает ли он потом у епископа особого дозволения на совершение каждой литургии и на совершение всякий раз каждого из остальных таинств? Если нет, то совершенно то же самое и со всеми остальными правами, которые он получает.

1) В 1-м издании перед уставом Владимировым был напечатан нами «Устав белеческий» митр. Георгия. Но мы находим, что более приличное место ему во второй половине тома, в которой мы его и напечатаем при 2-м издании этой последней.

617

находим главным образом в Кормчих книгах, где ему принадлежало место и где он помещался по праву памятника церковно-юридического, а отчасти в летописях, помещавшийся в качестве памятника исторического, и также в сборниках 1)

Древнейший, известный в настоящее время, список Устава читается в Кормчей книге, написанной во второй половине XIII века, между 1276-м и 1294-м годами, для Новгородского Софийского собора и находящейся в настоящее время в Московской Синодальной библиотеке (№ 132) 2).

По этому древнейшему списку Устав Владимиров представляет собою следующее: предисловие о принятии Владимиром христианства от Греков и о взятии у них первого митрополита Киеву; о построении в Киеве церкви Богородицы Десятинной и о даровании ей десятины; о предоставлении суду митрополита и епископов в известных делах гражданских и в известных преступлениях уголовных всех мирян, с настоятельным увещанием и заклятием великого князя к своим чиновникам и к потомкам — суда церковного не обидеть; о поручении епископам всяких городских торговых мер и весов; о предоставлении им в полную подсудность (по всяким делам) низшего духовенства и некоторых других лиц; о предоставлении им в заведывание богоугодных заведений, с новым увещанием и заклятием о необидении суда церковного.

После этого древнейшего списка Устава все другие известные в настоящее время списки его принадлежат концу XV—ХVII веку. Позднейшие списки относятся к этому древнейшему так: часть списков, и именно — значительнейшая, представляет простое и совершенное его воспроизведение в общем, с некоторыми вариантами в частностях; в другой части списков устав является более или менее против него

1) Кроме списков, указанных преосв. Макарием (Истор. т. I, изд. 2 стр. 157 sqq), см. еще Описания рукописей Царского и библиотеки Троицкой Лавры (есть списки в рукописях и нашей Академии).

2) В начале рукописи, писанной, подразумевается, на пергамине, читается запись: «В лето . (одна или две цифирные буквы стерты) написаны быша гнигы сия повелением благоверного князя Новгородьского Дмитрия, а стяжанием боголюбивого архиепископа Новгородьского Климента, и положены быша в церкви святыя София на почитание священником и на послушание крестьяном и собе на спасение души»... См. Русскк. Достопамм. 1, 19 и Ундольского Описание Славянских рукописей Московской Патриаршей библиотеки № 110, помещенное в Чтениях Общ. Ист. и Древн. 1867-го г. кн. 2; фотографический снимок записи у Срезневского в приложж. к Древним памятникам Русского письма и языка. Князь Дмитрий Александрович, сын Невского, умер в 1294-м г., архиепископ Климент занимал кафедру с 1276-го по 1299-й г.

618

(древнейшего списка) сокращенным, при чем сокращение состоит в том, что опускается предисловие, сокращаются или совсем опускаются увещания и заклятия о необидении суда церковного, опускается о предоставлении епископам мер и весов; наконец, третья часть списков представляет особые редакции устава против списка древнейшего. Этих особых редакций известно в настоящее время две. Отличия одной из редакций состоят в том, что читается свое особое предисловие к Уставу, в котором говорится о посылании Владимиром послов для испытания вер и о привилегиях, усвоенных нашему митрополиту, яко второму патриарху, и что потом в самом Уставе находятся лишние речи о даровании великим князем Киевской Десятинной церкви недвижимых имений, а его княгиней всякой бесценной кузни и о назначении церковного богатства 1). Другая редакция не содержит уклонений от древнейшего списка и лишков против него относительно предметов речи, но представляет его распространение относительно того, что в нем есть; именно — распространяется предисловие, в котором подробнее, чем в древнейшем списке, о крещении Владимира (в Херсоне, в церкви св. ап. Иакова) и о взятии у Греков двух митрополитов — первого Михаила и второго Леонта; весьма значительно расширен список дел и преступлений, предоставляемых суду митрополита и епископов, и несколько расширен список лиц, предоставляемых им в полную подсудность; наконец, пространнее излагаются увещания и заклятия о необидении суда церковного 2).

1) Редакция устава известна по двум спискам, см. преосв. Макария Ист. т. I, 2 изд. стр. 158, а один из списков напечатан у него же там же (приложж. п. 8, II, стр. 282). О даровании Десятинной церкви недвижимых имений, княгиней бесценной кузни и о назначении церковного богатства взято из статьи «О церковных судах и о десятинах»..., нач.: «От самое истины слышав святых апостол и отец предания», в которой устав Владимиров превращается в историческую запись об узаконениях и попечениях о церкви и духовенстве Владимира и других после него князей (напечатана в Правосл. Собеседн. 1861-го г., ч. II, стр. 434, у нас под руками в «Мерилах праведных» ХV в., — Троицк. Лаврск., №15, л. 331 об. и Академ. № 187, л. 293 об.).

2) Эта редакция известна нам по пяти спискам: напечатанному в Вивлиофике, ч. VI, стр. 1 sqq (с рукописи неисправной, в которой речи Владимира о смерти митр. Михаила превращены на первое лицо) и находящимся в рукописях — Троицк. Лаврск. библиот. № 783, л. 599 об. и Академ. фундам. № 200, л. 23, № 225, л. 12 об. и № 234 л. 33, (надписание устава по спискам редакции: «Устав по греческим Номоканоном на том основании, что в списках редакции над отделом, в котором перечисляются люди церковные, сделано частное надписание: «А сиа люди церковнии по божественным правилом предани патриарху или митрополиту или епископу, в коем аще пределе будеть» (по Лаврск. сп.), составление редакции относят к временам патриархов. Но Лавр-

619

Взаимное отношение сейчас указанных классов, на которые разделяются списки Устава, несомнительно и очевидно есть следующее: список древнейший с воспроизводящими его позднейшими (которые, как мы сказали, образуют большинство в общем количестве всех списков), представляет собою оригинал или подлинник устава, т. е. этот так называемый устав в том его виде, в каком он вышел из рук его неизвестного автора; списки, передающие устав в большем или меньшем сокращении против древнейшего списка, суть позднейшие сокращения оригинала; две особые редакции устава против древнейшего списка составляют позднейшие его (устава) редакции.

Классы списков разделяются между собою сейчас указанным нами образом. Отдельные списки всех классов имеют свои частные варианты, причем дело находим в таком положении, что почти нет двух списков, которые бы были дословно сходны между собою. Составляя замечательную особенность нашего памятника, это показывает, что каждый, из переписчиков устава хотел быть и его редактором и что каждый хотел по своему разумению его править.

Вот древнейший список устава, читаемый в помянутой Софийско-Новгородской (ныне Синодально-Московской) Кормчей конца ХIII века 1):

ская рукопись, в которой находится список устава, принадлежала митр. Иоасафу († 1555), из чего следует, что у автора под патриархом должно разуметь не патриарха русского, а греческого, т. е. понимать дело так, что он хочет усвоять данный отдел устава не только России, но и Греции. Со всею вероятностью должно считать автором редакции самого митр. Иоасафа (ниже мы сделаем некоторые ссылки на нее, называя ее редакцией Иоасафовской).

1) Тщательно отмечать варианты позднейших списков, по сказанному выше об их происхождении, мы не видим никакой нужды. Между многими позднейшими списками, представляющими в вариантах обработку частных людей, мы имеем список, авторизованный церковною властью XVI в., именно — помещенный в Стоглавнике (гл. 63); из этого только списка мы и отметим варианты (так как и устав, помещенный в Стоглавнике, по разным спискам последнего представляет свои варианты, то мы укажем наши варианты по списку из находящихся в нашем распоряжении наиболее авторитетному, или представляющему наибольшее ручательство подлинности, именно — по списку, который принадлежал знаменитому старцу Троицкого монастыря второй половины XVI в. Варсонофью Якимову и который в настоящее время находится в библиотеке Моск. Дух. Академии, — фундам. библиот. № 194). Мы говорили выше, что когда составитель устава, предоставляя суду митрополита и епископов в известных делах гражданских и преступлениях уголовных всех без исключения мирян, ссылается на греческий Номоканон, то разумеет под Номоканоном руководства к гражданским законам, помещенные в Кормчей книге, которые понимает как законодательные акты, определяющие пространство власти церковной. В подлежащих местах мы сделаем указание на эти руководства по Никововской Кормчей книге (причем будем указывать только главы Кормчей, не называя всякий раз самых

620

«Устав святого князя Володимира, крестившаго Русьскую землю, о церковных судех.

В имя Отца и Сына и Святого Духа. Се яз князь Василий, нарицаемы Володимир 1), сын Святославль 2), внук Игорев, блаженныя княгини Олгы 3), въсприял есмь святое крещение от Грецьскаго царя 4) и от Фотия патриарха Царегородьского, взях пьрвого митрополита Леона5) Киеву, иже крьсти всю землю Русьскую святымь крщеньемь. По-

руководств, которые по главам имеют себя: гл. 45 — Закон, Богом данный Моисею; гл. 46—Закон судный людем (даря Константина); гл. 49 — Прохирон Василия Македонянина; гл. 50 — Еклога Льва Исавра). Печатаемый нами древний список устава Владимирова уже напечатан дважды: Карамзиным в 506 примеч. к I т. Истории и в I т. Дополнений к Актам Историческим.

1) В Стоглавнике: «князь Владимер, нареченный во святом крещении Василей».

2) В Стоглавн.: «сын Святославич».

3) После «Игорев» нет союза «и» и в Стоглавнике.

4) В Стоглавн.: „царя Костянтина“. Редактор списка, помещенного в Стоглавнике, знал имена царей, при которых крестился Владимир. Если он ставит имя одного царя, то это должно понимать так, что в списке, с которого он списывал, стояло также, как в нашем древнейшем, царя, а не царей. Отсюда следует что „царя“ есть оригинальное чтение устава, составляющее одно из доказательств его подложности (так как Владимир крестился не при царе, а при царях).

5) В Стогл.: „Михаила“, как и в некоторых других списках, составляющих в общем количестве меньшинство. Мы говорили выше, что первым нашим митрополитом поставил Михаила вместо Леона или Льва автор Степенной книги. За более раннее время этой перемены, по-видимому, говорит то обстоятельство, что Михаил называется первым митрополитом, а Леон вторым, в списке устава Владимирова, читаемого в рукописи, принадлежавшей митр. Иоасафу (Троицк. Лаврск. № 783, см. выше). Но особая, несомнительно — весьма поздняя, редакция устава, которую представляет из себя этот список, со всею вероятностью может быть усвояема самому Иоасафу или кому-нибудь из его современников. А так как наша рукопись могла быть написана, когда Иоасаф находился уже на покое (низведенный с кафедры в 1542-м г., скончался после 13-летнего пребывания на покое в нашем Троицком монастыре в 1555-м г.), то составитель редакции устава, — был ли это он сам или кто-либо из его современников, — и мог уже иметь в руках Степенную книгу. Обширное историческое предисловие к уставу по нашей редакции, в котором говорится с частными подробностями о крещении Владимира и о получении им от Греков двух митрополитов, — сначала Михаила, а потом Леона, указывает на какую-либо историческую книгу, которою пользовался составитель редакции, а такою историческую книгою могла быть только Степенная книга; при этом есть и частные признаки, которые указывают (хотя и не решительно), что составитель пользовался Степенною книгою: по этой книге (I, 130) Владимир крестился в Корсуни в

621

томь же, летом многым 1) минувшем, создах церковь святыя Богородица Десятиньную и дах ей десятину по всей земли Русьстей ис княжения в сборную церковь: от всего 2) княжа суда десятую векшю, а из торгу десятую неделю 3), а из домов на всяко лето от всякаго стада и от всякаго жита 4) чюдному Спасу 5) и чюдней его Матери. Потомь, разверзше 6) грецьскыи Номоканон, и обретохом 7) в немь, оже 8) не подобаеть сих судов и тяжь князю судити ни бояром его ни судьям 9); и яз, сгадав с своею княгинею с Анною и с своими детми 10), дал есмь ты суды церквам, — митрополиту и всем пискупиям 11) по Русьской

церкви св. Иакова; то же и по нашей редакции устава (Что касается до списка устава, помещенного в летописце Переяславля Суздальского, напечатанного кн. Оболенским в 9 кн. Временника Общ. Ист. и Древн., в котором митрополит есть Михаил, стр. 34: то напечатанный список летописца вовсе не «есть точная копия” с рукописи ХIII в., как утверждает это кн. Оболенский, желавший сделать своё открытие «драгоценностью», а несомненно представляет из себя редакцию второй половины XVI в., что кроме всего другого видно и из того, что летописец надписывается: «летописец Русских царей». По палеографическим признакам относят к первой половине XVI в. некоторые не имеющие годов рукописи, содержащие наш устав с именем митр. Михаила. Но палеография есть свидетель только приблизительный, который сам вовсе не ручается за свою точность и допускает ошибки не только на полстолетия, но и более чем на столетия).

1) «Многим» стоит решительно во всех списках, так что несомненно должно быть призвано за оригинальное чтение, принадлежащее самому составителю устава. А так как Владимир приступил к строению Десятинной церкви вовсе не «летом многим минувшим» после своего крещения, то это «многим» дополняет собой число доказательств подложности устава.

2) В Стоглавн.: «десятину из всего (sic) княжениа своего, тако же и по всей земли руской, и со княжениа от всего».

3) Т. е. право собирать на торгах всякие базарные сборы через девять недель в десятую, или же право получать из этих сборов десятую часть (Боголюбский, по свидетельству летописей, — Лавревт. и Ипатск. под 1158-м г., действительно предоставил Владимирской церкви Богородицы, „торгъ десятый“).

4) В Стоглавн.: «живота».

5) Остается не совсем понятным, что значит в Уставе «Спасу», когда Десятинная церковь была посвящена только Божией Матери (не было ли в церкви принесенной из Греции иконы чудного Спаса?).

6) В Стоглавн.: «расмотревше».

7) „Обрѣтохомъ“, т. е. вероятно подразумевается: с митрополитом.

8) В Стоглавн.: «в нем написано, оже».

9) В Стоглавн.: «ни бояром его ни тиуном».

10) В Стогл.: „и аз сгадал с своими детми и со всеми князи и со всеми боляры“.

11) В Стоглавн.: „церквам Божиим и отцу своему митрополиту и всем епископом“.

622

земли. А посемь не надобе вступатися ни детем моим ни внучатом ни всему роду моему до века ни в люди церковные ни во все суды их, то все дал есмь по всем городом 1) и по погостом и по свободам, где 2) и (sic, должно читать: ни) суть християне; и своим тиуном 3) приказываю, церковного суда не обидети ни судити без владычня наместника 4). А се церковнии суди: роспуст 5), смилное 6), заставанье7), умычка 8) (это слово приписано в рукописи наверху), пошибанье промежи мужемь и женою о животе 9), в племени или в сватьстве поимуться 10), ведьство, зелииничьство, потвори, чародеяния, волхвования 11),

1) В Стоглавннке, восполняющем очевидный пропуск нашего списка: «есмь церкви Божией по всем»...

2) В Стоглавн.: «по слободам и по всей земли, где ни»....

3) В Стогл.: „и своим боляром и тиуном“.

4) В Стогл.: „приказываю судов церковных не судити и наших судов без судей митрополита не судити десятин для».

5) «Роспусть» — развод (Матф. 5, 31 и Марк. 10, 4 до сих под: «книгу распустную», см. ниже в Уставе Ярославовом, § 8, «распускаться»), т. е. дела о разводах. Никоновской Кормчей гл. 46 л. 376 об., гл. 49 л. 426 и гл. 50 л. 501 об.

6) „Смилное“ — приданное, от „мило“ — приданое (Словарь Восток.), т. е. тяжбы из-за приданного. Никон. Кормч. гл. 49, л. 421 об. (Неволин, по указаниям Срезневского, придает слову „смилное“ значение преступной любовной связи между лицами как соединенными, так и не соединенными браком, т. е. вообще значение разврата, распутства, — О пространстве церковного суда, в Полн. собр. сочинн. т. VI, стр. 281, прим. 86).

7) Т. е. мужем «прелюбодея со своею женою сплешася», как говорит Никон. Кормч. гл. 49, л. 488.

8) «Умычка» — умыкание, похищение девиц для брака. Никон. Кормч. гл. 49, л. 487 об.

9) „Пошибанье — о животе“: ссоры и тяжбы (собственно — драка) из-за имения или пожитков. В Стогл.: „заставание, пошибание, умычки промежу мужем и женою о животе“. Неладное чтение, очевидно, явилось так, что слово „умычка“, стоявшее наверху (как в нашем списке), при перенесении в самый текст поставлено не на месте (редакторы I тома Дополнений к Актам историческим, печатая наш список устава, сносят слово „умычка“ в текст, но по не со всем понятной для нас причине ставят его на том же месте, на котором оно поставлено в Стоглавнике, так что и у них „умычка промежи мужем и женою“). Никон. Кормч. гл. 49, л. 422 об. (В послании неизвестного Владимирского епископа к неназываемому по имени сыну Александра Невского читается: „умыкание, пошибание, заставанье, промежю мужем и женою чьто будет речь о жи оте“,—Памятнн. Павл. col. 118, т. е. из пошибания делается особое преступление).

10) Т. е. в родстве или в сватовстве вступят в брак. Никон. Кормч. гл. 45 л. 370, гл. 49 лл. 416 об. и 492 и гл. 50 л. 517.

11) В Стогл.: „ведовьство, потворы, чародейство, волхвование, зелейничество“. Ведьство или ведовьство — колдовство вообще (ведунство). Зелимничьство — отрав-

623

урекания 1) три: бляднею и зелии, еретичьство 2), зубоежа3), или сын отца бьеть или матерь или дчи 4), или снъха свекровь, братья или дети тяжються5) о задницю6), церковная татба 7), мертвеци сволочать 8), крест посекут или на стенах режуть, скот 8) или псы или

ления и порчи посредством зелия (трав и кореньев). Потвори — устроение посредством волшебства действий «в мечте» или мечтательных, призрачных, — обморочивание (cfr в Словаре Восток. сл. потвор). Чародеяния — приготовление и употребление так называемых «приворотных» средств (чары, очаровывать). Никон. Кормч. гл. 45, л. 371 об., гл. 49 лл. 485 об., 486, 492 об., и гл. 50 л. 517 об.

1) Урекание — укорение, обзывание.

2) Нужно: бляднею и зелии и еретичьством, как это в Стогл. и в других позднейших списках. «Зелии», т. е. зелейничеством, отравничеством. Под еретичеством, как кажется, разумеется в Уставе не еретичество в собственном смысле, а злое колдовство, обращенное исключительно на пагубу людей, ибо слово еретик, кроме его собственного значения, в древнее время употреблялось (Ипатск. лет. под 1175-м г., 2 изд. стр. 401, в рассказе об убиении Боголюбского: «о еретиче!») и до сих пор употребляется у нас в бранном смысле человека отверженного, проклятого (как отвержены были от церкви и были прокляты ею действительные еретики), с привходящим понятием человека, отдавшего себя во власть темной силы. — То или другое значение имеет в Уставе слово: еретичество, но оно представляет собою одно из бесчисленных доказательств подложности Устава, ибо невозможно допустить, чтобы греческое слово еретик уже во времена Владимира до такой степени было усвоено у пас, что обратилось в народную брань (В Законе судном, что в Никоновской Кормчей гл. 46., по некоторым спискам последнего читается: «Иже етеру человеку речеть: еретиче! да ударит й ножем, аще ли пред судья вдеть (ударенный), да подъиметь глаголавый, еже было еретику подъяти, да ся тепеть твердо», — Русскк. Достопп. II, 181).

3) Иоасафовская редакция поясняет: «аще в которой в сваре (ссоре, драке) кто кого зубом яст» (Вивлифе. VI, 4).

4) В Стогл.: «или матерь дщер биеть». Никон. Кормч. тл. 45, л. 364.

5) В Стоглавв.: «свекровь, или кто уречется скверными словесы и прилагая отца или матерь, или сестры или дети или племя тяжутся»....

6) Задница — имение, оставшееся после умершего, наследство. Никон. Кормч. гл. 49 лл. 444 об. fin., 457 об. 461 sqq, и гл. 50 лл. 498 об., 505, 507 об. sqq.

7) Никон. Кормч. гл. 46 л. 376, гл. 49 л. 490 и гл. 50 л. 518 об. (есть речи о церковной татьбе, — разумеется, не как о наказании, подлежащем суду церковной власти, и в выписках из κείμενον’α Номоканона Фотиева, — гл. 44 л. 352 об.).

8) В Стогл.: «мертвецов волочать», т. е. раскапывая свежия могилы, совлекають, раздевають мертвецов («гробные тати»). Никон. Кормч. гл. 45 л. 376, гл. 49 л. 490 и гл. 50 л. 519 (гл. 44 л. 357 об.).

9) В Стогл.: «посекут или на стенах трескы емлют и с (нужно: из) креста, скот»... В других списках: «посекут или на стенах режуть»... «Крест посекут» — срубят крест, поставленный при дороге (чтó было в обычае в древнее время), на возвышении (что, может быть, также было в обычае

624

поткы 1) без великы нужи введеть или ино что неподобно церкви подееть 2), или два друга иметася бити (и) единого жена иметь за лоно другого и роздавить 3), или кого застануть с четвероножиною 4), или кто молится под овином или в рощеньи или у воды 5), или девка детя поврьжеть; те все суды церкви 6) даны суть 7), князю и бояром и судьям их в ты суды нелзе вступатися 8), то все дал есмь по первых царств 9) уряженью и по вселенских святых семи зборов великих святитель. Аще кто преобидить наш устав, таковым непрощеным быти от закона Божия и горе собе наследують. А своим тиуном приказываю, суда церковного не обидети и с суда 10) давати 9 частии князю, а 10-я святей церкви 11). А кто пообидить суд церковный, платити ему собою, а пред Богом тому же отвечати на страшнемь суде пред тмами ангел, идеже когождо дела не скрыются, благая или злая, идеже не поможеть никтоже кому, но токмо правда избавить от вторыя смерти, от

в древнее время по примеру Болгарии, — пресв. Козма), на кладбище над могилой. Что значит: «на стенах трески (щепы) емлиот из креста» или «на стенах режуть», остается для нас не совсем понятным (первое, кажется, вырезывание щеп из крестов, поставленных на стенах церковных совне).

1) «Потка» значит птица (птаха); в Стогл. первое слово заменено последним.

2) Трульск. соб. пр. 88. В правиле вообще о каких бы то ни было животных, но нет в частности о псах и о потках. О птицах есть в толковании на правило Зонарином. Если бы предположить, что в устав взято о них из Зонары, то это служило бы к определению времени появления устава. Но нам думается, что прибавку о псах и птицах должно считать русской прибавкой и понимать дело так, что у нас в первое время христианства случалось, что позволяли себе останавливаться в церквах на ночлег охотники с стаями своих собак и с ловчими птицами (как в зданиях более просторных, чем деревенские избы. — В воспоминаниях сельского священника, напечатанных в «Русской Старине» 1880 г., встретили мы, что даже в не особенно давнее время иные священники коптили в церквах окорока).

3) Никон. Кормч. гл. 45 л. 368 fin.

4) Никон. Кормч. гл. 45 лл. 369 и 370 об. и гл. 49 л. 492.

5) Никон. Кормч. гл. 49 лл. 486 и 487.

6) В Стогл.: «церквам Божиим».

7) В Стогл.: „суть преже нас по законом и правилом святых отец, христианскими цари и князи и во всех христианских людех и царю и князю“...

8) В Стогл.: „вступатися, и аз то все дал есмь по первых царей уряженью и до вселенских святитель великих, князю и бояром и судиам не прощено есть от закона Божиа вступатися в те суды. Аще же кто“...

9) У Карамзина произвольная поправка: «царей», а в Дополнн. к Актт. Исторр. ошибочно: «царев».

10) В Стоглавн.: «с судов гражданских“.

11) В Стоглавн.: „церкви и отцу нашему митрополиту“.

625

вечныя муки, от хрещения неспасенаго, от огня негасимого; Господь рече: в день месть (sic, нужно: мести) вздамь сдержащим неправду в разуме, тех огнь не угаснеть и червь их не умреть, створшим же благая в жизнь и в радость неизреченную, а створшим злая в вокрешенье суда, имже, рече, неизмолим суд обрести 1). Се же 2) искони уставлено есть и поручено святым пискупьям 3) городьскые и торговые всякая мерила и спуды и звесы 4), ставила5), от Бога тако искони уставлено, пискупу 6) блюсти без пакости, ни умалити ни умножити7), за все то дати ему слово в день суда великаго, якоже и о душах человеческих 8). А се церковные люди: игумен, поп, дьякон, дети их 9), попадья к кто в клиросе, игуменья, чернець, черница, проскурница, паломник, лечець, прощеник, задшьный человек, стороник 10), слепець, хромець, манастыреве, болнице, гостинници 11), странноприимнице,

1) «А кто пообидить — суд обрести» в Стоглавн. нет.

2) В Дополнн. к Актт. Исторр. ошибочно: «Еже».

3) В Стоглавн.: „искони поручено Богом и святителем и епископьям их городские“...

4) В Стогл.: „весы“.

5) „Мерила“ — меры протяжения, аршины, сажени; „спуды“— меры вместимости, четверики, так называемые малёнки; „звесы“— весы; „ставила“—гири.

6) В Стогл.: «и митрополиту».

7) „Ни умалити ни умножити“ в Стогл. нѣт.

8) Никон. Кормч. гл. 45 л. 364 об. Ни в Греции ни у нас епископы никогда не заведовали торговыми мерами и весами. Но в Греции было узаконено импер. Юстинианом, чтобы образцовые или „казенные“ весы и меры, по которым поверялись бы частные весы и меры, хранились по городам в церквах, — новелла 128, гл. 15, а у нас если не всегда это так было, то иногда бывало, — Карамз. к III т. прим. 244, соl. 98 sub fin. sqq, и прин. 248, col. 102, § 28.

9) В Стогл.: „диаконъ, попадиа, диаконица и дети ихъ“.

10) В Стогл.: «черница, понамарь, прощеник, баба вдовица, задушный человек, прикланде (sic, нужно: прикладень), сторонник»... О прощениках мы говорили выше. «Задушный человек» может быть понимаемо двояко: или в смысле холопа, челядинца, пожертвованного кем-нибудь в церковь или монастырь для спасения души (за душу, — что в Стогл. прикладень: у Сербов «задушие — legatum in animae salutem, — Речник Даничича, у Чехов dušnik — pro anima datus, — Ербена Regesta Bohemiae, ч. I, Glossarium); или холопа, вообще отпущенного на волю при смерти, в каковом смысле употреблялось у Греков слово ψυχικὸς ἄνθρωπος, см. Дюканжа Gloss. Graecit. сл. ψυχικόν. «Стороник» — странник.

11) В Стогл. вместо «гостинницы» — «пустынницы». Эту замену одного слова другим (или эту поправку), как кажется, должно объяснять тем, что редактор устава, помещенного в Стоглавнике, недоумевал: что могут значить гостинницы. И мы с своей стороны точно также недоумеваем, что они значат. Автор устава, переносящий в своем воображении к нам на Русь порядки греческие, предоставляет ведению епископов богоугодные заведения (которых у нас не

626

то люди 1) церковные, богадельные, митрополить или пискуп ведаеть межи ими суд или обида или котора2) или вражда или задница; аже будеть иному человеку с тым человекомь речь 3), то обчии суд4). Кто переступить си правила, якоже есмы управили по святых отець правилом и по пьрвых царств 5) управленью, кто иметь преступати правила си или дети мои или правнучата 6) или в котором городе наместник или тиун или судья, а пообидять суд церковный, или кто иный, да будуть 7) прокляти в сий век и в будущий семию зборов святых отець вселенскых» 8).

было). Как богоугодное заведение, гостиница может значить только дом и учреждение для принятия бедных странников, — то, что по-гречески называлось ξενοδοχίον; но эти учреждения или эти ксенодохии разумеются у него под странноприимницами, которые стоят у него рядом с гостиницами. Вероятно, дело должно понимать так, что автор устава встречал в рукописях двоякий перевод греческого ξενοδοχίον — словом гостиница и словом странноприинница и что два названия одного и того же учреждения и принял за два особые учреждения.

1) В Стоглавн. «странноприимницы и кто порты чернеческиа свержет, те люди»...

2) «Котора» — ссора, из греч. κατάρα.

3) «Речь» в смысле суд (спорная речь), cfr Словарь Восток. под сл. речь».

4) В Стогл.: „митрополит ведает промеж ими суды или обида которая, то общий суд и присуд наполы. Аще кто преступитъ“... О том, что в Греции богоугодные заведения находились в веденіи епископов, мы говорили выше, стр. 551; но чтобы там подлежали суду епископов лица, призревавшиеся в заведениях (и практиковавшие в них, каков лечець), это остается неизвестным, cfr Неволина О пространстве церковного суда, в Полн. собр. сочинн. т. VІ стр. 284. На Западе последнее действительно было так, —Невол. ibid. стр. 286 (слова паломник, о происхождении которого см. 2-й половины тома стр. 762, по 1 изданию, при Владимире, по всей вероятности, еще не было в русском языке).

5) В Стогл.: „первыхъ православныхъ царей“; у Карамз. и въ Дополнн.: „царевъ“.

6) В Стогл.: «правнучата, или князи или боляре или в котором»...

7) В Стогл.: „а имутъ обидити суды дерковныя или отъимати, да будут“...

8) В Стогл.: „от семи соборов“... Наиболее вероятным местом появления Устава, как замечали мы выше, должен быть считаем Новгород. В вольном городе скорее, чем где-нибудь, могли дойти до той бесцеремонности, чтобы решаться делать подлоги. Власти духовной здесь приходилось бороться с властью мирскою более, чем где-нибудь, а следовательно здесь были и особые побуждения, которые бы заставили людей прибегнуть к подлогу; в то же время здесь власть духовная отличалась и большим, чем где-нибудь, стремлением к многовластию. А наконец, мы имеем и положительные свидетельства, что здесь занимались фальсификациями. Не говорим о грамоте князя Всеволода Новгородскому Софийскому собору, которая есть простая (и аляповатая) переправка устава Вла-

627

Так называемый «Церковный устав» Ярославов.

Так называемый Церковный устав вел. князя Ярослава, явившийся после устава Владимирова и вообще, как кажется, весьма не рано 1), был распространен значительно менее. чем сей последний, а поэтому и дошел до нас в меньшем количестве списков, хотя вовсе и нельзя сказать того, чтобы в количестве скудном 2). Причиной, почему этот второй устав, гораздо более благоприятный для церковной власти и гораздо более для нее выгодный, не только не имел большей распространенности, чем устав Владимиров, но даже и такой, как он, вероятно, было то, что сами представители церковной власти и сами писцы Кормчих книг и вообще рукописей сомневались в его подлинности 3). Та несообразность, что почти все преступления облагаются в нем двумя наказаниями (денежный штраф епископу и казнь от князя), не могла не возбуждать сомнения в людях и самых многоверующих. Чрезвычайно высокие денежные штрафы, которыми устав облагает преступления, были весьма привлекательны; но слишком трудно было убедить кого-нибудь в том, чтобы такса, назначаемая уставом, действительно была подлинной таксой Ярослава...

димирова на имя Всеволода (напечатана для сведения преосвящ. Макарием в приложениях к 3 т. Истории, 2-го изд. стр. 380), но грамота того же Всеволода церкви Иоанна Предтечи на Опоках, которая всеми принимается за подлинную, на самом деле есть подложная. В начале грамоты князь пишет: «се аз князь великий Гаврил, нареченный Всеволод, самодержець Мстиславичь, внук Володимирь, владычествующю ми всею Рускою землею и всею областью Новгородскою»..., и потом говорит о своих будущих преемниках — Новгородских князьях как о великих князях; настоятель Юрьева монастыря называется в грамоте архимандритом, тогда как он получил сан архимандрита гораздо позднее (а если мы примем, что грамота писана до 1131-го г., то в Антоновом монастыре, об игумене которого говорится в грамоте, еще не было игумена, см. Новгор. 1 летопись под сим годом. — Грамота напечатана в Русскк. Достопп. I, 77 и в Дополнн. к Акт. Исторр., т. I, № 3. «Своим тиуном приказываю, церковного суда не обидети ни судити без владычня наместника»: эта обмолвка автора Устава вместо: митрополича указывает на Новгород).

1) Более раннего упоминания, чем в договорной грамоте вел. князя Василия Дмитриевича († 1425) с митр. Киприаном (Карамз. к т. V прим. 233) или Фотием (Троицк. Лаврск. ркп. № 730, л. 462), пока мы не знаем (при чем достоверность самой грамоты не несомненна).

2) Указание списков см. у преосв. Макария, Ист. т. 2, изд. 2 стр. 269 (к указанным должно прибавить два списка в Кормчих Троицкой Лавры, №№ 205 и 206, и некоторые другие, наприм. Кирилло-Белозерский XV в., — Учен. Запис. Акад. Н. У, 54, Синодальный ХVII в.,—у Саввы в Указат., изд. 2 стр. 241 fin.).

3) В Стоглавнике приводится устав Владимиров (гл. 63), но не приводится и не упоминается устав Ярославов.

628

Все известные в настоящее время списки устава Ярославова, состоящего в перечислении по пунктам преступлений и дел, отдаваемых князем суду митрополита и епископов, представляют одно и то же, с тем только различием, что в одних списках пунктов более, в других менее (что несколько варьируется изложение или редакция текста и что порядок пунктов не всегда строго один и тот же). Но списки различаются между собою введением к уставу, которое в одних списках одно, в других другое.

Который из списков представляет собою оригинал автора по этому введению, нельзя сказать. Мы напечатаем древнейший, известный нам, список устава, именно — находящийся в Соловецкой Кормчей 1493-го г. (изданный в Правосл. Собеседн. 1861-го г., ч. III, стр. 93 sqq), и к нему выставим разности 1) из четырех списков: 1) находящегося в Летописце Переяславля Суздальского XVI в. (Переяславский 2), — в 9 кн. Временника Общ. Ист. и Древн., стр. 42); 2) находящегося в Румянцевской Кормчей XVI в. (Румянцевский, — у Востокова в Опис. № 232, стр. 295, coi 1 fin., напечатан преосв. Макарием в прилож. к 2 т. Ист., 2 изд., стр. 377); 3) помещенного в Софийской 1-й летописи того же XVI в. (Софийский, — Полн. Собр. Лет. т. VI, стр. 84 fin. sqq) и 4)напечатанного Карамзиным по неизвестным «лучшим спискам» XVI в. (к т. II прим. 108, — Карамзинский).

Под статьями устава мы сделаем указание на «градские законы» Кормчей книги, в которых составитель устава видел свой «Номоканон».

«А се устав Ярославль, суды святительскыа.

1. Се аз князь великый Ярослав, сын Володимеров, по данию отца своего сгадал есмь с митрополитом Киевьскым и всея Руси Иларионом, сложихом греческый номоканно (так напечатано), еже не подобает сих тяжь судити князю ни боляром его ни судиям его; дал есмь митрополиту и епископам роспусты по всем городом, десятую неделю мыта к церкви, к митрополиту, а людем его не даяти мыту нигде, ни тамгы, и осмьничее дал есмь.

В списке Переяславском: Се аз великий князь Ярослав, по правилом святых отець и по записи отца своего помыслих греховныя вещи и духовны отдати церкви, по слову митрополита от судебных книг; отдали есмо святителем тыа духовныа суды, судити их оприсно мирян, развее татьбы с поличным, то судити с моим, таж и душегубление,

1) По содержанию, но не по редакции текста.

2) Кн. Оболенский назвал летописец летописцем Переяславля Суздальского, собственно говоря, без достаточного основания; но мы удерживаем на звание, как принятое и известное.

629

а в иныа дела никакож моим не вступатися 1), да не в проклятие впадут,· или дети мои или боляре или заказник нашь; аще от рода моего вступится, да будет проклят.

В списках Румянцевском, Софийском и Карамзинском (основной текст Румяц.): Се аз великый князь Ярослав, сын Володимеров, по данию отца своего, сгадал есмь с митрополитом Ларионом, сложил есмь греческый номоканон, иже (Соф. и Карамз.: аже) не подобает сих тяжь судити князю и бояром, дал есмь митрополиту и епископом те суды, что писаны в правилех в номоканонех (Соф. и Карамз.: номоканоне) по всем городом и по всей области, где крестьянство (Соф. и Карамз.: крестьянство есть).

А се о умычки боярскых дщерей:

2. Аще кто умчит девку или понасилить, аще боярская дщи будеть, за сором ей 5 гривен золота 2). Аще будет менших бояр 3), ей гривна золота, а митрополиту гривна золота. А оже добрых людей будеть, 2 гривни серебра ей за сором, а митрополиту рубль 4), а на умычьницех по 60 ногат 5) митрополиту, а князь их казнит.

В списке Переяславском: Сежь святителемь отдано святыми отци: умыкание, насилование, аще будет боярьская дщи, за срам ей 5 гривен злата, а митрополиту також, а меньших бояр, то гривна злата, а доб-

1) Редактор предисловия пишет тут то, что в позднейших законодательных актах говорится о суде митрополита и епископов над низшим духовенством, т. е. что лица низшего духовенства митрополит и епископы судят во всем, кроме татьбы с поличным и душегубства (напр. Стогл. гл. 67, Казанск. изд. стр. 294). Относящееся к духовенству редактор распространяет на всех мирян!

2) По исследованиям г. Прозоровского, в Новгороде в ХΙΙΙ—XIV веке гривна золота заключала в себе восемь гривен серебра, а гривна серебра в Новгороде в XII — ХΙΙΙ в. равнялась нынешним 20 рублям сер. („Монеты и вес в России до конца ΧVIII столетия“ в Записках Импер. Археол. Общества, т. XII вып. 2, стрр. 708 и 711). Следовательно, гривна золота заключала в себе наши 160 рублей сер.

3) Бояре великие и малые были у Болгар (Memorr. popp. II., 604 и 605), у Румын (Записок Одесск. Общ. Ист. τ. V, стр. 839 соl. 2), может быть — в Галиции (Ипатск. лет. под 1208 нач., как кажется, не в собственном смысле, а только описательно). Но так как устав несомненно сочинен в северной Руси, а не в южной, и более чем вероятно — под влиянием западным: то его великие и малые бояре не суть ли западные Barones majores et minores, которых см. y Дюканжа в Gloss. Latinit. под сл. Baro?

4) По Карамзину, рубли в первый раз упоминаются под 1321 г., — IV, 121.

5) По Погодину, Новгородская ногата — 50 коп. сер. (Древн. Русск. Ист. II, 806), по Прозоровскому (в XV в.) — 27 копеек (ibid. стр. 707).

630

рых людей, гривна серебра, а митрополиту також, а на умытницех митрополиту по 60 гривен, а князь казнит.

В списках Румянц., Соф. и Карамз.: Аще (Соф. и Карамз.: аже) кто умчить девку или насилить, аще боярьская дочка, за сором ей 5 гривен золота, а митрополиту (Соф. и Карамз.: епископу) 5 гривен золота, а менших бояр гривна золота, а митрополиту (Соф. и Карамз.: епископу) гривна золота, добрых людей за сором ей 5 гривен, а митрополиту (Соф. и Карамз.: епископу) 5 гривен серебра, а на умычницех по гривне серебра митрополиту (Соф. и Карамз.: епископу), а князь казнит.

Никоновск. Кормчую см. выше, в примечаниях к уставу Владимирову.

3. Аще кто пошибаеть боярьскую дщерь или боярьскую жену, за сором ей 5 гривен золота, а митрополиту такоже, а меньших бояр — гривна золота, а митрополиту гривна золота, а нарочитых людей — 2 рубля, а митрополиту 2 рубля, а простой чади — 12 гривен кун 1), а митрополиту 12 гривни кун, а князь казнит.

В списках Румянц., Соф. и Карамз.: а нарочитых людей — 3 рубли, а митрополиту (епископу) 3 рубли, а простой чади 15 гривен, а митрополиту (епископу) 15 гривен 2).

4. Аще же пустить боярин жену: великых бояр — за сором ей 300 гривен, а митрополиту 5 гривен золота; менших бояр — гривна золота, а митрополиту гривна золота; нарочитых людей — 2 рубля, а митрополиту 2 рубля; а простой чади — 2 гривны, митрополиту 2 гривны, а князь их казнит.

В списках Румянц., Соф. и Карамз.: аще пустит боярин велик жену без вины, за сором ей 5 гривен... а простой чади 15 гривен, а митрополиту 15 гривен...

В списке Переясл.: а простьцю 12 гривен, а святителю таж, а князь казнит, а гривна по пятидесят грош.

Никоновск. Кормчую см. выше, в примечаниях к уставу Владимирову (роспуст).

1) По Прозоровскому, Новгородская гривна кун (в XV в.) составляла 2 р. 50 к. сер. (ibid. стр. 708).

2) В договоре Новгородского князя Ярослава Владимировича с Немцами, писанном около 1195 г.: «оже пошибаеть мужеску жену любо дчьрь, то князю 40 гривен ветхъми кунами, а жене или мужьское дчери 40 гривен ветхыми кунами. Оже сьгренеть чужее жене повои с головы или дщьри (и) явиться простоволоса, 6 гривен старые за сором» (Напиерского Грамоты, касающиеся до сношений Северо-Западной России с Ригою и Ганзейскими городами, Спб. 1857, № 1, b).

631

О блядни:

5. Аще девка блядеть или детяти добудеть у отца и матери, ли и вдовою, таких обличивши и же (sic) пояти в дом церковный. Такоже и жена без своего мужа или при мужи детя добудеть и погубить или утопить, обличивше пояти ю в дом церковный, а чим ю пакы род окупит.

В списке Переясл.: Аще девицею приживеть и родить детищь у отца и матери, обличив пустити в дом Божий, також и вдова, олиж род выкупить. В списках Румянц. и Соф.: Аще в (у) отца и в (у) матере дочка девкою детяти добудеть, обличив ю, поняти в дом церковный, такоже и жонка; а чим ю род окупить. В списке Карамз. нет слов: такоже и жонка.

6. Аще девка засядеть: великих бояр — митрополиту 5 гривен злата, а меньших бояр — митрополиту гривна злата, а нарочитых людей — митрополиту 2 рубля или 12 гривен, а простой чаде — митрополиту гривна серебра или рубль.

В списке Румянц:.... нарочитых людей — 12 гривен серебра, а митрополиту 12 гривен, а простой чади гривна серебра, а митрополиту гривна серебра. В сп. Переясл.: Аще девица засядеть великих боляр — митрополиту 5 гривен на отди или племени, а нарочитых людей 12 гривен, а простых чади рубль. В спп. Соф. и Карамз. этою пункта нет.

7. Иже девьку кто умолвить к себе и дасть в толоку (вар. толеку 1)), на умычници (читай: на умолвници) митрополиту — гривна серебра, а на толочанех по 60, а князь казнит.

В спп. Румянц., Соф. и Карамз.: на умолвници митрополиту 3 гривны серебра, а девце за сором 3 гривны, а на толочанех по рублю... В сп. Переясл.: святителю гривну серебра, а девице за срам 3 гривны, а на толочанех по 60 гривен.

Никон. Кормч. и. 45 л. 368, гл. 46 л. 374 и гл. 49 л. 491.

8) Аще мужь от жены блядеть; мужь т (тот) митрополиту в вине, а князь казнит.

1) Слово „толока“ имеет несколько значений. В Малороссии оно значит: во-первых, то, что в Великороссии называется „помочью“ (артельная помощь крестьян священникам или друг другу в жнитве хлеба); во вторых, непаханое поле (пар), на которое выгоняют скот для пастбища (Закревский в Бандуристе). В Великороссии толока значит потрава (собственно — помятие, толочить — мять, спутывать) скотом хлеба на поле. В уставе слово „толока“ употребляется в смысле помочи, но только помочи особого рода, именно —когда умолвленная девица отдана будет в распоряжение артели развратников (в списке устава Кирилло-Белозерского монастыря вместо: „даст в толоку“ читается: „даст ю в поругание“, — Записки II Отд. Акад. Η. т. V, последн. счета стр. 55 нач.).

632

Аще мужь оженится иною женою, а со старою не распустився, и мужь митрополиту в вине, а молодую пояти в дом церковныи, а со старою ему жити.

Никон. Кормч. гл. 49 л. 490 fin. и гл. 50 л. 517 fin.

9. Аще пойдеть жена от своего мужа за ин мужь или иметь блясти от мужа, ту жену пояти в дом церковный, а новожена — в продажи митрополиту.

В спп. Румянц. Соф. и Карамз. этого пункта нет.

10. Аще будеть жене лихый недугь: или слепота или долгая болезнь, про то ее не пустити; такоже и жене нелзе пустити мужа.

11. Аще кум с кумою блуд творить, митрополиту — 12 гривен, а про опитимию по закону указано от Бога.

В спп. Румянц., Соф. и Карамз.: аще кум с кумою блуд сотворит, митрополиту (епископу) гривна золота и в опитемьи.

Ник. Кормч. гл. 49 л. 490 об. и гл. 50 л. 519 об.

12. Аще кто зажьжет гумно или двор или иное чтó, митрополиту 40 гривен, а опитимию подъимут, а князь их казнит 1)·

В спп. Румянц., Соф. и Карамз.: митрополиту (епископу) 100 гривен.

Никон. Кормч. гл. 45 л. 366 об., гл. 46 л. 374 об., гл. 49 л. 492 и гл. 50 л. 518.

13. Аще кто с сестрою блуд сотворить, митрополиту 40 гривен, а в опитимии указание по закону.

В спп. Румянц., Соф. и Карамз.: епископу 100 гривен.

Никон. Кормч. гл. 45 л. 369 об.

14. Аще ближний род поймется, митрополиту — 30 или 40 гривен, а их разлучити, а опитемью да приимут.

В сп. Переясл.: святителю гривна. в сп. Румянц.: 8 гривен, в спп. Соф. и Карамз.: 80 гривен.

Никон. Кормчую см. выше, в примечаниях к уставу Владимирову.

15. Аще кто иметь две жене водить, митрополиту 20 гривен, а которая подлегла, тую поняти в дом церковный, а первую жену дръжати и водити по закону; а иметь ю лихо держати и водити, казнию казнити его.

В спп. Румянц., Соф. и Карамз.: митрополиту (епископу) 40 гривен.

Никон. Кормч. гл. 46 л. 374 об. и гл. 49 л. 491 об.

16. Аще мужь роспустится сженою по своей воли, а будеть ли венцалная, и дадять митрополиту 12 гривен, а будеть не венчальны 2), и митрополиту 6 гривен.

1) В Ярославовой Правде (Русскк. Достопп. 1, 52): «Аже зажьжеть гумно, то на поток и на разграбежь дом его: переди пагубу исплатит, а в прочи князю поточити й, тако же оже кто двор зажьжеть».

2) Т. е. платит штраф митрополиту и тот, кто расторгнет незаконное, безбрачное, сожитие с женщиной или брак языческий!

633

В сп. Переясл. нет: а будеть не венчальны...

17 Аще ли жидовин или бесерменин будет с рускою или иноязычник: на иноязычьницих митрополиту 50 гривен, а руску пояти в дом церковный.

В сп. Румянц.: митрополиту 8 гривен; в спп. Соф. и Карамз. этого пункта нет.

18. Аще кто сблудить с черницею, митрополиту — 40 гривен, а в опитимию вложити.

В спп. Румянц., Соф. и Карамз.: митрополиту 100 гривен.

Никон. Кормч. гл. 42 л. 332, и. 49 л. 490 об. и гл. 50 л. 516 об.

19. Аще кто с животною (читай: животиною) блуд створит, митрополиту 12 гривен, в оцитимию и в казнь по закону.

Никон. Кормчую см. выше, в примечаниях к уставу Владимирову.

20. Аще свекр с снохою сблудит, митрополиту 40 гривен, а опитимию приимет по закону.

В спп. Румянц., Соф. и Карамз.: митрополиту 100 гривен.

21. Аще кто с двеима сестрама в блуд впадеть, митрополиту 30 гривен.

В сп. Переясл. этого пункта нет.

22. Аще деверь с падчерицею блудит, митрополиту 12 гривен.

В спп. Переясл., Румянц. и Соф. этого пункта нет.

23. Аще деверь с ятровью впадеть в блуд, митрополиту 12 гривен.

В спп. Румянц., Соф. и Карамз. этого пункта нет.

24. Аще кто с мачихою впадеть в блуд, митрополиту 12 гривен.

В спп. Румянц., Соф. и Карамз.: митрополиту 40 гривен.

25. Аще два брата будут с единою женою, митрополиту 30 гривен, а жена поняти в дом церковный.

В сп. Переясл.: святителю 1 гривна; В спп. Соф. и Карамз.: митрополиту 100 гривен.

26. Аще отець с дщерью падеться, митрополиту 40 гривен, а опитемию приимуть по закону.

В спп. Румянц., Соф. и Карамз. этого пункта нет.

О блуде с родственницами Никон. Кормч. гл. 45 л. 369, гл. 49 л. 491 об. и гл. 50 л. 517.

27. Аще девька не всхощеть замужь, а отець и мати силою дадуть, а что девька учинит над собою, то отець и мати митрополиту в вине, а истор има платити; такоже и отрок.

А се о названы и блядей (так напечатано; должно читать: о названьи блядью) великих и менших и городцких и сельских.

28. Аще кто назоветь на имя (прямо, именно, — называя по имени) чюжу жену блядию, а будет боярьскаа жена великых бояр, за срам ей 5 гривен злата, а митрополиту 5 гривен злата, а князь казнит.

634

«На имя» в других списках нет.

29. Аще будеть менших бояр, за срам 3 гривны злата, а митрополиту 3 гривны злата.

В сп. Переясл. этого пункта нет.

30. А оже будеть городскых людей, за сором ей 3 гривны серебра или рубль, а митрополиту такоже.

В сп. Переясл.: гривна 1 серебра, а епископу таж.

31. А сельской жене 60 резан 1), а митрополиту 3 гривны.

В сп. Переясл.: а селянице 60 кун 2), а святителю 3 гривны. В ст. Румянц., Соф. и Карамз.: за сором гривна серебра, а митрополиту гривна серебра.

32. Аще пострижеть кто кому главу или бороду, митрополиту 12 гривен, а князь казнит 3).

В сп. Переясл.: святителю 3 гривны.

А се о крадбах разноличных:

33. Аще муж иметь красти конопли или лен и всякоя (sic) жито, или жена, митрополиту 3 гривны 4).

В спп. Румянц., Соф. и Карамз.: митрополиту в вине со князем на полы.

Никон. Кормч. гл. 44 а. 357, и. 45 л. 367 об. и ил. 50 л. 519 (вообще о краже).

34. Аще мужь крадеть белыи порты и полотна и портища, митрополиту 3 гривны; такоже и жена.

В спп. Румянц., Соф. и Карамз.: митрополиту в вине с князем на полы.

35. Аще кто иметь красти свадебное и сговорное, — все митрополиту. А оже про девку (сыр) краян будет 5), за сыр гривну, а за срам ей 3 гривны, а что потеряно, то ей заплатити, а митрополиту 6 гривен, а князь казнить.

1) По Погодину, Новгородская рязань — 20 копеек (Древн. Руск. Ист. II, 806), а по Прозоровскому — 15 копеек (ibid. стр. 706).

2) По Погодину, Новгородская куна — 40 копеек (ibidd.), а по Прозоровскому—9 копеек (ibid. стр. 705).

3) В Ярославовой Правде (Русскк. Достопп. I, 41): «а кто порветь бороду, а выиметь знаменье, а вылезуть людье, то 12 грнвен продаже; аже без людии, а в поклепе, то нету продаже.

4) В Ярославовой Правде (Русск. Достопп. I, 37): «аже крадеть (кто-нибудь) скоть на поли или козы или свинье, 60 кун; будет ли их (кравших) много, то всем по 60 кун. Аже крадеть гумьно или жито в яме, то колико их будет крало, то всем по 3 гривны и по 30 кун».

5) Т. е. если жених откажется от невесты после того, как будут сдланы „сговоры“.

635

В сп. Переясл. этот пункт соединен с предшествующим и читается: Аще муж или жена крадет белы порты, полотна и портище, святителю 10 гривен, аж ли изгородное (sic, читай: сговорное) и свадебное, то все святителю; аще за девку сыр краян будет, а не так счинят, за сыр гривна 1, а что истеряли, то заплатят, а святителю 6 гривен, а князь казнить.

В сп. Румянц.: Аще иметь красти свадебное и огородное (sic), бой и убийства, а что учинитися душегубьство 1), платять вину князю с митрополитом на полы. Аще про девку сыр будет краян... без слов: а за срам ей 3 гривны. В спп. Соф. и Карамз.: свадебное и сговорное, бой, убийство и душегубство, аже что чинится, платять виру князю с владыкою на полы.

36. Аще жена у мужа крадеть, а обличить ю, митрополиту 3 гривны, а мужь казнить ю, а про то их не разлучити.

В спп. Румямц., Соф. и Карамз. этого пункта нет.

37. Аще клеть покрадеть, такоже створяеть ей.

В спп. Переясл., Румянц, Соф. и Карамз. этого пункта мет.

38. Аще сноха у свекра крадеть, такоже над нею да сотворять.

В спп. Переясл., Румянц., Соф. и Карамз. этого пункта нет.

39. Аще жена будеть чародейница или наузница и вълъхва или зелейница, или муж: доличив казнить ю, а не лишится, митрополиту 6 гривен.

В спп. Румянц., Соф. и Карамз. этого пункта нет.

40. Аще мужа два биетася женьскы, — любо одереть или укусить 2), митрополиту 12 гривен или гривна (sic).

В спп. Переясл., Румянц., Соф. и Карамз.: владыце (митрополиту‘ епископу) 3 гривны.

41. Аще жена мужа биеть, митрополиту 3 гривны.

В спп. Румянц., Соф. и Карамз. этого пункта нет.

42. Аще две жени бьются, митрополиту 60 резан или 6 гривен на виноватой.

В сп. Переясл.: 60 кун; в спп. Румянц., Соф. и Карамз. этого пункта нет.

43. Аще, который мужь бьеть чюжую жену, за срам ей по закону, а митрополиту 6 гривен.

1) Вероятно, разумеются кулачный бой и убийства, могущие случиться в этом бою.

2) Вероятно, разумеются судебные поединки, на которых женщины могли биться особым образом от мужчин (о судебных поединках женщин в Новгородской записи о церковном суде: „жонки с жонкою присужати поле, а наймиту от жонки не быти ни с одну сторону“, — Акт. Эксп. т. I, № 104, стр. 80).

636

44. Аще сын бьеть отца или матерь, да казнять его властельскою казнию, а митрополиту в вине, да идет такый отрок в дом церковный.

Никон. Кормчую см. выше, в примечаниях к уставу Владимирову.

В сп. Переясл. между двумя предшествующими пунктами новый пункт: Аще кто биеть священника, за срам 5 гривен злата; а свекровь сноху бьеть или деверь ятровь, святителю 6 гривен (в Законе судном, Никон. Кормч. гл. 46, по списку, напечатанному в Русскк. Достопамм., II, 188: «иже бьеть попа рукою, да ся усекаеть рука; аще ли (ни), да дасть 12 златици»).

45. Аще чернець или черница или поп или попадья или вдова или проскурница или пономарь впадут в блуд, тех судити митрополиту опрочи мирян, а в что их осудить, волен.

В сп. Переясл.: аще чернець с черницею сдеють блуд, судит их святитель, а мирян не припущаа, аще и верни суть; или поп с нею или попадья с чернцем или проскурница, а тих також судит, а во что осудить — волен.

46. Оже ли девька всхощеть замужь, а отець и мати не дадять ей замужь, а что створит над собою, отець и мати митрополиту в вини; такоже и отрок.

В спп. Переясл. и Карамз. этого пункта нет.

47. Аще поп или чернець или черница упиется без времени в посты, митрополиту в вине.

В сп. Переясл.: аще поп или инок бьется, всегда епископу в вине.

48. Аще кто поганое ясть по своей воли, — или кобылину или медведину или иное что отреченное, митрополиту в вине и в казни.

49. Аще поп дети крестить в чюжем пределе у иного попа, развее нужда или при болезни, а что сотворит крещеньское не в своем уезде, митрополиту в вини будеть.

Вместо крещеньское в Румянц. священническое; вместо уезде в Переясл. пределе. В Соф. и Карамз. этой статьи нет.

50. А с некрещеным или иноязычником или от нашего языка не крещен будет, ни ясти ни пити с ним, дондеже крестится; а ведая кто ясть или пиеть, да будет митрополиту в вини.

В спп. Соф. и Карамз. этой статьи нет.

51. Аще кто с отлученными ясть и пиеть, да будет сам отлучен.

52. Аще кто с бесерменкою или с жидовкою блуд сотворить, а не лишится 1), от церкви отлучится и от христиан, а митрополиту 12 гривен.

1) Т. е. и не прекратит связи, не оставит ея.

637

В спп. Соф. и Карамз. этой стати нет.

53. Аще чернець и черница рострижется, митрополиту 40 гривен.

В спп. Соф. и Карамз.:... епископу в вине, во что их обрядит.

В сп. Румянц. этой статьи нет.

А сими винами разлучити мужа с женою:

В сп. Переясл.: А се роспусты из намаканона Ярославли от правил:

54. A ce 1 вина. Аще услышить жена от иных людей, что думають на царя или на князя, а того мужу своему не скажеть, а опосле обличится: за тое разлучити их.

55. А се вина 2. Аще мужь застанет свою жену с любодеем или учинить на ню добрыми послуху исправу: разлучити а.

56. А се 3 вина. Аще подумаеть жена на своего мужа зелием или иными людми, а (или) она иметь ведати, что мужа ее хотять убити или уморити, а мужу своему не скажеть, а напоследок объявится: разлучити их.

57. А се 4 вина. Аще жена без мужня слова иметь с чюжими людми ходити или пити или ясти или опроче дому своего спати, а потом уведает мужь: разлучити их.

58. А се 5 вина. Аще жена иметь, опроче мужа своего воле, ходити по игрищам или во дни или в нощи, а мужь иметь съчивати 1), а она не послушает: разлучити ю.

59. А се 6 вина. Аще жена на мужа своего наведет тати, велить покрасти мужа своего дом или сама покрадеть, или товар или церковь покрадеть, а инем подаеть, про то их разлучити.

В спп. Соф. и Румянц. нет этой стати о винах развода.

Никон. Кормч. гл. 46 л. 377, гл. 49 л. 427 об. sqq (статья о разводе взята буквально отсюда), cfr и. 50 л. 501 об.

60 О безадщине церковных людей. А что ся дееть в монастырьских людех и в церковных и в самех монастырех, да не вступается князь, ни волостель в тое; то да ведають митрополичьи волостели; а беззадщина их пойдеть ко волостелю митрополичю.

В сп. Переясл.: ...а безатщина идет митрополидим заказником. В спп. Соф. и Карамз.: ...а безатщина их епископу идеть 2).

Cfr в Никон. Кормч. гл. 44 л. 359 (выписку из 10-й грани, 5-й главы Κείμενον’а Номоканона Фотиева).

61. А се яз князь Ярослав указ (указал) по собе. Аще кто устав мой переступить и уставленье мое порушаеть или сынове мои или

1) Съчивати — увещевать, уговаривать (нын. счунать).

2) В Ярославовой Правде (Русскк. Достопп. I, 43): „аще умреть смерд, то задница князю; аже будуть дчери у него дома, то даяти часть на не, аже будуть замужем, то не дати им части“.

638

внуце мои или правнуце мои или от рода моего кто или от рода болярьского бояр моих, боляре или простые люди, а порушають моя ряды и уставленно (-ленье) мое мною князем Ярославом и вступять (ся) в суд митрополичь, чтó есмь дал митрополиту и епископам церковные суды, по правилам святых отець, судивше их по коейждо вини, казнити их по закону тяжце. А кто иметь судити, станеть со мною на страшнемь суде пред Богом, и да будеть на немь клятва святых отець 318, иже в Никии, и всех святых. Аминь.

В спп. Соф. и Карамз. это заключение несколько кратче, в сп. Переясл. значительно кратче, а в сп. Румянц. его нет.

Устав Ярославов южной или Киевской редакции.

Первое, известное нам, упоминание об уставе Ярославовом южной или Киевской редакции читается в жалованной грамоте Мстиславского князя Юрия Семеновича Лугвеневича Онуфриевскому монастырю 1443-го г., — Акты Западной России, т. I, Λ: 43, стр. 58, col. 1 fin. В 1499-м г., по представлению нареченного. Киевского митрополита Иосифа Салтана, устав подтвердил своей грамотой великий князь Литовский Александр, — ibid. № 166, стр. 189. Со списка конца XV века устав напечатан там же, — № 166, II, стр. 191.

«Свиток Ярославль».

Се аз князь Ярослав, нареченный во святом крещении Георгий Владимерович, с советом преосвещеннаго митрополита Киевского Илариона и всех боголюбивых епископов Русийских княжения нашего, судих написати сия Номоканоны и свиток, соблюдения ради опасного правил святых Апостол и святых богоносных Отец, да не попираемы будут от неискусных. Прежде убо всех, все епископы княжения нашего, егоже нам Господь покори, да повинуются преосвещеному митрополиту Киевскому во всем, под извержением от сана и отринутием от престол их, чесому властелем, серичь 1), князем, боляром и судиям нашим, не супротивлятися, но пособляти, под залогом на церков соборную Киевскую двох тысячей рублей грошей широких. Такожде митрополья и епископская власть цела и нерушима да пребудет над всеми презвитеры, во пределех их сущими, и не имать никто з мирских князей и боляр заступати ни единого пресвитера в каковом любо деле от епископа, во егоже пределе церков имать, под залогом тысячи рублей грошей широких на церков соборную, в нейже пребывает епископ, и погублением ктиторства. Браку всякого чина людей да не дерзнет никто судити, ниже розводити, от

1) Вместо „сиречь“.

639

мирских властелей, под залогом на церковь соборную епископскую пятисот рублей грошей широких: сий бо суд есть епископский. Аще кто от честнейших наших боляр во браце блудном живущи обращется, серич, аще муж, имый жену живую, ину поймет, жена же видущи 1) о жене его прежней, яко жива есть, за него пойдеть: сия обоя, давши залога на церков соборную тысящу рублей грошей широких, розвестися имут и жити во покаянии; аще ли же не восхощут, ино их мирская власть судити и казнити имать по своему суду, повелевши им воздати залог он на церков соборную. Аще ли же кто от людей простых обрящется живя во браце беззаконном, сих епископ по суду своему да казнит залогом, елико возможно, или иною казнию, и от общего сожития их розвести и ко первому браку их причитати, поучивши их, да живут во покаянии. Аще ли же кто от сановитых во блуде яве живет, да престанет от блуда и на церков соборную да даст вины пятьсот рублей грошей широких. Аще ли же прост человек, муж или жена, обрящется яве тож творя, да розведется и залога на церков соборную да даст два рубля грошей широких. Во всем княжении нашем да искоренится всяк беззаконен брак и блуд: тем же преосвещенный митрополит и боголюбивыи епископы да посылают, кийждо во пределе своем, смотрити сего; и аще где таково беззаконие обрящется, исправляти, якоже преднаписашеся. Сия вся суды церков да судит, такожде и еретичество; князем же, боляром и судиям в тые суды не вступатися, и во иныя вся, яже суть написана во правилех святых Апостол и святых богоносных Отец, и в сих Номоканонех наших, под залогами пяти сот рублей грошей широких. Написан же бысть свиток сей Номоканонов в лето от создания мира 6540-e.

(Список, писанный в конце XV века, на бумажном листе, мелкою и связною скорописью, без знаков препинания, вместе со списком жалованной великокняжеской грамоты, хранится в архиве Греко-Унитских Митрополитов, при Святейшем Синоде, и напечатан, как мы выше указали, в I т. Акт. Зап. Росс., № 166, II, стр. 191).

Область суда церковного по грамоте Ростислава Мстиславича Смоленского и по посланию неизвестного Владимирского епископа к не называемому по имени сыну Александра Невского.

Грамота Ростислава Мстиславича представляет собою официальный и достоверный документ относительно области суда церковного в половине XII века. Относительно области того же суда в конце XIII века мы имеем неофициальный, но более или менее достоверный документ

640

в помянутом послании. Оно писано после 1293-го г., ибо в нем говорится об ограблении Владимирской соборной церкви, каковое ограбление, быв учинено Татарами, приведенными сыном Невского Андреем, случилось в этом 1298-м году, и до 1300-го года, когда во Владимире на место епископа сел сам митрополит (следовательно — или епископом Иаковом, занимавшим кафедру с 1288-го по 1295-й год, или его преемником Симеоном, которого митр. Максим при своем переселении во Владимир перевел в Ростов, и к, сыну Невского именно Андрею. занимавшему великокняжеский престол во Владимире с 1292-го года по 1304-й г.). Нельзя думать, чтобы епископ, перечисляя в послании к князю предметы и лица, подлежавшие суду церковному, совсем сочинял те или другие. Но мы называем послание документом более или менее достоверным потому, что епископ, может быть, положительным образом усвояет суду церковному такие предметы, которые тогда еще не принадлежали последнему бесспорно, а еще составляли предмет спора между духовной и светской властью (последний случай заставляет предполагать и тон послания). Мы сделаем здесь выписку мест о пространстве церковного суда из грамоты Ростислава Мстиславича и из послания епископа.

Грамота Ростислава Мстиславича:

«А тяж епископлих не судити никомуже, судит их сам епископ. Первая тяжа — роспуст; другая тяжа — аж водить кто две жоне; третья тяжа — аще кто поимется чрез закон; а четвертая — уволочская, аж уволочеть кто девку: што вьзметь князь, с епископом наполы, или посадник что взметь свои тяжи, то с епископом наполы; а пятое — аж ту женку, то епископу; шестая — вопрос, а то епископу, зелья и душегубства — тяжа епископля; семая — аж бьетася две жене, то епископля тяжа; аж церковный человек дойдет чего, то своему епископу; девятая — аж кого Бог отведет церковных людей, а не будет зла ничего церкви... Аж будет тяжа или продажа епископля, да ненадобе ни князю ни посаднику ни тивуну ни иному никому же от мала и до велика и по всей области Смоленской». — Дополн. к Акт. Ист. т. I, стр. 7, col. 1 нач.

Послание епископа Владимирского:

«А се пишю ти (сыну князь) другое слово (после слова о том, что епископская соборная церковь ограблена и пуста): по правилом суды церковные во всех крестьянскых людех: игумены и игуменьи, попы и дьяконы, черньци и черници; роспуст, смилное, умыкание, пошибание, заставанье, промежю мужем и женою чьто будет речь о животе, ведовьство, зелье, уреканье бляднею и зельи, еретичьство, зубоежа, иже отца и

641

матерь бьеть сын или дчи, братья или дети тяжються о задници, церковная татба. То все суды церковные, даны законом Божиимь и прежними цари и великими нашими князи: князю и боляром u судьям в те суды нелзе вступатися, не прощено им от закона Божия», — Памятники Павлова, № 9, col. 117 fin.

О славянском Номоканоне или славянской Кормчей книги домонгольского периода.

Греческое название номоканон, — νομοκάνων или в другой форме νομοκάνονον (νομοκανόνιον) образовано (сложено) из слов: νόμος — закон и κανών — правило и значит по-русски — в первой форме: законоправило, во второй форме: законоправильник. Название номоканон употребляется в двух смыслах — обширном и тесном: в первом смысле называются номоканонами такие церковные административно-судебные кодексы (уставы), которые заключают в себе не одни только правила соборов и отцов (κανόνες), но и относящиеся к церкви гражданские законы (νόμοι); во втором смысле номоканонами называются такие систематические своды правил и законов в одно целое, в которых под каждою группою правил, обнимающих тот или другой частный предмет, приводятся и относящиеся к предмету законы 1).

В минуту принятия нами от Греков христианства у последних находились в общем употреблении два номоканона: неполный Иоанна Схоластика, сначала пресвитера Антиохийского, потом патриарха Константинопольского (565—578) 2), и полный знаменитого патриарха Константинопольского Фотия (857—867, 878—886, † 891).

1) В обширнейшем смысле название номоканон употребляется и об од них правилах без законов и при том правилах, не только собственно так называемых или представляющих из себя вселенское законодательство церкви, но и не составляющих этого законодательства, а лишь более или менее принятых в церкви и лишь пользующихся в ней большею известностью (афонский номоканон, печатаемый при Требнике, исповедной номоканон Иоанна Постника).

2) Схоластик, т. е. принадлежавший до поступления в духовное звание к сословию адвокатов, ибо σχολαστικός, в общем смысле означавшее человека ученого, в теснейшем смысле употреблялось об адвокатах, как об людях непременно ученых (изучавших красноречие и право). Что в древнее время адвокаты по причине своей учености считались одним из главных кандидатов в епископы, см. 10 правило Сардикийского собора (в котором русское: „ученый“ есть перевод греческого: σχολαστικὸς ἀπό τῆς ἀγορᾶς). Иоанн Схоластик не должен быть смешиваем с Иоанном Постником, который был вторым его преемником и занимал патриаршую кафедру с 582 по 595 г.

642

Иоанн Схоластик, во-первых, составил систематический свод правил или канонов, разделив его по частным предметам содержания последних на 50 отделов, которые назвал титлами 1), во вторых, сделал извлечение из новелл импер. Юстиниана относящихся к церкви законов, разделив его на 87 глав 2). Эти свод и извлечение и составляли его номоканон (по употреблению последнего слова в его обширнейшем смысле). В свод Иоанна Схоластика вошли правила: апостольские, четырех первых вселенских соборов, шести поместных соборов, именно: Анкирского, Неокесарийского, Сардикийского, Гангрского, Антиохийского и Лаодикийского, и Василия Великого в числе 68-ми (первых из числа нынешних 92-х) 3). По своему изложению свод Иоанна Схоластика представляет следующее: выставляется цифра или номер титла и пишется его оглавление, т. е. о чем он; затем приводятся одно за другим относящиеся к титлу правила соборов, с обозначением какого собора правило и какое по счету: титул такой-то, о том-то; такого-то собора такое-то правило (приводится правило), такого-то собора такое-то правило (приводится правило) и т. д. 4). Для удобнейшего приискания и

1) Τίτλος, латинск. titulus, собственно значит надпись, ярлык (титло на кресте Иисусовом); потом надпись над отделом книги, самый отдел... Греческий оригинал свода, имеющего надписание: Συναγοτὴ κανόνων, εἰς ν’ τίτλους διηρημένη напечатан в Bibliotheca juris canonici veteris G. Voelli et H. Justelli, T. II, p. 499.

2) Греческий подлинник извлечения, в некоторых рукописях имеющего пространное описательное надписание (как это и в славянском, — Никон. Кормч. гл. 42), в других: Τὰ κεφάλαια ἐκ τῶν νεαρῶν διατάξεων τῶν περὶ ἐκκλησιαστικῆς διοικήσεως (у ученых Collectio LXXXVII capitulorum) напечатан в издании византийских юридических памятников Г. Е. Геймбаха под заглавием: Ἀνέκδοτα, т. II, р. 202. — Вскоре после Иоанна Схоластика неизвестный кто-то, воспользовавшись его двумя сейчас указанными трудами, составил номоканон в теснейшем смысле слова, именно — под титлами правил его свода (при чем самых правил не приводит в подлинном виде, а только указывает их) подписал (заимствовав главным образом из его извлечения) относящиеся к ним законы (τὰ ουνᾴδοντα νόμιμα). Этот номоканон в теснейшем смысле слова, несправедливо усвоявшийся самому Иоанну Схоластику, известен под его именем. Напечатан у Воелла и Юстелла ibid., т. II, р. 603.

3) Роспись соборов, вошедших в свод, с обозначением количества правил каждого, читается перед самым сводом; по-гречески ее заглавие: Ἡ τάξις τῶν συνόδων; в славянском переводе: «Чин сборьск».

4) Для полной наглядности выписываем два первыя титла без приведения правил в полном виде: Титло 1. О чести, определенной канонами патриархам, и что не позволительно кому-нибудь из них восхищать епархии (митрополии), принадлежащей относительно поставления и управления другому, и что уже восхищенные возвратить обиженным. Собора Никейского правило 7: Поелику утвердилось обыкновение и древнее предание... (приводится правило); того же собора пра-

643

общего обозрения тител изложение правил по ним предваряется их оглавлением, т. е. перечнем или выпиской тех оглавлений, которые пишутся над самыми титлами (Ὑποτίτλωσις τῶν ν’ τίτλων).

Патр. Фотий не был составителем номоканона, который получил от него свое имя, но был только последним, так сказать — окончательным его редактором. Номоканон этот, от своего внешнего вида носящий название 14-тительного, состоит из двух частей: в первой части — систематический по предметам указатель правил или канонов, состоящий из 14 тител, которые подразделяются на главы, и в указателе под каждой его главой, с особым надписанием κείμενον’α 1), или только указание или же и сокращенная выписка гражданских законов, относящихся к церкви и именно идущих к данной главе 2); во

вило 6: Да остаются в силе древние обычаи, принятые в Египте... (приводится правило); собора Константинопольского правило 2: Епископы диоцезальные да не посягают на церкви, находящиеся за пределами их областей... (приводится правило); собора Ефесского правило 8: Дело, вопреки постановлениям церковным и правилам святых отцов... (приводится правило). Титло 2. О чести, определенной канонами митрополитам, и о митрополитах, производимых царскими грамотами, и что не должно им восхищать области, принадлежащие другим ни разделять одну епархию (метрополию) на две. Святых апостолов правило 34: Епископам всякого народа должно... (приводится правило); Антиохийского собора правило 9: Епископам каждой митрополии должно... (приводится правило); Халкидонского собора правило 12: Дошло до нас, что некоторые, вопреки церковным постановлениям... (приводится правило); того же собора правило 17: Сельские приходы (епископии) каждой митрополии или уездные... (приводится правило).

1) Νόμοι κείμενοι значит: существующие, действующие, законы; в нашем случае κείμενον значит: существующие законы относительно церкви.

2) Для наглядности вот выписка двух первых глав 1-го титла:

Титло 1-е.

О богословии и о православной вере и о канонах и о хиротониях.

Глава 1-я.

О богословии и православной вере: апостольские правила 49 и 50, собора Константинопольского правила 1 и 5, собора Ефесского правило 7, собора Карфагенского правило 2, собора 6-го правила 1, 73, 81.

Κείμενον

Βιβλίου α′ τοῦ κωδικός τίτλ. α′ διαт. α.′ ε′. στ′. ζ′. καὶ η′, (т. е. гражданские законы, относящиеся к этой главе, читаются в первой книге, первом титуле пр., Кодекса Юстинианова).

Глава 2.

Какие Каноны должны иметь силу: собора Халкидонского правило 1, собора Карфагенского правило I, собора 6-го правило 2, собора Никейского 2-го правило 2.

Κείμενον

Ἡ γ′. διάταξις тоῦ β′ τίτλου τῶν νεαρῶν... (кратко передаются относящиеся к главе законы).

644

второй части излагаются правила по соборам и по отцам, т. е. правила каждого собора и каждого отца, расположенных в известном порядке, излагаются отдельно и все вместе. Первая часть, для той жe цели, что и у Иоанна Схоластика, предваряемая оглавлением, представляет собою номоканон в теснейшем смысле этого слова (хотя каноны в ней только и указываются; второй части усвоено название синтагмы (σύνταγμα). Этот 14-тительный, а по имени своего последнего редактора — Фотиев, номоканон составлен был неизвестным до Трульского собора (692) и в него вошло все каноническое старшее последнего собора, т. е. не только правила всех, старших его, соборов, но и всех отцов (по отношению к соборам лишнее против Схоластика — поместный собор Константинопольский, бывший при патриархе Нектарии в 394 г. и собор Карфагенский; по отношению к отцам — правила Василия Великого в полном их нынешнем составе и все прочие, ныне принятые отцы, за исключением позднейшего — патриарха Константинопольского Тарасия). После первого составителя номоканона второй, также неизвестный, его редактор дополнил его правилами шестого (Трульского) и седьмого вселенских соборов и посланием патр. Тарасия (ок. 787 г.). Наконец, Фотий придал номоканону по отношению к полноте тот окончательный вид, который он имеет в настоящее время 2).

Оба номоканона, — Схоластиков и Фотиев, были переведены на славянский язык еще до принятия нами христианства и оба находились у нас в употреблении в период домонгольский.

Перевод номоканона Схоластикова должен быть усвояем св. Мефодию, первоучителю славянскому и архиепископу Моравскому. Мы положительно знаем о св. Мефодии из его жития, что под конец жизни (†885) им переведен был вместе с полной библией и некоторыми творениями отеческими «и номоканон, рекше закону — правило». Следовательно, перевод одного из двух, существующих на славянском языке номоканонов (какого-нибудь третьего номоканона на славянском языке неизвестно) принадлежит ему. Но если так, то переводом старшим

1) Впрочем, этот собор, постановивший и всего одно правило, может быть, внесен в номоканон уже вторым его редактором, ибо первый составитель в своем предисловии говорит о десяти соборах кроме Карфагенского.

2) После второго редактора Фотию оставалось дополнить номоканон двумя соборами, бывшими при нем самом (двукратным 861 г. и в храме св. Софии 879 г.), но он взял для дополнения не вторую, а первую для первоначальную редакцию номоканона и поэтому его дополнение состояло в прибавлении не только двух сейчас указанных соборов, но и Трульского с Никейским 2-м. Нынешнее предисловие к номоканону Фотия представляет из себя два предисловия: первая половина его есть предисловие первого составителя; вторая половина, начинающаяся словами: Ὁ μὲν παρὼν πρόλογος, есть предисловие Фотия.

645

или Мефодиевым со всею вероятностью должен быть считаем перевод номоканона именно Схоластикова, ибо если бы был переведен им номоканон 14-тительный, то при существовании на славянском языке номоканона более полного, каков этот последний номоканон, не стали бы потом переводить номоканона менее полного, каков Схоластиков, иначе сказать — взаимное отношение между собою номоканонов со стороны полноты заставляет со всего вероятностью предполагать, что старший или Мефодиев перевод есть перевод номоканона Схоластикова 1). На вопрос: почему св. Мефодий предпочел для перевода номоканон менее полный номоканону более полному, может быть дан ответ более или менее удовлетворительный. В то время, как он приступал к своему переводу номоканона, у Греков оба наши номоканона находились еще в одинаковом употреблении и пользовались еще одинаковым авторитетом, а очень может даже, что номоканон Схоластиков, как принадлежавший известному и на столько иерархически — высокому лицу, как патриарх Константинопольский, пользовался даже большим авторитетом, чем номоканон 14-тительный, принадлежавший вовсе неизвестному лицу (ибо патр. Фотий придал свое имя последнему номоканону, сделав его окончательную редакцию, только лишь непосредственно перед самым тем, как Мефодий приступал к переводу, — в 883-м году). Таким образом, при других условиях Мефодий мог отдать предпочтение номоканону Схоластикову. А эти другие условия существовали. Если ему известен был 14-тительный номоканон в первоначальной редакции, то главный лишек его против номоканона Схоластикова составляли правила Карфагенского собора. Но в западной церкви, для принадлежавших к которой Славян он перевел номоканон (и к которой принадлежал и сам в качестве архиепископа Моравского), правила собора известны были в латинском подлиннике, с которого они и переведены были на греческий первым составителем 14-тительного номоканона. Следовательно, перевод этих правил не представлялся необходимым, а между тем даже и без них номоканон 14-тительный был значительно обширнее номоканона Схоластикова, каковое обстоятельство в виду многочисленности переводов, имевших быть совершен-

1) Что номоканон Схоластиков переведен у западных Славян, т. е. св. Мефодием в Моравии, некоторые указания на это находим в нем самом. В 60-м апостольском правиле, читаемом в 50-м титле свода (в одних списках номоканона помеченном 62-м, в других—64-м), греческое κλήρος (κληρικοί) переводится словом «стрижники» (ἐπὶ λύμῃ τοῦ λαοῦ καὶ κλήρου: «на соблазн стрижником и людем»). Это «стрижники» есть западное tonsurati, как назывались на Западе духовные от стрижки своей головы (в житии Мефодиевом духовные или клирики также называются стрижниками). См. еще ниже о находящемся в номоканоне Схоластиковом, в числе его дополнений, Законе судном людям.

646

ными Мефодием, и могло решить его выбор в пользу последнего номоканона. Если Мефодию известен был 14-тительный номоканон во второй редакции, то главный лишек его вместе с правилами Карфагенского собора составляли правила собора Трульского. Но в западной церкви правила этого последнего собора не были признаваемы, а, следовательно, — и переводить их для христиан, принадлежавших к западной церкви, не представлялось удобным.

Списков славянского номоканона Иоанна Схоластика сохранилось до настоящего времени очень не много. От периода домонгольского неизвестно ни одного списка; из последующего времени известны и всего три списка: ХIII в., находящийся в Румянцевском Музее, — Восток. Опис. Муз. № 230, конца ΧV — начала ХVI века, находящийся в библиотеке Московской Духовной Академии, — фундамент. библиот. № 54, и один список неизвестного позднейшего времени, указываемый бароном Розенкампфом в Обозрении Кормчей книги 1).

В сохранившихся до настоящего времени списках мы находим номоканон Схоластиков не в полном его виде, а только в половинном, именно — находим одну только первую его часть или свод канонов (Συναγογὴ κανόνων 2), но без второй части или извлечения из новелл (τὰ κεφάλαια ἐκ τῶν νεαρῶν). Ha этом основании можно было бы предполагать, что св. Мефодий перевел не весь Схоластиков номоканон, а одну только первую его половину. Но гораздо вероятнее предполагать, как это вообще и предполагается, что Мефодием переведен был весь номоканон и что только в позднейших рукописях вторая половина номоканона не была писана с первою (вскоре после нашествия Монголов номоканон Схоластиков почти совсем вышел у нас из употребления, между тем вторая его половина, быв перенесена еще в домонгольскую редакцию 14-тительного номоканона, о чем ниже, на-

1) 2-го изд. стр. 4: после Румянцевского Розенкампф указывает два списка, но под одним он, очевидно, разумеет наш Академический. Румянцевский список описан Востоковым и Розенкампфом; Академический, насколько есть в нем лишнего против Румянцевского, — архим. Леонидом в Чтениях Общ. Ист. и Древн. 1887 г. („Сведение о славянских рукописях, поступивших из книгохранилища св. Троицкой Сергиевой Лавры в библиотеку Троицкой Духовной Семинарии“). Срезневский назвал Румянцевский список по первоначальному месту его нахождения в одном из устюжских монастырей Устюжским.

2) В существующих списках славянского перевода есть в своде опущения правил против греческого подлинника (т. е. не под каждым титлом сполна приводятся все те правила, которые в греческом подлиннике). Сравнительные таблицы или указатели правил по титлам в греческом подлиннике и в славянском переводе см. в статье Срезневского: „Греческая Иверская Кормчая IX—X в.“, стр. 5 sqq.

647

ходилась и в редакции второго номоканона послемонгольской, ставшей общеупотребительною; а поэтому относительно причины, почему вторая часть перестала писаться вместе с первою в позднейших списках номоканона Схоластикова можно думать, что при малоупотребительности нашего номоканона в позднейшее время нашли излишним писать то, что всякий мог найти в номоканоне общеупотребительном). Если принять, как это и принимается, что св. Мефодием был переведен весь номоканон Схоластиков, то можно будет указать и еще вероятную причину, почему он перевел именно этот номоканон, а не 14-тительный. Из двух номоканонов, которые имел перед собой Мефодий, номоканон Схоластиков мог быть переведен прямо и сполна, а напротив перевод номоканона 14-тительного нужно было бы дополнять из номоканона Схоластикова, о чем сейчас ниже: естественно поэтому было, чтобы он остановился на номоканоне, перевод которого представлялся удобнейшим.

Номоканон 14-тительный, получивший в окончательной редакции название Фотиева, существовал у нас в период домонгольский на славянском языке не в окончательной редакции, а в редакции вторичной или середней между первоначальною и Фотиевою, так что в нем до совершенной его полноты не доставало правил двух соборов, бывших при Фотии 1).

Кем и когда переведен был этот номоканон, остается неизвестным. Но должно быть признано несостоятельным мнение, что он переведен был у нас в России, и напротив должно быть считаемо наиболее вероятным мнение, что он переведен был в Болгарии, задолго до нашего крещения и также как и номоканон Схоластиков, был заимствован нами от Болгар уже готовым. Если бы перевод совершен был у нас, то оригинал для перевода, конечно, был бы взят из Константинополя, от тамошних властей. Но чтобы в Константинополе и у властей спустя сто лет после смерти Фотия все еще была в употреблении редакдия номоканона 14-тительного не его — Фотиева, а предшествующая ему, это совершенно невероятно. Что же касается до Болгар, то ответ на вопрос: почему они перевели на славянский язык редакцию номоканона 14-тительного не Фотиеву, а предшествующую ему, очень простой: они крестились в 864—865-м году, а Фотий сделал свою редакцию номоканона в 883-м г.; если они перевели номоканон ранее 883-го г., то и должны были перевести его в редакции предшествующей ему. Вопрос, почему Болгары, не довольствуясь номоканоном Схоластика, поспешили перевести и номоканон 14-ти-

1) Вопрос о славянской редакции домонгольского номоканона 14-тительного разъяснен A. С. Павловым в его исследовании: «Первоначальный славянский номоканон» (Казань, 1869), которым мы и пользуемся.

648

тельный, не требует и ответа: номоканон Схоластика заключал в себе каноны церковные не в полном составе последних, а они, как это естественно, находили, что должны обладать канонами в полном виде, а поэтому и поспешили перевести 14-тительный номоканон (и так как невозможно предполагать, чтобы Болгары могли довольствоваться неполным собранием канонов церковных, то необходимо из сего заключение, что перевод номоканона 14-тительного совершен именно еще ими).

Первая часть номоканона 14-тительного, представляющая из себя номоканон в теснейшем смысле этого слова, была переведена на славянский язык не сполна, а только на половину, именно — переведен был указатель правил или канонов, но не был переведен Κείμενον, обнимающий законы. Почему не был переведен Κείμενον, это (для иных как будто составляющее загадку) очень просто объясняется его свойством. Мы сказали выше, что в Κείμενον’е отчасти кратко передаются законы, относящиеся к церкви, отчасти же только указываются, т. е. только указывается, где их искать в Кодексе Юстиниановом или в новеллах, см. в сделанной выше выписке Κείμενον’α к первой главе: вот поэтому-то последнему свойству Κείμενον и не мог быть переведен, т. е. мы хотим сказать — перевод его был бесполезен и бесцелен. Если бы Кодекс и новеллы были переведены на славянский язык, тогда Κείμενον и, насколько он есть простой указатель, имел бы смысл и значение; но так как они не были переведены, то бесполезно и бесцельно было переводить и указатель к тому, чего не было и чего по указателю нельзя было приискивать 1). Взамен Κείμενον’а в 14-тительный номоканон взято было из номоканона Иоанна Схоластика извлечение из новелл, которое и осталось потом в нашем номоканоне (и в послемонгольской его редакции) непременной его частью, как бы принадлежавшей к его составу по самому своему происхождению.

Рукописей домонгольского 14-тительного номоканона известно в настоящее время еще менее, чем номоканона Схоластикова, а именно две: одна, относящаяся к XII веку или к самому периоду домонгольскому, находится в Московской Синодальной Библиотеке; другая, конца

1) Впоследствии переведена была из Κείμενον’а некоторая часть той части, которая могла быть переведена, т. е. той части, в которой содержится не простой указатель законов, но их краткая передача, — в печатн. Никоновск. Кормчей гл. 44-я. — Так как и у Греков далеко не всякий мог иметь Кодекс и новеллы, которые в своей совокупности представляли книгу огромную и следовательно книгу чрезвычайно дорогую,. то и у них извлечение из новелл Схоластиково было вносимо в 14-тительный или Фотиев номоканон.

649

ΧV — начала ΧΥΙ века, находится в библиотеке Казанской Духовной Академии, в числе рукописей бывших Соловецкого монастыря 1).

Как у Греков номоканоны в смысле рукописей никогда не представляют из себя таких рукописей, в которых содержался бы один только действительный номоканон (правила соборов и отцов и законы императоров, относящиеся к церкви), но всегда представляют из себя сборники, в которых действительный номоканон сопровождается большим или меньшим количеством дополнений: так и наши славянские номоканоны домонгольского периода (как и номоканоны последующего времени) представляют из себя подобные же сборники, при чем в известных в настоящее время списках одного и другого номоканона находятся одни и те же дополнения 2). В номоканоне Схоластиковом этих дополнений значительно более, чем в номоканоне 14-тительном 3), а некоторые дополнения общи обоим номоканонам. Полнота представления о номоканонах домонгольского периода требует, чтобы мы перечислили эти дополнения, что мы и сделаем 4).

Дополнения, находящиеся в номоканоне Иоанна Схоластика:

Предшествующие самому своду правил:

1. «Образ вере (изложение веры) святых отець, епископ 300 и 18, иже в Никее собравшихся в пьрвем сборе»...

1) Первая рукопись, № библиот. 227, описана Ундольским в его Описании славянских рукописей Синодальной Библиотеки, напечатанном в Чтениях Общ. Ист. и Древн., 1867 г. кн. II, и Павловым в его Первоначальном славянорусск. номоканоне; вторая — Павловым там же. Синодальную рукопись от имени ее писца некоего Ефрема Срезневский назвал Ефремовскою.

2) В академической рукописи номоканона Схоластикова, как мы сказали выше, есть лишки против Румянцевской рукописи. Но эти лишки суть позднейшие приписки, ибо в них приводятся толкования Аристиновы, которые стали известны у нас только после нашествия Монголов.

3) Так как в номоканоне Схоластика собственно номоканоническое, состоящее из свода правил десяти соборов с 68-ю правилами Василия Великого, очень не обширно, то многочисленные дополнения занимают значительно большую часть его рукописей и таким образом являются как бы главным в них. В Румянцевской рукописи 147 листов; из них 36 листов занимает свод, а все остальные — дополнения; в Академической рукописи без позднейших приписок 105 листов: из них 29 листов занимает свод, а остальные — дополнения.

4) Между дополнениями читаются приписки и позднейшего в собственном смысле канонического, напр. некоторых правил шестого и седьмого вселенских соборов, ответов Тимофея Александрийского, а также есть значительное количество повторительных разрозненных выписок и из тех правил, которые уже находятся в самом своде. Ни того ни другого мы не будем указывать, так чтобы описывать рукописи совершенно сполна.

650

«Образ вере святых отець, епископ 150 второго сбора вселеньского, бывшаго в Кесарии граде» (т. е. Цесариграде, — Цареграде)...

и затем краткие известия об остальных пяти вселенских соборах, при чем под известием о четвертом соборе приведено в сокращении возглашенное этим собором подтверждение символа веры первых двух соборов.

2. Статья о вселенских соборах неизвестного, которая начинается: «Требе же есть ведети всякому крестиану, яко шесть есть святых вселенских сбор», но в которой есть и о седьмом соборе. Греческий подлинник статьи, в котором о шести соборах, у Ралли и П. I, 370.

Следующие за сводом правил:

3. Выписка правил, под именем «Заповеди святого апостола Петра и Павла», из 8-й книги Постановлений апостольских, из глав 32 — 34-й. Нач. «Пьрвое хотящии приступити к таине благоверия дьяки»..., Румянц. ркп. л. 44 об., Академич. ркп. л. 35 об. (в Никоновск. Кормч. главы 2-я и 3-я, правила ап. Павла и правила апп. Петра и Павла).

4. «Закон судный людем». Нач. Преже всякоя правды достоино есть о Божии правде (в Академич. списке, как это и в других помимо номоканона известных списках Закона: веры) глаголати, тем же и святыи Костянтин пръвыи закон вписав, глаголя..., Румянд. ркп. л. 48, Акад. ркп. л. 38. Этот «Закон судный людем», что значит: судебник для мирян, в позднейших, послемонгольских, Кормчих надписываемый именем Константина Великого (по сейчас приведенным начальным его словам), представляет собою краткое и, как судебник, весьма неполное и весьма необстоятельное извлечение из Евлоги Льва Исавра и отчасти из других некоторых греческих источников 1). Составлен или у Болгар или, что не невероятно, еще у Моравов и самим св. Мефодием одновременно с переводом номоканона (называются чиновники: кметищя, жюпани; монета — стляг (которых в греческой литре золота полагается 72). Стляг (скляг) или щляг (см. Словарь Восток. под слл. склязь, стлязь, штьляг) есть немецкий Schilling (Skilling), и думаем, что он именно скорее указывает на Моравию, чем на Болгарию 2).

1) См. у Павлова в Первоначальном номоканоне приложение V.

2) Закон судный известен в трех редакциях: краткой, которая в номоканоне, середней, которая читается в некоторых сборниках, — напеч. в Русскк. Достопп. II, 143, и пространной, помещенной в Софийском Временнике,— изд. Строев. I, 130. Первоначальною должна быть признаваема, по нашему мнению, редакция номоканона, ибо гораздо менее вероятно то, что «Закон» впоследствии сокращали, и гораздо более вероятно то, что его впоследствии распространяли илидополняли.

651

5. Василия Великого запрещения инокам (в Академич. ркп. вместо: о епитимиях ошибочно: «о епископех») в числе 21-го. Нач. «Иже здрав сый телом, ленится на молитву ли от учении псаломьскых, не пщуя вины во гресех».., Румянц. ркн. л. 53 об., Акад. ркп. л. 42 (как будто это есть и в 14-тительном номоканоне, см. ниже).

6. Статья о вселенских соборах, предваряемая их хронологией, показывающей расстояние времени между ними, с надписанием: «Разум 7 соборь, колико лет от коеяждо (sic) скончася». Нач. Пьрвыи в Никии стых отець 300 и 18, сбравыися на Ария, разделившаго божество на три не своя и щюжда («чужда»).., Румянц. ркл. л. 62 об. Акад. ркп. л. 48 об. В хронологии, как и надписании, о семи соборах, но в самой статье — о шести.

7. Иоанна Постника так называемый исповедной номоканон или канонарий 1), под заглавием: «Иоанна мниха, чада послушания учения святого Василия, о исповедании различия и заповеди исповедающихся втайне грехы и тех приемлющим истиньная безблазньная к Богу и от Бога и Бог расмотрения помысли убогии». Нач. Яко подобаеть исиоведающемуся таиная прегрешениа.., Румянц. ркп. лл. 77 об. — 102, Акад. ркп. лл. 58 об. — 80.

8. «Поучение сыном и дщерем духовным» (подразумевается — духовного отца или духовника) с прибавлением в надписании: «Благослови Бог того крестьянина, иже прочитает заповедь сию, всем сердцем своим и творящую (sic), аминь». Нач. «Благыи и преблагый Бог, рекыи пророком: поведайте пръвое грехи своя».., Румянц. ркп. л. 102 об., Акад. ркп. лл. 102 об. — 106, Акад. ркп. лл. 80 — 83.

9. «Заповедь святых отець». Нач. «Иже разбой створить или от рожениа своего убиеть, 10 лет да покается во иной области»... Румянц. ркп. лл. 106 — 109 об., Акад. ркп. 83 — 85 (Всех заповедей, собственно — епитимий, как выставлен их счет на поле, — 51).

10. Правила об епископах и прочих клириках, числом 30. Нач. «Епископ или поп или дьякон при блуде или при клятве или татбе ят быв».., Румянд. ркп. л. 111 об., Акад. ркп. л. 87.

11. Монастырский устав св. Иоанна Пателарейского, под заглавием: «Святого отца нашего Иоанна прозвютера, игумена Пателареи, устави монастыря его, от святых книг учаще всему спасению: всяк, отвергыйся пришьд в чернечьскыи сан спасения ради, ти аще не сохранить сих, яже хощу написати, не можеть ся спасти». Нач. «Егда ударят в било, да сберуться в папьрт церковныи, и яко приидут старейшии, да влезут в церковь и поклонятся купно кресту и начнуть пети Отче наш».., Румянц. ркп. лл. 118 — 122, Акад. ркп. лл. 91 об. — 95. Пателарея

1) Т. е. собственно — усвояемый Иоанну Постнику, но в действительности едва ли принадлежащий ему и едва ли не составляющий своего рода апокрифа.

652

или Паталария есть принадлежащий к Италии маленький остров, находящийся между Сицилией и Африканским берегом, ближе к последнему, теперь у Итальянцев Pantellaria, в древности у Греков и Римлян Cossyra и Cossura. Вероятно, что остров вместе с Сицилией принадлежал к итальянской так называемой Великой Греции и населен был отчасти Греками. В некоторых месяцесловах под 3 Августа записана память преподобного отца нашего и исповедника Иоанна, игумена обители Паталарейской 1). Весьма вероятно, что это именно наш Иоанн. А если так, то титло исповедника дает знать, что он жил во времена иконоборческие 2). (Устав, как видно уже из указания листов, — краткий и далеко не обнимающий всей монастырской жизни. Как он попал в номоканон, это составляет немалую загадку).

12. Преп. Феодора Студита епитимийник монахам, надписанный: «Преподобного отца нашего Феодора, игумена Студийского о останьцехь (в Румянцевск. ркп. ошибочно: «о станех») церковныхь канон». Нач. «Не обретаяся (подразумевается: в церкви) в начале Слава в вышних Богу разве болезни или иноя подобныя вины, в епитемьи да будет».., Румянц. ркп. л. 122 об., Акад. ркп. л. 95. Греческий подлинник в Патрологии Миня t. 99. col. 1733. В подлиннике надписание: Toῦ ὁσίου πατρὸς ἡμῶν καὶ ὁμολογητοῦ Θεοδώρου, ἡγουμένου τῶν Στουδίου, ἐπιτίμια κοινὰ τῆς ὅλης, ἀδελφότητος ἐπὶ τῶν παραλειπόντων ἐν τῇ ἐκκλησία εἰς τὸν κανόνα (славянское: «ο останьцехь», может быть, есть не останъкъ в смысле остатка, а останьць, останец, в смысле человека, оставляющего, не делающего чего-нибудь).

13. «От канона святого Василиа» шесть вопросо-ответов. Нач. Вопрос. От чего глум бывает и помышлениа. Ответ. Бывает убо глум от празнии (sic) уму.., Румянц. ркп. л. 129, Акад. ркп. л. 100.

14. Статья без заглавия, нач. «Чернец же Феодор рече: не спи вкупе с женою», против хулящих брачную жизнь, т. е., как должно предполагать, против болгарских богомилов. У Востокова в Описании Румянцевской рукописи это не отмечено, в Академич. ркп. лл. 101 об, — 105 об.

15. Соборные ответы Константинопольского патриарха Николая Грамматика (1084—1111) на вопросы афонского монаха и молчальника Иоанна с другими афонскими монахами. Нач. «Подобаеть ли разрешити пост в среду и в пяток памяти ради святого некоего или апостола».., Румянд. ркп. л. 139 3) (в Никон. Кормч. гл. 54).

1) См. греческий Синаксарь Никодима, Annus ecclesiasticus Мартынова, Полный месяцеслов Востока преосв. Сергия. А под 22 Июня записана память преп. Василия, игумена того же монастыря, см. у Мартынова и преосв. Сергия.

2) Cfr статью «О греческой церкви в Италии до подавления ее латинством», помещенную в XIX т. Прибавлений к Творр. свв. отцев, стр. 393 fin.

3) В Академической рукописи этого нет, и так как и в Румянцевской

653

Дополнения, находящиеся в номоканоне 14-тительном:

1. Св. Анастасия, патриарха Антиохийского, «Сказание, яко велие ангельское и чистительскааго достояния, яко невъжможьно осужати иереа от простьця, и от вящьшаого святителя, якоже и канони реша о божестьнеи раце и о мученице». Нач. «В церковьнем сказании Филона философа».., Синод. ркп. л. 247 об. (по опис. Ундольск. л. 243 об.). Греческий подлинник статьи остается неизданным.

2. Его же «Повесть священьна о папежи римьстемь Григории Двословци и чюдотворьци» († 604). Нач. «Поведа нам некии старьць»... Синод. рукп. л. 248 об. (по опис. Ундолск. л. 243 об.). Греческий подлинник также остается неизданным. Обе статьи, по сообщению Павлова, имеют целью доказать, что умершие в состоянии отлучения от церкви могут быть разрешены только теми иерархами, которые наложили на них духовное запрещение.

3. «Блаженааго Епифания, епископа Купрьскааго, Повесть вскоре написаныих ересь всех, рекше повелении, их же матери и пьрвии образы и въименены 4, от них же вся прочая изъникоша». Нач. «Варвари, иже о себе суть пребывше от днии Адамов»... Синод. ркп. л. 249 (по опис. Ундолск. л. 244). По уверению Ундольского и Павлова, это есть собственно сочинение Иоанна Дамаскина Περὶ αἱρέσεων ἐν συντομία, ὅθεν ἤρξαντο καὶ πόθεν γεγόνασιν, которое представляет собою дополненный Дамаскиным Ἀνακεφαλαίωσις Епифания (представляющий в свою очередь краткое повторение или воспроизведение его — Епифаниева Панария. Греческий подлинник Дамаскина в Патрологии Миня t. 94 col. 677; греческий подлинник Епифания ibid., t. 42. col. 833: к 80-ти ересям Епифания Дамаскин прибавил, начиная с ереси Несториевой, еще 22). И у Епифания и у Дамаскина в напечатанных греческих подлинниках иные заглавия, чем наше славянское. Это последнее мы можем объяснить только отчасти. «Повесть вскоре» значит повесть сокращенная, в сокращении, ибо в древнее время слово «вскоре» вместе с своим собственным (теперешним) значением имело и это последнее значение: так, греческое надписание хронографа патр. Никифора: χρονογραφία σύντομος переведено было по-славянски: летописец вскоре. «Написаныих ересъ всех» — вероятно: о всех написанных выше ересях, т. е. в Панарии Епифания, сокращенное повторение которого представляет Ἀνακεφαλαίωσις. «Их же матери — изникоша», по-гречески, как это находим в тексте у Епифания и Дамаскина: ὧν αἱ μητέρες καὶ πρωτότυποι ὀνομασίαι δ′ (подразумевается: Βαρβαρισμὸς, Σκυθισμὸς, Ἑλληνισμὸς, Ἰουδαϊσμὸς), ἐξ ὧν ἄλλαι πᾶσαι ἀνεφύησαν.

4. Тимофея, пресвитера великия церкви Константинопольския, «О различии приходящих к непорочней нашей вере». Нач. «Три чины обре-

рукописи это приписано позднее, то очень может, что взято из послемонгольского уже номоканона.

654

таем»... В Синодальн. ркп. л. 275 (по опис. Ундольск. 270 об. В Никоновск. Кормч. гл. 70). Так как принятие еретиков в церковь имеет связь с их учением, то эта и предшествующая статьи в греческих номоканонах помещаются обыкновенно вместе, представляя из себя как бы одно целое.

5. «Образ правыя непорочныя веры». Соловец. ркп. л. 312 об. То самое исповедание веры, принадлежащее Михаилу Синкеллу, которое по повести об обращении Владимира в христианство, читаемой в летописи, Греки преподали Владимиру в Корсуни после его крещения. Как и в повести, статья оканчивается кратким известием о шести вселенских соборах (которое не есть одно и то же с статьей о соборах Схоластикова номоканона, указанной выше под № 6-м).

6. Афанасия Александрийского «К Антиоху князю о множайшиих взысканиих о (нужно: в) божественныих писаниих неведомыих и от всех христиан ведати длъжныих въпрос». Соловецк. ркп. л. 316 об. Только один первый вопросо-ответ (из числа 137 вопросоответов. Греческий подлинник сочинения, подложно усвоенного Афанасию Александрийскому, но не принадлежащего ему, в Патрол. Миня, t. 28 col. 597).

7. «О постановлении (вероятно, ошибка вместо: поставлении) епископ и мниих (т. е. меньших, низших клириков; в подлиннике, как это и в славянской позднейшей Кормчей: περὶ χειροτονίας ἐπισκόπων καὶ πρεσβυτέρων). Соловецк. ркп. л. 321 об. Из Прохирона Василия Македонянина 28-й титул (Прохирон в Никоновск. Кормч. — гл. 49, а титул 28 — л. 456 об.).

8.«О строении пресвятого престола Костянтина града», — статья о преимуществах Константинопольской патриаршей кафедры, в которой изложены три правила Халкидонского собора: 9-е, 17-е и 28-е, и несколько извлечений из кодекса и новелл (у Павл. стр. 53 без указания листа рукописи).

Дополнения, находящиеся в обоих номоканонах или общие им обоим:

655

1. «О возбраненых женитвах». Нач. «Сближнее (Акад. ркп.: взближнее) имя есть рожествьное, разделяет же ся на три: на всходящая и исходящая и от среды (греческ. подл.: Ἡ συγγένεια ὄνομα ἐστι γενικόνδιαιρεῖται δὲ εἰς τρία εἰς ἀνιόντας καὶ κατίοντας καὶ τούς ἐκ πλαγίου)... Cxoласт. номок.: Румянц. ркп. л. 65 об., Акад. ркп. л. 50 об.; 14-тит. номок.: Соловецк. ркп. л. 317 об. Из Прохирона Василия Македонянина 7-й титул (в Никон. Кормч. гл. 49, л. 416 об.).

«От иного закона глава о возбраняемых женитвах». Нач. «Взбранена же есть, елико же их от святого крещения межю собою вединишася»... Схоласт. номок.: Румянц. ркп. л. 69, Академ. ркп. л. 53; 14-тит.

655

номок.: Соловецк. ркп. л. 320. Из Еклоги Льва Исавра, 2-го титула 2-я глава (в Никон. Кормч. гл. 50, л. 497 об.).

2. «Глава о епископех и мнисех». Нач. «Елико име епископ преже епископиа, даруеть и раздаеть, якоже хощет»... Схоласт. номок.: Румянц. ркп. л. 69 об., Акад. ркп. л. 53; 14-тит. номок.: Соловецк. ркп. л. 320 об. Из Прохирона Василия Македонянина, 24-й титул (в Никон. Кормч. гл. 49, л. 448 об., надписание: «О завете епископ и мних»).

3. Правила о монахах, которые в номоканоне Схоластиковом надписываются: «О калугерех» и начинаются: «Аще черньць в велицем образе в блуд впадет».., — Румянц. ркп. л. 114, Академ·. ркп. л. 88 об., а в 14-тительном номоканоне надписываются: «Правила св. Василия положена, яже достоить чернцем хранити», — Соловецк. ркп. л. 326 (начало у Павлова, стр. 53, не выписано). Впрочем, по надписанию правил в обоих номоканонах, мы подозреваем, что Павлов, принимая их за одни и те же, ошибается: в 14-тительном номоканоне, вероятно, те правила, которые в номоканоне Схоластиковом указаны нами под № 5 (Правила номоканона Схоластикова, числом, по счету покойного А. В. Горского, отмеченному на поле академической рукописи карандашом, 55-ть, разделены на две группы: первая группа — с надписанием, которое приведено выше; вторая группа, с правила 45-го, Румянд. ркп. л. 117 об., Акад. ркп. л. 91, Нач. «Аще калугер преидеть с женою 2 попршци».., написывается: «Номоканон святых отець Никейскых и Xалкидоньскых»).

Относительно того, который номоканон в период домонгольский был у нас в большем употреблении, A. С. Павлов держится мнения, что в бóльшем или даже исключительном употреблении был номоканон 14-тительный, а что номоканон Схоластика был в весьма малом или даже и совсем никаком употреблении (Первонач. номок стр. 23 sqq). Мы со своей стороны держимся мнения если не противоположного, то не согласного, а именно — что в преимущественном употреблении находился у нас в период домонгольский не номоканон 14-тительный, а номоканон Схоластиков. То обстоятельство, что последний номоканон содержит немало дополнительных статей греческого и болгарского происхождения, служит для Павлова доказательством, что он был у Болгар (в продолжение времени, соответствующего нашему периоду домонгольскому) в большом употреблении. Но сравнение обоих номоканонов в отношении к этим дополнительным статьям в своя» очередь доказывает, что и у нас находился в преимущественном употреблении тот же номоканон Схоластиков: если бы находился у нас в таковом употреблении номоканон 14-тительный, то из первого были бы переносимы в последний дополнительные статьи, между тем на самом деле мы этого не видим (в период домонгольский не был перенесен из первого в последний даже «Закон судный людем»,

656

который, как известно, в период домонгольский пользовался у нас большим авторитетом). Как на доказательство того, что номоканон Схоластика был у нас в весьма малом употреблении, Павлов указывает на совершенное отсутствие в нем русских статей. Но точно также и в 14-тительном номоканоне домонгольского периода нет ни одной русской статьи. А против ошибочности своего мнения, что в памятниках русского канонического права XI и XII вв. правила употребляются не в том переводе, какой содержится в номоканоне Схоластика, достопочтенный ученый впоследствии сам же нашел и указал свидетельства 1).

В номоканоне Схоластиковом, как и в 14-тительном, нет пи одной русской статьи. Но со стороны этих статей доказательство того, что он находился у нас в употреблении, представляют собой встречаемые в нем выписки из них. Мы нашли в нем по крайней мере одну такую выписку. В статье, озаглавленной: «Сказание о убийстви волнем и неволнем» вместе с правилами Василия Великого и другими некоторыми греческими приводится выписка и из Кирика Новгородского двух ответов последнему архиепископа Илии: «Архиепископа Новгородскаго (подразумевается: правила): Иже спя кладут у себя дети и угнетають: аще пиани, убииство есть, аще ли трезви, лжае; и жены, делающе страду, врежающеся, изметають: аще не зелием, без вины суть» — Акад. рки. л. 111; Кирик в Памм. Павл. col. 58, §§ 4 и 5.

Если от периода домонгольского сохранилась одна рукопись канона 14-тительного и не сохранилось ни одной рукописи номоканона Схоластикова: то это, конечно, ничего не доказывает и есть простая счастливая случайность по отношению к одному номоканону и несчастливая по отношению к другому. От последующего времени сохранилось весьма мало рукописей номоканона Схоластикова по той же самой причине, по которой еще гораздо менее сохранилось рукописей канона 14-тительного, именно что вскоре после нашествия Монголов оба они вышли из употребления, быв заменены новым номоканоном (14-тительным, но в окончательной редакции Фотиевой, — с толкованиями канонов и с новым составом статей дополнительных).

На том основании, что в оглавлении Синодального списка 14-тительного номоканона между прочим значится: «Василия, Костянтина и

1) См. его издание: „Памятники древнерусского канонического права“, col. 42; Кирик Новгородский приводил места из номоканона Иоанна Постника по пореводу, читаемому в номоканоне Иоанна Схоластика (Вопросо-ответ Тимофея Александрийского Кирик приводит как будто не по переводу, читаемому в номоканоне Схоластика, а по переводу, читаемому в номоканоне 14-тительном, — Памм. Павл. col. 29. Но если так, то это будет служить доказательством, что Кирик имел у себя под руками оба номоканона).

657

Льва благочьстивых цесарь закон», A. С. Павлов решительно думает, что Прохирон Василия Македонянина и (с ним) Еклога Льва Исавра уже в период домонгольский читались в наших славянских номоканонах в своем полном виде, в каком находим мы их в номоканоне послемонгольском. Мы с своей стороны, основываясь на том, что во всех известных списках домонгольских номоканонов читаются только небольшие отрывки из Прохирона и Еклоги, считаем гораздо более вероятным думать, что в период домонгольский у нас и были только эти отрывки и что в оглавлении Синодального списка (во всяком случае не упоминающего об Еклоге) под именем закона или Прохирона Василия — Льва и разумеются именно наши отрывки из последнего.

Наши исследователи, признающие подлинность так называемых уставов Владимира и Ярослава, хотят и находят основательным видеть тот загадочный греческий номоканон, на который ссылаются князья, как на запрещающий судить известные гражданские суды и тяжи князю и боярам его и предоставляющий суды и тяжи митрополиту и епископам, в «Законе судном людем». Но перед таким разрешением загадки и перед таким способом спасти подлинность уставов можно только развести от удивления руками. Что неизвестные фальсификаторы хотели принимать и выдавать за греческий номоканон, будто бы предоставлявший известные гражданские суды и тяжи суду митрополита и епископов, такие законодательные памятники, в которых на самом деле ничего подобного вовсе нет, это совершенно понятно. Но чтобы Владимир и Ярослав могли принимать подобный памятник за помянутый номоканон, это значило бы, что они позволили духовенству обмануть себя совершенно таким же образом, как я обманул бы безграмотную деревенскую женщину, показав ей прейскурант чайного магазина и сказав, что это — моя дворянская грамота. «Закон судный людем», что значит именно судебник мирской, а не духовный, назначенный для князей с их судьями, а не для епископов, с такою совершеннейшею ясностью повелевает судить перечисляемые в нем преступления князю или его судии, что слова Владимира в его Уставе: «разверзше грецьскыи номоканон и обретохом в немь, оже не подобаеть сих судов и тяжь князю судити ни бояром его ни судьям», предполагая, что устав подлинный, составляли бы самую решительную насмешку его над самим собой.

Весьма вероятно, как говорили мы выше, что неизвестные сочинители уставов разумеют под греческим номоканоном находящиеся в номоканоне руководства по гражданским законам. Но должно думать, что разумеют не один только «Закон судный людем», который далеко не обнимает всех гражданских преступлений, предоставляемых

658

уставами суду митрополита и епископов, но и выписки из закона Моисеева, Еклогу Льва Исавра и Прохирон Василия Македонянина 1).

(Если признать наиболее вероятным это последнее, а с другой стороны если принять за наиболее вероятное, что выписки из закона Моисеева и Еклога с Прохироном в полном виде явились у нас только уже после нашествия Монголов, в приобретенной из Болгарии митр. Кириллом его новой 14-тительной Кормчей: то получается определенный, очень небольшой, промежуток времени для появления на свет устава Владимирова. Ранний срок — приобретение Кириллом из Болгарии «го Кормчей, что имело место в 1262 или 1270 г., поздний срок — написание неизвестным епископом Владимирским его послания к неназываемому по имени сыну Александра Невского, в котором ясно подразумевается устав Владимиров и которое написано между 1293 — 1299 годами).

Ни тот ни другой домонгольский номоканон ни в одной известной их рукописи не имеет заглавия или названия (т. е. во всех известных рукописях обоих номоканонов прямо пишется первая статья каждой без особого названия или заглавия ее как целого). Равным образом и в русских памятниках домонгольского периода, как относящихся к каноническому праву, так и всяких других (за исключением мнимых уставов Владимира и Ярослава) не встречается названий номоканон и Кормчая книга. На этом основании весьма вероятно думать, что первое название и за ним второе явились у нас уже после нашествия Монголов, вместе с номоканоном митр. Кирилла и как названия этого последнего 2). Откуда взялось славянское название: Кормчая книга, первоначально употреблявшееся во множественном числе и в обратном нынешнему порядку двух слов: Книги кормчие, это составляет вопрос. Полагают, что у нас название придумано или вошло в употребление потому, что древние святые отцы весьма часто уподобляют церковь кораблю. Однако, церковь уподобляют кораблю греческие святые отцы, а между тем у самих Греков вовсе не было какого-нибудь названия номоканона, которое бы соответствовало нашему названию

1) Заметим здесь, кстати, что под «продажею» в Законе судном разумеется вовсе не «продажа» в нашем смысле слова, а наказание несравненно тягчайшее и совсем другое: говорится: «да продается (виновный) со всем имением своим, — § 10 (по другому счету — 11); назначается как наказание третьекратному рецидивисту после «да тепется» и «от земли да посылается», — § 26, см. также и § 28, о краже из алтаря и из остальной части церкви.

2) И у Греков название номоканон не особенно древнее, однако не позднейшее конца IX — начала X века, ибо уже употребляется в житии св. Мефодия Моравского, написанном, по всей вероятности, до 908 г., а во всяком случае в первой четверти X века.

659

Кормчие книги (а название новейшего греческого номоканона Πηδάλιον, что значит руль, правило, по всей вероятности, есть подражание нашему названию) 1). Полагаем, что действительное объяснение дела есть иное и, так сказать, гораздо простейшее: буквальный славянский перевод греческого слова νομοκανών есть законоправило или, как это переведено в житии св. Мефодия, закону — правило; слово правило было понято у нас в смысле правѝло, что значит руль, по-славянски кръма, корма, или принято за это последнее, и отсюда явилось название Кормчие книги (номоканон митр. Кирилла существовал у нас в двух редакциях или, как принято выражаться, двух фамилиях списков: Новгородской и Рязанской, о чем будем говорить во 2-м томе; название: «Кормчие книги» употребляется только в списках первой редакции, из чего можно заключать, что русское название дано номоканону в Новгороде. Древнейший известный список Кирилловой Кормчей Новгородской фамилии, относящийся к концу XIII века, надписывается: «Книгы глаголемыя Кърмичия, рекше правило закону, грецькымь языкомь номоканон». Таковой же список Рязанской фамилии, написанный в 1284 г., надписывается: «Книгы глаголемыя гречьскымь языкомь Номоканун, сказаемыя нашимь языкомь закону-правило»).

(Если название номоканон явилось у нас только после нашествия Монголов, то это опять будет указывать на время появления так называемых уставов Владимира и Ярослава. А к двум вероятным основаниям относить появление уставов ко времени после нашествия Монголов — третье положительное есть то, что устав Владимиров, не говоря уже о позднейшем его уставе Ярославовом, но был известен в южной или Киевской Руси).

О поучении Новгородского архиепископа Илии священникам епархии в сборное воскресение 1166-го года.

Поучение это найдено покойным A. С. Павловым в одной из рукописей, принадлежавших также покойному A. Н. Попову, а теперь находящихся в Румянцевском Музее, и напечатано им — Павловым в октябрьской книжке Журнала Министерства Народного Просвещения за 1890-й год (под заглавием; «Неизданный памятник русского церковного права XII века») 2).

1) А когда барон Розенкампф говорит, будто у Греков с самых древних времен состав правил св. отцов назван был «Кормчим» или по-гречески Πηδάλιον, — Обозр. Кормч., 1 изд. стр. 68 нач., то говорит совершенную неправду (описательно, но не как присвоенное название, иногда употреблялось о правилах выражение руль, gubernaculum).

2) Перепечатано поучение в третьем выпуске Памятников древне-русской

660

Что поучение, не имеющее в своем заглавии по найденному списку имени автора, принадлежит Новгородскому архиепископу Илии, это доказал г. Павлов в предисловии к своему его изданию. Что оно представляет собою поучение, предложенное архиепископом священникам своей епархии в сборное воскресение и именно в сборное воскресение 1166-го года, это видно из него самого: архиепископ говорит священникам, что обращается к ним с своим словом при настатии великого поста (по изд. Павлова § 18), и дает знать, что обращается к ним с этим «сборским» словом в первый раз после поставления (в начале поучения), а так как он поставлен в. епископы 28-го Марта 1165-го года, в вербное воскресение, то первое сборное воскресение было для него в 1166-м году.

Начало поучения приведем сполна, причем для удобопонятности позволим себе некоторую свободу с текстом подлинника. «Се, братие, — начинает архиепископ поучение, Богу тако изволившу и святей Богородице и вашей молитве, мне худому немощно (было) отречися вам от сего (святого) и великого сану, егоже несмь достоин был. Но то Бог сведаст и пресвятая Матерь Его, яко не сам его взысках, но убоявся суда Божия и вашей любви, яже до моей худости 1). Да аще изволили мя есте (избрати) и принудили на се дело: тако же вы паки достойно и послушати (мене). Не рцыте тако: «свой ны есть, да что ны хочет створити (не говорите, что он свой нам, что он нам сделает). Но аще, братие, погодится (случится) что телесное (архиепископ разумеет под телесным или вещественным взимание архиереями со священников податей и пошлин): то надеюся на Бога и на святую Богородицу, яко всяко не хощу (никако хощу) озлобити вас, не на то бо есть вшел, а то Вог весть и вы. Аще ли погодится кая-либо душевная вина (со стороны какого священника), ино того нельзя (мне) преступити (оставить так), ни рещи тако: «свой есмь им, да того ради умолчу, не хотя братии своей досадити». По то вы ся не поручаю (этого я вам не обещаю), да не моим небрежением внидет в вы слабость, а от вас во (все, составляющее вашу паству) человечество, и (аще) аз буду вина всему отечеству своему и вы в моем небрежении погибнете душами: то почто ся я буду и родил, а вы вотще трудились ищуще мене (т. е. ищуще избрать в епископы). Да о сем, братие, молюся (вам): еже хощу рещи (вам)

церковно-учительной литературы, издаваемых журналом „Странник“, под редакцией проф. Пономарева.

1) Совершенно ли так было дело с избранием Илии в епископы, как он его представляет, не можем сказать, ибо летописи не говорят об его избрании. Говоря только об его поставлении, бóльшая часть летописей глухо выражаются, что он поставлен бысть или что его поставиша; а две летописи (Ипатская и Воскресенская) говорят, что его поставил великий князь.

661

от худоумия моего, приимите с любовью, не о себе бо глаголю, но нудит мя святое писание, еже нарекшуся пастухом не молчати. И пастух овчий, аще молчит, то восхищаемо (бывает) овча волком от стада его и (он) платит за не сугубо господину овчате. Но кольми паче, аще аз умолчу, будет пакость стаду Христову, еже есте вы и дети ваша духовная».

За сим архиепископ обращается с увещаниями и наставлениями к священникам. Увещевает их воздерживаться от многого и безвременного пьянства, — от ростовщичества, причем виновным грозит: «и кун лишу и в казни будет от мене»; наставляет, как обращаться с приходящими на дух и увещевает заниматься почитанием книжным; увещевает воздерживаться от игры в кости; наставляет относительно преподаяния причастия, относительно наложения епитимий на «сирот», т. е. на рабов, обязанных тяжкими работами своим господам, и на душегубцев, относительно епитимий, состоящих в ограничении пищи и пития; наставляет относительно крещения детей и относительно руководства в поведении матерей или кормилиц детинных; увещевает достойным образом приготовляться к совершению литургии, не ссылаясь на пример прежних священников, погрешения которых по недавности христианства в Русской земле извинительны, но не должны служить для них примером; увещевает не таиться перед ним тех из священников, которые имеют за собою вины, требующие сложить с себя священство; дает наставление относительно поведения в церкви беременных женщин, именно — чтобы они не клали земных поклонов; внушает возбранять женщинам хождение к волхвам; преподает наставление относительно провождения великого поста; предписывает, чтобы пары мужчин и женщин, живущих брачною жизнью или вообще находящихся в связи без венчания, венчали в церкви, причем в случае наличности детей венчали бы и с сими последними; говорит, что при настоятельной нужде идти к больному для причастия или для крещения больного младенца в воскресный день, может быть оставляема служба в церкви; наставляет увещевать мирян воздерживаться от крестного целования и учить их милостыне от трудов праведных, вразумляя их, что милостыня от трудов неправедных есть пред Богом ничто; делает предписание о невношении в алтарь и в жертвенник приносимых в церковь брашен и питий (канунов); увещевает заботиться о духовных детях, учить их надлежащему стоянию в церкви, унимать от святочных предосудительных игр и от кулачных боев, детей учить почитанию родителей, всех — беганию гнева и гордости 1).

1) Наставлениями и увещаниями архиепископа или по их содержанию мы воспользуемся во 2-й половине тома при 2-м издании этой последней.

662

Весьма замечательно приглашение, которое делает архиепископ священникам, сознающим за собою вины, лишающие священства. Он увещевает их, чтобы они, заботясь о своем душевном спасении, не таились с ними от него — архиепископа; а если, говорит он, такие священники боятся, что, сложив с себя священство, помрут с голоду, то пусть этого не боятся, — он с казной св. Софии не допустит их до этого. «Но и се вам хощу, братие, молвити, — обращается он к священникам, но не зазрите ми, не бо осужая вас глаголю, но любя вы, якоже вы мене возлюбисте, дабы никтоже от вас не погибл душею: да аще кто (из вас), братие, имеет какову вину душевную, яже отлучает от поповства, Бога деля и своего спасения не мозите утаити от мене, аз бо ялся по се великое дело (т. е. по дело архиерейства) не себе деля, но вас не смея ся отрещи; ныне же, аще кака кому вина, не рцыте тако: «аще останемся поповства (откажемся от поповства) помирати ны будет гладом», не дай Бог того, еже бы быти тому на моей братьи: святая бо София не убога есть, да мочно ми есть и в церковь ввести (?) и хлеба дати, мне бо некому добытка копити — ни жене, ни детем, ни во ину землю слати (намек на митрополитов наших периода домонгольского и на епископов из Греков, представляющий положительное свидетельство о том, что нужно было бы предполагать); но вы — моя братия, вы же и дети мои, да не бы что недобро было душам вашим мною худым, да бысте не вотще трудилися, ищуче меня (т. е. избирая меня в епископы); да не мозите мне поречи что (не могите сетовать на меня), еже о том вопрошах вас, — (вопрошах) ища вашим душам спасения».

Прося священников не жаловаться, если кого из них пришлось ему озлобить словом, уверяя их, что как прежде имел их братиею и отцами, так и впредь будет иметь, и что если он кому-либо из них что-либо воспрещал, то не с замыслом у кого что взять (т. е. не с умыслом заставить священников, которым он воспрещал, откупаться от его гнева приношением ему даров или взяток), а токмо блюдя души своей и ихней, дабы что не по чину сотворилося в них, архиепископ заключает свое поучение: «А простите мя, братие, аще мало слово изрекох от худоумья моего, а вам се добре сведущим, но вы сами ведаете, оже аз — не который (не Бог знает — какой) книжник; аще что буду нестройно изрекл, не зазрите ми, занеже нищь есть муж, невежа, и не умею (сдеяти), по что ся иму; да и еще бых молвил вам, но луче малое се (т. е. о чем я сказал вам) исправити, неже многое (что бы я еще мог сказать) в забытьи положити (оставить не исполненным») 1).

1). О литературном достоинстве поучения несколько скажем ниже, в главе о просвещении.

663

Частнейшие известия об епархиях периода домонгольского.

Разделение России на епархии имеет соотношение и связь с ее разделением на уделы. А посему не мешает читателю несколько напомнить себе это последнее.

Впервые разделил Россию на уделы Святослав между своими тремя сыновьями. Но его разделение за скорой смертью двоих сыновей, не имевших наследников, не оставило удельных линий. После Святослава в другой раз разделил Россию на уделы Владимир между своими 12 сыновьями. От этого разделения осталась одна удельная линия — Полоцкая. Владимир отдал Полоцк старшему сыну от Рогнеды, княжны Полоцкой, Изяславу, который умер еще при жизни отца в 1001-м г. и потомки которого чрез сие последнее обстоятельство лишились права на старшинство в роде и на занятие по сему праву великокняжеского престола (княжеские изгои). Потомки Полоцкого Изяслава по его воинственному внуку назывались Всеславичами.

В третий и последний раз разделил Россию на уделы Ярослав, который оставил после себя пять сыновей, посадив их при своей смерти: Изяслава на великом княжении, Святослава в Чернигове, Всеволода в Переяславле, Игоря во Владимире Волынском и Вячеслава в Смоленске. Из этих пятерых пошли три удельные линии от троих первых — Изяславичей, Святославичей и Всеволодовичей, а что касается до двоих последних, то пятый, Вячеслав, имел потомства всего одного сына, а четвертый, Игорь, имел его весьма немногочисленное.

Кроме пятерых сыновей Ярослав оставил еще но наделенного уделом внука Ростислава, сына умершего еще при нем самом его старшого сына, Новгородского Владимира (1052). Дети этого Ростислава, получившие себе удел при третьем преемнике Ярослава на великокняжеском престоле — его сыне Всеволоде, составили еще линию удельных князей — Ростиславичей, в отношении к великокняжескому престолу изгойную, подобно Полоцкой Изяславовой.

Эти пять линий удельных князей и владели Русью в продолжение периода домонгольского. Вторые Изяславичи, внуки Ярослава, имели своим уделом область Туровскую, в которой княжил Изяслав еще при жизни Ярослава 1) и которая, нет сомнения, придана была ему в родовую собственность к великому княжению. Святославичи, иначе называвшиеся Ольговичами, имели уделом область Черниговскую, к которой принадлежали Муром с Рязанью, земля Вятичей с Радимичами и Тмутаракань. Всеволодовичи, иначе Мономаховичи, имели своим уделом Переяславль, к которому принадлежали Ростов с Белозерьем и Суздалью. Кроме того в их же род достались уделы Владимиро-Волын-

1) Ипатск. летоп. под 1054 г., также Тверск. летоп.

664

ский и Смоленский. Ростиславичам отдана была в удел так называемая Червонная Русь или Галиция, быв отделена от Волыни.

Таким образом, в период домонгольский было пять удельных княжеских линий и семь уделов. Четыре линии владели каждая одним уделом, и пятая, — Всеволодовичей или Мономаховичей, тремя уделами.

Каждый удел, представляя из себя особое целое, подразделился на большее или меньшее количество побочных или частнейших уделов, при чем отделившийся от Переяславского в начале XII века удел Суздальский или Владимирский занял место между главными или основными уделами, так что сих последних вместе с ним должно быть считаемо восемь.

Вот список уделов с показанием линий:

1. Удел Полоцкий. Княжеская линия — Изяславичи первые: Изяслав Владимирович † 1001, Брячислав Изяславич † 1044, Всеслав Брячиславич † 1101, по которому Всеславичи, и пр.

2. Удел Туровский. Изяславичи вторые: Изяслав Ярославич † 1078, Святополк Изяславич † 1113, по которому Святополковичи, и пр.

3. Удел Черниговский. Святославичи: Святослав Ярославич † 1076, Олег † 1115 и Ярослав † 1129 Святославичи, из коих от первого — линия Черниговская (с своими подразделениями), а весь род — Ольговичи, от второго линия — Муромско-Рязанская.

Уделы: 4. Переяславский,

5. Суздальский, от него от делившийся,

6. Владимиро-Волынский и

7. Смоленский.

}

Всеволодовичи или Мономаховичи.

Всеволод Ярославич † 1093, получивший от отца удел Переяславский и потом приобретший удел Смоленский (до 1078 г., Лавр. летоп. под сим годом), Владимир Всеволодович Мономах † 1125, от которого весь род — Мономаховичи, в 1119-м г. приобретший удел Владимиро-Волынский, Мстислав Великий † 1132 и Юрий Долгорукий † 1157 Владимировичи, и пр. В Переяславле не утвердилось своей особой линии и он был общим достоянием рода. Затем линии — Владимиро-Волынская и Смоленская от двух сыновей Мстислава Великого: первая Изяслава, вторая Ростислава; линия Суздальская от Юрия Долгорукого.

8. Удел Галицкий. Ростиславичи: Владимир Ярославич Новгородский † 1052, Ростислав Владимирович † 1066, так сказать — безземельный (с 1064-го г. Тмутараканский), Рюрик, Владимир и Василько Ростиславичи Галицкие, и пр.

Сколько было открыто у нас епархий при первом введении церковного управления св. Владимиром, остается положительно неизвестным, но со всею вероятностью нужно полагать их, кроме самой митрополии, во-

665

семь; именно — несомненно открыты были пять епархий: 1. Черниговская, 2. Белгородская, 3. Владимиро-Волынская, 4. Новгородская, 5. Ростовская; должны быть считаемы вероятно открытыми три епархии: 6. Туровская, 7. Полоцкая и 8. Тмутараканская.

После Владимира до нашествия Монголов постепенно были открываемы новые епархии: 9. Переяславская и 10. Юрьевская при Ярославе, 11. Смоленская в 1137-м г., 12. Галичская до 1165-го г., 13. Рязанская до 1207-го г., 14. Владимиро-Кляземская в 1214-м г., 15. Перемышльская в 1220-м г. или прежде сего года, 16. Угровская — незадолго до нашествия Монголов.

О самой митрополии мы обстоятельно говорили выше, и поэтому обращаемся прямо к епископиям.

(Относительно списков епископов каждой епархии, которые предлагаем ниже, поступаем таким образом, что в тексте помещаем епископов, записи о которых читаются в летописях и в других источниках более или менее достоверных, а в примечаниях помещаем епископов, известных по позднейшим каталогам и по другим позднейшим источникам или прямо недостоверным или ненадежным. Летописи Лаврентьевскую и Ипатскую не цитируем, 1) а что находим помимо их в летописях новейших, прямо указываем. Позднейшие каталоги указываем по Истории иерархии, в которой обо всех епархиях в 1-й части и которой поэтому мы означаем только страницы, предполагая подразумеваемою сейчас названную часть 2).

1. Епархия Черниговская.

Чернигов, находящийся на Десне, верстах в 120-ти на северо-восток от Киева, главный город племени Северянского или Северского, принадлежит к числу древнейших или первоначальных городов Руси, быв между ними на юге если не старшим по времени, то старейшим по степени после Киева 3). При Владимире он принадлежал к великому княжению; после его смерти сначала то же, а потом с 1026-го года по 1036-й год был столицей его сына Мстислава Тмутараканского, которому Ярослав должен был уступить Русь по сю сторону Днепра; по-

1) Так что все епископы, при именах которых не стоит цитат, и все сведения об епископах, которые не цитируются или сообщаются без цитат, должны быть считаемы взятыми или из одной которой-нибудь из этих летописей или из обеих вместе (за исключением епископов Новгородских, о которых делаем ниже прямую оговорку).

2) В 1877 г. напечатаны Археографической Комиссией „Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви“, составленные покойным П. M. Строевым. Предлагаемый список сверен со списками Строева.

3) Cfr летоп. под 907 и 945 гг.

666

следний, при своем разделении государства на уделы, отдал его второму сыну Святославу, за племенем которого он и остался.

Известные в настоящее время епископы Черниговские суть: 1. Неофит, самый первый, поставленный Владимиром 1), 2. Неофит 2-й, упоминаемый под 1072-м г. 2), 3. Иоанн 3), поставленный неизвестно когда до 1037-го г., 25 лет лежавший в болезни и умерший 23 Марта 1112-го г., 4. Феоктист, преемник Иоанна, из игуменов Печерских, поставленный 11 или 12 Января 1113-го г., умерший 6 Августа 1123-го г., 5. Пантелеймон, ум. 1142 г. 4). 6. Онуфрий, преемник предыдущего, пост. в 1143-м г., упом. под 1146-м и 1147-м гг., бывший в деле о поставлении митрополита, после удаления Михаила, в главе партии анти греческой, 7. Антоний, родом Грек, упом. под 1159 г. и представляемый как интриган 5), удаленный с кафедры в 1168 г. 6), 8. Порфирий, упом. под 1187-м г., едва ли тоже не Грек, ознаменовавший себя тем, что в одном посольстве, правленном по поручению князей, вел себя «не яко святительски, но яко переветник и ложь»; 9. Порфирий 2-й, упом. с 1230-го г.; в 1239-м г., когда Татары взяли и разграбили Чернигов, каким-то образом успевший снискать их большее или меньшее благоволение и живым отпущенный в Глухов 7).

Епархия Черниговская, до открытия епархии Рязанской, обнимала все удельное княжество Черниговское, как особое целое, т. е. области собственно Черниговскую, Рязанскую и Муромскую и землю Вятичей с Радимичами. Собственная область Черниговская обнимала нынешнюю губернию Черниговскую и не менее половины нынешней губернии Курской (по г. Курск включительно); область Муромско-Рязанскую составляли — юго-восточный угол губернии Владимирской, губерния Рязанская и значительная часть губерний Тульской, Воронежской и Тамбовской; земля Вятичей

1) Никон. лет. I, 105.

2) В летопп. Воскресенск. и Софийск. 1-й, но не Лаврент. и Ипатск. В Истории иерархии между Неофитами Мартирий и Феодул.

3) «А по Никоновской летописи, — говорит автор Истории иерархии, не знаем, на каком основании, — Исаия».

4) В Истории иерархии между Феоктистом и Пантелеймоном Гераклид.

5) В Ипатск. лет. под 1164 г.

6) В Истории иерархии между Онуфрием и Антонием — Феотекн и Евфимий, упоминаемый будто бы в 1148 г.

7) В Историко-статистическом описании Черниговской епархии (покойного архиепископа Черниговского, известного историка, Филарета, — Чернигов, 1861 г.) список епископов Черниговских, составленный на основании синодиков (позднейших) местных монастырей и церквей, есть следующий (стр. 11): 1. Неофит, 2. Мартирий, 3. Феодул, 4. Неофит 2-й, 5. Иоанн, ,6. Феоктист, 7. Парфений, 8. Пантелеймон, 9. Онуфрий, 10. Евфимий, 11. Антоний, 12. Порфирий 1-й, 13. Порфирий 2-й.

667

с Радимичами — восточная часть губернии Могилевской и большая часть губерний Калужской и Орловской 1).

Кафедральным собором епископов Черниговских был храм Преображения Господня или Спасский, который при Владимире был деревянный, а потом каменный — начат Мстиславом Владимировичем († 1030), а окончен Святославом Ярославичем († 1076).

2. Епархия Белгородская.

Белгород, — в настоящее время местечко Белгородка, находящееся в 23'/_а верстах к юго-западу от Киева, на р. Ирпени, и составляющее первую станцию на почтовой дороге к Житомиру. Или он сам составлял или в нем находилось одно из главных имений Владимира, ибо до принятия христианства, по словам летописца, у него помещена была здесь значительная часть его многочисленных наложниц (300 из 800). На третий год после похода под Корсунь (991), весьма вероятно — одновременно с тем или перед самым тем, как водворять епископа, Владимир заложил в Белгороде настоящий город или крепость и значительно умножил его население посредством вывода из других мест, «бе бо, говорит летописец, любя град сь». Впоследствии однако он называется «градом малым» 2). Белгород принадлежал собственно к великому княжению, но в 1117-м г. Владимир Мономах посадил в нем старшего сына своего Мстислава·, желая иметь себе в нем надежного подручника, что, вероятно, делали и другие великие князья. Со второй половины XII века Белгород постоянно имел своих особых князей, но по из одной утвердившейся линии, а переменных, большою частью из Смоленских и Суздальских Мономаховичей (всех долее Рюрик Ростиславич Смоленский с своим сыном Ростиславом, 1174 — 1205).

Так как при Владимире Белгород не имел никакого значения ни в каком отношении, то очевидно, что епископская кафедра учреждена в нем не по какой-нибудь местной нужде, а по другим причинам. Этими причинами может быть предполагаемо, во-первых, то, что, назначив престольным городом митрополита не Киев, а Переяславль, Владимир хотел иметь в епископе Белгородском такого архиерея, который бы в нужные времена мог совершать в Киеве архиерейские служения и вообще был бы для него — великого князя архиереем, так

1) В словаре Российской империи Семенова причисляется к домонгольской Черниговской области город Можайск, см. это слово. Но Можайск смешивается в Словаре с Масальском. cfr Карамз. III, 158 и прим. 337.

2) Лаврент. летоп. под 1097 г.: «Бедгород град мал у Киева, яко 10 верст вдале» (В Ипатск. летоп. ошибочно Звенигород). У Греков однако величался почему-то Ἀοπρόκαστρον μίγάλον. — у Ралли и П. V, 486.

668

сказать, придворным, episcopus curialis, каковые бывали и у других государей; во-вторых, — то, чтобы дать в нем митрополиту как бы викария и помощника.

В настоящее время известны епископы Белгородские: 1. Никита, самый первый, поставленный Владимиром 1), 2. Стефан упоминаемый под 1072-м г.2), 3. Лука, упоминаемый под 1089-м г., 4. Никита 2-й, поставленный в 1113-м г. и упоминаемый под 1115-м г., 5. Феодор, упоминаемый под 1147-м и 1148-м гг., 6. Максим, упоминаемый в 1187-м г. и умерший в 1190-м г., 7. Адриан, преемник Максима, из игуменов Выдубицких, поставленный в том же 1190-м г. и упоминаемый в 1197-м г. 3) Под последним годом Ипатская летопись, выражаясь как-то невразумительно, называет Адриана то епископом Белгородским, то Юрьевским, что вероятно должно понимать так, что он временно заведовал обеими епархиями. Последнее известное нам упоминание об епархии Белгородской относится к 1231-му г. Она прекратила свое существование, нет сомнения, в нашествие Монголов.

Составлял ли епархию Белгородскую один только Белгород с своим весьма малым уездом или принадлежало к ней еще что-нибудь, остается нам неизвестным.

Кафедральная церковь епископов Белгородских была во имя свв. Апостолов. До 1197-го года она была деревянная, а в сем последнем году на месте деревянной князь Рюрик Ростиславич создал каменную, о которой летописец говорит, что высотою и величеством и прочим украшением она была вдив (на диво) удобрена 4).

3. Епархия Владимиро-Волынская.

Владимир Волынский, находящийся на самой западной границе нынешней Волынской губернии, на меже с древней северной Галицией, составляющей ныне Люблинскую губернию бывшего царства Польского (на реке или речке Луге, впадающей справа в Западный Буг), как необходимо заключать от имени, или совсем вновь был основан, или по крайней мере из селения возведен в город св. Владимиром. При жизни Владимира удельное княжество Владимиро-Волынское составляли —

1) Никон. летоп. I, 105.

2) В Никон. лет. (у Строева ошибочно: Никита, 1071).

3) В Истории иерархии, стр. 222, после Феодора: Дионисий, Иоанн, Кириней.

4) Ипатск. лет., 2 изд. стр. 473. Рюрик Р-ч в то время был великим князем Киевским, но в Белгороде, из которого он перешел в Киев, он оставил княжить сына своего Ростислава (По известию Никоновской летописи, — I, 107, Владимир, заложив в Белгороде в 991 г. настоящий город, поставил в нем церковь Преображения Христова. Если известие справедливо, то странно, что кафедра епископов была не при сей церкви).

669

во-первых, собственная область Волынская без Древлянской, которая имела своего особого князя, — во-вторых, сейчас помянутая древняя Галиция или Червонная Русь. После смерти Владимира (и в след за ним Святослава Древлянского, убитого Святополком) его составляли до 1084 — 1086 г. область Волынско-Деревлянская с Червонной Русью, а с помянутого года одна первая, ибо Червонная Русь образовала из себя особый удел. В 1199-м г. Волынь и Червонная Русь снова соединились, но так, что не последняя стала принадлежать к первой, а наоборот (Галицкое княжество). Владимир отдал удел Волынский сыну своему Всеволоду, Ярослав — сыну своему Игорю. Когда последний в 1057-м г. переведен был в Смоленск на место умершего брата Вячеслава, удел Волынский в продолжение 60 лет колебался между родом Изяслава Ярославича (сын Ярополк и внук Мстислав Святополкович) и сыном Игоря Давидом. В 1119-мг. Владимир Мономах присоединил удел Волынский к владениям своего рода и в нем утвердилась линия его внука Изяслава Мстиславича. В 1199-м г. Волынский князь Роман Мстиславич овладел Галицией и, пересев со стола Волынского на Галицкий (а во Владимире оставив брата своего Василька, † 1269), положил начало знаменитому, весьма не на долгое впрочем время, Галицкому княжеству и королевству.

По свидетельству местного летописца, в начале XIII века Владимир представлял из себя такой прекрасный для своего времени город, что ему дивились иностранцы, говоря: «така града не изобретохом ни в Немечских странах» 1). О значительной промышленности и торговле Владимира дает знать тот же летописец, когда говорит, что над умершим князем Владимиром Васильковичем († 1288, сыном вышеупомянутого) «плакашеся все множество Володимерцев — мужи и жены и дети, Немци и Сурожце и Новгородци и Жидове» 2).

Из епископов Владимиро-Волынских в настоящее время известны: 1. Стефан 1-й, самый первый епископ, поставленный Владимиром2), 2. Стефан 2-й, постриженник Печерского монастыря, сначала доместик или экклезиарх в нем, а потом преемник св. Феодосия на игуменстве, скоро согнанный с последнего братией неизвестно за что, поставленный в епископы когда-то до 1091-го г. и умерший 27 Апреля 1094-го года; 3. Амфилохий, поставленный 27 Августа 1105-го года, умерший в 1122-м г.; 4. Симеон, преемник Амфилохия, поставленный в 1123-м г., умерший в 1136-мг. 4); 5. Феодор скопец, преемник

1) Ипатск. летоп. под 1231 г., 2 изд. стр. 510.

2) Ibid. стр. 605.

3) Никон. лет. I, 105. В Истории иерархии, стр. 220, перед Стефаном 1-м Фома Грек с 988 (?).

4) По Истории иерархии — свитый, из игуменов Печерских.

670

Симеона, поставленный в 1137-м г., упоминаемый под 1147-м г.; епископы, бывшие при Даниле (1205-1264) и Васильке Романовичах, называемые летописцем без показания лет: Иоасаф 1) и Василий — оба из постриженников находившегося близ Владимира монастыря Святая гора, Никифор Станило, прежде бывший слуга (боярин) Василька, и Косьма2).

Кафедральным собором епископов Владимирских была церковь св. Богородицы, которая до Мстислава Изяславича, вероятно, была деревянная, а сим последним построена каменная 3). Об украшении новой церкви ее строителем Никоновская летопись пишет под 1160-м г.: «тогоже лета князь Мстислав Изяславич подписа святую церковь во Володимире Волынском и украси ю дивно святыми и драгими иконами и книгами и вещми и многими чудными и священными сосуды златыми и с бисером и с камением драгим» 4).

4. Епархия Новгородская.

Ряд епископов Новгородских известен в последовательном порядке, начиная от самого начала, ибо Новгородцы, ведшие свои собственные летописные записи, неупустительно отметили смену своих владык в этих последних 5). Впрочем, за хронологическую достоверность древнейшого времени далеко нельзя ручаться.

1. Иоаким Корсунянин, первый поставленный при Владимире, крестивший Новгородцев и правивший весьма долго — в продолжение 40 лет, до 1030-го года. В соборные храмы для своей кафедры он построил

1) В Новгородской 1-й летописи упоминается под 1229 г. (предлагался некоторыми в архиепископы Новгородские, из чего можно заключать, что находился в то время на покое. Известность Иоасафа в таком отдаленном от Владимира месте, как Новгород, дает знать, что он был человек не совсем рядовой).

2) Ипатск. лет. под 1223 г. В одной ХVIII в. латинской рукописи, принадлежащей библиотеке униатской Перемышльской епископии, читается следующий список епископов Владимирских, заимствованный будто бы из древней записи (ex antiqua charta): Ioannes, Antonius, Anythi (sic), Codrius (sic), Helias, Stephanus, Symeon, Theodorus, Laurentius, Procopius, Antonius, Asaph, Basilius, Nicephorus, Cosmas..., см. в Галичском историческом Сборнике, вып. 1, Львов 1853, статью A. С. Петрушевича: О соборной церкви и святителях в Галиче, стр. 145 прим.

3) Карамз. III, прим. 3.

4) II, 189.

5) Из летописей Новгородских заимствуем и сведения о Новгородских епископах (до 1108 г., до смерти епископа Никиты, из 2-й и 3-й Новгородских летописей и из Краткого летописца Новгородских владык, напечатанного в приложении ко 2-й Новгор. летописи, а с 1108-го г. из 1-и Новгородской летописи).

671

деревянную церковь св. Софии о 13 верхах, которая, быв честно устроена и украшена, стояла не на том месте, где после построена каменная, а «конець епископли улицы над рекою над Волховом», где после Соткою Сытиничем была поставлена церковь Бориса и Глеба, и которая сгорела в 1045-м году. В одной Новгородской летописи 1) читается, что Иоаким назначил в преемники себе ученика своего Ефрема, но что этот Ефрем, заведовав епархией в продолжение 5 лет после смерти Иоакима, свидетельства не сподобился.

2. Лука Жидята или Жирята, считаемый, едва ли впрочем справедливо, между всеми русскими епископами первым из природных Русских, поставлен был Ярославом, быв приведен из Киева или взят из природных Новгородцев, в 1036 (—4) г. В 1045-м г. вместе с Новгородским князем Владимиром, сыном Ярослава, он заложил на место сгоревшей деревянной св. Софии каменную, доныне существующую, которая была окончена строением и освящена в 1052-м г. В 1055-м г., по оклеветанию своего холопа Дудика в неподобных речах, он позван был в Киев на суд к митрополиту Ефрему, которым был осужден и держан в Киеве в заключении в продолжение трех лет, после чего оправданный возвратился на кафедру. Умер после 23-хлетнего правления 15 Октября 1059-го (—60-го) г.

3. Стефан, поставленный в 1061-м (—60-м) г., правивший в продолжение 8 лет и умерший в Киеве в 1068-м г., именно — удавленный своими холопами.

4. Феодор, поставленный в 1069-м году, правивший 9 лет и умерший в 1077-м году: «свой его пес уяде и от того умре». При этом Феодоре являлся в Новгороде волхв, увлекший на свою сторону всех жителей, которые хотели убить его — епископа и от руки которых он избавлен был смелостью и находчивостью тогдашнего Новгородского князя Глеба Святославича.

5. Герман из монахов Печерских 2), поставленный в 1078-м г. и, после 18-летнего правления, умерший в 1096-м (—95-м) г.

6. Никита из подвижников Печерских, поставленный в том же 1096-м г. 3), после 13-летнего правления умерший 30 Января 1108-го г. (Об его подвигах и искушении, с ним случившемся в Печерском монастыре, см. в Печерском Патерике, Поликарпа повесть 1-я).

7. Иоанн попин, т. е. из белых священников 4), поставленный

1) 3-й, под 1030 г.

2) По Строеву, из игуменов Киево-Спасского монастыря (т. е. принимаемый им за того Германа, который в первоначальной Киевской летописи упоминается под 1072-м г.).

3) Что не позднее, см. Лаврент. и Ипатск. летопп. под сим годом.

4) В других—попынин, что есть, полагаем, ошибка или древняя особенная форма вместо попин.

672

в 1110-м г. (прибывший в Новгород с поставления 20 Декабря); после 20-летнего правления отказавшийся от епископии в 1129-м (—30-м) г. 1).

8. Нифонт, из монахов Печерских поставленный в 1129-м г., прибывший на кафедру 1 Января 1180-го г. В 1134-м г. приходил в Новгород, вероятно, по прошению Нифонта и, вероятно, для успокоения здешних волнений, митрополит Михаил. В следующем 1135-м г. сам Нифонт ходил в Русь — в Киев мирить Киевлян с Черниговцами. В 1137-м г. он не дозволил своим священникам венчать незаконный, по его мнению, брак Новгородского князя Святослава Ольговича. В 1141-м г. ходил в Киев с лепшими людьми по нового Новгородского князя и здесь, привлекши на себя с прочими послами гнев великого князя, сидел в заключении 9 месяцев. В 1144-м г. исписал честно все притворы в св. Софии. В 1145-м году не приказал петь над двумя утонувшими (вероятно, в пьяном виде) попами. В 1147-м г. ходил «мира деля» в Суздаль к Юрию Долгорукому и принят был от него с великою честью, достигнув вполне цели путешествия. С того же 1147-го г. принимал весьма живое участие в деле митрополита Климента, которого был противником 2). В 1149-м году митрополитом Климентом и великим князем Изяславом Мстиславичем был посажен в заключение в Печерском монастыре, в котором находился, не знаем сколько, менее года, до отнятия Киева у Изяслава Юрием Долгоруким (в том же 1149-м г.). В 1151-м г. «поби святую Софию свинцом всю прямь, известию маза всю около». В 1154-м г· ходил к Юрию просить его сына Мстислава в Новгородские князья. Умер после 26 летнего правления 21 Апреля 1156-го года в Киеве, в который отправился для встречи нового митрополита, шедшего из Константинополя. Погребен в Киеве в Печерском монастыре, где и до ныне находятся его мощи в Антониевых или ближних пещерах. В записи летописца о смерти Нифонта читается: «тояже (указанной) весне преставися архиепископ (sic) Нифонт Апреля в 21, шьл бяше Киеву противу (встречать) митрополита, инии же мнози глаголаху, яко полупив св. Софию (т. е. ограбив ее казну) пошел Царю-граду, и много глаго-

1) В так называемой Тверской летописи читается об удалении Иоанна с кафедры: „того же лета (1130) архиепископ Иоань, пиань, отврьжеся Новгородскиа епископиа, седевь 20 леть“, — Собр. летт. XV, col. 196. Может быть, „пиань“ переделано из попин, а может быть — оно и само по себе. Замечательно, что в одном древнем помяннике Новгородских владык нет имени нашего Иоанна, — Восток. Румянц. Муз. стр. 605, col. 1.

2) В 1148 г. ходил в Суздаль к Юрию Долгорукому (см. запись на антиминсе в Древних памятниках Русского письма и языка II. II. Срезневского, Спб., 1863, стр. 30), вероятно, для возбуждения его против Климента.

673

лаху на нь, и себе на грех, сем бы разумети комуждо нас: который епископ тако украси святую Софию? Притворы испьса, кивот створи и всю извну украси, а Пльскове святого Спаса церковь създа камяну (Мирожский монастырь), другую в Ладозе святого Климента (в 1153-м г.); мьню бо, яко не хотя Бог, по грехом нашим, дати нам на утеху сроба его, отведе й Кыеву и тамо преставися».

9. Аркадий, начинающий собою ряд Новгородских епископов из природных Новгородцев, которых избирали и назначали сами граждане. Он выбран был всем собравшимся на вече населением города из игуменов им самим построенного монастыря св. Богородицы (Аркажа) в том же 1156-м г. Без посвящения ведал епископью во дворе св. Софии до 1158-го г. 1); посвященный в этом последнем году, правил еще 6 лет и умер 18 Сентября 1163-го г. 2).

10. Илия, взятый из священников Новгородской церкви св. Власия на Волосовой улице, посвященный 28 Марта 1165-го г. и после 21-летнего правления умерший 7-го Сентября 1186-го г. В самый год посвящения получил от митрополита Киевского Иоанна сан архиепископа. В 1169-м г. было при сем епископе нашествие Суздальцев на Новгород, по поводу которого установлен праздник Знамения (о нем ниже). В области легендарной он знаменит своим путешествием на бесе в Иерусалим. Перед смертью (но не перед поставлением) он постригся в монахи с именем Иоанна.

11. Гавриил, родной брат Илии, избранный в том же 1186-м г., поставленный 29 Марта 1187-го г., правивший в продолжение 8 лет и умерший 7 Мая 1193-го г., перед смертью также постригшийся в монахи с именем Григория.

12. Мартирий. Об его избрании, совершенном в том же 1193-м году посредством жеребья, в Новгородской летописи читается: «Новгородци с князем Ярославом и с игумены и с Софьяны и с попы гадаша промежу себе (о преемнике Гавриилу) — сии хотяху поставити Митрофана, а инии Мартуриа, а друзии Гричина, и бысть распря в них; и положиша на святей трапезе трие жребия и послаша с веча слепца, да коего нам Бог дасть, и вынеся Божиею благодатию Мартурия» 3). Он был приведен из Русы, где был игуменом им самим основанного монастыря. Поставленный 16 Декабря того же 1193-го года, был на кафедре в продолжение 6 лет и умер 24 Августа 1199-го года.

13. Митрофан, вероятно, тот, о котором выше, не избранный

1) Предположения относительно того, почему Аркадий основался долго без посвящения, мы высказали выше.

2) О древней краткой биографической записи об Аркадии см. у Ключевск. в Житиях святых, стр. 64.

3) У Татищева, III, 304 fin., рассказ читается несколько иначе.

674

самими Новгородцами, а поставленный вел. кн. Всеволодом Юрьевичем в том же 1199-м году и после 10-летнего правления сведенный с престола в 1211-м году, о чем в летописи читается: «того же лета на зиму, месяца Генваря в 22 на святого Климента, злодей исперва, не хотя добра, зависть вложи людем на архиепископа Митрофана с князем Мстиславом и не даша ему правитися и ведоша й в Торопець».

14. Антоний, постриженик Хутынского монастыря, в мире Добрыня Ядрейкович, ходивший в Константинополь, в котором был в 1200-м году, привезший из него «гроб Господень» (модель гроба Господня или же, может быть, так называемую плащаницу) и написавший Цареградский Паломник, избранный в том же 1211-м году и, после 8-летнего правления, в 1219-м году замененный опять Митрофаном (из Новгорода Антоний удалился к митрополиту, от которого получил епископию Перемышльскую).

15. Митрофан, во второй раз, в продолжении 4 лет, умер 3 Июля 1223-го г.

16. Арсений, чернец Хутынский, муж добрый и зело боящийся Бога, избранный в самый день смерти Митрофана, но после 2-летнего правления без посвящения в 1225-м г, уступивший место снова Антонию (возвратившемуся из Перемышля).

17. Антоний, во второй раз в продолжение трех лет до 1228-го г., когда больной и онемелый сошел на Хутынь по своей воле.

18. Арсений чернец во второй раз не на долгое время, согнанный в том же 1228-м году с великим бесчестием и бывший причиной, не ясно почему, народного междоусобия. У летописца читаем: «тъгда же окаянный диавол, исперва нехотяи добра роду человечу, въздвиже на Арсения, мужа кротка и смерена, крамолу велику — простую чадь, и створше вече на Ярославли дворе и поидоша на владыцьнь двор, рекуче: того деля стоить тепло долго, выпроводил Антония владыку на Хутино, а сам сел, дав мзду князю, и аки злодея пьхающе за ворот (sic) выгнаша, мале ублюде Бог от смерти — затворися в церкви святей Софии (и) иде на Хутино», — затем описывается народный бунт, в котором были разграблены дома некоторых городских и архиепископских чиновников, обвинявшийся в том, что они «на зло князя водять» (После Арсений был игуменом на Хутыни и в Юрьевом монастыре).

19. Антоний, в третий раз, приведенный из Хутыни на другой день после согнания Арсения и управлявший при помощи двух посаженных с ним мужей. Был не долго до следующего 1229-го года, после чего умер на покое в 1232-м г., страдав болезнью и онемением шесть с половиной лет.

20. Спиридон, из иеродиаконов Юрьева монастыря. Подобно Мартиирию и по τтой же причине избран посредством жеребья в том же

675

1229-м году (три жеребья положены были на святой трапезе и один из них вынимал посланный из владычней гридницы княжич Ростислав, сын тогдашнего Новгородского князя Михаила Черниговского). Посвященный в архиепископы в 1230-м году (4 Марта), сидел на престоле в продолжение 20 лет и умер в 1249-м г.

Епархия Новгородская, обнимавшая всю землю и все владения Новгородские, и относительно была самой обширной епархией периода домонгольского и безотносительно епархией чрезвычайно обширной. Государство Великого Новгорода составляли: во-первых, область или волость Новгородская в собственном и теснейшем смысле, во-вторых—владения внешние или, так сказать, колонии. Собственная область Новгородская обнимала около двух третей нынешней губернии Новгородской без северо-восточной трети Белозерской, затем — некоторую часть губернии Тверской, невступно до Бежецка, Торжка и Осташкова, значительную часть губернии Псковской (нынешние уезды Порховской, Новоржевский и Велико-луцкий), всю губернию Санкт-Петербургскую, часть Финляндии по 47 градус долготы, и до 64 гр. широты, около двух третей губернии Петрозаводской приблизительно по 55 градус долготы на востоке и ту северную часть губернии Архангельской до моря, которая на севере против помянутой части губернии Петрозаводской. Внешние владения или колонии Новгородцев составляли: во-первых, ближайшие к Новгороду: Волок Ламский (Волоколамск), Торжок, Бежичи или нынешний Бежецк и Вологда с их большими или меньшими волостями; во-вторых, отдаленнейшие: область Тре или Терь, под которою разумеется Кольская Лапландия 1), Двинское Заволочье от Онеги до северной Двины и от последней до Мезени, Пермь, состоявшая из двух половин, — западной или земли Зырянской (в нынешней Вологодской губернии) и восточной или Перми в теснейшем смысле этого слова (нынешняя Пермская губерния), Печора от Мезени до Печоры и Югра по ту сторону Урала в Сибири. Впрочем, чрезвычайная земельная обширность Новгородской епархии вовсе не означает таковой же многочисленности паствы Новгородских епископов; напротив, по количеству христианских душ, епархия, вероятно, принадлежала к числу самых последних, между большими епархиями, ибо население Новгородских безмерно пространных владений в наибольшей своей части было инородческое и языческое. Е епархии Новгородской принадлежал Псков с его областью. Последняя была весьма незначительна и гораздо менее нынешней губернии Псковской, именно — она представляла из себя полосу по обеим

1) Название области Шведско-варяжское и значит — Лесная страна, см. Лерберга исследования, служащие к объяснению древней Русской Истории, в переводе Д. Языкова, Спб. 1819, стр. 165 (в настоящее время Терским берегом вызывается южный берег Кольской Лапландии).

676

берегам реки Великой, по восточную сторону реки столько же широкую, сколько в настоящее время она широка по западную от губерний Лифляндской и Витебской (Холмский уезд принадлежал к области Суздальско-Владимирской, а Торопецкий к Смоленской),

О кафедральном храме епископов Новгородских св. Софии обстоятельно мы скажем ниже, в главе о богослужении, в отделе о церковной архитектуре.

5. Епархия Ростовская.

Об учреждении епархии Ростовской и ее первых четырех епископах: Феодоре, Иларионе, Леонтии и Исаии мы говорили выше. Из преемников Исаии известны: 5. Ефрем, из монахов Печерских, бывший при Владимире Мономахе 1) и по всей вероятности непосредственный преемник Исаии; 6. Нестор, упоминаемый под 1149-м г. 2), в 1156-м г. оклеветанный пред митрополитом от своих домашних и подпавший запрещению 3), в 1157-м г. оправдавшийся пред митрополитом, но в том же году согнанный с кафедры Андреем Боголюбским из-за споров о посте в среду и пяток 4); 7. Леон или Леонтий, преемник Нестора, пришедший на его место в 1158-м г. 5), в следующем 1159-м г. прогнанный Ростовцами и Суздальцами, «зане умножил бяше церкви, грабяй попы»; неизвестно когда возвратившийся на кафедру, в 1162-м г. опять прогнан Боголюбским неизвестно за что; возвращенный было затем на один Ростов без Суздаля, в третий раз прогнан из-за споров о посте в среду и Пяток; 8. Феодор или Федорец, лишенный престола и казненный в 1170-м г. 6), — тот, о котором обстоятельнее говорили мы выше; 9. Леон, умерший в 1183-м г. или перед сим годом 7) может быть опять тот же, что выше 8); 10. Николай Грек, поставленный было митрополитом, но не принятый великим князем и переведенный первым в Полоцк 9); 11. Лука из игуменов Киевского Спасо-Берестовского монастыря, поставленный в 1185-м г. (11 Марта)

1) Лавр. летоп. под 1222, г.

2) В записи на одном антиминсе, см. И. И. Срезневского — Древние памятники Русского письма и языка, стр. 30.

3) Лаврент. и Никоновск. лет.

4) Никон. лет.

5) По Татищеву — III, 105, поставленный Боголюбским из игуменов Суздальского Владычнего монастыря.

6) История иерархии, 115, называет его иначе Феодулом.

7) Ипатск. лет. под 1183 г., изд. 2, стр. 425.

8) По Татищеву, — III, 180, поставленный в 1172 г. из игуменов того же Владычнего монастыря, что и Леон 1-й.

9) Ипатек. лет. ibid.

677

и умерший в 1189-м г. (10 Ноября), по летописцу «смиренный духом и кроткий»; 12. Иоанн, преемник Луки, бывший до поставления духовником великого князя Всеволода Юрьевича, поставленный в 1190-м г. (23 Января) и отписайшийся епископии в 1214-м г., после чего постригся в чернцы в монастыре Боголюбовом 1); 13. Пахомий, преемник Луки, из игуменов Ростовского монастыря св. Петра; бывший духовником Ростовского князя Константина Всеволодовича, поставленный в· том же 1214-м г. и умерший в 1216-м г., весьма похваляемый летописцем, как истинный пастырь, а не наемник, отличавшийся нестяжательностью, заботливостью о сиротах и вдовицах, кротостью ко всякому и исполненный книжного учения; 14. Кирилл 1-й, из монахов Суздальского монастыря св. Димитрия, поставленный в том же 1216-мг., оставивший епископию и потом лишенный всего своего, весьма большого, имения в 1229-м г., — о нем мы говорили выше; 15. Кирилл 2-й, из игуменов Владимирского Рождественского монастыря, избранный в 1229-м г., поставленный в 1231 г. и управлявший епархией в продолжение 30 слишком лет, до 1262-го г. († 21 Мая); изображается летописцем как пастырь своего времени знаменитый, ничем же оставший прежних Ростовских епископов, весьма учительный, собиравший для слушания своего учения от святых книг в свою соборную церковь не только жителей Ростова, но и из окрестных град и украсивший помянутую церковь иконами многоценными, их же несть мощи и сказати, кивотами, сосудами, рипидями и множеством всяких узорочий (обстоятельнее о сем скажем в другом месте 2).

Епархия Ростовская обнимала область собственно Ростовскую с соединенною с ней Белоозерскою и область Суздальскую (последнюю до открытия епархии Владимирской). По имени второй области епископы Ростовские называются иногда Суздальскими, а по имени города Владимира, который со времени Андрея Боголюбского сделался столицею великих князей и в котором епископы Ростовские нередко бывали и живали у последних, называются также Владимирскими. Собственная область Ростовская обнимала приблизительно нынешнюю губернию Ярославскую, а что

1) В летописце Переяславля Суздальского сообщается иное против летописи Лаврентьевской об удалении Иоанна с кафедры, а именно: „того же лета (1214) Вододимирци с князем своим Гюрьем изгнаша Иоанна из епископьства, зане не право творяше“ (Временника кн. 9, стр. 112).

2) В позднейших каталогах и синодиках епископы Ростовские перечисляются в таком порядке: Феодор, Феогност, Феодор, Ларион, Феогност, Феодор, Леонтий чудотворец, Ларион, Исаия чудотворец, Ефрем, Нестор, Леон, Лука, Иоанн, Пахомий, Симон, Кириак, Митрофан, Кирилл, Кирилл же... (из числа 5 последних Симон и Митрофан очевидно Владимирские), — так называемая Типографская летопись стр. 208 и Румянц. Муз. у Восток., стр. 573, col. 1 fin.

678

касается до Белоозерья, то его пределы не могут быть определены с точностью: на север от нынешней губернии Ярославской оно простиралось не менее как по города Каргополь и Устюг включительно и от запада к востоку имело протяжения не менее как от одного города до другого 1), но за исключением Вологды, которая со своей волостью, как мы сказали сейчас выше, принадлежала Новгороду. Об области Суздальской скажем ниже в епархии Суздальской.

Кафедральным собором епископов Ростовских был храм Успения Божией Матери, который был строим несколько раз. Впервые его построил из дерева первый Ростовский епископ Феодор. Этот деревянный храм, который летописец называет дивною и великою церковью, якоже не было, ни будет, стоял до 1160-го г., в котором сгорел. Второй храм, каменный, был заложен Ростовцами в 1164-м г. и существовал весьма недолго — до 1211-го года, когда в случившемся пожаре обгорел и пал. Третий храм был заложен Ростовским князем Константином Всеволодовичем в 1213-м г.

1. Епархия Туровская.

Туров, в настоящее время местечко Минской губернии, Мозырского уезда, находящееся на реке Припети, на половине расстояния между городами Мозырью и Пинском.

Княжество Туровское — область предисторических Дряговичей или Болотников. По свидетельству летописи, город Туров и княжество основаны Варягом Туры или Туром, который в правление Святослава или Ольги после Игоря пришел из заморья вместе с другим Варягом Рогвольдом, основавшим княжество Полоцкое 2). Владимир отдал Туров в удел старшему сыну Святополку, Ярослав также старшему сыну Изяславу. За родом последнего Туров и остался, быв однако не редко отнимаем сторонними князьями (из чужих особенно долго владели им Мономаховичи).

В настоящее время известны епископы Туровские: 1. Симеон, 2. Игнатий, 3. Иоаким и 4. Георгий, упоминаемые в одном из рассказов

1) Что Устюг принадлежал к епархии Ростовской, известно положительно. Что Каргополь принадлежал не к области Новгородской, а Ростовской, видно из того, что Юрий Долгорукий сослал в него известного Данила заточеника. В Новгородское Заволочье клиньями или полосами вдавалось Ростовское Белозерье очень далеко: так, по реке Ваге были приходы, принадлежавшие Ростовской кафедре, ниже или севернее Шенкурска, см. в Чтениях Общ. Ист. и Древн. 1879 г., кн. I, Акты XVII века О Шеговарском приходе Шенкурского уезда, стр. 6 fin. sqq (Шеговарский приход, принадлежавший к Ростовской епархии, в 42 верстах к северу от Шенкурска по Ваге).

2) Под 980 г.

679

о чудесах Бориса и Глеба, как прошествовавшие друг другу 1); из них об Иоакиме известно по летописи, что он поставлен в 1144-м г. и на всегда или на время из-за смены князей низведен в 1146-м г., — этим приблизительно определяется время жизни и остальных. Затем, 5. св. Кирилл, знаменитый проповедник, неизвестно с какого и по какое время, и 6. Лаврентий из монахов Печерских, упоминаемый под 1182-м г. 2).

Епархия Туровская обнимала княжество Туровское; но пределы этого последнего не могут быть определены с особою точностью. К Турову, принадлежали Пинск, Берестие, — нынешний Бреет-Литовский, Слуцк Клеческ, — ныне Клецк, местечко или селение Минской губернии близ границы с Гродненской на западо-северо-запад от Слудка; следовательно, княжество Туровское обнимало южную большую половину нынешней губернии Минской и южную часть губернии Гродненской (и, вероятно, некоторую северную часть и губернии Волынской: Туровская «Погорина» — область по р. Горыни).

Туровские Изяславичи, игравшие весьма незначительную роль среди князей, не смотря на свое старшинство, как кажется, не особенно заботились о церковном благоукрашении своего родового стольного города. Нет в летописях совершенно никаких упоминаний ни о кафедральном храме епископов Туровских, ни вообще о какой бы то ни было церкви в Турове 3).

1) В слове о Мартыне мнисе Туровском.

2) В позднейших каталогах, которым следует автор Истории иерархии (Туровск. еп., стр. 225) и которым в нашем случае следует историограф Туровской епархии архим. Николай (Историко-статистическое описание Минской епархии, составленное ректором Минской духовной семинарии, архимандритом Николаем, — Спб., 1864; о Туровской епархии, предшествовавшей Минской, стр. 51 sqq) ряд епископов Туровских несколько удлинен, именно: Симеон, Игнатий, Иоаким 1-й, Георгий, Кирилл 1-й с 1114 по 1120 г., Иоаким 2-й с 1144 г., Иоанн с 1146 г., Кирилл 2-й (проповедник), Лаврентий. Но Иоанн взят неизвестно откуда (Татищевым II, 279), а о посвящении Кирилла 1114 г. записано в летописи (Лаврент.) без обозначения епархии («том же лете поставиша Кирила епископом») и вовсе ни откуда неизвестно и нет совсем никакого основания предполагать, чтобы он был именно Туровский (первоначально предположили это о Кирилле проповеднике, неправильно относя его жизнь к началу XII в.). Затем, несомненно, что в Иоакиме, предшественнике Георгия и Иоакиме 1144 г. нужно видеть не два лица, а одно: как современник Георгия, упоминается князь Ярослав Георгиевич (в сказании о Мартыне), под которым должен быть разумеем Ярослав Георгиевич, внук Святополка и правнук Изяслава, князь Пинский, упоминаемый в летописи (Ипатск.) под 1183 г. и умерший неизвестно когда после; из этого времени жизни еп. Георгия ясно, что предшественник его есть Иоаким 1144 года.

3) В настоящее время в Турове четыре церкви, все новой постройки: Пре-

680

В Киево-Печерском Патерике редакции Печерского архимандрита Иосифа Тризны (1647—1656, см. статью Ундолского: «Иосиф Тризна, редактор Патерика Печерского»), но рукописи Троицкой Лаврской библиотеки № 714, помещен под заглавием: «О поставлении Туровской епископии», будто бы данный епископии св. Владимиром устав (лл. 73 и 74). О времени учреждения епископии, ее первом епископе и об ее пределах в уставе говорится: «третие (после чего третие, не сказано) богомолие епископию постави(х) в Турове в лето 6513 (sic) и придах к ней городы с погосты в послушание и священие и благословение держати себе Туровской епископии: Пинск, Новгород, Городен, Берестье, Волковыеск, Здитов, Неблестепас, Дубровица, Высочко, Случеск, Копысь, Ляхов, Городок, Смедянь, и поставих первого епискупа Фому, и придах села, винограды, земли бортные, волости со всеми придатки... Святому Спасу и Святей Богородицы».

7. Епархия Полоцкая.

Полочане или Полоцкие Кривичи были, по летописи, в числе призвавших Рюрика, который посадил у них в Полоцке своего мужа или посадника. При Святославе или Ольге, как сказали мы сейчас выше, пришедший из-за моря Варяг Рогвольд основал в Полоцке особое княжество. Но Владимир, женившись в 978-м г. на его дочери Рогнеде, а его самого убив, снова присоединил его владения ко всей остальной Руси. При своем разделении последней на уделы, он отдал Полоцк старшему сыну от Рогнеды — Изяславу. Потомки этого Изяслава, вследствие того обстоятельства, что он умер прежде отца (1001 г.), потерявшие право в участии на престол великокняжеский и как бы выделенные и выбывшие из рода, и были князьями Полоцкими (по знаменитому внуку Изяслава Всеславу—Всеславичи), прославившись главным образом своей враждой к роду Ярославову и своими беспокойными характерами. С конца XII века начали покорять княжество соседние с

ображенская, Ильинская, Петропавловская приписная и Всех Святых кладбищенская (архим. Николай, стр. 275). По местному преданию, мощи св. Кирилла (проповедника) должны находиться на Борисо-Глебском кладбище (ibid. стр. 52), которое, вероятно, на месте древнего епископля монастыря свв. Бориса и Глеба, бывшего «на болоньи» (Сказание о мнихе Мартыне). Но едва ли вероятно предполагать (как предполагает Калайдович в предисл. к Словам Кирилла Туровского в Памятнн. Росс. Слов.), чтобы кафедра епископов была в загородном монастыре; если справедливо указанное предание, то в нем должна быть полагаема только усыпальница епископов. В XVI веке кафедральным собором епископов Туровских была церковь Успения Божией Матери, см. Записок Акад. n. т. XXII, кн. 1, приложж. стр. 135 fin.

681

запада Литовцы, а в половине ХIII века (между 1239-м и 1262-м гг., cfr Соловьева т. IU, 4-го изд. стр. 216 fin.) оно и совсем прекратило свое существование, быв покорено главным образом этими Литовцами, а отчасти — явившимися в устье Западной Двины Меченосцами.

Известны в настоящее время епископы Полоцкие: 1. Мина, из монахов Киево-Печерских, поставленный 13 декабря 1104-го г., умерший 20 Июня 1116-го г., 2. Илия, упоминаемый до 1128-го г. 1), 3. Козма, поставленный в 1143-м г., 4. Дионисий, поставленный до 1169-го г. 2) и умерший в 1183-м г., 5. Николай Грек, поставленный сначала митрополитом Никифором в Ростов, но там не принятый великим князем Всеволодом Юрьевичем и переведенный митрополитом в Полоцк на место Дионисия, 6. Не названный по имени, упоминаемый под 1218-м г., — по всей вероятности тот же Николай 3), 7. Алексей, упоминаемый под 1231-м г.

Княжество Полоцкое обнимало нынешнюю губернию Витебскую, северную половину губернии Минской по г. Минск включительно, весьма вероятно — заднепровскую часть губернии Могилевской и, может быть, некоторую небольшую часть губернии Виленской.

Кафедральным собором епископов Полоцких была церковь св. Софии 4), о которой в Слове о полку Игоревом читается: «в Полотске позвониша заутренюю рано у святыя Софеи в колоколы» 5).

8. Епархия Тмутараканская.

Княжество Тмутараканское, разъяснять весьма темный вопрос о начале которого до нас не относится, находилось на полуострове Тамани, отделяющем вместе с противолежащим Керченским полуостро-

1) В житии Евфросинии Полоцкой (которое читается в Степенной книге I, 269, а исправнее напечатано в Памятниках Кушелева-Безбородки IV, 172). Он упоминается при князе Борисе Всеславиче, а сей последний † 1128 г.

2) Дионисий был епископом Полоцким при отправлении преп. Евфросинии в Иерусалим (ibid. стр. 177, col. 2), а Евфросиния отправилась до 1169 г., ибо при патр. Константиноп. Луке Хризоверге, который 1156—1169.

3) В Лаврент. лет. под 1218 г.·. «того же лета приде епископ Полотьский из Цесаряграда к великому князю Костянтину Володимерь... и принесе ему етеру часть от страстий от Господень» и пр. «Володимерь» тут значит: в город Владимир, но некоторые летописи (так называемая Тверская) и в след за ними некоторые исследователи (в том числе Строев в Списках) ошибочно разумеют это «Володимерь» как собственное имя епископа. Епископа с именем Владимира в период домонгольский не могло быть, ибо пока св. Владимир равноапостольный не был причислен к лику святых, имя Владимира было народным, но не было церковным.

4) Житие Евфросинии.

5) По изд. в Рускк. Достопп. III, 200.

682

вом Крыма Азовское море от Черного. Владимир отдал его в удел сыну своему Мстиславу, который в 1024 г. овладел половиной Руси по Днепр и перешед в Чернигов, а в 1036 г. умер, не имея наследников и оставив все свои владения Ярославу. При новом разделении России на уделы сим последним, Тмутаракань присоединена была к княжеству Черниговскому, которое досталось его второму сыну Святославу, пославшему сидеть в ней своего сына Глеба. У Глеба в 1064 г. отнял Тмутаракань Ростислав Владимирович, внук Ярославов от его старшего сына, умершего прежде него самого, Владимира Новгородского. После смерти Ростислава (1066 г.) князья Черниговские снова возвратили себе Тмутаракань, отняв ее у малолетних детей первого, и там сел княжить брат Глебов — Роман. После смерти Святослава (1076 г.), когда его сыновья были лишены уделов, здесь имел убежище и другой его сын Олег. В 1079 г., когда Роман был убит, а Олег был заточен в Грецию, великий князь Всеволод посадил в Тмутаракани своего посадника. В 1081 г. ее отняли у последнего выросшие дети Ростислава, а в 1083 г. отнял ее у них возвратившийся из заточения вышеупомянутый Олег, который и княжил в ней 11 лет до 1094 г., когда успел возвратить себе Чернигов. На сем кончается история Тмутараканского княжества 1).

Выше, говоря о распространении христианства во всей Руси, мы ничего не сказали об этом отдаленном лоскуте Русских владений по той простой причине, что ничего невозможно сказать. Если население княжества составляли, как это наиболее вероятно предполагать, остатки тех Руссов Таврических, о которых мы говорили выше, то должно будет думать, что христианство было у них еще до Владимира, оставаясь от того, насажденного при императоре Михаиле III и патриархе Фотии, христианства, о котором мы говорили там же. Если же это население состояло из Кавказских инородцев, имея Русских, приходивших из России, только владетелями и правителями, то следует предполагать, что с введением его между ними так же не торопились, как между теми же инородцами и во внутренней России 2). Относительно начала епархии Тмутараканской, как говорили мы выше, мы считаем ве-

1) Первоначальный летописец, писавший между 1111 и 1116 годами, дает знать, что в его время Русские еще владели Тмутараканью, ибо о Козарах, которыми Русские владели вместе с Тмутараканью (и из Тмутаракани), он говорит, что последние владеют ими до днешнего дне (во введении, Лавревт. лет 2 изд. стр. 16).

2) Мстислав, в 1024 г. пришедший из Тмутаракани и победивший Ярослава, имел в своем войске многих Северян; из этого как будто следует заключать, что в Тмутаракани была более или менее многочисленная колония Русских Северянского племени.

683

роятнейшим то, что она не учреждена Владимиром или после него, а существовала еще до нашего крещения, представляя собою ту епископию Русскую, которая учреждена была у Руссов Таврических патр. Фотием и импер. Михаилом. Если же усвоять ее открытие нашим князьям после нашего крещения, то всего вероятнее будет приписывать его Владимиру, а во всяком случае единственно вероятным — или ему или сыну его Мстиславу, ибо думать это о ком-нибудь из последующих князей не представляется ни малейшей вероятности. Сведения наши об епископстве Тмутараканском пока весьма немногочисленны; читаемые в Патерике Печерском, они состоят в том, что монах Печерского монастыря Николай, подвизавшийся при игумене Никоне (1078—1088), был потом епископом Тмутараканским 1). Мстислав, с призыванием Божией Матери победивший в 1022 г. на единоборстве Касожского князя Редедю, построил в честь ее в городе Тмутаракани каменный храм, при котором, вероятно, и была кафедра Тмутараканских епископов 2). Сейчас помянутый Никон, игумен Печерский, до игуменства преп. Феодосия на время удалявшийся из своего монастыря на остров Тмутаракань, по свидетельству Нестора в житии преп. Феодосия, построил близ одноименного с ним стольного города монастырь св. Богородицы, который был монастырем славным и составлял приклад в монастырь Печерский.

Город Тмутаракань находился не на самом месте нынешнего города Тамани, а близ него (на его месте была турецкая крепость, носившая тоже имя Тамани и лежащая теперь в развалинах). Область Тмутаракань, греческая — Таматарха, по Константину Порфирогениту, отделялась от соседней Зихии (Чихии или Черкессии, см. у Аделунга в Обозрении путешественников по России № 24, Джорджио Интерниано после 1450 г.) рекою Укрух (Οὐκρούχ, De administr. imp. c. 42, ed. Bonn. p. 181); a река Укрух есть нынешняя Кубань, см. Дорна Каспий, стр. 330 (река Укрух, по Константину Порфирогениту, находилась в 18 или 20 милях от города Таматархи, а 18 миль он полагает между городами Воспором или нынешней Керчью и Таматархой или Таманью, — ibidd., что по измерению князя Глеба Святославича, произведенному в 1068 г., равняется 14,000 саженям или 23 верстам, см. Срезневск. Древние памятники русск. письма и языка, стр. 15, col. 1, и Палеографию, стр. 133).

После того, как кончилось наше владычество над Тмутараканью, в ней сменили наших русских епископов епископы греческие (при импер. Андронике Старшем, 1283—1328, или перед ним епархия Тму-

1) У Симона в предисловии, у Поликарпа в повести о Никите Затворнике.

2) В церкви этой по так называемой Тверской летописи погребен Ростислав Владимирович Новгородский, отравленный Греками в Тмутаракани в 1066 г.

684

тараканская была соединена с Зикхийской, — у Ралли и П. V, 494; см. еще Acta Patriarchat. Constantinop. Миклошича, ища по Index’y под слл. Μάτραχα и Ζηκχία).

Рассказ о жителях Тмутаракани (Матрики) и об их полухристианстве — полуязычестве венгерского монаха Юлиана 1285—37 г. см. в Записках Одесск. Общ. Ист. и Древн. кн. У, стр. 999, col. 1 («Все мужчины, говорит Юлиан, голову бреют совсем, а бороды отращивают с некоторым щегольством, исключая людей знатных, которые в знак благородства оставляют немного волос над левым ухом, обрив всю голову». Это напоминает слова диакона Льва Калойского о Святославе, что «голова у него была совсем голая, но только на одной ее стороне висел локон волос, означающий знатность рода» (при обритой впрочем бороде и одних только больших усах), — кн. IX, § 11).

9. Епархия Переяславская.

Переяславль Русский или Киевский принадлежит к числу древнейших или первоначальных наших городов, между которыми в южной Руси он занимал третье место после Киева и второе после Чернигова 1). Он находится на здешней или Московской стороне Днепра, в расстоянии от него 8 ½ верст, на соединении рек Альты и Трубежа, в 94 ½ верстах к юго-востоку от Киева, и есть в настоящее время уездный город Полтавской губернии.

При св. Владимире Переяславль был за великим княжением, а Ярослав отдал его в удел третьему и любимому сыну своему Всеволоду, в роде которого он постоянно и оставался.

Мы говорили выше, что в правление Владимира и при Ярославе до построения св. Софии Киевской в Переяславле имели пребывание митрополиты Русские. Когда они переведены были в Киев, на их место остались в Переяславле епископы, которые или, по крайней мере, некоторые между которыми в первое время также назывались митрополитами и которые в южной Руси, как кажется, были после митрополита первыми по степени (см. впрочем выше). Из епископов Переяславских известны: 1. Петр, упоминаемый под 107-2 г., 2. Николай, из монахов Печерских, упоминаемый Симоном в послании к Поликарпу перед следующим Ефремом, 3. Этот Ефрем, каженик или скопед, также из монахов Печерских, до монашества бывший боярином и

1) Летопись под 907 г. о походе Олега на Греков и договор с Греками Игорев (а рассказ о построении Владимиром Переяславля в 992 г. в память победы над Печонегами есть легенда, записанная летописцем вследствие запамятования им того, что говорит он о Переяславле выше. Легенда эта опровергается и тем, что не позднее 991 г. поселен был в Переяславле митрополит).

685

главным домоправителем у великого князя Изяслава, пришедший одним из первых к преподобному Антонию, уходивший на некоторое время в Константинополь, где жил в одном из монастырей и оттуда выведенный на кафедру Переяславскую, поставленный и скончавшийся неизвестно когда, но упоминаемый под 1089 и под 1091 годами. Этот именно Ефрем между епископами Переяславскими называется митрополитом; преп. Нестор в житии Феодосия пишет: «Ефрем каженик отъиде в Константин град и ту живяше в едином монастыри, после же изведен бысть и в страну сию и поставлен бысть митрополитом в городе Переяславле». Что Ефрем не был однако действительным митрополитом, а, будучи епископом Переяславским, только носил имя митрополита, об этом мы говорили выше. О деятельности сего Ефрема в летописи под 1089 г. записано: «в се же лето священа бысть церкы святого Михаила (Переяславьская) Ефремом митрополитом тоя церкы, юже бе создал велику сущу, бе бо преже в Переяславли митрополья, и пристрои ю великою пристроею, украсив ю всякою красотою, церковными сосуды. Сий бо Ефрем бе скопець, высок телом; бе бо тогда многа зданья вздвиже: докончав церковь святого Михаила, заложи церковь на воротех городных во имя святого мученика Федора, и посемь святого Андрея у церкве оть ворот и строенье баньное (камено), сего же не бысть преже в Руси; и град бе заложил камен, от церкве святого мученика Федора (и украси город Переяславьский здании церковными и прочими зданьи)». Бывший боярин и главный домоправитель великокняжеский Ефрем мог быть человеком богатым, отсюда и его средства на сейчас помянутые постройки. Своим великим усердием к пользе общественной Ефрем должен был с одной стороны заслужить благодарность, а с другой славу; очень может быть, что поэтому, будучи преемником митрополитов по месту, он и пользовался почетным титулом митрополита. Строенье баньное Ефремово приводит исследователей в недоумение и заставляет их делать разные предположения. Но несомненно, что под строеньем банным нужно разуметь именно строенье банное или общественные бани и более ничего. В Константинополе, в котором некоторое время жил Ефрем, общественные бани, как известно, составляли чрезвычайно важную принадлежность общественного быта и общественного комфорта и были весьма многочисленны. Эти Константинопольские бани и захотел Ефрем перенести в Россию. Затрудняются тем, что епископ нашел удобным заниматься таким делом, как строение бань. Но для тогдашнего времени в этом не было ничего неестественного и странного. Так как люди должны входить в храмы, особенно для принятия таинства причащения, в возможной телесной чистоте, то у христиан с очень древнего времени образовался взгляд на бани, как на нечто дополняющее церкви, как на нечто к ним прибавочное. А по этой причине с очень древнего времени вошло в обы-

686

чай строить бани при самых церквах, в церковных оградах. Константин Великий построил бани при знаменитом Константинопольском храме св. апостолов 1) (служившем, начиная с него, усыпальницею для императоров, т. е. бывшем тем же, что наш Архангельский собор), а император Феодосий Великий в одном из своих указов причисляет бани, находившиеся при церквах, в их оградах, к таким церковным зданиям, на которые распространяется право убежища 2). Как сейчас указанный взгляд на бани, так и самые бани при церквах продолжали в Константинополе существовать и во времена Ефрема в XI веке. Из этого ясно, что и он — епископ, построивший бани, вероятно, при своем соборном храме, сделал дело для своего времени нисколько не странное и не предосудительное, а только знаменитое 3). После Ефрема: 4. Симеон, бывший при Владимире Мономахе 4), 5. Лазарь, поставленный 12 Ноября 1104 г., умерший 16 Сентября 1117 г., 6. Сильвестр, преемник Лазаря, поставленный 1 Января 1118 г., вероятно из игуменов Киево-Михайловских и тот самый, которому принадлежит известная приписка в летописи под 1110 г., умерший 12 Апреля 1123 г.; 7. Марк или Маркелл (в Никон. летоп. — Макарий), из игуменов Переяславского Иоанновского монастыря, поставленный 4 Октября 1125 г., умерший 6 Января 1134 г., 8. Евфимий, поставленный в 1141 г. 5), упоминаемый под 1149 г., 9. Василий, поставленный в 1157 г., 6) 10. Павел, присланный великим князем Всеволодом из Вла-

1) Enseb. H. E. VI, 59.

2) Cod. Theod. Lib. IX. Tit. XLV, § 4; cfr. y Pалли и П. II, 482, 537 и 538.

3) О банях при церквах см. Бингама vol. III, р. 273 fin., Мартиньи Dictionnaire des antitguites chretiennes под словом Bains, — 2-o bains liturgiques, и вообще в археологических книгах. В частности, об императорской бане при Влахернской церкви, в которой императоры мылись с особенной, весьма любопытной, церемонией, Const. Porphyrog. De ceremonn. Lib. II, cap. 12. Случалось, что бани находились не только при церквах, но даже под самыми церквами, в их нижних этажах, см. наприм. в греческих Минеях и в Синаксаристе Никодима под 31 Августа: повествование о возобновлении храма Богородицы в пристани (неории).

4) Дополн. к Акт. Ист. I, 7 fin.

5) У протоиер. Д. Юзефовича в статье: „Иерархия Переяславско-Полтавской епархии", помещенной в Полтавских Епархиальных Ведомостях 1863 г., № 14 и след., между Сильвестром и Евфимием: Николай 2-й, Иоанн 1-й 1123—1126, Макарий (Марк) 1126—1134, Маркелл 1134—1135.

6) Воскресенск. лет. в Собр. летт. ѴII, 66 (по выпискам из летописей у Карамзина. к т. II прим. 381, — в 1156 г. Вероятно, был поставлен в епископы из каких-нибудь слишком малых по мирскому происхождению или же из слишком молодых возрастом людей, ибо, — что по отношению к епископам мы знаем за единственный пример, называется уменьшительно Васильцем: „поставлен бысть епископ Василец Переяславлю).

687

димира в 1198 г., 11. Симеон, убитый Татарами при взятии Переяславля в 1239 г.

Со времени Ярослава до начала XII века к Переяславскому уделу принадлежала область Ростовско-Суздальская с Белозерьем, но на эту область не простиралась власть епископов Переяславских, ибо там при Владимире, когда Ростов составлял особый удел, учреждена была своя епископия. Неизвестно, с какого времени до сороковых годов XII века к епархии Переяславской принадлежал удел Смоленский, о чем обстоятельнее скажем ниже под епархией Смоленской. Собственное Переяславское княжество было весьма не велико. Его составляла северо-западная половина нынешней Полтавской губернии, между границей губернии Черниговской и рекою Сулой, а за последнею была ненаселенная степь, — почти непрестанно в период домонгольский стучавшее бранным оружием поле Половечское.

Кафедральным собором епископов Переяславских был храм архангела Михаила. Первоначально, по всей вероятности, он был деревянный; в 1089 г. епископом Ефремом был построен каменный и для своего времени великолепный, о чем свидетельство мы привели выше. В 1124 г., т. е. через 35 лет, храм Ефремов упал и на его место неизвестно кем построен новый, разрушенный потом Татарами 1) (храм Михайловский в качестве городского собора существует в Переяславле до настоящего времени, но его нынешняя постройка конца XVII века).

10. Епархия Юрьевская.

Юрьев Киевский, в настоящее время не существующий, находившийся на реке Роси, впадающей в Днепр с правой или Киевской стороны немного ниже Канёва, построен был Ярославом, вероятно, в 1032-м г. 2). В 1095-м г. он был выжжен Половцами и его прибежавшие в Киев жители были поселены в новом городе — Святополче, который приказал построить тогдашний великий князь Святополк Изяславич на Вытичеве или Витичеве холму, что на Днепре ниже Киева верст на 60 3), но в 1103-м г. Юрьев был снова построен. Кончил он свое существование, вероятно, в нашествие Монголов.

1) Ипатск. летоп. под сим годом.

2) Под которым говорится в летописи: «Ярослав поча ставити городы по Рьси». Г. Похилевич в сочинении: Сказания о населенных местностях Киевской губернии, Киев, 1864, видит древний Юрьев в нынешнем местечке Белая церковь; но другие склоняются к тому, чтобы видеть его в городище Райгород, находящемся не далеко от Роси ниже Белой церкви (предполагая, что Райгород на Юрай, Юрий город), см. в сентябрьско-октябрьской книжке Киевской Старины 1883 г. статью М. Андреевского: «Летописный Юрьев на Роси».

3) Витичев холм между Триполем и Стайками, — Книга большему чертежу» стр. 92 fin.

688

Кем именно была учреждена епархия Юрьевская до 1072-го г., когда в первый раз упоминается ее епископ, положительно неизвестно, но наиболее вероятное, что самим строителем города Ярославом. Причиной ее учреждения необходимо считать одну из тех причин, которые заставили Владимира учредить епархию Белгородскую, именно — чтобы дать в нем митрополиту викария и при этом частнее, чтобы, давая в нем митрополиту второго викария, доставить ему возможность совершать посвящения архиерейские без призыва других архиереев.

В настоящее время известны епископы Юрьевские: 1. Михаил, упоминаемый под 1072-м и 1073-м годами, 2. Антоний, упоминаемый под 1089-м г. 1), 3. Марин, из монахов Печерских, упоминаемый под 1091-м и 1095-м гг. 2), 4. Даниил, поставленный 6 Января 1114-го г., умерший 9 Сентября 1121-го года, 5. Демьян, упоминаемый под 1147-м и 1154-м годами (под последним Канёвский), 6. неизвестный по имени, упоминаемый под 1184-м г., 7. Адриан, поставленный в 1190-м г. в епископы Белгородские, а под 1197-мг. называемый Белгородским и Юрьевским, т. е. вероятно правивший епархией Юрьевской временно 8. Алексей, упоминаемый перед 1225-м г. 3), 9. неизвестный по имени, упоминаемый под 1231-м г.

Епархия Юрьевская, нет сомнения, была весьма невелика и простиралась не столько к северу, где долженствовала быть епархия самого митрополита или епископа Белгородского, сколько к югу, в начинавшиеся тогда почти непосредственно за Юрьевым бесконечные partes infidelium. Впрочем, из того обстоятельства, что один епископ Юрьевский называется Канёвским (Демьян), следует, что на север она простиралась по крайней мере включительно по г. Канёв.

Кафедральным собором епископов Юрьевских был храм св. Георгия, конечно, построенный Ярославом в честь своего ангела, ибо в греческих каталогах епархия Юрьевская называется ὁ ἅγιος Гεώργιος εἰς τὸν Ρῶσον ποταμόν, — святый Георгий на реке Роси (Ралли и П, V, 486).

1) В Патерике Печерск., в повествовании Симона о святой трапезе и об освящении великой церкви.

2) В рассказе летописи об освящении в 1091 г. Печерской церкви, как он (рассказ) читается в некоторых списках Патерика Печерского, говорится, что на освящении церкви присутствовали епископы «Марин Юрьевский, Антоний Пороский», см. 1-е изд. Лаврент. лет., приложж. стр. 266. Епископ Пороский, т. е. епископ области, лежавшей по р. Роси, есть тот же Юрьевский, так что в рассказе по указанным спискам вместе с действительно бывшим тогда Марином ставится и его предшественник Антоний (Автор Истории иерархии из епархии Пороской делает епархию Порожскую или при Днепровских порогах, — 224).

3) Симоном в Патерике, во введении.

689

11. Епархия Смоленская.

Ярослав, при своем делении России на уделы, отдал область Смоленскую своему четвертому сыну Вячеславу, после смерти которого в 1057-м г. она отдана была его брату Игорю, переведенному из Владимира Волынского; после смерти сего последнего в 1060-м г., она сначала поделена была тремя оставшимися Ярославичами (Погодин, Древн. Ист. I, 417), а потом (не позднее 1076-го г.) досталась младшему из них Всеволоду Переяславскому, в роде которого, образовав из себя особое княжество, и осталась на последующее время (линия — Ростиславичи).

Не знаем, к какой епархии принадлежала область Смоленская до ее поступления в род Всеволодов, но с сего времени она стала принадлежать к епархии Переяславской. Впрочем, князья Смоленские скоро возымели мысль учредить у себя особую епископию, именно — таковую мысль возымел второй же князь Мстислав Владимирович. Не успев почему-то осуществить ее сам, он завещал ее своему сыну Ростиславу, который и осуществил ее, по совету с митрополитом Михаилом, в 1137-м г. 1).

Первым епископом Смоленским был Мануил скопец, родом Грек, «певец гораздый», который пришел из Греции сам-третей к отцу Ростиславову Мстиславу и который, правив очень долго, умер неизвестно когда после 1168-го г.

В одном Требнике XVI века, принадлежавшем Смоленской кафедре, ряд епископов Смоленских после Мануила, по всей вероятности, полный и правильный, перечисляется следующим образом: Константин, Симеон, Игнатий, Лазарь, Афанасий, Иоанн, Дионисий... (и так далее ίο ΧΥΙ века) 2. Из них — Константин упомин. под 1180-мг., Симеон под 1197-м г. 3), Игнатий под 1206-м г., Лазарь, как уже находившийся на покое, под 1225-м г. 4).

1) Лаврент. и Ипатск. летопп. под 1137 годом и Уставная грамота Ростислава Смоленской епископии в Дополн. к Акт. Ист. т. I, № 4 стр. 5. Под 1101 г. в Ипатской летописи читается: «в се же лето Володимер заложи церковь у Смоленьске святое Богородице камяну епископью»: но это значить не то, что в Смоленске была епископия уже до 1101 г., как думают некоторые, а то, что слово «епископью» прибавлено в летописи позднейшими переписчиками. Время учреждения Смоленской епископии, известное из официального акта, не может подлежать сомнению.

2) Описание Славв. Ркпп. Синод. Библиот. Горск. и Невостр., Отд. III ч. I, № 377, л. 226 обор., стр. 224.

3) У Татичева, III, 325,— Симон.

4) Патер. Печерск. Симона, введение; об Игнатии и Лазаре cfr Житие Аврамия Смоленск. в Правосл. Собеседн. 1858 г., кн. 3. Автор Истории иерархии, 160, не ладно говорить о начале епископии Смоленской и ее первых епи-

690

Кафедральным храмом епископов Смоленских была церковь Успения Божией Матери, которую в 1101-м г. Владимир Мономах заложил каменную.

Древнюю область Смоленскую составляла нынешняя губерния Смоленская, с присоединением к ней: от губернии Псковской уезда Торопецкого, от губернии Тверской уездов Осташковского и Ржевского и от губернии Московской уезда Можайского.

12. Епархия Галичская.

Отделенная от епархии Владимиро-Волынской, некоторое время обнимала целую область Галицию, о которой мы поэтому и скажем.

В настоящее время Галицией называется та пограничная с Россией часть владений Австрийской империи, которая досталась ей от бывшего королевства Польского при разделах этого последнего и которой нынешние границы определены на Венском конгрессе 1815-го г. Эта Австрийская Галиция не совсем совпадает своими пределами с древней Русской областью того же имени: с одной стороны она меньше ее, потому что Австрия владеет не сполна всей древней Галицией, с другой стороны — больше ее, потому что в состав нынешней Австрийской Галиций входит некоторая часть и собственной Польши (Малая Польша). Древняя собственно Русская Галиция обнимала — во-первых, около четырех пятых нынешней Австрийской Галиции, имея на западе и северо-западе границей сначала от Карпат, реку Вислоку (но не Вислок) до половины течения, до г. Бржостека, а потом черту, проведенную с Вислоки на Сан в том пункте, где последний на некоторое время становится границей Австрии от России 1), — во-вторых, юго-восточный угол нашего царства Польского, именно восточную большую половину губернии Люблинской (по черте, проведенной с севера на юг почти мимо самого города Люблина, но не захватывая его).

Галиция, самими Русскими жителями ее называемая не Галицией, а Галичиной 2), по предположениям Шафарика первородина Славян в Европе,

скопах, следуя позднейшим каталогам. Что касается до св. Меркурия Смоленского, будто бы преемника Симеонова, который упом. под 1197 г., почивающего в Киевских Антониевых пещерах, то его существование, неизвестно на чем основанное, весьма и совершенно сомнительно (можно предполагать, что каким либо образом превращен в епископы известный св. Меркурий, воин-богатырь, мученик Смоленский, который, по сказанию о нем, в 1239 г. спас Смоленск от Татар).

1) О древней, значительно далее на запад простиравшейся, чем теперь, и именно той, которую мы указали, границе Русских поселении в Галиции, см. у Д. Зубрицкого в брошюре: Gränzen zwischen der russischen und polnischen Nation in Galizien. Lemberg, 1849.

2) Cfr Карамз. III, 79.

691

перед началом и в начале нашей истории была обитаема племенами: Тиверцами на Днестре 1), Бужанами на западном Буге 2), Дулебами на запад от Бужан 3) и Хорватами и Сербами, — остатками от тех Хорватов и Сербов, которые переселились за Дунай в Иллирик, на запад и юго-запад от Тиверцов 4). Не знаем, представляла ли из себя Галиция перед началом нашего государства объединённое целое; вероятнее, что нет, но как бы, то ни было, будучи населена несколькими племенами, она не имела одного общего имени: летописец, говоря о ней под правлением Владимира и Ярослава, употребляет название Червенские города, которое заимствует от одного из городов — Червена 5), в настоящее время не существующего и находившегося где-то на юге от Холма 6). Общее название Галиция получила много спустя времени после

1) Летописец говорит о Тиверцах вместе с Улучами (Угличами): „Улучи и Тиверцы седяху по Днестру, приседяху к Дунаеви, бе множество их, седяху бо по Днестру оли до моря“. Так как в числе данников Олега и Игоря упоминаются (под 907 и 944 гг.) Тиверцы, но не упоминаются Улучи (cfr под 885 г.), то мы полагаем, что первые сидели севернее, а вторые южнее.

2) Городок Бужск, находящийся на верхнем западном Буге и упоминаемый в летописи в первый раз под 1097 г., может быть, был их центральным местом или столицей.

3) В нынешней униатской епархии Львовской, как мы нашли по ее Шематизму, есть три селения с именем Дулибы: в деканате или благочинии Ходоровском, на юг от Львова, по сю или северную сторону Днестра, в деканате Стрыйском — города Стрыя, на р. Стрые, и деканате Чёртковском — г. Чёрткова, на р. Серете. — В период домонгольский более или менее принадлежала Галиции еще Молдавия, составлявшая по отношению к ней то, что после до отношению к Москве составляла степь Донская, — приют для ея желавшей казаковать вольницы (называвшейся по главному гнезду своему, — городу Берладу (Бырлату), берладниками, — Карамз. II, 175 и прим. 285, также „выгонцами“, — Ипатск. лет. под 1224 г., 2 изд. стр. 496 нач.).

4) О Хорватах и Сербах, оставшихся за Карпатами после переселения их сородичей в Иллирик и называвшихся собственно Белохорватами и Белосербами, Констант. Порфирог. De administr. imper. сс. 30 и 31. Этих Хорватов и Сербов разумеет наша летопись, когда говорит во введении: „а се ти же Словени — Хорвате Белии и Серебь“. О первых она упоминает еще раз во введении („и живяху в мире Поляне... Вятичи и Хорвате“) и затем под годами 907 и 992. Древних Галицких Хорватов некоторые видят в нынешних так называемых Лемках, живущих на верховьях Карпат от истоков реки Сана до польских поселений на западе или иначе в юго-западном углу собственной Галиции, — в Зоре Галицкой яко альбуме на год 1860, Львов, статья А. Торонского Русины-Лемки, стр. 392 sqq.

5) Отсюда позднейшее название Червенская Русь, а из Червенская — Червонная, Чермная, Красная.

6) Арцыбаш. I, № 311. Вероятнее то мнение, которое видит древний город Червен в нынешней деревне Чермо (в старых актах называемой Чермно и

692

того, как составила из себя одно удельное княжение, — именно с половины XII века от ставшего главным городом ее Галича — земли Галичской.

Галиция впервые вошла в состав явившегося Русского государства при Олеге до 907 г. 1). После Олега до Владимира она неизвестно когда была завоевана Поляками, но последним в 981-м г. снова возвращена Руси 2). После смерти Владимира в 1018-м г. Польский король Болеслав Великий еще раз присоединил ее к Польше, но в 1030—31-м году после смерти Болеслава Великого Ярослав с Мстиславом вторично возвратили ее, после чего она составляла часть Руси до половины XIV века, когда Поляки покорили ее снова и уже весьма надолго.

При Владимире и Ярославле Галиция не составляла особого удела, но принадлежала к уделу Владимиро-Волынскому. После Ярослава его сыном Всеволодом Галиция отдана была в удел (до 1086-го г., — летопись под этим годом) так сказать изгойным правнукам Ярослава — Ростиславичам, внукам умершего прежде отца, в 1052-м г., Владимира Новгородского 3). Эти Ростиславичи владели Галицией до конца XII века, до 1198-го г., когда прекратился весь их род 4). После сего овладел Галицией Волынский князь Роман Мстиславич 5), потомки которого, создав знаменитое ненадолго Галичское государство и королевство, и владели ей в продолжение полуторых без небольшого столетий до половины XIV века, после чего их род тоже весь вымер и Галиция

Червоноград), находящейся в Люблинской губернии, в Грубешовском уезде, в 32 верстах от Грубешова и в 30 верстах от Замостья. Весьма вероятно, что летописец берет имя для области от города Червеня вследствие того случайного обстоятельства, что он был ближайшим от остальной Руси.

1) Олег в своем походе сего года на Греков имел в своем войске Хорватов, Дулебов и Тиверцев.

2) Возвращена не вполне, ибо в 992 г. Владимир ходил на Хорватов (т. е., вероятно, Хорваты — горцы не хотели признавать власти ни польской ни русской).

3) См. летоп. под 1097 г.

4) Старшая линия Ростиславичей Перемышльско-Галицкая: 1. Рюрик Ростиславич, † 1094, 2. Володарь его брат,† 1124, 3. Володимерко Володаревич, † 1153, 4. Ярослав Осмомысль Володимеркович, †1188, 5. Олег, младший сын предыдущего, весьма не долго, 6. Владимир старший сын его же, † 1198.

5) Сын Мстислава, внук Изяслава, правнук Мстислава Великого, праправнук Владимира Мономаха.

6) 1. Роман Мстиславич, † 1205, 2. Даниил Романович, король, † 1264, 3. Лев Данилович, † 1301, 4. Юрий или Георгий Львович, † ок. 1316, 5. Андрей и Лев Юрьевичи вместе и потом один второй, † ок. 1324 г., 6. Андрей Львович, последний в роде, † ок. 1335 г. После сего в продолжение 5 лет побочные наследники, а потом в 1340 г. Галиция была покорена Польшей.

693

была завоевана Поляками (королем Казимиром III или Великим в 1340-м г.).

Старшим стольным городом области или удела был сначала Перемышль, а потом с 1141-го г. незадолго перед тем основанный Галич, от которого, как мы сказали, и область стала называться землей Галичской. Весь удел подразделялся на частнейшие уделы, каковы: Теребовльский, Звенигородский, Бельзский и другие.

Пока область Галичская принадлежала к уделу Владимиро-Волынскому, до тех пор и в церковном отношении она принадлежала к епархии Владимиро-Волынской. Собственные епископы явились в ней после того, как под властью Ростиславичей она составила из себя особый удел. Когда это случилось, остается достоверным образом неизвестным; но если не в 1157-м г., под которым говорится о поставлении епископа Галичского, то, вероятно, более или менее незадолго до этого года 1). Поставленный в 1157-м г. епископ Галичский был Косма 2), упоминаемый затем под 1165-м г. После этого Космы из епископов Галичских периода домонгольского еще известен только один, именно Артемий, упоминаемый под 1235-м и 1241-м гг. 3).

Епархия города Галича, пока была единственною в области Галичской, само собою понятно, обнимала всю эту последнюю.

Город Галич, получивший свое имя от находившегося близ него урочища Галичина могила 4) и не принадлежащий к числу доисторических городов Руси, как думают некоторые 5), а вероятно основанный более или менее незадолго до перенесения в него столицы, находится

1) Татищев, говоря о поставлении в 1157 т. епископа Галичского Космы, прибавляет, неизвестно на основании какого источника: «а прежде была епископия в Перемышле», — III, 104. В каталоге Галичских епископов, который ниже в третьем примечании, перед Космой поставлен, как первый Галичский епископ, — Алексей.

2) Воскресенск. лет. в Собр. летт. VΙΙ, 66 (по выпискам из летописей у Карамзина, к т. II примеч. 380: поставлен в 1156 г.).

3) В библиотеке Перемышльского униатского собора есть латинская рукопись начала ХVIII века, в которой читается: in antiqua charta episcopi Halicienses taliter numerantur: Alexius, Cosmas, Ionas, Gerontius, Ephrem, Ioannes, Antonius, Meletius, Anastasius, Zosimas, Niphon, Ignatius, Doroteus, см. В Галичском Историческом сборнике, выпуск I, Львов, 1853, статью А. Петрушевича: О соборной Богородицкой церкви в Галиче, стр. 145. Что касается до вопроса о достоверности, то cfr выше список епископов Владимиро-Волынских.

4) Ипатск. лет. под 1206 г.

5) И. Шараневич в статье: Стародавный Галич, помешенный в Зоре Галичской, яко альбуме на год 1860, стр. 295 sqq. В древние города князья не переносили столиц; во-вторых, что Галич был основан во времена уже исторические, это дает знать Ипатская летопись под 1206 г.

694

почти в самой середине области, на правом берегу Днестра, при впадении в него реки или речки Луки. Кафедральным храмом епископов Галичских в г. Галиче была церковь Божией Матери, по всей вероятности — праздника Успения 1).

13. Епархия Рязанская.

Область Рязанская составляла часть области Муромской, а эта последняя придана была к уделу Черниговскому.

При сыновьях первого удельного князя Черниговского Святослава Ярославича Муром с Рязанью отделены были в особый частнейший удел, на котором в 1096-м г. сел младший сын Святослава Ярослав. Пережив старших братьев, Ярослав по праву старшинства пытался было занять старший в роде стол Черниговский, но не был допущен до этого племянниками 2), вследствие чего его потомки по отношению к столу Черниговскому были такими же изгоями, как потомки Изяслава Владимировича Полоцкого и Владимира Ярославича Новгородского (Ростиславичи Галицкие) по отношению к столу великокняжескому. Сыновья Ярослава разделили свой удел на два — Муромский и Рязанский и от старшего из них Святослава пошли князья Муромские, а от среднего Ростислава — Рязанские (с боковой ветвью Пронских).

В области Муромско-Рязанской епископу, по-видимому, надлежало явиться не в младшей Рязани, а в старшем Муроме. Но князья Муромские, сидевшие в отдаленной, глухой и ничтожной украйне Руси, не принимавшие почти никакого участия в ее общих делах, представляли собою между князьями, если позволительно так выразиться, нечто совсем убогое, были не столько князьями, сколько, так сказать, помещиками. Самую столицу свою они привели в совершенный упадок, так что из города она стала селом 3). А поэтому князья Муромские вовсе не могли и принять на себя забот об учреждении для области особой епископии.

Епархия Рязанская открыта неизвестно когда между 1187-м и 1207-м годами, ибо под первым годом область Рязанская прямо называется частью Черниговской епископии, а под вторым упоминается

1) См. указанную статью Петрушевича.

2) Лаврент. Лет. Под 1126 г., Ипатск. Лет. Под 1128 г.

3) «Запустевший» Муром снова возвел до некоторой степени в города князь Юрий Ярославич в 1351 г. (обновивший Муром на том же месте, но вовсе не переносивший его на другое, как думают Муромские патриоты, не полагающие, чтобы Муром ниспадал из города в село и поэтому хотящие разуметь под обновлением Юрьевым перенесение с старого места на новое, хотя и перенесение не упадшего города с одного места на другое есть вещь курьезная и далеко не сразу понятная), Карамз. IV, 171.

695

в ней епископ Рязанский Арсений 1). После этого Арсения, упоминаемого затем под 1212-м г., за период домонгольский известны еще двое — Ефросин святогорец, упоминаемый под 1224-м г. 2), но далеко не несомнительный, и неизвестный по имени, упоминаемый под 1237-м г. (не находившийся в Рязани во время ее взятия Татарами и таким образом случайно или намеренно спасшийся от смерти, — Троицкая летопись или летопись по Академ. списку).

Столицей епископов, равно как и князей Рязанских, в период домонгольский была не нынешняя Рязань, которая носит свое настоящее имя только со времени Екатерины, с 1778 г., и которая есть собственно Переяславль Рязанский. Домонгольская Рязань, столица князей и епископов, в настоящее время есть село Старая Рязань, находящееся на Оке в 50 верстах вниз от нынешней Рязани и в 2 верстах вниз от уездного города Спасска 3).

Кафедральным храмом епископов Рязанских в древней Рязани была церковь свв. мучеников Бориса и Глеба, из которых последний есть патрон области Муромско-Рязанской. Церковь эта, служившая усыпальницею князей Рязанских, построенная неизвестно кем и упоминаемая под 1195-м г., в настоящее время находится в развалинах 4).

Епархия Рязанская, отделенная от Черниговской, обнимала древнюю область Муромско-Рязанскую или древние княжества Рязанское и Муромское. Последнее из княжеств есть юго-восточный угол нынешней губернии Владимирской, между Клязьмой и Окой, а первое — нынешняя губерния Рязанская с значительной частью губерний Тульской, Воронежской 5) и Тамбовской и некоторой частью губернии Московской, именно — Коломной с ее волостью (которая приобретена Москвой от Рязани при Юрии Даниловиче, Карамз. IV, 107).

1) Татищев, к известиям которого мы вообще относимся с недоверием, утверждает, что епархия Рязанская открыта в 1198 г., быв отделена от Черниговской, по просьбе князей Рязанских, вел. кн. Киевским Рюриком Ростиславичем и митр. Иоанном (III, 329). На это заметим, во-первых, что великие князья Киевские тогда ровно ничего не значили и вся власть принадлежала вели-ким князьям Владимирским; во-вторых, что митр. Иоанн 1198 г. нигде более кроме Татищева не упоминается.

2) В повести „О пришествии Николина образа из Корсуни на Рязань“, о которой см. во 2-й половине тома, стр. 361.

3) Когда столица княжества из Рязани переведена в Переяславль, остается неизвестным; но, во всяком случае, уже после нашествия Монголов.

4) Которые до 1836 г. находились под землей, а в этом последнем году открыты, см. Географическо-статистический словарь Российской империи Семенова под сл. Рязань Старая, т. IV стр. 383.

5) Воронеж к Рязанскому княжеству уже в 1177 г.

696

14. Епархия Владимиро-Кляземская или Суздальская.

Область Суздальская вместе с Ростовскою до начала ХII века принадлежала к уделу Переяславскому, а около 1100—1105-го г. получила вместе с тою же областью своего особого удельного князя в лице младшего сына Мономахова Юрия Долгорукого 1). Сын Юрия, Андрей Боголюбский, превратил свой молодой удел в великое княжение (со столицей в младшем городе области Владимире Кляземском).

После неудавшейся попытки Андрея Боголюбского доставить Владимиру своего особого митрополита или хотя бы автокефального епископа, о чем мы говорили выше, Владимир с Суздалью оставались под епископом Ростовским еще около полустолетия. Пока Ростов принадлежал непосредственно к великому княжению, его епископы могли заменять великим князьям своего собственного епископа, ибо могли приезжать во Владимир так часто и живать в нем столько подолгу, как и сколько это было желательно первым. Но в 1207-м г. Ростов был отделен от великого княжения в особый удел. Первые пять лет было так, что великим князем был отец, а удельным князем Ростовским сын, именно — великим князем был Всеволод Юрьевич, а Ростовским князем его старший сын Константин Всеволодович. Отец с сыном могли иметь одного и того же епископа или обходиться одним и тем же епископом без всякого особого неудобства, ибо у отца с сыном не могло выйти из-за этого счетов и недоразумений и он мог служить обоим. Но в 1212-м г. сел на великое княжение брат удельного князя Ростовского, Юрий Всеволодович, у которого открылись с последним неудовольствия с самого начала, и обстоятельства изменились. Чтобы не быть в церковном отношении в зависимости от Ростова, великим князьям нужно было приобрести собственного епископа, что они и поспешили сделать. На другой год после занятия Юрием великокняжеского престола отписался или отказался от епископии Ростовский и Суздальский епископ Иоанн 2); преемнику его

1) Симон в Патерике, в повести о создании Печерской церкви и именно об оковании гроба Феодосиева суздальским тысяцким Георгием дает знать, что Юрий посажен был на удел в детстве или по крайней мере в ранней юности, но он, неизвестно когда родившийся, отцом был женат в 1107 г.

2) Так как Иоанн был поставлен на обе епископии, то очень возможно, что великий князь не находил удобным отделять Суздаль от Ростова при его бытности на кафедре или делать у него как бы хищение. Весьма может быть поэтому, что великий князь убедил его отказаться от престола. Иоанн, бывший духовником отца Юриева, должен был исполнить волю любимого сына покойника, каков был Юрий, с охотою, т. е. хотя и был епископом Ростовским, но должен был тянуть между двумя братьями на сторону великого князя (cfr впрочем выше, что говорит выше об удалении Иоанновом с престола так называемая летопись Переяславля Суздальского).

697

великий князь не дозволил по-прежнему поставиться на обе епископии, но одновременно с тем, как был поставлен епископ Ростову, он поставил на свою область Суздальскую особого епископа.

Первым епископом Суздальским был знаменитый Симон, постриженик Печерского монастыря, бывший потом (не позднее как с 1206-го г.) игуменом Владимирского Рождественского монастыря и духовником супруги Всеволодовой или матери Юрия. Он был поставлен в 1214-м г. После 12-летнего правления скончался 22 Мая 1226-го г. 1). Вторым епископом Суздальским и вместе последним до нашествия Монголов был Митрофан, поставленный из игуменов того же Рождественского монастыря, чрез 10 месяцев после смерти Симона, 14 Марта 1227-го г. После 10-летнего правления, он умер смертью мученика и достойнейшего патриота при взятии Владимира Татарами в 1237-м г., быв сожжен вместе с многими другими в своем соборном храме.

Княжество Суздальское или Владимирское обнимало нынешнюю губернию Владимирскую без юго-западного угла или области Муромской, губернию Московскую без Волоколамска, Можайска и Коломны (которые к Новгороду, Смоленску и Рязани), юго-восточную меньшую половину Тверской (без Торжка и Бежецка, которые к Новгороду, и без Ржева и Осташкова, которые к Смоленску) и затем большую или меньшую часть западной половины губернии Костромской (по сю сторону Унжи), с границей на севере куда коса и топор ходили 2).

Кафедральным собором епископов Владимирско-Суздальских был во Владимире знаменитый храм Успения Божией Матери, построенный Боголюбским в 1158—60 г. (а в Суздале также храм Богородицы, первоначально построенный Владимиром Мономахом с епископом Ростовским Ефремом, а потом вновь в 1222 — 24 г. вел. кн. Юрием Всеволодовичем с епископом Владимирским Симоном).

15. Епархия Перемышльская (вторая в области Галичской после епархии города Галича).

Когда открыта, остается неизвестным. Со всею вероятностью следует думать, что после Галичской, а затем она упоминается в первый раз под 1220-м г., именно — в Новгородской 1-й летописи читаем,

1) Симон погребен был во Владимирской церкви Богородицы; но, не известно когда, мощи его перенесены были в Киев, в Печерский монастырь, в котором находятся в настоящее время (в пещерах Антониевых. А почему Строев говорит, что „мощи его в Владимирском Успенском соборе“, остается нам неизвестным). См. в дополнениях.

2) Кострома упоминается как город с 1213 г., Галич как таковой же с 1237 г.; вскоре после нашествия Монголов в них обоих особые уделы.

698

что в сем году митрополит «вдал епископию в Перемышли Новгородскому архиепископу Антонию», который в предшествующем году должен был оставить свою кафедру. После Антония, который находился в Перемышле до 1225-го г., упоминается не называемый по имени епископ Перемышльский под 1241-м г. (Ипатск. летоп.).

Город Перемышль, один из древнейших городов области и до Галича бывший старшим в ней и стольным городом всего удела, находится в западной части Галиции, на правом берегу реки Сана. Кафедральным храмом епископов Перемышльских была церковь Иоанна Предтечи, которую, по свидетельству Длугоша, построил Володарь Ростиславич († 1124) и которая, по его же — Длугоша отзыву, была прекрасно (pulcherrimo opere) построена из квадратного (тёсанного) камня 1).

16. Епархия Угровская (также в области Галичской).

Город Угровеск, Угровск или Угореск, находился в нынешней Люблинской губернии, при впадении реки или речки Угер в западный Буг, от которой и получил свое имя (в настоящее время селение Угруск, прямо на восток от Люблина и на северо-восток от Холма, против городка Опалина). Из селения в город он возведен был Данилом Романовичем за то или другое некоторое количество лет до нашествия Монголов2). Епископия была открыта в нем Данилом при сейчас указанном случае и находилась в нем весьма, недолго, быв вскоре после нашествии Монголов переведена в Холм. Единственным епископом Угровским был Иоасаф, который после нашествия Монголов пытался было скочить на праздный стол митрополичий, но за то лишен был собственного престола 3). Упоминается в Угровске монастырь св. Данилья 4), очевидно, построенный Данилом Романовичем в честь своего ангела. Вероятно, в этом монастыре и находилась недолговременная епископская кафедра Угровская 5).

Некоторые Галичские ученые относят к периоду домонгольскому открытие епархии Самборской, — г. Самбора, находящегося на восток от Перемышля на верхнем Днестре 6). Но грамоты князя Льва Даниловича,

1) Lib. IV, по изд. 1711 г. t I, р. 425 (у Карамз. II, прим. 228), и lib. XI, t. II, p. 334. (Что Иоанна именно Предтечи, которого Длугош неопределенно называет св. Иоанном, см. в Науковом сборнике Галицко-русской Матицы 1866 г., вып. I, стр. 52, грамоту Перемышльского епископа 1422 г.).

2) Ипатск. лет. под 1259 г., cfr годы 1204 и 1213.

3) Ипатск. лет. под 1223 г.

4) Ibid. под 1268 г.

5) Шематизм униатских монастырей в Галиции, напечатанный во Львове в 1867 г., стр. 133, утверждает это положительно.

6) См. в Зоре Галицкой яко альбуме на год 1860 статью А. Добрянъского: Короткии записки историческии о месте Самборе, стр. 350, и историческое введение в Шематизм епископии Перемышльской (по крайней мере в ІІІемат. 1868 г.).

699

в которых читаются имена трех епископов Самборских ХIII века 1), несомненно подложны. Епархия Самборская действительно существовала неизвестно сколько времени в конце XV — начале XVI века, ибо ее имя стоит в списках Русских епархий сего времени 2). Но ее еще не было в продолжение второй половины XIV века, от которой мы имеем несколько греческих официальных актов, перечисляющих все епископии бывшей тогда митрополии Галичской, но не упоминающих епископии Самборской 3).

Составляет вопрос время открытия епархии Луцкой, — г. Луцка, находящегося в древней области, нынешней губернии, Волынской, верстах в 80—90 на восток от Владимира, на р. Стыри. В первый раз епархия упоминается под 1288-м г. 4), но не как тогда открытая, а как уже существовавшая прежде. После соединения Волыни с Галицией Романом Мстиславичем, первая составила в последней частнейший удел и после смерти Романа, в продолжении 60 лет, имела своим князем его младшего сына Василька, одновременно с тем, как на столе Галицком сидел старший сын Даниил. Как старший брат открыл у себя одну новую епископию (Угровскую), так тоже самое мог сделать и младший; как одним епископия была открыта еще до нашествия Монголов, так тогда же она могла быть открыта и другим. Следовательно, вообще очень могло быть, что епископия Луцкая открыта еще в период домонгольский. Но во всяком случае мы не имеем положительных сведений, а поэтому и речи об епископии Луцкой должны быть отложены до последующего времени.

1) Авраама 1254 г., Евфимия 1292 г. и Антония 1295 г. (Добрянск.).

2) Никон. лет. т. I, прибавлл. стр. 2, Описания синодд. ркпп. Горск. и Невостр. №№ 228 и 316 (л. 267), Бычкова Описание сборников Публичн. библиот., ч. I, стр. 180 fin.

3) Миклошича Acta Patriarchat. Constantinop. t. I, pp. 269, 579 и 583 (He мало подозревается нам, что и в XV—XVI вв. епархии Самборской не существовало и что она просто сочинена переписчиками списков епархий по недоразумению. Во-первых, трудно предположит, чтобы под Польским владычеством могла быть открыта новая православная епархия; во-вторых, в известных нам актах XV—XVI вв. Самбор является принадлежащим к епархии Перемышльской, см. в Актах Западн. Росс. т. I № 31, у Строева в Списках иерархов col. 1041 и Акты южно-западной Руси, изданные A. С. Петрушевичем, Львов, 1868, стр. 184. Что касается до сочинения епархии переписчиками списков, то епархия Перемышльская могла быть записана в последних, как Перемышльская и Самборская (ибо епископы Перемышльские, если не обыкновенно, то не редко называли себя Перемышльскими и Самборскими), и из одной епархии Перемышльской и Самборской и могли быть сделаны переписчиками две епархии—1) Перемышльская и 2) Самборская).

4) В Ипатск. лет., 2 изд. стр. 609.

700

Страница сгенерирована за 0.1 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com